«Зависть… зааааааависть… за-аа – аавиисть-ть… Хошь скажи громко и хлёстко, ну как каркни: «Зависть!», хошь – протяни нараспев: «Заааа-аааав…» – и на пол тона ниже: …и-и-ииисть»» – ничё не меняется.

Некоторые ещё вдобавок разглагольствуют по поводу «цвета» зависти: дескать, есть «чёрная», есть «белая»… Вот, вот… Дескать «белая» – это хорошая, типа стимулирует человека к действию, а «чёрная» – нехорошая, тоже, собственно, человека к действию стимулирует, но вроде бы по-другому. Разница между первым и вторым действием исключительно в методах достижения самой «цели», которая как две капли воды похожа на уже достигнутую впереди идущим. Дескать, «белая» очень полезна, она облагораживает и является «не догмой, а руководством к действию», ну, а «чёрная», типа, вызывает в сопернике низменные, некрасивые чувства, похожие на ошпаренного кипятком соболя… Одним словом – сложно все это. С непривычки не разобраться.

Вот-вот, а ещё есть зависть сиреневая, коричневая, голубая, фиолетовая и цвета незалежной Гваделупы.

Какая сказочная чушь! Зависть – это цельное чувство. Она одна. Она либо есть, либо – за редким исключением – её нет. Зависть – это не белый свет, который, проходя через стеклянную призму, переломится и разложится на все цвета видимого спектра. Хошь уговаривай себя, хошь не уговаривай – зависть это тебе не дули в форточку воробьям крутить.

Если она завелась – всё. Пиши пропало. А тварюга эта чем дальше, тем быстрее заводится, и всё большее количество людей, проснувшись поутру, и даже не вылезая из запуканной постели, внезапно обнаруживает, что стали обладателями такого яркого и мясистого чувства как зависть. И ведь никакого от неё спасу! Коль уж она завелась, то не помогут ни умопомрачительные «встречи рассвета» вдоль городского парка в костюме Евы под конец декабря; ни толчёный хвост пасюка, настоенный на слюне анадырской выдры, втёртый в проекцию лобных долей на лицо.

Всё! Она завелась. Она с тобой надолго, чтобы не сказать – навсегда. И что самое страшное: вот хочется отвлечься, успокоиться, сказать себе, вроде как и у соседа корова не вечна, отвернуться, снова залезть в постель, затащить туда же с собой ноутбук, открыть его на какой-нибудь из социальных сетей и-и-и… И внезапно начинаешь абсолютно явственно ощущать – ан нет! Не сдохнет у соседа корова! И мало того: судя по фотографиям в социальных сетях, даже свиньи расплодятся!

На маленьких, но уже цветных снимках рвёт душу чужая раскованность. Вот они твои бывшие одноклассники, один круче другого, все плотно отужинавших и в духах от «Орифлэйм».

Одна вся раскинулась на берегу залива. Закинув ногу за ногу, она прям сидит прям под пальмой, задом в песке и в руке у неё что-то холодное в бокале, а изо рта торчит трубка, в которую она это самое холодное сосёт.

Второй, с последней парты, в заграничном и, видимо, дорогом баре держит за талии сразу двух чаровниц, а над ним красуется нарисованная кружка с рекламой баварского пива.

Кто-то у себя на даче с воздухонепроницаемыми окнами, кто-то в машине, к которой бантик прикручен; вон придурок из восьмого «Б», так и не окончивший десятилетку, стоит около Ниагарского водопада с таким лицом, как будто он его и посадил.

А ты… а ты… Зимой и летом лежишь в своей кровати с ноутбуком под одеялом, потому что отопления в доме нет и вылезти тебе холодно. Хорошо, что сейчас лето. А того холодного, как на фотографии у одноклассницы в руках с трубочкой, тебе принести некому. А за стеной семья албанцев с пятью детьми упражняется в хоровом беге с препятствиями. И младший проснулся. Этот «а-а-а-о-о-о. абыр-абыр-абырвалг-абырвалг-Масква-швея!» Это он так учится говорить, как будто уже прочёл булгаковское «Собачье сердце». И не надо никуда торопиться, и не надо никого ждать. Хотя нет! Надо срочно вставать. Подруга же просила помочь. О! Надо же и её телефон включить. Вчера на нём было тридцать четыре не отвеченных вызова. Пришлось отключить, потому что просто не знала, что сказать очень культурному голосу с вибрациями на главных «и» и «омеге».

Вот все таки интересный греческий язык! Две буквы «о», три буквы «и» и ещё три диграфа читаются как звук» и», а буквы «б» нет. Просто нет и всё. Звук есть, а буквы нет!.Как в том анекдоте… При чём тут анекдот?! Надо вставать. Волка ноги кормят. А тут, в Греции, кто не стал волком, тому ноги-то и отгрызли.

Самые, самые «волчары» давно поделили, не без боя, конечно, заветные ниши всех хлебных мест, в том числе и туризма.

Конечно же, основная отрасль дающая стране доход – это прикармливание уставших за год непосильных работ мирных тружеников, желающих отдать свои кровные за возможность покрыться пузырями от солнечных ожогов и заработать нескончаемую диарею от гостиничной услуги «фулл инклюзив». Благодаря природным и климатическим условиям Греция приобрела статус страны-курорта: пять самых крупных туристических компаний, возглавляемых выходцами из бывшего СНГ, заставили её заработать на русском рынке с высоким коэффициентом полезного действия и одновременно выдавили бездарных местных склочников. Конечно же никто не дурак, все прекрасно знают, что богатые инвестиции и основной капитал на раскрутку выделил, конечно же, «старший брат» с полосатым триколором, очень удачно приискав себе в оливковой стране симпатичных русскоязычных репатриантов с подходящими греческими фамилиями и столь же подходящими внешними данными. Оформив на них крупнейшие фирмы, он просто стал «грековладельцем» со всеми вытекающими отсюда хорошими для обеих сторон последствиями.

Греция со своей стороны, никак не простив янки бомбёжки Косово в 1998 году, кинулась навстречу православным славянам, лишь бы больше никогда не видеть на своих дорогах «америкосских» танков и людей в камуфляже.

Так что мне подруга говорила?

