Подражание природе — вот «альфа и омега» природосообразного земледелия, его лейтмотив. Детальнее подражание природе означает:

• признание совершенства природы и отказ от попыток её покорения;

• готовность учиться у природы, неутомимо разглядывать детали её устройства и толково распоряжаться ими;

• максимально бережное вмешательство (при нужде) в природные процессы, «бархатное» обращение с землёй.

Эти требования так безоглядно попирались в течение последних веков, что впору смотреть на них как на заповеди, коим надо следовать неуклонно и повсечасно. Они говорят, скорее, о душевном настрое земледельца. В добрые старые времена средством создания настроя, соответствующего случаю, служила молитва. И мне показалось естественным облечь заповеди земледельца в форму молитвы. Сочинив такую молитву, я долго не решался озвучить её — чувствовал некоторое неудобство перед верующими. За содержание–то молитвы я не волновался — в нём точно нет ничего богопротивного, скорее — наоборот. А вот насчёт формы опасался, что строгий глаз верующего может увидеть в ней какую–нибудь крамолу.

И вот рискнул — прочёл молитву во время лекции. После лекции ко мне подошла слушательница-монахиня (если бы я приметил её раньше, то, скорее всего, пощадил бы её чувства — умолчал о молитве). Естественно, я смутился — ожидал упрёков в богохульстве. Однако обошлось: матушка отозвалась о молитве весьма похвально и даже попросила… слова. После этого я осмелел и даже… прочитал молитву в женском монастыре Святой Елизаветы (г. Камышеваха Запорожской области). На этот раз матушки были построже. И хотя чутко уловили в молитве «крик души» земледельца, указали на явные несуразности в тексте, и теперь я привожу этот текст (исправленный), не робея.

Молитва земледельца, сообразующего деяния свои с природой

Господи!

Избави мя от лукавого, подвигающего к покорению ладно устроенной Тобою Природы.

Дай мне зоркости узреть и соображения во благо распорядиться деталями оного устроения.

И охлади мой пыл, ежели аз грешный, ублажения чрева для, вознамерюсь учинить противное Твоему установлению.

Аминь.

Рассмотрим просьбы к Творцу, содержащиеся в молитве, подробнее.

 

Изави мя от лукавого

Аксиомой следует считать утверждение, что Природа устроена добротно. Надо смирить гордыню, «приземлить» самомнение и признать величие и совершенство этого чуда — Природы — и неизбежность Божьей кары не только за попытку покорения Природы, но даже за всякую бездумную «правку» её.

Мы долго были бесшабашными, не оглядывались на Природу. Щедро пользуясь её услугами, не следовали её правилам. Словом, рулили Природой не её рулями, не вздрагивали от лозунгов типа «Течёт вода Кубань–реки, куда велят большевики!» (на всю жизнь врезался мне в память этот лозунг на здании Зеленчукской ГЭС).

И какой увесистый «пшик» стал нам наградой! Впрочем, мы получили «своё». Нам воздано «по делам нашим». Мы заслужили ту «воду», что пьём, те «овощи», что едим, и то, что долго (и подчас безуспешно) ищем местечко на берегу реки, где можно было бы послушать соловья и выпить рюмочку за его (и наше) здоровье.

Всякий грех несёт в себе и кару.

Недавно у нас на даче под Харьковом гостил внук Даниил, живущий в США. Вернувшись домой, он сказал, что впервые обнаружил, что куриные яйца, оказывается, пахнут. Вот какие фрукты–продукты едят в «оазисе», где на каждом шагу помнят о Божьем промысле, где в течение почти 20 лет не выговаривают слов плуг и раундап, где в качестве удобрения немыслимы никакие селитры. К тому же, прежние владельцы нашего участка более десятка лет выращивали на этой «добавке» (так называли в соседней деревне делянку, выделявшуюся в придачу к приусадебному огороду) попеременно подсолнух и кукурузу, не удобряли (слава Богу!) землю, не «химичили», хозяйничали, можно сказать, «на износ». Так что наша земля не знается с «химией» по меньшей мере 30 лет.

А поскольку мы не выпускаем кур даже на садовую дорогу, и бросаем в загон зелень только с нашего огорода, то им остается одно — нести яйца, которые пахнут. Понятно, что так называемые «домашние» яйца деревенских кур, пасущихся вдоль дорог, на которых оседает «выхлоп» проезжающих машин, — это совсем другие яйца. Еще неизвестно, что хуже — добавки, которыми подкармливают «недомашних» кур, или осадки «выхлопа» на траве у дорог, где пасутся «домашние» куры.

Надо было видеть у нас за столом нашего доброго московского знакомого Тасбулата Мирангалиева. На столе были самые незамысловатые «яства»: картошка, помидоры, нежинские огурцы, яйца, томатный сок. А Тасбулат сидел растроганный: «Боже, я вспомнил детство!». Тасбулат — успешный человек, ему доступно многое, но съедобные (как в его детстве) овощи — нет.

А вот казус, от которого было бы смешно, если бы не было так грустно. Как–то ночью вернулись мы с моей бабулькой Тамарой Федоровной из Турции в Харьков. После «шведских столов» пятизвёздочных гостиниц захотелось «просто селёдочки». Естественно, с картошкой. Задумано — сделано! Зашли по дороге в супермаркет, купили баночную — норвежскую! — селёдку и сеточку картошки (наша картошка была в этот момент далеко — в погребе на даче). Почистили купленную картошку, сварили. Слили коричневую юшку, лежала картошка в тарелке вроде бы рассыпчатая, но — несъедобная. Отвыкли мы от таких «яств», избаловались! И неясно, можно ли такую картошку выбрасывать в компостную яму — не отворотят ли нос от неё жирующие в яме черви?

Да что там локальные беды гурманов! Противное Природе земледелие стирает с карты целые моря, как это случилось с Аралом. Знаменитые житницы утрачивают свой статус из–за размашистого обращения с водой. Неаккуратные «игры» с Кара—Богаз—Голом едва не угробили Каспийское море. Вообще, неблагодарное это дело — перечислять беды, которые принесло Земле разухабистое, без оглядки на Природу, хозяйствование.

Словом, давно пора признать, что Творец был необыкновенно мудр, предусмотрителен и умел, и что пытаться перемудрить его — нам! — не по разуму. За эти попытки перемудрить (а случались ведь и «успешные» реализации этих попыток) нам следовало бы раскаяться. Не покаяться — дескать, «Мама, я больше не буду!». А именно раскаяться — в соответствии с заповедью «нет греха непростимого, есть грех нераскаянный». Смирив гордыню, надо осознать, какими безрассудными, заносчивыми, глупенькими, наивными и беспощадными к будущему (и не только своему!) мы были, когда пытались покорить Природу. Надо очиститься от ставшей привычной за века «безбашенности» в общении с Природой, и впредь быть готовыми хозяйничать в максимальном согласии с нею.

Я не говорю высоких слов об экологии, о сохранении окружающей среды, я не агитирую вливаться в движение Greene Peace. Не говорю я и о становящейся всё более популярной во всём мире (и актуальной) концепции устойчивого развития. Всё это может показаться далёким, выспренним, «высокой материей». Но львиная доля того, из–за чего болит голова у «зелёных» и экологов, начинается в наших огородах — именно когда мы тараним и тираним Природу. В них зарождаются, зачастую, её беды.

В изданной Полтавской аграрной академией книге «Органічне землеробство…» (подробнее о ней — в «Заключении») об этом сказано так: «Одним из основных требований экологии и рационального природопользования является решение глобальных проблем — локально». Как лаконично и точно! И далее: «…особенно важным следует считать решение экологических проблем на уровне хозяйств». Не в бровь, а в глаз! Не надо ждать чего–то сверху — «исторических» решений, указаний, поблажек и т. п. «Верхам» бывает не до нас. Надо просто самому, в собственном хозяйстве, на своих «сотках», перестать «курочить» природу — и всем полегчает.

 

Дай мне зоркости узреть

У природы есть чему учиться. Но надо отдавать себе отчёт в том, что многие установления Творца — не для праздных глаз, что детали устройства природы подогнаны весьма тщательно, и нужна немалая зоркость, чтобы разглядеть их, и готовность пораскинуть умом и с толком приладить увиденное.

Чтобы лучше понять пользу зоркости и готовности «пошевелить извилинами», совершим небольшой экскурс в историю.

Размышления Исаака Ньютона о падающем яблоке привели к открытию закона всемирного тяготения.

Джон Денлоп однажды заметил, как восстанавливается поливной шланг после того, как с него убирается нога — и во всём мире зашуршали шины. И что бы мы без этого шуршания сейчас делали?

Еще пример. Стоило Хансу Эрстеду увидеть, как отклонилась стрелка компаса, когда по лежащему рядом проводу побежал ток — и мир получил электродвигатель! А теперь уже невозможно представить себе нашу жизнь без электробритв, машинок для стрижки волос, фенов, триммеров, миксеров, «болгарок», электродрелей, кофемолок, кухонных комбайнов, стиральных машин, холодильников…

Если угодно, земледелец тоже должен быть постоянно начеку. Обращать внимание на детали и стремиться пристроить, точнее, — с толком приладить их. Самое никудышное дело — неуклонно и бездумно следовать традициям. И это «никудышное дело», и сами традиции конвенциального земледелия, и их истоки гневно и убедительно клеймит Б. С. Анненков в книге «Подари лопату соседу». Лучше не скажешь — и потому я адресую любознательных читателей к этой страстной книжке Бориса Сергеевича. Добавлю лишь очень уместные строчки Игоря Губермана:

Земледелец не имеет права робеть перед неписаными правилами, бояться сделать шаг в сторону от них.

Перенесли мы, скажем, с колхозных полей в огороды ряды и междурядья. А зачем? Какие внятные слова можно сказать в пользу этого заимствования?

Или вот ещё одна нелепость. На севере, откуда к нам пришла теплолюбивая картошка, окучивают её, чтобы привлечь тепло. А мы–то, украинцы, зачем это делаем? Причём повсеместно — и в Полесье, и в Таврии! Нам ведь надо решать обратную задачу — отводить тепло от корней картошки, потому что уже при температуре в ризосфере картошки выше 23 °C прекращается образование завязи и рост клубней.

Примеры подобных никчёмных и даже вредных традиций можно называть долго. И пусть шаг в сторону зачтётся как побег, возможно, с унизительным наказанием розгами, но слепо следовать никчёмным традициям — ещё унизительнее.

Предков надо чтить. Чтить каждый день. Это для меня — с годами — стало святым. Горько мне, к примеру, оттого, что не нашёл я вовремя для своих отца и матери тех слов, которыми полон сегодня. Им бы — тогда — они были в награду. А мне — сейчас — в укор. Боготворя отца, я посвятил его памяти свою первую книжку «Про огород для бережливого и ленивого». Однако уже в этой книжке, ни на йоту не усовестившись, я сознательно, решительно отверг отцовское земледелие. А каким успешным он был хлеборобом! Чего там — кубанский казак (и кулак)! Думаю, однако, что он оценил бы мои попытки раскрепостить земледельца, вернуть ему человеческое достоинство.

Отход от недобрых канонов и традиций может и должен сыграть важнейшую роль в «распрямлении» земледельца. Не всё наследуемое — от Бога. На многое–многое надо смотреть так, словно видишь это впервые, и прикидывать, не подсунул ли это бесконечно почитаемому, но на минуточку расслабившемуся, предку лукавый.

Поучительную историю рассказывает С. С. Антонец. Ещё в детстве он наблюдал, как посеянные дома пшеница и рожь прорастают на невспаханной земле. Бывало даже так, что на грядках растения болели и погибали, а по краю, на вытоптанной земле — выстаивали. На этот факт никто не обращал внимания и не придавал ему никакого значения… кроме мальчика Сени. И когда Сеня в 29 лет стал председателем колхоза Семёном Свиридоновичем, он пошёл на смелый эксперимент: посеял озимую пшеницу без вспашки.

Эксперимент удался — и пошло–поехало… Так что у выдающегося революционера земледелия Ф. Т. Моргуна, возглавившего вскоре Полтавскую область и принесшего с казахской целины спасительную идею бесплужной обработки почвы, была опора, был единомышленник (ныне — признанный последователь). И кто знает — не будь мальчик Сеня таким зорким, знаменитый «полтавский эксперимент» мог бы и не состояться. Трудно пробиваться сквозь вязкую толщу наслоений конвенциального земледелия. Но когда в этой толще есть просвет — другое дело!

Хочу сказать по паре слов о двух бывших директорах совхозов — моих друзьях и «подельниках» В. Т. Гридчине и В. Б. Фалилееве.

Виталий Трофимович Гридчин начинал агрокарьеру на Дубровском конезаводе (Полтавская область). Там нехватку кормов восполняли с помощью пожнивных и поукосных посевов кормовых трав (по сути — сидератов). Молодой агроном заметил, что почва, несмотря на усиленное, вроде бы, истощение, становилась всё лучше и лучше. Виталий сеял сидераты всё интенсивнее, стал добиваться всё больших успехов, и даже теперь, будучи «опытным» пенсионером, востребован в качестве аса сидерации. Скольких фермеров и «помещиков» я «перепасовал» Виталию! Покой ему только снится. Ниже, в пункте «Усвоение солнечной радиации биоценозами» (2‑я часть) я расскажу ещё об одной «красивой» находке Виталия.

Валерий Борисович Фалилеев тоже не в детских яслях стал директором совхоза, а потом — главным агрономом района и главой райадминистрации. Ещё будучи начинающим колхозным агрономом, он заметил, готовя почву для сева озимых, что после мелкой обработки почвы (не по «злому умыслу», а просто в силу складывавшихся обстоятельств) урожаи были обильнее, чем после пахоты. Это оставило «зарубку», пробудило интерес к нетрадиционному земледелию, и Валерий целеустремленно «нашёл» сперва Зеппа Хольцера в Альпах, потом В. Т. Гридчина в посёлке Майском под Белгородом, Н. И. Курдюмова в предгорьях Кавказа, С. С. Антонца в Михайликах… Кончилось всё тем, что мы с Валерием строим в забытой Богом деревеньке Отрадное «Школу природопотураючого землеробства» (возможно, со временем название «Школа пермакультуры» нам покажется более удачным). Вот к чему привело умение и стремление В. Б. Фалилеева присматриваться к земле.

Хочу рассказать ещё о нескольких пустяшных (вроде бы), но удачно «пристроенных», деталях.

Первая находка. Более 10 лет тому назад я обратил внимание на то, что самосевный физалис удается неизменно лучшим, чем тот, что выращивается через рассаду. И вот итог — физалис получил отдельную грядку, где растёт самосевом. Эта грядка совсем не обрабатывается все эти годы. Сорняки на ней нас не раздражают, мы их «в упор не видим». Правда, не без удовольствия отмечаем, что почва под физалисом — благодаря ежегодно «застревающим» в ней корням сорняков и самого физалиса, а также из–за того, что её никогда не беспокоят, не «рыхлят» (извините за бранное слово!) — всё пухнет и пухнет. Она стала за эти годы толстой «губкой». Физалису это по душе. Его раскидистые, мощные деревья регулярно дают устраивающий нас урожай без какой–либо опеки над ними.

Второй пример. Не погрешу против истины, если скажу, что «вся Украина» сажает чеснок в середине октября, «на Покрова». Но однажды я приметил, что потерянный при уборке чеснок взошёл к концу сентября. Т. е. повёл себя так, словно был посажен где–то в середине сентября! Так зачем же «выкручивать руки» чесноку? Поступать против явно выраженной им воли? Неужели он хуже нас знает свои сроки? Ведь рано посаженный и хорошо взошедший чеснок встретит зиму с развитой корневой системой (фото 19–20)!

