«Ред Стар», куда я перешел из «Спартака» летом 1989 года, оказался не моим клубом. Когда попадаешь в очень слабую команду из сильной, да еще в солидном возрасте, от тебя ждут, что ты потянешь ее на себе.
А силы уже не те. И мотивация не та. В конце карьеры надо приходить в клуб, где нужен твой опыт, а не твоя беготня. То есть кругом должны быть молодые, талантливые футболисты. В «Ред Стар» был неплохой подбор игроков, в том числе молодых, но игра не пошла.
Откуда возник «Ред Стар»?
Я попал туда стараниями Кристиана Дюранси, сына нашего эмигранта Украинчика, который занимался футбольным бизнесом и возил советские команды по Европе. Украинчик — это не прозвище, как Япончик или Тайванчик. Это фамилия. По имени его никто не звал, Украинчик и Украинчик. Разумеется, он хорошо говорил по-русски.
Украинчика знали и Бесков, и Лобановский. Он постоянно приглашал через управление футболом или спорткомитет наши команды на различные коммерческие турниры. У него было два сына, которым он, когда пришло время, передал свое дело. Кристиан Дюранси работал агентом в основном с Европой и Африкой. Например, Абеди Пеле и Роже Милла были его клиентами.
В «Ред Стар» Дюранси привел многих игроков. Фактически Жан-Клод Бра, президент клуба, всю селекцию проводил через него. Дюранси был связан и с Бернаром Тапи, президентом «Марселя».
Когда он узнал, что Жан-Клод решил взять Черенкова с Родионовым, тут же обратился ко мне с предложением провести товарищеские матчи во Франции. Дед тоже хотел, чтобы я помогал «Спартаку» в организации контрольных встреч. В 90-е годы за границу было выехать непросто, еще сложнее — найти, с кем-то поиграть на сборах. Дюранси сразу пообещал Деду организовать 3–4 матча.
«Спартак» приехал во Францию, начал играть. Первая контрольная игра была с «Осером», которым руководил знаменитый француский тренер Ги Ру. Ее «Спартак» выиграл.
Следующим был «Нанси», родной клуб Платини, который только выходил в первый дивизион. Его тоже обыграли со счетом 1:0. В том матче в составе «Спартака» я впервые увидел Валерия Карпина, про которого Евгений Ловчев, приехавший вместе с нашей командой, отозвался нелестно: «Зачем Романцев его взял?»
Действительно, тогда мяч от Карпина отскакивал далеко, и трудно было представить, что через несколько лет он станет сильным по европейским меркам футболистом. Ловчев возмущался. В «Спартаке» он не работал, а приехал во Францию как организатор матча между «Спартаком» и «Ред Стар» по случаю юбилея Игоря Нетто. Когда «Спартак» приглашали во Францию, обговорили, чтобы в составе делегации был Ловчев.
Во Францию мы с Зоей и детьми приехали 2 июня 1989 года. Конечно, немецкий «Бремен», с которым тоже велись переговоры, был бы лучшим вариантом, но что-то не срослось, или Дед, который не хотел меня отпускать, лукавил. Поэтому еще в феврале на турнире в Швейцарии я прижал Деда к стенке.
Как раз на турнир в Цюрихе приехал Дюранси, которого Старостин хорошо знал. И Дед ему сказал, что хотел бы продать Бубнова. Тот меня уже видел на турнирах, которые для нас организовывал, и в матчах за сборную СССР.
«Ред Стар» тогда поднялся из третьего дивизиона во второй. По звонку Дюранси в Цюрих подъехал президент «Ред Стар» Жан-Клод Бра, чтобы увидеть меня вживую. Мы приложили югославов и португальцев, а я в одном из матчей забил гол со штрафного. Сразу после игры Дед организовал в отеле встречу между мной, Жан-Клодом и Дюранси. Бра сказал, что с удовольствием меня возьмет. Условия такие-то.
Я про себя тогда подумал, что Париж не худший вариант. Знал, что французский чемпионат достаточно сильный, но не догадывался, что «Ред Стар» только недавно во второй дивизион перешел. Думал, что он всегда там играл.
