Прошло две недели, а Андре ни разу не виделся с Гвеннет. Он трижды звонил ей по телефону, и каждый раз она отвечала: «Сейчас невозможно... Очень занята... Имей терпение, Андре!»
Он почти ничего не ел, перестал играть на скрипке, мрачный бродил по дому и заметно похудел.
«Но почему я должен бояться ее семьи? Кто я такой, на самом деле? — думал он в яростном гневе, бессильном и горьком. — О господи! Какие унижения приносит любовь! Если она любит меня, как она может терпеть это?.. Джо прав! И все же я люблю ее...»
Но в душу закрадывались сомнения: любит ли его Гвеннет, верна ли ему? Андре не знал покоя.
«...Решить все сразу, увидеть ее!» — вдруг подумал он.
Как мог визит к ней решить что-нибудь и что именно, Андре не знал, да и не думал об этом. Он должен увидеть Гвеннет. Он вел себя, как человек, все сокровища которого вдруг упали в морскую пучину и он сам, не задумываясь, ринулся спасать их, позабыв о подстерегающих его опасностях.
Не раздумывая больше, даже не предупредив Гвеннет, в один из ближайших вечеров Андре снова шел по усыпанной гравием дорожке к дому Осборнов и, чувствуя, как отчаянно колотится сердце, вдруг признался себе, что боится их — да, боится и ненавидит! Он еле удержался от того, чтобы не повернуть обратно.
«Господи, чьи-то голоса! Неужели у них гости? Если я ступлю правой ногой на первую ступеньку, все будет хорошо... Боже, помоги мне!»
Но, подойдя к подъезду, он позабыл, какой ногой надо ступить раньше, и в два прыжка одолел все шесть ступенек. Он стоял в дверях и смотрел на большое, как ему казалось, общество в гостиной.
— О, Андре! Как поживаешь? — воскликнула Гвеннет, идя ему навстречу. В ее вопросительном взгляде он прочел испуг и недовольство.
Гости умолкли и выжидающе смотрели на Андре. В действительности их было всего трое: помощник инспектора Примроуз, с холодными светло-голубыми глазами, золотистым пушком на руках и маленькими светлыми офицерскими усиками, Арнольд Уокер и молодой англичанин лет двадцати пяти. Заскрипели передвигаемые стулья. Примроуз улыбнулся и вежливо кивнул. Арнольд Уокер настороженно перевел взгляд своих масляных глазок с миссис Осборн на Андре и обратно и притворно улыбнулся. Кивком головы он приветствовал приятеля:
— А, Андре!
Молодого англичанина звали Борд. У него был вялый, бесхарактерный рот с длинной выпяченной верхней губой. Когда ему представили Андре, он поднялся и с серьезным видом энергично пожал ему руку: он словно хотел показать, что даже в самых щекотливых ситуациях на него можно положиться.
Коротко и холодно приветствовав гостя, судья Осборн поморщился и поправил воротничок, словно он жал ему шею.
— Как я уже говорил, — сказал он, поворачиваясь к Примроузу, — мое личное убеждение, что он сам во всем виноват...
— Нет, Ричардс просто великолепен! — с невероятным апломбом воскликнул мистер Борд.
«Почему он думает, что теннисист так нуждается в его защите?» — подумал Андре, окинув мистера Борда презрительным и враждебным взглядом.
— А вы играете в теннис? — с натянутой улыбкой спросила Андре миссис Осборн и затрясла головой, словно сама спешила ответить за него.
— Нет, но иногда я играю в бадминтон, — холодно ответил Андре и вспыхнул, пораженный тем, что вдруг сказал такую нелепость, — он никогда в жизни не играл в бадминтон.
Мистер Борд из-под полуприкрытых век рассматривал Андре оценивающим взглядом, но, когда Андре взглянул на него, он опустил глаза на носки своих до блеска начищенных ботинок.
— Эта игра немного старомодна, не правда ли? — промолвила миссис Осборн и, не дожидаясь ответа, с улыбкой повернулась к мистеру Борду, словно, как показалось чувствительному Андре, хотела узнать, разделяет ли он ее мнение о непрошеном госте.
— Андре, ты был в субботу на концерте миссис Болтон? — Без улыбки спросила Гвеннет и с вызовом, как показалось Андре, откинула назад волосы.
— Нет. Как он прошел?
Но и эта тема вскоре была исчерпана. Миссис Осборн беседовала с мистером Бордом о том, как выращивать красные розы. Эстер, судья и Примроуз обсуждали судебные процессы над убийцами. Андре прислушивался, но ничего не мог понять, ибо все заглушал холодный монотонный голос судьи. Судья Осборн, должно быть, забыл, что он не в суде.
Чтобы хоть что-нибудь сказать, Андре заставил себя спросить, сколько получают присяжные.
Судья и инспектор Примроуз внезапно умолкли.
— Шестьдесят долларов в месяц, не так ли? — сказал после некоторой паузы Примроуз, вопросительно посмотрев на хозяина дома.
— Да, кажется, — ответил судья, утвердительно кивнув в сторону Андре.