19. Середина сентября. Внучка В. Б. Фалилссва Лера сажает чеснок

20. Начало октября. Лера сажает школку персиков на чесночной грядке. Сквозь мульчу всходит редька масличная. Стрелки чеснока появятся через две недели

Зубки «заякорятся», и мороз не выдавит их из земли. Если морозы будут ранними, то поздно посаженный чеснок они застанут в «товарном» виде, и он неминуемо вымерзнет, в то время как хорошо укоренившиеся зубки рано посаженного чеснока будут зимовать в состоянии анабиоза и, оттаяв, сразу припустятся в рост.

Такой чеснок можно не укрывать на зиму и не терзаться опасениями, не выпреет ли он под укрытием. К тому же, у рано посаженного чеснока благодатная прохладная весенняя пора уйдёт на бурную вегетацию, в то время, как поздно посаженный изведёт эту пору на формирование корневой системы и потеряет самое благоприятное время для вегетации.

И с тех пор, как мы начали сажать чеснок на месяц раньше, чем это принято «по всей Украине», ушли обычные тревоги: удастся ли чеснок, не вымерзнет ли, не выпреет ли? Не вымерзнет, не выпреет, удастся! И — на самом деле — удаётся. Всегда, при любой осени, зиме, весне! Никогда не вымерзает и не выпревает.

Третий пример. Однажды осенью я заметил дружные всходы лука на отслужившей своё грядке маточников лука. Не поленился нагнуться. Оказалось, что к низу усохших цветоносов лепятся свежие зубки (обычно совсем маленькие, но подчас — довольно большие). Именно эти зубки дали всходы. И… мы перестали, как это делается обычно, чистить эту грядку. Вот уже 15 лет только стрижем осенью семенные «шапки».

Правда, иногда, в особо лютое лето, дочерние зубки вырастают не у каждого побега — в этом случае мы подсеваем на эту грядку чернушку, и через год «круговорот» возобновляется (фото 21).

21. На грядку с поредевшими (из–за жары предыдущим летом) маточниками лука подсеяна чернушка для «ремонта» грядки. Слева — побег удивительно вкусного и стойкого персика. Такие саженцы растут самосевом из косточек по всему огороду — на радость друзьям и соседям

Чернушкой мы обеспечены всегда, и притом гарантированно свежей (кому приходилось покупать чернушку в магазинах и на базарах, знает, что я имею в виду) и не тех сортов, что под руку подвернулись, а тех, что были в своё время придирчиво отобраны. А ведь бывает, что вместо обозначенной продавцом Мавки или Виктории всходит батун! Короче говоря, насовсем избавились мы от хлопот о чернушке. Совсем задаром! Вот что значит не просто ходить по огороду, а присматриваться. И с толком распоряжаться увиденным.

Четвёртый пример. Все знают, насколько бессмысленна борьба с берёзкой (вьюнком), которую ожесточённо ведут огородники. Стоит подрезать плеть берёзки, как на месте среза образуется десяток–другой «волчков». Через неделю чешутся руки и их срезать — и появляются, грубо говоря, уже сотни плетей. Словом, за полтора–два месяца на месте тысячи плетей можно получить миллион! Ещё более надёжным средством размножения берёзки является… раундап. Да–да, тот самый популярнейший травоубийца. Место среза плети сапкой (разновидность тяпки) хотя бы доступно новому срезанию, а плети, обработанные раундапом, отмирают на недоступной глубине, так что новые «волчки», начинаясь в глуби, заканчиваются как бы самостоятельными, разбросанными по площади плетями. Мне пришлось наблюдать, как боролись с берёзкой с помощью раундапа на огороде, покрытом пятнами березки. Через год ковёр был уже сплошным! Уж как я отговаривал хозяев от тотальной (и бессмысленной!) травли огорода. Увы, не отговорил. «Сладкоголосая» (и лживая в каждой буковке) рекламная тарабарщина на пакете оказалась убедительнее моих заклинаний.

Подумалось: а вдруг Создатель что–то имел в виду, делая берёзку такой жизнестойкой? Может, это не зря? Не один год крутились мысли вокруг этих, как говорят англичане, кишок дьявола (devil's guts), пока я не пришел к отчётливому пониманию, что берёзка ниспослана нам во спасение, что в благоденствие огорода она вносит вклад, непосильный любому иному растению. В том числе — и, прежде всего, — так называемому культурному.

Вообще называть берёзку сорняком можно лишь при очень живой игре воображения (или по привычке, вслед «за всеми»). Каждый, кому доводилось вырывать берёзку, видел, что её корень на достижимой глубине — гладкий, белый, без волосков (волоски на корнях берёзки начинают появляться примерно с полуметровой глубины). Стало быть, берёзка ни у кого не отнимает ни воду, ни питательные вещества — всё тянет себе из глубины (а её корни простираются на 10–20 метров). Это означает также, что она может добывать и выносить на поверхность микроэлементы, запасы которых истощены в слоях, доступных корням культурных растений. Прибегая к бытовым образам прошлых лет, можно сказать, что берёзка питается не в скудной студенческой столовой, а в обкомовском буфете. Фактически берёзка не объедает, а подкармливает культурные растения. Под ковриком из берёзки дважды в сутки образуется роса, не улетающая с первыми лучами солнца и обеспечивающая «капельный» полив. Каждый день! Два раза в день! И это ещё не всё! Главная заслуга берёзки — образование «экрана», выравнивающего температуру почвы и спасающего её от губительных солнечных лучей и от ненужного испарения.

Иногда берёзке вменяют в вину то, что она может обвивать стебли культурных растений. Да, может! Ну и что? Объятия берёзки не причиняют растениям никакого вреда — это ведь не заразиха, не повилика, не омела (растения, паразитирующие на других растениях). Так пусть себе обвивает — от этого обвитое растение как источник биомассы становится только привлекательнее.

И всё же есть у берёзки «крупный недостаток» — типично женское коварство. Стоило мне осознать замечательную роль берёзки и перестать с нею бороться, стоило мне назвать её царицей огорода, как она нас покинула! «Чем больше женщину мы любим, тем меньше нравимся мы ей…». И удивляются многочисленные гости отсутствию берёзки в нашем огороде. Некоторые даже выпытывают, не в «ноу–хау» ли каком дело. А ларчик открывается совсем просто — мы перестали берёзку срезать и выдергивать, т. е. «размножать». Теперь перед нами новая задача — как бы вернуть это бесценное растение в огород. Именно бесценное, а не сорное растение! Ценнее любого культурного!

Чтобы мои дифирамбы берёзке не показались чудачеством маргинала, сошлюсь на опыт С. С. Антонца. В хозяйстве Семёна Свиридоновича нет огульной «ганьбы» сорнякам. К примеру, по ходу дела выжимается максимум пользы из осота (!). Осот тоже не даром ест свой хлеб!

В. Т. Гридчин восторженнее, чем я о берёзке, говорит о мокрице (звездчатке). Кроме всего прочего, мокрица — «склад» кремния и весьма уместна в салатах (чего не скажешь о берёзке, которую не едят даже домашние животные).

Пятый пример. Слова «картофельный куст» никого не заставляют недоумевать, воспринимаются как должное. Часто–густо можно услышать фразы типа «Пойди, выкопай пару кустов картошки!» или, скажем, «В этом году мы посадили 200 кустов картошки». Вместе с тем, никто не видел что–либо похожее на куст на убранной картофельной делянке: после уборки на земле всегда лежат одинокие стебли. А куда же деваются кусты! Да никуда! Их отродясь не было! Их не существует в природе. А то, что мы целое лето зовем картофельными «кустами», на самом деле — колонии самостоятельных растений!

Когда картошку сажают клубнями, то из отдельных глазков вырастает несколько стеблей, которые и образуют как бы куст. Материнский клубень — единственное, что связывает, «роднит» эти стебли. Эта связь эфемерная. После того как клубень разлагается, в одной лунке оказываются независимые растения с собственными корневыми системами, конкурирующие друг с другом за воду, свет, питательные вещества. В этой колонии идёт обычная внутривидовая борьба. Те растения, что больше всех преуспели в этой борьбе, дают самые крупные клубни, менее удачливые — клубни помельче, а неизбежным «горохом» мы обязаны растениям–слабакам, аутсайдерам.

И что интересно — не сажает ведь никто в одну лунку, скажем, 10 арбузов или 7 саженцев перцев. Даже два саженца капусты в одной лунке не дадут ни одного стоящего вилка, и капусту непременно рассаживают по одному растению в лунку. Так почему бы не расселить картофельные растения по « изолированным квартирам», не сажать картошку глазками, не дать каждому собственную зону питания? Кстати, многие помнят, что в войну успешно выращивали картошку из кусочков и даже очистков, но списывают это на лихую годину. А сейчас, мол, к чему? Не война ведь (слава богу)!

Расход площади (и посадочного материала) при посадке клубнями и кусочками приблизительно одинаков. Вот грубая прикидка. При обычной посадке на 1 кв. м приходится 5–6 клубней, т. е. 30–40 ростков, так что на каждый росток приходится в среднем около 300 кв. см площади. Таким образом, если сажать глазки по разумной (с агрономической точки зрения) схеме 12x25 или 15x20, потребуется примерно та же площадь, что занимают клубни (фото 22).

22 . Картошка, посаженная глазками по схеме 15x25x12

Поскольку окучивание не предусматривается, глубина посадки должна быть хотя бы 12 см, чтобы при удавшемся урожае клубни не выдавились и не озеленились. Именно такую глубину предусматривает палка с шишаком, с помощью которой сажает картошку В. Т. Гридчин. Похожей была посадочная палка и у В. В. Фокина, создателя плоскореза, по праву носящего его светлое имя.

В течение нескольких лет я использовал оба приема посадки картошки — и глазками, и, для контроля, клубнями. И каждый раз убеждался в преимуществе первого приёма. Каждый глазок неизменно давал 4–6 относительно крупных клубней, без мелочи.

Особенно заметной была разница в 2009 году. В нашей округе сезон был крайне неподходящим для картошки. За одну неделю в начале мая температура подскочила с минусовой под 40 с плюсом, и продержалась такой около 5 месяцев (правда, местами в нашей зоне случались губительные несущественные осадки). Картошка не получила фактически ни одного из позарез нужных ей 40–50 стартовых прохладных дней. Ситуация оказалась настолько неблагоприятной для картошки, что расположенный в Мерефе под Харьковом Институт овощеводства и бахчеводства НААН вообще не продавал свой семенной картофель для 2010 года.

Так вот, даже в этих невыносимых для картофеля условиях глазки дали терпимый урожай. Во всяком случае, мне не зазорно было демонстрировать картофельную делянку очередной экскурсии. Целые же клубни, мягко говоря, «воздержались». Помимо устранения конкуренции, важную роль сыграло и то обстоятельство, что «распределённые» стебли равномернее «кустов» укрывали землю от палящего солнца.

Мы, как говорят, были с картошкой (притом — не с варёной) и в 2010 году, когда три месяца подряд зашкаливало термометры.

И теперь я считаю себя вправе совсем отказаться от посадки картошки клубнями. Это правда, что «отправляемый в отставку» способ посадки несколько производительнее «преемника». Но если бы дело сводилось только к тому, чтобы «закопать» семенные клубни! К тому же, некоторое замедление посадки окупается с лихвой — и экономией посадочного материала, и ростом объёма и качества урожая, и резким сокращением трудозатрат (в целом за сезон).

Словом, я просто обратил внимание на то, что после копки картошки на земле валяются одиночные стебли, задался вопросом «А где же кусты?» и — после некоторых раздумий, не сразу — пришёл к посадке кусочками. Не по нужде, как в военные годы, а «по ботанике». Впрочем, не я один такой «умный». В садово–огородных центрах Северной Америки вообще не продают семенные клубни — только Tuber's cuts (кусочки клубней).

Вернусь к феномену распадения картофельной «семьи» после гибели материнского клубня. Нечто похожее довелось мне наблюдать и в человеческом социуме. Правда, начать историю придётся с одного летнего дня далёкого 1934 года.

На колхозном поле в моей родной кубанской станице Георгие—Афипской (ныне — посёлок Афипский) женщины полют табак. Среди них — моя мама и Пелагея Диденко (в быту — Диденчиха), жившая точно против бабушкиного дома через улицу. Диденчиха — вдова, у неё двое сыновей: 12-летний Андрей и 6-летний Митя.

Приезжают в поле председатель колхоза с кем–то из активистов и начинают агитировать подписываться на заём. Это была такая система отсоса денег у населения: человек отдавал месячную зарплату и получал взамен облигации, которые через несколько лет начинали «играть» в выигрышных тиражах.

Подписываясь на месячный оклад (очень поощрялось перевыполнение!), рабочие и служащие просто лишались, грубо говоря, 1/12 части годовой зарплаты (удерживались заёмные деньги в рассрочку). А колхозники работали за мифические трудодни (учётные палочки). Иногда (по итогам года) им перепадала мизерная натуроплата (скажем, мешок–другой зерна в год). «Живые» же деньги они стали получать только при Хрущёве. Так что для колхозников в ту пору подписаться на какую–то денежную сумму означало продать телёнка, поросёнка и т. п., т. е. лишиться весомой части надежды на прокорм семьи или даже на её выживание.

И вот тётя Поля, открещиваясь от займа, поминая вдовью долю, детей, пустой двор, нищету, говорит агитаторам: «Та на мені навіть спідниці немає» («Да на мне даже юбки нет»), приподнимает сбоку юбку и показывает голую ногу. Тогда женщины (на Кубани, по крайней мере) носили под верхней юбкой вторую (так называемую споднюю, спідницю). Жест был истолкован так, будто она показала… советской власти. Тётя Поля за глумление над этой властью получила 14(!) лет, отбыла их в лагерях на Урале «от звонка до звонка» и вернулась на Кубань лишь в 1948 году.

А что же Андрей и Митя? А ничего! Буквально ничего! О них вообще ни в каком контексте не упоминалось. Так и остались они совсем одни, как–то жили в материнской хате, Андрей успел даже на фронте побывать, жениться и отделиться. Митя, уже после возвращения матери, тоже, женившись, отделился. И жили братья вполне мирно, дружно, как говорят на Кубани, «родичалися».

Однако стоило матери уйти из жизни, как Андрей и Митя забыли, что они — братья, забыли лихую годину, которая, казалось бы, должна была навеки спаять их. Они… не поделили доставшееся от матери «наследство» — перину и подушки! И летел по станице пух из них, неподелённых. А выпустив в окно наследство, братья на всю оставшуюся жизнь забыли друг о друге.

Примерно так же «дружно» живут братья–ростки на картофельном клубне. Сначала (ввиду апикального доминирования) верхушечные почки подавляют нижние, а после всходов в среде «везунчиков» начинается конкурентная борьба за свет, влагу и питательные вещества. Так что сам Бог (или, если угодно, агрономия) велят сразу расселять этих «братьев», т. е. сажать картофель отдельными глазками.

И последний пример. Речь идёт о рядовом севе. Он, скорее всего, был перенесён в наши огороды с колхозных полей. Но там он был оправданным — выполнялся машинами. Иногда сев был даже «дважды рядовым», допускающим машинную обработку в двух направлениях, или перекрёстным.

Но зачем нужны рядки в огороде, обрабатываемом вручную? Ведь сев вразброс во много раз производительнее! К тому же, как бы ни укрывались семена — граблями, сапкой, плоскорезом, мульчей — под ними не будет неуютной для всходов рыхлой земли (фото 23).

23. Семена моркови, капусты и лука чернушки были посеяны вразброс

Вообще–то, семена можно бы и не укрывать — в дикой природе они всходят, лёжа на поверхности. Правда, рассеиваются они с огромным запасом, как бы с расчётом на то, что не всем повезёт. Семена культурных растений сеются меньшим запасом, и мы укрываем их, пряча от грызунов, птичек, пересыхания.

Автор метода «ничегонеделания» Масанобу Фукуока, исключив всякую обработку почвы, одевал семена в глиняные капсулы диаметром до 12 мм, причём эта работа была довольно производительной — за одну смену рабочий мог «одеть» зёрна риса или пшеницы в объёме, достаточном для засева двух гектаров! Эти капсулы спасали зёрна и от грызунов, и от птичек, и от пересыхания. При этом создавались идеальные (с точки зрения И. Е. Овсинского) условия для семян: плотное ложе под ними и пышное одеяло над ними, образованное травинками, соломинками, клевером, стернёй.