Тренером тогда был Филипп Труссье, который потом сборной Японии руководил на чемпионате мира 2002 года, где японцы обыграли сборную России. Он «Ред Стар» как раз во второй дивизион и вывел. Однако Жан-Клод его убрал и привел, как он думал, более классного тренера.
Мы очень быстро договорились. Жан-Клод и Дюранси прилетели в Москву, побывали на матче с «Металлистом», где я голевую передачу отдал. Потом Жан-Клод смотрел, как мы тренировались в манеже. Бра связывал с Россией свои не только футбольные, но и бизнес-планы, хотел через «Спартак» получить заказы на строительство коттеджей.
Но он затянул с проектами, и в итоге у него ничего не получилось, как не удалось ему и добиться подряда на строительство стадиона «Стад де Франс» к чемпионату мира 1998 года. Я потом узнал от Жан-Жака Вриньо, француза, работавшего в России, и друга Ловчева, что Бра даже отсидел полтора года в тюрьме.
Не люблю вспоминать про «Ред Стар». На мой взгляд, это был самый тяжелый период в моей жизни. Но, с другой стороны, деваться в тот момент мне было некуда. Многого на первых порах не понимал, потому что не знал французского.
Плюс не очень порядочный президент. Для Бра футбол всегда был на втором плане. В итоге после того, как стало понятно, что никаких коттеджей в России ему построить не удастся, он резко потерял интерес и ко мне, и к Черенкову с Родионовым, и к нашей стране.
Жизнь за границей была для нас темным лесом. И мне, и Черенкову с Родионовым очень помог Вриньо. Он много лет прожил в СССР, был женат на русской и занимался банковским бизнесом. Вриньо посоветовал положить деньги во французский банк, хотя в России везде обещали огромные проценты, а во Франции больше 4–5 процентов в год никто не предлагал. Понятно, что дома дурилово было, одни пирамиды. Правда, французы нас тоже не озолотили.
Я положил деньги на срочный вклад на три года. В итоге мы получили мизер в качестве процентов. Хорошо хоть ничего не потеряли.
• • • • •
Дед до конца надеялся, что я не соглашусь на вторую лигу. Думал, пройдет время и все само собой рассосется. А я решил, что, во-первых, все-таки это Париж, где я бывал и где мне понравилось, во-вторых, контракт на два года, что для 34-летнего игрока совсем неплохо, и в-третьих, детям — шести и семи лет — во Франции будет хорошо. Действительно, они пошли там в школу и выучили французский язык, на котором и сегодня прекрасно говорят.
Кроме того, я интуитивно чувствовал, что в Союзе какая-то хрень надвигается. Не верил ни в Горбачева, ни в перестройку. Уже произошли события в Тбилиси. После них нас там впервые забросали камнями, когда мы выиграли у «Динамо». И это был мой последний матч за «Спартак» перед отъездом во Францию.
И все же примерно через год я позвонил Деду.
Он спросил: «Как дела?» — «Николай Петрович! Начинаю задумываться о досрочном возвращении домой».
А Дед ответил: «Ты что, дурак? Сиди там и не рыпайся. Здесь жрать нечего!»
Я перекрестился.
Через какое-то время уже Дед мне позвонил. Он хотел избавиться от Романцева. Спросил: «Ты готов вернуться? Как это сделать, я подумаю».
Но не получилось. И после этого — тишина.
По итогам сезона 1989/90 «Ред Стар» остался во втором дивизионе. Но не по результатам, а потому что с первенства снялся один из клубов.
Зоя поехала в Москву. А я с детьми остался в Париже. Думал, чемпионат мира, который должен был пройти летом в Италии, спокойно посмотрю. И тут звонок от атташе советского посольства по культуре и спорту Юрия Латкина:
«Помоги, Платини и команда Les Varétés Club собираются в Москву играть матч в поддержку борьбы с наркотиками, но есть проблемы с поездкой».
