На следующий день семью Энрикес постигло несчастье. Брассингтон давно уже ждал случая уволить Попито. Он не сделал этого раньше только потому, что мистер Доллард питал слабость к венесуэльцу. «Конечно, ему не приходится заставлять этого парня работать», — думал Брассингтон. И при каждом удобном случае он жаловался Долларду на «полнейшую безответственность» Попито. Не повышая голоса, высокомерным тоном, слегка гнусавя, он едко высмеивал венесуэльца: он неаккуратен, не закончив одной работы, берется за другую, вечно сует нос не в свои дела, лезет помогать другим (здесь сарказм Брассингтона доходил до предела), «чешет язык», вместо того чтобы работать, оказывает «дурное влияние», а главное «безответственен». Это слово он особенно любил повторять.

— Терпеть не могу этого лимонника! — в сердцах говорил Попито приятелям. — Не миновать мне стычки с ним, помяните мое слово.

Один вид торчащих ушей Брассингтона заставлял Попито дрожать от бессильной ярости. Он все время уголком глаза наблюдал за управляющим, а когда тот звал его, притворялся, что не слышит. Его особенно бесила мысль, что он должен подчиняться этому европейцу с розовыми торчащими ушами и лилейно белой кожей.

Однажды в присутствии Попито Брассингтон что-то сказал другому клерку. Будь это не Брассингтон, а кто-нибудь другой, Попито, укладывавший болты в ящики, едва ли стал бы прислушиваться к разговору, но здесь он весь превратился в слух.

Он слышал, как англичанин сказал: «...Доверять венесуэльцу?» — и засмеялся своим коротким саркастическим смешком. Конечно, он не имел в виду Попито Луну, но Попито тут же решил, что англичанин смеется над ним. Он подскочил к Брассингтону и сгреб его за рубашку.

— Послушайте, вы!.. — воскликнул он и с чисто креольской горячностью нанес Брассингтону два молниеносных удара.

Быстрое и неожиданное нападение застало англичанина врасплох. Кровь хлынула у него из носа. Подбежавшие клерки оттащили Попито. Стоит ли говорить, что Доллард тут же уволил его.

Это и было тем несчастьем, которое так нежданно-негаданно свалилось на миссис Энрикес и Елену.

Спустя несколько недель миссис Энрикес жаловалась старой заказчице:

— Есть же на свете люди, которые приносят другим несчастье! Словно злых духов накликают. Все началось с того самого дня, как мисс Ричардс попросила пять долларов взаймы. С тех пор все пошло как нельзя хуже. Одни разочарования! Заказчица, на которую я так надеялась, подвела меня. Да, все пошло не так, как надо.

Когда Попито потерял работу, миссис Энрикес показалось, что рухнуло что-то, казавшееся ей прочным и незыблемым.

Джо в тот же день заглянул к Попито, но хозяйка сказала, что мистер Луна ушел к сестре.

Джо понимал, что Попито сейчас тяжело оставаться одному. Он направился к миссис Энрикес. Войдя в дом, он сразу же почувствовал царившую в нем атмосферу угрюмой враждебности.

— Здравствуйте, Джо, как поживаете? — сказала миссис Энрикес, лишь бы что-нибудь сказать гостю. Она даже не попыталась разгладить угрюмые морщины на лице и продолжала шить.

— Садись, приятель, возьми себе стул, — промолвил Попито приветливым, но взволнованным голосом. Стараясь успокоиться, он сильно затянулся сигаретой.

Атмосфера в комнате продолжала оставаться напряженной, и Джо понял, что пришел некстати.

— А где Елена? — спросил он.

— Еще не вернулась из школы, — ответил Попито.

— Да, парень, — решился наконец заметить Джо, сочувственно кивая головой, — здорово ты отделал Мисс Брассингтон.

— Он неплохо отделал и самого себя тоже! — тут же перебила его миссис Энрикес, очевидно не собираясь так быстро покинуть поле боя. Было ясно, что до прихода Джо между братом и сестрой происходила стычка.

— Это уж мое дело! — ответил Попито, повышая голос. — Я тебе не Елена, чтобы мне указывать.

— Ну, конечно, ты ведь у нас самый умный. Брассингтон будет обедать в Королевском парке, а ты будешь кормиться обещаниями.

