Славяне выходят на сцену Великого переселения народов относительно поздно – в VI в. Первыми авторами, сообщающими информацию о славянских передвижениях, являются Иордан и Прокопий Кесарийский (середина VI в.). Концом V – началом VI в. датируются первые достоверно славянские археологические памятники. Они представлены т. н. пражско-корчакской и Пеньковской культурами. Памятники типа Прага-Корчак распространяются в VI–VII вв. от Эльбы на западе до Днепра на Востоке (с северной границей примерно по 52-й – 53-й параллелям), в Чехии и Словакии, верхнем Поднестровье, нижнем Подунавье. Ареал памятников Пеньковского типа – от Прута и низовьев Дуная до Левобережья среднего Днепра.

Расположение исходного ареала, из которого началось славянское Расселение, является предметом спора. В настоящее время можно выделить две группы точек зрения (внутри каждой из которых имеются свои модификации). 1. Славяне первой половины I тыс. н. э. занимали территорию от Среднего Повисленья до Среднего Поднепровья (включая верховья Днестра), с ними в той или иной степени связаны памятники пшеворской, Черняховской и киевской археологических культур. 2. Славяне обитали в первой половине I тыс. н. э. в регионе, ограниченном на севере Западной Двиной и верховьями Днепра, на востоке – Десной, на юге – Припятью и на западе – Неманом и Западным Бугом. Решение спора во многом зависит от накопления нового археологического материала.

Общественный строй славян до Расселения ввиду отсутствия письменных данных и достоверно славянских археологических материалов может быть гипотетически реконструирован только исходя из общеславянской лексики, т. е. терминов, восходящих к т. н. праславянскому периоду – времени существования языкового единства славян. Попытки такой реконструкции, предпринимавшиеся в историографии, позволяют предполагать, что основную массу населения праславянского общества составляли свободные общинники (*l’udъ, *ludьje), существовала племенная знать (*gospodь/*gospodinъ), военные вожди, предводители племен (*kъnedzъ), не совпадающие с племенным ополчением (*vojsko) военные отряды (*druzina). Праславянам были известны такие понятия, как *danь (военная контрибуция, а может быть, и подати в пользу своей знати) и *darь (вероятно, подношения знати). В обществе имелись рабы (*гоbъ).

 

Направления расселения славян

В источниках середины VI в. славяне выступают главным образом под двумя именами– «словене» (Σκλαβηνοί, Sclaveni) и «анты» (Ἄνται, Antes). По-видимому, справедливо мнение, что «словенами» византийские авторы обозначают группировку, представленную пражско-корчакской культурой, а «антами» – носителей Пеньковской культуры.

В течение VI–VIII вв. славяне заселили весь Балканский полуостров, лесную зону Восточной Европы до Финского залива на Севере, Немана и среднего течения Зап. Двины на Западе, верховьев Волги, Оки и Дона на Востоке, нижнее и среднее Подунавье, междуречье Одера и Эльбы, южное побережье Балтийского моря от Ютландского п-ова до междуречья Одера и Вислы. Выделяются три крупных направления расселения: Балканский полуостров, Восточноевропейская равнина, территория между средним течением Дуная и Балтийским морем.

I. Балканский полуостров. В его заселении славянамипрослеживаются три этапа: 1) середина 50-х – 80-е гг. VI в. – оседание первых небольших групп славян; 2) 602 г. (оставление Византией дунайской границы) – 626 г. (поражение аваро-славянского войска под Константинополем) – массовое заселение; 3) 626 г. – 30-е гг. VII в. – миграция сербов и хорватов.

Вопрос о том, из каких регионов происходило переселение славян за Дунай, недостаточно выяснен. Точка зрения, согласно которой Балканский полуостров заселили славяне из ближайших областей за Дунаем: Северо-Запад – «паннонские» славяне, центральную и восточную часть – «дакийские» и частично (на востоке) анты, не кажется основательной: против такого упрощенного взгляда говорят сведения о переселении сербов и хорватов из областей к северу от Карпат и совпадения некоторых этнонимов балканских славян с «племенными» названиями славян Центральной и Восточной Европы. Данные археологии показывают, что в VII в. в Нижнем и Среднем Подунавье и на Балканах (вплоть до Адриатики) распространяется керамика, восходящая к Пеньковскому типу; на территории к югу от Дуная (т. е. на землях, заселяемых славянами в это время) она оказывается преобладающей. Предположение, что этот факт отражает вовлечение носителей Пеньковской культуры (т. е. антов) в миграцию аварами в ходе продвижения последних из Северного Причерноморья в Паннонию, вызывает сомнение: авары одерживали победы над антами в конце 50-х – начале 60-х гг. VI в., но анты не покинули после этого мест своего обитания; в начале VII в. они являлись союзниками Византии против аваров и дакийских славян (территория расселения последних отделяла в это время антов от аваров). Можно лишь допустить, что авары по пути в Паннонию в 60-е гг. VI в. увлекли с собой отдельные антские группировки, что способствовало появлению элементов Пеньковской культуры в Среднем

Подунавье. Но это не объясняет их широкого распространения в VII в. на территориях к югу от Дуная и Савы.

Представляется, что наиболее непротиворечивым будет предположение, что после того как в 602 г. византийские войска, до этого в течение ряда лет совершавшие походы (в основном успешные) против дакийских славян на левый берег Нижнего Дуная, оставили дунайскую границу империи, наиболее активными в ставшем облегченным движении за Дунай оказались не славяне Дакии (подвергшиеся серьезным ударам со стороны Византии), а антские группировки Поднестровья и, возможно, славяне из более удаленных регионов Восточной Европы. Исчезновение же названия «анты»следует объяснять тем, что в результате этой активизации миграционного движения антская общность распалась и расселявшиеся на Балканах его осколки уже не являлись носителями данного этнонима.

II. Восточная Европа. В VII–VIII вв. славяне заселяют Днепровское Левобережье, бассейн Верхней Оки, междуречье Припяти и Зап. Двины, Верхнее Поднепровье, Поволховье. Из каких регионов осуществлялось заселение той или инои территории, точно установить не всегда возможно. Земли к востоку от Днепра, по-видимому, заняли потомки носителей как Пеньковской, так и пражско-корчакской культур (возможно, первые в большей степени), а к западу – только последней. Происхождение обитателей верхнего Поднепровья и Поволховья (кривичей и словен), возможно, связано с западными регионами славянства.

III. Территория между средним Дунаем и Балтикой. Здесь славяне расселились в VI–VII вв. Их памятники представлены пражской, суковской, фельдбергской, торновской и дзедзицкой археологическими культурами.

 

Этнополитическая структура

 

После Расселения у славян фиксируется двухступенчатая этнополитическая структура: общности, обычно именуемые в историографии «племенами» или «малыми племенами», составляли, как правило, более крупные объединения, определяемые как «союзы племен» или «большие племена». В какой мере можно говорить о преемственности между этими образованиями и старой, «дорасселенческой» племенной структурой, этнополитической структурой праславянского общества? Рассмотрение этого вопроса затруднено отсутствием сведений о последней – ранее VII в. отдельные славянские племенные группировки (кроме антов) в источниках не упоминаются. Но представляется, что здесь многое могут дать наблюдения за славянскими раннесредневековыми этнонимами – т. н. «племенными названиями».

В источниках VII–XII вв. этнонимов, интерпретируемых как наименования славянских догосударственных общностей («племен» и «союзов племен»), фиксируется около сотни. До сих пор славянские раннесредневековые этнонимы исследовались главным образом с точки зрения особенностей словообразования. Что касается соотношения их типов, то этот вопрос еще не рассматривался комплексно. Обычно в историографии отмечается деление славянских племенных названий на два основных типа – «топонимические» (по местности обитания) и «патронимические». Более детальная классификация была предпринята В.Д.Королюком и Г.Г. Литавриным, которые выделили четыре типа: 1) этнонимы, произведенные от этниконов; 2) этнонимы, осмысляемые в качестве патронимических; 3) этнонимы географического происхождения;

4) этнонимы, связанные с понятиями, смысл которых загадочен или находится в соотношении с особенностями или историей возникновения племени. На мой взгляд, в этой последней группе нужно отделить друг от друга неясные названия, этнонимы – характеристики качеств называемых и наименования, связанные с исторически преходящими обстоятельствами (тип деятельности, положение относительно других племен). Представляется также целесообразным выделить в отдельные группы названия «по местности прежнего обитания» и общеславянское самоназвание («словене»), в некоторых случаях выступающее как обозначение «союза племен». С учетом этих дополнений классификация славянских племенных названий, упоминаемых в источниках VII–XII вв., будет выглядеть следующим образом:

1. Названия по местности обитания.

2. Названия по местности прежнего обитания.

3. Названия – качественные характеристики.

4. Названия по исторически преходящим обстоятельствам.

5. Названия, производные от эпонимов («патронимические»).

6. Общее самоназвание славян («словене») в качестве «племенного».

