После встречи в Ботаническом саду Андре стал раз или два в неделю заходить к Елене.

Миссис Энрикес часто не бывало дома, и та духовная близость, которая возникла между молодыми людьми в их первую встречу, постепенно превращалась во что-то иное. Их дружба была полна улыбок, неожиданно наступавших пауз, которые оба спешили нарушить, она заставляла светиться их глаза и лица каким-то особым оживлением; так от свежего ветра и солнечных лучей оживает выцветшая трава у подножья вековых камней.

Вначале их смущало это новое чувство, которым оба так дорожили и в котором так боялись ошибиться. Когда Андре уходил, Елена грустила, чувствовала себя несчастной и разочарованной. Андре был смущен, взволнован и недоволен собой. Был ли он влюблен? Он не знал. Он был рад, что миссис Энрикес, следуя своим строгим правилам, никуда не отпускала с ним Елену. Следовательно, никто еще не видел его в обществе цветной девушки. Однако после каждого своего визита в дом Елены Андре чувствовал растущее беспокойство миссис Энрикес. Он уважал ее, но слегка побаивался и все больше привязывался к Попито. Распространяя свою привязанность к Елене на близких, он словно искал новых предлогов для того, чтобы бывать в их доме. Андре не мог не приходить сюда и вместе с тем не решался сказать Елене, что любит ее. Он знал, что, женившись на ней, должен будет навсегда оставить надежду на иную жизнь, а люди, среди которых он родился и вырос, автоматически исключат его из своего круга.

Так прошло два месяца.

Когда приходил Андре, миссис Энрикес под каким-нибудь предлогом, собрав шитье, покидала гостиную и оставляла их с Еленой вдвоем. И не раз, когда Елена что-нибудь рассказывала Андре, из соседней комнаты неожиданно раздавался голос ее матери:

— Нет, дорогая, это было совсем не так...

Андре чувствовал, что хотя миссис Энрикес и не сидит с ними в комнате, но она всегда незримо присутствует, оберегая свое дитя. И он невольно чувствовал себя виновным в обмане. Каждый раз, когда миссис Энрикес поднималась и с чрезвычайно занятым и озабоченным видом покидала комнату, Андре казалось, что она говорит ему: «Хорошо, даю тебе еще один шанс решить наконец, чего ты хочешь. Тебе давно уже пора сделать это».

Миссис Энрикес молила бога, чтобы ее дочь вышла замуж за хорошего человека, который будет добр к ней. Она не допускала мысли, что жизнь Елены может быть разбита, как была разбита и растоптана ее собственная жизнь. Ей нравились и сам Андре, и его светлая кожа, и положение его семьи в обществе. Но она смертельно боялась оставлять его наедине с Еленой и по прошествии двух месяцев решила, что наступило время поговорить с ним.

Елена предчувствовала неизбежность этого разговора и, хотя внешне оставалась спокойной, внутренне вся дрожала, когда приходил Андре.

Случилось так, что, зайдя к ним как-то вечером, Андре застал Елену и ее мать за шитьем при свече — электричество было выключено, так как они задолжали электрокомпании за целых два месяца. Мерцающий свет отражался в волосах женщин, от него их глаза казались бездонными и таинственными озерами, а черты лица смягчились и стали прекрасными. В этой полупустой комнате, полной колышащихся, огромных и неуклюжих теней, между ними тремя возникло чувство человеческой дружбы и близости, воспоминания о котором столь бережно хранил потом Андре.

Миссис Энрикес была в хорошем расположении духа и, смеясь, рассказывала забавные истории из своего детства.

— ...Нас с Попито воспитала крестная. Ну и злющая же она была! Своим детям отдавала все лучшее, а нам — объедки и обноски. И, конечно, дорогая, мы голодали. Однажды она дала мне денег и послала в лавку. На всю мелочь, что осталась, я купила огромный пакет пирожков. «А где сдача, дитя мое?» — «Нэн-нэн, я потеряла ее. Мальчишка толкнул меня...» И я тут же убежала, забралась под веранду и стала лакомиться. Но, съев штуки четыре, я насытилась и остальное спрятала под крыльцо. На другой день был сильный ливень, водой затопило весь двор. И в огромной луже плавали мои пирожки... — Миссис Энрикес тряслась от смеха, и лицо ее порозовело. Андре тоже смеялся и в приливе внезапной нежности вдруг захотел взять и поцеловать ее руки.

— Ну, закончила наконец! — сказала она со вздохом облегчения, встряхивая платье, к которому пришивала пуговицы. — Елена, я скоро вернусь. — Она ловко и аккуратно уложила платье в бумажный пакет и ушла в спальню. Через секунду, надев шляпку, она покинула дом.

Волнение, радостное предчувствие чего-то и страх охватили Андре, оставшегося наедине с Еленой. Сердце его трепетало и билось, словно крылья пташки, выпущенной из клетки. Он улыбнулся Елене смущенной, растерянной и просящей улыбкой.

А она вдевала резинку в рукава платья и беседовала с Андре. Он улыбался, глядел ей в глаза, но не понимал ни слова из того, что она говорила. Она заставила его подойти поближе и помочь ей справиться с рукавом. Ее прохладные смуглые пальцы коснулись его руки. Дрожь пробежала по его телу. Он глядел на эти тонкие пальцы и думал: «Эти мгновения так скоро пройдут, а что тогда? Вернется ее мать, и возможность будет утеряна навсегда...»

