Далекие острова

Август 1913 года выдался жарким. Стояла сухая, засушливая погода, дождей почти не было. К полудню духота становилась невыносимой. Город опустел. Зажиточные горожане перебрались на дачи и загородные виллы. Обычно сочная зелень в парках и скверах пожухла, трава выгорела. Люди стали угрюмые и раздражительные. В столице пахло гарью, в пригородах от жары горели торфяники и, хотя пожары случились далеко от городской черты, дым достигал центральных улиц.

19-го, в воскресенье, в дверь моей квартиры постучали. Служанка ушла с детьми на прогулку и мне пришлось открывать самому. Курьер, отставной военный, одетый в поношенный зеленый сюртук, принес пакет. В темноте прихожей я не сразу понял кто это, принял его за торговца, и уже хотел захлопнуть дверь, но он вытянулся и отрапортовал:

— Курьерская служба адмиралтейства! Пакет господину супер-лейтенант- моринеру Буру.

Я взял конверт из твердой коричневой бумаги, отблагодарил посыльного медной монеткой и закрыл дверь.

На гербовой бумаге стояло число, время и должность офицера, к которому мне надлежало явиться. Если Вас вызвали в адмиралтейство, готовьтесь к переменам. Эта старая поговорка была хорошо знакома гвардейским офицерам, расквартированным в столице.

— И что ты собираешься делать?

Мы с Бадом сидели в маленьком неприметном кабачке на Ремесленной улице и пили ледяное светлое пиво из высоких стеклянных кружек. В зале было сумрачно и прохладно.

— А, что я могу сделать? Пойду на прием.

Бад ухмыльнулся. Он был без формы, в легком льняном светлом костюме. Шляпу он небрежно, по-хозяйски, положил прямо на стол.

Пиво было хорошее. Официант принес креветки и соленое печенье.

— Нечего себя накручивать, — Бад допил первую кружку и поднял руку, чтобы принесли еще, — Ничего там с тобой не сделают. Что они вообще могут с нами сделать? Спишут на берег. Отправят на гражданку. Подумаешь, горе какое.

От визита в адмиралтейство я не ждал ничего хорошего. После смерти моего друга и благодетеля адмирала Крола, выстроенная им военная машина рассыпалась, как карточный домик. Офицеров, которых он заметил и привлек в столицу, срочно отправляли в дальние гарнизоны, интендантов арестовывали прямо на рабочих местах, военное имущество под шумок разворовывали, а отлично подготовленные боевые части отправляли строить дороги на дальних островах. Все хотели пристроить на завидные должности своих родственников и друзей. Так уж повелось, что новый адмирал сразу заменял гвардейских офицеров. Новая метла по-новому метет. Приглашения для беседы я ждал со дня на день и даже начал волноваться, почему его так долго нет. И вот, дождался.

— Не хочу на гражданку, — ответил я, — мне нравится жить в столице и у меня хорошее жалование.

Помнишь, чем ты занимался до того, как попал на службу?

Бад кивнул, — стараюсь забыть.

— Вот и я тоже. Я не хочу возвращаться в контору.

— Есть шанс, что нас куда-нибудь переведут. Поедем служить на тихий, всеми забытый остров.

Бад хлопнул меня по плечу, — Не раскисай! Будем с утра до вечера рыбу ловить.

Я, супер-моринер-лейтенант Бур, командир 8 гвардейской десантной морины. Мне 34 года, у меня есть сын и дочь, и красавица жена. Большую часть своей жизни я провел на острове Хос. Это небольшой островок на севере, продуваемый жестокими ветрами. Когда я родился, моя семья выкупила большой участок земли на западном склоне, с виллой и садом. В старом доме нам стало тесновато. Старинная двухэтажная вилла называлась «Приют моряка». Она была в плохом состоянии и стоила дешево, поэтому нам удалось, продав собственный дом и потратив все сбережения, заплатить за нее сразу почти полную стоимость. В течении всего моего детства отец достраивал и перестраивал виллу. Он перекрыл крышу, пристроил веранду и сарай. Я привык играть на сложенных во дворе досках и бревнах. Я помню, как перекладывали печь и как перестилали полы в гостиной.

В семь лет меня отдали в гимназию. Последующие десять лет были самыми тяжелыми в моей жизни. Переступив порог этого учебного заведения, я сразу понял, что мне здесь не место, вцепился в подол маминой юбки и заревел, как пароходный гудок. Учитель начальных классов, господин Ус, спросил почему я плачу. Я ответил, что ненавижу гимназию и хочу домой. Учитель крепко взял меня за руку, отвел в класс и хорошенько выпорол. Так я понял, что даже, если тебе не нравится место, где ты находишься, лучше об этом никому не говорить. Потом меня пороли много раз, за дело и просто так, но никогда больше я не испытывал такого унижения, как в тот самый первый раз, когда я лежал на скамье для наказаний, прижатый крепкой рукой господина Уса, а над моими криками потешались одноклассники.

Видимо тогда что-то сдвинулось в моем сознании, потому что из тихого ласкового мальчика я вырос в хитрого, ленивого и изворотливого юнца, который списывал домашнее задание в туалете для мальчиков, воровал яблоки из школьного сада и однажды написал господину Усу в лакированные туфли.

После гимназии я поступил в местный захудалый университет на факультет искусств и на пять лет уехал из дома на соседний остров. Я приезжал на каникулы и праздники, и останавливался в комнате старшего брата, потому что, в мое отсутствие, для поддержания семейного бюджета, мою комнату сдавали всяким проходимцам. В университете я научился пить вино, делать умное лицо, говорить красивые слова и отрастил бороду.

После окончания университета я вернулся домой и загрустил. Мои знания на острове Хос никому не были нужны, а работать рыбаком или плотником мне не позволяла гордость. Год я бездельничал. Я хотел стать писателем, и даже написал роман, но он вышел на столько плохим, что пришлось его сжечь. Моя семья стала совершенно невыносима. Каждый день они заводили со мной разговоры о будущем, о женитьбе, о работе, о том, чем бы я хотел заниматься. Чтобы избегать этих скучных разговоров, я старался бывать дома, как можно реже, уходил рано, сразу после завтрака, а приходил поздно, когда все уже ложились спать. Целыми днями я слонялся по острову или сидел с друзьями, такими же бездельниками, как я, пропивая в кабачках деньги, которые им иногда давали родители. Во время своих бесцельных блужданий я познакомился с Эн. Она была из бедной набожной семьи, забитая своей грозной матерью, маленькая и беззащитная. Несколько месяцев мы встречались тайком, гуляли и целовались. Я даже не мог пригласить ее в кондитерскую, потому что денег у меня не было. Наверно, именно знакомство с ней, заставило меня отказаться от привычного образа жизни. Однажды, слоняясь по причалу, я увидел объявление о том, что грузовой компании требуется управляющий складом. Я пришел в контору и предложил свои услуги. Так я стал заниматься тем, что ненавидел всей душой, я стал считать. В гимназии математика была для меня самым невыносимым предметом. Я никогда не мог сосредоточиться, не желал решать задачи и стоя перед доской, обычно ощущал в голове легкий ветерок абсолютного безразличия. Меня взяли на работу, потому что из десяти претендентов у меня единственного был диплом о высшем образовании, и я понравился матери хозяина, которая контролировала всю работу конторы. Я чем-то напоминал ей умершего брата. Мне кое-что показали, кое-что я понял сам и так получилось, что на этой должности я проработал много лет. Мы с Эн поженились, у нас родились дети и наверно, мы прожили бы всю жизнь на родном острове, если бы не война.

Войны случались постоянно. Мой отец, мои деды и прадеды воевали, это было почетной и неотвратимой обязанностью каждого мужчины в возрасте от 18 до 55 лет. Два могучих государства Содружество свободных островов и Островная империя Вард люто ненавидели друг друга, а мы были маленькими бессловесными пешками в этой опасной и нелепой шахматной игре. Нелепой, потому что результатом многолетних войн становился захват кучки пустынных островов и нескольких рыбных банок, которые постоянно переходили из рук в руки. Силы враждующих государств были практически равны и добиться сколько-нибудь впечатляющего успеха не могла ни одна из сторон. Меня призвали в армию в первые месяцы войны, а день победы я встретил в звании супер-лейтенант-моринера. Для бедного дворянчика с дальнего острова, не имевшего даже собственного герба и никогда не учившегося в военной академии, сделать такую карьеру было великим чудом.

Вечером я показал письмо жене, и мы проговорили до часу ночи, пытаясь представить возможные последствия моего визита в адмиралтейство. Эн беспокоилась. Всю неделю офицерские жены только и обсуждали последние отставки и назначения. Они переживали не меньше мужчин. Многие раньше и не мечтали оказаться в столице, жить в домах с канализацией и горячей водой, ходить в лучшие театры мира, обедать в ресторанах для гурманов, одеваться у столичных портних и гулять по проспектам и набережным воспетыми знаменитыми поэтами и писателями. Это была совершенно другая жизнь, яркая, сверкающая словно обертка шоколадной конфеты.

Ночью мне не спалось. Лежа в темноте, я прислушивался к дыханию жены, тиканью часов, шагам ночной стражи и представлял, что я под водой, на самом дне океана, и надо мной проносятся удивительные рыбы и разноцветные медузы. Под утро я забылся коротким сном и увидел себя ребенком, играющим в яблоневом саду моего деда. Разбудила меня служанка, тихо постучала в дверь спальни. Осторожно, чтобы не разбудить жену, я встал, поцеловал ее в лоб, надел халат и направился сначала в ванную, а потом в столовую.

Колонка долго не зажигалась, иногда по утрам, был плохой напор воды. Я стоял босыми ногами на кафельном полу и ждал, когда из крана потечет горячая вода. За тонкой перегородкой, служанка грохотала кастрюлями, готовя завтрак и что-то напевала себе под нос. Вода стала медленно нагреваться, и наконец тонкая теплая струйка превратилась в нормальную струю кипятка. Я долго стоял под душем, прогоняя остатки сна.

На кухне аппетитно пахло свежезаваренным кофе и жареной рыбой.

Есть не хотелось, но я заставил себя позавтракать.

— Совсем ничего не кушаете, господин лейтенант — пожурила меня служанка.

— Вот и сынок Ваш все время отказывается. Уж не знаю, что ему такое приготовить, чтобы кушал. Может быть Вам яйцо всмятку сварить?

— Спасибо Мая. Вы золото. Что-то не хочется сегодня.

Я отодвинул чашку, встал и салфетка соскользнула на пол.

— Какой-то я сегодня неловкий.

— Не беспокойтесь, я все уберу. Желаете, что-нибудь еще?

Служанка подняла салфетку, аккуратно сложила и спрятала в карман передника.

— Нет, благодарю. Вы денщика моего кормили?

— Да кормила уже, кормила. Столько рыбы съел, думала лопнет.

— Скажите мне, когда будет половина седьмого.

— Хорошо, господин Бур- служанка сделала книксен.

Рожденная в деревне и выросшая среди рыбацких сетей, Мая была ответственной и не глупой. С любым поручением она справлялась легко и с удовольствием, не экономила на продуктах, не воровала, была чистоплотной и любила детей. Готовила она хорошо, хотя особенным разнообразием блюда не отличались. Моя жена первое время отнеслась к прислуге с недоверием, но потом привыкла и теперь души в ней не чаяла и ставила Маю в пример другим. С моим денщиком, который по долгу службы иногда приходил к нам по утрам, Мая ладила неплохо, кормила его завтраком, но относилась к нему без особой нежности, и считала дураком и неряхой.

После завтрака я закрылся в кабинете, выкурил сигару, написал короткую записку Баду, вложил ее в конверт, но заклеивать не стал, переоделся в заранее приготовленную, вычищенную и выглаженную парадную форму и надел перевязь с длинной позолоченной придворной шпагой. Темно-зеленый парадный френч ощутимо жал. Я переложил документы в нагрудный карман и застегнул негнущийся воротник. Деньги и ценные вещи решил не брать. Если меня сразу направят на новое место службы, а такое бывало, пусть хоть это немногое достанется семье. Несколько мелких монет на извозчика будет вполне достаточно.

В дверь кабинета постучали.

— Войдите!

Дверь тихонько приоткрылась.

— Господин лейтенант — робко прошептала служанка в узкую щелку: — Вам пора. Уже половина седьмого.

— Да, да. Иду.

Я провел рукой по коротко стриженным, рано поседевшим волосам, надел фуражку блинчиком и еще раз посмотрел на себя в зеркало. Грузный, тридцати четырех летний мужчина, слишком штатский для гвардейского офицера, с брюшком и мешками под глазами.

В узкой прихожей топтался денщик.

— Иди в казарму. Передашь эту записку лейтенанту Баду. Кроме него никому ее не показывай. Понял?

— Так точно! — он взял под козырек.

Четырехкомнатная квартира в центре досталась нам по бросовой цене. Моего предшественника срочно перевели в другой гарнизон и столичный рантье, уже привыкший к мгновенным перестановкам в офицерском составе, сдал квартиру за очень умеренную плату. Я спустился по узкой выщербленной лестнице, слушая за спиной буханье тяжелых сапог денщика.

На улице было свежо и тихо. Скоро утренняя прохлада сменится удушающим зноем, но пока еще дышалось легко, даже привкус гари в воздухе почти не ощущался. Горожане спали. Тротуары успели подмести и полить водой из шлангов, чтобы прибить сухую пыль. В щелях между булыжниками собирались мутные лужи.

Рыжий дворник складывал на ручную тележку ведра с мусором. Увидев меня, он прервал свое занятие и, сняв картуз, низко поклонился.

— Доброе утро, господин офицер.

— Здравствуй.

Пятиэтажный дом, в котором мы снимали квартиру, был построен в конце прошлого века на месте старинных торговых рядов. Окна спальни, гостиной и детской, выходили на Купеческую улицу, а из кабинета открывался унылый вид в темный двор-колодец. Мусоропровода в доме не было, поэтому вечерами, служанки выставляли ведра перед входом.

Мы с денщиком прошли вниз по улице и оказались на бульваре. Здесь уже появились первые прохожие. В тени каштанов лотошники расставляли свой нехитрый товар, мальчишки газетчики скучали на перекрестках, прижимая к животам плотные кипы свежих газет, остро пахнущих типографской краской. У гостиницы «Волна» стояли рикши и пролетки. Извозчики курили и болтали сидя прямо на тротуаре. Двери и окна гостиничного ресторана были открыты. На кухне готовили завтрак. Было видно, как суетились повара. Под яркой вывеской стоял дородный швейцар в красной ливрее. Пахло жаренной рыбой и кофе.

От группы отделился извозчик. Маленький и верткий, в мятой клетчатой кепке с большим козырьком, он прихрамывая побежал ко мне, видимо была его очередь сажать седока.

— Господин офицер! Пожалуйста, ко мне! Довезу быстрее ветра!

Я забрался в пролетку.

— В адмиралтейство.

Мне было не удобно в слишком тесной парадной форме, и я все никак не мог пристроить шпагу, пока, наконец, не поставил ее между ног, немного сдвинув ремень. Город просыпался. Хозяева магазинов открывали ставни и писали на грифельных дощечках мелом скидки на уцененный товар, официанты выносили на тротуары столы и плетенные кресла, зеленщики раскладывали овощи на деревянных прилавках. Через час улицы заполнятся народом, и хорошенькие служанки с корзинами отправятся за покупками.

Пролетка проехала по бульвару и выскочила на площадь Потерянных душ, потом свернула на улицу капитана Дека, и наконец оказалась на Площади адмиралов.

— Останови у главного входа.

Мы описали полукруг, проехали мимо фонтана, в котором могучий бронзовый Анну уже триста лет разрывал глотку морскому дракону и пролетка остановилась у тяжелых чугунных ворот. Я спрыгнул с подножки и сунул извозчику, в протянутую руку, мелкую серебряную монету.

— Спасибо, господин офицер!

Я вошел в ворота, мимо охраны в вызолоченных касках, застывших словно статуи, прошел по широкому двору, вымощенному черной и серой прямоугольной плиткой, которая образовывала рисунок герба Содружества свободных островов и оказался перед массивной дверью из моренного дуба.

— Помоги мне великий океан, — пробормотал я и взялся за ручку.

По спине пробежал холодок, когда входная дверь захлопнулась за мной.

Я отметил у охраны пропуск, быстро прошел через парадный зал, поднялся по главной лестнице и вошел в центральную приемную, где на стульях, покрытых вишневым бархатом, ждали своей очереди посетители: пожилой морской капитан, двое штатских, совсем молодой егерь-лейтенант и лейтенант артиллерист. Я отдал честь.

— Доброе утро, господа!

— Доброе утро! — лейтенанты поспешно встали и отдали честь, штатские затравленно посмотрели на меня и кивнули, один тут же стал что-то быстро нашептывать на ухо другому. Седой капитан вяло козырнул и отвернулся.

До полудня просителей в адмиралтейство не пускали. Все, кто сейчас ожидал своей очереди, были приглашены для беседы. Раньше прием начинался в девять. Новый адмирал, который был назначен командующим центрального округа неделю назад, изменил распорядок дня. Для многих — это стало неожиданностью, говорят некоторым чиновникам досталось за опоздания. Адмирал был молод, энергичен, и ему нужно было проявить себя, так что спокойная жизнь адмиралтейства закончилась.

Из-за тяжелой бархатной портьеры не слышно появился помощник коменданта, похожий на рыбу-молот, сухой и прямой, как палка, аксельбант на его плече напоминал коровий хвост.

— Здравствуйте, господин супер-лейтенант-моринер. Вам назначено? — прошелестел он так тихо, что мне пришлось прислушиваться.

Я отдал честь и сунул ему под нос пакет. Он помедлил, окинул меня с головы до ног ледяным, ничего не выражающим, взглядом, аккуратно развернул бумагу, медленно прочел и, кажется, даже пару раз перечел приказ, сложил лист пополам и убрал его в коричневую кожаную папку.

— Вас проводить или вы знаете дорогу?

— Я знаю куда идти, благодарю.

Двери распахнулись, я прошел длинным коридором и остановился у кабинета, который был мне отлично знаком. Совсем недавно его занимал покойный адмирал Крол. Адмирал скончался внезапно. Еще крепкий семидесятилетний мужчина однажды просто не проснулся. До самой смерти он хорошо себя чувствовал и делал по утрам зарядку, иногда по вечерам позволял себе выпить несколько рюмок коньяка. Мы с Эн очень тепло относились к нему.

Я без стука вошел в приемную. Здесь ничего не изменилось, только в левом углу появились дополнительные шкафы для документов. За столом сидел секретарь адмирала, егерь-лейтенант Муки. Он приходился адмиралу дальним родственником и был, несмотря на офицерские погоны, всего лишь смешным восторженным мальчишкой. Он сразу вскочил и бросился ко мне, на ходу отдавая честь.

— Господин супер-лейтенант! Как я рад Вас видеть!

— И я рад Вас видеть, Муки. Не ожидал Вас здесь застать.

Он сразу погрустнел.

— Меня переводят, только пока не знаю куда. Говорят приказ уже подписан и лежит в канцелярии. Передаю дела.

— Нового секретаря видели?

— Нет еще. Говорят, очень достойный молодой офицер.

— Ну-ну. А адмирал?

Взгляд Муки остекленел.

— Адмирал Мец герой войны, великий флотоводец. Он выдающийся человек.

— Конечно, конечно. Я нисколько в этом не сомневаюсь.

Я посмотрел в окно. По площади конвой вел пожилого интенданта без погон, руки он держал за спиной и шел, как-то слишком прямо. Я отвернулся.

— Вам назначено на восемь?

— На семь тридцать.

— Странно. Адмирал еще не принимает в это время, но он уже здесь, я сейчас доложу.

Муки постучал костяшками пальцев, открыл дверь и зашел в кабинет. Я увидел за его узкой спиной лиловую портьеру и угол портрета в золоченной раме. Дверь закрылась. Послышались приглушенные голоса. Разобрать ничего было нельзя.

Муки вернулся очень быстро.

— Еще не принимает, — сказал он и виновато улыбнулся, — хотите чаю или кофе?

— Нет, благодарю. Не беспокойтесь, Муки. Надеюсь, что вопрос со мной будет решен быстро и четко — по-морскому.

Я сел на жесткий стул, откинулся на спинку и постарался расслабиться. Ничего не получилось. Очень хотелось курить. В голову лезли тревожные мысли. Ну, что они мне могут сделать? Отправят в дальний гарнизон или на «базу подскока». Отвратительно конечно, но служба есть служба. Или вообще уволят в чистую, без пенсии.

Я вспомнил остров Хос. Фруктовые сады, старые домики из красного кирпича, три таверны, кондитерская, деревянные магазины и лавки, церковь, гимназия, склады и порт, вот и все достопримечательности. Вся моя жизнь была связанна с этим островом, но на родину я не торопился. Мне не хотелось терять жалование гвардейского офицера и уезжать из столицы. За последние годы я успел отвыкнуть от гражданской жизни, штатской одежды и тоскливых семейных обедов, на которые нельзя было опаздывать. Правила в нашей семье устанавливала бабушка. Словно старый адмирал, она восседала на своем стуле с резной спинкой и управляла виллой. Даже мой отец, человек грубоватый, далекий от нежностей и сантиментов, не решался ей перечить. Все должны были вставать в семь утра и завтракать в столовой, обед был в два часа, ужин в семь. Уносить еду в комнату нельзя, если опоздаешь на завтрак, будешь ходить голодным до обеда. Таковы были правила и они никогда не менялись, чтобы не случилось, даже в день смерти моего деда все должны были есть по расписанию. Моя бабушка была строгой, но мудрой женщиной и, если не считать многих придуманных ею бессмысленных правил, которые всю жизнь ужасно раздражали меня, жизнь в семье протекала мирно. По крайней мере мы никогда не знали нужды.

Муки что-то напряженно писал. Иногда он так увлекался, что вытягивал губы дудочкой, в другой раз начинал что-то шептать, потом прерывался и с задумчивым видом смотрел в окно. Часы в углу сухо щелкали. Меня никто не вызывал.

Я встал и прошелся по приемной, чтобы размять затекшие ноги. Часы пробили девять.

Муки встрепенулся: — Может быть чаю?

Он всем своим видом показывал, как ему неловко, что такой блестящий офицер вынужден ждать в приемной.

— Нет. Спасибо. Ничего.

Я подошел к окну и стал смотреть на площадь.

Я познакомился с адмиралом Кролом четыре года назад, когда нас, шестерых выпускников срочных офицерских курсов, отправили на фронт. На старом складе, где временно разместили штаб, горели бледные переносные фонари и сновали порученцы. Мы стояли у стены и смотрели, как высокий худой адмирал что-то объяснял, склонившимся над картой офицерам. Они говорили тихо, и расслышать что-нибудь было совершенно невозможно.

— Может быть на наших глазах вершится история, — сказал Гум. Он был школьным учителем, ему тоже было тридцать и его призвали на три дня раньше меня. Нескладный и лопоухий, с хроническим плоскостопием, он был посмешищем на курсе и не вылезал из нарядов, но его патриотического духа хватило бы на целый взвод. — Вот сейчас они придумают нечто такое, что опрокинет вардов в океан и война закончится.

— Ты говоришь, как проклятые проповедники у нас в казарме. Противно слушать. — прошипел Даб, маленький и кругленький, словно колобок, он вырос в долинах Кола, любил лошадей и хорошо играл на гитаре, скрашивая наши тоскливые вечера в казарме. Служить он не хотел, и дома, долго прятался от коменданта, пока однажды не напился в кабачке и не проснулся уже на призывном пункте.

— Лучше бы они придумали, как нам остаться в живых.

— Прекратите, — громко воскликнул Гум: — Вы не патриот!

Есть такие люди, которые всегда говорят громко, чтобы их заметили. Гум очень хотел стать героем. Он не пил, не курил и никогда не был женат.

Адмирал оглянулся. Ему было плохо нас видно, стена, у которой мы стояли, почти не освещалась.

— Эй, тихо там! — прикрикнул он: — мешаете!

— Заткнитесь, патриоты хреновы — прошипел Гор, самый старший из нас. Ему было сорок лет и он решил, что в первом же бою, прострелит себе ногу, чтобы демобилизоваться.

— А то сейчас отправят нас на передний край. Глотнем водички по самую макушку.

Мы устали и ужасно трусили. Вырванные из привычной жизни, сугубо штатские люди, мы попали на трехмесячные офицерские курсы благодаря тому, что закончили гимназию. Была объявлена повальная мобилизация. Выпускников военно-морской академии не хватало. Дети из богатых и знатных дворянских родов не торопились на передний край. Они старались остаться в столице или в хорошо защищенных крепостях внутренней линии обороны. Нас они презирали и считали людьми второго сорта. В десантные операции старались бросать выпускников офицерских курсов и набранных на службу крестьян. Рядовые должны были уметь стрелять, колоть штыком и пользоваться абордажным кордом. Офицеров учили фехтовать, стрелять из всех видов оружия, гонять солдат в атаку, бегать по полосе препятствий и кидать ручные бомбы. Нас тренировали злобные офицеры инвалиды на маленьком острове, продуваемом всеми ветрами. Потом нам выдали старую форму без знаков различий, сухой паек на неделю и отправили на войну. Неделя на перегруженном десантном корабле, всего две остановки в походе, условий никаких, спали по очереди прямо на полу, в нужник записывались с утра, чтобы попасть к вечеру. Огромная военная машина требовала все больше солдат и офицеров. С отдаленных островов на старых, кое-как отремонтированных кораблях, нас везли, словно сардин в банке. Говорят, некоторые умирали по дороге. Мы были грязные, голодные и не хотели воевать. Все кроме Гума. Он хотел получить орден. Я хотел вернуться к жене и детям.

Меня не интересовала война, никогда не тянуло к оружию, и когда за мной пришел комендант, я чуть не упал в обморок.

— Вам плохо? — спросил он, когда увидел, что я не могу расписаться в повестке.

— Да, — ответил я: — что-то не хорошо.

— Присядьте, — сказал комендант: — Вам еще крупно повезло. У Вас есть образование. Вы будете офицером.

Я опустился на стул в прихожей и наконец смог поставить подпись.

Совещание закончилось, и штабные офицеры разошлись. Адмирал, в сопровождении двух адъютантов, подошел к нам. Наступление остановилось, снабжение запаздывало, острова требовали людей и боеприпасов, транспортных судов катастрофически не хватало. Адмирал не спал вторые сутки и был не в духе.

— Кто такие? — спросил он жестко.

Он был высокий, худой, сутулый, с длинным носом и походил на цаплю.

— Пополнение, господин адмирал, моринер-лейтенанты — сопровождающий нас лейтенант вытянулся по струнке: — Прибыли из лагеря Заух для прохождения службы.

— Кто такие? — второй раз спросил адмирал.

Сопровождающий вытянулся еще больше и молча вращал глазами, не понимая вопроса.

— Какой род войск? — подсказал адъютант.

Сопровождающий шумно выдохнул: — десант, господин адмирал.

Адмирал не мигая смотрел на нас.

— Что, моложе не нашлось? — не к кому конкретно не обращаясь, спросил он: — одеты, черт знает во что. Распределить по моринам, переодеть, выдать оружие и накормить, — он еще раз окинул нас взглядом, вздохнул, повернулся и уже на ходу бросил: — перебьют всех к морскому дьяволу.

Нас отвели в казарму, выдали новую форму, погоны, револьверы, пачку галет на каждого и одну большую банку тунца на двоих, и разрешили помыться в бане. Так для меня началась война.

Всем Северным флотом командовал тогда престарелый адмирал Она. Ему было уже за семьдесят. Он был дурак и пьяница. На флоте его не любили и боялись.

Он разработал гениальную операцию по захвату двух слабо защищенных островов вардов и по его приказу срочно формировали новые десантные морины, которые должны были участвовать в штурме.

Десантная морина включает в себя три взвода по 20 человек, артиллерийскую команду, полевое орудие, две бомбарды с прислугой и лазарет. Нас, вновь прибывших офицеров, назначили командирами взводов в двух только что сформированных подразделениях.

19 августа нам выдали полный боекомплект: карабины Гока, револьверы, короткие абордажные шпаги, сухой паек; и погрузили на десантные корабли.

Ранним утром 20-го августа начался штурм.

Мой взвод оказался на правом борту десантного корабля «Грозный». Мы стояли, держась за леера, в полной боевой готовности и дрожали от страха. Из офицерского состава только командир подразделения и его заместитель были кадровыми военными и побывали в бою, все остальные были просто пушечным мясом.

Два десантных судна «Грозный» и «Адмирал Гот» мчались к вражескому берегу под прикрытием эсминца «Отчаянный».

Береговая артиллерии вардов молчала и нам уже стало казаться, что мы без приключений начнем высадку. Но на мелководье нас ждали две субмарины, которые атаковали сначала «Грозный», а затем «Адмирала Гота». Каждая субмарина была вооружена двумя торпедами, команда состояла из капитана и пяти моряков. Собственно, все они были смертниками, потому что, после пуска торпед, определить их местоположение не составляло труда, а тихоходные подводные лодки не могли уйти от ответного залпа корабельной артиллерии.

Первая торпеда прошла мимо, но вторая попала «Грозному» в левый борт. Нас тряхнуло так, что лязгнули зубы. С левого борта послышался шум. На носу кто-то закричал:

— Попали в нас! Попали!

Носовой орудие выстрелило. От грохота заложило уши. Потянуло порохом.

Движение судна замедлилось, корпус сотрясла судорога. Я крепче ухватился за леер, к горлу подступил комок. Мимо пробежали матросы из команды «Грозного», палубу заволокло дымом. Орудие еще раз ухнуло. Уши словно забило ватой.

В этот момент с берега ударила батарея вардов. Справа поднялся водяной столб. Нас окатило холодными брызгами.

Моринеры засуетились, бестолково вытягивая шеи и переминаясь с ноги на ногу, словно стая гусей. Я подумал, что мы слишком тесно стоим и, если на палубу упадет снаряд, сразу всем конец.

— Пригнуться! — закричал я: — Ниже! Ниже!

Моряки присели на корточки, кто-то закрыл голову руками. Ко мне протиснулся сержант-бомбардир из моего взвода: — Что делать, господин моринер-лейтенант? Подбили нас. Потонем все.

— Не потонем, — громко сказал я, — Ждем приказа, — потом притянул сержанта к себе и выдохнул в самое ухо: — Бери своих бомбардиров и займите место у лодки.

Сержант выпучил глаза, потом понимающе кивнул и отошел.

Еще несколько водяных столбов выросло справа. Сейчас вражеская батарея пристреляется и нам конец. Я обернулся, выискивая глазами командира, но увидел только испуганных моринеров, которые прижимались к переборкам в надежде, что те защитят их от прямого попадания снаряда. С кормы к нам пробирался Гум. Он был сосредоточен, красное в оспинках лицо нахмурено, он протискивался сквозь десантников, словно ледоход, разрезающий льдины.

— В левом борту пробоина — сообщил он мне.

— Командира не видел?

— Видел. Он пошел к капитану. Морской черт! Такая операция под угрозой! В штабе кто-то допустил роковую ошибку.

Палубу в очередной раз окатило брызгами. Я инстинктивно пригнулся.

— Хватит кланяться! — громко, чтобы слышали стоящие поблизости моряки, заявил Гум, глаза его горели: — варды отвратительные стрелки!

Я снял фуражку, стряхнул воду и опять надел, затянув подбородный ремень. Гум чертовски меня раздражал.

— Похоже, орден ты сегодня не получишь, — сказал я

— Дурак, — ответил он.

На носу появился офицер и несколько матросов из команды.

Десантники заволновались. Гум всех растолкал и подошел к морскому лейтенанту.

— Что происходит?!

— Десанту приказано покинуть корабль.

— Мы же не дошли до точки высадки! — возмутился Гум:

— Нас всех перебьют, пока мы до берега доплывем!

— У нас серьезные повреждения, мы тонем. — Лейтенант отвернулся от Гума и закричал: — Приготовиться к высадке! Лодки на воду!

Я подхватил его команду и тоже закричал:

— К лодкам! К лодкам! Приготовиться к высадке.

Началась давка. Мне кто-то наступил на ногу, толпа заволновалась, дрогнула и придвинулась к борту. Кто-то закричал. Я видел, как моринеры стали отталкивать матросов из команды и лезть в лодки. Кто-то упал в воду.

Я рванулся изо всех сил. Нужно было успокоить людей, организовать погрузку, попытаться найти место в лодке, но корабль уже охватила паника, люди обезумели. Неуправляемая толпа окружала меня со всех сторон. От ужаса закружилась голова. Мне не хватало воздуха. Я стал дергаться не в бок, а вверх, чтобы не задохнуться.

На носу «Грозного», что-то взорвалось. Палуба качнулась. Взвился огненный столб.

— Все! Конец! — выдохнул мне кто-то в самое ухо. Судно резко накренилось вперед и стало медленно заваливаться на левый борт.

Вся человеческая масса сдвинулась и стала съезжать вниз, ноги скользили по палубе, стало свободней и я рванулся, отчаянно толкаясь. Меня схватили за бушлат, но я вывернулся, не глядя, лягнул кого-то ногой и ухватиться за поручни. Передо мной темнело море, на воде болтались две лодки, они были почти пустые, моряки пытались отгрести подальше от корабля. Я видел, как кто-то из воды попытался ухватиться за борт, но его ударили по голове веслом. Воздух дрогнул и справа, неожиданно, вспухли гигантские водяные пузыри, они помчались кверху, лопнули и обрушились на палубу ледяными струями. Я огляделся. К лодкам было не пробраться, на палубе шла отчаянная борьба за жизнь. В этот момент я забыл обо всем на свете, о том, что я офицер, что я должен заботиться о своих подчиненных, я думал только о том, что берег слишком далеко, и я не доплыву. Мелькнула безумная мысль оставаться на корабле до последнего, но я тут же решил, что это не выход. Надо было спасаться. Справа из моря выступало несколько голых скал. Решение возникло мгновенно. В конце концов, на мне спасательный жилет. Я бросил карабин и ранец, снял бы и портупею, но она перетягивала спину крест-накрест и добраться до застежек под жилетом не было никакой возможности, поэтому я просто отстегнул патронную сумку и шпагу. Я оглянулся. Мне показалось, что в толпе я вижу лица десантников из моего взвода. Я взмахнул рукой и крикнул:

— Покинуть корабль! — потом зажал пальцами нос и прыгнул в воду, ногами вперед.

Вода показалась мне ледяной. Я захлебнулся, отчаянно молотя руками и ногами, выгреб на поверхность, и поплыл к скалам. Вокруг меня в воду падали люди.

В очередной раз, отталкиваясь ногами, я понял, что кого-то ударил.

Было очень страшно. Я чувствовал, как ужас и холод охватывают меня. Я молотил по воде, выбиваясь из последних сил, и захлебывался. Казалось, что скалы, к которым я так стремился, не приблизились не на метр. Но я продолжал упрямо плыть вперед. Если бы не жилет я бы уже давно утонул. Мокрая одежда и сапоги тянули на дно.

Правую ногу свело. Я понял, что через несколько минут умру и представил себя дрейфующим по морю, холодным и посиневшим. Кажется, я закричал, но в этот момент чьи-то сильные руки схватили меня за воротник бушлата и резко выдернули из воды. Я, почти ослепший от брызг, стал размахивать руками и уцепился за борт. Мне помогли вскарабкаться наверх. Я сидел на дне лодки, отплевывался и все никак не мог отдышаться.

Вокруг сидели мокрые и перепуганные моринеры. Командовал сержант-бомбардир, с которым я разговаривал на корабле.

Он был без фуражки, на лице ссадина. Склонившись ко мне, он подмигнул.

— Как Вы, господин лейтенант?

— Жив — с трудом выдавил я.

— Вот и хорошо. Спасибо Вам за совет. Успели лодку захватить. Мы к тем скалам идем — и он ткнул рукой куда-то в сторону: — Если не будет других приказаний.

— Не будет. — Я вымученно посмотрел на него и сел на скамью. Меня трясло. Зубы выбивали частую дробь.

— Выбрались, хвала океану, набились в лодку, как сардины в банку. А кораблю, похоже, конец.

Я смотрел на «Грозный». Корабль тонул. Над ним поднимался черный жирный дым. Капитанский мостик был разворочен. На палубе метались моринеры, которые так и не решились прыгнуть в воду. На корме пытались спустить лодку.

Возле корабля крутилась шлюпка, подбирая плавающих людей.

Еще две лодки уходили в море.

— А, где «Стремительный» и второй десантный корабль? — спросил я.

Мне никто не ответил.

Потом мы узнали, что «Адмирал Гот» тоже был торпедирован, но не затонул, уничтожил одну субмарину из носовой пушки и получил приказ отступить. Получив информацию о торпедной атаке, адмирал Она запаниковал и распорядился прекратить операцию и вернуться на базу. «Стремительный» разделался со второй субмариной, подобрал несколько шлюпок с «Грозного», поставил дымовую завесу и тоже ушел. «Грозный», команду и десант предоставили собственной судьбе.

Гребцы в нашей лодке оказались хорошие, и мы довольно быстро добрались до места. Скала, которая на морских картах называлась просто N0413, представляла из себя торчащий из воды гранитный зуб, обращенный к острову отвесной стеной, а к океану пологим откосом, с широкой и плоской, как стол, площадкой у самой воды. На скале гнездились бакланы и чайки, росла трава и несколько чахлых кустов.

Наша лодка причалила с подветренной стороны. Толкаясь и цепляясь за скамьи, моринеры полезли на берег. Многие, оказавшись на твердой земле, в изнеможении валились на траву. Я выбрался из лодки одним из последних, ноги дрожали, и я сел, чтобы никто этого не заметил. Хотелось лечь и не думать не о чем. Было очень холодно, и я понял, что нужно что-то делать, чтобы не получить воспаление легких. С невероятным трудом я стянул сапоги и вылил воду, никогда бы не подумал, что можно набрать столько воды в обычный сапог, потом негнущимися пальцами развязал завязки жилета, стянул его через голову, снял бушлат, френч и рубашку, отжал их, как мог, и опять надел на себя. Даже жилет натянул, он хорошо спасал от ветра.

Некоторые моряки, глядя на меня, тоже стали отжимать одежду, но большинство забилось под скалу, где меньше дуло. Они уселись прямо на землю, тесно прижавшись друг к другу для тепла.

— Всем отдыхать, — сказал я: — Сержант! Остаетесь за старшего. Я осмотрюсь.

— Слушаюсь, — сержант хотел козырнуть, но вспомнил, что потерял фуражку, рука так и застыла на пол пути.

С нашей стороны скала имела множество неровностей и при определенной сноровке, можно было забраться на самую вершину, что я и сделал.

Наверху оказалась не широкая площадка, на которой смогли бы уместиться не больше четырех-пяти человек. В лужах скопилась вода. Я попробовал — пресная. Ветер начинал стихать, выглянуло солнце. Я лег на живот и стал смотреть в сторону вражеского берега. Желтый пляж, лес, построек не видно. Подзорной трубы у меня не было, а невооруженным глазом ничего нельзя было разглядеть. У меня оставались только револьвер и фляга. У кобуры и чехла для фляги были слишком сложные крепления, поэтому я их не бросил.

Патроны отсырели, но в кобуре, в прорезиненном мешочке, хранился небольшой запас. Я достал 5 патронов, все, что было, и перезарядил револьвер. Правда, смысла в нем не было никакого, я мог разве что, застрелиться.

Сзади послышались шаги. Я оглянулся. Ко мне поднимался сержант. Он с трудом преодолел последние метры, и лег рядом.

— Как обстановка, господин лейтенант?

— Плохо.

Вражеская батарея прекратила огонь. «Грозный», сильно накренившись, дрейфовал в сторону вражеского острова. На палубе суетились люди.

— Нет, лейтенант, это у них плохо, а у нас хорошо. Мы уже отвоевались. Можем отсидеться.

Я повернулся к сержанту. Он улыбался.

— Рано радуетесь, — ответил я: — мы в двух шагах от вражеского берега. Думаю, что очень скоро за нами пришлют десант.

— Вы думаете? — улыбка сержанта поблекла. Он все еще радовался своему спасению и надеялся, что на сегодня, война для него закончилась.

— Я думаю, что варды нас в покое не оставят. Они попробуют захватить или потопить Грозный, а потом доберутся до нас.

Сержант помрачнел и отвернулся.

Прямо над нами носились чайки и громко кричали, стараясь отогнать людей от гнезд, в которых удобно лежали пятнистые, словно раскрашенные, яйца. Светило солнце и вражеский берег казался тихим и безмятежным.

Сержант потер ладонью лицо и тихо сказал, глядя куда-то в сторону:

— Может, в плен сдадимся?

— Не думаю, что мы им очень нужны. И потом. Знаете, что варды делают с пленными?

Сержант кивнул и помрачнел еще больше. Слухи ходили разные, но на базе, перед отправкой, рассказывали историю о том, как на захваченном острове нашли десятки наших пленных умерших от голода и пыток.

— И что нам делать? Может попробуем добраться до своих?

Я оглянулся назад. Море сверкало на солнце. Дымовую завесу снесло и видно было, как наши корабли уходят на запад.

— Они уходят. Нам их уже не догнать.

Сержант сунул руку в карман под жилетом, достал пачку солдатских папирос и протянул мне.

— Хотите?

— Не откажусь, — я с благодарностью взял папиросу, моя пачка промокла, и я ее выбросил.

Мы лежали на нагретых камнях и курили. Я снял фуражку. Солнце грело голову, мокрую спину и ноги.

Сержант курил жадно, глубоко затягиваясь, окурок он отшвырнул со злостью, далеко в море.

— Значит нас всех здесь убьют? Не хочу умирать. Только не здесь. Уж лучше в море утонуть.

— Давайте не будем паниковать. Адмирал Она уже отрапортовал, что мы захватим остров в ближайшие сутки, значит наши вернутся, возьмут подкрепление и вернутся. Нам нужно только продержаться, какое-то время. Может быть все не так страшно. Возможно варды нас не заметят или у них найдутся дела поважнее.

Сержант недоверчиво покачал головой.

— Но нам нужно приготовиться к самому худшему. Ступайте вниз и распорядитесь собрать все продукты и воду, и пересчитайте людей, оружие и боеприпасы. Я пока побуду здесь.

— Слушаюсь, — буркнул сержант и начал спускаться вниз.

На вражеском берегу началось, какое-то шевеление, появились люди, как мне показалось несколько десятков. Они вышли из леса и подошли к самой воде. Я напрягал зрение, как мог, но разглядеть чем они занимаются, не получилось.

Солнце палило во всю, и я стал согреваться, по крайней мере, меня больше не трясло. Я несколько раз прикладывался к фляге и подолгу пил.

— Господин, маринер-лейтенант.

Я обернулся. Ко мне поднимался сержант.

Я надел фуражку и стал спускаться.

— В чем дело?

— К нам лодка плывет.

Я смотрел на море. Действительно, к острову приближалась десантная лодка.

— Ну, пошли посмотрим. Людей пересчитали? Что с оружием, с едой?

Пока мы шли вниз, сержант успел доложить.

— На острове восемнадцать человек вместе с Вами. Оружие побросали, когда бежали с корабля. Всего 5 карабинов, патронов около сотни, четыре заряженных корда, есть бомбарда и три бомбы. Из еды, восемь банок консервов и пять пачек галет, все остальное промокло.

— Не густо.

— Господин маринер-лейтенант, что там варды? Видно что-нибудь?

— Ходят по берегу.

При виде лодки моринеры оживились. Почти все подошли к самой воде, только несколько человек, остались сидеть под скалой.

— Как настроение, моряки? — громко и нарочито бодро спросил я.

— Боевое, — проворчал кто-то.

Я оглянулся и в упор посмотрел на моринеров. Несколько человек отвели глаза, но один встретил мой взгляд с нагловатой злобной искоркой в глазах. Я сделал вид, что ничего не заметил.

— Это хорошо! Приготовиться к приему гостей!

Видно было, что шлюпка переполнена. Высокий офицер на носу махал нам рукой.

— Это та лодка, что собирала людей из воды.

— Нам тут всем места не хватит — сказал сержант и плюнул в воду.

— Хватит. Может быть, у них еда есть, — ответил я: — без припасов мы тут долго не протянем, а нам еще наши корабли дождаться надо.

— А они будут наши то корабли? — спросил маленький чернявый моринер, в бушлате с разорванным воротом.

— Будут, — ответил я: — только надо подождать.

— Вот влипли, твою мать, — сказал кто-то: — хорошо хоть варды не стреляют.

Я повернулся к морякам, стараясь стать так, чтобы меня видели все.

— Мы не влипли. Мы попали в трудную ситуацию, из которой есть выход. За нами вернуться. Незачем себя хоронить раньше времени, — резко сказал я: — Все отжали одежду? Здесь врачей нет, так что, если заболеете, помогать будет некому.

Говоря про врачей, я оказался не прав. Когда к скале причалила лодка, и незнакомый офицер спрыгнул на камни, оказалось, что он военный врач.

— Младший лейтенант медицинской службы Сол, — отрекомендовался он и отдал честь. На вид ему было лет 30. Он был худой и высокий, в ладно пригнанной форме, затянутый в новую хрустящую портупею.

В момент торпедирования, доктор со своей санитарной командой оказался на корме, где приказ «покинуть корабль» услышали раньше всех и сразу полезли в лодки, так что у них с собой оказался полный комплект медикаментов, сухие пайки, патроны и оружие.

Когда люди высадились, на скале сразу стало тесно и шумно. Моринеры доставали кисеты, делились папиросами и табаком. Многие из тех, кого привез доктор, были ранены или обожжены. Было двое тяжелых. Я распорядился, чтобы раненых перенесли из лодки на землю. Моряки с радостью кинулись выполнять приказ. Появление пополнения странным образом воодушевило людей.

Мы отошли в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.

— Говорите потише, — попросил я: — положение тяжелое, не хочу, чтобы моринеры нас слышали.

— Да. Конечно, — тихо ответил он: — Мы хотели уйти за кораблями, но на воде было слишком много раненых и тонущих. Стали спасать, а потом уже увидели вас.

— Много спасли?

— Лодка перегружена, всего 20 человек вместе с моей командой. Извините, очень хочется курить, — доктор достал из кармана френча и стал набивать маленькую трубочку.

— Это точно, — ответил я.

— Хотите?

— Спасибо.

Доктор закурил, выпустил струю дыма и передал мне трубку. Табак у него был очень хороший. Мы немного помолчали, глядя на море, стараясь не смотреть в сторону тонущего корабля.

— Нам повезло. Соседняя лодка застряла, что-то заело и ее так и не смогли спустить на воду.

— Бывает, — сказал я, — мне кажется, что нам всем сегодня очень повезло. Всем, кто спасся.

— Да, — ответил доктор: — Пожалуй. Вы здесь единственный офицер. Я не в счет, как говорят на флоте — швабра. Что Вы собираетесь делать?

— Вы не кадровый военный?

— Я дантист. А Вы?

— Управляющий складом.

— Понятно. Но Вы все равно старше меня по званию.

Я кивнул. На самом деле я с трудом представлял себе, что нужно делать и чем все это может закончится. Доктор молча смотрел на меня и ждал приказаний.

— Не знаю, что Вам сказать. Давайте подумаем. На скале нам всем конец. Припасов нет, укрытия нет, организовать нормальную оборону мы не сможем. Думаю, что очень скоро варды пришлют за нами десант или просто расстреляют из пушек.

Доктор вздохнул: — Эта земля представлялась мне спасением. Наверно, надо было забирать раненых и постараться догнать корабли.

Чайки истошно орали над головой. Я в упор посмотрел на лейтенанта.

— Еще не поздно.

Он нервно дернул головой и твердо ответил.

— Без приказа я не уйду.

Я снял фуражку, провел рукой по волосам и опять надел.

— Извините. Я не хотел Вас обидеть. Я только что тонул в море и не хочу туда возвращаться. Меня сейчас в лодку и хлебом не заманишь. Думаю, что на этом острове таких, как я большинство. Предлагаю следующее, все желающие садятся в лодки и отправляются догонять наши корабли, те кто останется будут защищать эту скалу до подхода подкрепления. Вы готовы возглавить поход?

Доктор задумался.

— Не знаю, — протянул он: — я готов плыть, но не хочу оставлять Вас здесь. Давайте попробуем рассадить всех и уйдем вместе.

— Бросьте доктор. Десантная лодка рассчитана на четырнадцать человек. У нас две лодки и тридцать восемь человек, из которых два тяжело раненных. Все не поместимся. Даже маленькая волна сможет нас утопить.

Доктор внимательно посмотрел на меня.

— Да-да. Я понимаю. Хорошо. Я сделаю, как скажете. Какие еще будут приказания?

— Я заберу у ваших моряков оружие и патроны. Вам в лодке они ни к чему, а мне пригодятся. И еще, нужно накормить людей. Оставшуюся провизию разделим поровну, между теми, кто уплывает, и теми, кто остается.

— Конечно. У нас в лодке, слава океану, оказался спасательный набор, вода, сухой паек и бочонок с водой, и даже, кажется, котел есть.

— Отлично. Можно попробовать накормить людей горячим.

Я позвал сержанта, приказал соорудить костер и приготовить обед. Через минуту моринеры притащили из лодки большой походный котел, нарубили ножами и вырвали руками все имеющиеся на острове кусты и разожгли маленький чахлый костерок, которого хватило только на то, чтобы приготовить из рыбных консервов и воды из бочонка, жалкое подобие супа. Был он чуть теплый, дрова прогорели очень быстро. Суп ели прямо из котла, закусывали галетами, особенно прожорливых осаживали, следили, чтобы хватило на всех. После еды, я объявил привал.

Люди повеселели. Собравшись у остатков костерка моринеры травили байки, кто-то прилег поспать.

Доктор, сержант и я поднялись на скалу и устроили военный совет.

Собственно, обсуждать нам было нечего. Сержант наотрез отказался оставаться на острове, и я назначил его командиром второй лодки. Продовольствие и воду решено было разделить на три равные части. Все карабины я забрал. Мы дали моринерам отдохнуть ровно полчаса, потом спустились и объявили о своем решении.

На острове, со мной, остались восемь добровольцев, в том числе бомбардная команда из моего взвода. Всем нам казалось, что лучше умереть на твердой земле, чем захлебнуться.

Перед уходом, сержант дал мне 3 папиросы, а доктор, смутившись, протянул мне подсумок с десятью револьверными патронами.

Лодки ушли четыре часа назад. Я сидел на выступе скалы, докуривал вторую папиросу и смотрел, как «Грозный» дрейфует в сторону вражеского острова, на нем еще оставались люди.

— Интересно, — сказал сидящий рядом моряк: — их варды в плен возьмут или потопят?

— Видишь, не стреляют, — ответил другой: — наверно хотят живыми взять.

— А зачем им живые? Живых надо кормить, поить, поселить где-нибудь. Проще утопить.

— Поглумятся и кончат, — сказал высокий конопатый моринер. Он осматривал свой карабин, вставил патрон и щелкнул затвором.

О плене говорили часто. Его обсуждали и в офицерский кают-компаниях, и в арестантских ротах, некоторым он казался единственным спасением, некоторых от одной только мысли о нем, бросало в дрожь. В газетах писали, что варды любят издеваться над пленными, пытают их и убивают. Была ли это правда или военные корреспонденты старались таким способом разжигать в нас ненависть к врагу, я не знал. Но оказаться в плену мне не хотелось.

— Да ладно, — отмахнулся пожилой моринер: — Что они не люди что ли? Не верю я, что они пленных убивают. Наверно заставляют работать, может кормят мало, ну побьют еще. А про пытки и убийства это все выдумывают.

— Ну, вот посмотришь, когда к ним попадешь. Посадят тебя на кол на берегу, чтобы издалека было видно и будешь голой жопой светить, вместо маяка.

Мне надоела матросская болтовня. Болела голова. Я привалился к нагретому камню и закрыл глаза. Одежда почти высохла, ноги в сапогах согрелись и меня больше не знобило. Во рту пересохло. Я проводил по губам жестким, как наждак языком. Воду мы берегли и договорились выдавать по часам, совсем по чуть-чуть. Время пить еще не наступило.

Карабины я раздал моринерам и теперь мой отряд был кое как вооружен. Я понимал, что, если варды отправят за нами корабль, нас всех убьют, но наличие оружия в руках давало обманчивое ощущение силы.

Я думал о своей семье, о жене и детях, представлял наш дом, стоявший на обрыве у самого моря. Мы сняли его сразу после свадьбы и прожили в нем все эти годы. В доме была кухня и две комнаты, одну мы оборудовали под детскую, а во второй была и гостиная, и столовая, и наша спальня. Берег в этом месте был крутой, и жена боялась, что дети могут заиграться и сорваться вниз, и тогда я сделал изгородь. Мой сын стоял рядом и смотрел, как я вбиваю колья. Накрапывал мелкий дождик. Сын смешно надвинул на глаза мою старую шляпу и сосал палец. Над нами шуршала листьями рябина. Ягоды на ней уже были красные и горчили.

— Господин моринер-лейтенант! — кто-то позвал меня.

Кажется, я задремал.

Я открыл глаза

— Что случилось?

— Корабль.

— Где?

Я смотрел перед собой и ничего не видел, только сверкающее под солнцем море. Глазам стало больно, и я зажмурился.

— Варды отправили за нами корабль.

Я рывком сел и сердце бешено застучало. У меня такое бывает со сна. Я пару раз глубоко вздохнул и выдохнул, потом, чтобы проснуться окончательно, зачерпнул немного морской воды и протер лицо.

— Далеко?

— Пока да, но идет быстро.

Я полез на скалу.

Караулить вызвались бомбардиры, два паренька лет по девятнадцать, один маленького роста, белобрысый, второй наоборот, черный и большой, похожий на ворона. Они были крестьянами с южных островов, моря боялись и даже, по-моему, не умели плавать. Когда я предложил им покинуть остров, они сказали, что лучше умрут на твердой земле.

При моем появлении они хотели подняться, но я остановил.

— Лежите. Чем меньше мы к себе привлекаем внимания, тем лучше. Видно, что-нибудь?

— Корабль идет.

Я улегся рядом, огляделся, и в очередной раз пожалел, что нет подзорной трубы. «Грозный» все еще держался на плаву, на верхней палубе мелькали моряки, команда боролась за живучесть корабля.

К нам приближался катер. Должно быть он появился справа из-за мыса. Он шел на всех парах и отчаянно дымил. На вражеском берегу стало сразу много народа, мне показалось, что я вижу блеск подзорных труб.

— К нам идет, — сказал белобрысый наводчик и шмыгнул носом.

Это был патрульный катер. Точно такие же или очень похожие были на вооружении и у нас. Это были гражданские суда, во время войны, переделанные в боевые. Обычно их использовали для защиты островов. Они не имели брони, были вооружены 37-ми или 45-ти мм пушкой, экипаж человек восемь — десять, но на этом наверно еще был десант.

— Нет, — сказал я: — это не к нам. Это к «Грозному».

Катер быстро приближался, стало видно артиллеристов у носового орудия и стрелков абордажной команды.

«Грозный» словно вымер. Над водой оставались трубы, верхняя палуба и разбитый капитанский мостик. Людей на палубе не было.

Катер замедлил ход, сближаясь с кораблем. Вдруг грохнул выстрел. Нос катера окутался дымом, а на палубе «Грозного» разорвался снаряд. Я смотрел, как артиллеристы перезаряжали орудие. Офицер махнул рукой, и пушка выстрелила еще раз. Снаряд разорвался, выворачивая ограждение и сминая трап.

На палубе «Грозного» появились люди, их было человек шесть, они размахивали белой тряпкой и что-то кричали. Артиллеристы опять зарядили пушку и выстрелили. От взрыва людей разбросало в разные стороны, несколько человек упали за борт.

— Вот гады, — лежащий рядом со мной моринер, ударил кулаком по камню.

— Тихо, — сказал я: — руку отшибешь. А твои руки нам еще понадобятся. Не вставать. Бомбарду зарядить.

Бобардиры засуетились.

— Спокойно, — продолжал я: — зарядить и приготовиться, без моей команды не стрелять.

— Далеко, — зашептал белобрысый наводчик: — не долетит.

— А мы пока стрелять и не будем.

Неожиданно со стороны «Грозного» раздались ружейные выстрелы. Оставшиеся на судне моряки обстреляли катер. Пушка еще раз ухнула. Снаряд пробил переборку и разорвался, где-то внутри корабля. Со стороны «Грозного» раздалось еще несколько выстрелов. Потом я увидел, что с кормы спрыгнули в воду несколько человек. Катер продолжал расстреливать судно. Он выпустил еще с десяток снарядов и «Грозный» наконец сдался. Десантное судно стало быстро тонуть. На наших глазах оно исчезло в море, и только трубы еще какое-то время торчали над водой. Несколько моряков пытались спастись вплавь. Они плыли к нашему острову, тем самым, выдавая наше ненадежное убежище.

Катер шел на самых малых оборотах. Стрелки абордажной команды несколько раз выстрелили, добивая кого-то в воде.

— Ну, теперь наш черед, — сказал я.

Молоденький бомбардир уперся лбом в ствол бомбарды и тихим шепотом начал читать молитву. Его напарник выложил перед собой две запасные бомбы.

— Без моей команды не стрелять, — сказал я: — себя не обнаруживать.

Пятясь, ползком, словно рак, я добрался до края площадки и спустился вниз.

Мы были укрыты от противника скалой и моринеры не видели, что произошло с кораблем, но они все поняли и так.

— Что там, господин, моринер-лейтенант? — спросил один из них.

— «Грозного» больше нет, — ответил я: — идут к нам.

— Великий океан, — сказал кто-то.

Я оглядел свое бравое воинство. Пять матросов, грязные, в разорванной одежде, у одного на бушлате не осталось не одной пуговицы.

— Приготовиться к бою. Они близко, но, чтобы добраться до вас им нужно обогнуть скалу. Когда они появятся, открыть огонь из карабинов по артиллеристам на носу. Нужно их всех перебить. Главное заткнуть носовое орудие. Будьте осторожны, стрелять сидя или лежа. Прячьтесь за камни. Вы двое, — я ткнул пальцем в конопатого и пожилого моринеров, — со мной на скалу. В полный рост не вставать. Огонь по моей команде.

Я захватил свой карабин и патронную сумку, и вернулся на вершину. Маринеры забрались следом и расположились правее бомбардиров. Я высыпал патроны прямо на камень, положил ствол на сумку и проверил затвор. Однозарядный карабин Гока был заряжен.

Катер приближался к скале. Не знаю, видел ли нас наблюдатель, думаю, что нет, потому что иначе, они бы открыли огонь из пушки. Судя по тому, как экипаж обошелся с десантным судном, рисковать они не собиралась.

С катера стали стрелять. Десант устроил охоту за моряками, которые успели отплыть от тонущего корабля и теперь старались доплыть до нас. Судно шло не прямо к острову, а чуть левее, чтобы оказаться между скалой и пловцами.

— Куда мне стрелять? — заволновался белобрысый наводчик.

— Попробуй попасть в пушку. Там столько народу, если одним выстрелом всех положим у нас будет шанс.

— Хорошо, хорошо, — он заерзал. Стрелять из бомбарды лежа было невозможно. Стрелку все равно пришлось бы вставать на колено.

— Ты должен попасть первым выстрелом, иначе конец, — наставлял его я.

— Я понял, понял.

Катер заметно приблизился. С палубы донеслось еще несколько выстрелов и радостный крик. Видимо они в кого-то попали. Я не смотрел на море. Меня интересовал только катер. Вот он уже приблизился настолько, что можно было стрелять. На носу собралось пять стрелков. Сверху я видел их голубую форму, белые шапочки с красными помпонами. Позиция была отличная.

— Приготовься, — тихо, словно меня могли услышать на катере, прошептал я.

— Готов, — ответил моринер.

— Давай, — выдохнул я.

Паренек встал на одно колено, удерживая бомбарду двумя руками, и уперев приклад в скалу, замер прицеливаясь, и нажал на спуск. Мне заложило уши. Я заворожено смотрел, как бомба, прочертив дымную кривую, ударила в катер. Мы промазали. Бомба попала не на палубу, а ударила в рубку, пробила тонкое стекло и взорвалась внутри.

— Заряжай! — закричал я, прицелился в одного из стрелков, стоящих на палубе и выстрелил. Я не попал, но люди стояли так близко друг к другу, что моя пуля нашла другую жертву. Моряк упал на палубу, крича и зажимая руками рану в бедре.

Я схватил непослушными пальцами патрон и передернул затвор. В нас начали стрелять. Но стрелять вверх всегда неудобно и нам помог фактор неожиданности. Пули свистели над головой, но никого не задели. Я выстрелил, но промахнулся. Бомбардиры выстрелили еще раз. Звуковая волна ударила по ушам. Но второй раз я ощутил ее уже слабее, наверно оглох от первого выстрела. Рядом кто-то вскрикнул, но смотреть времени не было. Вторая бомба ушла в молоко. Она упала в море сразу за катером.

Я видел, что артиллеристы разворачивают пушку в нашу сторону, но им не хватает доворота. Рулевой был убит и не мог им ничем помочь, на какое-то время катер стал не управляемым.

— Стреляйте! — закричал я бомбардирам и нажал на курок. В этот раз я не промахнулся, артиллерийский офицер упал.

Наша последняя бомба ударила в палубу возле пушки. Видимо она попала в приготовленные для стрельбы боеприпасы, потому что на носу вдруг взметнулся яростный огненный столб, разбрасывая людей в разные стороны. Там, где только что стояли стрелки, разверзлась большая черная дыра. Катер клюнул носом и стал стремительно погружаться.

А-а-а! — закричал я, почти не слыша собственного крика. Я оглянулся посмотреть на бомбардиров и увидел, что белобрысый паренек сучит ногами, пытаясь зажать рану в животе, а его напарник лежит без движения и голова его залита кровью. Пожилой моринер смотрел на меня остановившимся взглядом, посередине лба чернела маленькая дырочка, крови почти не было.

— Конец ублюдкам, конец, — Удивленно повторял конопатый. Он пытался перезарядить карабин, но патрон перекосило, и он все никак не мог его достать.

Катер утонул очень быстро. Никто не спасся. Страшной силы взрыв убил или оглушил всех, и добивать нам никого не пришлось.

Через пятнадцать минут наш остров накрыли артиллерийским огнем. За это время мы успели спуститься вниз, перевязать раненного бомбардира и укрыться под скалой. Нас обстреливали больше часа. Вершина, на которой мы оборонялись, была разрушена. Еще один матрос погиб. Мы все были ранены осколками снарядов и камней. Если бы варды захотели, они могли бы взять нас голыми руками, но второй катер за нами не послали.

Белобрысый мальчишка бомбардир умер вечером. Когда стемнело, мы сложили всех убитых у самой воды.

Нас подобрали ночью. Адмирал Она был смещен с должности. Его место занял адмирал Крол, который вернул корабли и все-таки захватил остров, до которого мы так и не смогли добраться.

Зазвенел колокольчик. Муки резко поднялся, поправил френч, портупею и без стука вошел в кабинет адмирала. Его не было не больше минуты, потом дверь открылась.

— Вас ждут.

Муки отошел в сторону, пропуская меня вперед.

Я вошел в кабинет и остановился перед массивным дубовым столом, покрытым зеленым сукном. Супер-адмирал Мец был не один. Рядом расположился маленький, худощавый капитан из разведки. Мец сидел в кресле с высокой резной спинкой, капитан устроился на стуле.

Адмирала я уже видел. Он выступал на параде в честь победы 14 июля. Я стоял в первом ряду и хорошо его рассмотрел. Супер-адмирал был молод, лет 40–43, высокий блондин, с волосами, гладко зачесанными назад, над верхней губой маленький шрам, глаза голубые, холодные, ничего не выражающие. За эти глаза он уже получил прозвище «Рыба». Мец закончил академию в звании капитана, командовал крейсером, участвовал в боях под Копом и Мо, был ранен, в конце войны был назначен командующим южной эскадры, провел несколько удачных морских сражений и разгромил эскадру адмирала Гука у острова Лон.

В кабинете почти ничего не изменилось, только передвинули кушетку, раньше она стояла у окна, а теперь у глухой стены, исчез большой глобус, на стене появился портрет президента содружества, а на столе — массивная зажигалка в виде русалки. Адмирал встретил меня тяжелым взглядом.

Я вытянулся и отдал честь.

— Супер-лейтенант-моринер Бур по вашему приказанию прибыл!

— Здравствуйте лейтенант.

Адмирал, не мигая, смотрел на меня. Я отвел взгляд.

— Как долго Вы командуете 8 гвардейской мориной?

— Два года, — не задумываюсь ответил я.

Он опустил глаза и теперь рассматривал мое личное дело. Картонная папка была тонкой. Мне был виден перевернутый фотографический снимок и лист заполненный четким каллиграфическим почерком.

— Вы не кадровый военный и стали офицером во время войны?

— Так точно.

Адмирал перевернул несколько страниц. Я смотрел поверх его головы, на портрет. Президент содружества, в жизни полный мужчина за шестьдесят, с широким одутловатым лицом, был изображен в виде статного офицера в старинных доспехах и каске с плюмажем. Собственно, понять, что это именно он, можно было по характерным чертам лица, близко посаженным глазам и подписи в правом нижнем углу.

— По распоряжению президента содружества, командовать гвардией может только кадровый военный, выпускник военно-морской академии. На сколько я понимаю, Вы стали гвардейским офицером благодаря протекции покойного адмирала Крола. Адмирал был великодушным человеком.

Мец закрыл папку и опять уставился на меня. Я стоял по стойке смирно и боялся пошевельнуться. Адмирал хмыкнул, открыл массивную инкрустированную шкатулку, вытащил сигару, прикурил от настольной зажигалки и выпустил струю ароматного дыма.

«Отличная сигара» — про себя отметил я.

— Вы бравый офицер, герой войны, награждены орденом мужества первой степени и все-таки в гвардии Вам не место. Не буду скрывать, я долго ломал голову над тем, что с Вами делать. Списать Вас на берег или отправить на базу дозаправки в какой-нибудь акулий угол?

Адмирал прервался, раскуривая сигару. Ему явно доставляло удовольствие надо мной издеваться. Интересно сколько офицеров до меня замирали в ужасе от этого спектакля. Я чувствовал, как по спине, между лопатками, потекла тоненькая струйка пота.

— С другим человеком я не стал бы церемониться. Я не любил Крола и не считаю его друзей своими. Но Вы прекрасно зарекомендовали себя во время боевых действий, поэтому я решил поручить Вам одно очень деликатное задание. Капитан!

Маленький человечек заулыбался и поддался вперед. На безымянном пальце блеснул тяжелый перстень.

— Скажите, лейтенант, Вы что-нибудь слышали об экспедиции адмирала Толя?

Голос у капитана оказался высокий, и сам он, маленький, ладный и остроносый, напоминал москита.

Я читал об экспедиции перед войной. Все центральные газеты о ней писали. Даже наша островная газетенка посвятила этому событию первую полосу.

Четыре века назад люди думали, что мир лежит на трех китах, которые бороздят великий бесконечный океан. Теперь гимназисты точно знают, что планета круглая.

Начиная со школьной скамьи, им вколачивают в головы, что на свете существует два великих государства: Содружество свободных островов — наша родина и Островная империя Вард. Между ними все время происходят войны из-за нехватки земли и ресурсов.

А где-то в стороне, так далеко, что освоение этой территории считалось нецелесообразным, находится огромный остров. По слухам, он населен дикарями и ужасными чудовищами. Несколько раз правительства обоих государств снаряжали экспедиции с целью основать на этом острове колонии, но экспедиции погибали или пропадали без вести или построив укрепленный форт, через несколько лет, снимались с места и возвращались, потому что на отправку каравана для освоения далеких земель вечно не хватало денег и кораблей. Постоянные войны сжигали ресурсы, адмиралы были заняты войной, которая приносила славу, чины и деньги, и только небольшая группа ученных грезила колонизацией.

Адмирал Толь с детства мечтал о дальних походах. Он представлял себя во главе эскадры уходящей к невиданным берегам. Целеустремленный и смелый человек, он сумел переломить бюрократическую машину адмиралтейства и почти перед самой войной, организовал экспедицию на далекий остров. Вот собственно и все, что я знал о его походе.

— Я читал об адмирале.

Капитан кивнул.

— Я так и думал, — он улыбнулся: — Так вот, в 19…году адмиралтейство снарядило экспедицию, десантный корабль, два легких крейсера и две саперные марины. Адмирал высадился на Острове, построил форт, подружился с местными племенами и отправил один крейсер сообщить о своей удаче. Посланников Толя встретили с большой помпой, но тут началась война, и нам стало не до экспедиции. Три года мы ничего о ней не знали. Вам пока все понятно?

— Так точно.

Капитан продолжил:

— К нам попал интересный документ. Оказывается, в самом конце войны, в апреле, тяжелый крейсер вардов, в своих водах, наткнулся на наш десантный корабль, который двигался без всякого прикрытия. Корабль потопили. Нападение застало десантное судно врасплох. Там даже не успели открыть ответный огонь. Варды не пощадили никого. Это было судно адмирала Толя.

Капитан выдержал многозначительную паузу.

— Что случилось на Диком острове, мы не знаем, это раз, — он загнул палец: — выжила ли колония, мы тоже не знаем, это два, — он загнул второй палец: — Почему адмирал плыл к вардам? Возможно, Толь не знал о войне и просто двигался к ближайшей суше, а может быть хотел поведать нашим врагам о том, что нашел на острове, это три.

Что случилось с адмиралом, погиб ли он в море или варды его спасли, или его вообще не было на десантном судне, мы тоже не знаем, это четыре. Слишком много неизвестных. Нам надо разобраться. У меня все господин супер-адмирал.

Мец отложил сигару в пепельницу и встал.

— Вы, Бур, отправитесь на поиски адмирала. У Вас будет десантное судно и ваша морина. Вы доберетесь до Дикого острова и найдете колонию. Если Толь жив, то он со своими людьми отправится домой, а Вы останетесь нести службу до прихода подкрепления. Если колония уничтожена, Вы отстроите новую. Выступаете завтра. Вам все понятно?

— Так точно!

— Вопросы?

— Простите господин супер-адмирал, но у адмирала Толя было две морины, а у меня всего одна. Если колония уничтожена мне будет трудно продержаться до прихода подкрепления.

Адмирал уставился на меня своими рыбьими глазами.

— Вы же герой войны Бур! Вы продержались на голой скале с горсткой моряков. Неужели Вы боитесь?

— Я думаю о выполнении приказа, господин супер-адмирал.

Мец хотел, что-то сказать, но потом передумал.

— Вы свободны. В канцелярии Вам выдадут необходимые документы.

Капитан поднялся.

— Я бы хотел поговорить с лейтенантом.

— Только не в моем кабинете, — Мец поджал губы.

— Слушаюсь! Идите за мной, — капитан указал на дверь.

Мы вышли из приемной, я успел перехватить испуганный взгляд Муки, прошли по коридору и оказались в одном из кабинетов. Я знал, что эти маленькие комнатки, использовались секретной службой для встреч с агентами, а проще говоря с доносчиками. Здесь было пусто. По середине комнаты стоял стол и два стула, на столе листы белой бумаги, карандаш, лампа с зеленым абажуром, на окнах тяжелые шторы.

— Садитесь, — капитан указал на стул.

Я сел. У стула была жесткое сиденье и неудобная спинка.

— Уж не знаю, чем вы насолили Мецу, но задание Вы получили не простое, — приятельским тоном сообщил мне капитан.

Он улыбался, но глаза его оставались серьезными. Капитан сел за стол и стал, без видимой причины, перебирать листы чистой бумаги, переложил с места на место карандаш, проверил хорошо ли он заточен, потом нарисовал на бумаге треугольник и стал его заштриховывать. Казалось его полностью увлекло рисование. На меня он больше не смотрел. Прошло несколько минут.

Я осмотрел стены, потолок, потом зевнул и вежливо кашлянул.

Капитан нарисовал еще один маленький треугольник и сказал:

— Не знаю, что для Вас будет лучше, отправиться в эту экспедицию или в дальний гарнизон. Не хотите подать рапорт? Может быть, хотите покинуть флот?

Я не удивился. Это называлось проявить личное участие в судьбе испытуемого. Сначала офицер разведки должен показать, как вы ему симпатичны и предложить сделать выбор. Потом скорее всего начнется давление и запугивание. Глупость конечно, но офицеры разведки придерживались четких инструкций, которые не менялись годами. В свое время адмирал Крол давал мне их почитать.

— Я офицер и давал присягу. Если адмиралтейство сочтет мою службу ненужной, меня отправят в запас.

Капитан рассеянно покивал, отложил карандаш и вдруг напрягся, и поддался вперед, вперив в меня тяжелый взгляд.

— Я ведь не из пустого любопытства спрашиваю. Понятно, что поездка на Дикий остров — это не увеселительная прогулка, но согласитесь, заманчиво: дикари, чудовища, героические поступки. Толь тоже так думал и вот теперь пропал. Это скверное место Бур, очень скверное. Там не хорошо. Там люди пропадают, погибают, умирают от неизвестных болезней.

Он опять расслабился и вернулся к своим рисункам, словно потеряв ко мне всякий интерес.

— Впрочем. У Вас еще есть время подумать. Минут пять, пока я схожу за документами.

Капитан отложил карандаш, несколько раз сложил пополам разрисованный лист, пока он не стал по размеру напоминать обычный почтовый конверт, и убрал его в карман френча: — Хорошенько подумайте, — зловещим тоном произнес он, — подумайте и подождите меня.

Когда дверь за ним закрылась, я задумался. Все получалось не так, как я себе представлял. Я был готов к чему угодно, только не к этому. Мне поручили дело, безусловно важное, но похоже совершенно безнадежное. В любом случае, не выполнить приказ я не мог. Скорее всего, адмирал Толь мертв и колония разгромлена. Удержаться на чужой, враждебной территории силами одной морины невозможно. Хотя, почему враждебной? Кажется, Толь подружился с местными племенами. Вполне возможно, что меня там ждут союзники. Пустые мысли. Я ничего не знаю и могу только гадать. Я стал думать о семье, о том, что делать моей жене и детям, пока меня не будет. Поход может затянуться. Жена офицера получает ровно половину жалования мужа, пока он находится в командировке. Значит из тысячи, которую я получаю, моя жена сможет претендовать только на 500 монет. Для жизни в столице этих денег не хватит. Только аренда квартиры обходится в 400. Значит единственный выход, отправить семью домой, на наш родной остров. Они смогут поселиться у моего отца. Там половины моего жалования должно хватить для приличной жизни. Хитрый ход адмиралтейства, если офицер возвращается, ему выплачивают оставшееся жалование, если не возвращается, то все деньги остаются в казне.

Капитан вернулся. Он принес папку с какими-то документами.

— Ну, что Вы надумали? — спросил он.

— Я готов выполнить поставленную передо мной задачу.

— Вот и хорошо, — обрадовался капитан: — тогда давайте обсудим детали.

Он протянул мне папку.

— Здесь некоторые документы, касающиеся экспедиции Толя. Все они совершенно секретные, поэтому, если потеряете или проболтаетесь, Вас повесят.

Я хотел развязать тесемки и открыть папку, но капитан меня остановил.

— Потом посмотрите. Сейчас давайте обсудим то, что Вас ждет. Итак, завтра Вы отправляетесь в экспедицию. В походе операцией руководит капитан корабля, и Вы полностью подчиняетесь ему. Он приведет вас прямо к стоянке Толя. По прибытии на остров, Вы высаживаетесь и находите колонию. Даю Вам два дня на поиски. Если форт существует, Вы его отыщите и займете, если нет, построите новый.

— Простите, господин капитан, — сказал я: — за два дня форт не построить.

— Не нужно меня перебивать, — он недовольно засопел: — Значит, построите укрепленный лагерь, окопы отроете. В любом случае, через два дня корабль уйдет обратно, и Вы останетесь одни. Если не найдете живых, перекопайте этот чертов остров. Меня интересует все, что касается Толя и его офицеров: личные вещи, оружие, записи, документы; все что найдете, опишите и передадите капитану корабля. Я отправлю с Вами одного ученного, который был с Толем. Он поможет разобраться с местными племенами и наладить с ними контакт. Берегите его. Он конечно дурак, но умный. Все понятно?

— Так точно!

Капитан выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда маленькую пепельницу и коробок спичек. Из нагрудного кармана френча извлек пачку дорогих папирос, коротким нервным движением, вытряхнул одну, смял гильзу, прикурил, встал, подошел к окну, отодвинул занавеску и замер, стоя ко мне в пол оборота и глядя во двор.

— Плыть до пункта назначения около двух месяцев. Подумайте, чем занять своих людей. В замкнутом пространстве они могут начать вести себя неправильно. Если по пути случатся неприятности, например, бунт на корабле, можете кого-нибудь пристрелить, я не возражаю.

Капитан курил. Я хорошо представлял, что он сейчас видит: серые стены с рядами узких окон, мощенный булыжником двор, статуи адмиралов прошлого, большой фонтан, деревья в кадках и в самом темном углу, загаженная голубями, статуя опального адмирала Она, убранная под навес до лучших времен.

Капитан вернулся к столу, с силой вдавил окурок в пепельницу, понюхал желтоватые от никотина пальцы, достал платок и брезгливо вытер руку.

— Сегодня Ваша морина лишится статуса гвардейской. В канцелярии Вам выдадут соответствующее предписание. В казарме Вас будет ждать новое знамя. Вы теперь седьмая десантная морина северного флота. Тем не менее, Вам выдадут жалование за три месяца, золотом, как гвардейским офицерам, отправляющимся в поход, так называемые экспедиционные. Это мой Вам подарок. Кстати, уговорить Меца было не просто. Вы отчаливаете завтра в девять утра. В пути будет только одна остановка на «базе подскока». Хочу напомнить, что вся операция совершенно секретна. Ну вот, пожалуй, и все.

Вопросы есть?

У меня был только один вопрос.

— Когда прибудет подкрепление?

Капитан откинулся на стуле, шумно выдохнул, многозначительно посмотрел на папку у меня в руке и улыбнулся.

— Вы занятный человек Бур. Буду рад с вами пообщаться, когда все закончится. Я вообще не уверен, что Вы дождетесь подкрепления. Толь, например, не дождался. Но разве это что-то меняет? Вы получили приказ и должны его выполнить.

Капитан смотрел на меня в упор, но в этот раз глаз я не отвел. Одно дело адмирал и совсем другое офицер разведки.

Я встал.

— Разрешите идти?

— Подождите, — капитан тоже встал, тон его изменился, — давайте не будем ссориться. Никто не собирается бросать Вас на произвол судьбы. Мне не нужен тупой служака, который бездумно выполнит приказ. Мне нужен союзник, единомышленник, поэтому я проверяю Вас. Мне нужно знать, что произошло с экспедицией Толя. Если они все еще там, хорошо. А если нет? Что если там выжженная земля и вардовские флаги. Что если мы здесь празднуем победу, а на Диком острове вырастают, как грибы после дождя, вардовские города крепости.

Я пожал плечами.

— Если это разведывательная операция, зачем посылать целую морину? Отправьте маленькое разведывательное судно, оно и доберется быстрее и найдет все, что нужно.

Капитан отрицательно покачал головой.

— Мне нужна страховка. Если там ничего не осталось, значит надо начать все заново. Нужен аванпост. Мы победили в войне, но ресурсы истощились. Пройдет несколько десятков лет и океан начнут бороздить парусники, потому что не будет хватать угля для пароходов. Человечество на пороге катастрофы, и никто этого не понимает. А на Диком острове огромные запасы полезных ископаемых, которые никто не добывает. Подумайте, что будет, если варды доберутся до них раньше нас. Подумайте о том, что на наших островах колоссальная перенаселенность. Да, война сократила численность населения, но за десять лет вырастет новое. Где оно будет жить? Нет, Бур. Нам по зарез нужен Дикий остров. И без Вас, без думающего, смелого офицера в этой экспедиции адмиралтейству не обойтись.

Я стоял и с интересом разглядывал капитана. Признаться, первый раз в жизни, штабной офицер из разведки говорил мне подобные вещи. Я даже испугался, что нас могут прослушивать. Хотя наверно так и было. Подобные кабинеты всегда имели скрытые слуховые отдушины и потайные глазки. Как он меня вербовал. Настоящий оратор. Мне уже грезились огромные суда, которые перевозят на Дикий остров тысячи поселенцев. Может быть капитан сам верил в то, что говорил, но меня сейчас больше волновала конкретная дата прибытия подкрепления. Я не собирался всю жизнь провести на острове, охраняя полезные ископаемые для последующих поколений.

«Никогда не верьте штабным» — говорил адмирал Крол, — «они предадут вас за адъютантский аксельбант, за похвалу вышестоящего офицера, за улыбку адмирала. Но не подавайте вида, что поняли, как Вами манипулируют. Оставайтесь обманутыми. Только так Вы сможете сохранить свое звание и место».

Я вытянулся по стойке смирно, — Я выполню поставленную задачу. Я найду форт и продержусь до подхода основных сил. Но когда они подойдут? Сколько мне ждать?

— Столько сколько придется. Адмиралтейство уже обсуждает формирование следующей экспедиции. Я уверен, что не пройдет и полгода, как на Диком острове появится целая эскадра. Но сейчас вся надежда на Вас. Выполните свой долг Бур, и содружество Вас не забудет никогда.

«Конечно», — подумал я, — «как оно не забыло адмирала Толя и многих офицеров до него».

— Я готов выполнить приказ.

Капитан заметно повеселел. Он подошел и дружески потрепал меня по плечу. От него пахло дорогим одеколоном и луком.

— Ступайте. Я надеюсь на Вас. Насладитесь последним спокойным днем в столице, а завтра в путь. Вас ждет награда Бур, и я прослежу за тем, чтобы она была достойной. Желаю удачи.

В канцелярии мне выдали коричневый конверт, скрепленный тремя сургучными печатями, и взяли расписку о неразглашении. В финансовой части я получил деньги.

Молодой кассир в чине младшего интенданта выложил передо мной аккуратные столбики золотых монет, называемые среди офицеров «походные» и жалование за прошедший месяц. Он серьезно смотрел, как я укладываю документы и деньги в планшетку, и на прощание сказал:

— Удачи в походе.

Из финансовой части я направился на первый этаж, но не к выходу, а по одной из многочисленных винтовых лестниц спустился в подвальное помещение, прошел по длинному коридору и оказался у внутренних складов адмиралтейства. Здесь везде стояла охрана. Я назвался и сказал, что прибыл к суперинтенданту Турду. В свое время адмирал Крол пристроил этого вороватого, но талантливого и полезного интенданта в адмиралтейство. Охранник позвонил и вскоре, откуда-то из боковой двери вынырнул Турд, и призывно замахал мне рукой.

— Пропустите! Пропустите его!

Турд был маленького роста, но широкий и круглый, как бочка. Он был родом из южных таров, чернявый, с чуть раскосыми хитрыми глазами. Горничные и кухарки сходили от него с ума.

Он потащил меня в один из складов, где двое младших интендантов, под его чутким руководством считали и описывали, какие-то бочки.

— 2,9,3, - монотонно диктовал один интендант другому: — 4, 8,6, бочка пятидесятилитровая.

— Пойдем, пойдем, — он увлек меня в маленькую тесную подсобку, где не понятно, как уместился стол, стул и железный сейф.

— Садись, — он указал своей короткой ручкой на стул, а сам взгромоздился на стол.

— Я уж и не ожидал тебя увидеть. Думал, упекли куда-нибудь. Многих из ваших уже отправили на дальние острова, а моих сослуживцев и того подальше. Морской черт его знает, то ли и правда спалились на воровстве, то ли просто под горячую руку попали, но многим не повезло.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал я, усаживаясь на стул: — как дела?

— Да, плохо, — Турд погрустнел: — На меня бочку накатили. И скажу тебе честно, не сносить бы мне головы, но один нужный человечек вовремя важные слова шепнул в коридоре, а я уж подсуетился. Пришел в интендантское управление и написал рапорт, что засиделся я в адмиралтействе, хочу подышать свежим воздухом и прошу перевести меня на «базу подскока». Ну, там, пришлось еще подмазать кое-кого, чтобы побыстрей поставили резолюцию и отправили на юг, где потеплее.

— Ничего себе, — я сокрушенно покивал головой.

— Да ладно, — Турд опять заулыбался: — Зато в арестантские роты не попаду. Посижу годик на дозаправке, а там опять, кое-кого подмажу и отправлюсь интендантом, в какой-нибудь гарнизончик, к столице поближе. Ну, рассказывай, ты то как? Как жена, как дети?

Я снял фуражку и пристроил ее на колене.

— Да нормально все. Жена и дети здоровы. А меня отправляют в гарнизон.

Турд понимающе вздохнул.

— Далеко?

— Не знаю пока. Завтра утром отчаливаю. Приказ дадут прямо на причале, — соврал я.

— Ничего себе! А как же семья?

— Потом приедут. Пока сплавают домой, родных повидают.

— Ну, дела, — Турд загрустил: — не знаю, когда еще свидимся, давай-ка по маленькой? Ты как, не против?

— Не против.

Он полез в карман галифе, вытащил большую связку ключей, отчаянно бренча, выбрал один с резной бородкой, открыл сейф, достал оттуда початую бутылку коньяка и две маленькие серебряные рюмочки, не торопясь налил, подождал пока я возьму рюмку, поднял свою и торжественно произнес:

— Пусть их всех каракатица сожрет.

— Пусть сожрет, — поддакнул я и мы выпили.

— Ты завтра уходишь, а я через неделю. Обидно из столицы уезжать, но может быть и к лучшему. Мне с нынешним адмиралом как-то не уютно, — Турд налил по второй: — пусть он остается здесь, а мы своего и в дальних гарнизонах не упустим. За нас.

— За нас.

Мы выпили. Я надел фуражку и встал.

— Извини. Дел много. Пора идти. Рад был повидаться.

Турд засуетился.

— Подожди минутку. Сейчас приду.

Он выскочил за дверь, на ходу что-то сказал интендантам и вернулся через пару минут с бутылкой коньяка.

— Вот возьми. Это подарок. Будешь пить и меня вспоминать, — движением опытного фокусника, он завернул бутылку в оберточную бумагу и протянул мне.

— Спасибо.

Мы пожали друг другу руки. Коньяк я пристроил в планшетку, рядом с секретными папками, и теперь она не приятно оттягивала плечо. В адмиралтействе мне больше нечего было делать, я отметил свой пропуск и вышел на площадь.

Был яркий солнечный день. Погруженный в свои мысли, я медленно шел мимо припаркованных автомобилей и пролеток. Точно так же я чувствовал себя в тот день, когда получил повестку в армию. Тогда я вышел из дома и пошел бродить по улицам, сжимая в руке приписной листок. Мне казалось, что время замедлилось и обычный мир, с его простыми и мирными заботами, стал для меня недосягаем. Мне казалось, что я окружен стеклянным колпаком, через который с трудом проникают звуки и запахи. Я шагал, не разбирая дороги и ноги сами принесли меня в порт, где на рейде чадили десантные суда и баркасы. Я стоял на пристани и смотрел, как сплошной черной гусеницей ползут новобранцы в узкие трюмы и скрываются в их темной глубине, словно в брюхе доисторического чудовища. Тогда я так и не сумел очнуться. Я смутно помнил прощание с семьей, плач жены и детей, напутствия отца. Мне кажется, что до самой первой оплеухи в учебке, полученной во время тренировочного рукопашного боя, я так и не сумел сбросить с себя тупое безразличие и ощущение надвигающейся скорой смерти. Я не испытывал страха, но сердце мое замирало в ожидании чего-то неизвестного и чудовищного.

Я остановился перед смешной девчонкой, конопатой и худой, как вяленая вобла, продавщицей жаренных каштанов, и купил маленький пакет. Мои дети обожали каштаны, но сейчас я ел их сам, пока шел по набережной к дому адмирала Крола, отдавая честь проходящим мимо офицерам и раскланиваясь с редкими знакомыми.

Адмиральский квартал находился в самом центре, он начинался сразу за Адмиралтейством и тянулся вдоль набережной, пока не упирался в здание Морской академии. Гардемарины должны были видеть из окон казармы свои будущие апартаменты. Они должны были осознавать, что, когда закончат высшее учебное заведение и достигнут соответствующего положения, адмиралтейство предложит им деньги, уютный кирпичный особняк с отдельным входом и возможность ездить в собственном экипаже или даже автомобиле по столичным улицам. Не знаю, говорили ли им преподаватели, что в случае смерти адмирала, семью выселят в течении двух месяцев, а в уютный дом на набережной поселят другого великосветского квартиранта, но обычно молодежь о таком не думает. У них впереди слава, подвиги, награды и высокие звания.

Я обогнул стайку гардемаринов и вошел в маленький цветочный магазин. Звякнул колокольчик. Здесь было прохладно. За прилавком стояла милая девушка лет двадцати, светленькая, в аккуратном переднике и шапочке. Когда я вошел, она разбирала большие красные розы, которые стояли на прилавке в цинковом ведре. Цветы были яркие и свежие. Услышав дверной колокольчик, она повернула голову, улыбнулась и подошла ко мне, вытирая расцарапанные руки о вышитый передник. Я подумал, что наверно у нее живет кошка или она поранилась о шипы роз. Она смотрела на меня с любопытством.

— Что желаете, господин офицер?

Она была маленького роста, как девочка.

— Дайте мне, пожалуйста, семь белых роз.

— Одну минуту.

Она убежала за прилавок и скоро вернулась, держа в руках красивый букет. Большие бутоны, еще не раскрывшиеся, на длинных толстых стволах.

— Вам нравиться?

— Да. Спасибо.

Она завернула цветы в белую бумагу, взяла деньги и проводила меня к выходу. Когда я вышел, за спиной опять звякнул колокольчик.

Семью Крола выселяли. Через неделю должен был въехать новый жилец и жена адмирала приказала прислуге собирать вещи. В прихожей стояли тяжелые сундуки.

У дверей меня встретила служанка. Она молча поклонилась, приняла фуражку и планшетку и проводила меня в дом. Зеркала в гостиной все еще были завешены черными платками, шторы задернуты.

— Госпожа сейчас придет, — сказала служанка громким шепотом и вышла.

Я остался стоять. В комнате ничего не изменилось. Казалось, что время застыло здесь навсегда. Даже часы перестали бить. На специальной подставке все так же лежали любимые трубки адмирала, на столе стоял его стакан в серебряном подстаканнике. На стене висел портрет Крола, который написали за год до смерти. Он был изображен в парадной форме на фоне горящих вражеских кораблей.

— Здравствуйте, Бур.

Вдова появилась совершенно бесшумно. Худая, пожилая женщина с высокой прической. Она держалась удивительно прямо. После смерти адмирала вдова носила только черное. Я с поклоном вручил ей цветы. Она улыбнулась одними губами, положила розы на стол и указала мне на глубокое кресло.

— Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо, — я сел. Она опустилась на стул, напротив.

В этой гостиной мы провели с адмиралом много интересных вечеров, пили вино, разговаривали. По натуре Крол был домоседом и все свободное время проводил дома, за картами, разбирая старинные морские сражения.

— Вы в парадной форме. Вызывали в адмиралтейство?

— Да. Завтра меня переводят, отправляют в другой гарнизон. Вот, — я развел руками: — пришел проститься.

Вдова всплеснула руками.

— Милый, Бур! Они и Вас не пощадили. Трудные времена настали для сподвижников моего мужа. Он предупреждал меня. Он это предвидел.

Жена адмирала, в молодости, была очень красива и, по праву, считалась одной из самых обворожительных женщин столицы, но со временем былая красота увяла, в лице появилась сухость, а в глазах презрение. Она считала, что вокруг адмирала одни завистники и доносчики, и относилась с подозрением даже к близким друзьям. Детей у них не было, и вся любовь этой странной женщины обрушилась на адмирала. Она часто повторяла, что отдала жизнь своему мужу. Наверно так оно и было. Не знаю любил ли ее адмирал, но по-своему он был к ней очень привязан.

— Как Ваши детки? Как жена?

Вдова не смотрела на меня. Она сидела на самом краешке стула, словно была не дома, а в гостях, и готовилась в любой момент встать и уйти. Эта темная комната, в которую неделями не проникал дневной свет, была склепом, наполненном пылью и одиночеством. Мне было душно и неудобно, и я заерзал, пытаясь пристроить шпагу.

— Все хорошо, спасибо. Все здоровы.

— Они останутся в столице?

— К сожалению, нет. Им придется вернуться домой. Жить в столице слишком дорого.

Мне было тяжело смотреть на вдову, и я стал разглядывать книжные полки и развешанное на стене холодное оружие.

— Да, да. Я понимаю. Иногда мне самой хочется бросить все и уехать отсюда. Но здесь похоронен мой муж и я не могу оставить этот город. Знаете, Бур, я сняла дом в старом городе, кажется там даже есть сад. А Вас далеко переводят?

— Очень.

— Куда?

— Извините, не могу сказать, государственная тайна.

Она порывисто встала, зашелестели длинные юбки.

— Ох уж эти тайны! Как же они мне надоели!

Она подошла к окну и отдернула штору. В комнату ворвался яркий солнечный свет. Я зажмурился. Но вдова тут же задернула занавеску, словно испугавшись своего порыва. И когда она повернулась ко мне, я увидел в ее глазах ужас, словно она совершила святотатство.

— А почему семья не едет с Вами?

Я поднялся.

— Там нет никаких условий. Собственно, там и казармы еще нет.

— Какой кошмар! Какие мерзавцы! Когда Вы едете?

— Завтра на рассвете.

— Отправляйте скорее жену и детей домой. Им нечего делать в этом ужасном городе. Если бы завистники не травили моего бедного мужа, может быть, он был бы еще жив. В столице все прогнило. Здесь нечем дышать.

Я сокрушенно покачал головой. Мне нечего было сказать. Адмирала больше не было и ничто не могло бы ее утешить.

— Не знаю, увижу ли Вас снова, и поэтому хочу сделать Вам подарок. Подождите одну минуту.

Она вышла за дверь. Я подошел к книжным полкам, провел пальцами по корешкам древних фолиантов. У адмирала были уникальные издания, очень редкие. Шкаф стоял у окна, и я, воровато оглянувшись, чуть отодвинул штору и выглянул на улицу. Там в другом мире, катились пролетки и бегали уличные мальчишки, дворник подметал тротуар, мимо прошмыгнула кошка, и дворник замахнулся на нее метлой.

— Я хочу подарить Вам это.

Я обернулся. Вдова стояла в дверях и держала в руках длинный деревянный ящичек. Она поставила его на стол и открыла крышку. Это был парадный корд, двуствольный курковый абордажный пистолет, который использовался десантом во время войны. Обычные корды были длиннее и тяжелее. Этот пистолет был маленький и изящный, украшенный драгоценными камнями, в специальном отделении лежали четыре, сделанных на заказ, патрона.

— Его подарили моему мужу два года назад. Но он его никогда не носил. Люди, которые сделали этот подарок, были ему не приятны. Но Вам эта вещь может пригодиться. Она дорогая. Если Вам или Вашей семье понадобятся деньги, продайте его. Пусть это ненужное оружие послужит хорошему делу.

— Не знаю, могу ли я принять его. Это очень дорогой подарок.

— Берите. Вы были дороги моему мужу. Я не забуду Вас.

Ящик был тяжелый. Полированное дерево приятно холодило руки.

— Спасибо, — Я низко поклонился: — К сожалению, мне пора.

— Прощайте Бур и берегите себя.

Она проводила меня, и сама закрыла дверь.

Я остановил первого попавшегося свободного рикшу и велел ехать в ресторан «Якорь».

Его открыли сразу после войны и в списках столичных заведений он занимал почетное пятое место. Кормили здесь вкусно и дорого. Я подумал, что перед отъездом могу себя не много побаловать.

Швейцар, одетый в лиловую ливрею, услужливо распахнул передо мной дверь.

В главном зале было прохладно. На маленькой сцене играл оркестр. Большинство столиков пустовало, но в это время так было всегда, зато после полудня, когда столичная публика пойдет обедать, здесь не найдется не одного свободного места.

Ко мне сразу подошел метрдотель, вежливый, улыбающийся, с зализанными назад черными волосами, крахмальный воротник рубашки впился в толстую багровую шею.

— Доброе день, — он склонился в полупоклоне:

— Что желает господин офицер? Может быть, отдельный кабинет или столик на втором этаже?

— Столик на втором этаже.

— На двоих или для компании?

— Я один.

— Прошу Вас.

Он проводил меня по чугунной винтовой лестнице на второй этаж. Отсюда открывался прекрасный вид на бухту, заполненную парусниками и яхтами. На ветру трепетали ослепительно белые паруса и разноцветные флаги дворянских домов.

— Позвольте, — метрдотель принял у меня ящик с кордом и положил на маленький столик.

— Надеюсь, здесь Вам будет удобно, — он взмахнул рукой и к нам подошел официант.

— Меню, пожалуйста.

На перенаселенных островах, где людям катастрофически не хватает земли для строительства домов, сельским хозяйством живут единицы, и основным занятием является рыбная ловля. Морепродукты всегда были дешевы и доступны, а мясо, овощи и фрукты ценились на много дороже. От стоимости свиной отбивной меня бросило в жар, но отступать было поздно. Я заказал овощной салат, отбивную и красное вино.

Я оглядел зал. За угловым столом завтракали двое мужчин в дорожных костюмах и у входа пожилая дама пила чай с пирожными. Никому не было до меня никакого дела.

Я достал из планшетки папку с документами, сломал сургуч и развязал тесемки.

Передо мной был групповой снимок команды Толя. Адмирал стоял во втором ряду в центре, возле него сгрудились офицеры, рядовые устроились вокруг. В углу стояла дата 1 мая 18…года.

На следующем снимке был крейсер «Красный дракон». На палубе столпились моряки, с причала махали провожающие. На третьей фотографии был запечатлен деревянный форт, раскрытые ворота и офицеры, стоящие возле странного вида повозки, заполненной то ли овощами, то ли фруктами. На следующей фотографии был Толь, окруженный группой туземцев в высоких головных уборах из перьев и коротких накидках.

Фотографий больше не было, зато в папке оказалась служебная записка Толя с просьбой выделить для экспедиции две десантные и две саперные морины, в правом нижнем углу стояла виза, какого-то адмирала, подпись была не разборчива: «Включить в состав экспедиции две саперные морины и полу батарею десантных орудий». Следом шел приказ по адмиралтейству о назначении адмирала командующим экспедицией, списки офицеров и личного состава, и карта побережья Дикого острова с координатами и пометкой «Форт Надежда». В отдельном конверте оказались копии приказов, накладные на продовольствие, фураж, обмундирование и боеприпасы.

Пришел официант, принес заказ. Я перевернул документы, чтобы он ничего не увидел, а потом убрал их в планшетку.

Салат был отменный, а отбивная еще лучше. Я заказал еще вина.

Приятно было сидеть на открытой террасе и ничего не делать. С моря дул легкий ветерок. Ресторан начинал заполняться посетителями. Они приходили по одному или компаниями. Меня всегда удивляла и раздражала столичная манера громко разговаривать. На улице ты этого почти не замечаешь, но в помещении совсем другое дело. Справа от меня, за столом, расположилась группа морских офицеров. Когда я посмотрел на них, молодой капитан кивнул в знак приветствия, наверно мы были знакомы, я его не помнил, но уверенно кивнул в ответ.

Посещение вдовы оставило в моей душе тяжелый осадок. Я опять вспомнил адмирала, уютно устроившегося в кресле, ноги укутаны пледом, в руках старинная книга с гравюрами Роу, мягкий свет настольной лампы и запах трубочного табака. Строгий и деятельный на флоте, дома Крол превращался в философа. С его смертью, что-то изменилось, ушла целая эпоха великих флотоводцев мыслителей, а их место заняли жестокие и сухие, словно акулы, молодые офицеры. Я попробовал представить, какие слова нашел бы Крол, отправляя меня в поход, но из этого ничего не получилось.

Вернулся официант.

— Не желаете кофе? — спросил он, убирая со стола.

— Да принесите. И свежую газету.

— Какую изволите?

— Морской вестник.

— Сию минуту.

Предложение официанта пришлось, как нельзя кстати. Уходить не хотелось. Я понимал, что веду себя недостойно, откладывая момент, когда придется встать и отправиться в казарму. Словно чувствуя мое состояние, официант не торопился. Я видел, как он медленно прошел с подносом полным грязной посуды, скрылся в подсобных помещениях, потом появился, заглянул в бар, что-то сказал бармену и присел на вращающийся стул, ожидая мой заказ.

Нужно было что-то решать с семьей. Хорошо, что жалование мне выдали золотом. Золотая монета в столице шла один к одному к бумажным деньгам, но по мере удаления от центра, курс стремительно менялся. На нашем острове за одну золотую монету давали почти в два раза больше. Этих денег моей семье должно было хватить на первое время для безбедного существования, потом конечно, будет тяжелее, но они смогут вести спокойную, размеренную жизнь до моего возвращения. Главное, чтобы жена не потратила сразу все деньги, а такое могло случиться. Значит нужно отправлять их домой, как можно скорее. Мне было жалко Эн, которая только-только освоилась и стала получать удовольствие от столичной жизни. Ну что же, успех ее мужа был стремительный, но слишком короткий.

— Пожалуйста, кофе.

Официант поставил передо мной чашку, блюдце с маленьким пирожным, и положил аккуратно сложенную свежую газету.

— От нашего шеф-повара, — сказал он, указывая на пирожное.

Я пролистал газету, прочитал новости, светскую хронику, культурные и спортивные события. На последней странице в разделе реклама был помещен большой рисунок с изображением парусника и надписью крупным шрифтом с завитушками «Путешествуйте с нами! Компания Лур, и сыновья. Доставим вас в любую точку мира». Внизу, мелким шрифтом была приписка: «билеты для пассажиров первого и второго класса, экскурсии, путешествия, паломничество» и указан адрес. Контора находилась в двух шагах от ресторана. Это было то, что нужно. Если сегодня я возьму для семьи билеты на пароход, на ближайшее время, то сам смогу проследить за сборами и рассчитаться с владельцем квартиры. Я расплатился и вышел.

Компания «Лур, и сыновья» занимала две комнаты на первом этаже торгового дома «Успех». В первом зале меня встретил усатый высокий распорядитель с армейской выправкой и зычным басом, и провел в комнату поменьше, где за маленькими столами сидели два клерка. Были они щупленькие, в очках, в одинаковых серых костюмах в полоску, в таких же жилетах и с черными суконными нарукавниками на локтях. Один из них был занят. У его стола сидела дородная дама, в круглой шляпе и томным голосом расспрашивала о путешествии за внешний круг. Клерк, видимо один из сыновей господина Лура», отвечал, что путешествия туда дороги и скучны, что за кругом существует всего несколько островов, по сути голых скал, на которых гнездятся только бакланы и чайки, и что на много увлекательней отправиться по маршруту великих побед.

— Нет, нет, — отвечала дама: — мой племянник хочет именно за внешний круг. Он просто помешался.

— Что желает господин офицер? — Второй клерк подошел ко мне и приветливо улыбаясь, предложил сесть.

— Скажите, Вы отправляете суда на остров Хос?

Молодой человек близоруко сощурился и закивал головой.

— У нас есть судно, которое ходит раз в неделю, по четвергам, без остановок, каюты второго класса одноместные и двухместные.

Я задумался. Сегодня вторник и оставлять семью до четверга мне не хотелось. По опыту переездов я знал, что все надо делать быстро и сразу.

— А рейса пораньше у вас нет?

Клерк сокрушенно покачал головой. Он был похож на детскую деревянную игрушку, которыми торговали лотошники в переулке развлечений, куда иногда, по воскресеньям, я ходил с детьми.

— Пароход ходит только по четвергам.

Было обидно уходить ни с чем. Я уже представил себе, что сразу куплю билеты и одной проблемой станет меньше.

Я встал: — очень жаль. Вы уверены, что до острова Хос можно добраться только на этом пароходе?

— Минутку, — клерк порылся на столе и извлек что-то из-под груды рекламных буклетов.

— У нас нет парохода, который бы ходил на остров Хос, но завтра в двадцать один ноль ноль туда отправляется прогулочное судно «Звезда Севера». Это парусник, каюты для пассажиров первого и второго класса. Судно совсем новое, прекрасные условия, кухня на любой вкус, по дороге будет три остановки: на островах Нок, Шур и Зол; прогулки по городу, экскурсия в старую крепость, обед в ресторане и всевозможные развлечения. Остров Хос конечная точка маршрута. Если Вы захотите там сойти, это можно будет устроить.

Я снова сел.

— Сколько дней он идет до острова Хос?

— Пять дней и семь ночей.

Я подумал, что мои дети будут в восторге от путешествия под парусом. По крайней мере Тэм, которому уже двенадцать.

Клерк разложил передо мной фотографии трехмачтового судна и схему расположения кают.

— На судне имеются все удобства. В каютах есть умывальные комнаты и даже складная кровать для прислуги.

— Мне нужна трехместная каюта первого класса, и еще, у меня будет очень много вещей.

— Вам понадобиться дополнительное багажное место?

— Да. Два дополнительных места.

Юноша оживился и стал, что-то записывать на листе бумаги, перо, которое он слишком часто макал в чернильницу, отчаянно скрипело:

— Вы путешествуете с семьей?

— Поедут моя жена и дети, 6 и 12 лет.

— Берете с собой прислугу?

— Скорее всего, нет.

Клерк остановился, с кончика пера соскользнула маленькая капелька и оставила на листе черную кляксу.

— Если Вы все-таки возьмете прислугу с собой, за нее можно будет доплатить уже на судне.

— Буду иметь в виду.

Молодой человек улыбнулся и загрохотал счетами:

— Это прекрасная поездка. Вашей семье должно понравиться.

Сумма была весьма внушительная. Я расплатился, взял билеты и вышел. Распорядитель подозвал пролетку. Я дал ему пару медяков и поехал в казарму.

Гвардейские части располагались таким образом, чтобы в случае нападения блокировать порт и гавани, перекрыть проспекты и окружить здание адмиралтейства и президентский дворец плотным кольцом охраны. План обороны столицы был разработан несколько столетий назад, и расположение казарм не менялось веками. Моя морина занимала двухэтажное здание в центре, со складами, ремонтными мастерскими, широким квадратным внутренним двором и фонтаном.

Я постучал в массивные деревянные ворота. Открылось маленькое зарешетчатое окошко, и калитка распахнулась. Часовой взял на караул и отошел в сторону, пропуская меня.

— Здравия желаю, господин супер — лейтенант — моринер.

Я кивнул и вошел в полумрак подворотни. Здесь еще сохранялась прохлада.

Двор казармы был пуст, и я подумал, что мой заместитель скорее всего проводит учебные занятия.

Штаб 8 гвардейской морины состоял из двух комнат, гостиной, которую на морской манер называли кают-компанией и кабинета командира части. Гостиная — большая комната с тремя окнами, выходящими во двор, с кожаным диваном и массивным столом, была самым уютным местом в казарме, здесь господа офицеры проводили совещания, выпивали и обедали. В углу справа, при входе, стояла маленькая плита с вытяжкой, на которой мой денщик Люм, варил кофе или грел чайник.

Чтобы попасть в кабинет, нужно было пройти кают-компанию насквозь, миновать стол и ряд стульев, и повернуть ручку, вечно закрытой, деревянной двери. В кабинете стоял сейф с личными делами офицеров и прочими документами, шкаф для одежды, канцелярский стол, пара стульев и высокие напольные часы, которые постоянно отставали. На стене висел мой трофейный карабин.

Я вошел в кают-компанию. Здесь было пусто, душно и накурено. На столе стояла хрустальная пепельница полная папиросных окурков, лежал ворох вчерашних газет и стоял пустой стакан. На диване осталась раскрытая книга, которую ночью читал дежурный офицер.

Я взял книгу в руки. Это был дешевый роман из тех, что в послевоенные годы заполонили прилавки книжных магазинов. Что-то о герое войны и ожидающей его с фронта голубоглазой красавице. Я захлопнул книгу и положил на место.

Дверь кабинета открылась и появился денщик, в руках он держал мокрую тряпку. Увидев меня, он смутился, отдал честь и вытянул руки по швам, тряпка при этом размоталась и повисла до самого пола.

— Здравия желаю, господин супер — лейтенант — моринер. Я у Вас уборку делал.

— Хорошо сделал?

— Так точно, — он заулыбался: — Может быть хотите чаю или кофе?

«Кофе» он произносил с особым шиком и получалось, что-то вроде «коофэ».

— Пригласи лейтенант-моринера Бада, и вытряхни эту пепельницу, а то вся кают-компания провоняла.

— Слушаюсь.

Денщик выбежал за дверь. Был он коротенький, толстый, суетливый и услужливый. Моринеры его не любили, за то, что Люм во все совал свой нос и на любой вопрос у него был готов ответ, причем его совершенно не смущало, что, как правило, его мнение никого не интересовало.

Я прошел в кабинет, поставил на подоконник ящик с кордом и коньяк, стащил через голову планшетку, бросил ее на стол, расстегнул китель и развалился на стуле.

Окно было открыто. Во дворе никого не было, только у ворот конюшни, изнывающий от жары и скуки часовой, переминался с ноги на ногу. Я попробовал вспомнить из какого взвода моринер, но так и не смог, кажется из второго. Дверь казармы распахнулась и по двору, придерживая шпагу, пробежал начальник штаба. Он был старше меня на два года, круглый, подвижный, с пивным животом и широким лицом. Бад воевал с первого дня войны, чем ужасно гордился. Он был из мещан, выбился в офицеры за счет бесшабашной отваги и презрения к смерти. В молодые годы Бад потерял жену, которая умерла при родах, оставив ему сына. Ребенка забрали родственники жены, которые жили в столице и удачно торговали сукном. Бад решил, что война отличная возможность расстаться с жизнью и воссоединиться с любимой женой. Он упрямо искал смерти, но не нашел. В последний год войны мы с ним побывали в нескольких переделках, подружились и прониклись друг к другу уважением. Жил он в казарме, в небольшой комнате с единственным окном во двор, столовался в части.

Хлопнула входная дверь. Бад стремительно прошел кают-компанию и вошел в кабинет. Он запыхался.

— Добрый день!

— Добрый. Садись.

Наедине мы были на ты. Он снял фуражку, положил на краешек стола, сел на стул, закинул ногу на ногу и внимательно посмотрел на меня. Глаза у него были голубые, на выкате.

— Ну, что?

Утром денщик доставил ему записку и Бад был встревожен.

— Нас ждет боевая операция.

— Ну слава великому океану, — Бад расслабился и откинулся на спинку стула:

— Операция — это хорошо.

— Это очень нехорошая операция, — я сунул ему под нос папку с документами: — мы отправляемся на «Дикий остров» искать адмирала Толя.

— А по мне хоть к морскому дьяволу, лишь бы подальше отсюда, — беззаботно ответил Бад. Он взял папку, развязал тесемки и вытащил документы: — Кто такой этот Толь?

Я рассказал ему все, что знал, и все что услышал от адмирала и капитана. Бад не перебивал и слушал очень внимательно, то и дело поглядывая на фотографии и изучая список офицеров экспедиции.

— Странно это все. Не понимаю, зачем нас посылать. Отправили бы разведывательное судно, — Бад положил папку на стол, достал из кармана маленькую трубочку и кисет, набил ее табаком и раскурил. По кабинету поплыл ароматный дымок.

— Но адмиралтейству видней. У Меца голова большая, вот пусть она и болит. Доберемся до материка, найдем экспедицию и подождем смены. Проще маринованной корюшки.

Часы пробили 13.30.

Бад достал из кармана свой наградной серебряный брегет, щелкнул крышкой и сверил время.

— Отстают на 12 минут.

— Твои или штабные?

— Штабные. Скоро обед.

— Я обедал в городе, в «Якоре».

Бад с завистью присвистнул.

— Не плохо. А я собираюсь попробовать стряпню нашего повара. Есть хочу еще с утра, — он улыбнулся.

За окном часовой мерил шагами выложенный булыжником двор, он делал 5 шагов в одну сторону, замирал, разворачивался на 180 градусов, и делал 5 шагов в другую.

— Коньяка хочешь? Турд подарил.

Бад отрицательно покачал головой.

— Как он?

— Нормально. Вывернулся. Добился перевода на «базу подскока». Хочет пересидеть трудные времена.

— Скользкий угорь, — Бад усмехнулся, — очень хочу выпить, но давай после обеда, получается, что теперь у нас с тобой полно дел.

Мы помолчали. Я убрал папку в верхний ящик стола, туда же сунул планшетку.

— После обеда я сообщу господам офицерам приятную новость. Во-первых, они больше не гвардия, а во-вторых служба в столице для них закончилась.

Я встал, прошелся по кабинету и остановился у открытого окна. Ворота оружейной мастерской были распахнуты настежь. Мне был виден верстак с наваленным хламом, железная бочка, походный горн.

— И в-третьих, это их последний обед на твердой земле. Нас ждут два месяца плавания, осенние шторма и чертовская скука на протяжении всего пути.

Я подумал, что повторяю интонацию капитана из разведки, и меня передернуло.

Бад выбил трубку в пепельницу, надел фуражку и встал.

— Ничего, доплывем. Я тебе еще нужен?

— Нет. Иди. Увидимся на обеде.

Бад вышел, оставив дверь открытой. В кают-компании возился денщик, накрывая на стол. Звякали чашки и тарелки, звенели столовые приборы.

Меня беспокоила семья. День на сборы — это очень мало. За последний год мы обросли вещами, как днище корабля моллюсками. Я представил удивленное лицо жены, разговор с хозяином квартиры, со служанкой. Правильно говорят, что переезд хуже пожара.

Что выберет Эн? Где она захочет остановиться, у моего отца или у своей матери? Наверно у матери. Сыну придется сменить гимназию. Им нужно будет нанять новую прислугу. Столько проблем и я не смогу ничем помочь. Я буду далеко и даже не знаю, смогу ли опять их увидеть. В груди стало тесно. Проклятая духота. Я закрыл дверь в кабинет, чтобы не слышать, как денщик бормочет под нос и в слух считает количество тарелок, которые надо поставить на стол.

Без десяти два офицеры стали собираться на обед. Я смотрел, как по одному или по двое они проходят через двор, слышал их голоса в кают-компании. Из-за двери потянуло папиросным дымом. Я застегнулся и поправил портупею.

Офицеры расположились по давно заведенному порядку: слева младшие командиры, ближе всего ко мне моринер-лейтенант Тар командир третьего взвода, за ним лейтенанты Жен и Мас, командиры второго и первого взводов, справа от меня сидел Бад, за ним суперинтендант Кос и лейтенант артиллерист Гат, четвертое место справа пустовало, потому что доктор сидел на диване и курил трубку.

— Добрый день господа!

— Добрый день!

Все встали.

— Прошу садиться.

Доктор пересел за стол.

Я занял свое место и дал знак денщику подавать обед. Бад ел много и с аппетитом, доктор отказался от супа и вяло ковырял вилкой второе. Я ничего не ел, но выпил не много вина. Говорили мало, в основном о новых назначениях и громких отставках, обсудили последние столичные новости. Некоторые офицеры бросали на меня любопытные взгляды, но я решил ничего не рассказывать за едой.

Когда денщик подал кофе, я подумал, что больше тянуть не имеет смысла.

— Господа! Прошу минуту внимания.

Разговоры за столом сразу смолкли. Стало удивительно тихо и было слышно, как жужжит муха, попавшая между двух стекол. «Интересно», — подумал я, — скорее всего они уже знают о том, что меня вызывали к начальству. Наверно обсудили некоторые варианты.» Я был уверен, что в морине есть агент контрразведки и возможно не один. Собственно, официальным осведомителем был Бад. Завербовали его сразу после войны. Он даже получал за это ежемесячную премию. Сначала он отказался от предложения конторы, но потом мы решили, что так будет лучше. Раз в месяц мы вместе составляли отчет. Писали всякую безобидную ерунду, что офицеры пьют в казарме, что ругают штабных и играют в карты, это были обычные офицерские шалости и адмиралтейство закрывало на них глаза. Перехватив мой взгляд, Бад заерзал. Доктор опять потянулся к трубке.

— Сегодня утром я разговаривал с адмиралом Мецем. Итак, нам поручено важное задание. Завтра на рассвете мы покидаем столицу. Поэтому я прошу, сразу после обеда провести смотр личного состава, вооружения и походного снаряжения. Все что не исправно должно быть приведено в порядок, имущество должно быть упаковано и готово к походу.

С этого момента морина переводится на военное положение. Дежурному офицеру удвоить посты и пресечь любую возможность рядовому составу покинуть территорию казармы.

В кают-компании повисла мертвая тишина, артиллерист кашлянул, интендант снял очки и начал протирать их не свежим, клетчатым платком, молодые лейтенанты переглянулись.

— Нам предстоит долгий и опасный поход. О цели операции Вы узнает на корабле, как только мы выйдем в море. Одно могу Вам сказать, господа, это не учения. Нам предстоит настоящая военная операция. Возможны потери. Но, — я делал небольшую паузу, — Вы сможете прославиться, получить орден или повышение.

Доктор усмехнулся. Он хотел уйти в отставку и уже написал очередное прошение. Пока его рапорты оставляли без внимания, но доктор очень надеялся, что в ближайшее время его демобилизуют. В который раз его мечта откладывалась на неопределенный срок. Я отметил про себя, что надо будет с ним поговорить.

— В 17.00 прошу всех собраться здесь. Быстро проведем совещание и все, кроме дежурного офицера смогут отправиться в город попрощаться с родными. Вернуться Вы должны не позднее 20-ти часов. Все господа, за работу.

Офицеры встали, загрохотали отодвигаемые стулья.

— Суперинтендант Кос! Попрошу Вас остаться.

