В ноябре 1936 года при известной поддержке Рабочей лиги Джо Элиасу удалось попасть в Городской совет.

И сразу же после своего избрания он внес предложение повысить заработную плату подметальщикам улиц и мусорщикам. Представители промышленных и деловых кругов в Совете подняли шум. Они утверждали, что повышение заработной платы неизбежно приведет к повышению налогов.

— Чего вы хотите? — орал хриплым голосом толстый португалец. — Отнять у одних бедняков, чтобы уплатить другим?

— Отнюдь нет, — ответил ему Джо. — Если для этого понадобится повысить налоги, то мы найдем пути и способы обложить ими в первую очередь крупную торговлю и промышленность.

Это еще сильнее обозлило португальца. Конечно, его меньше всего беспокоило повышение квартирной платы или платы за воду, он просто боялся, что его собственные служащие тоже потребуют прибавки к заработной плате.

Старый Элиас сидел на скамьях для публики и, казалось, был взволнован более других.

— Мальчик сошел с ума! Сошел с ума, как пить дать! — повторил он вполголоса и, открыв рот от неподдельного ужаса, оглядывался на соседей. Он не переставая корил себя: «Это я виноват! Какое право я имел давать ему деньги, чтобы он попал сюда? Ай-ай! Нет покоя на этом свете».

Предложение Джо вызвало возражения и у некоторых членов Рабочей партии. Они были раздосадованы тем, что Джо перебежал им дорогу, и принялись критиковать не столько самое предложение, сколько его «неопределенность» и «нереальность в данный момент»; они не преминули проехаться и на счет «неопытности» Джо.

Заместитель Буассона, темнокожий франт с сигарой, обвинил Джо в том, что своим предложением он хочет нажить политический капитал: ведь ему, несомненно, известно, что некоторые члены Совета давно уже готовят этот вопрос. Другой член Рабочей партии поддержал толстого португальца: как можно повысить заработную плату, не повысив налоги, а кто будет нести их тяжкое бремя, как не бедняки?..

В конце концов мэр Буассон был вынужден создать комиссию по подготовке этого вопроса и председателем ее назначил Джо Элиаса.

Прошло четыре месяца. Наступил март 1937 года. Со дня создания комиссия собралась всего один раз.

На одном из открытых заседаний Городского совета темнокожий франт с сигарой и хищным, словно у ястреба, лицом ехидно спросил, что случилось с комиссией, созданной в ноябре. Он особенно невзлюбил Джо. Это чувствовалось по тому, как он сказал: «Я хотел бы знать, что все-таки с ней произошло» — и, сев боком к столу, вынул сигару изо рта и пустил струю дыма над головами своих соседей.

— Насколько мне известно, она заседала всего один раз, — ответил мэр Буассон.

— Тогда предлагаю создать новую комиссию, — сказал темнокожий.

Джо прервал его.

— Ваша милость, — сказал он, обращаясь к мэру, — пока этот член Совета не устроил здесь очередную дымовую завесу, как член комиссии, я прошу разрешить мне дать разъяснения.

— О какой дымовой завесе вы говорите? Не о той ли, что собираетесь пустить сами? — сердито выкрикнул темнокожий франт.

Мэр предоставил Джо слово. Элиас сообщил, что из четырех членов комиссии один в течение трех месяцев был болен, двое уехали в отпуск и поэтому удалось созвать всего лишь одно совещание. Кроме того...

И, хотя Джо продолжал говорить, обращаясь к мэру, его уже никто не слушал. Два члена Совета, поднявшись со своих мест, ушли на галерку и там о чем-то шептались. «Что они затевают?» — мелькнуло в голове у Джо. Толстый португалец с таким безжизненным взглядом, словно его чем-то хватили по голове, подозвал вестового: тот почтительно взял у него из рук монету и куда-то исчез. Один из членов Совета был погружен в решение кроссворда в газете. Это был хорошо одетый красивый индиец лет тридцати, который имел привычку постоянно подергивать и вертеть шеей, словно ему жал воротничок. Он проделывал это и сейчас, углубившись в кроссворд. Еще один член Совета, уродливый негр, сосредоточенно ковырял в носу, глядя в окно на верхушки деревьев. Вестовой вернулся и поставил перед толстым португальцем большой стакан грейпфрутового соку со льдом. Это, казалось, сразу же вывело из сонного оцепенения двух других членов Совета, и они, подозвав вестового и указывая на стакан португальца, в свою очередь что-то зашептали ему и тоже сунули монеты в ладонь. На скамьях для публики кто-то уже сладко спал. Остальные вздыхали и, недовольно морщась, слушали ораторов, словно каждое слово причиняло им боль. Старый Элиас не сводил глаз с сына. Быстрая смена выражений на его лице напоминала мимику зачарованного зрителя, который со страхом следит за воздушным акробатом, проделывающим рискованные трюки под куполом цирка, и ждет, что смельчак вот-вот сорвется и разобьется насмерть, но вдруг обнаруживает, что акробат — мастер своего дела, и вот уже готов приветствовать его бурными аплодисментами.

