Проводив Марью Алексеевну, Аким Евсеич заехал по делам в присутственное место, оттуда ещё кое-какие дела неотложные давненько его ожидали, так что домой вернулся к вечеру голодный и уставший. Но, тем не менее, всё, за что он в этот день брался, получилось наилучшим образом. После сытного ужина, стал просматривать почту, да и обнаружил письмо от князей Самойловых, которые сообщали, что спиритический сеанс уже назначен и называли дату и время, приглашая для участия Акима Евсеича и Натали.

— Ну что, дочь моя? Надобно ехать. Да и наш доктор невероятные вещи рассказывал про эти сеансы. Заеду-ка как-нибудь к нему побеседую, что это за чудеса такие?

Натали только плечами повела:

— Коли вам угодно, батюшка…

— Тогда значит так, Натальюшка… Э… помнишь там в письме приписочка есть? Так вот, за сутки до сеанса жирного и мясного не кушаем, так же с вином, которым и без того не балуемся лишку. Да, будешь гардероб подбирать, помни, украшений на тебе из металла, буде даже золото, быть не должно. Ну и я отправлю в нужный день Федота, чтобы он комнаты нам снял, лучше бы прежние.

— Батюшка, уж ежели мы будем в уездном городе, так хотелось бы тамошний театр посетить.

— Будь по-твоему, — вздохнул Аким Евсеич. А сам подумал, как же раньше не ценил свою свободную и беззаботную жизнь? И всё-то ему хотелось женской ласки и тепла. И вот-с получил! И что теперь? Есть дочь, которую надобно выдать замуж, да теперь уж без нужды, а к её радости… по возможности. И тут отчётливая мысль возникла: «Что ежели Марья Алксевна сына родит? Надо бы Натали сказать. Хотя нет, рано ещё. Кто знает, как судьба повернётся? А судьба…»

— Что с вами, батюшка?

— Так, не хорошо что-то. Устал я. Пойду в кабинет.

Но не на следующий день, не через день Аким Евсеич не выбрал время, чтобы посетить доктора, да и поговорить о спиритических сеансах. Когда же, наконец, собрался, то доктора дома не оказалось. А слуга, хорошо знавший Акима Евсеича, пояснил с гордостью за хозяина, что доктору пришло приглашение из уезда, там какая-то очень знатная дама страдает нервным расстройством и желает лечиться непременно у него.

— Выходит и до уездного города слухи с самой наилучшей стороны о нашем докторе дошли! — Вот, мол, у какого знатного доктора служим! Но Акима Евсича будто что-то кольнуло изнутри. И пока, возвращаясь домой, трясся в пролётке, в голове его сложилась жуткая картина: «Марья Алексеевна вызывает врача, жалуется на мигрень и бессонницу, — думал Аким Евсеич. — Врач прописывает ей капли… те самые, что и в тот раз Натали. Марья Алексеевна добавляет их в вино, ведь ни вкуса, ни запаха эти капли не имеют, и поит своего супруга. Ежели такой столп, как Кузьма Федотыч… — далее даже помыслить о случившимся с зятем Аким Евсеич не решался, поэтому только и подумал: — Вампир, не вампир, но упокой Господи его душу! Так что же ждёт болезненного супруга Марьи Алексевны?»

— Бр-р-р! — вслух передёрнуло Акима Евсеича.

Но что было делать? И в поездку эту Аким Евсеич собирался как на каторгу.

К проведению спиритического сеанса князь Самойлов отнесся серьёзно. Была приглашена дама — медиум одна из самых знаменитых — Флоренс Кук. В свете говорили, будто она умеет материализовывать дух Кэти Кинг, который признавался, что приходится дочерью пирату Генри Моргану. Но гостей мало интересовали и Кэти Кинг и её батюшка — пират. Заранее составленные вопросы адресовали к мужу Натальи Акимовны Кузьме Фдотычу. Его и предполагали вызвать. Кроме Флорес Кук, Натали и Акима Евсеича были приглашены: граф и графиня Сташено-Дагомышские и в последний день дал согласие граф Немиров, самый завидный жених в уезде — высокий стройный красавец надменного характера. Жил граф на широкую ногу, и ходили слухи, будто бы он принят ко двору.