Интенданту сейчас больше всего хлопот. Ему нужно поехать в адмиралтейство и сверить по накладным боеприпасы, обмундирование и провиант, все проверить и пересчитать, получить и выдать офицерское жалование. За всем нужен глаз да глаз. Слишком часто, во время последней компании, десантники после высадки на вражеской территории, оказывались в тяжелом положении. Бывали случаи, когда вместо боеприпасов к карабинам, в строевые части приходили патроны к егерским штуцерам, а у гранат не было запалов.

Офицеры вышли. Кос пересел поближе. Он снял очки, потом опять надел, и сложив руки перед собой, как прилежный гимназист, приготовился слушать. Денщик принялся собирать со стола грязные тарелки. Мы молча ждали пока он закончит, но наконец я не выдержал.

— Люм! — сказал я, — пошел вон.

Он повернулся, вытянулся, грохнул стопку тарелок на стол, козырнул и выскочил на улицу. Когда дверь захлопнулась, я сказал: — Расскажите, как у нас дела.

Я знал, что у Коса все в порядке. Мне достался один из лучших интендантов в столице, да еще и настоящий боевой офицер. Не смотря на его типично штатскую внешность, мягкую округлость и пухлые, почти детские щеки, Кос был настоящий офицер, на которого можно было положиться в любом деле. Я сам видел, как он зарубил двоих вардов во время обороны острова Мо.

— Ничего не могу сказать нового, — он развел своими кукольными ручками, — У нас есть все. Полный комплект летнего и зимнего обмундирования. Сапоги заменили два месяца назад. Бушлаты новые. Но запаса нет. Совсем. Запчасти для карабинов и кордов, кое какие есть, насобираем, но тоже не густо. Снаряды, полный комплект. Лишние боеприпасы мы израсходовали на стрельбах, остались точно по разнарядке по 100 на карабин и по 20 на корд, так что если адмиралтейство, что-нибудь перепутает и выдаст нам, например, патроны другого калибра, то мы окажемся в глубоком иле, — интендант виновато улыбнулся, — Извините.

Я смотрел на Коса и не знал, как поступить. Проклятая секретность. Сейчас только интендант мог бы понять мое беспокойство, а я ничего не могу ему рассказать. Дальний поход это в первую очередь полное отсутствие складов и баз. Если мы не дополучим, что-нибудь из огромного списка необходимых вещей, взять их будет просто негде. Это не только оружие и боеприпасы или продовольствие, это средства от цинги, белье, лекарства, матрасы и одеяла, походные печки, палатки, средства гигиены.

— Послушайте, Кос. Я не могу сказать Вам куда мы направляемся. Но я хочу, чтобы Вы поняли, мы едем очень далеко.

Я сделал многозначительную паузу. Не знаю, услышал меня интендант или нет, но он понимающе кивнул.

— Какое-то время мы будем оторваны от снабжения и нам придется рассчитывать только на себя.

— На сколько долго?

— Может быть несколько месяцев, может быть больше.

В глазах интенданта мелькнула какая-то мысль, он был очень умным человеком. Не думаю, что он догадался о цели нашей экспедиции, но понял в общих чертах, что я пытался ему сказать.

— Я понял, господин супер-лейтенант-моринер. Я постараюсь выбить из адмиралтейства все для дальнего автономного похода.

Я облегченно вздохнул и улыбнулся.

— Хорошо, — я встал, — Вы все правильно поняли.

Кос тоже поднялся, — разрешите идти?

— Идите.

После ухода интенданта, я закрылся в кабинете и разложил на столе материалы по экспедиции. Слева я поместил накладные, ведомости и списки личного состава, посередине — фотографии, а справа отчеты, потом достал из ящика лист чистой бумаги и остро заточенный карандаш, и стал думать.

Лист я разделил на две части: гарнизон и корабли.

У Толя было две саперные морины, значит 160 человек и 2 орудия, плюс полу батарея, значит еще 2 орудия и 20 человек прислуги. Очень приличный гарнизон. Я сверился с накладными. Боеприпасов было более чем достаточно, лошади, фураж, все в полном порядке. На сколько я понял из отчетов, военных действий Толь не вел. С продовольствием дело обстояло хуже. Запас взяли на год вперед, а прожить пришлось почти три. Небольшой гарнизон смог бы прокормить себя охотой и рыболовством, но здесь почти 200 человек, и еще не понятно сколько людей на кораблях. Кстати по флоту никаких отчетов и документов не было, кроме характеристик судов и фамилий офицеров. Изначально в экспедицию вошло три корабля. Один легкий крейсер вернулся с докладом и просьбой о пополнении, десантное судно погибло, куда же делся второй крейсер? Я всматривался в лица офицеров на фотографиях, разглядывал карту, и никак не мог понять, почему десантный корабль адмирала шел к вардовским островам. Я не верил в то, что адмирал предал нас. Что-то случилось. Они увидели тяжелый крейсер вардов и даже не приготовились к отражению атаки. Оторванные от всего мира, члены экспедиции могли не знать о войне, но противостояние наших держав длилось так давно, что приблизиться к берегам вардов мог лишь самый безрассудный капитан и то, если бы у него не было другого выхода. Скорее всего такое судно было бы арестовано, а экипаж посажен в тюрьму за нарушение морской границы. Месяцы заключения и судебного разбирательства, унижения и голодовки. Что же заставило адмирала Толя плыть к вражеским берегам. Эпидемия? Тяжелая болезнь? Помутнение рассудка? Возможно команда взбунтовалась. Корабль захватили и побоявшись попасть в руки закона, бунтовщики решили сдаться вражеским властям.

Этот вариант мне показался наиболее разумным. Предугадать причину бунта невозможно. Жизнь вдали от цивилизации меняет людей. На «Диком острове» могло произойти все, что угодно.

Напротив, слова «гарнизон» я поставил жирный знак вопроса и написал внизу «продовольствие», а напротив слова «флот» поставил сразу три восклицательных знака.

В дверь постучали. Пришел Бад.

Он сел на стул, снял фуражку и вытер платком вспотевший лоб.

— Жарко. Кажется, ты предлагал коньяк?

— Открывай, — я передал ему бутылку.

Бад сходил в кают-компанию, принес рюмки и кислые водоросли фру, оставшиеся от обеда. В столице это считалось варварством, но на островах мы всегда закусывали ими коньяк.

— Твое здоровье.

Мы чокнулись, выпили и захрустели водорослями.

— Изучаешь? — Бад ткнул пальцем в разложенные на столе документы.

— Если ты помнишь, в прошлой жизни я работал на складе, считал, умножал и вычитал. Во всем нужен порядок и учет. Сейчас пытаюсь разобраться, что погубило Толя.

— Пустое занятие, — Бад налил еще, — они могли подсунуть Толю просроченные консервы, и все померли от отравления. Не в одной накладной, ты не найдешь записи о том, что интенданты всучили отраву.

— Может быть, может быть.

До совещания оставалось чуть больше двух часов, и я решил провести это время с пользой.

Мне нужно было кое-что купить в дорогу и, вообще, не мешало бы прогуляться. Я слишком много выпил и в голове начинало шуметь. Это все от нервов. Я вышел из казармы и направился по переулку вверх, в сторону старого города. В столице все улицы спускались к морю, к пристаням. Первый город, появившийся здесь в незапамятные времена, был построен на вершине холма, поэтому назывался либо верхним, либо старым. Там были узкие кривые улочки, маленькие лавочки, которые передавались из поколения в поколение, там продавец мог усадить вас в кресло, угостить кофе и завести длинную беседу о своем товаре, там были самые красивые и старые церкви, знаменитые музеи, и с вершины холма открывался потрясающий вид. Если и было за что любить столицу, то только за старый город. Аристократы предпочитали нижнюю часть, с современными просторными проспектами, большими магазинами и конторами, с роскошными ресторанами и многоэтажным синематографом, но мне больше нравилось среди древних стен.

Свободных пролеток на улице не оказалось, и я решил немного пройтись. Почему-то я стал думать о Кроле, о его жене, о том, что теряя близких, мы невольно начинаем испытывать неловкость за то, что живы, а их больше нет. Вдова адмирала все время говорила, что умрет первой, она считала себя очень больным человеком, часто ходила к доктору и готовилась к смерти. А вышло все по-другому.

Я остановился на перекрестке у маленького фонтанчика, сделал несколько глотков воды и ополоснул лицо. От выпитого вина и коньяка, от духоты и палящего солнца, голова начинала болеть все сильнее. На мгновение мне стало страшно. Я всегда считал себя везучим человеком. Моя жизнь катилась довольно гладко, и, хотя в ней было достаточно ужасных и печальных моментов, но в целом мне везло. Я выживал там, где многие погибали сразу, не успев толком оглядеться. Может быть моя удача закончилась? Я еще раз ополоснул лицо, вытерся носовым платком, свернул в знакомый переулок, прошел несколько кварталов и вышел на Канатную улицу. Здесь в тени старинных тополей стояла маленькая морская церковь, построенная на деньги горожан в память о погибших в предпоследней войне. Внутри было сумрачно и пусто, в углу на лавке расположились несколько старух в черных платках. Они были похожи на ворон. Я прошел в исповедальню, опустив голову, чтобы не удариться о низкий потолок, и прикрыл за собой дверь. Небольшое круглое помещение было освещено двумя маленькими светильниками, которые почти не давали света. В темноте угадывались очертания бассейна расположенного посередине комнаты и крупная фигура человека, сидящего у противоположной стены.

— Здравствуйте святой отец, — тихо сказал я, опускаясь на пол.

— Здравствуй сын мой.

Я коснулся воды. Она была холодной. Я медленно опустил в бассейн обе руки. Какое-то время мы сидели молча, потом священник заговорил:

— Ты чувствуешь беспокойство?

— Я чувствую страх.

— Кто ты?

— Офицер.

Вода медленно струилась между моих пальцев.

— Чего ты боишься?

— Я боюсь смерти.

Священник помолчал, и я услышал, как на другом конце бассейна плеснула вода.

— Все когда-нибудь умрут.

У священника был низкий голос. Он говорил тихо, но особая акустика помещения делала его глубоким и полным скрытого смысла.

— Я боюсь неизвестности.

— Твой путь известен. Однажды ты умрешь и великий океан примет тебя в свое лоно, а потом ты возродишься вновь, у тебя будет другое имя, другое лицо, но это будешь ты.

В темноте было хорошо и спокойно, голос священника завораживал. Странное оцепенение сковывало меня, голова больше не болела. Хотелось прилечь и остаться здесь навсегда. Казалось, что я нахожусь внутри огромной раковины, а надо мной шумят волны и проходят века.

— Не бойся смерти, потому, что ты бессмертен. Тело пустая оболочка. Однажды оно уйдет на дно и его съедят рыбы, а ты соединишься с океаном и будешь так же велик, как он. Ты сможешь взлетать брызгами к небу и сокрушать скалы.

Голос священника изменился, стал глуше, опять плеснула вода и он запел, какую-то странную мелодию, песню без слов.

Я попытался подняться, но не смог, и мягко завалился на бок, на заботливо расстеленные циновки.

Меня вежливо, но настойчиво трясли за плечо. Я сел, пытаясь понять, что со мной. Вокруг был полумрак. Я почувствовал чью-то руку и понял, что мне протягивают чашку. Рука была влажной, словно ее держали в воде, а потом не до суха вытерли полотенцем.

— Выпей это.

Я повиновался. Резкий травяной вкус с легкой горчинкой взбодрил меня. Я вспомнил, где нахожусь, и что в конце церемонии заснул и, наверно, выболтал священнику все секреты. Страшно не было, скорее наоборот легко и приятно, словно я много и долго трудился, и наконец получил возможность отдохнуть.

— Я говорил, что-нибудь, святой отец?

— Говорил, сын мой. Но все сказанное тобой не выйдет из этих стен. Тайна исповеди священна.

Не бойся ничего. Вода приняла мои слова, вода сохранит.

Шатаясь словно пьяный, я поднялся с циновки. Ноги заплетались, но я знал, что это не на долго, когда я выйду на улицу все будет нормально. Уже у самых дверей, священник поймал и легко сжал мою руку.

— Я на Вас не донесу.

Я всегда покупал книги в лавке старого Моза. Это был сухонький старичок, в высокой остроконечной валяной шапке, которую он не снимал даже в самую жаркую погоду. Он торговал старыми книгами и в его лавке можно было найти хорошее издание с редкими гравюрами за очень маленькие деньги. В столице существовала мода на все. Книги не были исключением. И дело было не в авторах, а в том, что книги переиздавались, они выходили на новой бумаге лучшего качества, в новом переплете, сейчас, например, в моде была жесткая и шероховатая, как наждак, акулья кожа. Библиотеки обновляли, а старые книги отдавали бумажным старьевщикам за бесценок. Нам с Мозом нравились потертые переплеты и особый запах пожелтевших страниц. Я входил в его лавку, как в музей и часто задерживался до поздна.

— Господин, Бур!

Моз вышел из-за прилавка и засеменил ко мне, шаркая по полу потертыми шлепанцами. В лавке пахло бумагой и пылью. Книги были везде: на стеллажах, на полу, на подоконниках. Они располагались причудливыми пирамидами, и чтобы достать нужную, необходим был помощник, который бы держал остальные.

— Здравствуйте Моз. Рад Вас видеть.

Он уже подошел ко мне и заглядывал в глаза, поражая своей странной, отсутствующей улыбкой.

— Садитесь, садитесь, — он указал на продавленное кресло слева от входа, — У меня появились очень хорошие книги: «Семена зла» Гуна и «Над обрывом» Тана, есть еще поэма «Слова влюбленных», но Вы, по-моему, стихи о любви не очень жалуете.

Он хихикнул.

— Можно посмотреть?

— Конечно!

Моз принес книги. Я быстро пролистал обе и прочитал аннотацию. «Над обрывом» была хорошо издана и гравюры были отличные. Я уже держал в руках эту книгу, когда-то давно, но прочесть так и не успел. Одной книги, в путешествии, мне хватит не надолго, читаю я быстро, но несколько штук я все-равно возьму из дома. Есть такие книги, которые ты перечитываешь снова и снова. Их не так много, но они составляют основу любой библиотеки.

— Я возьму вот эту.

Старик радостно закивал.

— Вас долго не было, я начал волноваться, думал вас перевели.

— Переводят, — я выбрался из кресла, — боюсь, что пришел попрощаться.

Улыбка сползла с морщинистого лица. Моз почесал затылок.

— Как жаль. Я надеялся продать вам еще много всего, — простодушно сказал старик.

После книжной лавки я отправился на улицу Курильщиков. Здесь, в многочисленных лавках, можно было купить хорошие сигары. В питейных заведениях под открытым небом, подавали чай и кофе, на столах стояли кальяны и лежали курительные трубки такой почтенной длины, что издали, своими размерами, напоминали ружья. Зазывалы на перебой предлагали посетить их заведение, но я торопился. Здесь никаких предпочтений у меня не было, и я зашел в одну из лавок, на мой взгляд, более просторную, чем остальные. Сигары продавались в коробках и россыпью, маленькие и большие, толстые и тонкие, легкие с привкусом ликеров или крепкие на столько, что перехватывало дух. Я взял две коробки. Толстый продавец, завернул их в коричневую бумагу, перевязал бечевкой и с улыбкой протянул мне. Вообще в старом городе все всегда улыбались. Это был фирменный стиль местных торговцев.

Я еще побродил немного по узким улочкам, поднялся на вершину и полюбовался чудесным видом, выпил в кафе холодного лимонада, купил в винной лавке три бутылки коньяка, и тяжело нагруженный отправился в казарму, жалея, что не взял с собой денщика в качестве вьючной лошади.

В кают-компании Бад и доктор играли в шахматы. Они опять надымили. Все окна были раскрыты, но горячий воздух, казалось, вообще не проникал в помещение. Я сложил покупки в кабинете и присоединился к ним.

— За кого будете болеть, Бур? — спросил доктор.

— За Вас.

— И правильно, — доктор взял у Бада пешку, — не прогадаете. Я выигрываю.

Бад почесал кончик носа и сдвинул фуражку на самые глаза, — посмотрим, посмотрим, — сказал он.

Суперинтендант Кос вернулся в половине пятого. Он занял мой кабинет, где разложил на столе бухгалтерские книги и деньги. Офицеры по очереди заходили к нему получить жалование.

В пять часов я выслушал доклад подчиненных. Морина была готова к походу, раненых и больных не было, кое-что из имущества требовало починки, но за вечер все должны были успеть сделать. После совещания я отпустил офицеров по домам.

Бад поехал попрощаться с сыном и передать деньги родственникам жены. Свою дорожную сумку он уже приготовил.

Кос отправился разбираться с квартирной хозяйкой, на обратном пути он собирался купить ром и папиросы. Интендант занимал маленькую квартирку, состоящую из гостиной и спальни, в двух шагах от казармы, в старом кирпичном доме. Хозяйка жила этажом выше и внимательно смотрела, чтобы он не водил в дом женщин и собутыльников, поэтому для интимных свиданий с барышнями, Кос обычно снимал номер в отеле.

Я тоже собрался домой.

В кают-компании доктор пил кофе и читал газету, уютно расположившись на диване.

За окном, во дворе, Люм мыл оставшуюся после обеда грязную посуду, вытирал ее и сразу убирал в походный ящик.

— Как дела доктор? — спросил я, — Вы уже собрались?

— Соберусь ночью. У меня мало вещей.

Доктор жил в отдельной комнате при лазарете. Все его вещи умещались в небольшом чемодане, который обычно лежал под кроватью, правда был еще объемный мешок с книгами по медицине. Я знал, что раз в месяц он отсылал часть жалования родным, которые жили на одном из дальних островов. Еще у доктора была жена, с которой он развелся перед войной. Ей он выплачивал минимальную сумму, положенную по закону и отношений не поддерживал. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы он отправлял ей письма.

Доктор сложил газету и поднялся.

— Провожу Вас и куплю кое-что в дорогу.

Мы вышли во двор. Дневная жара спала. В карауле стояли два моряка и сержант. Ворота были закрыты на засов, а подворотня перегорожена цепью.

— Старшие офицеры! — скомандовал сержант. Часовые встали по стойке смирно и отдали честь.

— Пропустите нас, — сказал я.

Часовой снял кольцо с крюка и положил цепь прямо на брусчатку.

— Все в порядке? — спросил я сержанта.

— Так точно! Дежурим. Приказано никого не выпускать, только господ офицеров.

— Правильно. Вот никого и не выпускайте.

Мы вышли на улицу и часовые опять натянули цепь.

Дома разразился скандал. Жена очень расстроилась. Она не желала слушать мои доводы, и в конце разговора, хлопнула дверью и ушла в детскую. Дети плакали. Мне было жалко Эн. Она была умна и хорошо образована. Благодаря своему легкому характеру, она быстро освоилась в столице и завела новых друзей. Ей нравились наряды и танцы в центральном парке, духовые оркестры и занятия живописью. Красивая жизнь поманила нас красочной оберткой, но шоколада внутри не оказалось. Всего чуть больше года мы прожили в столице. Не знаю, повезет ли нам так еще раз.

Служанка восприняла сообщение о нашем отъезде философски. От моего предложения поехать с Эн и детьми, Мая отказалась.

— Я здесь хочу остаться, — твердо сказала она, — Вы не беспокойтесь, господин лейтенант. Я во всем помогу и вещи соберу, и в порт провожу.

— И куда ты пойдешь?

— Пока у свояченицы поживу, а там видно будет. Я служанка хорошая, меня во всякий дом возьмут.

Я рассчитал ее и дал немного денег сверху за старание. Мая сделала книксен и пошла собирать свои пожитки.

Хозяин квартиры остался очень недоволен, даже не предложил мне сесть и содрал лишние деньги за неожиданный отъезд.

На душе было нехорошо, но времени для страданий, адмиралтейство мне не оставило, так что я тяжело вздохнул и отправился в кабинет готовиться к отъезду. Долго собираться не пришлось. Перед встречей с адмиралом Мецем, не зная, чего ожидать, я уже собрал походный саквояж со всем необходимым. Я открыл верхний ящик стола и достал пятизарядный револьвер, который когда-то мне подарили друзья. Эта маленькая, и безобидная с виду, игрушка могла очень пригодится в дальнем походе. Патроны хранились в запертом отделении, а ключ я всегда носил с собой. Когда у вас маленький сын, быстро привыкаете к осторожности. Револьвер и коробочку с патронами я положил в боковой карман саквояжа, рядом с бритвенным прибором, зубной щеткой и мыльницей.

— Вот так, — сказал я вслух, застегнул саквояж и достал из ящика стола старое портмоне.

Я переложил в него две сотни бумажными деньгами и пять золотых. Этого мне хватит на все случаи жизни. В походе, в океане негде тратить деньги. Оставшееся жалование я положил в новый кошелек.

Часы за моей спиной пробили семь.

В дверь постучали.

— Открыто!

Вошла Эн. Она закрыла за собой дверь и встала возле стола, прямая и очень серьезная.

— Извини, что накричала на тебя.

— Ничего страшного. Я понимаю, что тебе не легко.

— Неужели нет никакой возможности остаться здесь? Мы только зажили нормальной жизнью.

Я подошел и обнял ее. Эн была напряжена и мне показалось, что я обнимаю камень.

От нее пахло духами и немного потом. Белое платье, пошитое портнихой неделю назад, удивительно ей шло.

— Все будет хорошо, — тихо сказал я.

Она отстранилась.

— Пойми меня. Я не хочу стареть на окраине мира и обсуждать с женами рыбаков наряды, вышедшие из моды десять лет назад. Не хочу видеть свою мать. Не хочу слушать ее указания и упреки.

Я взял ее за руку, она попыталась вырваться, но я не пустил. Ладонь была холодной.

— Я все понимаю и знаю, что ты не хочешь уезжать, но Вам не хватит денег, чтобы остаться в столице.

— Неужели ничего нельзя сделать? — она с надеждой смотрела на меня. Она была зла, растеряна и испугана. Все шло не так, как она себе представляла. Мечты рушились.

— Ты сможешь снять маленький домик на побережье, такой же, как мы снимали когда-то. Тебе не обязательно жить у матери. У тебя будут деньги, золото. Ты будешь получать половину моего жалования. Для жизни на острове этого вполне достаточно.

Она отдернула руку.

— Я не могу больше видеть этот остров! Я хочу жить полноценной жизнью. Я два года ждала тебя с войны. Я это заслужила. Я никуда не поеду.

Кровь ударила мне в голову. Я всегда считал себя мягким человеком, но сегодня с меня было довольно. У меня не было ни времени, ни желания повторять все это еще раз.

— Делай, что хочешь, — резко ответил я, — Если ты решила остаться, оставайся. Живи в столице, пока тебе хватит моих денег. Когда они кончатся, ты всегда сможешь попросить в долг у своей мамы или у моих родных, которые за всю нашу совместную жизнь не дали нам не гроша.

Она хотела что-то возразить, но меня уже было не остановить.

— Ты должна думать не только о себе. Я решил все проблемы, расплатился с долгами, рассчитал служанку, купил билеты на корабль. Теперь поступай, как хочешь. Но я больше не смогу тебе помочь. Ты поняла, что завтра утром я отправляюсь в экспедицию, из которой могу не вернуться, и тогда уже за все, что произойдет ты будешь отвечать сама?

— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? Я думаю о своей семье. Ты уходишь, а мы остаемся, и я хочу, чтобы моим детям было хорошо! В столице им будет лучше, чем на крошечном островке, где вечерами даже некуда пойти.

Она не услышала. Я сказал, что могу не вернуться, но она никак не отреагировала на мои слова. Ах, женщины, женщины.

— Вам не хватит денег для жизни здесь. Если хочешь, отвези детей к моему отцу и возвращайся в столицу. Я не буду препятствовать. Да и не смогу.

— Я не брошу своих детей, — ее лицо полыхало от гнева, — все, что я делаю, я делаю ради их блага.

— Хорошо, — я сдался — Делай, как считаешь нужным. А сейчас извини, мне надо собраться. Ты позволишь?

Она вздрогнула. Что-то мелькнуло у нее в глазах, но так быстро, что я не успел уловить, что.

Она развернулась и вышла.

Я открыл саквояж и стал аккуратно все из него выкладывать, руки у меня дрожали. Я еще раз все проверил, уложил поудобнее и застегнул замок. В голове была полная каша. От злости я стукнул кулаком по столу. Нужно собраться с мыслями. В таком состоянии я точно, что-нибудь забуду.

Дверь опять открылась, и жена впустила детей.

Они вбежали и сразу бросились ко мне.

— Попрощайтесь с папой. Он уезжает надолго.

Ада и Тэм повисли на мне. Дочка защебетала.

— Папочка, папочка! А когда ты вернешься?

Я обнимал их, крепко прижимая легкие маленькие тела.

— Я постараюсь вернуться, как можно быстрее. Я разобью всех врагов и вернусь.

— Ты привезешь мне саблю!? — спросил Тим.

— Обязательно.

— А мне красную ленточку и еще куклу с желтыми волосами, — потребовала Ада.

— Привезу. Все привезу. И вернусь, как только смогу.

Эн подошла, и порывисто обняла меня. На мгновение я застыл, а потом обнял ее в ответ, сильно прижал к себе и поцеловал, сначала в губы, потом в щеку.

Когда я вышел из дома было уже десять часов. Голова у меня кружилась, щеки горели, и я с наслаждением подставлял разгоряченное лицо свежему ветерку. Сзади пыхтел денщик. Он тащил саквояж и свертки.

Путь до казармы пролетел незаметно. В голове теснились мысли о семье, о жизни на острове, о родных. Мысленно я продолжал разговор с женой и так увлекся, что не заметил, как пришел к воротам. Мы все крепки задним умом и сейчас мне казалось, что я, наконец, смог найти слова, которые бы убедили ее оставить столицу. Но было слишком поздно махать гарпуном, после того, как рыба сорвалась. Мне оставалось только надеяться на то, что Эн поведет себя разумно.

В казарме было тихо, Бад уже объявил отбой. Я отправил денщика в штаб, а сам проверил часовых и заглянул на склад. В оружейной комнате никого и ничего не было, в углу лежали пустые патронные ящики. Все оружие и боеприпасы раздали моринерам. На опустевшем складе, за столом сидел Кос и что-то писал в тетрадь, при свете керосиновой лампы.

— Добрый вечер, — сказал я.

Интендант поднял на меня уставшие глаза.

— Добрый вечер.

— Как дела?

— Оружие и паек раздали. Имущество упаковано и загружено на подводы. Ждем утра. Ваш НЗ я отнес в кают-компанию.

Кос выглядел постаревшим и каким-то помятым. Фуражку он положил на стол, и было видно, что перед отъездом он постригся очень коротко, отчего его голова стала похожа на грушу и большие щеки казались еще больше.

— С Вами все в порядке, Кос?

— Да, — ответил он каким-то странным детским голосом, — всегда немного волнуюсь перед походом. Спать не могу.

— Я буду в кают-компании, — сказал я, — заходите, если что.

Интендант кивнул и опять склонился над тетрадкой.

Потом я навестил доктора. В лазарете ярко горел свет. С коек сняли матрасы и белье, и они сверкали железными сетками. Шкаф для инструментов был пуст. На операционном столе стоял походный хирургический набор, лежали, какие-то свертки. Доктор в халате, одетом прямо на нижнее белье, копался в саквояже, и что-то напевал себе под нос. Он был в стоптанных домашних туфлях.

Когда я вошел, он оборвал легкомысленную песенку и посмотрел на меня поверх очков.

— Добрый вечер, господин лейтенант.

— Добрый.

Я сел на стул.

— Собираетесь?

Доктор кивнул.

— У меня такое чувство, что я забыл, что-то очень важное. Не знаете, что?

— Скальпель, — предположил я.

— Нет.

— Трепан?

— Снова нет.

— Портвейн?

— Купил четыре бутылки. Нам предстоит дальняя дорога.

Я смотрел на доктора. Он сильно сутулился и от этого казался ниже. Из-под халата торчали чистые кальсоны и тонкие завязки волочились по полу.

— Мне очень жаль, что Ваши просьбы об отставке так и остались без ответа. Я в этом не виноват.

Доктор на минуту задумался, потом сел на стул напротив меня.

— Знаете, Бур. Я даже рад, что мы отправляемся в экспедицию. Я просил об отставке, потому что здесь мне нечем заняться. Но, если Вы спросите, что меня интересует больше, лечение лихорадки, артрита и грудной жабы на мирном острове или боевая операция, я Вам честно скажу, операция.

Я с удивлением смотрел на доктора и думал, что он изменился. И хорошо. Мне не хотелось идти в поход с человеком, который затаил обиду. Он уже мало походил на того подтянутого офицера, которого я встретил на скале во время гибели «Грозного». Второй раз мы с доктором встретились почти два года назад, когда готовился десант для захвата линии Мо. Мы сразу узнали друг друга и просидели целый вечер, вспоминая нашу встречу на острове. Сол был приписан к другой морине, но я упросил адмирала Крола перевести его к нам. В бою доктор был ранен, но никогда не ругал меня за то, что я втравил его в такую опасную историю.

Доктор предложил выпить, но я отказался и пошел к себе. По дороге я проверил казарму. Моряки спали, в комнатах младших офицеров свет не горел.

В кают-компании за большим столом сидел Бад и ел оставшуюся от ужина жаренную рыбу. На столе стояли консервные банки, пачки галет, бутылки с коньком и вином, лежали подсумки с патронами и походные ранцы. На диване сидел лейтенант-артиллерист Гат и читал газету. Еще целая пачка лежала рядом. На подоконнике расположился командир третьего взвода лейтенант Тар. Он пил вино из кофейной чашки.

— Добрый вечер, господа.

— Добрый вечер.

Офицеры встали.

— Вольно.

Все опять расселись.

Я поморщился.

— Что Вы тут устроили? Зачем все свалили на стол? Столешницу испортите.

— Да и пусть, — легкомысленно ответил Бад, — нам здесь больше не жить.

— Я тоже сказал, что стол жалко, — поддакнул Гат, — но кто теперь слушает артиллеристов?

— Правильно, — сказал Бад и отодвинул пустую тарелку, — никто не слушает.

Я покачал головой и ушел в кабинет. С этими людьми я воевал. Нас связывали дружеские отношения и иногда, они позволяли себе больше, чем следовало, но я не обращал на это внимания. Они были толковые офицеры, которым я доверял своих людей и свою жизнь. Скоро с нас, как шелуха слетит столичный лоск, мы забудем о парадной форме и эполетах.

Я разложил на столе старую газету, снял со стены трофейный краф, однозарядный офицерский карабин с укороченным стволом, достал прибор для чистки и принялся за дело. В дверь постучали и вошел Люм.

— Что-нибудь желаете, господин супер-лейтенант?

— Принеси чаю.

— Слушаюсь.

— Стой.

Люм замер.

— Почему лейтенант-маринер Тар пьет вино из кофейной чашки? Где бокалы?

— Извините, господин супер-лейтенант, — денщик вытянулся.

Я видел, что он устал, наверно упаковывал посуду и прочие необходимые в походе вещи, подавал на стол, раз двадцать готовил чай и кофе, таскал за мной покупки, но жалости к денщику я не испытывал. Он не плохо устроился при штабе, значит должен хорошо трудиться.

— Я уже все упаковал.

— Обеспечь господ офицеров всем необходимым.

— Слушаюсь, — с поддельной радостью сказал Люм.

Я почистил краф, отложил его в сторону и расставил на столе патроны. Они были крупнее, чем боеприпасы к карабину Гока, с серыми закругленными пулями, с желтыми медными гильзами. Патроны для крафа достать было почти невозможно, редкое оружие, которое делали только на заказ для вардовской знати, но Турд, по старой дружбе, раздобыл мне сорок штук. Десяток я расстрелял в тире, а тридцать стояли сейчас передо мной на столе. Я брал их по одному и раскладывал в подсумки из толстой коричневой кожи. Когда эта работа была закончена, я прикрепил подсумки к нагрудным ремням портупеи, так чтобы справа получился один, а слева два, потом еще раз взял карабин в руки, аккуратно протер ветошью и на секунду замер, рассматривая приклад. Он был из темного ореха, гладко отполированный и приятный на ощупь, с шестью зарубками. Их сделал не я. Вардовский капитан вырезал ножом напоминание о тех, кого убил. Интересно, а скольких убил я? Одного на катере, когда сидел на Скале, восьмерых или больше на линии Мо, в том числе хозяина этого карабина. Всех сосчитать было невозможно. Я не запомнил этих людей, только нескольких — двоих, троих. А сколько было убито по моему приказу, не сосчитать. Пустые мысли. Я солдат и совесть не мучает меня.

Я опять повесил карабин на стену, убрал все со стола и перенес на него свой ранец и сухой паек, дверь оставил открытой. Лейтенант Тар пожелал всем спокойной ночи и ушел спать. Гат рассказывал, как прощался с женой и детьми, Бад собирал ранец и слушал. До войны артиллерист работал инженером на заводе по производству корабельных орудий, был мобилизован, как технический специалист, но в первом же бою остался у пушки один и был вынужден отражать атаки вражеских катеров, за что и получил лейтенанта. На завод он больше не вернулся.

Я слушал рассказ лейтенанта через открытую дверь, думал о своем и машинально раскладывал пожитки. На дно ранца положил башлык, перчатки и теплое белье, чай, кофе, сахар, спички, баночку с солью и ложку завернул в полотенце, уложил все это в котелок, закрыл крышкой и поставил сверху. Консервные банки обернул в старую газету, потом в нижнее белье, суповые концентраты и галеты, переложил носками, все это разложил в ранце и застегнул ремни. Просунул руки в лямки, попрыгал. Нигде не гремело, не звякало, в спину острыми углами не впивалось.

Завтра на рассвете каждый пойдет с полной выкладкой. На марше нет различий между офицерами и рядовыми. Интендантами адмиралтейства все было проверено, сосчитано и прописано в уставе. В походный ранец должно уместиться: комплект летнего и теплого нижнего белья, портянки летние и зимние, башлык, шерстяные перчатки, бинт, спички, жестяная баночка с солью, походный котелок с крышкой, алюминиевая кружка, ложка, бритвенный набор, полотенце, иголка с ниткой и сухой паек: две большие банки тунца, две пачки галет, два брикета супового концентрата, сделанного из сушенных, прессованных водорослей, пропитанных, какой-то вкусовой добавкой, по крайней мере, при варке на поверхности этого супа, даже появлялись жировые пятна, шесть кусков сахара, цибик чая, два листа папиросной бумаги и брикет прессованного табаку. Солдатский табак обычно бывал сыроват и курился плохо, поэтому моряки крошили его, сушили на воздухе и пересыпали в матерчатые кисеты. В офицерский НЗ входили еще две маленькие банки паштета из креветок, папиросы или дешевые сигары на выбор, маленькая пачка кофе и, вместо шести кусков сахара полагалось десять.

В походе моряк нес на себе карабин, короткую абордажную саблю, ранец, скатку из бушлата, четыре подсумка с патронами по 10 в каждом, двуствольный корд, который крепился в специальной кобуре на ремне за спиной, четыре запасных заряда к нему и флягу. У бомбардиров и артиллеристов карабинов не было, им полагались револьверы для рядового состава, которые от офицерских отличались тем, что после каждого выстрела нужно было вручную взводить курок. Бомбардиры делились на первый и второй номер, первый нес специальную сумку с тремя бомбами, второй — саму бомбарду.

В снаряжение офицера, помимо белья, перчаток и башлыка, входили: ранец, скатка, пятизарядный револьвер, два подсумка по десять патронов, двуствольный офицерский корд с запасными зарядами, он был меньше и легче солдатского, шпага, укороченный вариант для удобства абордажного боя и драки в тесных помещениях, и фляга.

Так было положено. Но во время боевых действий все менялось. Например, во время моей первой экспедиции, в результате которой, я оказался на Скале, нам, командирам десантных взводов, выдали всего по пять запасных патронов к револьверу, убранных в непромокаемый мешочек, карабины и к ним брезентовую патронную сумку на двадцать зарядов, какие обычно носят егеря. В дальнейшем каждый офицер сам решал, что брать на операцию. Бад любил корд и брал к нему до двадцати зарядов, я его терпеть не мог и оставлял себе только револьвер. Кос настолько плохо видел, что револьвер считал вещью совершенно бесполезной и больше полагался на силу руки и шпагу.

Когда мне сказали, что я попаду в десант мне стало страшно. Я ничего не знал об армии и представлял себе бравых вояк, которые на утлых суденышках высаживаются на захваченные врагами острова в бурю и шторм. Десантная морина обычное подразделение. Во время подготовки, никаких особенных навыков мы не получили. Единственное чему учили нас и не учили других, это стрельба с качающейся с лодки. Приемы рукопашного боя и метание ножей нам никто не показывал. Правда, в нашей учебке, старший инструктор был помешан на шлоте, разновидности кулачной драки для дворян, он попытался научить нас вставать в стойку и бить друг друга, но ничего хорошего из этого не вышло.

В полночь я остался в кают-компании один. Офицеры ушли. Люм отправился в казарму. Я немного посидел на диване, полистал газеты, но читать не стал. Голова гудела после трудного дня. Пора было ложиться спать. Я выключил лампу, разулся, лег на диван, укрылся кителем и попробовал уснуть. Окна были открыты и в комнате стало прохладно. В темноте слышались шаги караульного и шум фонтана во дворе. Я лежал с закрытыми глазами и думал об Эн. Сон не шел. Часы в кабинете пробили час ночи, потом два часа, а потом я увидел себя в нашем доме на острове Хос. За окном море и небо были серого цвета, словно свинец. Ветер врывался в окно и цветочные горшки с геранью жалобно дрожали. Мне нужно было закрыть окно, но защелок на раме не было, и как только я закрывал ставни, они снова распахивались. Тюлевые занавески били меня по лицу, ветер становился сильнее. Я осмотрелся, в поисках того, чем мог бы подпереть ставни, увидел старую, пробитую пулей, каску с красным плюмажем, дотянулся до нее, захлопнул окно и заклинил его. Занавески сразу успокоились, но окно продолжало дрожать, и эта дрожь передавалась каске, на которой дрожал кровавый плюмаж.

— Господин супер-лейтенант.

Я открыл глаза и тут же зажмурился. От яркого света заломило в висках. Я сел, растирая лицо ладонью.

Люм держал в руке кувшин и полотенце. Пахло кофе.

— Завтракать будете? — участливо спросил денщик.

— Есть не буду, — прохрипел я, голос казался чужим и далеким, — только кофе. И сахара побольше.

Я умылся. На лице от беспокойного сна остались багровые полосы. Китель помялся, но это было не важно. Не обращая внимания на шум в ушах, я оделся, застегнул портупею, разгладил складки, надел и выровнял фуражку. Я специально приказал денщику разбудить меня рано. До подъема оставалось еще семь минут. Я присел на стул, чтобы унять внутреннюю дрожь и суету. Командир должен быть деловит и спокоен. Люм принес чашку. Пока я мылся и собирался, кофе успел остыть. Я выпил его одним большим глотком.

Я еще раз потер лицо, встал, прошел в кабинет, надел ранец, снял со стены карабин, повесил его себе на грудь и вышел на плац.

В глубине казармы загрохотал барабан, к нему присоединились дудки командиров взводов, послышался топот множества ног и из дверей высыпали моринеры. Я сидел на краю бассейна и смотрел, как они строятся, сначала третий взвод, за ним все остальные. С первым, как всегда были проблемы. В десантных моринах в первый взвод попадали самые бестолковые моринеры или не обстрелянная молодежь. Первый взвод он потому и первый, что привлекает к себе наибольшее внимание офицеров. В нашей морине он сформировался из пополнения уже после войны. Туда попали крестьяне с дальних южных островов. Были они ленивы и не внимательны. И офицер у них был такой же. Моринер-лейтенант Мас, носил длинные волосы, по последней моде, которые очень редко мыл, был толст, ленив и прожорлив. Он приходился племянником какому-то видному дипломату и на мои многочисленные просьбы забрать его в другую часть, адмиралтейство неизменно отвечало отказом.

Я нехотя встал, поправил ранец и вышел на середину двора.

Моряки построились. Офицеры вышли вперед.

— Смирно! Старший офицер!

Морина подтянулась.

Чеканя шаг, Бад подошел ко мне и отдал честь.

— Господин супер-лейтенант-моринер, седьмая десантная морина к маршу готова!

Золотые нашивки были сняты, флаг из пурпурного превратился в голубой, гвардейской морины больше не существовало. Завтра в эту казарму войдет другие моряки и другие офицеры.

— Здравствуйте, моряки! — крикнул я.

— Здравствуйте, господин супер-лейтенант-моринер.

Они старались проговорить приветствие, как можно быстрее и получилось, что-то вроде, «суп-лейт-нер».

— Сегодня мы уходим в поход! Вы увидите далекие земли и почувствуете вкус победы! Многие из вас получат награды и прославят свои имена! Я рассчитываю на вас! С нами океан!

— Ура! — рявкнул строй.

— Лейтенант-моринер Бад, командуйте.

Бад отошел в сторону, чтобы оказаться впереди марширующей колоны и крикнул:

— Морина! За мной, шагом марш!

Шеренга дрогнула, смялась, первый взвод замешкался, но выправился и морина, гремя по брусчатке сапогами, потекла из ворот на улицу.

Последними выезжал обоз из двух тяжело нагруженных, затянутых брезентом штатных подвод и артиллерийские лохматые тяжеловозы, с навьюченной пушкой и снарядными ящиками. В состав десантной морины входило полевое 37-мм орудие системы Бора. При транспортировке его разбирали и перевозили на лошадях, а при высадке десанта, на спинах матросов.

Суперинтендант Кос задержался, огляделся, словно проверяя, не забыли ли чего-нибудь, подошел ко мне и сказал:

— Ну, вот и все.

Из ворот мы вышли вместе.

Морина растянулась по узкой улице. Закинув карабин за спину, я шел замыкающим, глядя под ноги, чтобы не попасть в кучи, которые оставляли за собой лошади.

Стояла удивительная тишина. Горожане еще крепко спали в своих мирных постелях, не думая о пище насущной и о семейных неурядицах. Раннее утро время самых сладких снов.

Морина стекла по улице вниз и вышла на проспект. Я ускорил шаг и, обогнав колонну, поравнялся с Бадом. Он сверкнул на меня глазами и улыбнулся.

— Хорошо идем, — весело сказал он.

У большинства десантников настроение было приподнятое. Я видел, что люди улыбаются, тихо переговариваются, разглядывают витрины магазинов или просто глазеют по сторонам. Мы вышли в поход. В такие моменты кажется, что мир выглядит иначе. Все чувства обостряются. Ты смотришь на давно знакомые вещи и видишь их совсем по-другому. Я не знаю, как это объяснить, но так бывает.

Я вспомнил другие морины, усталые, запыленные люди, многие в бинтах, едва переставляющие ноги в разбитых сапогах. Они могли смотреть только в землю и думать о том, чтобы не упасть от усталости.

— Смотри, — Бад тронул меня за рукав, — это не твои, там?

Я поднял глаза от брусчатки и увидел Эн. Она стояла в тени каштанов, держа на руках сонную Аду. Тэм стоял рядом и отчаянно тер глаза.

Я оставил колонну и побежал к ним. Тэм заметил меня и бросился на встречу, Эн принялась тормошить Аду. Дочка проснулась, недовольно засопела, хотела заплакать, но вместо этого улыбнулась и потянулась ко мне. Мы стояли обнявшись, а морина проходила мимо. Я слышал шелест шагов за спиной. Эн поцеловала меня в щеку, прижалась ко мне всем телом, и тихо прошептала в самое ухо, — мы сделаем, как ты хочешь, чемоданы уже собраны, сегодня мы уедем.

Я крепко сжимал ее в объятьях и задыхался, а она шептала одно и то же:

— Все будет хорошо, все будет хорошо.

Ее волосы лезли мне в нос и в рот.

— Люблю тебя, — сказал я, с трудом оторвался и побежал.

Карабин колотил меня по спине.

Морина ушла далеко, но на бегу, я два раза оборачивался и махал им рукой. Эн опустила дочку на землю, они стояли рядом и махали мне вслед.

С проспекта мы свернули на Артиллерийскую улицу и стали спускаться к морю. По мере удаления от центра, город менялся. Роскошные новые здания сменились доходными домами. Здесь уже не было лепнины на фасадах, исчезли клумбы и фонтаны и припаркованные автомобили. Кое где попадались фиакры с дремлющим на облучке ямщиком.

Морина пересекла круглую Предпортовую площадь, в центре которой был маленький сквер с четырьмя старыми запыленными тополями. На скамейке спал бездомный. Услышав нас, он открыл глаза, но только зябко подтянул к подбородку полинявшую грязную куртку.

На улице Портовых рабочих дома стали еще ниже, двухэтажные, деревянные или каменные, с облупившейся штукатуркой, выкрашенные преимущественно в коричневый или грязно зеленый цвет. На редких балконах сушилось белье. Из низеньких, темных подворотен несло запахом мочи и жаренного лука. Здесь уже не спали. Грузчики и рабочие завтракали и спешили на первую смену. Несколько малышей лет по шесть-семь, увязались за нами, смешно размахивая руками, пытаясь подражать походке десантников.

В порт мы прибыли точно по расписанию. Причалы были пусты, работа еще не началась, только вдалеке, за кирпичными складами лязгал кран, видимо шла погрузка. Пахло морем, мазутом и дегтем. Слегка покачивались пришвартованные корабли.

Следуя указателям, мы подошли к пропускному пункту пятого причала. У опущенного шлагбаума дежурили двое егерей и молодой, безусый лейтенант. Он выбежал нам на встречу из маленькой стеклянной будки, на ходу надевая фуражку.

— Дежурный офицер, лейтенант Ток.

— Супер-лейтенант-моринер Бур. Мы прибыли на погрузку.

— Ваши документы, пожалуйста, — очень серьезно попросил лейтенант.

Я передал ему сопроводительные документы. Он убежал в будку. Через пыльное, давно не мытое стекло, я видел, как он проверяет наши бумаги и заносит информацию в журнал.

Ко мне подошли Бад и Кос.

— А представляете, господа, — мечтательно произнес интендант, — сейчас лейтенант выйдет и скажет, что наша экспедиция отменена и нам приказано вернуться в казарму.

— Не надейтесь, — ответил я.

Бад достал папиросы.

— Покурим, господа, пока не началось.

— Давайте, — Кос потянулся к пачке. Я тоже закурил.

— Нет, господа, — сказал Бад, — я уже настроился. Пусть нас отправят куда-нибудь подальше. Хочу приключений, хочу кровь разогнать, устал я в столице, скучно.

— Ну, милый мой, — Кос покачал головой, — если уж Вам в столице скучно….

Дежурный офицер наконец все записал и смотрел на нас через стекло.

— А я не хочу никуда ехать, — задумчиво проговорил интендант, — Я бы сидел здесь до самой старости.

— Что он там копается? — Бад докурил папиросу, бросил на причал и придавил окурок каблуком.

Лейтенант вышел из будки и вернул мне бумаги.

— Можете следовать к месту погрузки.

— Что так долго? — проворчал Бад.

Лейтенант не ответил, дал знак егерям поднять шлагбаум и отошел в сторону.

— Морина, марш! — рявкнул Бад.

Обычно, военные суда отправляли с центральных причалов. В столице это первый, второй и третий, с пятого мы грузились первый раз. Причалы были широкие, словно проспекты. Там всегда было шумно из-за моряков и портовых рабочих. Здесь все было по-другому. Мы шли по проходу, зажатому с двух сторон трехэтажными старыми складами из красного кирпича, построенными еще в прошлом веке, с большими, затянутыми сеткой слепыми окнами. Каменные плиты причала потрескались, по бокам пролегли глубокие колеи.

— Великий океан! — ворчал Бад, — куда нас занесло? Готов поспорить, что к этому причалу уже лет десять не швартовалось ничего больше рыбацкого баркаса.

— Операция секретная, — ответил я, — нас отправляют тайно.

Бад презрительно фыркнул.

Склады никак не кончались. От времени стены потемнели и кое-где покрылись зеленым мхом. Между плитами мостовой тут и там пророс чахлый кустарник.

— Кажется, пришли.

— Морина, стой! — скомандовал я.

Склады справа закончились, и мы замерли перед большим десантным кораблем. Судно было древнее, большинство подобных посудин уже списали, но некоторые еще ходили на внутренних рейсах. Его покрасили, надраили, установили на носу новую 76-ти мм пушку, но было видно, что это старое корыто.

К нам подошел Кос, достал из кармана френча портсигар, вынул папиросу, размял в пальцах и закурил.

— Спорю на пятьдесят монет, что это утопленник, — сказал он. «Утопленниками» назывались корабли, которые пошли ко дну во время боя, были подняты, отреставрированы и снова введены в строй. Плыть на таком судне считалось плохой приметой.

— Поддерживаю, — поддакнул Бад.

— Я с Вами спорить не буду, — ответил я, — у меня с собой денег мало.

Дальний конец причала был заставлен бочками и ящиками, но пространство возле корабля было уже расчищено, на каменных плитах лежали обрывки бумаги, упаковочный материал, расплывались, какие-то маслянистые лужи. На расстеленном брезенте отдыхали рабочие, видимо погрузка шла всю ночь, усатый бригадир о чем-то спорил с корабельным интендантом. Небольшой паровой портовый кран с усилием тащил вверх загруженную платформу. Сходни были спущены, на берегу стояли два вооруженных моряка. При нашем появлении один из них подтянулся и, с любопытством, уставился на нас, а второй побежал по трапу наверх, видимо за дежурным офицером.

— Оставайтесь здесь, а я пойду познакомлюсь с капитаном, — сказал я и пошел к трапу.

— Морина, вольно! — крикнул Бад.

Я оглянулся. Десантники расслабились, стали переминаться с ноги на ногу, потянулись за кисетами, командиры взводов вышли из строя и подошли к Баду.

Караульный встал по стойке смирно и козырнул.

— Здравия желаю. Дежурный офицер сейчас будет.

Я кивнул, достал папиросу, закурил и уставился на десантное судно. Было похоже, что его покрасили совсем недавно, на борту белой краской были нарисованы цифры 112. Мои офицеры были правы, больше всего это судно напоминало «утопленника». Мне стало не по себе. Я не понимал адмирала Меца. К секретным миссиям в адмиралтействе относились очень серьезно. Разведка всегда получала все самое лучшее. Сейчас, стоя у борта десантного судна N112, я чувствовал себя втянутым в какую-то непонятную игру, в которой невозможно выиграть. Эта операция не понравилась мне с самого начала, но видя, с каким воодушевление к ней отнесся Бад, мне стало казаться, что нас ждет хоть и длинное, но увлекательное путешествие. Теперь я был в этом совсем не уверен.

Папиросы, выданные с НЗ, курились плохо, но сигары были еще хуже. В походе, когда курить больше нечего, привыкаешь, но сейчас я выбросил окурок, не докурив до половины.

— Доброе утро, господин супер-лейтенант.

По трапу спустился молодой морской лейтенант в новой белой форме, гладко выбритый, форменные брюки отутюжены, золоченный кортик сверкает на солнце.

— Доброе утро!

— Прошу за мной, Вас ждет капитан.

Лицо у лейтенанта было широкое и дряблое, говорил он медленно, растягивая слова, с каким-то не понятным акцентом.

— Вот мое разрешение на погрузку.

Лейтенант взял протянутый мной листок, но читать не стал, а просто повертел в руках, улыбнулся и повторил: — Прошу за мной.

На палубе царил образцовый порядок. Специально для погрузки десантной морины на палубе были нанесены стрелки и указатели движения. Команда неторопливо и деловито занималась своими делами, никто не обращал на меня никакого внимания. Мы поднялись на капитанский мостик. Внутри было тесновато. Вахтенный матрос, при нашем появлении, отдал честь и вышел. Капитан сидел на боковом откидном сиденье, перед ним на столике стояла недопитая чашка кофе. Капитану было не хорошо. Он был с похмелья. Пахло одеколоном и перегаром. Ему было около сорока, невысокий, горбоносый брюнет, с красными глазами и помятой физиономией.

— Господин капитан! — лейтенант небрежно козырнул, — десантная морина прибыла на погрузку.

Капитан оглядел нас тяжелым взглядом и кивнул. Давно неглаженная форма висела на нем мешком, а ботинки последний раз чистили, наверно, год назад.

— Наконец-то, — сказал он, — Вы командир?

— Так точно, — ответил я, — командир седьмой десантной морины, супер-лейтенант-моринер Бур.

— Устраивайтесь. Для Вас уже все готово. Когда загоните своих обезьян в кубрик, приходите в кают-компанию, пообщаемся.

Я козырнул и вышел.

Лейтенант вышел следом и прикрыл за собой дверь.

— Сейчас я расставлю направляющих и можете начинать погрузку. Вашим людям отвели два кубрика по правой стороне и один по левой. Вы можете занять адмиральскую каюту, она на верхней палубе, для офицеров предназначены двухместные каюты, там же.

— Спасибо. Пойду готовить людей.

Я подошел к борту и посмотрел вниз. Моринеры разбрелись по причалу. Офицеры стояли у трапа и разговаривали. Кос общался с морским интендантом. Доктор стоял в стороне и что-то писал в записную книжку.

Когда я сошел по трапу, ко мне сразу подошел Бад.

— Ну, как капитан?

— Хам и алкоголик.

Бад присвистнул, — хорошо не морфинист.

Я покачал головой, — Не знаю. Все может быть. Кстати, ты не знаешь к чему снится пробитая пулей каска?

Он удивленно уставился на меня.

— Нет. Не знаю.

— Приснилось, что-то вчера, думаю к чему бы.

— Не верь снам, — серьезно сказал он.

Время тянулось медленно. Мы стояли на причале уже пол часа. Я знал, что сейчас дежурные расставляют направляющих на палубе, натягивают дополнительные леера. Над бортом появился второй трап. Он начал медленно опускаться и когда чиркнул по камням пирса, вахтенные матросы подхватили его за специальную скобу и направили в сторону.

— Приготовиться, — сказал я, и Бад подхватил: — Морина становись! К погрузке приготовиться. Разбиться по номерам, первый-второй, первый второй.

Над причалом заголосили, рассчитываясь моряки, забегали офицеры, артиллеристы взяли под уздцы взволнованных лошадей.

По трапу медленно сошел морской лейтенант.

— Можете грузиться. Первые номера направо, вторые налево.

— Начать погрузку, — крикнул я, — Первые номера направо, вторые налево. Первый взвод пошел! Командиры взводов засвистели в дудки сигнал «Все на корабль» и моринеры хлынули по сходням.

На палубе их уже встречали. Выстроившись в линию, моряки указывали десантникам направление. При такой системе погрузка морины занимала не более десяти минут. Разделяясь, десантники проходили по палубе двумя шеренгами, спускались в разные люки, сходились уже на нижней палубе и занимали кубрик.

— Второй взвод пошел!

— Третий взвод пошел!

Причал опустел, остались только подводы и артиллеристы с лошадьми.

— Молодцы, — Бад закрыл крышку часов, — семь минут, тридцать семь секунд.

— Стяжка! — скомандовал флотский лейтенант. Моряки сдвинули оба трапа, стянули их цепью и убрали среднее ограждение. Действовали быстро и слаженно.

Ездовые потянули тяжеловозов наверх. Приученные к кораблям лошади покорно пошли на сходни.

Когда погрузка закончилась, я проверил, как разместили людей. В кубриках было чисто, рундуки и гамаки новые. Моринеры уже устраивались. Они принесли с собой на корабль особый казарменный дух, пахло потом, сапогами, оружейной смазкой. Я заглянул к офицерам. Каюты были тесные, две койки друг напротив друга, маленький стол посередине, платяной шкаф и умывальник, на столе стояла посуда, накрытая чистыми полотенцами.

Офицеры обживались, доставали личные вещи, раскладывали по полкам белье.

Мне отвели адмиральскую каюту. На десантных судах адмиралы бывали редко, просто так называлась каюта для старших офицеров. Обычно она состояла из двух комнат: спальни и приемной для проведения совещаний.

Я открыл дверь и вошел в свое новое жилище. Каюта оказалась просторной. В первой комнате стоял большой овальный стол, восемь стульев, кресло и буфет с набором посуды. В спальне была удобная кровать, платяной шкаф, стол и стул.

Я положил карабин и ранец на стол в спальне и пошел искать кают-компанию.

Корабли такого типа я знал довольно хорошо. Точно на таком меня везли на военную службу, да и потом приходилось ходить. Все время пока я бродил по палубам, заглядывал в кубрики и каюты, меня не оставляло ощущение неправильности. С этим кораблем, что-то было не так. Словно во сне, когда ты входишь в свою комнату, но она выглядит чуть-чуть не так, как в реальной жизни.

Кают компания оказалась на верхней палубе по правому борту. Большая зала, с удобными диванами и стульями, с большим столом, с картинами на стенах. Капитан развалился в кресле. Он потягивал вино из стеклянного бокала. Теперь он выглядел по-другому. Глаза, хоть и красные, приобрели осмысленное выражение, синюшная бледность ушла, он надел новую парадную форму и вообще выглядел довольно прилично.

При моем появлении капитан встал, крепко пожал мне руку и указал на стул рядом с собой.

— Здравствуйте, Бур. Позвольте представиться, капитан Хал. Можете звать меня по фамилии или просто капитан, мне все равно.

— Здравствуйте.

— Я встретил Вас грубовато, простите. Хочу сразу предупредить, я пьяница, пью с утра до вечера, но связи с миром не теряю. В некотором роде Вам повезло. Я гений и приведу Вас на стоянку адмирала Толя с закрытыми глазами. Вина хотите?

Я с интересом разглядывал капитана. Проведя на военной службе три года, я повидал всякое, встречал и более странных людей. Среди офицеров, прошедших войну, пьяниц было великое множество, были наркоманы и умалишенные. Трудно было сохранить рассудок и волю, после того, что нам пришлось пережить.

— Хочу.

— И правильно, — капитан налил мне вина.

— Воевали?

Я кивнул и улыбнулся, — воевал.

— Я тоже всю войну прошел. Рад, что поплыву с боевым офицером. Не люблю крысюков.

— У меня в морине половина офицеров и рядовых воевала.

— Что пьете?

— Предпочитаю коньяк.

Неожиданно капитан нагнулся и хлопнул меня по колену, — Мы с Вами поладим.

Мы просидели в кают-компании около получаса, поговорили о войне, о столичных нравах. Капитан мне понравился, грубоватый и прямолинейный, он не пришелся ко двору в адмиралтействе и был, как он выразился, сослан на галеры. Экипаж был сформирован две недели назад. Своего помощника капитан невзлюбил, но о команде отзывался хорошо. Офицеров на борту было не много, капитан обещал меня за завтраком со всеми познакомить. Корабль Халу нравился, он сделал на нем переход с острова Бонт.

— Это интересная посудина, — говорил капитан, — она с виду неказиста, но идет хорошо. Внутренности все новые.

— Утопленник? — спросил я.

Капитан, как-то странно на меня посмотрел и улыбнулся, — не знаю и даже думать об этом не хочу.

Он минуту помолчал, прихлебывая вино.

— Не разделяю ваши десантные суеверия. Я ходил на утопленниках и пока еще жив.

Я вернулся на палубу проследить за погрузкой. Трюм был открыт, внизу несколько моряков раскидывали лопатами уголь, кран натужно скрипя и плюясь паром, тянул вверх очередную платформу, на причале перекрикивались рабочие, наши подводы уже разгрузили и откатили в сторону, чтобы не мешали, их погрузят в последнюю очередь. От воды тянуло мазутом. Кос с корабельным интендантом быстро поладили и распределили обязанности. Лучшее, что я мог сделать это не мешать, поэтому задав несколько пустых вопросов и выкурив на палубе папиросу, ушел к себе в каюту. Книги и личные вещи я разложил в спальне, одежду и белье определил в шкаф, заняв всего три полки из шести, почти пустой саквояж засунул под кровать, неприкосновенный запас, бутылки с коньяком и сигары, пристроил в гостиной в буфет.

Первая суета после посадки улеглась. Офицеры и моринеры в кубриках, вскрывали сухой паек. Я не препятствовал. Мы ушли из казармы без завтрака, а к столу местные повара пригласят нас не раньше восьми. Мне есть не хотелось. Я расположился в кресле и попытался подремать, но сон не шел, я все еще был сильно возбужден. Я вспоминал наш путь на корабль, Эн с детьми, заброшенный причал и свое первое впечатление от корабля. Я всегда доверял своей интуиции. Она много раз выручала меня, но сегодня я не чувствовал ничего. Помню, что «Грозный», как-то сразу мне не понравился. От него веяло неясный беспокойством. В разгар войны, десантным кораблям перестали присваивать имена, а просто давали номер. Многие «Быстрые» и «Смелые», восстанавливались, перекрашивались и получали вместо имени безликую цифру. Их славная или позорная история стиралась и начиналась заново.

В дверь постучали.

— Открыто.

В каюту протиснулся десантник из третьего взвода.

— Господин супер-лейтенант-моринер, Вас просят на палубу.

Я быстро встал и, громко хлопнув дверью, вышел из каюты. Ненавижу неожиданности. Тем более в походе.

Возле лестницы на верхнюю палубу, меня перехватил Бад. Он ухмылялся.

— Там на причале кое кто появился. Надо тебе посмотреть.

На палубе было людно. К экипажу, занимающемуся своими делами, присоединились наши моринеры и командиры взводов, передо мной расступались, давая дорогу. Моринер-лейтенант Мас, стоявший у самого борта, уперев руки в бока, громко сказал:

— Зачем сюда пригнали этих убогих, причал подметать?

Кто-то засмеялся.

На причале стоял взвод егерей. Они затравленно смотрели на корабль, на собравшихся на палубе десантников. Форма на них была новая, белая, она еще не успела полинять от пота и частых стирок, ремни и патронные сумки тоже были новые, хоть на парад. У трапа стоял совсем молодой лейтенант. Видимо некоторые насмешки долетали до него, потому что юное загорелое лицо было красным и нахмуренным. Я не сразу узнал адъютанта адмирала Крола. В егеря брали тех, кто по здоровью не годился в нормальные войска. Они никогда не участвовали в десантных операциях, обычно их использовали для охраны объектов или обороны береговых линий. Моряки, в особенности десантники, относились к ним с презрением, называли тухлятиной, крысюками и швабрами.

— А ну, прекратить галдеж! — рявкнул я и смешки закончились. Повернувшись к моринерам, я скорчил недовольную гримасу, — Вам заняться нечем? Марш по кубрикам, закрыться и сидеть тихо. Командирам взводов проследить и через двадцать минут ко мне на инструктаж.

Я повернулся спиной к десантникам давая понять, что разговор окончен и услышал сзади, удаляющийся топот.

Я подошел к сходням.

— Здравствуйте Муки! Что Вы здесь делаете?

Узнав меня, бывший адъютант, просиял, бегом поднялся по трапу, отдал честь и протянул мне предписание.

— Здравия желаю, господин супер-лейтенант-моринер! Командирован к Вам для дальнейшего прохождения службы.

Это было плохо. Это было нарушением штабной логики. Никогда в десантные, тем более разведывательные операции, не отправляли егерей. Я никогда не считал эти войска вторым сортом и однажды даже воевал в баталии егерей, но отправляться с ними в дальнее плавание мне совсем не хотелось. Я внимательно прочитал предписание. Подписи, печати, все правильно. Какого черта. При захвате островов десантники погибали сотнями, поэтому в наших подразделениях вырабатывалось особое презрение к смерти и к тем, кто отсиживается в тылу. Во время войны егерям тоже досталось, но кто об этом помнит сейчас. У меня мало людей и я не откажусь от пополнения, но два подразделения, не питающих большой любви друг к другу, могут сильно усложнить поход. В замкнутом пространстве, когда людям будет нечем заняться, подобное соседство может вызвать, если не бунт, то по крайней мере беспорядки.

Рядом возник флотский лейтенант, — Пополнение?

— Да, — я передал ему бумаги, — мне нужен еще один кубрик, желательно на другой палубе.

Моряк сокрушенно покачал головой, — Не получится. Все свободное место занято грузом, потому что трюмы забиты углем. Есть свободный кубрик рядом вашими десантниками, переборка в переборку.

— Ничего не поделаешь, — я вздохнул, — загоняйте егерей туда. Мой заместитель Вам поможет.

— Бад! — сказал я, — погрузи егерей и найди каюту для Муки.

— Есть! — Бад взял под козырек, он ухмылялся.

Неожиданно я разозлился. В том, что происходит на этом корабле я не видел ничего веселого.

— Прекрати ухмыляться, — зло сказал я, — рядовым сидеть по кубрикам, никого не выпускать. После того, как погрузятся егеря, всех младших офицеров ко мне.

Ругаясь про себя, я спустился в каюту и закрыл дверь. Нужно было успокоиться. Я достал толстую сигару из тех, что купил перед отъездом и закурил. Ароматный дым заполнил гостиную. Я сел в кресло и задумался.

После того, как нас сняли со Скалы, я две недели пролежал в госпитале. Из моей груди, плеча и спины удалили четыре осколка, и выписали с рукой на перевязи. Мне выдали новую форму, потому что старая была изорвана и прожжена в нескольких местах. Обо мне написали в трех газетах и два раза сфотографировали. Все меня считали героем, угощали выпивкой, и я сиял, как начищенная пряжка. Знакомый адъютант, а после случившегося у меня появилось множество самых разных знакомых, сказал, что меня решили представить к ордену. Нашу морину расформировали, и я целыми днями валялся в пустой казарме на койке, ждал назначения и награждения.

На четвертый день, рано утром, меня вызвали к адмиралу Кролу. Я явился в штаб, который теперь размещался в местной гимназии, длинном двухэтажном здании с колоннами и балконом, и доложил о своем прибытии адъютанту. Через двадцать минут меня пригласили войти. Адмирал расположился в бывшей учительской. Это была просторная комната с двумя широкими окнами, с книжными стеллажами, заставленными учебниками, удобным кожаным диваном и двумя столами придвинутыми друг к другу. Когда я вошел, адмирал что-то писал. При моем появлении он оторвался от документов, отложил перо, снял очки, потер переносицу, на которой остался красный след от оправы и близоруко прищурился. Я отрапортовал и вытянулся по стойке смирно. Какое-то время адмирал молча разглядывал меня, по птичьи наклонив голову набок, и наконец спросил:

— Вас зовут Бур?

— Так точно.

— Вы родом с острова Хос?

— Так точно.

— Значит мы земляки.

Крол принадлежал к старинному дворянскому роду. Детей у него не было и, после смерти адмирала, династия должна была прерваться. Я хорошо знал его родовое поместье. Старинный кирпичный одноэтажный дом стоял на холме, окруженный высокой чугунной решеткой. Детьми, мы с братом любили гулять по дороге, идущей мимо. За оградой росли яблони и сливы.

— Скажите, почему Вы остались на острове, а не уплыли вслед за кораблями?

— В шлюпках не хватило место для всех.

Адмирал нахмурился и покачал головой

— Эту красивую историю я уже слышал. Вы знаете, что существует донос на Вас? Там в подробностях описано, как Вы бросили своих починенных, как прыгнули за борт и попытались спастись вплавь. Говорят, что Вы выбросили личное оружие?

Крол все так же, внимательно смотрел на меня и ждал ответа. Он был похож на старую, неуклюжую цаплю.

— Я приказал своему взводу покинуть корабль, — промямлил я, пытаясь сообразить, кто мог видеть меня в тот момент, когда я срывал с себя патронную сумку и прыгал в море. Наверно это был Гум. Проклятый доносчик. Но ведь я крикнул: «Покинуть корабль», значит формально отдал приказ. Я кашлянул, чтобы потянуть время и продолжил оправдываться, — я не мог бы плыть с карабином, поэтому выбросил его, но револьвер я не бросил.

Крол понимающе закивал, я поймал его заинтересованный взгляд и отвел глаза.

— Перед тем, как покинуть корабль, вы посадили своих людей в шлюпки?

— Нет, — тихо ответил я.

— Вы приказали им покинуть корабль и вплавь добираться до ближайших островов?

— Нет, — еще тише ответил я, — я, просто, приказал покинуть корабль.

— Говорите громче, — жестко сказал адмирал, — я не слышу.

— Я приказал покинуть корабль, — повторил я.

Крол отвернулся, прошел к окну и уставился во двор.

Я с тоской огляделся по сторонам.

— Значит Вы сказали «спасайся кто может», бросили личное оружие и прыгнули за борт?

Сказать было нечего. Я словно очутился в раннем детстве в гимназии, у доски, с не выученным уроком. В голове разливалась звенящая пустота и по спине поползли мурашки.

— Почему вы молчите?

Окружающие успели убедить меня в том, что я вел себя, как герой. Моя совесть замолкла. Иногда, ночью, я вспоминал о том, что из моего взвода выжило всего несколько человек, и мучительно стыдился своего поведения на корабле. Я утешал себя тем, что прыжок в ледяную воду, сам по себе героический поступок, и что долг каждого человека заботиться в первую очередь о себе. «Какого черта,» — думал я, — «Они сами во всем виноваты! Послали нас на верную смерть!» Иногда стыд порождает в нас необоснованную гордыню. Осознав, что мне нечего терять, я высоко поднял голову и громко объявил.

— Мне, нечего сказать.

Адмирал повернулся и уставился на меня. Видимо он давно не спал, глаза были красные.

— Ваш поступок достоин осуждения, — он сделал многозначительную паузу, — За трусость и дезертирство я должен вас наказать.

Он подошел к столу, зачем-то взял перо, повертел в руках и положил на место,

— Но на острове вы вели себя молодцом. Вы потопили вражеский катер и тому тоже есть подтверждения. У меня на столе лежат заявления от людей, которые считают, что вы храбрец.

От моей бравады не осталось и следа, я готов был провалиться от стыда сквозь землю.

— Как я должен поступить, лейтенант?

Я понял, что промолчать нельзя. В такие минуты одно сказанное слово может решить дальнейшую судьбу, и я сказал первое, что пришло мне в голову.

— Отправьте меня на войну, господин адмирал.

Неожиданно Крол рассмеялся. Смех вышел сухой и нехороший.

— Само собой, вы туда и отправитесь, не в санаторий же мне вас командировать. Рана у вас легкая. Только в каком качестве? Разжалованного в рядовые дезертира или офицера? Офицер потому и офицер, что несет ответственность за вверенных ему людей. Офицер на войне отвечает за все. Если он струсил и сбежал, если сдался в плен, если отчаялся и застрелился, он трус, мерзавец и дурак. Только своей волей, своей силой, офицер может сплотить вокруг себя моряков, сможет победить.

Крол закашлялся, вытащил белый платок, промокнул губы.

— А в прочем, — он махнул рукой, — все это лирика. Воевать будете?

— Так точно.

Адмирал спрятал платок в карман, взял со стола, какой-то листок, написал на нем несколько слов, размашисто подписался и отдал мне.

— Значит так. За проявленный героизм, адмиралтейство награждает вас орденом мужества первой степени, с отсрочкой вручения награды на неопределенный срок. За трусость и проявленную слабость я отправлю вас на остров Грос, где сейчас идут тяжелые бои. Вас не будут сменять, Вы будете оставаться на передовой до моего особого распоряжения, Вы будете переведены из десанта в егеря.

Я похолодел. Для десантника трудно было придумать худшее наказание. Меня опустили на самое дно, лучше бы разжаловали в рядовые.

— Я назначаю вас командиром взвода. Вы должны отбыть в расположение десятой баталии егерей.

Адмирал достал из кармана золотые часы луковицей, щелкнул крышкой.

— Катер уходит с четвертого причала через тридцать минут. Идите, а то опоздаете.

— Слушаюсь.

Я отдал честь, развернулся, вышел из кабинета, быстро прошел через приемную и вылетел за дверь.

На улице было шумно, моряки загружали подводы с боеприпасами. Занятые важным делом, они не обращали на меня никакого внимания. Я отошел в сторону, чтобы не мешать, достал папиросу и закурил. Руки у меня дрожали. Я сорвал перевязь и выбросил в урну. Рука почти не болела, хотя теперь это не имело никакого значения. На душе было муторно.

— Здравия желаю, господин моринер-лейтенант. Не могли бы Вы отойти в сторонку, нам проехать надо? — пожилой моряк вежливо осклабился.

— А куда едешь?

— На причалы, патроны грузить.

— Подбросишь до четвертого причала?

Моринер почесал затылок, сдвинув мятую фуражку.

— До четвертого не могу, до второго могу.

— Годится. Только мне надо вещи из казармы забрать, подождешь?

— Если быстро, — неуверенно протянул он.

— Покури пока, — сказал я, угостил моряка папиросой, бегом добрался до казармы, схватил ранец, скатку и вернулся к подводам.

На четвертом причале было пусто. Катер уже загрузили, и команда была на борту, ожидая разрешения покинуть порт.

Я прошел по сходням мимо вахтенного, нашел капитана и предъявил предписание. Капитану было около пятидесяти лет, был он маленького роста, очень худой, с узким загорелым лицом. Форма на нем висела мешком и была вся в каких-то темных пятнах.

— Располагайтесь, где хотите, — устало сказал он, — трюм и каюты забиты грузом, так что лучше всего оставаться на палубе. Я скажу, чтобы Вам принесли кофе. Есть хотите?

— Нет, благодарю.

— Ну, как хотите, — он потер красные глаза, — вторые сутки без сна, чертова заварушка.

— Что там на Гросе? — спросил я.

— Ужас, — ответил капитан и ушел на мостик.

Через десять минут нам дали сигнал и катер вышел в море. Я устроился на корме, на сложенных грудой мешках. Юнга принес мне кофе в фарфоровой чашке с отколотым краем. Я лежал на тюках, пил горячий кофе и смотрел в небо.

До Гроса мы добрались к полудню. Небо над островом было затянуто дымом. Небольшой городок горел. Сначала мне показалось, что на острове не осталось не одного целого здания, но потом я понял, что это не так. Мы причалили к бетонному пирсу, заставленному ящиками и бочками. Я простился с капитаном и спрыгнул на причал. Патрульные объяснили мне, как добраться до штаба десятой баталии, и я зашагал в город. Заблудиться здесь было невозможно. В городе была одна центральная улица, она тянулась с севера на юг и была прямая, как стрела. Все серьезные учреждения и конторы находились с правой стороны, а магазины, ателье, прачечные и рестораны с левой. Местное население попряталось по подвалам, потому что город обстреливали вардовские корабли. По улицам сновали егеря и с удивлением смотрели на мою новую десантную форму. Штаб разместился в здании мэрии. Почти все стекла в доме были выбиты, у парадного подъезда лежал разбитый, перевернутый фиакр.

Я спросил у часовых, где могу найти командира, и они отправили меня на второй этаж.

В большом кабинете, за массивным столом красного дерева, сидели два офицера. Егерь-капитан, большой и грузный, что-то ел из мятого поцарапанного котелка, второй, высокий блондин, егерь-лейтенант, еще совсем молодой, по-домашнему развалившись в кресле, читал старую газету. На столе стояли еще котелки, лежали, какие-то бумаги и двуствольный егерский штуцер. Стекол в окнах не было и ветер свободно играл рваными светлыми занавесками. Пол был усыпан обломками штукатурки. Офицеры оторвались от своих дел, и с интересом уставились на меня.

Я козырнул.

— Моринер-лейтенант Бур прибыл для дальнейшего прохождения службы.

— Десантник? — спросил лейтенант с газетой.

— Так точно.

Капитан отставил котелок, вытер ладонью рот и махнул рукой.

— Давайте предписание.

Я вручил ему бумагу.

— Садитесь, — он указал на пустой стул.

Я сел.

— Почему десантник? Почему к нам?

— Провинился.

— Понятно, — капитан улыбнулся, — добро пожаловать. Меня зовут Рум. Я командир десятой баталии. Это Сеф, мой начальник штаба, — лейтенант с газетой кивнул, — Ваш взвод сидит в окопах на южной окраине. Как у Вас с оружием?

— Револьвер.

Рум недовольно хмыкнул и повернулся к начальнику штаба.

— Проводишь его?

— Провожу.

Сеф встал, сложил газету и бросил на стол, взял штуцер и улыбнулся, — пойдем устраиваться.

Мы спустились на первый этаж и вышли на улицу.

— Обстреливают нас каждый день, — рассказывал Сеф, — Большие потери. В вашем взводе осталась половина состава. Варды пытаются высадиться, а мы их обратно в море скидываем, так что Вы вовремя.

— Какая у меня задача?

Сеф пожал плечами.

— Задача? Постарайтесь, чтобы ваших людей не убило во время обстрела и отбивайте все атаки. Вот и все.

Мы прошли город насквозь и стали спускаться к морю. Раньше здесь были красивые золотые пляжи, но теперь весь берег был изрыт окопами и воронками, и затянут колючей проволокой. У самого берега в воде плавали мертвецы, их никто не убирал. Мой взвод располагался на левом фланге. Над нами, на вершине холма, в вишневом саду, стояла батарея 37-ми мм орудий.

Мы спустились в траншею. Взвод, почти в полном составе, сидел в блиндаже. Блиндажик был хлипкий, всего в один накат. Егеря, в основном взрослые дядьки за сорок, чумазые и не бритые, расположились прямо на полу. Я сразу узнал все последние новости: подкрепления не будет, полевую кухню разбомбило, поэтому третий день едят сухие пайки, горячее питание обещали подвезти к ночи. Табака не было, так что мои папиросы разошлись почти мгновенно. Егеря воевали уже несколько месяцев, пообтерлись и потеряли способность чему-либо удивляться. Мою десантную форму они восприняли, как само собой разумеющееся, порадовались, что я успел побывать в бою, и рассказали, что во взводе за неделю уже убило двух необстрелянных офицеров.

Из взвода, в тридцать человек, осталось шестнадцать, одна бомбарда была повреждена, вторая исправна и к ней был приличный запас гранат.

Для меня нашелся штуцер и патронная сумка.

Нашей мориной командовал кадровый военный, супер-лейтенант Гас, списанный в егеря из саперов по ранению, серьезный мужчина, маленького роста с удивительно кривыми ногами. Он все время жевал табак, плевался и ругался. При встрече, он сурово зыркнул на меня карими глазами.

— Где воевали?

Я доложил. Мой ответ лейтенанту не понравился. Он слышал, про нашу операцию и знал, что с первой попытки острова взять не удалось. Он считал, что это не штабной просчет, а трусость и плохая подготовка десантных частей, о чем сразу мне и сообщил.

— Если будете здесь так же воевать, расстреляю, — сказал лейтенант, сплюнул на землю табачную жвачку и добавил, — ступайте на позиции.

Первая ночь прошла спокойно. Я заставил солдат расчистить засыпанные при обстреле проходы, укрепить брустверы и даже успел покопаться в поврежденной бомбарде, но так и не придумал, как ее починить. Несколько раз заходил Гас, придирался по пустякам, называл нас каракатицами и морским ежами, заплевал всю позицию жеванным табаком и обещал показать нам акулью мать. Варды два раза обстреляли город, наша батарея не отвечала.

Кухня так и не пришла, но под утро, трое егерей притащили ящик с патронами, ранец с консервами и галетами, и фляжку с водкой.

Атака началась рано утром на третий день. Сначала нас обстреляли из корабельных орудий, а потом начался штурм. На нашем участке попытались прорваться четыре десантные лодки. Батарея на холме открыла огонь. Одну лодку накрыло прямым попаданием, вторую перевернуло от взрыва, остальные высадили людей. Половину мы перебили во время высадки, в мелкой воде, остальные залегли. Нас снова накрыло артиллерийским огнем. Мы забились на самое дно окопов, чтобы переждать обстрел. Когда стихло, я откопался, вытряхнул из-за шиворота песок и выбрался на бруствер. Ни батареи, ни вишневого сада больше не было. Везде зияли воронки и лежала перевернутая пушка с одним колесом. Проволочные заграждения оказались разрушены взрывами, и вардовский десант снова пошел в атаку. Мы открыли огонь. Им некуда было отступать, они могли либо отбить наши окопы, либо умереть. Они лезли через заграждения, заряжая карабины на ходу. Я отбросил разряженный штуцер, достал револьвер и застрелил двоих нападавших в упор, потом вытащил шпагу. Но рубить никого не пришлось, оставшиеся в живых варды отступили. Они погрузились в лодку и отчалили. Вслед им никто не стрелял.

Днем пришло пополнение, полностью укомплектованная десантная морина. С вновь прибывшими офицерами пришел Рум. Он осмотрел позиции, выслушал мой доклад и приказал нашему взводу отправляться в город, на перегруппировку.

— Прошу прощения, господин капитан, — сказал я, — адмирал Крол запретил мне покидать окопы до его личного распоряжения.

Рум с удивлением уставился на меня, потом посмеялся и объяснил, что пока адмирала нет на позиции, старший офицер здесь он, и он приказывает мне взять свое барахло и отправляться в город.

— Слушаюсь.

Остатки моего взвода отвели на окраину и разместили на пустом складе. Это было старое, но прочное здание. Мы заняли первый зал, с массивными деревянными колоннами, которые поддерживали железную крышу, кое-где пробитую осколками. Через эти неровные дыры внутрь падали солнечные лучи, рисуя на полу причудливые узоры.

Пригнали полевую кухню и повара щедро накладывали в котелки густой рыбный суп, и не отказывали в добавке. Людей осталось очень мало. Раненых отправили в госпиталь, а остальным приказали отсыпаться. Меня и командира морины вызвал к себе Рум, больше в нашем подразделении живых офицеров не осталось.

В штабе был накрыт стол, стояла бутылка вина, несколько фляжек с водкой, открытые консервные банки с крабовым паштетом и галеты, кто-то нарвал в саду зеленые яблоки.

— Присаживайтесь господа, — сказал Рум, — рад видеть Вас живыми и здоровыми.

Первый раз я собирал офицеров в «адмиральской каюте», обычно на корабле мне доставались апартаменты попроще. Сегодня я сидел в удобном кресле и ждал, пока все рассядутся по местам. Погрузка не была закончена и до отхода оставалось три часа. Интенданта Коса я приказал не беспокоить. У него свои дела и своя ответственность. Сейчас мне нужны были командиры взводов. Они еще не понимали, что жизнь на судне и на суше сильно отличаются друг от друга. На судне нет увольнительных, нет выходных, здесь все дни похожи один на другой. С корабля некуда уйти, ты всегда на виду. Нужно расписать смены дежурств, график прогулок и занятий личного состава. Всю эту массу людей необходимо чем-то занять, чтобы они не сошли с ума в пути. Взводные проходили по одному и рассаживались. Понимая, что их поведение на палубе разозлило меня, они старались занять место подальше, как нашкодившие гимназисты, только артиллерист Гат сидел спокойно, с интересом разглядывая каюту. Последними вошли Бад и Муки. Лейтенанты Жен и Мас, при виде бывшего адъютанта, стали о чем-то шептаться. Я отложил сигару в пепельницу и встал.

— Господа! Я собрал вас здесь, чтобы объяснить зачем офицеру дана голова. Она нужна офицеру, я к вам обращаюсь лейтенант Мас, не для того, чтобы носить красивую форменную фуражку. Сегодня Вы пытались шутить над егерями, которые принимают участие в нашей экспедиции. Вы решили посмеяться над теми, кто будет несколько месяцев жить в соседнем кубрике.

Я замолчал и обвел свирепым взглядом притихших офицеров. Я встретил их, что называется артиллерийским залпом. Мне нужно было вдолбить им в головы простые правила, по которым все мы будем жить ближайшее время.

Мас покраснел и встал, стул под ним покачнулся.

— Извините, господин супер-лейтенант-моринер, я не хотел.

— Вы сделали это при подчиненных, — продолжал я, — Теперь ваша шутка, кстати не самая удачная, будет гулять среди моринеров. Они будут, как попугаи повторять ее всякий раз, когда увидят на борту егеря. Рано или поздно это приведет к столкновению, к банальной драке, которую нам с вами придется разнимать.

— Виноват, — промямлил Мас.

— Садитесь.

Он сел. Гат крякнул, прочищая горло, но ничего не сказал. Муки сидел с напряженной спиной и смотрел прямо перед собой. Бад старался не встречаться со мной взглядом. Кажется, до них начинало доходить.

— Мы оказались на одном судне. Нам с Вами предстоит делать одно дело. Мне не нужны разбирательства в походе, не нужны драки и склоки. Я требую от каждого из вас строгой дисциплины, взаимного уважения и строжайшего соблюдения устава.

Я сделал многозначительную паузу.

— Все. Вы свободны.

Я не хотел устраивать долгих обсуждений и мнение младших офицеров, в данном случае, меня совершенно не интересовало. Монолог, идеальная форма для того, чтобы донести свою мысль до подчиненных. Все, кроме Бада вышли. Он достал трубку, набил табаком и закурил.

— Ожидаешь неприятностей?

Я сел, взял вяло тлеющую сигару и подождал пока пепел осыплется.

— Да.

— Все будет нормально. Егеря, это конечно, не лучшее соседство, но как-нибудь все устроится. Будут плохо себя вести, устроим показательную порку.

— Официально они теперь входят в состав нашей морины и временно считаются десантниками. Оформи егерей, как четвертый взвод.

Я не хотел больше говорить об этом. Мы в армии, и здесь все предельно ясно, любая нештатная ситуация подробно расписана в уставе. Провинился, получи наказание, отличился, получи награду.

Сидеть в каюте не хотелось и мы вышли на палубу. Грузов на причале становилось все меньше. Портовики, понимая, что скоро отплытие, работали быстрее, начальник погрузочной команды суетился и подгонял людей. Интендантов нигде не было видно, видимо они перешли на корабль, разбираться с тем, что уже успели погрузить.

— Как ты простился с семьей? — спросил я у Бада, — все нормально?

Мы часто обсуждали семейные проблемы и были в курсе личной жизни друг друга. Собственно, у моего заместителя личной жизни не было. Сына, который жил у родственников покойной жены, он видел редко, а с женщинами у Бада не ладилось, поэтому раз в неделю он напивался и посещал офицерский бордель.

— Сын от меня отвык. Все время к теще жмется. Поговорил со мной две минуты, взял подарки и убежал. Понимаю, что родственнички ему про меня гадости говорят, а сделать ничего не могу. Не могу же я его в казарму забрать.

— Сам виноват, — сказал я, — редко дома бываешь. Деньги взяли?

— Деньги они всегда берут, а тут еще и золото. Но я им половину отдал, хватит с них, морды торгашные.

Мы помолчали, думая о своем.

— А твои как?

— Эн сказала, что уедет на остров. Надеюсь, что не передумает. Беспокоюсь за них.

Бад понимающе закивал.

— Все будет хорошо. Тебе повезло с женой. Она все сделает правильно.

Курить больше не хотелось, и я выбросил сигару за борт.

Бад легонько толкнул меня в плечо.

— Посмотри, это еще что за чучело?

На причале появился странный господин в очках. На нем был френч, пошитый на военный манер, бриджи и ярко-желтые высокие ботинки на шнуровке, в руках он сжимал большой дорожный чемодан. Он с интересом оглядывался, не зная, как поступить.

— Уважаемый! — крикнул я и махнул рукой, чтобы привлечь его внимание, — Поднимайтесь на борт!

— Кто это? — спросил Бад.

— Наверно ученый, которого обещали к нам прикомандировать. Я совсем о нем забыл, — признался я.

Действительно, странным господином, оказался сотрудник исторического университета. Документы у него оказались в порядке и часовой пропустил его на корабль.

Младшему научному сотруднику Аси было сорок шесть лет. Он был патологически ленив, поэтому продвинуться в науке не сумел, был в университете на вторых ролях, и когда адмиралтейству потребовался ученный, его безжалостно откомандировали в экспедицию Толя, потому что, как выразился ректор — «не жалко, если пропадет». Аси сначала очень испугался, но потом решил, что в поездке никакой особенной работой его загружать не будут и успокоился. Больше всего на свете он любил читать, и сидя в комфортной обстановке, рассуждать о чем-нибудь мало понятном. Свою точку зрения он старался не афишировать, и почти всегда соглашался с собеседником, поэтому считался человеком понимающим и приятным. Когда в армейскую среду попадает штатский, его сразу начинают опекать, как в гимназии дети возятся с котенком, так военные обожают наставлять «сухопутную швабру», замечая в нем легкую придурковатость, неспособность постоять за себя и относясь к нему с отеческой заботой, правда не без ехидства. В экспедиции ему было легко, он пользовался полной свободой, начальство не обращало на него никакого внимания и из поездки он вернулся отдохнувшим и полным сил. С собой Аси привез интересные материалы и зарисовки, и сразу из младшего научного сотрудника перешел в старшие. От него ждали диссертации, но дождались только тоненькую книжонку «Жизнь варварских племен на Диком острове». Предложение опять отправиться в поход, Аси воспринял с воодушевлением, тем более, что в последнее время в нем открылась тяга к авантюрам. Естественно, что об исчезновении экспедиции он ничего не знал. Его, конечно, смущало отсутствие информации об адмирале Толе, но он решил, что все связанное с экспедицией засекреченная военная тайна.

Ученного мы определили в каюту Муки.

Без десяти восемь нас пригласили на завтрак. В кают-компании собрались все офицеры и морские, и десантные. Нас представили друг другу. С помощником капитана я был уже знаком. Он вяло пожал мне руку и сразу ушел на свое место. Лейтенант артиллерист Гоц был высокий и худой, как палка. У него были длинные костистые руки, которые все время шевелились, словно хозяин не мог найти для них удобное положение. Он крепко стиснул мою руку и сказал, что рад со мной познакомиться. Механик — лейтенант Лас, был молчаливым тридцатилетним великаном. Он мало говорил, много ел и иногда застенчиво улыбался. Корабельный врач был маленький и худой. Раньше он служил на гражданских судах, поэтому ему все было радостно и удивительно, он всем интересовался и задавал сразу множество вопросов. Звали его Пор, он был с востока и смешно говорил, проглатывая окончания слов. Интендант был медлительный и занудный человек. Создавалось ощущение, что он все время что-то про себя считает, и что результат постоянно не сходится. Когда взаимные приветствия закончились, и мы, наконец, сели за стол, капитан встал и сказал тост в честь дорогих гостей, с которыми команде придется провести в море несколько замечательных месяцев. Мы выпили и принялись за еду. Нам прислуживал стюард в накрахмаленной белой куртке. На завтрак подавали жаренную камбалу, маринованную селедку, салат из водорослей фру с оливковым маслом и моллюсками, свежий хлеб и сыр. Вино было хорошее, но я выпил всего один бокал и сразу попросил чаю. Слева от меня сидел доктор Сол, а справа Бад. Мой заместитель, как всегда, ел за троих. Так получилось, что флотские оказались по другую сторону стола. Я с интересом разглядывал моряков. У артиллериста Гоца на кителе была желтая нашивка, говорящая о тяжелом ранении. В десанте подобные знаки не уважали и обычно к френчу не крепили. Вообще, я видел такие нашивки во время войны всего несколько раз. «Интересный господин», — подумал я, — «война давно закончилась, а он все еще гордится своими ранами».

Капитан был явно выпивши, но держался молодцом и после второго бокала вина, попросил кофе. Флотский интендант ел, как автомат, он не смотрел по сторонам, ничего не говорил, а просто клал на тарелку еду, съедал ее и брал, что-нибудь еще с другого блюда. Пор оказался рядом с лейтенантом Гатом и с интересом расспрашивал его про транспортировку десантного орудия.

После завтрака Бад отправился проверить, как кормят личный состав, а меня, неожиданно, вызвали в каюту капитана.

Я постучал, и не дожидаясь разрешения, вошел.

Хала в каюте не было, зато в кресле удобно расположился капитан из разведки, который инструктировал меня в адмиралтействе. Он был в штатском: коричневый дорожный костюм, замшевые ботинки, мягкая шляпа, тросточка. «Неужели с нами поплывет», — подумал я и загрустил.

Капитан приветствовал меня радостной улыбкой и предложил присесть. Я опустился на стул.

— Здравствуйте, Бур. Рад Вас видеть в добром здравии.

— Здравия желаю.

— Я смотрю погрузка закончена. Все в полном порядке.

— Так точно, господин капитан.

Разведчик достал папиросу и спички, закурил. Он курил и смотрел на меня. Играть в гляделки мне не хотелось, и я стал разглядывать каюту. Она состояла из двух комнат. Мы находились в гостиной. Она была меньше, чем моя, но лучше обставлена. Признаться, я ожидал увидеть казенную берлогу настоящего пьяницы и морского волка, но все оказалось по-другому. В каюте было уютно, без сомнения, некоторые вещи и мебель принадлежали капитану. На столе стоял дорогой письменный прибор и несколько фотографий, мне была видна только одна, фотография красивой молодой женщины.

— Да ладно, Бур, успокойтесь, — сказал капитан, — я должен был проверить, как идет погрузка.

В конце концов, я отвечаю за эту операцию и, если у вас, что-то пойдет не так, мне не сносить головы.

— Все в порядке, господин капитан.

— Мне кажется, что Вас что-то беспокоит. Может быть есть вопросы?

Я с удивлением посмотрел на него. Вопросов у меня было столько, что я мог бы задавать их целый час, но вместо этого сказал:

— Мне не нравится корабль. Я думал, что для нашей экспедиции подберут что-нибудь получше.

Капитан кивнул, словно ожидал от меня этих слов.

— Вы не правы. Это судно специально переоборудовано для дальнего путешествия. Видите ли, основная проблема, с которой столкнулся адмирал Толь, это нехватка угля для обратной дороги. Почти все запасы они перегрузили на крейсер, который вернулся с докладом. Поэтому на этом судне более вместительные трюмы и почти все каюты, кроме ваших, переоборудованы под склад. Это вовсе не старая посудина, как Вам могло показаться, а вполне современное судно. Еще вопросы.

— Почему Вы прислали егерей?

— Кого смог, того и прислал, — капитан встал, прошелся по комнате и склонился над столом, разглядывая фотографии, — Вы же просили подкрепление. Этот Муки всем уже осточертел, вот я и отдал его Вам на съедение. Думаю, что тридцать человек будут не лишние. Кстати, там многие воевали и списаны на берег по ранению.

Он взял фотографию женщины, поднес к самым глазам, долго рассматривал, потом положил на стол, портретом вниз.

— Не слышу благодарности.

— Спасибо.

Капитан продолжал осматривать каюту. Он провел пальцем по столешнице и нахмурился, потом стал исследовать книжные полки.

— Скажите, Бур, Вам ничего не показалось странным? Может быть кто-нибудь задавал слишком много вопросов или просился в увольнительную, или пытался передать письмо, — капитан взмахнул рукой, — ну, что-нибудь в этом роде.

Стоя ко мне спиной, он доставал одну за другой книги, заученным движением встряхивал их и смотрел не вывалится ли что-нибудь.

— Нет. Хотя корабельный доктор задает слишком много вопросов.

— Хм. Это интересно. Вы знаете, что его брат служил артиллеристом на крейсере Толя? — спросил разведчик, не поворачивая головы.

— Нет.

— Теперь знаете. А у капитана хорошая библиотека.

Я представил, что, если исчезну, так же, как адмирал Толь, кто-нибудь будет рыться в моих вещах и разглядывать фотографию моей жены.

— Вам не противно?

Капитан повернулся и смерил меня ледяным взглядом.

— Рыться в чужих вещах? Нет. Привык, знаете ли. Работа есть работа.

Он поставил на место все книги и опять сел в кресло.

— Вы чистоплюй, Бур. Читая Ваше личное дело, я представлял Вас совсем другим.

Что Вы будете делать, если на острове никого не окажется? Или, если за эти годы, адмирал Толь объявил себя правителем новых земель и сейчас сидит на троне из пальмовых листьев, или превратился в чудовище и сожрал всех своих спутников?

— Буду действовать по обстановке.

— По обстановке, по обстановке, — пробормотал капитан и задумался. На меня он больше не смотрел. Мне даже показалось, что на мгновение он забыл о моем существовании.

Вдруг меня осенило.

— Подождите. Но если у адмирала кончился уголь, как до вардов доплыл десантный корабль?

Капитан встал, надел шляпу и взял в руки тросточку.

— Сразу видно, что Вы не флотский. В топке можно спалить, что угодно, например, дерево. На Диком острове дремучие леса.

Капитан подошел ко мне вплотную. Он был маленького роста, и я смотрел на него сверху вниз.

Неожиданно он взял меня за пуговицу на френче.

— Но крейсеру не нужны были деревья, им хватило угля. И знаете, что Бур, мне кажется, что перед самым прибытием в столицу, в топке, они сожгли человека.

Капитан поднял голову и пронзительно взглянул мне в глаза. У меня по спине пробежал холодок. Я отшатнулся, но он крепко держал за пуговицу.

— Там огромная температура, но иногда кое-что невозможно скрыть.

Он выпустил мою пуговицу и вытер пальцы о полу пиджака.

— Не нравится мне здесь. Идемте на палубу.

Мы вышли, и капитан аккуратно прикрыл за собой дверь. Мы спустились по трапу и оказались на корме. Здесь никого не было. С моря дул легкий ветерок.

Капитан предложил мне папиросы, но я отказался и достал сигары.

— Вы курите сигары? — удивился разведчик, — гадость, ненавижу.

Мы стояли, облокотившись о борт, курили и смотрели на воду.

— Пожалуйста, дымите в другую сторону, — сморщив нос, попросил капитан. Он немного помолчал, а потом сказал:

— На крейсере «Красный дракон», который прислал Толь, пропал офицер. Это было доверенное лицо адмирала, его адъютант. Два лейтенанта под присягой показали, что последнее время он много пил и был подавлен. Предположили, что он мог пьяный свалиться за борт. Все документы оказались на месте, но денщик показал, что пропала тоненькая папка. Что в ней было никто не знал. Официальные бумаги, отчет об экспедиции были на месте, а вот папки не было. Денщик видел ее мельком, однажды. Я перерыл всю каюту и ничего не нашел. Я решил посмотреть в топке, вдруг папку сожгли, иногда бывает, что маленький листок куда-нибудь завалится или еще, что-нибудь. Это была глупая идея. Понятно, что там ничего не могло остаться, но я нашел там совсем другое, случайно.

Капитан замолчал и огляделся. На корме мы были одни.

— Адъютант, что-то вез. Его убили в день прибытия и сожгли в топке. Я изводил этих лейтенантов допросами. Я держал их в камере и спрашивал снова и снова. Меня отстранили. Отправили подальше из столицы. Дело замяли и списали в архив. Прошло много лет, но я все еще не могу успокоиться.

— Какой ужас.

Меня передернуло.

— Ужас? Да, пожалуй. Доказательств нет, может быть мне все это пригрезилось, по крайней мере, многие пытались внушить мне такую мысль. Иногда я начинаю думать, что они правы.

Но иногда во сне, мне кажется, что это меня сжигают в топке. Найдите Толя, Бур. Найдите эту чертову экспедицию и тогда я смогу спать спокойно. Но никому не верьте и будьте осторожны.

Мы простились с капитаном. Я проводил его к трапу и смотрел, как он, маленький и ловкий, спустился на причал и зашагал прочь.

Странный человек. Он вызывал во мне одновременно симпатию и презрение. Его опасные мысли и ужасные истории могли оказаться параноидальным бредом, но могли быть и правдой. Думать об этом не хотелось. Впереди был дальний поход и сейчас мне хватало своих проблем. Все что случилось на крейсере «Красный дракон», произошло четыре года назад. Война перепутала все карты. Скорее всего большинство офицеров, которые входили в команду погибли на фронте. Даже, если капитан прав и на судне произошло убийство, для него могло быть множество причин, не связанных с экспедицией.

В девять часов дежурный дал прощальный гудок и корабль отчалил. Мы с Бадом закрылись в каюте, составили график дежурств и занятий для рядового состава, обсудили предстоящий поход и поговорили о всяких пустяках. О нашей беседе с капитаном, я ему ничего не сказал.

За обедом я объявил о цели нашего путешествия и представил ученного. Известие о том, что мы отправляемся на легендарный остров взбудоражило офицеров. Разговорам о предстоящих открытиях и походах не было конца. Ученного расспрашивали снова и снова, и чтобы не повторять десять раз одно и тоже, он прочитал офицерам довольно скучную лекцию об острове. Оказалось, что его обнаружили совсем недавно, в начале прошлого века. Китобои, в погоне за кашалотами, забрались слишком далеко в океан и попали в шторм, корабль был сильно поврежден и оказался не управляем. Четыре месяца они болтались по волнам. Когда закончились продукты, бедняги питались рыбой и пили дождевую воду, началась цинга и часть команды умерла. Наконец они пристали к неизвестной суше. Около месяца ушло на ремонт корабля и заготовку припасов. Дикарей китобои видели, но вступать в контакт не стали и отпугнули их выстрелами из огнестрельного оружия. Закончилось все хорошо. Китобои вернулись и подробно рассказали о том, что видели. Через несколько лет адмиралтейство сделало первую попытку колонизировать дикие земли. Была отправлена экспедиция на военном фрегате. О ее судьбе ничего не известно. Следующую попытку сделали варды. Кого они отправили на поиски таинственной земли никто так и не узнал. Постоянные войны мешали исследованиям и новую экспедицию снарядили только через двадцать лет. Фрегат «Отчаянный» прибыл на Дикий остров в июне 18… года, команда высадилась на берег и построила форт. Они прожили там три месяца, познакомились с местным населением, наладили обмен продовольствия на всякую ерунду, но неожиданно началась эпидемия неизвестной болезни, несколько человек умерли и экспедицию свернули.

У вардов тоже ничего хорошего не получилось. В 18… году они отправили группу военных моряков, которая высадилась южнее. Подружиться с местными племенами у них не получилось и после нескольких кровопролитных стычек, им пришлось вернуться.

У следующей команды не было приказа задерживаться на острове. Они высадились, нашли разрушенные остатки форта, исследовали близлежащие земли, подарили подарки туземцам, подтвердив свое расположение, обследовали береговую линию и вернулись. Последним и самым везучим исследователем оказался адмирал Толь.

Лекция длилась больше часа. Аси старался во всю, сыпал фактами и предположениями и постоянно ссылался на труды великих ученных. К середине доклада я начал зевать и смотреть на часы.

Жизнь в походе проходит гладко и скучно. Самыми обсуждаемыми темами становятся еда и погода. Завтрак, обед и ужин, лучше всяких часов отмеряют время в пути, а от причуды погоды зависят прогулки по палубе. Я старался вставать пораньше, за пол часа до подъема, пил кофе, гулял на корме, проверял кубрики. Многие офицеры считали ниже своего достоинства выслушивать жалобы подчиненных, но я академий не заканчивал и поступал так, как привык на войне. Моряки, не задействованные на дежурстве или работах, занимались привычными делами: чинили одежду, рассказывали друг другу о доме и обсуждали корабельные сплетни, при моем появлении лихо отдавали честь, с просьбами и вопросами не обращались. Книги, взятые из дома я прочитал в первые дни путешествия, поэтому упросил капитана разрешить мне воспользоваться его библиотекой. Не могу сказать, что мы подружились, но относились друг к другу с симпатией. Большую часть времени капитан проводил или на мостике, или в каюте, гулять он не любил, часто я видел его за какими-то вычислениями. Мои офицеры откровенно скучали, вечерами играли в карты и пили вино, которое можно было приобрести в корабельном баре, бутылки, взятые с собой из города, решено было приберечь до высадки.

Несколько раз мы проводили учебную тревогу. Моринеры выстраивались на палубе и готовились к погрузке в шлюпки. С егерями каждый раз происходила заминка и скандал. К походу они были совершенно не готовы. Бад сурово отчитывал Муки и заставлял весь взвод драить палубу. Капитан веселился и считал наши тревоги полным бредом. Его издевкам за столом не было предела. К концу первой недели путешествия, Муки постучал в мою каюту. Он несколько раз просил меня о встрече, но я избегал пустых разговоров. Адмирал Крол привлек к себе дальнего родственника, дал ему тихую должность при штабе и помог получить офицерские погоны. Боевой офицер из Муки был, как из трески акула. Я хорошо относился к мальчишке, но слушать жалобы на трудности похода от столичного неженки мне не хотелось. Офицеры могли свободно подойти ко мне в любое время, но только не Муки, который привык к штабным секретам и беседам за закрытыми дверями.

Когда он постучал и вошел, я заканчивал одеваться. Сигнал побудки прозвучал двадцать минут назад и офицеров уже приглашали на завтрак.

Муки отдал честь и спросил: — Разрешите, господин супер-лейтенант-моринер?

— Вы уже вошли, — сварливо ответил я, надевая френч. Мы с капитаном вчера порядочно выпили и сегодня мне было не хорошо, я даже пропустил утреннюю прогулку.

Муки покраснел и я пожалел, что принял его так не приветливо.

— Заходите лейтенант, не смущайтесь. О чем Вы хотели со мной поговорить?

— Простите, господин супер-лейтенант-моринер, я понимаю, что всем доставляю сплошные неудобства, — выпалил Муки, — Я всем мешаю, мои егеря все время опаздывают….

— Подождите, — остановил его я, — так у нас с Вами ничего не получится.

— Извините.

Мне показалось, что он сейчас расплачется.

— Присядьте Муки и давайте поговорим спокойно.

Он сел на краешек стула. Я видел, что ему неудобно. Для встречи со мной он выбрал не самое лучшее время. Перед завтраком не принято стучаться в каюту командира, но видя покрасневшие глаза и распухший нос, я понял, что сегодня ночью он не спал и, наверно, с трудом дотерпел до утра.

— Итак, — сказал я, как можно спокойнее, — в чем дело.

Муки сглотнул и заговорил.

— Я знаю, что плохо командую своими людьми, знаю, что не могу быть для них примером, потому что у меня нет никакого опыта, я стараюсь быть для них хорошим командиром, но егеря не слушаются и смеются за моей спиной. Я вижу, что все начинают косо смотреть на меня. Капитан в открытую меня презирает. Что мне делать, господин супер-лейтенант-моринер? Я не знаю, что мне делать.

«Обиженный глупый мальчик, маменькин сынок.» — подумал я.

— Мне Вас не жалко, Муки.

Он вскинул на меня испуганный взгляд и встал.

— Сидите, сидите. Повторяю, еще раз. Мне Вас не жалко. Вы пришли ко мне поплакаться в китель или получить конкретный совет?

Он вздрогнул.

— Совет я могу дать. Вы офицер, Муки. Моряки обязаны Вас слушаться по уставу. Если они этого не делают, значит они должны быть наказаны. Они Вам грубят? Отказываются выполнять приказы?

— Никак нет, — Он вскинул подбородок, — они выполняют приказы, но смеются за моей спиной.

— Вы знаете, кто это делает, фамилии?

— Никак нет, — Муки замялся и тихо сказал, — мне так кажется. Иногда мне так кажется.

— Вы не гимназистка на танцах, Вы командир взвода. Если у Вас в подразделении есть саботажник, который не выполняет приказы и перечит офицеру, он должен быть наказан. Если над Вами посмеиваются офицеры, сделайте так, чтобы для этого не было причин. Ваши люди не могут выполнить свою задачу во время учебной тревоги? Устраивайте им учения каждый день. Пусть с них сто потов сойдет, но они научатся выполнять Ваши команды.

Ораторскому мастерству я научился у адмирала Крола. Иногда мне казалось, что я говорю его словами. Нельзя жалеть офицеров. Они от этого становятся податливыми и гибнут в первом же бою. Их нужно стукнуть, как можно сильнее, чтобы выбить из головы великосветскую чушь.

— С завтрашнего дня у вашего подразделения подъем на полчаса раньше. Егеря отрабатывают погрузку в шлюпки. Не успеваете за полчаса, остаетесь без завтрака. И так будет каждый день пока не научитесь. Идите во взвод и сейчас же объявите о моем приказе.

— Слушаюсь.

Муки вытянулся струной, отдал честь, развернулся на каблуках и вылетел за дверь.

Первое время я плохо спал. Меня беспокоили плеск волн за кормой, качка и шаги ночного патруля. На корабле все не так. Здесь другие запахи, другие звуки. Ложился я рано, почти сразу после отбоя, и быстро проваливался в сон, но начиная с пяти утра просыпался каждые пол часа. Сол сказал, что это от нервов и предложил мне снотворный порошок. Я отказался.

На следующее утро я стоял на корме с полной боевой выкладкой. Во время учебной тревоги не ставят направляющих. У каждого отделения есть раз и навсегда закрепленная за ним шлюпка. Во время десантной операции каждый моряк знает куда ему бежать. Егеря были приписаны к шестой, седьмой и восьмой шлюпкам. Но на то и существуют учебные тревоги, чтобы менять правила. Когда из люка появились первые моряки, я занял место справа по ходу движения и стал направлять отделения.

— Первое отделение! Вторая шлюпка по правому борту.

Вылезая на палубу, егеря сначала пугались, увидев меня, но услышав команду, бежали со всех ног выполнять приказание.

— Второе отделение! Пятая шлюпка по левому борту!

Первое отделение выполнило команду безупречно, второе перепутало шлюпки, третье налетело на второе, случилась каша, но в результате уложились в двадцать минут. Муки, когда увидел меня, покрылся красными пятнами. Он стоял внизу, подгонял егерей и не думал, что я стану свидетелем его очередного позора.

— Построиться, — скомандовал я.

— Взвод! Становись! Старший офицер!

Егеря построились и подтянулись.

Муки, чеканя шаг, вышел вперед и отдал честь.

— Господин супер-лейтенант-моринер! Четвертый взвод седьмой десантной морины построен.

Непривычная форма доклада резала слух.

— Моринеры! — громко сказал я, — Я не оговорился, теперь вы служите в десантной морине. Больше нет разделения на егерей и десантников. В бою может случиться всякое! Ваш корабль может быть подбит, вашу шлюпку может разбить, может заклинить спусковой механизм. Каждый из вас должен быть готов в любую минуту выполнить приказ командира. Сегодня вы показали на что способны. Мы идем в далекий и опасный поход. Мне нужно, чтобы вы действовали, как единое целое, чтобы в трудную минуту я мог положиться на вас. Завтра мы все повторим, и будем отрабатывать посадку в шлюпки до тех пор, пока не научитесь. Вольно. Разойтись.

— Видел Ваши утренние упражнения, — сказал мне перед завтраком капитан, — спасибо за развлечение. Если Вы намерены каждое утро устраивать под окнами моей каюты такой цирк, я начну продавать входные билеты.

Все офицеры уже собрались и ждали меня и Муки. Всем было весело.

— Выручку пополам, — отпарировал я, садясь за стол.

Сегодня на завтрак подавали рыбные котлеты, заливное из тунца и отварного кальмара в соусе.

Настроение у всех было приподнятое. Офицеры много говорили, шутливое замечание капитана настроило всех на дружеский лад.

Корабельный доктор опять задавал кучу вопросов и даже пытался, что-то записывать. Мне он сразу не понравился, было в нем, что-то фальшивое. Он несколько раз ненароком бросал на меня заинтересованный взгляд. «Наверно, хочет о чем-то поговорить», — подумал я.

После завтрака артиллеристы устроились играть в шахматы, младшие офицеры отправились проверить личный состав, а мы с Бадом перешли в мою каюту пить кофе.

— Перед самым отплытием со мной говорил капитан из разведки, тот, из адмиралтейства, — сообщил я.

— Он, был на судне?

— Да. Заглянул перед отходом.

Мы пили кофе и курили папиросы. Я открыл иллюминатор и закрыл дверь в спальню, чтобы постель не пропахла табаком

— Что он сказал? — спросил Бад.

Я нащупал в кармане золотой. У десантных офицеров есть такое правило, брать из жалования одну золотую монету и класть в карман на время операции. Кто-то прячет в нагрудный, надеясь, что шальная пуля попадет в золотой и и не убьет владельца. Я всегда клал в боковой и использовал монету, как талисман. Пока мы не вернемся, пусть себе лежит.

Я потер золотой на удачу, и рассказал Баду все, что знал.

На восьмой день похода погода испортилась, зарядили дожди. На одиннадцатый день мы причалили к «базе подскока». Последнее время я отчаянно тосковал по твердой земле и надеялся прогуляться по берегу, но моим мечтам не суждено было сбыться. «Базой подскока» называют секретную военную часть, в которой суда, идущие в дальнее плавание, могут дозаправиться, получить топливо и провиант. По сути, это огромный, хорошо охраняемый склад. Как правило, такие базы строят на отдаленных островах, но в этот раз «базой подскока» оказалось большое грузовое судно категории С.

Сразу после подъема, капитан, по внутренней связи, приказал рядовому и сержантскому составу, не задействованному в погрузке, не покидать кубрики и предупредил офицеров о приближении плавучего склада.

Я надел дождевик и вышел на палубу. Было сыро и не уютно, серое небо, серый океан. Судно шло на малых оборотах. За сплошной пеленой дождя ничего не было видно. Несколько раз прокричал корабельный гудок, потом еще и еще. Нам ответили.

Сначала я подумал, что это остров. Огромная темная масса надвигалась на нас. Мимо меня пробежали матросы из команды, прошел помощник капитана. Мы медленно приближались и уже стали видны трубы и торчащие в разные стороны черные грузовые краны.

Судно было огромным. Я с удивлением смотрел на надвигающегося колосса. Никогда в жизни я не видел ничего подобного.

— Впечатляет?

Я обернулся. Рядом стоял капитан. Он тоже был в дождевике и курил короткую трубку.

— Впечатляет, — признался я.

— Когда видишь такое, начинаешь верить в то, что мы великая морская держава, — заметил капитан, голос его дрогнул, — если бы это было так, если бы это действительно было так, — печально продолжил он.

— Я не знал, что это судно. Думал смогу прогуляться по берегу.

— Увы. Могу предложить только прогулку по палубе, но вряд ли Вы получите от нее удовольствие. Скоро начнется погрузка. Она проходит довольно шумно, так что предлагаю пройти в мою каюту.

— Разве Вам не нужно присутствовать при погрузке?

— Я свалил всю работу на помощника.

Наш корабль приближался к исполину. Огромный, словно скала, борт судна навис над нами. Я смотрел на созданное руками военных инженеров морское чудовище и не мог отвести глаз. Послышались сигналы и крики команд. Корабли сходились. Вода за бортами забурлила. Весьма ощутимый толчок заставил меня покачнуться и, от неожиданности, я схватился за леер. Капитан выругался. Мы пришвартовались. С базового судна спустили сходни, и дежурные офицеры обменялись приветствиями. Капитан поднялся на борт. Его не было минут двадцать. Я успел рассмотреть «базу подскока», выкурить сигару и основательно продрогнуть. Даже не верилось, что одиннадцать дней назад мы ругали жару и ходили в летних костюмах.

Капитан вернулся и мы ушли с палубы.

В каюте было тепло. Я с удовольствием стянул мокрый дождевик и повесил его на вешалку.

— Коньяк? — спросил капитан.

Я кивнул в знак согласия. Капитан убрал со стола, свернутые в трубу, навигационные карты, а на их место водрузил поднос, на котором были маленькие серебряные рюмки, пузатая бутылка и пряные водоросли. Дождевик и фуражку Хал снимать не стал.

— Все равно выходить, — объяснил он.

Когда мы сели, я заметил, что под стулом капитана стала собираться маленькая лужа.

— Тоскуете по земле?

Я улыбнулся, — Я не морской офицер, а десантный. Мне лучше на берегу.

— Странно, что Вы в этом признаетесь. Обычно десантники строят из себя бывалых морских волков.

— Я сухопутная собачка.

Капитан посмеялся, разлил коньяк, и мы выпили.

Мы уже собирались у него несколько раз и довольно весело проводили время. Вечерами Хал был приятным человеком и интересным собеседником, но на утро его мучило похмелье и не выпив бокал вина, он не мог покинуть каюту. Даже опохмелившись он был груб и несдержан, поэтому до завтрака его старались не беспокоить. Иногда приступы плохого самочувствия и меланхолии растягивались на целый день. Однажды он ужасно нахамил мне без всякого повода, правда сразу извинился. Сегодня настроение у капитана было хорошее, наверно потому что он отстоял ночную вахту, выпил очень немного и точно привел нас к «базе подскока».

Стюард принес кофе и большое блюдо накрытое салфеткой.

— Сегодня завтрак откладывается на полчаса. Не беспокойтесь, всех уже предупредили. Еду разнесут по кубрикам. Не хочу, чтобы во время погрузки пассажиры болтались под ногами.

— Пассажиры? — удивился я.

— Извините, Бур, — капитан осклабился, — пассажиры это вы. Угощайтесь, — и он движением бывалого фокусника сорвал салфетку.

На блюде оказался салат, заливное из тунца и два сорта сыра.

— Благодарю.

После коньяка у меня не на шутку разыгрался аппетит. Бедная Эн не узнает своего мужа. Проклятый капитан приучил меня пить по утрам.

Когда мы позавтракали и выпили кофе, капитан оставил меня одного. Я видел в иллюминатор, как он нервно ходит на корме и отдает, какие-то распоряжения. Погрузка началась, загрохотали паровые краны, и я мысленно поблагодарил капитана за то, что он увел меня с палубы. Зашел стюард и убрал со стола.

Мы еще немного посидели с Халом, вспоминая войну и общих знакомых. Мы оба воевали на южном направлении и чувствовали себя боевыми товарищами. Неожиданно он заговорили о команде адмирала Толя.

— Плохие были моряки, — сказал капитан, — я знавал нескольких офицеров с «Красного дракона», типичные карьеристы.

— А моряков с десантного судна Вы не знали?

— Нет. Не довелось. А почему Вы спрашиваете?

После первой же беседы с капитаном я понял, что ему все известно. Он тоже провел некоторое время в компании капитана из разведки и был в курсе всех деталей операции. Мы могли скрывать информацию от подчиненных, но лукавить друг с другом, у нас не было причин.

— Все-таки, почему они подошли к вардовским берегам и дали застать себя врасплох?

