Дома Андре ожидало приглашение к Лорримерам: в среду вечером праздновался день рождения Филлис Лорример.

Лорримеры родились и выросли в Сен-Клэре, в его тихой атмосфере уюта и обеспеченности. Де Кудре считались здесь сравнительными новичками. Лорримеры не могли забыть их испорченной родословной, но богатство семьи де Кудре, безупречный английский выговор Джорджа, муж Мэй де Кудре — директор банка, барский вид и величественная осанка мистера де Кудре старшего способствовали тому, что между семьями поддерживались наилучшие отношения.

Поскольку Филлис тоже работала в одном из отделов фирмы «Доллард и К°» и поскольку Андре в какой-то степени льстило приглашение к Лорримерам, он понял, что ему трудно будет отказаться.

«Попался», — подумал он, отбрасывая в сторону пригласительный билет.

В среду, в восемь вечера, войдя в гостиную Лорримеров, Андре сразу же почувствовал, что это празднество было не совсем обычным. Гостиная сверкала огнями, утопала в цветах, повсюду стояли пальмы в кадках. Натертые полы ослепительно блестели. Молодые девушки, в длинных вечерних платьях, с обнаженными руками, причесанные по последней моде, были возбуждены и радостно взволнованы. В гостиной собралось уже человек пятьдесят гостей. Каждый старался, позабыв о старых счетах, быть как можно любезнее с другими. «Добро пожаловать! Вот еще один из нас», — словно говорили их улыбки, когда они приветствовали знакомых или представляли их друг другу.

Девушки, казалось, сами были ослеплены собственным великолепием. Андре бросилась в глаза одна из них, хорошенькая восемнадцатилетняя брюнетка Бетти де ля Map. На ней было платье с низким вырезом — должно быть, ее первое бальное платье, — и, сознавая, что она красива, так красива, как никогда еще не была прежде, она с явным нетерпением ждала, чтобы кто-нибудь подтвердил ей это. Заметив Андре, с которым обычно держалась чрезвычайно надменно и холодно, она улыбнулась ему и приветственно помахала рукой. Он видел, как, залившись румянцем и инстинктивно поправляя бретельки корсажа, она бросила взгляд на незнакомого юношу, что-то говорившего своему приятелю, и улыбнулась, а потом, словно испугавшись, что ее улыбка пропадет даром, робко оглянулась вокруг, не зная, кому бы ее подарить. Так и не найдя никого, она вся как-то поникла и заскучала. Однако, увидев Филлис, грузной походкой спешившую к ней через гостиную, она снова оживилась; засмеявшись, она крепко ухватила Филлис за руку и потащила в комнату, где перед высоким зеркалом прибывающие дамы в последний раз окидывали себя критическим и самодовольным взглядом.

Оркестр негров-музыкантов, спрятанный от взоров гостей за маленькой рощицей пальмовых деревьев в кадках, начал играть. Первые пары заскользили по паркету. Миссис Лорример, беседуя с гостями, с улыбкой глядела на танцующих.

Черная служанка в фартуке и ослепительно белой крахмальной наколке просунула голову в дверь. Она изо всех сил старалась привлечь внимание Филлис, кивала головой, гримасничала и жестикулировала. Но никто не обращал на нее внимания. Боясь, что ее увидят гости, она просунула в дверь только голову и наконец, состроив недовольную гримасу, исчезла.

Андре танцевал с Бетти де ля Map. К его великому неудовольствию, она танцевала плохо, изо рта у нее дурно пахло, и, вместо того чтобы отвечать на его вопросы, она вертела головой во все стороны, отыскивая кого-то среди вновь прибывших гостей.

— О, Брайан Фостер! — вдруг с восторгом шепнула она и громко, на весь зал крикнула: — Брай-й-ан!

Андре с нежностью вспомнил Елену. Он мог говорить с ней о чем угодно: она понимала его, и ей всегда было интересно.

Музыка умолкла. Гости зааплодировали.

У подъезда послышался шум подъехавшей машины. Миссис Лорример вскочила и быстрой походкой пошла навстречу запоздавшим гостям.

— Наконец-то! — услышал Андре, как хозяйка с особой любезностью приветствовала вновь прибывших. Миссис Лорример была полная, добродушная и слегка застенчивая дама лет пятидесяти пяти. — Мы думали, вы совсем уж не приедете, — добавила она со вздохом облегчения и благодарности.