7. Названия иноязычного происхождения (не по местности).

Племенные названия рассматриваются по четырем регионам: 1) Восточная Европа; 2) Польша и Среднее Подунавье; 3) Полабье; 4) Южнославянский регион. Такое деление вызвано различной степенью сохранности названий небольших общностей («племен»): если на Руси известны лишь два таких названия, а в Польше и среднедунайском регионе около полутора десятка, то на Балканах названий «племен» сохранилось в источниках довольно значительное количество, а в Полабье известны, вероятно, почти все.

Не учитываются названия, обоснованно интерпретируемые как возникшие для обозначения групп населения по городу – центру политической власти или административной единице, не связанной с прежним «племенным» делением территории; появляющиеся только в источниках XIII–XIV вв. и возводимые к догосударственному периоду лишь предположительно; выводимые из данных топонимики; этниконы, бытование которых в качестве самоназваний сомнительно. В классификацию включены только названия, этимология которых не вызывает серьезных разногласий (или расхождения не выходят за пределы одного типа этнонимов). Они составляют около 57 % всех этнонимов (при этом в I регионе – 53 %, II – 63 %, III – 54 %, IV – 61 %).

 

I. Восточная Европа

Названия «союзов племен»

Бужане (древнерус. бужане, лат. Busani). Произведено от названия р. Буг («зане седоша по Бугу»).

Древляне (древнерус. древляне, деревляне). Наименование восходит к «дерево» и обозначает «живущие в лесах», что соответствует месту обитания.

Дреговичи (древнерус. дреговичи, греч. АрооуоорТшг). Этноним произведен от «дрегва» – болото, трясина, что соответствует характеру местности расселения этого союза.

Дулебы (древнерус. дулпбы, дулпбы). Этим именем «Повесть временных лет» называет общность, не дожившую до времени образования Киевской Руси. Этноним имеет иноязычное (германское) происхождение.

Лендзяне (лат. Lendizi, греч. Aev^avDvoi). Название восходит к физиографическому понятию «ляда».

Поляне (древнерус. поляне). Название происходит от слова «поле» (область полян лежала в полосе лесостепи).

Словене (древнерус. слов 7\ не) – общеславянское самоназвание.

Пищаньцы (древнерус. пищаньци). Восходит к названию р. Пищани.

Полочане (древнерус. полочане). Происходит от наименования р. Полоты.

Из 9 этнонимов восточноевропейского региона с установленной этимологией 7 (77,8 %) – названия по местности обитания (бужане, дреговичи, древляне, лендзяне, пищаньцы, полочане, поляне), одно название – иноязычного происхождения (дулебы) и одно является общеславянским самоназванием (словене).

 

II. Польша и Среднее Подунавье

Названия «союзов племен »

Висляне (лат. Vuislani, Vislane). Название происходит от р. Вислы. Моравы или мораване (старосл. моравяне, моравляне, древнерус. морава, марава, лат. Marharii, Merehani, Maravi, Marvani, Margi, Marahenses). Название произведено от р. Моравы.

Поляне (древнерус. поляне, лат. Polani, Poloni, Pulani, Polenii). Тождественно названию восточнославянских полян (от «поле»).

Поморяне (древнерус. поморяне, лат. Ротегапе). Название означает «жители Поморья».

Названия « племен »

Блатане (старосл. блатани). Название происходит от оз. Балатон.

Бобряне (лат. Poborane, Babarane, Bobrane). Название восходит к р. Бобр.

Гопляне (лат. Glopeani). Название происходит от оз. Гопло.

Дудлебы (лат. Dublebi). Часть распавшегося племенного союза дулебов (дудлебов). Иноязычное название.

Лемузы (лат. Lemuzi). Иноязычное название.

Литомержицы или лютомеричи (лат. Liutomerici, Lutomerici, Lutomirici). Восходит к личному имени Лютомир.

Лучане (лат. Luczane, Lusane). Название восходит к louka – луг.

Слензяне (лат. Sleensane, Silensi, Zlasane). Связано с топонимикой, восходящей, в свою очередь, к наименованию германского племени силингов.

Из 12 надежно этимологизируемых этнонимов 9 (75 %) – названия по местности обитания (блатане, бобряне, висляне, гопляне, лучане, мораване, поляне, поморяне, слензяне). Одно название восходит к личному имени (лютомеричи). Два (дудлебы, лемузы) имеют иноязычное происхождение.

 

III. Полабье

Названия «союзов племен »

Велеты (лат. Velti, Veleti, Weletabi). Связывается с «волот» – великан.

Вильцы (лат. Vuilci, Vilci, Wilzi, Wilti). Другое название того же союза. «Вильцы» означает «волки».

Лютичи (лат. Lutici, Leutici, Liutici, древнерус. лутичи). Третье название того же союза племен (появляется в источниках позднее двух первых). Происходит от «лютый» (праслав. *l’utb(jb) – «злой», «свирепый») и дублирует, таким образом, название «вильцы» (обозначая главное «волчье» качество). Все три названия являются качественными характеристиками.

Названия «племен»

Брежане (лат. Brizani). Означает «живущие на берегу».

Варны (лат. Varnabi, Varnavi, Warnabi). Название происходит от р. Варны.

Гаволяне (лат. Hehfeldi, Hevelli, Hefeldi, Heveldi). Название восходит к р. Гаволе.

Доленчане (лат. Tholensani, Tholosanti, Tolenseni, Tolensati). Название связано с оз. Доленским и р. Доленцой.

Древане (лат. Drevani). Название совпадает с наименованием восточнославянских древлян (от «дерево»).

Лужичане (лат. Lunsici, Lusici, Luzici, Lucizi, Lusiki). Название восходит к слову «луг».

Лупиголова (лат. Lupiglaa). Этимологизируется как прозвище – «глупые головы» или «сорвиголова».

Моричане (лат. Morizani, Murizi). Название связано с оз. Морицким.

Нижане (лат. Niseni, Nisane, Nisani). Название восходит к местности обитания – от «низ», «низина» (низкая долина р. Лабы).

Нижичи (лат. Nizici, Nisici, Nitici, Nicici). Происхождение аналогично предыдущему.

Полабы (лат. Polabi). Восходит к названию р. Лабы (Эльбы).

Речане (лат. Riezani). Восходит к слову «река».

Руяне или раны (лат. Roiani, Ruiani, Rani, Rugini, Rugiani, Rugi). Название происходит от наименования места обитания – о. Руяна (нем. Рюген), которое, в свою очередь, связано с дославянским населением – ругами.

Ситичи (лат. Sitici). Восходит к «sit» – «камыш», «тростник».

Спреване (лат. Zpriawane). Название произведено от наименования р. Спревы.

Укране (лат. Ucri, Ucrani). Название восходит к р. Укре.

Хижане (лат. Chizini, Chizzani, Kyzini). Название произведено от «хыжь» – «рыбацкая хижина». Оно связано, таким образом, с распространенным у этой славянской общности типом хозяйственной деятельности.

Черезпеняне (лат. Cirzipani, Circipani, Zerezepani). Название означает «живущие за р. Пеной».

Из 21 этнонима данного региона названий по местности обитания – 16 (76,2 %; брежане, варны, гаволяне, доленчане, древане, лужичане, моричане, нижане, нижичи, полабы, речане, руяне, ситичи, спреване, укране, черезпеняне). Названий– качественных характеристик – 4 (велеты, вильцы, лютичи, лупиголова), 1 название (хижане) связано с типом хозяйственной деятельности.

 

IV. Балканы

Хорутане или карантане (древнерус. хорутане, лат. Carentini, Carantani, Carantani). Восходит к дославянскому топониму.

Названия « племен »

Берзичи (греч Βερζῆται). Связано с праслав. «bergъ» – «берег», «холм».

Гачане (лат. Guduscani). Название «гачане» выводится от Guduscani через, форму «гадьскани» и связывается с р. Гадкой.

Дреговичи (греч. Δρουγουβĩται). Название тождественно с восточнославянским «дреговичи», поэтому вероятно переселение балканских дреговичей из Припятского Полесья. Новая область обитания не соответствовала по природным условиям местности, от которой получили имя восточноевропейские дреговичи; показательно и то, что исходное «дрегва» известно лишь у восточных славян.

Дукляне или дукличане (греч. Διοκλητιανοί). Название получили от древнего города Диоклея.

Езеричи (греч. ‘Εζερĩται). Восходит к слову «озеро»: «живущие у озера».

Захлумяне или захлумы (греч. Ζαχλοῦμοι). Название означает «живущие за холмом».

Карниольцы (лат. Carniolenses). Восходит к дославянскому названию местности.

Конавличи (греч. Καναλĩται, Κανaʌεĩται). Название восходит к античному водопроходу, по которому местность называлась Canale [627]Наумов Е.П. Указ. соч. С. 189.
.