Ага… к ней приехал какой-то мужик… Нет, не так… Он не к ней приехал, он вообще приехал… Ну так вот: вообще приехал какой-то мужик с Украины, потому что тридцать лет назад он был соседом этого… ну как его… который самый главный в туризме, который свои чартерные рейсы на Россию поднял, и это, как его, ну весь паркинг в аэропорту его… Миша кажется? Который с чайкой на логотипе …который в день принимает по пятьсот человек… Ну да… Кажется Миша.

Что мне подруга-то говорила? Тот мужик прилетел к ней из… чтоб… Ой, и подумать как-то стыдно… Чтоб напомнить ему о детстве, проведённом в бильярдной парка, пока они жили в СССР, и … и сказать ему, то бишь Мише, чтоб он назначил его каким-нибудь главным управляющим в украинском туризме. Мда-с… М-да… Странно как-то… Ехал к Мише, поселился почему-то у моей подруги… Интересно-то как! К этому Мише на хромом осле не подъедешь, у него только в Салониках шесть офисов, во время Афинской Олимпиады над городом его дирижабль летал с рекламными выкриками на трёх языках, все отели полуостровов Халкидики принадлежат ему, то есть туризм – это его монополия, все остальные работают через него, одни словом – величина, массив, а тут этот тип из…

Может он что-то не так понял? Да, есть такой слушок, что успехов в жизни добиваются не зубрилки и не отличники, а люди со средненьким образованием. Интересно, этот, который приехал просить назначить его туристическим царём Украины, обладает образованием? Или еще проще: обладает ли он вообще чем-нибудь, кроме светлых воспоминаний о рабочей столовой рядом с бильярдной? С ума сойти! И который уже час? О-ёй! Надо вставать, а то она сейчас придёт!

Ирка неспешно свесила с кровати ноги, потёрла одну ступню о другую, как это делают мухи передними лапками в ожидании вкусного обеда, и, зачерпнув тапочки, зашлёпала в сторону туалета.

Ирка любила туалеты. Любила и сидеть в них, и стоять.

То есть «сидеть» не в истинном смысле этого слова, а «сидеть» в смысле «находиться». Конечно! Греческие туалеты, да после ремонтов, это тебе не незабвенные деревянные постройки – гимн архитектурным изыскам на краю огорода. Греческие туалеты, да в Иркином дизайне, это белая кафельная плитка под мрамор со знаменитой «бесконечностью», вся в золоте с голубым, кварцевым стеклом душевой кабинки, светящемся на солнце и разбрызгивающим простой белый свет на яркие солнечные зайчики. Иркин туалет – это вечно влажные разноцветные морские камни на полу и на полках перламутровые ракушки. Ирка так бы и стояла по центру с зубной щёткой во рту, самозабвенно прикрыв веки и с наслаждением вдыхая обещанный запах «Свежесть океана», если бы до её музыкального слуха не донёсся посторонний звук.

Слух же у Ирки на самом деле музыкальный. В своё время, ещё до переезда на ПМЖ в Грецию, она окончила музыкальную школу по классу фортепьяно на отлично, но потом, презрев все уговоры близких, скоропостижно подалась в стоматологи.

Она открыла глаза и на секунду прислушалась. На самом-то деле, никаких подозрительных звуков не было, но она нутром чувствовала присутствие чего-то или кого-то постороннего совсем рядом. Так породистая борзая мгновенно всем телом ощущает приближающуюся опасность.

Инстинкт предков подсказывал, что на балконе не всё в порядке. Мгновенно Ирка поняла: там, прямо за кадками с гигантскими фикусами, несомненно кто-то прячется. В ту же секунду, мгновенно превращаясь из «Ирки» в «Ирину», она метнулась к своей сумке в поисках мобильного телефона. Но было поздно: на её запястье сомкнулись ледяные, жёсткие пальцы.

Весь ливер Ирины ухнул в малый таз…

– Ты??? Больше она ничего не смогла произнести. Извернувшись как коралловый аспид, краем глаза Ирка отметила светлый чуб подруги, мелькавший прямо перед её глазами.

– Ты что ненормальная?! Ира все ещё тяжело дышала от пережитого потрясения, и ноги её подкашивались, она всё приседала и приседала. – Я же чуть полицию не вызвала!

Но подруга сама очень странно вертела головой, щёлкала зубами и вибрировала всем телом.

– Да что случилось-то? – Ирка наконец немного успокоилась. Ей даже удалось заварить свежего чаю.

– Что случилось?! Так оно не сейчас случилось! Я же тебе говорила! Шутишь или издеваешься?! Оно ещё в среду случилось, когда этот … с Украины прилетел… – Подруга в отличие от неё никак не желала расслабиться и перестать щетиниться. Волоски на её руках то и дело вставали дыбом.

Ирку вдруг осенило:

– Так это ты от него что ли прячешься?!

Она не могла поверить! Её подруга, подруга, с которой они в институте пять лет просидели за одной партой от звонка до звонка, подруга, краса и гордость стоматфакультета, чемпион восточных единоборств в выражениях, которыми она пользуется, гонимая животным страхом, прячется на её балконе за фикусами, причём попав туда криминальным способом. Хотя, спрашивается: откуда этот овощ может знать где Ирка живёт?!

– Как откуда?! – Подруга пучит глаза и они нехорошо блестят. – Так ведь по номеру мобильного всегда можно запеленговать хозяина!

– Ты что, дура?! – Это уже слишком. Похоже на истерический припадок. – Только полиция может такое сделать, потому, что у них есть специальные пеленгаторы.

– Так, может, у него тоже есть эти … дегазаторы!

– Пеленгаторы. – Ирка машинально поправляет, хотя принципиальной разницы между «пеленгаторе» и «дегазаторе» в контексте нет.

– Пеленгаторы… Я же не знаю, что у него там ещё есть! После всех его сюрпризов можно ожидать чего угодно!

– Сама виновата! Зачем его в гости приглашала?

Ирка вредничает. Она знает, что в гости никого не приглашали. Это так… просто позлить… Поня-я-ятно…

– Кто? Я? – У подруги такой вид, что кажется место за кадками с фикусом ей роднее, чем Иркины печенья на блюдечке и мерзкий чай. – Я его приглашала? – Повторяет она, готовая разрыдаться от предательства подруги и полнейшего непонимания. – Я… Я его вообще не знаю! Он мне вообще никто! Ни друг, ни брат, ни сват и даже не любовник. Он бывший знакомый моего бы-ы-ы-ывшего соседа по имени Барабан! Он приходил за ним к нам во двор, и они вдвоём ходили в парк играть в бильярд. Всё! Я только знаю что его зовут Сурен по кличке «Резинка» и почему «Резинка» я тогда не знала тоже!