Иногда во время лекции я прошу слушателей назвать культуру, для которой рядки имели бы хоть какой–то смысл. И неизменно называлась лишь одна культура — чеснок. Если осень сухая, то вдавливание зубков на 7–10 см — болезненная для пальцев операция. Так что есть смысл процарапать канавки для зубков, хорошо полить их и вдавливать зубки уже на меньшую глубину, и притом в грязь. Посадка чеснока становится достаточно комфортной (ею можно заниматься даже с наращенными ногтями). У лука–севка подобной проблемы не возникает — он сажается мельче, чем чеснок к тому же — весной, т. е. во влажную (и мягкую) почву.

Правда, мои слушатели называли ещё одну культуру, для которой рядовой сев имеет какой–то смысл. Речь идет о луке–чернушке. Когда севок созревает, то ботва, как правило, становится трудно различимой, и это осложняет его выборку. А в рядке, дескать, севок экспонирован лучше. Однако и для чернушки можно обойтись без рядков. Спелые луковки урожая чернушки — севка — залегают мелко, и их можно всплошную подрыть плоскорезом Фокина, работая им как «медленной» косой. Заодно подрезаются сорняки, и грядка готова — хоть для сева сидератов, хоть для ЭМ-обработки почвы. Кстати, если ЭМ-обработка не предусматривается, то семена сидератов можно посеять по ещё не убранной грядке, прямо по луку, а затем подрывать севок, попутно пряча семена. Возможные потери мелких луковок при уборке — не страшны. Даже желательны: весною из них вырастет отличная (и притом совсем даровая) зелень.

Иной раз, когда я излагаю идею сева вразброс, находится слушательница, горячо оспаривающая эту идею… ссылкой на прорывку. Дескать, рядки облегчают её. Прорывку, то есть.

И смех, и грех! Сначала сеять в рядок, порождая неизбежные сгустки, а потом объяснять, что в рядке удобнее с этими сгустками бороться!

Ведь если щепоть, назначенную данному рядку, рассыпать по всей площади, отведённой рядку (включая междурядье), т. е. по площади, примерно в 10 раз большей, чем площадь рядка, то семена лягут вдесятеро реже! И прорывка вообще не понадобится!

Именно уход от прорывки — сверхзадача замены рядового сева севом вразброс. И дело не только (и даже не столько!) в избавлении огородника от непроизводительной, изматывающей (в первую очередь — душу!) работы. Прорывка, как утверждает академик–аграрий А. М. Гродзинский, вообще не может считаться приемлемым агроприёмом: после прорывки в почве, в непосредственном контакте с корнями оставшихся растений, находятся разлагающиеся останки корней удалённых растений, аллелопатически вредные для «тех, кому повезло». Так что сев вразброс приятен не только огороднику, но и растениям. Наконец, налицо заметная экономия семян: ведь при прорывке уничтожаются уже взошедшие растения, оказавшиеся в слишком «тёплой» компании, а при севе вразброс остаются все растения.

Детали, достойные внимания, припрятаны природой повсюду — была бы охотка присматриваться и раскидывать умом, как с толком распорядиться увиденным. И, лишь хорошо подумав, браться за плоскорез, молот, лом, топор, пилу, лопату, сапку, шланг…

 

И охлади мой пыл

Естественно, при ведении огорода — ублажения чрева для — не обойтись без определённого вторжения в природу. Но оно должно быть непременно щадящим. Каждый свой шаг земледелец должен оценивать с этой точки зрения. В природосообразном огороде всё растет как бы само собой, без «постороннего» вмешательства. Ну а если уж приходится вмешиваться, то надо делать это бережно, не нарушая общую «картину». И поправлять её при нужде лёгкими, незаметными мазками. Словом, огородник не должен напоминать всадника, скачущего на лихом коне и размахивающего «вострой саблей». Или маневрирующий в огороде танк. Больше красит огородника сходство с нейрохирургом со скальпелем или даже лазером в руках.

Вот примеры разудалого и, для сравнения, бережного вторжения.

Первый. Типичной для традиционного огорода является наносящая серьёзное увечье почве зяблевая вспашка. К весне почва заплывает, и её снова пашут или культивируют. А потом ещё и прикатывают тяжёлыми катками, чтобы обеспечить плотность почвы, нужную для посеянных семян.

Всю эту тяжкую работу, деструктурирующую (и ещё как!) почву, можно заменить севом сидератов по свежеубранному полю осенью и севом–посадкой соответствующих культур весной с минимальной предварительной обработкой почвы, изумительно «вспаханной» корнями сидератов.

Именно так обходился с тысячами гектаров земли в бытность свою директором совхоза В. Т. Гридчин, о котором я ещё не раз буду говорить с благоговением.

Второй пример. Всем известен изуверский способ посадки картошки «под плуг». Несложная прикидка показывает, что для того, чтобы «заземлить» 1 кг семенной картошки, надо перевернуть (и попутно умертвить) больше тонны земли! А теперь сравним с этим «методом» посадку картошки тем же В. Т. Гридчиным — «под палку». В войлоке, образованном сидератами, Виталий для 1 кг семенной картошки сделает палкой с «шишаком» 10–20 ямок глубиной 12 см — и всё! Всё! Затраты энергии, денежных средств и иных ресурсов — в сотни (если не в тысячи) раз меньше, почвенный экран — практически не нарушен, нужды в прополке и окучивании — никакой! Да, слава Богу, и возможности — тоже.

Но это — не все бонусы от посадки картошки «под палку». Непаханая почва под «шишаком» остаётся плотной, и к клубням в течение всего лета по капиллярам подаётся влага из грунтовых вод, так что картошке Виталия неведомо слово засуха. А ему самому — прополка, окучивание и иные нецензурные слова. Какая экономия времени, сил, ресурсов! Какое изящество!

И ещё одно. Обычно картошку копают лопатой. Подкопав «куст», переворачивают лопату, выбирают клубни, потом делают ещё один–два копка, чтобы убедиться, что все клубни выбраны. И бывшее картофельное поле становится похожим на прохоровское после крупнейшей в истории войн танковой битвы. А Виталий копает картошку вилами: подводит вилы под «куст», наклоняет их к земле, выбирает картошку и возвращает вилы в исходное положение. Вот что значит беречь почвенный экран! Ради целости этого экрана Виталий даже готов смириться с возможной потерей части урожая. Экран — дороже! Так что, разве Виталий на картофельном поле — не нейрохирург?

А теперь вернёмся к клубням, оказавшимся при посадке «под плуг» примерно в середине пахотного слоя. Какая жалкая у них участь! Капилляры, несущие подземную влагу, прерываются у пахотной подошвы, рыхлая почва под клубнями (как и во всем пахотном слое) быстро пересыхает, и картошке в утешение остаётся лишь призрачная надежда на дождь. Да и тот, если случится, падая на свежевспаханную почву, разбивает, т. е. превращает в пыль, несколько верхних миллиметров почвы. Когда же пыль намокнет и набухнет, земля покрывается непроницаемым «линолеумом», по которому вся дождевая влага стекает в Мировой океан. Позже, когда этот тонкий слой подсохнет, на земле неизбежно образуется всем известная корка! И лишь со временем, когда вспаханная земля слежится и уплотнится, восстановится работа капилляров, несущих влагу из глубин, и клубень, может быть, «смочит губы».

Какой показательный пример! Чем бесшабашнее ведёшь себя в огороде, тем хуже всему живому — и почве, и растениям, и самому огороднику! И наоборот!

Как кстати здесь одновременно и остроумная, и содержательная рекомендация Хольцера: «Если у тебя возникла какая–то проблема, не хватайся за топор, лопату, сапку и т. п., а ляг на траву, полежи, и тебе придёт в голову решение проблемы, сообразующееся с природой». Сколько мудрости в этом эпатажном с виду совете! Какое бережное отношение и к природе, и к земледельцу! Не бегай, запыхавшись, по огороду, а ляг на траву и полежи!

Такими же — максимально сберегающими все мыслимые ресурсы — являются упомянутые ранее приёмы выращивания чернушки и физалиса.

Иногда мне доводится слышать полушутливые упрёки: дескать, как это огородник, последовательно ратующий за огородничество в согласии с природой, вдруг режет посадочный клубень на кусочки. Ведь этого в природе нет! Но я не чувствую угрызений совести. Природный феномен апикального доминирования не даёт возможности проклюнуться всем глазкам. И часть их остается «невостребованной», пропадает. Так что, разделяя глазки, мы избавляем их от «ига верхов», даем всем им шанс, увеличиваем ростовой потенциал клубней.

В конце концов, ничего зазорного нет в желании получить от природы нечто внештатное. Лишь бы это желание было разумным, не ущемляло природу.

Сеем же мы растение длинного дня — редис — пораньше, чтобы корнеплод образовался прежде, чем растение пойдёт в стрелку. Или поливаем огурцы, когда хотим избавиться от горечи, объективно необходимой огурцу, чтобы животные не съели его раньше, чем поспеют семена. А как дружно могли бы пожаловаться на жизнь кабанчики! Словом, мы вынуждены подчас отклоняться от «штатных предписаний» природы, лишь бы эти отклонения были соразмерными, щадящими.

Замечу в заключение, что обнаружить подобные щадящие приёмы под силу лишь тому, у кого аллергия на размашистое, безоглядное, бездумное хозяйствование. У кого не лежит на кончике языка архикурьёзное «Некогда мне думать!». Кто и в далёком детстве на вопрос учительницы «Для чего у тебя голова?» не ответил бы «А я ею ем!». Кто не ставит себе в заслугу скотинящий труд на земле с младенческих лет. Или — хотя бы — не считает этот труд опытом, достойным почтительного отношения и позволяющим считать себя опытным огородником.

 

Попытаемся представить себе, что отметили бы уж, переползший из традиционного огорода в природосообразный, или жаба, перепрыгнувшая из одного огорода в другой. Они могли бы заметить, что в этом огороде:

• почва — непаханая;

• на ней сплошным ковром лежат травинки, листочки, крошки, стебельки;

• тут совсем не пахнет «химией».

Таким образом, с «подсказки» ужа и жабы можно выделить такие признаки природосообразного огорода:

• минимизация обработки почвы;

• обилие органики в верхнем слое почвы;

• отказ от минеральных удобрений и химических средств защиты растений.

Очевидно, что этот список, с одной стороны, не привязан к размерам огорода — он актуален для любой площади. С другой стороны, он является характеристическим — каждая его позиция типична именно для природосообразного огорода. В конвенциальном же огороде пашут–копают (и чем глубже, тем «лучше»), держат почву чистенькой от всяких травинок–былинок, «от всей души» пичкают почву «химией».

 

Минимизация обработки почвы

Много раз глубокая обработка почвы, в частности, пахота, оказывалась «на мушке» у вдумчивых земледельцев. С разных сторон подбирались они к мифу «растениям нужна рыхлая почва». В середине прошлого века, например, настойчиво отвергали пахоту Масанобу Фукуока (Япония), Эдвард Фолкнер (США), Терентий Семёнович Мальцев, Александр Иванович Бараев, Федор Трофимович Моргун (Советский Союз). Больше других преуспели, пожалуй, Фукуока и Фолкнер. Неудивительно: им не надо было распылять силы, отвлекаться на борьбу с административной системой.

Как обидно! Наш земляк Иван Евгеньевич Овсинский дошёл до понимания никчемности (и даже зловредности) пахоты ещё в конце позапрошлого столетия! За полвека до Фукуоки и Фолкнера! Исходя из тщательного и профессионального анализа протекающих в почве процессов, он разработал и успешно испытал на землях Бессарабии и Подольской губернии новую систему земледелия, исключающую обработку почвы глубже двух дюймов, обстоятельно описал свой опыт, всячески способствовал его распространению. Новой системе земледелия обучали «дембелей» в царской армии. По всей России бесплатно рассылались брошюры, изданные — четырежды! — коштом самого Ивана Евгеньевича. Но — грянула революция. Злободневной стала экспроприация экспроприаторов (по–простому, по–народному — грабь награбленное). А под лозунгом отнять и поделить было не до проблем созидания.

Позже пришли колхозы. Производство в них целиком было поставлено на службу милитаризации (ей, строго говоря, мы и обязаны коллективизацией). Навязываемыми деревне (через МТС) тракторами и плугами поддерживался непрерывно нарастающий выпуск танков и самолетов. Нетрудно представить себе участь земледельца, который осмелился бы тогда не то что восстать, а просто косо глянуть на плуг: трактористов сажали только за то, что обнаруживалась более мелкая, чем предписывалось райкомами, глубина вспашки. Я ещё раз отошлю читателя к книжке Б. С. Анненкова «Подари лопату соседу». В ней Борис Сергеевич рассказал об этих проблемах ярко и основательно.

К сожалению, и через сотню лет после И. Е. Овсинского плуг и глубокая вспашка на его родине в чести.

Своеобразно оценивает пахоту С. С. Антонец: «Пахать — это вообще глупость, я не хочу об этом и говорить. Это — безобразие и издевательство над землёй». Семен Свиридонович имеет право на такую уничижительную оценку: восемь тысяч гектаров земли в его хозяйстве уже несколько десятков лет не видят плуга, а почва становится всё лучше и лучше. И сэкономленную солярку уже впору мерять железнодорожными составами.

Разнообразны приёмы, которыми пахота убивает плодородие почвы и землю вообще. Почти полностью гибнут при пахоте почвообразующие бактерии. Дело в том, что в слежавшейся почве колонии аэробных и анаэробных бактерий живут обособленно. Первые располагаются повыше, ближе к воздуху, вторые — поглубже, подальше от воздуха. При перемешивании бактерии оказываются либо в «чуждой» среде, либо по соседству с «бактериями–чужаками». А для почвенных бактерий губительны продукты метаболизма «чужаков». (При создании ЭМ-технологий самым сложным было как раз выделение таких групп аэробных и анаэробных бактерий, которые совместимы друг с другом.)

При пахоте разрушается созданная корнями отмерших растений, червями и гумусом пористая структура почвы. Ухудшаются условия аэрации и нитрификации (усвоения азота корнями растений прямо из воздуха). Лишаются уюта, а подчас и самой жизни бесценные помощники огородника — жабы, ящерицы, дождевые черви, жужелицы, пауки… На границе с пахотным слоем прерывается работа капилляров, несущих подземную влагу. В первую очередь, именно пахота обеспечивает победное шествие оврагов по земле. Поскольку все почвы содержат более или менее ощутимые объёмы глея и глины, то при пахоте происходит как бы вымешивание «раствора», и после дождя почва буквально «бетонируется».

Кстати о «бетоне». Почва на нашем участке была истощена до нас многолетним «севооборотом» кукуруза–подсолнухи (бадылку подсолнуха — в костёр, а кукурузы — коровам). Но уже за 3 года нашего хозяйствования, сообразного с природой, она стала структурной, рыхлой. Очень удивился этому пришедший к нам в гости бывший владелец нашего участка. «Как же так? У меня две коровы, свиньи, около сотни всякой птицы. Осенью я запахиваю в приусадебном огороде навоз в неимоверных количествах. А почва с каждым годом все больше похожа на бетон. Хоч сокирою бий! Тут же без навоза рука по локоть проваливается».

Читал я о вреде, который причиняет почве запахивание навоза (только читал, Бог миловал — сам не пробовал). Главную беду видел в том, что навоз загоняется в анаэробные условия, и тогда при его разложении выделяются вредные для растений кислоты, метан и т. п. Мне было понятно, почему такое «удобрение» может снизить возможный урожай втрое. Но феномен окаменения почвы после запахивания навоза долго оставался для меня загадкой.

Казалось бы, почва должна становиться рыхлее, структурнее — ведь вносится органика! И лишь через много лет я сопоставил запахивание навоза с существовавшим в кубанских станицах и украинских сёлах обычаем устраивать так называемую толоку. Это было в пору, когда сельские дома были, в основном, саманными или турлучными.