— Что ж, по-твоему, я должен был сделать? — закричал Попито, повторяя этот вопрос, очевидно, уже не в первый раз. — Молча выслушивать все, что он мне говорит? Да кровь у меня в жилах, наконец, или вода? — Он ущипнул себя за волосатую смуглую руку и беспокойно забегал по комнате, беспрестанно подтягивая брюки.

— Ну, конечно, — промолвила миссис Энрикес, понижая голос, в котором зазвучали насмешливые нотки. — Если уж ты такая важная птица, такой принц-недотрога, почему же ты позволил, чтобы тебя выгнали с пятью долларами в кармане?

— Как, разве Доллард не уплатил тебе месячного жалованья за увольнение без предупреждения? — удивленно воскликнул Джо.

— Какое уж там месячное жалованье! Он уплатил ему до конца месяца и вычел все, что Попито был ему должен, — ответила миссис Энрикес. По тому решительному виду, с каким она отбросила шитье в сторону и, вскочив со стула, стояла теперь перед Джо, было ясно, что ока давно ждала случая высказать все, что у нее накипело.

— Я и сама не смолчала бы, если бы этот тип вздумал помыкать мною. Я знаю эту породу людей и знаю, на что они способны. Мне порядком приходится терпеть от них, но что поделаешь, если даже рубаху на собственной спине ты не можешь считать своей. Тебе нужны деньги, им нужна твоя работа. Но попробуй-ка теперь наняться! Небось, всем уже известно, что ты избил человека, и ни один хозяин не захочет взять тебя... Ты и твоя кровь! — остановила она пытавшегося возразить Попито. — И ты хочешь, чтобы тебе все это сходило? Знаете, Джо, Попито никогда не дает себе труда подумать, прежде чем сделать. У него что ни слово, то в ход идут кулаки. На прежней работе, несколько лет тому назад, он вот тоже обругал хозяина и ушел. Нельзя все время перечить судьбе. Приходится принимать ее удары.

— Разве судьба бьет человека? Люди делают это! — воскликнул Попито. — Да что ты знаешь об этих людях? Ты видишь их изредка. Разве мне только сегодня приходится себя сдерживать? Неужели ты думаешь, Доллард станет слушать меня, если я приду жаловаться на Брассингтона?

— Как ты полагаешь, подаст он в суд? — спросил Джо. — Мне очень неприятно говорить об этом, но никогда ведь не знаешь, на что они способны. Если он возбудит дело, то запятнает твое имя, и тогда тебе совсем не получить работы. — Чувство превосходства над этим простодушным и добрым человеком, которое сириец когда-то испытывал, исчезло. Джо знал, что и он со своими дерзкими мыслями и желаниями может оказаться в таком же положении, как Попито. И как только он подумал, что в любой момент может стать жертвой каприза миллионера Долларда, вся его уверенность в себе исчезла.

— Вот то же самое и я ему говорю! — воскликнула миссис Энрикес. — Чего хорошего можно ждать от англичан? Самое лучшее — держаться от них подальше.

В дверь постучались. Попито открыл.

— А, это ты, Кудре! Входи, входи, — промолвил он, продолжая хмуриться. — Ты знаком с моей сестрой?.. Нет, садись вот на этот стул, а я возьму ящик.

Андре сел на предложенный ему стул, а Попито пододвинул себе старый ящик из-под мыла. Отсутствие мебели в комнате, голый пол, тот факт, что в доме миссис Энрикес было всего лишь три стула, и в довершение этот ящик из-под мыла — все это заставило Андре почувствовать некоторую неловкость.

— Что это у тебя? — спросил Джо, заметив в руках у Андре свернутые в трубку листы бумаги.

— Журнал. Мне дал его Камачо. Он просил передать, что не сможет прийти, — ответил Андре. — Он считает, что журнал должен занять более революционную позицию и стать антирелигиозным, — закончил он и улыбнулся. Ему вдруг показалось нелепым говорить об этом с людьми, у которых в доме всего лишь три стула и которых интересовали не антирелигиозные взгляды Камачо, а лишь одно — как бы удержать эти три стула.

