Чиновники нефтяных компаний на юге острова были порядком напуганы событиями субботнего и воскресного дней. Нефтеперегонные заводы «Тринидад Лимитед» в Пойнт-Фортине закрыли свои ворота. Возле ворот и в определенных пунктах тянущейся на многие мили ограды стояли посты из вооруженных полицейских и добровольцев. Английские чиновники не без основания считали себя часовыми на этом дальнем рубеже империи. Они понимали, что отвечают за сохранность тех миллионов фунтов стерлингов, которые вложили в промышленность острова английские вкладчики, и не хотели терять своих хорошо оплачиваемых постов. Кроме того, их привело в бешенство убийство их белого соотечественника. Поддержать престиж белой расы, со всей строгостью пресечь малейшие проявления непослушания было совершенно необходимо. И они взялись за оружие.
Утро понедельника было ясным, безоблачным и росистым. Жара еще не наступила. Прохладный ветерок шелестел листвой деревьев. Веселые птички шумливо щебетали, перелетая с дерева на дерево. Казалось, что они переговариваются между собой, радуясь утру, или просто рассказывают друг другу, чем лакомились сегодня на завтрак. Им не было дела до того, что творилось внизу, за закрытыми воротами заводов компании «Тринидад Лимитед». А там люди замышляли убийство.
Их было всего десять, из них — семеро белых. Один в форме майора волонтеров, а шесть — кавалеристы. Остальные трое были негры-полицейские. Они стояли особняком, в стороне от белых.
Один из кавалеристов был Джек Лорример. Он попал сюда потому, что считался неплохим стрелком. Другой, высокий, костлявый, рыжеволосый парень в веснушках и с торчащими зубами, без конца рассказывал анекдоты. Джек Лорример, усевшись верхом на приклад винтовки, громко смеялся. Затем вскочил, ткнул рыжего в грудь и в свою очередь рассказал ему анекдот, но покрепче. Вдруг он умолк, заметив по ту сторону ограды молодого негра в синей блузе. Через высокую, в десять футов вышиной ограду из колючей проволоки негр смотрел на них испуганно и удивленно. Он не понимал, почему они вооружены, словно собрались на войну. Тяжелым военным шагом, только теперь появившимся у него, Лорример подошел к ограде. Его слегка кривые, сильные ноги, привыкшие одерживать победы на футбольном поле, были одеты теперь в блестящую броню краг и тяжелых бутсов. Лорример наслаждался скрипом новой кожи.
— А ну, проваливай! — рявкнул он. Только из уважения к майору Боллену он не выругался покрепче. Боллен, худой, узколицый, мрачный южноафриканец, всегда держался в стороне от местного общества как белых, так и черных. Он был начальником Лорримера по работе. Сейчас он прогуливался по двору, беседуя с офицером англичанином. Лорример заметил, что он ни разу не взглянул в их сторону, а разговаривая, произносил слова так тихо, что ничего нельзя было разобрать. Лорример почувствовал, что сейчас Боллен остановился и смотрит на него и на негра.
— Проваливай? — проворчал негр. — Думаете, теперь вам все позволено, раз винтовки в руках?
— А ну, убирайся! — прикрикнул еще раз Лорример, наводя дуло винтовки на негра и с удовольствием сознавая, что Боллен смотрит на него.
Негр бросился наутек.
— Я не прочь бы взять его на мушку, — промолвил Лорример.
— Не удастся, вон он какие зигзаги выделывает, — заметил рыжий любитель анекдотов.
— Кто убил Примроуза — вот что хотел бы я знать, — мрачно сказал Лорример после паузы. — Чертовски славный был парень!
— Надо знать, кому принадлежало ружье, — заметил рыжий.
— Да, и кто стрелял из него, — сказал один из кавалеристов.
— Если никто не сознается, — промолвил Лорример, понизив голос, — надо расстрелять с десяток.
— Нет, этого делать нельзя. Надо показать им, что значит настоящее правосудие, — сказал рыжий остряк.
— А эта история с Дюком!.. — пробормотал Лорример.