Строящийся хозяин настилал перед двором слой глины, посыпал её соломой и коровяком, поливал водой, созывал в выходной день соседей и друзей, те месили ногами настил и формовали из месива саманные блоки или обмазывали им турлучные (плетенные из толстого хвороста) стены. По окончании работы выставлялся «магарыч», и до позднего вечера неслись по станице или селу уместные в застолье украинские и русские песни. Этот обычай дожил до «Подмосковных вечеров», когда на смену глиняным пришли кирпичные дома.

Сказал бы о том, что глиняные дома (не в пример кирпичным) — отрадно прохладные летом и тёплые зимой, да боюсь упреков в ретроградстве. А если бы проигнорировал эту боязнь, то добавил бы, что турлучный дом моей бабушки служил ей верой и правдой 70 лет (и был снесён не из–за ветхости, а потому что «вышел из моды», стал непрестижным), в то время как нормативный срок «хрущёвок» — всего лишь 25 лет.

Сказал бы ещё и о том, что строительство саманных домов и дешевле, и предпочтительнее с экологической точки зрения (фото 24), да не хочется «подставиться» под вопрос: «А сам–то в каком доме живешь?». Потому что пока — увы! — не в саманном. Хотя — ещё не вечер! «Школа потураючого землеробства» в деревеньке Отрадное будет, по нашим с В. Б. Фалилеевым планам, именно саманной, крытой тростником. А электричество и тепло, скорее всего, будет добывать «ветряк»!

24. Строительство саманного дома в поместье Ясная Даль

Лестные слова в адрес саманных домов говорятся не ради них самих, а для того, чтобы показать, что при запахивании соломистого навоза происходит нечто похожее на то, что делается на толоке. И тщетно ждёт пахарь почву, которую не пришлось бы «сокирою бити». Глей и глина, содержащиеся в почве в ощутимых количествах, хорошо перемешиваются при пахоте с соломистым навозом, и остаётся подождать, когда на вспаханную почву прольётся дождь. А когда она подсохнет — пожалуйста, вырубайте, если угодно, «саманные» блоки. Только оставьте при себе мысли об успешном огородничестве на этой делянке.

Чудеса твои, Господи! Неужели не видно пахарям, что по разные стороны забора — перед двором во время толоки и в огороде при запахивании соломистого навоза — идут физически идентичные процессы?

А вот ещё два приёма успешного «бетонирования» почвы. Нередко по почве перед пахотой расстилается солома(!). Органическое удобрение, дескать. Ещё чаще можно увидеть, как запахивается осенью припустившийся в рост сидерат. Вместо того, чтобы, в крайнем случае, мелко заделать сидерат в почву и обеспечить тем самым разложение органики в комфортных аэробных условиях.

Сходство пахоты с суетой во время толоки должно было бросаться в глаза (прошедшее время я употребляю потому, что толока ушла в прошлое, а лучше бы это сделала пахота). Но, увы, не бросалось и не бросается. Идёшь глубокой осенью мимо бывшего картофельного поля — и не налюбуешься изумрудным ячменем или голубоватой фацелией. А назавтра — ввек бы глаза не видели! Знать, хозяин, сам того не ведая, готовится к толоке: вспахал поле, тщательно перемешал солому, глей и наполнитель. Осталось только дождичка дождаться. И созвать друзей и соседей на «Несе Галя воду…».

Пахоте–перекопке можно попенять ещё и за то, что этот процесс требует больших затрат энергии и уж никак не укрепляет здоровье копача. Но ладно бы к выгоде — а то ведь во вред (да ещё какой!) огороду.

Любопытную историю рассказывает В. Г. Короленко в очерке «Марусина заимка», написанном под впечатлением от вынужденного пребывания писателя в Якутии (на этот очерк обратил моё внимание старинный друг В. Т. Гридчина, страстный библиофил М. В. Першин).

В царское время каторжане, отбыв срок, становились поселенцами. Они получали наделы, и должны были жить и кормиться с этих наделов до тех пор, пока «сверху» их судьбой не распорядятся иначе. И вот один из героев очерка, бывший каторжник Тимоха принялся пахать участок, выделенный ему наслегом (якутским посёлком). Вечером того же дня Тимоху вызвали на муняк (сходку) к тойонше (вдове вождя, родовича). Там собрался весь посёлок, и тойонша предъявила Тимохе обвинение. Далее — по тексту очерка (с несущественными купюрами):

«— Ты, говорит, нюча (русский), чего это делать задумал?

— Ну, мол, известно чего: землю пашу. Значит, я ей говорю по–своему, по–русски, а старик якут переводит.

— Не моги, говорит, ты этого делать. Землю, говорит, мы тебе отвели для божьего дела: коси, что бог сам на ней уродит, а портить не моги.

— Это, я говорю, вы вполне неправильно объясняете, потому как Бог велел трудиться.

— Трудись, говорит. Мы тоже, говорит, без труда не живём. Когда уже так, то согласнее мы тебе дать корову и другую с бычком, значит, для разводу. Коси сено, корми скотину, пользовайся молоком и говядиной. Только греха, говорит, у нас этого не заводи.

— Какой грех? — говорю.

— Как же, говорит, не грех? Бог, говорит, положил так, что на тебе, например, сверху кожа, а под ней кровь. Так ли?

— Так, мол, это правильно.

— Ежели тебе кожу снять да в нутро положить, а внутренность, например, обернуть наружу, ты что скажешь? А ты, говорит, что над землёй – то делаешь? Вы, говорит, руськие люди, больно хитры, — бога не боитесь… бог, значит, положил так, что трава растёт кверху, чёрная земля внизу и коренье в земле. А вы, говорит, божье дело навыворот произвели: коренье кверху, траву закапываете. Земля–те изболит, травы родить нам не станет, как будем жить?

Признаться, вступило в меня в ту пору маленько, потому досада. Сердце загорелось, главное дело, что ответить не могу. Потолкал кое–кого порядочно, даром что много их было. Ну, порастолкал, ушёл. Ну, правду скажу: ночь без малого всю не спал: только задремишь, — почудится что–нибудь… будто крадётся кто… Ну, ободняло, выкатилось солнушко, встал я, помолился, лошадь напоил в озере, запрёг. Выезжаю из–за лесу, к пашенке… Что, мол, за притча: пашни–то, братцы, моей как не бывало.

Сотворил я крестное знамение, подъезжаю всё–таки поближе… Что ж ты думаешь: она, значит, бабища эта, ночью народ со всего наслега сбила… Я сплю, ничего не чаю, а они, погань, до зари над моей полоской хлопочут: все борозды как есть дочиста руками назад повернули: травой, понимаешь ты, кверху, а кореньем книзу. Издали–то как быть луговина. Примята только».

Владимир Галактионович прямо не говорит о своём отношении к пахоте. Но художник на то и художник, чтобы не говорить в лоб. А ёмкие образы «кожу снять да в нутро положить, а внутренность обернуть наружу» и «все борозды как есть дочиста руками назад повернули» ясно говорят, что на рубеже тех веков у И. Е. Овсинского был однодумец–современник.

Совсем недавно во время лекционного турне по Донбассу довелось мне в Пантелеймоновке (пригороде Горловки) коротать долгий вечер со своим сверстником Е. И. Иониным. Говорили мы с ним обо всём понемножку, и вот, когда речь зашла о пахоте, он привёл ещё более натуралистичный, чем у якутов, еще более кровавый образ пахоты. «Пахать землю, — сказал Егор Иванович, — это всё равно, что воткнуть вилы в грудь женщины, вместо того, чтобы обнять её и приголубить». Жестокое сравнение, но — состоятельное. Особенно впечатляет позитивный подтекст сравнения: избавить почву от пахоты — всё равно, что обнять и приголубить женщину. Богатое у Егора Ивановича воображение…

А теперь «с небес на землю» — о минимальной обработке почвы. Для рекомендованной И. Е. Овсинским глубины обработки почвы в 2 дюйма как нельзя лучше подходит плоскорез Фокина (естественно, на небольших площадях, обрабатываемых вручную). Его плоская ручка позволяет выдерживать нужную малую глубину. И даже скоблить поверхность почвы, подрезая сорняки. Лучше, чем плоскорезом, ничем всего этого не сделаешь.

В нашем огороде обработка действительно сведена к минимуму. В первые годы мы рыхлили грядки садовыми вилами, без оборота пласта (как бы качали почву вперёд–назад). Эту процедуру можно было бы сравнить с чизельной обработкой почвы. Но число грядок, нуждавшихся, по нашему мнению, в таком «покачивании», с годами неуклонно падало, и вот уже несколько лет мы не рыхлим ни одной грядки. Не нуждаются они в этом! К моменту сева–посадки они так пронизаны корнями сидератов, культурных растений и сорняков, так похожи на подушку, что просто не поднимается рука пустить пух–перо из этой «подушки» по ветру.

Для семян создана идеальная среда — плотное ложе. Так что можно сеять и в канавки, и вразброс, чтобы потом прикрыть граблями или плоскорезом.

С сорняками мы тоже не ведём беспощадной борьбы — даём им подконтрольно расти, срезаем обычно лишь при угрозе обсеменения или излишнего затенения светолюбивых растений. Картошку — не полем и не окучиваем.

Таким образом, основная часть грядок обрабатывается всплошную лишь дважды за сезон. Первый раз — весной, когда припалываются посеянные вразброс семена. Заодно спалываются сорняки–спринтеры, вроде пастушьей сумки. Вторая обработка выполняется, когда сеются сидераты. И снова припалывание семян обычно совмещается с прополкой сорняков.

А часть огорода совсем не обрабатывается уже второй десяток лет подряд — просто не нуждаются в этом грядки с маточниками лука, физалисом, катраном, многолетними луками.

Многие читатели, вероятно, сталкивались во время уборки картошки с тем, что лопата способна лишь выскоблить корневую зону картошки, что вне этой зоны — «хоч сокирою бий». А я позволяю себе бахвалиться перед посетителями, когда показываю им картошку. «Нечаянно» продавливаю (одной!) рукой лопату на полтора–два штыка. И это притом, что мне до 80 осталось меньше, чем грудничку до детских яслей. Вот так способна почва отблагодарить огородника за то, что годами её лишь «ласково щекочут».

Есть такие, кто думает, что я преувеличиваю? Тогда милости прошу пожаловать к нам, чтобы увидеть всё это воочию. И почувствовать «подушку» под ногами. Только, естественно, надо созвониться, потому что «старость меня дома не застанет…». Мои телефоны (1038) 067–579–25–48 (Киевстар) и 099–453–52–50 (МТС Укр).

 

Обилие органики в верхнем слое почвы

Другой «земной» чертой природосообразного огорода является обилие органики в верхнем слое почвы. Когда американцы в книге Эдварда Фолкнера Plowman's Folly (Безумие пахаря) впервые прочитали о том, что земледелец может обойтись без пахоты, и что пахота даже губительна для почвы, то заговорили о Folkner's Folly, т. е. в безумии Фолкнера. Однако в своей следующей книге The second Look (Второй взгляд) Фолкнер акцентировал внимание на обилии органики в верхнем слое почвы, которую можно не пахать, и Америка «успокоилась». Больше того, вскоре пахота стала анахронизмом, и было свёрнуто производство плугов. Нам бы такую удаль, нам бы такую прыть! Правда, североамериканцам губительность пахоты «помогли» осознать жестокие пыльные бури 30‑х годов. И хотя мы тоже наглотались песка (и в 60‑е, и в 80‑е годы), однако нам пыльные бури — «не указ». Наши пахари по–прежнему не видят связи между плугом на земле и песком в небе.

Продолжая затеянную американцами «игру в слова», можно было бы конвенциальное земледелие, важнейшими орудиями которого являются лопата и плуг, назвать безумным. Да не хочется обижать без вины виноватых приверженцев этого «земледелия».

В естественных условиях почва укрыта, как правило, защитной дерниной. В огороде, по понятным причинам, о дернине можно говорить лишь с натяжкой. Но с помощью органики в верхнем слое почвы моделируются почти все функции дернины.

Об этой органике достаточно только думать — и она станет обильной! Вспомнилась сценка в кабинете дерматолога. «Доктор, у меня чернеют ноги. Чем только не пытался лечить — ничто не помогает». — «А водой не пробовали?». Так вот на вопрос о накоплении органики в почве можно было бы ответить вопросом «А не удалять её не пробовали?».

В частности, не сгребать подрезанные сорняки и не выносить их за пределы участка и, тем более, в костёр. Не трогать старую мульчу — под нею так уютно почвенной живности! Не чистить рьяно, как это подчас делается, огород осенью. Пусть отслужившие своё баклажаны, перец, подсолнухи, кукуруза и т. п., а также сидераты, перезимуют и искрошатся (их оголившиеся стебли можно удалить и весной). Зимой стебли задержат в огороде лишнюю (точнее — совсем не лишнюю!) тонну снега, а с первыми лучами поднимающегося солнца (уже в январе!) вокруг них образуются воронки, которые не дадут талой воде умчаться с ручьями в моря–океаны и принудят всю её впитаться в почву.

Разумеется, ни один источник органики не сравнится по изобильности с сидеральными культурами. Их набор так разнообразен, а разброс вегетационных периодов так велик, что нетрудно подобрать подходящую культуру с оглядкой и на предшественников, и на преемников. Правда, при севе озимых сидератов нужна некоторая осторожность.

После уничтожения вики, например, надо выждать примерно месяц, пока грядка «перебродит», а грядки с рожью, пшеницей, житницей лучше «перепустить», т. е. отдать им лето. Аллелопатическое последействие озимых злаков таково, что сразу после них толком не растёт ни одна культура (фото 25–26). Увы, такова «селяви»: примадонны часто бывают капризными. Трудно придумать сидерат, лучший, чем рожь или, скажем, житница. Но зато и ждать, когда рожь и житница «угомонятся», т. е. когда разложатся выделяемые ими ингибиторы, надо достаточно долго.

25. Эксперимент: справа картошка посажена на грядке, где были овощи (см. фото 21 ), а слева — картошка на грядке, с которой весной была удалена житница

26. Перед колосящейся житницей — горький перец, посаженный на грядке, где росла житница

Мы у себя на участке сеем и рожь, и пшеницу, и житницу. Но используем их не только по прямому назначению. К примеру, весной никакая другая культура не даст столь же раннюю, как пшеница или житница, зелень для кур. А чуть позже, когда впервые возникнет нужда в мульче, нет иного подходящего её источника, кроме соломы этих злаков.

Что же касается посеянных с осени яровых сидератов (горчицы, масличной редьки, ячменя, овса, фацелии и т. д.), то надо просто выбросить из головы мысли об их полегших за зиму стеблях и листьях, т. е. рассыпать семена прямо на этот «войлок», а потом приполоть их или поскрести почву граблями. Делать лунки и сеять семена можно так, словно почва — голая (и «вспаханная» корнями сидератов).

Чуть ли не на каждой лекции и (довольно часто) по телефону меня спрашивают, что делать с выросшими сидератами (фото 27–31). Дескать, не надо ли их подрезать, скосить и т. п. На вопрос, заданный на украинском языке, я неизменно отвечаю: «Нічого! Замружити очі, та й годі!» (замружити — зажмурить).

27. После уборки картошки грядки засеяны ячменём и замульчированы

28. Тс же грядки через два месяца

29. На бывшей картофельной грядке среди мангольда (на ближнем плане) и свёклы — всходы ячменя

30. Лесополоса уже озолотилась, а огород ещё зелёный

31. Огород Нади Федотовой (город Бар Винницкой области). Суданка — замечательный сидерат

Конечно, этот ответ не касается случаев, когда ещё растущий сидерат мешает севу–посадке новой культуры. В этих случаях, кроме подрезания сидерата, можно ещё и обработать делянку ЭМ-препаратом (если, конечно, в запасе есть пара недель перед севом, чтобы семена не пострадали от бактерий). Упомянутая двухнедельная пауза обязательна: однажды я получил «удовольствие» от «трёх в одном» — совместил прополку сорняков, сев горчицы и полив делянки раствором ЭМ-настоя. Так вот, бактерии решили, что я положил им в «кормушку» не только сорняки и их корни, но и семена горчицы. И порадовать всходами обглоданные семена уже не смогли.

