Вначале Андре был очень доволен своей новой работой. Фирма «Ганц» являлась филиалом крупной американской компании того же названия. Специальностью фирмы было производство пива и дрожжей. Филиал в Тринидаде был создан всего три года назад. В настоящее время товар поступал из Нью-Йорка, но фирма уже начала строить собственный завод в Порт-оф-Спейне; в скором времени он будет снабжать пивом всю Вест-Индию. Андре был уверен, что при его способностях он очень скоро сможет показать себя с наилучшей стороны и займет хорошее положение в этой молодой и процветающей фирме, где его непосредственным начальником по службе был его приятель Арнольд Уокер.

Но его постигло жестокое разочарование. Проработав шесть недель, он понял, что Баркера, американского управляющего тринидадским филиалом фирмы «Ганц», интересует только одно: что думает о нем региональный управляющий, постоянная резиденция которого находилась на Ямайке, и удастся ли уговорить его замолвить словечко перед Нью-Йорком об увеличении ассигнований тринидадскому филиалу на будущий год.

А Уокер также был озабочен одним: как бы выслужиться перед Баркером и упрочить свое положение в фирме, на какие бы унижения ему ни пришлось для этого пойти.

Баркера мало интересовал Андре, коль скоро он не грубил клиентам — преступление, по мнению фирмы, заслуживающее самой строгой меры наказания.

Уокер часто отмечал интерес, с которым Андре относился к работе, и его старание.

«Он хорошо работает, а получает мало. Тем лучше — мне больше перепадет», — думал он. И, взяв Андре под руку, говорил ему:

— Если бы у Баркера не было двух таких работяг, как ты да я, он давно бы уже пошел ко дну. Позор, что нам платят так мало.

У Баркера было круглое лицо, голубые глаза, глупые и пустые, и копна желтых волос, двумя курчавыми прядями падавших на лоб. Когда-то он был добродушным и приветливым малым, неспособным кого-либо обидеть. Но, как и многим другим, ему захотелось работать поменьше, а получать побольше, и в достижении этой своей цели он так преуспел, что теперь, словно человек, взобравшийся на самую верхушку лесов, готов был при первой опасности мертвой хваткой вцепиться в любого. Он был ничтожеством и знал это. Он ненавидел работу, любил беззаботную и разгульную жизнь, скабрезные анекдоты. Больше всего ему нравилось проводить время в шумных вечеринках и пикниках в обществе богатых и влиятельных людей: ведь в случае чего они могли помочь ему получить хорошо оплачиваемую должность, где единственной обязанностью было бы устраивать банкеты и обеды. Он лип к таким людям, как пиявка, ибо знал, что у него самого нет ни присущей им хитрости, ни их ума и беспощадности в достижении цели, ни их умения делать деньги. Он укрепился в своем нынешнем положении, подобрав себе способных подчиненных и стараясь попадать в собутыльники к тем, кто стоял выше его. Ящик старого рома, особые деликатесы с острова Доминика, набор почтовых марок с едва заметным изъяном — эти и другие подарки помогали Баркеру сохранять благосклонность нужных ему людей.

«Он ведет себя, как лакей», — с негодованием и презрением думал Андре, увидев однажды, как выслуживается перепуганный Баркер перед одним из директоров фирмы, надумавшим посетить тринидадский филиал.

Баркер старался всех расположить к себе. Беседуя с клиентами, он всегда заботливо осведомлялся об их здоровье. Справлялся он об этом осторожным, мягким голосом, нервно откашливаясь, словно боялся, как бы клиент внезапно не умер и не нанес этим непоправимый ущерб фирме «Ганц»...

Однажды, после резкого разговора с Баркером по поводу одного беспокойного клиента, Андре раздраженным, сердитым голосом сказал что-то Арнольду Уокеру о необходимости профсоюзов.

Арнольд снисходительно рассмеялся, ибо считал Андре чудаком, а затем с видом серьезной озабоченности сказал:

— Уверяю тебя, Андре, что на Тринидаде из этого ничего не выйдет. Не думаешь ли ты связаться с профсоюзами?

— А почему бы и нет?

Покровительственно взяв Андре за руку, Арнольд Уокер устремил на него увлажненный взгляд, в котором светились самая искренняя забота об Андре и беспокойство за себя, и сказал:

— Баркер тогда не даст тебе спуску, ибо ты окажешься в заговоре против него. Послушайся моего совета, я старше тебя. Сиди тихо, держись за свое место, и в конечном итоге ты только выиграешь. Будь дипломатом, Андре.

И Андре вынужден был согласиться. Потеряв эту работу, он едва ли найдет такую же. А без работы нечего и думать о Гвеннет.

Ежедневно встречаясь с пекарями, Андре все больше убеждался в том, что среди них зреет недовольство. Ему было так понятно их отчаяние: оно во многом было похоже на его собственное.

Однажды пекари-мастера созвали собрание в помещении склада фирмы «Ганц». Собрание проходило при закрытых дверях. Баркеру удалось подбить мастеров выступить против требований пекарей-поденщиков, но ему не поздоровилось бы, если бы последние об этом узнали. Спустя какое-то время скрипнули петли тяжелых дверей и из склада бесшумно, как крыса, выскользнул Баркер.