Мораване или моравы (греч. Μοραβοί). Название связано с р. Моравой, правым притоком Дуная, однако его совпадение с наименованием среднедунайских мораван делает вероятным предположение об отделении этого «племени» от моравского «племенного» союза. Р. Морава могла быть названа по р. Мораве в области прежнего обитания.

Наренчане или неретвляне (лат. Narentani, Narentini, греч. Ναρεντάνοι, Ἀρεντανοι). Название связано с р. Неретвой (Нарентой).

Ринхины (греч. ‘Ρυγχινoι, ‘Pηχìνοι). Произведено от названия р. Ринхин.

Струменичи (греч. Στρουμονĩται). Название восходит к р. Струме.

Тимочане (лат. Timociani). Название восходит к р. Тимок.

Из 14 этнонимов балканского региона названий по местности обитания – 12 (85,7 %; берзичи, гачане, дукличане, езеричи, захлумяне, карантане, карниольцы, конавличи, неретвляне, ринхины, струменичи, тимочане). Названий по местности прежнего обитания – 2 (дреговичи, моравы).

Сведем теперь данные о соотношении типов этнонимов, полученные по всем регионам.

Таблица 1. Названия «племен» и «племенных союзов» вместе

Таблица 2. Названия «союзов племен»

Таблица 3. Названия «племен»

Все три сводные таблицы, как и приводимые выше суммарные данные по регионам, рисуют в общем одинаковую картину. Во всех случаях явно преобладает тип «названия по местности обитания». Даже при учете названий спорного или неясного происхождения этнонимы этого типа составят соответственно 37,5, 50, 42,1 и 50 %). Следует, кроме того, иметь в виду, что среди этнонимов со спорной этимологией немало названий, которые, скорее всего, тоже происходят от местности обитания: это «север», «уличи», «тиверцы», «смолинцы» и «смоляне», «ополяне», «ободриты» дунайские, «травуняне». С их учетом доля этнонимов этого типа превысит 50 %.

Отметим также, что 15 названий «союзов племен» соответствуют 13-ти общностям, поскольку один из союзов имеет три названия (вильцы-велеты-лютичи). Поэтому названия «по местности обитания» имеют фактически 10 из 13 «союзов племен», т. е. 76,9 %, а из всех общностей с надежно этимологизируемыми этнонимами – 44 из 54 (81,5 %).

Время появления названий этого типа неясно для территорий, на которых славяне предположительно могли обитать до VII в. (времени, когда славянские «племенные» названия начинают упоминаться в источниках). Однако два из рассмотренных регионов – Полабье и Балканы – бесспорно являются территориями, колонизованными славянами в VI–VII вв. К VI в. относится расселение славян в Чехии и Моравии, в раннем средневековье появились славяне и на севере Восточной Европы. Если суммировать данные по всем этим регионам (76,8 % всех рассматриваемых этнонимов), то окажется, что названия «по местности обитания» составляют здесь 31 из 43, т. е. 74,4 %, при этом из названий «племен»– 81,1 %. Очевидно, что названия этого типа на колонизуемых территориях являются новыми названиями, которые могли появиться только при их заселении, т. е. не ранее VI–VII вв. В других регионах время появления названий «по местности обитания» (здесь из 12 из 13 рассматриваемых этнонимов, т. е. 92,3 %) не столь очевидно, но практическое отсутствие различия в их соотношении с другими типами по сравнению с регионами колонизации наводит на предположение о принципиальном единстве «этнонимической картины» во всех регионах раннесредневекового славянского расселения.

Обращает на себя внимание, что к личному имени определенно восходит только одно название («лютомеричи»). Даже если принять точку зрения о происхождении от эпонимов таких названий, как «кривичи», «вятичи» и «радимичи», удельный вес этнонимов этого типа останется очень незначительным. Это не позволяет присоединиться к мнению о т. н. «патронимических» названиях как одному из двух основных типов славянских племенных названий (наряду с «топонимическими»). Неточно и часто встречающееся отождествление «патронимических» названий с названиями на «-ичи». Среди последних встречаются названия по местности обитания – дреговичи, конавличи, берзичи, струменичи, езеричи, нижичи, ситичи.

Нет ли оснований предполагать, что среди славянских этнонимов могут быть названия разных типов общностей: с одной стороны, древних племен («нетопонимические» этнонимы), с другой – чисто территориальных, новых образований (топонимические названия)? В этом случае количество названий «по местности обитания» должно было бы увеличиваться в более позднее время и быть минимальным в раннюю эпоху (вскоре после Расселения). Но если взять наименования славянских общностей, встречающиеся только в источниках старше X в., картина их распределения по типам оказывается такой же, как и при учете всех «догосударственных» этнонимов: из 21 надежно этимологизируемого названия (это бужане, лендзяне, висляне, гопляне, мораване, слензяне, вильцы, велеты, моричане, гаволяне, лужичане, лупиголова, карантане, карниольцы, гачане, тимочане, мораване балканские, дреговичи балканские, струменичи, ринхины, берзичи) 16 происходят от местности обитания (76,2 %), в том числе в регионах колонизации– 13 из 17 (76,5 %).

Практически совпадает соотношение типов этнонимов даже в разновременных источниках, содержащих их перечень. Так, в «Чудесах св. Димитрия Солунского» (VII в.) названия «по местности обитания» составляют 75 % (3 из 4) от числа надежно этимологизируемых и 42,3 % (3 из 7) от числа всех; в «Баварском географе» (вторая половина IX в.) соответственно 81,8 % (9 из 11) и 39,5 % (9 из 23, а с учетом названий «уличи», «смолинцы» и «ополяне» как «топонимических» – 52,2 %); в «De administrando imperio» Константина Багрянородного (середина X в.) 100 % (8 из 8) и 47,1 % (8 из 17, а с учетом названий «уличи» и «травуняне» – 58,8 %); в «Повести временных лет» (начало XII в.) 76,9 % (10 из 13) и 40 % (10 из 25, а с учетом наименований «уличи», «тиверцы» и «север» – 52 %).

Отсутствие различий в соотношении типов славянских догосударственных этнонимов на протяжении периода VII–XII вв. не дает, таким образом, оснований думать, что только «топонимические» названия были новыми, появившимися в ходе Расселения, а для названий иных типов следует предполагать древнее, праславянское происхождение. Очевидно, и среди этих последних было немало этнонимов, возникших в эпоху Расселения, просто мы не имеем возможности определить это с точностью, как в случае с «топонимическими» названиями в регионах колонизации.

Устойчивость самоназвания – один из основных признаков этнической общности. Признание того, что в ходе расселения в славянском обществе произошла смена большей части этнонимов, наводит на предположение, что под новыми названиями скрывались новообразования, возникшие вследствие перемещения племенных групп в ходе миграций и являвшиеся в большей степени территориально-политическими, а не этническими общностями. Что касается славянских союзов «племен», то их характеристику как политических общностей можно считать признанной. Отсутствие различия между соотношением типов названий «племенных» союзов и отдельных «племен» свидетельствует в пользу того, что последние также, как правило, были уже не племенами в научном смысле этого понятия (т. е. общностями, основанными на кровнородственных связях), а территориальными образованиями.

Относительно периодизации появления типов славянских этнонимов существуют две точки зрения: 1) древнейшими (возникшими до Расселения) являются бессуффиксные названия; 2) древнейшими являются названия с суффиксом «-ан», а названия с суффиксом «-ич» появились в процессе Расселения. Последнее предположение сомнительно, поскольку многие из этнонимов с суффиксом «-ан» являются наименованиями «по местности обитания» на колонизованной территории, т. е. определенно новыми. Древними, явно «дорасселенческими», вероятнее всего, надо считать названия «не по местности обитания», которые встречаются в разных регионах славянского расселения (свидетельствуя тем самым о распаде старого племени). Таких названий три – сербы, хорваты, дулебы. Все они бессуффиксные. Очевидно, эти этнонимы и восходят к праславянскому периоду. Появление же названий с суффиксами следует отнести к периоду Расселения.

Таким образом, этнополитическая структура славян после Расселения коренным образом отличалась от праславянской. В ходе и в результате Расселения сложились новые, территориально-политические по своему характеру образования. На территориях этих общностей формировались, как правило, определенные особенности материальной культуры, но их становление происходило на месте нового обитания, уже как следствие политической общности населения.

Для того, чтобы оттенить отличие территориально-политических догосударственных славянских общностей от племен в собственном смысле этого слова, представляется целесообразным использовать для обозначения первых термин, применявшийся к ним в византийских источниках– «Славинии» (Σκλαβηνία, Σκλαβυνία). Образования, включавшие в себя несколько таких общностей, имеющих свои самоназвания, можно именовать «союзами Славиний». Продолжение использования понятия «племя», по отношению к славянским общностям раннего средневековья неверного фактически, будет затемнять картину, архаизируя их общественно-политический строй.