По словам Латкина, в течение 3–4 дней нужно было обо всем договориться и завершить все формальности. Только на визы тогда требовался месяц! То есть сумасшедшие цейтнот и паника.
Говорю: «Могу только Ловчеву позвонить, может быть, он поможет».
Платини уже был главным тренером сборной Франции. Конечно, его приезд в Москву стал бы событием, тем более что вместе с ним в составе команды Les Variétés Club, за которую выступали известные спортсмены, актеры и журналисты, играли многие выдающиеся французские футболисты — Ален Жиресс, Доминик Рошто, Мишель Лярке, Жан-Франсуа Домерг, Максим Боссис и другие. Многие даже собирались приехать с женами, но поездка срывалась, потому что никак не могли договориться по условиям.
А идея какая была! Перестройка в России, борьба с наркотиками!
И вот звонит Латкин. Я как услышал про Платини, сразу решил, что надо разбиться в лепешку. Зоя еще потом возмущалась, как я детей бросил на произвол судьбы. На самом деле отвез их знакомым французам в надежную семью. Они очень любили и Лену, и Сашу, приглашали их к себе в деревню, помогали французский учить.
Меня пригласили на радиостанцию «Радио Франс», где я встретился со знаменитым журналистом Тьерри Ролланом, французским Николаем Озеровым. Он сказал: вот тебе телефон, звони куда хочешь, сколько хочешь, но мы должны слетать в Москву и сыграть в «Лужниках».
Я позвонил Ловчеву. Говорю, мол, в Москву собирается команда чемпионов Европы 1984 года с женами, такой случай, может, уже никогда не представится.
Проблема заключалась в том, что в те же сроки в Москве проходил какой-то съезд. По словам Ловчева, в гостиницах вообще не было мест. И сначала он отказался, но потом все же взялся помочь, хотя все висело на волоске. В итоге обо всем договорились. Благодаря Латкину визы для французов сделали чуть ли не за один день.
Французы настояли на том, чтобы я летел вместе с ними, все расходы брали на себя. Я сразу решил, что не буду отказываться. Когда еще с Платини удастся так пообщаться! До этого встречались только на поле — играли друг против друга. Во время той поездки в Москву мы с ним познакомились ближе.
Французов поселили в санатории в 100 километрах от Москвы. Ничего другого Ловчев найти не смог. Условия там были ужасными. Все грязное, железные кровати с сетками, желтые унитазы. Зоя рассказала мне, что однажды французские журналисты захотели заказать в номер шампанское и мороженое.
Она сказала, что это невозможно. И тогда кто-то из них достал из кармана пачку долларов: «Хочу шампанское и мороженое».
«Не получится, потому что Москва далеко, а здесь магазины ночью не работают».
Он был в шоке.
Наутро Боссис собрал вещи и сказал Платини, что уезжает:
«У меня хватит денег, чтобы заплатить за самый дорогой номер в самой крутой гостинице Москвы, поэтому в такой грязи и холоде жить в этой дыре не буду».
Про еду он ничего не сказал, но она тоже была отвратительной. А Платини ему отвечает: «Ты идешь в номер, оставляешь там вещи и начинаешь готовиться к матчу в «Лужниках». Мы приехали сюда, чтобы там сыграть».
На обеде в Сергиевом Посаде, куда Зоя поехала вместе с французами смотреть лавру, им подали еду на грязной жирной металлической посуде и разбавленный компот. Они и это стерпели.
Зато перед отъездом французов Ловчев за счет спонсоров устроил им роскошный банкет, и это отчасти спасло ситуацию.
• • • • •
В Москве я нашел время заглянуть к Деду. И просто поговорить, и по делу. Меня попросили заехать к нему спонсоры поездки команды Les Variétés Club в Москву, которые попали на бабки. Они хотели их отбить на товарищеских матчах «Спартака» во Франции.
Я сказал, что попробую договориться через Деда. Не могу отказать, когда люди ко мне за помощью обращаются. Завел спонсоров к Старостину, и они быстро договорились между собой.