Небольшая комната напоминала тёмный колодец. Высокий потолок терялся во мраке. Окно и входную дверь задрапировали плотными чёрными портьерами, оставив приоткрытой форточку, через которую, как предполагалось, должен появиться дух Кузьмы Федотыча. Посреди комнаты стоял круглый стол на трёх ножках, вокруг которого расставили семь стульев по числу участников.

На стенах в канделябрах зажгли по одной свече, отчего комната погрузилась в таинственный полумрак со странно двигающимися по стенам тенями.

Когда Наталья Акимовна с батюшкой вошли туда, то все остальные были уже в сборе. Напротив входа, спиной к окну сидела дама в чёрном платье под горло. Длинные рукава полностью закрывали руки. И только кисти рук покрывали белые перчатки, отчего казалось, что живут они отдельной, самостоятельной жизнью. Лицо её было сосредоточенно, губы плотно сжаты. Это и была сама Флоренс Кук. Справа от неё расположились хозяева: князь и княгиня Самойловы, слева сидела Марья Алексеевна и рядом с ней бледный, даже в этом полумраке, одетый по последней европейской моде, но без излишнего подражательства, мужчина, высокий лоб которого покрывала лёгкая испарина то ли от болезни, то ли от духоты, образовавшейся в комнате — граф Кирилл Романович Сташено-Дагомышский. Граф Немиров, видимо ещё не определился с местом. Он стоял за спинкой стула госпожи Флоренс, оглядывая собравшихся, слегка скучающим, и всё-таки любопытствующим взглядом.

Платье Натали из плотного темно-зеленого шёлка, отделанное тонкими Елецкими кружевами с золотой каймой, открывало её шею и плечи мраморной белизны. Красиво уложенные чёрные кудрявые волосы роняли непослушные завитки на плечи и шею, ещё больше обращая внимание на их хозяйку. Лёгкий, едва уловимый аромат окружал её при каждом движении и улавливался даже в стоячем воздухе комнаты. В Акиме Евсеиче теперь вряд ли кто узнал бы того немощного и болезненного писаря, каким он был каких пять — шесть лет назад. Одет с большим вкусом, в костюме из дорогих тканей, сохранивший хорошую осанку и стройность фигуры, умевший держаться уважительно, но привыкший за последние годы к общению с людьми самого разного общественного положения, производил самое благоприятное впечатление, как на мужчин, так и на женщин.

После взаимного представления друг другу князем Самойловым незнакомых между собой гостей, решено было перейти к сеансу, поскольку часы давно пробили полночь. Когда Натали и Аким Евсеич заняли свои места, то граф Немиров, естественным образом, оказался справа от Натали, поскольку все другие стулья были заняты.

Глухим замогильным голосом госпожа Флоренс объяснила, как и что надо делать. Натали чувствовала непреодолимое волнение, и рада была бы вообще не пойти на этот сеанс, да батюшка заранее дал согласие. И вот теперь, ещё и сеанс не начался, а ей казалось, что супруг стоит за спинкой её стула и она ощущает его дыхание на своей шее. Акиму Евсеичу тоже было не легче. Куда бы он ни смотрел, взгляд невольно возвращался к мужу Марьи Алексеевны. Слава Богу, что темень в комнате, так что никто не обратил на это внимание.

Все присутствующие положили руки на стол, лишь чуть касаясь его поверхности, но ни в коем случае не надавливая и хором, размеренно стали призывать дух Кузьмы Федотыча. Время шло, ничего не происходило. Госпожа Флоренс, не меняя тона, попросила всех сосредоточиться, и думать только о Кузьме Федотыче, всем своим сознанием призывать его и не позволять своим мыслям отвлекаться ни на мгновенье. А тем из гостей, кто был лично знаком с Кузьмой Федтычем ещё до его смерти, пытаться зрительно представить его, продолжая взывать вместе со всеми. Постепенно монотонные призывы перешли в общий стон: вздох — приди Кузьма Федотыч, приди! Выдох и снова вдох: приди…

Аким Евсеич никак не мог заставить себя сосредоточиться на вызывании зятя. С мучительным чувством своей вины смотрел на мужа Марьи Алексевны, иногда переводя взгляд на неё саму, а она, как ни в чём не бывало, закатив глаза, взывала к Кузьме Федотычу. И это было страшно. «Неужели, — думал Аким Евсеич, — ей нипочём видеть, сидящих рядом за одним столом, любовника и мужа, которого она, собирается отравить?» От этих мыслей Акима Евсеича передёрнуло.