По-видимому, славянские общности раннего средневековья складывались, как правило, сразу же в форме образований во главе с князьями: уже в VII в. упоминаются князья (греч. ἄρχον, ρ~ εξ, лат. dux) как в небольших территориальных общностях македонских славян, недавно осевших на территории Византийской империи, так и в крупном объединении полабских сербов (сорбов) (не говоря уже о том, что имеется немало сведений о князьях второй половины VI в. в славянских группировках Дунайского Левобережья, самоназвания которых неизвестны и которые прекратили свое существование в ходе дальнейших передвижений славян). Княжеская власть, очевидно, существовала у славян и до Расселения. Для периода VI–VIII вв. можно говорить о ее усилении, связанном с возрастанием роли военного предводительства в ходе миграций, сопровождаемых постоянной военной опасностью, но не о появлении. Поэтому возникновение Славиний может быть в основном отнесено к VII–VIII вв., времени сразу же после окончания миграций.

По вопросу о том, что представляли собой славянские группировки, мигрирующие и оседающие на новой территории, традиционно мнение о двух вариантах: 1) переселение целыми племенами; 2) переселение небольшими группами, объединившимися уже на месте нового обитания в новые общности. Такой взгляд основан на наблюдениях за славянскими этнонимами того или иного региона: образования с «патронимическими» названиями относились к первому варианту расселения, с «топонимическими» – ко второму. Проведенный анализ славянских догосударственных этнонимов раннего средневековья позволяет внести некоторые коррективы в эту точку зрения.

Во-первых, праславянскими («дорасселенческими») по происхождению следует считать не этнонимы «патронимического» типа (на «-ич»), а бессуффиксные названия «не по местности обитания»; названия на «-ичи», скорее всего, продукт эпохи Расселения (и далеко не всегда они имеют «патронимическое» происхождение). Следовательно, о переселении целых племен можно с уверенностью говорить лишь в случаях с общностями, носящими бессуффиксные «нетопонимические» наименования. Но такие названия – сербы, хорваты, дулебы – повторяются в разных регионах раннесредневекового славянства: сербы на Эльбе и Балканах, хорваты – в Восточном Прикарпатье (вероятно, их первоначальная территория), Чехии, Польше, на р. Заале, Балканах, дулебы – на Волыни, в Чехии, Паннонии. Нужно поэтому в этих случаях предполагать не переселение «старых» племен, а их распад и формирование в разных регионах на основе их осколков Славиний (или союзов Славиний), сохранивших старое название. При этом вероятно «примешивание» к этим образованиям группировок иной племенной принадлежности. Об этом прямо свидетельствует рассказ Константина Багрянородного о переселении сербов и о сербских Славиниях. Если «тервуниоты», «каналиты» и «паганы» (неретвляне) «происходят» («κατάγονται») от сербов, переселившихся на Балканский полуостров при императоре Ираклии, то «захлумы» только со времени поселения здесь являются сербами. По-видимому, первые три общности формировались на основе той части праславянского племени сербов, которая пришла на Балканы (или по крайней мере группировок, принявших общее имя сербов в ходе переселения), а захлумы, придя вместе с сербами, вошли в образовавшийся под этим именем союз уже на месте нового поселения.

В иных же случаях переселение происходило, скорее всего, небольшими группировками или временными объединениями небольших разноплеменных группировок. В пользу этого может говорить, в частности, такой факт. Византийские писатели второй половины VI в., описывая славян Дунайского Левобережья, неоднократно называют по именам их предводителей (Добрята, Ардагаст, Мусокий, Пирагаст), но ни разу не употребляют племенных названий, всегда говоря вообще о «словенах». Первое упоминание этнонимов отдельных славянских общностей (между 615–620 гг., «Чудеса св. Димитрия») относится к славянам, уже осевшим на территории империи (в Македонии). Очевидно, мигрирующие славянские группировки образовывали временные объединения, не имевшие, как правило, устойчивых самоназваний. Лишь на месте нового поселения осевшие группировки вместе со своими соседями или союзниками по движению образовывали Славинии с определенной территорией и устойчивым самоназванием. С наибольшей уверенностью можно говорить о таком варианте расселения для общностей с названиями «по местности обитания».

Таким образом, можно полагать, что «старые», праславянские племена, как правило, целиком в эпоху Расселения не мигрировали и не оседали на местах нового обитания. Они распадались; передвижения осуществляли их осколки, которые смешивались (по пути или на месте нового обитания) с иноплеменными группировками, и в результате формировались новые общности – гетерогенные образования, лишь в редких случаях сохранявшие в своем названии воспоминание о «старом» племени.

На местах поселения сформировавшиеся Славинии могли образовывать более крупные объединения – союзы Славиний. Это удавалось не всегда: так, не смогли объединиться в союз Славинии в Македонии. Иногда союзы бывали непрочны, не имели постоянного состава: таковы лютичи, у которых основой союза были четыре Славинии (ратари, хижане, черезпеняне, доленчане), а ряд других лишь временно входил в него; сходная картина наблюдается у полабских сербов.

Прослеживаются два варианта взаимоотношений Славиний внутри союза. В одних случаях существовала «главенствующая» в союзе общность; ее имя могло присваиваться всему союзу. Пример – Славиния ободритов, давшая название всему объединению. Другой вариант– «равноправие» всех или нескольких Славиний, входивших в союз. Таковы лютичи, у которых в IX – первой половине X в. не прослеживается главенство какого-либо из четырех «постоянных членов» союза. Союз «равноправных» Славиний существовал, по-видимому, в IX в. в Чехии.

Распад родоплеменных отношений в ходе Расселения выразился и в формировании территориальной организации земледельческого населения – соседской общины. С теми или иными модификациями она фиксируется в VII–IX вв. во всех славянских регионах.

 

Знать

Рассмотрение вопроса об эволюции славянской знати в эпоху Расселения имеет сложности источниковедческого характера. Письменные источники, синхронные эпохе Расселения и времени существования славянских племенных княжеств и союзов племенных княжеств – неславянские, соответственно неславянской является и терминология, которой в них обозначается славянская знать, а из контекста не всегда возможно точно определить сущность упоминаемой категории. Славяноязычные же памятники имеются не по всем регионам (их нет для Полабья, Польши, Карантании) и относятся уже ко времени, когда формировались славянские государства (ко второй половине IX в. – упоминания славянской знати в великоморавских источниках, к X–XI вв. – в русских и чешских), поэтому ретроспектировать их данные на догосударственный период следует с осторожностью. С учетом этих обстоятельств рассмотрим упоминания славянской знати, относящиеся к периодам Расселения и существования Славиний и союзов Славиний (до образования государств), в этих двух группах источников.

Самое раннее (по времени описываемых событий) упоминание славянской знати – сообщение Иордана о 70 primatibus у антского князя (тех) конца IV в. Боза, захваченных и казненных вместе с ним готским королем Винитарием. Поскольку источник отстоит от события почти на два столетия, определить, какая категория знати (племенные старейшины или захваченная в плен вместе с вождем его дружина) имеется в виду, затруднительно.

У Менандра (вторая половина VI в.) в рассказе о посольстве аварского хагана к славянам Дунайского Левобережья упоминается славянский князь Добрята и οἱ ἐν τέλει. Этим термином в Византии обозначалась высшая служилая знать, поэтому вероятнее всего, что он был применен Менандром к сходной (по своей связи с правителем) категории, т. е. к дружине Добряты. На существование у славян дружин в середине VI в. указывают и два фрагмента из «Войны с готами» Прокопия Кесарийского, повествующие о славянских походах за Дунай в середине VI в.

В I книге «Чудес св. Димитрия Солунского» (VII в.) при описании осады славянами Фессалоники (80-е гг. VI в.) славянское войско оценивается как состоящее из «отборных» (επιλέκτους) и «опытных в военном деле» (εμπειροπολέμους) людей, представлявших собой «избранный цвет всех славянских племен» (το παντòςτου τω ν Σκλαβίνων ἒθνουςτòεπίλεκτονἄνθος). Это известие также может быть истолковано как указание на существование у славян дружинного слоя.

II книга «Чудес», описывая славяно-византийский конфликт 70-х гг. VII в., говорит, что в посольстве к императору от жителей Фессалоники и македонских славян последних представляли ёкАектшу – «выдающиеся». Что за категория имелась в виду, в данном случае неясно. Ниже в рассказе о походе императора против славян Македонии в их числе упоминаются «сильные и выдающиеся тяжеловооруженные воины» (σθεναροὺςκαìε, ξόχους καìὀπλίτας), победа над которыми обеспечила византийцам общий успех. В этом известии речь идет, очевидно, о дружинниках.

Кроме того, часто упоминающийся по отношению к славянам VI–VII вв. в византийских источниках термин «архонт» мог в ряде случаев обозначать не князей, а знатных людей более низкого ранга. Какая категория знати в данных случаях имеется в виду, с определенностью судить невозможно.

Фрагментарные известия о славянской знати VI–VII вв. позволяют полагать, что у славян, вступавших в это время в соприкосновение с Византийской империей, уже существовал дружинный слой. О наличии иных категорий знати ясных сведений нет.