— Ну, это просто, — Хал наконец снял дождевик и фуражку, повесил их на вешалку, пригладил свои черные волосы, и расстегнул верхнюю пуговицу кителя, — в тот момент, когда десантное судно оказалось в зоне поражения, на нем не было офицеров.

— Как? — я с удивлением уставился на него.

Хал с сожалением посмотрел на меня и сокрушенно покачал головой. Так обычно смотрит учитель на нерадивого ученика.

— Смотрите.

Капитан порылся в картах, достал одну и разложил прямо на полу. Углы все время загибались, и карта норовила свернуться, тогда он достал револьвер и закрепил им один угол, на другой положил подзорную трубу, остальные придавил кошельком и пресс-папье.

Мы склонились над картой. На ней химическим карандашом уже был проложен курс.

— Они отплыли отсюда, — Хал водил по карте пальцем. Палец был в заусенцах и желтый от табака, — кто-то рассчитал курс на обратную дорогу, но не весь, поэтому они без приключений добрались вот сюда, — палец замер на том месте, где кончалась проведенная карандашом линия. Хал посмотрел на меня и вернулся к карте, — а потом они повернули сюда, и пошли прямиком в гости к вардам. А пошли они потому что здесь, появляются отдельные необитаемые острова и скалы, которые они приняли за приближающуюся землю, — он показал на группу островов.

— Они шли вот так, что вполне разумно для полных идиотов, и вот здесь, — он ткнул пальцем в точку на карте, — их потопили.

Капитан повернулся ко мне. Я молчал и ждал продолжения.

— Вот, что я думаю, — сказал Хал, — я думаю, что до этого места, — палец опять указал на ту точку, где закончилась карандашная линия, — судном командовал офицер, а потом он куда-то делся, и проложить курс стало некому. Дальше они плыли по воле океана, подчиняясь логике людей, оказавшихся без командира. Скорее всего, они были рады добраться до любого порта или обитаемого острова, чтобы спасти свою жизнь.

— А куда же тогда делся офицер? — задал я глупый вопрос.

Хал поднялся с пола, отряхнул колени, огляделся в поисках стула, увидел, что на нем осталось мокрое пятно от дождевика и сел прямо на стол, при этом, он случайно сдвинул ногой револьвер, и угол карты, мгновенно, свернулся.

— Не знаю. Это не мое дело. Может быть свалился за борт или умер от цинги, а может быть его вообще не было. Если курс проложен, любой грамотный моряк сможет провести по нему корабль. И вот еще, что. Любой офицер, увидев впереди вардовский корабль, даже в мирное время, приказал бы приготовиться к бою, а моряки этого не сделали. Поэтому, — Хал поднял вверх палец, — мы можем предположить, что на корабле, в момент его гибели, офицеров не было. Логично? — спросил капитан и сам себе ответил, — Логично.

— Да, — задумчиво сказал я, — наверно, Вы правы.

— А раз я прав, — капитан широко зевнул и даже не подумал прикрыть рот ладонью, — скажите, что я гений и убирайтесь. Мне спать пора.

Я встал, взял дождевик, и открыл дверь.

— Все-таки Вы хам, капитан, — беззлобно сказал я.

— Ну, какой есть, — философски заметил Хал.

За погрузкой следили помощник капитана и механик. Я немного постоял с ними под дождем.

— Идите, лучше, в каюту, а то оглохните, — прокричал механик, за грохотом кранов и лебедок его было едва слышно, — грузиться будем до вечера.

В кают-компании офицеры играли в карты. На столе стояла открытая бутылка вина, было сильно накурено. Стюард предложил мне кофе, но я отказался, и присел на диван к Солу, который, что-то писал в записной книжке.

— Что пишете?

— Донос, — доктор посмотрел на меня поверх очков.

— На меня?

— Конечно, — Сол закрыл записную книжку.

— Дадите почитать?

— Не дам, — ответил доктор, встал и куда-то ушел.

— Что это с доктором? — спросил я громко.

Лейтенант Гат повернулся и ответил.

— Вы уже третий, кто просил его об этом.

— Он пишет книгу, в которой изобразит всех нас тупыми солдафонами, — громко сказал Бад, который расположился на другом конце стола.

Я задумался. Поведение доктора мне не нравилось. Нужно было с ним поговорить. В походе, далеко от земли, каждый переживает одиночество по-своему. И хотя мы все время на виду и не можем похвастаться отсутствием общения, но кто знает, о чем думает доктор ночью, прислушиваясь к храпу соседа.

— Разрешите, господин супер-лейтенант? — ко мне подошел Муки.

— Прошу, — я указал на место возле себя.

Муки сел на диван.

— Как Ваши егеря? — спросил я, наблюдая за офицерами. Баду явно не везло, в карты он играл плохо, слишком горячился.

— Все хорошо. Слушаются меня.

Я азартных игр не любил и в традиционных офицерских баталиях участия не принимал.

— Он поговорил с местным врачом и с тех пор ходит подавленный, — тихо сказал Муки.

Я повернулся к нему, — что Вы сказали?

— Доктор Сол поговорил с местным врачом и с тех пор ходит подавленный, — повторил Муки.

Партия закончилась, играли по мелочи, но проигрывать никто не любит. Бад, вставая с места, косил на меня хитрым глазом и притворно ворчал.

— Шулеры и проходимцы. Никогда не играйте с ними господин супер-лейтенант, обдерут, как лангуста.

Доктора я нашел в каюте. Он читал книгу по медицине, еще несколько фолиантов лежали на столике.

При моем появлении Сол встал.

— Я так и знал, что Вы зайдете.

Я стоял в дверях и смотрел на доктора.

— Вы нагрубили мне при подчиненных.

Сол смутился.

— Извините, господин супер-лейтенант-моринер. Я не хотел.

— У Вас, что-нибудь случилось? — спросил я.

— Нет. Все хорошо.

— Может быть какой-нибудь неприятный разговор?

Доктор отвел глаза.

— Я плохо себя чувствую, наверно простудился. Сплю с открытым иллюминатором, а здесь ужасные сквозняки.

На мгновение мне показалось, что Сол, что-то хочет сказать, он даже открыл было рот, но так и не собрался с духом.

— Извините.

— Ладно. Отдыхайте.

Я вернулся к себе в каюту и сел в кресло. За иллюминатором, на сколько хватало глаз, простирался серый, перечеркнутый черточками дождя, океан. Мне было не уютно. Никогда мой поход не длился так долго. Военная операция проходит в течение нескольких суток. Десант грузят на судно, потом короткий переход и высадка. Морские офицеры привыкли к дальним переходам, вся их жизнь проходит в океане, но мы совсем другое дело. Я привык к твердой земле, мне на ней удобно. Уверен, что большинство офицеров и рядовых из моей морины думает так же, как я.

Обед прошел спокойно. Почти все флотские офицеры были заняты погрузкой, капитан попросил подать обед в каюту, поэтому за столом оказались десантники, морской лейтенант артиллерист и корабельный врач.

На первое подавали суп из акульих плавников, на второе жаренный минтай.

Говорили в основном о жизни на островах, сравнивали съемные квартиры и цены на продукты. Лейтенант Гат рассказывал о жизни на острове Тоф, где почти все взрослое население работает на артиллерийском заводе или на верфях. Лейтенант интересно описывал нравы, царящие в семьях инженеров и рабочих старшин, но я почти не слушал, погруженный в свои мысли. Я думал о семье, о том, что нам предстоит через полтора месяца. Неизвестность страшит больше всего. В детстве я старался жить сегодняшним днем. Понимая, что завтра в гимназии мне достанется за невыученный урок, я утешал себя тем, что до неминуемой экзекуции остается еще много времени. Сначала будет обед, потом свободное время, которое я займу любимой игрой в оловянных солдатиков, потом будет ужин, после которого все соберутся в гостиной и мама почитает вслух, потом целая ночь, завтрак и только после всего этого, злобный взгляд мистера Уса, и возможно, порка или великое стояние в углу. В детстве, все сложные дела я всегда откладывал на потом. С возрастом я понял, что самое неприятное следует делать в первую очередь. Попав на военную службу, я словно опять вернулся в детство, стал жить сегодняшним днем, кушать свой суп из акульих плавников и радоваться тому, что впереди есть еще немного времени, прежде чем тебя засунут в очередную мясорубку.

Я вспоминал залитый огнями флагман «Смелый», каюту адмирала Крола с огромным, красного дерева, столом для совещаний, с резными стульями и серебряной посудой, вышколенных стюардов в накрахмаленных белых куртках, которых выставили за дверь сразу, как только они убрали остатки ужина.

— Все Вы понимаете, что подобраться к острову Мо с севера мы не можем. Здесь и здесь, — адмирал тонкой указкой показывал нам на карте расположение вражеских сил, — сплошные минные заграждения. Мы пробовали разминировать бухту, но вот здесь, на мысу, установлена батарея 100 мм орудий, которые не дают подойти нашим тральщикам. Я уверен, что штурмовать остров мы должны именно здесь. Город хорошо укреплен, взять с наскока его не получится, поэтому пока его блокируют с моря наши суда, пятая десантная морина высадится вот здесь, — адмирал указал конкретное место на карте, — уничтожит батарею на мысу и захватит линию береговых укреплений, которая разделяет остров пополам, вот здесь, так называемую линию Мо. Что скажете, господа?

Повисла мертвая тишина. На совещаниях у адмирала можно было вести себя запросто, курить, задавать вопросы и высказывать соображения. Крол слыл либералом.

Командир пятой морины супер-лейтенант Бас, крупный, рано поседевший мужчина, смущенно кашлянул, прикрыв рот кулаком и встал.

— Простите, господин адмирал, я не очень понял, как моя морина сможет пройти через минные заграждения.

Адмирал еще раз близоруко посмотрел на карту, подошел к столу и сел.

— Присаживайтесь Бас. Для этого я Вас здесь сегодня и собрал. Хочу поделиться своими соображениями. Операция очень трудная, но от ее успеха зависит исход войны на юге. Остров Мо считается неприступной крепостью. Уверен, что, если нам удастся окружить город кольцом блокады с суши и с моря, он падет. Для этого я собрал лучших офицеров и десантников и объединил Вас в одну морину. Мне нужно чтобы Вы совершили подвиг, сделали почти невозможное. Проходы в минных заграждениях очень узки и пройти их на обычной лодке очень трудно, поэтому специально для нашей операции прислали двадцать краков, с которых ловят рыбу жители Шоа.

Такие лодки я видел несколько раз. Они были длинные и узкие, и в отличие от десантных, могли вместить в себя не больше пяти человек. Говорили, что управлять ими довольно сложно.

Я с интересом смотрел на Баса. Каких бы взглядов не придерживался адмирал, но не следовало мне, простому взводному, лезть с вопросами к вышестоящим командирам. В пятую морину я был переведен неделю назад. Приказ адмирала нашел меня на острове Грос, когда я спал в перерыве между боями, на самодельной кровати из пустых патронных ящиков. Мне велели привести себя в порядок и немедленно явиться на пристань. Я уехал, не простившись со своими новыми друзьями капитаном Румом и лейтенантом Сефом. В штабе мне вручили обещанный орден мужества, прикрепив его ярко алую ленту к полинявшему от солнца френчу и звание полного лейтенанта, без приставки моринер.

— На краке может разместиться только пять человек, — продолжал адмирал, — в каждый сядет четыре моринера и рыбак, который будет управлять лодкой. Под прикрытием темноты, вы пройдете минные заграждения и высадитесь на острове.

В пятую десантную морину я прибыл рано утром. Сонный часовой впустил меня в пустую казарму, где на сколоченных на скорую руку двухярусных нарах, спали двадцать человек, мой новый взвод. Собственно, морины еще не было. Офицеры не прибыли, рядовых срочно переводили из других частей и первые три дня, мы были единственными постояльцами казармы, рассчитанной на восемьдесят человек.

В тот же день меня вызвали к адмиралу.

Крол, который одержал несколько блестящих побед на юге, был награжден орденом волны первой степени, был весел и благодушен. Про мои былые грехи адмирал больше не вспоминал, с интересом расспрашивал меня о Гросе и согласился подумать о переводе в нашу морину доктора Сола, которого я случайно встретил при штабе. Доктор болтался без дела уже пять дней и ждал назначения. Его подразделения больше не существовало, он квартировал в офицерской гостинице и задерживаться там не хотел, потому что за проживание и стол надо было платить. Личный состав десантных морин меняется часто. После каждой удачной высадки подразделение отправляют на переформирование, а про неудачные высадки и говорить нечего, некого отправлять, поэтому пустые казармы в десантном секторе вещь привычная.

Вот так и получилось, что, когда супер-лейтенант Бас со своим начальником штаба лейтенантом Ругом прибыли в расположение части, у пятой морины уже был взводный и доктор.

Не могу сказать, что с новым командиром мы поладили. Лейтенант Бас был человеком молчаливым и спокойным, говорил он мало и дружить с подчиненными не стремился. Он провел несколько ночных учебных тревог и марш бросок по пересеченной местности, остался доволен и больше на взводных внимания не обращал. Младших офицеров было трое: моринер-лейтенант-Бад, лейтенант Ост и я. С Бадом мы подружились и много времени проводили вместе, Ост держался особняком, потому что был настоящим офицером, выпускником академии. Почти перед самой операцией к нам прикомандировали интенданта Коса.

Темнеет на юге быстро, ночи угольные, черные, снизу теплая вода, в небе ледяные звезды.

Мы садились в краки почти в полной темноте. Лодки загружались и быстро отходили от борта. Моряки старались не шуметь, разговаривали шепотом. Краки легко скользили по черной воде. Я сидел на носу и всматривался в надвигающийся берег. Рыбак ловко греб одним веслом, перекладывая его с борта на борт. Для пятерых человек крак тесноват, мне в ноги неудобно упирался тяжелый ранец со взрывчаткой. В лунном свете угадывались очертания других лодок. Остров быстро приближался. Я опустил правую ладонь вниз, почувствовал, как между пальцев заструилась вода, закрыл глаза и стал молиться про себя: «Великий океан, спаси и сохрани. Позволь мне победить врагов и сохранить жизнь…» Лодка стала замедляться. Рядом плеснула вода, скрежетнул металл.«…и дай мне сил вынести все это». Я открыл глаза. Мы вошли в минные заграждения. Крак медленно крался между торчащими из воды круглыми рогатыми минами. Заденешь за такой рог и все. Варды расставили мины в шахматном порядке довольно близко друг от друга. Наверно на десантных лодках мы бы не прошли. Как об этом узнал адмирал и скольких жизней стоило это знание, страшно было подумать. Над островом взлетела осветительная ракета. Высоко в небе она лопнула и озарила песчаный пляж и корабельные сосны. Слишком далеко. Главное, чтобы не стреляли в океан. С левой оконечности острова грохотали пушки, там несколько крейсеров устроили отвлекающий маневр. Город в осаде. Все силы варды бросили туда. Гранитные набережные острова Мо завалены мешками с песком, перетянуты колючей проволокой, там удобная бухта, которую нельзя минировать, потому что у осажденных еще есть надежда на подкрепление. Варды считают, что на этом берегу безопасно, кораблям не пройти, значит можно спать спокойно. Наши лодки уже добрались до берега, десантники стали прыгать в мелкую воду. Я вытащил ранец и тяжело побежал. В сапоги набралась вода. Вот и берег. Я упал на влажный песок. Теперь можно отдышаться и поверить в то, что мы все еще живы. Долго лежать нельзя. Мы ушли в лес, нашли какой-то овраг и прижались к склонам. Шепотом я устроил перекличку. Мои все на месте, кроме трех человек. Но это ерунда, сейчас появятся.

Лодки все подходили и подходили.

Меня нашел супер-лейтенант Бас, он осветил нашу группу маленьким фонариком, — Ваш взвод на месте?

— Так точно. Не хватает трех человек.

Лица супер-лейтенанта я не видел, только слышал напряженный голос.

— Нет, значит, нет. Некогда ждать. Задачу Вы знаете. Уничтожить два орудия из трех и захватить деревню. Мы начинаем первые. Сигнал к атаке красная ракета.

— Слушаюсь.

Морина ушла в лес, остался мой взвод и артиллеристы. Когда мы захватим батарею, они развернут одно орудие против вардов.

Мы выбрались из оврага и подкрались к границе леса. Глаза привыкли к темноте, и я уже различал впереди очертания домов. Чтобы до них добежать придется преодолеть несколько десятков метров открытого пространства. Я отдал тяжелый ранец рядовому и достал револьвер. На мысу, рядом с батареей рыбацкая деревня. В разведке сказали, что местные жители из нее давно ушли, сейчас там только артиллеристы.

Мы сидели и ждали сигнала. Морина должна пройти через лес и захватить укрепленную линию, которая разделяет остров на две части. Если ее преодолеть, дорога на город будет открыта, но наша задача не в этом. Бас должен захватить окопы и удерживать их до подхода основных сил.

Над лесом вспыхнула красная ракета, и сразу, у нас за спиной, загрохотали ружейные выстрелы.

— Вперед, — скомандовал я и мы бросились в деревню. Мы бежали молча, стараясь быстрее преодолеть несколько метров отделявших нас от построек. А в домах уже зажигался свет и скрипели открываемые двери. Впереди кто-то предостерегающе закричал, но было слишком поздно, мы уже вошли в деревню. Я немного отстал. Впереди вспыхивали короткие схватки. Варды выбегали из домов полуодетые и сразу падали мертвыми. Слева, в одном из дворов я услышал крик и выстрел, потом еще один. Молодой десантник в ужасе отшатнулся, я оттолкнул его и вошел в открытую калитку. Это был небольшой, выложенный камнем двор. Дверь в дом была открыта, в освещенном проеме стоял офицер. Он был без кителя, в сапогах и галифе, а в руках держал карабин. Одного из моих людей он уже застрелил. Десантник еще сучил ногами, но видно было, что он уже не жилец. Офицер перезаряжал оружие. Он увидел меня, замер, потом сунул патрон в патронник и лязгнул затвором. Он опоздал на несколько секунд. Я поднял руку с револьвером и выстрелил три раза. Первая пуля попала в притолоку двери, отколов длинную щепку, вторая пробила офицеру грудь, а третья попала в живот. Сначала он сел на пороге, удивленно глядя на меня, потом обмяк и тяжело завалился назад. Я перешагнул через тело, прошел коротким коридором и оказался в просторной комнате. На столе стояли пустые бутылки и грязная посуда, лежала офицерская планшетка. Я огляделся. Кровать, вешалка для одежды, маленький узкий шкаф, три стула, на одном висел китель с аксельбантами, в углу горой были свалены сети, рыболовные принадлежности и старый грязный брезент. Мне бросилось в глаза, что на столе стояли две чашки. Брезент слегка шевельнулся, и я выстрелил два раза. Патроны кончились и баек сухо щелкнул. Под брезентом пискнули и задергались. Я сорвал грязную тяжелую тряпку. Остановившемся взглядом на меня смотрел мертвый юнкер. Молодое безусое лицо было спокойно. Оружие лежало в кобуре. Я переломил ствол, вытряхнул стрелянные гильзы и вставил новые патроны. На юнкера я старался не смотреть. Я склонился над ним, из нагрудного кармана достал документы, вытащил из кобуры револьвер и сунул в карман галифе, из кителя с аксельбантами я тоже достал документы и взял планшетку со стола. Во дворе уже никого не было, лежал мертвый моринер. Я взял из рук вардовского офицера карабин, подобрал патронташ и вышел на улицу. Слева еще слышны были выстрелы. Ко мне подбежал десантник.

— Господин лейтенант, батарея захвачена.

Я не успел ответить, потому что справа между домами громыхнул взрыв ручной гранаты. Мы присели, спасаясь от осколков.

— Пошли, — сказал я и мы, пригнувшись, побежали вдоль улицы.

Десантники возились на батарее. Одну пушку уже заминировали и теперь колдовали над другой. Пожилой сержант засовывал в дуло заряд взрывчатки. Между станинами лежали два трупа, поодаль, возле бруствера еще один.

— Готово, — крикнул сержант.

Мы отбежали в сторону, и сержант запалил шнур. Я зажал уши. Все. Задача выполнена. Батареи больше нет. Громыхнуло.

На окраине деревни шел бой, но, когда мы туда добежали, все уже закончилось. Несколько домов горели. Варды пробовали отстреливаться из окон, но их забросали гранатами.

Я собрал людей. Из семнадцати человек осталось десять, из них двое были легко ранены. Мы помогли артиллеристам развернуть орудие и ушли в лес. С нами отправился корректировщик.

В овраге мы столкнулись с Солом. Хорошо, что от неожиданности никто не выстрелил. Идущий впереди моринер осветил фонарем целую процессию. Первым шел доктор, за ним санитары тащили раненного, и несколько легко раненых десантников шли сами.

— Что Вы здесь делаете, доктор? — спросил я.

Сол остановился, в свете фонаря было видно, что рукав его френча разорван, а лицо перемазано в грязи.

— Мне приказали развернуть в овраге полевой лазарет.

— Понятно, — сказал я, — Как там?

— Уже все. Закончили.

Мы попрощались, выбрались из оврага и углубились в лес. Рассвело и я приказал моринеру погасить фонарь.

Линия Мо смотрела сразу на две стороны, все оборонительные укрепления были построены таким образом, чтобы можно было отбивать атаки, как со стороны города, так и со стороны деревни. Окопы были выкопаны в полный профиль, имелись блиндажи и бомбардные гнезда.

Десантники отдыхали. Убитых уже убрали.

Часовой привел меня в штабной блиндаж. Командир с заместителем сидели за столом. В углу громоздились патронные ящики и стояло несколько, прислоненных к стене, вардовских винтовок.

Я доложил об уничтожении батареи, о потерях, передал Басу документы убитых офицеров и планшетку.

— Успели заполучить трофей? — неприязненно спросил Руг, указывая на доставшийся мне в бою карабин.

— Так точно, — ответил я, стараясь не замечать брезгливой улыбки.

— Ну, ну.

Бас достал из планшетки карты и документы, быстро просмотрел и отодвинул в сторону.

— Вы молодец, Бур. За отлично проведенную операцию объявляю Вам благодарность. Я буду ходатайствовать, чтобы Вас приставили к ордену. А теперь ступайте на позиции. Моринер-лейтенант Бад покажет ваш участок обороны.

Я не заставил просить себя дважды и поскорее ушел от господ командиров.

Бад занял позицию на правом фланге. У него тоже был блиндаж, только попроще. Он сидел на лавке и что-то ел из жестяной банки. На столе, сколоченном из досок, лежали трофейные консервы и галеты.

Я вошел, низко нагнувшись при входе, чтобы не удариться головой и, не дожидаясь приглашения, сел на лавку.

— Как все прошло? — с полным ртом спросил Бад.

— Нормально. Выпить есть?

— Запрещено особым распоряжение командира.

— Плевать.

Бад запустил руку под стол и достал открытую бутылку.

— Водка.

Я сделал несколько глотков прямо из горлышка, достал нож, вскрыл банку паштета из креветок и принялся жевать.

— Трудно пришлось? — Бад с пониманием смотрел на меня.

— Юнкера убил. Мальчишка совсем. Жалко.

Бад присвистнул.

— Не встречал еще юнкеров. Ладно. Или ты его или он тебя.

Он взял бутылку и сделал большой глоток.

Я достал из кармана револьвер юнкера и положил на стол.

— Подарок тебе, трофейный.

Вардовские шестизарядные револьверы высоко ценились в десанте. Они были мощнее, с более длинным стволом и разница в один патрон, наши были пяти зарядные, иногда оказывалась решающей. Бад взял подарок, повертел в руках и положил перед собой.

— Спасибо. Вот уж чего, а трофеев мы сегодня раздобыли достаточно. Карабин покажи, — попросил он.

Пока Бад рассматривал мое новое оружие, он рассказал о том, как брали окопы.

Оказывается, регулярные части варды отвели к городу. Считая это направление безопасным, для обороны оставили ополчение, которое не смогло оказать серьезного сопротивления и просто сбежало в лес, побросав оружие и патроны. С нашей стороны потерь почти не было, четверо убитых и пятеро раненых.

— А бывший владелец тебе тут зарубок наделал, — сказал Бад осматривая приклад, — дурак, только карабин испортил.

Я доел паштет, начисто выскреб ложкой банку и встал.

— Покажи мне позицию.

Мы встали между взводом Бада и штабом, как раз посередине. Трое пропавших рядовых нашлись, заблудившись в лесу, они прибились к взводу Бада и ждали меня в окопе. Я расставил людей и присел на землю отдохнуть. Спать не хотелось, но я закрыл глаза и постарался выкинуть все мысли из головы. Наверно, я все-таки заснул, потому, что, когда открыл глаза уже совсем рассвело. Стало теплее, из леса наползал туман. По траншее пронесли ящик с ручными гранатами. Я брать не стал. С тех пор, как в учебке на моих глазах кадет выронил гранату и взлетел на воздух, я относился к ним с предубеждением. Из бокового прохода вынырнул Бад. Он держал в руках малую подзорную трубу.

Поравнявшись со мной, он поднял ее к глазам, вздохнул и опустил.

— Не видно ничего. Туман.

— Что это ты засуетился? — спросил я.

— Бас беспокоится. Говорит, что сейчас варды придут в себя и нам достанется.

— Вполне возможно.

Я тоже стал всматриваться в лес. Ближе к окопу видны были тонкие сосны и кусты, но дальше все тонуло в белом тумане.

— Вот как узнаешь, — задумчиво сказал Бад, — подбираются они к нам или нет?

— Ну, это просто, — ответил я и поманил пальцем ближайшего десантника.

— Рядовой! На сколько, бросаешь ручную бомбу?

Моряк вытянулся, — на пятьдесят метров, господин лейтенант.

— Годится. Брось вон туда, — я показал прямо перед собой.

— Слушаюсь.

Десантник достал бомбу, выдернул чеку и метнул гранату. В лесу громыхнуло, послышались крики. И сразу из тумана по нам открыли огонь. Не знаю куда они стреляли, но пули пролетали либо над нашими головами, либо зарывались в бруствер. Бад потянул меня на дно окопа.

— Ничего себе.

— К бою, — закричали у штабного блиндажа.

Стрельба прекратилась, и мы высунулись наружу. Туман поредел, но впереди все еще ничего не было видно. Десантники в окопах подтянулись. Придерживая шпагу, к нам пробирался лейтенант Руг.

— В чем дело? Кто стрелял? — недовольно спросил он.

— Нас обстреляли, господин лейтенант, — отрапортовал Бад.

— Почему Вы здесь, а не со своим взводом, — напустился на него Руг, — немедленно отправляйтесь к своим людям. Всем быть наготове.

Когда он отвернулся, Бад скорчил рожу.

Ополчение, которое разогнала ночная атака супер-лейтенанта Баса, бежало без оглядки до ближайшего поселка. Когда они ночью ворвались на спящие улицы, перебудили местных жителей и гарнизон, началась паника. Местный военный комендант, человек сугубо штатский, сжег бумаги, приказал подорвать колодец и отступать. Через час дорога к городу оказалась свободной, если бы мы хотели, то могли пройти по ней без приключений до самых окраин. В крепости, ополченцев привели в чувство, заново вооружили и отправили обратно. Командовал ими местный дворянин. После позорного бегства, его разжаловали и расстреляли прямо у городских ворот, а рядовым приказали любой ценой отбить окопы или их постигнет та же участь. Ремесленники, служащие и рыбаки, по каким-то причинам не годные к строевой службе, были в ужасе. Построившись длиной цепью, в тумане, ничего не видя вокруг, они медленно шли по лесу, пока их не распугал взрыв гранаты. Двоих ранило, и ополченцы опять отступили. В городе известие о десанте вызвало панику. На помощь ополченцам выслали усиленную пехотную баталию с батареей 45-мм орудий и приготовились к отражению атаки с суши. Горячие головы требовали бросить все силы на уничтожение десанта, но комендант не захотел рисковать, над бухтой нависала эскадра адмирала Крола.

Мы сидели на дне окопа и курили. Туман рассеялся, в лесу было тихо. Несколько раз наблюдатели замечали, какое-то шевеление, но на нас никто не нападал, и стало казаться, что мы так и просидим до самой победы без единого выстрела. Мы представляли себе, как тральщики расчищают проходы в минных заграждениях и ждали, что скоро появится подкрепление и полевая кухня.

Наши позиции атаковали около девяти утра. Неожиданно из леса раздался залп и ополченцы, на ходу перезаряжая винтовки, бросились на нас.

— Атака! Атака! — закричали наблюдатели.

— К бою! — крикнул я, пристроил карабин, прицелился и выстрелил. Первая пуля ушла в молоко.

Десантники открыли огонь. Я снова прицелился. Справа ударила бомбарда. Ополченцы залегли и стали отползать. Я больше не стрелял, только смотрел, как они пятятся задом словно раки. Еще раз ударила бомбарда, в подлеске взрывной волной подкинуло несколько серых фигур. Кто-то закричал высоко и жалобно, потом крик оборвался, и стало удивительно тихо. Ополченцы отступили.

Супер-лейтенант Бас прошел по окопу и проверил личный состав. Он остался доволен, назвал нас молодцами и ушел в блиндаж.

Рядом со мной оказался новый интендант. Он выглядел совершенно спокойным, только все время протирал очки. Я заметил, что во время боя револьвер он не доставал.

— Добрый день, — вежливо сказал я, — нас не представили. Лейтенант Бур.

Интендант наклонил голову, близоруко прищурился и протянул мне руку.

— Интендант Кос. Рад знакомству.

— Я смотрю, Вы даже револьвер не доставали. Думаете, это была ложная атака для отвлечения внимания?

Интендант смутился и покраснел.

— Нет, — сказал он и улыбнулся, — я очень плохо вижу, так что стрелок из меня никудышный.

К нам протиснулся Бад, он принес консервы и водку, которую перелил в солдатскую флягу. Мы выпили за знакомство.

— Как Вы думаете, скоро опять начнут? — спросил интендант.

— Несомненно, — сказал Бад.

— Вы участвовали в боевых действиях?

— Приходилось, — уклончиво ответил Кос.

В десять часов нас обстреляли из крепостных орудий и опять ополченцы пошли в атаку. На этот раз за их спинами стояли пехотинцы, и удрать в лес, после первых выстрелов, у них не получилось. За дезертирство и трусость во время боевых действий им полагался расстрел. Оказавшись между двух огней, ополченцы дрались отчаянно. С обреченностью людей, отправленных на смерть, они выбежали из леса и бросились на наши позиции.

После артиллерийского обстрела, оглушенные и засыпанные песком, мы с трудом отбили атаку. Сосновый бор был поломан и посечен осколками, всюду лежали убитые, несколько раненых ополченцев пытались уползти в лес. Моих бомбардиров убило. Наводчика, взрывом, отбросило далеко за бруствер. У Бада во взводе погибло пять человек, трое были ранены. Я сидел в окопе и считал патроны. Осталось четырнадцать для карабина и десять для револьвера. Я заботливо протирал от песка каждый патрон носовым платком и складывал в подсумки. Хорошо, что я сумел раздобыть трофей. К черту презрительные улыбки лейтенанта Руга. Мы на войне. Хороший карабин, при случае, спасет тебе жизнь. На поле боя ты не чувствуешь себя мародером. Все, что удается раздобыть в бою, ты тащишь в ранец не от жадности, а от элементарного желания выжить.

Доктор Сол с санитарами собирали раненых. Уносили и уводили только тяжелых, супер-лейтенант Бас запретил уходить с позиции легко раненным. Его можно было понять, нас оставалось все меньше.

Слева раздался выстрел. Я встал и осмотрелся. Лейтенант Руг стоял на краю окопа и из карабина стрелял в раненных ополченцев. Он выстрелил три раза и ушел в блиндаж. Интендант Кос покачал головой.

— Напрасно. Глупо и бесчеловечно.

Мне надоело наше путешествие. Толь отправился на Дикий остром добровольно, мне приказали. Я откупорил коньяк, который подарил Турд и вечерами выпивал по нескольку рюмок. Дожди шли непрерывно две недели. Глаза устали от серой воды и низких стальных облаков. Мы так далеко ушли в океан, что казалось, потерялись навсегда. Бад стал устраивать учебные тревоги каждое утро. Десантники возвращались по кубрикам мокрые и недовольные. Один раз на корме вспыхнула драка. Моринер из первого взвода ударил егеря. Мы разобрались очень быстро. Обоих посадили в карцер на хлеб и воду на три дня. Карцером служили две кладовки на нижней палубе.

Большинство офицеров старались проводить в кают-компании, как можно больше времени, но были и такие, которые не искали чужого общества. Муки часами сидел в каюте и читал воспоминания полководцев древности, а доктор Сол штудировал анатомию и патологию, лейтенанты Жен и Мас все время проводили вместе. Доктор заподозрил их в содомии, но на поверку оказалось, что выпускники столичной академии, вечерами, пьянствуют вдвоем.

Я облюбовал место на стуле в кают-компании и после отбоя читал книги, слушая в пол уха офицерские сплетни. Все анекдоты уже были рассказаны, военные операции раскритикованы. Аси часто вспоминал об острове и делал быстрые наброски по памяти. Из-под его пера появлялись удивительные дикари в шкурах диких животных, леса, кишащие странными зверями, и черноволосые скуластые красавицы. Получалось, что адмирал Толь выстроил удобный форт с высоким частоколом, казармой, штабом, лазаретом и баней. Аборигены с удовольствием несли в крепость свежее мясо и фрукты, которые с охотой меняли на стеклянные бусы и спирт. С общением проблем не возникало, потому что язык местных племен оказался похож на речь некоторых наших северных народов, которые до сих пор живут обособленно, но ведут с центральными островами торговлю. Многие моряки, хоть и с трудом, понимали речь аборигенов. Как говорил ученный, натура дикарей совершенно не была приспособлена к алкоголю, от кружки разведенного спирта они пьянели моментально, к удовольствию моринеров и офицеров. Любимым занятием было пригласить, какого-нибудь важного дикаря в ярком наряде из перьев, напоить его и смотреть, как бедняга валяется в грязи. Оказывается, туземцы предлагали не только продовольствие, но и женщин. Они стремились породнится с чужестранцами, и готовы были выдавать своих дочерей и родственниц замуж. Во избежание недоразумений, Толь категорически запретил подобные контакты.

— Вы верите Аси? — спросил я однажды Сола, — возможно ли, что дикари так быстро пьянеют?

Доктор задумался.

— Вполне возможно. На северных островах бывали случаи, когда местная народность бенки, напивалась до розовых спрутов от одной рюмки водки. Но исследований никто не проводил.

— Интересно. Значит, они устроены по-другому.

— Это же кощунство, Бур, — серьезно заметил доктор, — предполагать, что океан создал нас разными. Мы все одинаковые. Но я верю в индивидуальные особенности организма, кто-то быстрее пьянеет, кто-то не спит ночами, кто-то может задержать дыхание на пять минут.

Мы уходили все дальше на юг и скоро дожди и зыбкие туманы, сменились высоким голубым небом и теплыми ветрами. Все воспрянули духом. Провинившихся драчунов выпустили из карцера. Три дня в одиночестве, в темном помещении, пошли им на пользу. Больше конфликтов на борту не возникало. Я приказал выдавать моринерам по чарке водки в день и выводить на прогулку утром и вечером. Доктор добавил в наш рацион витамины и варенье. По мнению специалистов адмиралтейства, варенье из ягод было хорошим профилактическим средством от цинги. С капитаном мы почти не виделись. Несколько раз он приглашал меня к себе, и мы довольно весело проводили время, но чем дальше мы уходили в океан, тем больше он пил. Хал стал грубым и невоздержанным, к обеду выходил небритым и неряшливо одетым. Офицеры старались делать вид, что ничего не происходит, и не реагировали на его непристойные шутки. Он вел себя все хуже, но однажды во время ночной вахты свалился в горячке. Оба доктора прописали ему постельный режим и запретили показываться на палубе. Еду ему носили в каюту, а все вахты взял на себя помощник.

Однажды ко мне зашел Сол. Мы каждый день встречались с ним в кают-компании, здоровались и перебрасывались парой обычных фраз, но давно уже не говорили по душам. За время похода доктор похудел, стал больше сутулиться.

Сол зашел сразу после завтрака. Я сидел в каюте на диване и думал, чем бы заняться. От чтения болели глаза.

— Здравия желаю, — сказал он и вошел.

— Доброе утро, доктор, — ответил я, — проходите.

— Я не оторвал Вас от чего-нибудь важного? — спросил он, оглядывая каюту.

— Нет, располагайтесь. Собираюсь пить кофе. Люм сейчас приготовит.

Сол сел на стул и положил на колени худые руки. Денщик колдовал за ширмой над походной спиртовкой.

— Кофе?

— Да, спасибо.

— Люм! Сделай две чашки кофе и сходи в буфет, принеси нам какого-нибудь печенья.

Мы поговорили о всяких пустяках, обсудили стряпню корабельного повара.

Когда денщик ушел, Сол придвинулся поближе.

— Я пришел к Вам по делу, Бур. Мне нужно сказать Вам кое-что очень важное.

Он внимательно смотрел на меня, и от этого взгляда мне стало не по себе. Я давно знал Сола. Это был флегматичный, очень уверенный в себе человек, который мало говорил, много делал и жил, какой-то своей, закрытой от других жизнью. Последнее время он стал словно сам не свой и от его хваленного безразличия не осталось и следа.

— Я Вас слушаю.

— Я знаю, что в день перед отъездом, Вы ходили в церковь, впали в транс и рассказали священнику о предстоящей экспедиции.

Казалось, доктор испытывал неловкость, говоря мне все это. Я многое повидал, на моих глазах люди меняли взгляды и привычки, предавали, воровали, клеветали на других. Доктор всегда мне нравился, и он никогда не был похож на шантажиста. Я разозлился.

— И, что Вы намерены делать с этой информацией?

— Ничего, — он, словно защищаясь, взмахнул рукой, — ничего не собираюсь делать. Дело вообще не во мне. Меня попросили поговорить с Вами.

— Кто?

Доктор запнулся и продолжил, — Я никогда не говорил Вам чем занимаюсь в обычной жизни, я не только доктор, но и паладин.

— Пала кто? — не понял я. И тут до меня дошел смысл сказанного доктором. Паладинами называли тайный церковный орден, который боролся с еретиками. Единая вера в великий океан, который сотворил все человечество, появилась относительно недавно, около пятисот лет назад, а до этого на островах было множество религий и божеств, которым поклонялись и в которых верили. До человеческих жертвоприношений дело никогда не доходило, но зарезать на алтаре козу или положить свежую рыбу, считалось нормальным делом. Рыбаки и мореходы верили в богов течений, ветра и скал, и даже сегодня, во время шторма, некоторые тайком скрещивают пальцы в запрещенном знаке.

Я встал и прошелся по каюте. Доктор, молча, следил за мной. Теперь стало понятно нежелание Сола общаться с женщинами, Бад много раз, безуспешно, пытался взять его с собой в бордель. Последователи ордена давали обед безбрачия.

— И чем же я заинтересовал Ваш орден?

Доктор встал.

— Нас заинтересовала эта экспедиция. Дело в том, что аборигены Дикого острова верят в Босху, языческое божество, не имеющее формы.

Аси не говорил этого. Он вообще ни разу не коснулся религии аборигенов. Интересно, откуда все это известно доктору. Хотя, я улыбнулся, кругом одни шпионы.

Видимо моя улыбка задела его.

— Вы напрасно улыбаетесь. Это странное божество и страшное. Ему приносят человеческие жертвы. Орден паладинов сразу заинтересовался им, когда часть экспедиции Толя вернулась. Нам удалось выяснить, что несколько морских офицеров, за время пребывания на острове, приняли эту веру и впали в ересь.

Я всегда считал веру личным делом. У меня были друзья, которые по воскресеньям ходили в церковь, а ночью бросали окуня на старый алтарь для местного божка. Я никогда не видел в этом ничего плохого.

В свое время церковь делала ужасные вещи, изживая инакомыслие. Были громкие процессы, было сожжения еретиков, утопление неверных. Пятьдесят лет назад попы попросили за это прощение, но кто знает, что у них на уме. Кстати, на кораблях очень удобные топки.

— И что, — я все еще злился, — вы их сожгли?

Доктор кашлянул и сел на стул.

— Церковь изменилась, Бур. Сейчас никто не занимается подобными вещами. Мы не воинственный орден. Мы смотрим, описываем и стараемся уберечь паству от всякой языческой мерзости. Я понимаю, что Вы имеете в виду. Я слышал о расследовании на Красном драконе. Если там и случилось, то, о чем пишут в секретных отчетах, мы к этому не имеем никакого отношения, мы никого не сжигали и не собираемся этого делать.

— Но вы все знаете. Знаете, о нашей экспедиции, знаете о секретных расследованиях. Кто Вы Сол? С кем я сейчас говорю, с военным врачом или с секретным агентом тайного ордена?

Доктор на минуту задумался.

— Одно не противоречит другому. Я помогаю людям, как врач, и как монах. Поймите, Бур, мы только называемся тайным орденом, но никакой тайны в нас нет. Мы вполне легальны, у нас штаб-квартира в столице и множество сторонников среди высших офицеров. И в моей миссии нет ничего секретного. Я наблюдатель и я, как это не странно звучит, Ваш союзник.

Открылась дверь и Люм принес печенье.

— Что это вы господа офицеры, кофе совсем не пьете, — фамильярно прогудел он, показывая на наши полные чашки, — остыл уже. Может быть, я свежий сварю?

— Не надо, — ответил я, — ступай в кубрик, у нас серьезный разговор.

Денщик неловко хлопнул каблуками, отдал честь и вышел, нелепо выставив толстый зад.

— Смешной он у Вас, — сказал Сол и улыбнулся.

Мой денщик был предметом бесконечных шуток. Все соглашались, что Люм глуповат, но кофе он варил хороший. Больше никому по рангу денщик не полагался, поэтому часто в офицерских насмешках, таилась простая зависть.

— Такого океан послал, — парировал я, — и правда, давайте кофе пить.

Мы одновременно взяли печенье и потянулись за чашками.

Появление денщика разрядило атмосферу.

— Так что же Вы от меня хотите, Сол? Зачем вообще нужен этот разговор? Я мог бы так же оставаться в неведении, а Вы бы наблюдали и описывали.

— Я должен был Вас предупредить. Никто не предполагал, что новая, не известная религия, окажется настолько притягательной, что несколько блестящих офицеров, без колебаний, возьмут ее на вооружение. Мы увидели опасность и забили тревогу. Мы не понимаем, что могло так быстро изменить вполне предсказуемых и набожных людей.

— И что Вы хотите от меня?

Доктор взял печенье и задумался.

— Я хочу, чтобы Вы, лично Вы, сохраняли веру, чтобы не случилось.

— Я не самый праведный человек.

— Вы ходите в церковь.

— Это от неуверенности.

— Не важно. Вы ведете нас. Вы судно, а все мы — баржа, которая тянется в кильватере. Если Вы потеряете веру и утоните, мы тоже неминуемо пойдем ко дну.

Я с удивлением, смотрел на доктора. Никогда еще он не говорил таких высокопарных фраз. Мне стало неловко, и я постарался сменить тему.

— Это что же получается, священник, которому я исповедовался, меня обманул? А ведь он обещал меня не выдавать.

— Он никогда бы Вас не выдал. Он рассказал своему наставнику, а тот сразу пришел ко мне. Все получилось случайно, меня к Вам никто не подсылал. Я не шпион.

Иногда я жалел, что в моринах нет штатного священника. Всегда нужен человек, которому можно излить душу, рассказать о тревогах. Я знал офицеров и рядовых, которые стрелялись в дальних концах окопа, замученные тяжелыми мыслями. Но глупо брать с собой представителя бога, если бог повсюду. Я стоял к доктору спиной и смотрел в иллюминатор на бескрайние водные просторы.

— Скажите, Сол. Вы верите в загробную жизнь?

— Я верю, что наш путь не кончается смертью. Я верю в то, что мы возродимся вновь.

— Не врете?

— Нет.

Я вернулся к столу, взял из коробки тонкую сигару.

— Угощайтесь.

— Благодарю, я лучше трубку.

Сол достал свою любимую вересковую трубку, набил табаком, утрамбовал его деревянной палочкой и закурил. Вдохнув ароматный дым, я вспомнил нашу встречу на скале, порывистый ветер, запах костра и холод промокшей одежды. Может быть бога нет, может быть океан просто огромная бездушная лужа, но кто-то спас меня тогда, и кто-то все время помогает мне. В мирной жизни, ты можешь быть атеистом, но во время артобстрела мы все верующие.

— Расскажите все, что знаете, доктор.

Сол потер пальцем кончик носа, затянулся, выпустил себе под ноги струйку дыма и стал рассказывать.

Спустя девять месяцев после возвращения Красного дракона, почти перед самой войной, суперинтендант Сот разбился, упав с лошади в своем поместье. Он получил серьезные травмы, все время был в бреду, и доктор сказал, что шансов на выздоровление нет. Родные пригласили к нему местного священника. Отец Гоп, был человеком глубоко верующим и просвещенным. Он знал интенданта с детства и, получив печальное известие, сразу отправился в путь. Когда он прибыл в усадьбу, интендант был еще жив. Он метался в бреду и все время повторял: «Босху во мне, живой огонь выйди наружу».

Священник очень удивился, потому что до этого момента о Босху никогда ничего не слышал.

Он постарался вникнуть в смысл слов и с ужасом понял, что больной кому-то или чему-то молится. Испугавшись, священник окропил раненого соленой водой и начал читать молитвы. Через несколько часов интендант умер.

Семья была безутешна. Священника уговорили пожить в усадьбе некоторое время, чтобы родные и близкие покойного могли получить от него совет и утешение. В день похорон, ему передали дневник молодого офицера, в котором подробно описывался языческий бог Босху, жертвоприношения и разные ритуалы. Священник пришел в ужас и при первой возможности, отвез этот дневник представителю ордена. Они провели расследование и пришли к выводу, что три морских офицера из команды Красного дракона, стали адептами неизвестной религии. Они встречались, устраивали непонятные ритуалы, и было подозрение, что почти сразу после возвращения из экспедиции, они совершили одно или несколько жертвоприношений.

— Подозрения? — переспросил я.

— Они все родом с одного острова, за несколько месяцев там пропал местный пьяница, ночной сторож и проститутка, но никаких доказательств нам найти не удалось.

Трубка доктора потухла, и он вытряхнул остатки табака в пепельницу.

— Ну, как Вам история?

— Никак.

Я встал и прошелся по каюте, чтобы размять ноги.

— Какой-то дневник, тайные встречи, ритуалы. Это все, доктор, похоже на плохой детектив. Этот Ваш интендант — сумасшедший или морфинист. Придумал, под действием наркотика, океан знает что, а Вы вообразили целый религиозный заговор.

Больше ничего интересного доктор мне рассказать не смог.

— Да, не беспокойтесь Вы, — сказал я Солу на прощание, — среди нас адептов тайных религий нет. Атеисты есть, а вот злодеев нет. Вы не хуже меня знаете наших офицеров. А когда прибудем на Дикий остров, постараемся оградить подчиненных от любой заразы.

— Хорошо бы, — сказал доктор.

На прощание мы пожали друг другу руки.

— А что там у Вас произошло с местным доктором? — спросил я.

— Почему Вы решили, что между нами, что-то произошло? — удивился Сол.

— Люди говорят.

Доктор улыбнулся.

— Ничего не произошло, поспорили по поводу хирургии. Если Вас ранят, на стол к нему не ложитесь.

Ночью начался шторм. В кубриках было не хорошо, многих моринеров тошнило, сержантам было приказано следить в оба. Мы отменили прогулки для личного состава. Доктор был со мной не согласен, он считал, что свежий воздух лучшее лекарство от морской болезни, на что я ему ответил, что пусть лучше десантники заблюют кубрик, чем свалятся за борт.

Муки и лейтенант Мас мучились от морской болезни. Я несколько раз к ним заходил.

Вообще я заметил, что от морской болезни чаще страдают молодые офицеры.

Судно трещало по швам. Капитан, не смотря на лихорадку, покинул каюту и отправился на мостик.

В кают-компании было тихо, Кос и Гат играли в шахматы, Бад и доктор сидели в баре, курили и пили вино, остальные разбрелись по каютам.

— Бокал вина, господин лейтенант, — предложил Бад, выглядел он плохо.

Стюард с готовностью поднял бутылку, но я попросил чашку чая и печенье.

Глядя, как я ем, Бад недовольно скривился.

— А я есть не могу. Комок к горлу подкатывает.

— Вам не надо пить, — сказал Сол.

— Мне от вина лучше, — ответил Бад.

— Ступайте в каюту и полежите, — не сдавался доктор, — в горизонтальном положении подвижные внутренние органы не смещаются по отношению к диафрагме.

— Меня сейчас стошнит, — заявил Бад, отставил бокал и быстро вышел.

— Аси тоже плохо, — не оборачиваясь, сообщил лейтенант Гат. Он задумчиво разглядывал доску, держа в руке белого коня.

— Доктор! Расскажите нам, от чего случается морская болезнь? — попросил Кос.

— От качки, — просто ответил Сол.

Я еще немного посидел с ними, допил чай и пошел к себе в каюту. В иллюминатор я старался не смотреть. Шторм меня не пугал, но разглядывать крутые валы было неприятно.

Я взял набор для письма, папку с документами об экспедиции Толя, и удобно расположился за столом. Я вглядывался в групповую фотографию. Рядом с адмиралом несколько офицеров маленького роста. Один вроде бы похож на корабельного доктора. Качество снимка оставляет желать лучшего. Среди офицеров Красного дракона офицера по фамилии Пор не было. Капитан из разведки сказал, что брат доктора служил артиллеристом. Он явно дворянин, значит брат офицер. Сменил фамилию? Зачем? Или брат не родной. Например, сводный или двоюродный.

На чистом листе я написал сверху «Красный дракон», а прямо под ним составил список офицеров служивших на крейсере. Три имени я обвел жирным кружком. Это были моряки, заподозренные в ереси. Никаких данных о них у меня не было. Все родом с одного острова, примерно одного возраста. Можно было предположить, что они вместе учились в академии, не обязательно на одном курсе, но познакомились там. Название острова мне не о чем не говорило, но он находится на востоке, а у доктора Пора восточный акцент. Я еще раз обвел кружок, отделяя трех человек от остальных.

Внизу листа, слева, я написал имя пропавшего адъютанта, соединил его с кружком и поставил знак вопроса.

Виновны или нет?

Под именем адъютанта я записал в столбик:

«Несчастный случай»

«Самоубийство»

«Убийство»

Напротив, трех фамилий, заключенных в кружок, я вывел «Верю» и поставил знак вопроса. В перо попала соринка и знак получился жирный и не ровный. Я протер перо и отставил набор для письма.

С детства я любил все непонятное и загадочное, я мог раздуть целую историю из обрывка записки или случайно услышанного слова. С годами моя тяга к загадкам утихла. Языческие боги аборигенов, ритуальное убийство на корабле, об этом очень хорошо рассуждать на суше в уютном светлом доме, сидя у камина и попыхивая любимой трубкой, но в океане, на борту военного корабля, все это кажется бредом сумасшедшего.

В походе все пьют и адъютанты, оказавшиеся на борту без непосредственного начальника, не исключение. Мог и за борт свалиться. Я посмотрел на беспокойный океан и поежился. Папка потерялась? Так вообще нет никаких доказательств, что она была. А может и была, только ничего важного в ней не было, и лежит она сейчас где-нибудь в адмиралтействе, а в ней докладная о том, сколько стеклянных бус обменяли на фрукты.

Во всей этой истории меня волновал только один вопрос, почему Толь отослал адъютанта, доверенное лицо. Если я узнаю ответ, все сразу станет на свои места. Была папка или нет, уже не важно. Адъютант сам по себе послание. Адмирал отправил его домой и тем самым, подал мне сигнал. Но расшифровать его пока не получается.

Я сложил листок пополам, разорвал его на множество частей и выбросил в корзину для бумаг.

«Адмирал, адмирал, что с тобою?» — пропел я строчку из детской песенки.

На обед подавали кислый суп из красных водорослей, соленую селедку, салаты, и жареного окуня.

К столу вышли не все. Морские офицеры были серьезны и деловиты, они быстро поели и ушли на вахту.

— Что это с нашим поваром? — спросил Бад, нехотя ковыряясь ложкой в тарелке с супом, его обычно хороший аппетит испарился, — не суп, а отрава какая-то.

— При качке лучше всего есть кисло-соленые продукты, — ответил корабельный врач, — это я распорядился. Вы ешьте, ешьте, Вам лучше будет.

Бад скривился и отложил ложку.

— Я лучше пойду, лягу.

— Ненавижу шторм, — глядя в след уходящему Баду, сказал лейтенант Жен, — один раз тонул на яхте, едва спасся. Надеюсь, за нас сейчас кто-нибудь молится.

— Молится? — резко спросил доктор Пор, — верите в силу океана?

Жен повернулся к нему, — а Вы нет?

— Я врач. Я верю в человека, в мышцы, кости и мозги.

— Мозги Вы назвали в последнюю очередь, — задумчиво сказал Сол.

Корабельный доктор презрительно фыркнул, закурил папиросу и отвернулся.

Чем ближе мы подходили к Дикому острову, тем тревожнее мне становилось. Я плохо спал, стал много есть и пить. Коньяк, который подарил Турд, давно закончился и я взял в баре сразу три бутылки. Пил я в одиночестве, перечитывая снова и снова материалы об экспедиции Толя и рассматривая походные карты. Книгу Аси я прочел несколько раз и не могу сказать, что аборигены стали мне понятней и ближе.

— Что с Вами Бур? — спросил доктор, — Вы плохо выглядите.

Мы сидели на диване в кают-компании. Сегодня здесь собрались почти все офицеры, не занятые на вахте, даже капитан пришел. Стюард принес коньяк.

— Не могу спать. Засыпаю в полночь, просыпаюсь в пять утра и больше не могу уснуть.

— Вам надо больше гулять. Хотите дам Вам успокоительное?

Я отрицательно покачал головой.

— Не хочу.

Вошел ученый, заказал себе вина и сел на свободный стул рядом с лейтенантами Таром и Женом. Он старался держаться ближе к младшим командирам. Они, не сговариваясь, приняли его в свою компанию.

Мы уже виделись за завтраком, но я сказал, — Добрый день, Аси.

Ученый повернулся и с достоинством поклонился.

— Добрый день супер-лейтенант, добрый день господа.

— Прочитал Вашу книгу об острове. Очень интересно.

Аси оживился и пересел поближе ко мне.

— Вы, правда, прочитали? — видно было, что ученый польщен.

— Правда. Но есть один вопрос. Я не очень понял, какова структура власти у аборигенов, кто кому подчиняется, кто у них главный?

— О, — Аси всплеснул руками, — это очень непростой вопрос. Видите ли, меня больше интересовали обычные дикари, которые приходили в лагерь, их реакция на наше появление на острове, их внешний вид и привычки.

Несколько офицеров подошли ближе, их явно заинтересовал разговор.

— Ну, а вожди? Служители культа? Они же наверно во что-то верят?

Доктор напрягся и бросил на меня испуганный взгляд. Не знаю, зачем я решился на провокацию. Последнее время нервы были не в порядке, и мне захотелось немного прояснить ситуацию.

— Да-да. Жрецов я видел. Они приходили в лагерь, но ни с кем не разговаривали, ходили, смотрели, потом ушли к адмиралу и просидели у него несколько часов.

— А Вас не пригласили? — удивился я, — Вы же летописец экспедиции.

Аси развел руками, — Увы. Я оказался недостоин такой чести.

— Нет, — сказал Бад, — жрецы — это не интересно. А вот скажите мне, наш ученый друг, есть ли на острове красивые барышни, чтобы и задница была большая и грудь упругая?

— Великий океан, — пробормотал доктор.

Аси растерялся.

— Вообще, островитянки интересные, они худые, очень подвижные и насколько я могу судить, сильные. Они знаете, берут такие большие корзины с овощами и….

— Кто о чем, а моллюск о раковине. Перестаньте, Бад, смущать нашего ученого друга, — беззлобно сказал я, — найдем мы Вам барышню с пышными формами, дочку какого-нибудь вождя.

— Нет, что Вы, — воскликнул Аси, — дочери вождя в лагере не появлялись, только простые островитянки.

— Эх! Жалко, что Вы при встрече со жрецами не присутствовали, — продолжал я гнуть свою линию, — может быть, что-нибудь интересное узнали бы. Вдруг они красивых девушек приносят в жертву, тогда бы лейтенант Бад их всех спас и увез с собой в столицу.

Кто-то рассмеялся, кто-то поддакнул. Я смотрел на морского артиллерийского лейтенанта и корабельного врача. Лейтенант молчал, и казалось, не участвовал в общем разговоре, он с отсутствующим видом, макал печенье в вино и ел. А вот доктор вел себя странно. Его маленькое острое личико оживилось. Он словно хорек хищно ощерился, показав ровные белые зубы. Это было похоже на улыбку, но его глаза оставались серьезными.

— Я бы точно всех спас! — заявил Бад.

— Я бы Вам помог, — улыбнулся корабельный механик. Лейтенант Лас обычно говорил мало, в карты не играл и почти не пил, поэтому его заявление вызвало целую бурю смешков и веселых подначек.

— Что за люди, любые разговоры сведут на баб, — сказал капитан, проходя мимо. Он подошел к роялю, поставил на него бокал с вином, сел на стул, поднял крышку и начал играть.

Это была «песня русалки» из оперы Тука. Капитан играл хорошо и все разговоры сразу смолкли.

— Что это ты весь вечер с корабельного доктора глаз не сводил? — спросил Бад, когда мы стояли на корме и курили.

— Заметил?

— Трудно было не заметить. Такое ощущение, что ты его сожрать хотел.

— Не знаю, — честно признался я, — раздражает он меня, а причину понять не могу.

— Да все они тут, — начал было Бад, но не закончил. Он докурил папиросу и выбросил окурок в воду.

— Все они здесь странные, — закончил Бад, пожелал мне спокойной ночи и пошел спать.

Я почистил зубы, умылся и лег в постель. Сон не шел. От выкуренных сигар и папирос кружилась голова и было сухо во рту. Я встал, выпил воды и выключил верхний свет. Проклятая бессонница. Я лежал в полной темноте. Прямо передо мной на стене должен висеть карабин. Я не мог его видеть, но чувствовал. Оружие имеет свою, ни на что не похожую энергетику. К черту все. Я закрыл глаза и вспомнил войну.

Варды не спешили атаковать. Они подвели два 45-мм орудия и били по нашим окопам прямой наводкой, пока их не накрыла, оставленная нами на мысу, 100-мм пушка. Блиндаж Бада был разбит, и он перебрался поближе ко мне. Позиции, перекопанные артиллерийским огнем, из сплошной линии окопов превратилась в небольшие очаги сопротивления, где в полузасыпанных траншеях сидели по четыре — пять десантников.

Когда варды сообразили, кто уничтожил батарею, они накрыли рыбацкую деревню огнем из крепостных орудий и превратили ее в груду обломков, наша единственная пушка замолчала.

В три часа они пошли в атаку, и мы наконец, сошлись в рукопашную. Вардовский пехотинец вооружен однозарядной винтовкой Ума, она длиннее десантного карабина и снабжена трехгранным штыком, который оставляет ужасные рваные раны. Я задержался в окопе до последнего и вылез только после того, как мимо меня пробежал лейтенант Руг с безумно выпученными глазами.

— В атаку! — кричал он перекошенным ртом и размахивал шпагой.

— Пошли, — выдохнул Бад и мы полезли на бруствер.

Я выстрелил в приближающегося пехотинца из карабина и отбросил его в сторону, патронов больше не было. Передо мной уже схватились те, кто первыми бросились в атаку. Солдат с разбега ударил Руга штыком, попробовал выдернуть винтовку, застрявшую в тощей груди лейтенанта, но не успел. Я застрелил его из револьвера, потом застрелил еще одного. Вокруг творилось, что-то невообразимое. Люди уничтожали друг друга всеми возможными способами, дрались короткими абордажными саблями, били прикладами, кололи штыками. Вардовский офицер выстрелил в меня почти в упор, но промахнулся и тут же сам упал. Оглохший от стрельбы и криков, я скатился в ближайшую воронку и принялся перезаряжать револьвер. Вслед за мной свалился Бад, он держал в каждой руке по десантному корду.

— Как я его, а?!

— Кого? — не понял я.

— Офицерика, который хотел тебя убить.

Бад переломил стволы и засыпал нас горячими гильзами.

Атака захлебнулась. Стрельба смолкла. Пехотинцы подхватили раненых и ушли.

Мы так и остались в воронке. К нам прибились два моринера из чужого взвода.

— Что у тебя с патронами? — спросил Бад.

Вместо ответа я показал пустой подсумок.

— А у вас?

— Есть немного, господин моринер-лейтенант, — ответил пожилой десантник. Ворот его гимнастерки был разорван, на ухе запеклась кровь.

— Мы тут в воронке долго не просидим, — сказал Бад, — надо отползать к окопам.

— Ты, — он ткнул пальцем в одного из десантников, — отходишь вместе с господином лейтенантом, мы прикрываем. Понятно?

— Так точно.

Мы выскочили из воронки и, пригибаясь, побежали к траншее. Бад беспокоился зря, по нам никто не стрелял. Пока не началась новая атака, я разыскал свой карабин, хоть и без патронов, но он мог еще пригодиться.

Меня позвали в командирский блиндаж. Все десантники собрались в центральном укреплении. Больше никто не думал о флангах. Да и некому было думать. Люди сидели на дне окопа, грязные, уставшие, с остановившимся взглядом.

На позиции осталось тринадцать человек. Когда я вошел в блиндаж, мне сказали, что окровавленный, обмотанный грязными бинтами человек на носилках, супер-лейтенант Бас. Он смотрел на меня одним налитым кровью глазом и мучительно стонал.

Вестовой вышел и мы остались одни. Я подошел к командиру и наклонился к самому лицу.

— Вы хотели мне, что-то сказать?

Бас шевельнулся и закряхтел.

— Подкрепления не будет.

Я смотрел на него и молчал. Все, что может сказать мне супер-лейтенант Бас, я уже знал и так.

— Оставлять укрепления нельзя. Вы поняли?

— Понял.

— У меня просьба, — Бас захрипел, видимо ему было очень больно, я подумал, что он больше не сможет говорить, но лейтенант справился, — застрелите меня, я сам не могу.

Он был ранен в голову, в живот и грудь. Я вытащил у него из кобуры револьвер, взвел курок и приставил к голове командира.

— Спасибо. Позиции не оставлять.

Я выстрелил.

Когда я вышел, все уставились на меня.

— Мы уходим.

В овраге, мы забрали доктора и раненых.

От деревни почти ничего не осталось, большинство домов были разрушены, обломки еще горели. Я приказал поискать артиллеристов, но живых не нашли. Нам повезло. На пристани, в стороне от деревни, осталось несколько целых рыбачьих лодок.

— Надеюсь, в этот раз Вы не собираетесь оставаться? — спросил меня Сол. Доктор был ранен шальной пулей в плечо, тугая повязка пропиталась кровью.

— Вместе поплывем, — ответил я.

— А как же мины, — спросил Бад, — руками будем отталкивать?

— Попробуем пройти, другого выхода не вижу. Хочешь остаться?

— Ну, уж нет, — Бад ухмыльнулся и полез в лодку.

Я просидел на гарнизонной гауптвахте три дня. Я почти не вставал с жестких нар и все время спал. Мне снилась семья, жена и дети. Я просыпался, ел пустой суп с черствым хлебом и снова засыпал, чтобы, хоть во сне, побыть с родными. Иногда появлялся супер-лейтенант Бас, кряхтел и осуждающе смотрел единственным глазом, иногда в мой сон врывались круглые рогатые мины, и я руками отталкивал их. Я старался делать это, как можно аккуратней и нежнее, и мины превращались в Эн, и я не хотел просыпаться. Вечером, третьего дня, меня вызвали к адмиралу.

Крол сидел в уютном кабинете с камином, за столом заваленным картами. В углу денщик на спиртовке варил кофе. Когда я вошел и приблизился, адмирал недовольно поморщился. Выглядел я не очень, да и запах от меня был так себе. На гауптвахте умывальника нет, только дырка в полу.

Крол выглядел уставшим и постаревшим.

Я уже знал, что остров Мо взят. Лишившись береговых укреплений, прикрывавших город с севера, варды поняли, что им не удержаться. Они сдались и принесли Кролу ключи от города.

Потери оказались не велики, при штурме крепости затонул легкий крейсер «Гарпун», серьезно пострадал тяжелый крейсер «адмирал Фуг», и в боях за линию Мо, перестала существовать пятая десантная морина.

— Я рад, что Вы живы, — сказал Крол.

Я молчал, не зная, что ответить.

— Как получилось, что Вы не выполнили приказ?

— Я не понимаю, господин адмирал, — ответил я.

— Вы покинули линию Мо без приказа, дезертировали.

Я выдержал тяжелый взгляд адмирала. У него больше не было власти надо мной. Нет, я не собирался бунтовать. Конечно он мог мне приказывать, и я был готов выполнить любое распоряжение, но я больше не чувствовал себя бездушным винтиком в огромной военной машине. Видимо, Крол что-то такое почувствовал, потому что взгляд его неожиданно изменился. Теперь он не просто ждал ответа, а изучал меня.

— У меня был приказ супер-лейтенанта Баса покинуть остров и сохранить людей.

Крол задумался. Он нахмурился и забарабанил пальцами по столешнице. Запах горячего кофе дурманил меня. Я видел на столике фарфоровые чашки и печенье. Пауза затянулась. Наконец адмирал спросил, — кто-нибудь может это подтвердить?

— Никак нет. Когда я говорил с супер-лейтенантом, мы были одни.

— Бас застрелился?

— Так точно.

— Вы сами это видели?

— Так точно.

— Он просил, что-нибудь мне передать?

— Никак нет.

Адмирал опять о чем-то задумался.

Иногда кажется, что запах сам по себе может быть таким густым, что им можно насытиться. Я вдыхал аромат кофе, и у меня кружилась голова.

— Вас отведут обратно в камеру. Я еще не решил, что с Вами делать. Идите.

Я отдал честь, щелкнул стоптанными каблуками и повернулся к выходу.

— Бур, — окликнул меня адмирал.

Я повернулся и вытянулся.

— Знаете, почему Вы смогли пройти минные заграждения? Тральщики успели убрать часть мин, но планы адмиралтейства поменялись. Я понимаю, что Вы злы на меня, но я не собираюсь просить прощения ни у Вас, ни у вдовы супер-лейтенанта Баса.

Я стоял по стойке смирно, задрав подбородок, как на параде. Что я мог сказать. Не хочешь, не проси.

Адмирал позвонил в колокольчик и меня увел конвой.

Мы шли полным ходом к Дикому острову, стояла хорошая погода, все были живы и здоровы, и я перестал беспокоиться по пустякам. Секретные материалы об экспедиции Толя, я убрал в папку, спрятал в сейф и больше не доставал. Мне нравилось проводить время в каюте, перечитывать книги при свете маленькой настольной лампы. Я выкурил почти половину сигар, которые взял с собой и теперь перешел на армейские, которые интендант Кос выдавал по понедельникам. Во время похода на судне, сухой паек личному составу не полагается, но чай, кофе, сахар, табак, сигары или папиросы, интенданты обязательно выдают в начале каждой недели. Так заведено.

Я часто бывал у Коса. Интендант был доволен. Экспедицию экипировали отлично, все что он просил, доставили на судно. Волноваться было не о чем. Мы получили достаточно боеприпасов и снаряжения, а продовольствия нам должно хватить минимум на год. Думать о том, что будет дальше, никто из нас не хотел. Год — это большой срок.

Бад гонял моринеров с утра до вечера. Ему доставляли удовольствие учебные тревоги и построения. За время плавания все взводы подтянулись. Егеря больше не доставляли нам хлопот. Их белая форма, успела слегка полинять и износиться, так что теперь они больше не напоминали ярко раскрашенных игрушечных оловянных солдатиков.

Оказавшись в замкнутом пространстве, офицеры стали больше общаться друг с другом и выяснилось, что лейтенант Мас не такой уж противный модный хлыщ, а лейтенант Жен совсем не сноб. Муки повзрослел и стал похож на боевого офицера.

Мы еще несколько раз говорили с доктором о Диком острове и населяющих его ужасных божествах, но разговоры эти постепенно перестали доставлять нам удовольствие, так как обсуждать, собственно, было нечего, одни догадки и необъяснимые страхи. Сол согласился со мной, что корабельный врач может быть родственником офицера с Красного дракона, и даже, возможно, исповедует язычество, и обещал за ним присматривать.

Я все чаще думал об Эн и детях. Если они покинули столицу и вернулись на наш родной остров, все у них должно быть хорошо. На острове родные и друзья, которые всегда помогут. После войны многие семьи потеряли кормильцев, дома опустели, значит Эн, без труда, найдет дешевую квартиру или маленький домик. С прислугой тоже проблем быть не должно. За детей я не беспокоился. На острове Хос хорошая гимназия. Тэм высокий и крепкий мальчик. Такие всегда ценились одноклассниками. Конечно, он немного ленив, но знакомство со строгими учителями пойдет ему на пользу. Ада еще слишком мала, и первые несколько лет на острове, она проведет, держась за материнскую юбку.

Любое даже самое длинное путешествие подходит к концу. Проклятая секретность сыграла со мной злую шутку. Чтобы сбить с толку возможных шпионов, адмиралтейство сообщило не точную дату прибытия. Когда меня вызвали в каюту капитана, я находился в твердой уверенности, что впереди еще пять дней похода.

— Заходите, Бур, — крикнул капитан, когда я постучал в дверь его каюты.

— Доброе утро.

— Входите.

Хал сидел в кресле и писал, какие-то бумаги, при моем появлении он встал. Капитан выглядел отдохнувшим, на нем была ослепительно белая рубашка и домашний халат, из-под которого торчали начищенные до блеска форменные сапоги.

— Хотите кофе?

— Нет. Благодарю. Я уже видеть его не могу.

— Ну, тогда садитесь, нам предстоит серьезный разговор.

Я сел на стул. В каюте было чисто и свежо. Видимо перед моим приходом ее хорошо проветрили. Обычно на столе стояли грязные стаканы и рюмки, лежали, какие-нибудь объедки, но сегодня везде царил идеальный порядок. Пустые бутылки из-под стола исчезли, а на иллюминаторе появились новые занавески.

— Завтра великий день, Бур, — капитан улыбался.

Только сейчас я понял, что Хал совершенно трезв. В последние дни это было большой редкостью.

— Почему?

— Завтра на рассвете мы причалим к Дикому острову.

Я с удивлением посмотрел на капитана.

— Это, что шутка?

— Нет. В адмиралтействе Вам сказали неправильную дату прибытия. Завтра мы будем на месте.

В течение всего похода я отчаянно торопил время, мне не терпелось быстрее добраться до места и найти адмирала, но сейчас, когда я понял, что океан услышал мои молитвы, мне стало не по себе.

— Это точно?

— Я точен, как хронометр. Завтра на рассвете я приведу Вас к стоянке адмирала Толя. Это будет, — капитан задумался, — около шести часов утра.

Я все еще не мог прийти в себя.

— Неожиданное известие.

— Держитесь мой друг, — Хал хлопнул меня по плечу, — завтра все закончится.

— Это у Вас все закончится, — ответил я, — а у меня только начнется.

— Боитесь?

— Беспокоюсь.

— Ну-ну, — капитан сиял, — завтра у меня будет еще одна возможность явить миру свою гениальность. Я поспорил в адмиралтействе, что прибуду точно в срок. Мне понадобится Ваше письменное подтверждение, что я не смошенничал и выполнил свою часть пари.

Я встал. В конце концов, днем раньше или днем позже роли не играет. Это даже хорошо, что наше путешествие подошло к концу.

— И много поставили?

— Десять золотых.

— Ого!

— Мне приятно было путешествовать с Вами. Выпить хотите?

— Нет, — сказал я, и, сославшись на срочные дела, оставил капитана одного.

Ну, вот и все. Я стоял на корме и смотрел в океан. Все страхи и сомнения, которые в последнее время оставили меня, появились снова. Завтра утром я увижу Дикий остров и сойду на берег. Что нас ждет, пустой разрушенный форт или процветающий поселок, наполненный яркими красками туземной жизни? Завтра все встанет на свои места.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — я постучал по карте пальцем, — я, с третьим взводом, высажусь на пристани, Бад с первым обойдет слева, вот здесь, а Жен со вторым, пройдет справа, между этих двух холмов.

Бад и Кос склонились над картой в моей каюте. Люм пригласил только старших офицеров, младшим пока здесь делать было нечего.

— Все-таки я не понимаю, — задумчиво протянул Кос, — почему Вы планируете высадку, как военную операцию? — он отвернулся от карты, снял очки, достал из кармана клетчатый платок и принялся их протирать, — мне кажется, что нас ждет теплая дружеская встреча.

— Мне тоже, — Бад сел и достал папиросу, — по-моему, дорогой Бур, Вы сгущаете краски. Несчастный Толь сидит на этом чертовом острове около четырех лет. Он одичал, зарос бородой и соскучился по человеческой еде, а тут мы с карабинами наперевес. Старика хватит удар.

Не всегда мнение начальника штаба совпадает с мнением командира. Это нормально. Я отмахнулся от Бада, как от назойливой мухи.

— Мне наплевать на Толя. Если его хватит удар, я позову к нему доктора Сола.

Кос водрузил очки на нос, — Вы не боитесь, что перепуганные нашим появлением саперы могут открыть огонь?

Саперы в первую очередь строители, они хорошо возводят укрепления и военные объекты, а воевать умеют плохо. Лучше всего они управляются с лопатой и топором, но это вполне боеспособные части, и я был уверен в том, что форт надежно охраняется. Если он еще существует.

— Если все нормально, наблюдатели заметят корабль издали, доложат адмиралу и встреча пройдет спокойно.

Я сел и достал из коробки маленькую сигару.

Бад и Кос внимательно следили за мной. Они хорошие офицеры, умные и знающие, но им не хватает осторожности. Бад всегда в окопе встает в полный рост, а Кос интендантская косточка, он делает то, что положено, то что правильно, если сказано, что колония существует, значит она существует.

— Итак, господа, — начал я, — завтра мы проводим высадку десанта в квадрате…, силами трех взводов, егеря остаются в резерве, артиллеристы идут со мной, чтобы захватить орудия форта. Лейтенант-моринер Бад, прошу довести мой приказ до командиров взводов.

— Слушаюсь, — Бад резко встал, видно было, что он не доволен моим решение. Уверен, что он уже нарисовал в своем воображении картину, как наша морина, в парадных мундирах, спускается по трапу и роскошные туземные женщины, засыпают десантников цветами.

— Господа, — я зажег спичку и раскурил сигару, — я буду не меньше Вашего рад, если на берегу нас ждет теплый прием и вкусный завтрак. Я с удовольствием пожму руку адмиралу и выпью с ним коньяку. Но лучше перестраховаться.

Вечером я написал письмо Эн. Всегда перед операцией я писал ей письма, иногда в нормальных условиях, как сейчас, пользуясь набором для письма, иногда при свете свечи, химическим карандашом на обрывке бумаги. Письма я клал во френч в нагрудный карман. Кто-то хранил там золотой на удачу, а я письма. Ничего интимного, просто коротенькая записка с фронта, прощальные слова. Все десантники суеверны, многие снимают перед боем именной медальон и прячут в ранец, поэтому после операции столько неопознанных мертвецов, некоторые носят с собой ладанки с океанской водой. Я знавал офицера, который, каждый раз перед боем, писал новое завещание. Мои письма были короткие и лишенные той особенной нежности, которую пишут друг другу влюбленные. Мне не хотелось, чтобы мои мысли и желания стали достоянием чужих людей, чтобы над моим остывающим телом, кто-то читал о самом сокровенном.

— Люм, — окликнул я денщика, — приготовь мой старый френч.

— Слушаюсь, господин супер-лейтенант.

Перед операцией Люм становился серьезным и особенно исполнительным. Он был плохой солдат, поэтому числился за первым взводом. Я знал, что во время атаки он будет прятаться в задних рядах.

— Это который совсем старый, который выцвел?

— Да. Приготовь и иди в кубрик.

— Слушаюсь.

После отбоя зашел Сол. Бад обиделся на то, что я не прислушался к его мнению и ушел проверять посты. Я пригласил его выпить, но он сослался на срочные дела, совсем, как я, когда сбежал от капитана. А может быть дело не в обиде, а в том, что он хочет побыть перед операцией в одиночестве, может быть тоже, напишет домой письмо.

Сол принес свой любимый портвейн. Мы выпили.

— Бад сказал, что завтра мы атакуем форт, так словно там враги?

— Совершенно верно.

— Опасаетесь чего-нибудь?

— Опасаюсь, — я кивнул.

Сол опять разлил по бокалам темно-вишневый напиток. Портвейн он всегда покупал самый лучший. Я предпочитал крепкие напитки, но никогда не отказывался от вина, которое приносил доктор.

— Офицеры считают, что Вы не правы. Многие думают, что мы будем смешно выглядеть.

— А Вы?

— О! — доктор замахал руками, — я солдат, прикажете, пойду в атаку.

— Я и приказал. А то, что думают офицеры, — я помолчал, разглядывая вино на свет, — командир не девушка, чтобы всем нравиться.

Как оказалось, капитан был со мной полностью согласен. Когда доктор ушел, и я уже собирался ложиться спать, вестовой принес мне короткую записку.

«Подходить к пристани не буду, опасаюсь засады, предлагаю высадить десант».

Любой нормальный капитан пришел бы обсудить этот вопрос лично или послал за мной, но только не Хал. Накануне мы с ним обговорили возможные варианты и капитан знал мое мнение. Ему, просто, нужно было подтверждение.

Я написал внизу «Согласен» и вернул записку вестовому.

Подъем прозвучал в четыре тридцать. Ночью мне не спалось и тяжелый сон без сновидений, пришел уже под утро. Я сел в кровати, потирая опухшее лицо, сердце бешено колотилось, одеяло сползло на пол. Умывшись и приведя себя в порядок, я быстро оделся и отправился в кают-компанию. Все уже были в сборе. Морские офицеры отсутствовали, пришел только доктор Пор. Он не выспался, и был похож на маленького нахохлившегося воробья. Десантники были в полевой форме и при оружии. Мой старый френч, как всегда вызвал пересуды. Хорошее сукно было до сих пор прочным, но от частого использования выцвело и стало почти белым. В этом френче я прошел от острова Грос до самой победы. Это был мой фетиш, мой талисман, как трофейный карабин, как письмо к Эн.

— Напрасно рискуете, — сказал Сол, — Вас в этом френче издалека видно. Сразу понятно, что Вы офицер.

Я только улыбнулся.

После обычных утренних приветствий, все расселись за столом и принялись за еду. Подавали жареную камбалу, салат с моллюсками и заливные креветки, вина не было. Ели молча. Несколько раз приходили вестовые, одну записку получил Кос, другую я. Капитан приглашал меня после завтрака на мостик. Муки переживал, что его не берут на берег. Вчера вечером он хотел со мной поговорить, но я не стал его слушать.

Я быстро поел и встал.

— Приятного аппетита, господа. После завтрака жду Вас на палубе.

Капитан был не в духе. Он стоял прямой, нервный, ощетинившийся, как ерш. Его большой нос, казался еще длинней и поговорка «нос по ветру», удивительно к нему подходила.

— Доброе утро, — буркнул он, — скоро будем на месте.

Я видел тонкую полоску берега, к которой мы стремительно приближались. Погода портилась. Начинал накрапывать мелкий дождик.

— Вы помните, что должны сделать в первую очередь?

— Найти адмирала Толя.

Капитан дернул щекой, было видно, что разговор ему не приятен.

— Если форт окажется пустым, Вы должны обыскать окрестности и передать мне все, что найдете, личные вещи и документы.

— А тела?

Капитан стал еще мрачнее. Увидев, что вахтенные прислушиваются к нашему разговору, он зло напустился на них.

— Нет. Тела похороните.

Он надолго замолчал, вглядываясь в приближающийся берег.

— Разрешите идти? — спросил я.

— Идите.

Уже закрывая дверь, я услышал, как он сказал, — Удачи.

Стоя у подветренного борта, я еще раз все проверил, похлопал по карманам и подпрыгнул. Ранец получился тяжелее, чем в начале похода, но оно и не удивительно, вчера мы выдали дополнительный паек и патроны.

Подошел Сол, достал трубку, но закуривать не стал, просто сунул ее в уголок рта и принялся грызть мундштук. Он повесил на плечо докторскую сумку с большим красным осьминогом.

— Как настроение?

— Нормально, — ответил доктор.

— Вы ничего не ели за завтраком, — заметил я.

— Боюсь ранения в живот.

Иногда людям начинает казаться, что именно сегодня, в этой операции они погибнут. Их охватывала паника, и они превращались в проблему для окружающих. Самое опасное при высадке это страх. Он не дает действовать. Ты можешь паниковать сколько хочешь до начала операции, но, когда придет время, ты должен быть спокоен.

— Плохие предчувствия?

— Нет, — доктор отрицательно покачал головой, — разумная предосторожность. Я пойду со вторым взводом, если Вы не возражаете.

— Пожалуйста.

Остров приближался. Стал отчетливо виден темный берег, высокие холмы, покрытые лесами, отвесные скалы.

Корабельные артиллеристы расчехлили орудие. Лейтенант Гоц, высокий и сутулый, похожий на старую хищную птицу, помахал мне рукой в белой перчатке.

Подошел Бад, он заткнул за пояс сразу два абордажных корда.

— Что-то я нервничаю, — сказал он.

— Я тоже.

— Думаешь, нас что-то ждет?

— Не знаю.

Бад достал папиросу, смял гильзу, первые две спички погасли, и он прикурил только с третьей попытки.

— Идем полным ходом.

— И хорошо. Быстрее начнем, быстрее закончим. Будь осторожней, у тебя самый слабый взвод.

Бад хмурился. Обычно на войну он шел, как на праздник, но сегодня все было по-другому.

— Если меня убьют, присмотришь за моим сыном?

— Вы, что сговорились с доктором? — разозлился я, — он тоже с утра не ел, боится ранения в живот.

— Присмотришь? — не обращая внимание на мое замечание, переспросил он.

— Нет, — ответил я, — твой сын в столице, а мне туда дорога заказана. Вырастит, будет торговцем, как твой тесть, разбогатеет.

Бад закашлялся и выбросил окурок.

— Морской черт. Не могу курить.

Я хлопнул его по спине.

— Сам за своим сыном присмотришь.

Десантники были на взводе. Я видел напряженные, взволнованные лица. В такие минуты, ты можешь касаться локтем стоящего рядом, но ощущать себя в полном одиночестве. Каждый готовится к смерти, как умеет.

Офицеры Мас и Жен, были, казалось, в приподнятом настроении, они шутили и смеялись, но было видно, что на душе у них крабы скребут. Они старались походить на бывалых моряков, но я видел, что Мас все время нервно теребит пальцами шнур от револьвера, словно проверяет, не забыл ли оружие в кубрике.

Завидным спокойствием отличался только интендант. Кос стоял на носу, в новой плащ-палатке и смотрел на Дикий остров.

— О чем думаете? — спросил я.

— Я единственный человек из всей моей многочисленной семьи, который видит этот остров собственными глазами. Я переживаю историческое событие.

— О нас могут написать в газетах.

— Вы думаете? — задумчиво спросил интендант, — а впрочем не важно. Мне будет, что рассказать. Хочу все точно запомнить, все до мельчайших деталей.

Хал не подвел и корабль вышел точно к стоянке адмирала Толя. Я расположился на носу и смотрел в подзорную трубу, стараясь хоть что-нибудь разглядеть на берегу. Я ожидал увидеть лодки, снующих по своим делам саперов, но в бухте было безлюдно, никакого движения.

— По местам, — сказал я, и Бад засвистел в свисток.

Погрузка прошла быстро и четко, десантники молча рассаживались по заранее определенным местам. Муки со своими людьми оставался на палубе. Я старался не замечать его умоляющих взглядов. Бад, Мас, Жен и Сол ушли первыми, их лодки уже на полпути к берегу. Они должны пройти широкой дугой, прочесать лес и выйти к форту с запада и востока. Когда наша лодка коснулась воды, я, по привычке, опустил правую руку за борт. Вода была теплой. Сейчас на родном острове уже затянули холодные осенние дожди и люди кутались в дождевики и не промокаемые куртки. «Великий океан, помоги» — про себя попросил я. Мы взяли на борт четырнадцать человек, половину третьего взвода и артиллеристов. Гат сидел напротив, спиной к берегу и улыбался. Казалось, что предстоящая операция его совсем не волнует. Я видел, что за ним, на носу, моринеры легли, выставив в сторону берега короткие стволы карабинов. Мы были первыми, вторая лодка, с лейтенантами Таром и Косом, шла сзади и левее.

Я вытер мокрую ладонь о френч и достал подзорную трубу. На пристани все еще пусто. Бревна потемнели от времени, ни лодок, ни людей. Я перевел взгляд на берег. На песке никаких следов. «Они, что совсем не выходят из форта? Великий океан, надеюсь, я ошибаюсь. Может быть, сейчас дозорные уже докладывают адмиралу, и офицеры рассматривают нас в подзорные трубы», — подумал я. У меня еще оставалась надежда на то, что все в порядке.

С неба сыпался мелкий дождик. Френч медленно намокал. Я специально не надел плащ-палатку, чтобы она не стесняла движений. Десантники гребли изо всех сил. Чем быстрее мы доберемся до берега, тем больше шансов выжить. Пока ты находишься в лодке, чувствуешь себя уязвимым, тебя может убить меткий выстрел с берега или удачно выпущенный снаряд разобьет шлюпку в щепки. Я поежился и крепче сжал карабин.

Лодка заскребла днищем по дну, десантники выскочили в мелкую воду и вытащили ее на берег. Я выбрался одним из первых, но помогать не стал, а поднялся вверх по пологому склону, лег на влажный песок и осмотрелся. Десантники догнали меня и залегли рядом. Я оглянулся. Тар со своими людьми уже высаживались. Стояла удивительная тишина. Высокие сосны слегка покачивали кронами. Отсюда форт был не виден, но я знал, что он совсем рядом. Я скинул ранец и показал остальным «делай, как я», пойдем налегке. По встревоженному лицу Тара я понял, что происходящее ему совсем не нравится.

Мы побежали, расходясь цепью, артиллеристы благоразумно отстали. Им в бою делать нечего, их задача добраться до орудий в форте. Выгрузить пушку с корабля, доставить ее на берег и собрать, это целая история, поэтому наше орудие мы пока оставили на судне. За соснами мелькнул деревянный частокол, показалась пустая караульная вышка. Мы опять залегли. Тар пригибаясь, подбежал ко мне и растянулся рядом. Он тяжело дышал.

— Засада? Ждут нас?

— Или ушли.

— Что делаем?

Никакого движения, часовых не видно, трубы не дымят, хотя в такую сырую погоду дневальные наверняка разожгли бы печку. Ждать облавных крыльев и тянуть нельзя, если мы ввяжемся в бой, они нас поддержат.

— Проверяем.

Тар с двумя моряками бросились к форту. Мы побежали следом, отпустив их не много вперед. Ноги разъезжались и вязли в глубоком песке. Я больно споткнулся о ветвистый сосновый корень и чуть не упал. Вот и укрепление. На вершине холма я заметил орудие, развернутое вглубь острова, две караульные вышки. Ворота закрыты. За высоким забором, какие-то строения, серые от дождя крыши. Мы уже почти добежали до стены, когда Тар с людьми достигли ворот. Один моряк дернул на себя створку, а второй сразу просунул в открывшуюся щель ствол карабина. В такой ситуации нервы напряжены до предела, палец сам лежит на курке и может нажать в любой момент. Выстрела не было. Я видел, что моряки с силой налегли на ворота, и они распахнулись, открыв пустой двор.

— За мной!

Мы ворвались внутрь, сразу рассыпались в стороны, уходя с линии огня, и прижались к стенам. Я заскочил в ближайшее строение, выбив ногой приоткрытую дверь. Внутри было темно, пахло плесенью и запустением. Видимо, когда-то, это была казарма, двухъярусные крепко сколоченные нары, печка в углу. Я прошел здание насквозь, увидев выход с противоположной стороны. Окон было мало, когда-то они были затянуты промасленной бумагой, но сейчас зияли провалами. Все окна выходили во двор. Никого. Я распахнул вторую дверь и вышел. Десантники удивленно оглядывались.

— Не стоять, — скомандовал я, — осмотреть все здания, ничего не упускать.

Справа возвышался холм, раньше на нем располагалась батарея. Флеши осыпались, но повреждены не были, одно орудие оставалось на вершине, а второе лежало внизу перевернутое. Гат, со своими людьми, побежал наверх, по вырезанным в склоне ступеням.

Справа еще одно длинное здание. Что это казарма, лазарет? Прямо передо мной штаб. Торчит голый флагшток, скамейка у входа, к стене прибит умывальник без крышки, дверь закрыта. Несколько десантников подбежали и заглянули в окна, повернулись ко мне и один отрицательно помотал головой. Я подошел и распахнул дверь. Кают-компания была пуста. На столе стояли грязные, потемневшие от времени, алюминиевые тарелки, на полу лежали россыпью вилки и ложки. Один из десантников обошел меня, закинул карабин за спину, взял в левую руку корт, а правой открыл внутреннюю дверь.

— Морской черт! — выругался он и отшатнулся.

Я зашел внутрь. Вторая комната была спальней. Здесь стояла большая кровать с самодельным балдахином, она была застелена посеревшим от времени казенным офицерским бельем, на краешке пододеяльника еще можно было разобрать черную армейскую печать. Прямо посередине кровати лежал разложившийся труп в офицерской форме.

Меня передернуло. Я огляделся, но больше ничего в комнате не было, поэтому я вышел и закрыл за собой дверь.

Десантники подходили к штабу, по их расслабленным лицам можно было понять, что форт совершенно пуст.

— Господин супер-лейтенант-моринер, форт давно покинут, людей нет, — отрапортовал Тар.

— Один есть, — буркнул я, — зайдите в штаб, посмотрите.

Лейтенант, недоверчиво глядя на меня, вошел в здание и через минуту выскочил оттуда, как ошпаренный.

— Фу, черт.

Он был бледен, похоже, что его едва не стошнило.

— Нечего тут стоять, — скомандовал я, — занять круговую оборону, наблюдателей на вышки.

— Есть.

На вершине холма артиллеристы возились с орудием. Лейтенант Гат курил, сидя на станине. При моем появлении он поднялся и доложил.

— Господин супер-лейтенант-моринер, оба орудия повреждены. Разбиты панорамы, у того, что внизу сломано колесо, снарядов нет, пустых гильз тоже.

— Понятно.

Я огляделся. Сверху форт был, как на ладони. Я видел два вытянутых барака, сарай, штаб и лазарет. Все здания сложены из ошкуренных бревен, высокий частокол из заостренных сосновых стволов опоясывал форт и выходил одними воротами к пристани, другими в поле. Раньше там тоже рос лес, но саперы расчистили большое пространство вокруг, оставив только короткие пеньки и сосны со стороны океана. Слева на сопке появились моринеры, впереди быстро шел Бад. Увидев меня, он помахал рукой. Я отсалютовал карабином. Конечно, в современной войне форт нельзя было считать надежным укреплением, достаточно подвести несколько орудий и здесь бревна на бревне не останется, но для борьбы с дикими племенами, не знающими огнестрельного оружия, подойдет. Я спустился, чтобы встретить первый взвод. Бад и Мас вошли в ворота и доложили. По дороге они никого не встретили, спокойно прошли от пляжа до самого форта, человеческих следов не видели.

Второй взвод задерживался. Бад достал карманные часы и щелкнул крышкой.

— Они что, направление потеряли?

— Думаю, сейчас появятся, — сказал я, — в форте пусто, нашли одного покойника, офицер, в штабе лежит. Похоже, что Толя здесь нет.

— Чертова каракатица, — выругался Бад. Он с интересом огляделся и засунул за пояс корд, который все еще держал в руке.

— Что будем делать?

Я пожал плечами.

— Круговая оборона, бомбардиров на холм во флеши.

— Господин супер-лейтенант-моринер, — окликнул меня с вышки десантник, — второй взвод идет.

Лейтенант Жен был не в себе. Он вбежал в ворота, завертелся, кого-то выглядывая, увидел нас и, придерживая шпагу, быстрым шагом, направился ко мне.

— Что это с ним? — спросил Бад.

Жен подошел, отдал честь, руки у него тряслись, рот был сведен судорогой, а на щеках играл нездоровый румянец.

— Господа, — громким шепотом сказал он, — чрезвычайное происшествие. Там мертвые моряки, много.

Глаза у него были испуганные. Я видел, как в ворота стали заходить десантники из второго взвода, все они спешили, и было видно, что им не терпелось поскорее оказаться под защитой форта.

— Лейтенант Жен, — спокойно сказал я, хотя от его слов у меня по спине пробежали ледяные мурашки, — потрудитесь взять себя в руки и доложить, как положено.

Лейтенанта передернуло. Он подтянулся, отдал честь и доложил, — Господин супер-лейтенант-моринер, я обнаружил массовое захоронение людей.

Мы с Бадом переглянулись.

— Я оставил там доктора и несколько человек для охраны, и поспешил к Вам с докладом.

На меня лейтенант старался не смотреть. Понятно. Скорее всего, доктор сам захотел все осмотреть, но Жен боится, что мы посчитаем его трусом.

— Это далеко?

— Метров пятьсот.

— Хорошо. Вы свободны.

Лейтенант отошел в сторону и закурил, руки у него дрожали. Я с тоской оглядел серые от дождя постройки. Десантники расположились возле бойниц и на стрелковых площадках, двор опустел.

— Я пойду, — сказал Бад.

Я отрицательно покачал головой.

— Остаешься за старшего, ворота закрыть, приготовиться к обороне, со мной пойдет лейтенант Жен.

— Лейтенант, — окликнул я его, — Пойдем, посмотрим, что Вы там нашли. Возьмите пять человек, понадежнее.

Жен козырнул, выбросил недокуренную папиросу и убежал выполнять поручение.

— Давай я пойду, — снова предложил Бад.

— Нет. Я должен сам все увидеть. Охраняй форт, отправь Тара с одним отделением встречать егерей и орудие, пусть подберут наши ранцы и будут на чеку. И вот еще что. Мне нужен склад с продовольствием и боеприпасами. Он должен быть, где-то здесь. Найди его.

Я вытащил из-за пояса ракетницу и выстрелил в воздух. Зеленая сверкающая капля ушла в небо и рассыпалась в вышине огненными искрами.

Ворота с сухим треском захлопнулись, и наш маленький отряд покинул форт. Десантники были напуганы и старались держаться ближе ко мне. Не удивительно. Во время войны многое случалось. Иногда, захватив вражеский остров, мы находили расстрелянных пленных, иногда массовые захоронения гражданских, погибших при артобстреле. Но то было на войне.

Большинство рядовых и офицеров отнеслись к нашей миссии, как к развлекательной прогулке. Они ждали чего угодно, только не этого.

Иногда мне казалось, что война превратила меня в чудовище, в монстра. Я все время ожидал подвоха, казалось, что тысячи обнаженных клинков нацелены на меня. Эн говорила, что надо проще относиться к жизни, больше отдыхать. Мы ходили в рестораны, посещали музеи и театры, но где бы я не был, внутри оставалась сосущая пустота, мерзкое предчувствие надвигающейся беды. Я оказался прав. Идешь по тихой воде, готовь спасательный круг.

Ну, и ладно. Наплевать. Форт захвачен. Теперь, чтобы не случилось, никто не скажет, что я не выполнил задание. Если меня убьют, Эн получит пенсию.

Мы уходили все дальше, лес поредел, сосны стали выше, появился низкорослый кустарник. Чужая земля. Над нами кружились незнакомые птицы, с берега донеслось тявканье, какого-то мелкого хищника. Дождь кончился, и с сосновых иголок падали одинокие капли. Идти было трудно, ноги вязли в песке. С детства я любил сосновые боры, но здесь мне было не по себе, слишком много мест для возможной засады. Мы поднялись на невысокую сопку, спустились и оказались в проходе между двумя холмами. На вершине одного из них сидел десантник. При виде нас он вскинул карабин, но тут же опустил и махнул рукой.

Мы вышли на поляну. Слева у самого подножия холма, когда-то давно была вырыта огромная яма, края уже осыпались, над ней нависла, грозясь обвалиться, часть склона и торчащие из земли древесные корни. Рядом с ямой стоял доктор и что-то разглядывал. Он был в желтых каучуковых перчатках. Моринеры расположились в стороне, охраняя периметр. Их и доктора, словно разделяла невидимая линия, за которую десантники не спешили заходить. Я не чувствовал запаха смерти, но подходя к Солу, на всякий случай, достал из кармана платок и прижал к лицу.

— Что у Вас тут?

Доктор только махнул рукой. Объяснений не требовалось. В яме, вперемешку, лежали побелевшие кости, остатки полуистлевшей формы, ремни и оружие. Под ногой у меня, что-то хрустнуло, я посмотрел вниз и отшатнулся, в песке белела кость.

— Дикие звери растащили. Кости здесь повсюду, — заметил доктор.

— От чего они умерли? — спросил я и убрал платок. Мертвецов я не боялся, и скелеты не вызывали во мне панического ужаса. Все эти люди погибли слишком давно.

— Не знаю. Надеюсь, что это не эпидемия. Впрочем, спросим у местного доктора. На нескольких мертвецах есть ранения, нанесенные холодным оружием. Вот, — доктор протянул вперед раскрытую ладонь, и я увидел пулю, — нашел в песке.

Пуля была наша, от карабина Гока.

— Можете определить, когда они умерли?

— Не могу. Давно. Может быть, год назад, может быть больше. Не забывайте, что я не патологоанатом, а дантист.

Доктор стянул перчатки и бросил в яму.

— Что за безобразие, — зло выговорил он, — похоронить нормально не могли. Ну, Толь еще ответит за это. Как они все это объяснили?

— Кто? — не понял я.

— Ну, эти, вояки местные — Сол достал из санитарной сумки бутылочку со спиртом и кусок ваты, и протер руки.

Видимо он был уверен в том, что мы нашли колонию и уже успели поговорить с гарнизоном. Он остался, потому что ему было любопытно, в нем проснулся исследователь. Интересно, захотел бы он рыться в могиле, если бы знал, что сейчас на этом берегу других цивилизованных людей кроме нас нет.

— Некому объяснять. Мы не нашли Толя, никого не нашли.

Доктор с удивлением уставился на меня, он так и застыл с куском ваты в руке.

— А я, — промямлил он, — подумал, что все нормально.

— Нормально. Форт наш, потерь нет, людей Толя тоже нет, только один покойник. Кстати, он ждет Вашего осмотра.

— Кто? — не понял доктор.

— Покойник! — рявкнул я, чтобы вывести Сола из оцепенения, он моргнул.

Глядя на перепуганного доктора, я неожиданно понял одну вещь. Сегодня ничего не произойдет. На нас никто не нападет, не будет никаких неожиданностей. Людей адмирала Толя больше нет. Почти все ушли на кораблях, остальные, видимо, лежат здесь, в яме. Может быть их убили дикари, может быть они сами перестреляли друг друга. Нужно закопать эту чертову могилу и отправляться в форт. Плохо, что лопат нет. У саперов есть маленькие саперные лопатки, десантникам они не полагаются, и так много всего на себе приходится таскать.

— Десантники ко мне!

Моринеры подбежали, стараясь не приближаться к зловещей яме. Я вспомнил, что пожилой сержант, когда-то служил в саперных частях.

— Ты, кажется, сапер?

— Так точно, — сержант заулыбался. Я давно заметил, что нижним чинам доставляет огромное удовольствие, когда начальство отличает их по имени или припоминает старые подвиги. На память я не жаловался.

— Как думаешь, если подорвать склон гранатой, земля осыплется?

Сержант сначала посмотрел на холм, потом на яму, потом на меня.

— Можно попробовать, господин супер-лейтенант-моринер.

— Пробуй. Всем отойти.

Сержант взял ручную бомбу, потом подумал, взял еще одну и забрался на вершину. Он немного походил, спустился ниже, потом, наконец, нашел место, присел на корточки, достал короткую абордажную саблю и начал копать землю.

— Пойдемте доктор, — я бережно взял Сола под руку, — сейчас бабахнет. Можете прочесть молитву?

— Вы серьезно?

— Да. Нужно похоронить их по-человечески, — я показал на яму.

Сол опустился на колени и начал вслух читать отходную молитву.

— Всем отойти! — крикнул я еще раз.

Можно затаиться и сидеть тихо в надежде, что тебя не заметят, можно не выходить за ворота, трястись от каждого шороха и ждать подкрепления, но это бессмысленно, рано или поздно нас все равно обнаружат. Сейчас мы объявим, что в форте опять появился хозяин.

Сержант закопал заряды и отбежал, держа в руках кусок веревки, привязанный к одной из гранат.

Он махнул рукой, показывая, что нужно укрыться.

Я присел рядом с доктором, несколько моряков легли на песок, кто-то даже прикрыл голову руками.

Грохнул взрыв. Песок, щепки и обломки корней взметнулись вверх, часть склона дрогнула и медленно съехала вниз, накрыв погребальную яму.

Обратный путь всегда кажется короче. После всего, что мы увидели, оставаться на открытом месте не хотелось. Отряд шел быстро, почти бежал. Удивительно, сколько странных мыслей может прийти в голову в такие моменты. Все держали оружие наготове и внимательно смотрели по сторонам, ожидая нападения. Наконец, мы добрались до форта и с облегчением услышали за спиной скрип закрывающихся ворот.

Нас встречал Бад. Он был явно встревожен.

— Мы слышали взрыв. Что произошло?

Я остановился, чтобы передохнуть, рядом тяжело дышал доктор.

— Все в порядке. Занимались саперными работами.

Во дворе было людно. Пока мы отсутствовали, егеря успели высадиться, и теперь слонялись между казармой и штабом, ожидая приказаний.

К нам присоединились Муки, Жен и Кос. Остальные офицеры со своими людьми были на позиции. Интендант козырнул.

— Господин супер-лейтенант-моринер, разрешите обратиться?

— Слушаю Вас.

— Разрешите начать разгрузку.

Интендант прав. Есть множество вопросов, которые не требует отлагательств. К могильнику можно было отправить Бада. Я увлекся. Есть более важные дела, чем осмотр окрестностей, но я оправдывал себя тем, что командир должен четко представлять, что происходит в зоне действий его подразделения, и потом, мне еще предстояло писать отчет в адмиралтейство. Такие бумаги нельзя писать с чужих слов.

— Сейчас начнем. Нужно кое-что обсудить.

Господа, — обратился я к офицерам, — прошу за мной.

Мы прошли в штаб. Рукавом кителя, стараясь не касаться ладонью грязной посуды, я смахнул ее со стола, подвинул лавку и сел. Доктор расположился напротив, интендант и Муки остались стоять. Бад неодобрительно посмотрел на закрытую внутреннюю дверь, только он знал, что в соседней комнате, на кровати, лежит мертвое тело. Я достал из планшетки бумагу и химический карандаш и написал несколько слов. Офицеры молча ждали.

— Лейтенант-моринер Бад, прошу доложить.

Начальник штаба разложил на столе карту побережья.

— Третий взвод охраняет южную стену и ворота, первый — восточную и часть западной, второй — западную и северную стены, две бомбарды мы установили на батарее, третья в резерве, крепостные орудия выведены из строя, артиллеристы ими сейчас занимаются.

Лейтенант Тар с отделением третьего взвода охраняет пристань. Склад обнаружен, он совершенно пуст, ни оружия, ни продовольствия. В казармах нашли несколько старых матрасов и одеял. У меня все.

Офицеры с интересом разглядывали карту. Многие из присутствующих видели ее впервые. Извилистая линия побережья была нанесена очень подробно, с бухтами, мелями и течениями, но со стороны берега почти все пространство было белым, выделялся сам форт, несколько отдельно стоящих строений и единственно обнаруженная деревушка аборигенов в десяти километрах к северу.

— Итак, господа. Адмирала Толя нет, припасов нет, наша морина предоставлена сама себе, и рассчитывать нам больше не на кого.

Они слушали очень внимательно. Худшие опасения подтвердились. Даже самые легкомысленные наконец поняли, что людей Толя на Диком острове нет.

— Часть гарнизона пропала, часть уничтожена. Со временем мы поймем, что здесь произошло, но сейчас есть дела поважней. Нужно срочно начать разгрузку. Без продовольствия и боеприпасов нам конец, поэтому на охране форта останется второй взвод, остальные идут на берег и помогают перетаскивать грузы. Первым делом выгружаем лошадей и походную кухню, потом орудие и все остальное. Кос, пожалуйста, проследите за этим.

— Слушаюсь, — видно было, что интендант нервничал, он покраснел и вспотел. Грузы на его совести, за любую потерю или порчу придется отвечать.

Я немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Напасть на нас могут в любой момент. Особенно уязвимы те, кто работает на разгрузке. Поэтому здесь и здесь, — я указал точки на карте, — нужно установить секреты. Посадите по три человека с гранатами. На охране третий взвод. Особое внимание на пристань. Это Ваша задача, Бад, рассчитываю на Вас.

Бад кивнул.

— И еще, пока орудие не перевезли, артиллеристам заняться нечем. Я видел, что егеря привезли с собой инструменты. Отправьте пушкарей на заготовку дров. Пусть рубят сосны со стороны океана, сразу за забором. Срубили ствол, отчистили от веток и принесли в форт, а распиливают уже здесь.

— Слушаюсь.

— Вопросы, предложения?

Бад кашлянул, прочищая горло.

— На сколько я понимаю, корабль к пристани подходить не будет. Придется все перевозить на лодках. Свяжем две шлюпки, установим настил для перевозки кухни и орудия, но это сильно нас задержит.

— И в чем вопрос?

Бад стрельнул на меня глазами.

— Как будем перевозить на берег лошадей?

— Не нужно перевозить, — Кос насупился, — сами доплывут. Мы так уже делали при высадке в Бао.

— Разумно, — я кивнул, — еще вопросы?

Вопросов больше не было и все разошлись по своим делам, кроме доктора и Бада, которых я попросил остаться.

Когда дверь за офицерами закрылась, я провел Сола в соседнюю комнату. При виде мертвеца на кровати, он остановился.

— Видите, какой у нас тут конфуз. Я Вас прошу осмотреть тело.

Сол невозмутимо полез в сумку за перчатками. Мы с Бадом не стали ему мешать, вернулись в кают-компанию и сели за стол.

— Мы нашли в яме кучу костей, сколько там человек не знаю, много, все в саперной форме с оружием, их даже не похоронили по-человечески, — рассказывал я, — мы взорвали склон холма, чтобы засыпать могилу.

— Морской черт! — Бад расстегнул верхнюю пуговицу френча и потер загорелую шею, — очень плохо.

Я кивнул.

— Если я этот взрыв услышал, значит и еще кто-нибудь мог, — задумчиво протянул Бад.

— Это точно, — ответил я, — нам нужно торопиться с разгрузкой, гости могут нагрянуть в любую минуту. До их появления нужно успеть хоть, что-нибудь перенести в форт. Пошли сигнальщика на берег, пусть предаст вот это.

Я протянул ему, только что написанную, записку.

— Можешь прочесть, там секретов нет.

На маленьком листке я написал: «Форт наш, людей нет, адмирала нет. В случае нападения дикарей, прошу поддержать огнем. Бур».

— М-да-а, — многозначительно протянул Бад,

— Я тебя прошу, займись охраной на берегу и помоги интенданту. Оборона форта на мне.

Опять пошел дождь. С вершины холма хорошо просматривалось расчищенное пространство перед фортом. Я снова и снова прикладывал к глазам подзорную трубу, но в лесу не было видно никакого движения. Наблюдатели на вышках показывали, что все спокойно. Я расположил во флешах все три бомбарды и пять стрелков. Позиция была отличная.

Я видел, как доктор вышел из штаба, видимо закончил осмотр, огляделся, узнал меня и стал поднимать наверх. Он выглядел озабоченным.

— Мужчина, лет тридцати — сорока, судя по погонам саперный лейтенант, застрелился из армейского револьвера, документов нет, смерть наступила несколько месяцев назад, рядом с телом я обнаружил пустую флягу.

Я недоверчиво уставился на доктора.

— Он, что жил здесь один? Последний цивилизованный человек, который нас не дождался?

— Не знаю. Собственно, это не мое дело. Если бы он здесь жил, мы нашли бы личные вещи, остатки пищи. Ничего этого я не заметил.

Доктор набил трубку табаком и с наслаждением закурил.

— Не думаю, что кому-нибудь захочется ночевать в этой комнате. Я бы на Вашем месте ее заколотил, а кровать сжег. Да, и как врач не рекомендую, может быть покойный был чем-нибудь болен.

— Вы думаете?

— К сожалению, я могу только предполагать. Были случаи заражения на Диком острове неизвестными болезнями. Помните, что Аси рассказывал. Значит, нам надо быть осторожнее, есть только привезенную с собой пищу, кипятить питьевую воду. Я осмотрел колодец, на первый взгляд вода нормальная.

Я достал тонкую сигару и тоже закурил, сделал вдох, перехватило дыхание и в горле запершило. Конечно, сигарами затягиваться нельзя, но иногда, когда мне хотелось прочистить мозги, я нарушал правила.

— Кофе хочется, — пожаловался доктор.

Я с пониманием посмотрел на него. Утро у Сола выдалось не самое приятное.

— Понимаю, что Вы устали, но есть работа, которую кроме Вас сделать никто не сможет.

Доктор задумчиво покивал.

— Нет, я не устал. Просто, тяжело. Не ожидал, что увижу такое.

— Как и все мы.

— Нет, Бур. Вы все знали заранее. Только не обижайтесь. Вы, как будто чувствуете смерть.

Я пожал плечами. Наверно, доктор прав.

— Нужно похоронить этого мертвеца, выбросить и сжечь всю старую рухлядь, матрасы, одеяла, старые вещи, если такие найдутся. Если Вы не возражаете, я сниму с позиций своих санитаров, и займусь этим.

— Хорошо, — ответил я, — но учтите, доктор. Мне нужны документы и личные вещи офицеров, все это отложите и не сжигайте, таков приказ адмиралтейства.

— Хорошо. Да, кстати. Револьвер, из которого застрелился покойный, не офицерский и фляга солдатская.

Уже больше двух часов между судном и берегом сновали десантные лодки. Ящики, тюки и бочки заполонили узкую полоску пляжа. Разгружались в спешке. Лошадей выгрузили первыми и теперь их безжалостно гоняли между фортом и берегом. Люди выбивались из сил, носить тяжелые грузы по песку оказалось невероятно сложно. Бад помогал Косу, как мог, он то обходил посты, то бегал по пристани, ругался и подгонял моринеров. Капитан выслал нам в помощь отряд моряков, но толку от них было мало, Бад посадил их на весла.

Пока выгружали орудие, артиллеристы успели срубить несколько сосен и распилить их на дрова. В казармах проверяли старые походные печки и ставили новые, задымили трубы. Окна затянули промасленной бумагой. Вечером, когда люди вернутся в казармы, нужно будет, где-то отогреваться и сушить одежду. Покойника завернули в брезент, вынесли за ворота и закопали, кровать, на которой он лежал, старые матрасы и одеяла сложили во дворе и подожгли. Сырая ткань не хотела гореть, тогда Гат настругал толовую шашку и дело пошло на лад. Во дворе полыхал костер. Промокшие моринеры, отпросившись у начальства, подходили к нему обсушиться.

На батарее стало шумно. Артиллеристы, помогая друг другу и выбиваясь из сил, затаскивали на холм доставленную с корабля пушку.

— Веселее ребята, веселее! — подбадривал их Гат.

Я оставил его распоряжаться и спустился вниз.

Часть грузов уже успели перенести с берега, и возле штаба громоздились ящики и бочки. В форте нашли два склада. Оружейный оказался в холме под батареей, он был надежно укреплен сосновыми стволами и досками, а продовольственный, примыкал к одной из казарм, и представлял из себя поднятую на столбах, от мышей, избушку с низкой двускатной крышей.

Разгрузке было не видно конца. Один взвод сменял другой. Уставшие моринеры заходили в форт и занимали места у бойниц, отдохнувшие оставляли оружие и шли перетаскивать грузы.

Кос метался между берегом и фортом, отдавая распоряжения, переписывая и проверяя доставленный груз.

Я зашел в лазарет. Доктор и санитары уже обживали маленькую операционную и палату на десять коек. Здесь было чисто, весь мусор вымели вениками, сделанными, на скорую руку, из сосновых веток. В комнатах еще было сыро, для того, чтобы помещения высохли и прогрелись нужно время. В углу пыхала жаром железная печка. Я с удовольствием, постоял возле нее, согреваясь. Моя форма промокла насквозь.

— Почему Вы без плащ-палатки? — спросил доктор, — простудитесь.

— Ладно. Сейчас она уже все равно не поможет.

— Рядовой, — бросил Сол проходящему мимо санитару, — дайте господину супер-лейтенант-моринеру спирту.

— Слушаюсь.

Моринер отстегнул от пояса фляжку и протянул мне.

— Благодарю, — я отсалютовал доктору, сделал глоток и запил водой из своей фляги.

Внутри сразу стало тепло.

Санитары сами сходили на берег, принесли нужное количество матрасов и одеял и сейчас застилали койки.

— У Вас уютно, доктор. Пожалуй, я останусь жить в лазарете.

— Пожалуйста, — не оборачиваясь, ответил Сол, — Кос уже забронировал койку у печки.

В час дня было решено приостановить все работы. Люди выбились из сил. Нужен был отдых и горячая еда. Полевую кухню доставили еще с утра и повара сварили жирный рыбный суп, щедро приправленный ароматными водорослями. За час до обеда я освободил Люма от дежурства и заставил его привести в порядок штаб. Он закрыл дверь в бывшую спальню и занавесил ее брезентом, вымыл пол в кают-компании, закрыл окна двумя листами бумаги, вычистил стол и скамейки, установил и растопил печку. Когда офицеры собрались на обед, в штабе было тепло и светло, пахло кофе и хорошим табаком. Доктор пришел первым, он восстановил лазарет и по праву гордился выполненной работой. Сол устроился в углу, вытянул уставшие ноги и с наслаждением курил, ожидая, когда подадут суп. Бад расставил на столе открытые консервные банки с крабовым паштетом, разложил в алюминиевых тарелках куски сахара и галеты. Он продрог и устал. Помогая Люму накрывать на стол, он отогревался и обсыхал, стараясь держаться поближе к печке.

Офицеры приходили по одному, снимали верхнюю одежду и садились к столу. Мокрые фуражки и плащ-палатки развесили при входе на вбитых в стену гвоздях, которые заменяли вешалку.

В кают-компании собрались доктор, Бад, я, Гат и Кос. Тар тоже пришел. Его освободили от дежурства на берегу, было решено, что до утра охраной пристани займутся стрелки из команды корабля, а третий взвод останется только в секретах.

Почти все командиры взводов оставались на своих местах. Мы договорились, что после обеда, сменим их и отпустим передохнуть.

Кос принес с собой и поставил в середину стола бутылку рома.

От еды и выпивки все повеселели. Тяжелые мысли о судьбе адмирала Крола и его людей отходили на задний план. Мы выполнили боевую задачу и обосновались в форте, теперь нужно было налаживать обычную жизнь. Дел было много.

Прямо за столом мы обсудили наши дальнейшие действия и составили график дежурств. Никто не сомневался, что рано или поздно дикари попробуют захватить форт. Зловещие находки не оставили никаких сомнений в их кровожадных намерениях.

В шесть часов все работы решено было закончить. Большая часть груза была перевезена на берег и перенесена в форт. Морине нужен был отдых. Последняя лодка, отошедшая от корабля, привезла мне приглашение на ужин от капитана.

Мы с Бадом пили кофе в кают-компании. За окном перекликались моринеры, которые заносили оставшиеся патронные ящики на склад.

— Поедешь? — спросил Бад. Он сидел за столом и вертел в руках пачку папирос, рядом на старой газете был разложен солдатский корд, который он хотел почистить, но так и не собрался.

— Поеду. Надо поговорить с Халом.

Бад налил себе еще кофе в маленькую фарфоровую чашку. Люм распаковал посуду и приборы, постелил скатерть, поставил на стол керосиновую лампу и два подсвечника, повесил занавески. В этих широтах темнеет поздно, и мы зажгли только одну свечу, в кают-компании было сумрачно и уютно.

— О чем с ним говорить? Завтра вечером он уйдет и больше о нас не вспомнит.

Я встал и прошелся по комнате.

— Он отвезет мой отчет в адмиралтейство. Бумаги это еще не все. Самое главное, как в секретной службе отнесутся к его рассказу. Если они поверят в то, что здесь не безопасно, и, если Дикий остров им действительно нужен, они быстро пришлют подкрепление.

— Если то, если это, — Бад неопределенно махнул рукой, — я думаю, что им плевать. Мы боевую задачу выполнили, кто-нибудь доложит наверх и получит орден за удачно проведенную операцию. А мы будем здесь сидеть, пока не сдохнем. Наверно нас уже списали.

Слишком часто во время войны, адмиралтейство оставляло десантные морины умирать. Острова перенаселены, чем больше погибнет, тем легче будет живым, поэтому потери никто не считал. Пятьдесят процентов командиров взводов погибало в первом же бою, расходный материал, пушечное мясо. К концу второго месяца, в живых от выпуска оставались не более двадцати процентов личного состава. Но война давно закончилась. Сейчас трудно будет списать сто человек.