Хороший источник пополнения органики в верхнем слое почвы — компост. Я имею в виду тот компост, который почему–либо не стоит делать прямо на грядке, в присутствии растений. Ну не сжигать же, к примеру, грубую органику (обсеменённые сорняки, капустные кочерыжки и т. п.). И не возить же, скажем, под забор соседям поражённые фитофторозом помидоры. А в компостной яме за 3–4 года перегорят и грубые остатки, и семена сорняков, и патогены.

Конечно же, нужно блюсти некоторую осторожность, разбрасывая по земле навоз. Это «добро» может быть нашпиговано личинками, глистами, патогенами, антибиотиками, семенами сорняков (и теми, что стратифицировались, пройдя через желудочно–кишечный тракт животных, и теми, что осыпались из растений, выросших вокруг навозных куч). А потом многие годы уйдут на борьбу с привнесёнными бедами. «И оно вам надо?».

Навоз может принести в огород ещё одну беду. Как известно, личинки майского жука наносят серьёзный урон корням культурных растений. Видел я клубничную плантацию, постриженную ими «под Котовского». Личинки живут в земле 3–4 года, и жук предпочитает откладывать яйца там, где, по его мнению, еды хватит на весь этот срок. Понятно, что унавоженная почва в этом смысле для него крайне привлекательна.

У нас, как и у всех в округе, весной «хрущі над вишнями гудуть». Однако личинок майского жука в почве практически нет — в неё никогда, ни в каком виде не вносится навоз. А куриный послед обязательно проходит через компостную яму — вот в ней–то личинок бывает «навалом». Однако там их легко выбрать. И устроить курам пир.

Возможна и ещё одна неприятность. Ваш огород может быть свободен от медведки — ну не приглянулся он пролетавшей над ним медведке! Если же вы завезёте медведку с навозом, то у «гостьи» будет больше времени осмотреться и, возможно, она решит, что «от добра добра не ищут», останется и приживется. И озаботит вас необходимостью с нею бороться — закапывать, например, бутылки с остатками пива или мульчировать посадки чуть обильнее, чем планировалось.

Правда, если не очень хочется поверить тому, что неподготовленный навоз в огороде — сомнительное благо, и есть деньги, которые некуда пристроить, то можно после уборки привезти навоз (сырой! сырой! не перегной!), раскидать тонким слоем по участку и забыть о нём — ни в коем случае не запахиватъ(!!!).

Два замечания. Я говорю «тонким слоем» под влиянием бесед с О. В. Тархановым. Он обратил моё внимание на феномен «коровьей лепёшки». Под лепешкой сразу закипает буйная жизнь, появляются, словно из рукава фокусника, земляные черви, почва становится по–настоящему рыхлой, к ближайшей весне от лепёшки не остаётся и следа, возможные патогены погибают от солнца и мороза, а на том месте, где была лепёшка, буйствует колония бодрой растительности.

Если же навоз лежит достаточно толстыми сгустками, то возможные патогены не будут уничтожены солнечной радиацией, и всего–навсего одна корова, страдавшая от какой–нибудь напасти, может стать источником эпидемии. И к такой угрозе надо относиться со всей серьёзностью.

Словом, используя навоз «как он есть», надо максимально тщательно смоделировать «феномен «лепёшки»: платой за небрежность может стать здоровье (а то и жизнь) родных и близких. Между прочим, собственными здоровьем и жизнью тоже грех рисковать: в конечном счёте, платой за этот риск могут стать, опять таки, здоровье и жизнь близких.

А весной навоз, прошедший «стадию лепёшки», примет участие в плодородии почвы.

В этой фразе нет грамматической ошибки: плодородие почвы (согласно Тарханову и Курдюмову) — не статическая характеристика почвы, а динамичный процесс. Как если бы говорилось об участии навоза в возрождении почвы (подробнее о понимании плодородия как процесса — чуть ниже). И роль навоза в плодородии почвы тем выше, чем больше в нём неразложившейся органики. Роль перегноя в этом процессе — значительно меньшая. Бывший навоз — он и есть бывший, никчемный, отдавший самое ценное, чем был богат, не растениям, а квоте Киотского протокола.

Второе замечание касается слов «неподготовленный навоз». Альтернативой такому навозу могли бы быть органо–минеральные удобрения, вырабатываемые из всякого вида гуано по технологии, разработанной супругами Лилией Степановной и Олегом Владимировичем Тархановыми. Но эта технология, к сожалению, ещё не прошла, выражаясь канцелярским языком, стадию НИОКР (стадию опытно–промышленной установки). По–простому, по–народному: пока серийный выпуск «подготовленного навоза» — за горизонтом. Тем же, кто в силах «отодвинуть» линию горизонта — не до гуано. И не до наших бед с бруцеллёзом, ящуром, коровьей чумой, личинками майского жука.

Органике в верхнем слое почвы можно «поручить» дополнительную работу. К примеру, в момент сева сидеральных культур при переходе лета в осень может стоять сухая погода. Хорошо бы полить посевы, ускорить всходы, чтобы успела нарасти обильная биомасса. Но прямой полив нежелателен — и корка образуется, и семена вымываются. Так что просто напрашивается мульчирование посевов лёгким слоем органики. Конечно, если к этому времени подоспеет очередной укос люцерны, то о лучшей мульче и мечтать грех. Годится солома, если есть. Ну а если и соломы нет, то (голь на выдумки хитра!) в ход идут мелко порубленные кусты перцев и здоровых помидоров, плети фасоли, огурцов, арбузов, тыквы, ботва моркови и т. п. И если посеянная грядка замульчирована, то её можно безболезненно поливать для поддержки всходов.

Разумеется, использовать органику для обеспечения всходов можно и в другое время года, в частности, сухой весной. Мало того, что такое мульчирование поможет всходам, — оно избавит огородника от необходимости сначала нести органику в компостную яму, а потом разносить готовый компост.

Некоторые огородники рекомендуют складывать органику на дорожки. Рассказывают, в частности, как хорошо под органикой червям и прочей живности, как близко от грядок образуется компост и т. д. А если оставлять органику на грядке? Разве там червям будет хуже? Или компост, образовавшийся прямо на грядке, будет дальше от неё? И не лишается ли грядка при этом совсем не лишней защиты от перегрева и высыхания? И разве не выгадают растения от того, что углекислый газ, выделяемый в процессе разложения органики, будет их «обволакивать»? И работать на них, а не на «парниковый эффект»?

К тому же, дорожки, становясь компостными буртами, утрачивают свой статус, а огород — привлекательность. Я не раз видел такое рационализаторство — и всякий раз недоумевал.

Повторюсь ещё раз: об органике в верхнем слое почвы иногда достаточно просто думать, а если и приходится ради неё что–то делать, то можно извлечь из этой работы дополнительные бонусы. Но важнейшим бонусом является, конечно, то, что такую почву можно не пахать и не копать. Лучшей — просто не бывает: она одновременно и достаточно плотная для капилляров, и пористая для всего остального — воздуха, влаги, червей, корней культурных растений. Именно такую почву — одновременно плотную и пористую — называет рыхлой Н. И. Курдюмов. Взрыхленную не сталью, корнями растений и почвенной живностью!

В недавно вышедшей книге Ника «Мир вместо защиты» роль органики в верхнем слое почвы рассмотрена в непривычном свете. Этот важный вопрос стоит того, чтобы каждый огородник изучил его тщательно. Ей–богу, огород станет понятнее, ближе, более «ручным», огородник почувствует себя не тупым «пахарем», а творцом, поднявшимся над огородом, и жизнь его станет интереснее и краше. Однако познать эту необычную роль органики лучше всего — непосредственно по упомянутой книге.

И всё же — полноты и стройности ради — расскажу коротко об идеях учёных и практиков, которые мастерски популяризирует Ник (прежде всего — о взгляде на плодородие башкирского учёного и конструктора Олега Владимировича Тарханова).

Распространённые концепции плодородия толкуют его как набор параметров, как характеристику почвы, как нечто статичное. Все они сводят плодородие к наличию тех или иных веществ в почве. Гумусная теория танцует вокруг содержания гумуса в почве, минеральная интересуется набором минералов, «компромиссная» — компостом, биогумусом, гуматно–минеральными удобрениями.

На самом же деле плодородие — понятие динамическое. Это — синэргетическое (увеличивающее общий эффект) взаимодействие органики, микробов и почвы. Растениям нужен не гумус, а трансформация органики в гумус, не компост, а процесс компостирования, не биогумус, а живая работа почвенной живности — здесь и сейчас, в присутствии растений, а не где–то на задворках. И заглавной фигурой плодородия как процесса является органика! Свежая, ещё не разложившаяся органика, а вовсе не конечные продукты её разложения — гумус, биогумус и пр.

Как всё ложится в строку! «Гумусники» знали, что в почвах тропических лесов нет гумуса; реакция — «тем хуже для этих лесов». «Минеральщики» понимали, что мировые запасы минералов (и газа) на исходе; реакция — «на наш век хватит». В динамической же концепции резко возрастает роль возобновляемой биомассы, в частности, сидератов. Становится, между прочим, понятно, как могут буйствовать джунгли в тропиках — при полном отсутствии гумуса в почве. Гумуса нет, зато органики (в идеальных для её разложения условиях) — «завались».

И снова не могу обойтись без добрых слов о В. Т. Гридчине. Уже 40 лет назад Виталий знал, что сидераты — всему голова. Не «праздновал» он ни грядок, ни компостирования, ни вермикомпостирования, ни ЭМ-технологий (их просто ещё не было и в помине). Сидераты (промежуточные культуры) решали у него (и за него!) все проблемы. И сегодня с помощью промежуточных культур Виталий продолжает творить чудеса. Поехал в Башкирию — и на тысячах гектаров удвоил урожай и вдвое же снизил себестоимость зерна! Обычный директор совхоза советских времен, весь в путах и кандалах цепкой административной системы, а так далеко вперёд смотрел! И, слава богу, продолжает смотреть.

Осенью 2009 года с моей подачи (ну как не «примазаться») была организована первая поездка Виталия в Ясиноватую, на фирму «Бета—Агроинвест». С руководством фирмы были разработаны мероприятия по внедрению биотехнологического земледелия (этот эпитет Виталий употребляет вместо природосообразного) на производственном участке в деревне Розовка под Донецком. Это — бывший колхоз с 3200 га посевных площадей. На лекции в Константиновке я попросил начальника этого участка Ю. А. Минчукова рассказать о пребывании Виталия на фирме «Бета». И лекция превратилась в фермерский семинар — ошеломляюще интересный.

Потом была наша совместная с Виталием поездка на эту фирму (именно о ней шла речь во введении). Там у меня укрепилась надежда, что «из искры возгорится пламя», что пессимистический прогноз Ф. Т. Моргуна не должен оправдаться, и 2030 год не станет для Земли точкой невозврата.

Уж больно зрячий уж переполз к нам в огород! Какой наблюдательный! Какой разговорчивый! Но — органика стоит того, чтобы уж разговорился!

 

Отказ от «химии»

Важнейший шаг на пути к природосообразному огороду — отказ от «химии». О каких «джунглях» в огороде можно говорить, если убить — для почина — растворами минеральных удобрений почвенные бактерии, гербицидами — растительность, а пестицидами — добить всю чудом уцелевшую живность!

Я уже упоминал о том, что мои слушатели часто задают мне вопросы типа: «Как вы боретесь с проволочником (варианты — с медведкой, со слизнями и т. д.)?». И я отвечаю: «Спросите, есть ли у меня в огороде эти существа, у моих жужелиц (варианты — у ящериц, у жаб и ужей и т. д.)». Вроде бы хизуюся (рисуюсь), но ответ точен до копейки. И по существу. Водятся же у меня эти хищники в изобилии, главным образом, потому, что не знаются с «химией».

А я, в свою очередь, не знаюсь с «подопечными» этих хищников.

Усердная и «размашистая» травля вредителей заодно уничтожает и их врагов (т. е. наших друзей и помощников). Естественное равновесие нарушается, и тогда вредителям остаётся лишь сказать: «Размахнись, рука, да раззудись, плечо…» и — ринуться в атаку.

Важным средством контроля над вредителями, наряду с поддержанием естественного равновесия, является исключение монокультуры, создание «меланжевого» огорода. В таком огороде все растения (и культурные, и сорняки) образуют подобие зонта, который лишает вредителей возможности найти свой корм. Не буду перечислять хрестоматийные образцы защиты одного растения другим. Приведу лишь совсем свежий (и неожиданный!) пример.

Была у нас грядка баклажанов. Случайно вышло так, что на ней было несколько кустов вьющейся фасоли. Росли вблизи этой грядки укроп, физалис, кукуруза, обвитая фасолью, космос — словом, было обычное для меланжевого огорода разнотравье. И за всё лето не сел на баклажаны ни один(!) колорадский жук. Когда гости удивлялись тому, что на баклажанах (!) нет даже следов жука, я бодро ссылался на разнотравье, хотя (в душе) тоже недоумевал. Уж очень «блистательным» было отсутствие жуков.

И вот однажды после «набега татарской орды» на яму с червями «старателями» (в тот день было три больших автобуса с гостями) понадобилось срочно пополнить обмелевшую яму органикой. Не нашёл я ничего подходящего, кроме кукурузы с фасолью (дело было в сентябре, початки уже были сняты). Собрал кукурузные стебли, порубил их в яму с теми «старателями», что уцелели при набеге «орды», полил, как обычно, ЭМ-настоем и уехал на неделю. А когда вернулся — стебли баклажанов были белыми (на них была обглодана даже кожура), а на них висело по десятку–другому голодных жуков! Не было у жуков ни силы воли покинуть место, где пахнет баклажанами, ни возможности грызнуть обглоданные до тресты стебли. Выходит, кукуруза с фасолью или напрямую конфузили жука, или владели «золотой акцией» в разнотравье!

«Ласковые» слова о гербицидах, в частности, о раундапе, я уже говорил ранее. Доводилось наблюдать совсем смешные вещи. Осваивает хозяин, к примеру, запущенный участок. И поливает его перед пахотой раундапом. Подавляет живые сорняки, а следом фарширует почву таким количеством их семян, что достанет прополки и прапраправнукам! И смех, и грех! И взрыв сорняков провоцируется, и участок обильно поливается сильнейшим ядом, который когда–то разложится, но — на токсичные и канцерогенные продукты.

А вот ещё сценка. Перед домом — бархатная, заросшая спорышом лужайка. Хозяйка поливает её раундапом. Спрашиваю (а глаза у меня в это время размером с блюдце): «Зачем?». Отвечает (держитесь за стулья, слабонервные читатели!): «А мне даром принесли канистру. Не пропадать же добру!». И ходит «рачительная мелиораторша» всё лето не по зелёной лужайке, а по рыжей и безнадежно отравленной траве. Сорняки потом всё равно отрастают, но канистра–то — ёмкая. И на их долю хватит.

Интересный опыт поставил Зепп Хольцер. Высоко в горах, в самых неблагоприятных почвенно–климатических условиях, он засеял делянки разными пшеницами. Отобрал десяток старых сортов, идущих ещё из тех времен, когда даже слов гербициды и пестициды не знали (в их числе — дикая сибирская и старинная австрийская пшеницы). А одну делянку засеял элитными семенами современной пшеницы.