— Видели! Видели? Пришёл! — страшным шопотом прокомментировала Флоренс Кук.

А Акиму Евсеичу, тем временем, от всех его мыслей померещился муж Марьи Алексеевны в гробу. Картинка на мгновение повисла в воздухе и исчезла! И до того душа его заныла, жалость и совесть вдруг с двух сторон так жалить начали, что хоть вставай и беги! Да не тут-то было!!

А Натали, как завороженная, не могла оторвать взгляд от белых рук госпожи Флоренс. И вдруг руки будто подбросило над столом, Натали почувствовала холодное дуновение, штора на окне взметнулась, следом брякнула о пол ножка стола и стол пошел стучать о пол, будто хотел расколоть паркет напрочь. Ножки тола стучали и бил о пол так, что все невольно отпрянули. И только госпожа Флоренс не потеряла самообладания:

— Кто здесь? Вы ли Кузьма Федотыч? Или это другой дух?

— Я! Нет от вас покоя!

— Согласны ли ответить на наши вопросы?

— Дурь одна, эти ваши вопросы!

— Ждёт ли кого из здесь сидящих смерь в ближайшее время? — задала вопрос госпожа Кук.

— Ха-ха-ха!!! — заскрежетал смех, и Натали не сомневалась, это голос её супруга. От обморока её удерживала только горячая рука князя Немирова, который только сильнее сжал её ладонь, когда стол вдруг заходил ходуном.

— Между вас сидят убийцы и спрашивают о смерти? Ха-ха-ха!

Аким Евсеич занятый своими переживаниями, не особенно верил во всё это действо. Но когда дух провозгласил про убийц… Аким Евсеич впал в ступор, да так и сидел не в силах шевельнуться. Ведь он-то знал, о ком ведёт речь зять! Натали и Марья Алексеевна!

— Это дьявол! Это не Кузьма Федотыч! Изыди! Вон! Вон пошёл! — закричала госпожа Флоренс. Князь Самойлов зазвонил в колокольчик, вошел слуга, до того ожидавший в соседней комнате с канделябром из пяти свечей.

— Ха-ха-ха! — прокатилось эхом, потом послышался звук захлопнувшейся форточки и всё затихло. Участники сеанса были столь напуганы и впечатлены, что не сразу заметили, что Марья Алексеевна почти без чувств и Натали еле переводит дыхание. Аким Евсеич какое-то время неподвижно сидел рядом с дочерью и, не мигая, смотрел в одну точку на столе.

Тут вошёл другой слуга и, поскольку ничего из происшедшего не видел, то совершенно спокойной просил пожаловать в столовую на вечерний чай. После чего направился к закрытому шторой окну, чтобы открыть его и проветрить помещение. Но госпожа Кук остановила слугу, попросив немедленно принести воды для дам, готовых вот-вот упасть в обморок. А остальными делами заняться позже.

Выйдя из комнаты последней, госпожа Флоренс рассудила:

— Кто бы это ни был, это злой дух. С такими лучше не общаться.

— Я узнала по голосу, — еле слышно заговорила Натали, — это был Кузьма Федотыч. — Я и дыхание его почувствовала.

— Натали, успокойся, Натали. Это твоё воображение разыгралось. Впредь будем осмотрительней, после всего пережитого, не стоит тебе подобные опыты посещать! У меня у самого кровь в жилах стынет от таких картин! — попытался успокоить дочь Аким Евсеич.

— Ну да, а чего вы хотите? — заговорила Марья Алексевна. — Тут всем известно, что Кузьма Федотыч, умерев, превратился в вампира! Вот и злобствует. Планида его такая.

— Да, да! — поддержала княгиня Самойлова. И стала, волнуясь, дрожащим голосом пересказывать, как была очевидицей его попытки выхода из могилы!

— Друзья, дорогие мои, ну что вы, в самом деле? Нисколько чувств Натальи Акимовны не щадите? — наклонился к Натали граф Немиров.

И все повернулись в сторону Натали. Перед ними была самая настоящая вдова вампира!

— Говорят, он к вам с того света приходил, желая забрать с собой? — задала вопрос госпожа Флоренс. — Вы не волнуйтесь, милочка. Я поставлю вам защиту, чтобы больше он вас не беспокоил. Цена этой защиты… э… — она посмотрела на Акима Евсеича, и в этот момент раздался грохот из комнаты, где только что проводили сеанс.

