Весть о событиях последних трех дней разнеслась по всему миру. Для рабочего класса Вест-Индии она была подобна звуку трубы, зовущей к бою. Но в Англии она прозвучала как погребальный звон колоколов, оплакивающих уходящую эпоху. В парламенте с ужасом говорили о сожженном заживо «храбром офицере», имевшем «безупречный послужной список». Требовали учреждения королевской комиссии для расследования. Выражали уверенность, что повинные в этом «хулиганские элементы» будут пойманы и наказаны по заслугам. Но многие представители английского рабочего класса сгорали со стыда, узнав, как обращаются с их братьями в колониях... В грядущих боях им предстояло поддержать их действием...

А пока вооруженные до зубов волонтеры патрулировали по югу острова в грузовиках с установленными на них пулеметами. То здесь, то там их встречали градом камней, и среди рабочих, безработных и голодных росло количество убитых.

Во вторник толпа бастующих и безработных прошла по улицам Порт-оф-Спейна. Как и в Сан-Фернандо, лавочники бросились запирать свои лавки. Бастующие попытались захватить поезд с оружием, отправлявшийся днем из столицы в Сан-Фернандо. Конная полиция оттеснила их, и один из рабочих был ранен.

На прошлой неделе, в пятницу, Гвеннет Осборн договорилась с Филлис Лорример пойти в среду за покупками. Им сказали, что в магазины поступили новые ткани очень красивых рисунков. Но в среду Филлис позвонила и, сославшись на то, что нездорова, отказалась пойти. На самом деле она просто смертельно боялась встретиться с забастовщиками — с «хулиганами», как она их называла, которые могут обругать, а то, чего доброго, и избить. Но Гвеннет гнала от себя подобные страхи. С холодным и надменным выражением красивого лица, держась еще более высокомерно, чем обычно, шла она в это утро по Фредерик-стрит, главной торговой улице города. Только вчера здесь бушевала толпа, угрожавшая владельцам магазинов и их белым покупателям. Но Гвеннет не допускала и мысли, что может испытывать страх. Она считала, что все люди ее круга, и особенно она, близкий друг Дэвида Примроуза, должны ходить сейчас по Фредерик-стрит так, словно негров в этом городе и не существует. И Гвеннет шла с гордо поднятой головой.

Но в городе было спокойно. То тут, то там забастовщики и безработные собирались группками и читали газеты: в них сообщалось о происшедших накануне расстрелах на юге острова. В магазинах с трудом можно было добиться, чтобы тебя обслужили. Гвеннет особенно возмутилась, когда продавщица, показывавшая ей ткань, вдруг оставила ее и стала слушать то, что говорила ее подружка; а та рассказывала, как удирал заведующий отделом универсального магазина, завидев бастующих портовых рабочих.

В одиннадцать утра кто-то крикнул:

— Моряки, моряки!

Все бросились к дверям. Гвеннет пила чай в чайной Стефенса. Отставив чашку, она перегнулась через перила веранды и посмотрела вниз. По улице шли краснощекие и улыбающиеся английские моряки. Черномазые мальчуганы важно вышагивали рядом и позади.

— Матросы с «Экзетера»! — сказала Гвеннет незнакомой белой даме. Сердце ее наполнилось гордостью, глаза сияли. — Не правда ли, какие душки!

Один из веселых английских моряков встретился глазами с Гвеннет и подмигнул ей. В ответ она помахала ему платочком.

Вдоль всей улицы с нависших над тротуарами длинных балконов люди махали платками, вниз глядели оживленные лица. Над головой гудели самолеты с крейсера «Экзетер». Сидевшая рядом с Гвеннет белая женщина плакала от волнения и радости. Мухи облепили забытые на столах сандвичи.

— Ну, теперь все наши беды позади, — сказал голубоглазый американец с румяным юношеским лицом и улыбнулся своей девушке, — несомненно, это были влюбленные.

Гвеннет быстро перевела дыхание и с благодарностью посмотрела на него сияющими глазами.

Едва какая-то сотня матросов прошла по улице, как всем им показалось, что страшные испытания последних четырех дней остались позади и снова восторжествовали порядок и справедливость.

Женщина, только что плакавшая, уже возмущенно что-то рассказывала, словно сама готовилась принять участие в расправе над забастовщиками.

— Подумайте только! Они выбили у Лиззи из рук корзинку с завтраком, все рассыпалось по мостовой! Подумайте, до чего дошли!

На рассвете полиция и матросы с крейсера «Аякс» (которому два года спустя предстояло так прославиться в сражениях с немецким крейсером «Граф Шпее») устроили облаву на дома рабочих в Файзабаде. Отбирали ножи и косы, нашли даже несколько ружей; Француз и еще кое-кто из наиболее воинственно настроенных рабочих были арестованы. Но Лемэтр ускользнул от полиции. Еще накануне, переодевшись в женское платье, он вместе с Касси бежал в Порт-оф-Спейн и укрылся в доме Винчестера — в четверг Француз договорился со старым пекарем, что он спрячет Лемэтра у себя. Правительство объявило награду в пятьсот долларов тому, что укажет местопребывание Лемэтра.

— Что ж приводи, приводи его, — покровительственным тоном говорил Винчестер о человеке, которому завидовал, которого когда-то так боялся и не любил.

Все эти дни Лемэтр не сидел сложа руки. Он написал письмо губернатору и послал его с нарочным. Он просил сэра Ричарда назначить комиссию с равным числом представителей от рабочих и администрации промыслов и обсудить вопрос о заработной плате. Ответ губернатора был коротким и недвусмысленным: никаких переговоров, пока длится забастовка.

— Он весь в руках у этих скотов из нефтяных компаний! — неистовствовал Лемэтр. — Он их послушное орудие! Неужели он не человек и не понимает, что терпению рабочих пришел конец? У нас тоже есть чувство собственного достоинства, сознание справедливости... Если бы только у нас было оружие, оружие!.. — Он скрежетал зубами. Вспомнил Клема Пейна, верного товарища и друга, и сжал кулаки в бессильном гневе — он не мог отомстить за его смерть.

«Прекратить забастовку? — раздумывал он. — Это все равно что остановить извержение вулкана!»