Мы были на этом пшеничном поле как раз в то время, когда пшеница поспела. У старых пшениц были полные колосья и плотная эластичная солома (Зепп даже молотит пшеницу цепом, чтобы не порвать солому: её по достаточно дорогой цене покупают у него на всякого рода поделки — стулья, улья и т. п.). А у современной пшеницы были пустые колосья и почерневшие ломкие стебли. Фермер, у которого Зепп купил эти элитные семена, объяснил ему, что эта пшеница была выведена специально под гербицидно–пестицидные технологии возделывания и не способна расти «самотужки». Вот как далеко — даже в селекцию — протянули свои мертвящие щупальца гербициды и пестициды!

Есть ещё одна беда от «химии» в огороде. Все яды, что мы вносим в огород под видом пестицидов, гербицидов, гермицидов, инсектицидов, фунгицидов, минеральных удобрений, не обязательно попадут в назначенную им цель. Но в тарелку — непременно. Так уж устроены в природе пищевые цепи.

В самом деле, никто не может спорить с тем, что всякий яд, внесённый на растения и в почву, частично поглощается растениями, а частично — после поливов и дождей — то ли ручьями, то ли подземными водами выносится в водоёмы. Таким образом, водоёмы становятся, вообще говоря, резервуарами слабых растворов этого яда. Водоросли и микроводоросли, обитающие в этих водоёмах, абсорбируют этот яд, и в их телах концентрация яда уже выше, чем в растворе. Эти водоросли поедаются рачками и прочими животными. В телах этих созданий концентрация яда ещё выше. На следующих ступенях пищевой цепи, в телах головастиков, рыб, птиц, крупных животных концентрация становится всё более и более высокой.

Наконец, когда очередь доходит до всеядного «венца создания», то в его теле будет самая высокая концентрация ядов. Так что остатки яда, не поглощенные растениями, неминуемо возвращаются отравителю — через тарелку. Вдобавок к той порции ядов, что легла в неё с отравленными овощами.

Что же до напечатанных на упаковках ядов советов закрывать лицо маской, надевать защитную одежду, выдерживать период ожидания и т. п., то они — в лучшем случае наивны, а в худшем — аморальны, преступны, …продолжать не буду, потому что подходящие (и более точные) слова редакторы все равно не пропустят.

Если же кому–то эти рассуждения покажутся надуманными — пусть попробует помидор, огурец, картошку, яйца из супермаркета, а потом приедет к нам и отведает угощения моей бабульки. Уверяю вас — после этого оправдываться мне не понадобится.

И ещё одна «филиппика», которая в устах «аксакала» может показаться детским лепетом. Правда, идущим прямо из сердца.

После того как я очень близко, ну ближе не бывает, познакомился с ролью органики в верхнем слое почвы, дождевыми и навозными червями, с наглядной самозащитой растений в симбиозах, с буйством здоровой зелени и фауны в природных биоценозах, я уже никогда не пойму, как могло человечество поскользнуться на краю канавы с агрохимикатами и «загреметь» в неё. Ведь процесс разложения органики — извечен. Всегда было видно, хотя бы на примере многотонных деревьев, что все растения, хоть и растут на земле, питаются не только за счёт земли! Ведь и 200 лет назад было ясно, что природа самодостаточна!

Так откуда же взялись и по–быстрому загадили всю планету (не только сушу, но и океаны) селитры, калийные соли, суперфосфат (да ещё двойной!)? Как могли люди перестать читать книгу природы и забуриться в рекламные этикетки на химпрепаратах? Почему не нашлось достаточно мощного отряда трезвых людей, которые не опьянели бы от первых якобы успехов агрохимии и увидели бы тупик? Почему и сегодня, встав из–за стола с абсолютно несъедобной едой, люди ищут яды, да покрепче, системные, вместо того, чтобы просто оглядеться окрест себя? Почему, зная о существовании биологических, точно нацеленных и, самое главное, нестойких препаратов, люди ищут нечто убойное, всесильное, стойкое, дольше играющее?

Я мог бы продолжать этот список, но сознаю, что вопросы — скорее, риторические. Видимо, ещё не родился тот суперпсихолог (если я верно определил «ведомство»), который смог бы всё это прояснить.

Подводя итоги сказанному об отказе от химии, нужно добавить, что дело не только в нежелании «даже слышать об этих ядах». И не в том, что в природосообразном огороде резко падает потребность в борьбе с «врагами» растений. Имеет большое значение то, что в последнее время создан достаточно широкий спектр биологических препаратов, позволяющих оказать безвредную помощь растениям в случаях, когда огород не может защитить себя сам.

У этих средств есть два важных достоинства:

• это — не привычные, синтетические, более или менее универсальные яды, а препараты, созданные, в основном, на грибках и бактериях, и имеющие достаточно узкое направленное действие;

• их действующие начала, как правило, — нестойкие.

Нет нужды подробно говорить о значении узко направленного действия. Яркий пример — актофит (фитоверм), действующий на тех насекомых, которые жуют, грызут, сосут листву, и практически не трогающий всех иных обитателей огорода. Для сравнения можно вспомнить про пестициды, которыми опыляли, к примеру, поля сахарной свёклы с самолётов сельхозавиации. Борьба шла, к примеру, со свекловичным долгоносиком, а летучие мыши летели прямиком в Красную книгу Природы! Впрочем, под «шлейфами» пестицидов гибло всё живое — пауки, жабы, ящерицы, пчёлы, божьи коровки, златоглазки и иная божья тварь. Да и нам перепадало…

Привлекательна и нестойкость многих биопрепаратов. Возьмём тот же актофит. Если колорадский жук или личинка пожуют опрысканный лист, то под действием фермента, выработанного с помощью актофита в листьях, пострадает их нервная система: они будут ползать по листьям в поисках еды, не видя её в упор, пока не усохнут.

Однако на яйца, отложенные на тех же листьях, этот фермент не действует, и личинки, что вылупятся несколькими днями позже, будут жевать листья, как ни в чём не бывало: фермент уже разложился! Однако ещё одно опрыскивание практически решает проблему: в интервале между опрыскиваниями некому было откладывать новые яйца! В крайнем случае, понадобится ещё одна (последняя) выборочная обработка, и с жуками покончено! По крайней мере, до новых полётов в конце лета после массового усыхания картофельной ботвы в соседних огородах.

Нестойкость препарата означает, что его следов нет и в клубнях. Сравним широко рекламируемые под разными названиями средства обработки клубней при посадке: жуку не по вкусу не только ботва, выросшая непосредственно из клубня, обработанного Престижем и прочими Тиранами, но и та, что вырастет на будущий год из урожая — и так в течение нескольких лет. Страшно представить себе, что едят потребители такой картошки. И как реагируют на эти «шедевры агрохимии» неокрепшие организмы их внуков.

Для предупреждения и подавления болезней растений тоже разработан широкий спектр биопрепаратов. К примеру, против фитофтороза эффективны фитоспорин, микосан, фитодоктор, гаупсин, планриз, пентафаг, ЭМ‑5 и т. д. Нет нужды останавливаться на них подробно, поскольку все необходимые сведения указываются на упаковках.

Хочется добавить, что и в Клубах ОЗ идут поиски более лёгкой, более эффективной борьбы с болезнями растений. Вот пример: работники львовского клуба (руководитель — Татьяна Чучко) обнаружили, что можно не только защитить, но даже оживить поражённые фитофторозом помидоры с помощью ферментного препарата оксизин, «штатное» назначение которого — ускорять разложение органики в компостных кучах. Достаточно одной капли оксизина на ведро воды — и опрысканные этим раствором больные помидоры продолжат вегетировать и плодоносить.

Если на востоке и юге Украины эта проблема не так актуальна (вот уже лет пять подряд здесь не было вспышек фитофтороза), то для дождливого и прохладного запада эта находка очень кстати!

Вернемся, однако, к ужу и жабе. Понятно, что они не смогли бы не отметить факт отказа от «химии» в природосообразном огороде. Уже хотя бы потому, что еле ноги унесли от очередного «шедевра», которым попотчевали их в конвенциальном огороде. И только здесь, в природосообразном огороде, они отдышались.

 

Итак, глянем «с высоты птичьего полёта» на обрабатываемую — в согласии с природой — земельку. Это необыкновенно тёплое слово — и не только само слово — любит ас нетрадиционного земледелия В. И. Ляшенко (фото 32, 33, ).

32. Буйство зелени в огороде В. И. Ляшенко

33. Картошка в соломе у В. И. Ляшенко

Представим себе, что жаворонок окинул зорким взглядом из поднебесья лежащие рядом конвенциальный и природосообразный огороды. Ему «бросились бы в глаза» такие различия:

• традиционный огород выглядит, как огороженный клочок колхозного поля — монокультурные лоскуты и много голой земли (и весной, и летом в междурядьях, и осенью); к тому же — на каждом шагу следы борьбы: стоят там и сям чучела, обмотаны тряпками шапки подсолнухов, трепещут на ветру куски магнитофонной ленты, придавлено кирпичом сооружение для поимки крота, и даже птички–синички облетают этот огород стороной; в природосообразном же огороде — подобии «джунглей», похожем на огороженный клок лесной поляны, — в буйной зелени снуют всякие животные и птицы, и не видно никаких следов борьбы;

• целыми днями по первому огороду ходит дядька — то в маске с каким–то бочонком за спиной, то с лопатой, то со шлангом, то с ведром, то с граблями, и от зари до зари стоит буквой Г тётка с сапкой в руках; другой же огород — будто бесхозный, случается, что за весь день не увидишь в нём ни дядьки, ни тетки.

Если перевести наблюдения жаворонка с птичьего языка на подобие научного, то получим такие характеристические признаки природосообразного огорода:

• ведение огорода как цельного благоденствующего биоценоза, а не как набора отдельных «производств» (картошки, яблок, груш, капусты, огурцов и т. д.) с неизбывной борьбой с недругами каждого из этих производств;

• избавление огородника (и, в первую очередь, огорода!) от зряшного труда.

Очевидно, что эти признаки, как и те, что «подметили» уж и жаба, не привязаны к размерам огорода — они актуальны для любой площади. Вместе с тем, они являются характеристическими — типичными именно для природосообразного огорода и не свойственными конвенциальному огороду.

 

Благоденствующий биоценоз

Природосообразное хозяйствование на земле надо понимать как организацию буйных «джунглей» в огороде, как создание и поддержание естественного биоценоза. Имеется в виду, что надо опекать всю совокупность микроорганизмов, растений, животных (и людей!), живущих в саду–огороде, со всеми их отношениями между собой, а не отдельно — картошку, отдельно — капусту, отдельно — подсолнухи и т. п.

Речь идёт не о философском представлении о цельности и взаимосвязанности мира — оно есть у каждого садовода и огородника, — а о переводе этого представления на «инструментальный» уровень. Именно обеспечение максимально комфортных условий для биоценоза, т. е. для всего живого в огороде (себя самого тоже грех забывать), является важнейшим «инструментом» создания природосообразного огорода. А умелый и продуманный подбор растений для «джунглей» даёт в качестве «побочного продукта» всё то, ради чего и «городится» огород. Именно так надо понимать назначение огорода. Сад–огород — это место, где мы проводим лучшие часы, а не рудник, в котором, «не постояв за ценой», тяжким трудом добываются «полезные ископаемые» — овощи и фрукты.

Много факторов способствовало такому пониманию природосообразного сада–огорода, такому проникновению в его суть.

Я уже говорил о бесценном общении с Юлием Фишманом — из отведённых нам судьбою «общих» 35 лет едва ли не половину мы проговорили о деяниях, которые завели земледелие в тупик, и о путях выхода из него.

Много дало мне то, что я сдружился с Н. И. Курдюмовым. Не в пример мне, Ник толерантен, прагматичен, и это даёт больший эффект в нашем общем деле популяризации альтернативного земледелия, чем мои категоричность и ригоризм. Под влиянием Ника я стал чуточку терпимее, хотелось бы сказать — мудрее (если бы такую нескромность стерпела бумага). Впрочем, я ведь имел в виду «с кем поведёшься…» (фото 34).

34. С Н. И. Курдюмовым — «в степи под Херсоном, где вольные травы…»

Поразило меня понимание проблем земледелия В. Т. Гридчиным — я привычно, будто так и надо, смотрю на Виталия снизу вверх. И не потому, что он высок, а потому, что — глубок.

Общаясь с В. И. Ляшенко, я тихо завидую, как разговаривает Валя с «земелькой», с растениями и животными. И — «наука идёт не в лес, а в голову».

Не могу найти подходящего слова для воздействия, которое произвела на меня встреча с двумя учёными, двумя Олегами: О. А. Войновым — главным инженером–почвоведом Николаевского проектно–технологического центра «Облгосплодородие» и О. В. Тархановым — директором Башкирского Центра переработки органики. Пожалуй, подарок судьбы — лучше не придумаешь.

Вроде бы в исследованиях усвоения солнечной радиации биоценозами и опытах, легших в основу диссертации Олега Войнова, нет ничего такого уж нового и неожиданного для меня — по крайней мере, на качественном уровне. Вроде бы всё это в голове давно бурлило и пенилось, но под влиянием встречи с Олегом Анатольевичем улеглось, разошлось по своим нишам, перешло из подсознания в сознание. Мне, математику, явно недоставало, например, тех количественных оценок, к которым пришёл Олег. В следующей части книги я с удовольствием расскажу о его работах подробнее.

Да и то, о чём мы говорили с Олегом Тархановым, казалось бы, мне — не в диковинку. Но по–настоящему «дошло» лишь после встречи с Олегом Владимировичем. Мы съедаем всего 5% мирового объёма продукции растениеводства, ещё 5% идут на технические нужды — остальные же 90% скармливаются скоту и птице. Потом 80% становятся «отходами» — навозом и практически полностью исключаются из кругооборота органики — основы жизни на Земле (нельзя же всерьёз говорить о тех жалких тележках навоза, что оказываются на дачах «за бутылку», или о тех десятках тележек, что вывозятся на поля, прилегающие к фермам). Эти колоссальные объёмы «реквизиции», будучи возвращёнными земле подходящим безопасным способом, могли бы стать побудителем невиданного взрыва плодородия, а могут — косвенно — привести к войне за передел стремительно тающего материка «Плодородная земля». Войне, победителей в которой не будет.

И уж никак не переоценить «ударное» влияние на меня всего того, что видел в Альпах, в поместье Krameterhof. То, как Зепп Хольцер исключительно силой мысли управляет своим поместьем — невообразимо. Уму непостижимо, как он вросся в природу, как чувствует единство всех природных процессов, как видит всё — и в целом, и в деталях — подчас под непостижимым ракурсом. Ни одного, ни малюсенького шага против природы, и потому — её властелин. Если бы Хольцер был современником Роджера Бэкона, то к своему изумительному афоризму «природой рулят её рулями» Бэкон добавил бы «…как Хольцер».

Долго прицеливался я, чтобы выбраться в село Михайлики, где чудодействует С. С. Антонец. Когда мечта сбылась, то, как писал Есенин, «…я с радости чуть не помер». С радости от того, что не только в Альпах, но и дома у нас есть кудесники.

Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с людьми настолько замечательными, настолько «эксклюзивными», что было бы непоправимым грехом не набраться у них ума–разума. И низко кланяюсь этим посланцам судьбы за то, что они вовремя «подвернулись» ей под руку.

Я становился чуточку другим после каждой лекции в Клубах органического земледелия, после каждой экскурсии к нам в огород. И было бы непростительным грехом не воздать должное каждому моему слушателю и гостю.

Я, слава Богу, вырос на книгах, а не на телевидении, и, естественно, на сердце оставался след от каждой прочитанной книги, вышедшей из–под пера писателя, скажем, Толстого, Короленко, Тендрякова, Губермана… Скажите на милость, ну как пройти мимо таких строк Губермана о весне:

Этот «рубенсовский» образ земли не нов для меня, но облечь его в такие слова под силу лишь настоящему писателю. У читателей ещё будет возможность увидеть, как неравнодушен автор к Губерману.