Для периода конца VIII–IX вв. существует ряд латиноязычных известий о славянской знати, относящихся к западной части славянского мира: Полабью, Среднему Подунавью, Северо-Западу Балканского полуострова. Они могут быть подразделены на две группы. К одной относятся те, в которых речь идет явно о дружинной знати. Это известия, в которых рядом с князем упоминаются его collecta popularium manus («отборные люди»), praetoriani («преторианцы»), manus delecta («избранные»), sui («свои»), homines («люди»), fideles («верные»), nobiles viri fideles («благородные мужи верные»), populus («люди»). Другую группу составляют известия, в которых употребляются термины более общего, неопределенного характера, позволяющие говорить лишь о существовании у славян четко выделявшегося слоя знати, но не дающие ясного представления о ее характере. Это primores («первые»), meliores («лучшие»), praestantiores («выдающиеся»), optimates («лучшие»), proceres («знатные»). Термины обоих этих типов– fideles («верные») и primates populi («первые из людей») встречаются и в латиноязычном документе, созданном в славянской стране – грамоте хорватского князя Мунтимира Сплитской церкви (892 г.); как «fidelibus et primatibus populi» определены лица, с совета с которыми князь принял решение о подтверждении земельного пожалования.

Таблица 4

Славянская знать в латиноязычных источниках конца VIII–IX вв.

Региональное и хронологическое распределение упоминаний славянской знати в латиноязычных источниках конца VIII–IX вв. представлено в табл. 4.

Может сложиться впечатление, что в Хорватии и Моравии – более развитых регионах, где в IX в. уже сложились государства – господствующим слоем в глазах западноевропейских соседей являлась военнослужилая знать (здесь явно к ней относятся 9 упоминаний из 12), а у отстававших в своем развитии полабских славян ситуация была иной (здесь 9 упоминаний из 10 приходятся на термины «неопределенного» характера). Но надо иметь в виду, что такое распределение терминов во многом может быть связано с Источниковой спецификой. Для «Анналов королевства франков», содержащих сведения о знати полабских славян конца VIII– начала IX в., вообще не свойственно употребление термина fideles, определенно указывающего на служилую знать.

«Дружинные» термины употребляются в «Анналах» тогда, когда речь идет о военных действиях славянских князей (ободритского Дражко в 809 г., хорватских Борны в 819 г. и Людевита в 820 г.). При описании же событий мирного времени используется преимущественно термин pri-mores, которым в «Анналах» обозначаются и представители знати иных народов, в т. ч. несомненно служилой (такие, как франкские графы). Поэтому делать на основе регионального распределения терминов однозначные выводы о различиях в типе знати, на наш взгляд, рискованно. Можно лишь отметить ведущую роль дружинного слоя в Хорватии уже в начале IX в., в Моравии во всяком случае во второй половине IX в. и несомненное наличие такого слоя в IX в. у полабских славян (известие 809 г.) и в Чехии (известие 845 г.).

Свидетельство о характере славянской знати эпохи формирования государства содержится также в арабоязычном источнике – «Записке» испанского еврея Ибрагима ибн Якуба. Рассказывая о Польше 60-х гг. X в. (периода складывания Польского государства при князе Мешко I) Ибрагим ибн Якуб называет в качестве высшего слоя три тысячи отборных воинов, находящихся на княжеском содержании, т. е. княжеских дружинников.

Из славяноязычных источников наиболее представительны материалы по восточным славянам. Рассмотренные в комплексе с данными археологии, они позволяют заключить, что в формирующемся в течение IX–X вв. Древнерусском государстве ведущая роль принадлежала военно-служилой знати (киевских князей в первую очередь), носившей обобщающее наименование «дружина». Она осуществляла корпоративную эксплуатацию населения путем взимания даней-налогов и послужила основой формирования господствующего класса. В X в. дружина предстает уже дифференцированной. Верхний слой ее получил название «бояре», низшая часть именовалась «отроками». Достоверных известий о неслужилой знати у восточных славян нет. Встречающиеся в летописании конца XI – начала XII в. при описании событий X столетия термины «старцы» и «старейшины», трактовавшиеся прежде как свидетельства существования родоплеменной знати, являются, как показано в исследованиях последнего времени, книжными и не несут реальной информации об определенном слое общества. Из упоминаний же (также ретроспективных) «лучших» и «нарочитых» мужей у древлян в середине X в. неясно, о какой категории знати идет речь (тем более, что те же лица в летописи именуются и «дружиной»).

Известия о знати встречаются также в ранних моравских и чешских памятниках. В «Житии Мефодия» (Моравия, конца IX в.) встречаются термины «мужи честный» и «друг». Последним (явно связанным с понятием «дружина») обозначен «съвътьник» князя Великой Моравии Свято-полка; первым – 20 человек, отправленных паннонским князем Коцелом в посольство к папе. Чешское старославянское «Житие св. Вячеслава» (X в.)упоминает «мужей чешских», «мужей» князей Вячеслава и Болеслава, мужи Вячеслава определяются также как его «други»; речь идет несомненно о служилой знати. Эти сведения подтверждают известия латиноязычных источников середины – второй половины IX в. о ведущей роли дружинного слоя у славян Среднего Подунавья.

Особого внимания заслуживает термин «жупан», широко распространенный в средневековье у южных и западных славян. Если для периода государственного развития славянства исследователи в общем сходятся на том, что институт жупанов связан с административно-территориальным управлением, то его происхождение и сущность в догосударственный период являются наименее ясными. Историки, затрагивавшие эту проблему, обычно исходили из представления о жупанах как первоначально старейшинах племени или рода. Иную точку зрения сформулировал (без развернутой аргументации) М.Костренчич, полагавший, что хорватские жупаны первоначально (в период «военной демократии») были военной свитой правителя, а с формированием государства стали назначаться последним правителями областей. По мнению Ф.Малингудиса, жупан – титул, бытовавший у авар и протоболгар; все «жупаны» источников конца VIII–IX вв. – не славяне, поэтому говорить о жупанах как главах территориальных организаций ранних славян нельзя.

Ранние (конца VIII– первой половины X в.) известия о жупанах содержатся: 1) в грамоте баварского герцога Тассило III 777 г.; 2) в грамотах хорватских князей Трпимира (852 г.) и Мунтимира (892 г.); 3) в четырех древнеболгарских надписях IX в.; 4) в «Законе Судном людем» (ЗСЛ) краткой редакции, законодательном памятнике славянского происхождения второй половины IX в. [707]В рассказе о славянах арабского автора начала X в. Ибн Русте упоминается титул, который часто интерпретируется как «жупан» и связывается с Великой Моравией (см., наир.: Раткош П. Великая Моравия– территория и общество // Великая Моравия. Ее историческое и культурное значение. С. 91; Havlik L.E. Slovanske stätni ütvavy raneho stredoveku. Praha, 1987. S. 76). Но информация Ибн Русте, скорее всего, относится к восточным славянам (см.: Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IX вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 391–395; Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Т. 2. М., 1967. С. 138–145), а чтение второго по значению (после князя) правителя славян неясно, его интерпретация как «жупана» неубедительна (Заходер Б.Н. Указ. соч. С. 137–139).
; 5) в гл. 29, 32 и 34 сочинения византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» (948–952 гг.).

Болгарские надписи можно исключить из рассмотрения, поскольку, во-первых, только в одной из них термин «жупан» может быть (и то предположительно) отнесен к славянину (остальные «жупаны» надписей – протоболгары), а во-вторых (и главное), речь в них идет уже о государственных чиновниках и поэтому данный источник не дает оснований для суждений о происхождении института жупанов у славян.

В грамоте Тассило 777 г. Кремсмюнстерскому монастырю (на р. Креме, в междуречье правых притоков Дуная Эннса и Трауна, на баваро-славянском пограничье) упоминается славянская группировка, во главе которой стоит жупан Фиссо (ille jopan, qui vocatur Physso). Эта группировка расселилась в междуречье Эннса и Кремса, по-видимому, в начале VIII в., двигаясь сначала вверх по Дунаю, затем Эннсу и Штайру. Территории по Дунаю к востоку от Эннса были тогда под контролем аваров, следовательно славянская общность, упоминаемая в грамоте Тассило, находилась прежде под аварской властью. Поскольку наиболее вероятно мнение о заимствовании славянами термина «жупан» у аваров [713]Существует мнение, что имя жупана Фиссо – аварское, и он не являлся славянином (см.: Грачев В.П. Указ. соч. С. 199; Malingoudis Ph. Op.eit. S. 64–67).
Но возможна и славянская интерпретация этого имени (см.: Ловмяньский Г. Происхождение славянских государств // ВИ. 1977. № 12. С. 186).
, можно полагать, что именование в 777 г. предводителя славянской общности жупаном отражает как раз факт непосредственного заимствования этого титула главой славянского политического образования. Отождествление его с племенным старейшиной вызывает сомнение, т. к. неясно, зачем для обозначения издавна существовавшего у славян института заимствовать иноязычный титул. Скорее можно полагать, что речь идет о лице, возглавлявшем образование типа племенного княжества, но не имевшем княжеского титула.