Рядом с ней была Филлис.

— Хэлло, Гвен! — воскликнула она с какими-то особенно ласковыми и даже почтительными нотками в голосе.

Приехали сестры Осборн, Гвеннет и Эстер. Миссис Лорример представила их своим друзьям, хотя ей и в голову не пришло бы представлять им другую молодежь, а Филлис познакомила сестер с теми из своих сверстников, которых она считала наиболее достойными этой чести. Конечно, Андре не попал в их число. Тут же образовался небольшой кружок избранной молодежи, жаждущей общества молодых англичанок. Родители, рассеянно улыбаясь, то и дело озабоченно поглядывали в зал — не разговаривают ли их дочери с сестрами Осборн.

Черная горничная в торчащем крахмальном чепце и белом фартуке снова просунула голову в дверь, стараясь встретиться глазами с Филлис. И, когда ей показалось, что это удалось, она торопливо замахала руками и так округлила глаза, что ослепительно сверкнули белки, а неестественно растянутый рот беззвучно произнес какие-то слова. Кто-то заметил ее и окликнул Филлис, но та, не обращая внимания на жестикулирующую и гримасничающую служанку, повела Гвеннет в спальню матери.

И только десятью минутами позже, когда по устланной коврами лестнице Гвеннет снова сошла в гостиную, Андре смог по-настоящему разглядеть ее.

Он увидел девушку невысокого роста; правильные, красивые, но холодные черты ее лица хранили строгое и гордое выражение. В этом волевом лице было что-то неженское. В прямой осанке, четкой, энергичной походке, смелом и твердом взгляде голубых глаз он прочел высокомерие, тотчас же оттолкнувшее его. Войдя в гостиную, Гвеннет окинула ее быстрым взглядом, и по тому, как он скользнул, не задерживаясь, по лицам гостей, не имевших чести быть ее личными друзьями, можно было подумать, что она смотрит на прислугу.

Андре заметил, что какая-то реплика, брошенная одним из молодых людей, окружавших Гвеннет, не понравилась ей. Тряхнув густыми светло-каштановыми волосами, она тут же отошла и присоединилась к другой группе, где, сделав своим низким грудным голосом несколько замечаний, сразу же завладела разговором.

«Гм! Сколько высокомерия», — с раздражением подумал Андре и решил намеренно игнорировать ее.

К Гвеннет подошла Филлис, не хотевшая оставлять девушку ни на минуту, и обняла ее за талию. Филлис была бесцветная блондинка. Испорченная богатством и целым штатом слуг, готовых выполнить любую ее прихоть, она проводила большую часть своего времени в пустой болтовне и пересудах. Более разительной противоположности Гвеннет Осборн, чем Филлис, нельзя было себе представить.

Сейчас Гвеннет, смеясь, просила толстую и неуклюжую Филлис подтвердить восторженным поклонникам, что все, только что сказанное ею, — сущая правда, сущая правда! И Андре показалось, что юная англичанка радуется своему явному превосходству над подругой и тому, что даже в своем скромном платье выгодно отличается от невзрачной Филлис. Кто-то окликнул Гвеннет. Недовольно нахмурившись, она обернулась. Ее звала миссис Лорример. Аккуратно переступая ножками, обутыми в туфли на очень высоких каблуках — Гвеннет ни за что не хотела казаться маленькой, — она подошла к миссис Лорример и непринужденно взяла ее под руку.

Вечер был в полном разгаре. Гости уже не изощрялись во взаимных любезностях. До появления сестер Осборн среди гостей не чувствовалось какого-либо четкого разделения, теперь же резко обозначились три или четыре группки. К первой принадлежали Лорримеры, вцепившиеся в Осборнов, как нищий в кошелек. Вторая группа гостей старалась держаться как можно ближе к Лорримерам, чтобы и самой погреться в лучах светской славы Осборнов. Третья группа, очутившись в стороне, обменивалась едкими замечаниями по адресу этих «выскочек» Лорримеров. Кто-то шепнул, что Бетти де ля Map — цветная и потому бегает за Брайаном Фостером, что он чистокровный англичанин. Четвертая группа гостей, состоявшая исключительно из мужчин, не отходила от буфета, устроенного в кабинете хозяина, и разговаривала главным образом о скачках, автомобилях и выгодных сделках.