Проникновению в суть природосообразного земледелия помогала и периодика. Взять хотя бы такой курьёзный факт. Как–то довелось мне тесно «пообщаться» с Zoobooks (журналом про животных, издающимся в США для самых маленьких), почитать про насекомых, паучков, «гадов» и прочих зверюшек. Они устроены, и жизнь их организована настолько совершенно, что мне пришла в голову мысль на грани богохульства: «Венец творения — человек — был создан по «остаточному» принципу». Можно люто завидовать, например, системе дыхания насекомых (все мышцы питаются кислородом непосредственно из воздуха), благодаря которой насекомые не знают вообще, что такое усталость. А каков «пилотаж» мухи! И снова показалось мне, что Создатель что–то имел в виду, устроив насекомых так совершенно, что они принципиально неуничтожимы.

Огород без паучков, жаб, воробушков и прочих тварей, составленный, к тому же, из монокультурных лоскутов, — и не огород вовсе, а так, нечто, позорящее и уничтожающее Землю. И творца огорода — тоже. Я и до чтения Zoobooks не любил лишний раз потревожить огород лопатой или сапкой, а теперь убеждён, что почти всякий раз — лишний. Потому что каждый копок или «тяпок» брутально вмешивается в жизнь богатейшей почвенной фауны — пауков, насекомых, жаб, ужей, ежей, червей, бактерий.

Когда огород понимаешь не как простую сумму самостоятельных «производств», а как единое живое сообщество, то меняется — подчас на противоположное — и понимание роли отдельных его членов.

Пусть, например, среди прочих овощей и фруктов растут в огороде подсолнухи. В конце лета, когда подсолнухи начинают созревать, на них сосредоточивается пристальное внимание воробьев. Что поделаешь: имени своему — вора–бей — надо соответствовать. И пускается «нормальный» огородник во все тяжкие — и чучела ставит, и муляжи змей раскладывает, и сверкающие кусочки магнитофонной ленты развешивает, и шапки подсолнухов в пластиковые пакеты и старые тряпки одевает, и сам руками беспомощно машет. Подчас помогает. А «нормальным» я назвал огородника за целеустремленность — раз уж подсолнухи посажены, они должны дать максимальный урожай.

А теперь посмотрим на роль воробьев в саду–огороде в целом. Всё лето воробьи потребляют не только вегетарианскую пищу, но и насекомых, в том числе вредителей. Причём насекомые составляют примерно половину рациона воробьев. Количество уничтоженных воробьями букашек, в том числе и зловредных, не поддаётся подсчёту.

Придёт поздняя осень. Насекомые разойдутся по зимним квартирам. И единственным провиантом для воробьев станут семена сорняков — трудно даже представить себе, от какого объёма прополки в будущем могут избавить огородника воробьи (осторожное могут предполагает, что хозяин не спрятал эти семена зяблевой вспашкой, не «заначил» их, чтобы потом многие годы бороться со всходами сорняков). Каждый воробьиный десант на осенние грядки счищает с них миллионы будущих растений щирицы, мышея, лебеды, свинороя и даже портулака.

А что вытворяют воробьи в садах весной! Какой стоит щебет, какая «тусовка»! И всё из–за того, что у появляющихся в это время птенцов просто нет иной еды, кроме букашек и личинок, что добывают родители в саду.

Теперь оценим роль воробьев «с высоты птичьего полёта», во всём биоценозе, а не с грядки подсолнухов. Да, шкодливые воробушки могут выпить не только подсолнухи, но и маточники капусты и редиса. Однажды выбрали они у меня подчистую чумизу на клочке, оставленном на семена, и я на несколько лет лишился сидерата–любимчика. Было и так, что в очень трудное лето удалось мне получить изумительные всходы озимой сурепки, а потом оказаться в положении пахаря Тимохи из очерка Короленко. Тимоха наутро увидел вспаханную накануне делянку такой, будто не пахал, а я — грядку, на которой будто не сеял. Могут эти башибузуки и в курином загоне поживиться, и в миску к зазевавшемуся дачнику заглянуть. Но — даром они свой хлеб не едят! И если на одну чашу весов сложить убытки от воришек, а на другую — их заслуги, то перетянет последняя.

И не дай бог попутать чаши. Примерно полвека назад их уже попутали в Китае — решили, что воробьи поедают слишком много риса (и это чистая правда!), и дружно вывели их. А после этого оставшиеся без своих заклятых врагов вредители уничтожили весь рис подчистую — и свою «законную» долю, и воробьиную, и ту, что раньше могла уцелеть благодаря воробьям. Голодомор, неизбежно последовавший за этой акцией, удалось остановить, лишь восстановив популяцию воробьев.

Так что? Даровать воробьям созревшие шапки подсолнуха? Конечно! Можно даже сделать кое–что для того, чтобы привлечь их. Снять кульки и тряпки с созревающих головок, убрать всякие чучела и пугала, повесить кормушки и поилки — и это будет самая правильная линия поведения. Воробьи увидят, что их привечают, и запомнят к вам дорогу. А в долгу — не останутся. Такие меры привлекут и других пернатых друзей. Однажды в зимний день мы с Валентиной Ивановной Ляшенко в её усадьбе любовались, как тщательно исследуют кору груши синички. Висящие на груше кормушки были полными, но они лишь заманили синичек на грушу. Что ни говори, а букашки и личинки слаще и питательнее пшена и семечек!

Словом, воробьев гонит тот, для кого огород есть просто совокупность отдельных «производств», а каждый отдельный продукт (в данном случае — подсолнухи) имеет абсолютную ценность. Тот же, кто сумел приподняться над грядками и заботится о благоденствии биоценоза, может сменить гнев на милость и — выиграть.

Ещё один выразительный пример. Появился, скажем, на перечной грядке муравейник. Ясно, что двум–трём перцам, оказавшимся по соседству с муравейником, придётся несладко. И «похудеет» урожай на килограмм–другой. Так что, ату их, муравьев? Поливать кипятком, травить борной кислотой, отпугивать препаратом «Дачник» или напускать на них огромных рыжих собратьев из лесу? Не торопитесь …Не все так просто, как подчас об этом пишут: уничтожать их, дескать, и баста!

Конечно, если выращиваешь перец сам по себе, то спасти килограмм–другой плодов — нормальное дело. Но если приподняться над перечной грядкой и оглянуться окрест себя, то сразу перехочется уничтожать муравьев.

Первое доброе дело, которое делают муравьи (и никто другой!) — стаскивают тлей со всего огорода на избранные ими сочные побеги: цветоносы пастернака, стебли крапивы и осота, бобы, кочанчики брюссельской капусты, листья брокколи, молодые веточки калины и сливы и т. п. К примеру, если рядом со смородиной окажется крапива или осот, то муравьи переселят всю тлю со смородины на эти «сорняки». Это они устраивают «пасеки» прямо на «медоносах», щекочут усиками насосавшихся на сочных побегах тлей, затем подхватывают выделяемые ими капельки мёда и убегают. А крапивный и осотовый мед муравьям нравится больше, чем смородиновый.

Тли, расселённые по всему огороду, — практически недоступны. Но когда они собраны в большие колонии, с ними легче справиться. Можно срезать заселенные тлями побеги осота и крапивы и выбросить их курам или в компостную яму. Или сбить тлей с побегов струёй воды. Или опрыскать колонию подходящим биопрепаратом. И уже за одно это «собирательство» тлей можно простить муравьям некоторый ущерб, во всяком случае, они его щедро компенсируют. Любопытно: очень часто муравьям ставят в вину именно «сплочение» тлей. Хулят их за то, за что надо бы поклониться!

Но вклад муравьев в благоденствие биоценоза не исчерпывается помощью в защите от тлей. Намного важнее то, что они исправно несут службу санитаров. Они как бы «хоронят» всех павших жильцов огорода — стаскивают их разделанные туши в муравейник. Если бы не муравьи, то ходил бы огородник буквально по трупам бабочек, ос, воробьев, жаб, ужей, ежей… Срок жизни многих созданий может исчисляться всего лишь днями и даже минутами, а огороды — чисты! И это — заслуга муравьев!

Растениям над муравейником, действительно, не позавидуешь, но жалкая участь этих немногих растений — мизерная плата за всё то доброе, что делают муравьи для биоценоза!

Если думать о благе огорода в целом, то даже медведку(!) нельзя однозначно отнести к вредителям. Это правда, что заботливая мама–медведка не позволит стеблю, расположенному к югу от гнезда, бросать на него тень. И с тем, что она надгрызает клубни, не поспоришь. Но — медведка всеядна, и это, как говорится, меняет дело. Ест она и растительную, и животную пищу. Причём отдаёт предпочтение, естественно, животной — она сытнее! Идёт себе под поверхностью почвы, встретится вкусный клубенёк — не повезёт клубеньку, а попадётся личинка — той первой не позавидуешь.

А теперь вопрос: «Кто ещё, кроме медведки, способен бороться с личинками майского жука?». Разве лишь крот. Но крот не маневрирует, идёт по огороду, как подводная лодка под океанской гладью, и уничтожает только тех личинок, куколок, червей, букашек, что попадутся ему «под руку». Медведка же гораздо маневреннее, «рыскает» по огороду и может, в отличие от крота, зачистить ощутимую площадь. А нужда в такой зачистке возникает чаще, чем хотелось бы. Пара–другая личинок майского жука может сделать «лысой» большую поляну в клубничных грядках.

Разумеется, речь не о том, чтобы любить медведку, потворствовать ей. Но несколько штук в огороде не помешали бы ему, поддержали бы биологическое равновесие. Если же медведку надо «укротить», то лучшего «регулятора» её численности, чем ящерицы, и искать не надо. Во время встреч в Клубах ОЗ меня часто спрашивают, как я борюсь с медведкой. И я, как последний зануда, рассказываю, почему эта борьба не обязательна, а потом добавляю, что из–за полчища живущих у меня юрких ящериц просто не знаю, есть ли у меня медведки.

Когда мне задают аналогичный вопрос о слизнях, я ссылаюсь на жаб и ужей, о проволочнике — на жужелиц, которых я стараюсь не беспокоить, о слепышах и хомяках — на кота Ширхана, складывающего свой «улов» у порога. И каждый раз рассказываю о беседе с фермером, продававшим картошку и баклажаны на субботнем фермерском рынке в Хартфорде (США). Это было ещё в те годы, когда я был начинающим «органистом».

— Есть ли у вас колорадский жук?

— Конечно.

— А как вы с ним боретесь?

— Зачем же с ним бороться? Если мне, чего доброго, удастся его победить, то лишатся еды и исчезнут те существа, что питаются жуком, и уж тогда он покажет мне «Къюскина мат» (запомнились американцам уроки русского языка от незабвенного Никиты Сергеевича!).

Языковой барьер помешал мне тогда толком уяснить, кто такие «те существа». Мой собеседник, по–видимому, мог иметь в виду кого–то, помимо златоглазок, божьих коровок, богомолов, трихограмм (в садовых центрах Америки продаются их яйца и личинки).

Какая глубина понимания цельности природы, какая трогательная забота о балансе! Фермер готов уступить жуку пяток–десяток процентов листвы баклажанов, чтобы не лишиться всех ста! Не надо напрягаться, чтобы представить себе, как повел бы себя в такой ситуации фермер, нацеленный на сиюминутный успех.

Помню, как оживился зал, когда С. С. Антонец отвечал на вопрос о борьбе с вредителями. Я не могу воспроизвести ответ Семёна Свиридоновича дословно, но смысл его был таков: «Мне–то что до этого? Пусть сами разбираются, кто из них вредитель, а кто хищник». В этом–то и дело: когда биоценоз избавлен от деструктивных пахоты и «химии», о вредителях можно и не думать. Баланс поддерживается самим же балансом. А вот когда земледелец брутально вмешивается в жизнь фауны, у него начинает «болеть голова» от обилия проблем, порождённых разбалансировкой.

До сих пор речь шла о том, как может измениться отношение к отдельным представителям фауны, если «приподняться над грядкой». Нечто похожее можно сказать и о растениях.

Взять, к примеру, лебеду. Хрестоматийный сорняк! Долой его! Ганьба (позор)!

«Ганьба?» — может «поднять бровь» тот, кто живёт не одним днём. Скажем, появилась молодая лебеда по соседству с капустой. И естественной реакцией является желание подрезать её или даже уничтожить с корнем, словом, не дать лебеде обидеть капусту и за счёт этого повысить вес вилка капусты на сотню–другую граммов.

А вот другая линия поведения: подрезать лебеду лишь перед бутонизацией, придержать её. Во–первых, может случиться так, что муравьям захочется организовать «пасеку» именно в этом месте, и тогда лебеда может показаться им предпочтительнее капусты. Кроме того, благодаря задержке сформируется мощный корень, и вся эта биомасса останется в земле. В ближайшие год–два она разложится, каналы заполнятся разлагающейся органикой, по ним будет ходить воздух, принося дважды в сутки подземную росу и обеспечивая нитрификацию (усвоение корнями растений свободного азота прямо из воздуха). По каналам будут свободно разгуливать черви и иные почвообразующие создания, беспрепятственно проникать вглубь корни растений, впитываться осадки… Словом, образуется клочок удобренной и пористой почвы — такой, какую не купишь ни за какие деньги, не сделаешь никакими силами, не увидишь в самом розовом сне. И такой она будет не один год!

Правда, капуста из–за соседства с лебедой, возможно, недодаст упомянутую сотню граммов (хотя это — не факт!). Но этот гипотетический недобор с лихвой окупится в последующие годы. Пойти же на такую «кредитную операцию» может лишь тот, кто не «однова живёт».

Пример с лебедой — условный. Я вовсе не хотел призвать всех разводить лебеду. Хотелось лишь сказать о том, что надо взвешивать разные факторы прежде, чем браться за подходящий к случаю инструмент. Сорняк — лебеда, сорняк! И я это не ставлю под сомнение. Только с нею надо не бороться самозабвенно, а выжать из неё по ходу дела максимальную пользу — подобно тому, как Хольцер заставляет «служить праведному делу» комаров и мух. У Зеппа комары и мухи, в конечном счете, подкармливают человека, а не наоборот! Кстати, такую же «службу» несут комары в поместье Н. С. Вепрецкого, где сооружён «зарыбленный» пруд с изумительно чистой водой. Коля с сыном Артёмом уже рыбачат на пруду, таскают килограммовых карпов, но… выпускают обратно, дают им как следует расплодиться.

Выше, в разделе «Дай мне зоркости узреть…» шла речь о неоднозначной роли других сорняков — берёзки, мокрицы, осота. Небывало знойное лето‑2010 заставило многих огородников «зауважать» портулак. В то время, как на «чистых» картофельных грядках собирали «варёный» картофель, на грядках, укрытых ковром портулака, он был «сырым». И сорняки подчас заслуживают снисхождения!

Этот «кутузовский» приём, который можно было бы назвать «шаг назад — два шага вперёд», — вообще характерен для земледелия в ладу с природой. Я говорю о готовности чем–то поступиться локально во имя глобальных дивидендов, посмотреть на проблему шире.

Яркий пример этому — полный отказ от «химии» в «Агроэкологии» в 1979 году. Выше говорилось об обоснованном опасении, что этот отказ может стоить снижения урожайности на 20, а то и на 30–40%. С. С. Антонец пишет: «Надо было набраться мужества и терпения, чтобы пережить момент временного прогнозируемого снижения урожайности. Понятно, что, как и начинающему выздоравливать пациенту, почвам после избавления от «химического допинга» понадобится определённый период для обновления своей извечной живой структуры».

И далее Семён Свиридонович пишет: «Лет через десять начинается естественное возрождение плодородия почвы, хлеборобы получают существенную прибыль. А тот, кто до сих пор хозяйствует по–старому, вынужден увеличивать затраты на горючее, минудобрения, пестициды, гербициды, тревожиться и сгибаться всё ниже и ниже под натиском безжалостной конкуренции».

Мужество и терпение земледельцев «Агроэкологии» окупились. Урожаи, действительно, временно снизились, а через 10 лет урожайность всех культур удвоилась. Вдобавок — почвы, в значительной мере, очистились от остатков гербицидов и пестицидов и исчезли угрозы благополучию окружающей среды и здоровью людей.