В жалованной грамоте Трпимира Сплитской церкви говорится, что князь хорватов принял решение о постройке монастыря в результате «общего совета с моими всеми жупанами» (commune consilium meis cum omnibus zuppanis). Среди пятнадцати человек, подписавших грамоту, пятеро именуются «жупанами» («iuppani»): Comiciai, Pretilia, Nemustlo, Zarzata, Ludovico. В грамоте Мунтимира (подтверждающей пожалование Трпимира) советники названы иначе: «communi consilio cum meis cunctis fidelibus et primatibus populi». Среди подписавших грамоту одиннадцать жупанов (zuppani), из них двое названы просто жупанами, семь – связаны с дворцовыми должностями и два – с территориальными единицами. Один из жупанов грамоты 892 г. обозначен как камерарий (zuppanus camerarius), в то время как в грамоте 852 г. подписавший ее камерарий жупаном не назван.

В этих памятниках жупаны – бесспорно представители славянской, хорватской знати, причем знати уже формирующегося государства. Складывается впечатление, что в середине IX в. хорватские жупаны еще не связаны ни с дворцовыми должностями, ни с управлением определенными территориями, а являются просто высшим слоем знати. В конце этого столетия данный слой определяется как fideles («верные», традиционное обозначение в латиноязычных источниках военно-служилой знати) и primates populi («первые из людей»). Жупаны начинают отправлять административные должности при дворе и по управлению территориями. В грамоте 852 г. обращает на себя внимание указание на тесную связь жупанов с князем, который говорит о них: «мои жупаны» (в грамоте 892 г. соответственно «мои вернейшие и первейшие из людей»). Сопоставляя эти данные с имеющимися сведениями по восточнославянской социальной терминологии, можно отметить, что в договорах Руси с Византией 911 и 944 гг. притяжательное местоимение, указывающее на связь с князем, прилагается к боярам – «его (князя) бояре» – социальному слою, первоначальная сущность которого, как сказано выше, – представители привилегированного слоя княжеской дружины.

В Краткой редакции ЗСЛ жупаны упоминаются дважды. Первое упоминание – в главе «О полоне» (гл. 3). Эта глава представляет собой славянскую переработку XVIII титула византийского кодекса законов VIII в. – «Эклоги». Приведем греческий текст Эклоги в переводе на современный русский язык и интересующий нас текст из гл. 3 ЗСЛ.

Эклога

Когда Бог даст победу, то шестую часть добычи должно посвятить казне, а остальную долю разделить равными частями между войском, поровну между великим и малым, ибо достаточно хватает архонтам доходов от получаемого ими жалования. Если же среди архонтов найдутся такие, которые сражались мужественно, находящийся там стратиг предоставит им из упомянутой шестой части, предназначенной фиску, и воздаст им должное, как положено.

ЗСЛ

Та же Богу дающю побѣду, шестую часть достоить взимати князю, а прочее все число взимати всѣмъ людемъ в равьную часть, разделити великаго и малаго, довлѣеть бо жюпаномъ часть княжа и прибытокъ оброку людьскому имъ. Аще ли обрящються етери от тѣхъ дьрзнувше, или кметищи или простыхъ люди подвигы и храбрьство сдѣявше, обретяися князь или воевода в то время, от реченого урока княжа да подаеть, яко и лѣпо.

В тексте ЗСЛ перед нами трехчастная социальная дифференциация войска: жупаны, кмети, простые люди. Она введена вне зависимости от греческого оригинала, упоминающего только «архонтов». Примеры подразделения войска на социальные группы неоднократно встречаются в древнерусских источниках. При этом существуют следующие варианты: «бояре и Русь вся»; «бояре, вся дружина и кияне (киевляне)»; «мужи и дружина»; «бояре и вся дружина»; «бояре и дружина»; «бояре думающие, мужи храборствующие, ряд полчныи». «Жупанам» гл. 3 ЗСЛ краткой редакции, таким образом, на Руси соответствует верхушка дружины (бояре).

В Эклоге речь шла о военачальниках, находящихся на государственном жаловании; славянский автор, на место государства (казны) поставивший князя, посчитал, что этим «архонтам» соответствуют жупаны. Тем самым он указал на то, что жупаны – люди, находящиеся на княжеском содержании, и, отойдя от греческого оригинала, назвал два источника этого содержания: «часть княжа» военной добычи и «прибыток» от «оброка людского». «Оброк» в данном случае может иметь только одно значение – «дань», т. е. речь идет о государственной дани – налоге, собираемом в мирное время со своего населения («людей»). В древнерусских памятниках эти два источника доходов – военная добыча и дань со своего населения – определенно связываются с княжеской дружиной. В т. н. «Предисловии к Начальному летописному своду конца XI в.» говорится, что дружинники «древних князей» «кормяхуся, воююще ины страны». Дружинники в летописном рассказе о гибели киевского князя Игоря в 945 г. говорят князю: «поиди, княже, с нами в дань (за данью к древлянам. – А.Г.), да и ты добудеши и мы». Под 1014 г. упоминается порядок распределения дани, собираемой новгородским князем: две трети ее отправляются в Киев (верховному правителю – киевскому князю), а оставшаяся треть раздается дружинникам («гридям») князя-вассала.

Второй раз в Краткой редакции жупаны упоминаются в гл. 22: «Свѣдѣтели от слуха, да не свѣдетельствують, глаголюще, яко слышахомъ от кого сего должника или ино что свѣдѣтельствующе от слуха. Аще и жюпани суть, иже свѣдѣтельствують». Данная статья также основана на Эклоге, причем термином «жупаны» переведено слово «табулярии», обозначавшее судебных чиновников. Это может свидетельствовать о выполнении жупанами судебных функций, что было свойственно в раннефеодальных государствах на этапе складывания для служилой знати (выделение специальной категории судебных чиновников происходит уже на стадии сложившегося государственного строя – так, на Руси это имело место в конце X в.).

В Пространной редакции ЗСЛ (составленной на основе Краткой, скорее всего, на Руси) в обеих соответствующих статьях «жупаны» заменено на «князи». В гл. 3 утрачено указание на «оброк людской» – «достоить бо княземь часть княжа, а прибытокъ людем». Но в ней же имеется еще одно несовпадение с Краткой редакцией. Вместо «Аще ли обрящються етери от тѣхъ дьрзнувше, или кметищи или простыхъ людии подвиги и храбрьство сдѣявше» стоит «Аще обрящеться етери и от тѣхъ друговъ или къмьтищищь или простых людии подвить и храборьство сдѣеть». «Друговъ» здесь множественное число от «другь». Поскольку речь идет о социальной дифференциации войска, «друг» может трактоваться только как обозначение члена дружины. Но древнерусским источникам такое значение этого слова неизвестно. Оно встречается только в «Житии Мефодия» («етеръ другь, богать зѣло и съвѣтьникъ» (князя Святополка Моравского. – Л.Г.). и «Житии Вячеслава» (упоминаются «други» чешского князя) Поэтому предполагать здесь правку древнерусского редактора не представляется возможным. За присутствие термина «друг» в варианте Краткой редакции, на основе которого составлялся архетип Пространной, говорит (помимо того факта, что этот термин есть в «Житии Мефодия» – памятнике, вышедшем из того же круга, в котором, вероятнее всего, был создан ЗСЛ) и еще одно обстоятельство. Из текста Пространной редакции («Аще обрящеться етери и от тѣхъ друговъ») видно, что речь идет о категории людей, уже упомянутой выше; собственно, так же обстоит дело и в Краткой редакци: («Аще ли обрящються етери от тѣхъ (т. е. жупанов. – А.Г.) дьрзнувше») и в исходном греческом тексте Эклоги: «Если же среди архонтов найдутся такие…». Между тем в Пространной редакции выше упомянуты только князья, а древнерусский редактор не мог отождествить князей с дружинниками (к тому же при таком отождествлении получалось бы, что отличившиеся в бою князья получают долю за храбрость из княжеской части по приказу князя или воеводы). Следовательно, чтение «от тѣхъ друговъ» было в тексте, где «жупаны» еще не были заменены «князьями», и жупаны в том варианте Краткой редакции, на основе которого была создана Пространная, отождествлялись, таким образом, с «другами» – дружинниками.