Все замолчали. И этим молчанием, как показалось Лорримеру, они все еще раз подтвердили свою верность высоким принципам справедливости и морали. Он чувствовал, что хотя сейчас он еще не герой, но очень скоро может стать им. Он подумал о том, как поступил бы, если бы в тот субботний вечер оказался вместе с Примроузом. Он один ворвался бы в ближайшие дома. Он уже видел, как топчет ногами, бьет прикладом, крушит направо и налево. Он видел, как черномазые бросаются наутек, как они обвиняют друг друга и наконец сами приводят к нему убийцу. Он самолично ведет его в полицейский участок. Возможно, он получил бы медаль, повышение по службе...
На улице появилась группа рабочих, человек в тридцать. Они оживленно разговаривали; один из них что-то говорил громким голосом, другие смеялись. Но при виде запертых ворот они умолкли.
— Посмотрите, ворота заперты! — удивленно воскликнули они и подошли поближе, не понимая, в чем дело.
Люди за оградой насторожились. Лорример взглянул на Боллена.
— Отправляйтесь по домам, — сказал рабочим Боллен, подходя к воротам. — Завод закрыт.
Медленным потоком подходили люди. Работа начиналась в семь. До начала оставалось четверть часа.
— Пустите нас на завод, начальник, мы не бастуем,— попросил добродушный, средних лет человек в очках.
— Мы никого не впускаем, — ответил Лорример, играя винтовкой.
Добродушный человек в очках недоуменно посмотрел на Лорримера и улыбнулся. Молодой негр в синей блузе, что подходил сюда раньше, крикнул Лорримеру:
— А ты кто такой, черт побери, что здесь распоряжаешься?
— Не отвечайте, — строго приказал Лорримеру Боллен.
Чем больше становилась толпа, тем сильнее хотелось Лорримеру, чтобы все поскорей началось... Он уже видел, как, несмотря на ранение, спасает завод. Он наметил свою первую жертву — вот этого негра в синей блузе, который уже дважды выводил его из себя, и вон того, на велосипеде, что так громко орет.
Недоумевающие рабочие не думали расходиться. Они уселись тут же, у края дороги, и стали обсуждать, что означает этот локаут.
— Они боятся нас, — сказал один.
— Они хотят перестрелять нас всех. У них столько денег, что они могут месяц бездельничать, а мы все за это время подохнем с голоду, — сказал другой.
— Видите, что делают? — сказал третий. — Это нам за то, что случилось в Файзабаде.
Подъехал грузовик с рабочими. Соскочили все, кроме человека небольшого роста в рубахе без воротничка и в пиджаке, усеянном заплатами. Это был Клем Пейн. Стоя на грузовике, он стал ругать предпринимателей, призывал рабочих превратить локаут в забастовку и сказал, что на нефтеперегонном заводе в Пуэнт-а-Пьер, в тридцати милях отсюда, бастуют сейчас тысячи их товарищей.
— Если хотите добиться выполнения ваших справедливых требований, если хотите быстрее покончить с беспорядками, надо прекратить работу на всех заводах и на всех промыслах. И мы можем сделать это!..
С мрачным побледневшим лицом, скрестив руки на груди, Боллен смотрел на Пейна. Мирные разговоры среди рабочих уступили место шумным и горячим спорам.
Перед воротами собралось теперь по меньшей мере человек четыреста. Толпа раздалась, пропуская тяжелый грузовик с трубами, подъехавший к заводу. Боллен и Лорример открыли ворота, и грузовик въехал на территорию завода. Через некоторое время из ворот выехал пустой грузовик, а еще один, груженный трубами, въехал снова.
Прошел час. Шумная, смеющаяся толпа перед воротами увеличивалась. Здесь собралось теперь человек шестьсот.
У вест-индийца веселая, открытая душа. Он легко превращает драму в фарс, но также легко может из ничего создать трагедию. Сейчас люди решили, что положение, в котором они очутились, располагает скорее к шуткам и смеху. И они смеялись, отпускали шуточки по адресу белых, укрывшихся за оградой, и осыпали добродушной бранью водителей грузовиков да нескольких рабочих-негров, которые возились у заводского здания и у бензиновых цистерн, выполняя какую-то срочную работу.