Спонсоры ушли, а я у Деда остался. Разговариваем, как вдруг он показывает мне длинный список игроков на продажу. На первом месте — Черенков и Родионов. Я обалдел. Дед сказал, что продаст их только вместе.
Потом узнал, что у Родионова было отдельное предложение от команды первого французского дивизиона, но он не хотел один ехать. А Жан-Клод хотел видеть в «Ред Стар» Черенкова. Надо было состав укреплять, потому что мы чудом остались во втором дивизионе.
Когда вернулись с Les Variétés Club в Париж, нас встречати Жан-Клод и Латкин. Платини сказал им, что прекрасно провел время в Москве. А я сказал Жан-Клоду, что можно купить Черенкова и Родионова. Он тут же предложил провести переговоры в шикарном ресторане вместе с Латкиным, который намного лучше меня говорил по-французски.
Жан-Клод сказал также, что мне надо вместе с ним слетать еще раз в Москву и поучаствовать в переговорах. В первый раз договориться не удалось. Тем не менее Жан-Клод сказал мне, что все будет в порядке.
Так и получилось. Я надавил на Деда, Жан-Клод послал Дюранси в Москву, и тому оставалось только официально подписать контракты.
Когда переговоры только начались, Романцев был в шоке. Мне даже показалось, что он насторожился и обиделся. Но я с ним не говорил, общался только с Дедом. И не я их забирал. По большому счету, на меня и обижаться не стоило. У Деда был список, и Федя с Родионовым в этом списке стояли первыми. Я только помог им перебраться в Париж.
Как выяснилось, помог на свою голову. Оказался в дураках, потому что не смог продлить контракт. Он был рассчитан на два года, но после окончания сезона его надо было переподписывать. Тогда во Франции действовал лимит на иностранцев. Жан-Клод сказал, что берет Черенкова и Родионова, а Бубнов останется с ними как тренер, чтобы помочь им адаптироваться.
Когда начались переговоры по поводу перехода Черенкова и Родионова в «Ред Стар», я попросил Деда сделать им хорошие личные контракты. Но «Совинтерспорт», через который эти переговоры шли, не соглашался на наши условия, вырывал огромные деньги. Эта контора пользовалась тем, что по советским законам футболист не имел права договариваться с клубом напрямую.
У меня уже французская виза истекает, нужно улетать в Париж, а «Совинтерспорт» не соглашается, требует за Черенкова и Родионова миллион долларов. По тем временам сумасшедшую сумму.
Меня это возмутило потому, что я знал, в каком Федя состоянии. Я и Жан-Клода предупреждал, что у Черенкова проблемы с психикой. Жан-Клод говорил, ничего, мы ему поможем. А я ему верил, хотя сегодня прекрасно понимаю, что никому помогать он не собирался. Мне же хотелось, чтобы все было по-честному.
Французы уперлись, мол, таких денег нет. Дюранси, который тоже зависел от этой сделки, стал уже на меня давить, давай что-то делать, иначе ничего не получится. Я, как дурак, оказался между всеми.
Федор и Родионов хотят уехать, Деду надо их продать, «Совинтерспорт» стоит стеной, а «Ред Стар» торгуется. Кроме того, мой личный контракт не продлен. Жан-Клод хотел сумму, которая была в нем оговорена, распределить еще на год. «Совинтерспорт» вроде не возражал, но в последний момент потребовал доплатить. Эти деятели думали, что я хочу заработать на Черенкове с Родионовым. Цирк!
В итоге Жан-Клод заподозрил, что я вместе с «Совинтерспортом» решил вытянуть из него деньги. Из-за этого отношения очень сильно испортились.
Я не выдержал всего этого базара и наехал на Деда, мол, давайте заканчивать, иначе будут проблемы, потому что чемпионат скоро начинается. В итоге «Совинтерспорт» согласился на деньги французов, и мы с Черенковым и Родионовым улетели в Париж. Успели как раз к первому матчу. Хорошо, что дома играли.
Мне же нужно было приехать в Москву еще раз, чтобы окончательно договориться по своему контракту. Когда я об этом рассказал Жан-Клоду, он решил, что я ему больше не нужен. И стал резину тянуть.