— Люди устали и напуганы. Уверен, что по лагерю уже ползут слухи о массовом захоронении и о мертвеце в штабе. Нам нельзя подавать виду, что что-то идет не так. В конце концов, мы не саперы, нас трудно застать врасплох.

Бад отмахнулся, — знаю, знаю.

Я усмехнулся.

— Помнишь, что ты говорил в столице? «Это обычная операция, спасем Толя и назад». Было такое?

— Дураком был, — просто ответил Бад. Он закурил папиросу. Я подошел к окну, через коричневую плотную бумагу ничего нельзя было разглядеть.

— Я вообще в столице много чего говорил. Теперь все на так.

Я повернулся и с удивлением уставился на него. Бад несколько раз глубоко затянулся и раздавил окурок в пепельнице, на меня он не смотрел.

Он встал, одернул и застегнул френч, поправил портупею и надел фуражку.

— Пойду посты проверю.

— Давай. Все будет хорошо, — сказал я.

Бад кивнул, козырнул и вышел.

— Все будет хорошо, — повторил я. В самом деле, а что я мог еще сказать.

Перед отъездом я приказал оставить на стенах по одному отделению каждого взвода, часовых и дежурных артиллеристов, остальных отправил отдыхать. Бессмысленно держать людей в напряжении целые сутки. В казармах стало светло от керосиновых ламп, койки застелили и помещения сразу приобрели жилой вид, печки топили несколько часов подряд, и, хотя в комнатах стало душно, но сырость ушла.

Бад выделил мне шестерых сопровождающих. Мы вышли за ворота, когда стало смеркаться, а к борту корабля причалили уже в полной темноте. На судне горели только сигнальные огни, капитан соблюдал светомаскировку. Уже у самого борта узкий луч прожектора осветил нашу лодку и не отпускал, пока мы не причалили.

Все свободные от вахты офицеры собрались в кают-компании за празднично накрытым столом. Капитан в парадной форме тепло встретил меня и посадил рядом с собой на почетное место.

— Господа, — сказал он, поднимая бокал с шампанским — Сегодня мы выполнили приказ адмиралтейства. Благодаря отваге и находчивости нашего друга, супер-лейтенанта Бура, форт захвачен. Операция прошла успешно. Завтра вечером мы уходим домой.

Все закричали «Ура» и выпили стоя.

Ужин удался на славу. Подавали жаренную курицу и свиные колбасы. Это было первое мясо, которое я увидел за время нашего путешествия. Я ел и пил с удовольствием. Люди, родившиеся на маленьких островах, привыкли питаться морепродуктами и водорослями, но никто никогда не откажется от деликатесов.

На меня накинулись с расспросами. Пришлось в подробностях рассказать, что мы нашли в форте и описать наши приключения.

Дневные страхи отошли на задний план, от вина и еды, я повеселел и, впервые за этот тяжелый день, расслабился. После ужина капитан сыграл на рояле. Я курил и наслаждался покоем. В ярко освещенной кают-компании, в кругу улыбающихся, празднично одетых офицеров, уже не верилось в то, что сегодня утром я обнаружил яму полную человеческих останков и сырые опустевшие казармы. Все это казалось наваждением, дурным сном.

Около восьми офицеры стали расходиться и капитан пригласил меня в свою каюту курить сигары.

— Извините, Хал, — сказал я, усаживаясь на стул, — не могу больше курить, с удовольствием просто посижу с Вами и выпью чаю.

Хал закурил и откинулся в кресле, — ну, как хотите. Рассказывайте. Неужели все так плохо?

Я еще раз рассказал ему о наших находках и подозрениях. Капитан слушал очень внимательно и ни разу меня не перебил.

Стюард принес чай и печенье. Когда за ним закрылась дверь, Хал отложил сигару, встал, прошелся по комнате и остановился у иллюминатора, заложив руки за спину. Он покачался на носках, пожевал губами и сказал, — Боюсь, что Вы попали в неприятную историю Бур. Теперь, нет никакого сомнения в том, что часть экспедиции погибла здесь, а уцелевшие, безуспешно, попытались спастись на десантном судне.

Он повернулся и в упор посмотрел на меня.

— Мне страшно оставлять Вас одного, но не выполнить приказ я не могу. Как я уже сказал, завтра вечером мы уходим домой. Простите.

Я был благодарен Халу за то, что он не пытался успокаивать меня. Старая добрая традиция приглашать к себе младшего по званию, чтобы напутствовать перед боем и снять с себя ответственность. Всегда существует устав, всегда есть приказ и никогда нет виновных.

— Вам не за что извиняться. Адмиралтейству нужна точная информация. Я думаю, что они догадывались о судьбе Толя и просто хотели убедиться.

Я выпил чай и поднялся.

— Выполняйте приказ, капитан, а я выполню свой. Постарайтесь донести до адмирала Меца, что бессмысленно отправлять на Дикий остров морину или две, нужен серьезный десант при поддержке военных кораблей. Завтра я все это изложу в своем рапорте.

Хал расстегнул парадный китель, показав край несвежей рубашки и потер шею. Он был явно смущен.

— Можно дать Вам один совет?

— Давайте.

Капитан взял меня под руку и подвел к стене, на которой была растянута карта побережья.

— Это бухта, в которой мы сейчас находимся, — он ткнул пальцем в причудливую кривую линию, — вот здесь, — палец прочертил прямую и уперся в несколько кружков на юго-востоке, — находятся три острова. Экспедиция Толя их обследовала и нашла, что один вполне пригоден для жизни.

— Я об этом ничего не знал, — признался я.

— И не могли знать. Это информация из секретного отчета для отдела исследований, — ответил капитан. Он отошел от карты, налил себе вина и залпом выпил. Я молча следил за ним и ждал продолжения.

— Так вот, — продолжал Хал, — если на берегу больше нельзя будет оставаться, садитесь в лодку и постарайтесь до них доплыть.

Я горько усмехнулся. Если выбирать между океаном и сушей, я всегда выберу второе. Наверно, кто-нибудь и смог бы добраться до острова, не имея карты и компаса, но только не я.

— Я плохой моряк, у меня не получится.

— Получится. Просто, поверьте мне и, если не будет другого выхода, садитесь в лодку.

— Хорошо.

Я улыбнулся. Странный человек. Грубый и неряшливый, но яркий. Есть такие люди, которые поражают ваше воображение. Их очень немного, но вы помните о них всю жизнь.

Мы пожали друг другу руки.

— У Вас есть какие-нибудь просьбы? — спросил капитан.

— Последнее желание? — я усмехнулся, — хочу принять ванну.

— Пожалуйста. Каюта все еще в Вашем распоряжении.

— Спасибо! — я взялся за ручку двери.

— Ничего не хотите сказать мне на прощание? — спросил капитан.

— Если будете столько пить, Вас выгонят с флота и Вы умрете в нищете.

— Я знаю, — ответил Хал.

В форт я вернулся около десяти. Меня встречали Бад и Тар. Они послали на берег отделение для охраны. Я был им благодарен, потому что прежние страхи вернулись ко мне. Это было что-то неосознанное, так бывает у детей, когда они без причины боятся оставаться одни в темноте. Дождь перестал, поднялся ветер, сосны скрипели и пели на разные голоса. Я быстро шел за десантниками, которые несли горящие факелы и чувствовал, как холодеет спина.

Нас окликнули со стены и открыли ворота. Во дворе было светло, моряки разожги костры. Уже прозвучал отбой и на посту оставались только усиленный караул и дежурные офицеры.

В штабе было людно. Горели свечи и керосиновая лампа, на столе стояли бутылки и открытые консервные банки. Гат и Тар играли в шахматы, артиллерист, как всегда, выигрывал. Кос курил папиросу и читал какой-то роман в яркой обложке. Лейтенанты Жен и Мас, как раз уходили спать, судя по красному лицу Маса он порядком набрался.

— Добрый вечер, господа.

Все встали.

— Садитесь.

Я взглянул на часы. Ровно в полночь начинается мое дежурство.

— Как там наш капитан? — спросил Кос.

— Опять пьян, — соврал я, — но за борт еще не свалился.

— Завидую, — ответил интендант, закрыл книгу и бросил ее на стол, — ужасная дрянь, невозможно читать.

— Сожгите ее в печи, — посоветовал Гат.

Люм установил у стены мою патентованную походную кровать, у противоположной стены я заметил еще одну.

— Это чья? — спросил я денщика, когда он проходил мимо с кофейником.

— Господин лейтенант Бад, приказал поставить, сказал, что будет ночевать в штабе.

Я кивнул, сел на кровать, и стальная сетка со скрипом с пружинила. Она была совсем новая.

— Развлекайтесь, господа, — сказал я, — не стесняйтесь, а я не много посплю.

— Мы Вам не помешаем? — спросил интендант.

— Нет. Все в порядке.

Я лег, с удовольствием вытянул ноги и положил на глаза согнутую в локте руку.

После двух лет войны, я мог спать в любых условиях, ни свет, ни шум не могли мне помешать.

Было душно и накурено, но по сравнению с окопным блиндажом, это были прекрасные условия.

Усталости я не чувствовал, немного гудели ноги, но настоящей слабости, от которой все валится из рук, не было. На судне я пил только шампанское, легкий хмель уже выветрился. Все равно нужно было отдохнуть, слишком много было выпито кофе и выкурено сигар, слишком много волнений. Я точно знал, что через несколько часов захочу спать, но тогда такой возможности уже не будет.

Мне никогда не снилась наша столичная жизнь. Я видел остров Хос, маленький старый дом на побережье, который я снял для своей семьи, участок с огородом, фруктовые деревья, дровяной сарай. Мне снилась Эн, одетая по-домашнему, несущая корзинку с яблоками. Я протянул руку, чтобы взять одно, но она убрала корзину за спину и сурово посмотрела на меня.

— Господин супер-лейтенант, вставайте, — Люм тряс меня за плечо.

Я оттолкнул его руку и сел. Кровать нещадно заскрипела.

— Что такое? Убери руки от меня.

— Извините, господин супер-лейтенант, пора Вам. На дежурство надо, — сбивчиво начал оправдываться денщик.

— Ладно, ладно, — я отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Глаза болели, сердце бешено колотилось, я помотал головой, стараясь разогнать мутное облако, которое мешало сосредоточиться.

— Дай мне умыться и кофе.

Я проспал. Бедный Бад наверно уже проклинает меня последними словами. В кают-компании никого не было. Лампу потушили, бутылки и продукты убрали и на столе горела всего одна свеча. Я быстро умылся, выпил залпом чашку чуть-теплого кофе без сахара, надел фуражку, взял карабин и вышел за дверь.

Костры во дворе ярко горели. Я выдернул горящую головню, прикурил от нее и полез наверх. Вдоль всей стены, поднятый на стропилах, тянулся длинный настил, на котором мы разместили стрелков. Часовые уже сменились и я не сразу нашел Бада, который сидел на чурбаке, возле бойницы у южной стены.

— Извини за опоздание.

— Ничего, — Бад встал, — мог еще поспать, я не устал.

— Перестань. Ты с утра на ногах. Как обстановка?

— Все тихо.

Я всматривался в темноту. В свете луны хорошо просматривалось пространство перед стеной. Движения не было. Со стороны леса доносились крики неизвестных птиц и животных.

— Надо будет на следующую ночь жечь костры не внутри, а снаружи.

— Угу, — угрюмо поддакнул Бад, — учтем.

Весь день он был серьезен и неразговорчив. Обычно веселый и бесшабашный, он никогда не унывал и подавал другим хороший пример.

— Что с тобой?

Бад не ответил. Он закурил и высунулся наружу. Я едва успел его отдернуть. Скольких товарищей мы потеряли из-за глупой небрежности. Огонек папиросы отличная мишень.

За нашей спиной горели костры, потрескивали сухие поленья, огненные искры рвались к небу. По двору прошел часовой. Он дошел до угла штаба, развернулся и пошел обратно.

— Скажи, — спросил Бад, — если бы тебе предложили начать все сначала? Ты бы согласился?

Я задумался. Обычно, мы задаем себе этот вопрос, когда в жизни, что-то не ладится. На него трудно ответить честно. Есть много путей, и когда мы устаем от того, по которому идем, появляются мысли об упущенных возможностях.

— Я ничего не хочу менять. У меня хорошая жизнь.

— Хорошая? Мы лижем сапоги адмиралам и чиновникам, лезем в пекло ради каких-то высших целей, на нас всем плевать и когда мы подохнем, о нас сразу забудут. Разве это хорошая жизнь?

Я раздавил окурок о бревно и выбросил во двор. Не люблю бессмысленные разговоры. Каждый сам выбирает свою судьбу. Бад много раз мог изменить свою жизнь, уволившись в запас, женившись во второй раз и забрав собственного сына у родственников, но он неизменно выбирал комнату в казарме и ближайший бордель.

— Я говорил не об этом. Многие из наших друзей погибли, а я жив. У меня прекрасная жена и дети. Да, у меня скверная служба, но возвращаться на гражданку я не хочу.

— Ты не понимаешь, — резко сказал Бад, — Да, мы удачливые офицеры, нас не убили на войне, но посмотри, как мы живем. Нам вечно не хватает денег, мы спим на грубом белье, жрем армейские пайки и рады, если раз в месяц удается пообедать в хорошем ресторане. Меня уже тошнит от крабового паштета и галет. Мы привыкли и не замечаем всего этого, но ведь многие живут по-другому.

— Большинство людей живут хуже нас. Мы с тобой миллион раз говорили об этом, и ты всегда со мной соглашался. Что сегодня не так?

— Все не так, — не задумываясь ответил Бад и стукнул кулаком по бревну. Обычно мы прекрасно понимали друг друга, но сегодня был не тот случай.

— Иди спать, — сказал я, — ты просто устал.

Он промолчал.

— Ты можешь жениться во второй раз, когда мы вернемся домой, — начал я, — начнешь новую жизнь…

— Ты все равно не понимаешь, — тихо сказал Бад, — ладно, я пойду спать. Завтра много дел.

Я смотрел, как он спускается по лестнице и проходит через двор. Во мне не было жалости. В конце концов, многие могли бы позавидовать Баду. Если бы не смерть жены, можно считать, что его жизнь сложилась удачно. Мещанин с далекого острова получил звание лейтенанта и стал начальником штаба. Он успел повидать такое, что многим и не снилось. Он герой и орденоносец. Завидная судьба.

— Все мы тут герои, — пробурчал я и уставился в темноту.

В пять часов утра мне ужасно захотелось спать. Чтобы не много взбодриться, я обошел посты и забрался на батарею. Дежурные артиллеристы дремали, прислонившись к станине и мне пришлось их хорошенько встряхнуть.

— Еще раз увижу, весь день проведете на разгрузке, — пригрозил я.

Светало. Из леса наползал туман. Я несколько раз осматривал сплошную стену деревьев через подзорную трубу, но не заметил никакого шевеления. Под утро стало прохладно и я пожалел, что не надел бушлат. Можно было, конечно, зайти в штаб и взять, но я не хотел будить Бада. Его странная нервозность оставила в душе не приятный осадок. Я надеялся, что отдохнув, он снова станет самим собой.

Я спустился к затухающему костру и закурил. Большинство поленьев уже прогорело, но жар все еще был силен. То, что форма пропахнет дымом меня совершенно не волновало. Сразу стало тепло. От сигар уже першило во рту, но они не давали заснуть. Отогревшись, я снова полез на стену.

Люди думают, что я все предвидел. Рядовые и младшие офицеры смотрят на меня с восхищением и ужасом. Иногда я ловлю на себе их взгляды. На самом деле я ничего не знал. Просто, в очередной раз перестраховался. Конечно, я надеялся, что колония выживет, и что на берегу нас встретит бравый адмирал Толь с традиционной жаренной рыбой и солью. Я очень этого хотел, но врожденная осторожность помешала мне обставить высадку, как воскресную прогулку. Я не провидец, я перестраховщик.

По двору пробежал Мас, наверно торопится в уборную. Я зевнул и опять достал подзорную трубу.

Утром меня сменил Тар. Часть гарнизона полезла на стены, часть ушла на пристань, ночную вахту отправили спать. Убедившись в безопасности корабля и команды, капитан причалил к берегу и выделил моряков для разгрузки, так что теперь не нужно было мотаться на лодках туда-сюда и дело пошло быстрее. Я пожелал всем доброго утра и отправился спать. В штабе было пусто, Бад уже ушел на берег. У его кровати стояла сгоревшая свеча и полупустая бутылка вина.

Мне очень хотелось спать. Глаза слипались и ноги были, как ватные. С трудом добравшись до кровати, я завалился, не разуваясь, на матрас и накрылся колючим шерстяным одеялом. В этот раз снов не было. Мое сознание провалилось в темную глубокую яму. Я не слышал, как Люм гремел кофейником и накрывал на стол, как заходили доктор и Кос. Проснулся я от голода. Было уже начало первого. На столе стояла алюминиевая тарелка с холодной тушенной рыбой, накрытая чистой салфеткой. Денщик куда-то запропастился. Я потрогал кофейник, он давно остыл. Пока в кают-компании никого не было, я умылся над умывальником, который вчера откуда-то притащил Люм, и причесался.

Пить холодный кофе мне не хотелось, поэтому я включил спиртовку и поставил на нее кофейник. Пока он грелся, делать мне было совершенно нечего, и недолго думая, я открыл дверь в опустевшую спальню.

Небольшая комната, в которой когда-то стояла единственная в форте нормальная кровать. Наверно здесь ночевал адмирал. Всю мебель вынесли и сожгли. Доктор сообщил мне, что пол и стены он продезинфицировал, как мог. Я думал о человеке, который умер в этой комнате. Последний офицер форта. Он где-то здесь жил и до последнего верил в то, что за ним вернутся. Человек, который решился на самоубийство должен был что-то оставить. Я огляделся. Что-нибудь, письмо к родным или проклятия к тем, кто бросил его на произвол судьбы. В комнате стоял резкий запах дезинфекции. Я не хотел долго здесь находиться и быстро осмотрел стены и пол. Мне повезло. В щели между половицами, у самой стены, я заметил полоску пожелтевшей бумаги. Ее не просто всунули в щель, но постарались сделать максимально незаметной и даже присыпали сверху трухой. Если бы я не искал, то никогда бы не увидел записку. Это был маленький обрывок, на котором химическим карандашом было выведено «в храме главный зал правый угол». Я несколько раз перечитал надпись. Повинуясь необъяснимому порыву, я зажег спичку и сжег записку. Потом вернулся в кают-компанию и тщательно вымыл руки с мылом. Кофе закипел, и крышка кофейника подпрыгивала и дребезжала.

Когда я доедал рыбу, вошел доктор. Он пожелал мне приятного аппетита.

— Спасибо, — ответил я с набитым ртом, — Как спалось на новом месте?

— Отлично, — Сол сел на лавку, снял фуражку и пристроил ее на столе.

— Как прошло первое дежурство?

— Тихо было, — я отставил тарелку и подвинул к себе кофейную чашку, — никого не видел.

Доктор переложил фуражку на другое место, потом опять взял ее в руки, достал носовой платок и потер кокарду.

— Я заходил несколько раз, Вы крепко спали.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, — доктор улыбнулся и, наконец, оставил фуражку в покое, — наоборот. Я боялся, что начнутся неприятности, что на нас могут напасть, но сейчас, как-то даже слишком спокойно.

— Это же хорошо.

— Не знаю. Я человек действия. Если придется воевать, так уж лучше сразу.

За окном переругивались моринеры. В лагерь принесли очередную порцию груза и сержант объяснял, как правильно уложить ящики. Обычно на них стояла маркировка «верх-низ», но уставшие десантники на нее не смотрели.

Мне бы тоже хотелось решить все разом. Одно сражение, перевязываем раненых, хороним убитых, и мы навсегда хозяева Дикого острова. Слишком просто. Я чувствовал, что нас втягивают в какую-то мерзкую историю. Вся эта обманчивая тишина, безлюдный берег и пустой форт — обыкновенная ловушка.

Я выпил кофе, вытер губы салфеткой и встал.

— Нет, доктор. Сразу не получится. Они на нас сначала посмотрят, дадут нам привыкнуть к тому, что все спокойно и тогда ударят.

Сол в упор посмотрел на меня. Бьюсь об заклад, его мучают такие же мысли. А остальных? Почему Бад так спокоен? Что-то не так. Что-то я видел или слышал, и это теперь не дает мне покоя. Что это было? Когда?

Шум за окном смолк. Наверно, услышали наши голоса и затихли, прислушиваясь. Бумага на окне, не стекло, отлично пропускает любой звук.

Сол тоже встал.

— Вы думаете, все-таки нападут?

Я надел портупею, поправил шпагу, выровнял привычным движением фуражку, и подойдя вплотную к доктору, тихо сказал, — обязательно.

На крыльце, за дверью, заскрипели доски, кто-то топтался у входа.

— Скажите доктор, Вы сейчас очень заняты?

— Совершенно не занят.

— Не хотите прогуляться со мной в одно интересное место? Но предупреждаю, там может быть опасно.

Сол достал револьвер, прокрутил барабан и опять убрал в кобуру.

— С удовольствием.

Подойдя к двери, я с силой ударил по ней ногой. От толчка Люм слетел с крыльца, но не упал, а схватился за ушибленное плечо.

— Любопытствуешь? — спросил я, — возьми карабин и керосиновую лампу и следуй за мной.

Северные ворота охраняли егеря. Муки забрался на стену и наблюдал за разгрузкой корабля. Большинство сосен со стороны океана срубили и теперь из форта хорошо просматривался пляж.

— Муки! — окликнул я егерь-лейтенанта, — Вы мне нужны.

Он убрал подзорную трубу и ловко спрыгнул с настила.

— Здравия желаю, господин супер-лейтенант-моринер.

Муки улыбался и было видно, что он наконец получил то, что хотел: удивительные приключения в лесах, кишащих дикарями, опасности на каждом шагу и суровую службу вдали от дома.

— Мне нужны два человека с оружием.

— Слушаюсь, — лейтенант козырнул, повернулся на каблуках и скоро вернулся с двумя егерями, которые на ходу поправляли форму и надевали фуражки, видимо он поднял их с постели.

— Следуйте за мной, — сказал я и пошел в лес.

На всех картах Дикого острова, слева от форта, значилось каменное строение, которое Аси называл храмом, а офицеры Толя заброшенной постройкой. Находилось оно совсем рядом с базовым лагерем, поэтому я взял такое маленькое сопровождение. На мои расспросы об этом странном месте Аси отвечал уклончиво, то ли боялся показаться невеждой, то ли просто ничего не знал. Люди адмирала осмотрели храм сразу после высадки. У них была идея использовать каменное строение, как основной бункер и штаб, но потом решили, что подобные действия могут не понравиться аборигенам. В записке самоубийцы говорилось о храме. Не знаю, что спрятал там покойный, но возможно он поможет мне разобраться в тайнах адмирала Толя.

Мы подошли к приземистому строению, сложенному из больших неотесанных камней. Трудно было сказать, сколько лет этому зданию. Некоторые камни покрылись мхом, некоторые потрескались и от них откололись большие неровные куски. Двери не было, внутрь можно было попасть через узкий темный провал.

Наш маленький отряд остановился. Моринеры в нерешительности перешептывались. На меня они старались не смотреть, думая, что я собираюсь отправить их в разведку. Сол внимательно осмотрел здание, пощупал камни, поскреб шомполом мох.

— Очень старая постройка.

— Люм, зажги лампу.

Денщик повиновался. Когда он зажигал керосинку, руки его дрожали.

— Вы трое останетесь здесь, занять оборону и смотреть в оба. Мы с доктором пойдем внутрь.

— Есть, — одновременно гаркнули десантники и облегченно вздохнули.

Я взял лампу в левую руку, револьвер в правую и шагнул в темноту.

— Скажите доктор, если человек постоянно ощущает тревогу, во всем ищет подвох и никому не доверяет это нормально?

— Скорее всего, — задумчиво ответил Сол, — это говорит о серьезном расстройстве психики.

— Приятно слышать.

Мы оказались в небольшой прямоугольной комнате, потолок был настолько низкий, что доктору пришлось согнуться, чтобы не удариться головой. Под ногами хрустел песок. Никаких следов, даже звери не заходили сюда. Лампа давала мало света, но было видно, что стены изнутри были совершенно ровные.

— Интересно, — сказал Сол, — как дикари смогли так отполировать камни?

Я не ответил и продолжал идти вперед. Показался еще один проход. Вторая зала оказалась значительно больше первой. Здесь был земляной утрамбованный пол. Дальние углы тонули в темноте. В помещении было холодно и сыро, но воздух свежий, наверно, где-то была скрытая вентиляция. Я дошел до противоположной стены. Абсолютно гладкие камни, ни рисунков, ни рельефов. Больше проходов не было. Значит это и есть главный зал. Я прошел в правый угол, поставил лампу на пол и ощупал землю. Никаких следов. Здесь ничего не клали и не копали. Один за другим я обследовал каждый угол, осмотрел стены. Ничего. Доктор с интересом следил за моими действиями, револьвер он убрал в кобуру.

— Вы ищете клад? — ехидно спросил он.

Я не отреагировал. Когда с поисками в главном зале было покончено, мы вернулись в первую комнату. Здесь я тоже осмотрел все углы.

Доктор больше ничего не спрашивал.

Мертвец меня обманул. В храме ничего не было и тайны остались не раскрытыми.

— Что Вы хотели найти? — спросил доктор, когда мы вышли наружу.

— Да вот, решил осмотреться. Вдруг нас выбьют из форта, надо знать, куда отступать.

Сол хмыкнул и недоверчиво покачал головой.

На полдороги к форту нас перехватил Бад с группой вооруженных моринеров.

— Где Вы были? — сурово спросил он.

— Осматривали окрестности.

— Нельзя ходить такими маленькими группами, а вдруг бы на вас напали, — Бад запыхался, видимо бежал от самого корабля. Он достал носовой платок и вытер вспотевший лоб.

— Нельзя так рисковать, — добавил он.

Интересно, кто ему рассказал о нашей экспедиции. Мне казалось, что мы ускользнули из форта не замеченными.

Я никому не собирался говорить о записке, поэтому сказал тоже самое, что и доктору, — мы осмотрели заброшенный храм. Думаю, что там можно оборудовать запасной командный пункт.

Бад недоверчиво посмотрел на меня.

— Хорошее помещение, каменное, один вход, можно долго держаться, — продолжал я, — когда закончим разгрузку, осмотрим его еще раз.

Вечером я закрылся в штабе и занялся отчетом. Я подробно описал все, что мы нашли, только факты и никакой отсебятины. В адмиралтействе сами все придумают и перепишут по-своему. Мое мнение никого не интересует. Заходил Бад, но я попросил его не мешать.

— Я могу доставить пакет на корабль, — предложил он.

— Нет. Я сам.

— Может быть пошлем Жена или Маса? — настаивал Бад, — не хочу, чтобы ты покидал форт. Это может быть опасно.

Мне никогда не нравилось, когда меня начинали опекать. Раньше такого за Бадом не водилось. Я довольно жестко ответил ему, что сам могу о себе позаботиться.

Кажется, он обиделся.

Я несколько раз перечитал отчет, чтобы ничего не забыть, аккуратно сложил листки, вложил в конверт и скрепил сургучной печатью.

Разгрузка закончена. Продовольствие, обмундирование и боеприпасы перенесены, и уже размещены на складах. Почти все лодки вернулись на корабль, нам оставили только три штуки.

На одной из них я отправился на судно в сопровождении охраны.

В этот раз задерживаться я не собирался, передал капитану пакет, выпил с ним бокал вина, от ужина отказался, но перед отъездом принял душ в своей каюте.

Мы тепло простились с Халом. На прощание он подарил мне коньяк и несколько хороших сигар.

Когда наша лодка отчалила от борта, я увидел, что капитан стоит на носу и смотрит на нас, я помахал ему рукой.

Бад исполнил мое распоряжение и теперь несколько костров горело снаружи, освещая расчищенное перед стеной пространство. Охрана заметила нас издали и открыла ворота. Муки все еще был на посту, его вахта заканчивалась через час.

— Как настроение? — спросил я.

— Боевое, господин супер-лейтенант-моринер! — браво ответил он.

Возле штаба топтался Люм. Он натаскал в умывальник воды и мыл, оставшуюся от ужина, грязную посуду. Увидев меня, он щелкнул каблуками и отдал честь измазанной в мыле рукой.

— Здравия желаю.

— Что сегодня на ужин?

— Тушеная треска с луком и рисом.

Походные кухни обычно варили или тушили рыбу. Самым распространенным блюдом в армии был суп. Повара старались разнообразить скудное меню, но это у них плохо получалось.

— Разогрей, я еще не ел.

— Слушаюсь.

Когда я открыл дверь, до меня донесся недовольный голос лейтенанта Маса, — …корабль уйдет и все.

Все младшие офицеры, свободные от дежурства, собрались в кают-кампании, с ними был Аси. Когда ученный перебрался с корабля на берег я не заметил, но говорили, что он остановился в лазарете. Ничего удивительного, если стоит выбор между казармой и лазаретом, я бы тоже выбрал второе, чисто и народу мало.

При моем появлении Масс, который стоял во главе стола, сразу замолчал и сел.

— Добрый вечер, господа.

Офицеры нестройно ответили.

Ужин уже закончился и со стола убрали, оставалась только моя тарелка и приборы, обычных для этого времени шахмат и карт, тоже не было.

Сразу за мной ввалился Люм и поставил котелок на походную печку, она была раскалена и в комнате сразу запахло тушенной рыбой.

— Что обсуждаете?

Офицеры переглянулись.

— Мы говорили о том, что сегодня уйдет корабль, — ответил лейтенант Жен. На его щеках расцветал нервный румянец.

Я обвел присутствующих удивленным взглядом и миролюбиво сказал.

— А о чем здесь говорить? Мы давно знали, что это случиться. У нас впереди месяцы ожидания. Не думал, что Вы так рано впадете в уныние.

Конечно я их понимал. Корабль последнее, что связывает нас с домом. Пока он у берега, ты знаешь, что всегда можешь спастись. В любую минуту можно оставить этот пустынный берег и форт. Корабль это цивилизация, свет и тепло, уютный кубрик и безопасность.

Признаться, мне тоже было не по себе. Но поддаваться панике нельзя. Жалость к себе последнее дело.

Красные пятна на щеках Жена стали заметнее.

— Мы не впадаем в уныние, — жестко ответил он, — но мы хотим знать, что нам делать, что происходит, когда прибудет подкрепление и смена.

Я удивился еще больше и разозлился. Не стоит так говорить с начальством. Трудно выпускнику академии оказаться на задворках союза, на вторых ролях. Барчук обиделся. Но здесь не столичная казарма, здесь нет влиятельного родственника и собственного поместья с гербом.

— А Вы не знаете? — я повысил голос, — Разве я не говорил, что смена прибудет не раньше, чем через год? Требуются дополнительные разъяснения? Извольте. Вы в заднице. В дальнем гарнизоне. И Ваша дальнейшая служба зависит от того, как Вы себя проявите в этом походе.

Все притихли, офицеры молчали, но я чувствовал скрытое сопротивление. Слишком рано они раскисли. Я думал, что у меня есть еще несколько месяцев, до того, как люди начнут высматривать в океане корабли и тосковать по родным домам. Главное, чтобы недовольство и страх не стали заметны рядовым. Я обвел офицеров тяжелым взглядом и рявкнул.

— Что Вам делать?! Может быть сядем в кружок и устав почитаем?! Служить согласно присяге!

Разгневанное эхо вернулось ко мне. Слышно было, как жужжит запутавшаяся муха. Люм замер с тарелкой в руках, он напоминал испуганного сурка. Тар сконфуженно кашлянул.

Неожиданно открылась дверь и вошел Бад. Он снял фуражку, огляделся, прошел к столу и сел на лавку.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, — сказали Мас и Тар.

— Извините, — сказал Жен и стремительно вышел.

Гат почесал затылок, улыбнулся и сказал, — Я, пожалуй, тоже пойду.

— Пожалуйста, — разрешил я, — если не хотите сыграть партию в шахматы.

— Что-то не играется сегодня, — ответил Гат.

Скоро мы с Бадом остались вдвоем. Офицеры и ученый под различными благовидными предлогами, поспешили оставить кают-компанию. Люм поставил передо мной тарелку, поправил приборы и тоже сбежал.

— Что здесь произошло? — поинтересовался Бад. Он взял из походного буфета чашку и налил себе кофе.

— Господа офицеры не знают, что им делать.

— В смысле? — не понял Бад.

— В прямом. Решали, что им делать, когда корабль уйдет.

Я подвинул тарелку. Аппетит пропал, но я заставил себя съесть все до последнего кусочка.

Бад взял с подоконника открытую банку с паштетом и галеты, уселся на лавку и принялся за еду. Он цеплял уголком галеты паштет и отправлял в рот.

— Устал я что-то, — Бад потер лицо, — глаза слипаются. Сейчас кофе выпью и обратно.

— Не надо, — я махнул рукой, — сейчас поем и пойду на стену. Отдыхай.

Он одним глотком допил кофе, отодвинул пустую банку и стал набивать трубку.

— Зачем ты ходил в храм?

— Неспокойно мне, что-то. Решил проверить, что за строение. Не будет лишним, если мы припрячем внутри пару револьверов, несколько гранат и пачку патронов. Так, на всякий случай.

Бад закурил, выпустил в потолок струйку дыма и кивнул.

— Сделаем. Не боишься, что местные растащат?

— Там не одного следа на полу. Похоже, что местные это место обходят стороной.

Я стоял на стене и смотрел, как уходит корабль. Собственно, самого корабля в темноте не было видно, только сигнальные огни. Они быстро удалялись. Потом над бортом вспыхнула осветительная ракета. Это капитан прощался с нами. Не могу точно описать то, что чувствовал в этот момент. Наверно я думал об Эн и детях, не помню. Внутри было пусто и холодно. Можно сколько угодно изображать из себя храбреца на людях, но самому себе незачем лгать. Смотреть на уходящий корабль было мучительно. Впереди год, может быть больше. Тоскливая, однообразная жизнь. Внизу скрипнула лестница. Ко мне поднимался Бад. Вечер был теплый и он был без бушлата.

— Думал ты спишь, — сказал я.

— Сейчас никто не спит, все провожают корабль.

— Я никого не видел.

— После разноса, который ты устроил, офицеры боятся показываться тебе на глаза.

Мы стояли рядом и смотрели на исчезающие огни. Вот они пропали совсем.

— Корабль ушел, — сказал Бад, — что дальше?

Я смотрел в темноту. Как там говорил Хал, слева должны быть острова. Значит если не будет другого выхода, я смогу вывести оставшихся людей туда. Шанс. Пусть небольшой, но в моем положении выбирать не приходиться. Всегда нужно знать куда отступить.

— Ты знаешь приказ.

— Знаю. Потому и спрашиваю.

— Нужна разведка. Завтра отправим группу проверить ближайшее поселение аборигенов, оно отмечено на карте Толя. Офицерские вахты нужно поменять, я больше не собираюсь торчать на стене ночами, у нас четыре командира взвода и артиллерийский лейтенант, вот пусть и дежурят по очереди.

— Понятно, — сказал Бад.

Он сел на чурбак, вытащил папиросу, размял ее в пальцах, смял гильзу и закурил. На берегу подала голос, какая-то птица. От пронзительных криков мне стало не по себе.

— Во надрывается, — сказал часовой.

Прямо под нами стояла смена, охраняющие ворота.

Птица не умолкала. Я прислушался. Птица ли? Может быть это сигнал о том, что корабль ушел? Я выглянул наружу.

— Почему со стороны океана не горят костры? — быстро спросил я.

— Не знаю, — ответил Бад, он тоже поднялся и теперь стоял рядом, вглядываясь в темноту, — дрова мы приготовили.

— Охрана, — я свесился вниз, — немедленно разжечь костер за стеной.

Часовой внизу заметался, зажег факел и сунулся за ворота. Палка, обмотанная просмоленной тряпкой, горела плохо, плевалась искрами и света почти не давала. Моряк нырнул в темноту словно в воду. Второй часовой щелкнул затвором. Напряжение росло. Я вглядывался в огненную точку, пока сложенные снаружи дрова не загорелись. Когда, наконец, слева и справа заполыхали костры и осветили тонкие сосны и пустой берег, странная птица смолкла.

— Ну вот, — Бад улыбнулся, — напугал часовых.

— Костры снаружи, — сказал я, убирая револьвер, — должны гореть каждую ночь. Мы сюда не на пикник приехали.

Ночь прошла спокойно. Утром, перед тем, как пойти спать, я вызвал к себе моринер-лейтенанта Тара. Он был свободен от вахты, хорошо выспался и выглядел отдохнувшим.

С Таром я познакомился во время войны. Прямо с гауптвахты меня отправили обратно, на освобожденный от вардов остров Мо. Сопроводительные документы и оружие я получил прямо в камере. Выглядел я ужасно, но видимо патрулям к такому было не привыкать, потому что на меня никто не обращал внимания. На катере мне удалось раздобыть кусок мыла и помыться на пляже, пока команда готовилась к отплытию. Местные мальчишки смеялись и показывали на меня пальцем, но за последние месяцы я потерял способность стесняться, поэтому смело снял галифе и полез в воду в одних подштанниках. Капитан, узнав о том, что я только что из-под ареста, напоил меня кофе и накормил завтраком. К острову Мо мы подошли вечером. Набережную уже успели расчистить от заграждений и колючей проволоки. Прифронтовая полоса сильно отличалась от тыла. Редкие прохожие прижимались к стенам и смотрели на меня с испугом. Через час начинал действовать комендантский час. Город опустел. Большинство жителей разбежались или попрятались по подвалам. Меня несколько раз останавливали и проверяли документы.

Десантники разместились в брошенной гвардейской казарме. Здание пострадало не сильно, в отличие от причалов и крепостной стены. Кое-где были выбиты стекла, входная дверь сорвана с петель, но по сравнению с другими разрушениями, которые мне приходилось видеть, это были сущие пустяки. Нашу морину решено было не расформировывать и я встретился со своими однополчанами. Мы заняли большую комнату на тридцать человек, не делая различия на рядовых и офицеров. Со дня на день ждали пополнение. Сол еще долечивался в госпитале. Первым делом, я постирал грязную и пропахшую потом форму, поэтому, когда в казарму с докладом явился Тар, я сидел на табурете в нижнем белье и фуражке, и курил вонючую армейскую сигару. Кормили нас хорошо, даже выдали сухой паек, но жалование еще не выплатили, поэтому купить нормальное курево и выпивку было не на что.

— Моринер-лейтенант Тар, прибыл для дальнейшего прохождения службы! — отрапортовал он и отдал честь, сидящему рядом со мной Баду. Тар был подтянут, свеж и бледен, в новенькой форме, и мы подумали, что он выпускник офицерских курсов, потому что люди из окопов выглядят по-другому. У всех нас были обветренные загорелые лица, а про обмундирование вообще говорить не приходится.

— Очень рад, — сказал Бад и вместо приветствия, просто пожал ему руку, — мне рапортовать не надо, мы с Вами в одном звании. Вот ему рапортуйте, — Бад указал на меня, — он у нас целый лейтенант.

— Располагайтесь, — добавил я, — мы тут все взводные, отцов командиров у нас еще нет, так что чувствуйте себя, как дома.

Мы ошиблись дважды. Во-первых, командир у нас уже был, только он еще об этом не знал, а во-вторых Тар не только закончил офицерские курсы и отучился в академии два года, но уже успел повоевать, получил ранение при обороне крепости Тог и к нам был направлен из госпиталя.

Люм уже успел убрать со стола, растопить печку, сварить кофе и согреть воду для чая и умывания. В кают-компании было пусто, душно и накурено. Кровать Бада стояла аккуратно заправленная. Я сел за стол, стянул портупею и бросил на лавку. Сил не было. Раньше ночные вахты меня так не выматывали.

— Открой дверь, — сказал я денщику, — дышать нечем.

Люм распахнул дверь и подпер ведром с водой.

— Кофе, господин супер-лейтенант? — денщик застыл с кофейником в руках.

— Нет. Мне нет. Тар, хотите?

Лейтенант сел рядом на лавку.

— Не откажусь.

— Налей кофе лейтенанту, а мне банку тунца, галеты и чай.

Я достал из планшетки карту, расстелил ее на столе.

— Видите, вот здесь деревня, — я ткнул вилкой в значок поселения, — мне нужно знать, что там происходит.

Тар несколько секунд молча разглядывал карту, потом потер кончик носа.

— Разведка боем?

— Ни в коем случае. Мне надо, чтобы Вы скрытно подошли к деревне, осмотрелись и так же скрытно, без единого выстрела, вернулись в форт. Никакого шума, никакой стрельбы.

Лейтенант задумался.

— Трудно.

Я вздохнул и отложил вилку.

— Трудно не то слово. Кроме Вас с этим заданием не справится никто.

Я специально льстил лейтенанту. Задание не простое, но мне все равно кого посылать. Да, у Тара больше шансов. Он опытный и удачливый офицер, смелый и находчивый. Разведка его стихия. Ему нравится рисковать. Я мог бы просто приказать, но почему-то сегодня мне хотелось, чтобы Тар сам принял решение. Всегда трудно отправлять человека на смерть.

Тар достал папиросу и закурил. Он еще ничего мне не сказал, но я видел, как у него загорелись глаза. Лейтенант прекрасно понимал, что с этого задания можно не вернуться, но такой увлекательной игры у него еще не было, загадочные незнакомые леса, тайные ловушки, дикари.

Люм принес консервы и чай. Я молча принялся за еду. Пусть думает. Мне спешить некуда. Если он откажется, я пошлю Жена. Только в этом случае никаких просьб не будет. Прикажу — пойдет.

От духоты и недосыпания меня мутило. Я расстегнул френч. Очень хотелось снять сапоги и опустить босые ноги на холодный деревянный пол.

— Не думаю, что нужно брать большой отряд, — наконец сказал Тар, — возьму троих и побольше гранат.

Я вздохнул. Мы думали одинаково, значит все получится. Маленькая группа сможет пройти незамеченной.

— Хорошо.

Тар залпом допил кофе, встал и надел фуражку.

— Когда выходить?

Я достал карманные часы и открыл крышку.

— Сейчас.

Тар ушел. Через открытую дверь, я видел, как он прошел по двору и скрылся в казарме.

Я съел пол банки консервов и выпил чай. Есть больше не хотелось.

— Налей воду в таз и поставь у кровати.

Люм бегом исполнил приказание. Часть воды пролилась на пол.

Я пересел на кровать, снял френч и бросил на лавку, стянул сапоги и с наслаждением опустил ноги в воду.

— Вы бы поспали, господин супер-лейтенант.

— Да. Ступай. Я буду отдыхать. Дверь закрой.

Я облокотился о стену и закрыл глаза.

Всю неделю, что я провел на гауптвахте, адмирал Крол занимался своими обычными делами. Он проводил ежедневные совещания, выезжал на позиции, устраивал проверки и разносы, отдавал приказы, снимал с должностей или награждал орденами. Вечером он пил сердечные капли и свой любимый травяной чай, и подолгу сидел за столом, обдумывая дальнейшие действия эскадры. Все это время у него на столе лежало мое личное дело. Несколько раз он начинал его просматривать, но потом останавливался и откладывал тонкую папку в самый дальний угол. Дело в том, что я ужасно раздражал адмирала. Потом, когда мы сблизились, он сам рассказал мне об этом. Кролу больше нравились офицеры вроде покойного супер-лейтенанта Баса, надежные, не задающие лишних вопросов и смело идущие на смерть. Во мне адмирал чувствовал вызов и тихий внутренний саботаж. К папке был приколот листок со списком награжденных за бои на линии Мо. Напротив моей фамилии стоял жирный знак вопроса. Привычку записывать свои мысли, я перенял у адмирала, иногда это помогает сосредоточиться и сфокусироваться на самом важном.

Крол понимал, что со смертью Баса все не так просто. Его огромный военный опыт подсказывал, что история с нашим отступлением шита белыми нитками. Он дал Басу четкий и недвусмысленный приказ. Морина должна была остаться на позиции и исчезнуть навсегда. Все было просчитано. Крол не был кровожаден, но постоянная необходимость отправлять людей на смерть сделала его бесчувственным. Он не смог бы утопить котенка, но, не моргнув глазом, отправил бы в бой не обстрелянных курсантов, понимая, что шансов выжить у них нет никаких. Когда его расчеты нарушались, он начинал беспокоиться. Меня выдала неосторожная фраза»… был приказ супер-лейтенанта покинуть остров и сохранить людей». Бас никогда бы так не сказал. Ему было плевать на подчиненных. Крол в очередной раз открыл папку. Начальник штаба, подшивая последний донос к моему рапорту о боях на линии Мо, написал на полях «Подтвердить факты, изложенные в докладной, не представляется возможным. Выжившие офицеры отзываются о Буре положительно. В личной беседе называют лейтенанта храбрецом и везунчиком». Это было важно. Мелочь, но она бросилась адмиралу в глаза и направила его мысли в другое русло. Если офицеру сопутствует удача, он может далеко пойти, ему можно поручить самую сложную задачу и быть уверенным в том, что он эту задачу выполнит.

Крол задумался, зачеркнул знак вопроса, написал несколько слов напротив моей фамилии и позвонил в колокольчик.

Утром меня вызвали в штаб. Бад, которому совершенно нечем было заняться, согласился меня проводить. Захваченный город начинал приходить в себя. Мародерство было запрещено под страхом смертной казни, а для тех, кто мог бы об этом забыть, в порту на виселицах висело и смердело наглядное напоминание, несколько провинившихся моряков. Табачники, зеленщики и виноторговцы рискнули открыть свои маленькие магазинчики и к ним сразу потянулись первые покупатели. Офицеры, у которых оставалось жалование, охотно разнообразили армейское меню, тем более, что в городе имели хождение деньги обоих государств. Мы вывернули карманы и насобирали на бутылку самой дешевой водки. Бад пошел в магазин, а я отправился в штаб. Новым комендантом острова Мо был назначен капитан Зом, человек тихий и незаметный, получивший свои погоны исключительно благодаря титулу и выслуге лет. Никаких выдающихся подвигов за ним не водилось, но администратором он был отличным, поэтому в захваченном городе обошлось без особого насилия и злодейств. Меня он принял хорошо, вручил приказ о назначении командиром пятой десантной морины, документы, предписания, и награды для отличившихся рядовых и офицеров. Мы оба были удивлены моим назначением, поэтому сама процедура прошла быстро и скомкано. Адмирал Крол принял странное решение. Случаи, когда лейтенанта назначали командиром морины, можно было пересчитать по пальцам. Это был даже не вопрос заслуг, а скорее правило, которому старались следовать две последние войны. Но никакого чуда здесь не было. Командующий западным флотом, адмирал Сет, назло адмиралтейству, назначил руководить мориной своего дальнего родственника, отличившегося в бою, объясняя это тем, что офицеров на фронте не хватает. Это было правдой. Потери были слишком велики. Адмирал создал прецедент, и другие командующие флотов тоже стали выдвигать на командирские должности боевых офицеров. Назначая меня, Крол преследовал вполне конкретную цель. Разведка докладывала о том, что варды стягивают свежие силы и скоро остров Мо может оказаться в блокаде. Было решено формировать морины на месте, не дожидаясь подкрепления. Ничего этого мы не знали, поэтому вечером пили водку, закусывали сухим пайком, и искренне радовались наградам и новым званиям.

На следующий день мы были укомплектованы остатками других морин и вышли на боевое дежурство в южную бухту. Вокруг раскинулся совершенно мирный пейзаж. С этой стороны эскадра не атаковала и маленькие аккуратные домики из красного кирпича, огороды, чугунные решетки, фруктовые сады, остались целыми. Перед нами поставили задачу удерживать набережную, поэтому рыть окопы мы не стали. Я приказал первому и второму взводу укрыться за низким кирпичным забором, который мы укрепили мешками с песком, третий взвод занял трехэтажное здание конторы, которое удачно расположилось на мысу, а единственное орудие мы спрятали в полуразрушенном складе. Руководить мориной трудно. Одно дело, когда ты командуешь взводом из двадцати человек и совсем другое, когда их восемьдесят. Я сбился с ног, разводя всех по местам и давая распоряжения. Мне все время казалось, что я что-то упустил и сделал не так. Как выяснилось, торопились мы не зря. Наверно, я ошибся, расположив своих людей за забором. Широкий, сложенный из кирпича, он представлялся мне надежным укрытием. В любом случае, выкопать траншеи мы бы не успели.

Бронированный катер появился неожиданно. Он просто вошел в бухту без единого выстрела и замер, поводя стволом 76-ти миллиметрового орудия в разные стороны.

— Всем лежать тихо, не высовываться! — приказал я.

Ко мне подполз Бад и привалился спиной к мешку с песком.

— Что будем делать? — спросил он.

— Хороший вопрос, — я рассматривал катер. Черный, тяжелый, с намалеванными на бортах черепами. Чувствуя свою неуязвимость, он подошел достаточно близко. Стрелять из бомбарды по такому монстру бесполезно. Я даже не был уверен в том, что от нашей 37-ми миллиметровой пушки будет толк.

— Ты же у нас специалист по уничтожению катеров, — продолжал Бад.

С катера нас не видели, но понимали, что скорее всего на берегу засада, поэтому не спешили приставать. Такое судно я видел впервые, зато слышать доводилось. Борта двадцать миллиметров брони, башня тридцать.

— Тот катер был не бронированный.

— Морской черт, — Бад выдохнул.

На катере, наконец, приняли решение. Ствол качнулся влево и окутался дымом. Стоящий сзади маленький уютный коттедж вздрогнул, и над ним взметнулось красное пламя. Раздался грохот взрыва и в небо полетели щепки и мусор.

— Мать моя акула, — прошипел Бад, прижимаясь щекой к мешку с песком.

Ствол плавно переместился вправо и опять качнулся. Еще одна вилла загорелась.

Рано или поздно они разберутся, что к чему, и от нас мокрого места не останется. Я с тоской оглянулся. Нужно срочно менять позицию, за этим забором мы все погибнем. Нужно отводить людей назад, к домам. Но если мы встанем и побежим, они нас накроют.

— Слушай меня, — я притянул Бада к себе, — я к артиллеристам. Как только орудие откроет огонь, сразу все вставайте и бегите к тем домам, — я показал на коттеджи за нашей спиной, — пошли вестового в контору. Пусть сидят, как мыши и стреляют только в том случае, если с катера высадится десант.

— А как же набережная?

— Мы ее не удержим. Ты понял?

— Понял, — Бад кивнул и затянул под подбородком ремень от фуражки.

Пригибаясь, я бросился бегом к старому складу. Только бы никто не начал стрелять раньше времени. Это только в плохих книгах про войну, командир говорит: «никому не стрелять без приказа» и все слушаются. Обязательно найдется идиот, который выстрелит с перепугу. По дороге я нашел командира второго взвода и объяснил ему, что делать. Он вопросов задавать не стал и только кивнул. Хорошо хоть в моей морине все успели повоевать и понимали, что к чему.

Молодой артиллерийский лейтенант был в панике. Он кусал губы и совершенно не понимал, что я от него хочу. Пришлось его не много встряхнуть.

— Бронебойные есть?

Со второго раза он понял.

— Есть пять штук, — выпалил он.

— Так что ты стоишь? Заряжай и огонь, — прошипел я.

— Не пробьем, — мрачно сказал артиллерийский сержант.

Я оглянулся.

— Нужно попробовать, а то он нас всех перебьет.

Сержант вздохнул и взял из ящика снаряд.

Наше орудие не было предназначено для борьбы с бронированными судами, не тот калибр. Обычно его комплектовали осколочными снарядами для уничтожения пехоты противника.

— Быстрее, — поторапливал я.

На катере перестали расстреливать дома и, наконец, обратили внимание на заваленное мешками с песком ограждение.

Снаряд попал на участок второго взвода. Вверх полетела брусчатка, кирпичи, песок и чье-то тело. С набережной закричали.

— Огонь! — заревел я.

— Огонь, — повторил лейтенант.

Пушка подпрыгнула, ухнула, у меня заложило уши. Промазали.

— Заряжай!

— Огонь!

Я видел, как бронебойный снаряд чиркнул по башне и ушел в молоко.

На катере не сразу поняли, откуда стреляет орудие. Перед ними была другая, легкая цель. Десантники, словно зайцы, бежали прочь от набережной, перепрыгивая через рытвины и перелезая через заборы. С катера успели еще несколько раз выстрелить по убегающим моринерам, и орудийная башня закрутилась, выискивая нас.

Лейтенант, наконец, пришел в себя.

— Бронебойные кончатся, уводите людей с позиции, — сказал я.

— Слушаюсь, — лейтенант мигнул и повернулся ко мне спиной.

— Заряжай.

Нужно было возвращаться на набережную и собирать разбежавшихся десантников. Я повернулся и побежал. В след мне ударило горячим воздухом, подняло и швырнуло на кучу мусора. Я больно ударился грудью и задохнулся, в глазах потемнело. Весь обсыпанный пылью, натужно кашляя, я перевернулся и попытался встать на ноги. С третьей попытки мне это удалось. Кажется, я не был ранен. На том месте, где раньше стояло орудие, клубился дым. Шатаясь, я ввалился на развороченную площадку. Артиллеристов раскидало в стороны. Лейтенант скреб ногтями по полу и пытался подняться, перевернутое орудие придавило чье-то, ставшее очень коротким тело.

Я схватил лейтенанта за руку, и что есть сил, потащил наружу. Кто-то оказался рядом и помог мне. Лейтенант был очень тяжелым, он еще цеплялся за все, и когда я вытащил его со склада, силы у меня закончились. Я сел на брусчатку. У разбитого кирпичного ограждения лежало несколько темных фигур, еще двое лежали на траве возле домов.

— Оставь его, отпусти.

Я повернул голову и увидел сержанта артиллериста. Он тряс меня за плечо. Оказывается, я все еще сжимал руку лейтенанта.

— Отпусти. Умер он.

Я посмотрел на лейтенанта и в ужасе отбросил его руку, словно это была змея.

Сержант достал флягу и протянул мне. Я сделал несколько жадных глотков, чувствуя, как на зубах хрустит меловая пыль, потом плеснул на ладонь и протер мокрой рукой лицо. Стало легче. Я лег на брусчатку, прополз несколько метров и выглянул из-за разрушенной стены.

Катер все так же стоял на месте, черный и неуязвимый. Наши снаряды были для него не страшнее укусов москита.

Я отполз обратно, пытаясь сообразить, что нам теперь делать. Катер не высаживал десант, но контролировал всю бухту. Я не мог увести своих людей. Первый и второй взвод успели отойти, но третий сидел в бывшей конторе на мысу. Здание было построено давно, узкие окна, толстые стены, пробить которые будет трудно. Третий взвод в относительной безопасности пока сидит внутри, но стоит им выйти, как они окажутся на открытом месте, и их расстреляют, как в тире.

Катер продолжал обстреливать уцелевшие дома.

Неожиданно из-за поворота вынеслась четверка лошадей с 45-ти миллиметровым орудием. Слава океану, за разрушенными складами, с катера их было не видно. Сержант бросился наперерез, размахивая руками и что-то крича. Лошади шарахнулись в сторону, ездовые с трудом их сдержали. С передка посыпались артиллеристы. Я поднялся навстречу маленькому лейтенанту, в лихо заломленной на бок фуражке.

Он сдернул подбородочный ремень, сплюнул и отдал честь.

— Моринер-лейтенант Гат, прислан к Вам на усиление.

— Лейтенант Бур. Рад Вас видеть. Нас тут накрыли.

— Вы ранены?

— Не знаю, нет, — ответил я.

Маленький лейтенант недоверчиво посмотрел на меня и сказал, — я сейчас осмотрюсь немного.

Он еще раз сплюнул, видимо наглотался пыли, пока ехал и полез в развалины.

Варды опять принялись обстреливать дома на берегу, несколько снарядов легли возле каменного забора, превращая, надежное с виду укрытие, в труху.

Лейтенант вернулся, что-то сказал артиллеристам.

Видимо я слегка оглох, потому что слышал не все.

Моряки развернули орудие и с трудом подкатили его к пробоине в стене, через которую хорошо был виден катер.

— Бронебойный, — скомандовал лейтенант, зачем-то сам полез на место наводчика, прицелился и нажал на спуск. Орудие подпрыгнуло.

Я не поверил своим глазам. В борту катера открылась черная рваная дыра, из нее полыхнуло огнем и красно-желтый столб взметнулся над палубой.

— Заряжай, — весело крикнул лейтенант, не отрываясь от панорамы. Когда подали снаряд он, почти сразу, выстрелил.

Катер успел дать задний ход, пушка задвигалась, выискивая цель, но тяжелый бронебойный снаряд ударил в орудийную башню. Видимо ее заклинило, потому что орудие замерло в одном положении. Катер дал тревожный гудок и стал быстро сдавать назад. Он уходил. На палубе забегали матросы. Теперь лейтенант не спешил. Он неторопливо крутил ручки, и я видел, как напрягаются мышцы под френчем.

— Заряжай.

Третий снаряд чиркнул по броне, зато четвертый ударил в рубку, на судне начался пожар.

Катер окутался черным жирным дымом.

Лейтенант оторвался от панорамы, встал и подошел ко мне.

— Здорово Вы его, — сказал я, складывая подзорную трубу, — теперь потонет.

Лейтенант улыбался.

— Что Вы! Мы его только ранили. Чтобы такую махину подбить трех попаданий мало. Это он дымовую завесу поставил, чтобы уйти. Обнаглел он. Понял, что Вам его не достать, вот и подошел слишком близко. Теперь пойдет раны зализывать.

Катер уходил в океан, черный дым стлался по воде.

Я открыл глаза, спина затекла, вода в тазу давно остыла. В кают-компании было пусто и тихо. Часы показывали девять часов утра. До деревни около десяти километров. По незнакомой местности, опасаясь нападения, это два с половиной часа, а то и три. Значит Тар еще в пути. Можно спокойно спать. Я сидел неудобно, и тело онемело, сейчас чувствительность стала возвращаться и по ногам побежали мурашки. Пора перебираться в постель. Я вытер ноги полотенцем, отодвинул таз, чтобы не попасть в него, когда проснусь, и забрался под одеяло. В голове проносились странные мысли, зажигались и гасли фантастические видения. Скоро вернется Тар и все мне расскажет, подумал я, засыпая, и от этой мысли, стало хорошо и спокойно.

Убитыми и ранеными мы потеряли двенадцать человек. Среди погибших оказался новый доктор.

— Ты не помнишь, как его звали? — спросил я Бада. Мы стояли над воронкой, в которую десантники стаскивали убитых. Немилосердно пекло солнце и, чтобы не получить тепловой удар, я под фуражку повязал шелковый платок. Родители подарили его мне перед отправкой на офицерские курсы. Платок выцвел и порвался в некоторых местах, но я всегда носил его с собой в кармане.

— Нет. Не помню.

Бад нагнулся над доктором, вытащил из нагрудного кармана френча документы и протянул мне.

— Спасибо.

Я открыл синюю офицерскую книжку. Она была совсем новая. Читая фамилию, я увидел, что пальцы мои дрожат. После контузии, я еще не очень твердо стоял на ногах.

— Его звали Маф.

— Странная фамилия, — сказал Бад и вытащил из кобуры доктора револьвер, — ему больше не понадобиться. Закапывайте, — бросил он десантникам и отошел в сторону.

Морина расположилась в трехэтажном здании конторы, когда-то здесь сидели писари и отмечали прибывающие в бухту суда и грузы, а сейчас осталась только старая мебель и разбросанные по полу бумаги, исписанные четким конторским почерком. Круглый дом был построен в конце прошлого века из темно-красного кирпича, издалека он напоминал башню дворянского замка.

С крыши открывался вид на побережье. Справа и слева все затянуло дымом, горели дома и склады. В дальней бухте я разглядел, в подзорную трубу, вардовские катера. Город тоже горел, но что там происходит было не понятно, слишком далеко.

— Какие будут мнения, господа?

Короткое совещание я решил провести прямо на крыше, чтобы избежать лишних вопросов. Открывающийся вид был красноречивей любых слов.

— Кажется, мы окружены, — сказал командир второго взвода.

— Согласен, — поддакнул Бад.

Артиллерийский лейтенант вплотную подошел к ржавому ограждению и рассматривал окрестности в подзорную трубу. Меня передернуло. Я всегда боялся высоты, поэтому старался держаться подальше от края.

— Слева они прорвались это точно, — сказал он, — может быть справа еще можно пройти.

— Нужно попробовать пробиться к своим, — добавил командир второго взвода и с надеждой посмотрел на меня.

Я отвел глаза. Легко сказать, труднее решиться. Воспоминания о гауптвахте были еще слишком свежи. Теперь я не просто командир взвода, если я нарушу приказ, меня повесят. Я вспомнил смертельно раненного Баса, его затравленный взгляд. Только сейчас я начинал его понимать.

Мы отбили атаку, бухта наша, но радоваться нечему. Рано или поздно варды ее захватят. Можно попробовать прорваться, но, если город захвачен, идти нам некуда, если он в осаде, мы натолкнемся на сплошную линию атакующих и погибнем, уходить на лодках нельзя, вокруг чужие катера. В детстве, мы представляем себя великими полководцами, нам кажется, что мы могли бы свернуть горы и повести за собой тысячи людей, но здесь, стоя на крыше старого дома, я не мог отделаться от мысли, что мое поспешное решение может оказаться неверным и приведет нас всех к гибели. И тем не менее, я твердо знал, уходить отсюда нельзя.

— Мы остаемся. У нас есть приказ удерживать бухту до подхода основных сил. Морине закрепиться в этом здании, окна и двери завалить мешками с песком и старой мебелью, перед дверью соорудить баррикаду из подручных материалов.

Командир второго взвода моринер-лейтенант Зуп, сокрушенно покачал головой, он явно был со мной не согласен.

— Мы сможем втащить пушку в здание? — спросил я артиллериста.

Гат улыбнулся, показав белые зубы.

— Двери широкие, можно попробовать.

— Мы превратим это здание в крепость и будем держаться.

— Нас всех перебьют, — сказал Зуп, — Вы нас погубите.

Бад хотел, что-то сказать, но я предостерегающе поднял руку. Каждый имеет право на свое мнение. Вот только не всегда стоит его озвучивать. На войне очень тонкая грань отделяет храбреца от труса и патриота от предателя. Крол очень хорошо дал мне это понять, после возвращения со скалы.

— Если Вы так боитесь оставаться, берите пять человек из своего взвода, отправляйтесь в город и сообщите о том, что мы ждем помощи, — сухо сказал я.

— Слушаюсь, — радостно ответил Зуп.

Орудие мы вкатили по пандусу на первый этаж. Позиция оказалась, что надо. После того, как десантники разломали и выбросили всю мебель, стало понятно, что орудие можно разворачивать в разные стороны и держать под прицелом сразу несколько направлений.

— Зачем ты его отпустил? — спросил Бад, глядя в след удаляющейся группе во главе с Зупом.

— Все равно, кого-то за подмогой посылать надо, — ответил я, — если боится оставаться, пусть идет.

К нам подошел Гат, он явно хотел, что-то сказать, но не решался прервать разговор.

— Вы, что-то хотели, лейтенант? — спросил я.

— Извините, господа, — артиллерист осклабился, — когда меня отправили к Вам, то забыли вооружить. У Вас револьвера запасного не найдется?

— Найдется. Дай ему револьвер доктора, — попросил я Бада.

Со стороны берега раздались выстрелы. Мы выглянули в окно. Из сада выбежал моринер, и нелепо размахивая руками, побежал к зданию конторы. За ним из кустов выскочили несколько солдат в синей форме, один встал на колено, прицелился и выстрелил, но промахнулся. Десантник бежал изо всех сил, карабин он бросил и теперь рассчитывал только на быстроту своих ног.

— Варды, — выдохнул Бад.

Из зарослей акаций вышло много людей. Я насчитал десять человек, впереди шел офицер. Он, что-то сказал и солдаты перестали стрелять.

— Хотят живым взять. Отлично. Приготовиться, стрелять по команде, не дайте никому уйти — сказал я.

Десантники сгрудились возле окон.

Моринер добежал до конторы, ворвался на первый этаж и упал на пол, тяжело дыша.

Варды медленно приближались. Офицер на мгновение замер, огляделся, но видимо решил, что опасности нет, и опять пошел вперед.

— Огонь! — крикнул я.

Со всех этажей грянули выстрелы. Офицер упал. Солдаты заметались, но через несколько секунд все было кончено. Моринер так и лежал на полу, закрыв голову руками. Бад проходя мимо, пнул его сапогом в пятку.

— Что, ноги от страха отнялись?

Десантник поспешно встал и вытер мокрое лицо. Это был один из моряков, которые ушли с командиром второго взвода.

— Виноват.

— Что с лейтенантом Зупом?

— Мы в засаду попали. Там везде варды. Обстреляли нас. Кажется, он погиб.

— Кажется или точно? — сурово спросил я.

— Когда стали стрелять, он упал.

Днем подошли два бронекатера. Помня о судьбе своего подбитого товарища, они обстреливали нас издали, не решаясь подходить к берегу. Пробить толстые стены конторы они не могли, но один снаряд влетел в окно, убил троих и двоих ранил. С берега по нам стреляли пехотинцы. Мы оказались в мышеловке и даже не могли подать знак, о том, что южная бухта еще держится.

На третьем этаже устроили штаб и лазарет. Санитары делали, что могли, но без доктора было трудно, один раненный уже умер, выживут ли остальные не понятно.

Мы сидели с Бадом и Гатом за столом и ели консервы. Корабельным артиллеристам надоело в пустую тратить снаряды, и они прекратили обстрел.

— Что дальше? — спросил Бад.

Я не ответил.

— Если они подведут орудие по берегу и ударят со всех сторон, нам крышка, — философски ответил Гат.

— Прав был Зуп, — мрачно продолжал Бад, — надо было наплевать на приказ и всем вместе прорываться, может быть и ушли бы.

— А меня бы потом повесили, как труса и дезертира, — ответил я, отставляя в сторону пустую банку. От недавней контузии кружилась голова.

— Раньше тебя это не волновало, — заметил Бад.

— Когда это? — удивился я.

— Когда ты нас вывел с линии Мо.

— А что было на линии Мо? — заинтересованно спросил артиллерист.

— Ничего, — ответил я, встал и спустился на первый этаж. Люди сидели или лежали на полу, кто-то ел, кто-то спал. У двери, под баррикадой из перевернутых столов, сидел Тар. Он разглядывал берег в подзорную трубу, рядом лежал карабин и подсумок.

— Как обстановка? — спросил я.

Тар убрал трубу и улыбнулся.

— Залегли, ждут, когда мы выйдем. Не могу сказать точно, но есть ощущение, что там не меньше полуморины.

— Похоже, мы попали в мышеловку, — сказал я и присел рядом.

— Есть у меня одна идея, только надо ночи дождаться, — весело сказал Тар.

Я знал, что он хочет предложить. Чем дольше мы сидим в окружении, тем слабее надежда. Единственный выход — это попробовать пробиться всей мориной. Но нас убьют это точно. Поддаваться панике нельзя. Есть шанс отсидеться за толстыми стенами. Остров Мо врагу не отдадут. Слишком он важен для адмирала Крола. Говорят, «кто владеет Мо, владеет югом». Скоро придет подкрепление. Но до этого момента, все офицеры по очереди, предложат мне пойти на прорыв.

— Какая идея? — неохотно спросил я.

— Нужно сообщить в штаб о том, что мы живы.

Я фыркнул.

— Зуп уже сообщил. Мы в окружении, весь берег простреливается.

— Берег, да. А вода?

Тар все еще улыбался. Мне показалось, что я ослышался.

— Не понял.

— Если Вы не против, когда стемнеет, я переплыву бухту и попробую дойти до города.

Я опешил от неожиданности.

— Но ведь там вардовские катера.

— Трудно разглядеть в темноте одинокого пловца. А плаваю я хорошо.

Я задумался. Как человеку сухопутному до глубины души, это предложение казалось мне совершенно безумным. Но именно поэтому в нем был смысл. Я совсем не знал лейтенанта Тара, он мог оказаться глупцом или отчаянным авантюристом, но в любом случае, стоило попробовать.

— Хотите рискнуть?

— Так точно.

— Вам понадобятся люди?

— Нет, — Тар отрицательно покачал головой, — одному проще.

До ночи ничего не изменилось. Со стороны города слышна была не умолкающая канонада. Варды не пытались нас атаковать с берега, но обстрел с воды возобновился. Вжимая голову в плечи при каждом попадании, я смотрел в окно первого этажа, через которое полчаса назад спустился Тар. Он не взял с собой ничего кроме шпаги. Я не был уверен в том, что он выполнит свое обещание. Город слишком далеко. Возможно, он обманул меня. Если переплыть бухту, можно было затаиться в одном из разбитых зданий, среди обломков. Одиночку могли не заметить. Я даже подумал, что так можно спасти хотя бы часть десантников, но потом отогнал от себя эту мысль. Скорее всего, утром, варды пойдут на приступ, и тогда мне понадобятся все люди.

На третьем этаже было не хорошо, стонали раненые, пахло кровью и мочей.

Бад сидел за столом и чистил корды. Возле него уже лежали два заряженных абордажных пистолета.

— Зачем тебе столько? — спросил я.

— Готовлюсь к штурму. Думаю, что ночью они попытаются нас атаковать, — ответил он, — Тар прошел? Стрельбы не слышно?

Я тоже все время думал об этом и прислушивался.

— Пока не слышно.

— Ты думаешь, он дойдет? — спросил Бад, заряжая очередной корд.

— Надеюсь.

Бад распихал заряженные пистолеты по карманам, и несколько засунул за пояс.

— Пойду вниз, подежурю.

Я встал.

— Я тоже здесь не останусь, пойду на второй этаж.

Нас перестали обстреливать. Ночь есть ночь и вардам тоже надо спать. Катера отошли.

На втором этаже, интендант Кос в который раз пересчитывал наши жалкие запасы.

— Как настроение, господин интендант? — спросил я.

Кос снял фуражку и вытер вспотевший лоб, — воды мало. Еды на два дня, а вот воды почти нет. Я собрал у погибших все фляги и убрал подальше. Но должен Вас предупредить, завтра это может превратиться в серьезную проблему.

Я горько усмехнулся. Воды вокруг полно, можно брать ведрами, но она соленая. Мы будем мучиться от жажды, видя перед собой целый океан. Машинально, я встряхнул свою флягу, воды в ней почти не сталось.

— Зато патронов у нас много. В этой операции мы почти не стреляем, — задумчиво сказал Кос.

Я собрал всех бомбардиров на втором этаже и приказал следить в оба. Если варды пойдут на штурм, нам будет, чем их встретить.

Внизу было тихо, Бад сидел за баррикадой и курил папиросу.

— А стрельбы то не слышно, значит, Тар прошел.

— Или сидит в развалинах и смеется над нами, — ответил Бад.

Похоже, мы думали об одном и том же. За выбитыми окнами конторы плескала в берег вода.

— Не хорошо так думать о сослуживцах.

Бад не ответил. Двумя глубокими затяжками, он докурил папиросу до конца и выбросил окурок в ночь. Из темноты ударил выстрел. Пуля щелкнула о баррикаду.

Бад быстро присел.

— На огонек целятся, каракатицы.

Я выглянул наружу.

— Лучше не высовывайся, — серьезно сказал Бад, — скажи, сегодня утром, на берегу, ты же знал, что артиллеристов накроют с катера?

— Догадывался.

— Значит, ты пожертвовал ими, чтобы остальные смогли отойти?

Я разозлился. Тоже мне моралист чертов. Лучше бы за собой смотрел.

— У артиллеристов было пять бронебойный снарядов, — начал я, — нас обстреливал бронекатер. Значит, артиллеристы, даже без моего приказа, должны были попробовать его потопить. Так?

— Так, — неуверенно ответил Бад.

— Тогда в чем вопрос?

— Извини. Просто спросил, — виновато ответил Бад, видимо понял, что разозлил меня.

— Больше не спрашивай, — сердито сказал я и ушел на второй этаж.

Своим вопросом он задел меня за живое. Думал ли я о погибшем расчете? Конечно. Утренний бой целый день не выходил у меня из головы. Но чем больше я об этом думал, тем меньше душевных терзаний испытывал. Наверно, я становился похож на адмирала Крола. Они должны были стрелять по катеру. Даже, если бы не было бронебойных снарядов, потому что это их служба, их долг. Я бы стрелял. От злости я стукнул кулаком по стене. Кос странно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

Нас атаковали рано утром, когда устав от ожидания, мы стали засыпать возле окон. Ночью варды успели подвести по берегу орудие, и от первого снаряда наша баррикада разлетелась в щепки. Разбуженные грохотом и визгом осколков, десантники заметались, словно пойманная в сети рыба.

— Прекратить панику! — закричал я, — занять оборону у окон! Огонь по моей команде!

Атака застала меня на втором этаже, на первом оставались Бад и Гат, живы ли они, я не знал.

— Господин интендант, наблюдайте за катерами.

— Слушаюсь, — Кос занял позицию у окна, выходившего в океан.

Я выстроил бомбардиров и стрелков. Варды бежали к зданию со всех сторон. В этот раз нам не повезло, это было не ополчение, как на линии Мо, а гвардейцы.

— Катера приближаются, — сказал Кос.

Но отвлекаться на корабли, у меня уже не было времени.

— Бомбарды огонь! — рявкнул я, зажав ладонями уши. Три хлопка слились в один и среди наступающих вардов вспыхнули огненные столбы разрывов.

— Заряжай! Стрелки огонь!

Снизу хлопнула сорокапятка. Это Гат обстреливал приближающиеся катера. Дальше командовать не имело смысла, десантники стреляли так часто, как могли. Когда я перестал видеть из окна первый ряд атакующих, вытащил револьвер и скомандовал, — бомбардирам стрелять из окон, остальные вниз, в рукопашную!

Мы скатились по лестнице в кучу дерущихся тел. Внизу творилось, что-то невообразимое. Люди душили друг друга, кололи абордажными саблями, били обломками мебели. Я застрелил рослого вардовского лейтенанта, получил удар кулаком в лицо и штыком в ногу. Наверно меня бы сразу добили, но сбежавший по лестнице сразу за мной Кос, заколол шпагой одного из моих противников, а второго застрелил из корда десантник.

Не знаю, чем бы это все закончилось, если бы при входе не разорвалась брошенная кем-то граната. Разлетевшиеся осколки раскидали и тех, и других, и изрешетили вардовского капитана. Атака захлебнулась.

Меня спасло то, что я упал на пол в дальнем углу возле лестницы. Большинство осколков поймали те, кто дрался у входной двери. Варды не ожидали, что в старой конторе окопается почти целая морина, они думали, что нас не больше взвода. Оставшись без офицеров, гвардейцы отступили, их расстреливали со второго этажа и многих убили.

Атака обошлась наступающим слишком дорого и нас оставили в покое. Катера тоже отошли. В артиллерийской дуэли победителей не было. Гат расстрелял все снаряды, но серьезных повреждений катерам нанести не сумел. Понимая, что отрезанная от снабжения морина не сможет долго держаться без еды и воды, нас окружили и стали ждать, когда мы выйдем с поднятыми руками.

Тар все-таки добрался до города, для этого ему пришлось переплыть две бухты, пол дня прятаться в развалинах и получить ранение в руку. Мы оказались единственной мориной удержавшейся на берегу, остальные либо отступили, либо были уничтожены. Когда вардов прогнали, за нами прибыла целая делегация во главе с адмиралом Кролом. Сначала он осмотрел город, потом изуродованное побережье и наконец старую контору, которую мы превратили в крепость. Почти все защитники были ранены, так что приветствовать адмирала нам пришлось лежа. Он с интересом оглядел полуразрушенное здание, с выбоинами от артиллерийских снарядов, берег заваленный мертвецами, поблагодарил нас за службу и отбыл, прикрывая нос и рот носовым платком.

Первый раз я оказался в плавучем госпитале. Огромное судно было забито до отказа, но для нас нашлось место в холле, на верхней палубе. Сразу за моими носилками стояла кадка с пальмой и, когда открывали окно для проветривания, она шелестела листьями. Я закрывал глаза и представлял, что лежу дома в саду, а надо мной раскинулась старая яблоня. До места назначения мы плыли трое суток. Ночами, мимо проносили носилки с умершими. Простыней не хватало и тела никто не прикрывал, иногда санитары клали мертвецам на лицо их собственные френчи или гимнастерки.

Госпиталь, в который нас поместили, находился в тылу, в уютной бухте, заставленной рыбачьими лодками. Чистое белье, вкусная еда, симпатичные медсестры, внимательные врачи. Нам выделили отдельную палату. Бад и я лежали у окна, а Гат и Кос у стены. Первую неделю мы почти все время спали, просыпались только на обед и на процедуры. Медсестры были очень добры к нам и приносили еду и газеты прямо в палату. Рана у меня оказалась скверная и заживала плохо. В госпитале я получил все письма от Эн, которые не могли найти меня на фронте.

Люм разбудил меня и, пока я умывался, накрыл на стол, принес котелки с супом и разлил его по тарелкам. В кают-компанию пришли не все, Муки дежурил, а Гат просил передать, что будет обедать на батарее. Ели молча. Оставшись без корабля, десантники загрустили. Я был уверен в том, что офицеры обсуждали между собой сложившуюся ситуацию, но мне никто ничего не говорил. Командиры взводов были задумчивы и угрюмы. Сол пробовал их приободрить, рассказывая забавные истории из медицинской практики, но слушали его плохо и разговор за столом не клеился. Бад, как всегда, ел много и с аппетитом, и даже попросил добавку. Мас и Жен быстро съели свой суп и ушли. Кос сослался на срочные дела и тоже вышел, даже кофе пить не стал. Остались Бад и Сол.

— А куда делся лейтенант Тар? — спросил доктор, набивая трубку.

Бад посмотрел на меня и демонстративно уткнулся в тарелку. Он знал, что я отправил Тара в лес, но говорить об этом за столом не хотел.

— Ушел в разведку.

— Куда? — удивился Сол.

После всего, что мы видели на острове, ни у кого не возникало желания выйти из форта. Многих пугала сама мысль об этом. Подавленное состояние молодых офицеров я относил на этот счет. Они прекрасно понимали, что отсидеться за стенами не удастся, и рано или поздно, я захочу прочесать ближайшие леса.

Люм принес кофейник, налил всем кофе и принялся собирать грязную посуду. Я сделал несколько глотков, достал сигару и закурил.

— На карте Толя обозначена деревня аборигенов. Тар отправился туда.

Сол уставился на меня поверх очков.

— Деревня. Я не знал.

— Это потому, доктор, — вставил Бад, — что Вы все время проводите в лазарете. Мы скоро заведем себе рабов и наложниц, а Вы так ничего и не узнаете.

— Да, ну Вас, — заулыбался Сол.

Бад придвинул к себе чашку и принялся шумно размешивать сахар серебряной ложкой. От этой скверной привычки я так и не сумел его отучить.

После обеда я сел заполнять судовой журнал. Собственно, этим давно надо было заняться. Каждый день морины должен быть зафиксирован. Если что-нибудь случиться, и мы все погибнем или пропадем, как экспедиция Толя, журнал станет единственным документом, по которому можно будет проследить нашу жизнь на Диком острове.

Это простая и нудная работа. Все страницы пронумерованы и сшиты, Вы открываете нужную, соответствующую сегодняшней дате и делаете запись. Все они похожи одна на другую, кол-во раненных, убитых и больных, если есть, список приказов.

Я все заполнил, получилось не очень аккуратно.

Морина жила своей обычной жизнью, меня никто не беспокоил, и сидя в одиночестве в кают-компании, мне, наконец, представилась возможность обдумать события последних дней.

Я прошелся по комнате, зачем-то открыл дверь в спальню и остановился на пороге, дезинфекцией почти не пахло.

Записка мертвеца оказалась пустышкой. Он что-то спрятал, но найти тайник я не сумел. Или храм не тот или кто-то оказался проворнее. Что же он оставил? Сначала я решил, что в храме закопан судовой журнал. Это был бы идеальный вариант, прочитать несколько страниц и сразу все узнать.

Я аккуратно прикрыл дверь.

Застрелившийся офицер надежно хранил свои тайны.

Чайник давно остыл, но я налил себе в чашку холодную заварку, она бодрила даже лучше кофе и потом, после сигар, у меня всегда пересыхало во рту.

Что-то было не так. Что-то меня беспокоило, какая-то маленькая деталь, заноза, которая зудела и отвлекала от дел. Почему я не могу успокоиться?

Мы окопались в форте за высокими стенами, припасов много, люди здоровы, все спокойно.

Может быть меня смущают мертвецы в яме? Нет, я не могу нести ответственность за людей Толя. То, что с ними случилось не мое дело. Нужно думать о живых.

Стоит ли опасаться нападения дикарей?

Я ни на минуту не сомневался, что нам предстоит нешуточная война с местными племенами. Никаких доказательств, что с людьми Толя разделались аборигены, у меня не было, но все указывало именно на это. Если бы на побережье высадились варды и напали на форт, то крепость была бы разрушена артиллерийским огнем, и под ногами у нас, ковром, лежали бы стрелянные гильзы. Ничего подобного не было и в помине, зато на трупах доктор нашел следы холодного оружия. Их просто прирезали, возможно, даже во сне. Если дикари появятся, никаких дружеских отношений, в форт я их не пущу, обмены товарами и общение только снаружи, за стеной.

На улице послышался шум, я отложил в сторону прибор для письма и закрыл журнал. Дверь распахнулась и в кают-компанию вошел Тар. Он вытирал носовым платком мокрое от пота лицо, на френче под мышками расплывались темные пятна.

Лейтенант отдал честь и улыбнулся, — Ваше задание выполнено.

Послушать разведчика собрались все кто мог, даже ученный пришел. Офицеры расселись вокруг стола, и Люм сбился с ног, наливая кофе, чай и вино. Тар подробно рассказал о своем путешествии. Оказывается лес не сплошной, километров через пять начинаются поля с редкими перелесками, их пересекает неглубокая река, которую можно перейти в брод. На берегах, в нескольких местах, разведчики нашли следы стоянки человека, старые кострища. За рекой опять начинаются леса, только не хвойные, как на побережье, а лиственные. Карта неточная. По оценкам Тара до деревни не десять, а все двенадцать километров. Поселение расположено в небольшой долине, возле пресного озера. Они насчитали одиннадцать домов, все давно заброшены. Дома крепкие, сложенные из целых бревен, но многие повреждены. В середине деревни большая воронка, дома поблизости сгорели и разрушились, человеческих останков нет. Видимо взрыв был страшной силы, случился пожар, и выжившие оставили деревню.

Окончив рассказ, Тар залпом выпил бокал вина и налил себе еще.

В комнате повисла мертвая тишина, стало слышно, как бьется, запутавшаяся в паутине муха. Вот тебе и новая загадка. Я живо представил огромную воронку и опустевшее селение.

— Ну, господа, — начал я, — какие буду мысли? Как Вы можете объяснить находки моринер-лейтенанта Тара?

— Воронка одна? — спросил Бад.

— Одна, — Тар кивнул, — но очень большая.

— Что значит большая? — переспросил Мас, — хотя бы приблизительно, какой калибр мог оставить такую?

Тар осклабился.

— Такого калибра еще не придумали.

Жен шумно выдохнул и полез в карман за папиросами.

— Сплошные загадки.

Интереснее всех, на рассказ Тара отреагировал артиллерист, услышав про гигантскую воронку, он заулыбался и покивал, каким-то своим мыслям.

— Лейтенант Гат, что Вы можете сказать? — спросил я.

Он кашлянул и подергал себя за кончик носа.

— Кажется, я догадался, что там произошло.

Все взгляды обратились к нему.

— Не томите, — сказал доктор.

— Извольте. В форте мы не нашли не одного снаряда. Можно предположить, что их куда-то вывезли. Я считаю, что дикари перевезли боеприпасы к себе в деревню, как военный трофей, и не зная, как с ними обращаться, подорвались.

— Фу-у, — Бад выдохнул, — ничего себе история.

Действительно, это объясняло многое. Часть экспедиции села на корабль и попыталась вернуться домой, но в дороге умер командир и экипаж привел судно к ближайшей земле, и к собственной гибели. Оставшиеся в форте стали жертвой нападения дикарей, их убили, а трофеи вывезли, поэтому мы не нашли ни продовольствия, ни боеприпасов.

— Как же так, — не понял Мас, — как они могли подорваться?

Гат развел руками, — не знаю, но я бы никому не рекомендовал бить по снаряду топором или пробовать переплавить его в кузнице.

Однажды я видел издали, как от прямого попадания, взорвался оружейный склад. Впечатляющее зрелище. Если все было так, как сказал артиллерист, то аборигенам не поздоровилось. Теперь понятно, почему на нас не нападают. Ближайшая деревня оставлена, дикари ушли. Нас, просто, еще не заметили.

— Интересная идея, — сказал я.

— А почему они ушли? — спросил Жен, — понятно, что многие погибли и были ранены, но бросить свой дом….

— Господин ученый, Вы можете это как-нибудь объяснить? — спросил Бад.

Вопрос застал Аси врасплох. Он сидел бледный и взволнованный, и казалось, о чем-то напряженно думал.

— Что простите?

— Как это можно объяснить? — с нажимом переспросил Бад.

Уже не в первый раз, я замечал, что между ним и Аси «проплыла дохлая селедка». Чем-то ученый разозлил Бада, может быть выиграл у него в карты. Надо будет с ними поговорить, конфликты в морине мне не нужны.

Аси потер виски, кашлянул, прочищая горло, и сказал, — аборигены могли представить это, как небесную кару, как наказание. Возможно они сочли, что место проклято.

— Ну, и черт с ними, — сказал Бад, кровожадно разглядывая притихшего ученного, — так им и надо.

Я отправил Тара отдыхать. Разведка оказалась удачной. Теперь мы знаем, куда делить припасы экспедиции и почему дикари не атакуют. Было бы слишком наивно предполагать, что аборигены не захотят познакомиться с нами поближе. Дикий остров — это огромная территория, заселенная разными племенами. Даже, если одно из них почти полностью уничтожено, остальные займут его место, это вопрос времени. Вполне возможно, что после трагических событий в деревне, дикари ушли в глубь острова, но рано или поздно они вернуться. Плохо то, что мы совершенно не представляем с кем имеем дело. В книжке Аси нет классификации племен, собственно, там вообще, нет никакой полезной информации, если не считать описания внешнего вида и манер аборигенов. Чтобы написать подобное, совсем не нужно быть ученным, сиди себе в форте и описывай проходящих мимо дикарей. Или Аси, за время пребывания на острове, так ничего толком и не узнал, или, по какой-то причине, не захотел рассказывать. Мне срочно нужно было с ним поговорить. Если он не захотел печатать непроверенную информацию, то возможно расскажет мне, что-нибудь полезное.

Ученного нигде не было. Я несколько раз обошел лагерь, расспрашивая офицеров и моряков, но никто его не видел. Вещи Аси, его одежда и бумаги остались в лазарете, где он занимал койку в дальнем углу, возле операционной. Его багаж так и остался не распакован, только на табуретке лежала теплая накидка и записная книжка.

Наконец у южных ворот, караульный сообщил мне, что ученый вышел из форта около часа назад и отправился в сторону океана.

— Час от часу не легче, — проворчал я и пошел искать Бада.

Я нашел его возле полевой кухни, обсуждающим с поварами вечернее меню.

— Нужно тревогу объявлять, — тихо сказал я, отведя Бада в сторону и сообщив об исчезновении ученного.

— Вот идиот, — сказал он, — тревогу объявлять без толку, лес большой, не найдем.

Вахтенный офицер засвистел в свисток, началась переменка. Из дверей казармы стали выходить егеря, на ходу надевая фуражки. Муки, пробегая мимо, отдал честь.

— Как по-твоему, куда он мог направиться?

Бад задумался.

— Наверно, услышал в отчете Тара, что-то, что его заинтересовало и пошел проверить свою догадку, — предположил Бад.

— Но почему один, почему никого не предупредил?

— Значит он не боится ходить по лесу в одиночку, — задумчиво ответил Бад.

На всякий случай, после ужина, я удвоил посты. Пропажа человека вещь не приятная, но случается довольно часто. Десантники дезертируют, уходят в самоволку или провинившись, словно маленькие дети, прячутся от начальства. Рано или поздно их находят и наказывают. Ученный, хоть и не служит на флоте, но в походе является членом экспедиции и должен соблюдать все правила. Если он вернется, то будет неделю сидеть под домашним арестом, если не вернется, то в судовом журнале появится запись о первой потере.

Бад предложил отлупить Аси шомполами.

— Вернется, накажем, — сказал я, — Что ты на него взъелся, в карты проиграл?

Неожиданно Бад смутился и даже не смог сразу ответить.

— Нет. Не нравится он мне и все, — буркнул он и постарался сменить тему.

Офицерам о пропаже ученного мы сообщать не стали. У взводных полно собственных забот. Атмосфера в лагере сложилась нервная и нагнетать ее еще больше мне не хотелось. Обустраиваться на новом месте всегда не просто, тем более, когда за забором кричат незнакомые звери, растут неизвестные деревья и даже после дождя, пахнет по-другому.

Я предупредил часовых на воротах, чтобы они с перепугу не пристрелили Аси и пошел спать.

Утром ничего не изменилось. Кровать ученного осталась не разобранной и часовые никого не видели.

После завтрака я записал в судовом журнале, что прикомандированный к экспедиции научный работник самовольно покинул форт и пропал.

— Оружия у него с собой нет? — спросил я.

— Я не видел, — ответил Бад.

В столице было несколько оружейных магазинов и, любой желающий, мог купить себе пистолет. Аси никогда об этом не говорил, но люди бывают разные, может быть он прятал револьвер, завернутый в кальсоны, где-нибудь на дне саквояжа.

Ученый вернулся к обеду, когда мы уже перестали его ждать. Он сиял, как начищенная медяшка и тащил большую сумку, полную незнакомых ярко-оранжевых фруктов. Свою добычу он вывалил в кают-компании на обеденный стол. Некоторые фрукты лопнули и из них на столешницу протек резко пахнущий сок.

— Вот, господа, — радостно сказал Аси, — угощайтесь. Это очень вкусно, уверяю Вас.

Бад устроил ему потрясающий разнос. Таких выражений я давно не слышал. Оказывается, словарный запас моего заместителя сильно пополнился после войны.

Ученый смущенно хлопал глазами, прикладывал руки к груди и с чувством извинялся, когда ему удавалось вставить слово в монолог Бада.

Аси уверял, что его заинтересовала информация о старых кострищах, найденных Таром. Возле реки он уже бывал в прошлый приезд на Дикий остров, хорошо представлял себе, как туда добраться и поэтому решился на путешествие. Нападения от местных племен он не ждал, и вообще очень удивлен нашей реакцией. Аборигены люди мирные, бояться их не стоит.

— Поймите, что за шесть месяцев моего пребывания в лагере, дикари не сделали ничего плохого, наоборот, они открытые, душевные люди.

Аси протянул мне ржавую консервную банку и гильзу.

— Вот, что я нашел возле кострища. Видимо его жгли люди Толя. Мне кажется, что адмирал отправил экспедицию в глубину острова. Возможно мы еще услышим о ней.

Есть люди, которые не готовы мириться с фактами. Для меня судьба предыдущей экспедиции была очевидна, я свыкся с мыслью, что людей Толя не осталось в живых, но я не был с ними знаком лично. Возможно Аси не хочет верить в то, что его товарищи погибли, а аборигены, о которых он написал книгу, оказались жестокими убийцами.

— Они все мертвы, — сказал я, — их нет.

Аси, как-то странно посмотрел на меня и улыбнулся.

— Я слышал, что в штабе нашли офицера, который умер всего несколько месяцев назад. Он нас почти дождался. Может быть есть еще живые.

Я не стал с ним спорить. Пусть верит во что хочет.

— Пять суток ареста за самовольную отлучку из части. Наказание будете отбывать в лазарете. Помещение разрешается покидать только, чтобы умыться и по нужде. Лейтенант-моринер Бад, распорядитесь, пожалуйста препроводить господина Аси под стражу и приставьте караул.

— Слушаюсь, — Бад козырнул.

Весть о том, что ученый арестован быстро облетела лагерь. Лейтенанты Жен и Мас приходили просить за Аси, говорили, что готовы поручиться за него. Я не стал их слушать. Потом пришел Сол и попросил не использовать лазарет в качестве гауптвахты.

— Он провел в лесу почти сутки. Считайте, что это не арест, а карантин.

Такое объяснение полностью удовлетворило доктора. Он сообщил мне, что, вернувшись из своего нелепого похода, ученный угощал фруктами всех встречных десантников.

— Человек десять успели попробовать. Пока с ними все в порядке, но мне кажется, что стоит запретить есть пищу, в которой мы не уверены. Вы сами эти фрукты пробовали?

— Нет. Я распорядился их выбросить.

После ужина я решил немного прогуляться. Вечер выдался теплый и надевать бушлат я не стал. Странное место, днем жарко, ночью холодно, по утрам из леса поднимались зыбкие туманы. Я поднялся на стену. Быстро темнело, костры снаружи еще не горели. В лесу беспокойно кричали птицы. Еще вчера я вздрагивал от каждого шороха и требовал усилить охрану, но после того, что нам рассказал Тар, успокоился. Сколько пройдет времени прежде, чем аборигены вернутся на побережье? Аси описывал только одно племя, которое приносило в форт продовольствие. Скорее всего оно почти полностью уничтожено взрывом и опасности не представляет. Что он там говорил: «дикари душевные люди»? Может быть. Вообще ерунда какая-то. Банку принес и гильзу. Стоило ходить ночью одному в лес, чтобы копаться в кострище и найти это барахло, тем более, что найденные вещи ничего не доказывают. Я сел на чурбак и раскурил сигару. Напряжение последних дней уходило. Как мало надо человеку для того, чтобы появилась надежда. Увидев яму, заполненную останками моряков, я успел поверить в то, что эта операция станет для меня последней. Наше положение представлялось мне безвыходным. Я был уверен, что лес кишит опасными дикарями, которые рано или поздно нападут на форт. Можно отбить несколько атак, можно выдержать длительную осаду, но, если на тебя обрушится все местное население, рано или поздно ты проиграешь. Нельзя остановить ураган.

Отправляя Тара, я «ловил на одну удочку сразу две макрели». Я рассуждал так, или он дойдет до деревни, вернется и расскажет нам обо всем, что видел, или на его отряд нападут. Разведчики беспрепятственно прошли туда и обратно, беззаботный ученный гулял всю ночь и пол дня, и остался цел, значит в лесу засады нет.

Часовые у ворот тихо переговаривались, в темноте белели гимнастерки. Сейчас на вахте стояли егеря. После недоразумения на корабле, столкновений между рядовыми больше не было, десантники перестали к ним цепляться.

— Хорошо сегодня, тепло, — говорил пожилой егерь, удобно устроившись на лавке возле ворот, — а то, когда холодно у меня ноги болят, — жаловался он.

От нечего делать, я стал прислушиваться к разговору. Среди егерей было немало больных, поэтому я попросил доктора быть к ним внимательней, все-таки нестроевая часть, у кого грыжа, у кого геморрой, у кого плоскостопие.

— Вчера ночью так прихватило, ужас просто.

— Угу, — отозвался второй часовой, — вчера холодно было, я хоть и в бушлате был и то, все время, к костру греться бегал.

Хлопнула дверь казармы и по двору прошли Мас и Жен.

— О! Офицеры пошли кофей пить, — сказал часовой.

— На то они и офицеры, — ответил напарник.

— Вот раньше помню, служил я…..

Стоп! Я чуть не выронил сигару. Слова часового: «вчера холодно было» поразили меня. Я вспомнил лежащую на кровати, в лазарете, теплую клетчатую накидку Аси. Ученый всегда мерз. На корабле, на палубе, он появлялся закутанный до самых глаз, накидка, шарф, широкополая походная шляпа. Вчера ночью было так холодно, что я замерз даже под шерстяным одеялом, а ученный ушел в лес в одном своем нелепом френче, пошитом на военный манер. Это мы здесь новички, а Аси прожил на острове шесть месяцев, ходил по здешним лесам и разбирается в особенностях местного климата. Не был он ни у какой реки. А вот, где был, мы сейчас узнаем.

Я выбросил недокуренную сигару и переложил револьвер из кобуры в карман галифе.

Когда я подошел к лазарету, дверь распахнулась и прямо на меня, с тазом в руках, выбежал долговязый санитар.

— Извините, господин супер-лейтенант, — промямлил он и свернул за угол.

— Почему часового нет? Что у Вас тут творится! — рявкнул я, и вошел внутрь.

На кровати Аси было пусто, простыни смяты, одеяло свалено на пол, из операционной раздавались странные звуки, кто-то хрипел и рычал.

В дверь выглянул растрепанный доктор.

— Не входите! Не входите сюда! — закричал он.

Я видел только его голову и спину. Мне показалось, что он кого-то держит. Видя, что я продолжаю идти, он крикнул, — Выйдете немедленно!

— Что случилось?

— Да, выйдите наконец, — взмолился он.

Я вышел на улицу и поймал санитара, который бежал обратно.

— Что там происходит, рядовой? — спросил я.

— Ученный отравился, помирает, — ответил он и, без всякого почтения, отодвинул меня с дороги.

Аси промучился еще минут десять и испустил дух.

Мы сидели в кают-компании. На столе стоял саквояж Аси, остальные личные вещи, накидку, шляпу и одежду, закопали вместе с телом.

Доктор был угрюм и задумчив. Он молча курил и старался не встречаться с нами взглядом.

— Я осмотрел вещи, — сказал Бад, — ничего необычного: белье, рубашки, бриджи, бритвенный набор, записная книжка, бумага для записей, оружия у него не было, если не считать этого.

Он открыл саквояж, порылся внутри и достал короткий кривой кинжал в цветных кожаных ножнах.

Я взял нож, повертел в руках и бросил на стол.

— Интересная вещица. Чем он мог отравиться?

— Не знаю, — сказал Сол, — мог, что-нибудь съесть в лесу. Фрукты, которые он принес, безопасны, больше никто не заболел. Ему стало плохо сразу после ужина: головокружение, рвота, страшные боли в мышцах, потом паралич. Ужасно.

Нам всем было не по себе. Странная смерть. Если бы Аси просто пропал или погиб от рук дикарей, мне было бы спокойнее. Ощущение, что кто-то стоит за спиной и наблюдает за каждым нашим шагом, стало еще сильнее.

— Я ничего не смог поделать. Все случилось слишком быстро. Сильный яд, — продолжал доктор.

— Да — а, — протянул Бад.

Он подошел к походному буфету, достал коньяк и рюмки.

— Давайте помянем ученого.

Мы выпили не чокаясь.

Сол быстро захмелел и пошел спать. В кают-компании остались только мы с Бадом.

— Перенервничал доктор. Как никак, потерял первого пациента, — сказал Бад, разливая коньяк.

Я не ответил, закурил сигару и развалился на лавке, облокотившись спиной о стену. Коньяк подействовал на меня странно, обычно бодрил, но сейчас потянуло в сон.

— Ты думаешь, Аси подцепил заразу, когда ходил исследовать старые кострища? — спросил Бад.

Он разложил на столе газету и набор для чистки оружия. Это был своеобразный ритуал. Каждый вечер Бад чистил либо револьвер, либо абордажный пистолет. Он говорил, что его это успокаивает.

— Я думаю, что Аси вообще ничего не исследовал.

Бад напрягся и придвинулся к столу, в руке он держал корд, которым собирался заняться. До этого момента я не видел его лица в темноте, горели всего две свечи, они освещали стол и инструменты, оставляя нас в тени.

— Почему? — в неровном свете, его глаза заинтересованно блеснули.

— В ту ночь было очень холодно, а Аси ушел налегке, без верхней одежды, из этого следует, что ушел он недалеко и сидел где-то в тепле, а накидку свою специально оставил в лазарете, чтобы мы не хватились его раньше времени.

Пламя свечей колебалось, отбрасывая на стену и дверь зловещие тени.

— Ерунда. Мы бы все равно его хватились, — с сомнением произнес Бад, — он ушел почти на сутки.

— Ерунда не ерунда, но о его исчезновении мы узнали только через час, и то только потому что он мне срочно понадобился.

— Да, точно, — сказал Бад, — а, кстати, что ты от него хотел?

— Теперь это уже не важно, — я поднял рюмку, — твое здоровье.

Денщик опять натопил печку и в комнате было жарко, хотелось прилечь и вытянуть ноги. Я постарался расположиться поудобнее, но, как не садился, плохо обработанное бревно жестко упиралось в спину.

Бад взял рюмку в левую руку, кивнул и выпил.

На флоте существовала традиция, коньяк всегда пили из маленьких серебряных рюмок. Варды предпочитали большие стеклянные бокалы, они считали, что так полнее ощущается аромат напитка. Не знаю. Я пробовал и так, и так. Эти рюмки подарил нашей морине адмирал Крол, вручая гвардейские значки. Они лежали вместе со столовым серебром и, раз в неделю, Люм старательно их чистил, чтобы серебро не потемнело.

— Все равно не понимаю, — не унимался Бад, — одно дело выйти на час, полтора, и совсем другое, исчезнуть на сутки. Как можно было надеяться на то, что этого никто не заметит?

— Может быть, он не собирался исчезать на долго, просто что-то пошло не так. Думаю, что историю про кострища он придумал на ходу, уж больно нелепо она звучит.

В задумчивости, Бад почесал стволом лоб, и положил руку с пистолетом на стол, случайно направив дуло на меня.

— Но он же нашел следы экспедиции.

— Какие следы? Банку и гильзу можно подобрать, где угодно, — ответил я, — ты не мог бы убрать от меня пистолет?

Сидеть под дулом корда, даже если он разряжен, было неприятно.

— Извини, — Бад спохватился и отложил оружие в сторону, — где же он был? И что это доказывает?

Чертова духота. Хотелось спать, веки словно налились свинцом и отвечать на вопросы становилось все труднее.

— Он был где-то неподалеку, скорее всего в гостях у аборигенов, — заплетающимся языком ответил я, — это доказывает две вещи, во-первых, Аси предатель, а во-вторых, кто-то все время за нами наблюдает и возможно собирается напасть.

Курить больше не хотелось. Я затушил сигару в пепельнице и тяжело поднялся, — извини, что-то я засыпаю на ходу, пойду прилягу.

— Конечно, ложись, — сказал Бад, — я тоже скоро пойду спать.

Я с трудом дотащился до кровати и не раздеваясь упал на матрас.

Утро выдалось серое и безрадостное, из леса наползал промозглый туман. После вчерашнего коньяка меня знобило, и выходя из штаба, я накинул на плечи бушлат. Голова болела, во рту было сухо и противно, и проснувшись, я подряд выпил два стакана воды. Чертовщина какая-то, — про себя пробормотал я, — неужели плохой коньяк в магазине подсунули.

Такое встречалось на островах. Виноторговцы, безошибочно угадывали уходящих в дальний поход офицеров, и умудрялись всучить им всякую дрянь. В столице о таких случаях я еще не слышал.

Когда я проснулся, в штабе было пусто и прохладно, печка давно остыла, Бад во всю храпел, накрывшись с головой шерстяным одеялом. Будить его не хотелось, и я пошел прогуляться. Часовые были на месте, офицер отдал честь и отрапортовал, что за время дежурства ничего не произошло, посторонних не было, движения в лесу не наблюдалось.

«А может быть мне все это пригрезилось, — подумал я, — просто усталость и нервы. Я цепляюсь к мелочам, придумываю не существующие подробности. Может быть Аси просто рассеянный неудачник, забыл накидку и трясся всю ночь у костра. Откопал там старую банку и гильзу, и бежал со всех ног обратно в форт, а, чтобы его не ругали, насобирал, по дороге, фруктов. А я тут выстраиваю сложную логическую цепочку, пытаясь обвинить его в предательстве.»

Трудно было поверить в то, что где-то рядом в лесу скрываются наши враги. Я представил себе ученного, крадущегося через заросли, вот он остановился, огляделся и потянул невидимое в траве кольцо, открылся потайной лаз и Аси скрылся в глубине подземного хода.

— Как в романе, — сказал я вслух и улыбнулся.

За завтраком мы еще раз помянули покойного. Моринер-лейтенант Жен встал и произнес прочувствованную речь. Все были подавлены произошедшим. Хотя ученный и не был офицером морины, но к нему успели привыкнуть и воспринимали, как своего. Я еще раз предупредил офицеров об опасности.

— Господа, будьте внимательны. Вокруг нас враждебная среда, незнакомые растения, неизвестные фрукты, о свойствах, которых мы ничего не знаем. Если даже ученный, который провел в этих местах полгода, не смог уберечься от яда, что же говорить о десантниках, которые могут, по глупости, попробовать незнакомую ягоду или понюхать яркий цветок.

Все согласились со мной.

Тар рассказал, что во время разведки видел много диких животных, которые убегали и прятались при виде людей. Очевидно, что они знакомым с человеком и опасаются попасть к нему на ужин, но позволяют подойти к себе на расстояние ружейного выстрела, так что мы вполне могли бы настрелять дичи, чтобы разнообразить надоевший армейский рацион.

Они заспорили с доктором о том, может ли быть ядовито мясо диких зверей и пришли к выводу, что отравиться им, скорее всего, нельзя, но на вкус оно может быть ужасным.

Большинство людей, родившихся и выросших на островах никогда не пробовали мясо. Это был невиданный деликатес. Вся свободная земля отводилась под огороды и пашни, и на пастбища, просто, не было места. Огромное количество рыбы, водившийся в прибрежных водах, заменяло островитянам свинину и говядину. Многие впервые попробовав мясо, находили его слишком жестким, а вкус неприятным. Тар, наследник богатого дворянского рода, провел детство и юность в столице и понимал толк в охоте. Он говорил, что знает, как убить и освежевать зверя. В его словах был определенный смысл. Было глупо не воспользоваться дарами Дикого острова.

После завтрака я попросил Тара и Бада остаться.

Люм, который уже привык к тому, что, если я прошу кого-нибудь из офицеров задержаться в кают-компании, значит будет обсуждаться секретное дело, налил нам кофе и благоразумно вышел.

— Мне не дает покоя прогулка нашего покойного друга, — сразу, без предисловий, начал я.

Бад хотел, что-то сказать, но я не дал.

— Я не хочу выслушивать Ваше мнение и не собираюсь отстаивать свое. Не потому, что не ценю Вас, а просто потому, что нечего обсуждать. Член экспедиции ушел неизвестно куда, отравился и умер. Это чрезвычайное происшествие, которое должно быть расследовано. Моринер-лейтенант Тар, я хочу, чтобы Вы отыскали следы ученого, вчера не было дождя, и я думаю, что это вполне реально. Вы должны пройти по следам Аси, и постараться определить, куда он ходил. Если потребуется дойдите до реки, но идти дальше, я запрещаю. Если по дороге Вы настреляете нам дичи к обеду, очень хорошо, если нет, не задерживайтесь в лесу, это может быть опасно. Возьмите с собой одно отделение и отправляйтесь.

— Слушаюсь, — Тар отдал честь и вышел.

— Не понимаю, — сказал Бад, когда дверь за лейтенантом закрылась, — почему ты все время отправляешь в разведку Тара. Это наш лучший офицер. Отправил бы Жена или Маса. Я вообще не понимаю, зачем нужны эти разведывательные рейды. Мы только напрасно рискуем людьми.

Я видел, что мой заместитель не доволен. Последнее время наши взгляды часто не совпадают.

Мой друг, а я считал Бада другом, как и большинство офицеров, сильно изменился после высадки на остров. Он стал скрытным и нервным, старался больше времени проводить в одиночестве. Я с удивлением заметил, что мне стало тяжело с ним общаться. Мы все не святые, и такие размолвки случались и раньше. Чтобы в адмиралтействе не говорили о солдатском братстве, но на войне есть командир и подчиненный, и между ними всегда существует конфликт, подчиненный хочет выжить, а командиру нужно выполнить боевую задачу.

— Я думал, что наш лучший офицер это ты, — сказал я.

Бад горько усмехнулся.

— Нет. Я старый уставший офицер. Я хочу покоя и тишины.

Мне странно было слышать от него такие слова. Раньше он никогда не унывал и готов был первым лезть в самое пекло. Выпивоха и обжора, он любил жизнь и приключения. Неужели долгий переход и зловещая атмосфера Дикого острова сломали Бада?

— Ерунда. Если тебе скучно, займись делом.

— Каким, — ворчливо спросил Бад, — сходить в разведку вместо Тара?

Когда утром, я решил отправить людей по следам Аси, у меня мелькнула такая мысль. Я отчаянно нуждался в подтверждении или опровержении своих подозрений. Все-таки я не верил ученному. Его смерть казалось странной и случилась именно в тот момент, когда я собирался его допросить. Слишком много совпадений. Так почему же все-таки я не послал в разведку Бада?

— Есть заброшенные развалины на востоке, — задумчиво ответил я, — мы их еще не осмотрели.

Бад, наливал себе кофе. Услышав мои слова, он дернулся и пролил не много на стол.

— Это приказ?

— Предложение.

Он выпил кофе, вытер рот салфеткой и встал, потом одернул френч, и поправил шпагу. Всем своим видом он показывал, что не согласен с моим решением исследовать ближайшую территорию.

— Я готов.

— Сядь, — сухо приказал я.

Он послушно опустился на лавку.

Иногда даже самые надежные и смелые люди, испытывают страх и отчаяние. Для этого может быть много причин. Офицеры теряют ощущение реальности и первый долг командира, поставить их на место. Можно сказать грубость, поместить под арест, отправить в опасный поход и, тем не менее, остаться с подчиненным в дружеских отношениях. Оступившийся человек, будет потом испытывать благодарность за то, что ты не дал ему опуститься еще ниже.

— Покой и тишина у тебя будут, когда выйдешь в отставку, если конечно доживешь, — жестко сказал я, — не нужно обсуждать и комментировать мои приказы. Их нужно исполняться точно и в срок. Если я решил, что в разведку пойдет Тар, значит так и будет. Если я приказал посадить Аси под домашний арест и приставить караул, значит так и должно быть. Почему, когда я пришел в лазарет, там не было часового?

Бад вскинулся, — я не думал, что ты серьезно сказал про караул, это же всего лишь ученый.

— Я отвечаю за жизни ста человек перед адмиралтейством. Если я говорю, что должен стоять караул, значит он должен стоять.

Бад поднялся. Он покраснел, на хмуром лице заиграли желваки.

— Виноват.

— Если я приказал зажигать костры за стеной, значит, с наступлением темноты, они должны гореть всегда! Без напоминания!

— Слушаюсь, — Бад вытянулся струной, его глаза на выкате совсем вылезли из орбит. Наверно я говорил громко и на улице все было слышно. Я понимал, что слишком разошелся, но остановиться уже не мог.

— Я распорядился перенести часть боеприпасов в заброшенный храм. Сделали?

— Никак нет.

— Почему?!

Бад затравленно смотрел на меня. У него не было ответов. Всему причина дальний поход. За месяцы проведенные на корабле офицеры успели расслабиться. Я хорошо их понимал, нет проверяющих, нет строгого начальства, даже гауптвахты нет. А когда командир морины лучший друг, можно забыть про армейскую дисциплину.

— Лейтенант-моринер Бад. Возьмите отделение из третьего взвода, доставьте в заброшенный храм коробку галет, бочонок с водой, четыре солдатских револьвера с полным боекомплектом и восемь ручных гранат, потом обследуйте развалины к востоку от форта. Вам понятен приказ?

— Так точно!

— Выполнять.

Когда Бад вышел из штаба, хлопнув дверью, я с облегчением опустился на скамейку. После вчерашнего коньяка еще болела голова.

Минут сорок меня никто не беспокоил, так что удалось немного подремать. Потом пришел доктор.

— Что Вы сделали с лейтенантом Бадом? — спросил он, вешая фуражку на гвоздь в прихожей, — я видел, как он выбежал от Вас, взял десантников и ушел в лес. По-моему, он не в себе.

— Не форт, а богадельня, — сварливо ответил я, потягиваясь, — не успеешь на кого-нибудь накричать, как все уже знают.

— У Вас очень громкий голос, — сказал доктор и улыбнулся, — все слышно.

Он закурил трубку и расположился за столом. Люм налил нам кофе, поставил кофейник на деревянную подставку в виде рыбы и вышел.

— Что же мне шепотом подчиненных ругать?

— А зачем их ругать? — вопросом на вопрос ответил Сол, — Вас в морине уважают, Вы слово сказали все уже бегут исполнять.

Я рассмеялся.

— Да, Вы льстец доктор.

— Бросьте, — Сол отмахнулся, — и в мыслях не было, просто Вы, когда-то каждому из нас спасли жизнь. Все об этом помнят.

Не знаю, зачем доктор заговорил об этом. Он, действительно, никогда не был льстецом. Слышать такое было приятно, но незаслуженная похвала, с детства, вызывала во мне недовольство. Не знаю, что думают офицеры моей морины, но у меня никогда не было задачи спасти их жизни, единственное к чему я стремился, выполнить боевую задачу с минимальными потерями и выжить.

— Как Вам кофе? — спросил я, чтобы сменить тему.

— Так себе, сразу видно, что пайковой. Я, знаете ли, мешаю хороший кофе с тем, который выдает Кос, получается очень неплохо. Заходите вечером, угощу.

— Спасибо, зайду.

Мы помолчали. Я прокручивал в голове свой разговор с Бадом. Наверно я был слишком резок, но надоела безответственность.

— Еще раз проверил солдат, которых угощал Аси, все здоровы, — задумчиво сказал Сол, — не понимаю, что же все-таки случилось. Он знал местные растения, принимал участие в обмене с аборигенами. Аси рассказывал, что местные леса не так уж сильно отличаются от наших.

Это было интересно. Ученый говорил мало. Он редко покидал свою каюту, а для общения выбирал в основном взводных. Больше всего времени он проводил с Женом и Масом, меня ученый сторонился и я думал, что доктора тоже.

— Я и не знал, что Вы с ним общались.

— Ну, не то чтобы общались, — ответил Сол, — он вообще, был человек замкнутый, но несколько раз разговаривали. У меня к нему было много вопросов. Видите ли, существует теория, согласно которой все острова раньше были единым целым, а потом, в результате кого-то катаклизма, разделились. Если эта теория верна, значит, на всех островах должна быть похожая флора и фауна.

— Бред какой-то, — ответил я.

Ничего подобного я никогда не слышал. В детстве за такие разговоры меня могли выпороть или оставить без сладкого. Моя бабушка твердо следила за тем, чтобы в голове ее внуков не рождались вольнодумные идеи. Человек набожный и жесткий, она приучала нас к тому, что Великий Океан создал мир таким, каким мы его знаем. К тридцати четырем годам я понял, что меня абсолютно устраивает официальная религия, объясняющая мировой порядок.

— Вовсе не бред, — обиделся доктор, — тому есть подтверждения, например, схожесть языков. Даже здесь, аборигены говорят на наречии, которое понимают люди, выросшие на дальних северных островах.

Сол был очень начитанным и интересным собеседником. В другой раз, я бы с большим удовольствием послушал его теорию, но сейчас меня больше интересовал ученный.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал я, — может быть Вы и правы. Так что Вам говорил Аси?

Доктор все еще дулся. Он допил кофе, налил себе еще и, нарочито безразличным тоном, ответил, — по его словам, большинство здешних растений и животных очень похожи на наши, конечно, есть исключения и небольшие отличия, но они не существенны.

— А про туземцев он Вам что-нибудь говорил?

Доктор на минуту задумался, — нет, ничего не припоминаю.

В дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, в кают-компанию заглянул часовой.

— Извините, господин супер-лейтенант-моринер, в лесу стреляют.

Мы с доктором вышли из штаба, когда заиграл сигнал тревоги. Моринеры, толкаясь, бросились к бойницам. Сколько бы Бад не проводил учебных тревог, все равно в решающий момент, люди будут бестолково путаться друг у друга под ногами.

— Где стреляли? — спросил я караульного.

— Кажется, там, — он махнул рукой.

— Я за сумкой в лазарет, — сказал доктор.

— Давайте.

Я почти бегом поднялся на восточную стену, здесь лес не был вырублен и деревья подходили к частоколу достаточно близко. Стрелки рассредоточились у бойниц и всматривались в подлесок.

— Сколько было выстрелов? — спросил я сержанта.

— Два, господин супер-лейтенант-моринер, из карабина.

Именно сюда, на восток, я отправил Бада. Примерно в километре от форта на карте были обозначены старые развалины. Неужели нарвались на дикарей? В такие минуты всегда хочется действовать, поднять по тревоге взвод и прочесать окрестности. Может быть Бад так бы и сделал, но я остался на месте. Сейчас в лесу две группы, двадцать человек, десять с Бадом и столько же с лейтенантом Таром. Если одна группа попала в засаду, другая уже услышала стрельбу и затаилась или пришла на помощь, если оказалась по близости. Незачем бегать всей мориной в незнакомом лесу, только перестреляем друг друга.

Внизу со стороны склада раздался, какой-то шум, хлопнула дверь и из-за угла появился Кос. Он увидел меня, махнул рукой и, не торопясь, поднялся по лестнице.

— Говорят, в лесу стреляют?

— Говорят, — кивнул я.

Интендант закурил папиросу и встал рядом. Он был совершенно спокоен, револьвер в кобуре.

— Думаете, началось? — с интересом спросил он.

В ответ, я только пожал плечами.

Время шло, в лесу было тихо, больше не стреляли. Моринеры расслабились, стали переминаться с ноги на ногу.

Кос докурил папиросу и выкинул вниз.

— Может быть часовому померещилось? — спросил он.