— Все, — пробормотала Елена, вытаскивая конец шпильки из рукава. — Ой, зацепилась... Держите хорошенько, мистер де Кудре, а то все придется начинать сначала. Вот так, так... — тихонько приговаривала она, и Андре понимал, что она так долго и усердно возится с платьем только потому, что ей приятно прикосновение его рук. Наконец, взяв у него платье и низко склонив кудрявую головку, она стала сшивать концы продернутой резинки. И, хотя Андре смотрел только на эту склоненную голову, он видел и мягкую линию шеи, и обнаженные смуглые руки, и прохладные пальцы, пахнувшие свежим мылом, и всю ее фигуру. Движимый внезапным порывом, он вдруг схватил ее руки в свои и прерывающимся голосом воскликнул:

— Перестань, перестань шить!..

— Но мама велела закончить это платье, — робко заметила она, не отнимая рук.

Он так же внезапно отпустил ее.

Елена еще ниже склонилась над платьем, перекусила зубами нитку и, вывернув платье наизнанку, своими проворными, ловкими пальцами стала вынимать наметку и отрезать концы ниток. Затем вывернула платье на лицевую сторону и одела его на плечики. Держа платье на вытянутой руке, она окинула его взглядом и спросила:

— Ну, как, хорошо?

Потом она снова села рядом с Андре и они болтали о разных пустяках и вместе с тем о чем-то очень важном, ибо весь смысл того, что они говорили, заключался не в словах, а в интонациях и паузах, в том, что было в их глазах, казавшихся при свече совершенно черными.

— Зачем ты грызешь ногти? — Андре вдруг схватил Елену за руку. Она вырвала руку и спрятала ее под мышку.

— Зачем ты грызешь ногти? Ты о чем-то думаешь?

— Нет, так просто... Не надо говорить об этом. Давай продолжим наш прежний разговор...

«Как он похож на меня. Почему, когда он приходит, время не остановится?»

Андре наклонился вперед и, подперев рукой подбородок, улыбнулся. Было ясно, что улыбается он каким-то своим сокровенным мыслям.

— Перестань, — снова сказал он ей, когда она, забывшись, опять поднесла руки к губам.«Перестань, перестань!» — тихонько увещевал он и свое сердце, которое билось где-то совсем близко, в горле, и мешало дышать.

— Только вот этот мизинчик, — шутливо попросила девушка, положив руку на колено и растопырив пальцы. — Вот этот. Достаточно откусить здесь только один разок, и он будет выглядеть совсем прилично.

— Ведите себя хорошо, Елена Энрикес.

— Ну, хорошо, я сделаю это, когда ты уйдешь, — дразнила она его. Ее маленькая смуглая рука с растопыренными пальцами медленно двигалась, разглаживая платье на коленях. Как и раньше, Андре не решался взглянуть на нее, словно боялся ослепнуть, но всем своим существом чувствовал ее близость.

— Вчера заходил Джо. Я не понимаю его. А ты? Он какой-то... странный.

— Да, он полон противоречий.

— Ты заметил, как он боится смерти?

— Да, — машинально ответил Андре.

— Иногда он словно отворачивается от всего прекрасного в жизни и думает: «Это все обман».

— Да.

Елена поставила локти на колени и подперла щеку рукой.

Андре вдруг наклонился и поцеловал ее в другую, слегка повернутую к нему щеку.

— Не надо, — прошептала она, но не отвернулась и не оттолкнула его.

Сжав дрожащей рукой ее руку, Андре вдруг потерял самообладание и поцеловал Елену еще, а потом еще раз. В ее больших черных глазах отразились мольба и испуг.

— Елена! — прошептал он со страхом и восторгом, опустившись возле нее на колени и не выпуская ее рук. — Люблю тебя.

— Нет, — ответила она, с болью и недоверием взглянув ему в лицо.

Не в силах побороть дрожь, пробегавшую по его телу, он пытался поцеловать ее в губы.

Едва он произнес слово «люблю», как сам уже испугался, ибо оно слетело с его губ против воли. Он продолжал бы целовать ее еще и еще, словно лакомка, пробующий необыкновенное яство, чтобы наконец решить, нравится оно ему или нет, как вдруг на улице послышались шаги миссис Энрикес. Андре вскочил и отбежал к двери. Когда миссис Энрикес вошла в комнату, он с трудом заставил себя улыбнуться.

Она опустилась на стул и тут же принялась рассказывать Елене, как встретила ее заказчица.

— Эти люди сами не знают, чего хотят, — закончила она свой рассказ и, поднявшись, улыбнулась Андре, словно просила извинить за разговор, который не мог интересовать его. Затем она ушла в свою комнату, чтобы переодеться.

Напряженный, вопрошающий, полуиспуганный взгляд Елены, обращенный к нему, смутил Андре. С улыбкой, которая, как он сам чувствовал, была фальшивой, он подошел и наклонился к ней. Он положил руку на ее полуприкрытые платьем колени — по привычке она сейчас слегка покачивала ими. Елена с каким-то печальным и серьезным выражением нежно провела руками по его щекам. Продолжая натянуто улыбаться, он поцеловал ее в ладонь.

— А теперь уходи! — шепнула она, сжав его руку. — Уходи! — повторила она, не в силах расстаться с ним.

Когда наконец он ушел, ему показалось, что он унес с собой частицу ее сердца...