«Как они все отвратительны!» — думал Андре, разглядывая эти обособленные группки и чувствуя себя здесь совершенно чужим. Он подошел к Бетти де ля Map и, чтобы скрыть охватившее его чувство унижения, громким, насмешливым голосом стал отпускать едкие и не совсем справедливые замечания по адресу Брайана Фостера, с которым Бетти только что танцевала.

Одним из последних прибыл Арнольд Уокер, тощий блондин лет тридцати, резкими и торопливыми движениями чем-то напоминавший Андре белку. Арнольд Уокер быстро сыпал словами, говорил мягким, вкрадчивым голосом с неизменной веселой, многозначительной и льстивой улыбкой, держа собеседника за руку или легонько обнимая его. Во всем его облике было что-то неприятное и скользкое, внушавшее Андре неприязнь. Арнольд особенно изощрялся, когда оказывался в обществе так называемых «приличных» людей. Тогда глаза его становились совсем масляными, он весь извивался в поклонах, потирал руки и так жадно втягивал сквозь зубы воздух, словно хотел показать, что изголодался по «настоящему обществу».

Андре видел, как он уцепился теперь за Филлис, которая не танцевала. Склонившись над рукой девушки и нежно сжимая ее в своих, он по обыкновению сам первый смеялся над собственными остротами.

— Хэлло, дипломат! — окликнул его Андре.

— А, хэлло, Андре! Веселишься? — ответил Арнольд и, подойдя к Андре, пожал ему руку, не переставая искать взглядом более видных знакомых.

Мгновенье — и он уже весь изогнулся в поклоне, глазки его заблестели: он увидел Гвеннет Осборн и ринулся к ней.

Музыка умолкла, и танцующие аплодисментами потребовали от музыкантов повторения. Надувая толстые коричневые щеки, саксофонист, скрытый за пальмовыми деревьями, задул в саксофон, и оркестр заиграл снова.

Арнольд танцевал с Гвеннет. Столь остро было в нем сознание того, что он держит в своих объятиях дочь Главного судьи, что он ничего уже не видел вокруг. Стараясь быть как можно галантнее, он неестественно оттопыривал зад и поднимал одно плечо.

Когда черная служанка в третий раз заглянула в дверь, Филлис наконец подошла к ней.

— Чего тебе? — громким, свистящим шепотом спросила она.

— Мисс Филлис, в мороженое попала соль!

— Что?! О бог мой! — Филлис прижала руки к груди и побледнела. Всплеснув руками, она побежала к матери и шепотом сообщила: — В мороженое попала соль!!!

— Чем же я могу помочь тебе? Ты хозяйка, сама не маленькая, — ответила миссис Лорример, испуганно взглянув на дочь.

Лицо Филлис залилось румянцем гнева и приняло недоброе, жесткое выражение. Она топнула ногой.

— Ты должна что-нибудь сделать! Как же быть! Надо было давно прогнать эту черномазую дуру, сколько раз я тебе говорила... Только и знает, что торчит в дверях и строит рожи!..

Кто-то предложил станцевать «Поля Джонса». Дамы образовали один круг — внутри, кавалеры другой — снаружи. Заиграла музыка. Дамы шли в одну сторону, кавалеры в другую. Все хором пели:

Внезапно оркестр перешел на фокстрот, и мужчины подхватили дам. Андре очутился перед девушкой с изысканной прической, несомненно из кружка Осборнов. Какое-то мгновение она колебалась, не зная, как отнестись к капризу судьбы, подсунувшей ей такого кавалера, но потом вежливо улыбнулась и, не глядя на Андре, положила ему руку на плечо.

Музыка снова заиграла детскую песенку. Кавалеры и дамы, смеясь, торопливо образовали два круга и снова запели.

Когда оркестр в третий раз заиграл фокстрот, Гвеннет очутилась без партнера. Смеющимися глазами она осмотрелась вокруг и заметила Андре, который стоял, наблюдая за ней с иронической миной. Она поняла, что он был бы рад не принимать участия в этой детской игре, затеянной взрослыми. И то, что он вдруг оказался не таким, как все, заинтересовало ее. На какое-то мгновение она даже почувствовала робость. Но ей так не хотелось оставаться без партнера и выходить из игры, что она, не раздумывая, подбежала к Андре.