— Не думаю. Я разрешил Тару поохотиться, может быть это он подстрелил нам на обед косулю.

— Ага, — Кос потер руки, — не откажусь от отбивной.

Вскоре прибыли обе группы. Я оказался прав, стрелял Тар. Ему удалось убить небольшое животное похожее на оленя. Он обещал сам его освежевать и объяснить поварам, как приготовить жаркое. Следы Аси привели к указанным на карте развалинам. Среди, давно заброшенных, каменных построек оказалось несколько домиков, вполне пригодных для жилья, по крайней мере, у них были стены и крыша. В одном из них обнаружили следы пребывания человека, свежее кострище и папиросные окурки. Группа Бада оставила в заброшенном храме продовольствие и боеприпасы и, возле развалин, встретилась с отрядом Тара. Они вместе обследовали территорию, никого не обнаружили и вернулись в лагерь.

Тар был возбужден приключением и удачной охотой, говорил много, красочно описал поиски следов ученного, преследование животного и свой меткий выстрел. Бад говорил мало, четко и сухо, что называется по-военному. После доклада я отпустил офицеров отдыхать.

Ситуация прояснилась. Конечно, десантники не следователи, они не могут определить, кто жег костер в заброшенном строении и чьи окурки лежали на земле, но этого и не нужно. Мои опасения подтверждались, Аси соврал. Он не ходил к реке, а всю ночь провел неподалеку. Встречался он с кем-нибудь или просидел до утра в одиночестве, не важно, главное, что он скрытно ушел из расположения части и попытался меня обмануть.

До самого обеда я просидел в кают-компании один. Бад старался не попадаться мне на глаза, офицеры занимались обычными делами. Я заполнил судовой журнал, написал докладную записку, в которой изложил свои подозрения по поводу смерти ученного, составил график дежурств на ближайшую неделю, написал письмо Эн, почистил карабин и револьвер, и выкурил сигару.

На обед мы получили ароматное жаркое. Хотя мясо оказалось жестковатое, но все остались довольны, благодарили Тара и просили его почаще добывать такие трофеи. От традиционного рыбного супа все отказались. Я распорядился выставить возле кухни блюдо с мелко нарезанным жаренным мясом для всех желающих. Рядовые подходили пробовать, но как мне доложили, десантники сошлись во мнении, что рыба вкуснее.

После обеда я вышел поговорить с дежурным офицером и проверить посты. Сегодня для заготовки дров откомандировали отделение первого взвода. У остальных десантников было свободное время, взвод отдыхал в казарме. Большинство моринеров отсыпались перед ночной вахтой, остальные сплетничали, чинили одежду, или писали письма домой. При моем появлении десантники вставали и отдавали честь, но делали это неохотно, словно через силу. Лейтенант Мас выглядел плохо, был небрит и неопрятен. Я сделал ему замечание и попросил внимательнее отнестись к своим обязанностям. Нужно будет проследить за первым и вторым взводом. Последнее время я все свое внимание уделял людям Тара и егерям. Расхлябанность раздражала.

Бада нигде не было, и я зашел проведать интенданта. У Коса на складе был идеальный порядок. На недавно сколоченных, еще пахнущих смолой, стеллажах разместились ящики с консервами, упаковки с папиросами, галетами и чаем. На походном столике стояла початая бутылка рома, спиртовка, маленький кофейник и алюминиевая кружка.

— Не помешаю? — спросил я.

— Нет, что Вы, — интендант встал, — проходите, садитесь.

Табуретка была только одна, поэтому я остался стоять.

— Как Вы тут? Что-то в последнее время совсем не заходите в кают-компанию, только на обед и ужин.

Кос явно был чем-то озабочен. Он хмурился и казался уставшим.

— Много дел. Хочу сперва все закончить, пересчитать и расставить по местам, а потом уже жить спокойно.

— Ну-ну, смотрите не надорвитесь, мы без Вас не справимся, — сказал я, разглядывая бутылку. Это был хороший ром, дорогой, рюмки не было, поэтому можно было предположить, что интендант прикладывается прямо к горлышку.

Кос проследил за моим взглядом.

— Все в порядке, — ответил он, — я почти закончил. Выпить хотите?

— Нет, спасибо.

Я уже собрался уходить, когда Кос неохотно сказал.

— Извините господин супер-лейтенант-моринер, Вам не кажется, что нижние чины стали вести себя странно?

Я остановился, как вкопанный. Удивительное совпадение, как раз сейчас я думал о том, что поведение десантников из первого взвода мне не понравилось, было в нем что-то неестественное. Когда идет война, различия стираются и возникает некое подобие дружбы, офицеры спят и едят в одном блиндаже с рядовыми и делятся с ними пайком, потому что каждая минута в окопе может стать последней. В мирное время офицеры держат четкую дистанцию. У нижних чинов своя жизнь, у нас своя. Меня неприятно удивило панибратское отношение моряков из первого взвода. Оно было едва уловимо, я даже подумал, что мне показалось. Значит не мне одному.

— Что Вы имеете в виду?

— Вчера я сделал замечание десантнику из первого взвода, сегодня из второго, в первом случае, меня не приветствовали, во втором не уступили дорогу. Вы знаете, что я не самый строгий офицер, но я люблю порядок.

Я внимательно посмотрел на него. Первый раз в жизни Кос заговорил со мной о дисциплине. Интендант обычно был занят своими делами и мало обращал внимание на то, что происходит вокруг. Если уж он говорит мне такое, значит дело серьезное.

В штабе меня ждала записка от Бада.

«Я был не прав, извини. Если Аси действительно предатель и встречался с кем-то в развалинах, значит наши враги могут появиться там еще раз. Я отправляюсь назад с тремя десантниками из второго взвода, чтобы устроить засаду. Ухожу без предупреждения, чтобы не вызвать подозрений, возможно у Аси есть сообщники.»

Я повертел записку в руках и сунул в карман.

Глупо вести себя, как герои шпионского романа. Признаться, я сам подумывал о засаде, но потом вспомнил, что место, где ночевал Аси обследовали два десятка человек, наверно перевернули там все вверх дном, набросали окурков и натоптали, поэтому даже если у аборигенов был в развалинах оборудован наблюдательный пункт, вряд ли они захотят туда вернуться.

Бад всегда был человеком действия, если ему не сидится на месте, пускай. Засада лучше, чем хандра.

Я вызвал к себе моринер-лейтенантов Маса и Жена. Люм нашел их быстро, оба были в казарме.

— Добрый вечер, — сказал Жен, проходя в кают-компанию. Он был подтянут и свеж, лейтенант Мас так и не побрился.

— Проходите господа, садитесь.

Они расположились у двери на дальнем конце стола. Нас разделяло несколько метров. Обычно офицеры садились на свободные места, как можно ближе ко мне, так удобнее, тем более, когда на совещание приглашают всего двоих.

Я никогда не был в родовых дворянских замках, но, как и все, слышал об огромных мрачных залах со столами настолько длинными, что для того, чтобы услышать друг друга, приходилось кричать.

Ну что же, именно это я и собирался сделать.

— На ваших людей поступили жалобы, господа. Рядовые забывают приветствовать офицеров и не уступают им дорогу. Как Вы можете это объяснить?

Лейтенанты переглянулись. Жен встал.

— Позвольте узнать, — с вызовом сказал он, — от кого поступила жалоба?

— Садитесь. Это не важно. Я не собираюсь устраивать разбирательство, как в гимназии, когда из столовой крадут сахар. Если еще раз повториться, что-нибудь подобное, если мне доложат о том, что нижние чины ведут себя непочтительно к офицерам, я приму самые жесткие меры. Постарайтесь донести до своих подчиненных, что в следующий раз замечанием они не отделаются, я прикажу бить их шомполами, а Вас разжалую…

Мас уставился в пол, а Жен покраснел и бросил на меня злобный взгляд.

— …и найду Вашим десантникам других командиров, если Вы не в состоянии навести во взводе порядок. Свободны.

Офицеры встали. Жен кивнул на прощание и стремительно вышел, идущий сзади Мас, придержал дверь.

— Извините, господин супер-лейтенант-моринер, мы разберемся, — сказал он.

— Надеюсь.

С молодыми офицерами всегда трудно. Им кажется, что впереди множество возможностей, звания, ордена и награды. Они еще не поняли, что служба — это нудная однообразная работа, в которой главное ответственность и дисциплина. На войне ты можешь блеснуть, совершить подвиг и выдвинуться на первые места, но это случается редко, большинство храбрецов сразу погибают. Жен и Мас закончили академию и отслужили почти год. Они принимали участие в ежемесячных учениях, заслужили авторитет у низших чинов и стали полноправными членами морины. Я не видел смысла возиться с ними, как с приготовишками.

Раздражала неадекватная реакция и вспыльчивость Жена. Командир взвода не может не замечать, что низшие чины начинают отбиваться от рук. На каждый случай неповиновения нужно реагировать мгновенно. В истории флота были и бунты, и захваченные корабли, и повешенные на рее офицеры. А здесь, вдали от цивилизации и адмиралтейства, надо быть осмотрительным вдвойне.

На месте мне не сиделось и, думая о командирах взводов, я ходил по кают-кампании из угла в угол. Неожиданно мой взгляд упал на задвинутый под лавку саквояж Аси. Видимо Бад убрал его со стола вниз, да так и оставил. Саквояж обыскали без меня. Ну что же, самое время осмотреть его еще раз.

Это была дорогая вещь из натуральной кожи, на углах потертости, с одного боку длинная ровная царапина. Я поставил саквояж на стол, раскрыл, вытащил все вещи и разложил перед собой.

Перед походом, я брезгливо спросил у капитана из разведки, нравится ли ему копаться в чужих вещах. Он тогда только усмехнулся. Теперь я начинал его понимать. Нет, копаться в вещах ученного мне не нравилось, но я должен был узнать об этом человеке, как можно больше.

Я открыл маленький несессер: помазок, бритва, патентованное средство после бритья, мыло, зубная щетка, зубной порошок, в маленьком отделении какие-то таблетки, может быть желудочное или снотворное, самый обычный набор путешественника. Еще в саквояже обнаружилось несколько комплектов белья, две чистые записные книжки, набор карандашей, две рубашки, бриджи, роман, сборник модных стихов, фляжка с коньяком, коробка нюхательного табака, две пачки хорошего чая, десяток чистых конвертов и странного вида кинжал, который я уже видел. Ничего интересного. Я прощупал изнутри все швы, проверил каждую складку, потайных карманов не было. Слишком все чисто, слишком правильно, в походе так не бывает, мужчина непременно сунет в дорожный саквояж или вскрытую пачку табака, или несвежий носовой платок, а здесь все стерильно, словно владелец этих вещей только сегодня собрался в дорогу. Если человек берет с собой несколько записных книжек, то за два месяца плавания, он не может не сделать не одной записи. Я аккуратно сложил и убрал вещи обратно в саквояж. Кто-то за Аси подчистил. После смерти ученного вещи оставались в лазарете, потом их осмотрел Бад и принес в кают-кампанию. До того, как до них добрался мой заместитель, кто угодно мог залезть в саквояж.

Я вышел из штаба и направился к доктору.

О мрачных событиях в лазарете, больше ничего не напоминало. Кровать Аси была застелена чистым бельем и аккуратно накрыта одеялом, только на табуретке стояла алюминиевая кружка наполненная морской водой, наверно читали молитву. Сола не было видно, но в операционной кто-то гремел инструментами. Я остановился при входе и кашлянул. Доктор выглянул из-за занавески.

— Заходите, я сейчас освобожусь.

Раньше в лазарете ночевали трое: Сол, Кос и Аси. Потом интендант перебрался со своими пожитками на склад, где поставил такую же, как у нас с Бадом, походную кровать, Аси умер и доктор остался один. Его саквояж с книгами покоился под кроватью, бушлат и фуражка висели на вешалке, спиртовку, кофе и любимое вино он поставил в операционной, превратив ее на время, пока не было раненных, в подобие кабинета.

— Вы, помнится, хороший кофе предлагали, — громко сказал я.

Доктор отодвинул занавеску.

— Заходите, сейчас поставлю вариться, или, может быть, хотите вина?

— Нет, спасибо.

Я прошел в операционную и сел на табурет. Доктор возился со спиртовкой.

— Давно не виделись, — сказал я.

Сол промолчал, он медленно, на глазок, насыпал кофе, налил воду и поставил маленький кофейник на спиртовку.

— Что это Вы там говорили о большем острове, который распался на много маленьких?

Доктор с удивлением уставился на меня, потом отвернулся, кивнул, каким-то своим мыслям и принялся доставать из тумбочки чашки.

— Бур, Вы консерватор, — сказал он, стоя ко мне спиной, — на теорию сотворения мира Вам наплевать.

Сол повернулся и поставил передо мной чашку, — Вы ведь о чем-то другом хотели поговорить?

Эти фарфоровые чашки доктор всегда возил с собой, наверно они напоминали ему о доме. У одной был сколот край, ее Сол поставил перед собой.

— Я, собственно, хотел спросить, как у Вас получается служить в ордене и верить в теории, которые противоречат основам религии?

— Совсем не противоречат, — ответил доктор, разливая кофе, — если великий океан создал много маленьких островов, почему он сначала не мог создать один большой?

— Типично монашеская привычка, отвечать вопросом на вопрос, — сказал я, — и почему же он его разломал?

— Не понравился.

— Как? — не понял я.

Увидев мое неподдельное удивление, Сол заулыбался, — да, очень просто, создал, посмотрел на свое творение, понял, что не нравится, и разбил на части.

Я погрозил ему пальцем, — Вы еретик.

— Нет, — ответил доктор, — просто, я не догматик.

Конечно я зашел к нему вовсе не для того, чтобы обсуждать различные теории. Мне не давал покоя ученный. Все-таки он прожил в лазарете несколько дней, наверно сидел там, где сейчас сижу я, пил с доктором кофе, разговаривал о погоде и обсуждал качество обеда. Может быть Аси, что-то сказал иди сделал. Мне нужны были зацепки, какие-нибудь знаки.

— А скажите, доктор, не мог ли Аси быть тем таинственным последователем ужасной местной религии, которого мы пытались вычислить на корабле?

Сол задумался. Он встал, сходил за трубкой, закурил, вернулся к столу и тяжело опустился на табурет.

— Не знаю. Скажу честно, я многих подозревал, но так и не нашел никаких улик. Я побывал во всех каютах, заглянул во все потайные места. Я ведь по природе своей не шпион, мне тяжело следить за людьми, подозревать и вынюхивать. Наверно я плохой паладин. Мог ли Аси быть еретиком и последователем культа Босху? В принципе мог, но он ничем себя не выдал.

Кофе у доктора был не плохой. От второй чашки я отказался, и перед выходом спросил, — скажите Сол, при Вас Аси не делал никаких записей в записной книжке?

— Делал, — без долгих раздумий ответил доктор, — постоянно, что-то писал. У него была большая коричневая записная книжка.

— Спасибо- я улыбнулся, — увидимся за ужином.

— Конечно, — Сол рассеянно кивнул.

Я вернулся в кают-кампанию и с силой пнул бесполезный саквояж. Никакой коричневой записной книжке в нем не было.

— Капитан, — пробормотал я, вспоминая разведчика, — Вы мне срочно нужны, желательно с набором для пыток.

Весь вечер и всю ночь Бад просидел в засаде. Утром он вернулся уставший и злой. Всю первую половину ночи мне не удавалось уснуть. В голову лезли разные мысли, перед глазами мелькал заброшенный форт, общая могила, мертвый офицер на кровати в штабе. Люм опять целый день топил печку и в кают-компании было душно. Несколько раз я вставал, открывал дверь, чтобы проветрить и пил воду. Меня сморило только под утро. Сквозь сон я слышал, как хлопнула входная дверь, скрипнула кровать. Я лежал, с головой укрывшись одеялом, и когда вошел Бад, решил не вставать. Мой заместитель сидел на кровати, уставившись в пол, не раздеваясь, даже не снимая бушлат и фуражку. Я тайком наблюдал за ним, чуть приоткрыв глаза. Бад не много посидел, потом порывисто встал, поправил корд, достал что-то из ранца, который, войдя, бросил на кровать, и вышел за дверь.

Меня разбудил Сол, он первым пришел на завтрак.

— Доброе утро, — сказал я, садясь на постели.

— Доброе утро, — ответил доктор, — что-то Вы сегодня долго спите.

— Вчера никак не мог заснуть, — ответил я, натягивая сапоги, — где все?

— Вы не против, если я открою дверь, душно здесь? — спросил доктор. За окном громко переговаривались десантники, сержант кого-то распекал за нерадивость.

— Открывайте.

Сол распахнул дверь и подложил деревяшку, чтобы ее не захлопнуло ветром. Голоса моринеров стали громче.

— Лейтенант Бад, что-то обсуждает с младшими офицерами в казарме первого взвода.

— Странно! — удивился я.

Значит, Бад не так уж и устал, если решил утром провести совещание. Только почему в казарме, почему мне ничего не сказал, не хотел будить? Сплошные загадки.

Я встал, умылся, причесался. За ночь подросла жесткая щетина, но бриться до завтрака не хотелось, выпью кофе и тогда приведу себя в порядок. Я выглянул на улицу. Дымила полевая кухня, на стене лениво вышагивал часовой. Во дворе, повара, в шутку, переругивались с моринерами из третьего взвода. Завтрак был почти готов и они, длинными половниками, отгоняли проголодавшихся десантников.

— Никак не могу проснуться, — пожаловался я, садясь на табурет.

— Ничего. Сейчас выпьем кофе и взбодритесь.

Сол набил трубку, утрамбовал табак пожелтевшим от никотина большим пальцем, и закурил.

При мысли о кофе, я с удивлением огляделся. Хотя стол был накрыт, но Люма нигде не было, печка стояла не топленная, и кофейник еще никто не ставил. Я посмотрел на часы, до завтрака оставалось семь минут.

— Что за черт? — удивился я, — где же этот бездельник! Вы не видели моего денщика?

— Нет, — ответил доктор.

Кто-то постучал у входа, и в открытую дверь одновременно протиснулись два моринера из первого взвода, в руках они держали дымящиеся котелки.

— Здравия желаю, господин супер-лейтенант-моринер, — отрапортовал первый, останавливаясь на пороге, — мы Вам завтрак принесли.

Я окинул удивленным взглядом нелепую парочку. Один длинный и рябой, второй маленький и чернявый. Не зная, как поступить они растерянно топтались на пороге.

— Почему Вы? Где мой денщик?

— Его господин лейтенант Бад вызвали к себе, а нам приказали Вас обслужить, — ответил рябой, он был постарше и заметно смелее.

— Ерунда какая-то, — сказал я.

Доктор с интересом переводил взгляд с меня на моряков.

— Ну, давайте, — недовольно сказал я, — был один денщик, теперь два.

Рябой подошел к столу и стал раскладывать еду на тарелки. Делал он это аккуратно, но без должной сноровки. Второй стоял сзади и держал котелки. Я с раздражением следил за их неловкими движениями. Наконец они справились с задачей.

— Скажите лейтенанту Баду, что я хочу его видеть.

— Слушаюсь, — моринеры одновременно отдали честь и вышли.

— Клоуны какие-то, — сказал я, глядя им вслед, — интересно, что там Бад с офицерами задумали?

Доктор подошел к двери и выглянул во двор.

— Может быть они готовят Вам, какой-нибудь сюрприз? — весело сказал он.

— Какой к черту сюрприз, — недовольным тоном проворчал я. От тарелок с супом доносился аппетитный запах, — давайте завтракать, что ли, есть хочется.

Повара приготовили жирный суп и водорослей положили больше чем обычно. Привкус был немного странный, но я не обратил на это внимания.

Я разозлился не на шутку. Бад совсем с ума сошел. Видимо наш последний разговор ничему его не научил. Дружба дружбой, но сегодня он перешел все границы. Настроение было испорченно.

Доктор вернулся к столу, сел и придвинул к себе тарелку.

— Уже идут, — сказал он и принялся за еду, — сейчас они нам все расскажут.

В кают-компанию вошли Бад, Жен и Мас.

— Доброе утро, — сказал Бад.

— Доброе, — проворчал я.

Неожиданно, Сол оттолкнул тарелку и встал, рыбный бульон расплескался по столу.

— Не ешьте этот суп, — быстро сказал он.

Я с удивлением посмотрел на него. Попробовал подняться, но из этого ничего не получилось. Меня словно парализовало. Я сидел и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Что происходит? — каким-то неестественным голосом спросил Сол.

Моринер-лейтенант Жен вытащил револьвер и направил на доктора.

— Сядьте и не дергайтесь.

Я с ужасом смотрел на эту сцену и не верил своим глазам. Голоса офицеров долетали до меня с трудом, словно я оказался укрыт стеклянным колпаком. Может быть, я все еще сплю и мне снится кошмар?

Доктор сел. Я еще раз попытался встать и даже посмотрел вниз, чтобы убедиться в том, что мои ноги ничто не держит.

Бад сделал несколько быстрых шагов и склонился надо мной.

— Ну, как тебе суп? — спросил он и добавил, — прости, так получилось.

Я хотел ответить, но не смог открыть рот. В голове словно зажегся фонарик, все что беспокоило меня последнее время, все, что казалось странным и необъяснимым, вдруг сложились в единую картину. Бад предатель, он меня отравил.

Я попытался плюнуть ему в лицо, но не смог. Тело вдруг стало неимоверно тяжелым, я упал и потерял сознание.

Когда я пришел в себя, была ночь. Я лежал на чем-то мягком в круглой маленькой комнате. Через неровную дыру в потолке было видно звездное небо. В горле пересохло, голова болела, как с похмелья. Я попытался сесть, но оказалось, что ноги и руки у меня связанны. Тем не менее, я сел и огляделся. В комнате не было никакой мебели, только на стене висела циновка, и стоял глиняный кувшин с высоким горлом, узкая деревянная дверь была закрыта. При входе горели два светильника, освещая помещение тусклым призрачным светом. Я попробовал пошевелиться и понял, что для активных действий еще слишком рано, голова закружилась и я, обессиленный, упал обратно. Мной овладело странное состояние. Мне грезилось, что я плыву на длинной, странного вида, лодке по бесконечной желтой реке. Из воды выпрыгивали диковинные рыбы, некоторые из них падали в лодку, и я радовался этому странному улову.

Когда я очнулся в следующий раз, было уже утро. Какой-то человек дал мне воды и ушел. В голове все еще стоял туман, а жажда не прекратилась, казалось, что я мог бы выпить целую бочку. Выпитая вода вдруг превратилась во мне в огненный шторм, в желудке разлилась невероятная боль, я стал корчиться, как раздавленный червяк, и опять потерял сознание.

Кто-то обтер мое лицо влажной тряпкой. Вода забрызгала подбородок, затекла за воротник, приятно охладив тело. Меня касались легкие пальцы, они гладили голову, лоб, виски и противная боль уходила. Я почему-то решил, что это женские руки. Все тело ломило, болели ноги, плечи и запястья, ощущение было такое, словно вчера кто-то выламывал мне руки из суставов. Я открыл глаза и понял, что ошибся. Это была не женщина, а ребенок. Худой мальчишка в странном костюме. Увидев, что я очнулся, он тут же отскочил в сторону, и что-то прокричал высоким гортанным голосом. Странно, но произнесенные им слова показались мне знакомыми. «Дикарь» — понял я и сразу все вспомнил. Я дернулся и почувствовал, что веревок, удерживающих меня, больше нет, попробовал подняться, но из этого ничего не получилось, тело слишком затекло и я повалился на пол, ударившись боком и совершенно выбившись из сил.

— Незачем так себя истязать, — сказал кто-то за моей спиной, — кровообращение скоро восстановится и Вы сможете нормально двигаться.

Я перевернулся и увидел высокого пожилого мужчину в ярко-желтом длинном одеянии похожем на домашний халат.

— Знаете, кто я?

Лицо этого человека показалось мне знакомым. Несмотря на странный наряд, он мало походил на дикаря, и, хотя его кожа была обветренной и загорелой, я сразу понял, что передо мной житель цивилизованных островов. Приглядевшись, я вспомнил, что видел его на фотографии.

— Здравствуйте господин адмирал.

Адмирал Толь улыбнулся и сел на маленький складной стульчик.

— Адмирал? Да. Можете так ко мне обращаться, хотя в этом мире меня называют по-другому. Как Вы себя чувствуете?

— Плохо, — я постарался сесть и с третьей попытки мне это удалось. Не хорошо лежать на полу перед старшим по званию, в этом есть, что-то унизительное.

— Это пройдет, — весело сказал адмирал, — не буду извиняться за причиненные неудобства. Мне нужно было поговорить с Вами.

— Я к Вашим услугам.

— Не сейчас, позже, когда Вы придете в себя. Хотите меня о чем-нибудь спросить?

— Я пленник?

Толь молча смотрел на меня. В руках он держал странные бусы, похоже сделанные из дерева, бусинки прилегали друг к другу не плотно, и адмирал перебирал их пальцами, одну за другой.

— Ваши руки свободны, дверь не заперта, но, если Вы попытаетесь сбежать, Вас убьют.

— Значит пленник, — констатировал я.

— Вы пришли в мир, о котором ничего не знаете. Вы сейчас, как маленький ребенок, который оказался в темноте, в незнакомом месте. Охрана у двери должна защитить Вас от Вас самих. Я не хочу, чтобы Вы поранились.

Толь ушел. Его длинное одеяние прошелестело по каменному полу, скрипнула закрывающаяся дверь и я остался лежать совершенно один, преданный и брошенный всеми. Не знаю, что они со мной сделали. Руки и ноги отказывались повиноваться и дело было вовсе не в том, что я долгое время был связан. Похоже меня отравили, какой-то дрянью, от которой организм еще не пришел в себя. Может быть это был наркотик, не знаю. Я был совсем без сил, хотелось лежать и не думать ни о чем. Наверно я заснул, потому что, когда сознание вернулось ко мне, был уже вечер или ночь. На полу появилась тарелка с фруктами и куском жаренного мяса, и армейская фляга с водой. Я съел сколько смог и выпил всю воду. Мясо оказалось слишком жирным, и я половину оставил. Фрукты были изумительные, ничего подобного я никогда не ел. После ужина, я немного полежал, прислушиваясь к себе. Ничего не болело, урчало в животе, но для человека, который не ел несколько дней, это нормально, хотелось курить. С улицы долетали непонятные звуки, слышались крики животных. Нет никакого сомнения в том, что я нахожусь в лагере дикарей. Я подошел к маленькому круглому окошку и выглянул наружу. Похоже, что моя темница стояла на какой-то возвышенности, внизу, на сколько хватало глаз, раскинулось множество кроваво-красных огненных точек, сотни костров. Меня передернуло. Если у каждого костра сидит, хотя бы по два человека, передо мной огромная армия, несколько тысяч воинов. Хотя, почему я решил, что это походный лагерь? Может быть я смотрю сверху на мирный город и у костров сидят обычные семьи, играют дети, женщины шьют одежду.

Я отошел от окна и сел на пол, облокотившись спиной о стену. Почему я здесь, почему меня опоили и связали, почему не убили сразу? Бад организовал переворот. Он склонил на свою сторону нескольких офицеров и часть гарнизона, это подтверждает грубость и наглость нижних чинов, замеченная мной в последнее время, и захватил власть. Какой в этом смысл? Живы ли остальные офицеры? Какое отношение ко всему этому имеет адмирал?

Светильники начали медленно гаснуть. Они были заправлены каким-то маслом и раньше горели ровно, почти без запаха, теперь тонкие огненные язычки заметались и начали чадить, в комнате потемнело. Оставаться без света мне не хотелось, поэтому я подошел к двери и несколько раз ударил в нее кулаком, — Сейчас погаснет свет! Светильники гаснут!

Я не знал, услышат ли меня охранники или нет, и что сделают, если услышат, может быть изобьют, но мне было уже все равно.

Дверь распахнулась и в комнату вошел Жен. Он был в форме, только на груди, справа, появился странный значок, по виду бронзовый, изображавший вставшего на задние лапы льва.

Лицо моринер-лейтенанта было угрюмым, в руке он держал револьвер, направленный мне в живот. Я сделал несколько шагов назад.

— Застрелите меня? — спросил я.

— Если попробуете сбежать, — сухо ответил лейтенант.

За его спиной появился уже знакомый мне мальчишка, который подбежал к светильникам и стал менять фитили и масло.

Встретить здесь одного из участников переворота было для меня полной неожиданностью. Если до этого момента я еще надеялся на то, что мятеж был личной инициативой нескольких офицеров, то теперь стало совершенно очевидно, что адмирал с ними заодно. Я неприязненно смотрел на лейтенанта. Незавидная карьера, вместо командира взвода, подающего большие надежды, попасть в надзиратели.

— Я вижу Вас повысили до тюремщика и даже орден дали?

Жен бросил быстрый взгляд на значок, лицо его побагровело.

— Не Ваше дело.

Я понимал, что злить его довольно опасно, но уже не мог остановиться.

— Как служба? — спросил я, — кормят хорошо? Может быть замолвите за меня словечко? Я тоже могу быть надсмотрщиком.

Лейтенант не ответил, только заиграл желваками.

Жен всегда был истериком, может быть мои однообразные остроты выведут его из себя, и он, сам того не желая, выболтает, какую-нибудь важную информацию.

— А почему Вы не в халате, как адмирал? — не унимался я, — ему очень идет.

Не знаю, какие лейтенанту были даны указания, но Жен с трудом сдержался, чтобы не ударить меня.

— Он не только адмирал, — свистящим шепотом выдавил он, — он Босху, и тебе, паршивой селедке, скоро станет не до смеха.

Я осклабился. Жен, конечно не знал, что я в курсе того, кто такой Босху. Какой там смех. Увидев Толя в этом странном наряде, я подумал, что он нашел способ всех перехитрить и подчинил себе дикарей, тем не менее оставаясь адмиралом флота, цивилизованным человеком. Теперь я начинал понимать, что оказался в руках или религиозного фанатика, или властолюбивого хитреца.

— Страшно? — спросил Жен. Удивительно, я не сделал этому офицеру ничего плохого, но от ненависти, которая полыхнула в его взгляде, мне стало не по себе.

— Мало боишься, — добавил он и вышел, хлопнув дверью.

Моринер-лейтенант ошибся, я был достаточно напуган. Мир перевернулся. Близкий друг предал меня, взводный стал тюремщиком и с удовольствием служит дикарям, а адмирал называет себя местным богом. Я оказался внутри ночного кошмара.

Видимо действие наркотиков еще продолжалось, потому что после ухода Жена, я впал в странное забытье. Я лежал на циновке, меня знобило, и, хотя сон не шел, передо мной вставали странные видения. Промучившись до рассвета, я наконец заснул.

Утром ко мне зашел адмирал. Сегодня он надел балахон красного цвета, седые волосы были убраны назад и смазаны, каким-то маслом, а глаза подведены черной тушью. Если бы он явился ко мне вчера в таком виде, я бы его не узнал. Мальчишка принес складной стульчик, установил его, подождал пока Толь сядет, вышел и прикрыл за собой дверь.

— Доброе утро, — сказал адмирал.

— Здравствуйте, — ответил я, вставая.

— Сидите, — Толь махнул рукой и указал на циновку, — пожалуйста, мне трудно смотреть на Вас снизу в верх.

Я опустился на циновку, скрестив ноги. Сидеть было не удобно. Между нами было около двух метров и, если бы я захотел, то мог бы одним прыжком оказаться рядом. Только зачем? Я понимал, что за нами наблюдают и любое резкое движение, может стать для меня последним.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил Толь.

— Уже лучше, спасибо.

Мы с интересом разглядывали друг друга. Адмиралу было лет шестьдесят, еще сильный мужчина с крупными чертами лица. Зачесанные волосы и подведенные глаза могли бы выглядеть довольно комично, если бы не холодный волевой взгляд, не располагающий к веселью. Молчание слишком затянулось, и я заерзал.

— Вы помните, что с Вами произошло? — спросил он.

Адмирал Крол любил почтительных и вежливых офицеров, по слухам, Мецу нравились решительные, смелые люди, адмирал Она окружал себя веселыми подхалимами. Каких подчиненных предпочитал Толь, я не знал. Если бы мы разговаривали в адмиралтействе, в тиши уютного кабинета, можно было бы попробовать подстроиться под собеседника и продумать линию поведения, но здесь ничего этого не потребуется. Я подумал, что лукавить не имеет смысла.

— Я знаю, что мой заместитель поднял мятеж, захватил власть и передал меня Вам. Почему он это сделал я не знаю. Что Вам от меня нужно, я тоже не знаю.

Адмирал кивнул, каким-то своим мыслям, и по-стариковски пожевал сухими губами.

— Формально, лейтенант Бад не сделал ничего плохого, он выполнил приказ старшего по званию. Согласитесь, что я имею право приказывать и ему, и Вам.

— Это спорный вопрос, — дерзко ответил я, — если Вы адмирал Толь командующий экспедицией, то я с радостью буду выполнять Ваши приказы, но если Вы Босху, верховное божество Дикого острова, то не знаю. Все зависит от того, что мне прикажут.

Во взгляде адмирала мелькнул живой интерес. Он ободряюще улыбнулся, как бы давая понять, что моя прямолинейность его вполне устраивает.

— Вижу, что Вам многое известно, — радостно сказал он, — ну что же, так даже лучше, значит обойдемся без долгих объяснений. Я являюсь адмиралом флота объединенных островов и по совместительству верховным богом здешних мест. Что первично, а что вторично, как вы говорите, спорный вопрос. Вам надо понять, что для десятков тысяч людей, населяющих Дикий остров мое слово закон, все кто с этим утверждением не согласны либо мертвы, либо скоро умрут.

Я был поражен, с каким спокойствием Толь говорил об этом. За время службы я привык к тому, что для адмиралов человеческая жизнь не стоила ничего, но это было на войне. Слушая его, я невольно, представил глубокую яму в лесу, полную человеческих останков.

— Я говорил с Вашим заместителем и с другими офицерами. Они сказали, что Вы не знали о том, что происходит на Диком острове. Это правда?

— Да.

Из складок балахона адмирал достал свои странные бусы и защелкал деревянными кружочками.

— Скажите, Бур, — спросил он, в упор глядя на меня, — Вы друг или враг?

Если он спрашивал, готов ли я поддержать его божественный статус и право отдавать приказы, то особенного выбора у меня не было. Сейчас я хотел сохранить свою жизнь и жизнь людей, которых мне доверило адмиралтейство. Как бы мне не было страшно за свою судьбу, но я не мог не думать о рядовых и офицерах оставшихся в форте.

— Я Вас не понимаю, господин адмирал, — честно признался я.

Толь задумался. Он сидел совершенно прямо, грузный и величественный, и я подумал, что он наверно неплохо смотрится в роли местного божка. Наконец Толь хрюкнул, прочищая горло, и сказал, — насколько я понимаю, Вас отправил адмирал Мец. Что он просил мне передать?

— Ничего. Мне было приказано найти Вас. По плану Вы должны были вернуться в столицу, а я остаться здесь и ждать дальнейших распоряжений.

— Интересно, — казалось удивлению адмирала не было предела. Он встал, сделал несколько шагов по комнате и замер уставившись в окно. Теперь я знал на что он смотрит. Внизу расположился военный лагерь. Походные шатры и палатки заполнили долину, раскинувшуюся у подножия холма, на котором стояла моя темница. Все утро, я смотрел на море колышущихся на ветру флажков и знамен. Как я был слеп, думая, что высадился на пустынный берег.

— Значит он считает, что я должен вернуться в столицу?

— Да.

— Интересно зачем и как? — сварливо спросил адмирал и повернулся, — как я могу вернуться, когда вместо эскадры пришел всего один десантный корабль?

Толь не смотрел на меня, поэтому я не сразу понял, говорил ли адмирал сам с собой или этот вопрос был адресован мне. Адмирал сурово посмотрел на меня.

— Я задал вопрос.

— Извините, господин адмирал, я не знаю.

Он нахмурился. Меня не оставляло ощущение, что я участвую в каком-то нелепом спектакле. Мы словно разговаривали на разных языках. Казалось, что адмирал ждал от меня каких-то слов или признаний, но я совершенно не понимал о чем идет речь. Для того, чтобы вернуться домой десантного судна было вполне достаточно. У меня мелькнула крамольная мысль, что адмирал скопил на острове столько имущества, что для его отправки понадобилась бы целая эскадра.

— Хорошо, — Толь сердито покачал головой, — я готов поверить в то, что Вы ничего не знаете.

Он неожиданно замолчал и хлопнул в ладоши. Погруженный в свои мысли, я вздрогнул.

Дверь открылась и мальчишка принес высокий запотевший стакан, с поклоном отдал напиток и быстро вышел. В дверном проеме мелькнула фигура стражника. Адмирал сделал несколько маленьких глотков и поставил стакан на подоконник

— Тогда, что мне с Вами делать? Чем Вы можете быть мне полезны, супер-лейтенант Бур?

Признаться такого поворота я не ожидал, поэтому выпалил первое, что пришло в голову.

— Я боевой офицер господин адмирал. Меня ценят в адмиралтействе.

Прозвучало это довольно глупо. Толь поморщился.

— Я ненавижу адмиралтейство, — сказал он, — ненавижу всю эту прогнившую систему. Меня раздражают тупые адмиралы и чиновники, поэтому я долгие годы мечтал отправиться на Дикий остров. Все офицеры, принявшие участие в экспедиции, согласны со мной. Они стали моими соратниками и надежными помощниками. Вместе мы создали новое государство. Оно уникально. Такого нет нигде. Бескрайние земли, тысячи послушных граждан.

Он сел на стул и закинул ногу на ногу.

— Они признали меня богом, пускай. Я вынужден проводить нелепые церемонии, но не это главное. Я получил безграничную власть над множеством племен, которые раскиданы по побережью. Здесь создается новая, совершенная армия. Подумайте Бур, хотите ли Вы присоединиться ко мне? Если Вы со мной, то перед Вами открыты все пути, если против, Вас растопчут.

Признаться, я все еще ничего не понимал и стал уставать от бесконечных угроз. Иногда командиры затерянных в океане гарнизонов начинали сходить с ума. Удаленность центральной власти создавала у них иллюзию безнаказанности, они начинали чувствовать себя единоличными владельцами вверенного им имущества. Обычно такие заблуждения стоили своим хозяевам довольно дорого, первая же комиссия из столицы отдавала их под суд. В случае с адмиралом добраться до него было и правда затруднительно. По сути, он мог долгие годы жить в своем выдуманном мире и изображать из себя бога. Хотя здесь тоже было много странностей. Часть его людей сбежала на десантном судне, часть погибла и лежала сейчас на берегу в яме, так что было не очень понятно, какую армию Толь имеет в виду? Неужели он считает, что аборигены, вооруженные холодным оружием, смогут защитить его от следующего десанта. Я ни минуты не сомневался в том, что рано или поздно адмиралтейство пришлет сюда проверяющих и созданное адмиралом государство рассыпется, как карточный домик. Говорить все это Толю я не собирался. Совершенно очевидно, что передо мной сидит выживший из ума старик, спорить с которым бесполезно. Чтобы не случилось, умирать в этой темнице я не собирался, значит нужно со всем соглашаться. Рано или поздно мой обман раскроют, но пока нужно было выиграть время. Нельзя сразу сдаваться, это может выглядеть подозрительно и я решил немного поторговаться.

— Господин адмирал! Я прибыл сюда, чтобы разыскать Вас и охранять форт до прибытия подкрепления. Я в Вашем полном распоряжении и готов выполнять любые приказы, если они не противоречат интересам Содружества.

— Вы и правда ничего не понимаете, — сказал Толь, — кого сейчас волнуют интересы содружества.

Он не спрашивал меня, а скорее утверждал очевидную истину.

— Поймите, что приказы адмиралтейства здесь больше не работают. У нас свои законы, свои правила. Я не знаю почему Мец отправил сюда именно Вас. Признаюсь, я ждал совсем других людей. Но если он так поступил, значит в этом есть какой-то скрытый смысл. Я хочу разобраться и поэтому предлагаю Вам следующее. Вы вернетесь в форт и станете исполнять свои обязанности, как раньше. Для охраны крепости я дам Вам один взвод, остальные люди понадобятся мне для других дел.

— Простите, господин адмирал, я не очень понимаю от кого я должен защищать форт, если местные племена нам не враги?

— Это не важно, — сухо ответил Толь, — командуйте гарнизоном и не задавайте вопросов. Если у меня будут для Вас другие распоряжения, Вы о них узнаете. Вам все понятно?

Его тон изменился, неожиданно от почти дружеской беседы, он перешел к четким приказам.

— Так точно.

— Пусть то, что произошло в форте больше Вас не беспокоит. Я не отдавал приказа травить Вас. Это глупая инициатива лейтенанта Бада. Он допустил ошибку и раскаивается. Не держите на него зла.

Адмирал поднялся, стул под ним скрипнул.

— Рад, что мы поняли друг друга. Ночь Вы проведете здесь, а утром вернетесь в форт.

— Слушаюсь.

Толь кивнул и вышел, и сразу в комнату забежал мальчишка слуга, сгреб сидение и выбежал, сверкнув грязными пятками.

Наверное, многие назвали бы меня предателем и трусом. Любой честный офицер послал бы адмирала ко всем чертям, чтобы красиво умереть на эшафоте или на алтаре, не знаю, как казнят на Диком острове, одним словом, чтобы умереть во имя высоких идеалов. Я поступил, как штатская селедка, крысюк и швабра, но во-первых морских академий я не кончал, а во-вторых из всех полученных от великого океана подарков, я научился более всего ценить собственную жизнь. Мне нужно выбраться отсюда и для этого я готов пообещать все, что угодно. Думаю, что адмирал не питает на мой счет иллюзий. Скорее всего за мной будет установлено круглосуточное наблюдение, тем более, что, судя по событиям последних суток, недостатка в филерах здесь нет.

На завтрак мне принесли тушенное в горшке мясо со специями. Деликатесная пища хороша тем, что Вы не успеваете к ней привыкнуть. Чем реже она попадает к Вам на стол, тем желаннее. Как человек, который всю жизнь ел рыбу, я с удовольствием пробовал мясо, но от такой диеты, очень скоро мне стало не хорошо. Слава океану, уборная, которую мне показали еще вчера, оказалась недалеко, в глубине комнаты, за циновкой.

Делать было совершенно нечего, поэтому все свободное время, я или спал, или смотрел в окно. Иногда в лагере намечалось, какое-то движение, вооруженные длинными копьями люди, перемещались по дорогам, проезжали всадники или телеги, запряженные странного вида животными похожими на корову. Разглядеть детали мне не удавалось, потому что до лагеря было изрядное расстояние, но эти картины из чужой жизни здорово развлекали меня. От обеда я отказался и съел только несколько яблок и странного вида фрукт.

Вечером ко мне пришел посетитель. Дверь открылась и в комнату, без стука, вошел высокий блондин в саперной форме с нашивками лейтенанта. В руках он держал, какой-то сверток и портупею с шпагой.

— Здравствуйте, — сказал он и улыбнулся, — меня зовут Тос. Будем знакомы.

— Добрый вечер, — ответил я, — супер-лейтенант-моринер Бур.

Рук мы друг другу не подали. Лейтенант прошел в середину комнаты и опустился на циновку.

— Вот, — сказал он, раскладывая принесенные вещи, — доставил Ваши пожитки.

На циновке лежал револьвер, шпага, портупея, две сигары, спички, платок, золотая монета и карманные часы, собственно все то, что у меня отобрали, пока я лежал без сознания.

— Спасибо, — я сел напротив, взял в руки револьвер и переломил ствол, патронов не было. Ну что же. Примерно так я себе все и представлял.

— Шпагу тоже сломали? — поинтересовался я, представив, что в ножнах только половина клинка.

— Нет, — ответил Тос, совершенно не обращая внимания на мой язвительный тон, — но имейте в виду, что ваших людей мы разоружили.

Я вспомнил пустые склады в форте. Ловко придумано, вывести все боеприпасы и у морины вырвано жало.

— А как же я застрелюсь? — спросил я.

— Можете повеситься, — серьезно сказал Тос и зевнул, — веревку я Вам дам.

Лейтенант мне нравился. Не знаю, какие цели преследовали офицеры, поддержавшие адмирала, но наверно среди них достаточно достойных людей. Возможно, кто-то не разобрался, кто-то запутался, но читать им мораль или объяснять свою позицию, я не собирался. Мы сидели друг на против друга и молчали.

— И что теперь? — спросил я.

Тос снял фуражку, пригладил волосы, снова надел фуражку, встал и сказал, — А теперь отдыхайте, пейте побольше воды и ешьте фрукты. Завтра утром я отвезу Вас в форт.

— Зачем мне пить больше воды? — подозрительно спросил я.

— Вас накачали довольно сильным наркотиком, почки не болят?

— Живот болит.

— Бывает. Скоро пройдет. Говорят, Вы отказываетесь от мяса?

— У меня от него расстройство желудка.

Тос задумчиво кивнул.

— Понимаю. Попрошу, чтобы на ужин вам принесли рыбу.

Я тоже встал, чтобы проводить своего нового знакомого до дверей. Наши взгляды могут не совпадать, но это еще не повод быть невежливым.

— Отдыхайте, — еще раз сказал лейтенант, — завтра я подниму Вас очень рано.

— Буду ждать с нетерпением, — ответил я.

Тос хмыкнул, кивнул на прощание и вышел. В проеме открывшейся двери я заметил двух человек с обнаженными мечами. Я вернулся в центр комнаты, сдвинул вещи и лег на циновку. Жизнь продолжается. Первый шаг сделан. Теперь дело за малым, придумать, как жить дальше, научиться существовать рядом с людьми, которые предали меня, не выдать своих истинных намерений и в конечном итоге, выжить.

Я лежал на спине, заложив руки за голову, курил и смотрел через дыру в потолке на высокое темное небо.

Лейтенант не соврал, на ужин мне принесли жаренную рыбу. Я съел все, что было на тарелке, выкурил оставшуюся сигару и лег спать. Как мне смотреть в глаза офицерам и рядовым, когда я вернусь в лагерь? Что я им скажу? Как объясню свое отсутствие тем, кто не участвовал в бунте. Возможно, меня отправили из форта тайно, чтобы не беспокоить людей, но, как они смогли вывести боеприпасы? Одно дело, перевезти тело и совсем другое, патроны и гранаты. Для этого нужно множество людей, подводы, лошади. Даже, если на посту оставить верных моринеров и попробовать ночью организовать погрузку, ничего не получится, обязательно кто-нибудь, что-нибудь услышит, увидит и поднимет тревогу, и тогда столкновение неизбежно. Надеюсь, за время моего отсутствия, в форте не произошло ничего непоправимого.

Меня разбудили рано, вошедший стражник, грубо потряс за плечо. Мне не дали ни умыться, ни сходить в уборную. Такое ощущение, что разговора с адмиралом не было. Так или иначе, я дал согласие сотрудничать, но сейчас со мной обращались, как с пленником и врагом. Охранник вел меня узким коридором, больно упираясь в спину острием копья. Проход был выложен неотшлифованным камнем, было сыро и холодно, наверно мы находились под землей. Когда бесконечный коридор кончился, и мы вышли на свет, я зажмурился. На залитой солнцем площадке собралась целая команда. Всадников было человек десять-двенадцать. Некоторые уже были в седлах, остальные сидели на земле и о чем-то переговаривались. Почти все были в кожаных штанах и куртках, вооруженные саблями или прямыми мечами, похожими на абордажный палаш, только длиннее. Привыкнув к яркому свету я с интересом огляделся. Аборигены были высокие и сильные, почти все с черными прямыми волосами, забранными сзади в косичку, у некоторых на лицах были сложные татуировки. Они без всякого стеснения рассматривали меня. Наверно, в помятой форме, небритый и всклокоченный, я представлял из себя жалкое зрелище, но ни улыбок, ни насмешек они себе не позволили. Один из всадников, что-то сказал и все стали садиться в седла. Ко мне подъехал Тос.

— Доброе утро, — сказал он, — садитесь на лошадь. Нам пора ехать.

Я с ужасом посмотрел на кобылу, которую ко мне подвели.

— Вообще-то я не самый лучший наездник.

— Вы что, в седле никогда не сидели? — удивился лейтенант.

— Сидел, но не часто. Мой родной остров можно пересечь пешком за полчаса.

Верховая езда не входила в список предметов, которые изучают в учебном лагере. Конечно я умел держаться в седле и несколько раз мы с Эн совершали милые конные прогулки в пригородах столицы, но хорошим наездником я себя не считал.

— Понятно, — сказал лейтенант, — все равно садитесь. Мы едем далеко.

Седло оказалось на удивление удобным, а кобыла послушной и спокойной. Отряд ехал медленно, и когда мои первые страхи улеглись, я стал с интересом оглядываться по сторонам. Мы выбрались из долины через широкое ущелье и оказались среди возделанных полей. Кругом царила сельская идиллия, и если бы я не знал, что нахожусь на Диком острове, то мог бы представить, что объезжаю пригороды столицы во времена своего прапрадеда. Видимо общество делилось на разные сословия. Без сомнения, меня сопровождали воины. Никакого оружия у крестьян я не заметил, кроме коротких ножей, одежда тоже отличалась от одеяния моих спутников, вместо кожи сельские жители использовали полотно, белого или серого цвета. На меня никто не обращал никакого внимания, видимо к виду людей в форме местные жители уже привыкли.

Возделанные поля сменились лиственными рощами, потом перелесками и опять возделанными полями. Днем мы сделали короткую остановку, во время которой пообедали жаренным мясом и фруктами. Мои спутники много ели, шутили и смеялись, но как я не вслушивался в их речь, мне так и не удалось ничего разобрать, хотя некоторые отдельные слова казались мне знакомыми. За обедом мне удалось немного поговорить с лейтенантом. Он сам ко мне подсел и предложил выпить.

— Местное вино, — сказал он, протягивая кожаную флягу, — очень неплохое, попробуйте.

— Спасибо, — я с благодарностью выпил.

Вино оказалось приятным, но на мой вкус, слишком терпким.

— Хорошее, — согласился я.

— У них и коньяк не плохой, — сказал лейтенант, — он конечно здесь называется по-другому, но на вкус, как коньяк, крепость немного меньше.

Мы сидели на траве, пили вино и ели. Только сейчас я осознал, что тюремное заключение закончилось.

— Мы едем в форт? — спросил я.

Лейтенант кивнул.

— Вам пора возвращаться к своим обязанностям.

— Там остался мой заместитель.

— Уже нет. У него другие дела. Теперь опять Вы за главного.

— Так доверяете мне? — удивился я.

Лейтенант рассмеялся.

— Здесь никто никому не доверяет. Вы согласились служить адмиралу, чтобы спасти свою жизнь, это очень разумно. Ведите себя правильно и все будет хорошо.

Я взял с расстеленного полотна апельсин и начал аккуратно чистить, но как не старался, сок брызнул мне на руки.

— Что происходит в форте? Как я должен объяснить десантникам свое отсутствие?

Лейтенант помолчал, разглядывая разложенные фрукты, потом выбрал один, названия которого я не знал, откусил небольшой кусок, поморщился и выкинул его подальше в траву.

— Сколько здесь живу, а к некоторой еде так и не смог привыкнуть.

Он сделал большой глоток вина.

— Пока Вы сидели за решеткой, адмирал побывал в форте. Людям объявили о том, что после долгой войны с дикарями заключен хрупкий мир. Все старшие офицеры живут в столице аборигенов и отвечают собственной головой за безопасность местных жителей. Любая агрессия в отношении местного населения, один случайный выстрел, может привести к непоправимым последствиям, поэтому все огнестрельное оружие из форта перевезли в ставку адмирала. Бояться некого, кругом друзья, так что караульным достаточно холодного оружия.

Я вытер липкие руки о влажную траву, достал носовой платок и протер их еще раз.

— Все поверили?

— Рядовые поверили. Офицеры, не знаю, — лейтенант отложил флягу и лег на траву, заложив руки за голову, — никто не хочет войны. Если человеку пообещать сытую мирную жизнь, он поверит во что угодно.

Я смотрел на аборигенов, которые смеялись и пили вино из кожаных фляг и бурдюков, по их рукам стекал жир и сок, когда они вгрызались в куски жаренного мяса. Один ради шутки подбросил большое яблоко в воздух и разрубил его, в полете, саблей на двое. Во всем, что они делали сквозила безграничная уверенность в своей силе и правоте. Когда они наклонялись за едой под одеждой проступали развитые мышцы, которым мог бы позавидовать любой столичный атлет, выступающий в цирке за деньги. Спокойные, уверенные в себе люди, не знающие страха и сомнений. Наверно так же спокойно они прирезали саперов, которые попробовали перечить адмиралу и сбросили тела в яму. Идеальные воины. Их тысячи. Что я могу сделать с горсткой плохо вооруженных людей, поднять очередное бессмысленное восстание? Я зажмурился, перед глазами замелькали черные точки.

— Мы сказали, что Вы отравились, и что Вас срочно отправили к местным знахарям. Так что Вы, как бы из госпиталя возвращаетесь.

Лейтенант повернулся на бок и посмотрел на меня.

— С Вами все в порядке?

— Да. Мне надо в уборную. Если я отойду к тем кустам, — я указал на небольшой перелесок возле нашей стоянки, — Ваша охрана меня не зарежет?

— Это Ваша охрана, — серьезно ответил лейтенант, — не зарежет.

Он опять перевернулся на спину и уставился в высокое голубое небо.

— Смотрите под ноги, не наступите на змею.

К вечеру мы подъехали к группе странных каменных строений. Они чем-то отдаленно напоминали пирамиду на острове Гот, но были более приземистые и у каждого, по одной из стен, наверх уходила лестница, сложенная из огромных каменных глыб. На сколько я помнил, известная мне пирамида была гладкая. У заброшенного храма, который мы осматривали с доктором, лестницы тоже не было. Мы остановились у самого высокого строения. Внутрь мои спутники заходить не стали, а расположились поблизости, лошадей стреножили, развели костры, на земле расстелили связанные из травы циновки и куски толстого полотна. Быстро темнело.

— Что это за постройки? — спросил я лейтенанта.

— Местный храмовый комплекс, — ответил Тос не глядя на меня, он пристраивал на циновку седло, видимо собирался использовать его вместо подушки.

— Можно посмотреть или это запрещено?

— Почему? — удивился лейтенант, — смотрите сколько хотите.

Он наконец положил седло, расстегнул ремень и стал стаскивать через голову портупею с саблей.

— Там совершенно пусто, храм оживает только во время церемоний. Если хотите его осмотреть, возьмите с собой факел, — он кивнул в сторону костра, возле которого охрана воткнула в землю несколько палок обмотанных просмоленной ветошью.

— Хорошо.

— Вот, что Бур, — добавил лейтенант, — не пытайтесь сбежать. Эти парни, — он посмотрел в сторону дикарей, — найдут Вас даже в темноте, и церемониться они не будут. Не забывайте, что у нас есть Ваш заместитель.

— Я помню. Просто хочу посмотреть.

— Ну, если хотите, — недоверчиво сказал Тос, потом крикнул что-то аборигенам и сделал странный жест.

Один из охранников молча сунул мне в руку горящий факел и проводил до дверей храма. Внутрь он заходить не стал и остался на страже у входа.

Строение, в котором я оказался, напомнило мне заброшенный храм возле форта, такое же пустое помещение, из которого можно перейти в другое побольше. Совершенно гладкие, словно отполированные стены, песчаный пол. Я посветил назад, чтобы убедиться, что дикарь не последовал за мной. В отличие от храма, который мы осматривали с доктором, здесь бывали люди, весь пол был испещрен следами. Видимо молиться можно было круглый год и местные жители заходили внутрь, когда нужно было попросить здоровья родным или хорошего урожая. Внутри было холодно, воздух свежий без затхлости. Я сразу направился в главный зал, в дальний правый угол, воткнул факел в песок и опустился на колени. Офицер, который застрелился в штабе на кровати адмирала Толя, оставил что-то в храме. Раньше я думал, что тайник находится в заброшенном строении возле форта, а если нет. Я в главном здании комплекса, если закладка не здесь, ничего не получится, осмотреть другие храмы я не успею.

— Великий океан, — пробормотал я вслух, запуская пальцы в песок, — помоги.

Сначала мне не повезло, разрывая песок в разных местах я ничего не мог обнаружить, пока наконец, с третьей попытки, мои пальцы не наткнулись на шершавую ткань. Я раскопал неглубокую ямку и вытащил маленький сверток. Внутри оказалась ладанка, такие обычно дают матери своим детям в дальнюю дорогу на счастье, и сложенный пополам листок бумаги. Я спрятал записку в карман, надеясь, что меня не будут обыскивать, ладанку завернул в обрывок ткани, положил на место и засыпал песком, потом разровнял, затоптал место раскопок и вернулся ко входу. Охранник уже начинал беспокоиться. Увидев меня, он сделал шаг вперед, что-то недовольно пробурчал, вырвал у меня из руки факел и указал в сторону лагеря.

— Ну что, посмотрели? — спросил Тос. Он сидел на циновке и обгладывал куриную ножку.

— Да. Интересно. Никогда не видел ничего подобного.

— Врете. Возле форта такой же храм, — сообщил лейтенант с набитым ртом.

— Там нет лестницы на наружной стене.

— Да? — Тос удивился, отбросил обглоданную кость подальше в кусты и оторвал от тушки новый кусок, — вот уж не замечал. Да и морской черт с этими храмами, у меня от них мурашки по коже. Садитесь лучше ужинать.

Я не заставил уговаривать себя дважды. Признаться, куриное мясо нравилось мне на много больше чем свинина или говядина. Мы плотно поели и выпили целую флягу вина.

Лейтенант сыто рыгнул, вымыл руки в специально приготовленной глиняной чашке с водой, лег на циновку и завернулся краем полотна.

— Скажите, Тос, как Вы оказались с адмиралом? — спросил я, отмывая жирные пальцы.

Сначала сапер не ответил и я подумал, что он уже спит, но оказалось, что Тос думал.

— Я мелкий дворянчик без герба, никаких перспектив — ответил он, — теперь у меня усадьба и куча слуг. Я богат.

— Это стоило того? — спросил я.

— Конечно, — просто ответил лейтенант и повернулся ко мне спиной.

Ночью я отчаянно мерз, холщовое одеяло грело плохо, от сырой земли тянуло холодом. Прислушиваясь к размеренному храпу лейтенанта, я думал о том, что человек может привыкнуть ко всему. Наверно Тос тоже не сразу научился спать на земле и радоваться деревенской усадьбе и средневековому укладу жизни. Что же должно произойти с человеком, чтобы он без сожаления смог предать забвению прошлую жизнь, забыть родных и близких, и с головой окунуться в новым мир? Я смотрел на спящего лейтенанта и видел, как в свете костра, блестит офицерский погон. Значит его соблазнили властью и богатством. Интересно, чем сапер заплатил за свой выбор? Возможно это его люди лежат сейчас в безымянной братской могиле на берегу. Словно услышав мои мысли, лейтенант всхрапнул и повернулся на другой бок.

Я не торопился его осуждать. В конце концов каждый сам отвечает перед богом за свои грехи, и мне было неважно, мучается ли Тос угрызениями совести, но согласившись на предложение адмирала, я сам ступил на скользкий путь, и кто знает, хватит ли у меня сил, чтобы с него сойти.

Лейтенант разбудил меня на рассвете. Я был рад тому, что эта бесконечная ночь закончилась, все тело ломило и от вчерашней верховой езды, и от ночевки на холодной земле. Завтракать мы не стали, мои спутники быстро собрались и тронулись в путь.

Мы уходили из обжитых мест, возделанные поля сменились заливными лугами, и очень скоро отряд оказался в сосновом бору. Дороги не было, но среди деревьев мелькала едва заметная тропа, по которой мы ехали след в след. Аборигены не разговаривали, только всадник, идущий впереди группы, подавал руками непонятные знаки, видимо задавая направление и темп. Лес тянулся бесконечно долго, я был весь исхлестан упругими ветками, от которых невозможно было постоянно уклоняться. Наконец, впереди забрезжил просвет и мы выбрались на берег неширокой реки.

— Форт уже близко, — сказал Тос, поравнявшись со мной, — здесь мы сделаем привал.

Отряд остановился на высоком живописном холме, с которого далеко была видна извилистая лента реки. На соседних вершинах, черными кляксами, темнели следы старых костров. Я подумал, что мы проезжаем те места, о которых рассказывал Тар.

На этот раз привал получился долгим. Аборигены набрали в котел воду из реки и поставили вариться мясо. Несколько человек разделись и пошли купаться, они смело зашли в воду и нырнули. Я с удовольствием растянулся на высоком берегу на мягкой траве, наблюдая за пловцами.

— Не хотите последовать их примеру? — спросил Тос.

— Нет, — ответил я, — совершенно нет сил. Эта верховая прогулка совсем меня измотала.

На самом деле я был бы не прочь окунуться, но боялся оставить вещи, я думал, что в мое отсутствие Тос может обыскать одежду.

Я смотрел, как дикари несколько раз переплыли реку, для них это явно не составляло никакого труда.

— Сильные люди, — сказал я.

— О, да, — Тос с трудом стащил узкие, сшитые не по форме сапоги, снял и разложил для просушки носки, и с видимым удовольствием прошелся босиком по траве.

— Они учатся военному искусству с детства, прекрасные наездники и фехтовальщики. Я знаете ли был по фехтованию в морине первый, но в бою мне против местного воина не выстоять.

— Какие-нибудь особенные приемы?

— Когда держишь саблю с самого детства тебе и приемы не нужны, — ответил Тос. Он снял фуражку, зажмурился и подставил лицо солнцу, — развитая мускулатура, боевой опыт, плюс полное отсутствие страха. Никогда не испытывайте их терпение, не советую, а то Вам придется не сладко, — самодовольным тоном заявил он.

— Не пугайте меня, Тос, я боевой офицер, я воевал два года. Думаю, что дикари, вооруженные холодным оружием, не самый страшный противник в современном мире.

Наверно я сказал это резче чем хотел, потому что лейтенант повернулся ко мне и виновато улыбнулся. Он действительно разозлил меня. Команда Толя всю войну просидела на Диком острове, вкусно ела, сладко пила, поэтому свои советы он может оставить при себе.

— Извините, — сказал он, — все время забываю, что Вы воевали. А я вот не успел. Конечно, мне приходилось участвовать в небольших стычках с местными племенами, но о настоящих сражениях я знаю только из книг.

Он был моложе меня и сумел избежать участи многих своих сверстников, счастливчик. Не знаю, что он думал о войне, но в его словах мелькнула, едва заметная досада. Я постарался сменить тему.

— Мои разведчики нашли заброшенную деревню, там огромная воронка и сгоревшие дома. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Знаю, — Тос сел на траву, поджав ноги. Он казался смущенным. Интересно, какие ему даны указания? Скорее всего, по дороге в форт, он должен убедиться в моей лояльности. Маска доброго попутчика не плохо ему удавалась, но одна деталь заставила меня насторожиться. Во время войны мне приходилось общаться с саперными офицерами. Все они по образованию были или инженерами, или архитекторами, такие люди в первую очередь осмотрели бы постройки местных аборигенов, и не пропустили бы не одной детали. Невозможно не заметить наружную лестницу на пирамиде и, с такой легкостью, признаться в своем невежестве.

Я посмотрел на Тоса и улыбнулся. Так кто же мой попутчик, неужели контрразведчик? В таком случае адмиралу следовало подбирать кадры более тщательно. Совершенно очевидно, что Толь создал вокруг себя некое подобие адмиралтейства, со всеми привычными службами. Незачем придумывать новую систему, когда старая хорошо работает. Возможно он считает, что создает новый идеальный мир, вот только приемы использует старые.

— Адмирала не сразу признали верховным богом, — продолжал лейтенант, — несколько вождей сомневались. Они боялись выступать открыто и требовали богатых даров за свою поддержку. Когда экспедиция покинула форт и перебралась в надежный укрепленный лагерь под защиту сильного племени, непокорным отправили посылку. Они получили мину замедленного действия, которая уничтожила племя почти полностью. После этого случая сомневающихся стало значительно меньше.

— Но они остались?

— Конечно. Территория слишком велика. Мы подчинили себе племена, живущие на побережье, но в глубине острова у нас полно врагов.

— Мы нашли яму полную мертвецов. На форт было совершено нападение?

— Не совсем, — Тос сделал паузу и серьезно посмотрел на меня, — эти люди подняли мятеж. Многие были убиты, некоторые добрались до десантного судна и попробовали вернуться домой. Как Вы знаете из этой затеи ничего не вышло. Мертвых бросили на берегу без погребения, так принято у местных племен. Мятежники поклялись адмиралу в верности, добровольно. Здесь не любят о них вспоминать.

Разница в подходах показалась мне забавной. Согласившись служить адмиралу я воспринимал любое неповиновение верховной власти, как борьбу за свободу, как восстание, хотя для самой власти, это безусловно угроза и мятеж.

— Почему они восстали, что их не устраивало?

Лейтенант ответил не задумываясь, так словно сам долго искал ответ на этот вопрос.

— Они слишком тосковали по родным берегам, — по губам Тоса скользнула презрительная улыбка, — по милым сердцу бухтам и холодным островам, где нечего есть кроме рыбы и водорослей. Ненавижу все это.

— Разве можно ненавидеть людей за то, что они любят свою родину? — неосторожно спросил я.

— Бросьте! Родина, честь, совесть — он нервно дернул щекой, — устаревшие понятия. Местные жители их не используют. Им более близки вера и преданность роду. Их мир проще, цельнее. Они никогда не будут страдать от ностальгии. Сегодня здесь и хорошо, завтра в другом месте — прекрасно. Муки совести им тоже не знакомы. Если вы украли у них скот, они украдут ваш, если причинили зло их родичу, вас убьют. Убьют и сразу забудут, потому что возмездие свершилось. Они не будут еще год после случившегося мусолить это происшествие в газетах, обсуждать хорошо ли поступил отомстивший или плохо, собирать по этому поводу конференции и громкие судебные процессы. А знаете почему? Потому что у них нет на это времени. Они заняты делом: пасут скот, растят пшеницу и овощи, охотятся, ловят рыбу, размножаются. В отличие от наших цивилизованных соотечественников им некогда заниматься пустыми разговорами.

Я видел, что Тос не на шутку разозлился и решил прекратить философские споры. У меня еще оставались вопросы и я не хотел, чтобы лейтенант обиделся и замкнулся в себе. Нужно было срочно менять тактику.

— Вы простите, что я задаю столько вопросов, — сказал я, виноватым тоном, — но мне не хватает информации. Сегодня я окажусь в форте и должен знать, что происходит вокруг.

Лейтенант молча кивнул. Он все еще был раздражен, но понимал, что этот разговор нужен нам обоим. Если ему поручили присмотреться ко мне, то наши задушевные беседы были для Тоса единственной возможностью, что-нибудь разузнать. Конечно он мог привязать меня к дереву и пытать раскаленным железом, но слава океану, до этого пока не дошло. Эн всегда говорила, что мне хорошо удается роль простака.

Чтобы исправить ситуацию, я скорчил самую невинную рожу, на которую был способен и спросил, — насколько я знаю, небольшой группе удалось уйти на десантном судне. Почему Ваш крейсер не помешал им отплыть?

— Он был на другой стоянке, слишком далеко.

Дикари выбрались из воды и теперь обсыхали у костра, видно было, что некоторые купальщики замерзли, но они и не думали одеваться, ходили голышом, поворачиваясь к огню то спиной, то животом. Они о чем-то оживленно переговаривались и смеялись.

— Ничего не понимаю. Извините Тос, но я совершенно не представляю местную географию. Объясните мне, пожалуйста, если конечно это не военная тайна, откуда мы с Вами едем, где стоит крейсер, где находится ставка адмирала, а то я совсем запутался.

Тос наконец успокоился. Мои бесконечные извинения и заискивающий взгляд, ему явно понравились.

— Все время забываю, что Вы у нас новичок, — покровительственным тоном сказал он.

Лейтенант встал, поискал что-то в высокой траве, нашел несколько прутьев и камней, вернулся и положил передо мной изогнутую ветку.

— Вот это побережье, карта у Вас была, так что форму Вы примерно представляете. Вот здесь, — он уложил неровный камень, — находится ставка адмирала, из которой мы вчера выехали. Это, — он положил еще один камень, — храмовый комплекс, место нашей ночевки, а вот это, — и он бросил на землю прямую ветку, — река которая впадает в океан. По ней можно добраться до ставки адмирала и там стоит крейсер.

Веточки и камни, это конечно хорошо, но я бы предпочел увидеть нормальную карту. Оказывается, совсем рядом с местом моего заточения была река.

— Последний вопрос, Тос. Скажите, а все эти игры в верховного бога, в ритуалы и вообще, делаются ради дикарей или это действительно серьезно. Адмирал, что действительно считает себя Босху или как его там называют?

Наверно мой вопрос прозвучал несколько грубовато, но лейтенант не обиделся. Он посмотрел на меня и сказал, — Он действительно верховный бог, его появление было предсказано и подтверждено. И все это очень серьезно.

После позднего завтрака или раннего обеда, не знаю, как правильно назвать нашу трапезу, отряд заторопился в дорогу. Аборигены сварили очень жирный суп и надо сказать, что варенное мясо мне совсем не понравилось. Я выпил немного бульона, который дикари разлили в деревянные глубокие миски и съел несколько постных кусков. Для вкуса они добавили странной формы листья и какую-то острую специю, от которой сильно першило в горле и хотелось пить.

Пока охрана собиралась, я попросил разрешения отойти. К моим отлучкам уже успели привыкнуть, и почти перестали обращать на меня внимания, ограничиваясь ехидными ухмылками и комментариями. Я хоть и не понимал ни слова, но мог предположить, что ничего лестного для меня в этих замечаниях не было. Сами дикари действовали весьма непринужденно и справляли нужду рядом с местом привала, просто отворачиваясь от спутников.

— Не потеряйтесь в лесу, — бросил мне вслед Тос.

Я махнул рукой и отошел к зарослям высоких кустов. Когда зеленые ветки укрыли меня от наблюдателей, я достал и развернул записку, найденную в храме. На пожелтевшем листке, вырванном из записной книжки, химическим карандашом было написано следующее: «Дорогой брат. Моего взвода больше нет. Толь маньяк и убийца. Не верь ему. Мне удалось вырваться, но за мной гонятся. Иду на побережье. Если найду лодку, уйду на острова. Прощай.»

Ну что же, теперь я знал имя самоубийцы. В списке офицеров экспедиции Толя были только два брата, саперные лейтенанты по фамилии Лос. Значит один из них добрался до побережья, пустил себе пулю в лоб и оставил для брата подсказку в штабе, чтобы тот смог найти это письмо и ладанку, которая видимо была дорога покойному.

Я спрятал листок в карман и вернулся к остальным.

Форт был уже близко и мои спутники торопились. Последние несколько километров превратились для меня в настоящий кошмар. Трясясь в седле, я дал слово больше никогда не садиться на лошадь.

То, что я увидел в форте превзошло все мои ожидания. Ворота со стороны леса были распахнуты настежь, охраны не было. Мне сразу бросились в глаза расхристанные егеря, которые сидели на бревне, курили и при виде нашего отряда даже не подумали встать, офицеров видно не было. Всего несколько дней бесхозяйственности, безвластия и хаоса, и люди забывают о долге и о своих обязанностях.

Я с трудом слез с лошади. Аборигены толкались рядом, сдерживая коней, спешиваться они не стали. Похоже отряд выполнил свою задачу, доставил меня на место. Тос свесился с седла и сказал.

— Вот Вы и дома. Адмирал надеется на Вас, так что будьте умницей.

Он засмеялся, махнул рукой и вылетел за ворота со своей безумной свитой. Я смотрел им вслед, отплевываясь от пыли, летевшей из-под копыт и жалел, что у меня нет с собой карабина, чтобы выстрелить лейтенанту в спину.

Отряхнувшись, я подошел к егерям. Они нехотя встали и один даже застегнул ворот гимнастерки. — Здравия желаем, господин супер-лейтенант-моринер, — нестройно затянули рядовые.

— Вольно, — сказал я, — где часовые?

— Мы часовые, — ответил пожилой сержант. Они были не вооружены, штуцера отобрали, а абордажные сабли егерям не полагались.

— Какие же Вы часовые, — зло сказал я, — ворота открыты, оружия нет.

— Так, отобрали оружие, — с обидой сказал егерь.

— Так палку возьми, камень, чтобы с пустыми руками на посту не стоять, — отрезал я. Во мне закипала невероятная злоба. Офицеры чертовы, ничего не могут, ни за людьми присмотреть, ни порядок навести. Стоило устраивать бунт, чтобы сразу все слить в гальюн. Бад идиот. В истории островов было несколько военных переворотов, но тогда заговорщики хотя бы действовали продуманно, захватив власть, они первым делом старались установить жесткую дисциплину и контроль.

— Значит так, — сурово сказал я, — ворота закрыть. Ты, — я ткнул пальцем в молодого, заросшего рыжей щетиной парня, — найди мне старшего офицера и приведи в штаб.

Парень испуганно дернулся.

— Любого офицера, которого найдешь, сразу веди ко мне, — поправился я, — понял?

— Так точно! — в глазах егеря мелькнуло понимание, он улыбнулся и вытянулся.

— Пошел.

Я развернулся и отправился в штаб. Во дворе было пусто, по дороге мне попалось несколько рядовых, которые с удивлением уставились на меня, как на привидение.

В кают-кампании было не хорошо, на столе грязно, стояли пустые тарелки с остатками пищи и рюмки, в пепельницах полно окурков. Кровать Бада убрали, вместо нее на полу стояли две пустые бутылки из-под вина. С моей кровати исчезло одеяло, саквояж лежал на боку и было очевидно, что в нем рылись. Я убедился в том, что личные вещи на месте, но пропал карабин и маленький револьвер, подарок друзей. Оружия было жалко.

Я вышел на улицу, нашел возле дверей таз, в котором Люм мыл посуду, сложил в него тарелки и рюмки, и отнес к умывальнику, набрал в ковшик воды, принес в кают-кампанию, поставил на стол, намочил помазок и намылил щеки. Когда не бреешься несколько дней, щетина отрастает и становится мягкой, всего несколько движений бритвой, и я опять стал похож на человека.

Дверь распахнулась и в кают-кампанию вбежал доктор.

— Слава океану, — облегченно выдохнул он, прошел к столу и опустился на лавку.

— Слава океану, — повторил он, — я боялся, что мы с Вами больше никогда не увидимся.

Стоя у зеркала, я смыл пену со щек, провел рукой по подбородку и повернулся к столу.

— Глупости. У нас еще много дел доктор. Что здесь происходит, где все?

Сол с интересом уставился на меня.

— Вы ничего не помните?

Наверно он вообразил, что я потерял память и ему придется рассказать мне все с самого начала.

— Я знаю, что здесь был адмирал Толь, знаю, что из форта вывезли оружие и боеприпасы. Я вернулся, чтобы руководить мориной и спрашиваю у Вас, что здесь происходит сейчас.

Доктор вздохнул и полез за трубкой.

— Я отвечу на все Ваши вопросы, только ради океана, скажите, Вы правда вернулись, чтобы командовать нами?

Я достал из саквояжа сигару и спички, закурил и выпустил струю ароматного дыма.

— Несколько дней не курил, чуть не умер, — сказал я, наслаждаясь вкусом и запахом табака.

Доктор внимательно разглядывал меня, кажется он до конца не верил, в то что я стою перед ним живой и невредимый.

— Я вернулся Сол. Что здесь случилось?

Доктор закашлялся, отложил трубку, отдышался, высморкался в большой несвежий платок и стал рассказывать.

Оказывается, когда я потерял сознание, меня завернули в одеяло и положили на кровать. Бад и Мас ушли, а Сол просидел в кают-компании несколько часов в обществе лейтенанта Жена, под дулом револьвера.

Днем с пышной свитой, состоящей из аборигенов и офицеров первой экспедиции, прибыл адмирал Толь. Всех собрали на плацу и адмирал произнес речь. Он сказал, что военные и аборигены живут в мире, что морину ждут удобные казармы в укрепленном лагере, отдых и хорошая еда, поэтому сейчас необходимо загрузить все имущество на подводы и отправиться в путь. Кос наотрез отказался отдавать собственность морины без моего приказа, попробовал закрыться на складе, но к нему вломились несколько людей Толя. Никто не знает, что там произошло, но говорят, что Кос застрелился. Когда началась погрузка, доктора выпустили, строго настрого приказав не болтать. Сол сразу нашел Тара и Гата, и все им рассказал, артиллерист поверил сразу, но Тар отнесся к рассказу с недоверием. К вечеру все имущество погрузили на подводы и вывезли. С адмиралом ушли Бад, Жен, Мас, Тар, Муки и все десантники. Егерей с собой не взяли. Перед самым отъездом Толь сказал, что нужны офицеры добровольцы, которые останутся в форте, и доктор с Гатом вызвались. Сначала они думали, что с ними поступят так же, как с Косом, но все обошлось. Когда обоз скрылся в лесу, несколько людей Толя вынесли меня потихоньку во двор, бросили в телегу и вывезли из форта.

— Муки ушел, — задумчиво сказал я, — не ожидал.

— Все ушли.

Кос погиб, офицеры сбежали, от бессильной злобы я сжал кулаки под столом. Наверно, если бы мне сейчас попался Бад, я задушил бы его голыми руками.

— Так Гат здесь?

— Он сейчас ловит рыбу на пристани.

Значит нас осталось всего тридцать три.

У меня из головы не выходил образ адмирала в красном балахоне и с подведенными глазами.

— Скажите, Сол, а адмирал был в форме или как-то странно одет?

— В форме, — доктор удивился, — А что собственно…

— Да так, — я перебил его, рассказывать о своих приключениях сейчас не хотелось, — не обращайте внимания.

Я вспомнил, как доктор оттолкнул от себя тарелку с супом, как пробовал предупредить меня о том, что еда отравлена. Мы сидели вдвоем в опустевшем штабе, курили и общались, как ни в чем не бывало. Что пережили они с Гатом, когда отказались следовать за адмиралом, что думали, на что надеялись? Я мог бы не задавать этот вопрос, но все-таки спросил.

— Почему Вы остались?

Сол на минуту задумался, попыхивая трубкой.

— Наверно, потому что лейтенант Жен угрожал мне револьвером, потому что думал, что Вас больше нет в живых, потому что не поверил не единому слову адмирала.

— А Гат?

— Не могу сказать. Спросите у него сами. Но думаю, что на него произвела большое впечатление смерть Коса.

Жизнь удивительная штука. Отправляясь в плавание я никогда бы не подумал, что мой лучший друг предаст меня, а артиллерийский офицер, с которым мы даже ни разу не напились вместе, откажется покидать свой пост, что смотрящий мне в рот Муки, без сомнений бросит свой взвод и уйдет с Толем, а интендант, расчетливый и спокойный человек, не побоится перечить адмиралу и погибнет за свои убеждения.

Я открыл походный бар и достал початую бутылку коньяка, весь остальной алкоголь пропал, видимо Бад увез его с собой.

— За Коса, — сказал я и выпил прямо из горлышка.

Сразу после разговора с Солом, я отправился на берег. Хотелось повидать Гата и искупаться. От выпитого коньяка и сигары слегка кружилась голова. После моего разноса, все ворота оказались закрыты, часовые успели привести себя в порядок и у двоих я заметил в руках длинные палки, которые они держали на подобии копий. Все это было бы довольно смешно, если бы не было так грустно. Толь забрал всех, оставив мне несколько десятков человек, почти без оружия и припасов. Волноваться за десантников не стоило, ничего плохого он им не сделает, видимо они понадобились адмиралу для каких-то серьезных дел, возможно для усмирения враждебных племен или для дополнительной охраны.

Все равно, я не понимал зачем ему понадобился гарнизон в форте. Возможно адмирал еще не понял, как стоит поступить со мной и с офицерами, которые не выразили свою лояльность. Это что-то вроде исправительного лагеря, где заключенные сами себя охраняют, пока местный бог не решил их судьбу. Бесполезные мысли. Я жив и слава океану. Ответы на все вопросы обязательно появятся, но это случиться не сегодня. Я прошел мимо оставшихся на побережье сосен, срубить успели не все, и вышел к пристани. На самом конце деревянного пирса сидел Гат и ловил рыбу на самодельную удочку. На нем были только галифе и фуражка. Когда я подошел и поздоровался, лейтенант, не вставая, повернул ко мне совершенно опухшее лицо с темными мешками под глазами.

— Здравствуйте, Бур, — задумчиво сказал артиллерист, — Это действительно Вы или у меня наконец началась белая горячка?

Гат был совершенно пьян. На досках стояла армейская фляга, видимо со спиртом, и пустая консервная банка, с торчащей из нее грязной ложкой. По заплывшим глазам и помятому лицу можно было предположить, что лейтенант пьет уже несколько дней.

— Встать, — сказал я.

— Что? — удивленно спросил Гат.

— Встать, — спокойно повторил я.

Лейтенант отложил удочку и медленно поднялся. Его слегка покачивало. На галифе спереди расплылось жирное пятно, видимо он пролил на себя масло из консервов, когда закусывал.

— Вы пьяны. Приказываю привести себя в порядок и явиться в кают-компанию через час.

Гат отмахнулся от меня. Наверно я казался ему наваждением.

— Какой порядок? Все кончилось. Нас всех предали, Коса убили. Все! — вдруг выкрикнул он, присел и развел руками, — кончилась морина, конец.

Вместо ответа я толкнул его в грудь и артиллерист полетел в океан, подняв тучу соленых брызг. Он тут же вынырнул, безумно вращая глазами и отплевываясь. Я опустился на доски, поймал его за волосы и притопил еще раз. Лейтенант барахтался и размахивал руками, пока я его не отпустил. Когда он еще раз вынырнул, я помог ему вылезти и молча смотрел, как несчастный отплевывается, лежа на пристани.

— Теперь Вы убедились, что это действительно я?

— Чертова каракатица, Бур, — прохрипел Гат, — Вы меня чуть не убили.

Во время наших упражнений фляга со спиртом свалилась в воду и утонула, а удочка запуталась среди свай.

— Выловите свою фуражку, приведите себя в порядок и через час я жду Вас в кают-компании.

Я оставил Гата приходить в себя на пристани, пошел на пляж, разделся и залез в океан. Светило солнце, ветра не было, жалобно кричали чайки. Я не много постоял на мелководье, потом окунулся, вылез, намылился и до красноты растер себя мочалкой. Вода была ледяной.

После купания я вернулся в форт. Егеря открыли ворота и молодцевато отдали честь. Они улыбались и уже выглядели по-другому. Появление старшего офицера и проявленная твердость сделали свое дело.

Я выбросил из кают-компании грязные пепельницы и пустые бутылки, и открыл дверь, чтобы проветрить. Надев чистое белье и сменив испачканные галифе и френч, я наконец почувствовал себя человеком. После нескольких дней, проведенных в плену, можно было вздохнуть спокойно. Пропало не только оружие, но и все секретные бумаги об экспедиции Толя. Представляю, с каким удовольствием, их сейчас читают в штабе адмирала. За утерю документов мне полагался трибунал, но думать об этом сейчас не хотелось. Слишком много всего случилось и еще может случиться, чтобы переживать о картонной папке. Я с тоской посмотрел на опустевший крюк вбитый в стену, на котором когда-то висел мой карабин. Есть вещи, к которым по-настоящему привязываешься. С одной стороны, Вы прекрасно понимаете, что сможете без них обойтись, но с другой, Вам их ужасно не хватает.

Приведя себя в порядок, я решил осмотреть территорию. Артиллерийские флеши опустели, все орудия, даже сломанные были вывезены из форта, в песке остались глубокие колеи. Полевая кухня исчезла. Двери в казарме десантников оказались распахнуты настежь. Моринеры собирались в спешке и явно не думали возвращаться, в комнатах было грязно, на разоренных лежаках не осталось даже одеял, видимо все забрали с собой. Я осмотрел казармы на предмет оставленных вещей, но все было вычищено и вывезено. Уходя, я аккуратно прикрыл за собой двери. Склад оказался закрыт на висячий замок. Ключа у меня не было.

Я еще немного походил, поднялся на стену, проверил посты и вернулся в штаб. Сол оказался уже там, Гат подошел через какое-то время. Приведенный доктором егерь, вымел из комнаты весь мусор и протер стол. Сол сам сварил кофе, принес консервы и галеты. Не могу сказать, что Гат окончательно протрезвел, но выглядел он уже посвежее и мог внятно изъясняться. Он сидел, нахохлившись в углу и курил папиросу. Мы пили кофе и молчали. Положение было скверным, я бы даже сказал безвыходным, без припасов и оружия мы полностью зависели от адмирала Толя. Противостоять ему мы не могли, уплыть домой тоже, фактически наша служба сводилась теперь к охране никому не нужного форта. Судя по тяжелым взглядам, которыми мы обменялись, все это понимали.

— Что будем делать господа, — спросил я, — как будем жить дальше?

— Будем форт охранять, — буркнул Гат.

Сол промолчал. Действительно обсуждать особенно было нечего, но во-первых я хотел узнать мнение офицеров, а во-вторых оставалось несколько вопросов, которые необходимо было решить.

— Господа, — начал я, — понимаю, что мы с Вами оказались в тяжелой ситуации. Никто из нас не мог предположить, что случится на Диком острове. Мы оказались во власти адмирала Толя. Как человек, который провел у него в плену несколько дней, могу с уверенностью сказать, он узурпировал власть, сговорился с дикарями и больше не подчиняется адмиралтейству.

Доктор и артиллерист смотрели на меня во все глаза.

— У адмирала под ружьем несколько тысяч местных воинов и около сотни хорошо вооруженных и подготовленных саперов, теперь к ним добавилась наша морина. Уверен, что все эти силы, рано или поздно, будут пущены в дело.

— В какое дело? — хрипло спросил Гат.

— Я не понимаю зачем на Диком острове нужна такая большая армия. Могу только предположить, что, если завтра здесь высадится десант адмиралтейства, ему придется сражаться с войсками Толя.

Сол присвистнул и покачал головой.

— Зачем ему все это?

— Власть. Адмирал Толь назначил сам себя верховным богом здешних мест, — я в упор посмотрел на Сола, — он Босху.

Доктор стукнул ладонью по столу.

— Ну, я так и думал.

Он резко встал и сделал несколько шагов по комнате.

— Ну, что же, — Сол опять сел, — это многое объясняет.

Артиллерист налил себе кофе и теперь переводил удивленный взгляд с меня на доктора.

— Что-то я не понимаю ничего, — начал Гат, — что за…

— Адмирал назначил себя правителем Дикого острова, — пояснил я.

— Какой правитель? — Гат никак не мог сообразить, что к чему, — он же адмирал. Через год прибудет новый десант и размолотит в кашу всех этих дикарей.

— Ну мы же не размолотили, а попали в мышеловку. Кто-то сумел завербовать Бада, Жена и Маса и они нас сдали.

— Из-за них Кос погиб, — сказал Гат и стукнул кулаком по столу. Он сидел красный и злой.

— Получается, человек адмирала был в нашей команде? — задумчиво сказал доктор.

— Человек! — выкрикнул Гат, — швабра, штафирка! Это Аси мерзкая каракатица!

Теперь уже мы с доктором удивились. Я конечно подозревал ученного, но артиллерист говорил с такой уверенностью, как будто знал это наверняка.

— Он говорил со мной и со многими другими, рассказывал, как хорошо на острове, какой Толь молодец, как мы можем здесь хорошо устроиться, начать новую жизнь, намекал, что если Вы Бур будете нам мешать, то адмирал с Вами разберется.

— Так Вы обо всем знали? — воскликнул Сол.

Я невесело рассмеялся, теперь стало понятно странное поведение Бада на острове, его душевные терзания, нелепые разговоры о новой жизни. Значит Аси начал склонять офицеров к измене еще на корабле.

— Я не придал этому значения, — защищаясь, виновато промямлил Гат, — я даже и подумать не мог, что он готовит такую уху.

— С кем он еще говорил? — быстро спросил доктор.

— Со мной говорил, значит и с остальными тоже. Жен и Мас точно знали, Тар тоже, Муки не знаю.

— А Кос?

— Не знаю я, — с мукой воскликнул Гат. Он неловко дернул рукой и перевернул кофейную чашку.

— Перестаньте, господа, — сказал я, — среди нас врагов нет. Уверен, что лейтенант Гат уже пожалел о том, что ничего нам не сказал.

Артиллерист бросил на меня виноватый взгляд и отвернулся. Доктор набил трубку и закурил. Он нервничал, руки дрожали.

— Теперь понятно, — сказал я, — Аси выполнил свою задачу и его убили. Я так и думал, что его смерть не связана с пищевым отравлением.

— Почему? — спросил Сол.

— Я стал подозревать его, как только мы высадились. Было много ошибок и странных совпадений. Этот его нелепый ночной поход к реке, — я сделал несколько глотков кофе, — я понял, что никуда он не ходил, а с кем-то встречался недалеко от форта. Собственно, когда я шел, чтобы вытрясти из него всю правду, его и отравили.

— Чудеса, — Сол потер виски, — какой-то шпионский роман.

— Значит так, — сказал я, — считаю, что мятеж подготовили и осуществили: Аси, лейтенанты Жен, Мас и Бад. Аси мертв и с него взятки гладки, но остальным я этого не прощу. Это не значит, что, если они появятся в форте, я попытаюсь их убить, но очень этого хочу. А пока мы должны вести себя, как ни в чем не бывало, не показывать своей ненависти и подчинятся приказам адмирала. Пока так, а потом посмотрим.

Сол кивнул, Гат полез в пачку за очередной папиросой. Не знаю, правильно ли я делал, говоря им все это. Каждый из них мог оказаться предателем и остаться в форте специально для того, чтобы следить за мной. В любом случае, я призывал их повиноваться адмиралу, и значит не нарушал договоренности, а моя ненависть к мятежникам была вполне объяснима. Я поймал себя на мысли, что начинаю всех подозревать. Это было не хорошо, но после событий последних дней, я ничего не мог с собой поделать.

— Все равно убью, — неожиданно сказал Гат, — пусть не сейчас, но когда-нибудь обязательно.

От выпитого кофе и выкуренных сигар уже шумело в голове, в кают-компании висело плотное облако табачного дыма. Мы решили немного пройтись. Гату было не хорошо.

— Теперь вот что, — сказал я, когда мы вышли на улицу и остановились возле казармы, — артиллерии у нас больше нет, поэтому я прошу Вас, лейтенант Гат, временно стать нашим интендантом. Нам нужно подсчитать оставшиеся продукты, разобраться с обмундированием и понять, есть ли в форте хоть какое-нибудь оружие холодное или огнестрельное, а то наши вояки совершенно безоружны. Нужно поискать закладки, десантники частенько прячут боеприпасы на черный день, может быть что-нибудь осталось. Вы доктор, занимайтесь своими делами, а я назначаю себя командиром четвертого взвода, так что буду и взводным и старшим командиром.

Гат посмотрел на меня мутным взглядом.

— Я не хочу быть интендантом и отвечать за имущество морины, — сказал он, — но я понимаю, о чем Вы просите и сделаю все, как надо.

Предложение, которое я сделал артиллеристу, действительно было не совсем обычным. Интендант несет персональную ответственность за имущество подразделения, и попасть под трибунал за его порчу или пропажу никому не хочется. Но выбора у меня не было.

— Всю ответственность я беру на себя, — сказал я.

С одной стороны, это была правда, я действительно готов был отвечать перед трибуналом за все, что здесь произошло и еще произойдет, но в адмиралтействе свои представления о чести и долге, если уж наказывают, то сразу всех — «крупную рыбу ловят и мальку не уйти».

Гату стало совсем плохо и мы отправили его спать, а сами засиделись в кают-компании.

В бутылке еще оставалось немного коньяка, и я наполнил рюмки.

— Поразительно, — доктор грыз кусок сахара, — получается, что наши офицеры все знали и просто ждали, чем дело закончится. Не понимаю. Они общались с Вами каждый день и ничего не сказали о заговоре.

— Они о нем не знали, — ответил я и поднял рюмку. Серебро уже начинало темнеть, теперь, когда Люм ушел, некому будет мыть посуду и чистить столовые приборы. Нужно назначить денщиком, кого-нибудь из егерей.

— Не понял?

— Я думаю, что Аси и правда поговорил с каждым. Он рассказывал о том, как хорошо живется тем, кто пошел с адмиралом, — я выпил и захрустел галетой, — его основной задачей было, как бы это сказать, смущать умы, и когда придет время, организовать встречу Толя с теми, кто окажется сговорчивее.

Доктор тоже выпил, но закусывать не стал, он внимательно меня слушал.

— Да и вообще, не было никакого заговора. Были три мерзавца, которые продались с потрохами. Они опоили меня и помогли адмиралу подчинить себе морину.

— Но как? — доктор был очень сердит, он резким движением взъерошил свои короткие волосы, — как это возможно? Ведь Бад был Вашим другом.

— Да-а, — протянул я. Ответить было нечего, — видимо с ним говорили больше чем с остальными. В конце концов каждый имеет свою цену.

Армейские сигары кончились и я смял пустую мягкую пачку. Пепельница снова была полна окурков.

— У меня одеяла нет, — сказал я, разливая остатки коньяка — придется позаимствовать одно у Вас в лазарете.

— Пожалуйста. Не жалко.

Доктор поднялся.

— Пойду принесу вина. У меня еще осталась одна бутылка.

Пока Сол ходил за выпивкой, я открыл привезенную из столицы коробку с сигарами. За время моего отсутствия кто-то изрядно ими попользовался, но половина была на месте. Не так уж плохо. Я достал одну и с удовольствием закурил. Незачем экономить, когда не знаешь, что будет завтра. Доктор вернулся и поставил на стол бутылку портвейна.

— Остатки былой роскоши.

Мы опять выпили и Сол сказал, — Вам должно быть очень обидно.

Я кивнул.

— Обидно. Я вообще не понимаю, зачем нужны были такие сложности. Если бы адмирал приехал в форт, я бы выполнил любой его приказ. Я бы сам привел к нему морину с полной боевой выкладкой. Зачем понадобилось меня травить и строить все эти козни?

Сол встал, прошелся по комнате, зачем-то открыл дверь в бывшую спальню, понюхал воздух и опять закрыл дверь.

— Дезинфекцией уже не пахнет.

Он вернулся к столу. Вечерело, в кают-компании стало темно и я зажег свечи.

— Иногда, когда человек теряет веру, с ним начинают происходить странные вещи, — задумчиво сказал доктор, — он теряет способность отличать добро от зла. Адмирал на острове почти четыре года. Он уже, как бы это сказать, не совсем цивилизованный человек. Все последнее время, он боролся за власть, убивал и интриговал. Ему оказалось проще запугать или подкупить, чем объяснить и договориться. Я думаю, что Толь сошел с ума, — серьезно сказал Сол.

Брать одеяло в лазарете я не стал. Мы с доктором здорово напились и, когда я пошел его провожать, то просто заснул на одной из коек. Сол разбудил меня в семь часов.

— Вставайте Бур, — доктор тряс меня за плечо, — нужно играть подъем, а я не знаю, как.

Я открыл глаза и сел на кровати. Первая ночь после возвращения в форт прошла ужасно, я все время просыпался, и нормально заснул только под утро.

— Что такое? — спросил я, не понимая на каком свете нахожусь.

— Подъем, — сказал Сол.

Морина увезла с собой все, даже офицерские свистки. Трубач, разумеется, тоже ушел со взводом, так что давать сигнал побудки было некому и нечем. Я встал, оделся и вышел. На дворе было пусто, продрогшие часовые прятались под навесами. Утро выдалось серое и дождливое. С океана наползали тяжелые тучи, накрапывал мелкий холодный дождик. Я одернул портупею, поправил фуражку и распахнул дверь в казарму егерей. Здесь было жарко натоплено, дневальный дремал на табурете возле печки, при моем появлении он не проснулся, только пожевал во сне губами. При входе стояло жестяное ведро и лежала кочерга. Я немного постоял, разглядывая спящих, потом взял кочергу и несколько раз ударил по ведру.

— Подъем!

Заспанные егеря вскакивали с кровати, кто-то упал.

— Подъем! Подъем! Построение через пять минут!

Перепуганные люди хватали одежду, совали ноги в галифе, натягивали гимнастерки, не попадая в рукава.

Я подумал, что с них достаточно и вышел на плац. Флаг морины и судовой журнал Бад унес с собой, но в штабе оставался маленький флаг Содружества Свободных Островов, который мы с доктором вчера сняли со стены и укрепили на флагштоке.

Пока я будил егерей, доктор пошел за Гатом. Артиллерист спал на своем старом месте в опустевшей казарме. Они появились одновременно с рядовыми, которые выбегали под дождь и строились на плацу.

Я посмотрел вверх на хмурое небо, на лицо падали холодные капли.

— Становись!

Егеря выстроились в две шеренги.

— Равнение на знамя!

Уже очень давно я лично не командовал людьми, предоставляя эту возможность Баду и взводным.

Сейчас, стоя перед строем, я словно оказался в учебном лагере на продуваемом всему ветрами острове Заух.

— Смирно!

Моему заместителю нравилось командовать. Он обожал построения и парады, и умел маршируя, высоко тянуть ногу. С времен гимназии я ненавидел линейки, смотры и торжественные мероприятия.

Рядовые замерли, доктор и Гат встали сбоку на место взводных.

Я сказал короткую речь о том, что нам выдалась великая честь охранять пристань и крепость. На всякий случай напомнил, что огнестрельное оружие у нас изъяли во избежание недоразумений с местным населением.

Егеря слушали внимательно и видно было, что возвращение к нормальной лагерной жизни, пошло им на пользу. На сколько я понял, после того, как десантники ушли с адмиралом, Сол заперся у себя в лазарете, а Гат запил. При виде старшего офицера, делового, подтянутого, четко отдающего команды, к нижним чинам вернулась былая уверенность. Все опять стало легко и понятно. Рядовому главное знать, что в морине есть человек, который думает и решает за него, который четко знает, что делать и чем все это кончится.

После построения и смены караула, я отправил людей в казарму.

Мы собрались в кают-компании. Сол взялся варить кофе, а Гат принялся открывать консервные банки, я заметил, что руки у артиллериста слегка подрагивают.

— Извините господин супер-лейтенант, — сказал он, — плохо мне. Позвольте я немного выпью, опохмелиться нужно.

Доктор вопросительно посмотрел на меня.

— У меня остался только спирт.

— И на складе еще есть, — поддакнул Гат.

— Хорошо, — согласился я, — но только опохмелиться. С пьянством надо завязывать.

— Слушаюсь, — облегченно вздохнул Гат.

Мы выпили кофе, поели консервов с галетами, артиллеристу налили несколько рюмок разведенного спирта, глаза у него заблестели и на щеках появился румянец.

— Кухни у нас теперь нет, — сказал я после завтрака, — но нужно, что-то придумать. Людям нужна горячая пища.

— Да, да, — согласился доктор, — совершенно с Вами согласен. На сухом пайке далеко не уедешь.

— А, что придумывать, — сказал Гат, он заметно повеселел, — на берегу остались три десантные лодки, в каждой из них должен быть НЗ: сухой паек, вода и котел. Давайте возьмем два котла и будем варить еду.

— Отлично, — сказал я, — так и сделаем. Назначим поваров и дежурного по штабу, чтобы посуду мыл и пепельницы выносил, а то по уши грязью зарастем.

— Я сделаю, — сказал Гат.

После завтрака мы отправились осмотреть склады.

Большинство полок оказались пустыми, но люди Толя забрали не все. Часть продовольствия и бочонок спирта они нам оставили. Конечно этого было мало, но в ближайшие несколько недель голодная смерть нам не грозила. В лазарете остались медикаменты, хотя все что было на складе, вывезли.

Хуже всего дело обстояло с оружием, его не было совсем. Все боеприпасы, запасные карабины и револьверы исчезли. Укрепленное помещение под батареей было совершенно пусто, если не считать, ящика с саблями и пяти, прислоненных к стене, абордажных топоров. Сабли оказались в хорошем состоянии, хотя сделаны они были из не самой лучшей стали. Такое оружие обычно предназначалось для торговых судов и видимо попало в экспедицию случайно. В наших списках его точно не было. Сабли использовались при абордажных схватках, делали их довольно массивными, потому что обычную команду никто фехтованию не учил, и расчет был в основном на силу удара. Эти сабли, как и абордажные топоры вышли из употребления пол века назад, так что по сути являлись антиквариатом.

Получалось, что на весь отряд, состоящий из тридцати трех человек, у нас было семнадцать единиц холодного оружия: десять сабель, пять топоров и две шпаги, у меня и у Гата. Конечно у нас троих оставались револьверы, но патронов к ним не было.

Оружие раздали часовым и сержантам, оставшееся сложили в штабе.

Гат пошел пересчитывать продукты, чтобы вечером раздать сухой паек, а мы с доктором решили прогуляться к заброшенному храму.

— В свое время, я приказал Баду отнести туда несколько револьверов и гранат, посмотрим, может быть он про них забыл, — сказал я Солу, когда мы вышли за ворота.

Я оглянулся. Часовые смотрели нам вслед. Егеря выглядели смешно, с саблями, заткнутыми за пояс и абордажными топорами, они были похожи на пиратов из детских книжек.

Мы углубились в лес. Теперь, когда можно было больше не ожидать нападения дикарей, дорога к храму показалась длиннее. Мы с трудом пробирались через заросли и оступались на скользкой мокрой земле.

— Похоже, наконец наступила осень, — сказал доктор, — интересно какая здесь зима?

В лесу было сыро, на земле растекались мутные лужи, зверье попряталось, даже птицы не пели.

Мокрая, темная громадина храма появилась внезапно. От воды камни казались черными. С потолочной балки в дверной проем маленьким водопадом стекала вода.

Мы зажги, взятую с собой, керосиновую лампу и вошли в темноту.

— Кстати, керосин они тоже почти весь забрали, — наябедничал доктор.

В этот раз на полу обнаружились следы, кто-то прошел в храм и вышел обратно. Надежда найти оружие, таяла на глазах.

— Кто-то тут уже побывал до нас, — сказал я.

Доктор промолчал.

— Послушайте Сол, а у Вас вообще, какое-нибудь оружие есть?

— Скальпель.

Я выругался.

В главном зале на полу следы потерялись, на твердой земле трудно было что-нибудь разглядеть. У дальней стены мы увидели ящик и маленький бочонок. Закладка осталась, но оружия не было, на полу стоял ящик с галетами, крышка была сломана и нескольких пачек не хватало, на земле лежала разорванная упаковка.

— Либо люди Толя проголодались, либо мы подкармливаем дикарей, — сказал доктор.

Я потряс бочонок с водой, он был полон, и поставил на место.

— Ладно. Оставим здесь все, как есть, эти галеты нам еще могут пригодится.

На обратном пути мы промокли до нитки, поэтому вернувшись в штаб, сняли одежду и развесили сушиться, а сами в белье и бушлатах, выпили разведенного спирта.

На следующее утро доктор отпросился у меня погулять. Его просьба показалась мне странной, но Сол объяснил, что хочет побыть в одиночестве и помолиться. Я не стал его отговаривать, но предложил взять с собой саблю, которую доктор засунул за пояс с большой охотой. Мы с Гатом раздали сухой паек, вчера вечером не успели, и постарались переписать и подсчитать все оставшиеся продукты. Вместо интендантского журнала я использовал одну из записных книжек Аси, его саквояж до сих пор лежал на полу в кают-компании. Я не стал рисковать и дополнять записи своими замечаниями, понимая, что книжка может попасть в руки адмирала Толя. Перебирая упаковки с галетами, Гат неожиданно остановился и потряс одну из коробок.

— Что-то не так, — сказал он.

Я в этот момент пересчитывал банки с тунцом.

— В чем дело?

— Она тяжелее остальных, — Гат перевернул коробку, — ее вскрывали, — сказал он, показывая мне надорванный верх.

Когда мы сняли упаковку, то увидели, что нескольких пачек не хватает, а на их месте лежит коробка из-под сигар.

Гат открыл ее и высыпал на стол патроны для карабина.

— Интересные дела, — сказал он, разглядывая находку.

Обычно подобные схроны делали десантники. Исковерканная войной психика заставляла людей совершать странные поступки. Те кто голодал, прятали продукты, те кто оказался в бою без боеприпасов — патроны. Я знавал одного лейтенанта, который просидел на скале несколько недель, питаясь ракушками и травой, так вот, он постоянно таскал в кармане сухари, а ночью под подушку прятал консервы. Сол считал это признаком психического заболевания, но в остальном человек был совершенно нормален. За время войны десантники настолько привыкли к оружию, что даже уволившись из армии, ходили в гости или в театр вооруженные до зубов, прятали в доме патроны и заряженные револьверы. Когда в столице погибло несколько детей, они нашли у родителей заряженное оружие и решили поиграть в войну, адмиралтейство выпустило специальный формуляр, в котором предписывалось хранить оружие дома только в запирающихся ящиках или сейфах. Наученные горьким опытом, мучимые ночными кошмарами и старыми ранами, мы прятали патроны в вентиляции ванных комнат, в дровяных сараях, под половицами и в цветочных горшках. Психиатры называли это эхом войны. Но в данном случае, все выглядело несколько иначе. Обычная закладка делается в доступном месте, тогда как коробка с галетами лежала на запертом складе. Расчет был сделан на то, что рано или поздно мы должны были до нее добраться. Это была не закладка, а посылка, адресованная офицерам, оставшимся в форте. Видимо одна и та же мысль мелькнула у нас одновременно, потому что Гат посмотрел на меня и сказал, — кто-то о нас позаботился.

Артиллерист взял в руку пригоршню патронов.

— И что нам со всем этим делать? — задумчиво спросил он.

Насмешка судьбы. У нас есть револьверы, но нет патронов, есть патроны, но нет карабинов.

— Выкинуть в океан, — сам себе ответил артиллерист.

Он ссыпал все патроны обратно в коробку из-под сигар и положил в ящик с галетами.

— Пусть здесь и лежат. Может быть потом пригодятся, — сказал Гат, — как Вы думаете, кто их оставил? Может быть Кос?

— Вряд ли, — ответил я, — Кос бы не успел. У него не было на это времени, да и карабином он никогда не пользовался.

Я подумал, что если бы интендант делал закладку, то скорее всего спрятал револьверные патроны или гранату. Может быть это сделал Бад. Мне хотелось верить, что все было именно так. Трудно представить, что он так легко предал меня, променял нашу дружбу на деньги и власть. Может быть его тоже поставили перед выбором, предательство или жизнь, и все его поступки продиктованы желанием спасти нас.

Мы убрали коробку подальше от глаз и заставили ее ящиками с консервами.

— А куда делся доктор? — спросил Гат, когда мы перешли в кают-компанию пить кофе.

— Ушел гулять. Теперь, когда аборигенов можно не бояться, он собирается осмотреть окрестности.

— Интересно, — задумчиво сказал артиллерист, — а меня вот, что-то гулять не тянет. Хотя, если Вы не против, как-нибудь схожу рыбу половить.

— Я не против.

Мы сидели за столом, артиллерист курил папиросы, а я разложил перед собой армейские сигары и пытался сообразить, сколько мне можно выкуривать в день, чтобы хватило надолго. Видя мои мучения, Гат сказал, — как не считайте, а надолго не хватит. Я решил не жалеть папирос, не известно, что с нами будет завтра.

Я не ответил, занятый своими невеселыми мыслями. Без табака обойтись можно, но что делать, когда в лагере закончатся припасы. Охотится мы не можем, оружия нет. Единственный вариант, это отправить егерей на рыбалку, но я не был уверен в том, что всю местную рыбу можно есть. В свое время доктор здорово напугал меня разговорами об отравлениях. Впрочем, рыболовных снастей у нас тоже не было, но их хотя бы можно сделать из подручных материалов.

Доктор вернулся к обеду. Он выглядел вполне умиротворенным, и я решил, что моцион и молитва пошли ему на пользу. Когда Сол снял плащ палатку, я заметил, что он испачкал колени.

— Вижу Вы неистово молились, доктор.

— Да, что такое?

— У Вас колени грязные.

Сол с испугом оглядел себя с ног до головы и принялся оттирать галифе.

— В самом деле, — промямлил он.

Мы рассказали ему о находке на складе. Сол согласился со мной, что закладку скорее всего сделал не Кос.

Не скажу, что еда, приготовленная в котлах, получилась, что надо. Назначенные на кухню егеря готовить не умели. Суп был невкусный и пересоленный, но ворчать никто не стал. Соскучившись по горячей пище все ели и нахваливали.

Жизнь текла своим чередом, люди адмирала нас больше не беспокоили. Каждое утро доктор уходил гулять и молиться, а мы с Гатом занимались своими делами. Несколько раз артиллерист ходил на пристань ловить рыбу. Первое время ему не везло, но однажды он умудрился поймать несколько крупных рыб похожих на селедку. Мы рискнули их сварить. На вкус рыба оказалась вполне съедобной, только мало жирной. Я сходил к развалинам, где отсиживался Аси, но ничего интересного там не обнаружил, старые следы смыло дождем, а в заброшенных домах кроме потемневших окурков и следов костра больше ничего не было. Судя по всему, аборигены здесь уже давно не появлялись. Ощущение постоянной слежки у меня пропало, так что я довольно беззаботно проводил время свободное от службы, читал, гулял по берегу и ждал, чем все это закончится — «моряк спит, корабль идет».

На четвертый день доктор вернулся в форт с чем-то завернутым в кусок брезента.

— Что это у Вас? — спросил я, столкнувшись с ним в воротах.

— Да так, — безразличным тоном ответил он, — набрал кое-какие лечебные растения.

То, что было в брезенте больше напоминало длинную палку.

— Покажите?

— Обязательно, я как раз иду в штаб.

В кают-компании Сол положил свою находку на стол и развернул брезент.

В свертке оказался, до невозможности грязный, карабин Гока.

— Морской черт! — выдохнул я.

— Не знаю, будет ли он стрелять, но можно попробовать его отчистить.

Я не верил своим глазам. Похоже карабин долго пролежал в земле, но на первый взгляд видимых повреждений на нем не было. Можно попробовать привести его в порядок. Эти карабины отличались большой надежностью, поэтому адмиралтейство упорно не соглашалось их менять, хотя каждые пять лет, оружейники предлагали новые модели.

— Может быть. Надо Гату показать.

Оказалось, что все эти дни доктор ходил к братской могиле. Сначала просто молился, а потом, когда заметил, что с одного края яма только слегка присыпана песком, вспомнил, что видел среди костей несколько карабинов. Мысль о том, что под тонким слоем земли осталось оружие не давала ему покоя. Последние несколько дней он делал вил, что молится, а сам тайком наблюдал не следят ли за ним. После того, как доктор убедился в том, что слежки нет, он раскопал землю и достал карабин.

— Там есть еще один. По крайней мере до него можно добраться, — сказал он.

Я покачал головой, — Вы маньяк доктор, я бы до этого никогда не додумался.

Свою находку мы окружили плотной завесой тайны. Гат занялся чисткой и отладкой карабина. Самое ужасное заключалось в том, что даже приведя оружие в порядок, мы не могли его проверить. Всего один выстрел сразу даст понять нашим врагам, что ситуация изменилась. В ближайшие два дня, доктор еще несколько раз наведался к могиле и откопал еще один карабин и офицерскую шпагу. Все оружие было вычищено, смазано и спрятано в штабе, для этого мы оторвали несколько половых досок в бывшей спальне адмирала и спрятали карабины, шпагу и патроны под полом.

Доктор сиял, как начищенная медяшка, да и мы с Гатом стали чувствовать себя увереннее. Конечно два карабина не могли решить наши проблемы, но у всех появилось ощущение, что удача опять повернулась к нам лицом.

Прошла неделя с того момента, как меня доставили в форт люди адмирала. Мы несли обычную гарнизонную службу, аборигены на побережье не появлялись, и я уже стал надеяться, что никогда больше не увижу лейтенанта Тоса. Но вышло по-другому. Ранним утром меня привлек шум в районе южных ворот. Часовые с кем-то перекрикивались через забор. Я подошел и поинтересовался в чем дело. Оказалось, что со стороны леса подъехал отряд и требует, чтобы их пустили в форт. Я поднялся на стену и увидел лейтенанта Тоса в компании незнакомого офицера и группу вооруженных аборигенов.

— Открыть ворота, — скомандовал я и высунувшись наружу, отдал честь.

— Доброе утро, господа! Прошу прощения за задержку.

Отряд ворвался в форт, подняв тучу пыли и остановился возле штаба. Тос был раздражен, его загорелое лицо пылало, глаза налились кровью.

— Что у Вас здесь происходит, Бур! Какого черта! Почему ваши люди не открывали нам ворота?

В этот раз лейтенанта сопровождал незнакомый капитан. Он не торопился спешиваться, а спокойно сидел в седле и с интересом осматривался.

— Извините господа, — ответил я, — дисциплина есть дисциплина.

— Какая дисциплина, — не унимался Тос, — Вы вообще должны держать ворота открытыми и ждать вестей от адмирала. С какой стати я у Вас разрешение на въезд должен просить!?

Больше всего мне хотелось съездить ему по физиономии. Очевидно лейтенант привык командовать и жить среди людей, которые готовы были без промедления выполнить любое его требование.

Атмосферу разрядил капитан, который ловко соскочил с лошади. Он был высокий и худой, через всю левую щеку, шел узкий белый шрам от сабельного удара.

— Некогда выяснять отношения господа. У нас много дел.

Он протянул мне руку, пожатие оказалось на удивление сильным.

— Капитал Лос. Рад знакомству.

Тос все еще не мог успокоиться, он отошел к своим людям и стал, что-то быстро и зло им выговаривать.

— Прошу в штаб господин капитан, — сказал я, показывая дорогу.

Возле двери капитан остановился и уставился на флагшток, на котором развивался флаг содружества.

— Интересно, — задумчиво сказал он. — не ожидал.

Лос вошел в кают-компанию, сел на мое место во главе стола, снял фуражку и положил перед собой потертый кожаный портфель.

— У нас впереди длинный разговор. Сварите нам кофе и садитесь, — повелительным тоном сказал он. Почему-то перечить ему не хотелось. Я включил спиртовку и поставил на огонь кофейник, потихоньку разглядывая капитана. На вид ему было около тридцати, подтянутый, бледный, держался очень уверенно.

Я налил кофе, поставил чашки и сахарницу.

Капитан с благодарностью кивнул и сделал маленький глоток, сахар он класть не стал.

— Я действительно рад знакомству. Адмирал рассказывал о Вас. Вы сделали правильный выбор, согласившись примкнуть к нам, — сказал он, расстегнул портфель и достал папку, которую мне когда-то, вручили в адмиралтействе.

— Чтобы избежать ненужных вопросов, сразу поясню, я отвечаю за безопасность адмирала. У Вас изъяли секретные документы. Вам их выдали в адмиралтействе?

— Да.

— Вы встречались с адмиралом Мецем?

— Встречался.

— О чем он с Вами говорил? — спросил Лос.

Когда я начал рассказывать, он достал из портфеля бумагу и карандаш и принялся подробно записывать мои показания. Собственно, все что я рассказал, ему уже было известно от Бада. Капитан задавал наводящие вопросы, пробовал сбивать меня с толку, путал и переспрашивал.

Мы провели в кают-компании около часа. Больше всего капитана интересовала гибель десантного судна и пропажа адъютанта на Красном драконе.

— Так значит в адмиралтействе не верят в смерть адмирала? Они считают, что его могло не быть на десантном судне?

— Так точно.

— Вы уверены, что десантное судно затонуло?

Признаться, подобные мысли никогда не приходили мне в голову. Все сказанное в адмиралтействе я воспринимал на веру.

— Я не знаю, — ответил я, — мне так сказали.

— Интересно, — задумчиво протянул капитан.

Я сидел напротив, смотрел на Лоса и думал стоит ли отдавать ему записку брата. Я не сразу узнал его по старой фотографии, но без сомнения это был он. Два лейтенанта отправились в экспедицию, выпускники академии, надежда семьи, а остался только один. Теперь он капитан и похоже уже не сапер. Интересно знает ли он что-нибудь, чувствует ли, что в соседней комнате застрелился близкий ему человек?

— Итак, давайте пройдем все еще раз, — капитан встал и сделал несколько шагов по комнате, чтобы размять ноги, — десантное судно было уничтожено, никто не спасся, доказательств того, что адмирал Толь был на борту нет. С другой стороны, доказательства того, что на борту его не было, тоже не существует. Правильно?

— Да.

— Вам было приказано сменить адмирала и оставаться в форте до прихода новой экспедиции?

— Да.

Капитан опять сел, налил себе кофе, и что-то записал.

— Ну, Вы же умный человек, проницательный. Как Вам кажется, в адмиралтействе верят в то, что адмирал Толь жив?

Я на минуту задумался.

— По-моему, они считают, что адмирал попал на Диком острове в беду и что ему нужна помощь.

Лос забарабанил пальцами по столу. Он больше не смотрел в свои записи, и казалось, полностью погрузился в какие-то свои мрачные мысли.

— Как Вам здесь служится? — неожиданно спросил он, — я так понимаю, что из всей морины у Вас остался один взвод?

— Да. Нормально служится.

— Есть какие-нибудь вопросы, пожелания?

— Мне трудно объяснить подчиненным, почему нас осталось так мало и почему у нас нет оружия. Людям нужна дисциплина, поэтому я прошу разрешения руководить моряками так, как считаю нужным.

— Что Вы имеете в виду? — Лос насторожился. Видимо я нечетко сформулировал свою просьбу, и он меня не понял. Резкие заявления Тоса действовали мне на нервы, поэтому я хотел перестраховаться и получить индульгенцию на некоторые свои действия. Я не знал полномочий капитана, но в табеле о рангах он явно стоял выше, чем Тос.