— У-а-а-кер! Послушайте, Уа-а-кер! — нетерпеливо позвал он Арнольда, по обыкновению нервно откашливаясь, и с озабоченным видом побежал к себе в контору. — Надо во что бы то ни стало доставить сюда Цин Дуна. Андре! Возьмите мою машину и привезите его сюда. Скажите ему, что это необходимо. Черт побери! Без него мы не придем ни к какому соглашению, и они это знают. Они будут спорить до вечера, пока... Послушайте, Андре! Только осторожнее разговаривайте с ним. Нам совсем не нужно, чтобы все сразу же стало известно пекарям... Вам что угодно?.. — обратился он к посетителю, появившемуся перед конторкой. — У-а-а-кер! Эй, У-а-а-кер! Займитесь с клиентом. Вы закончили ваши отчеты, Андре?.. Ладно, не беспокойтесь, главное, привезите сюда Цин Дуна... Да, купите-ка мне по дороге сигары, слышите? — крикнул он вдогонку, когда Андре был уже за дверью.

Уходя, Андре слышал, как Баркер звонил по телефону в бакалейную лавку.

— Говорит Баркер... Баркер! Нет, Б-а-р-к-е-р! Б-а-а... да, да, б-а-а... А теперь понятно, мистер Брайс?.. — спросил он с заискивающим смешком.

Из склада доносился гул сердитых голосов.

— Платить подручному семь долларов в неделю! — говорил какой-то мастер. — Это разорение. Я человек маленький.

Толстый, средних лет китаец с хитрым лицом, сидевший боком у стола и ковырявший в зубах, неожиданно разразился смехом.

— А сколько у тебя подручных? Два, а у меня шесть. Они просят десять долларов, мы предлагаем семь...

Коротышка Эллис, в шляпе и пиджаке, но на этот раз в других башмаках, заговорил громким, твердым и решительным голосом. Он даже встал, чтобы его лучше было видно.

— Надо перестать платить комиссионные оптовикам. Тогда можно повысить заработную плату подмастерьям. Оптовики берут комиссионные, а лавочникам безразлично, продадут они хлеб или нет, потому что у них все равно заберут остатки и они ничего не потеряют.

Он был так обозлен, что, кончив говорить, позабыл сесть и так и остался стоять с полуоткрытым ртом, слушая следующего оратора.

Толстый бледнолицый португалец, улыбаясь, говорил быстро и с акцентом, выдававшим в нем жителя острова Мадейра. Сердито крича, его попытался прервать какой-то индиец. Португалец говорил:

— Конечно, такому богачу, как Цин Дун, выгодно иметь дело с оптовиками. Почему он не пришел сюда поговорить с нами?

— Да, ему не мешало бы прийти, — заметил толстый китаец и снова залился смехом, и Коротышке Эллису показалось, что он словно говорит: «Какое нам с Цин Дуном дело до вас и всяких ваших решений?»

Вошел Баркер.

— Я послал за Цин Дуном, — сказал он, обращаясь к толстому китайцу, потому что он был самым крупным из присутствующих здесь владельцев пекарен. — Он сейчас приедет. — И, чтобы позабавить собравшихся, он с насмешливой улыбкой стал подшучивать над разгневанным Эллисом.

Цин Дун приехал через полчаса. Это был маленький, спокойный китаец лет тридцати пяти. Уверенная и небрежная манера, с какой он вошел и сел, облокотившись на стол, его равнодушный кивок Баркеру и хитрая усмешка, с которой он окинул взглядом собрание, сразу как-то утвердили его превосходство над присутствующими.

— В чем дело? — спросил он, быстро, скороговоркой произнося слова и обращаясь к единственному значительному здесь лицу, толстому китайцу. — Не можете договориться без меня?

Многие из мастеров китайцев хорошо знали Цин Дуна, заядлого игрока в карты, ибо не раз проигрывали ему солидные суммы в баккара и покер. Его острый, как бритва, проницательный и дерзкий ум вызывал у них огромное уважение. Его побаивались все присутствующие, кроме Эллиса. Коротышка Эллис поднялся и снова повторил все свои аргументы: он призывал повысить заработную плату пекарям, вместо того чтобы скупать у лавочников залежавшийся хлеб. Цин Дун слушал внимательно, устремив взгляд на поверхность стола. И когда Эллис наконец кончил, он вскинул ласковые глаза на толстого китайца, а когда заговорил, то казалось, что он обращается не к Эллису, а к толстяку китайцу.

— Все выгоды на стороне мелких хозяев, — сказал он и стал быстро сыпать словами. — Хозяин пекарни, у которого работают шестьдесят пекарей, не может платить каждому из них столько, сколько сможет заплатить своим пяти подмастерьям хозяин маленькой пекарни. Ему выгоднее терпеть убыток от лавочников, чем прибавлять плату шестидесяти пекарям.

— Смотря какая это заработная плата, — заметил Эллис.

— Я слышал, вы требуете повысить ее на пятьдесят процентов? — сказал Цин Дун, поворачиваясь наконец к Эллису и глядя на него с легкой, презрительной усмешкой. — Вы сами-то кто, хозяин или пекарь-поденщик? Я слышал, вы бываете на собраниях пекарей, даете им советы. А теперь пришли давать их нам.

Баркер метнул на Эллиса испуганный взгляд.

Эллис снова поднялся. Он заговорил о моральных обязательствах хозяев перед рабочими, стыдил мастеров за пренебрежение к нуждам пекарей-поденщиков, а те слушали его и нетерпеливо отмахивались.

Цин Дун не пошел на уступки. Не пошли на них и остальные крупные владельцы пекарен, вынужденные конкурировать с ним.

Через некоторое время поднялись и ушли с собрания все мелкие владельцы пекарен. Оставшиеся, громко смеясь, принялись пить только что доставленное из магазина прохладное пиво.