— Мусорщики требуют самых элементарных гигиенических мер: перчаток и резиновых сапог, — но их требования игнорируются. Я полагаю, Вашей милости известно, что девяносто процентов мужчин и женщин работают на уборке улиц и в канализационных стоках босиком и постоянно подвергаются опасности заражения анкилостомозом. Совет решил рассмотреть вопрос о повышении жалования городскому инженеру. С моей точки зрения, — заявил Джо, — вопрос об условиях, в которых работают мусорщики, является более неотложным. Без этих людей санитарное состояние города и здоровье его жителей оказались бы под угрозой в первые же двадцать четыре часа.

Джо сел на место. Поскольку аплодировать ораторам не разрешалось, старый Элиас, весь сияя, взглянул на своего соседа по скамье, владельца небольшой аптеки.

— Вы знаете, ведь это мой сын! Мой сын!

— Хороший оратор, сильно сказал, — ответил темнокожий аптекарь.

Поднялся толстый португалец. На пальцах его левой руки сверкнули два огромных перстня. Откинув полы пиджака и заложив за спину маленькие пухлые руки, он торжественно произнес своим хриплым голосом:

— Не следует ли нам понимать последние слова мистера Элиаса как призыв к забастовке? Надеюсь, что нет. Забастовка — это плохой выход. Ничего хорошего она не даст ни той, ни другой стороне...

— Мусорщики не собираются бастовать, но вот такие, как вы, могут вынудить их к этому, — с места прервал его Джо.

— Как из камня воды не выжмешь, так и...

— Что касается вас, то это очень верно замечено, — вдруг заметил оратору индиец, решавший кроссворд.

Джо расхохотался. Толстый португалец, не обладавший достаточной быстротой ума, чтобы отпарировать, пытался сохранить достоинство, откашлялся и, еще пуще надув толстые щеки, продолжал:

— Я хотел сказать, что наши финансовые возможности ограничены. Только что был опубликован доклад Комитета по установлению минимальной заработной платы. Что в нем говорится? В нем говорится, что шестьдесят девять центов в день — это вполне достаточный минимум заработной платы. Члены Комитета — люди деловые. Они не тратят своего времени на решение кроссвордов, как некоторые. Это уважаемые члены нашего общества. Сколько мы платим мусорщикам? Девяносто центов в день. Разве мы их обкрадываем? Мы хотели бы платить больше, но будет неразумно поддаваться сейчас паническим настроениям...

Негр, ковырявший в носу, спросил:

— А сами-то вы читали этот доклад?

— Да, я читал его.

— И перечень необходимого минимума одежды?..

— Я проглядывал несколько перечней...

Мэр постучал молотком по столу, призывая к порядку, но негр продолжал, повысив голос:

— И вы согласны, что женщине вполне достаточно двух пар трико в год?

За столом, где сидели члены Совета, раздался смех. Со скамей для публики послышалось громкое:

— Нет! Недостаточно!

Мэр, перестав улыбаться, резко ударил молотком по столу.

— Если последуют еще замечания из публики, я попрошу освободить зал.

— Ваша милость, — сказал толстый португалец, — будет неправильно думать, что правительство намерено держать на таком уровне всех рабочих. Оно лишь говорит, что такая заработная плата составляет минимум, который не дозволено снижать.

— Но, если такова ваша точка зрения, тогда почему вы против того, чтобы повысить жизненный уровень мусорщикам? — снова прервал его Джо.

— Господин мэр! Я требую вашего вмешательства! — хрипло крикнул толстяк, и усы его ощетинились, когда он снова надул щеки. Повернувшись к Джо, он сказал:— Я против этого не больше, чем сам мэр, а он подписал доклад Комитета.

— Нет, я его не подписывал, — сказал Буассон с улыбкой. — Я представил Комитету возражения меньшинства. Я возражал и сейчас возражаю против выводов Комитета.

— Ага, как вам понравится этот факт? — крикнул толстяку негр.

— Факт — слово из четырех букв, — заметил индиец, постукивая карандашом по листу бумаги.

— Господин мэр, почему вы не ведете заседание?

— Если вы сядете на место, мистер Ксавье, я смогу это сделать.

— Вы, очевидно, думаете, что, раз вы мэр, вам дозволено разговаривать со мной в таком тоне?