– Может, у него трусы без резинки при всех падали? – Выдвигает не беспочвенную гипотезу Ирка. – Да не суть! А как он вообще к тебе домой попал? – Ей уже почти стыдно, и из-за этого, как всегда, когда ей стыдно, проявляется море сочувствия. – Он же каким-то образом оказался внутри твоей квартиры? Кто-то же его туда впустил!

– Я!!! – Подруга локтём скинула на пол блюдечко с печеньем и чуть на вылила на себя чай. – Нет, ну ты прикинь: где-то полгода назад я по скайпу разговаривала с Виолкой. Ну, помнишь её? На Комсомольской у нас жила, на углу. Ну да, эта, что в Украину замуж вышла, в Скоморохи тоже переехала потом… ну, которая замуж вышла за Гену, у которого шесть пальцев на ноге. Она как раз у сестры в Житомире была. Разговариваю я с ней, смотрю – запрос на добавление в друзья. Я Виолке говорю: типа, тут кто то лезет, а она смеётся: «Это, – говорит, – Сурик-Резинка! Он тут в Скоморохах недалеко от меня живёт. Они с Генкой на рыбалку часто гоняют. Он хотел с тобой поболтать». Я, как дура, добавляю его в «контакты», мы втроем беседуем, вспоминаем, что да как, он у меня спрашивает про Мишу, ну этого, греческого туристического короля, спрашивает, вижусь ли я с ним, общаюсь ли…

Я ему объясняю, что весь наш двор вместе с улицей Комсомольской и бильярдной, закончились очень, очень давно, что мы теперь здесь в Европе роем уран, чтоб добыть на хлебушек, а Мише сам Путин, который Владимир Владимирович, медаль вручал за непосильный вклад в развитие русско-греческих и греко-русских отношений. Мы теперь, может, с ним и не по разные стороны баррикад, но наша баррикада под прицелом, а их – тоже под прицелом, только более мощным. Говорю этому Сурику: ну, видимся на всяких мероприятиях, 9 Мая, праздники там всякие, ещё когда… Он, собственно, публичная личность, но я в друзья не лезу и про бильярдную около столовой не напоминаю.

А этот Резинка мне опять: «Ха-ха-ха! Вот подожди, я приеду, он прибежит ко мне! Сама увидишь как он по мне соскучился!» Ну, я тут уже усомнилась в здравости его рассудка, ну, думаю-, может выпил лишку человек, а, может, на самом деле такой… Да кто его сейчас разберёт: если кто не гонит, то непременно собирается погнать. Поболтали немножко, я с этими скоморохами распрощалась, да и забыла об этой беседе. Хотя, нет! Вру! Этот Сурен ещё пару раз мне по скайпу звонил, поздравлял с Днём рождения, спрашивал, как дела.

– И что? – Ирка уже совсем остыла. И чай у неё в кружке тоже остыл. Она мелко-мелко хлопала ресницами, всё пытаясь понять, как же все-таки Резинка попал в дом подруги.

– Так я ж говорю, а ты не слышишь! Знач, звонит он мне в понедельник по скайпу, счастливый такой, аж счастьем рассыпается, и говорит: «Я в среду в Грецию прилетаю, в Салоники, на целую неделю, что тебе отсюда привезти?» Я как бы напряглась, а потом самой смешно стало, думаю, не ко мне же он летит! Я его 25 лет не видела и горя не знала! И потом, понятно, мы-то из одного города, но мужа дома нет, он на Кипре, сынка в самом таком подозрительном возрасте, всё по папе скучает, не буду же я селить в дом какого-то чужого мужика, чтоб он переживал и мог подумать всякое…

Да, собственно, о чём речь?! Просто человек так разговаривает потому, что он порядочный и воспитанный, летит себе в Салоники и по старой дружбе спрашивает, что мне привезти. Мне с Украины ничего и не надо было, если… разве что… таблетки для мамы. Все знают, если я прошу чего привезти, так только лекарства, или чаи всякие лечебные. Люблю всякие отвары, настойки.

Я тогда себя чувствую ведьмой на болоте. Завариваю всякие шиповники, мяты, вишнёвые плодоножки. Ну так я ему с дуру и ляпни: «Привези корвалол, если сможешь. Тут такого нет, а мама к нему привыкла и уважает очень». Он сразу: «Да! Конечно! А что ещё?» «Не надо больше ничего! – Отвечаю я. – Всё у нас тут есть… А кто тебя будет встречать? – Спрашиваю. А он мне: «Да у меня в Салониках куча друзей! Пока точно не договорился, но обязательно кто-нибудь приедет на машине и меня заберёт».

– А в каком районе живут твои друзья? – Мне же интересно! Вдруг его друг вообще мой сосед.

– Э-Э… да откуда я ваши греческие названия запомню?! Ха-ха-ха! – Сурен-Резинка захихикал по детски доверчиво.

– Это да! Я сама еле к ним привыкла. А ты бы не мог у друзей спросить, как улица называется, и записать? Всё-таки я без машины и хотелось бы знать, куда мне за лекарством подъехать. Может, придётся с автобусными пересадками. Хорошо бы время заранее рассчитать.

– Ты что?! Мои друзья все с машинами! Я тебе сам завезу!

– Да неудобно же.

– Что неудобно?! Неудобно трусы через голову одевать! – Отшутился Сурен старой как мир поговоркой, – Остальное всё удобно! Ты мне скажи, как тебя найти, дай свой телефон, и я с тобой свяжусь сам. Миша-то мой друг, у которого «Мерседес», хорошо город знает, правда?

«О, Господи! Подумала я. Совсем плох человек. Миша?! Это какой „Миша“ будет у Сурика-Резинки неделю водителем работать?!»

– Послушай, Сурен… давай не будем про Мишу… Ты скажи-, кто тебя встретит, где ты будешь жить и как тебя найти?