— Я прошу разрешения держать ворота закрытыми, выставлять посты и караулы, объявлять учебные тревоги и заниматься обучением нижних чинов.

Капитан задумался, но видимо не нашел в моих словах ничего противоречащего полученным указаниям.

— Понимаю. Вам не понравилось замечание лейтенанта Тоса, — задумчиво сказал капитан, — я согласен с Вами, дисциплина нужна.

Он допил кофе и начал складывать бумаги в портфель. На улице слышалась гортанная речь дикарей, фыркали лошади.

Лос спрятал записи, которые сделал во время нашего разговора, мою папку он оставил на столе, как бы давая понять, что она его больше не интересует, и уставился на меня. Взгляд был изучающий и холодный.

— Надеюсь, Вы понимаете, что живы только до тех пор, пока выполняете приказы адмирала?

— Понимаю, — я утвердительно кивнул.

— Вот и хорошо, — Лос встал, надел фуражку и собрался уходить.

— Простите, господин капитан, — сказал я, — во время высадки мы обнаружили мертвого офицера. При нем была записка. Мне кажется, что она адресована Вам.

— Мне? — Лос казался удивленным, — что за глупость.

Вместо ответа я протянул ему письмо.

Конечно я рисковал, реакция на известие о судьбе брата могла быть совершенно непредсказуемой, вполне возможно, что Лос считает брата живым и здоровым, или, в свое время, сам его застрелил и инсценировал самоубийство. Мне было совершенно очевидно, что в окружении адмирала кипят страсти и интриги, так что вариантов было множество. Но мне позарез нужен был союзник в штабе Толя. Может быть при помощи записки мне удастся наладить с капитаном дружеские отношения. Как говорится — «рыба за рыбу».

На лице Лоса не дрогнул ни один мускул. Он молча прочел записку, аккуратно сложил ее и спрятал в карман.

— Кому Вы еще говорили об этом документе?

— Никому.

— Почему Вы решили, что он предназначен именно мне?

— Я знаю, что в экспедиции были только два брата.

Капитан стоял очень прямо, он смотрел куда-то мимо меня и о чем-то напряженно думал.

— Как умер этот офицер?

Я заметил, что Лос отказывался называть покойного братом.

— Он застрелился из солдатского револьвера.

Капитан вздрогнул. Это было единственное проявление слабости, которое он себе позволил.

— Вы понимаете, что я должен сообщить о нашем разговоре и об этой записке адмиралу? — спросил он так, словно речь шла не о письме его покойного брата, а о пачке секретных документов.

— Мне все равно, — твердо ответил я, — мы обнаружили записку и должны были передать ее старшему по званию, что я и сделал.

Лос кивнул и вышел, на меня он больше не смотрел.

После отъезда беспокойных гостей, в кают-компанию пришли доктор и Гат.

— Что хотели эти акулы? — спросил Сол.

— Вопросы задавали. Местная контрразведка забеспокоилась.

— Неужели наши, что-нибудь натворили? — сказал Гат, разливая спирт.

Как бы мы не относились к предательству офицеров, но все десантники, которые ушли с адмиралом, все-равно оставались своими. Мы думали и беспокоились о них, и в разговорах иначе, как «наши» их никогда не называли.

— Не думаю, — сказал я, — капитана интересовало, о чем со мной разговаривали в адмиралтействе. Хотя Бад и так им все рассказал.

— Это плохо, — сказал доктор.

Секретная информация не предназначалась для чужих ушей. Я доверял своему заместителю на сто процентов, поэтому все ему рассказал. Получается, что я совершил должностное преступление, хотя в той необычной ситуации, в которой оказалась морина после высадки, я имел право поделиться с Бадом информацией, чтобы в случае моей гибели начальник штаба был в курсе всех дел.

— Они все знают, но поделать ничего не могут. Я думаю, что адмирала волнует следующий десант. Он хочет знать сколько у него времени.

— Интересно, — сказал Гат, — что он затевает?

— Понятия не имею, — честно признался я, — но одно я знаю точно, пока не прислали новый десант, мы в безопасности.

День проходил за днем, закончилась третья неделя нашего пребывания на острове, началась четвертая. Перелистывая настольный календарь, я с удивлением отметил, что с момента высадки прошло совсем немного времени, а в моей жизни случилось столько событий, что их хватило бы на целый год. Затея с запиской не принесла желаемых результатов. Лос больше в лагере не показывался. Похоже, что судьба брата его совершенно не волновала, может быть он обо всем знал заранее, а может быть выкинул родственника из головы. Размышляя над всем этим, я не мог отделаться от мысли, что все, кто попадал на Дикий остров, теряли частичку своей совести и человечности. У меня перед глазами вставал безумный адмирал в красном балахоне, искаженное гневом лицо Тоса, бесчувственный Лос, а в ушах звучал голос Бада: «Прости, так получилось».

Погода испортилась, зарядили дожди, над фортом нависли серые тучи. Гат упрямо ходил на рыбалку. Хотя с уловом он возвращался не часто, но его добыча, хоть как-то, разнообразила наш скудный рацион. Егеря наконец научились варить еду на костре и не пересаливать суп. За ужином мы собирались в кают-компании, разговаривали, пили спирт и чай с ягодным вареньем. Видимо интенданты Толя не считали варенье хорошим средством от цинги, потому что почти все запасы оставили в нашем лагере. Пару раз вымокнув под дождем, доктор отказался от прогулок и целыми днями изучал свои медицинские книги. Несколько егерей простудились, и он разместил их в лазарете. Я много спал, иногда даже днем, читал, занимался рутинными делами, писем не писал и записей в судовом журнале не делал, хотя решил приспособить для этой цели последнюю записную книжку Аси и даже сделал соответствующую запись на первой странице. Гостей из штаба адмирала не было. Иногда я хотел, чтобы приехал Бад, и я смог бы выяснить с ним отношения, иногда наоборот, я думал о том, что лучше бы он больше никогда не появлялся в моей жизни.

Все изменилось на 24 день нашего пребывания на Диком острове. В субботу, как обычно, у нас был банный день. Вечером дежурные нагрели воду и отнесли в помывочную. Собственно, как таковой бани у нас не было, саперы построили отдельно стоящий сарай со сливом в полу, лавками и печкой. Здесь можно было помыться, постирать одежду. Мы пошли первыми и извели на себя изрядное количество воды. Разомлевшие от кипятка и чистого белья, мы сидели в кают-компании и пили чай.

— Это конечно никакая не баня, — говорил Гат, — вот когда я служил на острове Бон, там городской глава отстроил целый комплекс. Везде кафель, деревянные сиденья, лимонад и вино подают прямо в залу, а при желании можно в отдельный кабинет и девушку себе заказать.

— Разврат, — беззлобно сказал Сол.

Сегодня на удивление стояла хорошая погода, сильный ветер со стороны океана разогнал тучи и утром на несколько часов выглянуло солнце.

— Интересно, какая здесь зима? — спросил я.

— Снега нет, — сказал доктор, — по крайней мере на побережье. Мне Аси рассказывал.

— Дикий остров большой, наверно, где-то и снег лежит.

— Наверно.

Гат закурил папиросу. После того, как у нас появилось огнестрельное оружие артиллерист заметно повеселел. Я боялся, что он будет тайком прикладываться к бутылке, но пил он не больше нас. Каждый раз отправляясь на рыбалку, он останавливался не надолго у могилы Коса, не знаю зачем, может быть молился.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул доктор.

Дверь приоткрылась и в кают-компанию робко протиснулся рядовой.

— Извините, господин супер-лейтенант-моринер, — сказал он, — к нам отряд прибыл.

В этот раз егеря сразу открыли ворота и не удивительно, потому что во главе группы десантников состоящей из десяти человек, были лейтенант Тар и моринер-лейтенант Мас.

— Добрый вечер, господа, — сказал я.

Странно было видеть бывших сослуживцев. Они были с полной боевой выкладкой, запыленные и уставшие. Лошадей им не дали и весь путь от резиденции Толя отряд проделал пешком. При виде офицеров, Гат напрягся и тяжело засопел. Я отрицательно покачал головой. Скандалы и дуэли мне сейчас не нужны. Время для мести еще не пришло, тем более, что если Мас одним своим видом бесил меня, то к Тару, я никакой злобы не испытывал. Словно чувствуя наше состояние, они не торопились здороваться. Мас положил руку на кобуру револьвера и через разошедшиеся завязки плащ-палатки на форменном френче мелькнул значок со львом. В отличие от начальства, десантники сразу растворились во дворе и смешались с егерями. Делить им было нечего и для них переход из лагеря адмирала в форт, был просто утомительной дорогой домой.

— Доброе утро! — наконец сказал Тар, а Мас только кивнул головой в знак приветствия.

Их поведение говорило о многом. Мне они даже не отдали честь, видимо считая себя выше по званию, значит принятым в адмиралтействе табелям о рангах, они больше не следовали.

— Чем обязаны? — спросил я не без ехидства.

Тар серьезно посмотрел на меня и обиженно моргнул, мне стало стыдно за свой издевательский тон. Когда-то мы делали одно дело и вместе проливали кровь. Для меня это были не пустые слова. Я внимательно посмотрел на Тара.

— Прошу в штаб, господа, — поправился я, отступая в сторону, — простите за холодный прием, но у нас есть на то причины.

— Благодарю, — сказал Тар.

Мы прошли в штаб и расселись вокруг стола, походные ранцы и скатки лейтенанты положили прямо на пол. Мас расположился у самой двери не убирая руку с расстегнутой кобуры. Когда молчание затянулось, доктор поднялся и пошел к выходу.

— Куда Вы? — резко спросил Тар.

— Кофе варить, — не оборачиваясь ответил доктор, подошел к спиртовке и поставил на нее кофейник.

Так получилось, что мы с Гатом оказались с одной стороны стола, а прибывшие офицеры с другой. Все молчали. Я достал из коробки сигару и стал ее раскуривать, поглядывая на лейтенантов.

— С чем пожаловали, господа? — спросил я.

Мас пошевелился, зашуршала плащ-палатка, которую он так и не удосужился снять. Я думал, что он хочет что-то сказать, но лейтенант просто сел поудобнее.

— У нас приказ адмирала, принять у Вас командование фортом, — сказал Тар. Он встал, распустил завязки и плащ-палатка соскользнула на лавку, под ней оказался френч с капитанскими погонами. Ничего не могу сказать, выглядело все это довольно эффектно.

— Как быстро у Вас капитанов дают, — сказал Гат, доставая папиросу, она оказалось последней, он смял пачку и бросил на стол, — вот на днях еще один в гости заходил.

— Будете хорошо себя вести и Вам дадут, — сказал Мас, — хотя вряд ли.

Я с тревогой посмотрел на артиллериста, но он спокойно отреагировал на замечание.

— А мне не надо, — ответил он.

— Мне командования не жалко, — сказал я. — забирайте. Только кем командовать собираетесь? Одни егеря, да и те без оружия.

Сол в стороне гремел столовыми приборами.

— Вот ими и буду командовать, — сказал Тар. Он так и остался стоять.

Странный у нас выходил разговор. Я с интересом разглядывал новых соратников Толя. Тар держался спокойно и уверенно, Мас нервничал. Если их прислали, значит все. Что-то не понравилось капитану Лосу в нашем последнем разговоре и он решил от меня избавиться.

Нужно бежать. Если все сделать по-тихому, без стрельбы убить обоих офицеров, можно попробовать уйти. Пока десантники разберутся в чем дело, я буду уже за воротами. Но одному мне не справиться, и я был совсем не уверен в том, что доктор и Гат будут помогать. Одно дело вызвать обидчика на дуэль и совсем другое неожиданно наброситься на него.

— Супер-лейтенант Бур, я бы хотел поговорить с Вами с глазу на глаз, — сказал Тар.

Мас вскинулся, видимо для него это было неожиданностью, но промолчал.

Гат бросил на меня быстрый взгляд. Я понял, что он готов помочь мне, но мы почти безоружны, а у лейтенанта под рукой заряженный револьвер.

— Давайте немного погуляем, — предложил Тар. Он вышел из-за стола и пошел к дверям, неосторожно повернувшись ко мне спиной. Первой мыслью было напасть на него. С большим трудом я сдержался. Даже, если все получится, что дальше? На берегу есть лодка с неприкосновенным запасом, но до ее еще надо добраться. И даже если доберемся, куда мы уплывем?

— Вы идете? — спросил Тар.

— Да.

Мы вышли из дома и прошли через двор.

— Откройте ворота, — приказал Тар. Я махнул рукой, подтверждая его приказ. Рядом с моими часовыми уже дежурили десантники, двоих стрелков я заметил на стене. Значит рядовые в курсе того, что происходит, незаметно они заняли все ключевые точки и блокировали выходы.

Мы вышли на пляж. Океан лениво колыхался, накатывая на берег медленные волны.

— Здравствуйте, Бур, — неожиданно совсем другим тоном сказал Тар, — я рад вас видеть в добром здравии.

Я хотел ответить, но он мне не дал.

— У нас очень мало времени, поэтому просто слушайте меня и не перебивайте.

Я растерянно кивнул.

— Толь Вам не доверяет. Завтра утром Вас, доктора и Гата убьют люди Маса, поэтому ночью Вы должны выбраться из лагеря, добраться до лодки и уйти в океан.

Сначала мне показалось, что я ослышался. Нет, смысл сказанного дошел до меня сразу, вероломству адмирала я совсем не удивился, но дружеский тон, каким все это было сказано, поразил меня.

— Куда же мы…, - начал я, но Тар опять меня перебил.

Вот компас, — он незаметно сунул мне что-то в руку, — плывите на северо-восток, там среди островов Вас будет ждать корабль.

— Какой корабль?

Почему-то я представил деревянное парусное судно, построенное здесь, на Диком острове, команду из аборигенов и капитана с татуировкой на лице. Картина получилась совершенно фантастической.

— Наш корабль. Десантное судно N112, то самое, которое доставило нас сюда.

— Как? — переспросил я, — как такое возможно? Что происходит?

Я с удивлением огляделся. Такого не могло быть. Возможно я сплю или люди Толя опять подмешали мне какой-нибудь наркотик.

— Вы стали участником тайной операции контрразведки. Но теперь все закончилось. Просто сделайте то, что я Вам сказал и останетесь в живых.

Я с изумлением смотрел на молодого лейтенанта, называть его капитаном у меня язык не поворачивался.

— Что за операция?

Быстро темнело, было еще достаточно рано, но небо заволокло тучами. Он достал папиросу. От ветра спички все время гасли и Тар сумел закурить только с четвертой попытки.

— Я должен был внедриться в окружение Толя. Мне это удалось. Все остальное Вам объяснят в адмиралтействе.

Я заметил, что моя сигара потухла и выбросил ее в песок. Первое удивление прошло, вернулась возможность здраво рассуждать.

— Значит корабль никуда не уходил?

Тар кивнул.

Кровь бросилась мне в лицо, от бессильной ярости свело челюсть. Я замотал головой и наконец выдавил из себя,

— Вы понимаете, что из-за ваших махинаций погибли люди, а морина почти в полном составе оказалась в руках адмирала Толя?

— Это была часть плана. Мне очень жаль, — сказал Тар.

Он внимательно смотрел на меня и в его спокойном взгляде, я не увидел ни капли сочувствия.

Я сунул руку в карман и нащупал золотую монету, которую хранил на удачу. В моей голове вертелась только одна мысль: «Разменная монета, дешевая разменная монета». Нас опять предали, в очередной раз использовали в темную.

Тар отвернулся. Он молча курил, предоставив меня собственным невеселым мыслям.

Я постарался успокоиться. Обвинять лейтенанта в бесчеловечности бессмысленно. Он офицер, который выполнял приказ. Нужно наконец подумать о своей судьбе и о жизни близких мне людей, которых еще можно спасти. Нам предлагали свободу и помощь.

— Вы сильно рискуете, — сказал я, — помогая нам бежать, Вы можете потерять расположение адмирала.

Тар ответил не задумываясь.

— У меня нет другого выхода. Мне нужен гонец. Вы расскажите капитану Халу о том, что у меня все получилось. Он уже почти месяц ждет от меня вестей.

Лейтенант двумя глубокими затяжками докурил папиросу и выбросил в набежавшую волну.

— Нам пора идти, — спохватился он, — долгое отсутствие может вызвать подозрение.

Я был совершенно сбит с толку. Жизнь в очередной раз совершила крутой поворот и мне требовалось время, чтобы это осознать. Еще час назад я не видел никакой надежды на спасение, и вот теперь появился реальный шанс. Я мог бы его об этом не спрашивать, но не смог удержаться.

— Вы все знали про адмирала и экспедицию?

— Нет, — ответил Тар, — догадывался, но наверняка не знал.

Мы пошли обратно. Стало совсем темно. Перед уходом я не надел бушлат и теперь дрожал от холода.

— Что будет с моринерами? — спросил я. Не знаю кому я задал этот вопрос, лейтенанту или самому себе.

— Я постараюсь их поберечь, — ответил Тар.

Меня поразило это странное слово. Никогда прежде я не слышал его применительно к десантникам. «Поберечь» — прозвучало, как-то слишком по-домашнему, так мог бы сказать моряк о старых сетях, лодке или сапогах. Но человеческие нотки, прозвучавшие в словах Тара, успокоили меня.

— Что мы скажем остальным, зачем Вы меня позвали? — спросил я, когда мы уже подходили к воротам.

— Я просил Вас не устраивать сцен и спокойно сдать командование. Вы согласились.

Мизансцена в кают-компании не изменилась, разве только на столе появились приборы и легкая закуска. Последнее время доктор взял на себя обязанности стюарда и у него это неплохо получалось. Он разлил кофе по чашкам, но его никто не пил. Офицеры молчали.

Когда мы вошли, Гат облегченно вздохнул, видимо решил, что меня увели на расстрел.

— Все в порядке господа, — примирительно сказал я, — завтра утром, после завтрака мы отбываем в ставку адмирала за новым назначением.

По губам Маса скользнула ехидная улыбка. Наверно, мысленно он уже представил, как убивает нас. Неудачный выпуск академии. Если на курсе все такие, как Мас и Жен, значит в адмиралтействе нужно, что-то менять.

— По праву старшего офицера я собираюсь занять штаб, — твердо сказал Тар, — даю Вам полчаса, чтобы собрать вещи, а потом прошу пройти в казарму третьего взвода. Сегодня Вы переночуете там.

— Хорошо, — обиженно сказал я, — Ваше право.

Казарма третьего взвода примыкала к частоколу, сразу за ней начинался лес, который так и не успели вырубить. Лучшего места для побега не придумаешь.

— Идемте Мас, — сказал Тар, — пусть собираются.

Поражение было полным. Я видел, как торжествовал Мас, как разозлился Гат и опешил доктор. Когда новые командиры ушли, Гат высказал мне все, что думает. Я не перебивал и терпеливо ждал, когда артиллерист закончит сыпать проклятия. Если Мас дежурил под окном, то услышал много интересного о себе, адмирале и Таре. Пока Гат бушевал, я вытащил из саквояжа записную книжку Аси, выдернул листок и написал на нем химическим карандашом: «Ночью надо бежать. Тар поможет. Доверьтесь мне.» Записку я сунул каждому из них под нос и сокрушенным тоном сказал, — Вы правы Гат, совершенно правы, но сила на их стороне. Мы ничего не можем поделать. Когда я окажусь у адмирала, попробую что-нибудь выяснить.

Больше всего я боялся, как бы доктор или Гат неосторожным словом или действием не выдали нас. Сейчас, когда спасение было так близко, мы не могли рисковать.

Оружие, которое с таким трудом откопал Сол и с таким усердием привел в порядок артиллерист, пришлось оставить. Я взял свой саквояж, одеяло и одежду, и отправился в казарму третьего взвода. Доктор и Гат пошли к себе, чтобы собраться и перенести вещи.

В казарме было пусто и холодно. Я растопил печку и вышел покурить на улицу. Сигара хороша тем, что курить ее можно бесконечно долго, и пока ты занят этим важным делом, на тебя никто не обращает внимания. Я для вида обошел посты. Десантники дежурили только у ворот. Может быть Тар специально приказал им оставить стену или Мас посчитал, что теперь никто никуда не денется. Я поднялся наверх, прошелся по настилу для стрелков, выискивая возможное место для побега, и вернулся в казарму. В штабе горел свет, через затянутое бумагой окно, были видны двигающиеся тени.

Время тянулось невероятно медленно. Очень хотелось выпить, но я решил, что лучше этого не делать. Мы несколько раз выходили на улицу по одному и вместе, чтобы часовые привыкли к нашим прогулкам и перестали обращать на это внимание. Частокол в том месте, где я планировал бежать был высотой три метра и со стороны двора не просматривался, настил загораживал конек крыши нашей казармы. Основная опасность быть замеченными оставалась при проходе через двор и при подъеме на стену. Если Мас не поставит часовых, у нас будет шанс.

Я прекрасно понимал, что Тар со своей стороны сделает все, чтобы мы смогли уйти, но при этом не будет рисковать своей репутацией. Его миссия настолько важна, что в случае, если что-нибудь пойдет не так, ему будет проще нас пристрелить, чем записаться в сообщники.

Мы здорово нервничали, мало говорили и много курили. Скоро в казарме стало невыносимо, табачный дым ел глаза и мы открыли дверь, чтобы проветрить. В штабе погас свет, но Мас спать не ложился, я наблюдал за двором через маленькую дырочку, которую проковырял в бумажном окне, и видел, как он проходил мимо. Не думаю, что лейтенант собирался зарезать нас во сне. Скорее всего он планировал обставить нашу смерть, как настоящий спектакль, по дороге в ставку адмирала нас бы расстреляли, возможно еще заставили рыть себе могилы. Я помнил, как на корабле, Мас расспрашивал меня об этом «развлечении», очень популярном у вардов во время войны.

Часового у нашей двери не выставили, видимо посчитали, что охраны у ворот будет достаточно. Три метра это небольшая высота, но хотя мы не взяли с собой ничего, кроме бушлатов, предстоящий прыжок был сопряжен с определенным риском. Договорились так, сначала идет доктор, потом я, последним прыгает Гат, интервал пять минут. Когда ушел Сол, я засек время. Вернувшись с отрядом Тоса в форт, я отказался от костров за стеной и во дворе оставил один на плацу возле штаба, а второй ближе к северным воротам. В казарме было две двери, нам нужно было уходить через боковую, чтобы миновать освещенный участок.

— Вы не знаете, где остановился Мас? — спросил Гат.

— Думаю, что на старом месте в казарме первого взвода.

Все время после появления отряда, Гат был сам не свой. Он так смотрел на Маса, словно собирался прожечь в нем взглядом дыру.

— Ради океана, Гат, — сказал я артиллеристу, — что Вы задумали?

— Ничего, — он старался не смотреть в мою сторону.

— Сейчас не время мстить, когда-нибудь мы вернемся и отплатим за все.

— Я понял.

Так бывает, когда разговариваешь с капризным подростком. Ты можешь взывать к логике, приводить примеры, с тобой будут соглашаться, но в конечном итоге, все-равно все сделают по-своему.

— Я очень Вас прошу, ничего не предпринимайте, — сказал я, — Вы можете подвести всех нас.

— Хорошо, — ответил артиллерист.

Время шло. Я с нетерпением смотрел на часы и прислушивался к тому, что твориться за стеной.

— Кажется, прошел, — сказал Гат.

Пять минут тянулись целую вечность. Наконец Гат тихонько подтолкнул меня, — пора.

Я выскользнул из двери, прижимаясь к стене, обошел казарму и пробрался к лестнице, ведущей наверх. В темноте было мало, что видно, угадывался край настила и торчащие на фоне неба концы лестницы. Слева послышались тяжелые шаги. Я замер. Часовой обходил свой участок. Я слышал, как он остановился, стукнул опущенный на землю приклад, чиркнула спичка. Часовой, что-то проворчал и шаги стали удаляться. Я медленно, стараясь не шуметь, начал подниматься на стену. На самом верху настил скрипнул, но я уже был возле частокола, не раздумывая, перекинул тело через ограждение, на мгновение повис на руках и разжал пальцы, падая в непроглядную тьму. Это было чем-то похоже на то, как я прыгал с борта «Грозного» в ледяную воду. Сердце глухо стукнуло и замерло, а потом я почувствовал удар, как будто кто-то хлестнул меня палкой по ногам и повалился спиной в высокие кусты. Жесткие ветки поцарапали мне шею и голову, фуражка потерялась, но я не обратил на это никакого внимания. Шума при падении было много, но со стены меня никто не окликнул. Я отбежал в лес, припадая на правую ногу, сильно ударился во время падения. Отойдя от форта на приличное расстояние, чтобы меня не заметили со стены, я развернулся и пошел в сторону океана. Доктор должен быть уже возле лодки. Пока все шло хорошо, даже слишком. После нашего неожиданного разговора с Таром я не мог отделаться от ощущения, что все происходящее похоже на сон, взявшийся неоткуда союзник, отсутствие караула, удачный побег. Рано расслабляться, нужно быть начеку. На всякий случай я обнажил шпагу. Лес кончился и стало заметно светлее. Я уже видел силуэт доктора и лодку, когда в форте грохнул выстрел и раздался чей-то крик. Я не стал прислушиваться, а что было сил бросился к спасительной воде. Чертов артиллерист. Неужели все-таки решил перед уходом убить Маса. В форте поднялась тревога, засвистела дудка караульного.

Гат попался, если мы сейчас не уйдем, всем конец. Сол уже сидел в лодке. Он узнал меня и начал что-то сбивчиво говорить, но я не стал слушать, потащил лодку в океан и промочив галифе запрыгнул на борт.

— Хватайте весла, скорее.

— Гат, там же Гат, — сдавленным голосом прошипел Сол, но я уже греб из всех сил.

В форте раздалось еще несколько выстрелов.

На стене заметались черные силуэты с факелами.

Очень скоро я совсем выбился из сил. Доктор мне не помогал. Он сидел, сгорбившись на носу.

— Смените меня. Я больше не могу грести.

Сол молчал и даже не повернул головы, поэтому мне пришлось бросить весла и пнуть его ногой.

Он повернулся, в темноте я не видел лица, но по жалким всхлипам понимал, что доктор плачет.

— Вы его бросили. Бросили.

Странно было слышать такое от взрослого мужчины и офицера. Оставаясь в форте, на волосок от гибели, Сол держался молодцом, но сейчас раскис. Я слишком устал, чтобы приводить его в чувство, но без его помощи мне было не обойтись. Мы не далеко отошли от берега, и бросать весла нельзя.

— Да, я плохой, я убийца, но надо грести. Я больше не могу, замените меня.

Сол молча пересел и взялся за весла. Он больше не всхлипывал.

Я без сил повалился на скамью. Перед побегом я рассказал Гату обо всем. Он знал про корабль и острова.

— Если он жив, то сможет догнать нас, там остались еще лодки.

Доктор молчал. Погода менялась, теперь ветер дул нам в спину, подгоняя лодку к спасительному острову. Надо признаться, что из меня мореход, как из карася акула, но Сол совсем другое дело. Когда у человека нет семьи и детей, он находит всевозможные занятия, чтобы жизнь казалась не такой скучной. Я никогда не осуждал людей одиноких, признавая за ними право распоряжаться собственным временем и судьбой, и иногда даже завидовал тем знаниям и умениям, которые они получали, спасаясь от скуки. Сол поставил парус и нам больше не пришлось выбиваться из сил на веслах. Он по-прежнему со мной не разговаривал и все свое внимание сосредоточил на управлении лодкой. Я сидел на корме, вглядываясь назад в ночную тьму, пока не заболела шея. Гат не успел. Когда я пробовал успокоить Сола, то прекрасно понимал, выстрелы в форте прозвучали не случайно, то ли артиллериста заметил патруль, то ли он все-таки добрался до Маса. Он не зря настаивал на том, что уйдет последним, хотел поквитаться. Как бы то ни было, мы уходили вдвоем. Рассвело, дул попутный ветер и берег медленно отдалялся.

Группа островов, о которой говорил Хал, а потом и Тар мало походила на место, где можно было бы долго прятаться. Один остров представлял из себя голую скалу, второй был маленький и каменистый, покрытый низкорослым вечнозеленым кустарником, и только на третьем, рос настоящий лес и было, как оказалось маленькое озеро, почти лужа, с питьевой водой. Если бы нас не ждал корабль, без припасов продержаться здесь до прихода следующей экспедиции, было бы довольно трудно, подозреваю, что мы просто погибли бы от голода.

Не могу описать чувства, которые испытал, когда увидел десантное судно. Корабль прятался между островами и заметили мы его не сразу. Сколько было сказано о том, что мы плывем на «утопленнике», что для экспедиции выделили старый, ржавый хлам, но при виде знакомого серого борта, я почувствовал, что надежда возвращается ко мне. Мы с доктором очень устали, промокли и замерзли. Сол все еще не разговаривал со мной. Я оставил его в покое. Побег и гибель Гата, каждый из нас переживал по-своему. Впереди два месяца плавания к родным берегам. За это время может многое произойти и возможно доктор изменит свое мнение обо мне.

Нас заметили и подняли на борт.

Я передал капитану слова Тара, о том, что он внедрился в окружение адмирала Толя.

Хал сразу приказал сниматься с якоря.

Как я не пытался уговорить его задержаться хотя бы до вечера, но он был не умолим. Я понимал его беспокойство. Нас могут искать на берегу, но рано или поздно они вспомнят об островах, на которых можно укрыться. В конце концов именно экспедиция Толя обнаружила их. Вряд ли адмирал отправит за нами в погоню крейсер, но все может быть.

Хотя я сильно замерз, но в каюту уходить не стал. Пока оставалась робкая надежда на то, что Гат все-таки успел добраться до лодки и скоро догонит нас, я оставался на палубе и вглядывался в океан. Хал отправил ко мне стюарда, который принес коньяк, кофе и плед.

Вечером у меня поднялась температура и я провалялся в каюте две недели мучимый лихорадкой. В первые несколько дней было совсем плохо, я бредил и лекарства, которые давал мне доктор Пор не помогали. На пятый день стало лучше. Я очнулся утром в своей каюте, в холодном поту, простыни и белье были совершенно мокрые. Из соседней комнаты доносились голоса. Не сразу, но я узнал голоса Сола, доктора Пора и капитана.

— Никакая это не простуда, — говорил корабельный врач, — я уверен, что лихорадка явилась следствием тяжелого нервного потрясения.

— Не могу с Вами согласиться, — встрял Сол, — тогда мы не наблюдали бы такую высокую температуру.

— Такие случае описаны в медицинских журналах, — не сдавался Пор, — я убежден, что у лейтенанта нервное истощение.

— Ну, хорошо, — вмешался в разговор капитан, — Вы мне лучше скажите, когда он в себя придет.

Я сел на кровати и громко сказал, — уже пришел.

Из комнаты раздался шум отодвигаемых стульев и вошли капитан и Пор, Сол заходить не стал, наоборот мне показалось, что хлопнула входная дверь.

— Ну, слава океану, — сказал Хал, — я уже стал беспокоиться.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил Пор.

— Спасибо, хорошо.

— Хотите чего-нибудь?

— Хочу есть, — сказал я.

Мне действительно стало лучше и температура упала, но еще больше недели меня мучила слабость, лихорадка и озноб.

За все это время Сол не появился ни разу.

Пор заходил утром и вечером, проверял показания ртутного термометра и качал головой.

— Лекарства давно должны были помочь. Вы просто не хотите поправляться.

— Я стараюсь доктор.

— Ерунда, — Пор убирал термометр и выкладывал на мой столик новые порошки, — Вам нравится болеть. Я не знаю, что там у Вас произошло на острове, но лучше быть здоровым и сильным, чем слабым и больным. Пора взяться за ум.

Его брюзжание напоминало мне о доме. Так же, когда-то, моя покойная бабушка ругала меня во время частых простуд.

В свободное от вахты время меня навещал капитан. Он заходил ненадолго, справлялся о здоровье, пил со мной кофе и уходил. Хал приносил с собой книги и тонкие сигары. В конце второй недели, когда я пошел на поправку, он принес мне бутылку коньяка.

Лежать в каюте было скучно, но выходить к общему столу мне не хотелось. Возможно доктор был прав и я боялся вопросов флотских офицеров о том, что произошло с мориной, поэтому валялся в кровати и изображал из себя больного. Все-таки иногда, когда оставаться в каюте становилось невыносимо, я укутывался в плед и выходил на корму выкурить сигару и подышать воздухом. Во время одной из таких прогулок, я столкнулся с Солом. Он вышел на корму и остановился, увидев меня.

— Добрый вечер, доктор, — приветливо сказал я.

Он не ответил, а принялся меня разглядывать, по птичьи наклонив голову.

— Не хотите со мной здороваться?

— Нет, почему же, — ответил он, — здравствуйте.

— Что Вас так во мне заинтересовало?

— Пытаюсь определить, по внешним признакам, как Вы себя чувствуете.

— Получается?

— Выглядите заметно свежее, — Сол подошел к ограждению, в руках он держал погасшую трубку.

Думаю, что он оказался на корме не случайно, тем более, что команда точно знала про мои вечерние прогулки и уже успела всем о них сообщить. Если доктор хотел со мной поговорить и помириться, то начал он не очень удачно.

Сол остановился рядом, раскурил трубку и уставился в океан.

Вечер выдался пасмурный и холодный, я кутался в плед и не собирался провести на палубе всю ночь.

— Вы ничего не хотите мне сказать? — спросил я.

— Нет, — ответил Сол.

— Спокойной ночи, — сказал я, выбросил сигару за борт и пошел прочь.

— Бур, — окликнул меня доктор, — подождите.

Я остановился.

— Простите, что не навещал Вас во время болезни, но я обсуждал Ваше состояние с Пором и помогал чем мог.

— Спасибо, я Вам очень признателен.

Мы стояли и молчали. Этот странный разговор начинал меня раздражать. Два взрослых умных человека вели себя, как гимназисты.

— Послушайте, Сол, если Вы считаете, что, бросив Гата на произвол судьбы, я поступил бесчестно, то вызовите меня на дуэль и покончим с этим.

— Я не могу. Члены ордена не признают дуэли.

— Тогда вспомните о завещанном Вам всепрощении, простите меня и утешьтесь.

— Мне трудно жить с мыслью о том, что мы бросили его. Возможно он был еще жив, возможно мы могли бы ему помочь.

— Если бы мы остались, то лежали бы сейчас на берегу в яме. Вы это понимаете?

Сол не ответил.

Нельзя вечно копаться в себе и растравлять старые раны. Может быть доктор ненавидел меня, не знаю. Но скорее всего он мучился от того, что не нашел в себе силы броситься на выручку Гату. Что ему мешало выпрыгнуть из лодки и побежать в форт? Это было бы благородно, очень по-океански, отдать свою жизнь за других. Но у паладина оказалась кишка тонка. Он испугался не меньше моего и теперь от этого страдал.

— Спокойной ночи, — сказал я и пошел спать.

Когда после двух недель болезни, я появился в кают-компании, офицеры встретили меня дружными криками: «Ура!»

Завтрак прошел весело. Меня не о чем не расспрашивали, словно не было десанта, и к Дикому острову корабль не приставал. Доктор Пор сказал торжественный тост в мою честь, а капитан, после завтрака, сыграл нам на рояле.

На обратном пути нас изрядно потрепало. Один шторм сменял другой, но погруженный в свои мысли я почти ничего не видел вокруг. Как я не радовался возвращению на родину, но в столице мне придется объясняться с людьми из адмиралтейства. Морина в полном составе осталась на Диком острове, интендант погиб, скорее всего артиллерист тоже, форт в руках предателей. Из всех полученных мной приказов я выполнил только один, нашел адмирала Толя. Скорее всего наказание будет быстрым и жестоким. Боюсь, что семью я увижу еще не скоро, если вообще увижу.

Через пять недель плавания мы причалили к базе «подскока». В этот раз это был обычный остров, на котором располагались армейские склады. Хал предложил мне прогуляться, и я с радостью согласился. После ужасной качки пройти по твердой земле было невероятно приятно. Местные офицеры угостили нас кофе и, по случаю, я купил у интенданта пачку вполне приличных сигар и две бутылки коньяка. О нашем появлении коменданта предупредили заранее, и, хотя он ждал нас намного раньше, но лишних вопросов задавать не стал. Когда уголь был загружен и все готовились к отплытию, к капитану прибыл местный контрразведчик. Говорили они недолго и минут через двадцать, он ушел. Вечером Хал по секрету сообщил мне, что лейтенант приходил по мою душу.

— Вас ждут в столице, Бур, — сказал он, со свойственной ему прямотой, — не удивляйтесь, если прямо в порту Вас будет встречать конвой.

— Уже догадался, — ответил я.

— Давайте выпьем, — капитан хлопнул меня по плечу, — плыви куда должен и будь, что будет.

Ясным и холодным январским утром десантное судно вошло в порт. Во время завтрака мы тепло попрощались и поблагодарили друг друга за удачное плавание. В конце концов, флотские офицеры не могли отвечать за наши приключения на острове, туда и обратно нас доставили в срок и без особых хлопот.

Капитан сказал, что покидать судно до особого распоряжения нельзя, поэтому все собрались в кают-компании и терпеливо ждали, офицеры играли в карты, я сидел на диване, пил чай и в третий раз перечитывал одну и ту же книгу. Я был готов сойти на берег в любую минуту. Нехитрые пожитки собраны, тем более, что из личных вещей у меня остался только старый кошелек с пятью золотыми, часы, несколько сигар и старый платок, подарок матери. Мы с Солом помирились и, хотя наши отношения уже не были такими теплыми, как прежде, но худой мир, лучше доброй ссоры.

Прошло уже несколько часов, а разрешения сойти на берег все не было. Раздраженные офицеры взяли в баре несколько бутылок вина. Им не терпелось увидеть родных и близких. Никто ничего не говорил, но я стал ловить на себе недовольные взгляды, моряки понимали, что виноваты в этой задержке мы с Солом. Устав от ожидания, я вышел на палубу, проветриться.

Крытый экипаж остановился прямо у трапа, из него вышел офицер и два вооруженных конвоира, третий остался на козлах. Они предъявили документы вахтенному сержанту и поднялись на борт.

Ко мне подошел Сол, в руках он держал небольшой сверток с вещами.

— За нами приехали.

— Да, я видел.

— Не знаю, чем все это может закончится, но на всякий случай прощайте, — сказал доктор.

Он выглядел подавленным и сутулился больше обычного.

— Все будет хорошо, — сказал я и осекся. В свое время тоже самое я сказал Баду, и вот чем все закончилось.

На палубе появился Хал в сопровождении конвоя.

— Господа, — сказал серьезный молодой лейтенант, обращаясь ко мне и Солу, — Вы арестованы. Прошу сдать оружие и следовать за мной.

Я протянул ему свою шпагу.

— Будьте добры, револьверы, — попросил офицер.

— Мы безоружны, — ответил я за двоих, показывая пустую кобуру. Нас вывели с корабля и посадили в экипаж, хорошо хоть не стали наручники надевать.

Внутри было душно, пахло старой кожей и гуталином. Мы с доктором сидели рядом, а офицер и конвойный расположились, напротив. Через за решётчатое окно я с интересом рассматривал город. На днях столица отметила Новый год и на площадях еще оставались раскрашенные фанерные будки для продажи сладостей, карусели и ярмарочные палатки. Снега на улицах не было. Горожане шли по своим делам, и никто не обращал на нас никакого внимания, только мальчишка на углу показал пальцем на тюремный экипаж, и что-то крикнул, но я не разобрал что.

К адмиралтейству мы подъехали с черного хода. Офицер охраны, замерзший и закутанный в башлык, потребовал предъявить пропуск, долго сверял какие-то бумаги и наконец приказал открыть ворота. Мы пересекли внутренний двор и остановились у неприметного подъезда. Здесь экипаж уже встречали люди из контрразведки. Нас вывели по одному, проводили в пустую приемную на первом этаже и оставили на пару минут. Больше мы с доктором не разговаривали, он молча смотрел в окно и казалось о чем-то напряженно думал, а может быть молился. Собственно, Солу бояться нечего, он выполнял мои приказы, так что был совершенно чист перед адмиралтейством.

Я ожидал, что меня будет допрашивать знакомый маленький капитан, но вместо него появился вежливый молодой лейтенант, который проводил меня в комнатку без окон, дал пачку бумаги и перо с чернильницей, и попросил подробно описать приключения на Диком острове. Мне не задавали вопросов, даже не обыскали. Сидя на неудобном, жестком стуле, обмакивая в чернильницу скверное конторское перо, я постарался максимально четко восстановить в голове и записать, все что произошло с нами за последние месяцы. Я писал без перерыва несколько часов и извел гору бумаги. Лейтенант заходил два раза, первый раз спросил не надо ли чего-нибудь, второй раз открыл дверь и впустил в комнату лакея с подносом, на котором стояли чашка кофе и пепельница.

По-хорошему меня никогда не допрашивали в контрразведке, поэтому я совершенно не представлял, чего можно ожидать от вежливых лейтенантов. Говорят, что здесь в глухих казематах бьют заключенных, лишают их пищи и сна. Допивая крепкий кофе, я поймал себя на мысли, что даже в кабинете адмирала Меца меня не принимали лучше. Я несколько раз перечитал свой отчет, нашел несколько неточностей, но решил ничего не исправлять. В конце концов это не роман, основные события я постарался записать максимально подробно, даже беседу с адмиралом Толем воспроизвел почти дословно.

За мной никто не приходил. Я закурил одну из трех оставшихся сигар и стал ждать своей участи.

Курить в комнате без окон оказалось плохой идеей. С одной стороны, я смог по-настоящему насладиться ароматом сигары, с другой от дыма у меня стала болеть и кружиться голова, перед глазами замелькали белые хлопья, я попытался подняться, но опрокинулся на стол. В этот момент дверь открылась, вошли какие-то люди и поволокли меня по бесконечным коридорам вниз. Теперь трудно сказать, что было правдой, а что выдумкой моего одурманенного наркотиком мозга. Одно скажу точно, меня не били и мне не угрожали, а просто спрашивали одно и тоже множество раз. Видимо отрава, которую добавили в кофе должна была одурманить меня и заставить выложить все, что знаю. Вопросов было много и на все я отвечал честно и подробно. Сколько длился допрос я не знаю, но в самом конце я почему-то оказался на каменном полу, а здоровенный детина лил мне на голову воду из ведра. Я сел, отфыркиваясь и трясясь от холода. Кругом были серые стены, пахло мышами и плесенью.

— Пришли в себя? Вот и хорошо, — сказал детина, зачем-то подмигнул и помог мне подняться. Без посторонней помощи я бы не встал.

Он вывел меня в другую комнату, где стоял рассохшийся массивный конторский стол, несколько стульев и кушетка, какие обычно бывают в медицинских кабинетах.

Оказывается, кушетка предназначалась именно для меня. Лежать в мокром френче было холодно и противно, но стоять или сидеть я все равно не мог.

Мне дали отдохнуть несколько часов, потом за мной пришел лейтенант и отвел на первый этаж. В большой светлой комнате было пусто и тихо, стоял длинный стол для заседаний и три кресла с высокими спинками. Меня оставили одного. Очень хотелось сесть, но стульев не было, и я просто стоял, переминаясь с ноги на ногу.

Минут через десять открылась дверь и вошли три капитана, на двоих была десантная форма, на одном саперная. Они расселись в креслах и уставились на меня. Наконец тот, что сидел в середине, поднялся и открыл коричневую коленкоровую папку.

— Супер-лейтенант-моринер Бур. Рассмотрев Ваше дело, верховный трибунал не обнаружил в Ваших действиях признаков измены и саботажа. Приказ о Вашем увольнении из рядов вооруженных сил подписан сегодня 13 января 19…года. Вам надлежит явиться завтра в 14 часов для оформления надлежащих документов. Вся информация о Вашей миссии является секретной, разглашение приравнивается к государственной измене и карается смертью. Вам понятно?

— Так точно.

— Подойдите к столу.

Я подошел. Мне протянули какую-то бумагу с печатью.

— Это предупреждение о неразглашении. Подпишите здесь и здесь, — капитан ткнул пальцем в место над печатью.

Я расписался. Вообще все что со мной происходило было похоже на сон и казалось совершенно нереальным. В таком состоянии я мог подписать все что угодно и, если бы мне сказали, что в соседней комнате сидит морской дракон, я бы поверил.

— Вы свободны. Подождите в коридоре, Вам вынесут постановление.

Здание адмиралтейства включает в себя четыре корпуса и напоминает огромный улей, кабинеты чиновников и адмиралов, склады, допросные, залы судебных заседаний, столовые, казармы, и еще множество кабинетов, комнат, секретных ходов и тупиковых коридоров, о существовании которых можно только догадываться. В этом крыле я еще никогда не был. В холле стояли скамьи для посетителей, конторка, за которой скучал совершенно невзрачный младший помощник коменданта, высокая пальма в горшке и вращающийся турникет.

Я сел на скамейку и принялся ждать. В голове шумело, хотелось выпить. Время шло, никто ничего не приносил, и я задремал. Очнулся от того, что кто-то теребил меня за плечо. Со сна я решил, что это Люм, и хотел его отругать, но оказалось, что рядом со мной сидит вежливый лейтенант, который любит угощать офицеров отравленным кофе.

— Вот Ваши документы, — сказал он.

Я взял офицерскую книжку, какую-то бумагу с печатью и зарплатную ведомость.

— Вы можете быть свободны. Идите в казначейство, получите жалование и ступайте домой, — участливо сказал он, — не забудьте, что завтра Вы должны явиться к 14 часам.

— Спасибо. Я еще посижу не много, — ответил я, — мне нужно дождаться моего доктора.

— Какого доктора? — не понял лейтенант, видимо он решил, что я брежу.

— Доктор Сол, он служит в моей морине.

Лейтенант странно на меня посмотрел.

— Он уже ушел. Его дело рассматривали час назад.

— Скажите, — спросил я, — его тоже списали?

— Да.

Лейтенант поднялся.

— Я думаю Вам надо снять погоны, Вы теперь штатский, — сочувственно сказал он.

Пока я плутал по бесконечным коридорам в поисках казначейства, потом сидел в очереди и получал жалование за последние несколько месяцев, в голове у меня немного прояснилось.

Я вышел из адмиралтейства, сжимая в кармане смятые погоны.

Ноги сами привели меня к нашему дому. На улице дворник лениво, для порядка, махал метлой. Он узнал меня и поднял картуз.

— Добрый день, господин офицер.

— Здравствуй, — ответил я, — как там моя бывшая квартира?

— Все хорошо, — услужливо ответил дворник, — сразу, как Вы съехали, другой офицер с семьей вселились.

— Ты видел, как моя семья уезжала?

— А как же! Вещей много было, я им помогал. Вы не сомневайтесь, все погрузили, ничего не оставили.

— Спасибо, — я дал ему несколько медяков.

Оказаться на улице без фуражки и в мокром френче зимой не очень приятно, короткий бушлат грел плохо, поэтому я зашел в небольшой ресторанчик. Здесь можно было обсохнуть, выпить и решить, как жить дальше. После допроса выглядел я не очень хорошо, поэтому официант сначала долго ко мне не подходил, а потом взял у меня заказ с большим подозрением. Посетителей было много и пока несли мою жаренную рыбу и вино, я достал документы и внимательно их изучил. В офицерской книжке появилась запись об увольнении, а в гербовой бумаге говорилось о том, что мое дело рассмотрено полевым судом и все обвинения сняты.

Я много слышал о трибунале и неоднократно сам пугал им подчиненных. Нелепый фарс, который разыгрался передо мной, заставил в очередной раз задуматься о том, в каком удивительном мире я живу. В сущности, методы адмиралтейства и адмирала Толя были схожи. Для того, чтобы выяснить правду, меня пичкали наркотиками и те и эти, хорошо, что не побили, приезжать к Эн с выбитыми зубами и сломанным носом не хотелось. До сих пор не верилось, что меня отпустили. Я упорно искал какой-нибудь подвох и не находил.

После еды и вина стало значительно легче. Я заказал кофе и попросил газету с объявлениями о сдаче жилья в наем. Предложений было, как всегда много. Я выбрал недорогой пансион поближе к старому городу.

Официант обрадовался щедрым чаевым и поймал для меня извозчика.

В казначействе мне выдали почти три тысячи, так что я мог позволить себе снять на несколько дней вполне приличное жилье. Комната оказалась чистой и светлой, с отдельным входом.

Хозяина пансиона тоже сильно смутил мой внешний вид, он внимательно записал данные в журнал, и плату взял за сутки вперед.

Я надеялся, что проведу в столице не больше двух дней, хотелось поскорее увидеть Эн и детей. Вечером мне стола плохо. Отрава, которой меня напичкали в адмиралтействе дала себя знать ужасными головными болями и рвотой. Я заснул уже под утро, совершенно разбитый и измученный.

Утро выдалось пасмурное. Сидя в маленьком кафе на три столика, я пил кофе, ел гренки с вареньем и смотрел, как за окном падает снег. Служанка разбудила меня в десять часов. Я принял душ, побрился и отправился покупать приличную одежду. Теперь, когда я больше не служил, нужно было возвращаться к нормальной жизни. Я не знал во сколько мне обойдется билет на пароход, и как быстро смогу найти работу на родном острове, поэтому решил, что деньги буду экономить. От пансиона до старого города было рукой подать. Я прошел три квартала пешком и в первом же попавшемся магазине готового платья купил вполне приличный дорожный костюм, шляпу и короткое пальто, а в лавке через дорогу, ботинки на толстой подошве. Потом вернулся в пансион, переоделся, отдал свою старую форму в стирку, она могла мне еще пригодиться, и пошел гулять. Меня словно магнитом тянуло в старый город, с его узкими улочками и питейными заведениями, табачными лавками и палатками старьевщиков.

В лавке старого Моза теперь хозяйничал высокий брюнет лет сорока. Внутри было чисто, книги стояли на полках, старое продавленное кресло пропало, как и столик, на который старик ставил кофейные чашки, когда мы засиживались с ним допоздна.

Я прошелся вдоль стеллажей и понял, что мне здесь больше нечего делать, старые книги исчезли и на их месте оказались свежие издания в дорогих переплетах.

— Что-нибудь желаете? — сухо спросил новый владелец.

— Нет. Я искал старые книги, а у Вас я вижу теперь только новые издания.

Мужчина оживился и вышел из-за прилавка.

— Наверно Вы знавали старика Моза? — спросил он.

— Да. Мы дружили. Вы не знаете, что с ним случилось?

— Он умер. Я его племянник. Если Вам нужны старые книги, Вы можете найти их в двух кварталах отсюда. Там палатка моего брата, у него есть дядины книги.

— Спасибо.

Я повернулся и пошел к выходу.

— Если Вам будут нужны новые книги, заходите, я продам их со скидкой. — сказал он мне вслед, — приятно было познакомиться, господин офицер.

Я сделал еще несколько шагов, остановился и повернулся. Продавец раскладывал свой товар на прилавке.

— Как Вы узнали, что я офицер? — спросил я.

Он улыбнулся печальной улыбкой, и я внезапно понял, что он очень похож на Моза.

— Моряк моряка видит из далека, — сказал продавец.

— Вы воевали?

— Мы все воевали, — ответил он, любовно протирая ладонью кожаный переплет.

Времени у меня было много, поэтому я выпил кофе, погулял по смотровой площадке и посидел в курительной лавке. Сигары мне надоели, поэтому я заказал себе большую трубку. Сидя в удобном кресле, я думал об Эн и детях. Сегодня схожу в адмиралтейство и первым же рейсом отправлюсь на остров Хос.

Хозяин принес чай и сушенные фрукты. Я его не помнил, хотя частенько бывал в этой лавке. Наверно потому что никогда не заказывал трубку, а покупал сигары с собой. Он улыбнулся, когда ставил на стол заварочный чайник и чашку, я улыбнулся в ответ. Сейчас посетителей было мало, обычно курильщики начинали подходить к вечеру. После обеда ему уже трудно будет обслужить самому всех клиентов и в лавку выйдут его сыновья. По возрасту они почти, как Тэм, но торговцы по-другому воспитывают своих детей. Пока мой сын играет в солдатиков, они уже учатся родительскому делу.

В адмиралтействе мне выписали пропуск и отправили в канцелярию на третий этаж. Я с трудом удерживался от того, чтобы отдавать честь встречным офицерам. Ощущать себя штатским было не привычно. Я просидел в очереди два часа. Получив документы у худого, болезненного вида, интенданта, я принялся перебирать бумаги. В глаза мне бросилась слово «пенсия» вписанное от руки.

— Извините, я не очень понял на счет пенсии.

Интендант поднял взгляд от папки с документами и посмотрел на меня.

— Там же все написано. За выдающиеся заслуги перед отечеством Вам назначается пенсия в размере половины оклада.

Я поперхнулся и уставился в бумагу. Никогда раньше я не слышал о том, чтобы уволенным в запас офицерам назначали пенсии. Одно дело, если ты адмирал или хотя бы капитан, с академией за плечами и совсем другое, когда тебя призвали в армию во время войны.

Видя мое искреннее удивление, интендант проверил документы еще раз.

— Все правильно, никаких ошибок. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Следующий! — крикнул интендант так неожиданно, что я вздрогнул.

Все еще ничего не понимая, я вышел в приемную, перечитал бумаги, потом аккуратно сложил их и убрал в карман. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Я боялся, что за все мои прегрешения адмирал Мец отправит меня, если не на эшафот, то в ссылку, а получается он меня наградил. Я оформил пропуск и вышел на площадь. Мои дела закончены, теперь можно отправляться в компанию «Лур, и сыновья» и брать билет на остров Хос. Одноместная каюта первого класса с умывальной кабиной и туалетом обошлась мне всего в тридцать монет со скидкой. Люди не любят плавать зимой. Холодно, штормит, поэтому в дальнюю дорогу отправляются в основном по делам или по необходимости. Судно уходило через два дня, так что мне еще предстояло придумать, как убить свободное время. После пароходной компании я вернулся в пансион. В холле у самого входа сидел посетитель и читал газету. Я не обратил на него никакого внимания и прошел к конторке хозяина. После того, как я переоделся и оставил горничной щедрые чаевые, он проникся ко мне большим уважением. Я сообщил, что собираюсь задержаться еще на два дня, внес оплату и договорился, чтобы утром мне приносили в комнату завтрак.

— К Вам посетитель, — сказал хозяин пансиона и указал на мужчину с газетой.

— В самом деле? — удивился я и обернулся.

Маленький капитан разведчик убрал газету и встал.

— Добрый день, Бур.

— Добрый, как Вы меня нашли? — не очень вежливо спросил я.

— Секрет, — ответил капитан и широко улыбнулся.

Когда мы оказались в моей комнате, капитан с интересом огляделся, достал из кармана и поставил на книжный столик стеклянную фляжку с дорогим коньяком, повесил пальто и шляпу на вешалку, и уселся в кресло.

Я сел напротив на стул.

Мы попросили горничную принести кофе и бутерброды. Пообедать я не успел и собирался сразу из пансиона отправиться в ресторан. Появление гостя нарушило все мои планы.

— Здравствуйте, — еще раз сказал капитан, — рад Вас видеть.

— Взаимно, — осторожно ответил я.

Не могу сказать, что я был рад визиту. Моя служба закончилась, адмиралтейство претензий ко мне не имело, а обсуждать операцию с кем бы то ни было мне категорически запрещено.

— Вы слишком напряжены, Бур. Успокойтесь, я Вас не съем, — примирительным тоном сказал капитан, — все закончилось, но остались белые пятна, которые я хотел бы прояснить.

— Я не имею права обсуждать подробности операции.

— Да бросьте, — капитан встал, без спроса открыл сервант и достал две рюмки, — давайте лучше выпьем.

— Давайте.

Он разлил коньяк, и мы выпили.

— Так как, расскажите мне кое-что? — спросил он.

— Я даже не знаю, как Вас зовут.

Капитан встал и церемонно поклонился.

— Капитан Рок. Вчера отправлен в запас с нищенской пенсией и почетной грамотой за верную службу.

Я разлил коньяк и поднял рюмку.

— Поздравляю с удачным завершением карьеры. Со вчерашнего дня я тоже в отставке.

Мы чокнулись и выпили.

— Ладно, — сказал капитан, видя, что я не спешу изливать душу, — понимаю, что с Вас взяли расписку о неразглашении. С меня тоже взяли. Давайте я начну первым выдавать страшные тайны.

Я молча кивнул.

— Начнем по порядку. Все, что я Вам говорил, правда. Я действительно расследовал исчезновение адъютанта адмирала Толя. Он пропал в тот самый день, когда Красный дракон вошел в порт. Тело так и не нашли, поэтому я предположил, что его сожгли в топке, тем более, что на это указывали некоторые незначительные детали. Я арестовал двух младших офицеров, которых последними видели с пропавшим и допрашивал их двое суток. В тот момент, когда один из них поплыл и уже готов был начать давать показания, у меня забрали дело и передали в контрразведку.

В дверь постучали. Я впустил горничную с подносом, которая расставила на столе чашки, кофейник, приборы и накрытую салфеткой тарелку. Капитан откинулся на спинку кресла и с интересом разглядывал девушку.

— Спасибо, — я дал ей мелочь и закрыл дверь.

— Красотка, — сказал капитан, — надо будет мне тоже пожить пару дней в каком-нибудь пансионе, пообщаться с обслуживающим персоналом.

Я не поддержал разговор о женщинах и разведчику пришлось вернуться к экспедиции Толя.

— Я пробовал наводить справки, но мне дали понять, что дело закрыто и лучше оставаться в стороне. Потом началась война и стало не до того. Признаться, я уже думать забыл об этом деле, пока меня не вызвал к себе адмирал Мец.

Слушая капитана, я снял с тарелки салфетку и налил кофе. Есть хотелось ужасно, у меня даже заурчало в животе.

— Давайте поедим, — предложил я, — а поговорим потом.

Не знаю, где провел свое утро капитан, но на еду он накинулся с завидным аппетитом. Когда бутерброды закончились и кофейник опустел, разведчик продолжил свой рассказ.

— Адмирал хотел отправить на Дикий остров целую эскадру, крейсеры, десантные суда и три морины во главе с офицерами, которые участвовали в первой экспедиции. Но такие вопросы в одиночку не решают. Высший совет ему отказал и предложил отправить одну морину, Вашу. Никто не понял почему. Мец был в бешенстве, но ничего не мог с этим поделать. Мне приказали изучить Вашу кандидатуру.

Капитан, сделал паузу, чтобы достать из пачки папиросу и закурить. Я последовал его примеру. При виде моей сигары он поморщился, но ничего не сказал.

— Ваш покровитель адмирал Крол умер, но кто-то очень активно Вас двигал. Сначала я подумал, что дело в Вас, и только потом узнал, что в вашей морине был глубоко законспирированный агент контрразведки. Меня использовали в темную, подозреваю, что и Вас тоже.

Капитан замолчал, прошелся по комнате, и встал у окна, спиной ко мне.

— Вам интересно? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да.

Окна выходили в маленький сад. Наверно летом и весной, постояльцы любили пить кофе на улице. Сейчас, без снега, сад выглядел уныло, деревья стояли голые и черные.

— Вы видели адмирала Толя. Что он Вам сказал? — спросил капитан.

— Про пропавшего адъютанта ничего.

— Да черт с ним, с этим адъютантом, — запальчиво воскликнул разведчик, — зачем Толю вообще понадобилась эта экспедиция?

Я не стал больше раздумывать. Если капитан провокатор, то вообще не надо было приглашать его домой. Я тоже хотел во всем разобраться. Возможно вместе у нас, что-нибудь получится.

— Толь мечтал о собственном государстве, он все время говорил о том, что создает великую армию и не собирается возвращаться.

— Это он сам Вам сказал?

— Да.

— Он так и сказал, что не хочет возвращаться?

Я немного подумал.

— Не совсем. Я объяснил, что он может вернуться домой, а я останусь охранять форт. Толь разозлился и сказал, что для его возвращения одного десантного судна будет мало. Я еще подумал, что он накопил столько барахла, что для его перевозки понадобиться целая эскадра.

Капитан наконец оторвался от окна и вернулся на кресло.

— Теперь все сходится. Он действительно не мог вернуться.

— Объясните.

— Толю не нужен Дикий остров. Он вообще никому не нужен, слишком далеко, слишком дорого. Единственные ресурсы, которые там можно собрать легко и просто — люди. Дикий остров нужен единственно для того, чтобы набрать армию. Тысячи людей, привыкших убивать с детства.

— Это дикари, что они могут? — удивился я.

— Человека можно научить чему угодно. Согласен, что для этого нужны годы, но они-то как раз у Толя были. Сейчас у него вполне боеспособная армия, состоящая из нескольких тысяч человек.

Капитан говорил странные вещи. Я внимательно слушал, попыхивая сигарой и ничего не понимал. Невозможно рассматривать дикарей, пусть даже вооруженных огнестрельным оружием, в качестве боеспособной части. Первый же орудийный залп разнесет их отряды в клочья или заставит обратиться в бегство.

— Во-первых, у них нет нужного количества огнестрельного оружия, — начал я, — даже если взять все карабины, имеющиеся на острове, их больше трех сотен не наберется. Несколько боеспособных орудий, тоже не артиллерия. Этой армии вполне достаточно для того, чтобы победить местных вождей, но только и всего.

Капитан был со мной не согласен. Он попытался вылить в чашку остатки кофе, но кофейник оказался совершенно пуст. Я потянулся к шнуру для вызова прислуги.

— Можем заказать еще кофе и еды.

— Не надо, лучше потом сходим нормально пообедаем. У меня от бутербродов изжога, — сказал капитан.

Я был совершенно не уверен в том, что хочу с ним куда-нибудь идти, поэтому промолчал.

— Я плохо объясняю, извините, — сказал разведчик, — давайте еще раз. На Дикий остров отправляется группа военных, с изрядным запасом оружия. Его было не так много, чтобы вооружить большое количество людей, но достаточно, чтобы научить их с ним обращаться. Вы согласны?

— Согласен.

— Итак, можно завербовать несколько тысяч человек, научить их стрелять, посадить на корабли и доставить куда угодно, например, сюда.

— Какой в этом смысл, если у них нет оружия? — не выдержал я.

— Оружие не проблема, — не унимался капитан, — Вы поймите, что адмирал Толь совершенно точно знал расположение минимум трех секретных «баз подскока». Это склады с топливом, обмундированием, оружием и боеприпасами. Достаточно было захватить только одну, и вот у него тысячи солдат.

— Ну, хорошо. И для чего адмиралу понадобилась эта армия?

— А Вы не догадываетесь?

— Нет.

Капитан смешно выпучил глаза и прошептал, — государственный переворот.

Сначала я подумал, что ослышался, но, судя по всему, разведчик говорил серьезно. Я попробовал представить, как дикари маршируют по столичным причалам и рассмеялся. Картина получалась совершенно фантастическая.

— Все-равно ерунда получается. Как Вы себе это представляете? Гуляем мы по набережной и вдруг, из ниоткуда, возникает толпа дикарей, которая стреляет в воздух и размахивает мечами. Простите, господин капитан, но это бред. И потом, адмирал никогда не сможет построить на Диком острове необходимое количество кораблей, а, если и построит, они не доплывут до метрополии.

Рок не обиделся, достал очередную папиросу и закурил.

— Согласен. Если представить дело именно так, то получается смешная картина. Но, если бы все выглядело по-другому? Если предположить, что параллельно с адмиралом, здесь в столице, кто-то готовит военный переворот, и в определенный момент, отправляет на Дикий остров десятки десантных кораблей. Они берут на борт многотысячную армию и привозят ее сюда. И вот однажды утром, когда столица спит, от пристаней начинается штурм. Вы сами знаете сколько нужно времени, чтобы добежать от причала до адмиралтейства. Гвардейские морины просто не успеют развернуться, их захватят, вырежут спящими и самое большее через час адмиралтейство и президентский дворец будут захвачены.

Капитан с вызовом смотрел на меня. Сейчас он походил на маленького взъерошенного воробья. Я не знал, что сказать. С одной стороны, он был прав, если в порту не поднимут тревогу, то гвардейцы не успеют развернуться и задуманная военными стратегами круговая оборона вокруг важных государственных объектов, не будет создана вовремя. Заблокированная, каждая в своей казарме, морина будет сопротивляться до конца и геройски умрет, но задачу свою не выполнит. Адмиралтейство и президентский дворец не смогут долго сопротивляться, там конечно есть дежурные подразделения, но толку от них будет мало. С другой стороны, я никогда не верил в теории заговора. Да, в свое время было несколько государственных переворотов, два даже удались, но о таких серьезных операциях никто никогда не думал. Небольшие группы заговорщиков убивали или арестовывали президента и совет адмиралов, но подобные перевороты сопровождались минимальным количеством жертв, а то о чем говорил капитан, пахло настоящей войной.

Мы все еще молчали. Капитан курил и ждал моих возражений.

— Все это конечно возможно, в теории, — осторожно подбирая слова начал я, — но все равно выглядит совершенно фантастически. Кто же должен быть тем заговорщиком, который способен здесь в столице провернуть такое?

— Вот! — радостно сказал Рок, встал, подошел к вешалке и достал из своего пальто сложенную вчетверо газету. Он вернулся к столу и сунул мне под нос передовицу.

В глаза бросился портрет и большой заголовок: «Сегодня утром внезапно скончался адмирал Мец». Ничего не понимая я уставился на капитана.

— Вчера, сразу после Вашего прибытия, произошло это печальное событие. Такая потеря для всех нас, — странным голосом сказал Рок, — а ведь он был любимым учеником адмирала Толя, да что там учеником, он был его племянником.

Я откинулся на спинку стула и резко выдохнул. Невероятно, чтобы безумная теория капитана была правдой, но, если вдуматься, именно адмирал Мец мог бы организовать подобную заварушку. Тем более, что после смерти адмирала Крола, он заменил все гвардейские морины, пригласив в город верные ему войска.

— Невероятно, — наконец сказал я, — это просто невероятно, в это невозможно поверить.

— Сегодня на рассвете прошли массовые аресты среди командиров гвардейских морин и флотских экипажей, — продолжал капитан, — десятки высокопоставленных офицеров арестованы.

— Как Вы узнали?

— Старые связи. Меня хотели предупредить, думали, что я тоже могу попасть под раздачу.

Капитан хлопнул себя по ляжкам и резко встал.

— Но я теперь в отставке и бояться мне совершенно нечего. Пойдемте обедать, Бур, правда есть хочется.

Я был совершенно ошарашен и подумал, что сидеть в четырех стенах будет невыносимо, поэтому согласился и пошел надевать пальто и шляпу.

— Ваш коньяк, — сказал я Року и показал на недопитую бутылку.

— Пусть останется у Вас.

Мы прошли через сад и вышли на улицу.

— Знаете здесь, какое-нибудь тихое местечко? — спросил капитан.

— Да. Есть неподалеку один ресторан.

Мы заказали салат с тунцом, жаренную макрель и вино.

— Пусть так, — сказал я, — пусть адмиралы готовили переворот, но при чем здесь я, причем здесь моя морина. Если нас отправили на Дикий остров только для того, чтобы вывести Меца на чистую воду, почему было сразу не сказать Вам, что происходит?

Рок огляделся.

— Говорите тише. Друг другу мы можем доверять, но здесь слишком много посторонних ушей.

Он закурил и залпом выпил бокал вина.

— Как я уже сказал, в свое время меня отстранили от дела и передали его контрразведке. Думаю, что они вытрясли, из арестованных мной офицеров Красного дракона, подробности заговора, и колеса завертелись. Я разведчик, Бур, и не очень представляю, как работает это ведомство, но думаю, что работает хорошо. Они не торопились, следили за Мецем и его людьми, пока не установили всю цепочку. Немного спутала карты война, но она закончилась, и адмирал начал действовать. Он выждал сколько мог и заговорил об экспедиции. В контрразведке понимали, что отправлять людей Меца на Дикий остров нельзя, а в Вашей морине был глубоко законспирированный агент контрразведки. Поэтому послали Вас. Не знаю, какой приказ получил Ваш офицер, но думаю, что сейчас Толя уже нет в живых, может быть несчастный случай, может быть просто убийство. Не знаю, у них свои приемы.

Нам принесли салат, и мы принялись за еду. Готовили здесь не очень вкусно, зато порции были большие и вино хорошее.

— Все это отвратительно, — наконец сказал я.

— Не нравится чувствовать себя болваном, правда? — с улыбкой спросил капитан.

— Не в этом дело. В этой чертовой экспедиции погибли хорошие люди, погибли совершенно зря. Я оставил на Диком острове почти сто человек. Мне теперь с этим жить.

— А, бросьте, — сказал Рок. После еды он повеселел и разрумянился, и теперь напоминал москита, который насосался человеческой крови.

— Вы живы, Вы выполнили боевую задачу, привели обратно корабль и, говорят, привезли с собой доктора. Тоже кстати странный персонаж. Я тут навел справки и узнал о нем, кое-что.

Но это все пустое. Живите спокойно. Дело законченно, виновные наказаны, мы теперь не удел и больше ни на что не сможем повлиять.

Мы расплатились по счету и вышли.

— Чем собираетесь заняться на гражданке? — спросил Рок.

— Поеду на родной остров. А Вы?

— Буду на вилле тыквы выращивать. Я люблю в земле копаться. Овощи стоят дорого, а пенсия у меня маленькая.

Прощайте Бур. Не болтайте. Нам не зря дали персональную пенсию, могут ведь и отобрать. Хотя, даже если Вы кому-нибудь, что-нибудь расскажете, Вам все равно никто не поверит. Надеюсь, что больше никогда Вас не увижу и не услышу о Диком острове.

— Прощайте, капитан. Я тоже постараюсь все забыть.

Мы раскланялись и разошлись, пожимать друг другу руки на прощание не стали.

Всю ночь меня мучили кошмары. Мне снился пустой форт, распахнутые ворота, снились Бад и Тар, я снова греб из последних сил, но на этот раз Гат успевал запрыгнуть в лодку, и я проснулся с ощущением того, что все не так уж плохо. Ночью выпал снег и сад смотрелся по-другому. Я позавтракал в комнате у окна, любуясь заснеженными деревьями и пошел в церковь. Здесь было пусто и тихо. Я присел на лавку и стал вспоминать всех, кого оставил на Диком острове. Столько всего произошло за последние несколько месяцев. Я вспоминал разговоры в кают-компании, веселых офицеров, играющих в карты и шахматы, и мне казалось, что артиллерист и интендант все еще живы. Я думал о Муки и Баде, прокручивал в голове наш последний разговор с доктором. Журчала океанская вода, в круглом бассейне плавали маленькие кораблики, оставленные прихожанами. Я вышел на улицу, в церковной лавке купил пять корабликов, по числу оставшихся на Диком острове офицеров, вернулся и опустил их в бассейн. Чтобы мои сослуживцы не сделали, как бы не были виноваты передо мной или перед собой, но пока корабль плывет, остается надежда. Я немного постоял над бассейном, потом надел шляпу и вышел на улицу. Опять пошел снег, и гимназисты возле ворот затеяли игру в снежки. Я медленно шел по бульвару и думал о том, что каждый корабль рано или поздно причалит к своему острову, а вот каким он будет, зависит от нас.

 

Далекие острова. Возвращение

С тех пор, как я вернулся домой прошло уже больше двух лет. Жизнь текла своим чередом, зиму сменяло лето, дети взрослели и мои приключения на Диком острове стали потихоньку забываться. Я вел довольно замкнутый образ жизни, почти ни с кем не общался, кроме своих родных и нескольких отставных офицеров, которым, как и мне, повезло вернуться домой. Я ничего не слышал о своих сослуживцах и, признаться, был этому рад.

После войны остров опустел, большинство мужчин призывного возраста погибли или пропали без вести. Сваи на пристани сверху до низу были обклеены предложениями о сдаче жилья в наем.

Семьи, которые лишились кормильцев, бедствовали, и были рады сдать, за умеренную плату, комнаты или целые дома. Сами хозяева перебирались в летние пристройки, домики для гостей или съезжались с родственниками.

Эн не захотела жить с матерью, поэтому, сразу после приезда, сняла большой дом на побережье. Из окон открывался чудесный вид на океан и прямо из сада, через покосившуюся деревянную калитку, можно было выйти на пляж. В доме было три спальни и гостиная, так что Тэм и Ада получили по собственной комнате, а на чердаке я устроил себе кабинет. Хозяйка дома, пожилая вдова, переехала жить к сестре, так что нас никто не беспокоил. Раз в месяц я приносил ей плату за жилье, а в сентябре привозил половину всех собранных в саду яблок и слив.

Говорят, что первое время на острове было шумно. Вернувшиеся с войны мужчины радовались мирной жизни, много и весело пили, приводили дома в порядок, правили заборы, чинили крыши, пристраивали веранды. Но потом выданное в адмиралтействе жалование закончилось и жизнь замерла. Когда я сошел на берег вокруг было серо, пусто и грязно, а во взглядах редких прохожих сквозила бесконечная тоска. Зимой сезонной работы не было, поэтому многие из тех, кто летом и осенью трудился в порту, жили впроголодь. Рыбные и хлебные лавки начинали давать еду в долг. Имена должников записывали на грифельных досках и вывешивали в зале на всеобщее обозрение.

Эн, как не старалась, не успела потратить все деньги, полученные от меня перед отъездом, поэтому в нашем доме было тепло и светло, продукты в кладовой не переводились и дровяной сарай был почти полон. Мы наняли милую пожилую женщину, которая жила по соседству, убирать дом и готовить обед.

Мое старое место работы давно отдали другому, так что первые месяцы после возвращения я бездельничал. Эн записалась в кружок помощи жертвам войны, занималась благотворительностью, на которую каждый месяц выпрашивала у меня десятку, участвовала в постановке домашних спектаклей и учила сирот живописи. Тэм ходил в гимназию. По воскресеньям мы вставали рано и шли в церковь. Жена и дети читали молитвы и пели вместе со всеми, а я просто сидел на лавочке, возле бассейна и думал о своем.

После посещения Дикого острова здоровье мое сильно пошатнулось, поэтому весной пришлось обратиться к врачу. Доктор Моу, когда-то лечил нас с братом от простуды, потом принимал роды у Эн, и вот теперь разглядывал мои шрамы и печально качал головой. Он принимал больных дома в крошечной комнатке, которую лет сорок назад приспособил под кабинет. Здесь пахло медикаментами и тройным одеколоном, которым доктор пользовался всю жизнь.

Заполняя карточку, Моу спросил.

— Сколько Вам полных лет?

— Тридцать шесть.

Он с тоской посмотрел на мою почти седую голову, вздохнул и покачал головой.

— Великий океан, что же они с Вами сделали.

Это был не вопрос, а скорее утверждение.

— То же, что и со всеми, — ответил я.

Доктор вышел на несколько минут, а когда вернулся, протянул мне маленькую бутылочку с коричневой жидкостью.

— Зайдите вечером, я приготовлю для Вас лекарства. А вот это начинайте принимать с завтрашнего дня по пять капель на стакан воды, утром, перед едой.

Когда я вставал с кушетки, разболелась раненная нога и всю обратную дорогу до дома я отчаянно хромал.

В конце февраля умер помощник военного коменданта и мне предложили его место. Работа была хорошая и я сразу согласился. Теперь я вставал в восемь утра, завтракал и шел на центральную площадь, где к зданию ратуши был пристроен маленький деревянный флигель, в котором сидел комендант. Нашей основной задачей было организовать призыв в случае объявления войны. Время было мирное, о рекрутах никто не думал, так что я занимался тем, что помогал инвалидам получать положенные льготы, продукты и дрова, следил за тем, чтобы казначейство вовремя платило военные пенсии и навещал офицерских вдов.

Комендант появлялся на службе редко. Раньше он служил в столице интендантом, успел прилично нажиться на продаже государственного имущества и, выйдя в отставку, купил себе небольшой склад в порту. Он никому не доверял и считал, что дела требуют его постоянного присутствия, поэтому проводил на складе почти все время. Меня это вполне устраивало.

Утром я открывал собственным ключом маленькую комнату, поливал цветы, варил кофе на спиртовке в углу, принимал посетителей и занимался своими делами. Платили мало, но благодаря пенсии нам хватало.

Весной страна выбирала нового президента. Неделю на улицах висели флаги, на центральной площади поставили урну для закрытого голосования, а во дворе гимназии провели торжественную линейку. Взрослые повязали на рукава повязки с гербом, а дети ходили с флажками. С газетных страниц кандидаты призывали к борьбе до победного конца и к полному уничтожению вражеской империи. Наш островок находился вдалеке от торговых путей, поэтому агитаторы обошли его стороной. Из пяти претендентов на президентское кресло, уставшие от войны граждане, выбрали самого тихого кандидата, единственного, кто ратовал за мир.

В воскресенье прошли выборы, а через неделю тон газетных статей сразу изменился. Теперь журналисты писали о дружбе народов и о том, что время войн закончилось. Мне было странно читать слащавые передовицы и по утрам я ворчал, что никакого мира с вардами быть не может. Эн со мной спорила, Ада неизменно принимала сторону матери, а Тэм поддерживал меня и говорил, что мы им еще покажем.

Я никому не хотел ничего показывать, но в мирные инициативы не верил. Наши государства враждовали веками, количество убитых измерялось миллионами, и я совершенно не представлял, как можно помирить людей, которые войну рассматривали, как кровную месть. В каждом ребенке с детства воспитывали ненависть к врагу. На призывном пункте не нужно было рассказывать всякий вздор о том, что мы боремся за свободу и независимость, и отстаиваем истинные ценности, достаточно было сказать новобранцу, что варды убили его родственника и он должен отомстить. Война для каждого давно стала личным делом.

Разговоры о том, что время кровавых сражений прошло, я воспринимал, как военную хитрость. Разрушенной и разоренной стране требовалась передышка, чтобы восстановить промышленность, построить корабли и вырастить новых солдат, но пройдет десять — пятнадцать лет и адмиралы захотят начать все с начала.

Иногда, после работы, я заходил в таверну, чтобы пропустить стаканчик с отставными военными. Мы все служили в разных местах, поэтому объединяли нас не общие воспоминания, а недовольство политикой адмиралтейства.

На маленьком острове дни проходят незаметно, однообразная провинциальная жизнь течет, как вода. Обычно за столом обсуждают местные сплетни и новости, и самым большим потрясениями считается повышение цен на сахар или маленький улов селедки. Сегодня только и разговоров было, что о новых мирных инициативах.

— Вы видели это? — спросил отставной моринер-лейтенант Луц размахивая газетой, — в передовице пишут, что никакой войны в ближайшие десять лет не будет, а на второй странице рассказывают о том, что в армии готовятся принять на вооружение новый трехзарядный карабин.

— Как это трехзарядный? Трехствольный что ли? — не понял егерь-лейтенант Ома.

— Нет. Магазинная система, можно зарядить сразу три патрона, — объяснил я. Мне уже приходилось читать об этом. Само оружие я себе представить не мог, но был о нем наслышан.

— Все равно не понимаю.

— Да, я совсем не об этом хочу сказать, — перебил нас Луц, — зачем принимать на вооружение новый карабин, если не собираешься воевать?

— Ерунда, — ответил Ома, — все-равно армия должна развиваться. Мы живем в век прогресса.

Нам принесли пиво и креветки, и я поблагодарил официантку.

— Нет, пусть не врут тогда. Одной рукой вооружаются, а в другой подписывают мирный договор.

Я слушал офицеров и думал о сыне. Мне хотелось надеяться на то, что он сможет избежать призыва. Пусть лучше сидит дома и занимается, каким-нибудь полезным делом, растит детей и радует мать. Но, что ему отцовские надежды. После уроков Тэм убегал с друзьями играть на пляж и из-за забора я слышал их яростные крики, — Падай! Ты убит! Я в тебя попал!

Чтобы хоть немного подготовить его к взрослой жизни, я съездил на соседний остров, где был оружейный магазин и подобрал несколько десятков патронов к корду, который нам подарила вдова адмирала Крола. Оружие было нестандартное, сделано на заказ, но оружейник нашел мне подходящие заряды.

Теперь по воскресеньям, после церкви, пока служанка накрывала к обеду, мы выходили на пустынный пляж, пускали плавучую мишень и стреляли по ней. Эн говорила, что мы богохульники, но я видел, как она радуется тому, что я учу Тэма стрелять. Она тоже не верила в долгий мир и боялась за сына.

Я не знал совершаем ли мы святотатство, занимаясь стрельбой сразу после службы, но на всякий случай заставлял Тэма исповедоваться. Сам я в исповедальне не был с тех, пор как вернулся из столицы, и в церковь ходил только ради жены и детей. Не могу сказать, что я стал атеистом, но после Дикого острова, что-то надломилось во мне.

Антивоенная кампания продолжалась. Настал день, когда Союз свободных островов и Островная империя Вард подписали пакт о ненападении. Утром возле тумб, обклеенных свежими газетами, собралась целая толпа. Люди обсуждали последние новости и радовались. Жизнь налаживалась, войны в ближайшее время можно было не бояться, очередная зима закончилась, ожил порт и появилась работа.

На островах своего почти ничего нет. Артели добывают рыбу, съедобные водоросли, а фермеры выращивают немного фруктов и овощей, все остальное везут через океан. В порту каждый день выгружают: камень, лес, железо, стекло и одежду. Все это нужно принять, описать, разложить, продать или опять погрузить и доставить. Весной на пристани царит безумная суета, поэтому никто не обратил внимание на маленькое судно, которое аккуратно пришвартовалось у третьего причала. Оно не привезло с собой никаких товаров и рабочие сразу поняли, что на разгрузке заработать не удастся. По сходням сошел только один человек без багажа. Он поднялся по лестнице к конторе, но заходить внутрь не стал, а обогнул здание с севера, прошел вдоль стены и вышел на центральную площадь.

За завтраком Эн принялась вспоминать нашу жизнь в столице и настроение у меня окончательно испортилось. Иногда становилось обидно, что, сделав блестящую карьеру, я так и не сумел зацепиться на каком-нибудь теплом местечке. Да, мы хорошо жили, но я чувствовал, что моя жена и дети достойны большего, чем продуваемый всеми ветрами, захудалый остров. Видя мое подавленное состояние, Эн проводила меня до калитки и чмокнула в щеку. Если идти по нашей улице до дома булочника, потом свернуть в переулок и сделать небольшой крюк, то можно пройти мимо особняка покойного адмирала Крола. Иногда мне надоедало ходить одной и той-же дорогой, и я менял маршрут. Усадьба стояла заброшенная. Вдова так и не нашла в себе силы оставить могилу мужа и приехать на остров Хос. У Эн таких проблем не будет. На кладбище хоронят только адмиралов, для простых смертных прописана другая процедура. К ногам привязывают ядро или камень, и милости просим в океан. На островах для погребения слишком мало места. Конечно есть официальное кладбище, но стоимость маленького клочка земли равна стоимости дома, и через 25 лет твое тело все-равно выкопают, а на его месте сделают другое захоронение, таков закон. Во время войны мы старались закапывать мертвецов в землю, потому что их было слишком много. Даже великий океан не смог бы переварить всех.

Я немного постоял у чугунных ворот, разглядывая запущенный сад. Адмирал не любил этот дом. Иногда, примерно раз в два года, он приезжал сюда, организовывал праздничный вечер для местных дворян, брал несколько книг из семейной библиотеки и возвращался в столицу.

Стоять было холодно, и я пошел дальше.

Сегодня комендант был на месте, заехал в контору перед тем, как отправиться на склад. Став обеспеченным человеком, он сохранил привычки бедного кадета и предпочитал курить дешевые сигары, похожие на те, что офицерам выдают в армии. В комнате висел густой едкий дым.

— Доброе утро, — сказал я.

— Здравствуйте, Бур. Рад, что Вы пришли, мне как-раз пора по делам.

— Конечно идите, — сказал я, снимая шляпу и вешая пальто на вешалку, — я подежурю.

— Вы незаменимый человек, что бы я без Вас делал, ума не приложу, — сказал комендант, выходя за дверь.

Это был наш обычный утренний разговор. Иногда мы обсуждали погоду или новости, но чаще всего, при моем появлении комендант сразу уходил.

Я открыл окно, чтобы немного проветрить и поставил кофейник на спиртовку. Никаких важных дел у меня сегодня не было, в списке посетителей значилось только одно имя, отставного сержанта инвалида, который иногда заходил ко мне без всякой цели, выкурить папиросу и поболтать.

Кажется, я совсем не удивился, когда без стука открылась дверь и в контору вошел капитан Рок. Когда два года назад адмиралтейство заплатило за мое молчание, я знал, что так просто меня в покое не оставят.

— Здравствуйте Бур, — весело сказал отставной капитан. Мое замешательство доставило ему настоящее удовольствие, — не ожидали меня увидеть?

— Ожидал, — ответил я и полез в карман за платком, чтобы вытереть выступившую испарину.

Капитан не стал раздеваться и прямо так, в пальто и шляпе, уселся на стул.

— А у меня к Вам дело. Очень важное, — заговорщицким тоном сказал он, — пойдемте посидим где-нибудь, вина выпьем и поболтаем.

Я знал, что сопротивляться бесполезно, лучше сразу выслушать капитана и решить, что с этим делать дальше. В конторе нормально поговорить не получится, обязательно кто-нибудь помешает.

Я оделся, закрыл дверь на ключ и повел не званного гостя в ближайшее заведение. На площади было пусто, только возле почтового отделения стояла пролетка, да несколько торговок предлагали с лотков копченных окуней. Мы прошли мимо ратуши, свернули к церкви и оказались возле таверны «Уютная бухта».

В сумрачном зале с низким потолком было тихо, обычно посетители собирались только к обеду. За столом у двери сидел портовый рабочий и что-то ел из глубокой глиняной миски.

Капитан повесил одежду на вешалку и удобно устроился на лавке. На нем был добротный дорожный костюм, высокие ботинки с гетрами и теплый жилет. Такие жилеты любили надевать под пиджак люди, путешествующие по воде в холодную погоду. Он заказал себя жаренную треску и вино, а я взял салат из водорослей и пирог с рыбой.

Утром я выпил только чашку кофе, так что предложение капитана позавтракать оказалось весьма кстати. От вина я отказался и заказал себе чай.

Капитан улыбался.

— Вас призывают на военную службу.

Хотя я и ожидал чего-то подобного, но все-равно сильно удивился.

— Зачем? У нас же теперь с вардами пакт о ненападении?

Мы жили в странном мире, где два могучих государства Содружество независимых островов и островная империя Вард, постоянно враждовали друг с другом. Сейчас наступила короткое перемирие, и я не мог понять, зачем призывать резервистов.

— Собирается новая экспедиция на Дикий остров. Адмиралтейство собирает всех, кто там побывал или занимался делом адмирала Толя.

Я тяжело вздохнул. Сказать было нечего.

— Я привез Вам погоны супер-лейтенанта.

Подошла официантка и мы замолчали. Я огляделся. Рабочий доел свой суп, отложил ложку, смел со столешницы на ладонь крошки хлеба, отправил их в рот, надел картуз и вышел.

Девушка поставила тарелки, и мы принялись за еду.

— Почему опять всплыла эта история с Диким островом?

— А Вы как думаете? — капитан прервался, потому что в рот ему попала рыбная кость, — когда нас уволили в запас вопрос так и повис в воздухе, никто ничего не стал предпринимать. Экспедиция все еще там. Там Ваш тайный агент и несколько сотен моряков, и даже адмирал Толь, живой или мертвый.

Я стукнул ладонью по столу и выругался. Задремавший за стойкой хозяин вздрогнул, и я махнул ему рукой показывая, что все в порядке.

— Каракатицы поганые, — зло сказал я.

Далеко на юге находится Дикий остров, огромная неосвоенная земля, населенная дикарями. Неоднократно предпринимались попытки ее исследовать, но ничего хорошего из этого никогда не получалось, экспедиции гибли или пропадали без вести. Несколько лет назад адмиралтейство отправило к далеким берегам группу адмирала Толя. Им удалось закрепиться на враждебном берегу, построить форт и вступить в переговоры с аборигенами, но потом началась война и об экспедиции забыли. Два года назад я со своими людьми отправился на Дикий остров, чтобы найти адмирала. Оказалось, что Толь объявил себя богом, узурпировал власть и создал туземную армию. Наша экспедиция попала в западню и мне с трудом удалось бежать. Среди моих офицеров оказался агент контрразведки, который остался на Диком острове, чтобы обезвредить мятежного адмирала. Я думал, что адмиралтейство давно отправило туда карательный отряд, который разобрался с заговорщиками.

— Столько времени прошло. Что им мешало послать судно? Они даже не удостоверились в том, что агент выполнил свою задачу.

— Толь уже не страшен, даже если он все еще жив. Его людей в столице нейтрализовали, а на дальние гарнизоны всегда было всем плевать.

— Тогда почему о них вспомнили сейчас?

— Не знаю, — ответил Рок.

За последнее время капитан совсем не изменился. Маленький и подвижный словно ртуть, он явно скучал на гражданке и сейчас был рад тому, что его вернули на службу. Верить ему ни в коем случае не стоило, разведка или контрразведка не важно, секретные службы все одним рыбьим хвостом мазаны.

— Что будет, если я откажусь?

— Боюсь, что это невозможно. Но если все-таки рискнете, Вашу жизнь сделают невыносимой.

— Я теперь штатский человек.

— Вы работаете в военной системе.

Я фыркнул.

— У нас вся страна сплошная военная система.

— Тем более, — примирительным тоном сказал капитан, — Нужно во всем разобраться. Не все, кто остался на Диком острове заговорщики и изменники. Я предлагаю Вам вернуться и спасти хороших парней.

В свое время именно Рок занимался формированием второй экспедиции. Он от корки до корки изучил наши личные дела и знал на чем меня можно подловить. На острове оставались мои подчиненные и бросить их на произвол судьбы я не мог.

— Никогда не поверю в то, что адмиралтейство решило позаботиться о простых моряках. Признавайтесь, есть какое-нибудь секретное задание, о котором кроме Вас никто не знает?

Капитан не ответил, доел рыбу, вытер губы салфеткой и откинулся назад.

Ничего удивительного не было в том, что я больше не мог доверять адмиралтейству. Во время войны можно оправдать самые ужасные поступки, списать на приказы командования и статистику потерь, но в мирное время все начинаешь воспринимать по-другому. В армии вопросов не задают, но сейчас я в отставке и имею право знать на что иду.

Капитан достал папиросу и закурил.

— Есть секретный приказ, — наконец сказал он, — у меня есть, не у Вас. Давайте разделим ответственность, я буду заниматься секретными делами, раз уж Вы не хотите руки пачкать, а Вы вернете своих людей домой. Такая миссия Вам подходит?

— В каком качестве я должен поехать?

— Военный советник. По сути, никакой ответственности. Десантом командуют другие люди, а мы с Вами потихонечку, в задних рядах, даем мудрые советы. Ну, как, годится?

— Хорошо. Все равно деваться некуда.

— Вот это верно, — Рок затушил папиросу, — скажите, Бур, здесь есть какая-нибудь приличная гостиница? Мы уходим завтра утром, так что мне надо будет, где-то ночевать.

— Единственная гостиница на площади, но Вы можете остановиться у меня.

Капитан встал, достал из кармана мелкую купюру и бросил на стол.

— Нет уж. Не люблю рыдающих женщин и проводы кормильца.

Он надел пальто и кепку.

— Передавайте привет жене, я завтра жду Вас в восемь утра на третьем причале.

Он повернулся и пошел к выходу.

— Спасибо красавица, — крикнул он на ходу официантке.

Я не смотрел ему в след, но слышал, как хлопнула входная дверь.

Все начиналось сначала. Жизнь снова делала крутой поворот и было совершенно непонятно, что меня ждет, резкий взлет или бесконечное падение.

Перед тем, как пойти домой, я зашел навестить родных. Сейчас на нашей вилле жили отец и брат с семьей. Мою комнату отдали племяннику, но я знал, что всегда смогу сюда вернуться.

Я прошел по садовой дорожке между яблонями и открыл массивную дубовую дверь.

На кухне кто-то гремел кастрюлями, пахло жаренной рыбой и пирогами.

Я разделся в узкой прихожей и прошел в гостиную. Отец, как всегда, сидел в кресле с газетой в руках. Он уже давно ничего не читал, но по привычке брал в руки книгу или свежие Ведомости.

Он посмотрел на меня слезящимися глазами.

— Как там погода?

— Нормально, — ответил я, — тепло.

— Зачем пришел, что-нибудь случилось?

— Завтра уезжаю, пришел проститься.

— Куда?

— В столицу.

Отец пожевал губами, отложил газету и задумчиво сказал, — я тебе рассказывал, как бывал в столице во время войны?

— Да.

Он меня не услышал и начал монотонно рассказывать о своем романе с дочкой отставного капитана. Эту историю я слышал множество раз, но прерывать его не стал, а просто сидел на стуле, смотрел на портрет покойной матери и думал о своем.

— …поэтому я с ней не остался, — сказал он и замолчал, прислушиваясь.

— По-моему, твой брат идет. Наверно сейчас позовет нас ужинать.

— Пойду посмотрю, — сказал я, встал и вышел за дверь.

Брат работал учителем в гимназии и часто закрывался в кабинете, чтобы проверить огромное количество тетрадей и выкурить трубку. Жена не разрешала ему курить в гостиной, потому что он любил крепкий дешевый табак, от которого все в доме чихали и кашляли.

Я поднялся по лестнице и постучал.

— Открыто, — крикнул он и я повернул ручку.

В маленькой комнате висело плотное облако табачного дыма. Брат сидел за столом, заваленным ученическими тетрадями и учебниками. При моем появлении он встал и снял очки.

Мы обнялись.

— На этот стул не садись, — сказал он, — развалится. Все собираюсь выбросить, но руки не доходят.

Мы поговорили о разных пустяках, и я рассказал о том, что возвращаюсь на военную службу.

Брат сокрушенно покачал головой.

— Я думал, что для тебя все уже закончилось.

— Я тоже.

Брат служил командиром взвода егерей, был ранен и комиссован в первые месяцы войны. Он вернулся худой и уставший, заросший бородой до самых глаз и долго лечил левую руку, которая и сейчас еще плохо сгибалась.

— Отца видел? — спросил он.

— Прослушал старую историю о его любовных похождениях в столице.

— Он тебя узнал?

— Не думаю.

— Да-а, — протянул брат, — на ужин останешься?

— Нет, — я поднялся, — надо идти, попрощаться с семьей и собраться в дорогу.

Мы тепло простились, я зашел поцеловать невестку и племянника, и ушел. К отцу заходить не стал, он все равно сразу забудет о моем визите.

Эн обрадовалась, когда услышала о моем возвращении на службу. Чем бы не закончилась поездка на Дикий остров, какие бы ужасы мне там не грозили, но это неожиданное назначение давало шанс на возвращение в столицу. Нам нравился остров Хос, семье было хорошо и уютно в доме на побережье, но все это не могло сравниться с нашей яркой столичной жизнью. Я с тоской вспоминал старый город, широкие бульвары, старинные фонтаны, белый мрамор дворцов и сотни роскошных яхт в сверкающей под солнцем бухте. Собирая дорожный саквояж, я думал о том, что как бы не был близок с женой, но рассказывать ей подробности предстоящей экспедиции не стоит. Пусть думает, что я совершенно незаменимый офицер, без которого адмиралтейство не может обойтись и радуется открывающимся перспективам. Многие говорят, что женщины чувствуют опасность сердцем. Это не так. Легкие словно бабочки, они не любят думать о плохом и предоставляют эту возможность мужчинам.

Утро выдалось серое и холодное, над океаном нависли низкие свинцовые тучи. Я никак не мог проститься с семьей и опоздал на пристань. Судно уже стояло под парами и Рок, нахохлившись, как воробей, прохаживался по причалу.

— Вы опоздали, — сурово сказал он.

— Извините.

Капитан был недоволен, его маленькое личико сморщилось, словно он наелся кислых водорослей, лоб прорезали морщины. Накрапывал мелкий дождик, и он поднял воротник пальто.

— Бросайте ваши гражданские замашки, Бур. В армии опаздывать не положено.

Настроение у меня было отличное. Как всегда, в походе, я постарался выбросить из головы нехорошие мысли. Проблемы, страхи и душевные переживания нужно оставлять на берегу или они всю дорогу будут разъедать Вашу душу. Это не всегда получается, но чем быстрее Вы сможете от них избавиться, тем легче пройдет путешествие.

Вечером я успел закончить все дела и оформить бумаги. Удивленный моим возвращением на службу, комендант, без лишних разговоров, выплатил причитающееся жалование и выписал доверенность на получение аттестата, так что проблем с деньгами у Эн не будет. Первый раз за всю нашу совместную жизнь, я написал завещание и заверил его у нотариуса. Никаким особенным имуществом я не владел, поэтому завещал жене, причитающуюся мне по закону, часть родительского дома и все свои вещи. Собственно, в случае моей смерти, она бы и так все получила, но имея на руках завещание все это можно было оформить в два раза быстрее.

— Посадите меня на гауптвахту? — спросил я.

Рок мигнул и недовольно посмотрел на меня.

— Я замерз. Пошли кофе пить.

В маленькой кают-компании кроме нас и стюарда больше никого не было. Мы расположились на кожаных диванах и Рок закурил. Стюард принес кофе и печенье.

— Здесь довольно мило, — сказал я.

— Мило, — проворчал Рок, подливая в кофе коньяк из маленькой карманной фляжки, — Вы говорите так, словно мы не на корабле, а в борделе. Когда придет капитан с помощником, здесь сразу станет тесно. И каюты маленькие.

— Вы поэтому ночевали на берегу?

Рок сделал несколько торопливых глотков.

— Всегда ночую на берегу, если есть такая возможность.

Видя, что я полез в карман пиджака, он торопливо сказал, — очень Вас прошу, Бур, не курите здесь сигары, а то мы задохнемся.

— Хорошо. Тогда дайте папиросу.

Капитан достал портсигар, щелкнул крышкой и протянул мне. Я взял папиросу, смял гильзу и закурил.

— Красивая вещь. Разрешите посмотреть?

— Пожалуйста, — Рок положил передо мной серебряный портсигар. Он был довольно тяжелый, на потемневшей крышке была видна гравировка: «За верность и отвагу».

— Наградили за одну операцию.

Мы надымили. Стюард открыл круглый иллюминатор и в кают-компанию ворвался свежий весенний ветер.

— Закройте, — сказал Рок и зябко поежился, — что-то мне не нездоровиться.

Стюард извинился, закрыл окно и вышел.

— Куда мы направляемся?

— В столицу. Там короткая остановка и сразу к месту назначения.

Каюты и правда оказались тесными, умывальных кабин не было, туалет и душ общие. Кормили плохо. Капитан родом из южных таров был маленький, круглый и все время молчал, его помощник, совсем еще молодой офицер, наоборот болтал без умолку. В жизни его интересовали две вещи — женщины и яхты. С ними было скучно, поэтому я старался, как можно реже бывать в кают-компании.

Наш маленький корабль мчался к столице, Рок хандрил, а я сидел у себя в каюте, спал, читал или курил возле открытого иллюминатора.

Столица встретила нас проливным дождем. Судно пришвартовалось в самом конце причала, поэтому нам пришлось сначала долго идти по бетонному пирсу, а потом еще минут десять ловить извозчика. Рок сунул вознице бумажку с адресом и откинулся вглубь фиакра. Мои бушлат и фуражка промокли насквозь.

— Кошмар, уезжал отсюда светило солнце, а сейчас настоящий потоп.

Я молчал и смотрел по сторонам. Узкие обшарпанные пред портовые улочки сменились широкими проспектами, замелькали вывески дорогих ресторанов и увеселительных заведений. Народу на улицах было мало, все попрятались от дождя и только редкие прохожие быстро шли по своим делам, борясь с выгибающимися от ветра зонтами. Фиакр проехал по бульвару, свернул на площадь Адмиралов и остановился у гостиницы. Здесь в центре, стоимость одного номера могла доходить до двадцати монет в сутки, и я забеспокоился.

— Может быть найдем гостиницу подешевле?

— Ерунда, — Рок полез наружу, — платит адмиралтейство.

В холле к нам сразу подошел распорядитель, и когда узнал, что для нас забронированы два номера в бельэтаже, заулыбался, позвал носильщиков и сам проводил до дверей. Раньше мне никогда не приходилось останавливаться в подобных заведениях. На мой вкус здесь всего было слишком много: мрамора, лепнины на потолке, тяжелых бархатных портьер и канделябров. Номера выходили окнами на площадь. Не раздеваясь, я заглянул в ванную комнату, здесь было все необходимое, от халата до зубного порошка. Больше всего мне понравилось, что от гостиницы до адмиралтейства было рукой подать. Мы переоделись в сухую одежду, развесили мокрые вещи на вешалке и спустились в холл. От завтрака на корабле мы отказались и с удовольствием поели в ресторане «Прибой», который располагался на первом этаже.

— Сегодня у нас с Вами никаких дел нет, а вот завтра к десяти утра нас ждут в адмиралтействе, — сказал капитан, когда мы выпили кофе и расположились на широких кожаных диванах в курительной комнате.

— Спать хочется, я этой ночью глаз не сомкнул.

— Почему? Волнуетесь?

— Я? — Рок рассмеялся, — нет. Не люблю официальные приемы. Говорят, нас хочет видеть президент. Не знаю, как себя с ним вести. Привык знаете ли к адмиралам и прочим солдафонам, а тут штатский. Ума не приложу, чего ему от нас надо.

— Президент, — удивился я, — вот уж никогда бы не подумал, что наши скромные персоны могут его заинтересовать.

— Ну, мы там будем не одни. Завтра состоится встреча офицеров, участвующих в экспедиции.

После завтрака Рок пошел спать.

Я посидел в холле, почитал свежие газеты и выпил чашку кофе.

Гулять по городу в мокром бушлате под проливным дождем не хотелось, поэтому я вернулся к себе.

В огромном номере было темно и тихо. Я отдернул шторы и долго смотрел на залитую дождем площадь и серое здание адмиралтейства. Меня окружала удобная, со вкусом подобранная мебель, роскошные вазы, живые цветы и зеркала, в одной только комнате их было пять штук. В этом отеле любили останавливаться высокопоставленные военные, промышленники и торговцы, все у кого были дела в адмиралтействе. Мне, простому офицеру, здесь было не уютно.

Покидая столицу два года назад, я не надеялся вернуться. Наша экспедиция на Дикий остров закончилась неудачей. Мы выполнили поставленную задачу, нашли адмирала Толя и его отряд, но несколько офицеров подняли бунт, два человека погибли, остальные примкнули к заговорщикам. В результате из ста человек в столицу вернулись только мы с доктором Солом. О судьбе остальных мы ничего не знали.

Рок говорил, что хочет вернуть моряков домой. На Диком острове оставались люди мятежного адмирала Толя и мои десантники. Сколько их, готовы ли они сложить оружие и предстать перед военным трибуналом, не знал никто. Моих людей заставили присоединиться к отряду адмирала обманом. Большинство моряков даже не подозревали о том, что нарушают присягу. Все это я подробно изложил в отчете, сразу после возвращения. С тех пор прошло много времени и мне необходимо было выяснить, считают ли в адмиралтействе моих моринеров предателями или жертвами обстоятельств.

Я надеялся, что мне удастся доказать невиновность нижних чинов и некоторых офицеров. Но правду ли сказал Рок? Представители адмиралтейства редко держали свое слово. Что для них сто человек, когда во время войны они отправляли на смерть сотни тысяч. Я не мог до конца верить капитану из разведки, который хоть и старался всячески завоевать мое расположение, но оставался для меня чужим. Слишком много было всего намешано в этой истории, и мятежник адмирал, и тайные агенты контрразведки.

Как можно было забыть об экспедиции на два года? Почему все это время никто ни разу не вспомнил о ней? Я бы не удивился, если бы узнал, что о дальнем гарнизоне забыли специально, чтобы не портить отчетность, но почему тогда вспомнили именно сейчас, после подписания с вардами пакта о ненападении.

Я не боялся снова оказаться на Диком острове, хотя об этом месте у меня сохранились не самые лучшие воспоминания. Но мне совсем не хотелось оказаться втянутым в очередную мерзкую историю, из-за которой погибнут ни в чем не повинные люди. На многое можно было закрыть глаза во время войны, когда человеческая жизнь стоила не дороже банки консервов или пачки папирос, но сейчас, в мирное время, многое из того, что мы делали тогда, казалось чудовищной ошибкой.

Да, Содружество свободных островов победило в войне, в этот раз мы даже получили достойные трофеи- несколько спорных островов и десяток вражеских кораблей, но сколькими жизнями за это пришлось заплатить.

Рок проспал до самого обеда. Я несколько раз к нему заходил, но дверь оказывалась заперта и на стук никто не отвечал. Я сходил на первый этаж, где в парикмахерской меня постригли и побрили, посидел в холле, разглядывая проходящих мимо постояльцев и выкурил толстую сигару в курительной комнате. Когда капитан проснулся, мы пообедали в гостиничном ресторане и разошлись по своим делам.

Мне нужно было купить кое-какие вещи в дорогу, поэтому я взял извозчика и отправился в старый город. Здесь все оставалось по-прежнему. Иногда мне казалось, что даже если привычный мир рухнет, то старый город со всеми своими лавочками, магазинчиками, палатками и злачными местами, останется в том же состоянии, в котором пребывает уже не одну сотню лет. Казалось, что время здесь остановилось. Я купил сигары и коньяк, подобрал на развале несколько старых книг в потертых переплетах. На одной из них на полях остались пометки, сделанные рукой предыдущего читателя. Помню, как тетя ругала меня за то, что я вечно тащил в дом старые книги.

— Их же читали, какие-нибудь проходимцы, трогали своими руками, — говорила она, брезгливо сморщив нос. Но я справедливо полагал, что книга не может нести в себе ни заразу, ни отрицательную энергию.

Я выпил чаю в кафе и погулял по смотровой площадке. С неба сыпалась мелкая холодная морось, бушлат намок и стал пахнуть мокрой псиной. Я купил все, что мне может пригодиться в дороге, так что оставаться дольше в старом городе не было никакого смысла.

Тяжело нагруженный бумажными пакетами, я взял рикшу и попросил отвезти меня на Канатную улицу к старой церкви. Возвращаться в гостиницу было еще слишком рано. По узким улочкам старого города рикша шел медленно, сворачивая в переулки, когда путь нам преграждали скопления людей, повозок или группы торговцев, выясняющих отношения друг с другом. Страсти здесь кипели не шуточные, но до драки дело никогда не доходило, все заканчивалось взаимными оскорблениями. Торопиться мне было некуда, и я с удовольствием наблюдал эти уличные сценки, похожие на театральные представления.

Приземистая морская церковь была построена еще в прошлом веке на пожертвования прихожан.

Я попросил рикшу меня подождать, купил в лавке при входе пять корабликов и вошел внутрь.

Старухи в черных платках, как всегда сидели вдоль стен и молчали. Как только я уйду, они тут же начнут в голос обсуждать меня. Обращать внимание на старых ворон было глупо. Священники никогда их не прогоняли и в каждой церкви были свои городские сумасшедшие. Иногда они приводили с собой детей, и малыши бегали по всему залу, валялись по полу, но делали все это молча, чтобы не мешать верующим и никогда не забегали в исповедальню.

Я взял при входе маленькую скамеечку, поставил ее у самого края бассейна и сел. Никто ко мне не подходил и не мешал, старухи не шевелились, только шмыгали большими носами и кряхтели. Один за другим я опустил в бассейн кораблики и долго смотрел, как они покачиваются на воде. Пять офицеров оставил я на Диком острове. Что с ними? Живы ли? Сейчас я молился за каждого и просил океан дать мне возможность вернуть их домой.

Я опустил руки в воду и плеснул вслед корабликам. Подхваченные поднявшейся волной они достигли середины бассейна, замедлили ход и остановились, медленно покачиваясь на воде.

Человек — это тот же корабль. Его могут захлестывать житейские волны, трепать ветер, он может разбиться о скалы или наскочить на мель, но пока он не утонул, остается надежда.

Старуха слева от меня громко всхрапнула, и я понял, что пора уходить.

В гостинице меня ждал посетитель. Когда я взял у портье ключ от номера и подошел к двери, со стула поднялся доктор Сол и приветствуя меня, махнул мокрой шляпой.

— Добрый вечер! Я жду Вас уже полчаса.

— Добрый вечер, — ответил я, открывая дверь, — заходите. Как Вы узнали, что я здесь остановился?

— Капитан Рок сказал. Он сегодня был у меня.

Сол вошел в комнату и с интересом огляделся.

— Роскошные апартаменты.

— Завидуете?

— Немного.

Он разделся, повесил пальто и шляпу на вешалку, сел на стул и потер костлявые руки.

— Я очень рад Вас видеть.

— Я тоже. Выпить хотите?

— Не откажусь, — доктор шмыгнул носом, — ужасная погода.

Я взял в буфете рюмки, разлил коньяк и дернул шнур для вызова прислуги. Когда пришла горничная, я заказал кофе и бутерброды.

Мы сидели друг на против друга, пили коньяк и не торопились начинать разговор. От Рока я уже знал, что доктор дал согласие участвовать в экспедиции.

— Я рад, что мы поплывем вместе, — наконец сказал Сол.

— Я тоже, — сказал я, — чем Вы занимались все это время?

— Работал в больнице, здесь в столице.

Два года назад мы расстались не очень хорошо. Сол злился на меня. Он считал, что я бросил на произвол судьбы артиллерийского лейтенанта. Мы покидали Дикий остров в спешке, боялись погони, и я решил не дожидаться отставшего офицера. Согласен, поступок не самый лучший, но на карту были поставлены наши жизни и секретное донесение, которое я должен был передать.

Видимо доктор еще испытывал определенную неловкость, общаться, так же свободно, как раньше у нас не получалось.

— Скажите, — спросил Сол, — почему Вы согласились отправиться в эту экспедицию?

— Хочу вернуть своих людей домой.

Доктор кивнул, каким-то своим мыслям и стал набивать трубку.

— А Вы? — спросил я.

— А меня, собственно, никто не спрашивал, — доктор улыбнулся, — пришел Рок и сказал, что меня призывают на военную службу. Он конечно поинтересовался, не против ли я, но так для порядка.

— Со мной было тоже самое.

Доктор раскурил трубку и выпустил струю ароматного дыма.

— Не скажу, что я сильно обрадовался, но, когда узнал, что Вы тоже едете, подумал, что должен быть рядом с Вами.

Я прекрасно понимал, что все это красивые слова. Возможно они довольно точно передавали эмоциональное состояние доктора, но в данном случае от него ничего не зависело. Мы жили в милитаристическом государстве, которое всегда балансировало на грани войны и каждый гражданин мог быть призван в армию в любое время. Отказаться нельзя. Просто среди людей воспитанных, было принято передавая повестку, спрашивать готов ли призывник отдать свой долг родине. Это частично снимало ответственность с рекрутера, согласился добровольно, значит, если убьют на войне, сам виноват, насильно никто не тащил. Как правило соглашались все, потому что судьба отказника была не завидна, сам пострадаешь и семье достанется.

Горничная принесла поднос, поставила его на стол, сделала книксен и вышла. Я снял салфетку.

Маленький кофейник был рассчитан на две чашки, а на большой сверкающей тарелке лежали четыре крошечных бутерброда. В столице всегда так, заказывая какое-нибудь дорогое блюдо, ты рассчитываешь на большую порцию, а тебе приносят маленький кусочек, правда оформленный, как произведение искусства.

— Как Вы думаете наши друзья все еще живы? — спросил Сол.

Я поперхнулся. Из пяти оставшихся на острове офицеров трое участвовали в мятеже.

Я готов содействовать их возвращению домой, но не стал бы называть их друзьями.

— Если Вы имеете в виду Тара и Муки, будем надеяться, что они еще живы, а до остальных мне нет никакого дела, — ответил я.

— Я имел в виду всех, кого мы оставили на Диком острове, — сказал доктор, слово «всех» он особенно выделил, — когда придет десант им не поздоровиться, думаю, что их арестуют и будут судить.

Я не ответил.

— Вы могли бы помочь им избежать суда.

Вот оно что! Я встал и прошелся по комнате. Сол не только доктор, но и монах, член тайного религиозного общества. Он уже давно всех простил и наверно молился все это время о наших бывших сослуживцах. Простил им смерть интенданта и артиллериста, наше поспешное и постыдное бегство, простил предательство и коварство. Очень трогательно. Вот только это меня, а не его, отравил и держал в темнице мой бывший близкий друг со своими помощниками.

Я сам часто думал о том, что придется пережить нашим бывшим сослуживцам, когда они попадут в руки контрразведки, а в том, что это рано или поздно случиться, я не сомневался. Мы вместе воевали и многое пережили. Если бы они сами перешли на сторону врага, это было бы еще пол беды, но обманом они втянули в это почти сотню сержантов и рядовых, которым еще предстоит ответить за чужие грехи.

Я вернулся к столу, разлил коньяк и выпил не чокаясь.

— Это невозможно. В адмиралтействе лежит отчет, в котором все указанно. Я подробно описал действия каждого участника экспедиции. Их будут судить. Молитесь, чтобы трибунал проявил милосердие.

Доктор ничего не ответил и постарался сменить тему. Зная Сола, я понимал, что от своих попыток надавить на меня он не откажется и, рано или поздно, постарается вернуться к нашему сегодняшнему разговору. Мы посидели еще пол часа и Сол засобирался в дорогу, у него еще оставались дела в больнице.

— Не могу просто так уехать, — сетовал доктор, — нужно найти замену. Кажется, мне удалось договориться с одним молодым врачом, но окончательного согласия он еще не дал.

— Ничего, увидимся завтра на приеме.

— Нет, что Вы, — Сол заулыбался, — младших офицеров не пригласили, так что я буду ждать Вас на корабле.

Я проводил доктора до дверей и долго смотрел, как он бредет под дождем в сторону бульвара.

Вечером ко мне зашел капитан.

— Добрый вечер Бур. Не желаете поужинать?

Мы спустились в ресторан. Все столики оказались заняты и нам пришлось ждать пока места освободятся. Видимо здесь привыкли ужинать не только постояльцы, но и столичные гурманы.

— Безобразие, — ворчал Рок, — переделал кучу дел, с ног сбился, бегая по городу, а тут такое.

Когда мы наконец смогли сделать заказ, было уже около восьми. Уставший пожилой официант обслужил нас, на удивление, быстро. Нам достался столик у стены. С моего места был виден вход и кусочек коридора, в котором посетители ждали своей очереди. Настроение у капитана было скверное, поэтому за едой мы почти не разговаривали.

— Ко мне сегодня приходил доктор Сол, — сказал я, когда мы перешли в курительную комнату.

— Да? Интересно. Ну, Вы же, кажется, друзья.

— Раньше дружили, теперь не знаю.

— Ничего, — капитан ухмыльнулся, — экспедиция на Дикий остров Вас окончательно помирит.

— Вы думаете?

Рок раздавил папиросу в пепельнице, встал и наклонился ко мне.

— Вы верите в предчувствия, Бур?

Я смотрел на него и видел, что капитану явно не по себе. Весь переход от острова Хос ему нездоровилось и в гостинице он все время спал, видимо еще не оправился от болезни.

— Верю.

— И я верю. Так вот, — капитан наклонился еще ниже, к самому моему уху, — у меня самые отвратительные, самые ужасные предчувствия.

Он выпрямился, вытер выступивший на лбу пот и сказал, — я пошел в номер. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

В курительной комнате я остался один. Когда дверь за капитаном захлопнулась, я встал с дивана, отдернул занавеску и открыл окно. В комнату ворвался холодный весенний ветер. Пахло дождем, океаном и большим городом. Я смотрел на спешащих по своим делам пешеходов, на лужи, на размытые отражения газовых фонарей. В такую погоду у меня начинало болеть колено. Старые раны иногда давали о себе знать, но нога, почему-то, реагировала именно на сырость. Я стоял у открытого окна, пока не замерз. Довольно часто мы оказывались на вражеской территории без элементарных удобств и крыши над головой. Один знакомый офицер сказал мне, что самое скверное воспоминание о войне у него связанно с холодом, когда изо дня в день ты ходишь в сыром бушлате и не можешь согреться. Я зябко поежился и вспомнил наш партизанский рейд в октябре 19… года.

Рок мог сколько угодно говорить о своих предчувствиях, но у нас с ним разные страхи. Боевому офицеру и штабному трудно понять друг друга. Интересно было бы посмотреть на него посреди болота под проливным дождем.

— Предчувствия у него, — проворчал я и закрыл окно.

На острове Мон не было хороших дорог, собственно там вообще ничего не было, кроме пристани и двух лесопилок. На огромном, сплошь покрытом лесами, острове варды заготовляли древесину. Лесопилки снабжали строительным материалом и дровами почти весь юг. Когда мы высадились, никто не оказал серьезного сопротивления. Егерей, которые пытались организовать оборону, мы разоружили и заперли в подвале.

— Ты посмотри, чем они собирались с нами воевать, — сказал Бад, показывая мне охотничью двустволку.

— Нормальное оружие, — ответил я, — если бы мы не захватили их в врасплох, то могли потерять несколько человек.

Десант высадился ночью в темноте и сразу захватил рабочий поселок, где кроме небольшого гарнизона и лесорубов никого не было. Во время высадки пострадали два десантника и трое егерей. Я попросил доктора ими заняться, все были ранены легко.

Морина готовилась к обороне. В случае серьезной атаки пристань мы бы все равно не удержали, поэтому все силы я сосредоточил вокруг поселка. Местное население из крайних домов выселили, на единственной дороге устроили заграждение из бревен, а в местах возможной атаки отрыли окопы в полный профиль.

