Мы с Зоей сидели на даче в Аникеевке, но в тот день зачем-то поехали домой. Однако в «Спартаке» об этом не знали и поэтому стали разыскивать меня за городом. Покровскому, самому преданному Деду человеку, было поручено меня найти. Он добрался до нашей дачи ночью, сумев ее отыскать в темном лесу, где не было никаких указателей. И все для того, чтобы сказать мне, что будет собрание!

А я уже дома! Той же ночью он позвонил мне домой и предупредил, что на следующий день будет собрание. Моей первой мыслью было: «Ну и что, что собрание? Зачем ночью-то звонить?»

К тому моменту мне уже все обрыдло в «Спартаке». Не хотелось ни играть, ни тренироваться. А Зоя уговаривала потерпеть. Но как терпеть, если нет цели, а кругом враги? Я никогда ни к кому не напрашивался, сам всегда уходил.

Мы с Зоей часто обсуждали мою ситуацию в «Спартаке». На ее вопрос: «Как дела?» — я отвечал: «Хреново».

Ночной звонок Покровского меня сильно удивил. Потом я узнал, что собрание организовал Дед и что перед ним обзванивали всех. Бесков об этом знал. На базе в Тарасовке у него были информаторы.

Всю ночь мы Зоей не спали. Все обсуждали, по какому сценарию пойдет собрание. Пытались понять, что будет дальше. Но я в принципе уже раньше все для себя решил. Единственное, не знал, что говорить на собрании, если придется. Я уже собирался выходить из дома, как раздался звонок.

Зоя подняла трубку, а там на проводе Лера, жена Бескова: «Саша дома? Дай ему трубку».

Я был уже в дверях, но вернулся.

Взял трубку и слышу: «С тобой будет говорить Константин Иванович». А у меня в голове почему-то всплыло: «С вами будет разговаривать товарищ Сталин».

Бесков побоялся мне позвонить сам! Но в этом не было ничего удивительного, потому что мы уже враждовали. Он на меня волком смотрел. Как же он был напуган! В ЦК КПСС ему сказали, что, пока будет идти собрание, Бесков будет сидеть у них. Где должен был сидеть Старостин, не знаю, а Бесков — в ЦК, у своего приятеля Роганова, и ждать результата.

Все это выглядело как переворот, организованный Дедом! Разгулом демократии! Партийное начальство не приезжает, а приезжает только профсоюзное! И Шляпин, председатель ЦС «Спартак».

Бесков мне говорит: «Ты знаешь, что сегодня собрание?» — «Знаю». — «А знаешь, что на нем будет?» — «Нет, мне только ночью позвонили».

На самом деле, конечно, догадывался, что речь пойдет о нем. В этот момент у Бескова был шанс со мной помириться и развернуть ситуацию в другую сторону. Может быть, я даже против Деда пошел бы. Все-таки в «Спартак» я приходил к Бескову, хотя со Старостиным тоже в хороших отношениях был. Но для этого нужен был очень серьезный разговор по душам, чтобы во всем разобраться и понять друг друга.

«Константин Иваныч! Может, мне на это собрание вообще не ходить?»

Если бы Бесков мне сказал не ходить и ехать к нему… Но ему нужно было ехать в ЦК, дома он не мог оставаться, а я не мог не прийти на собрание. Все бы спросили, почему Бубнов, ведущий игрок, не участвует в собрании, на котором решается важнейший вопрос.

Дасаев и Женька Кузнецов отсутствовали по уважительным причинам: первый уехал играть за сборную мира, второй — в олимпийскую сборную. Думаю, меня бы все равно нашли, никуда бы не делся. Впрочем, мог бы и на квартире у Бескова посидеть, подождать его. То есть я дал Бескову шанс. Вызови, поговори по-человечески. Но Бесков сказал: «Нет, ты иди на собрание, но молчи. Понял меня?»

Это мне очень не понравилось. Я понял, что Бесков считает, что я ему чем-то обязан. Но я не был его рабом! Квартиру он мне дал? Я эту квартиру заработал. Машину? Я даже ее не просил. Мы с ним враги, а он мне приказывает.

Я возмутился, но сказал: «Все понял, Константин Иваныч».

По натуре я не заговорщик. Никогда ни одного тренера не снимал, но и своего мнения не скрывал и мог высказать его в лицо. А здесь Бесков чуть ли не приказывал мне молчать на собрании, где решалась его судьба. Он понимал, что если я буду молчать, остальные и слова не скажут. Побоятся. И это было действительно так.

Приезжаю на «Волге» на собрание. Ко мне сразу подскакивает Бокий: «Федя Черенков спрашивал, о чем ты будешь говорить. А я не знаю».