– Ха-ха-ха! Я ещё должен встретиться с один болгарином. Он живёт в Благоебратьях…

– Благоевград…

– Да! Он живёт в нём и тоже приедет со мной встретиться. У него в Греции есть яхта, там на море в Халкидиках. Он сказал, что с женой приедет, поедем кататься…

«Поедем, красоотка катаааться… Давно я тебя поджидал…»

– …и с Мишей я его познакомлю. Когда у него будут клиенты яхту просить, он может у моего друга её брать и ездить с ними на рыбалку.

– Сурик, вы, конечно, езжайте куда угодно, но…

– Почему «езжайте»?! Ты что с нами в пятницу не поедешь на яхте кататься?! Мой друг приедет со мной встретиться аж из Благоебрат…

– Благоевграда…

– Да!

– Я не люблю яхты… у меня морская болезнь, которая может перейти в медвежью… Катайтесь вы без меня… Ты лучше…

– Э-э-э! Что столько говорить! Сегодня понедельник, а послезавтра я буду уже там!!! Всё! Давай, пока-пока! Скоро увидимся! А-а… Вот ещё – водку привезти?

– Откуда я знаю что пьют твои друзья.

– Нет! Тебе привезти?

– Мне? Нет, не надо.

– Понял! Значит тебе две бутылки! Давай ещё раз я перепроверю твой телефон на всякий случай… так… шесть девять сорок четыре… так… так… Отлично! До встречи!.

Он отключил скайп со звуком похожим на нырок лягушки – «бульк».

– И-и-и.? – Ирка от нетерпения крошила в пальцах печенье собственной выпечки прямо мимо блюдечка.

– Что «иииииииииии»?! – подруга аж скрипнула сжатыми челюстями. – Что «и»?! Неужели непонятно?!

– Нет. Непонятно.

– Тьфу ты! Ты просто не можешь себе представить, до чего может дойти человек, задавшийся определенной целью! Это я о случаях, когда теряются ум, честь и совесть одновременно.

Крошки иркиного печенья начали скатываться на пол.

– В тот день я совсем забыла, что обещанная среда уже пришла. То есть, для кого-то, вот для тебя лично или для меня – это обычная, простая среда, а для Сурена-Резинки – это день его прилёта в Грецию. Сижу я дома как честный налогоплательщик, не обременённый расписанием обязанностей на неделю вперёд, вдруг звонит мой карманный телефон. Это часов около полтретьего дня. «Месимери» начался, а кто то звонит: по греческим понятиям – это ведь верх бескультурья. Сиеста – она и в Италии уважаемая сиеста. Ладно, думаю, дай гляну: кому не спится в полуденный зной? Смотрю, иностранный номер. Включаюсь, опа-на!

– Привеееет! Это я, Сурен!

– О! Привет! Ты уже прилетел?!

– Конечно! Мы все вчетвером прилетели: я, сын с невесткой и внук. Я уже их отправил отдыхать в гостиницу в Катерини. Там тоже море есть. В сто раз лучше, чем в Халкидики, Там такой шестизвёздочный отель, как называется не запомнил, что то морское, короче, я их уже отправил, они там. Они удивились, говорят: «Папа! А ты с нами не едешь?» Я так засмеялся, говорю: «Нет! У меня в Салониках очень важные дела. Надо кое-что порешать». Это недалеко, около часа от Салоник правда? Пусть радуются, пусть дети отдыхают! У них своя программа, у меня – своя. А тебе все, что ты заказывала, я привёз.

(Ой… что это я там такого» назаказывала?…)

– Да? Спасибо большое. Мама очень обрадуется.

– А ты сейчас где?

Не смотря на радость по поводу привезённого корвалола, очень захотелось в рифму ответить, но полузнакомому человеку не стоило: Азиа-с… Не поймут-с…

– Я дома.

(Какая банальность! Просто дома.)

– А это далеко от остановки аэропортовского автобуса?

– В смысле? – Странные вопросы мне начали задавать.

– Ты прикинь!!! – Воспитанный голос Сурена почти сорвался на крик. – Ты прикинь: они меня кинули!

– Кто?

– Друзья! Эти, которые встретить должны были! Болгарин приедет аж в пятницу, а сегодня среда, а Миша…

– Я тебя по братски прошу, оставь Мишу в покое! Не надо упоминать это имя всуе…» Сурик, «всуе» это хорошее слово, не переживай. Я у тебя спрашиваю русским языком: где не Миша, а ТЕ друзья, ТЕ которых здесь «куча», и которые тебя должны были на машине встречать»=? Они, то есть ТЕ, где они? Вот не Миша, а ТЕ, которые?…

– ТЕ? Те меня кинули! Ты пойми: меня кинули! Никто меня не встретил, я сел на городской автобус и уже доехал до конечной остановки. Все вышли и я вышел. Вот… стою… Ты далеко отсюда живёшь?

– Я???

– Ну да! Ты! Давай пойдём к тебе, я сделаю два-три звонка, порешаем быстро и разберёмся, что будем делать.

– Ну хорошо. Стой где стоишь (без языка и без денег), я за тобой приеду.

– А долго ждать?

– А это как получится. Я тебе сказала, что у меня нет машины. Надо же ещё кому-то от квартиры ключи оставить, а то сын из школы придёт, а меня дома нет. Муж-то на Кипре.

– Я знаю!

(Я вижу, что знаешь).

– Ладно… Стой, я уже выхожу из дома.

Сурен за все эти годы ничуть не изменился. Разве что ещё похудел. Он и стоял так же как раньше, похожий на гамбургского петуха, уперев в бока кулаки и сильно подавшись вперёд головой вместе с шеей, как очень близорукий человек.

– И вы пошли к тебе? – В голосе Ирки появилось сочувствие. Кажется, она начала что-то понимать.

– А куда ещё? К тебе что ли?! Конечно ко мне! Я не знаю, куда он звонил, что выяснял, но к вечеру, когда уже вернулся со школы Сашка, он срезюмировал:

– Сегодня среда. Крас с супругой из Болгарии приедут в пятницу, и мы поедем за яхтой. А Миша…

– Хватит про Мишу, я сказала!

– Миша в субботу вернётся из Рима…

– Хорошо! Я рада за тебя, за Мишу, за болгарина Краса, а больше всех – за его супругу! В пятницу, так в пятницу. И у нас именно в пятницу дела. Я не помню, говорила тебе или нет, но мой сын хочет попытаться, не оканчивая школы, поступить в университет экстерном. Именно в пятницу утром за нами на машине должны заехать его друг с родителями, и мы едем в университет сдавать на комиссию конверты с их рисунками. Сколько мы там пробудем, когда это закончится, я понятия не имею. Но я повязана с этими людьми, потому что сама просто не найду, где этот филиал находится. Так что, дорогой, с пятницы – каждый сам за себя.