Приказ адмирала Крола застал нас на отдыхе. Поредевшую после продолжительных боев морину отвели на переформирование. Мы скучали в казарме, отъедались и отсыпались. Погода испортилась, и мы надеялись, что нас оставят в покое. Осенью и зимой военные действия замирали, никто не хотел воевать в бушующем океане и сидеть в промерзших окопах.

На совещание, которое проходило в особняке городского главы, собрались командиры трех десантных морин. Бывший хозяин ушел вместе с вардовским флотом, и штабные интенданты реквизировали для Крола опустевший дом.

— Садитесь господа, — адмирал указал на расставленные полукругом стулья, — у меня для Вас есть важное поручение.

Мы молча расселись и приготовились слушать. Адмиралу не здоровилось, он кашлял и сморкался в большой несвежий платок. На столе стояли флаконы с какими-то медицинскими снадобьями.

— Сейчас идет война на износ, — говорил Крол, — у кого больше ресурсов, больше сил тот и победит. Мы должны наносить врагу молниеносные точечные удары, выводить из строя корабли и живую силу, взрывать заводы и склады. Мы должны создать у вардов в тылу кровавую мясорубку, чтобы они не могли перебрасывать подкрепления к первой линии обороны.

Идею о проведении операций в тылу врага штабные высказали уже давно. Я знал, что некоторые офицеры подавали служебные записки с предложениями о заброске на вражескую территорию специально подготовленных боевых групп. Было несколько неудачных попыток, после которых разговоры на эту тему прекратились. Мы внимательно слушали адмирала. На словах все было легко и просто, но на деле прорваться через первую линию обороны было практически невозможно. Легкие крейсера вардов бороздили океан и готовы были разделаться с любым десантным судном, попавшимся у них на пути.

— В нашем распоряжении оказалось несколько трофейных буксиров и катеров. Мы высадим десанты здесь, — Крол показал несколько островов на карте, — и здесь. Сейчас, после капитуляции островов Копу и Нод, появилась возможность пройти незамеченными прямо у вардов под носом.

Я хорошо понимал, о чем идет речь. Два острова были захвачены, один находился в осаде. Наша эскадра не препятствовала бегству гражданских судов. Все причалы заполонили беженцы. Забитые до отказа буксиры, катера и просто парусные лодки уходили подальше от войны. На трофейных катерах, подняв вардовский флаг можно было попробовать затеряться в этом потоке.

— Вы должны посеять в тылу панику, чтобы на борьбу с Вами бросили, как можно больше кораблей. Взрывайте заводы и склады, лесопилки и причалы, топите корабли военные и гражданские.

Адмирал прервался, перевел дух и высморкался. В дверь заглянул молодой офицер. Крол махнул ему рукой. Адъютант быстро вошел, держа в руках накрытый салфеткой поднос, поставил его на стол и принялся разливать кофе.

— Угощайтесь господа, — сказал адмирал, устраиваясь в кресле.

Понимая, что официальная часть закончилась, офицеры зашевелились, стали переглядываться, кто-то встал и направился к столу.

Я смотрел на адмирала и вспоминал, как стоял перед ним после боев на линии Мо оборванный и грязный. Я провел на гауптвахте три дня, и мне не давали ничего, кроме миски пустого супа раз в день, а у Крола на столе в хрустальной вазе стояло печенье и пахло молотым кофе. Тогда он и не думал меня угощать, даже не предложил сесть, и я чуть не потерял сознание от голода и одуряющего аромата.

— Возможности прийти к Вам на помощь у меня не будет, — сказал адмирал, — Во вражеском тылу Вы будете предоставлены сами себе. Думайте, готовьте пути отхода. Мне нужно, чтобы Вы продержались на захваченном острове два дня и стянули на себя, как можно больше кораблей. Два дня, — повторил Крол, — потом делайте, что угодно, прячьтесь, бегите, сдавайтесь в плен.

Офицеры молчали. Предстоящий поход мы представляли себе иначе. Молниеносная операция в тылу врага, мы высаживаемся, захватываем остров, взрываем и сжигаем все самое ценное и опять в океан, подняв пиратский флаг. Наскочили, ударили и ушли. Но у Крола были другие планы. Он собирался пожертвовать нами, чтобы варды оттянули корабли с передней линии обороны и завязли на несколько дней.

— Есть вопросы, предложения?

Супер-лейтенант Гас, командир седьмой морины, бросил на меня быстрый взгляд. Я покачал головой. У меня вопросов нет. Все понятно. Офицеры потерянно молчали. Адмирал поставил чашку и блюдце жалобно звякнуло.

— За работу, господа.

Все встали и отдали честь.

Крол попросил меня задержаться.

Все вышли, адъютант аккуратно прикрыл за собой дверь. Адмирал подошел к столу, сел и принялся набивать трубку. Я остался стоять и терпеливо ждал. За окнами, под холодным осенним ветром, качались тополя.

— Вы должны захватить остров Мон. Гарнизона там нет, так что серьезного сопротивления Вы не встретите.

— Слушаюсь.

Адмирал принялся раскуривать трубку, по комнате поплыл голубоватый дымок.

— Вам достанется, Бур. На этом острове варды берут лес. Конечно это не железо, не снаряды и не уголь, но в нашем положении даже маленький укол в вардовскую шкуру может принести результат. Захватив остров Вы сильно разозлите наших врагов. Продержитесь два дня.

Я молчал. Даже если на острове нет серьезного гарнизона и высадка пройдет успешно, как только о нападении станет известно, нас сотрут в порошок. Невозможно удержаться силами одной морины против целой армии. Остров Мон в глубоком тылу, уходить будет некуда. Мы все останемся на этом проклятом кусочке суши или попадем в плен.

Крол встал и подошел ко мне в плотную.

— Я очень рассчитываю на Ваше везение, Бур. Сделайте все, как надо и награда будет достойной.

— Слушаюсь, — я вытянулся и отдал честь, — разрешите идти.

— Идите.

Я повернулся и вышел.

Интересно, какая награда полагается мертвецам, кроме холщового мешка и ядра с крепкой веревкой?

Места на буксирах не очень много, поэтому десант размещают прямо на палубе. Летом в теплую погоду это не страшно, но сейчас в октябре было очень холодно. Люди жались друг к другу и старались садиться так, чтобы оказаться спиной к ветру. Мы с Бадом стояли на мостике и слушали, как капитан отдает распоряжения. На моряках были теплые кожаные куртки, меховые шапки и перчатки, поэтому на нас они смотрели с жалостью. Короткий бушлат и башлык плохо спасали от осеннего дождя и ветра.

— Спускайтесь вниз, — сказал помощник капитана, — никуда Ваши десантники с палубы не денутся.

— Иди, — я ткнул Бада в бок, — и возьми с собой доктора.

Морина разместилась на двух трофейных буксирах. Мы шли под вардовским флагом и надеялись на то, что нас примут за своих. Пока все было спокойно. Несколько бронированных катеров, по приказу адмирала, устроили небольшую заварушку, отвлекая от нас внимание. Справа со стороны ближайшего острова доносились артиллерийские залпы. Спасаясь от холода, я закрыл башлыком всю нижнюю часть лица, оставив открытыми только глаза, а руки убрал в карманы бушлата. Очень хотелось курить, но при таком ветре это было не просто.

Когда Бад и доктор вернулись, я тоже спустился погреться. Замерзшие ноги не слушались, и я чуть не упал на лестнице. В маленькой кают-компании было сильно накурено. За столом сидел пожилой матрос, который угостил меня кофе. Я не стал раздеваться, только опустил башлык.

— Скоро придем, — сказал моряк.

— Хорошо бы, — я обхватил замерзшими пальцами горячую чашку.

— Давно воюете? — спросил он.

— Второй год, а Вы?

— Вторую войну.

Высадка прошла в полной темноте. Мы прыгали в ледяную воду и бежали к берегу. Охрана не ожидала, что в такую погоду, кто-нибудь рискнет высаживать десант, поэтому на пристани даже не было часовых.

Ко мне привели егерь-лейтенанта. Он был без фуражки, в шинели с оторванными пуговицами и с разбитыми губами.

— Здравствуйте, — сказал я.

Лейтенант не ответил, только дернул головой. На вид ему было около тридцати. Он стоял прямо, широко расставив ноги и высоко задрав подбородок, наверно думал, что его расстреляют.

Бад сидел за столом, курил и внимательно разглядывал вардовского офицера.

— Садитесь любезный, — сказал он, — не стройте из себя героя, никто Вам ничего не сделает.

— Я постою.

Мы хорошо понимали друг друга, языки очень похожи. Лейтенант говорил с акцентом, проглатывал окончания слов.

— Вам ничего не угрожает, — сказал я, — с пленными мы не воюем. Я прошу ответить на некоторые вопросы, после чего Вас отведут к Вашим людям.

— Я не буду говорить.

Вардовский офицер уставился в пол. О чем бы он не думал, наверно это были не веселые мысли.

Не знаю, как бы повел себя на его месте. Героизм хорошая штука, пока тебе не целятся в затылок.

Я открыл дверь и высунулся в коридор.

— Часовой!

Вошел моринер и отдал честь.

— Отведи лейтенанта к остальным пленным.

— Слушаюсь.

Перед выходом офицер оглянулся и посмотрел на меня. От этого взгляда по спине пробежали мурашки.

— Напыщенный идиот, — сказал Бад, когда дверь за пленным закрылась, — надо было сказать, что мы его расстреляем.

— Зачем? В сущности, он нам не нужен. Не думаю, что егерь-лейтенант сможет нам поведать о планах вардовских адмиралов.

— Все равно идиот, — сказал Бад, — если бы он ответил на твои вопросы, я бы угостил его чаем.

День прошел спокойно. Мы пересчитали лодки и закрепили их цепями, чтобы местные не могли уйти с острова и подать знак военным. Деревенский старшина поклялся здоровьем матери, что все лодки на месте. Три самых больших баркаса спрятали в укромной бухте в лесу, на случай, если придется отходить. В казарме нашлись трофейные шинели, многих егерей взяли прямо с постели и отправили в подвал без верхней одежды, и я распорядился переодеть часовых. Теперь со стороны могло показаться, что остров охраняют вардовские егеря.

Я понимал, что рано или поздно наш обман раскроют.

— Если они ударят с воды, и обойдут со стороны леса, нам не удержаться, — говорил Бад.

Я был с ним полностью согласен, поэтому пока у нас было время, старался превратить поселок в настоящую крепость. Мы копали траншеи и делали блиндажи, тем более, что вокруг было полно приготовленных бревен и досок. Местные жители сидели по домам, нам на глаза они старались не попадаться.

Утром меня вызвали на пристань. Я накинул прямо поверх бушлата трофейную шинель и вышел из штаба. Проходя мимо подвала, я заметил нескольких егерей, которые прильнули лбами к стеклу. Увидев меня, они отошли от окна. Мы кормили их два раза в день и давали дрова для обогрева помещения. Не знаю, как варды содержат наших пленных, но у егерей было все, что нужно, по крайней мере в подвале было лучше, чем на центральной гауптвахте, где мне приходилось сидеть.

— Корабль идет, — сказал моринер — лейтенант Маф, командир первого взвода. Он дежурил с раннего утра и порядком замерз. Из старых офицеров со мной остались только Бад и Гат. Интенданта Коса временно прикомандировали к штабу, доктора Сола отправили на курсы полевой хирургии, а Тар все еще лечился в госпитале.

Я достал подзорную трубу. Это был небольшой кораблик, вроде наших буксиров, который на время военных действий превратился в военное судно. На носу установили пушку, а команде раздали стрелковое оружие. Интересно, что ему здесь надо? Может быть он везет новую смену егерей или продовольствие?

Я очень рассчитывал на то, что нас еще не обнаружили. В конце концов остров Мон находится в стороне от линии противостояния и, по мнению военных, не представляет никакой ценности.

— Людей в траншеи, — сказал я лейтенанту, — только тихо, без свистков и трубы, пошлите вестового в казарму.

Артиллеристы разместились в небольшом домике, который стоял с краю поселка, ближе всего к вырытому капониру. Я распахнул дверь и низко нагнув голову, вошел внутрь. Старый бревенчатый дом делился на две комнаты, в первой возле печки сидел моринер-лейтенант Гат и курил.

— Здравия желаю, — он торопливо затушил папиросу, надел фуражку, встал и отдал честь.

— Здравствуйте, — ответил я, — собирайтесь, у нас гости.

Мы вышли на улицу и стали смотреть на приближающийся корабль.

— Легкая добыча, — сказал Гат, складывая подзорную трубу, — брони у него нет.

На время операции нашу 37-милиметровую пушку заменили сорокапяткой, так что артиллерист не боялся встречи даже с бронированными катерами. Я его уверенности не разделял, поэтому промолчал.

— Атакуем, когда подойдет на расстояние выстрела или Вы хотите, чтобы он причалил? — спросил лейтенант.

— Нет. Не хочу. Когда подойдут поближе, открывайте огонь.

— Есть, — весело сказал артиллерист и пошел поднимать расчет.

Я оставил шинель в доме и спустился в траншею. Серьезного боя можно было не опасаться. Совершенно очевидно, что корабль один, нападения капитан не ждет, так что приближающееся судно действительно было легкой добычей.

— Пусть второй взвод займет позиции у леса, — сказал я Баду.

— Зачем? — удивился мой заместитель, — неужели ты думаешь, что кто-нибудь додумается высадить десант?

— Пусть второй взвод встанет у леса, — твердо повторил я, — на всякий случай.

— Хорошо, — Бад кивнул и придерживая шпагу, быстро пошел по траншее.

Я огляделся. Справа далеко в океан выступал лесистый мыс, и я пожалел, что не отправил на него наблюдателей.

Артиллеристы заняли свои места. Кораблик резво бежал по волнам. Вчера Гат специально проверял маскировку позиции, выплывая на лодке в океан. Я был уверен, что с воды нас не видно.

Ход буксира замедлился и вдруг над бухтой раздался протяжный гудок.

Моринеры забеспокоились и стали выглядывать из траншеи.

— Пригнуться! — громко сказал я, — всем пригнуться. Не высовываться.

Я достал подзорную трубу и уставился на кораблик. Что его могло насторожить, отсутствие груженных барж, которые вчера утянули за собой наши буксиры или все-таки траншея была не так хорошо замаскирована, как мне казалось?

Наконец кораблик опять ускорил движение, он шел прямо на нас, и я заметил, что артиллерийский расчет занял свое место у носового орудия.

Местный староста все-таки успел отправить гонца на соседний остров, пока мы разоружали егерей. Он греб всю ночь и совершенно выбился из сил. Пока лесоруба вытаскивали из лодки, пока поняли, о чем он говорит и доставили к адмиралу, прошло много времени. Известие о том, что рядом высадился вражеский десант, вызвало в штабе настоящий переполох. Группу катеров, предназначенных для спасения осажденного острова Шен, срочно отправили разобраться с нами. План адмирала Крола сработал.

Мы держались второй день. Бронекатера нависли над пристанью, слева на мысу высадился десант и несколько раз атаковал наши позиции. Потери были большие и стало совершенно очевидно, что поселок мы не удержим.

— Нужно уходить сейчас. Потом будет поздно, — говорил Бад.

Мы сидели в блиндаже, курили и слушали, как снаружи рвутся снаряды.

— На воде они нас потопят, остров окружен.

— Может быть проскочим?

Лицо Бада было перемазано в земле, рукав бушлата разорван осколком.

— Бухта, в которой мы спрятали баркасы, блокирована. Нас расстреляют, как мишени в тире, — ответил я и потер переносицу. Болела голова, глаза слезились от дыма. Воткнутый в землю факел отчаянно чадил, а света почти не давал.

Бад затушил папиросу в самодельной пепельнице.

— Что ты решил?

Я развернул карту. Пути отхода я продумал уже давно. Варды перекрыли нам выход к воде, значит надо уводить людей в лес.

— Ты взрываешь лесопилки и уводишь первый и третий взвод — вот сюда, — я показал пальцем на небольшую группу строений помеченных на карте. Судя по заметкам на полях, это был заброшенный поселок лесорубов. До него конечно еще надо было добраться, но зато там можно было оборудовать временную базу.

— Пленных отпустить. Я остаюсь и буду прикрывать отход. Все, — я встал, — уходим прямо сейчас.

Над блиндажом громыхнуло и с перекрытия посыпался песок.

Я вышел в траншею и огляделся. Стемнело. Крайние дома горели. Здание казармы было разбито и дымилось. Сразу после первого обстрела я приказал вывести из подвала пленных егерей и разместить в одном из блиндажей. Получается, что я спас им жизнь. Со стороны лесистого мыса было тихо. Последняя атака была отбита около часа назад. Я прошел по траншее, свернул направо и оказался на позиции артиллеристов. От расчета осталось три человека. Гат был легко ранен. Он был без фуражки, голова перемотана грязным бинтом. Снаряды давно кончились, поэтому артиллеристы сидели в маленьком блиндаже, курили и ждали приказаний. При моем появлении они встали и отдали честь.

— Командира второго взвода не видели? — спросил я.

— Никак нет.

— Мы уходим. Возьмите оружие, личные вещи и пробирайтесь вдоль домов в сторону леса. Далеко не уходите, дождитесь остальных.

Десантники стали торопливо собираться.

— Значит уходим? — спросил Гат.

На воде догорал вардовский катер, его медленно сносило к берегу. Остальные не спешили подходить и обстреливали наши позиции издалека.

— Да. Делать здесь больше нечего.

— По воде не уйти?

— Нет.

Я развернулся и пошел искать командира второго взвода. Моринер-лейтенант Хел, был старше остальных офицеров, успел повоевать, поэтому я решил оставить его прикрывать отход. Молодой не обстрелянный офицер мог испортить все дело, погибнуть сам и погубить людей. Мне нужен был человек расчетливый и хладнокровный. Характер у лейтенанта был скверный, его перевели ко мне из гвардейской морины, почти перед самой операцией, за пьянство и рукоприкладство. Толком познакомиться мы не успели, но послужной список у него был хороший. Полевые командиры мало походили на кисейных барышень, поэтому пьяные геройства лейтенанта меня мало беспокоили, а судя по отзывам, воевать он умел.

Хела я нашел в траншее. Он сидел на дне окопа и ел.

— Здравия желаю, — сказал он с набитым ртом и козырнул. Вставать он не стал и, отдавая честь, ложку из руки не выпустил.

Я присел рядом и облокотился о стенку окопа.

— Мы оставляем позиции. Вы с отделением будете нас прикрывать. Продержитесь один час. Если варды полезут, постреляйте для острастки и отходите.

— Геройски умирать не надо? — спросил лейтенант.

Он отставил в сторону пустую консервную банку и смотрел на меня с нагловатой ухмылкой.

Я достал из планшетки карту острова, разложил ее на коленях, посветил фонариком и ткнул пальцем в кривую линию.

— Я буду ждать Вас вот здесь, на холме. Если варды пойдут за Вами, мы их встретим.

— Значит не бросите нас?

Возле бруствера разорвался снаряд и нас засыпало землей.

— Когда прижмут, оставляйте позиции и уходите. Морина будет пробираться вот сюда, — я стряхнул песок с карты и показал место.

— Слушаюсь, — Хел отдал честь.

— Отберите людей понадежнее, я сейчас вернусь за остальными.

Два взрыва прогремели один за другим, дрогнула земля, это лесопилки взлетели на воздух. Горящие склады освещали поселок и небольшой участок берега.

Я вернулся в блиндаж. Воткнутый прямо в землю факел почти погас. На пустых патронных ящиках лежал мой ранец и трофейная двустволка с патронташем. Я взял вещи и вышел.

Бад с основной группой уже ушел. Заброшенный поселок не самое надежное укрытие, но оставаться в осеннем лесу без крыши над головой верное самоубийство, тем более что у нас были раненые. До места назначения они дойдут за несколько часов. Оставаясь прикрывать отход, я дал им небольшую фору по времени. Конечно, если варды прочешут лес, то нас непременно найдут, но не думаю, что они решатся на поиски ночью. Остров большой, мест где можно укрыться много. Скорее всего нас начнут искать не раньше завтрашнего утра.

Я расположил людей на вершине холма, сразу за дорогой. Место было хорошее, склон со стороны леса пологий, со стороны деревни крутой. Я собирался дождаться Хела и, в случае чего, прикрыть его отход. Гат и артиллеристы остались со мной.

Карабины пушкарям не полагались, расчет вооружен револьверами, так что толку от них было мало, но прогонять их я не стал.

Похолодало, ветер усилился. Время тянулось очень медленно и скоро я начал замерзать. Гат сидел рядом в небольшой ложбинке. Он нахохлился, закутался в башлык, а руки спрятал в карманы.

— Холодно, — пожаловался он.

— Как Ваша голова? — спросил я.

— Болит.

Катера перестали обстреливать берег и наступила зловещая тишина.

— Что это они, — спросил, какой-то десантник, — неужели отошли?

— Снаряды кончились, а может быть берегут, видят, что мы не отвечаем, — ответил Гат.

Я вглядывался в темноту. Отсюда наших укреплений было не видно, здание ратуши закрывало пристань и, хотя я был уверен в том, что катера еще не причалили и не высадили десант, ощущение надвигающейся беды стало острее. Неожиданно со стороны поселка раздались одиночные выстрелы и в освещенном пространстве мелькнули темные фигуры. Несколько человек бежали прямо на нас, вот один развернулся и выстрелил назад из карабина.

— Приготовиться, — сказал я.

Бомбардиры рядом со мной зашевелились и подползли поближе.

В подзорную трубу стало видно, что по главной улице убегают моринеры, но преследователи пока скрывались в темноте.

Я сполз вниз, достал из кармана часы и посветил фонариком. Хел продержался сорок семь минут, вполне достаточно для того, чтобы морина успела забраться поглубже в лес. Я с тоской посмотрел на голые стволы деревьев и подумал, что пробираться через бурелом в полной темноте, таща на себе тяжелое снаряжение будет не просто.

Стрельба усилилась, где-то в районе пристани грохнула граната. Я вернулся на вершину и огляделся. Складывалась такое ощущение, что отряд Хела разделился на две группы, одна удерживала берег, другая отступала к лесу. Прямо на нас бежали три человека, они не стали забираться по крутому откосу, а побежали вдоль холма в сторону ближайших кустов.

— Рядовой, — я дернул за рукав десантника, — иди перехвати их.

Моряк кивнул и побежал вниз.

Нам оставалось только ждать, помочь отступающему отделению мы не могли.

В свете горящих построек заметались темные фигуры, опять послышались выстрелы, только на этот раз из револьвера, громыхнула граната, и мы увидели двоих, офицера и рядового, который тащил на себе разряженную бомбарду. Офицер на ходу развернулся и выстрелил из револьвера три раза в темноту.

До спасительных кустов оставалось всего несколько метров, когда десантник споткнулся и упал, выпустив бомбарду из рук, а офицер неожиданно отпрыгнул в сторону и покатился в придорожную канаву. Из темноты выбежали вооруженные люди, и я приказал открыть огонь.

Бомба взорвалась прямо под ногами у преследователей, одного откинуло в сторону, несколько человек упали, остальные замешкались и попали под ружейный огонь. Для моей трофейной двустволки было далековато, поэтому стрелять я не стал. Наткнувшись на неожиданное сопротивление варды подхватили раненых и отошли в темноту, на дороге остались четыре тела.

Сзади послышалось тяжелое дыхание. Я оглянулся и увидел моряков, которых вестовой перехватил в лесу и привел к нам.

Лиц я разглядеть не мог, поэтому спросил, — второй взвод?

— Так точно, — ответил один, — нас в заслоне оставили.

— Что там произошло?

— Десант высадился.

Варды затаились в тени домов и преследовать беглецов не спешили. Задача была выполнена, морина успела уйти в лес, и я приказал отступать. Внизу мы столкнулись с лейтенантом Хелом. Он был цел и не вредим, хотя изрядно вымок, падая в канаву.

Рок разбудил меня рано. Он долго и настойчиво стучал в дверь, пока я не открыл.

— Доброе утро!

Капитан был хмур и подтянут. На ночь он, скорее всего, надевал сеточку для волос, потому что прическа выглядела идеально.

— Давайте позавтракаем, — сказал он, — сомневаюсь, что в адмиралтействе догадаются нас накормить.

Я не возражал. Есть не хотелось, но нужно было выпить кофе.

Сидя за столиком, я смотрел, как за окном льет дождь. Говорили, что такая погода продлится еще несколько дней.

Ресторан только открылся, посетителей еще не было. Не проснувшийся до конца официант, перепутал наши заказы и Рок сурово его отчитал. Он заметно нервничал и даже не пытался этого скрывать.

— Извините, что рано разбудил, но времени мало. Сейчас нам доставят форму и что там еще полагается по этикету. Надо успеть собраться, — раздраженно говорил капитан.

— Боитесь опоздать?

— Боюсь.

Нас не просто призвали на военную службу, но и повысили в звании. Для приема на высочайшем уровне недостаточно нацепить новые погоны, на старую полевую форму. Наши парадные мундиры должны были доставить с минуты на минуту.

Я прекрасно понимал раздражение капитана, так как сам терпеть не мог официальные приемы. На мне мундир всегда висел мешком, а длинная придворная шпага только мешала.

— Кажется, Вам теперь полагаются эполеты? — спросил я Рока.

— Издеваетесь? А у Вас аксельбант, будет болтаться, как…, - капитан выругался и сделал неприличный жест.

За час до церемонии курьер доставил все необходимое. Мы переоделись и спустились в холл.

В высоких зеркалах отражались два блестящих офицера.

— Хорошо смотритесь, Бур, — сказал капитан, вернее уже супер-капитан. Он наконец успокоился и теперь разглядывал свое отражение с видимым удовольствием.

— Никогда не думал, что буду так радоваться повышению по службе.

— Неожиданному повышению, — добавил я.

— Да, точно. Признаться, на гражданке мне ужасно надоело копаться в огороде. Я Вам скажу по секрету, скука смертная.

Капитан при большом везении мог бы выбиться в майоры и даже адмиралы. В моем случае все обстояло иначе. Десантный офицер мог стать командиром морины, но на этом его карьерный рост заканчивался. Из моего звания убрали приставку моринер и повесили на правое плечо аксельбант, только и всего. Я уже и так забрался на самый верх, дальше двигаться было некуда.

К назначенному времени мы прибыли в адмиралтейство и сразу попали в руки старшего коменданта. После проверки документов и оформления пропусков, нас провели по винтовой лестнице на второй этаж и оставили в маленькой уютной гостиной. В этом крыле адмиралтейства я никогда не был, видимо оно соединялось скрытыми переходами с президентским дворцом.

В комнате уже были два офицера, лейтенант разведчик и супер-лейтенант-моринер, примерно одних со мной лет.

— Здравствуйте господа, — Рок картинно выступил вперед и стал представлять нас друг другу.

— Супер-лейтенант, Бур, супер-лейтенант-моринер Дос, лейтенант Пуи.

Мы поздоровались. Разведчик крепко пожал мне руку, сильный и ловкий он чем-то неуловимо напоминал акулу, хищно улыбался и не стеснялся смотреть прямо в глаза. Десантник был высокий голубоглазый великан, подавая руку он не стал напрягать мышцы и сунул мне в ладонь вялую влажную кисть, похожую на щупальце осьминога.

Через несколько минут дверь открылась и появились морские офицеры. Впереди шел супер-капитан, лет сорока пяти, высокий, худой, с копной соломенных волос, торчащих из-под фуражки в разные стороны, за ним шли лейтенанты и в самом конце процессии я заметил капитала Хала. Рок представил нас друг другу, похоже он был со всеми хорошо знаком. Его тут же увлек в сторону один из моряков, судя по нашивкам, механик, и стал о чем-то расспрашивать. Супер-капитан мазнул по мне безразличным взглядом и отвернулся, лейтенанты сдержано отдали честь, руки никто не подал. Хал решил ко мне не подходить, но подмигнул издалека и скорчил гримасу.

Как правило офицеры, которым предстояло участвовать в серьезной операции, старались перед походом сойтись поближе, но похоже моряки делать этого не собирались. Если с десантником и разведчиком они раскланялись, то меня демонстративно проигнорировали. Это было странно и обидно. Первый раз я сталкивался с такой невоспитанностью.

Обычно в адмиралтействе приходится долго сидеть в приемных. Стульев здесь не было, поэтому я прислонился к стене и приготовился ждать.

Моряки сгрудились в центре комнаты.

Рок наконец сумел отделаться от любопытного механика, сказал несколько слов суровому супер-капитану и подошел ко мне.

— Что Вы такой сердитый?

— Раздражает спесивость синих, — ответил я.

Синими в армии называли морских офицеров. Они считались элитой и с пренебрежением относились к сухопутным войскам, считая нас вторым, а то и третьим сортом. Видимо сказал я это довольно громко, потому что один из лейтенантов вопросительно на меня посмотрел и осуждающе покачал головой.

Рок хмыкнул.

— Ну-ну, не усложняйте. Нам с ними еще два месяца до Дикого острова плыть, — сказал он, понизив голос.

Дверь открылась и появился старший комендант. Все встали. Он прошел на середину комнаты, огляделся, удовлетворенно кивнул, видимо остался доволен нашим внешним видом, и сказал, — Господа! Сейчас с Вами будет разговаривать президент. Прошу вопросов ему не задавать и не о чем не просить. В глаза не смотрите, он этого не любит. Приготовьтесь.

Комендант вышел, а минут через пять открылась другая дверь, ведущая во внутренние помещения и вошел высокий мужчина с длинными седыми волосами. Я впервые видел президента, поэтому старался ничего не пропустить. На вид ему можно было дать лет шестьдесят — шестьдесят пять, крепкий еще мужчина, в черном деловом костюме, белой рубашке и сером галстуке. Он остановился на пороге, огляделся и очень серьезно сказал:

— Доброе утро, господа.

Мы встали по стойке смирно и отдали честь.

— Доброе утро, господин президент.

Раньше мне часто приходилось бывать в адмиралтействе. Я знал, что существует совет адмиралов, который решает военные вопросы и президент, который должен отвечать за все остальное. По сути, это была фигура, не обладающая реальной властью. С народом нужно было играть в демократию, поэтому выборы каждый раз проходили с большой помпой, создавая у обывателей ощущение, что они решают судьбу страны. Президента выбирали раз в пять лет, совет адмиралов не менялся никогда.

Экспедиция на Дикий остров была, на сколько я мог судить, секретной военной операцией, поэтому я совершенно не понимал, почему мы встречаемся с президентом, а не с каким-нибудь адмиралом.

Хотя, возможно, за два года, что я не был в столице, внутренние правила поменялись.

Больше всего президента заинтересовали морские офицеры. Он по очереди подходил к каждому, внимательно вглядываться в лица, так словно хотел запомнить их на всю жизнь. Синие стояли по стойке смирно, натянутые, как струна. Президент медленно переходил от одного к другому. Руки он держал за спиной.

— Вы супер-капитан Орс? — спросил президент.

— Так точно, — офицер вытянулся. Они были одного роста, но от того, что президент сутулился, капитан казался выше.

— Рад с Вами познакомиться. Слышал о Вас много хорошего.

Капитан хотел, что-то сказать, но президент уже перешел к следующему. Я видел, что Рок пытается подойти поближе, наверно, чтобы его тоже заметили, но не успел. С приветствиями было покончено.

Президент кашлянул, отошел к противоположной стене, так чтобы видеть сразу всех собравшихся и сказал: — Господа! Мы подписали важный документ. Возможно самый важный в истории Содружества свободных островов. Это пакт о ненападении. Сейчас, когда мы договорились с вардами о мире, любая мелочь, любая ошибка, может стоить нам очень дорого. Страна устала от войн, люди устали от войн, промышленность в упадке. Мы победили, но слишком дорогой ценой. Нам нужна передышка. Сейчас в Ваших руках будущее этого мира. Будьте достойны той великой чести, которую Вам оказали. Я рассчитываю на Вас.

Я внимательно слушал и ничего не понимал. Что имеет в виду президент? Что находится в наших руках и при чем здесь мирный договор? Как все это связанно с людьми, оставшимися на Диком острове?

— Удачи, господа!

С этими словами президент открыл дверь и вышел.

Я смотрел ему вслед и думал, что это какой-то фарс, спектакль, совершенно бессмысленная встреча. Я огляделся, чтобы увидеть на лицах офицеров то же недоумение, которое испытал сам, но вместо этого наткнулся на твердо сжатые челюсти и решительные взгляды. Похоже, из всех присутствующих, только я не понимал, о чем говорил президент.

Мы вышли в коридор. Супер-капитан сразу ушел не прощаясь, несколько морских офицеров отправились за ним.

— Мне надо отлучиться, — сказал Рок, — если хотите, можете меня подождать, я не надолго.

— Хорошо, — сказал я, — подожду, тем более, что у меня появилось к Вам много вопросов.

Капитан нахмурился и кивнул.

Офицеры расходились по своим делам. Разведчик сказал, что был рад познакомиться, десантник кивнул на прощание. Скоро в коридоре нас осталось трое: Хал, молодой морской лейтенант и я.

— Здравствуйте, Бур, — сказал Хал, пожимая мне руку, — Рад Вас видеть в добром здравии. Извините, что не подошел в самом начале, но там было не до приветствий.

После странной речи президента я чувствовал себя не в своей тарелке. Я рад был видеть капитана, но не удержался от легкого выпада.

— Кажется сегодня вообще не принято здороваться, — проворчал я.

Хал хмыкнул и пожал плечами.

— Не обращайте внимания. Команда крейсера «Великолепный» состоит из представителей лучших дворянских семей, не то, что мы с Вами. Они не замечают плебеев.

Неожиданно было слышать такое от морского офицера, но Хал всегда говорил то, что думал. Его прямолинейность иногда поражала меня.

— Надеюсь мне не придется путешествовать в этой компании. У Вас на корабле найдется для меня местечко?

Хал ухмыльнулся.

— Не хотите идти на флагмане?

Рок проговорился, что в экспедиции участвуют два корабля — тяжелый крейсер «Великолепный» и десантное судно под командованием моего старого знакомого. Супер-капитан Орс, который даже не удостоил меня взглядом, командовал крейсером. Общаться с этим человеком и его экипажем каждый день на протяжении всего путешествия мне не хотелось.

— Я лучше пойду с Вами.

Хал постарел, волосы поредели и поседели, лицо припухло. Сегодня, в честь приема, он был трезв, но я заметил, что руки капитан старается держать за спиной, наверно пальцы дрожат.

— Местечко для Вас найдется. Только адмиральскую каюту предложить не могу.

— И не надо. Мне бы, что-нибудь попроще.

Во время нашего разговора лейтенант стоял чуть в стороне, соблюдая некоторую дистанцию и, с отсутствующим видом, рассматривал стены и потолок.

Хал наконец догадался представить нас друг другу, — знакомьтесь, лейтенант Ван, молодой морской волк. Скоро заменит меня на мостике.

— Рад познакомиться.

Мы пожали друг другу руки.

— Капитан Хал много рассказывал о Вас, — сказал лейтенант.

Он казался совсем молодым, сначала я даже подумал, что передо мной недавний выпускник академии, но, если Хал прочит его в приемники, значит офицер служит уже давно и успел отличиться.

— Наверно, только плохое?

— Нет, скорее наоборот.

— Я Вас оставлю господа, — сказал Хал, — у меня есть одно срочное дело.

Мы попрощались, и капитан ушел, он сильно торопился. Мы смотрели ему вслед и, наверно, думали об одном и том же. Скорее всего Хал пошел в ближайший ресторан, опохмелиться.

— Вы хотели со мной поговорить? — спросил я лейтенанта.

Он был невысокий, подтянутый, светловолосый, с правильными чертами лица и открытым взглядом, одним словом настоящий герой с патриотического плаката времен войны.

— Я слышал, что Вы нелестно отзывались о морских офицерах.

Я внимательно посмотрел на лейтенанта. Вот только дуэли мне сейчас не хватало.

— Обиделись?

— Мне было неприятно, — честно признался лейтенант.

— Я не люблю, когда со мной не здороваются. Поверьте, мне тоже было неприятно.

— Понимаю, — лейтенант кивнул, — боюсь, что большинство офицеров относится к Вам с предубеждением. Мы все читали отчет об экспедиции и многие считают, что Вы не должны были бросать своих людей на Диком острове. Они считают, что Вы поступили бесчестно.

Это было новостью. Конечно, я понимал, что членов экспедиции ознакомили с документами. Вряд ли им показали мой отчет целиком, скорее всего выдержки или краткое описание похода, составленное на основе моих записей. Если бы меня осудил десантник, это еще можно было бы понять, но от моряков я такой реакции не ожидал. В отчете подробно говорилось о том, как офицеры подняли мятеж и что случилось потом. Дело разбирали в трибунале, меня судили и оправдали.

Слова лейтенанта задели меня, но я был благодарен ему за прямоту. Интриги, перешептывание за спиной и доносы, были в адмиралтействе обычным делом. Приятно было видеть человека, который не боится говорить правду в глаза, и все-таки я не понимал, чего он от меня хочет. На задиру и дуэлянта он не похож, к тому же сразу дал понять, что против меня ничего не имеет.

— Вы тоже так считаете?

— Нет, — лейтенант покраснел.

Все-таки он был еще очень молод. Он читал отчет, слушал рассказы Хала, и не мог для себя решить, как ко мне относиться. Даже если он не согласен с офицерами «Великолепного», то определенные сомнения на мой счет у него явно были. Сейчас он ждал моей реакции. И от того начну ли я оправдываться или просто уйду, зависели наши отношения в походе.

— Знаете, однажды десантное судно, на котором перевозили мою морину, потопили. Корабли сопровождения бросили нас. Тогда погибло много людей, я сам чудом спасся. С тех пор я считаю, что морские офицеры не могут говорить мне о морали.

Лейтенант опешил, удивленно захлопал длинными, как у девушки ресницами.

— Простите….

— Я, просто, хочу сказать, что в таких вопросах не стоит слушать других и судить о человеке по короткому отчету. Для знакомства со мной у Вас будет два месяца, еще успеете составить собственное мнение.

Я постарался сказать это, как можно мягче, обижать порывистого юношу в мои планы не входило. Тем не менее лейтенант покраснел еще больше и насупился.

— Понимаю, что Вам неприятно было услышать от меня все это, но я считал своим долгом объяснить почему офицеры «Великолепного» вели себя подобным образом. Я думаю, что люди, отправляясь в дальних поход, должны быть честны друг с другом. Прошу меня извинить, если я Вас обидел.

— Я совсем не обиделся, — миролюбиво ответил я, — наоборот, мне было очень приятно познакомиться с Вами.

Рок вернулся через полчаса. Никаких дел в адмиралтействе у нас больше не было, поэтому мы отметили пропуска и вышли на площадь. Дождь кончился, было сыро и холодно.

— Давайте зайдем куда-нибудь, вина выпьем, — предложил капитан.

Я был совсем не против. Странная речь президента навела меня на мысли о том, что Рок знает на много больше, чем говорит. Похоже меня опять используют в темную.

Гостиничный ресторан нам порядком надоел, и мы решили прогуляться. Заведений на площади было много, но мы прошли несколько кварталов в сторону старого города в поисках недорогого трактира. Чем дальше от центра, тем дешевле. Если проживание в отеле нам оплачивало адмиралтейство, то за ресторан и прочие развлечения нужно было платить из собственного кармана.

Нам понравился маленький кабачок в подвале старого кирпичного дома. Посетителей было мало, обслуживал сам хозяин. Он принес поднос с едой, расставил тарелки и разлил вино в высокие глиняные кружки. Оно было очень холодное и кружки запотели.

— Что происходит Рок, — прямо спросил я, — о какой миссии говорил президент?

Капитан тяжело вздохнул, выпил, промокнул губы салфеткой и достал свой серебряный портсигар.

— В пакте о ненападении есть пункт 14/09, в котором сказано, что страны, участницы договора, признают территориальную целостность друг друга и добровольно отказываются от присоединения новых территорий в ближайшие пятнадцать лет.

Рок достал папиросу, смял гильзу, закурил и выпустил облако дыма

— Ну и что? — Я все еще ничего не понимал.

— Дикий остров это, в некотором роде, новая территория, — продолжал капитан, — никого не интересует, что адмирал Толь основал колонию еще до войны. Если ее обнаружат, нам предъявят обвинения в нарушении договора. А это не просто дипломатический скандал, это война.

Он сделал многозначительную паузу.

— Перед нами поставлена задача уничтожить любые свидетельства пребывания экспедиции на Диком острове.

— Что значит уничтожить? — осторожно спросил я, боясь услышать ответ.

— Я не знаю, — Рок отвел глаза, — подробные инструкции у супер-капитана Орса, он руководит походом. Но я себе все это представляю так — мы высаживаемся, загоняем в трюм всех, кто хочет вернуться домой, а поселение адмирала Толя и форт, крейсер «Великолепный» сравняет с землей.

Меня передернуло. Я слишком хорошо представлял себе, что может натворить тяжелый крейсер. Нельзя убрать все следы, останутся тела, оружие, личные вещи, но со временем все это растащат аборигены, воронки затянуться, разрушенный лагерь зарастет травой и через год уже никто не сможет предъявить никаких обвинений. Но почему было сразу не сказать, что у нас на острове люди, колония? Их можно отозвать в любой момент. Я тут же поправил себя, что отозвать никого нельзя. Сейчас на Диком острове мятежники, которые вряд ли захотят добровольно вернуться домой. Значит проще уничтожить все следы. Нет людей, нет проблемы.

— Я-то Вам зачем понадобился?

Капитан затушил папиросу.

— Орсу Вы не нужны. Это я настоял на Вашем участии.

— Зачем?

— Вы хотите вернуть своих людей домой?

— Хочу.

— Я дал Вам такой шанс. Спасите всех, кого сможете.

Он залпом допил вино и махнул рукой хозяину, к еде Рок так и не притронулся.

— Плохое здесь вино, вот что я Вам скажу, — с чувством сказал капитан, — кислятина.

Он заплатил по счету и вышел из-за стола.

Трактирщик наполнил кружку, поклонился и отошел, оставив меня в одиночестве.

Эн почти убедила меня в том, что возвращение на службу станет первой ступенью к чудесной новой жизни. Я надеялся, что со временем, мы вернемся в столицу, меня назначат командовать мориной и потечет обычная рутинная служба. Ничего этого не будет. Меня опять с головой окунут в кровавое месиво, потом выжмут и выбросят.

Я смотрел прямо перед собой и думал о том, что в этом мире ничего не меняется. За столько лет нужно было смириться с действительностью, но проклятая вера в светлое будущее, заложенная в глубоком детстве, не давала окончательно очерстветь душой. Детям нельзя читать сказки с хорошим концом, потому что, вырастая, они продолжают верить в то, что книжные чудеса вполне реальны. Пустые надежды.

Я допил вино, вернулся в гостиницу и лег спать. Мне снилась война и я все время ворочался с боку на бок, просыпался и тянул руку под подушку, пытаясь нащупать воображаемый револьвер.

Со мной осталось четырнадцать человек. Мы уходили в глубь острова Мон, а за нашей спиной горели лесопилки и дома. В темноте идти было трудно, но я боялся включать фонарик, опасаясь, что нас могут заметить. Пока преследования не было, но все могло измениться в любую минуту.

Возле поселка лес был редкий, но скоро путь нам преградили поваленные стволы с торчащими в разные стороны обломанными ветками. Мы с трудом перелезали через них, кое-где прорубая дорогу абордажными саблями. На наше счастье выглянула луна и стало заметно светлее, бурелом кончился, и мы оказались в сосновом бору.

Отряд Бада был уже на полпути к заброшенному поселку, и чтобы их догнать, следовало поторопиться. Нас хватило всего на час. Когда люди стали выбиваться из сил, я объявил привал. Десантники садились прямо на землю. Здесь на юге, ночами, было относительно тепло, температура не опускалась ниже восьми градусов, но частые дожди промочили почву насквозь.

Никто из нас не знал леса и не умел в нем ходить. За всю жизнь многие вообще ни разу не покидали родные острова, на которых кроме фруктовых деревьев ничего не росло. Я знал, что местные лесорубы живут лесом. По их словам: «он напоит, накормит и спать уложит», но я совершенно не представлял, как здесь можно выжить, не имея крыши над головой и хорошего запаса продуктов.

Я на минуту включил фонарик и сверил курс. Оказывается, мы слишком забираем к океану, нужно было уходить левее. Ко мне подошел Хел.

— Спасибо, что дождались нас, — сказал лейтенант.

— Не за что. Что там произошло, высадился десант?

— Да, и пленные, которых мы отпустили, набросились на нас.

Долго оставаться на одном месте было опасно, и я поднял людей. До места стоянки оставалось еще несколько километров.

Видимо я сбился с пути, потому что мы попали в болото. На карте его не было. Блуждая в холодной воде, оскальзываясь и проваливаясь по пояс в вонючую жижу, мы совершенно выбились из сил.

— Все, — сказал Гат, — господин супер-лейтенант я больше не могу. Давайте устроим привал.

— Где? — огрызнулся я, — кругом вода.

Сил у меня не осталось, последние полчаса я всерьез думал о том, чтобы выбросить двустволку и патронташ. Измученные десантники остановились. Я включил фонарик и посветил прямо перед собой.

— Что это? — спросил Хел. Он не много прошел вперед и вернулся, — господа, кажется это остров.

Действительно, прямо перед нами из воды поднимался небольшой островок.

Мы выбрались на сухое место. Кругом была вода, мокрые деревья и кусты, поэтому развести костер не получилось. У меня была фляжка со спиртом, которую мы пустили по кругу, потом поели консервов, сбились в кучу для тепла и стали дожидаться утра.

Ночью пошел дождь. Мы сидели в мокрой одежде и тряслись от холода. Невозможно было согреться, но усталость брала свое и люди впадали в странное забытье. Как только рассвело мы сразу тронулись в путь. Оказалось, что никакого болота не было, просто осенние дожди затопили низину между двумя холмами. В темноте мы могли блуждать по ней несколько часов, но при свете дня сразу нашли выход. На вершине холма мне удалось сориентироваться, получалось, что до заброшенного лагеря было совсем не далеко. Если бы мы не заблудились, то давно могли оказаться под крышей.

Мы быстро поели, допили спирт и стали спускаться с холма, когда впереди раздались первые выстрелы.

Варды оказались умнее и не стали ждать рассвета. Заброшенный поселок был хорошо известен местным жителям, поэтому супер-капитан, командующий операцией, сразу предположил, что наша отступающая часть попробует там укрыться. Переброшенные на катерах гвардейцы высадились на берег в нескольких километрах от лагеря, при помощи проводников быстро добрались до места и захватили измученных людей. Отряд Бада попал в западню. Они пробовали сопротивляться, но после нескольких залпов, окруженные со всех сторон, сдались в плен. Нам повезло. Заблудившись в лесу и бестолково блуждая по болоту, нам удалось сбить со следа отправленный в погоню отряд.

Когда мы добежали до лагеря все уже было кончено. Пленных увели и на земле остались несколько мертвых десантников.

Мы преследовали гвардейцев почти до самого берега в надежде отбить наших друзей, но из этого ничего не получилось.

У берега покачивались десантные лодки, рядом, направив на остров 75- миллиметровые орудия, замерли бронекатера. Моринеры сидели на песке, окруженные вооруженной охраной, многие были ранены. Мне удалось разглядеть Бада, остальных офицеров я не видел.

Мы с Хелом забрались на крутой обрыв и разглядывали берег, прячась в густых кустах.

— Мы не сможем помочь, — сказал лейтенант и отполз подальше от края, — охраны слишком много. Если мы нападем, нас всех перебьют.

— Предлагаете их бросить?

— Да. Я предлагаю оставить все, как есть.

Лейтенант был прав. У нас было два варианта, попробовать отбить пленных или увести людей в безопасное место. Во время атаки многие погибнут, а когда варды придут в себя, они организуют погоню, прочешут лес и тогда мы все окажемся в западне. Это в том случае, если неожиданная атака удастся, а если нет, то мы все здесь умрем.

— Уходим, — сказал я.

Мы вернулись в заброшенный поселок, и еще раз все обыскали. В лесу и среди полуразвалившихся домов лежало восемь тел. Хел предложил их похоронить, но я запретил.

— Скоро сюда придут местные, возьмут все, что посчитают ценным, а мертвых похоронят. Если мы их закопаем они поймут, что кто-то еще прячется в лесу.

Лейтенант склонился над телом.

— Он был еще жив. Смотрите, его добивали палкой или дубиной.

Меня передернуло.

— Нам нельзя здесь оставаться.

Пройдя тем же путем мы вернулись в низину, заметая следы, пересекли заболоченный участок и вышли, с другой стороны.

Я решил вести людей к океану. Сдаваться в плен я не собирался, значит у нас был единственный вариант, добраться до большой воды, попытаться украсть лодку и сбежать с острова. Минусов у этого плана было хоть отбавляй, но ничего другого мне в голову не приходило.

Сверяя направление по компасу, мы прошли сосновый бор, пересекли не глубокий ручей, немного поблуждали в лиственном лесу и к полудню вышли на побережье. Почти всю дорогу отряд прошел без остановок. Судьба товарищей, попавших в плен, сильно повлияла на нас, и мы старались уйти, как можно дальше от проклятого берега.

Я остановился над обрывом. Океан был чист, ни лодок, ни катеров. Дул сильный ветер, и мы постарались поскорее уйти с открытого места.

Я повел людей левее, выискивая место для стоянки и возможный спуск к воде. Сейчас уже можно было не торопиться, и мы сделали несколько остановок, чтобы отдышаться.

Во время очередного привала, отошедший в лес десантник, обнаружил пригодную для жилья землянку. Мы осмотрели все вокруг и поняли, что нашли отличное место для временного лагеря.

Укрытая в лесу от посторонних глаз, довольно просторная, с лежаками и печкой, эта землянка была отличной находкой. Видимо ее соорудили браконьеры. Лес ценился дорого, во время войны цены на дрова взлетели на небывалую высоту, и лодка, груженная колотыми чурбаками, стоила хороших денег. Недалеко от землянки обнаружился родник, хороший спуск к океану, свежие пни и приготовленные для распила бревна. Земля вокруг была усыпана сухими сучьями, почерневшей хвоей и листьями. Мы затопили печку, набрали воды в котелки и поставили на огонь.

Походный суп варится очень просто. Если под рукой есть картошка, она мелко крошится в воду, а потом туда отправляется концентрат из прессованных водорослей и банка рыбных консервов. В нашем случаем обошлись только концентратом и макрелью. После еды, я поставил двух человек в охранение, а остальных отправил спать.

Сейчас, оказавшись в относительной безопасности, в тепле, я понял, что совершенно выбился из сил.

Мне освободили место с краю на лежаке, и я с наслаждением лег на жесткие доски и вытянул ноги.

Уставшие часовые заснули и, когда вечером я вылез из землянки, оказалось, что нас никто не охраняет. Я отругал десантников и отправил отдыхать. Потом, когда вернемся на базу, отсидят два дня на гауптвахте. Нужно было что-то решать. Судьба Бада и его людей наводила на скверные мысли. Если их так быстро обнаружили, то и нам опасно оставаться долго на одном месте. С другой стороны, постоянно перемещаясь по острову, мы еще вернее наткнемся на лесорубов.

Я не сомневался в том, что если местные жители заметят наши следы, то сразу сообщат об этом военным. Значит нужно остаться здесь хотя бы на несколько дней. Браконьеры, построившие землянку, видимо считают это место надежным убежищем.

— Добрый вечер, — ко мне подошел Хел.

Он сел рядом на поваленное бревно, достал пачку папирос, со вздохом пересчитал оставшиеся и закурил.

— Что будем делать дальше?

— Если это убежище браконьеров, значит рано или поздно они появятся. Тогда мы захватим их лодку и попробуем сбежать.

Хел рассеянно покивал и сплюнул.

— Да наших островов далековато.

Я промолчал. Незачем отвечать на вопрос, ответ на который очевиден. Я распечатал последнюю пачку коротких армейских сигар и тоже закурил.

От едкого дыма запершило в горле, и я закашлялся.

— Отвратительный табак.

— А если они не придут?

— Здесь приготовлены свежие бревна. Я думаю, что их спугнула наша операция, пройдет несколько дней и они вернуться.

— Хорошо бы.

Я не смотрел на лейтенанта и не собирался ему что-то доказывать. Другого плана у меня не было. Можно попытаться украсть лодку в поселке, но это было слишком опасно. В любой случае, сделать это никогда не поздно. Сейчас я хотел затаиться на несколько дней, подождать пока все успокоиться и вражеские катера уйдут на базу. Запасов нам хватит на двое суток, а потом будет видно.

Мы провели в землянке два дня. Продукты кончались, и я подумал, что, если до вечера браконьеры не появятся, ночью надо будет идти в деревню за лодкой. Я понимал, что без стрельбы наш план вряд ли удастся, а если поднять шум, за нами сразу бросятся в погоню.

Днем я отошел подальше от лагеря. На улице было холодно, поэтому почти все время мы проводили в землянке, от духоты и запаха грязных тел кружилась голова. Мне хотелось на воздух. В лесу было тихо, после дождя с веток падали редкие холодные капли, под ногами хлюпала вода. Стоило наступить на моховую кочку и след сразу заполнялся коричневой жижей.

Лесоруба я увидел сразу. Он быстро шел по лесу, ловко обходя стволы и коряги. Скорее всего это был один из тех браконьеров, которых мы ждали. Меня он не видел и вид имел довольный, видимо предвкушая барыши от продажи приготовленного леса. Я оказался скрыт от него ветками огромной упавшей ели и ничего не заметив, он прошел мимо.

— Эй! — тихо позвал я.

Мужчина остановился, испуганно оглянулся, увидел меня, смешно выпучил глаза и бросился бежать сломя голову.

Я побежал наискосок, срезая расстояние и настигнув беглеца, уложил его прикладом двустволки.

Лесоруб сидел в землянке со связанными за спиной руками и тихо стонал. Не думаю, что я сильно его ударил, но голова была разбита, рану обработали и перевязали.

Лейтенант Хел угрожающе нависал над пленным и уже в третий раз задавал один и тот же вопрос.

— Когда придет лодка?

Лесоруб делал вид, что ничего не понимает, кряхтел и стонал. Он сидел прямо на полу и качался, как пьяный.

— Господин супер-лейтенант, — в землянку протиснулся десантник, — смотрите, что мы у него в куртке нашли. На ладони моряка лежал вышитый кисет и перочинный ножик с перламутровой рукояткой.

— Это Гета из первого взвода, мы его тело в заброшенном поселке оставили.

Мы с Хелом быстро переглянулись. Скорее всего браконьер взял все это, когда местные решили обыскать мертвецов. Довольно часто, прибывая на только что захваченный или освобожденный остров, мы видели крестьян и рыбаков в военной форме без знаков различий. Им было все равно своя форма или чужая, высоко ценился хороший материал. Понятно, что местные забирали с тел, помимо одежды, всякие полезные мелочи и табак в первую очередь.

При виде вещей лесоруб побледнел и попытался отползти подальше, но лейтенант наступил ему на ногу и с размаху ударил кулаком в лицо.

— Так ты сволочь, еще и мародер! Ты друга нашего убил и ограбил!

— Нет! — закричал лесоруб, — не убивал, не убивал, у мертвого нашел!

— Хочешь, чтобы я тебе поверил?! Поверил!? Говори, когда лодка придет, а то пристрелю прямо сейчас!

Хел нервным движением выдернул из кобуры револьвер.

— Скоро! Скоро! — завопил пленный, — сейчас свояк на ней придет!

Второго браконьера взяли уже на берегу. Он даже не стал сопротивляться, и когда увидел вооруженных десантников, просто сел на песок.

Лодка была большая и я понял, что мы все сможем на ней разместиться. Лесорубы привезли с собой еду на несколько дней и водку, так что у нас теперь было все для опасного похода к далеким островам.

Мы с Гатом и Хелом отошли подальше от землянки и устроили военный совет.

Решено было плыть под видом местных жителей. Почти весь отряд уложили на дно лодки, прикрыли брезентом и сверху набросали тонких досок и поленьев.

Сначала изображать лесорубов должны были мы с Хелом, но в последний момент лейтенант подошел ко мне и сказал, — Простите, господин супер-лейтенант, но на браконьера Вы мало похожи.

— Почему? — удивился я.

— Лицо у Вас…, извините, — ответил Хел.

Немного подумав, я согласился и вторую куртку, отобранную у лесорубов, отдали сержанту.

— Что мы будем делать с пленными? — спросил Гат, когда люди и припасы уже были в лодке, а мы стояли на берегу и собирались отчаливать.

Признаться, я совсем забыл про лесорубов, которые связанные так и сидели в землянке.

— Если они доберутся до своих, сразу все расскажут и за нами отправят погоню, — сказал Хел. В крестьянской куртке и кепке он выглядел совсем, как местный житель.

Мы переглянулись. Возможно именно эти двое вывели гвардейцев к лагерю Бада. Может быть это они добивали раненых дубиной, а потом шарили по карманам мертвых десантников. В любом случае, оставлять свидетелей нельзя.

— Я не смогу, — сказал я.

Гат покачал забинтованной головой и поморщился.

— Я тоже. Может быть оставим их тут, сами выберутся, если повезет.

— Я сделаю, — сказал Хел, забрался в лодку, вытащил лежащую на дне шпагу и полез вверх по склону.

Я последним забрался под брезент, но с головой накрываться не стал, еще успею, если что. Рядом с закрытыми глазами лежал Гат. Несмотря на то, что рана у него была легкая, голова у артиллериста сильно болела. Хел с сержантом оттолкнули лодку от берега и стали выгребать в океан. Скоро они поставят парус, и мы пойдем к родным берегам. Я заметил, что Хел запачкал куртку на груди чем-то темным, раньше этих пятен не было. Перехватив мой взгляд, лейтенант зачерпнул воды и стал оттирать пятно. Я отвернулся и сглотнул подступивший к горлу комок, рядом тяжело вздохнул Гат.

Рока в гостинице не было. Я, для приличия, несколько раз постучался к нему в номер, но ответа так и не получил. Перед отъездом я принял ванну, побрился, собрал свой видавший виды чемодан, сдал ключ от комнаты и отправился в порт.

Корабли отходили от третьего причала, здесь никогда не было ни шлагбаумов, ни часовых, так что предъявлять документы не пришлось. Я шел по пирсу мимо военных судов, грохотали паровые краны, на встречу попадались портовые чиновники и группы рабочих, идущих по своим делам. Я вспомнил, как уходила предыдущая экспедиция, как все было секретно и таинственно. Сейчас о государственных тайнах никто не думал. Идти пришлось долго, и я порядком замерз и промок.

Десантное судно N112 я увидел издали. Прошлый раз оно без приключений доставило нас на Дикий остров и обратно. Рок не говорил, на каком корабле мы поплывем, но ничего другого от адмиралтейства я не ожидал. За прошедшие годы судно постарело еще больше и оставалось надеяться, что оно не развалится в пути.

На сходнях у меня проверили документы, и дежурный сержант проводил к капитану.

Хал был на мостике. Он сидел на откидном стульчике в брезентовой накидке с капюшоном и пил кофе.

— Здравствуйте Бур, — буркнул он.

— Добрый вечер.

Капитан был небрит и угрюм. Точно так же он встретил меня прошлый раз, правда тогда он был с похмелья, а сегодня казался трезвым, видимо отсюда и плохое настроение.

— Выпьете со мной вина?

— А коньяка у Вас не найдется? — ответил я вопросом на вопрос, — замерз пока до Вас добирался.

— У меня все найдется, — сказал Хал и поднялся.

Мы спустились вниз и прошли в каюту капитана. Здесь ничего не изменилось, на столе так же валялись навигационные карты, стояли грязные тарелки и рюмки, а на полу пустые бутылки из-под вина.

— У меня тут не прибрано, — безразличным тоном сказал Хал, — не обращайте внимания.

— Скажите матросам, чтобы убрали, а то в каюте скоро каракатицы заведутся.

— И ладно, — Хал махнул рукой, стащил накидку и сел в кресло.

— Рад Вас видеть. Надоело ждать, хочу в океан.

Я повесил верхнюю одежду на вешалку, освободил единственный стул, заваленный мореходными журналами и сел.

— Все. Я прибыл, можем отчаливать.

Капитан ухмыльнулся.

— Надо еще разведчиков дождаться. Погрузку закончили, десантники на борту, а эти господа на «Великолепном» сидят, планы строят.

— Не любите разведчиков?

— Не люблю, — ответил капитан, — и Вам не советую.

Мы с Халом поговорили о всяких пустяках и выпили коньяка.

— Десантники тоже на совещании? — спросил я.

— Нет. Их не позвали. Они, как бы это сказать, пушечное мясо, — капитан посмотрел на меня и смутился, — извините, не хотел Вас обидеть. Их дело десятое, доставят на место и спустят с цепи.

— Как они Вам?

— Супер-лейтенант мне не нравится, вялый, как варенный минтай и руки у него потные, а до остальных мне дела нет. Кажется, Ваши младшие офицеры были пободрее.

У капитана было много работы, поэтому очень скоро он передал меня своему помощнику, а сам отправился на мостик.

Лейтенант Ван проводил меня на верхнюю палубу.

— Пассажиров у нас не много, поэтому капитан распорядился выделить Вам отдельную каюту, — сказал он, открывая дверь и пропуская меня вперед.

— Спасибо.

Это был стандартный офицерский кубрик, рассчитанный на двух человек: шкаф для верхней одежды, две койки и маленький столик между ними, уборная и умывальная комната.

— Если Вам, что-нибудь понадобиться, я буду в третьей каюте, — серьезно сказал лейтенант.

Кажется, он еще не придумал, как ко мне относится, поэтому пока решил придерживаться вежливого нейтралитета. Такие отношения меня вполне устраивали, тем более что, оказавшись среди незнакомых людей, я обычно не торопился ни с кем сходиться. Впереди были два месяца похода, и мы еще успеем наговориться, поссориться, помириться и составить друг о друге особое мнение.

В программе сегодняшнего вечера ужин в кают-компании не значился, команду кормили в семь часов, а я прибыл к восьми, поэтому заранее купил хлеба и ветчины. Осмотрев каюту, я остался доволен. Краны в туалете работали, белье свежее, спасательный жилет аккуратно заправлен под койку. Когда я вошел иллюминатор был открыт и по каюте гулял ветерок. Я распаковал чемодан, развесил одежду, разложил покупки, книги и еду оставил на столике, а чемодан засунул под свободную койку.

Странно, что меня и десантников не пригласили на «Великолепный». Супер-капитан Орс, как командир сводной группы, должен был провести совещание и поставить перед нами конкретные задачи. Я совершенно не представлял в чем заключается моя роль. Консультант? Переговорщик? Если я должен установить контакт с моряками, оставшимися на Диком острове и склонить их на свою сторону, это одно дело, если десантной морине требуется подробное описание местности, другое.

Рассказать что-либо о поселении, которое адмирал Толь называл столицей своего нового государства, я не мог. Из темницы, в которой меня держали, можно было разглядеть только далекие огни походного лагеря. О том, что на берегу реки раскинулся целый город, я слышал только от людей адмирала.

Способен ли тяжелый крейсер разнести его в пух и прах? Однозначно. У заговорщиков была батарея десантных орудий, так что в артиллерийской дуэли шансов у гарнизона никаких. Правда не известна судьба легкого крейсера, который оставался на службе у адмирала, но он тоже вряд ли сможет оказать серьезное сопротивление.

«Великолепный» войдет в устье реки, поднимется до города и расстреляет его из орудий, а десантники высадятся и закончат начатое.

Погрузка давно закончилась и корабль был готов отчалить в любую минуту. Через открытый иллюминатор до меня доносились звуки порта: скрежет лебедок, гудение паровых кранов и голоса рабочих. Я надел фуражку и вышел на корму, чтобы выкурить сигару, дымить в маленькой каюте не хотелось. На палубе никого не было, и я порадовался тому, что перед отплытием смогу побыть в одиночестве на свежем воздухе.

Сзади послышались чьи-то осторожные шаги.

— Добрый вечер.

Я оглянулся. Из темноты выступил доктор Сол. Он подошел к парапету, достал маленькую вересковую трубку и стал набивать ее табаком.

— Добрый вечер.

— Давно прибыли?

— Уже успел выпить с капитаном.

— Вы счастливчик, — заметил доктор, раскуривая трубку. Он был в новой полевой форме, но без вещей, видимо уже успел побывать в каюте.

— Могу угостить Вас коньяком, — сказал я.

— Спасибо.

— Говорят, мы опоздали на ужин? — спросил Сол.

— Увы.

Опять начал накрапывать мелкий дождик, и я поднял воротник бушлата. Пахло мазутом и гарью, черная вода тихонько плескалась в борт.

— Может быть у стюарда, что-нибудь найдется для нас?

— Приглашаю Вас к себе. У меня есть хлеб и ветчина.

— Не хотите идти в кают-компанию? — спросил доктор.

— Не горю желанием знакомиться с господами офицерами, — ответил я.

Сол облокотился о парапет и сплюнул в воду.

— Вы почти всех знаете, экипаж не поменялся, только старший помощник другой. Давайте зайдем, выпьем кофе, а потом Вы угостите меня ветчиной.

Мы спустились в кают-компанию. Здесь было пусто и тихо, на диване сидел высокий артиллерист и читал газету, стюард стоял за стойкой и вытирал посуду.

Я вспомнил, что лейтенанта зовут Гоц. При виде нас, он встал и отдал честь.

— Здравствуйте господа. Рад видеть вас в добром здравии.

— Здравствуйте, — сказал доктор.

— Добрый вечер, Гоц, — сказал я, — рад Вас видеть.

Лейтенант расплылся в улыбке, ему явно польстило, что я запомнил фамилию.

Мы выпили кофе и приятно поболтали с артиллеристом. Оказалось, что экипаж действительно остался прежний. Они служили на острове Шом, но неделю назад их перебросили в столицу. Гоц сказал, что офицеры будут рады видеть нас за завтраком, а доктор Пор передавал привет и отдельно справлялся о моей здоровье.

Утром мы с доктором отправились на завтрак. Наши каюты оказались рядом и Сол зашел за мной. Я встал рано и, к тому моменту, когда он постучал в дверь, уже успел пройтись по палубе и вернуться к себе.

Корабль летел на всех парах к Дикому острову, и столица давно осталась позади. Впереди красивый и смертоносный шел тяжелый крейсер «Великолепный». По сравнению с ним наше судно выглядело старой разношенной калошей.

Рок получил каюту на флагмане и, признаться, я был этому рад. В нашем экипаже остался лейтенант, его заместитель, и я подумал, что для создания на судне атмосферы подозрительности и напряженности, одного разведчика будет вполне достаточно. Я прекрасно понимал, чем отличается разведка от контрразведки, но почему-то недолюбливал обе эти службы и ставил их в один ряд, как, впрочем, и многие другие офицеры.

На завтрак собрались все моряки свободные от вахты, десантники и разведчик тоже пришли. Сильно штормило, но видимо все переносили качку спокойно. Морские офицеры тепло встретили нас с доктором. Неприятные подробности прошлого похода: вынужденная задержка после возвращения, обыски и допросы в контрразведке, были забыты. Капитан распорядился подать шампанского. Тостов не говорили, но все с удовольствием выпили. Разведчик с интересом слушал, говорил мало, он почти ничего не ел и выпил всего один бокал. Командиры десантных взводов мне понравились. Они все были молодые, только что закончили академию, горели желанием прославиться и заслужить награды.

Если бы кто-нибудь собрал за одним столом офицеров моей, оставшейся на Диком острове морины, и эту молодежь, то нормального разговора, скорее всего, не получилось бы. Почти все офицеры, которые служили под моим началом, прошли войну и вряд ли смогли бы разделить юношескую восторженность, сидящих с нами, младших командиров. Из всех десантников, сопровождавших Рока в этой экспедиции, повоевать успели только супер-лейтенант и интендант, они были старше остальных.

— Как Вам эти мальки? — тихо спросил капитан Хал.

— Пока не понимаю, — честно признался я, — ничего нельзя сказать пока не увижу их в деле.

Хал, который уже успел составить мнение обо всех участниках экспедиции, презрительно фыркнул.

Плавание проходило спокойно. Два раза мы попали в сильный шторм, но корабль показал себя превосходно. Большую часть времени я проводил в кают-компании. Оказалось, что супер-лейтенант Дос был большим знатоком оружия и мы провели довольно много приятных часов обсуждая особенности различных револьверов и винтовок. Узнав о том, что в свое время мне посчастливилось раздобыть трофейный карабин, он был очень удивлен и даже признался, что немного мне завидует. Дос окончил академию перед самой войной и успел поучаствовать в боях за восточные острова. Про эти операции я почти ничего не знал и с удовольствием слушал его истории. В целом, супер-лейтенант оказался довольно приятным человеком, только несколько самовлюбленным и прижимистым. Когда мы заказывали у стюарда вино, у него никогда не оказывалось при себе денег, поэтому мы с Солом перестали покупать бутылками и перешли на порции. Поить за свой счет супер-лейтенанта нам не хотелось.

Доктор Пор и Сол помирились и, хотя иногда между ними вспыхивали жаркие споры на медицинскую тему, но они перестали избегать друг друга, как в нашем прошлом походе.

— А ведь я написал про Вас статью в журнале «Скальпель», — как-то раз, после обеда, сказал Пор.

— Обо мне?

— Да. О Вашем нервном расстройстве и вызванной им лихорадке, которую мы не могли победить две недели. Извините меня за то, что в статье использовал Вашу настоящую фамилию.

— Да ладно, — сказал я, — зато благодаря Вам ко мне пришла слава.

Присутствовавшие при разговоре лейтенанты, переглянулись и засмеялись.

Доктор прищурился.

— Издеваетесь?

— Ну, что Вы! Первый раз моя фамилия оказалась не в рапорте или доносе, а в уважаемом журнале.

— Издеваетесь, — беззлобно констатировал Пор, — и между прочим совершенно напрасно. Я получил очень хорошие отзывы на статью.

На одиннадцатый день похода мы причалили к базе «подскока». Это был довольно большой остров с удобной бухтой. Команде разрешили сойти на берег. Склады и сама база располагались с северной стороны, а на юге были голые скалы с живописными смотровыми площадками. Туда-то мы с Солом и направились. Почти все офицеры решили сойти на берег. В гарнизонной кают-компании оказался бильярд, и они решили воспользоваться гостеприимством коменданта.

Пехотные офицеры обычно не участвовали в дальних походах. Как правило десантные суда проводили в океане от нескольких часов до нескольких дней, поэтому мысли о предстоящем плавании, которое грозило растянуться на два месяца, приводили нас с доктором в ужас. Остановка на базе «подскока» была последней возможностью погулять по твердой земле. Пассажиров предупредили, что стоянка займет целый день и мы решили отправиться на пикник. День выдался солнечный и ветреный. Мы отошли подальше и расположились на крутом берегу. Стюард приготовил для нас корзину с едой, а доктор взял с собой бутылку портвейна.

— Не думаю, что мы здесь долго продержимся, — сказал Сол, поправляя фуражку, — ветер сильный.

— Давайте спустимся пониже, — ответил я, — кажется там есть удобное место.

Мы не много побродили между скал и наконец нашли небольшую, закрытую от ветра площадку. Видимо до нас ее уже успели облюбовать местные офицеры, потому что в расщелине был заботливо приготовлен сухой плавник для костра, а на камнях лежала доска, заменяющая сиденье. Людей на военной базе мало, тяжело каждый день видеть одни и те же лица. Похоже, кто-то из офицеров часто приходил сюда, чтобы отдохнуть от сослуживцев и побыть в одиночестве.

Пока доктор доставал провизию и посуду, я развел огонь на месте старого кострища.

— Как у Вас ловко получается, — сказал Сол, с восхищением глядя на то, как я поджигаю сухие ветки.

— Мы с отцом и братом любили устраивать пикники на побережье, и всегда разжигали костер.

— Вы никогда не рассказывали о своей семье, только о жене и детях.

— Нечего рассказывать, — ответил я, — обычная семья. Мне кажется, что бедные дворяне на всех островах живут примерно одинаково. Когда нет состояния приходится работать, и из поколения в поколение ютиться в старом доме.

— Пожалуй Вы правы, — Сол кивнул.

Сам он никогда мне ничего о себе не рассказывал. Однажды я совершенно случайно узнал, что доктор был женат, но расспрашивать постеснялся.

Мы выпили и принялись за еду.

Я сидел на импровизированной скамейке, а доктор расположился прямо на камне, подложив под себя плащ-палатку. Доска была гладкой, отполированной офицерскими седалищами, и я обратил внимание, что с краю, ножом, на ней нацарапано женское имя. Наверно местные интенданты сходят с ума от скуки. Развлечений на базе не много — бильярд, рыбалка и редкие корабли, которые заходят для дозаправки. Назначение на базу «подскока» справедливо считают суровым наказанием, настоящей ссылкой. Попав сюда однажды, не всегда удается выбраться на большую землю. Многие возвращаются на цивилизованные острова уже после выхода на пенсию.

После еды мы закурили, Сол свою любимую трубку, а я сигару.

Не знаю почему, но в этом походе я курил значительно меньше.

— Послушайте, Бур… — начал доктор и осекся.

В небе кружили чайки и отчаянно кричали, стараясь отогнать нас от спрятанных среди скал гнезд.

— Не стесняйтесь, — сказал я, — догадываюсь, о чем Вы хотите поговорить.

Сол крякнул, прочищая горло и потер кончик носа.

— Мне не дают покоя мысли о возвращение наших офицеров. Вы не хуже меня знаете, что дома их ждет трибунал, суд и жестокое наказание.

Я хотел возразить, но Сол предостерегающе поднял руку.

— Я знаю, что они виноваты. Не спорю Бад, Жен и Мас должны быть наказаны, но не можем ли мы как-нибудь облегчить их участь?

Я знал, что доктор обязательно заведет со мной этот разговор. Прошло много времени и то, что раньше казалось мне таким очевидным, сейчас воспринималось по-другому. Предательство офицеров, бессмысленный бунт и все, что последовало после, сильно повлияло на меня. Не скрою, прежде я не испытывал к Баду ничего кроме ненависти, но сейчас, думая обо всем, что произошло, я понимал, что не случись тогда переворота и возможно сейчас никого из нас уже не было бы в живых.

— Мы с Вами не сможем повлиять на решение трибунала, — как можно мягче ответил я, — наши отчеты уже изучены вдоль и поперек, если мы попробуем изменить показания, то сами окажемся под следствием. Преступление слишком серьезное. Официально они признаны мятежниками, примкнувшими к адмиралу Толю, а он, между прочим, считается врагом государства.

— Я все это понимаю, — доктор тяжело вздохнул, — но стараюсь найти выход. И меня удивляет то, что Вы не пытаетесь делать то же самое.

Сол посмотрел на меня и этот взгляд мне совсем не понравился.

— Я знаю, что Вы глубоко верующий человек….

— Ерунда, я не исповедовался уже два года, — прервал я Сола.

— Исповедь это не главное, — запальчиво воскликнул доктор, — я очень давно Вас знаю. Вы верующий человек. И эта вера не позволит Вам очерстветь душой. Хватит думать о мести, нужно простить и помочь.

— Я простил, но помочь не могу.

Доктор тяжело вздохнул. Он был раздосадован, тем что я не соглашаюсь с его словами и, от бессилья, даже стукнул кулаком по камню.

— Так нельзя. Ведь Вы несете за них ответственность. Если бы Вы были внимательнее и тверже, то возможно никакого бунта бы не случилось. В том, что произошло есть и Ваша вина.

Неожиданно было слышать это от доктора. Я искренне считал его своим другом и думал, что нам удалось преодолеть прежние разногласия. Выходит, даже мой соратник и участник всех событий, считает меня виноватым. Я не на шутку разозлился. Почему-то в последнее время все решили, что могут читать мне нотации. Проклятый доктор! Лучше бы я остался играть в бильярд.

— Значит Вы хотите спасти бунтовщиков? — спросил я.

Сол с надеждой посмотрел на меня и кивнул. Видимо он решил, что во мне наконец проснулась совесть.

— Почему Вы говорите со мной только об офицерах? А почти сотня нижних чинов, которые вообще не понимали на что идут, которых втянули в это дело обманом? Неужели Вас, врача и священнослужителя, они совсем не интересуют?

Сол хотел возразить, но мне уже было не остановиться.

— Вот за этих людей я буду просить, вот ради них я и отправился сейчас в экспедицию, а наши с Вами бывшие друзья могут застрелиться или сдаться властям. Будет суд и они получат по заслугам. В свое время Вы говорили о том, какую опасность представляет страшный культ Босху, распространенный среди жителей Дикого острова, — продолжал я, — все, кто там остался, признали адмирала Толя богом, все люди за которых Вы просите, еретики и язычники. Вы бы лучше подумали о том, что когда они вернуться домой, то привезут в наш мир варварскую религию с человеческими жертвоприношениями. И что Ваша церковь собирается с этим делать? Можно посадить в карантин сотню больных человек, но для прокаженных душ карантина еще не придумали.

Доктор сидел красный, как лангуст. Он всегда считал себя спасителем человечества. В обычной жизни, он лечил благодарных больных, в другой, тайной, будучи монахом, отпускал грехи и давал советы, которым страждущие следовали не задумываясь. Иногда даже самый хороший человек начинает считать себя непререкаемым авторитетом и перестает прислушиваться к чужому мнению.

Наверно его уже давно никто так не ругал. Я понимал, что погорячился, но слова Сола слишком сильно задели меня.

Он молча стал собирать остатки трапезы и укладывать в походный ранец. Я ему не мешал. Пусть делает, что хочет. Признаться, мне уже до смерти надоели собравшиеся в этом походе моралисты — офицеры с «Великолепного», помощник капитана Хала, теперь еще вот этот святоша.

— Вы правы, — наконец сказал Сол, он старался не смотреть мне в глаза, — извините, что завел этот разговор. Спасибо за то, что согласились пойти сюда со мной.

— Не за что.

— Пожалуй я пойду на корабль. Может быть Вам оставить, что-нибудь? — спохватился доктор.

— Нет. Спасибо.

Сол развернулся и пошел по тропинке вниз. Я смотрел, ему вслед и думал о том, что сегодня лишился еще одного друга.

Я вспомнил, как на острове Трам Сол пришел ко мне в блиндаж. Шли тяжелые бои и нам прислали нового командира взвода. Имени этого офицера я не запомнил. Он был совсем молодой, только что из учебки и повоевать еще не успел. В первом же бою его ранили. Ранение было легкое и все мы думали, что вечером он вернется в окопы, но лейтенанта все не было, поэтому я вынужден был передать командование взводом сержанту. И вот ко мне зашел доктор.

— Добрый вечер, — сказал он.

— Здравствуйте Сол, — ответил я, — рад Вас видеть в добром здравии.

Сегодня несколько снарядов легли в опасной близости от лазарета, и я беспокоился за него.

— Выдалась свободная минутка и я решил Вас проведать.

Сол снял фуражку и сел за стол.

— Есть хотите?

— Нет. Благодарю. Как у Вас дела?

— Много убитых. — пожаловался я, — и взводный куда-то запропастился. Днем отправил его к Вам, ранение пустяковое, думал перевяжут и отпустят.

— Не отпустят.

Сол достал трубку и стал набивать ее табаком.

— Почему, — не понял я, — он что умер?

— Его арестовали час назад.

— Какого черта?

Доктор раскурил рубку.

— Когда я вытащил пулю, оказалось, что она от нашего револьвера. Самострел.

Такое случалось довольно часто. Не выдержав ужаса войны, новички стреляли в себя. Некоторых ловили, кому-то сходило с рук. Наказание за самострел было суровым. Трибунал и исправительные работы.

— Кто его арестовал, контрразведка? Как узнали?

— Я доложил.

Лицо Сола было угрюмым. В десантных моринах не принято докладывать наверх, не посоветовавшись с командиром. Он понимал, что поступил неправильно.

— Зачем? Разобрались бы сами.

Я не винил Сола и не собирался его отчитывать. В конце концов доктор выполнил свой долг, но мальчишку было жалко. Я всегда старался дать оступившемуся второй шанс. Иногда это помогало, иногда нет, но по крайней мере, моя совесть оставалась чиста. В свое время адмирал Крол тоже закрывал глаза на мои проступки, только благодаря этому я сейчас командую мориной.

— У меня была проверка из центрального госпиталя. Я конечно мог скрыть, но рисковал. При операции присутствовал штабной хирург. Мне показалось, что он обратил внимание на пулю.

Я кивнул. Если бы узнали, что мы стараемся скрыть случай самострела, нам бы всем не поздоровилось и мне в первую очередь. Сол это прекрасно понимал.

— Вы думаете я поступил не хорошо?

— Думаю, что это мог быть не самострел, — сказал я, — Слишком много с обеих сторон трофейного оружия. Вообще никогда не мог понять, как определить, кто выстрелил враг или ты сам. В любом случае, Вы сломали лейтенанту жизнь.

Доктор поднялся.

— Пусть разбирается контрразведка, если он не виноват, его отпустят. В конце концов я выполнил свой долг. Извините, Бур, но мне надо идти, много раненых.

Сол отправился в лазарет. На следующий день мне прислали другого лейтенанта.

После того, как доктор ушел на корабль, я еще не много посидел на скале, потом затушил огонь и вернулся на базу.

В кают-компании было шумно, все обсуждали игру. Очереди были расписаны на несколько часов вперед, и я понял, что делать здесь совершенно нечего, поэтому решил немного выпить и вернуться на судно. Неожиданно ко мне подсел комендант. У нас оказались общие знакомые, и он угостил меня коньяком.

Когда я вернулся на корабль, в кают-компании никого не было, только за роялем сидел Хал и подбирал, какую-то мелодию.

— Добрый день, — сказал я.

— Добрый день, — ответил капитан, не прекращая своего занятия, — что Вы сделали с доктором? Когда он вернулся у него была такая физиономия, словно Вы обвинили его в государственной измене.

Меня всегда удивляла способность Хала замечать подобные детали. Казалось ему не было никакого дела до разговоров и поступков окружающих, но он всегда оказывался в курсе того, что происходит на судне.

— Черт его знает. Похоже, я с ним грубо обошелся.

Капитан вопросительно поднял бровь.

— Как это?

— Он обвинил меня в том, что я бросил на Диком острове своих людей. По его мнению, я бессовестная, беспринципная каракатица.

— Ну, Вы конечно с этим не согласны?

— Нет, поэтому нагрубил в ответ. Кажется, сегодня нашей дружбе пришел конец.

— Как романтично. Нашей дружбе пришел конец, — повторил за мной капитан, — Вы случайно стихи не пишете?

— Нет, — огрызнулся я.

— Не расстраивайтесь, — капитан оторвался от рояля и посмотрел на меня, — таким людям, как Вы и я, суждено закончить свой путь без друзей, в полном одиночестве.

— Вы говорите ужасные вещи.

— В самом деле? Может быть. Садитесь, — сказал Хал, — я Вам немного поиграю.

Наше путешествие продолжалось. Погода стояла хорошая, настроение у морских офицеров было приподнятое, даже механик-лейтенант Лас перестал переживать из-за того, что проиграл в бильярд двадцатку. На базе «подскока» мне удалось купить несколько бутылок хорошего коньяка и теперь по вечерам, я «пропускал рюмочку» у себя в каюте.

Сол старательно избегал общения со мной. В кают-кампании он появлялся, когда приглашали к столу и даже отсел подальше, затерявшись среди морских офицеров, чем вызвал всеобщее недоумение и ядовитые насмешки. Я делал вид, что ничего не замечаю, церемонно здоровался с ним и неизменно желал приятного аппетита.

К моему большому удивлению супер-лейтенант Дос, за время путешествия, ни разу не провел учебную тревогу и на мои вопросы отвечал однозначно, что морина к походу готова и не за чем гонять людей без толку. Десантники изнывали от скуки. Не знаю, чем их занимали офицеры, но свободного времени у рядовых было более чем достаточно. Утром и вечером их выводили на прогулку на палубу, а все остальное время они просто сидели в кубрике. Мне это казалось странным, и я предлагал провести учебные стрельбы, спортивные игры или на худой конец политические занятия, но Дос мягко намекнул, что я лезу не в свое дело.

В прошлом походе мне досталась самая лучшая каюта — адмиральская. Она состоит из двух комнат: спальни и гостиной. Это очень удобно, если Вы проводите ежедневные совещания. В моей гостиной всегда толпились офицеры и, во время похода, она напоминала, если не проходной двор, то уж точно вторую кают-компанию. В этот раз каюта досталась лейтенанту Пуи. Не знаю почему ему отвели лучшие апартаменты, но офицеры разведки и контрразведки всегда получали все по первому разряду. Обычная двухместная каюта представлялась мне довольно уютной, поэтому зависти к лейтенанту я не испытывал. Совещаний он не проводил, но, за последнюю неделю, каждый офицер на корабле побывал у разведчика в гостях. Беседы были короткие, но видимо содержательные. О разговорах за закрытыми дверями офицеры старались не распространятся. Меня пригласили одним из последних. Каждое утро, до завтрака, я выходил проветриться. Как правило, офицеры свободные от вахты, в это время еще спали. Несколько раз я сталкивался на корме с лейтенантом Пуи. По утрам он надевал полосатый гимнастический костюм и бегал по палубе. Обычно мы учтиво раскланивались, желали друг другу доброго утра и расходились по своим делам.

В этот раз лейтенант остановился, чтобы отдышаться.

— Доброе утро! — сказал я.

— Доброе утро! Не спится? — спросил Пуи.

— Я всегда рано встаю.

— Может быть зайдете сегодня ко мне после завтрака, кофе выпьем?

— С удовольствием.

Лейтенант не много постоял рядом, стараясь держаться так, чтобы на него не попадал дым моей сигары.

— Как Вам нравится наш поход? — неожиданно спросил он, — всем довольны, каютой, питанием?

Вопрос был странный, никто никогда в армии не интересовался нравятся ли мне условия проживания.

— Все хорошо, спасибо. С окопной жизнью не сравнить.

— Да. Вы воевали с начала кампании?

Я был уверен, что Пуи читал мое личное дело и прекрасно осведомлен о моей карьере, наверно даже знает, какой коньяк я предпочитаю.

— Меня призвали спустя полгода после начала кампании, три месяца в учебном лагере, так что на фронте я пробыл около двух лет.

Лейтенант кивнул. Вообще я был старше его по званию и подобный допрос выглядел несколько странно, но в адмиралтействе я подписал бумагу, в которой обещал оказывать содействие офицерам разведки и честно отвечать на все вопросы. Манеры лейтенанта оставляли желать лучшего, но возможно он просто не хотел тратить время на глупые расшаркивания. Хитрый льстец, старающийся втереться в доверие, был бы намного хуже.

— Заходите после завтрака, — сказал Пуи, — угощу Вас хорошим кофе.

— Спасибо. Непременно зайду.

Утром я немного посидел в кают-кампании, слушая обычную болтовню младших офицеров. Лейтенанты рассказывали друг другу истории из жизни учебного лагеря, много смеялись. Все, что они говорили казалось мне довольно скучным, но у молодежи свои интересы и взгляды на жизнь. Морские офицеры разошлись, стюард убрал со стола грязную посуду. Являться к лейтенанту сразу после завтрака я посчитал невежливым, поэтому выждал полчаса и отправился в адмиральскую каюту.

Пуи тепло меня встретил, усадил за стол и предложил кофе с печеньем. В гостиной царила идеальная чистота. На стене висела карта Дикого острова, с пометками сделанными красным карандашом, на месте форта был воткнул маленький синий флажок.

Лейтенант сразу перешел к делу.

— Я хотел бы задать Вам несколько вопросов о том, как проходила высадка на остров. Расскажите, пожалуйста, как все было. Хочу услышать подробности из первых уст.

Я начал рассказывать. Когда мы дошли до места, где десантники нашли в штабе мертвого офицера, Пуи прервал меня.

— Скажите, господин супер-лейтенант, все-таки почему Вы провели высадку так, словно ожидали нападения. Насколько я понял, многие офицеры пытались отговорить Вас от боевой операции?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Я исходил из того, что за четыре года с экспедицией могло случиться все, что угодно, и не хотел рисковать понапрасну. Кстати, капитан Хал меня поддержал. А что касается офицеров, — я на минуту задумался, — теперь я понимаю, что многие знали о том, что адмирал Толь жив и ведет свою игру. К тому моменту, когда мы причалили к Дикому острову, многих уже успели завербовать. Я писал об этом в отчете.

— Меня вот что удивляет, — сказал лейтенант, — ведь Вы знали почти всех офицеров несколько лет, они прошли с Вами огонь и воду. Так почему же некоторые так легко пошли на предательство?

Мне трудно было ответить на этот вопрос. Предательство близких людей до сих пор оставалось для меня загадкой.

— Наверно у всех были разные причины. Лейтенант Бад получил возможность начать новую жизнь, лейтенанты Жен и Мас — почти безграничную власть и неожиданное повышение по службе, и я думаю, что всем без исключения обещали богатство и роскошь, которой они были лишены в обычной жизни.

Пуи хмыкнул и покачал головой.

— Мне кажется, что слово роскошь мало подходит для описания обеспеченной жизни в средневековом обществе. На родине лейтенантов ждало блестящее будущее.

— До такого будущего нужно пройти длинный путь, возможно молодые люди не захотели ждать.

— Возможно, — задумчиво сказал лейтенант, — может быть были еще какие-нибудь причины?

Никогда не знаешь, что можно говорить людям из спецслужб, а что нельзя. Любое неосторожное слово они могут вменить тебе в вину.

— Мне кажется, им предложили принять участие в создании нового мира, дали почувствовать себя героями и первооткрывателями.

— Да, Вы романтик, — удивленно сказал Пуи, — хотя я понимаю, что Вы имеете в виду. Всегда найдется злодей, который попробует смутить слабого духом молодого офицера. У провокаторов много лиц.

Лейтенант надолго задумался и, казалось, совсем потерял ко мне интерес. Мне ужасно хотелось курить, но разведчик не предлагал, а закуривать без разрешения было не удобно. Наконец он очнулся.

— Продолжайте, пожалуйста. Что было дальше, после того, как Вы нашли мертвого офицера?

Мы проговорили около часа. Пуи очень внимательно слушал, иногда задавал уточняющие вопросы. Он не старался поймать меня на противоречиях, не хитрил и вообще вел себя довольно прилично. Кофе у лейтенанта оказался действительно хороший.

Наше путешествие продолжалось. Я прочитал и перечитал все книги, которые взял с собой и теперь принялся за библиотеку капитана. Оказалось, что лейтенант Гоц большой любитель беллетристики. Сначала мы обменялись с ним романами, взятыми в поход, а потом стали часто засиживаться в моей каюте, обсуждая известных авторов. По многим вопросам наши мнения не совпадали, но в одном мы были едины, большинство бестселлеров, изданных после войны, нам не нравились.

— Ну, это бред! Честное слово, полная ерунда, когда главный герой, офицер, сидит в порту и ждет судна, а к нему подсаживается бездомный и они из одной бутылки начинают пить вино! Это морской черт знает, что такое! — запальчиво говорил Гоц.

Лейтенант с детства много читал по ночам при свете свечи, от чего испортил зрение и теперь носил очки. На вторую неделю знакомства он признался, что раньше писал стихи, а теперь пробует себя в прозе. Он показал несколько морских рассказов, довольно приятных, написанных в классическом стиле, но немного перегруженных флотской терминологией. Мне, сухопутному офицеру, некоторые слова были не понятны, о чем я сразу ему сообщил. Гоц обиделся, он вообще к своему творчеству относился очень щепетильно, но на другой день принес мне исправленный вариант. Стихи он писал очень давно, в юности, и показывать стеснялся. Когда артиллерист все-таки решился, я понял почему. Тема была одна, несчастная любовь пылкого юноши к бессердечной даме. Стихи были откровенно плохие, но, чтобы не обидеть лейтенанта, я сказал, что на мой взгляд все это очень достойно, но я не могу оценить его произведения, потому что ничего не понимаю в поэзии.

Иногда к нашим вечерним посиделкам присоединялся доктор Пор. Литература его не интересовала, но ему нравилось бывать в нашем обществе. Он сидел на койке, на самом краю, слушал пылкие речи лейтенанта Гоца, курил папиросы, пил мой коньяк и благодушно улыбался.

Однажды ночью, проводив новых друзей, я вышел на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Вахтенный матрос, проходя мимо, отдал честь. Я немного постоял на носу, разглядывая огни «Великолепного». Было ветрено, я не надел бушлат и быстро замерз. Возвращаясь обратно, я остановился возле капитанской каюты. Хал не спал. В гостиной горел свет, и я видел сквозь занавеску темный силуэт стоящего человека. Я подумал: «Не зайти ли к капитану и не выпить рюмочку». Неожиданно через открытый иллюминатор до меня донеслись голоса, похоже Хал был не один.

— Безобразие! Я даже в оружейную не могу попасть, пока не подпишу специальную бумагу у Пуи. Такое ощущение, что на корабле главный он.

Я узнал голос механика. Обычно спокойный и тихий лейтенант Лас, сейчас был сильно раздражен.

Первой моей мыслью было уйти, но ответ капитана заставил меня не много задержаться.

— А он и есть главный, — ответил Хал, — бросьте Лас. Вы должны понимать, что обычный лейтенантик, даже, если он из разведки, никогда бы не получил на моем корабле адмиральскую каюту.

— Я Вас не понимаю.

— У него особые полномочия. Каракатица знает, кто он вообще такой. Поэтому я Вас прошу, соблюдайте субординацию и перестаньте его задевать. Не хочу, чтобы это для Вас плохо кончилось.

Лас, что-то пробурчал, но я не расслышал. Я вообще никогда не любил подслушивать под открытым окном или подглядывать в замочную скважину, поэтому решил, что с меня довольно. И тем не менее, я был рад, что стал свидетелем этого разговора. Выходит, наши с капитаном мысли сходятся, я тоже решил, что Пуи не похож на лейтенанта из разведки.

Доктор Сол замкнулся в себе и даже в кают-компании почти ни с кем не разговаривал. Мне было жалко старого друга. Я видел, что его мучают тяжелые мысли и не знал, как ему помочь. Он мало ел, почти не гулял и матросы говорили, что свет в его каюте горит почти всю ночь. В дальнем походе случается всякое, бывает, что даже самая крепкая воля ломается из-за кажущегося пустяка. Я корил себя за грубость, которую допустил в разговоре с доктором, и однажды не выдержал и постучал в дверь его каюты.

Мне никто не ответил, и я подумал, что Сола нет на месте. Когда я уже собрался уходить, дверь распахнулась. Доктор был один и уже успел надеть халат, форма как попало была свалена на койке.

— Добрый вечер, — сказал я.

— Добрый вечер.

— Вижу Вы еще не спите.

— Да, — Сол посторонился, давая мне возможность войти, — бессонница. Заходите.

Я вошел и сел на свободную койку. Белье на кровати доктора было смято, пепельница переполнена.

— Как поживаете?

— Нормально, — ответил Сол.

— Я пришел попросить прощения, — сказал я, — извините меня за грубые слова.

— Ничего, я сам во всем виноват. Вы вполне доходчиво объяснили мне, что сделать ничего нельзя, а я все никак не могу успокоиться.

Он сел на койку, полы халата разошлись, открыв худые волосатые ноги. Выпить он мне не предложил и видимо не очень обрадовался моему визиту.

— Вы тоже извините меня, Бур. Нельзя требовать от людей слишком многого.

— Хотите меня обидеть?

— Ну что Вы!

Мне захотелось хорошенько встряхнуть его, чтобы немного прочистить мозги.

— Знаете, что, — сказал я, вставая, — наш разговор мне не нравится. Прощение я попросил, так что совесть моя чиста. Хотите страдать и мучиться, пожалуйста. Я правда, не вижу повода для страданий, но возможно потому что имею слишком толстую кожу. Вы нам нужны доктор. Я действительно не знаю, что делать с сотней моряков, которым Толь задурил голову своей религией. Кроме Вас с этим никто не справится. Так что постарайтесь взять себя в руки и придумайте, как помочь этим несчастным.

В глазах доктора мелькнула, какая-то мысль, но отвечать он не стал, а только кивнул головой.

Однажды вечером, после отбоя, ко мне заглянул лейтенант Пуи.

Ложиться спать было рано, поэтому я удобно расположился на койке с книгой в руке, собираясь почитать очередной роман. В дверь постучали.

— Войдите, открыто! — крикнул я и посмотрел на часы. Поздние визиты на корабле были не приняты, и я подумал, что это Сол очнулся от своего странного состояния и пришел поговорить.

Пуи аккуратно открыл дверь и остановился на пороге. Не могу сказать, что его визит меня сильно удивил.

— Проходите лейтенант, — сказал я, вставая и указывая на соседнюю койку, — располагайтесь.

Разведчик с интересом огляделся и сел.

Вообще офицерская каюта не плохо приспособлена для двух вещей, игры в шахматы или задушевных разговоров. Усаживаясь на койку, хозяин и гость оказывались за маленьким столиком лицом к лицу.

— Извините за поздний визит, — сказал Пуи. Он совсем не выглядел смущенным.

— Ничего. Чем обязан?

Разведчик кашлянул и полез в карман френча за папиросами.

— У Вас можно курить?

— Да, пожалуйста.

Я открыл иллюминатор.

— Разрешите задать Вам несколько вопросов?

Лейтенант закурил и положил полупустую пачку на стол. Я обратил внимание на то, что у него дорогой и редкий сорт папирос.

— Что Вас интересует?

— В своем отчете Вы писали, что лейтенант Гат был схвачен во время побега, поэтому Вы уплыли без него.

Я насторожился. Описание того, как мы покинули Дикий остров, было самым слабым местом в моем отчете. Я вспомнил холодную ночь, крики часовых и отсветы факелов на стене.

— Да. Это так.

Пуи кивнул.

— Вы уверены, что лейтенант Гат погиб при побеге?

— Нет, не уверен.

— Но Вы слышали выстрелы?

— Слышал.

— На сколько я понимаю, стреляли не в Вас, а внутри форта?

— Совершенно верно.

Тогда, два года назад, наш лагерь оказался в руках мятежников. Мы с офицерами договорились, что под покровом темноты перелезем через забор и сбежим. Лейтенант Гат, перед уходом, хотел отомстить за смерть нашего друга интенданта Коса и я потратил много времени, отговаривая его от этой затеи. Он шел последним и видимо решил все сделать по-своему. Когда мы с доктором перебрались за стену и добежали до лодки, в форте поднялся переполох и стрельба. Я должен был доставить капитану Халу секретное донесение, поэтому не мог рисковать. Не слушая возражений доктора Сола, я приказал уходить.

— Скажите, есть вероятность того, что лейтенант Гат до сих пор жив?

Я вздрогнул. Разведчик словно прочитал мои мысли.

— Это возможно.

— Как Вы думаете, — продолжал лейтенант, — если он жив, то примкнул к заговорщикам или остался верен долгу?

Я посмотрел на Пуи, но лейтенант отвел взгляд. Интересный вопрос. Если Гат не погиб, то скорее всего, согласился служить адмиралу, чтобы сохранить себе жизнь. Признать это значит подставить под удар артиллериста, а поручиться за то, что он до сих пор верен присяге, значит подставиться самому. Потом, при случае, Пуи сможет использовать мои же слова против меня.

— Я думаю, что он остался верен долгу.

Разведчик вздохнул.

— Мне хотелось бы думать, что на Диком острове у нас остались союзники. Лейтенант Тар вне подозрений, а вот остальные. Правильно ли я понимаю, что мы можем доверять лейтенанту Гату и взводу егерей, которые до самого конца поддерживали Вас?

— Мне трудно отвечать на Ваши вопросы, — сказал я, — прошло уже два года. Я не могу даже представить, что там происходит сейчас.

— Я понимаю, — Пуи докурил папиросу и затушил ее в пепельнице, — и все-таки?

— Я думаю, что мы можем положиться на егерей и на лейтенантов Тара и Муки, — я запнулся, — и на лейтенанта Гата, если он жив.

Услышав про Муки, разведчик заерзал.

— Вы думаете, что бывший адъютант адмирала Крола не предатель?

Не многие помнили, где служил Муки до того, как попал в экспедицию. Мне показалось, что разведчик упомянул про Крола специально для меня. Интересно зачем? Я никогда не скрывал своей дружбы с адмиралом.

— Я всегда доверял ему. Будем надеяться, что за два года он мало изменился.

— Это очень хорошо, — задумчиво проговорил лейтенант, — благодарю Вас.

Он поднялся и стал прятать в карман папиросы и спички, давая понять, что услышал все, что хотел.

Не знаю поверил мне Пуи или нет. Возможно у него еще оставались вопросы, но задавать их он не спешил. Разведчик присматривался ко мне, пробовал, как рыба наживку. Мы могли долго ходить вокруг да около, но я хорошо понимал, что из всех участников похода на мои вопросы сможет ответить только он. Было обидно отпускать лейтенанта, не получив никакой информации взамен, и я решился.

— Скажите, — спросил я, — зачем Вам все это?

Пуи замер и удивленно взглянул на меня.

— Говорят, мы должны уничтожить следы пребывания экспедиции на Диком острове, — продолжал я, — неужели супер-капитана Орса интересуют возможные союзники. Мне кажется, что он просто сравняет с землей и форт, и резиденцию адмирала Толя.

Пуи поперхнулся, откашлялся и сел на место. Видимо мой вопрос застал его врасплох.

— Как у нас разговор повернулся, — сказал он, доставая очередную папиросу.

Я зажег спичку и дал ему прикурить. Лейтенант с благодарностью кивнул.

— Меня предупреждали о том, что Вы человек прямой. Ну, что же давайте на чистоту. А Вам как бы хотелось, чтобы Орс сравнял все с землей или, чтобы мы нашли Ваших людей и вывезли их с острова?

Правильно говорили в адмиралтействе: «задай вопрос разведчику, получишь два в ответ». Он опять провоцировал меня. Каждое неосторожное слово потом ляжет в отчет, на основании которого меня могут обвинить в трусости или предательстве.

— Я отправился в эту экспедицию, чтобы помочь вернуться домой всем, кто остался верен долгу, — осторожно подбирая слова, ответил я.

— Так в чем же дело?

Я вспомнил подслушанный разговор между капитаном и механиком. Если Пуи действительно не тот, за кого себя выдает, если у него особые полномочия, то будет полезно заручиться его поддержкой. В конце концов я не собирался просить слишком много. Я просто хочу, чтобы мне разрешили рискнуть. Даже, если ничего не получится, их секретная операция не пострадает.

— Я хочу попросить капитана Орса, перед тем, как начнется атака, дать мне возможность поговорить со своими людьми. Но боюсь, что он не станет меня слушать.

— Почему?

Я пожал плечами. В конце концов, что он от меня хочет, чтобы я признался в том, что не доверяю адмиралтейству? Чтобы я объявил, что считаю Орса солдафоном и снобом?

— Понимаю Вашу озабоченность, — неожиданно сказал Пуи, — но не разделяю ее.

Он улыбнулся.

— Орс здесь совершенно не причем. Вам не придется ни о чем просить. Это я вынужден просить Вас высадиться на берег и найти своих людей. Мне нужно точно знать, что случилось с адмиралом Толем. Мне нужно знать жив он или мертв. Если адмирал жив, его нужно убить. Сделайте это для меня супер-лейтенант Бур и забирайте с собой всех, кого пожелаете.

Все встало на свои места. Адмиралтейство опять сыграло в темную. Теперь понятно, почему не было общего совещания и почему ни меня, ни десантников не пригласили на борт «Великолепного». Просто, нам нечего было там делать. Адмиралтейство отправило две автономные группы на двух кораблях. Задача одной, зачистить следы нашего пребывания на острове, этим занимается Рок, а другая группа должна связаться с агентом контрразведки лейтенантом Таром и убедиться в том, что адмирал Толь уничтожен. Вот почему Рок на крейсере, а Пуи на десантном судне. Капитан — разведчик, значит лейтенант…

— Кто Вы Пуи? — спросил я.

— Капитан контрразведки, — спокойно ответил он.

Теперь, когда маски были сброшены, Пуи рассказал мне о своих планах. Пока крейсер «Великолепный» будет разбираться с городом заговорщиков, десантная морина должна убедиться в смерти Толя. Для этого нужно было найти лейтенанта Тара или кого-нибудь, кто мог бы рассказать о событиях последних двух лет. Где искать контрразведчика и кого расспросить о судьбе адмирала, в случае, если Тар погиб, не знал никто. Именно поэтому адмиралтейство решило отправить в экспедицию меня. Расчет был на то, что я смогу наладить связь с моряками, оставшимися на острове, нижние чины меня уважали, да и некоторые офицеры могли пойти на контакт.

— На самом деле нет никакой уверенности в том, что Тар прикончил адмирала, — честно признался контрразведчик, — да, перед ним поставили такую задачу, но по сути это откровенное самоубийство.

— Вы сомневаетесь в его честности?

— Нет. Все это время я был куратором Тара и знаю его, как никто другой. Уверен, что он выполнил свой долг, если только….

Пуи замолчал и задумался.

— Если что? — спросил я.

— Если ему не помешали.

— Почему так важен Толь? Теперь, после смерти адмирала Меца, после ареста всех заговорщиков, у него вырваны зубы. Он ничего не сможет сделать, даже если захочет.

— Никогда не было полной уверенности в том, что мы поймали всех. Закинули большой бредень, поймали самую крупную рыбу, всех высокопоставленных офицеров, замешанных в подготовке переворота, но мелочь ушла. Уверен, что своих планов они не оставили. Затаились, спрятались до поры и только ждут, чтобы опять вылезти из ила.

Пуи достал папиросу и закурил.

— Толь — это символ неповиновения, флаг мятежа. Первый раз за последние пятьдесят лет адмиралтейство столкнулось с предательством такого масштаба. Вы знаете, что под следствием оказались десятки высокопоставленных офицеров, цвет нации?

— Все оказались виновны?

— Почти все. Понимаю, о чем Вы хотите спросить. Возможно при расследовании были допущены ошибки, возможно пострадали невиновные. Совет слишком испугался. Поэтому нас и отправили в экспедицию. Конечно правительству необходимо скрыть следы пребывания наших людей на острове. Война никому не нужна, мы к ней совершенно не готовы. Но и Толь, живой или мертвый, не дает им покоя. Тому, кто привезет его голову они дадут все, что попросит, озолотят и обвешают эполетами.

На следующий день, после обеда, ко мне подошел супер-лейтенант Дос.

— Вы не заняты? Пуи просил с Вами поговорить.

— Я в Вашем распоряжении.

— Тогда идемте, хочу Вам кое-что показать.

После того, как супер-лейтенант посоветовал мне не совать нос в чужие дела, мы перестали общаться. Не люблю навязывать свое мнение. Я всегда считал, что основная задача командира в дальнем походе, найти занятие для нижних чинов. Безделье могло привести к беспорядкам. Оторванные от дома и суши, люди становились мало предсказуемыми и раздражительными. В прошлой экспедиции нам несколько раз приходилось пресекать конфликты и даже сажать виновных в карцер. Я попробовал объяснить это лейтенанту, но понимания не добился. Подобная заносчивость и пренебрежение своими обязанностями всегда сильно раздражали меня.

Мы прошли на нижнюю палубу, остановились возле оружейной комнаты, и супер-лейтенант открыл дверь собственным ключом. Случай на корабле не бывалый.

— Ключ мне выдал капитан, — быстро сказал Дос, увидев мою реакцию, — не беспокойтесь, правила корабельной дисциплины я не нарушал.

— Вы давали очень хорошие советы, — продолжал он, — но я не мог проводить учебные тревоги из соображений секретности. Вот из-за этого.

Дос взял из пирамиды карабин и протянул мне. В оружейке было темновато и я смотрел на лейтенанта, поэтому не сразу понял в чем дело.

Собственно, это был не карабин. Подобного оружия я раньше не видел. Первое, что мне пришло в голову, что Дос протягивает мне невероятно большой револьвер.

— Винтовка револьверного типа, — видя мое удивление, сказал супер-лейтенант, — пятизарядная. Секретное оружие, выпущенное маленькой партией специально для нас.

Я взял винтовку в руки и принялся рассматривать.

— По сути, это просто револьвер, которому удлинили ствол и приделали приклад, — продолжал Дос, — прицельная дальность меньше чем у карабина, убойная сила тоже, зато скорострельность феноменальная.

— Патрон стандартный револьверный? — спросил я.

— Нет. Специально разработали.

Ощущение было не обычное. Когда держишь в руках винтовку, снаряженную пятью зарядами, кажется, что ты готов на любые подвиги. Во время войны о такой скорострельности нельзя было даже мечтать. Однозарядный карабин Гока, принятый на вооружение в армии, казался по сравнению с этим детской игрушкой.

— Не может быть все хорошо, — с сомнением сказал я, — испытания ничего не выявили, может быть какие-нибудь дефекты?

— Только то, что я Вам уже назвал — дальность и убойная сила. Но испытания еще не закончены, наша экспедиция — это часть проверки.

— Невероятно, — я покачал головой, — отправлять людей на боевую операцию с непроверенным оружием.

По виду супер-лейтенанта я понял, что он со мной не согласен. Дос гордился своей миссией и новым вооружением. Всегда приятно быть первооткрывателем в чем бы то ни было. Возможно я слишком осторожничаю, но на его месте я бы так не радовался.

— Наверно это отличное оружие, — с сомнением сказал я, — но мне привычней старый карабин Гока. У Вас кстати не найдется, люблю брать с собой на операцию.

— Нет, — ответил Дос, — чего нет, того нет.

В этот раз я переносил путешествие намного легче. Ночные кошмары меня больше не мучали, аппетит был отменный, я много гулял по палубе, стал меньше пить и курить. Может быть дело было в том, что сейчас я точно знал, чем моей команде предстоит заниматься на Диком острове. Человек не может все время беспокоиться из-за возможных проблем, чем меньше тайн и недосказанности, тем лучше. Мы с Пуи несколько часов провели над картой и пришли к выводу, что высаживаться возле форта слишком опасно. Решено было пройти вместе с «Великолепным» до устья реки, оставить судно там и отправиться на разведку пешком.

— Дать Вам всю морину я не имею права, — задумчиво говорил Пуи, — в адмиралтействе считают, что адмирал Толь скорее всего находится в столице, поэтому я с основным отрядом отправлюсь на крейсере с Орсом. А Вы, с одним взводом, высадитесь здесь, — капитан ткнул карандашом в точку на карте, — и доберетесь до форта своим ходом. Здесь всего несколько километров, так что даже вспотеть не успеете.

Меня этот план вполне устраивал. Воевать я не собирался, а для разведки большой отряд мне не понадобиться. Почему-то я был уверен в том, что мои люди до сих пор находятся в форте. Даже если Тара там не было, то возможно найдется кто-нибудь, кто сможет ответить на все вопросы.

По мере приближения к Дикому острову волнение младших офицеров возрастало. Лейтенанты теперь часто засиживались в кают-компании допоздна, обсуждая детали будущей операции. Собственно, точных планов командования они не знали, поэтому фантазировали во всю. Мы с Халом украдкой приглядывали за ними, а потом в каюте капитана веселились от души, делясь своими наблюдениями.

Однажды после ужина ко мне подошел Сол. Он выглядел заметно свежее, видимо начал высыпаться по ночам. Доктор уже не прятался от меня по углам и вернулся на свое излюбленное место за столом. По душам мы с ним больше не говорили, но здоровались, желали друг другу спокойной ночи, справлялись о здоровье и могли за обедом попросить друг друга передать соль или соус.

— На сколько я понимаю, скоро мы прибудем на место? — спросил он.

— Осталась неделя похода.

— Вы намерены сойти на берег?

— Конечно.

Сол был очень серьезен.

— Я бы хотел Вас сопровождать.

— Пожалуйста.

— Вы пойдете с отдельной группой?

— Да.

— Значит решено, — сказал доктор и отошел к стойке, чтобы взять у стюарда бокал вина.

Супер-лейтенант Дос наконец взялся за ум и стал каждый день устраивать для своей морины учебные тревоги. Десантники бегали по палубе, отрабатывали посадку в десантные лодки, приседали, отжимались и даже стреляли из положения сидя и стоя. Во время стрельб я попросил разрешения опробовать новую винтовку и выбил один из пяти. Вообще, я считал себя не плохим стрелком, но то ли к новому оружию нужно было привыкнуть, то ли просто день выдался не удачный. Свидетелями моего позора стал весь корабль, и капитан Хал не преминул за обедом поиздеваться надо мной. Раньше я обязательно потребовал бы дать мне еще одну возможность доказать свою меткость, и скорее всего показал бы хороший результат, но сейчас только вежливо улыбался в ответ на дружеские подначки.

Про себя я отметил, что десантники были очень неплохо подготовлены и за последние дни смогли улучшить и без того хорошие результаты. Я с интересом приглядывался к ним. В особенности меня интересовал первый взвод. Я был уверен, что Пуи отдаст под мое начало именно его. В десанте первый взвод считается самым слабым, в нем оказываются либо новички, либо самые бестолковые моринеры. В данном случае мне повезло. Никаких претензий к морякам у меня не было. Командовал взводом моринер-лейтенант Хот. Это был очень аккуратный молодой человек, умный и начитанный. Он закончил академию с отличием и был из знатной и богатой дворянской семьи.

За время похода у меня установились приятельские отношения почти со всеми офицерами, исключение составляли, прикомандированный к морине, военный доктор и интендант. Про них я знал очень мало. Доктор оказался молчуном. Его часто можно видеть в компании Пора и Сола. Наверно, трем врачам было, о чем поговорить. Интендант был человеком замкнутым и все свободное время проводил в каюте, которую делил с военным врачом. Единственным его развлечением, на сколько я успел заметить, были карты, в которые интендант играл самозабвенно, но по-крупному никогда не ставил. Наверно его увлекал сам процесс. За время службы я заметил, что интенданты обычно делятся на две категории, одни нелюдимые и задумчивые, у них всегда все в порядке, все разложено по своим местам, а другие веселые и бесшабашные, к службе относятся спустя рукава, больше заботятся о собственной выгоде и постоянно предлагают Вам приобрести у них, что-нибудь контрабандой. В начале экспедиции нас представили друг другу, но к концу похода я успел забыть его имя.

Однажды я, как всегда, вышел перед сном выкурить сигару. Обычно в это время на корме никого не было, но в этот раз мне не удалось насладиться одиночеством. На лестнице послышались чьи-то быстрые шаги и появился интендант.

— Добрый вечер, — сказал он, достал платок и вытер вспотевший лоб.

— Добрый вечер!

Мы приближались к Дикому острову и с каждым днем становилось все теплее. Сейчас, выходя из каюты, я не стал застегивать френч и надевать фуражку.

— Мне сказали, что Вы поведете собственную группу. Я буду выдавать усиленный боекомплект и неприкосновенный запас, как обычно. Может быть, Вам понадобиться что-нибудь еще? — спросил интендант.

Признаться, я не ожидал подобного вопроса. Взвод получал все по списку, так что отхватить что-нибудь сверх положенного, я не рассчитывал. Если интендант идет на контакт, нужно просить, как можно больше. С другой стороны, у группы и так будет все, что нужно и брать лишний груз не за чем.

— Мне нужен ранец, — сказал я, — а еще карабин или винтовка, а то у меня только револьвер.

— Винтовку дать не могу, извините, — не раздумывая ответил интендант, — и карабина у меня нет, а вот ранец я для Вас обязательно найду. Есть десантный корд, если хотите.

— Нет, — я покачал головой, — корды не люблю. Спасибо, я Ваш должник.

Интендант кашлянул.

— Это я Ваш должник, господин супер-лейтенант. Вы меня не помните?

— Не имею чести…

— Меня зовут Моа. Остров Сом, апрель 19… года.

Весной 19…года я несколько дней болтался при штабе. Меня отправили на переподготовку, пока морина ожидала пополнения. Нам читали лекции об организации обороны на захваченных вражеских островах. Полевым командирам все это казалось пустой болтовней, поэтому мы воспринимали учебу, как короткий отпуск, пили местное вино и отсыпались. Взводные волочились за сестрами милосердия и официантками, а старшие офицеры засиживались в клубе за картами и бильярдом.

Остров Сом был захвачен зимой. После долгих боев, порт и городок были серьезно разрушены. За несколько мирных месяцев местные жители успели кое-что восстановить, и открыть несколько кабачков, где подавали домашнее вино и коньяк. Когда на остров перебрался адмирал Крол со своим штабом, рядом открыли полевой госпиталь. В городке стояла баталия егерей, а порт охраняли две 75-миллиметровые пушки, установленные по разные стороны полукруглой живописной гавани.

Остров Сом находился в глубоком тылу и нападения никто не ждал, поэтому, когда, однажды на рассвете, трубач заиграл сигнал тревоги, мы подумали, что это чья-то глупая шутка.

Вардовское десантное судно вышло к нашим позициям около пяти часов утра. Заспанные наблюдатели сначала приняли его за своего, а когда разобрались, что к чему, было уже слишком поздно. Судно вошло в бухту и несколькими выстрелами превратило казарму егерей в груду обломков. Наши береговые орудия храбро вступили в перестрелку, и даже нанесли противнику ощутимый урон, но с корабля уже успели спустить десантные лодки.

Нам повезло, офицерские казармы размещалась в нескольких маленьких рыбацких домиках, и корабельные комендоры, не разобравшись, решили снаряды на нас не тратить.

Окончательно проснувшись от первых взрывов, я схватил лежащую на стуле форму, скатился под кровать и одевался уже на полу. Когда я выскочил на улицу, казарма егерей была разрушена, а с корабля высаживался десант. Первой мыслью было бросить все и сбежать в небольшой лесок на горе, но потом я увидел горящие дома и перевернутое орудие, и со всех ног бросился в штаб.