— Почему вы стоите? Идемте же! — воскликнула она нетерпеливо и взяла его за руку.

Толстый Джек Лорример поддразнивал ее каждый раз, как они с Андре проносились мимо него в танце.

— Я заставлю тебя выйти из игры в следующий раз, вот увидишь! — крикнул он ей.

В глубоком, грудном смехе Гвеннет Андре слышалось:

«А вот нет, не заставишь... Я могу танцевать сколько угодно, хоть вечность».

И, к своему удивлению, он почувствовал, как учащенно забилось его сердце.

— Вы — Андре де Кудре, не так ли? — спросила Гвеннет. — Это вы играете на скрипке? Я часто по утрам слышу вашу игру, когда езжу на прогулку. Вчера вы играли первую часть концерта Чайковского.

— Вы знаете это произведение? Оно вам нравится?

— О, конечно, знаю. Вы очень хорошо его играли.

— Благодарю. А вы играете?

— Увы, нет. Но я люблю петь.

— Значит, вы поете?

— Только в семейном кругу, — улыбнулась она.

— Расскажите, кого вы слушали, когда жили в Англии. Должно быть, всех?

Своим музыкальным кругозором Андре был обязан граммофонным записям, ибо настоящие музыканты чрезвычайно редко приезжали на остров с гастролями. С огромным вниманием и удивлением слушал он подробный рассказ девушки о манере Крейслера и блестящей технике Хейфеца. Оказалось, что в детстве она училась играть на скрипке. Когда танец кончился, они сели и продолжали беседу. К удовольствию Андре, Гвеннет говорила о музыке как о чем-то близком ей и понятном. Знатокам и любителям музыки кажется, что только они одни открывают подлинный смысл любимых произведений. Теперь Гвеннет пыталась открыть Андре то, чего он, по ее мнению, не уловил в концерте Чайковского. Вдруг она умолкла и помахала рукой кому-то в смокинге.

«Что ж, иди, — подумал Андре. — Я тебе уже надоел».

Прилизанный юнец в безукоризненно отутюженных брюках подошел и пригласил ее танцевать.

И, как только Гвеннет поднялась и упорхнула в другой конец зала, все здесь снова показалось Андре затхлым и скучным. Он заметил, как Гвеннет время от времени бросает взгляды в его сторону. Они, казалось, говорили: «Почему ты сам не подойдешь ко мне? Со мной еще никто так не вел себя».

Вдруг снова пришла мысль о Елене, словно сознание тайного греха, ожившее, чтобы мучить его в этом чуждом для него мире. «Собственно, Гвеннет — единственная умная девушка в этом обществе», — оправдываясь перед самим собой, подумал Андре, когда, пропустив еще два танца, с сильно бьющимся сердцем подошел наконец к девушке и пригласил танцевать...

Потом Андре протанцевал с Гвеннет в третий и последний раз. Больше он не подходил к ней. Безошибочным чутьем он понял, что уронит себя в ее глазах, если даст понять, что ищет ее общества.

К его удивлению, к нему снова подошел Арнольд Уокер и, поглаживая его по руке, спросил, как ему работается у Долларда, почему его так давно не было видно и знаком ли он с такой-то, которая играет на рояле.

— Нет? Тогда пойдем, я познакомлю тебя с ней...

Было уже далеко за полночь, и мужчины, собравшись в кабинете хозяина, рассказывали анекдоты. И, хотя кое-кто из гостей уже собрался уезжать, Андре никак не мог заставить себя уйти. Несколько раз взгляд его встречался с взглядом Гвеннет.

В два часа ночи Осборны стали прощаться.

— Приходите как-нибудь к нам, — сказала Гвеннет Андре. — В эту субботу я буду дома, мы сможем послушать музыку.

Она говорила с уверенностью светской девушки, которой и в голову не приходит, что она может сказать или сделать что-нибудь неподобающее, и то, что она сказала сейчас, было услышано всеми присутствующими. Андре не мог не почувствовать удовлетворения оттого, что она поставила его на один уровень с собой, что его престиж, таким образом, вырос в глазах Лорримеров и он одним взмахом крыльев взлетел из тьмы к солнцу. Все эти группы и группки уже перестали казаться ему «отвратительными» — это было вполне милое и порядочное общество.