– Да! Да! Конечно! У него такая яхта…

– Я ему желаю купить ещё одну и гораздо лучше! У нас вступительные экзамены, у тебя – отпуск, у друга – яхта. Всё в шоколаде.

У Ирки в глазу окончательно проснулась мысль. Кажется медленно, но верно она стала вживаться в ход трагических событий:

– Так он собрался у тебя пожить до пятницы?

– До пятницы. Только забыл сказать, до какой. И я всё думала: как бы мне эти два дня не подходить к скайпу, когда будет звонить муж с Кипра, потому, как мне лень врать… Лень и всё. Сиди, изощряйся. Конечно, я могла ему сказать, что произошло, но все равно, знаешь, как бывает: вилки нашлись, но осадок остался. Оказалось беспокоилась я абсолютно напрасно. Мне в мой скайп попасть уже было невозможно. Этот Резинка, как вошёл в дом, подсел к моему компу, поставил свои адреса и пароли – и всё. Причём сказал:

– Я забыл свои очки, дай твои!

Я ему по-быстрому объяснила, что очки пока не ношу, но это его не разочаровало. Он резко прилип к вспыхивающему экрану с «Супер Мариосом» и играл вслепую, вообще наугад.

Кроме того, что он плохо видит, но стесняется носить очки, чтоб «не быть похожим на профессора» (кто ему такую ересь сказал???), у него выявилось ещё множество интересных особенностей и привычек. Например: «картошку он не ест». Просто «ненавидит её, и всё». Он, как оказалось, «любит» «пиво с сосисками». То есть, вот целый день бы пил пиво да ел сосиски.

Иллюстрация Александроса Бурджанадзе

Мои нервы стали сдавать.

Всё-таки полтора дня смотреть на сидящего на твоём диване перед твоим компьютером и пьющего твои сосиски чужого мужика – сложно. Но! Не смертельно! Люди сутки даже в турьме сидят. Надо перетерпеть. Всяко переживали… всё бывает… Ан нет! Со второго дня открытия покатили как снежный ком. Каждую минуту в Сурене выявлялись разные и совершенно безбожные в своём многообразии пороки.

Так, у него выявилась привычка подсасывать зуб. Сурен в промежутках между звуками «тс-тс-тс» поднимал пальцем верхнюю губу и всё пытался показать его мне, потому как ни на секунду не забывал о моей специальности. Я реагировала вяло. Сурен очень расстроился, и, когда никто не смотрел, стал сплёвывать по углам на пол. Он сразу же по прибытии снял с себя «парадный костюм» и облачился в выгоревшие шорты. А что? Греция же! Курортная страна! Тут все в купальниках по площади Аристотеля ходят! Шорты были сшиты по китайской выкройке, где на спину забыли накинуть четыре сантиметра, и поэтому они ползли вверх и тёрли «архидья».

«Архидья» – слово древнегреческое, от слова «орхис», вполне литературное. Сурен в начале целиком стягивал шорты книзу, но потом ему это надоело, и он стал поправлять ткань только на тих самых «орхисах», причём всей ладошкой, расставлял при этом ноги и смешно раскачивался из стороны в сторону.

К тому же у него оказался невротический кашель. Он все время покашливал в кулак, как если б в горле у него застрял морской ёж. Он громко сморкался и не всегда попадал в платок. Слышал он тоже не очень, поэтому «Супер Мариос» скакал по своим буграм очень громко и со свистом. Сурен храпел, не пользовался дезодорантом для подмышек, не закрывал рот в момент пережёвывания пищи, а потом садился на диван и аккуратно выковыривал между пальцами ног, собравшийся там ненужный хлам.

А вот почему у него была кличка «Сурен-Резинка», я поняла в первый же час его пребывания на земле Древней Эллады, колыбели культуры и демократии. После приёма мясных закусок, Сурен попросил «тонкую резинку» и, аккуратно вставляя её в межзубные промежутки, стал с грохотом выбивать оттуда не прожёванные мышечные волокна.

Но пятница, несмотря ни на что, всё-таки пришла! Кто ж знал, что пятница – это по сути своей праздник! Да вообще, пятница праздником была всегда. В школе перед субботой, в институте перед выходными, на работе перед уик-эндом и так далее. Пятница – совершенно особенный день, предвестник всего самого-самого лучшего.

Родители Стефаноса, Сашкиного друга – люди занятые, они сообщили, что заедут в пятницу «пораньше». Пораньше» для Греции оказалось в десять утра. Напомнили, что надо взять с собой в университет документы, огромный конверт с рисунками и заранее заполнить бланки для «несовершеннолетнего», свидетельствующие о его желании сдавать вступительные экзамены, не окончив школы. Все переговоры в четверг вечером велись по громкой связи, чтоб Сурен-Резинка понял: завтра, в пятницу, он едет со своим другом болгарином кататься в Халкидиках на яхте, а занятые люди едут в университет подавать документы.

В половине десятого Сурик вдруг оживился:

– Ты! А как твою квартиру запирать?

– Что? Это было выше всего невозможного. Но я сдержалась. «Ещё полчаса и ты его никогда, ни-и-икогда больше не увидишь»! Шепчет конник юный, позабыв про страх: «О себе не думай! Думай о друзьях!»

Цап нижнюю губу. Почти до крови. Улыбочка:

– А кто тебе, Сурик, сказал, что ты её, квартиру мою, будешь запирать?!

– Что ж её открытой оставить? – Незваный гость хихикал курьим смехом, и кадык на его шее почему-то двигался вправо-влево вместо положенных от подбородка к грудине. – Вам сейчас уходить, а Крас из Болгарии приедет в три часа дня. Что я всё это время на улице буду делать?

– Нет, братуха, ты не понял! – Тут во мне проснулась вся мощь и сила восточных предков, замешанная на чисто спартанской решимости. – Ты будешь очень тщательно, строевым шагом – нога по срез сапога – ходить по паралии… по набережной, от Белой Башни до Филармонии и обратно, пока не подъедет из Благоебрата, то есть, Благоевграда, твой болгарский Посейдон вместе с его яхтой и не приберёт тебя! Каталавес, филе? (Понял, дружище?). Так что – у тебя полчаса на сборы, бритвенный станок в ванной на стиральной машине, автобусный билет я тебе подарю.