Черенков и Родионов с контрактами, а я без, хотя еще год должен быть в «Ред Стар»! «Совинтерспорт» продал меня за 250 тысяч долларов, а официально мне платили около 700 долларов в месяц. Для Франции — ничтожно мало, а для Советского Союза это было целое состояние. Помню, с какой завистью на меня смотрели посольские, когда я приезжал получать зарплату.
Когда еще только обсуждались контракты Черенкова и Родионова с «Ред Стар», Жан-Клод сказал, что, если все срастется, я получу 30 процентов от суммы. Это было больше моего годового контракта!
Но Латкин, атташе посольства по культуре и спорту, который присутствовал при разговоре, сказал, что по советским законам это невозможно. И Жан-Клод понял, что можно не платить.
Я догадывался, что денег не увижу. Сказал, что комиссионные неважны, что нужно как можно быстрее обоих отправить во Францию. То есть в первую очередь думал о команде. Но слух о том, что я нажился на их контракте, разнесся. Однако я не только не нажился, но еще и оказался в дурацком положении. Жан-Клод воспользовался ситуацией и не продлил со мной контракт.
• • • • •
Как я и предполагал, со временем Федя во Франции зачудил. Он перестал принимать транквилизаторы, потому что хотел ездить на машине. А ездил плохо и сразу попал в аварию, в которой, слава богу, никто не пострадал. Но Жан-Клод захотел, чтобы Федя прошел обследование.
Я как об этом узнал, сразу в посольство, к Латкину. А в это время там находился председатель Олимпийского комитета СССР Владимир Васин. Обсудили с ним ситуацию, и Васин сказал, что никакого обследования не будет. Он встретился с Жан-Клодом и обо всем договорился.
Было решено отправить Федю в отпуск в Москву, куда он сам сильно рвался. Чтобы Черенковы ничего не заподозрили, билеты в Москву купили и Родионовым. Родионовы потом вернулись в Париж, а Федя с женой и ребенком остались в Союзе.
Федя позвонил как-то и спросил, в чем дело. Предполагалось, что ему все объяснит Дед, но он этого не сделал. Я отвечал, что не знаю, хотя на самом деле, конечно, все знал. Короче, отправили его безо всякого шума и гама. Деньги французы ему заплатили.
Проблему решили, но мне перед Федей было неудобно. И когда весной 1993 года «Спартак» приехал играть с «Антверпеном» полуфинал Кубка кубков, я Федору все объяснил, но не сказал, что французы хотели его обследовать. Они могли такой скандал поднять, да еще и неустойку выставить «Совинтерспорту». А Жан-Клод мне практически в приказном порядке говорил, что Черенкова надо отправить на психиатрическое обследование.
В тот же год приключилась еще одна история.
Когда «Ред Стар» приезжал в Москву на 60-летие Игоря Нетто, Ловчев договорился, что будет ответная поездка сборной ветеранов «Спартака» во Францию. Как уж они договаривались, не знаю, но когда он напомнил Жан-Клоду об ответном визите, тот ответил, что ни о чем таком не помнит, потому что в момент разговора был пьян.
Ловчев в панике!
А я через Вриньо узнаю, что ветераны «Спартака» все же могут прилететь в Париж. А времена были лихие. Если бы Ловчев не выполнил своих обязательств перед спонсорами, у него возникли бы серьезные проблемы. Звонит мне и говорит, что едет. Я в ответ звоню Вриньо и прошу передать Ловчеву, что их здесь не ждут. Тот обещал передать.
А дальше было так.
Возвращаюсь домой под утро после выездного матча. Выиграли, настроение хорошее, хотя всю ночь ехали на автобусе. Захожу домой и вижу в прихожей на первом этаже 20 пар обуви. Ветераны «Спартака»! Они меня ждали.
Выбегает Жора Ярцев и говорит: «Санек! Ты только не расстраивайся».
Как не расстраиваться, когда приехало 20 человек, а у меня дети болеют!