— У некоторых людей все еще романтическое представление о тюрьме, — заметил Джо, презрительно скривив губы. — Что за охота лезть в подполье, словно мы заговорщики какие, когда и наверху работы хватает? Сразу видно, что Мэнни — все еще романтик. Главное теперь — создать профсоюзы во всех отраслях промышленности. Если бы у нас были профсоюзы, не произошло бы этого случая с Брассингтоном. И знаете, что я вам скажу? — продолжал он, резко наклонившись вперед всем корпусом, так что даже стул затрещал под ним, и обжигая Попито взглядом своих огненных глаз. — Буассон лжет, когда говорит, что британские лейбористы не рекомендуют нам создавать сейчас профсоюзы. Лжет просто для того, чтобы ему и его клике удержаться у власти.

Попито смотрел на Джо и Андре с рассеянной улыбкой. Казалось, он не слушает их, а занят своими невеселыми мыслями о том, что вот теперь из-за этого Брассингтона и ему пришлось стать безработным.

Чуткий Андре понял его состояние и поспешил спросить:

— Попито, что произошло сегодня утром? Расскажи, я до сих пор толком не знаю.

— Да, приятель, — промолвил Попито, выбросив недокуренную сигарету в окно. Сильно жестикулируя, он принялся в десятый раз рассказывать историю своего увольнения.

Андре искренне сочувствовал Попито, и в эту минуту ему вдруг стало стыдно, что судьба так милостиво обошлась с ним, дав ему светлую кожу.

— Хотите я вам скажу, чего нам не хватает на этом острове? — воскликнул Джо, и стул снова затрещал под ним, когда он наклонился вперед. — У нас нет возможности объединить все прогрессивные силы. Нет газеты, которая начала бы борьбу за права рабочего человека. Наш журнальчик хоть и мал, но с его помощью можно многое сделать. Что ж, смейтесь, — продолжал он, сердито повышая голос, хотя никто даже не улыбнулся. — Смейтесь, но говорю вам, что...

— Джо, а безработные, а безработные в нашей стране! — вдруг тихим сдавленным голосом воскликнул Попито. — Ты видишь их повсюду: они сидят в скверах, бродят по улицам. Эти люди носят воротнички и галстуки, надевают пиджаки, только бы никто не увидел, как они бедствуют. Они делают вид, что ничего не произошло, но ух, как бы им хотелось сорвать с себя пиджаки и ринуться в драку!.. Но они не знают, как нужно драться, да к тому же и побаиваются. Боятся, что хозяева навсегда объявят их вне закона, если они решатся создать профсоюзы.

— Так почему же им всем не объединиться! — воскликнула миссис Энрикес, с громким стуком бросив ножницы на стол и окидывая всех взглядом. — Почему они такие олухи? Caramba! В Венесуэле рабочие давно бы всыпали ему как следует!

Конечно, Аурелия имела в виду Брассингтона. Она совсем позабыла, за что минуту назад отчитывала брата. Но Джо понимал, что только тревога за Попито заставила тогда миссис Энрикес предлагать ему мир с Брассингтоном и его классом.

— Мы должны разоблачить Буассона! — сказал он. — И здесь нам может пригодиться наш журнальчик.

— Э, только не впутывайте меня в это дело! — встревоженно воскликнула миссис Энрикес. — И этот дом, и комнаты во дворе — все это его, Буассона. Не впутывайте меня, мне нельзя.

— Журнал — это хорошо, — сказал Попито. — Но журналом ты не создашь профсоюзов, Джо. — И Попито стал рассказывать о Лемэтре. Но Джо уже не обращал на него внимания.

— Это не Елена, миссис Энрикес? — спросил он, и голос его потеплел. — Как она поздно сегодня.

Джо был влюблен в Елену Энрикес. Но Елена была всего лишь школьницей, тогда как Джо было уже под тридцать. Он стыдился своего влечения к этой девочке-подростку, к тому же Елена упорно отвергала его ухаживания. Она даже не разрешала взять себя за руку. Она словно говорила: «Ты стар, а я молода». Но это лишь сильнее разжигало его страсть. Часто, стоя перед зеркалом у себя в комнате, как он любил делать, Джо внимательно разглядывал мелкие морщинки у глаз и в уголках рта, глубоко вздыхал, ударял себя в грудь и, как бы возражая Елене, говорил: «Нет, я еще молод, я еще крепок!» Джо принадлежал к тем людям, что жадно любят жизнь, но, зная, как она недолговечна, не перестают думать о смерти.