– А как мне гулять с сумками пять часов на набережной? Может, я пока хоть вещи оставлю? – У Сурика-Резинки впервые по лицу метнулась тень сомнения, но тут же исчезла.

– Сурен, ты не понимаешь: у меня с сыном своя жизнь, я работаю, он учится. Я не могу думать о том, что ты делаешь на набережной, и переживать за это. Ты ехал в гости к болгарину? Вот и хорошо! Сегодня – ваш день.

Ей уже на самом деле было совершенно безразлично, что будет делать Сурик, с кем будет делать, а уж тем более – как будет делать. Да и в чём проблема? Он сказал до пятницы? В пятницу приедет его друг и они уедут в Халкидики? Всё. Пятница пришла, а с ней и господа из Благоевбрата. А потом пусть он из Халкидиков едет к сыну в Катерини, в семизвёздочную гостиницу, и раскидывает алебастровое тело на прибрежных скалах. Что ему, идти что ли некуда?

– Ну, хорошо! – Сурик внезапно обмяк. – Тогда я вещи оставлю у тебя. В Халкидики же можно ехать в шортах и сланцах?

– Да хоть вообще босиком. Конечно можно.

– Тогда я поеду с ними кататься на яхте, а потом тебе маякну, что я в городе.

– Уж изволь! Сделай милость «маякни», чтоб я за тебя не переживала.

Но ирония не была близка Сурику-Резинке.

– Так ты его отправила в Халкидики без вещей? – Иркин голос задрожал от жалости и обиды.

– Ирка! Ну почему «я отправила»?! Он сам отправился! Знаешь, мужик в «за пятьдесят», наверное, уже должен понимать, что люди после купания в море переодеваются, меняют нижнее бельё и так далее. И в конце концов, я его к себе домой не приглашала. Я пять раз спросила, к кому он едет, так он мне ответил, что к Мише. Теперь выяснилось, что Миши, типа, дома нет. Но ведь у Миши есть жена, дети. То есть он, как ближайший друг туристического «короля», пусть идёт к его жене и детям. Я то… я то с какого боку?! Он во дворе на меня даже внимание не обращал. Ан нет, нет вспомнила! Обращал! Он меня «пятитонкой» называл. И потом… если я правильно поняла: его собственный родной сын с семьёй отдыхает в тридцати километрах от Салоник. Ну, нету твоих друзей – осчастливь сына своим присутствием.

– Тебе долить чаю? – День был такой ясный, а тема такая тяжёлая, и они обе совсем забыли про чай. Да уже и глоток в горло не идёт. А печенье Ирка все равно давно раскрошила для голубей. На лице её проступили страдание и тоска. Она совершенно не разделяла радости подруги по поводу отплытия украинского гостя. Ей было неловко за неё, неловко за себя и вообще неловко за такой жестокий и некрасивый мир.

– Так я всё хочу понять, зачем ты мне вчера свой мобильник бросила и убежала? Можно же просто на его звонки не отвечать. Ты мне велела что-то ему передать, но, если честно, из твоей бессвязной речи я совсем не поняла, что именно. Вообще-то там тридцать четыре его не отвеченных звонка. И как только батарейка не села?

– Ой, я не могу!!! Я же тебе пять раз повторила, что надо сказать!. Я тебе сказала: в супермаркете для него лежат его родные туфли и пять литров оливкового масла, а я с туристами уехала переводчиком в другой город.

– Ты сама сейчас поняла, что сказала?… – Да, Ирка окончательно расклеилась…

– Ладно… – подруга как то боязливо стала озираться по сторонам. – Сегодня вторник, так?

– Так! – Согласно кивнула Ирка.

– Через сутки он умотает, так?

– Так!

– Надо сутки продержаться!

– Слушай… – Голос Ирки стал заискивающим, приглушённым. Так говорят опытные врачи только с очень, очень больными людьми. Или с придурковатыми.

– Зачем всё усложнять? Ты ему просто отдай его вещи и пусть идёт с Богом, а?

– Да не идёт он никуда!!! Неужели тебе не понятно! Иначе какого хрена бы я от него пряталась и залезала к тебе на балкон со двора вместо того, чтоб войти в дверь?!

– Как это «не идёт»? – тут уж Ирина на самом деле удивилась от всей души.

– А вот так! Ты знаешь, что дальше было? Во-о-от – не знаешь! А я тебе скажу. Поехали мы с Сашкой, сдали документы, вернулись домой. Я была так рада, что мы снова с ним вдвоём без чужого дядьки, аж всплакнулось на радостях. Т-о-о-о-лько я слёзы счастья просушила – опа! Звонок на мобильный. Прикинь, это он мне звонит, как и обещал, чтоб я «не переживала», дескать я вот уже еду с Красом и его дражайшей в Халкидики на его яхту. Как вернусь, сообщу. Я хотела сказать, что уж это излишне, и тем не менее, все-таки стало спокойней, что Сурик своего друга встретил, как собирался, и слава Богу. В субботу вдруг он мне снова звонит часов в десять утра и начинает беседу так:

– Ты дома? Я уже вернулся из Халкидиков. Так ты дома?

То есть, не прошло и суток, представляешь? Я-то надеялась, ну пусть не до среды, ну хоть выходные они вместе пробудут, ну пусть в понедельник утром вернётся. То есть, как мы тут ездим на море? В пятницу вечером укатил, в понедельник утром обратно. А я его голос в трубке как услышала, аж опешила. Да я родной маме в жизни не докладывала где я. Чисто в силу стоматологического образования, я хоть и сонная была, но быстро смекнула.:

– Нет! – Задорно так отвечаю ему, – Я в Халкидиках.

– А когда ты приедешь?

– Я приеду когда закончу работу.

– А мне куда идти?

– Послушай… – тут я взяла себя в руки и стала говорить очень ласково и убедительно. – Послушай, Сурик! Когда приехал твой друг я тебе сказала – бери сумку, потому что не надо меня к себе привязывать. У тебя свои дела, тебя Миша ждёт, все глаза выплакал, свой «Мерседес» тебе подарить хочет, а я бегаю пешком, зарабатываю себе на майонез с хлебом. Я не знаю, когда приеду, с кем и приеду ли вообще. Саша теперь живёт у дедушки. У него ключа от квартиры нет и никогда не было, стало быть, прости, если что не так.