У Константина Багрянородного термин «жупан» упомянут три раза. В гл. 29 говорится: «Архонтов же, как говорят, эти народы не имели, кроме старцев-жупанов (ζουπάνους γέροντας), как это в правилах и в прочих Славиниях». Далее говорится, что архонтов им поставил император Василий I (867–886). Из контекста следует, что должны иметься в виду перечисленные выше славянские народы: хорваты, сербы, захлумы, травуняне, конавличи, дукличане и паганы (неретвляне). Но в дальнейшем изложении Константин неоднократно упоминает архонтов у хорватов и сербов во времена, предшествующие правлению Василия. В то же время в отношении травунян говорится, что их правитель носил титул жупана и получил титул архонта от своего тестя Властимира, архонта Сербии, которому подчинялся (середина IX в.); у захлумов, конавличей и дукличан архонты впервые упоминаются в перечне южнославянских правителей, первоначальный вариант которого был составлен, по-видимому, в конце IX – начале X в.; у неретвлян же архонты неизвестны вовсе. Поэтому наиболее вероятно, что Константин, говоря об отсутствии у славян архонтов, имел в виду пять последних из перечисленных им общностей – захлумов, травунян, конавличей, дукличан и неретвлян. Именно у этих племенных княжеств сербского союза правители назывались в первой половине IX в. жупанами, в то время как во главе хорватов и всего союза племенных княжеств сербов стояли князья (архонты).

Собственно, именно процитированное выше место из гл. 29 «De administrando imperio» служит главным основанием для признания исходного значения термина «жупан» как племенного старейшины. Но при интерпретации данного текста необходимо поставить вопрос о происхождении определения жупанов как γέροντες у Константина.

В гл. 29 γέρoντες названы так или иначе какие-то представители публичной власти. Другое упоминание γέροντες, содержится в гл. 21, повествующей о борьбе в середине VII в. за трон арабского халифа между Али и Муавией. Здесь γέροντες выступают в ином значении: это действительно «старцы» по возрасту, мудрецы, хранители традиций. В гл. 50 и 51 термин γέρον употребляется по отношению к византийцам – клирику Ктене и протокараву Михаилу: в этих случаях он также имеет возрастное значение. В написанном Константином «Жизнеописании императора

Василия» (вошедшем в хронику Продолжателя Феофана) упоминаются γέροντες «росов», обсуждающие с князем вопрос о принятии христианства; из контекста следует, что термин γέροντες и здесь употреблен Константином в возрастном смысле. Таким образом, Константину не свойственно употребление этого термина в социальном значении. Такое несовпадение значений слова γέροντες в гл. 29 и других случаях его употребления тем же автором наводит на предположение, что в гл. 29 перед нами перевод какого-то славянского социального термина. Славянские термины встречаются в тексте «De administrando imperio» неоднократно. Воспроизводились они по-разному: как непосредственно («закон» – ζάκανον, «воевода» – βοέβοδος, «полюдье» – πολύδια, «жупан» – ζουπάνος) так и с помощью перевода, причем перевод мог быть ориентирован как на семантику славянского слова («полюдье» как γύρα – «кружение»), так и на его этимологию (διατρέφω как перевод древнерус. «кормитися»).

Какой же славянский социальный термин мог быть переведен как γέροντες? Вряд ли это перевод самого слова «жупан», поскольку когда Константин приводит рядом славянское слово и его греческий эквивалент, он сопровождает это пояснением (πολύδια ο λέγεται γύρα —«полюдия, что именуется «кружением»»). Скорее всего, yspovxeg – перевод, ориентированный на этимологию. Резонно было бы предположить, что имеются в виду встречающиеся в старославянских и древнерусских памятниках термины «старцы» и «старейшины». Но, как говорилось выше, в последнее время показано, что эти термины являются книжными и не несут реальной информации об определенном слое общества. В то же время известны два древнерусских реальных социальных термина, включавших в сочетании с обозначением социального слоя определение «старейший» (старший) в смысле «главный», «первенствующий» – «дружина старейшая» и «мужи старейшие». Первый из этих терминов обозначал привилегированную часть древнерусской княжеской дружины (бояр), другой фиксируется по отношению к представителям знати Новгорода. Термин Константина также является двусоставным (ζουπάνοί γέροντες), при этом первая из составных частей – обозначение привилегированного слоя. Слово γέρον служило в греческом языке не только существительным («старец»), но и прилагательным («старший»). Все исследователи принимали его в сочетании ζουπάνοί γέροντες за существительное, в то время как речь идет скорее всего о прилагательном, и в тексте Константина следует видеть попытку передачи славянского термина жоупани cmapѣишuu (т. е. «жупаны старшие» в смысле «главные»), попытку, в результате которой слово «жупаны», не имеющее греческого эквивалента, осталось без перевода (как и в других случаях его употребления Константином), а определение «старейшие» было переведено, но переведено буквально, как γέροντες, и его социальный смысл («главные») оказался затушеван.

Таким образом, текст гл. 29 не дает оснований видеть в жупанах родоплеменную знать, а позволяет лишь предполагать, что этим термином (в сочетании с определением «старейшие» в смысле «главные») могли обозначаться главы относительно небольших политических общностей – племенных княжеств.

В гл. 32 сочинения Константина при описании сербско-болгарских войн начала X в. упоминаются сербские жупаны. «Булгары же известили жупанов (ζουπάνοις), чтобы те прибыли к ним и приняли Часлава к себе архонтом. Вызвали они их с помощью клятвенных заверений, но довели [лишь] до первой деревни и, немедленно связав их, вступили в Сербию, забрали весь народ от мала до велика и увели в Булгарию». Из этого текста ясно лишь, что жупаны – представители высшей сербской знати, связанные с князем (архонтом).

Третье упоминание жупана (гл. 34) касается правителя Травунии середины IX в.

Рассмотрение совокупности ранних сведений о жупанах приводит к выводу, что этот институт у славян, скорее всего, не был связан с родоплеменной знатью. В конце VIII–IX в. он мог иметь два значения.

1. Глава небольшой этнополитической общности типа племенного княжества, не имевший княжеского титула. В пользу этого значения говорят упоминания жупанов в грамоте Тассило и у Константина Багрянородного. Славянская группировка, упомянутая в грамоте 777 г., переселилась из области, находившейся под аварским контролем; сербские общности, в которых фиксируется титул «жупан» Константином, также, по-видимому, некоторое время находились в зависимости от аваров. Поэтому возможно, что титул «жупан» (аварский, скорее всего, по происхождению) носили первоначально правители славянских общностей, находившихся под аварской властью.

2. Представитель высшего слоя княжеской дружины. О таком значении говорят указания на близость жупанов к князю (ЗСЛ, грамота Трпимира), на содержание их князем за счет доходов, характерных именно для дружинной знати (ЗСЛ). В одном из вариантов Краткой редакции ЗСЛ жупаны, по-видимому, были прямо отождествлены с дружинниками.

Первое значение термина «жупан» фиксируется у славян правобережья Среднего Дуная и балканских сербов, второе – у хорватов и мораван. Наличие в одно время двух несовпадающих друг с другом значений термина «жупан» может объясняться тем, что титул, характерный для аварской и протоболгарской верхушки, был использован славянами, обитавшими по соседству с Аварским каганатом и Болгарским царством, для обозначения новых для себя категорий знати – не наделенных княжеским титулом (т. е. титулом, имевшим древнее, праславянское происхождение) глав этнополитических общностей, образовавшихся в результате Расселения, и дружинников – слоя, конституировавшегося также в ходе Расселения.

В процессе формирования славянских государств жупаны становились (видимо, уже со второй половины IX в.) княжескими должностными лицами в системе государственного управления. Впоследствии термин широко распространился и приобрел различные значения в разных регионах южного и западного славянства.

В целом сведения о славянской знати за период от начала Расселения до образования государств позволяют полагать, что в это время на первый план выходит дружинный слой. Распад родовой и племенной структуры, миграции, сопровождавшиеся постоянной военной опасностью, способствовали, вместе с усилением княжеской власти, складыванию вокруг князей группировки профессиональных воинов, военнослужилой знати. По-видимому, она конституировалась как постоянный слой в ходе Расселения, поскольку первые известия о славянских дружинах приходятся на VI век. В новых, сформировавшихся после Расселения общностях дружинный слой вышел на ведущие позиции. Именно дружинная знать составила ядро господствующего класса в славянских раннефеодальных государствах, осуществляя централизованную эксплуатацию населения. О родоплеменной, неслужилой знати в изучаемый период надежных данных нет. Не исключено, что в некоторых случаях такая знать имелась в виду под терминами «неопределенного» характера (primores, meliores, praestantiores, optimates, «лучшие мужи», «нарочитые мужи»). Но возможно, что отсутствие ясных известий о родоплеменной знати в сложившихся после Расселения общностях – Славиниях и их союзах – неслучайно. В условиях распада старых родовых и племенных структур, с которыми она была тесно связана, формирования новых, уже территориальных образований (Славиний, соседских общин), с усилением роли князей и их дружин, неслужилая знать вряд ли имела возможность занять ведущие позиции в обществе.