Звонкий девичий голосок говорил кому-то за дверью:

— Передай ему, слышишь! Передай, что я так велела. — Девушка засмеялась. — И не забудь завтра захватить для меня ролики. — Голос ее слышался совсем близко. — Ну, пока.

Дверь отворилась, и в комнату вошла Елена. Под смуглой, как медовый пряник, кожей свежим румянцем играла молодая кровь, черные глаза продолжали искриться беззаботным смехом, с которым она только что распрощалась с подругой.

— Боже мой, полон дом людей! Добрый вечер, господа.

Миссис Энрикес неодобрительно поджала губы.

«Что за манера здороваться с гостями, — подумала она, сама не сознавая, что раздражается оттого, что завидует юному обаянию и беззаботности дочери. — Полон дом!»

Джо вскочил и с шутливой галантностью отвесил Елене низкий поклон.

— Мисс Энрикес!

— О, мистер Элиас! — в тон ему ответила Елена и протянула руку, словно для поцелуя, а сама старалась скрыть замешательство, охватившее ее при виде Андре.

— Здравствуйте, — сдержанно от смущения поздоровалась она с ним.

Несколько недель тому назад она встретилась с Андре на свадьбе у Эрики, сестры Джо. Несмотря на то что Елена была далека от того круга людей, к которому по своему рождению и воспитанию принадлежал Андре, он не мог не залюбоваться красивой девушкой, которую помнил совсем еще ребенком, когда она приходила к ним в дом с черного хода, чтобы отдать готовое платье или получить деньги. Теперь совершенно неожиданно для себя он увидел обворожительную смуглую красавицу в легком золотистого цвета платье и в маленькой шапочке на густых черных кудрях. Она только что кончила танцевать и с улыбкой старалась отдышаться. Когда она проходила мимо, Джо удержал ее за руку, но Елена, опасаясь, как бы ей не остаться на следующий танец без партнера, более подходящего ей по возрасту, чем Джо, сморщила носик и, отведя глаза в сторону, вырвала руку и убежала к подружкам.

— Вчера я видела Эрику, — сказала она теперь Джо, повернувшись к нему.

— Когда же я смогу попросить твоей руки? Я все еще надеюсь, — улыбаясь, ответил он.

— Зачем вам моя рука, такая грязная, ненадушенная? Разве вам такая нужна? Дядя Попи, как дела? — Елена небрежно чмокнула Попито в лысеющую макушку. Она еще не знала, что он потерял работу.

— Ты, кажется, напрашиваешься на комплимент? Хочешь, чтобы я сказал, что никакие недостатки не умалят твоей красоты? — продолжал Джо, состроив забавную гримасу; он словно сам подшучивал над собственной неудачей.

— Конечно, нет. Я сама это отлично знаю, — в тон ему ответила Елена, подзадориваемая присутствием Андре.

Она ушла в свою комнату.

Андре показалось, что свет в маленьком домике вдруг померк.

«Сколько свежести, сколько беззаботной юности приносит она с собой», — думал Попито, вспоминая юную фигурку племянницы и разглаживая огрубевшей рукой морщины на щеках.

«Так о чем это мы говорили? — думал Джо, пытаясь вспомнить разговор, который они вели до прихода Елены. — О чем-то скучном и неприятном... Ага, вспомнил! Но теперь это уже не имеет значения. Нет, она мне нравится все больше и больше. Странно, как жизнь может одновременно показать тебе такие разные свои стороны — юность и старость, Попито, мечтающий о куске хлеба, и я, жаждущий власти и любви этой юной девушки... А почему бы и нет? Почему я не могу мечтать о власти, о любви? Боже мой, когда чувствуешь, что ты сильнее, умнее других, что способен руководить ими, разве грешно стремиться к власти?.. Как печально, что она, сама того не желая, полностью завладела мною. А я?.. Я просто пугаю ее. Я не могу пробудить в ней ни капли нежности к себе...»

Разговор не клеился; всем сидящим в комнате захотелось немного помолчать.