Арнольд, жадно втягивая в себя воздух, с улыбкой переводил взгляд с Примроуза на судью.
— Кажется, этот сорт роз называется Черный Принц, — послышался громкий голос миссис Осборн.
В комнату бесшумно вошла собака.
— Мик! Ложись! — приказала ей миссис Осборн.
— Великолепный пес! — с чувством воскликнул мистер Борд. — Абсолютно великолепный!
— Ему полгода. Чистокровная немецкая овчарка. Я заплатил за него сорок долларов. Мики, старина!
Все смотрели на собаку, которая стоила сорок долларов.
— У Хардингов тоже неплохой пес. Вы видели, миссис Осборн? — вежливо осведомился Арнольд.
— Ирландский сеттер, — заметила Эстер.
— А! — промолвил судья.
У Андре похолодели руки.
— Вы, конечно, видели собаку Хардингов, Андре? — спросила Эстер, вежливо улыбаясь.
«Может быть, она уже читала мою статью», — подумал Андре, а сам ответил: — О, да.
Судья пустил струю дыма в потолок. Мистер Примроуз трепал овчарку за уши. Открыв портсигар, судья предложил гостям сигареты.
— Великолепны эти «Кэмэлс», — заметил Примроуз. — Где вы их покупаете?
Арнольд тоже взял сигарету. Судья захлопнул портсигар, но вдруг, вспомнив об Андре, воскликнул: — А, гм-м... Вы курите? — и снова полез за портсигаром.
— Нет, благодарю.
В животе у судьи заурчало и забулькало после плотного обеда, но все из вежливости сделали вид, что не слышат.
Андре вдруг захотелось узнать, читал ли судья его статью. Он почувствовал себя во власти одного из тех безрассудных желаний, которые толкают человека на необдуманные и отчаянные поступки.
— Кстати, Арнольд, — сказал он вдруг с вымученной улыбкой, — ты помнишь, я писал статью о Городском совете? Ее напечатали.
Арнольд не читал статьи и не знал, о чем она. Он думал, что Андре, как и все, ругает Городской совет.
— Неужели! Рад слышать это, Андре, — ответил он, думая, что Андре ищет повода похвастаться своими талантами журналиста. — Ты слышишь, Эстер?
Эстер внимательно разглядывала свои ногти. Когда она подняла глаза, в них отразились удивление и испуг.
— Сколько ты получил за нее, Андре? — продолжал Арнольд, не поняв взгляда Эстер.
— Вчера мне на редкость везло в гольф, — сказал судья инспектору Примроузу. — Попал во все лунки, кроме третьей.
— Неужели? Прекрасно!
Эстер внезапно стала оживленно рассказывать о подруге, которая тоже играет в гольф. Арнольд бросил быстрый взгляд на судью. Тот сказал что-то вполголоса. Эстер и Примроуз с готовностью рассмеялись. Арнольд, забыв об Андре, спросил:
— Над чем это вы?
И, хотя никто ему не ответил, он тоже засмеялся и, покраснев, исподтишка бросил быстрый взгляд на Андре.
Андре поднялся. Выражение неприязни мелькнуло на лице судьи, но он быстро овладел собой.
— Вы уже уходите, мистер Кудре? — спросил он, намеренно долго поднимаясь с кресла. — Спокойной ночи. Гвен, ты не проводишь мистера Кудре?
Выходя на веранду, Андре слышал, как судья спрашивал гостей:
— Господа, не хотите ли выпить чего-нибудь?
Гвеннет, строго посмотрев на Андре, последовала за ним на веранду. Руки ее были упрямо сложены на груди. Лицо Андре выражало горькую обиду и страдание, губы его дрожали, и Гвеннет почувствовала страх и стыд за него. Она положила ему руку на плечо, но он стряхнул ее и бросился по ступеням вниз, в темноту.
Гвеннет вернулась в гостиную и завела скучнейший разговор с самодовольным мистером Бордом. Изредка слышался ее грудной смех. Мистер Борд, глядя на нее из-под полуопущенных век, так и не мог понять, смеется ли она над тем, что он говорит ей, или, чего доброго, потешается над ним самим...
Андре почти не спал в эту ночь. Как только голова его касалась подушки, он снова слышал голос судьи, чувствовал враждебную обстановку, вспоминал, как говорил и улыбался он сам, и с криком отчаяния вскакивал с постели, ходил взад и вперед по комнате, словно сдерживал нестерпимую боль. То лицо его внезапно покрывалось жарким румянцем, то все сжималось у него внутри и руки становились холодными и липкими от пота.
— Я не могу отказаться от нее, не могу, не могу! Но ведь это конец!.. Боже мой!
Только в три часа утра он забылся.
Но вдруг он проснулся в испуге, и воспоминания нахлынули снова; как оводы, жалили они истерзанную душу; слишком взволнованный, чтобы лежать, он вскочил и стал ходить по комнате, превозмогая боль.
«Умереть, умереть, лучше умереть!» — думал Андре, охваченный стыдом, ненавидя себя, ненавидя судью и сознавая собственное бессилие, бессилие цветного человека.