Мы с Бокием дружили. Федор подумал, что он в курсе дела. Тоже заговорщик! Но я ни с Бокием, ни с Дедом не общался на эту тему. Собрание было чистой инициативой Старостина.

Пока ехал, действительно думал, что говорить. А сказать надо было грамотно. Задача была не в том, чтобы отомстить, а в том, чтобы показать Бескову истинное лицо команды, потому что времена изменились.

Когда-то я говорил Бескову, что, если он будет нуждаться в моей помощи, обязательно помогу. Однако Бесков тогда лишь усмехнулся, мол, ты сам себе помоги. И вот настал момент, когда он реально нуждался в помощи. Вся команда, как и несколько лет назад на таком же собрании, только в ЦК, была настроена против Бескова. Но тогда я спросил: «Кто вместо Бескова?» И это его спасло.

В 1988 году ситуация была еще хуже, но Бесков, похоже, этого до конца не понимал. Я всегда стоял за него горой, но после того как он стал меня гнобить, прежнего отношения быть уже не могло.

Бокий спросил меня: «Так что ты будешь говорить?» — «Начну — услышишь. А ты лучше подумай о своих детях и говори по ситуации, как посчитаешь нужным».

Началось собрание. Шляпин сидит весь красный, рядом высокое профсоюзное руководство.

«Мы приехали, — говорит, — разобраться в делах команды. Хотим вас всех послушать».

Все молчат. То есть Бесков правильно рассчитывал. Если я не выступлю, никто ничего не скажет. И Дед тоже это понимал. Но еще он понимал, что я в очень плохих отношениях с Бесковым. Стояла жуткая тишина.

И я говорю: «Давайте я первым начну, все же я старше всех».

Но сижу, не встаю. По лицам руководителей понимаю, что они готовы слушать меня даже лежащего.

Однако начал я не с дел в «Спартаке» и не с Бескова. И это, как мне кажется, очень повлияло на дальнейший ход собрания. В 1987 году, когда мы стали чемпионами, нам обещали «Волги». Но не дали.

Заканчивается 1988 год, играем мы неважно и, по словам Бескова, машин мы тогда не заслуживали.

Обращаюсь к профсоюзному руководству: «Вы нам обещали машины?» — «Обещали». — «Тогда в чем дело? Люди заработали машины, надо их отдать. Списки тех, кто заслужил, у вас же есть».

А списки были составлены еще в 87-м. Помню, как Хаджи бегал и спрашивал, кто хочет «Волгу», а кто «Жигули». Меня только не спросил.

Подхожу к нему: «А почему ты меня не записал? Я хочу «Волгу». — «У тебя же есть!» — «Какая разница, есть или нет, не твое дело. Разве я не выиграл чемпионат? Меня тоже записывай. Не запишешь, иду к Бескову».

Конечно, он записал.

После моих слов о том, что надо отдать машины, нам сказали, что завтра нам придут открытки! В советское время такие открытки давали право на покупку машины. То есть бесплатно мы ничего не получали!

Народ сразу расслабился. Ничего себе, Буба накатывает на такое руководство и машины выбивает для всей команды! «Волги» тогда по 40 тысяч рублей шли на черном рынке. Говорили, что продать их можно через Юру Суслопарова, у которого были знакомые на Кавказе. Потом только мы с Пасулько появлялись в Тарасовке на «Волгах».

«Волги» я выбил.

Думаю про себя: «Теперь, Константин Иваныч, пришла ваша очередь».

Но здесь надо немного вернуться назад. В том же 1988 году, после одного из матчей на «Динамо», ко мне подошел журналист из еженедельника «Футбол» Юрий Ваньят. Выхожу, усталый, из душа.

И вдруг Ваньят: «Ты слышал? Бесков написал заявление об уходе».

«С чего вдруг? Не может быть».

Но Ваньят подтвердил. Он об этом узнал через Старостина, с которым поддерживал тесные отношения. Тогда тренером «Динамо» был Анатолий Бышовец. «Динамо» шло неважно, и вокруг говорили о том, что Бышовца скоро снимут. Но он был еще и тренером олимпийской сборной. Все ждали, что он провалится на Олимпиаде в Сеуле, и появится хороший повод его отовсюду убрать. Динамовское руководство вышло на Бескова и предложило ему вернуться. Бесков не нашел ничего лучшего, как написать заявление и отдать его Шляпину. Тот очень сильно удивился, но Бесков стал жаловаться на годы и болезни.