Зоя рассказала, что эти 20 человек свалились ей как снег на голову. Их никто не встретил, и деваться им было некуда. Оставить их на улице она, конечно, не могла и пустила в дом.
Черенковы и Родионовы жили тогда в гостинице и принять никого не могли. Да и вообще никакого интереса к ветеранам не проявили. Даже не помогли ничем, хотя приехали не чужие для них люди. Зоя за это на них сильно обиделась. Разругалась она и с Ловчевым и сказала мне, что он плохой человек.
Приезд ветеранов начался с приключения.
Валера Гладилин и Жора Ярцев потерялись на Восточном вокзале. Зоя с Ловчевым пошли их искать. И слава богу, что оба нашлись быстро, потому что сами они вряд ли смогли бы отыскать дорогу к нам домой. По-французски ни тот, ни другой, конечно, не говорили. Но гораздо хуже было то, что Жора и Глаша начали прямо в переходе метро продавать косынки, балалайки и водку, которую привезли с собой. Во всяком случае, так Зое рассказали спартаковские ветераны.
А если бы их полиция задержала? Но обошлось.
У нас была двухэтажная квартира. На втором этаже — три комнаты, внизу — большая гостиная. Кто-то приехал с женой, и Зоя отдала им нашу комнату наверху. А остальные на полу спали, потому что в гостиной были только диван и кресло. Подушек тоже на всех не хватало. А Ловчев со спонсорами поехал в другое место жить.
Я получал тогда 4700 франков в месяц, примерно 700 долларов на всю семью. Квартиру и коммунальные услуги частично оплачивал клуб. Ветераны привезли с собой колбасу и консервы, но запас явно не на десять дней.
Зоя достала пятилитровую кастрюлю и стала готовить им картошку, макароны и сосиски, потому что денег ни у кого не было, и все приходили к нам обедать. Она рассказывала, что те, кто первыми приходили, не оставляли почти ничего опоздавшим. Ей нужно было опять бежать в магазин, чтобы никто не остался голодным.
Проблема была еще и в том, что Зоя устроилась в престижный фитнес-клуб, где нужен был тренер по аэробике и общей физической подготовке. В те годы во Франции была высокая безработица, но специалисты ее профиля были нарасхват. Она и так вела занятия в посольстве СССР и еще в двух местах, а после этого и вовсе стала разрываться на части. Но гораздо хуже было то, что наши гости не экономили воду, за которую во Франции приходилось довольно много платить.
Зоя попросила меня объяснить им, что в раковину утекают деньги. Но я не стал, потому что не хотел жлобом выглядеть. Как-то Ярцев спросил, что тикает в туалете. И когда узнал, что счетчик на воду, удивился: «Как? Сходил в туалет, спустил и уже должен?»
«Да».
Ярцев вышел в гостиную и говорит: «Мужики! В туалет ходим все, но спускает последний!»
Шутки шутками, но за воду нам пришлось потом заплатить две тысячи долларов.
Зоя говорила мне, что, даже если мы в лепешку разобьемся, все равно окажемся в итоге плохими. Так и получилось. Ветераны не сыграли ни одного матча, пожили 10 дней в Париже и оставили мне какие-то вещи на продажу. Ну что мне, в переходе в метро надо было встать, чтобы их продать?! Конечно, я не стал ничего делать, да и не до того было. И когда с нас с Зоей потребовали деньги, отдали те, что были отложены на ремонт квартиры.
• • • • •
После всего пережитого я жутко устал. Днем проводил тренировки в «Ред Стар», в остальное время занимался гостями. Почти не спал. Когда они уехали, почувствовал себя полностью опустошенным.
Тут еще Родионов в Канне сломался — порвал крестообразные связки. И ему пришлось помогать. Ложусь спать, а заснуть не могу. И нерадостные мысли из головы не идут, потому что контракт так и не продлен.
Жан-Клод перестал платить. Хотел, видимо, чтобы я сам свалил. А куда сваливать, если дети здесь учатся? Тут еще Дед «порадовал», сказал, что в Москве жрать нечего.