Глянем на проблему создания благоденствующего биоценоза ещё с одной — откровенно эпатажной — точки зрения. Представим себе, что в огороде растёт сотня видов растений: анис, баклажаны, берёзка,… картошка, капуста, крапива,… майоры, мангольд, морковь,… овсяной корень, овес, огурцы,… перец, петрушка, портулак,… румекс (шпинат Утеуша), салат, свинорой,… тмин, укроп, фенхель,… чайвис, эскариол, яснотка.

Здесь растения (овощи, пряные травы, цветы, сорняки) перечислены в алфавитном порядке. А теперь попытаемся (условно, конечно, только в рамках этой «игры») расположить растения в порядке убывания «рейтинга» (вклада в благоденствие биоценоза). Разумеется, учёт вклада должен быть разносторонним: надо охватить и «работу на почву», и взаимодействие с растениями–соседями, и «капризность» культуры, и вклад в снабжение стола, и радость глазу, и воздействие на окружающую среду… — этот список достаточно длинный.

И с этой точки зрения сравним, к примеру, берёзку и укроп. Не могу я сказать о берёзке ни одного плохого слова. Непосредственно она не вносит взносов в «поток к столу», но деятельно помогает сделать этот поток обильнее другим растениям, обогащает и структурирует почву. Так что берёзку можно поставить в «голову строя». Если не на первое место, то — в первую десятку.

А укроп? Я помню о том, что молодая картошка много теряет без укропчика, что томатный сок, приправленный смесью молотых семян укропа, кориандра и фенхеля — напиток богов, что огурцы любят виться по крепким кустам укропа, а потом, засоленные с укропными зонтиками, громко и вкусно хрустят. Но какие беды несёт укроп в огород! Неукротимой аллелопатичностью при обгоняющем росте он способен задавить всё живое вокруг. Нет у него достойных конкурентов! Всходит поздно, вовремя не выполешь, да и не поднимается подчас рука на такую душистую зелень. А потом — стебель быстро грубеет, корень устремляется в преисподнюю, так что ни срубить укроп, ни вырвать… Он обильно обсеменяется и очень толково распоряжается семенами: осенью всходит лишь часть семян, эти всходы не страшны — вымерзнут, львиная же доля семян всходит на следующий год поздней весной и устраивает огороду «душегубку».

Так что законное место укропа в «шеренге» — в последнем десятке (если не на последнем месте).

Все эти слова — не к тому, чтобы вывести подчистую укроп и пестовать берёзку. Просто нужно взвешивать роль растений в биоценозе и обращаться с ними адекватно. Не утруждать себя бессмысленной и никчемной борьбой, к примеру, с берёзкой и, наоборот, не терять контроль, скажем, над укропом. Лучше всего выделить укропу постоянное место, «стреножить» его и не оставлять в живых ни одного кустика в других местах — даже если «птичку жалко». Ветром семена не разносятся, а «на выселках» пусть он себе сеется–самосеется.

Есть у меня с укропом и «личные счёты». В «горячее лето ноль–девятого года» была дорога каждая травинка. В том числе — и кустики укропа. Не помню, что именно — то ли снег в Альпах, то ли средиземноморский прибой — помешало нам уследить за созревающими зонтиками укропа. Семена обсыпались и затаились. А на следующий год мы посеяли–посадили все, что положено, и уехали на море. А, вернувшись, увидели: укроп задавил всё мыслимое. И пришлось–таки потрудиться: вырывать укроп, предварительно обильно поливая грядки, и подавлять выделяемые им ингибиторы ЭМ-настоями. Растения мы худо–бедно восстановили, но было потеряно время, частично — урожай, к тому же, пришлось изрядно повозиться.

Пример с берёзкой и укропом, понятное дело, модельный. Меньше всего мне хотелось давать какие–то определённые рекомендации. Я лишь хотел подчеркнуть необходимость учёта интересов биоценоза в целом при принятии частных решений.

Здесь о благоденствующем биоценозе говорилось как о признаке природосообразного огорода, т. е. скорее в концептуальном плане. А практические аспекты создания такого биоценоза будут рассмотрены ниже, во второй части книги.

 

Избавление огорода от зряшного труда

По логике вещей в этом пункте речь должна бы идти о том, что ведение огорода в ладу с природой позволяет избавить огородников от зряшного труда. Но в том–то и дело, что огородники не только ретиво оберегают кабальные традиции, но с увлечением придумывают всё новые и новые возможности закабаления. Давно бы пора прекратить изощрённый поиск этих возможностей, спокойно оглядеться и избавиться от всех ненужных наслоений. Казалось бы, стыдиться надо той позиции, в которой постоянно пребывают наши милые дачницы и крестьянки, и которая стала уже «героиней анекдотов», но поток нагибающих находок неиссякаем.

Однажды в актовом зале одного сельскохозяйственного училища я увидел стенд с запавшим в душу определением академика В. Р. Вильямса: «Непрерывную цепь трудовых операций, занимающих в течение веков десятки миллионов людей без различия пола и возраста во всякое время года на поверхности суши земного шара, принято называть сельскохозяйственным производством».

Какое «крещендо»! Сколько горечи и безысходности в этой дефиниции!

К слову. Крайне редко, но бывает, что во время моих лекций слушатели поднимаются и уходят. Естественно, организаторы лекции устраивают в этом случае нечто вроде экзитпола. И выясняется, что «героиням анекдотов» просто невмоготу слушать:

а) не то шарлатана, вещающего о том, что огородный труд можно сократить в десятки и даже сотни раз,

б) не то белоручку, посягнувшего на основы самоуважения трудоголика, всю жизнь проведшего в огороде и «на ланах»,

в) не то циника, пытающегося обесценить эту жизнь.

Ничем не могу помочь, дорогие мои «героини».

Не откажусь я от утверждения, что, по крайней мере, 98% работы в огороде делается во зло ему. Разве лишь за цифру не буду держаться до последнего — уступлю, соглашусь на 99%.

Ярчайший пример работы назло огороду — рядовой сев, перенесённый в огороды с колхозных полей.

Окучивание картошки в Украине — такая же «добрая» традиция. Во вред картошке мы вкалываем до умопомрачения! Таких примеров — тьма!

Я никого не клеймлю, отношусь к трудоголикам спокойно. Сам не без грешков — ещё тот трудоголик! И имею моральное право обратиться к «коллегам»: «Господа и товарищи, хотя бы не популяризуйте изнурительные, антигуманные приёмы!»

Да, многие «а я делаю так» могут сделать перец заметно крупнее или получить его неделей раньше. Но какой ценой? Неужели не осталось в мире ничего интересного, кроме нескончаемой работы на грядках?

Весной земледелец изматывается особенно сильно — иногда до потери пульса (в буквальном, к сожалению, смысле слова). В нашем же огороде весна — самое лучшее для бездельника время года. Такого уже весь год не будет. Словно про нашу весну писал очаровательный озорник Игорь Губерман такие слова:

О рвении советских людей (стало быть — и русских, и украинцев) к зряшной работе с самоиронией и грустью писал Владимир Тендряков в романе «Покушение на миражи»: «По самомнительности и недоразумению мы продолжаем относить себя к виду homo sapiens — человек разумный, — но, право же, нам куда больше подходит название, которым мы наградили своих далёких предшественников: homo habilis, человек умелый. Мы умелы, мы удивительно сноровисты, изобретательно создаём с помощью одних вещей другие, но поразительно неразумны, сами себе ужасаемся».

Кстати, когда я произношу сакраментальное «не пахать, не копать, не полоть, не окучивать, не поливать…», то имею в виду полив, наносящий ущерб растениям. Когда же речь идёт о поливе головой, а не шлангом, о поливе, поддерживающем благоденствие биоценоза, то последний элемент из сакраментального списка можно убрать. Я не против поливов вообще — я против бездумных поливов. А также против поливов «на всякий случай». Огород не должен ни на минуту забывать, что сильнее всего его красит самодостаточность.

У меня есть основания относиться к поливам настороженно. Не могу забыть далёкие аспирантские годы, когда ездил со студентами на донские поливные поля. Эти поля приносили заслуженные, вроде бы, звёзды героев на грудь своих опекунов, а потом стали… солончаками. Видать, кто–то впопыхах, в погоне за сиюминутным успехом, забыл «полежать на траве».

Ещё. В естественных условиях корни растений, добывающие влагу (иногда они называются водными), устремляются вниз — туда, где обычно есть вода. Поверхностный же полив приводит к тому, что водные корни загибаются вверх, к воде, в быстро пересыхающий слой — и растение «садится на иглу». Так что при поливе надо думать о том, чтобы корни растений росли в «правильном» направлении, и растения не стали « наркоманами ».

Особенно ярко проявилось губительное действие поливов прошедшим сверхжарким летом. Жалобы многих огородников были примерно одинаковыми: «Стояли перцы (синие, морковь…) — вроде бы нормальные. Решил(а) поддержать их, полил(а), а они после полива стали пропадать».

Во–первых, «сварить» растения могут дневные и вечерние поливы. Проходя через накаленную почву, вода принимает её температуру. Кстати, чуть лучше вода холодная — тогда она доходит до корней не такая горячая. Но кто–то когда–то написал (не иначе — с похмелья) про «полив тёплой водой», и читающая публика послушно поднимает баки с водой повыше, ближе к солнцу. Непостижимо!

Второй фактор, способный «обрушить» растения, — относительно слабый полив. Если полив — обильный, то холодная вода способна хоть чуточку ослабить температуру в ризосфере растений. Если же воды мало, скажем, под перец плеснули ковшик воды, то она донесёт до корней температуру поверхности почвы (а это может быть и 70 °C), и перцу — неотвратимый «капут».

Многие снисходительно, «через губу» воспринимают слова о холодной и горячей воде. «Говори, говори. Как это так — полив вреден? Такого не бывает!». Специально для скептиков напомню о бане. В сауне, где воздух относительно сухой, можно выдерживать очень высокую температуру. В моей практике был случай, когда температура в парной была 138 °C! И ничего — мы не сварились. В русской бане с паром можно выдержать температуру лишь около 80 °C при 20%‑ной влажности и около 70 °C — при 30%‑ной. В горячей же воде можно держать руку всего–навсего до 45 °C.

Приемлема гипотеза, что растения не выносливее нашей кожи? Из неё и будем исходить.

В не поливаемой в жару почве температура постепенно снижается по мере спуска в глубину до 12 °C. И на уровне ризосферы растений температура может быть если не комфортной, то хотя бы терпимой для растений. А что делает полив? Верхние слои почвы днём и к вечеру могут иметь температуру 70 °C! Так что вода приходит к ризосфере растений, имея примерно такую же температуру. Больше того, у мокрой почвы — большая теплопроводность, чем у сухой, и она способна дольше удерживать в ризосфере невыносимо высокую температуру.

Так мы «варим» растения, которые без нашей «заботы» выстояли бы. Забота — от души, но — во вред растениям. Простите меня, читатели, но поговорка «усердие не по разуму» — как раз об этом. Ещё в таких случаях говорят «Благими намерениями вымощена дорога в ад» и о «медвежьей услуге». Примеров, когда добро оборачивается злом — не счесть.

Все знают, скажем, что в представлениях о вреде или полезности того или иного продукта маятник постоянно качается — от восторженного приятия до полного неприятия. И вот мне довелось быть свидетелем такого случая. Заботливая и любящая бабушка получила «в своё распоряжение» на целое лето внука–первоклассника, склонного к полноте. А как раз перед этим она прочитала статью о необыкновенной пользе сливочного масла. Судьба внука была решена (к сожалению, не лучшим образом). К концу каникул у него был вес… десятиклассника. Потом родители до 10‑го класса сдерживали вес ребенка. Им это удалось, но — к окончанию школы «подопытный кролик» имел серьёзные проблемы с желудком, поджелудочной железой и печенью. А ведь бабушка очень любила внука, и намерения у неё были благие…

Кому–то это отступление может показаться неуместным. С этим мне трудно спорить, но не знаю, каким тараном пробить стену непонимания того, что полив — не обязательно благо, а слабый полив — вообще зло. Где найти убедительные аргументы?

Единственное, что резко меняет дело, что превращает поливы из беды во благо — это мульчирование почвы (не лунок, а почвы, т. е. и междурядий, даже междурядий — в первую очередь).

Не торопитесь смеяться, но, по–видимому, в беды этого лета внесли свою лепту и дожди. По крайней мере, — в нашей местности. Настоящих–то дождей очень долго не было, но с завидной регулярностью случались «незначительные осадки». Можно представить себе, как «приятны» они были растениям. Думаю, что и за «варёную» картошку надо благодарить, в первую очередь, эти дожди. Клубни, по их милости, часто оказывались в «парной»: тех жалких капель, что приносили эти «дожди» как раз хватало, чтобы обдать паром расположенную под самой поверхностью ризосферу картошки.

Остановись, земледелец, перед каждым деянием, кажущимся благим, пошевели мозгами. И тогда избавишь себя и огород от уймы зряшного труда и сохранишь свои ладони розовыми. И как тут ещё раз не вспомнить только что цитированного озорника:

Если же вместо исправления плачевной демографической ситуации в стране донельзя хочется пахать, копать, полоть, окучивать, поливать, опрыскивать, возить на огород известь — флаг тебе в руки! Но тогда не кокетничай своим бессмысленным трудоголизмом и не жалуйся ни на мозоли на ладонях, ни на боль в спине, ни на то, что к вечеру тебе не мил белый свет.

Мне — каждый божий день мил! И вечер — тоже!

Огород оставляет мне время и силы на многое:

• на чтение книг, достойных этого названия;

• на описание своих огородных опытов и наблюдений;

• на нескончаемые разъезды с лекциями по Клубам органического земледелия Украины и доброго «шмата» России;

• на непременное участие в регулярных слетах руководителей клубов (фото 35);

35. Слёт руководителей клубов органического іемледелия в Зелёном Гас под Сумами

• на чуть ли не ежедневный приём экскурсантов летом;

• на то, чтобы «сбегать на минуточку» к «столпам» разумного земледелия — Зеппу Хольцеру в Альпы (за 2 тысячи вёрст), Н. И. Курдюмову (почти за тысячу вёрст, в предгорья Кавказа), В. И. Ляшенко (поближе, в Никополь), С. С. Антонцу (ещё ближе, в Михайлики Полтавской области), В. Т. Гридчину (совсем близко, в Белгород) — и испить водицы из кладезя мудрости;

• на поездки (пару раз в месяц) на строительство «Школи природопотураючого землеробства» в деревне Отрадное;

• на то, чтобы не посчитать крюком «семь вёрст до Уфы», где живёт и работает замечательный башкирский ученый–энциклопедист О. В. Тарханов (фото 36); и провести в беседах с Олегом о Марксе, Кейнсе и… навозе три дня, которые останутся «как сказка, как манящие огни»;

36. С О. В. Тархановым в Уфе

• на то, чтобы полюбоваться поступками «пионеров» природосообразного земледелия Ю. А. Минчукова, Н. С. Вепрецкого, В. Б. Фалилеева и других;

• на то, чтобы «попутно» переправиться из Башкирии в Мордовию на пароме через Каму и встретиться с Б. С. Анненковым (фото 37) — энтузиастом разумного земледелия и несгибаемым оптимистом;

37. В гостях у Б. С. Анненкова в Ижевске

• на то, чтобы «вытащить» О. А. Войнова на Псел и в пасмурную погоду всласть наговориться о солнце, о том, как лучше приветить его лучи в огороде и не позволить им «озоровать»;

• на то, чтобы многочисленные (слава богу!) родные и близкие, разбросанные по континентам, странам, городам и весям, не забывали, как я выгляжу;

• на то, наконец, чтобы просто порадоваться с моей бабулькой Тамарой Фёдоровной жизни, невзирая на получаемые время от времени отрезвляющие оплеухи от неё (я имею в виду — от жизни, а не от бабульки).

Единственное, на что времени не остаётся — это задумываться, сколько той жизни осталось.