Шляпин обо всем рассказал Деду. Тот взял заявление Бескова и положил под сукно до поры до времени. А когда наши выиграли Олимпиаду, Бесков ходил черный. Радоваться надо, а он себе места не находит. Дед ему заявление не вернул, и Бесков понял, что теперь надо как-то избавляться от Старостина. Мне даже странно, что Бесков допустил такой промах. Мог бы подождать до конца Олимпиады. Хотя допускаю, что все было связано с какими-то бюрократическими формальностями.

Спрашиваю Шляпина: «Это правда, что Бесков написал заявление об уходе?» Шляпин был красным, стал белым: «Правда».

Дальше полное недоумение на лицах игроков. Я рассказал о том, о чем команда не знала: «Если Константин Иванович просит, так отпустите его».

И все закивали.

Честно говоря, этим я припомнил Бескову все. Но сделал все технично. Я же не сказал, снимайте Бескова. Но для команды это был сигнал. Все подумали, что Буба рулит и Бескова снимают. Даже машины дали! На этом моя речь закончилась. Позже жена Бескова Лера, которой все рассказали, меня прокляла.

Многие до сих пор считают, что это был заговор против Бескова. На самом деле почти все произошло спонтанно, хотя Дед, конечно, вел свою игру. И если все получилось так, как он просчитал, то он гениальный человек. Но я в такие расчеты не верю, тем более что первая попытка снять Бескова окончилась неудачей, хотя тогда вся команда тоже была против него.

Я замолчал, и тут все как с цепи сорвались. Как понесли на Бескова. Мне стало стыдно. Только Мостовой с Шалимовым сказали, что они слишком молоды, чтобы говорить на эту тему. Правильно поступили, потому что именно Бесков взял их в «Спартак».

Все высказались за снятие Бескова. Собрание закончилось, но меня, Черенкова и Родионова попросили остаться.

Кто-то из руководства спросил: «Бескова в команде не будет. Но кто должен стать главным тренером?»

Уже потом мне стало очевидно, что Дед основательно поработал с Черенковым и Родионовым. Они хором сказали: «Романцев».

Со мной Дед не говорил, поэтому я сказал, что главным тренером «Спартака» должен стать человек, который считается символом клуба. А под ним должны быть молодые, перспективные тренеры, которые набирались бы опыта.

В свое время с Бесковым работали Исаев, Морозов, Рожков, очень сильные специалисты. То есть Дед думал о будущем. Но все они были вынуждены уйти из-за конфликтов с Бесковым. Его преемником, на мой взгляд, должен был стать человек уровня Нетто. Не сам Нетто, а фигура такого же масштаба.

Игорь Александрович был тогда в силе и даже рассматривался в качестве кандидата на должность главного тренера «Спартака». Он потом говорил мне, что Дед устроил театр и, предлагая разные кандидатуры, твердо знал, что будет назначен Романцев.

Я сказал также, что вместе с преемником Бескова могли бы работать Папаев и Ловчев. Потом взяли слова Черенков и Родионов: «Только Романцев».

Я не стал возражать или спорить, лишь для себя сделал вывод, что в любом случае надо из «Спартака» уходить. Как потом выяснилось, Дед со многими консультировался по поводу кандидатуры главного тренера, но в конечном итоге отдал предпочтение Романцеву. И хотя он его готовил на место Бескова, до конца не был уверен в своем выборе.

Всего этого никогда бы не случилось, если бы был жив брат Деда Андрей Петрович Старостин, который поддерживал Бескова. Но Андрей Петрович умер в 1987 году.

Сначала Дед устроил Романцева в «Красную Пресню». Там Романцев провалился, и его хотели убрать. Дед его прикрыл, и потом дела у Романцева пошли лучше. А в «Спартаке» уже развивался конфликт. Если привести Романцева в «Спартак» из «Красной Пресни», никто из профсоюзного и партийного руководства этого не поймет.

И тогда Дед засунул его в «Спартак» (Орджоникидзе). На тот момент, когда Романцев пришел в московский «Спартак», Орджоникидзе занимал 10-е место в первой лиге.

Почему все-таки выбор пал на Романцева?

В свое время он был капитаном «Спартака». Умел строить отношения с руководством, когда надо, лицемерил, когда надо, заискивал. Вся дальнейшая жизнь показала, что он карьерист и мерзкий тип. Всех, кто был ему близок, но кто был выше по рангу, он к себе не подпустил. Ни Дасаева, ни Хидиятуллина. С ним работали Родионов и Черенков, да и то на птичьих правах и со смешной зарплатой. Федя вообще ни на что не претендовал.

Романцев не переносил людей, которые могли бы ему возразить. Будь я тренером, обязательно создал бы тренерский штаб из известных и заслуженных футболистов, которые со мной играли. Как это сделал Лобановский в киевском «Динамо». Романцев, напротив, даже близких людей задвинул подальше. Сам единолично правил!