Прилетаю в Москву договориться в «Совинтерспорте» по своему контракту и завершить дела по контракту Черенкова. Состояние чудовищное. Сил нет ни моральных, ни физических. Тут еще отец Зои при смерти. Ничего не хочется делать, хочется все время спать, но заснуть не получается.
Встретились с Дедом. Он спрашивает, как дела. Объясняю ситуацию и говорю, что чувствую себя очень плохо. Дед говорит, что отправит меня отдыхать в санаторий, а за это время уладит все дела. Так и сделал. За несколько дней я отоспался, нагулялся, короче, пришел в себя.
Но беда была в том, что заканчивалась виза. Дед сказал в «Совинтерспорте», где я нахожусь. Те ждали, что дальше будет. Зоя связалась со мной из Франции и сказала, что я срочно должен возвращаться.
Плохо было еще и то, что затеяли ремонт в московской квартире. Рабочие порушили полы, стены. То есть в Москве жить нам было негде. Да и денег на ремонт не хватало. Мы его затеяли в расчете на то, что будет продлен контракт.
Прилетаю во Францию. Там вместе с Зоей меня встречает знакомый эмигрант, который нам помогал адаптироваться к французской жизни. Он мне рассказал, как нужно улаживать проблемы с французскими работодателями, и посоветовал обратиться в службу социальной помощи.
Когда работница этой службы, сербка, которой поручили мое дело, узнала подробности, сказала, что и Жан-Клоду, и клубу не поздоровится. Накатила так, что Жан-Клод перепугался. Он тут же договорился обо всем с «Совинтерспортом», подписал все документы, и я стал работать с молодежной командой.
Во Франции я больше мучился, чем играл. Иногда мне кажется, что это расплата за Лерино проклятие. Сегодня, наверное, все уже искупил, потому что жизнь наладилась. Но тогда она мне казалась адом. Словно чистилище прошел.
И в Париж не тянет, хотя Зоя часто туда ездит.
• • • • •
Когда в 1991 году «Спартак» вышел в Кубке чемпионов на «Марсель», Дюранси позвонил мне из Швейцарии, где проходила жеребьевка: «Нужно срочно с тобой встретиться».
Я знал, что он связан с «Марселем» как агент. Подумал, что хочет получить побольше информации о «Спартаке», как играет, сильные и слабые стороны и прочее. Но в то же время мелькнула мысль: «Неужели Гуталс и Беккенбауэр без меня не разберутся?» Раймонд Гуталс тогда был главным тренером, а Франц Беккенбауэр — спортивным директором «Марселя».
А у Зои, которая слышала наш разговор, — дурное предчувствие: «Пойдешь на встречу, возьми с собой на всякий случай диктофон».
Встречаемся с Дюранси. Тот в открытую говорит, что получил задание дать деньги игрокам «Спартака» — вратарю, центральному защитнику и нападающему.
И обращается ко мне: «А ты получишь столько, что тебе на всю жизнь хватит». Даже назвал сумму, по тем временам очень приличную. Невольно задумаешься, когда такие предложения делают!
Дюранси говорил со мной так спокойно, потому что мы были хорошо с ним знакомы, бывали с Зоей у него в гостях.
Я был потрясен.
Говорю: «Во-первых, я категорически против. А во-вторых, как ты не боишься? Если все это всплывет, «Марселю» конец. И вообще, зачем вам это надо? Вы же сильней «Спартака».
Он спрашивает в ответ: «Ты знаешь, кто возглавляет «Марсель»? Бернар Тапи. Он в авторитете, ему все сойдет с рук».
На этом разговор закончился. Дюранси сказал, что он со мной ни о чем не говорил. Потом до меня доходили слухи, что «Спартак» все-таки взял деньги, да и в его игре с «Марселем» были «странные» моменты.
Вопреки совету Зои нашу беседу я не записал на диктофон. У Тапи действительно была репутация криминального авторитета. И кто знает, обнародуй я беседу с Дюранси, с какими проблемами столкнулся бы во Франции.