— Такую красоту и я бы не оставил, — успел шепнуть Натали граф Немиров, так и не отходивший от неё.

— Не уймётся никак! — возмутилась госпожа Кук и решительно направилась назад, но навстречу, прихрамывая, вышел всё тот же слуга, который намеревался навести в комнате порядок.

— Не пугайтесь! Я усмирю воинствующий дух вампира! — кивнула Флоренс Кук.

— Погодите, я свечи зажгу. А то, как только окно открыл, ветер дунул, свечи-то и потухли. Я уж и не разобрал, за что запнулся, показалось вроде какая-то веревка. Да откуда ей взяться? А может в бахроме штор запутался, Бог его знает, — оправдывался слуга. — Простите великодушно.

— Я когда готовность комнаты к сеансу проверяла, никаких верёвок не видела. Это всё проделки злобного духа! — Авторитетно заявила мадам Кук. И вошла в комнату, строго наказав никому за ней не следовать. Мало ли что может натворить злобствующий вампир? Надобно убедиться, что изгнан вон! А то слугу уже достал! Да ни у кого и особого желания идти следом за ней не обнаружилось. По комнате плыл расслабляющий аромат подогретого красного вина и великолепной закуски.

После обильного и изысканного угощения, все постепенно пришли в спокойное расположение духа. Но время было позднее, если не сказать ранее, потому что сеанс начался за полночь, да пока вызывали Кузьму Федотыча, потом приходили в себя, потом лёгкий перекус с подогретым вином, вот и получилось, что за окном на заднем дворе уже питух прокукарекал. Значит, скоро солнышку вставать, а господам ещё до дома добираться. И было собрались гости разъезжаться, да Марья Алексеевна спохватилась:

— Аким Евсеич, будьте любезны, задержитесь буквально на минуту. Мой супруг Кирилл Романович, желает с вами побеседовать.

— М… да-с? Я вас слушаю. — Постепенно, в течение этой ночи Аким Евсеич от сострадания и чувства вины к мужу Марьи Алексеевны перешёл к злости, непонятной, необъяснимой толком, но разрывающей душу. А ведь это он, Аким Евсеич, виноват перед Кириллом Романовичем, а не наоборот. Но этот хилый, потный франт имеет полное право обнимать и… быть с Марьей Алексеевной, которую обижает, унижает! Он ей противен! Она сама рассказывала это Акиму Евсеичу! Но сегодня они будут в одной постели! А ведь она ждёт ребёнка Акима Евсеича, и муж тут ни при чём!

— Простите? Ночь на исходе, вы устали. — Кирилл Романович промокнул платком вспотевший лоб.

— Да, да, я слушаю вас. — Взял себя в руки Аким Евсеич.

— Моя супруга рассказывала мне о вас, как о честном и умелом управляющим её усадьбой. Говорила, что дом буквально преобразился. Я, конечно, понимаю, что доходов там еле хватает на его содержание, она обращалась ко мне за материальной поддержкой, сетуя, что вы неизвестно как выкручиваетесь…

Аким Евсеич окончательно сбился с толку. К чему вёлся этот разговор?

— Так вот, наш дворец… э… несколько запущен. И жена рекомендовала мне вас как управляющего ремонтом. Нет, нет! Я не в коем случае не хочу принизить ваше положение в обществе… но мне нужен человек, который будет распоряжаться выделенными на ремонт средствами. Насколько возможен наш дальнейший разговор на эту тему?

Аким Евсеич перевёл взгляд на Марью Алексеевну. А та о чём-то оживленно беседовала с хозяйкой, потом будто почувствовав взгляд, повернулась в их сторону:

— Ну как, дорогой, вы договорились?

— Аким Евсеич пока ничего не ответил.

— Аким Евсеич, ну как же так? Неужели откажите в помощи своей бирючинской соседке?

— Я… подумаю.

Удивлённый и обиженный взгляд, брошенный украдкой в его сторону Марьей Алексеевной, заставил его язык сказать нечто другое:

— Я очень занят, вот и опасаюсь не успеть.

— Ну, вот и замечательно. Значит, встретимся и обговорим условия. Ведь практически вы будите распорядителем немалой суммы денег.

Усаживаясь в свою пролётку рядом с Натали, Аким Евсеич готов был рвать и метать. Никогда в жизни такого сумбура чувств в его душе не происходило. И только выработанная годами сдержанность позволяла не показывать вида.