– А почему ты ему вещи не отдала? Ну на самом деле Саша же мог отдать ему сумку и всё бы закончилось.

– Ах, Ирка, Ирка… чистая душа… да если б ты знала, как я была права, что побоялась просто открыть дверь и отдать ему сумку.

– По тому, как он начал мне настойчиво каждые пятнадцать минут звонить, я поняла, что простой отдачей сумки тут не отделаешься. Выключить телефон совсем я физически не могла, клиенты же звонят, работу предлагают. Вот я и попросила тебя сказать ему, что телефон я забыла у тебя, меня нет, и когда я буду – неизвестно. Может, бессвязно тебе объяснила, может, непонятно, но прости уж! Как могла. Все эти дни я сидела дома, заперев окна и двери. Хочешь верь, хочешь нет – у меня ребёнок с балкона прыгал в супермаркет и с балкона же залезал обратно, держа в зубах, как последняя Жучка, пакеты с молоком.

А этот как его … Резинка-то звонил мне в дверь, то на телефон, то ходил под моими окнами. Намедни он впёрся во двор с каким то мрачным типом с однообразным лицом. Уж когда и где он с ним познакомился, я не знаю. Тип залез на каменный забор, Сурен на тощую сливу. Уж как она под ним не треснула, просто удивляюсь. Они звали по именам и фамилиям всю мою семью так громко, что я надеялась, да, я просто надеялась, что соседи вызовут полицию. Причём тип почему-то тяжёлым басом всё время выкрикивал имя моего супруга. «Ори громче, – бурчал под нос Сашка, – до Кипра далеко, папа не услышит!». Но через час и это перестало быть смешным.

На следующие сутки я поняла, что умираю. Я постоянно чувствовала, как его зоркий глаз постоянно за мной следит. У меня даже выпало, что Сурен-Резинка близорукий. Вдоволь накричавшись, они снова исчезли. Я гадала: куда, ну куда мог пойти человек в таком неприглядном виде, прямо после моря в засаленных, неправильно пошитых шортах и сланцах? В этом облачении у Резинки был такой вид, что хотелось повсеместно увеличить на стенах количество планов эвакуации. Днём он так и ходил вокруг нашего дома, я его наблюдала в щёлку на ставнях, а вот вечерами стал исчезать. Он одичал, оброс седой бородой и жуткими усами. Может быть, его даже дети на улице дразнили его: «Дедушка Маугли!». И вдруг. Вдруг Сашка на него напоролся. Тут и выяснилось где коротает ночи будущий вожак стаи.

Оказывается, Сурен поселился в зале игровых автоматов. И правильно сделал. Там прохладно, и денег с присутствующих не берут в отличие от восьмизвёздочных отелей, в которых на море жил его сын с семьёй. Как только я это узнала, сразу решила отдать ему сумку. Только каким образом? Вещи его я запихала в нехитрый саквояж, подравняла, чтоб разошлись равномерно, и тоже, как сын, спрыгнула с балкона. Потом позвонила Сашке, велела взять с собой деда и устроить с Суреном-Резинкой на нейтральной территории «случайную встречу». Всё прошло отлично. Сашка при встрече разыграл бесконечное удивление и не менее бесконечную радость. Они вчетвером пошли ко мне за сумками. В смысле его «новый друг» тоже увязался. Дед гордо, моим ключём отомкнул входную дверь.

Как только дверь распахнулась, Сурен с тихим воем кинулся к «своему» дивану, и все присутствующие поняли, что его не так легко будет оттуда отодрать.

– Дядя Сурик! – Саша был сама любезность. Дед стоял в коридоре живым укором, тряс подбородком и молчал. Он всегда тряс подбородком, когда нервничал.

– Дядя Сурик! Вот ваша сумка.

Однако Сурен тянуть руки к заветным вещам не спешил.

– Когда твоя мама приедет? – Наконец сдавленно, но с большой надеждой в тоне выговорил он, словно ожидал появления не Сашиной, а минимум своей собственной мамы.

– О-о-о!!! Моя мама! – Сашка совершенно искренне рассмеялся, потому что знал, что этого обычно даже сама мама никогда не знала. – Она же переводчиком уехала. Как отпустят, так и вернётся.

Тип похожий на субъекта вдруг подал голос:

– Так вы бы человеку хоть ключи от квартиры оставили, если уезжаете!

– Точно! На самом деле! – Сашка был абсолютно с ним согласен и даже негодовал. – Но моя мама такая рассеянная… Ужас! Говоришь ей, говоришь, а она и не слышит! Так что, дядя Сурик, берите поскорее свои вещи и бегите из этого страшного дома.

– Как «бегите»?! – Однообразное лицо скроило гримаску удивления, – А где он сегодня будет ночевать?

– Дядя, мне шестнадцать лет и я не знаю, где он будет ночевать! – Сашка умел войти в роль из которой потом очень тяжело выходил. На этот раз он был дебильноватым мамкиным сыном, которого дед с бабушкой поят парным молоком с ложки.

Сурен выпрямил спину и теперь, чувствуя приближение развязки, сидел на диване, с которого уже убрали его постельное бельё, с таким надменно-торжественным видом, словно давно репетировал роль массовки на Нюрнбергском процессе..

– Так может, дед его к себе заберёт? – Субъект, взяв на себя роль адвоката по гражданским искам, ну никак не мог уняться.

У деда подбородок как съехал вправо, так и не пожелал возвращаться в исходное положение.

– Нет? Ну так где же он будет жить до среды?! – Субъект понимал ответственность момента, и тем не менее катастрофически терял лицо.

– А у вас! – Сашка выскочил из роли дурака почти мгновенно.

– Ав! – Сказал субъект и пододвинул ногой Сурену сумку. Стоящий в коридоре дед распахнул входную дверь.

– И всё? – Ирка была совершенно разочарована, – Они так и ушли?! Да разве ж так можно?! Это же люди… нет, это – попавший в трудную ситуацию человек. Все мы иногда нуждаемся в помощи и просто обязаны друг друга понимать.