Когда к заводу подъехал еще один грузовик с трубами, толпа рабочих не позволила поднять деревянный шлагбаум перед воротами.
— Бастуй, парень! Вези их обратно! — весело кричали они водителю.
— Вали эти проклятые трубы в канаву!
— Можно передохнуть, дружище! Разве ты не рад?
— Можешь прокатиться на отдых в Манзаниллу. Приезжай со своими трубами недельки через две!
Боллен велел принести топор.
— Джек, Уоткинс, вы пойдете со мной, — сказал он, отставив винтовку в сторону. — А вы, ребята, закроете за нами ворота.
Никогда прежде надменный Боллен не звал Лорримера по имени. Лорример с особой силой почувствовал на себе груз ответственности за дело, которое защищал. Он шагал рядом с Болленом с ружьем наперевес. Второй сопровождающий, рыжий остряк Уоткинс, был очень бледен.
Когда Боллен сломал топором шлагбаум, толпа заулюлюкала.
— Пусть ломает. Что он, на самом деле, думает!..
— Чего еще ждать от белых!..
— Тот парень совсем струсил, посмотрите на его лицо!
Шлагбаум упал, и Боллен со своей охраной вернулись к воротам. Кто-то из толпы со смехом швырнул им вслед арбузные корки и кожуру от бананов. Лорример невольно пригнулся, когда кожура банана попала ему в плечо. Боллен почувствовал, как мокрая арбузная корка ударила его по затылку. Когда он очутился за воротами, он был весь белый от ярости.
— Дайте залп! — услышали в толпе его команду.
Лорример мгновенно нажал курок. Он ясно слышал, как вскрикнул парень в синей блузе: «О господи!» — и видел, как, пробежав немного, он упал.
Негры-полицейские, стоявшие в глубине двора, не слышали команды Боллена, но, испуганные выстрелами кавалеристов, тоже начали стрелять в толпу. Толпа дрогнула и побежала. Лорример слышал крики и проклятия и, боясь упустить момент, поднял ружье и стал стрелять. Мальчик лет четырнадцати, евший банан, упал лицом на мостовую. Его раскинутые руки затрепетали и забились, как крылья подстреленной птицы, и кровь окрасила асфальт. Упал мужчина, читавший газету, продолжая сжимать ее в руках. Двенадцатилетний мальчик индиец, развозивший молоко, с грохотом упал вместе со своим велосипедом, и по мостовой покатились, разлетаясь вдребезги, бутылки с молоком.
— Прекратить огонь! — крикнул Боллен.
Лорример вынул пустую обойму, но продолжал держать под прицелом раненого, который громко стонал и пытался ползти по придорожной канаве.
В деревьях все еще щебетали птички, приветствуя наступающий день. Солнечные блики играли на стекле молочных бутылок, рассыпавшихся по мостовой. Ветерок, совсем было затихший, снова налетел откуда-то и зашелестел листвой. Он принес карателям, укрывшимся за оградой, вопли перепуганных людей, стоны раненых и умирающих.
Рыжий парень с торчащими зубами, открыв рот, глядел на неподвижное тело мальчика индийца. Ему не верилось, что он убил ребенка.
— Сами виноваты, не надо было бросаться корками, — бормотал он.
Лорример молчал. Он был очень бледен. Когда люди поняли, что стрельба прекратилась, некоторые из них попытались приблизиться к раненым. Лорример видел, как худой коричневый негр с гневным лицом быстро нагнулся над мальчиком индийцем, лежавшим среди разбитых бутылок, и повернул его лицом вверх. И вдруг Лорример выстрелил. Человек закашлялся и упал.
— Прекратить огонь, я сказал!
— Что с тобой, черт побери! — крикнул Лорримеру рыжий парень и бросил испуганный взгляд на Боллена.
— Простите, сэр, — пробормотал Лорример, сам испугавшись того, что ослушался хозяина. И все, кто пытался помочь раненым, с проклятиями и воплями разбежались. Последней пулей Лорримера был убит Клем Пейн.