— Да садитесь же! — заорал на толстяка темнокожий франт с сигарой.

— Ваша милость, — сказал Джо, — я считаю дискуссию излишней. Комиссия назначена, и деятельность ее не может определяться решениями Комитета по установлению минимальной заработной платы.

— Я согласен с вами, — сказал Буассон.

И, хотя мэр согласился с его предложением, Джо не сел на место. Он воспользовался случаем и напомнил членам Совета о ранее внесенном им предложении: поставить перед правительством вопрос о расширении избирательных прав при выборах в Городской совет. Теперь он еще раз попытался пояснить, почему он требует этого.

Внезапно индиец, решавший кроссворды, быстро задергал шеей и с видимым раздражением отбросил карандаш в сторону.

— Замечание по порядку дня, Ваша милость, — сказал он, поднимаясь. — Совет не может просить правительство расширить избирательные права. Этот вопрос вне нашей компетенции...

— Однако вы придерживались несколько иного мнения в ноябре, когда выступали перед вашими избирателями? — прервал его Джо, ткнув в его сторону пальцем. — Я случайно присутствовал на одном из ваших предвыборных выступлений. Тогда вы говорили, что избирательные ограничения рассчитаны именно на то, чтобы лишить трудящихся права голоса.

— Это бесчестно! Вы извратили мои слова!..

— Это я-то бесчестен? — воскликнул Джо, теряя самообладание. — Да я не взял бы вас помои выносить, не то что в Совет!

Дергая шеей, индиец перебил его:

— Я не намерен слушать здесь всяких хулиганов! Вы открыто поддерживаете и подстрекаете наиболее злостные элементы населения. Если бы мне дали право, я бы всех вас посадил за решетку.

— Ну, это как сказать! Руки коротки!

Старый Элиас, оглядываясь вокруг, улыбался.

Буассон громко стучал молотком.

Джо продолжал защищать свое предложение, но все те, кто поддержал его в споре с толстяком португальцем, были теперь против него. Только один член Совета согласился с его предложением, да и то чтобы рассмотреть его «в порядке дискуссии». На предложение Джо все накинулись, как свора псов на кусок мяса.

— Зачем вы хотите протащить в Совет неграмотных босяков?

— ...Таких, что не умеют ни читать, ни писать! Здесь не в бирюльки играют! — кричал индиец.

— Хотите сделать Совет посмешищем?..

— Мы призваны руководить этими людьми. Разве им по плечу держать в руках город со стотысячным населением? — протестовал уродливый негр, любивший поковырять в носу.

Многие вообще не приняли всерьез предложения Джо и откровенно смеялись над ним. Другие с презрением игнорировали его.

— Нет, нет, это плохо, — с огорчением говорил старый Элиас, обращаясь к соседу аптекарю. — Это очень плохо!

Но не все были с ним согласны, и на скамьях для публики вполголоса заспорили.

Буассон призвал заседание к порядку. Он попытался утихомирить Джо, отказывавшегося сесть на место. Ему со всех сторон кричали: «Довольно, садитесь!» — но Джо упорно настаивал на своем праве должным образом отчитать противников.

— Некоторые из вас, — начал он, — думают, что достаточно высмеять мое предложение, чтобы этим превратить в посмешище и меня самого. На самом деле смешно выглядите вы сами. Никто из вас, сидящих за этим столом — и жестом, означавшим открытое презрение ко всем, кроме самого себя, он указал на членов Совета, — не знаком как следует с положением трудящихся на этом острове. И, хотя депрессия как будто кончилась, голодных и слоняющихся без работы стало не меньше, а еще больше. Эти люди должны иметь право голоса! А где они могут высказаться? В газетах — менее всего, потому что среди газет нет ни одной, которая поддерживала бы народ. В профсоюзах? Нет, потому что их не существует. Пока народ не получит права голоса, положение в этой стране будет становиться все напряженней. Вместо того чтобы трезво оценивать все это, вы, как страусы, прячете голову в песок. Вы боитесь потерять свои места. Вы прекрасно понимаете, что при существующей избирательной системе вы не можете представлять народ, даже если для того, чтобы получить право голоса, надо платить всего лишь пять долларов квартирной платы в месяц. Тысячи людей не в состоянии сделать этого! Я хочу предупредить Совет, что он не может до бесконечности преграждать путь растущему в народе сознанию несправедливости! Рано или поздно оно прорвется наружу! А тогда мы будем сметены потоком народного гнева. Вот и все, что я хотел сказать.

Но уродливый негр уже снова ковырял в носу, индиец решал свои кроссворды, а еще один член Совета, взглянув на часы, молча поднялся и вышел. Только старый Элиас с открытым от изумления ртом упивался красноречием сына.