– То-то ты меня понимаешь! У меня стресс от этого туберкулёзника с бредовыми идеями и маниакальными мыслями, а ты всё за него переживаешь!

Подруга не врала. Только сейчас Ирка отметила про себя чёрные круги под её глазами и нездоровый цвет лица

– Я боюсь ходить по улицам: мне кажется за каждым углом он меня караулит, боюсь подходить к телефону. К тебе тоже не стала стучать в дверь, потому что думала, а вдруг он выследит меня и будет поджидать в твоём подъезде. Эх, Ирка… если б ты знала сколько здоровья за эти дни ушло… И потом это не всё. Этот Резинка-таки забыл у меня дома «парадные» туфли Тоже похожи на сланцы, только чёрные. Так вот, я их упаковала, пошла в супермаркет, купила там ему в подарок пять литров лучшего оливкового масла, всё-таки он маме лекарства привозил, оставила на кассе все это добро и вот прошу теперь тебя позвонить ему и сказать, чтоб он это забрал. Вот теперь кажется всё.

– Какой ужас! – В Иркином голосе звучало явное разочарование. Я всё равно, так как ты не смогла! Людям свойственно ошибаться, на то они и люди.

– Ир, ну не смогла бы да и ладно. Я больше не могу обсуждать эту тему, а уж тем более – в чём-то раскаиваться. Если я вижу холодный расчёт, вижу, что кому-то ну очень хочется сделать из меня лохушку, ну не могу я ему подыграть! Хорошо, он что то не рассчитал, ошибся, так чего он к сыну не поехал?

– Думай, как знаешь, но с твоей стороны было гадко так поступать и обвинять ни в чём не повинного человека Бог знает в чём! – Ирка расстроилась не на шутку. Казалось, она в своём горячо разыгравшемся воображении так ярко представила несчастного, неделю немытого Сурена, то ли в трусообразных шортах, то ли в шортоообразных трусах на голое тело в сливовой листве, голодного и небритого, что сама готова была разрыдаться. Она безумно обиделась, поджала губы, но, видимо, вспомнив, что должна ему позвонить и сказать про туфли в супермаркете на кассе, гордо взяла мобильную трубку и ушла в соседнюю комнату.

В тот же день Сурен туфли с маслом из супермаркета забрал, а в среду, встретившись с загорелыми и отдохнувшими в Катерини домочадцами, улетел к себе в Скоморохи киевским рейсом.

В тот год осень выдалась дождливой. Потоки воды размывали всё вокруг и бросали в море кленовые листья цвета охры. Казалось, весь город вот-вот растает и растечётся, как кремовый замок – украшение праздничного торта – в слишком сильно натопленном помещении.

К Рождеству, однако, потеплело, но огромные болотные лужи уже не могли принять в себя влагу и играли всеми красками, отражая синее-синее греческое небо с белыми подушками облаков.

Ирка заявилась, как всегда, без звонка. Как всегда, – с подарками и угощением. Она давно перестала дуться за Сурена, снова пекла печенья и раскрашивала бутылки эмалью к Рождественскому благотворительному базару. Сколько лет они были знакомы, столько Ирка в декабре носилась без устали, готовя интересные подарки, помогая нищим и даже два раза притащила из Дома Ребёнка трёхлетних близнецов к себе на праздники.

– А кто это у тебя в скайпе? – Она вошла на цыпочках тихо и заорала громко, потому что очень любила «пугать».

– Виолка! Вон глянь, помнишь её? Ну. Которая в Украину переехала… с угла Комсомольской… Которая тогда за Гену вышла… да поздоровайся ты, блин!

Ирка сунула мордочку сбоку от камеры, так что в рамке на мониторе засветилось только её левое ухо.

– Привет, Виолка! С наступающим тебя праздником!

Виолка улыбнулась с грацией императрицы Екатерины, но была явно рада встрече.

– Прикинь, Ир, их снегом завалило, и даже Чёрное море в Одессе замёрзло. Вот жуть, да?

– О-й-й! – Ирка аж засучила ногами, только представив такую холодрыгу. У-у-у-жас! Я бы уже умерла!

– Да ладно тебе! – Виолка всегда была оптимисткой. – Так вот, вчера иду по городу, точнее бегу… – Виолка смеялась ужасно заразительно, – а там на углу, смотрю, стоит Сурик в пальто, в костюме, весь такой импозантный…

– Какой Сурик? – Иркины ушки переместились к маковке.

– Как какой?! Сурик, который раньше был Резинка, который летом в Грецию летал… Да… Так он теперь же тут самый крутой! Ну вот ведь обзавидуешься, блин! Везёт же людям! Просто человек родился в нужное время и в нужном месте.

Надо же ему было в детстве расти вместе с вашим знаменитым Мишей Чайкой, туристическим королём Балкан. Сурик летом к нему ездил, они там в Салониках встречались. Миша ему подогнал в аэропорт новенький «Мерседес», чтоб пока Сурен в Греции, мог им пользоваться; привёз его прямо к себе в офис, сразу поселил в восьмизвёздочный отель с видом на море.

Да, Сурик нам все рассказал! Прямо в деталях! Возил его Миша везде, когда Сурик машину не брал, все показывал, все свои гостиничные комплексы, ели они в каких то шикарных ресторанах разные греческие блюда.

И друг у Сурика есть, один болгарин с яхтой. Они втроем на ней катались по морю, и Миша тому сказал, что он его тоже к себе на работу берёт. Да, кстати, вы знаете, что Миша его по Украине самым главным своим заместителем по делам туризма назначил?

Да… Вот он как из Греции вернулся, совсем другим человеком стал! Вот, чуть не забыла: он теперь в Скоморохах такой популярный, что даже от жены ушёл к директорше рынка. Представляете: она с ума по нему сходит, тем более, что у него в Греции такие связи! Миша ещё ему в подарок пятилитровый бидон самого лучшего оливкового масла налил. Он хотел и больше, но Сурик отказался: – везти тяжело. Такие вот дела! Он нам всё рассказал… Респект ему теперь тут такой и уважуха…

Виолка все говорила, говорила без умолку…

Ирка слушала с открытым ртом, а подруга сидела и думала: «Господи, спасибо тебе, что этого Сурика-Резинку всего несколько месяцев назад ты прислал мне, а не моей доверчивой и чистой как скомороховский снег подруге!»