* * *

В рамках союзов Славиний формировалась система податного обложения лично свободных непосредственных производителей. Сведения о ней скудны, но они все же позволяют выделить три варианта: 1) обложение данью местного неславянского населения (на Балканах); 2) обложение внутри союза Славиний, т. е., очевидно, входивших в него Славиний со стороны той из них, что главенствовала в объединении; 3) обложение союзов Славиний со стороны союза, становящегося ядром формирующегося государства. Есть основания полагать, что прибавочный продукт поступал в основном в распоряжение военно-служилой знати главенствующих общностей (во всяком случае во время накануне и в ходе формирования славянских раннесредневековых государств). Складывание системы обложения было во многом связано с особенностями политического строя, сложившимися в результате Расселения: формированием новых территориальнополитических общностей, которые вступали между собой в политические связи иерархического характера (отсюда данническая зависимость одних Славиний или союзов Славиний от других), наличием (на территориях к югу от Дуная) местного неславянского населения, возрастанием роли военно-служилой знати, средством содержания которой становился продукт, полученный в качестве дани.

 

Особенности формирования славянских государств

На основе этнополитической структуры, сложившейся у славян после Расселения, происходило формирование раннесредневековых славянских государств. Уже для VII в. можно говорить о складывании предпосылок для их генезиса на территориях, где славяне контактировали с более развитыми обществами – византийским и франкским: на Балканском полуострове и в Среднем Подунавье. Наиболее близко к формированию государственности подошли к середине VII века, по-видимому, славяне, расселившиеся между нижним Дунаем и Балканами, в бывших византийских провинциях Нижняя Мёзия и Малая Скифия (т. н. союз «Семь родов») и в Македонии.

Менее ясны потенции государствообразования в т. н. «Государстве Само» – объединении, существовавшем примерно в 623–658 гг. на западном пограничье славянского расселения. Вопрос о том, можно ли считать это образование государством, в настоящее время решается отрицательно. Но это не снимает необходимости определить, насколько славяне, входившие в данное объединение, близко подошли к становлению государственности и как соотносилось «Государство Само» с другими славянскими политическими общностями этого периода – Славиниями и союзами Славиний. Здесь, на мой взгляд, заслуживает внимания то обстоятельство, что для структуры объединения Само характерно существование «центральной» области (очевидно, в Среднем Подунавье) – собственно княжества (regnum) Само и присоединившихся к нему (со своими князьями) союзов Славиний полабских сербов и (возможно) карантанцев. Процессы такого типа – присоединение к «центральной» общности других Славиний и союзов Славиний – происходили при складывании трех раннефеодальных славянских государств: Великой Моравии (IX в.; в основе – союз мораван, присоединялись союзы Славиний вислян и полабских сербов, Славинии Чехии, Силезии, Паннонии), Руси (IX–X вв.; в основе – союз полян, присоединялись союзы Славиний северян, древлян, дреговичей, кривичей, словен, уличей, волынян, радимичей, прикарпатских хорватов, вятичей) и Польши (IX–X вв.; в основе – союз «польских» полян, присоединялись союзы Славиний вислян, мазовшан, поморян, Славинии в Силезии). Таким образом, в присоединении к княжеству Само других союзов Славиний можно видеть наметки того пути складывания государства, который позже стал реализовываться у части славян только в IX столетии. Это позволяет предполагать, что предпосылки государствообразования в объединении Само были вряд ли меньшими, чем у славян в Македонии и Мёзии.

Однако эти предпосылки реализовались только в последнем из названных регионов и в специфической форме политического союза славянской общности с иноэтничной (протоболгарами), приведшего к образованию Первого Болгарского царства. В его рамках Славинии длительное время (до начала IX в.) сохраняли автономию. В Македонии в условиях наступления Византии Славинии не смогли образовать союза (были только временные объединения военного характера) и в конце VII–VIII в. перешли в зависимость от империи. Объединение под предводительством Само распалось после его смерти (ок. 658 г.). В VIII в. в Среднем Подунавье и северо-западной части Балканского полуострова сохранялись догосу-дарственные структуры; лишь для Карантании можно говорить о складывании раннегосударственного образования, вынужденного в условиях аварского и баварского давления поступиться в середине VIII в. своей самостоятельностью, перейдя в зависимость от Баварского герцогства и Франкского королевства.

Новое усиление тенденций к государствообразованию в славянских землях между Левобережьем Среднего Дуная и Адриатикой происходит после падения Аварской державы в конце VIII в. В IX столетии формируются государства в Хорватии и Моравии, развивается этот процесс и в Сербии. В IX в. начинается складывание государств и в регионах, более удаленных от Византии и Франкского государства – в Польше и у восточных славян.

Исходя из соотношения процессов формирования славянских государств с постплеменной предгосударственной этнополитической структурой славянства, можно выделить четыре типа государствообразования.

I. Подчинение одним союзом Славиний других союзов или отдельных Славиний. Как говорилось выше, по этому типу шло складывание государства в IX в. в Великой Моравии и в IX–X вв. – на Руси и в Польше.

Этот тип формирования государств у славян имел успех в регионах, где отсутствовало сильное внешнее давление. Польша занимала «срединное» положение на территории славянского расселения; образование государства у восточных славян происходило в условиях ослабления Хазарского каганата; Великая Моравия сложилась после падения Аварского каганата. Данный тип государствообразования можно признать результативным – в результате него сложились три сильных государства, два из них (Русь и Польша) сохранили свою независимость.

II. Формирование государства в рамках союза Славиний. Этот путь характерен для Северо-Запада Балканского полуострова (Сербия IX–XI вв., Хорватия IX–XI вв.), Карантании (VIII в.) и ободритов (X–XI вв.).

Данный тип свойственен регионам, где славяне испытывали постоянное сильное внешнее давление: франко-германское – у ободритов, в Карантании, Хорватии, византийское – в Сербии и Хорватии, аварское – в Карантании, Хорватии, Сербии. Сложившиеся в таких условиях государства либо быстро теряли независимость (ободриты, Карантания), либо вынуждены были время от времени вступать в вассальные отношения с сильными соседями (Хорватия, сербские княжества).

III. Складывание государства в рамках политического союза славянской (союз Славиний) и иноэтничной догосударственных общностей (Болгария, конец VII–IX вв.).

IV. Подчинение одной Славинией других, причем на территории, уже входившей до этого в состав государства, сложившегося по типу I. Этот путь характерен для Чехии X в., территория которой в конце IX в. входила в состав Великой Моравии.

Для процессов формирования большинства славянских государств свойственно соперничество двух центров государствообразования: княжеств Борны и Людевита в Хорватии (начало IX в.), Моймира и Прибины в Моравии (первая треть IX в.), чехов и лучан в Чехии (вторая половина IX в.), полян и словен на Руси (вторая половина IX в.), вислян и гнезненских полян в Польше (вторая половина IX – середина X в.).

Не сложилось государств у лютичей, полабских сербов и славян Македонии и Греции. В первых двух случаях речь идет о союзах Славиний, но относительно непрочных и с нестабильным составом. В Македонии и Северной Греции союз не сложился. Для всех этих регионов характерно сильное внешнее давление (византийское в Македонии и Греции, германское в Полабье). Славянские общности здесь теряли независимость прежде, чем достигали государственного уровня развития, постепенно интегрируясь в состав соответственно Византии (VII–X вв.) и Германского королевства (Х-XII вв.).

Территориальное деление славянского общества, возникшее после Расселения, в рамках раннефеодальных государств имело неодинаковую судьбу. На Руси, в Чехии и Хорватии старые территориальные границы после прекращения существования Славиний и формирования раннефеодальных государств быстро исчезли и новые административные единицы им не соответствовали. В Польше этот процесс шел более медленными темпами. Длительное время сохранялось территориальное деление эпохи Славиний в Сербии, что было, очевидно, связано с замедленностью процесса складывания единого государства.

* * *

Таким образом, можно констатировать, что славянское Расселение стало катализатором радикальных изменений в общественном строе. В его ходе произошел слом старой родоплеменной структуры. После завершения передвижений сформировались новые общности на территориальной основе во главе с князьями – Славинии и их союзы. Территориальный характер приобрела общинная организация. Устойчивые славянские территориально-политические общности фиксируются в источниках с начала VII в.

В рамках союзов Славиний зарождались протогосударственные общественные формы: складывалась система податного обложения непосредственных производителей, консолидировалась оторванная от их массы корпорация служилой знати во главе с князем. В целом время с окончания Расселения до образования славянских государств может быть выделено в особый переходный период между родоплеменным строем и феодализмом.

Исчезновение Славиний и их союзов происходило в основном в IX–X вв. и было связано с формированием на их основе славянских государств и (в некоторых случаях) с наступлением на славянские земли иноэтничных феодальных держав. Судьба отличительных черт общественного строя, сложившихся после и во многом в результате Расселения, в раннефеодальных государствах была различной. Дальнейшее поступательное развитие характерно для системы обложения, переросшей в систему централизованной государственно-феодальной эксплуатации. Военно-служилая знать эволюционировала в господствующий слой раннефеодального общества. Что касается территориального деления переходного периода, то оно в большинстве регионов после складывания государства быстро заменялось новым.