Удивительно, что за него выступали все. Может быть, как мне рассказывал Федор Сергеевич Новиков, потому, что в свое время он вместе с ними пил и по проституткам бегал. В домино играл. Со всеми был в хороших отношениях. Свой в доску. Душа компании. Эдакий массовик-затейник. Новиков очень не любил Романцева и Ярцева, которого почему-то называл Фунтиком.

• • • • •

Когда вторая сборная СССР полетела в Мексику перед чемпионатом мира (первая готовилась в Испании), меня вдруг назначили ее капитаном. В составе той команды, из которой можно было попасть в первую сборную и, следовательно, на чемпионат мира, были Газзаев, Чанов, Тарханов, Гесс, Гоцманов, Черенков, Боровский, другие известные игроки.

Возглавлял ее Александр Петрович Кочетков, Лев Иваныч Яшин вместе с нами летал. Мне было неловко оттого, что я, а не кто-то старше, получил капитанскую повязку. Так, Романцев стал на меня косо смотреть. Он этого даже не скрывал. Тогда мне это сильно не понравилось. Насколько Романцев старался выглядеть рубахой-парнем, пока был игроком, настолько же стал замкнутым, когда пришел в «Спартак» в качестве главного тренера.

О смене главного тренера в «Спартаке» я узнал из выпуска спортивных новостей программы «Время». Владимир Маслаченко сказал, что Бесков ушел в отставку. Конечно, я не удивился, потому что был в курсе ситуации. Спустя какое-то время вдруг звонит Ловчев и говорит, что сейчас он ко мне заедет. А уже ночь.

Приезжает. Завожу его на кухню, потому что жена и дети спят: «В чем дело?» — «Я готов быть старшим тренером». — «Это не ко мне, а к Старостину и Романцеву».

Ловчев уехал. Встретился он с Романцевым или нет, не знаю, но в команде Ловчев не появился. А потом многие годы накатывал на Романцева. Он его уничтожал. Это позднее Ловчев стал оборотнем, но бог ему судья.

Могло бы в «Спартаке» сложиться иначе? При тех обстоятельствах вряд ли. Дед был твердо настроен снять Бескова и поставить Романцева, работал целенаправленно. Но он совершил грубейшую стратегическую ошибку, потому что Романцев в конечном итоге привел «Спартак» к краху.

Если бы я остался в «Спартаке», ситуацию, наверное, можно было бы исправить. Если бы не распадался Союз и если бы у меня не было отходов за границу, во Францию я бы не поехал. Но тогда у меня неминуемо возник бы конфликт с Романцевым. Какое-то время Деду, наверное, удавалось бы сгладить противоречия, но мы бы все равно не ужились. Однако обстоятельства сыграли на опережение и против меня, и не за Деда.

В результате у Бескова не осталось преемника, который продолжил бы его дело. Он считал, что у меня есть данные, чтобы стать тренером, и, возможно, хотел приблизить меня к себе, но вмешалась его жена Лера. Думаю, она ему напомнила, что без работы сидел их зять Владимир Федотов. Так что со стороны Бескова шансов остаться в «Спартаке» в качестве тренера у меня не было. А со стороны Деда перекрыли обстоятельства.

Когда пришли Романцев и его свита, мне стало понятно, что прежнего «Спартака» уже не будет, хотя его по инерции и продолжали называть народной командой. Но это была уже не народная команда, а частная лавочка Романцева, который в начале 2000-х продал клуб Андрею Червиченко. В том, что случилось дальше, косвенно виноват Дед, потому что ошибся с выбором. Но, с другой стороны, на тот момент и в той борьбе у него не было других, стратегически более правильных вариантов.

Впрочем, был.

Когда Бескова сняли, мне позвонил Сан Саныч Севидов, который жил через дорогу от меня. Его сын Юрий играл в свое время в «Спартаке» и даже становился лучшим бомбардиром чемпионата СССР. Сан Саныч сказал, что готов прийти в «Спартак», и попросил поговорить со Старостиным. Я позвонил Деду, но он никак не прореагировал.

Севидов был бы не худшим вариантом для «Спартака», потому что он был намного более сильным тренером, чем Романцев. Он бы ничего не стал ломать. Он вообще ничего нигде не ломал. Ему бы и Юра помог, которого Дед любил. Предполагаю, что Старостина смутили возраст Сан Саныча, хотя он был не старше Бескова, и тюремное прошлое Юры, попавшего за решетку за то, что на машине сбил человека, который оказался известным ученым. Правда, Старостин и сам побывал в местах не столь отдаленных…

В итоге пришел Романцев, при котором от бесковского и старостинского «Спартака» не осталось ничего.