Здесь царила полная неразбериха, куда-то бежали перепуганные вестовые, в приемной столпились адъютанты и писари, а в кабинете Крола, у выбитого взрывом окна, молодой лейтенант деловито пристраивал бомбарду.

— Где адмирал? — спросил я его.

Он посмотрел на меня, и махнул куда-то за спину.

— Там, где-то.

Крол вышел из комнаты телеграфистов и наткнулся прямо на меня.

— Бур! Слава океану! — китель адмирала был засыпан мелом, на щеке краснел длинный порез, — соберите всех, кого найдете и займите оборону на причале. Немедленно, а то нас всех перебьют. Не давайте вардам добраться до орудия.

Я оглядел притихших штабных и сказал, — все слышали?

Защищать причал было уже поздно, десантные лодки доберутся до него раньше нас. Я собрал в штабе восемнадцать человек, вооруженных, чем попало. Карабинов было мало, почти у всех револьверы. На улице я столкнулся с егерь-лейтенантом, с ним было девять человек. Когда казарму накрыло артиллерийским огнем, он собрал выживших и повел к штабу. Несколько человек были легко ранены, на троих не было гимнастерок, а один прибежал в одном исподнем. На наше счастье, они смогли вытащить из-под завалов оружие.

— Вот, что лейтенант, — сказал я, поймав егеря за рукав, — нам приказано занять оборону. Возьми своих людей и бегом к орудию, нужно прикрыть артиллеристов.

— Слушаюсь! — лейтенант козырнул.

Сразу за причалами проходила узкоколейка, по которой раньше к пристани доставляли руду. Шахта истощилась, а насыпь и заросшая травой дорога с прогнившими шпалами осталась. Для того, чтобы добраться до штаба и госпиталя вардам сначала придется через нее перебраться. Я оставил у насыпи семь человек под командованием штабного супер-лейтенанта, всех остальных, вооруженных карабинами, повел дальше.

Егеря выполнили приказание и расположились перед последним уцелевшим орудием. Я приказал своим людям занять оборону рядом. Перепуганные писари и вестовые ложились на землю, прятались в воронках и за камнями.

Артиллеристы не обратили на нас никакого внимания. Они обстреливали судно, которое высадило десант, и теперь отходило в океан, отчаянно огрызаясь из носовой пушки. Командир орудия отдавал четкие короткие приказы и увидев меня, коротко кивнул.

Я спрыгнул в яму, в которой сидел егерь-лейтенант с тремя стрелками.

— Как дела?

Лейтенант посмотрел на меня безумными глазами и не ответил. Мне пришлось встряхнуть его так, что у несчастного лязгнули зубы.

— А? — очнулся он.

— Сейчас на тебя полезут варды. Твоя задача не дать им добраться до орудия. Ты понял?

— Понял, — он кивнул.

— Люди еще есть? Есть бомбарды?

— Нет, — лейтенант нервно замотал головой, — засыпало всех, ничего не нашли.

— Тогда сиди здесь и отбивай все атаки. Понял?

— Так точно, — в глазах лейтенанта кроме страха не отражалось ничего, и я даже подумал, что он сейчас выскочит из воронки и побежит, но он сумел взять себя в руки.

— А Вы? — с надеждой спросил он.

— И я с тобой.

Несколько лодок уже коснулись берега, в мелкую воду стали выпрыгивать пехотинцы.

Я приподнялся на локте.

— Внимание! По десанту противника, — я выдержал короткую паузу, — огонь!

Раздались редкие выстрелы, кто-то замешкался, кто-то все еще не пришел в себя.

— Огонь!

Следующий залп получился более слаженный.

— Заряжай!

Штабные стреляли плохо, но несколько вардовских десантников упало в воду. Все-таки нас было слишком мало, чтобы отбить атаку. Я оглянулся и увидел, что со стороны штаба бежит еще несколько человек.

— Огонь!

Варды наконец выбрались из лодок и побежали вверх по склону прямо на нас. Тех, кто высадился на причале, пока было не видно, их скрывали высокие бетонные стены.

Неожиданно сзади громыхнуло и над нашими головами, прочертив дымный след, пролетела бомба. Она упала в гущу наступавших и взорвалась, разбрасывая людей в разные стороны. Я оглянулся, не понимая кто стреляет, ничего не увидел, но вспомнил про бомбардиров в кабинете Крола. Интересно сколько у них боеприпасов?

Рассиживаться было некогда, потому что взрыв одинокой бомбы не только не остановил атаку, а наоборот только разозлил нападавших.

— Огонь! — звонко закричал лейтенант. Он уже совсем пришел в себя.

Я достал револьвер и подобрался. Бессмысленно сидеть в яме, когда на тебя идет цепь. Хочешь ты или не хочешь, но надо поднимать людей в атаку. Я осмотрелся. Почти все стреляли или заряжали оружие, но несколько человек просто лежали, прикрыв голову руками. Эти не встанут. Да и вообще, много ли поднимется за мной?

— Моряки! — закричал я, — в атаку!

Впереди ударила бомба, поднимая тучу песка и грязи. Я встал в полный рост и махнул рукой.

Лейтенант полез наверх и егеря, которые сидели с нами, тоже.

— За мной! — закричал я.

Мы пробежали по газонам городского парка, мимо разрушенной летней эстрады и столкнулись с вардами, которые шли по пляжу навстречу, увязая в глубоком песке, обходя покосившиеся зонтики от солнца и кабинки для переодевания, оставшиеся с довоенных времен.

Я застрелил двоих, промахнулся, увернулся от вардовского штыка и упал лицом в песок, кто-то сзади, со всей силы, толкнул меня. Казалось, что от удара из легких вышел весь воздух. Я перекатился на спину и выстрелил в приближающегося солдата.

Нас бы непременно всех перебили, если бы со стороны штаба не появилось сразу много людей. Крол собрал всех, кто уцелел: егерей, санитаров из госпиталя, раненых, которые могли держать оружие, военных врачей; и повел их в атаку.

Вардов было не много, несколько лодок еще не успели причалить и те, кто высадился на пирсе не спешили помогать своим. Если бы они знали, сколько нас всего, то ни за что бы не остановились. Увидев вторую волну атакующих, варды повернули назад и залегли у причала.

Мы вернулись на исходную позицию. Добежав до орудия, я спрыгнул в воронку. От людей, которых я повел за собой осталось меньше половины. Крол остановил свой отряд за насыпью. Я видел, как они занимали позиции. Скоро у артиллеристов кончились боеприпасы, а моряк, отправленный за снарядами к разбитому орудию, не вернулся.

Варды получив отпор, не стали лезть на рожон, захватили северную оконечность острова, опустевшие офицерские казармы и разбитую пушку. Наше орудие без снарядов перестало представлять какую-либо ценность, и я приказал отступать.

Я уходил одним из последних. Варды вяло постреливали по отползавшим морякам. Оглядевшись напоследок, я заметил слева какое-то шевеление. В револьвере еще оставались три патрона, и я решил рискнуть, осторожно выбрался из воронки и пополз, прячась за камнями. Меня заметили и несколько пуль щелкнули рядом, взбивая пылевые вихри. Впереди не то застонали, не то всхлипнули. Я прополз еще несколько метров и скатился в неглубокую канаву, придавив кого-то своим телом. Человек рванулся, но я прижал его к земле, перехватил дернувшуюся на встречу руку и сунул в лицо револьвер.

— Кто такой?

— Свой я, свой, не стреляйте, — испуганно проблеял незнакомец.

Я убрал револьвер и увидел круглые от ужаса глаза, узкое перепачканное землей лицо с потеками слез и разбитые губы.

— Кто ты?

— Младший интендант. Меня ранили.

Я отпустил его и отполз в сторону. Действительно передо мной был младший интендант в разорванном френче и, кажется, безоружный.

— Куда тебя ранило?

— В ногу. Я идти не могу, — ответил он, вытирая лицо.

Огонь стал плотнее и несколько пуль глухо стукнули в землю над нашими головами. Я прикинул расстояние и понял, что мы сможем пройти по канаве почти до самой насыпи. На какое-то время она нас укроет, а потом придется ползти по открытому месту.

— Давай вперед, — сказал я, подталкивая нового знакомого в спину, — голову не поднимай.

Он всхлипнул, наверно ему действительно было больно, и пополз вперед, часто оглядываясь.

Скоро канава кончилась. Мы залегли у самого края.

— Сейчас выберемся наверх и поползем, — сказал я, — ты первый, я следом. Пошел.

Интендант испуганно замотал головой, но я сунул ему револьвер в зубы и сказал, — убью.

Кряхтя и подвывая, он вылез наверх и пополз, я выбрался следом. В том месте, где мы были несколько минут назад, громыхнуло, видимо, варды подползли и бросили в канаву ручную гранату. По нам опять начали стрелять. Отсюда до узкоколейки было уже рукой подать. Подгоняемые страхом, мы быстро добрались до насыпи. Теперь нужно было одним рывком перебраться через нее. Люди из отряда Крола, открыли огонь, прикрывая нас.

— Пора, — я опять подтолкнул интенданта.

— Я не могу идти, я в ногу ранен, — снова заныл он. Я схватил его одной рукой за ворот, а второй за ремень и просто забросил наверх. Он был худой и легкий, но мне показалось, что от натуги, что-то порвалось в груди. Задыхаясь, я вскарабкался следом, схватил интенданта за ремень и потащил за собой вниз по склону. Мы скатились прямо на руки моряков.

Ко мне подошел егерь-лейтенант. Он хотел, что-то сказать, но только разевал рот, как рыба и смотрел на меня восхищенным взглядом.

Я столкнул с себя интенданта и сел, прислонившись спиной к насыпи.

— Спасибо! Спасибо Вам! — бормотал спасенный офицер, — я Ваш должник. Меня зовут Моа. Я Вас никогда не забуду.

Я закусил губу и отвернулся.

Надо мной склонился военный врач и стал деловито, прямо поверх френча, накладывать повязку. Когда мы перелезали через насыпь, шальная пуля угодила мне в бок.

Не удивительно, что я не узнал интенданта. Тогда, много лет назад, я видел человека с искаженным от боли лицом, перемазанного в грязи, а фамилия, которую он назвал, вылетела у меня из головы.

— Неожиданная встреча, — сказал я.

— Вы тогда спасли мне жизнь. Я Вам очень благодарен.

Интендант был явно смущен и, казалось, хотел меня о чем-то попросить, но не решался.

— Все это в прошлом. Мы были на войне и каждый исполнял свой долг, — сказал я.

— Не знаю. Мне кажется, что тогда я вел себя не подобающим образом. Мне стыдно вспоминать об этом.

Интендант нервно теребил, зажатый в руке, носовой платок.

— Я могу попросить Вас об одолжении? — робко спросил он, — пожалуйста, не рассказывайте никому о моем позорном поведении.

В темноте мне было плохо видно его лицо, но я почему-то был уверен в том, что Моа покраснел.

— Вы были серьезно ранены, а я помог Вам выбраться из-под огня, — ответил я, — В этом нет позора. Вам нечего стыдиться.

Интендант кивнул и тихо сказал, — благодарю Вас.

Походный ранец, боеприпасы и НЗ мне принесли прямо в каюту. Я был благодарен Моа за то, что он снабдил меня всем необходимым. Моринер аккуратно сложил принесенные вещи на свободную койку, отдал честь и вышел. Всякие мелочи вроде баночки с солью, кофе, сахара и ложки, я сложил в полотенце и убрал в котелок, НЗ завернул сначала в старую газету, а потом в белье и положил на дно ранца. Когда собираешься в поход, нужно все уложить так, чтобы при ходьбе в спину не впивались острые углы, но главное, чтобы ничего не гремело и не звякало, потому что от этого зависит твоя жизнь. Из моего отряда на Диком острове погиб только один человек, интендант Кос, смерть его окутана завесой тайны. Люди адмирала Толя объявили, что Кос застрелился, но я всегда считал, что они его убили. Лейтенант Гат, возможно тоже убит, но подтверждений этому нет. В любом случае подходить к укладке вещей нужно было со всей серьезностью. Завтра нам предстояла настоящая боевая операция, поэтому, когда я затянул ремни, закинул ранец на плечи и пару раз подпрыгнул, проверяя нет ли постороннего шума. Среди принесенных вещей я обнаружил два подсумка уже снаряженных револьверными патронами. Обычно выдавали только один, видимо Моа таким образом постарался отблагодарить меня. Если учесть, что на операцию я иду с одним револьвером, такой подарок был совсем не лишним. И все-таки, мне хотелось верить в то, что интендант сделал это не из благодарности за спасение, а по долгу службы. Я пристегнул подсумки к ремню и положил портупею на стол.

Всегда перед операцией я писал письмо жене, вернее коротенькую записку на случай смерти, чтобы те, кому придется меня хоронить, смогли передать ей мои последние слова. Все десантники суеверны, и я не исключение. У каждого из нас свои привычки. У меня письмо к Эн. Я быстро написал несколько строк, сложил бумагу и положил в нагрудный карман.

Теперь я был полностью готов к походу. Чтобы не случилось завтра утром, чтобы не ждало меня на Диком острове, я приму это как должное. Во мне не было страха, только легкое волнение перед неизвестностью. У некоторых перед боем дрожали руки, ныли старые раны, я знавал одного лейтенанта, который уверял, что в день перед сражением у него болит один и тот же, совершенно здоровый, зуб. Со мной никогда ничего подобного не происходило. Я открыл ранец, еще раз все проверил, застегнул ремни, разделся и лег спать.

Утром за завтраком в кают-компании только и разговоров было, что о предстоящей операции. Корабли вышли точно в намеченное место и до высадки оставались считанные часы. Младшие офицеры, как мальчишки, не могли спокойно усидеть на месте, быстро выпили кофе и отправились на палубу. Зная, что придется вставать в четыре утра, я вчера лег очень рано, несколько часов проспал, как убитый, зато потом проснулся и больше не мог сомкнуть глаз, лежал под одеялом и слушал, как в соседней каюте доктор Сол собирает вещи. Он возился за переборкой словно голодная мышь, что-то ронял и, время от времени, начинал разговаривать сам с собой. Слов я разобрать не мог и слышал только монотонное «бу-бу-бу».

На палубе было людно. Все свободные от вахты офицеры собрались на носу.

— Доброе утро, Бур, — приветствовал меня Пуи. Он был подтянут и свеж, и широко улыбался. Я заметил, что вместо шпаги у него на поясе висит, редкий на флоте, гвардейский палаш.

— Доброе утро!

— Что вы такой угрюмый?

— Не выспался, — ответил я.

Пуи достал маленькую подзорную трубу и стал с интересом разглядывать приближающийся берег.

— Точно вышли, молодцы! Как Вы думаете, заговорщики скоро узнают о нашем прибытии?

Я совершенно не представлял, какую систему охраны и сигнализации используют люди адмирала Толя. Если на берегу есть наблюдатели, нас уже заметили.

— Не знаю.

Пуи сложил трубу, но убирать не стал. Он посмотрел на меня и покачал головой.

— Вы мне не нравитесь супер-лейтенант, взбодритесь. Кстати, почему у Вас нет корда? Это не по уставу.

— Не люблю, — ответил я, — и никогда не беру с собой.

Корабли шли быстро, видимо капитаны полностью доверяли карте глубин. На месте Хала я бы так не спешил, мало ли что. Словно услышав мои мысли, суда стали сбавлять ход.

— До свидания Бур, — сказал Пуи, — надеюсь на Вас.

Мы пожали друг другу руки, и контрразведчик ушел. Десант готовился переходить на крейсер.

Ко мне подбежал моринер-лейтенант Хот. Он был похож на одного из оловянных солдатиков, которыми играл Тэм. Из-за маленького роста лейтенанта, шпага казалась непропорционально большой, он придерживал ее левой рукой, чтобы не мешала при ходьбе.

— Господин супер-лейтенант! Первый взвод поступает в Ваше распоряжение!

— Приготовиться к высадке, — сказал я.

— Слушаюсь, — лейтенант отдал честь и отошел к своим людям, угрюмо стоящим на полубаке.

Судя по серьезному выражению лиц, нижние чины восторга офицеров не разделяли. Вчера морякам рассказали о цели нашего путешествия, не особенно вдаваясь в подробности. После Пуи я тоже сказал несколько слов. Нижние чины слушали не внимательно. Призванные в армию крестьяне и рыбаки могли бы всю жизнь просидеть на своих маленьких островах, занимаясь привычным делом. Военная служба давала возможность посмотреть мир, заработать немного денег и пожить за государственный счет. Война закончилась, и моряки надеялись на то, что умирать им больше не придется. Сейчас, после тяжелого двухмесячного перехода, им сообщили, что на Диком острове они могут столкнуться с хитрым и коварным врагом. Люди хорошо себе представляли, что это значит.

Среди моряков я заметил Моа. Мы с ним виделись за завтраком, и я думал, что интендант ушел с Пуи. Он поймал мой удивленный взгляд и сразу подошел.

— Я упросил супер-лейтенанта Доса отпустить меня с Вами. Надеюсь Вы не будете возражать?

— Нет. Отчего же. Рад, что мы пойдем вместе.

К нам подошел доктор Сол. У него через плечо было надета медицинская сумка, а ранец он держал в руке.

— Не помешаю?

— Ну, что Вы! — вскинулся Моа.

— Присоединяйтесь доктор, — сказал я, — у нас секретов нет.

Мы немного поговорили о всяких пустяках. Сол признался, что совсем не спал, поэтому за завтраком выпил три чашки кофе.

«Великолепный» начал движение. Мне не нравился план Пуи. Зачем нужно переходить на крейсер вблизи вражеских берегов? Мы могли сделать это заранее. Останавливаться и совершать маневры на виду у возможного противника, значит терять драгоценное время. Высадка должна проходить быстро и четко. Все свои соображения я высказал Пуи несколько дней назад. Контрразведчик не стал меня слушать и сообщил, что план разработан и утвержден адмиралтейством, так что нечего заниматься глупостями.

— Простите? — переспросил я. Доктор, что-то сказал обращаясь ко мне, но погруженный в тревожные мысли я не услышал вопрос.

— Как вы считаете еще долго ждать?

На полубаке появился лейтенант Ван, поискал кого-то глазами, увидел меня и махнул рукой.

— Думаю, нет, — ответил я и поспешил навстречу помощнику капитана.

— Вас просят пройти на мостик.

В сопровождении Вана я поднялся по трапу.

С мостика казалось, что берег совсем близко. На желтых пляжах и в бухтах было пусто. По крайней мере невооруженным взглядом разглядеть ничего было нельзя. «Великолепный» медленно входил в устье реки.

Хал сидел на откидном стульчике усталый и угрюмый. На столике стояли пустые чашки из-под кофе и грязная тарелка.

— Доброе утро, — буркнул капитан.

— Доброе утро.

— Я высажу Вас вот здесь, — Хал ткнул пальцем куда-то мне за спину, — вслед за крейсером я не пойду, так что, если придется туго, садитесь в лодки и плывите сюда.

— Я понял.

Капитан повернулся к Вану.

— Вооружите абордажную команду и будьте готовы помочь супер-лейтенанту.

Как таковой абордажной команды на флоте давно не существовало, но старое название осталось. Теперь так называли дежурную группу, которая, при случае, могла бы сойти на берег для охраны судна или для выполнения, какой-нибудь другой задачи. На крейсерах это было вполне боеспособное соединения, которое доходило иногда до тридцати человек, на десантных судах, как правило, в такую команду назначали человек десять самых нерадивых матросов. Думаю, что в случае чего, реальной помощи от них будет мало, но, если Хал хочет поиграть в войну, я не собирался ему мешать.

— Слушаюсь! — Ван вытянулся по стойке смирно.

— Спасибо, — сказал я.

Мы уходили на двух лодках. Посадка прошла быстро и хорошо. От места, к которому мы собирались причалить до форта было около шести километров. Я собирался пройти это расстояние за час — полтора. В лес углубляться не хотелось, хотя в самый последний момент я решил проверить заброшенный храм, который все равно окажется у нас на пути. Пуи снабдил меня подробной картой, так что при всем желании заблудиться будет трудно.

Я опустил руку в воду и подержал некоторое время, чувствуя, как течение мягко касается моих пальцев: «Великий океан, помоги…»

Мы причалили, вытащили лодки на берег и разобрали снаряжение.

— Оставьте двух человек для охраны, — сказал я лейтенанту Хоту.

Сегодня меня все раздражало. Нелепая задержка с погрузкой на «Великолепный», болтающееся у всех на виду десантное судно, опасный переход. Моряки не любят ходить пешком, очень скоро люди стали уставать. Давал о себе знать тяжелый груз и жаркий климат. Несмотря на раннее утро, солнце припекало во всю, ноги разъезжались и вязли в рыхлом песке.

— Уходим в лес, — сказал я лейтенанту.

До заброшенного храма оставалось совсем немного, и я достал револьвер. Мы спугнули какого-то зверя, похожего на собаку, забрались на неприметный холм и углубились в лес. Сверяя направление по компасу, мы вышли на берег небольшого ручья и пошли вдоль него. Здесь было прохладнее, идти стало значительно легче.

Я остановился и поднял руку.

— Скоро прибудем на место. Приготовиться. Без команды не стрелять.

Я оглядел притихших десантников и пошел дальше. Страха на лицах я не заметил, хотя и улыбок тоже. Люди были напряжены. В такой ситуации любой громкий звук или движение в кустах, может спровоцировать выстрел. Я ждал, что с минуты на минуту мы выйдем к храму, но время шло, а каменное строение все не появлялось. Я уже стал ругать себя за то, что увел отряд с берега, когда мы неожиданно выбрались на открытое место. На широкой поляне ручей нырял под камни и исчезал, чтобы появиться снова через несколько метров. Вокруг росли редкие низкорослые кусты, покрытые красными цветами и молодые клены, в тени которых, я разглядел кусок стены, заросшей мхом и обвитой диким плющом. Мы вышли к храму, с другой стороны.

Я махнул рукой, указывая направление, когда в кустах, прямо перед нами, возникло какое-то шевеление и встревоженный голос вскрикнул, — стой! Кто идет?!

Мы остановились, как вкопанные. Несколько человек, идущих сразу за мной, присели в высокой траве, поднимая винтовки и выискивая цель. Я предостерегающе поднял левую руку, а правую, в которой держал револьвер, убрал за спину. Услышав голос незнакомца, я вздрогнул от неожиданности и радости. С нами говорил цивилизованный человек, значит здесь и сейчас мы увидим, кого-то из людей Толя, а возможно даже моих моринеров.

— Назовись, а то выстрелю! — раздалось из кустов.

В тот момент я совершенно не думал об опасности.

Больше всего я боялся, что у моих людей не выдержат нервы. Случайный выстрел мог все испортить, поэтому я собрался с духом и крикнул,

— Не стреляйте! Мы друзья! Здесь супер-лейтенант Бур!

Я вовсе не был уверен в том, что люди в лесу испытывают к нам дружеские чувства, но ничего другого не пришло мне в голову.

Возникла пауза, я услышал, как в кустах кто-то переговаривается.

— Я супер-лейтенант Бур, командир седьмой десантной морины, — громко сказал я, — отведите меня к Вашему командиру.

Неожиданно ветки кустов раздвинулись и на поляну выбрались два невероятно оборванных и грязных человека. Это несомненно были десантники, форма на них была в ужасающем состоянии, лица заросли многодневной щетиной. Люди выглядели сильно изможденными.

— Господин супер-лейтенант, — сказал один из них и вдруг сел прямо на землю, в руках он держал корд с взведенными курками, — слава океану. Вы пришли нас забрать? Мы из второго взвода, господин супер-лейтенант.

Я не помнил этих моринеров, а может быть просто не узнал. Что должно было произойти с людьми, если они стали похожи на лесных чудовищ?

— Я пришел за Вами, — твердо сказал я, — где остальные, где командиры?

Возле заброшенного храма был разбит временный лагерь, стояли две, странного вида, повозки, лежали пустые носилки, вязанки хвороста, над самодельным очагом булькал походный котел, на тонких жердях висело выстиранное белье и чья-то форма, сохли бинты, которых было столько, что мне стало не по себе.

В лагере собрались моринеры из разных взводов, большинство разместилось внутри храма. На полу, на самодельных кроватях из листьев и травы лежали раненные. Почти все, кого мы встретили, были в бинтах.

Десантники с ужасом смотрели на все это. Лейтенант Хот кривился и зажимал рот платком, потому что запах в залах стоял ужасающий.

— Гангрена, — сказал Сол, — нужно срочно вынести отсюда всех на свежий воздух, слишком темно, я не смогу никого осмотреть. Да и находиться здесь нельзя.

— Господин интендант, — сказал я, обращаясь с Моа, — займитесь этим, помогите доктору.

При виде лагеря и раненых моряков, интендант позеленел, но старался держаться молодцом.

— Очень рассчитываю на Вас, — добавил я.

Моа кивнул.

— Слушаюсь, господин супер-лейтенант.

Я не сомневался в том, что он все сделает, как надо.

— Хот, идите за мой.

На лейтенанта страшно было смотреть, он побледнел и казалось может упасть в обморок в любую минуту.

— Великий океан, — сказал он, когда мы вышли на свежий воздух, — что здесь произошло?

— Не знаю. Нужно обо всем доложить капитану, пусть пришлет абордажную команду для эвакуации раненых.

— Как доложить? Надо кого-нибудь отправить на лодке?

Лейтенант явно еще не пришел в себя.

— Хот, — резко сказал я, — очнитесь! Отправьте на берег сигнальщика.

Взводный дернулся, как от удара и уставился на меня.

— Сигнальщика на берег, — повторил я, — занять круговую оборону, четырех человек под командование интенданта, будут выносить раненых. Пусть сигнальщик передаст, чтобы лодки подошли, как можно ближе, а то замучаемся носилки по песку таскать.

— Слушаюсь! — взгляд лейтенанта стал осмысленным, он отдал честь и кинулся исполнять приказание.

Мне было жалко паренька, не каждый день увидишь такое. Не знаю, что им вбивают в головы в академии, но уж точно не рассказывают о том, как выглядит полевой лазарет.

Большинство десантников скрылись в лесу, остальные бросились выносить раненых. Многие лежачие были без сознания, все грязные и заросшие. Трудно было сказать сколько времени они провели в храме.

Я подозвал десантника, которого мы встретили в лесу.

— Что здесь произошло?

— Мы в засаду попали, господин супер-лейтенант, — начал сбивчиво докладывать моринер, — нас дикари подкараулили, многих убили.

— Здесь все? Где офицеры?

— Здесь только раненные, лазарет, а остальные в форте. А офицер у нас один, — десантник показал рукой на храм, — там он.

Я резко встал и направился к зданию, но мне навстречу уже шел Сол, поддерживая носилки, на которых кто-то лежал, закрытый до самых глаз серым шерстяным одеялом.

Бад был без сознания.

Сол осмотрел его одним из первых и покачал головой.

— Не выживет. Слишком поздно и рана тяжелая.

Я бросил быстрый взгляд на Сола, но укорять доктора в бессердечности не стал. Сейчас он уже не принадлежал себе, у него не было времени на сожаления и эмоции. Вокруг были люди, которым нужна срочная медицинская помощь, если оплакивать всех, невозможно будет работать. Время сожалений и мучительных воспоминаний придет потом, но сейчас Сол уже думал о том, где будет осматривать следующего пациента.

Не могу описать, что творилось у меня в душе. Перемотанный окровавленными бинтами, лежащий на носилках офицер, был когда-то моим другом, а потом предал меня, но сейчас все это не имело никакого значения, потому что лейтенант Бад умирал.

— Мне нужно с ним поговорить. Вы можете, как-нибудь привести его в чувство?

— Думаю, что ему очень больно, — сказал доктор, — когда он очнется, боль вернется.

— Мне надо его расспросить. Мы должны знать, что происходит.

Сол печально посмотрел на меня, потом встал на колени возле носилок и принялся копаться в медицинской сумке.

— Да. Хорошо. Сейчас, я что-нибудь придумаю.

Я огляделся. Десантники вытаскивали раненых и складывали под стеной, некоторые шли сами, опираясь на товарищей или на заранее приготовленные самодельные костыли.

— Много тяжелых? Чем нанесены раны? — спросил я Сола.

Доктор достал маленькую жестяную коробочку, открыл ее и стал привычным движением набирать шприц.

— Много. Холодное оружие, сабли, мечи, кажется стрелы, по крайней мере похоже. Как Вы понимаете, я не знаток таких ран, — не оборачиваясь ответил Сол.

— Вы уж тут сами, — добавил он, — люди в очень плохом состоянии, начну оперировать прямо здесь, времени совсем нет.

— Все так плохо?

— Да.

Доктор отогнул одеяло, закатал до невозможности грязный рукав френча и сделал укол, потом смочил, чем-то комок ваты и поднес к лицу Бада. Лейтенант всхрапнул и открыл глаза. Он сразу же зажмурился и мучительно застонал.

— Ничего, ничего, — сказал Сол и потрепал лейтенанта по плечу, — я сделал укол, сейчас будет легче.

Раненый посмотрел на доктора, потом дернулся и задвигал челюстью.

— Сол, — прохрипел Бад, — какого черта?

— Держитесь мой друг, — доктор сжал руку лейтенанта. Видимо лекарство начинало действовать, потому что взгляд Бада стал осмысленным, и он наконец увидел меня.

Я подошел и сел рядом. Мы молча смотрели друг на друга.

— Я Вас оставлю господа, — сказал Сол и ушел к другим раненым.

— Здравствуй, — сказал я.

— Здравствуй.

Бад осунулся и пожелтел. Наверно его смерть была очень близко, потому что взгляд лейтенанта уже приобрел некоторую отстраненность свойственную умирающим, когда кажется, что человек уже почти утратил связь с окружающим миром, и, с удивлением, заглядывает в себя. Такие глаза я видел много раз. Мне вспомнился лежащий в штабном блиндаже супер-лейтенант Бас.

— Что с вами случилось? Кто это сделал?

Бад моргнул и облизал сухие губы.

— Я умираю?

— Да.

— И хорошо. Я устал, — Бад закряхтел, и я испугался, что он опять потеряет сознание, но лейтенант вытащил из кармана галифе, какой-то листок. Он попробовал протянуть его мне, но пальцы разжались, и бумага упала в траву. Похоже, что все силы Бада ушли на это движение. Я поднял записку и убрал в карман.

— Это письмо сыну. Передай.

— Хорошо, если расскажешь мне, что здесь происходит.

Бад молчал, и я подумал, что он не понимает мой вопрос.

— Ты меня слышишь?

— Нас зажали в крепости Толя, — прохрипел он, — мою морину посылали на самые опасные участки. Мы потеряли почти половину состава, и я решился. Мы ушли, сбежали. Я хотел отсидеться в форте, но на нас напали дикари.

Баду было трудно говорить, но похоже укол доктора действовал, ему уже не надо было делать паузы, чтобы передохнуть.

— Адмирал жив?

— Нет.

— Кто теперь командует?

— Лос.

Я вспомнил, кто это такой. Мы встречались во время прошлой экспедиции. Саперный капитан, когда-то отвечал за безопасность адмирала Толя, суровый и жестокий человек.

— Почему он?

— Был заместителем, теперь главный.

— У него много людей?

— Нет, не знаю…дикари взбунтовались…несколько племен остались верны, остальные предали.

Бад замолчал и отвернулся, тяжело дыша.

Я знал, как это бывает. Сначала боль нестерпима, она огромна, словно воздушный шар для корректировки артиллерийского огня. Она заполняет все вокруг. Ты бессилен против нее, корчишься, кричишь или стонешь, кажется, что так легче. В любом случае ты не можешь сдержаться. Потом, когда тебе делают укол в лазарете, боль становится меньше. Она никуда не уходит, но ее уже можно терпеть.

— Хочешь пить?

— Спирту дай, — прошипел Бад сквозь стиснутые зубы.

В кармане у меня была маленькая фляжка с коньком. Я свинтил крышку и немного влил ему в рот.

— А-а, — не то выдохнул, не то простонал Бад, — хорошо.

— Почему Вы здесь?

Бад некоторое время смотрел на меня, потом сказал, — здесь не тронут, святыня, всех раненых сюда, здоровые в форте…все равно врача нет.

— Кто остался в форте?

— Жен и Мас.

Я ненавидел себя за этот допрос. Мой друг умирал. Я больше не мог думать о нем, как о предателе и саботажнике. Чтобы не произошло между нами, смерть списывает все грехи.

— Тар жив?

— Арестован.

— Почему? — не понял я.

— Дай еще, — попросил Бад, и я опять влил в него немного коньяка.

— Жен и Мас хотят обратно в крепость, хотят договориться с Лосом. Они обменяют его на возможность вернуться, обвинят во всем…

— Почему его? Почему не тебя?

— Знали, что не доживу, — Бад попробовал улыбнуться.

Иногда его трудно было понять. Он говорил сбивчиво, путался и некоторые слова я не мог разобрать, но угадывал смысл, каким-то внутренним чутьем.

— Они хотят вернуться в крепость на реке, в лагерь адмирала?

— Да. У них нет выхода. Надеются, что Лос примет их обратно. В форте долго не продержаться…дикари.

Бад замолчал и обмяк. Я склонился над ним, думая, что лейтенант умер, но он все еще был жив.

Если я правильно понял, дело обстояло так. После смерти Толя, племена, которые раньше подчинялись адмиралу, взбунтовались. Заговорщики оказались окружены со всех сторон. Стараясь сохранить своих людей, Лос все время посылал в бой наше подразделение. Бад понял, что скоро их всех перебьют, попробовал сбежать и отсидеться в форте, но по дороге на отряд напали.

Я протер рукой горлышко фляжки и сделал большой глоток.

Значит после смерти адмирала всем стал заправлять Лос. Он узурпировал власть и теперь командует в крепости. Сколько ему осталось? Я достал часы и щелкнул крышкой. Совсем скоро тяжелый крейсер «Великолепный» сметет его логово с лица земли. О Лосе и его людях можно не беспокоиться. Раненых мы эвакуируем, но нужно решать, что делать с теми, кто остался в форте. Сейчас там всем заправляют лейтенанты Жен и Мас.

Я огляделся. Сол склонился над носилками. Он махнул рукой и несколько человек окружили раненного и навалились на него, раздался страшный крик. Человек выл по-звериному, захлебывался и у меня по спине поползли ледяные мурашки. Я не боялся криков боли, но невыносимо было слышать визг хирургической пилы, вгрызавшийся в кость.

Бад очнулся и не отрываясь смотрел на меня.

— Не думал, что увижу тебя еще раз.

Бад умирал. Жалел ли мой заместитель о том, что когда-то устроил мятеж, отравил меня и отдал на растерзание врагам? Ответов на эти вопросы у меня не было. Теперь это уже не имело никакого значения, и все-таки я спросил, — зачем ты затеял все это?

Я не стал уточнять, что спрашиваю не о побеге из крепости заговорщиков, а о наших с ним делах, но Бад понял.

— Все эти годы я тебя ненавидел, — сказал он, — и завидовал тебе. Прекрасная семья, высокое положение, тебе везло во всем.

Он замолчал и облизал потрескавшиеся губы.

— Дай выпить.

Я поднял его голову, подсунув ладонь под потный затылок, и дал выпить немного коньяка.

— А ненавидел за что?

— Ты бросил меня на острове Мон. Знаешь, что варды делали с нами? Лучше не знать. Но забыть об этом нельзя.

— Я не мог Вас отбить.

— Ты мог бы попытаться. Я бы сделал это для тебя.

Бад поперхнулся, закашлялся и тело свела мучительная судорога.

— Я был в плену шесть месяцев и все это время проклинал тебя, — сказал он, когда отдышался, — я хотел отомстить.

— У тебя получилось.

— Нет. Ты опять вывернулся. Ты везунчик. И черт с тобой, — по щекам Бада потекли слезы. Я отвернулся. Вокруг страшной поляны зеленел лес и пели диковинные птицы.

— Что я могу для тебя сделать?

— То же, что сделал для Баса. Застрели меня.

Я зажмурился. Когда-то на линии Мо я застрелил смертельно раненного командира. Он не мог сделать этого сам, не слушались пальцы, и он попросил меня о страшной услуге.

— Я не смогу.

— Сделай. Я тебя предал. Застрели меня.

— Нет.

— Дай револьвер, — попросил Бад. Он больше не плакал. Я сунул руку под одеяло, нащупал кобуру и достал револьвер. Он был заряжен, в барабане оставалось два патрона. Я провернул барабан, взвел курок и сунул револьвер ему в руку.

— Письмо передай сыну.

— Хорошо. Передам.

— Прощай.

— Прощай.

Я не хотел смотреть на то, что будет дальше, поэтому встал, отвернулся и отошел в сторону. Выстрела не было. Я оглянулся и увидел, как Бад, из последних сил, пытается поднять револьвер, чтобы прицелится мне в спину. От натуги он закусил губу, на лбу выступила испарина.

Я повернулся к нему лицом, наши взгляды встретились.

Он рывком поднял ствол и выстрелил под подбородок.

Растревоженные птицы, закричали и вспорхнули над деревьями.

Выстрел переполошил раненых, и нам с интендантом пришлось их успокаивать. Сейчас, когда они увидели доктора, офицеров и других десантников, сошедших прямо с корабля, присутствие на Диком острове стало для них невыносимо. Причиной их ужасного состояния и внешнего вида не всегда оказывались ранения, многие получили легкие травмы, но ощущение полной безысходности действовало хуже вражеского оружия. Сейчас, когда у людей появилась надежда на спасение, они боялись лишнюю минуту провести на опасном берегу. Интендант переходил от одного к другому, старался каждого успокоить и приободрить, за что я был ему очень благодарен. В лагере нашелся санитар, который сразу стал помогать доктору, и работа закипела. Я не очень понимал, зачем Сол поторопился сделать операцию прямо здесь, по-моему, можно было подождать пока раненых перевезут на корабль. С другой стороны, ему виднее. В стране, которая постоянно находится в состоянии войны, полевая хирургия достигла определенных высот, и, если доктор говорит, что так лучше, нужно верить ему на слово.

Я обыскал тело Бада, забрал документы, деньги, ордена, оружие и вместе с письмом, которое лейтенант просил передать сыну, убрал в планшетку.

Видимо «Великолепный» наконец добрался до крепости, в которой укрывался капитан Лос, потому что, откуда-то из-за леса, раздались орудийные залпы. Казалось, что на реке идет настоящий бой. Я не мог этого с точностью утверждать, но мне показалось, что крейсеру отвечают береговые орудия.

Пока мы ждали лодки, я по очереди подсаживался к десантникам и задавал им один и тот же вопрос: «Что случилось с адмиралом?»

Все без исключения показали, что Толь умер. Тело многие видели, труп адмирала был выставлен на всеобщее обозрение.

У меня с собой был блокнот, в котором я записал показания моряков, и заставил расписаться четырех очевидцев похорон.

Пуи поставил передо мной конкретную задачу, теперь можно было считать, что она выполнена. Пусть я не встретил Тара, но свидетельство того, что Толя больше нет в живых, на лицо.

Слова Бада о том, что племена взбунтовались, не давали мне покоя, поэтому я постарался организовать надежную оборону. На наше счастье, пока мы выносили раненых и готовились к погрузке, на берегу никто так и не появился. Вполне возможно, что выстрел в лесу переполошил аборигенов и засевших в форте моряков, но канонада, которая теперь становилась все сильнее, отбила у тех и других желание ходить в разведку.

Наконец лодки пришли, и мы стали грузить раненых.

Помощник капитана разыскал меня на берегу.

— Господин супер-лейтенант, — доложил он, — мы прибыли в Ваше распоряжение. Со мной двенадцать человек. После того, как перевезем раненых, можем остаться и участвовать в операции.

Щеки лейтенанта пылали, он был полон решимости повести людей в атаку, и вид имел немного сумасшедший и геройский.

— В какой операции?

Ван опешил.

— Мне сказали, что будет штурм форта.

Это была новость. Я огляделся, нашел глазами лейтенанта Хота, который расположился с отделением на берегу и покачал головой. Наверно это его проделки.

— Пока никакой операции не предвидится. Вам надлежит доставить на корабль раненых, обеспечить докторам все условия для помощи пострадавшим и передать капитану Халу мой отчет.

Я протянул ему свои записи.

— Вот это, — я помахал записной книжкой, — важнее всякого форта, здесь совершенно секретная информация.

Ван отдал честь.

— Слушаюсь.

Пусть морские офицеры сидят на корабле, здесь им нечего делать. Фортом и укрывшимся в нем отрядом я должен был заняться сам. Глупо было добираться сюда два месяца для того, чтобы повести людей на штурм и потерять убитыми с обеих сторон десятки моряков.

Раненых отправили на корабль. Я смотрел в след уходящим лодкам и ломал голову над тем, как стоит поступить с десантниками Бада, если они не согласятся сложить оружие.

Ко мне подошли Хот с интендантом.

— Какие будут приказания, господин супер-лейтенант?

Я достал карту и сел на поваленное дерево, знаком показывая офицерам, чтобы они располагались рядом.

— Вот что господа, — сказал я, — по моим подсчетам, в форте сейчас забаррикадировались около двадцати человек. Командуют ими отпетые заговорщики, лейтенанты Жен и Мас, лейтенанта Тара они держат в качестве заложника. Наша задача — постараться избежать бессмысленного кровопролития, склонить на свою сторону десантников и спасти пленного офицера. Как нам все это осуществить я пока не знаю. Поэтому приказываю, подойти к форту с восточной стороны, вот здесь, — я показал точку на карте, — закрепиться, приготовиться к штурму, но до моего особого распоряжения никаких действий не предпринимать.

— Слушаюсь, — ответил Хот, интендант кивнул.

Мы вернулись в опустевший лагерь и двинулись через лес в сторону форта. С этой стороны подобраться к базе незамеченным было практически невозможно, но напротив восточной стены, насколько я помнил, была довольно высокая сопка, на которой можно было расположить стрелков.

Десантников я разместил в кустах на вершине. Теперь можно было осмотреться и подумать, как быть дальше. С высоты хорошо было видно часовых на вышке и у ворот, стоящие во дворе телеги и дымящуюся полевую кухню. Подзорную трубу я не доставал, чтобы солнечные блики на стекле не привлекли внимания охраны.

Лежа на животе в кустах, я думал о том, что адмирал Толь выбрал не самое лучшее место для лагеря. При желании мы могли, без особых проблем, обстреливать часть двора и казарму.

Я огляделся. Одно отделение закрепилось на вершине, а второе терпеливо ждало моего решения внизу.

Я съехал по песчаному склону и подозвал Хота.

— Принимайте командование, — сказал я, снимая с себя планшетку, — я пойду в форт, как парламентер и проведу переговоры.

Лейтенант хотел возразить, но я предостерегающе поднял руку.

— Надеюсь меня не убьют сразу и захотят выслушать, это займет некоторое время. Если я не вернусь до темноты или Вы увидите, как меня убивают, сразу уходите на корабль и доложите обо всем капитану Халу.

Хот набычился и покачал головой.

— Господин супер-лейтенант, мы не трусы. У нас отличная позиция. Мы можем захватить этот форт в два счета.

Я улыбнулся. Мальчишке не терпелось проявить себя. Наверно лейтенант Хот был молодцом, возможно его даже научили воевать. Вот только сейчас это умение может не понадобиться. Я очень надеялся на то, что сумею убедить Жена сложить оружие. Лейтенант был истерик и сволочь, но далеко не дурак.

— Нет задачи захватить форт, — примирительно сказал я, — мы должны убедить людей сдаться добровольно, а если из этого ничего не получиться, то сравнять лагерь с землей. Для этого не нужна кровопролитная наземная операция, на много проще расстрелять его из корабельного орудия.

Хот приготовился возражать, но, выслушав меня, успокоился.

— Я понял. Но, если мы увидим, что Вам грозит опасность и поймем, что сможем помочь, Вы разрешаете открыть огонь?

Ну, что ты будешь с ним делать. Я снял фуражку и вытер мокрый лоб. В конце концов я не собирался умирать. Если лейтенант не побоится поддержать меня огнем в трудную минуту, пусть попробует. Почему-то я подумал, что Хот все равно не уйдет на корабль, чтобы не случилось.

— Разрешаю. Но хочу напомнить, что офицер отвечает за вверенных ему людей. Когда придет время, подумайте о том, что спасение одного человека не стоит жизни целого взвода. Это простая армейская арифметика, боюсь, что в академии Вам ее не преподавали.

— Я понял, — Хот кивнул, очень серьезно посмотрел на меня и зачем-то отдал честь.

Выступать в роли парламентера мне еще не приходилось. По правилам полагалось держать в руке белый платок или тряпку, но ничего подобного у меня с собой не было.

Я отдал лейтенанту Хоту свою планшетку, награды и документы, и вышел из леса возле северных ворот.

Форт словно вымер, часовые попрятались за частоколом, возле стены громоздились сухие ветки для разжигания костров в ночное время. Над крышей казармы курился дымок, наверно варили кофе или кипятили чайник, приближалось время завтрака.

Немного не доходя до укрепления, я решил подать голос, чтобы часовой от страха меня не пристрелил.

— Эй! — крикнул я, — есть кто живой!?

На стене наметилось, какое-то движение, возможно меня рассматривали через бойницу.

— Я супер-лейтенант Бур! Хочу помочь Вам вернуться домой!

Последние слова я особенно выделил, чтобы меня услышали, как можно больше людей, сказанное одному, сказано для всех.

Послышался шум, и на стене появился лейтенант Жен.

— Господин Бур, — удивленно воскликнул он, — какая неожиданная встреча! Хотите войти?

— Хочу, — ответил я. Смотреть на него снизу-вверх было не удобно.

— Вы один?

— Я с эскадрой.

Лейтенант не нашелся, что ответить. Видя его замешательство, я крикнул, — открывайте Жен, я Вам не враг!

Он пропал со стены. Через несколько минут ворота заскрипели и приоткрылись.

В щель просунулся часовой и поманил меня.

Я протиснулся через приоткрытую створку и оказался во дворе. Прямо передо мной стояли лейтенанты Жен и Мас в окружении моряков. Некоторые лица показались мне знакомы. Выглядели десантники не плохо, видимо успели захватить с собой кое-какие припасы и от голода не страдали. По сравнению с ранеными, которых мы нашли, они казались вполне довольными жизнью, если бы не настороженные бегающие взгляды.

— Доброе утро господа.

— Вы один? — еще раз спросил Жен.

— Нет, — ответил я, — не один. Но пусть Вас это не беспокоит, атаковать форт, в ближайшее время, никто не собирается.

Офицеры переглянулись. Когда-то они служили взводными в моей морине, участвовали в мятеже и помогали в моем пленении, так что ничего хорошего от нашей встречи не ожидали.

Пауза затягивалась. Мне хотелось быстрей перейти к делу, поэтому я понял, что пора брать инициативу в свои руки.

— У меня есть, что Вам предложить, господа. Если мы договоримся, Вы сможете вернуться домой. Может быть мы пройдем в штаб, и все обсудим?

У меня не было тайн от нижних чинов, и про «дом» я говорил специально для них. Как бы не был велик страх перед справедливым наказанием за предательство, но другого шанса вернуться у них не будет. Чем быстрее они это поймут, тем лучше.

Видимо, офицеры не хотели вести подобные разговоры при подчиненных, потому что, услышав мои слова, Жен заволновался.

— Хорошо, — резко сказал он, повернулся и не оглядываясь пошел к штабу. По дороге Мас обогнал нас, открыл дверь, пропустил Жена и меня вперед, и вошел следом. Револьвер он не доставал, но я заметил, как он украдкой расстегнул кобуру.

В кают-компании было накурено и душно. Здесь ничего не изменилось, только на столе высилась гора грязной посуды, которую давно никто не убирал, походные кровати исчезли, а углы заросли паутиной.

Люди в форте были не на шутку напуганы. Артиллерийская канонада сделал свое дело. Старые страхи, отчаянное положение и полная неизвестность измучили остатки гарнизона. Не знаю на что они надеялись. Невозможно отсидеться в форте, когда дикие племена восстали. Даже если сначала аборигены занялись крепостью, то расправившись с отрядами Лоса, они очень скоро добрались бы до побережья. Бад бросил нового командира и сбежал. Он никогда не мог смотреть на несколько шагов вперед. Что им двигало, страх или забота о людях, я не знал и не у кого было спросить. Покинув крепость, он обрек подразделение на верную гибель. Если офицеры не сошли с ума, то мое появление они должны воспринимать, как единственную возможность спастись, как последний шанс.

Не дожидаясь приглашения, я сел за стол, лейтенанты расположились, напротив.

Все молчали, поэтому я достал сигару и закурил. Мас не сводил с меня глаз.

— Господа, — сказал я, — адмиралтейство прислало эскадру, сопротивление бесполезно. Если Вы добровольно сложите оружие, то я гарантирую Вам безопасность.

Жен ухмыльнулся. Он плохо выглядел, похудел, кожа на лице обветрилась и огрубела.

— Я не вижу никакой эскадры.

— Вы слышите артиллерийскую канонаду? — спросил я и, не дожидаясь ответа, продолжил, — это обстреливают Вашу крепость. Лос и его люди обречены, но у Вас еще остался последний шанс. Сдавайтесь и я обещаю Вам справедливый суд.

— Справедливый суд! — нервно выкрикнул Жен, — о чем Вы говорите? Возвращение домой невозможно. Нас ждет трибунал и неминуемая смерть.

Он говорил яростно и было ощущение, что во всех своих бедах лейтенант винит меня. Зная не устойчивую психику Жена я бы не удивился, если бы это действительно было так.

— Всегда можно попробовать оправдаться. У Вас богатые и влиятельные семьи, они замолвят за Вас словечко.

Офицеры молчали.

— Подумайте хотя бы о своих людях, — продолжал я, — они-то в чем виноваты?

— Я ему не верю, — сказал Мас. Он все-таки достал револьвер и положил на край стола.

— Я думаю он блефует. На лагерь напали и Лос отбивается от дикарей, а мы слышим орудия нашего крейсера и крепостную артиллерию.

Я совсем забыл про корабль, оставшийся на Диком острове. Конечно легкому крейсеру, который оставался под командованием адмирала Толя, «Великолепный» не по зубам, но при поддержке береговой артиллерии Орсу придется туго. Интересно, как там Пуи?

Слова Маса разозлили Жена. Он вскочил со своего места и сердито сказал, — не говори ерунды! В крепости почти не осталось снарядов, даже если бы на них напали все аборигены Дикого острова, они не устроили бы такую пальбу.

Взаимное недовольство офицеров было мне на руку. Слишком многое поставлено на карту. Сейчас каждый из них должен начинать думать о своей шкуре.

Жен повернулся ко мне.

— Кто напал на крепость?

— Крейсера, присланные для уничтожения предателей и заговорщиков, — соврал я.

Совсем не обязательно признаваться в том, что крейсер всего один. Каждый воюет, как умеет. В моем случае, немного вранья не повредит.

Жен подошел вплотную и навис надо мной.

— Сколько их?

Я фыркнул в ответ.

— Вы не в том положении, чтобы допрашивать меня. Я просто хочу сохранить жизни Вам и Вашим людям.

Жен меня ударил. Признаться, такой реакции на свои слова я не ожидал. Сигара отлетела далеко в сторону, а я с трудом удержался, чтобы не упасть.

— Это Вы не в том положении, — взвизгнул он, — у меня уже есть один заложник, теперь будет два. Если я не смогу договориться с Лосом, я договорюсь с Вашими командирами!

Я вытер разбитые губы.

Безграничная власть и страх сделали из нормального цивилизованного человека безумного дикаря. На какое-то мгновение мне стало не по себе. В любом случае, свое дело я сделал. Даже если они меня застрелят, часть людей, за которыми я вернулся, уже оказалась на корабле.

— Вам не на кого надеяться. Поверьте, Лоса больше нет. Бредовая идея адмирала Толя о военном перевороте провалилась. Все заговорщики в столице арестованы. Если Вы будете упорствовать Вас просто уничтожат, и никакие заложники Вам не помогут.

Говорить было больно, я чувствовал, что разбитые губы начинают опухать.

Офицеры переглянулись. Мас хотел, что-то сказать, но Жен заговорил первым.

— Я уйду из этого форта, и никакая эскадра меня не остановит. Нас с удовольствием примет любое дружественное племя. Со мной достаточно людей. Мы останемся здесь и, очень скоро, построим новую крепость.

Я покачал головой.

— Без припасов Вы никому не нужны. У Вас нет ни еды, ни патронов. Вы в полном иле, господа.

Жен опять хотел меня ударить, но сдержался. Он сделал, какой-то знак и Мас прицелился мне в грудь.

Похоже, я напрасно рассчитывал столкнуть этих двоих лбами, они прекрасно понимали друг друга.

Жен вытащил из моей кобуры револьвер и шпагу из ножен.

— Вы останетесь здесь, пока мы не решим, что с Вами делать.

Он передал мое оружие приятелю и пошел к двери.

Мас выбрался из-за стола и двинулся следом, но на выходе остановился и сказал, — перед тем, как пустить тебе пулю в лоб, я расскажу, как застрелил лейтенанта Гата. Он долго умирал, это было весело.

Мас вышел и хлопнул дверью. Окна были затянуты промасленной бумагой, поэтому рассмотреть, что твориться на улице у меня не было никакой возможности. Со двора доносились раздраженные голоса, но разобрать, о чем говорят не получалось. Похоже офицерам приходилось объясняться с нижними чинами, после моего появления у них появились вопросы.

План не сработал. Отправляясь в форт, я был уверен в том, что офицеры послушаются меня. Каковы же были прегрешения этих людей, если они так боялись предстать перед военным судом? В столице семьи встали бы за них стеной. Конечно пришлось бы покаяться, и даже отправиться на каторгу, но через несколько лет они смогли бы вернуться к нормальной жизни. Я никогда не верил в то, что трибунал беспристрастно рассматривает такие дела. Большинству богачей всегда удавалось избежать наказания. В любом случае, мне нужно было действовать. От страха и безысходности эти люди способны на любые поступки, а мне еще нужно вернуться домой. Слава океану, что мне не стали связывать руки.

Судя по всему, штаб использовали, как столовую и гостиную, но ночевали офицеры в другом месте. Значит оставалась надежда, что тайник, сделанный два года назад, не нашли.

Я встал и открыл дверь в соседнюю комнату, которая все это время оставалась пустой. Когда-то мы обнаружили в ней мертвого офицера из команды Толя, и ни у кого не возникло желания здесь поселиться.

Я присел и несколько раз стукнул кулаком по половицам, определяя местонахождение закладки.

Доски прилегали слишком плотно, поэтому я стянул с себя ремень и поддел половицу пряжкой. Доска заскрипела и отошла. В темном провале показалась просмоленная холстина. Времени было совсем мало, поэтому я торопился. Если сейчас кто-нибудь войдет, замести следы уже не удастся. От волнения сердце бешено колотилось, и я весь покрылся потом.

Я размотал тряпку, достал карабин и коробочку с патронами. В свое время, это оружие доктор Сол выкопал из ямы, в которую люди Толя побросали мертвых моринеров, а лейтенант Гат почистил и спрятал. Два года оно мирно лежало под половицами, и никто кроме нас троих ничего об этом не знал. Гат погиб во время побега, а Сол сейчас оперировал на корабле и ни о чем не думал.

Я ссыпал заряды в карман галифе, думая о том, что все они мне вряд ли понадобятся, а один патрон зажал в зубах, чтобы не копаться, когда придется перезаряжать оружие.

В свое время Гат потратил много времени, чтобы привести карабин в порядок, но проверить его мы так и успели, поэтому у меня не было никакой уверенности в том, что оружие выстрелит.

Я подошел к двери и прислушался. Голоса на улице стали громче. Я услышал, как люди яростно заспорили и, в этот момент, Жен распахнул дверь. За его спиной мелькнули десантники, и стоящий ко мне спиной Мас. Наверно офицеры пытались убедить рядовых в том, что мне нельзя доверять.

Не знаю, какие доводы они приводили, и что отвечали взволнованным морякам, но теперь это было уже не важно, потому что, когда открывающаяся дверь стукнула о плинтус, я спустил курок.

Пуля попала Жену в грудь и отбросила его назад во двор. Я на ходу дернул затвор, схватил зажатый в зубах патрон и вставил в патронник. Все повернулись ко мне, а Мас судорожным движением схватился за кобуру. Лейтенант успел достать револьвер, но в тот момент, когда он уже поднимал руку, я вышел на свет и, почти не целясь, выстрелил. С такого расстояния промахнуться было нельзя, но ослепленный солнцем, я попал не в грудь, как хотел, а в левое плечо. Лейтенанта отбросило на землю. Оглушенный выстрелом и болью, он попробовал подняться. При падении револьвер он не выпустил, и мог попытаться пустить его в ход. Перезарядить я не успевал, поэтому перехватил карабин, как дубину и ударил Маса по голове.

Не знаю, как все это выглядело со стороны, но думаю, что заляпанный кровью, с распухшими разбитыми губами, стоящий посреди двора с разряженным карабином в руках, я был по-настоящему страшен. Моринеры в ужасе попятились.

Я хотел сказать, что все в порядке, но в этот момент с холма раздались выстрелы. Несколько десантников упали, остальные бросились врассыпную. Хот все-таки решил повоевать. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы его люди не открыли огонь, но после первых выстрелов двор опустел.

— Не стрелять! — закричал я, как можно громче.

Стрельба прекратилась. Я повернулся и увидел, что с холма бегут люди. В ворота ударили чем-то тяжелым и створки распахнулись.

— Не стрелять! — еще раз крикнул я и бросил карабин в песок.

Перепуганные десантники попрятались в хозяйственных постройках и мне пришлось потратить некоторое время, чтобы успокоить людей и выманить их во двор. Моринеры неохотно выходили, подняв над головой разряженные карабины. Они с удивлением смотрели на моих спутников, вооруженных невиданным оружием. Хот, со своими людьми, разгоряченные первым боем, зорко следили за тем, чтобы никто не пытался оказать сопротивления. Моряков разоружили, заперли в казарме и приставили охрану.

Я приказал найти лейтенанта Тара и привести ко мне в штаб.

Форт был захвачен, предатели наказаны, но мы все еще находились за много миль от дома, среди враждебных диких племен.

— Господин лейтенант, — сказал я Хоту, — пожалуйста отправьте бомбардиров и пять стрелков на холм во флеши, остальных людей расставьте на стенах. На нас могут напасть в любую минуту.

— Слушаюсь, — маленький лейтенант отдал честь.

— Спасибо, что помогли мне, — сказал я, — боюсь, что без Вас меня бы уже не было в живых.

Хот покраснел и взглянул на меня с благодарностью.

Наводить порядок в кают-компании не хотелось. Я стволом карабина смахнул на пол грязную посуду, и ногами затолкал ее в угол. Алюминиевые тарелки и кружки жалобно звякнули.

На столике в прихожей я нашел спиртовку. Пока десантники искали Тара, я сварил кофе, сполоснул две более-менее чистые чашки, достал из ранца и поставил на стол сахар, галеты и банку консервированного тунца. Сигару, которую Жен выбил у меня изо рта, я с сожалением выбросил, в конце концов у меня остались еще две.

Тела Жена и трех погибших моряков уже убрали, а раненного Маса перевязали и положили в лазарете. В последний момент я сдержал удар, разбил ему голову, но не убил. Сейчас лейтенант был без сознания.

Я не видел Тара почти два года. Он похудел, носогубные складки стали заметнее, в волосах появилась первая седина. Он поздоровался, честь отдавать не стал, потому что фуражки на нем не было и остался стоять при входе.

— Очень рад Вас видеть живым и здоровым, — сказал я, пожимая лейтенанту руку, — наверно хотите есть? Я сварил кофе.

Тар сдержанно улыбнулся, кивнул и сел за стол, спиной к окну.

Лейтенант настороженно смотрел на меня и не торопился начинать разговор. Интересно, что он подумал, когда увидел в дверях незнакомых десантников? Последние два года лейтенанту пришлось изображать предателя и сподвижника адмирала Толя, один океан знает, через что ему пришлось пройти.

— Послушайте, Тар, — мягко сказал я, — ничего не изменилось. Я все тот же супер-лейтенант Бур, как и два года назад. У меня нет никаких особенных полномочий и мне не давали никаких распоряжений на Ваш счет.

Тар недоверчиво посмотрел на меня.

— Что у Вас с лицом?

— Подрался с Женом.

— Где он?

— Мертв. Мас ранен, сейчас лежит в лазарете. В лагере мои люди, Ваши десантники в казарме под замком.

Тар облегченно вздохнул и положил руки на стол.

— В это чертовски трудно поверить. Не ожидал Вас увидеть. Что это была за канонада?

Я прислушался и только сейчас понял, что артиллерийская стрельба прекратилась.

— Это Ваш старый знакомый, капитан Пуи отправился на тяжелом крейсере громить крепость. Думаю, что Лоса больше нет в живых.

Из Тара словно выпустили воздух. Теперь стало очевидно, что передо мной сидел совершенно измученный человек. Лейтенант улыбнулся, показав выбитый зуб.

— Признаться, я готовился к смерти. Если бы меня передали Лосу, страшно представить, чтобы он сделал со мной.

— Недалеко находится десантное судно. Я могу отправить Вас туда прямо сейчас.

— Успеется. Кажется, Вы предлагали кофе?

Я придвинул к нему еду. Не знаю, когда лейтенанта кормили последний раз, но он набросился на нее с жадностью.

С расспросами я не торопился. Не знаю, сколько Тар просидел взаперти, но думаю, что не меньше недели. Похоже, что при аресте его сильно побили. Синяки уже почти сошли и разбитые губы зажили, но я обратил внимание, что лейтенант кривился, когда ел.

Тар перехватил мой взгляд.

— Они мне чуть все зубы не выбили, теперь больно жевать.

— Смотрю, один все-таки выбили.

— Могло быть хуже. Скоро пройдет.

— Пойду сварю еще кофе.

Я вылил остатки в чашку Тара и пошел в прихожую. Пока я наливал воду и включал спиртовку, успел посмотреть на себя в зеркало. Верхняя губа медленно опухала, и я несколько раз дотронулся до нее кончиком языка.

Тар наконец наелся, отставил в сторону пустую консервную банку и откинулся назад.

— Папирос у меня нет, — сказал я, — но могу предложить сигару.

— Спасибо, — лейтенант с благодарностью кивнул.

Мы закурили.

— Всех подробностей я не знаю, — сказал я, — но расскажу Вам самое главное. Мец мертв, почти все заговорщики арестованы и уже отбывают наказание.

Тар курил и молчал. Я не собирался его торопить. Мы познакомились во время войны. Не скажу, что за время службы мы стали друзьями, но относились друг к другу с уважением. О том, что Тар агент контрразведки, я узнал только два года назад, перед самым побегом с Дикого острова.

— Зачем Вы вернулись? — наконец спросил лейтенант, — не думаю, что ради меня.

— Я хочу вернуть своих людей домой.

Тар улыбнулся.

— Я спрашивал не про Вас лично.

Лейтенант не принимал моего дружеского тона. Возможно ему было удобней держаться на расстоянии. В любом случае, он больше не был моим подчиненным и наши прежние отношения теперь ничего не значили.

— У Пуи приказ найти и уничтожить адмирала Толя или найти подтверждение его смерти, — сухо ответил я.

— Адмирал умер.

— Вы его убили?

Тар на мгновение задумался.

— Не своими руками, но да. Это я его убил.

Я залпом выпил остывший кофе. Мое задание выполнено. Я нашел Тара, убедился в смерти адмирала, так что могу с чистой совестью отправляться на корабль и пить коньяк в кают-компании. Скоро вернется «Великолепный» и можно сворачиваться.

— Еще мы должны уничтожить все следы своего пребывания на Диком острове.

— Поэтому Пуи напал на крепость?

Я кивнул.

— Это будет не просто, — задумчиво сказал Тар, — будем надеяться, что у них все получилось. Я слышал, что раненых разместили в заброшенном храме, — продолжал Тар, — Вы их нашли?

— Они уже на корабле. Мы тоже можем собираться, здесь больше нечего делать.

— Я не вижу Муки. Где он?

Командира егерей, впрочем, как и его людей, я в форте не нашел, поэтому подумал, что лейтенант остался в городе заговорщиков. Неужели он, где-то здесь? Признаться, я уже мысленно попрощался с юношей, думая, что он погиб вместе с остальными людьми Лоса.

— В лагере его нет. Он был с Вами?

— Да. Но я не видел его с тех пор, как попал под арест.

— Понятно. Попробуем его разыскать.

Тар встал.

— Мои дела на Диком острове закончены, — серьезно сказал он, — Признаться я очень устал и мечтаю о горячем душе, нормальном завтраке и бутылке коньяка. Прошу проводить меня на корабль.

Я тоже встал. К лейтенанту у меня оставалось много вопросов, но по-своему он был прав. Каждому человеку нужен отдых. Почему-то я не сомневался в том, что Тар честно мне обо всем расскажет, когда не много придет в себя.

Я улыбнулся и указал на дверь. Мы молча прошли через двор и вышли за ворота.

— Спасибо, что освободили меня. Я Вам очень благодарен, — неожиданно сказал лейтенант. Его официальный тон куда-то пропал. Я с удивлением взглянул на него и подумал о том, что все это время Тару приходилось играть очень непростую роль при дворе адмирала Толя. В течение нескольких лет, он вынужден был прятаться под маской мерзавца и предателя, и пройдет еще очень много времени, прежде чем он сможет вернуться к прежней жизни.

Я отвел контрразведчика к себе в каюту, дал чистое полотенце и отправился по своим делам.

Я считал, что операция почти закончена. Судя по тому, что артиллерийская канонада прекратилась, крейсер «Великолепный» выполнил свою задачу. Наблюдатель со сторожевой вышки сообщил, что вдалеке над лесом виден дым. Сначала я засомневался, отсюда до лагеря адмирала Толя было не близко, но потом рассудил, что совершенно не важно, что там горит. Чем больше шума и суеты вдали от форта, тем лучше. Атака «Великолепного» должна была привлечь всеобщее внимание. Пока дикари будут разбираться с этой напастью, я спокойно закончу свои дела и уйду в океан.

Капитан Хал подвел корабль к берегу. Он выделил мне людей из абордажной команды, и я приказал начать погрузку. Имущества было не много, походную печку, белье и одеяла решено было бросить. Я не хотел занести на корабль какую-нибудь заразу. Привезенные экспедицией продукты давно закончились, и на складе оказались в основном овощи и немного вяленного мяса. За несколько дней до нашего появления десантники забили последнюю лошадь. Запасов на корабле было достаточно, поэтому продовольствие мы трогать не стали. Поручив погрузку лейтенанту Хоту, я вернулся на корабль.

Арестованных моринеров, под конвоем, отвели на судно и закрыли в трюме, Маса положили в каюте, заперли и приставили охрану.

Когда я проходил по коридору, дежурный сообщил, что лейтенант пришел в себя.

В каюте было душно, пахло грязным телом и медикаментами. Когда я вошел, Мас даже не пошевелился. Он лежал на кровати, укрытый одеялом и смотрел в потолок.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил я.

— Как покойник.

— Покойники ничего не чувствуют.

Мас наконец удостоил меня взглядом.

— Вам надо было меня убить.

Я открыл иллюминатор и сел на свободную койку.

— Мне нужно задать Вам несколько вопросов.

Мас лежал на свежем белье, небритый и грязный, голова обмотана чистым бинтом. Я не испытывал к нему ничего кроме любопытства. Я помнил молодого, бравого, хоть и несколько неряшливо одетого офицера, который три года назад пришел в мою морину. Сейчас передо мной лежал совершенно другой человек.

— Я не собираюсь Вас допрашивать или лезть к Вам в душу. Просто скажите мне куда делся Муки с егерями.

Я совсем не был уверен в том, что Мас захочет отвечать на мои вопросы. В сущности, терять ему было нечего.

— Жен отправил его на реку, брод охранять.

Когда-то люди Толя везли меня из столицы в форт и мы, действительно, переходили реку в брод. Я помнил это место.

— Давно он там?

— Сутки.

— Спасибо!

Я встал и собирался выйти, когда Мас окликнул меня.

— Скажите, Бур, что со мной будет?

Я остановился и опять сел на койку.

— Вас будут судить, но произойдет это еще не скоро, так что лечитесь и отсыпайтесь. Впереди два месяца пути. Есть время подумать и раскаяться в содеянном.

По лицу Маса пробежала горькая ухмылка.

— Мне не в чем каяться и суда Вашего я не боюсь. Пусть и не долго, всего два года, я жил так, как хотел и не в чем, слышите, не в чем себе не отказывал. Так что идите к черту с вашими советами.

— Ну, понятно, — сказал я и вышел.

У лейтенанта впереди два месяца. Возможно за это время его отношение к жизни изменится. «Может, действительно, надо было прибить его в форте» — подумал я, но потом решил, что сделал все правильно. По крайней мере, благодаря Масу я знаю, где искать Муки.

Пока я занимался своими делами и разговаривал с раненым, Тар успел принять душ и позавтракать. Он сидел в кают-компании в новой форме, полученной у интенданта, и пил коньяк.

Я попросил стюарда принести мне кофе и салат. Мы так рано завтракали, что я бы просто не дожил до обеда.

— Приятного аппетита, — сказал Тар, — коньяка хотите?

— Не откажусь, — ответил я.

— Дайте еще одну рюмку, — громко сказал Тар и махнул стюарду рукой. Теперь он выглядел заметно свежее.

Мы пожелали друг другу здоровья, чокнулись и выпили.

Я с удовольствием съел салат с тунцом и попросил добавки.

Вместе с формой, Тар получил сухой паек и теперь с удовольствием курил одну папиросу за другой.

Рядовому в неделю полагалась две стандартные упаковки табака или, как говорили на флоте «два цибика», и к ним три листа папиросной бумаги, офицерам выдавали четыре пачки папирос или две пачки дешевых сигар. Почти все участники последней экспедиции курили и, когда запасы подошли к концу, им пришлось переходить на местную разновидность табака. По словам Тара он был очень крепкий и отвратительный на вкус.

— Все равно не понимаю, — сказал я контрразведчику, когда мы допили кофе, — я сделал Жену и Масу хорошее предложение. Они могли бы вернуться домой. Понятно, что был бы суд, но с их связями не думаю, что трибунал назначил бы суровое наказание. Почему они отказались?

Тар на мгновение задумался.

— Видите ли, — сказал он, — попробуйте себе представить почти безграничную власть. Каждый из нас получил в подарок от адмирала усадьбу и рабов. Война ведется все время, одни племена нападают на другие. Огнестрельное оружие сильно усилило позиции союзников Толя. Они побеждали раз за разом, и мы получали имущество побежденных врагов и пленных. У меня было десять рабов, у Жена двадцать, среди них женщины и дети. Людей можно было продавать, мучить, убивать. Мне страшно представить, что творилось в усадьбах наших офицеров за высокими заборами. Столичный лоск слетел с них очень быстро и пробудились самые мерзкие инстинкты. Они любили похвастаться своими ужасными «подвигами». Представьте себе кошмарные картины пережитого нашей цивилизацией средневековья с пытками и насилием, и Вы получите вполне благополучный дом местного лейтенанта, например, Маса. После этого невозможно вернуться к нормальной жизни, невозможно остановиться. Все мы здесь стали маньяками и убийцами.

Лейтенант говорил очень спокойно. Не один мускул у него на лице не дрогнул, но я видел, как в глазах вспыхивают колючие огоньки.

— И Вы?

— Я в меньшей степени.

Тар налил себе еще и сразу выпил.

— Чтобы не выделяться из общей массы я вынужден был делать ужасные вещи. Кажется, с Вами прибыл доктор Сол? Я слышал, что он член тайного религиозного ордена. Хочу попросить, чтобы он меня исповедовал, хотя чувствую, что мою душу уже не спасти.

От слов лейтенанта, от его безразличного тона, мне стало не по себе, и я постарался сменить тему разговора.

— Оказывается Вы все знали о докторе, а он так тщательно скрывал от нас свою вторую жизнь.

— Конечно знал. Всегда.

Мы помолчали. По лицу лейтенанта пробежала тень. Я старательно делал вид, что не замечаю, как задрожали его пальцы.

— Еще коньяка хотите? — спросил Тар.

— Нет, спасибо. Я выяснил, где Муки. Он охраняет брод через реку. Я хочу отправить за ним отряд. Как Вы думаете из тех, кто служил Жену и Масу, я могу кому-нибудь доверять?

— Не хотите посылать своих?

— Они не знают дороги.

Тар задумался.

— Сержант Олс из моего взвода хороший моряк. Думаю, что ему можно верить, если он все еще жив.

Часовой открыл дверь в трюм. Внутри было темно, дежурное освещение давало мало света. Я подумал о том, что людей надо срочно отсюда переводить. Без нормальной вентиляции и освещения они не перенесут обратную дорогу. В столице их будут судить, но пока приговор не вынесен я не собирался относиться к ним, как к преступникам.

— Сержант Олс на выход, — крикнул я.

Послышался какой-то шум и в дверях появился десантник. Он удивленно огляделся, увидел меня, вытянулся и отдал честь.

— Здравия желаю, господин супер-лейтенант!

— Вольно, — сказал я, — ступайте за мной.

Мы поднялись по лестнице и вышли на палубу. От яркого света десантник зажмурился и прикрыл ладонью глаза.

— Курить хотите?

— Так точно, — удивленно ответил моряк.

Он держался настороженно, не понимая, чего можно ожидать от бывшего командира.

Я протянул ему папиросу, предусмотрительно взятую из пачки Тара.

— Спасибо, господин супер-лейтенант, — с чувством сказал сержант.

— Отряд егерь-лейтенанта Муки сейчас охраняет брод. Они должны немедленно вернуться в форт. Вы готовы возглавить группу, которая передаст им мой приказ?

Сержант поперхнулся.

— Так точно!

Кажется, он действительно был рад моему предложению. Хотя, чему я удивляюсь.

Даже сидя в темном трюме, мои бывшие подчиненные не могли поверить свалившемуся на них неожиданному счастью. Никто из них не надеялся вернуться домой и увидеть родных и близких. Каторга или тяжелая работа на островах не пугала этих людей, потому что ничего другого они в своей жизни не видели и не знали. Зато теперь у них появилась возможность убраться из этого проклятого места.

— О Вас хорошо отзывался лейтенант Тар. Скажите, можно ли Вам доверять?

— Я все сделаю, господин супер-лейтенант, — запальчиво ответил десантник.

— Есть среди арестованных надежные люди, которых можно отправить с Вами?

— Все моринеры из третьего взвода надежные. Есть несколько человек, которые подчинялись напрямую лейтенантам Масу и Жену. Им верить нельзя.

— Отберите четырех человек. Отправляетесь через десять минут.

Пять человек во главе с сержантом ушли на задание. Я выдал им карабины и по двадцать патронов на каждого. Они ушли налегке без ранцев и сухого пайка. До реки около пяти километров, если поторопятся, туда и обратно сумеют обернуться за пару часов.

Погрузка закончилась и в форте стало удивительно тихо, двор опустел. Все десантники или сидели под арестом или готовились отразить возможную атаку. Я поднялся на холм. Когда-то здесь стояли два орудия, но сейчас в старом капонире с обвалившимися стенами расположились бомбардиры и стрелки. Лейтенант Хот осматривал окраину леса в подзорную трубу.

— Какие новости, господин лейтенант?

Хот опустил трубу и вытянулся.

— Видели красную ракету, вон там, — лейтенант показал в сторону леса, — очень далеко.

Я не имел никакого представления о том, кто мог бы ее выпустить, поэтому просто пожал плечами.

— Будьте начеку. Все может случиться.

— Слушаюсь.

Возвращаться в штаб я не спешил, поэтому сначала обошел лагерь, подбадривая и наставляя часовых.

Людей катастрофически не хватало. Десантники дежурили парами, но большие участки стены оказались почти без охраны. Меня раздражало то, что я вынужден держать под замком почти целый взвод. Пока мы находимся на Диком острове, расслабляться нельзя ни на минуту. Если на форт нападут, смогу ли я обойтись своими силами, не привлекая к защите лагеря остатки седьмой морины? Я не питал иллюзий относительно того, к чему могло привести командование таких людей, как Жен и Мас. Скорее всего, за последнее время, моя морина превратилась в настоящую пиратскую команду. Как я мог допустить такое? Конечно Сол был прав, когда говорил, что я несу полную ответственность за то, что произошло здесь два года назад и происходит сейчас. И все-таки меня ужасала мысль о том, как быстро блестящие выпускники академии забыли о чести и достоинстве.

Совершенно очевидно, что, отправляя раненых в заброшенный храм, Жен и Мас не столько заботились об их безопасности, сколько снимали с себя ответственность, прекрасно понимая, что люди без лекарств и медицинской помощи умрут один за другим. Они скинули балласт и готовились спасать свои жизни.

Все конфискованное оружие перенесли в штаб и сложили в комнате с тайником. Я внимательно его осмотрел. Карабины были в хорошем состоянии, за ними явно следили, но в подсумках было почти пусто, у кого пять патронов, у кого пятнадцать. Это было странно. Обычно, когда кончаются боеприпасы, командир старается распределить остатки поровну. Разное количество патронов косвенно подтверждало мои догадки. Морина превратилась в банду. Когда дисциплина в подразделении падает, люди начинают использовать боеприпасы, как разменную монету, например, играть на них в карты. Такое случалось на войне.

Солнце припекало во всю и в кают-компании стало невыносимо жарко. Мне не нравилось в грязном и запущенном помещении, поэтому я вышел на улицу, и уселся на ступенях лазарета в тени старого клена. Почти все деревья внутри укрепления спилили, но это почему-то осталось.

Я закурил сигару и полез в полевую сумку. Все дела сделаны, распоряжения отданы и мне оставалось только ждать. Чтобы убить время, я решил разобраться с вещами Бада. Сначала я прочитал коротенькую записку, которую он попросил передать сыну. Это было обычное письмо любящего отца. Я еще раз перебрал и аккуратно сложил в отдельный карман сумки: офицерскую книжку, два ордена, пять золотых монет, записку и револьвер, из которого предусмотрительно достал последний патрон. Когда вернусь в столицу, все кроме офицерской книжки, передам его сыну. Книжку придется сдать в адмиралтейство.

Время шло и напряжение нарастало. Отряд отправленный к реке не возвращался.

Я не находил себе места, поэтому снова и снова обходил посты.

Наблюдатели ничего необычного не замечали, в лесу было тихо, пели птицы, иногда перед воротами, словно из-под земли, появлялись мелкие юркие зверьки, они вставали на задние лапы и с интересом разглядывали людей. Часовые от души веселились при виде забавных обитателей леса.

Сразу после того, как закончилась погрузка, форт успели заминировать. Под здания заложили взрывчатку, а вдоль частокола навалили дрова и сухие ветки. Конечно невозможно уничтожить все, останутся разбросанные бревна, обгоревший частокол, остатки построек, но в лесу все это очень скоро затянется молодой зеленью. Несколько раз мне приходилось бывать на местах былых сражений, земля сглаживает шрамы, прячет старые фундаменты и через несколько лет уже нельзя с точностью сказать, чье укрепление здесь стояло и когда. Если варды высадятся и найдут остатки лагеря, мы всегда можем сказать, что колония была здесь еще до войны.

Лейтенант Хот, видя мою обеспокоенность, всячески старался угодить, но не понимал, как. Меня раздражала суета взводного и мое собственное нервное состояние. Я хорошо знал, что оно заразно. Вообще истерика старшего по званию всегда передавалась нижним чинам и плохо сказывалась на несении службы, поэтому я отправился на корабль. Возможно мне просто нужно было принять душ и выпить.

В кубрике было пусто, видимо Тар все еще сидел в кают-компании. Я быстро умылся, сменил белье и отправился искать капитана.

Хал оказался у себя в каюте. Он сидел за столом, и что-то писал. Капитан был без кителя, рубашка пропиталась потом, но не смотря на духоту, иллюминатор был закрыт.

— Добрый день, — сказал я, входя в каюту.

Хал угрюмо посмотрел на меня.

— Еще утро. Так что в очередной раз «доброе утро».

— Хочу выпить, — честно признался я, — не составите мне компанию?

— Составлю, — ответил капитан и пожаловался, — ужасно жарко.

— Так откройте окно.

— Не могу, — печально сказал он, — я весь мокрый, если открою иллюминатор, меня сразу продует.

Я ничего не ответил и только пожал плечами. У каждого свои странности.

Тар оказался в кают-компании. Он порядком нагрузился и теперь полулежал на диване и клевал носом.

— Шли бы Вы в каюту спать, — сказал Хал.

Тар открыл глаза, мотнул головой и попытался сесть ровно.

— Или ложитесь прямо здесь на диван, — продолжил я.

— Нет, — капитан поморщился, — все-таки здесь не надо. На корабле нужна дисциплина. Эй! — он подозвал стюарда, — отведи господина лейтенанта в каюту господина супер-лейтенанта.

— Слушаюсь, — рядовой отдал честь, помог Тару подняться и потащил его к выходу.

— Ну вот, — сказал я, — зря Вы отправили стюарда. Кто нам теперь нальет?

Хал прошел за стойку и загремел бокалами.

— Я и налью. Это мой корабль, могу делать все, что захочу.

Мы выпили, капитан налил еще, и мы опять выпили.

— Не можете найти себе места? — участливо спросил Хал.

— Да. Что-то не спокойно.

— Мне тоже. Кажется, «Великолепный» уже все закончил, стрельбы не слышно. Пора бы им уже появиться. Хотите еще? — спросил Хал поднимая бутылку.

— Нет. Спасибо! С меня достаточно.

Когда вернулся стюард, мы заказали кофе. Я сел на диван и закурил, а Хал решил немного поиграть на пианино. Нашу идиллию нарушил дежурный матрос. Он вошел в кают-компанию, козырнул и доложил, — господин капитан, появился катер с «Великолепного», идет к нам.

На крейсере помимо спасательных и десантных шлюпок, был паровой катер. Видимо речь шла именно о нем.

Хал прервался.

— Странно. Я ждал крейсер, а они отправили катер.

Он закрыл крышку пианино и встал.

— Вот что Бур, — сказал он, — я Вас прошу никуда не уходить. Катера с флагмана просто так не приходят. Возможно будут новые приказы.

— Ненавижу флагманские катера, — буркнул он, выходя из кают-компании.

После душа и коньяка я чувствовал себя заметно свежее. Стюард гремел посудой, а я развалился на диване и с удовольствием курил сигару. Хал появился через пол часа взъерошенный и красный.

— Выйди вон и закрой дверь, — сказал он стюарду прямо с порога, прошел к столу и сел.

Моряк выбежал из кают-компании.

— Что случилось? — встревоженно спросил я.

Вместо ответа, Хал протянул мне письмо.

На листке бумаги, четким каллиграфическим почерком Пуи, было написано следующее:

«Супер-лейтенанту Буру. Наша задача частично выполнена, вражеский корабль и город заговорщиков уничтожены, но главных сил противника в крепости не было. От пленных я узнал, что почти весь отряд выдвинулся в запасной лагерь, который находится в квадрате…. Я принял решение преследовать заговорщиков по суше, найти и уничтожить всех до единого. Приказываю, немедленно, собрать все имеющиеся силы и выступить в квадрат… для поддержки моей группы.

Внизу стояло число и подпись.

— Он рехнулся, — сказал я.

Теперь стала понятна причина моего нервного состояния. Наше возвращение домой откладывалось и

предстоящий поход не сулил ничего хорошего.

— Я правильно понимаю, что домой мы вернемся не скоро? — спросил Хал.

Он снял фуражку и вытер вспотевший лоб.

— А Вы как думаете? Пуи идет незнакомой дорогой через населенные дикарями земли, и приказывает мне сделать тоже самое.

— Я думаю, что это плохой план, — сказал капитан, — коньяка хотите?

— Хочу, но пить не буду, — я встал, — мне нужно, чтобы Вы выпустили всех арестованных и выдали мне патроны из своего арсенала.

— Конечно, — капитан поднялся, — я дам Вам все, что попросите.

Конечно я был очень зол на Пуи. То, что он затеял выглядело, как настоящее самоубийство. Я не понимал зачем нужно преследовать заговорщиков и добиваться их полного уничтожения. Во-первых, мы не знали численность их отряда, а во-вторых, пускаясь в путешествие по незнакомой территории, рисковали погубить собственную команду.

Когда первое раздражение прошло, мы с Халом развернули карту и подробно разобрали маршрут. Бросаться в лес сломя голову было глупо. Я решил дождаться Муки и его людей в форте, а потом уже выступать в поход.

— Возможно, среди них есть больные и раненные. Пусть сначала вернуться, а потом я подумаю, кого брать с собой.

Хал не возражал. Он передал посланникам Орса, что письмо получено и отряд скоро выступит и пошел проводить их в обратный путь, а я отправился в форт встречать Муки. Долго ждать не пришлось, видимо моряки торопились, как могли.

Лейтенант возмужал и окреп. Он привел с собой десяток егерей, которые выглядели, как банда разбойников. Форма была в плачевном состоянии, патронов почти не осталось, поэтому люди были с ног до головы обвешаны холодным оружием.

Защищать брод им не пришлось, поэтому раненых в отряде не было.

Я отвел лейтенанта в штаб.

— Рад видеть Вас живым и здоровым.

Из молодого восторженного мальчишки лейтенант превратился в угрюмого мужчину, усталого и недоверчивого. Он сел на скамейку и так же, как когда-то Тар, с подозрением уставился на меня.

— Господин супер-лейтенант, — сказал он, — я понимаю, что повел себя, как полный идиот, когда ушел вместе с адмиралом Толем. Я виноват. Тогда я не понимал, что предаю Вас и нарушаю присягу. Простите меня, если сможете.

— Хорошо, что Вы осознали свою ошибку.

— Мне все объяснил лейтенант Тар, единственный человек, который остался верен долгу. Я ему очень благодарен. Говорят, с ним все в порядке. Я думал, как ему помочь, но Вы меня опередили.

— Он сейчас на корабле, отдыхает.

— Слава Океану.

Муки провел пальцами перед собой, изображая волну. Молитвенный жест у него получился вполне естественно. Тем не менее сквозь расстегнутый френч, я увидел на груди лейтенанта не понятный языческий символ, но говорить ничего не стал. В данный момент вера моих подчиненных мало волновала меня.

— Все войска заговорщиков должны быть уничтожены. Часть нашего отряда уже в пути, я со своими людьми выступаю через час. Если хотите, можете присоединиться ко мне, если нет, Вам придется посидеть под арестом, пока я не вернусь, — прямо сказал я.

— Мы пойдем с Вами, — не раздумывая сказал лейтенант.

— Подумайте. Наверно, Ваши люди устали.

Муки печально улыбнулся.

— Последнее время нам много приходилось ходить пешком. Мы уже давно не моряки, а сухопутные крысы. Мои люди не устали.

— Понимаю.

— Вы не могли бы накормить нас, — попросил лейтенант, — нам не дали с собой почти никаких припасов. И еще должен Вам сказать, что в моем взводе всего по три патрона на штуцер.

— Не беспокойтесь, — сказал я, — Вам выдадут все необходимое.

Первым делом я построил на плацу всех моринеров способных держать оружие: взвод Хота, егерей Муки и десантников Тара. Я сказал небольшую речь о том, что нам предстоит боевая операция, участие в которой поможет тем, кто оступился и нарушил присягу искупить свою вину кровью. Потом приказал интенданту Моа экипировать сформированный отряд. На сборы ушло не меньше часа. За это время егеря успели поесть и передохнуть. Моа старался во всю. Мои распоряжения он выполнял быстро и четко и не жадничал, выдавая людям новые сапоги или гимнастерки. Хал открыл нам свою оружейную и десантников удалось вполне прилично вооружить. Патронов к егерским штуцерам не нашлось, поэтому людям Муки раздали карабины.

Перед самым началом похода, неизвестно откуда, появился Тар. Он вышел в полной боевой выкладке, с ранцем за плечами.

— Куда это Вы собрались? — поинтересовался я.

— С Вами, — просто ответил он.

— Вы ценный свидетель, — сказал я, — а если с Вами что-нибудь случиться?

— Я написал подробный отчет и передал его капитану. Разрешите встать в строй?

Тар сделал шаг и покачнулся, видимо хмель выветрился не до конца.

— Принимайте командование над своим взводом, — сказал я. — рад, что Вы будете с нами.

Я разбил отряд на три взвода. В первый назначил егерей Муки, во второй моринеров Тара, в третий — десантников Хота, всего пятьдесят два человека. Только что сформированные отделения были вооружены карабинами и абордажными кордами. К сожалению, бомбарда была всего одна, но тут уж ничего не поделаешь.

Перед уходом я поймал за рукав, проходящего мимо лейтенанта Вана. Вооруженный до зубов, он выглядел, как настоящий морской волк. Для него все было в диковинку, незнакомые берега, раненые, пленные, стрельба и тревожное ожидание. Они с Халом оставались на корабле и лейтенанту было поручено организовать оборону пристани. Я видел, как он тепло простился с Хотом, даже сказал какие-то напутственные слова. Было видно, что в нашей окончательной победе молодой лейтенант не сомневается ни минуты.

— Скажите Ван, — спросил я, — почему на пристани только четыре человека?

Лейтенант удивленно заморгал.

— Я подумал, что для охраны этого достаточно.

— Хотите совет?

Ван поджал губы и ничего не ответил.

После нашего разговора об офицерской чести прошло целых два месяца. Мне казалось, что недоверие, которое испытывал ко мне помощник Хала, рассеялось, но возможно я поторопился с выводами.

— Расположите четырех человек вот на этой дюне, пусть окопаются и не встают в полный рост, — я ткнул пальцем в сторону леса, — еще четверых вот на этом холме, а остальные пусть остаются на пристани, только не стоят как истуканы, а укроются за бревнами.

Ван нахмурился. В довольно юном возрасте он уже многого добился, стал помощником капитана и, зная пристрастие Хала к алкоголю, можно было предположить, что скоро займет его место.

— Спасибо! — буркнул он, всем своим видом показывая, что в советах не нуждается, — я подумаю.

— Как хотите, — безразличным тоном сказал я, вежливо попрощался и пошел к отряду.

Возле ворот я заметил доктора Сола, он копался в походном ранце.

— Какого черта! — напустился я на него, — что Вы здесь делаете? А кто будет ранеными заниматься?

Сол серьезно посмотрел на меня. Он был с медицинской сумкой, при оружии и даже прицепил на пояс абордажный корд.

— За ними присмотрит доктор Пор. Я с Вами пришел, с Вами и уйду. И вообще, — он набычился, — официально я до сих пор военный врач седьмой десантной морины.

— Оставались бы лучше на корабле, — в сердцах бросил я.

— Я пойду с Вами, — упрямо сказал Сол.

Мы вышли из форта и двинулись к лесу. Со мной были десантники Хота и все, кто остался в живых из участников первой экспедиции, кроме раненых и арестованного Маса. Я взял с собой даже тех, кого Тар посчитал неблагонадежными. Говоря перед строем о возможности искупить вину кровью, я не лукавил. Не знаю, как к этому отнесутся в адмиралтействе, но во время войны мой план мог бы сработать. Многие рядовые и офицеры избежали суда за совершенный проступок, приняв участие в боевых действиях. Не обязательно было получить ранение, главное показать свою храбрость и готовность воевать до победного конца.

С южной стороны деревья возле частокола были вырублены, оставались только тонкие сосновые пеньки. Моряки обходили их и растягивались цепью, идти колонной по открытой местности никто не хотел. Я оглянулся назад. Скоро форт сравняют с землей и о нашей первой экспедиции, а возможно и о второй, поспешат забыть, словно их никогда не было. Было жарко, над частоколом дрожал горячий воздух. Я смотрел на ворота, на серые крыши казармы и сторожевую вышку. Как бы все не повернулось, но увидеть эту картину еще раз мне точно не придется.

Я поправил карабин и отвернулся.

Когда мы приблизились к кромке леса, я достал ракетницу и выстрелил в воздух. Зеленая точка ушла в облака, рассыпалась огненным дождем и почти сразу в форте громыхнуло, и за забором взметнулась земля и куски бревен, кажется это взлетел на воздух продовольственный склад. Присланные Халом артиллеристы, стали подрывать заложенные заряды.

— Вот и конец форту, — сказал Тар.

Я оглядел свое бравое воинство. Впереди шли офицеры, потом вперемежку десантники седьмой морины и люди из взвода Хота. Рядом со мной шел Моа. Он выглядел потерянным. Помимо обычного снаряжения: ранца, шпаги и револьвера; интендант зачем-то повесил на плечо сумку с ручными гранатами.

— Вперед господа, — сказал я, снимая карабин с предохранителя, — будьте осторожны.

Под грохот взрывов, мы углубились в лес.

Отряд шел через сосновый бор. Деревья росли редко, подлеска не было и идти было легко. Первые несколько километров пролетели незаметно. Не могу сказать, что пешие прогулки доставляют мне большое удовольствие, но на суше я всегда чувствовал себя на много лучше, чем в океане. Среди сосен росли папоротники и неизвестные травы с тонкими и круглыми стебельками, иногда попадались кусты брусники и черники. Дороги не было, но через лес вела довольно заметная тропа, из чего я сделал вывод, что люди адмирала Толя часто наведывались в форт. Что они там делали и зачем вообще им понадобилось укрепление на берегу, оставалось только догадываться. В сущности, я ничего не знал о том, чем занималась морина все это время. Я понятия не имел с кем десантники воевали, как жили в крепости, где находились эти ужасные усадьбы с рабами, о которых рассказывал лейтенант Тар. Дикий остров оставался для меня загадкой. Здешняя природа мало отличалось от той, к которой я привык с детства, по крайней мере на первый взгляд. Конечно было кое-что странное, удивительные растения, незнакомые фрукты, но, в основном, деревья и запахи были, как на родине. Можно было представить, что мы идем, где-нибудь в заповедной зоне одного из цивилизованных островов. Казалось, что сейчас раздвинутся кусты и на поляну выбегут счастливые мальчишки, одетые в матроски и затеют возню.

Незаметно я стал отставать. Увидев это Сол и Тар, тоже сбавили шаг. Незачем офицерам идти впереди отряда в незнакомом месте. Лес начал редеть, несколько раз мы выходили на открытые участки. Ко мне приблизился доктор и какое-то время молча шел рядом. Наконец он не выдержал.

— Мне сказали, что мы идем в поход, но не сказали зачем. Что мы здесь делаем?

Когда я выступал с речью перед строем и ставил боевую задачу, доктор находился на корабле. Было приятно осознавать, что Сол доверяет мне на столько, что, собираясь в поход, даже не поинтересовался маршрутом и конечной целью нашего путешествия.

— Пуи со своими людьми высадился на берег и преследует заговорщиков. Мы должны соединиться с его отрядом.

— А крепость адмирала уничтожена?

— Да.

— Тогда зачем преследовать заговорщиков, кому они нужны?

Я бросил на доктора заинтересованный взгляд. Иногда его почти детская наивность ставила меня в тупик.

— В этом и заключается основная загадка.

Отряд дошел до реки, и я объявил привал. Мы не стали переходить в брод и расположились на берегу, оставляя между собой и враждебными землями водную преграду. Моряки закурили, кто-то пошел наполнять фляги, лейтенант Тар снял фуражку, умылся и даже окунул голову в медленный поток. Я расстегнул френч и тоже ополоснул лицо и шею. Было очень жарко.

Доктор не успел позавтракать, поэтому расположился на траве, открыл банку паштета из креветок и принялся за еду. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и махнул рукой.

— Присоединяйтесь, господин супер-лейтенант.

— Спасибо, есть не хочется. Просто посижу с Вами.

— Устали?

— Да. С непривычки ноги гудят.

Я сел рядом, достал сигару, повертел в пальцах и убрал обратно в пачку. Курить не хотелось.

— Как Вы думаете, ничего, что люди набирают воду прямо из реки? — спросил я.

— Ничего. Я поговорил с Таром и Муки. Они эту воду пьют, она чистая.

Доктор выскреб банку дочиста, вытер ложку и убрал в ранец.

— Как там Тар? Он сегодня утром много выпил. Я за него беспокоюсь.

— В самом деле, — удивился доктор, — я даже не понял, что он пьян. Но что-то с ним не так.

— Что Вы имеете в виду?

— Он нервничает, нагрубил Муки, отвечает не впопад. Может быть надо было оставить его на корабле?

— Может быть.

Сол принялся набивать трубку, а я оглянулся на лейтенанта. Тар сидел на траве и не отрываясь смотрел на дубовую рощу, раскинувшуюся на противоположном берегу. Всего два часа назад его под руки уводил из кают-компании стюард, а сейчас он сидит, как ни в чем не бывало.

Разыграл меня и капитана, изобразил пьяного, чтобы не общаться? Зачем? Устал от расспросов?

Я поднялся и направился к лейтенанту. По дороге меня перехватил Хот.

— Господин супер-лейтенант, разрешите личному составу искупаться.

Взводный улыбался. Его френч пропотел насквозь и под мышками проступили мокрые пятна. Я хотел, чтобы моряки отдохнули подольше, впереди у нас был еще один долгий и трудный переход. Наверно лейтенант прав и купание — это то, что поможет людям набраться сил.

Охранение мы выставили и совсем не обязательно постоянно держать десантников в боевой готовности.

— Разрешаю купаться повзводно. Оружие держать под рукой.

— Слушаюсь! — Хот улыбнулся и козырнул.

Светило солнце, над нашими головами носились какие-то маленькие яркие птицы. Я обошел группу сидящих на траве десантников.

При моем приближении Тар подобрался. Он не подал вида, что заметил меня, но я увидел, как левая рука лейтенанта скользнула в карман галифе. Контрразведчик нервничал и это наводило на определенные мысли.

В свое время, в детстве, я научился безошибочно определять назревающий конфликт. В такие дни, в доме, разливалась тревожная тишина и движения мамы становились резкими. Она еще ничего не говорила и не делала, а я уже понимал, что, на всякий случай, пора уходить на улицу. Мне даже не нужно было следить за выражением ее глаз, но по суетливым движениям, изменившейся походке, я научился распознавать надвигающуюся бурю. Родители ругались часто. Денег вечно не хватало. Мы никогда не голодали, хотя иногда на обед подавали такое, что в приличном дворянском доме постеснялись бы положить на тарелку, но, чтобы купить одежду, приходилось занимать или долго откладывать. Мама стеснялась своего старого пальто и стоптанных туфель. Она любила отца и все ему прощала: малооплачиваемую работу, с которой он не хотел уходить, потому что ему нравились сослуживцы, ночную рыбалку, после которой снасти оставались сухими, странных друзей, веселящихся у нас в гостиной. Она терпеливо сносила отсутствие внимания, отцовский эгоизм и скверный характер, но иногда давала волю накопившемуся раздражению. Предчувствуя приближение «шторма», я отправлялся в дровяной сарай, где предавался любимому развлечению, кидал в разложенные поленья, полученный в подарок на день рождения, перочинный ножик.

С тех пор я почти физически ощущал скопившееся в людях раздражение, и безошибочно улавливал тот момент, когда оно готово было прорваться наружу. Тар отсел подальше, установив между нами определенную дистанцию и всякий, кто ее нарушит, рисковал нарваться на грубость. Я видел, что внутри у лейтенанта все клокочет. Что так разозлило контрразведчика понять было сложно. У каждого из нас наступают трудные моменты. Наверно, многие на моем месте, оставили бы человека в покое и постарались избежать неприятного разговора. Посидит, подумает, попьет воды и придет в себя. Но, во-первых, мне не нравится, когда в подразделении начинаются ссоры и дрязги, а во-вторых нам предстояла совместная операция, возможно бой, и я должен был убедиться в том, что от Тара мне не нужно ждать сюрпризов.

— Как настроение, господин лейтенант?

Тар сделал вид, что только сейчас заметил меня и медленно встал.

— Все в порядке, господин супер-лейтенант.

Ему явно было не по себе, но он старался не показывать вида. Что его беспокоит? Может быть контрразведчик уже пожалел, что пошел с нами? Или причина не в этом? Возможно он знает то, чего не знаю я. Может быть место куда мы направляемся ему знакомо.

Я достал карту, сел на траву и сделал приглашающий жест. Тар неохотно опустился рядом.

— Мы идем в квадрат…, возможно Вы знаете, что там находится. Посмотрите, пожалуйста.

Лейтенант внимательно осмотрел карту.

— Там есть деревня.

— Большая?

— Да.

— Есть укрепления, частокол?

— Есть.

— Там может разместиться много солдат?

— Возможно.

— Да что с Вами такое, Тар, — вспылил я, — мы идем, морской черт знает куда, а я из Вас клещами добываю информацию. Если что-нибудь знаете, скажите.

Контрразведчик в упор посмотрел на меня.

— Что Вы от меня хотите, Бур? Мы сбежали из основного лагеря неделю назад и последние дни я просидел взаперти. Я не знаю, что нас там ждет. Раньше была деревня, теперь не знаю. Уверен, что Вы осведомлены лучше меня.

Последняя фраза мне не понравилась. Складывалось такое ощущение, что контрразведчик опять меня в чем-то подозревает. От него пахло алкоголем, но пьяным Тар не был.

— Я хочу понимать куда веду людей. Я иду вслепую, помогите мне.

— Я не могу Вам помочь, я ничего не знаю. Могу только догадываться,

Лейтенант замолчал, достал папиросу, чиркнул спичкой и нервно закурил.

— Уверен, что впереди нас не ждет ничего хорошего.

Лейтенант замолчал и опять запустил руку в карман. Что у него там, второй револьвер? Кого он боится, неужели меня?

— Послушайте, Тар. Я понимаю, что Вы не простой десантный офицер. У Вас свое начальство и свои задачи, но сейчас я вынужден приказывать Вам. Мы давно знакомы и раньше у нас никогда не возникало разногласий. Давайте объединимся хотя бы на сутки, пока все здесь не закончим и не вернемся на корабль. У нас сводная группа, собранная из разных подразделений, и я совсем не уверен в ее боеспособности. Мне нужна дисциплина.

Тар кашлянул и вытащил руку. На ладони лежал маленький револьвер. В свое время мне его подарили друзья, а после пленения, когда я лежал связанный в темнице адмирала Толя, кто-то его забрал.

— Кажется это Ваш? Я нашел его в штабе, после смерти Толя. Я не знаю, что нас ждет, но иду с Вами.

Вы можете мне верить, по крайней мере в том, что я не предам Вас и не побегу, если начнется заварушка.

— Слово офицера?

— Слово.

Тар протянул мне револьвер. Я аккуратно взял оружие.

— У Вас случайно в кармане моего карабина не завалялось?

Вместе с револьвером у меня украли трофейный Краф. Мощное редкое оружие, которое во время войны делалось по спецзаказу для вардовской знати.

Тар ухмыльнулся.

— Чего нет, того нет.

Наш разговор с лейтенантом ничего не прояснил, скорее наоборот. Тар никому не доверял, но дал понять, что намерен выполнить свой долг, не взирая не на что. В душе остался не приятный осадок.

Я дал людям отдохнуть полчаса, и мы отправились дальше. На месте стоянки купальщики взбаламутили воду, поэтому перед уходом, я отошел немного вверх по реке и набрал полную флягу. Из-за жары все время хотелось пить. Чтобы избежать солнечного удара, я положил под фуражку, смоченный в реке, платок.

Мы шли полями, у самой кромки леса, чтобы в случае нападения сразу укрыться среди деревьев.

— Вы не думаете, что дикари прячутся в лесу и могут неожиданно напасть? — спросил я Муки.

Егерь-лейтенант неутомимо шагал рядом и был казалось вполне доволен жизнью. Он жевал травинку, а иногда начинал напевать, какой-то незнакомый мотив.

— Нам стоит опасаться всадников, через лес они не поедут. А несколько смельчаков, которые возможно прячутся в кустах, вряд ли рискнут напасть на такой большой отряд.

— По здешним меркам мы большой отряд?

— Нет. Но поблизости всего несколько маленьких деревень. На десяток усталых солдат крестьяне еще могли бы напасть, но на нас вряд ли. Они теперь хорошо знают, что такое огнестрельное оружие.

— Слава океану.

— Господин супер-лейтенант, — смущенно сказал Муки, — Вы бы один не отходили далеко, как только-что на реке. Могут убить или выкрасть.

Меня передернуло.

— Бывали случаи?

Лейтенант кивнул.

Какое-то время мы шли молча.

— Что это Вы там напевали? — спросил я Муки.

— Местная песенка.

Отряд подтянулся. Десантники ускорили шаг, внимательно оглядывая окрестности, многие сняли карабины с предохранителей. Все понимали, что вступили на вражескую территорию. Странно, мы воспринимали реку, как границу, на этом берегу дикари, на том наша земля.

Я окликнул Тара, показал растопыренную ладонь и указал направление.

Лейтенант кивнул, что-то сказал своим людям и от нашего отряда отделилось пять человек и быстро побежали вперед, будут идти в авангарде.

Я стал думать о том, что когда-то аборигены покинули побережье и расселились далеко от океана. Интересно почему? Недалеко от нашего форта был заброшенный поселок и храм. Почему оставили деревню я еще мог понять, а вот как можно бросить святилище, оставалось для меня загадкой. И спросить было не у кого. В первой экспедиции с нами был ученный. Он написал книгу о Диком острове, но никакой полезной информации там не было, история колонизации и наблюдения за бытом дикарей. Получалось, что, погубив несколько экспедиций мы так ничего не узнали. Не сегодня-завтра, если повезет, мы сядем на корабль и поплывем домой, а эти земли так и останутся загадкой.

— Говорят, что адмирал Толь одаривал офицеров усадьбами. Вас тоже осчастливили? — спросил я Муки.

— Мне не дали, по молодости лет, но обещали, — беззаботно ответил лейтенант, но потом приуныл и сказал, — они вообще много чего обещали.

— Кто они?

— Адмирал и его заместитель Лос.

Я мельком взглянул на Муки. Интересно почему он загрусти? Задумался о том, что теперь не получит усадьбу с рабами или вспомнил какую-нибудь местную красавицу, которая научила его здешним песням?

— Скажите, Муки, — если бы Вам все-таки предложили усадьбу, рабов, высокий чин, Вы бы остались здесь или вернулись со мной?

Муки на мгновение задумался и очень серьезно сказал, — Дело не в том, что мне предложат, а в том, что у меня уже есть. Здесь я женился и у меня родился сын.

На мой вопрос он так и не ответил.

Мы шли весь день, три раза я объявлял привал. К ночи отряд достиг храмового комплекса. Я совершенно не разбирался в религии аборигенов, но знал, что почти весь год святилище пустует, и верующие посещают его только во время праздников. Три высокие пирамиды стояли в ряд, перед ними была большая открытая площадка, похожая на поле для игры в мяч, по бокам росли специально высаженные деревья, а за самим комплексом чернел лес. Тар со своими людьми осмотрел окрестности, но следов пребывания дикарей не нашел. Комплекс словно вымер, вокруг не души. Идти дальше не было никакой возможности, люди совершенно выбились из сил, к тому же в темноте мы могли сбиться с пути или попасть в засаду.

Я подумал, что самое лучшее, что мы можем сделать, это поспать несколько часов.

Услышав слово «привал», люди стали садиться на землю прямо там, где стояли. Я приказал костров не разводить и отряд поужинал сухими пайками. Офицеры собрались вместе, возле центрального здания. Мы поели консервов, выпили взятого с собой коньяка. Я достал карту и посветил фонариком.

— Лейтенант Тар, посмотрите, пожалуйста. Кажется, мы почти пришли.

Контрразведчик подсел поближе, и склонился над картой.

— Мы сейчас здесь, — сказал он и ткнул пальцем в бумагу, — нам осталось около 7 километров.

— Я собираюсь остаться здесь на ночь, — сказал я, — считаю, что идти в темноте опасно. Звуков боя я не слышу, значит наша помощь пока не требуется. Во сколько здесь светает?

— В пять утра, — ответил Тар.

— Значит подъем в пять.

Пирамиды были высотой с четырехэтажный дом, они возвышались над окрестностями, и я подумал, что можно забраться по наружной лестнице на самый верх и оглядеться. Лучшего места для наблюдения не найти. Сейчас в темноте делать это бессмысленно, но завтра утром я сам залезу на вершину. Два года назад я уже бывал в этих местах и даже сумел осмотреть центральный храм. За время моего отсутствия ничего не изменилось.

Отряд разместился на открытой площадке. Офицеры разбрелись по своим взводам, доктор остался со мной. Мы легли на траву, пристроив ранцы под голову вместо подушки. Сил совершенно не осталось. Ноги гудели, болела старая рана и разбитые губы. Я достал бутылку и сделал несколько глотков, прямо из горлышка.

— Вы что там, коньяк пьете? — спросил Сол.

— Да. Все тело ломит. Употребляю вместо снотворного и обезболивающего. Хотите?

— С удовольствием. Могу Вам, что-нибудь дать от боли.

Я протянул доктору бутылку, в темноте его почти не было видно.

— Не надо. Я лучше еще выпью.

Дневная жара спала, поднялся легкий ветерок.

— Тар говорит, что ночью температура может упасть градусов до 14-ти, — сказал доктор, возвращая мне бутылку, — странное место, не здоровое. Днем жарко, ночью холодно, хорошо хоть место сухое.

Я невероятно устал, но сон не шел. Доктор скоро захрапел, а я лежал с открытыми глазами и смотрел в небо. Все здесь было чужое и запахи, и звезды.

Такое со мной бывало, перевозбуждение после боя или дальнего похода не давало заснуть. Я нащупал в темноте бутылку и сделал еще несколько глотков. Вокруг ворочались люди, храпели, стонали и шептали во сне. Тяжелый переход еще долго будет напоминать о себе стертыми ногами и болью в мышцах.

Промучившись около часа, я все-таки задремал и во сне увидел войну.

После глупого ранения в бок я так и остался в госпитале на острове Сом. Здание отремонтировали. Проделанные снарядами дыры заделали, вставили новые стекла, принесли откуда-то пружинные кровати. Мне досталось местечко у окна, в маленькой палате рядом со столовой, и нянечки всегда первым приносили мне еду. На соседней койке лежал раненый в грудь штабной капитан. Ему было плохо, поэтому он почти все время спал. У него были сильные боли и ему кололи морфий. Колокольчика для вызова дежурной у нас в палате не было, поэтому иногда, когда действие лекарства заканчивалось и капитан начинал стонать, мне приходилось вставать с кровати и тащиться в коридор, чтобы позвать врача или сестру. Рана заживала хорошо, и врачи обещали меня скоро выписать. Знакомых на острове у меня не было, если не считать участников обороны, которые после боя прониклись ко мне большим уважением. Иногда они приходили проведать меня и приносили с собой местное вино в глиняных кувшинах, которое брали в харчевне по соседству, вечером кувшины обязательно надо было вернуть. Спасенного интенданта я больше не видел, говорят его перевели. Однажды ко мне зашел адмирал Крол. Он не стал садиться на предложенный стул, сказал пару слов и оставил на тумбочке пачку дорогих сигар.

День проходил за днем. Я ел, спал, читал газеты, болтал с другими офицерами о войне и ждал, когда меня выпишут. Госпитальная атмосфера действовала мне на нервы. Конечно я наслаждался тишиной, миром и покоем, но слышать по ночам стоны раненых и видеть покалеченных людей, с каждым днем становилось все труднее. Нянечки старались наводить идеальную чистоту, но никуда было не деться от следов крови и смеси кошмарных запахов, которые всегда преследуют подобные учреждения.

Я уже во всю ходил с палочкой, которую мне вырезал местный сторож, и засиживался в саду среди посеченных осколками яблонь. Однажды, когда я курил и грелся на солнце, ко мне подбежал адъютант адмирала. Егерь-лейтенант Муки приступил к службе всего неделю назад. Он был очень молод, ко мне относился с величайшим почтением и кажется считал, что именно я спас адмирала в последнем бою.

— Господин супер-лейтенант, — подбегая, выпалил он, — нашли Ваших моринеров, которые попали в плен. Все живы, все здоровы. Их сегодня доставят сюда, адмирал распорядился.

— Куда доставят? — не понял я.

— В госпиталь. Уже палаты готовят.

— Муки, если они здоровы, зачем их кладут в госпиталь?

Егерь-лейтенант не нашел, что ответить и только пожал плечами.

— Разрешите идти?

— Идите.

Он повернулся и пошел к калитке.

— Спасибо! — крикнул я вслед.

Мальчишка явно расстроился. Наверно он решил, что я буду подпрыгивать от радости, когда узнаю, что мои люди нашлись. Конечно я был очень рад, что все так обернулось, но по привычке не верил хорошим новостям. Скорее всего нашли не всех, наверно многие ранены. Я очень надеялся на то, что Бад остался жив.

Их привезли на третий день вечером. Я видел из окна, как к госпиталю подъехали подводы груженые ранеными, и санитары стали провожать людей в палаты. Лежачих не было, все шли сами, хотя некоторых приходилось поддерживать. Когда раненых разместили, и суета улеглась, я нашел местного сторожа и отправил его за коньяком. Через полчаса он принес мне две бутылки, и я отправился искать Бада.

Лейтенанту выделили отдельную палату. Она была совсем крошечной, с узким окошком. Медсестры говорили, что раньше здесь было подсобное помещение. Бада разместили отдельно, потому что два раза в день его допрашивали люди из контрразведки. К офицерам, попавшим в плен относились не очень хорошо, и многим приходилось проходить череду унизительных допросов и проверок. В случае с Бадом дело обстояло на много проще, потому что было полно свидетелей того, как отряд попал в окружение. К тому же моринеры сидели в одном лагере, и давали очень похожие показания.

Я открыл дверь и вошел в комнату.

Бад лежал под одеялом и смотрел на меня во все глаза. Он похудел и осунулся. В госпитале его успели побрить и теперь на загорелом лице ярко выделялся белый подбородок и такая же полоска на щеках, видимо в лагере он отрастил бороду.

— Здравствуй, — сказал я, проходя в палату.

— Здравствуй, — ответил он.

— Я тебе коньяк принес.

Бад моргнул, кажется он думал, что видит меня во сне.

Я поставил бутылки на тумбочку и сел на краешек кровати, стула в палате не было.

— Морской черт, — выдохнул Бад, когда кровать подо мной жалобно скрипнула, — это и правда ты?

— Я.

Он открыл рот, потом закрыл, а потом разразился ужасной бранью.

Хорошо, что я догадался закрыть дверь, когда вошел в палату, иначе сюда сбежался бы весь персонал.

Он честил меня на все корки и признаться было за что. Я молча слушал, как он изливает душу. Оправдывать было глупо. Когда Бад наконец выговорился, я взял одну бутылку, с трудом вытащил пробку и протянул ему. Он сделал несколько глотков и вернул мне. Я тоже выпил.

— Теперь все? — спросил я.

— Нет! Я думал, что тебя убили, — ответил Бад и потянулся к бутылке, — никогда тебя не прощу, каракатица поганая.

Мы еще выпили.

— Сильно ранен?

— Нет. Просто отдохнуть надо.

— Трудно пришлось?

Бад зыркнул на меня злобным взглядом и я пожалел, что спросил.

Я просидел у него около часа, но потом пришел врач и попросил меня выйти.

Когда я вставал, Бад заметил в моей руке трость.

— Ты ранен?

— Да. Лежу в соседней палате.

— Это тебя океан наказал, за то, что бросил меня.

Я кивнул и вышел. В палату сразу зашли доктор и медсестра.

Меня разбудил крик, какой-то ночной птицы. Все тело болело, шея затекла. Я вытер ладонью мокрые от слез глаза, нащупал бутылку и сделал большой глоток.

Под утро похолодало, я проснулся и больше не мог сомкнуть глаз, поэтому обошел посты и забрался на самый верх пирамиды. После вчерашнего перехода подниматься на такую высоту было трудно, ужасно болели ноги, и когда я оказался на вершине, долго не мог отдышаться. Наверху оказалась довольно удобная площадка, на которой сразу могли бы разместиться человек десять. Прямо посередине, в полу, сложенном из массивных каменных глыб, была выбита глубокая чаша. От времени она потемнела и потрескалась, неровные края оказались испачканы чем-то темным, не то смолой, не то кровью. Я постарался не думать о том, что происходит здесь в праздничные дни.

Рассвело. С вершины открывался потрясающий вид. Кругом были леса и поля, а прямо по курсу мне удалось разглядеть какие-то строения. Чтобы до них добраться нужно было спуститься в долину, пройти довольно приличное расстояние по совершенно открытой местности и подняться на холм. Я вздохнул. Очень не хотелось подойти строевым шагом к собственной могиле.

Как Пуи собирается найти меня, где его отряд и что нам делать, если мы разминемся, я совершенно не представлял.

Сзади послышались шаги и тяжелое дыхание. Я оглянулся. Оказывается, Тар поднялся следом за мной.

— Доброе утро! — сказал я.

Лейтенант выглядел совершенно измученным. Забравшись на вершину, он махнул мне рукой, давая понять, что не может говорить пока не отдышится.

— Доброе утро, — наконец сказал он, и опустился на каменное ограждение, — совсем выбился из сил.

Чтобы дать возможность Тару прийти в себя, я отвернулся и еще раз осмотрел окрестности в подзорную трубу.

— Заметили, что-нибудь интересное? — спросил лейтенант.

— Не знаю. Кажется, там впереди, какое-то поселение.

Тар подошел и встал рядом. Трубы у него не было.

— Думаю, как бы к нему незаметно подобраться.

— Это не то, что Вам нужно, — лейтенант тяжело вздохнул, — если Вы ответите на некоторые мои вопросы, я все Вам расскажу. Я знаю куда идти.

Я посмотрел на него, убрал трубу в чехол и сел на каменное ограждение.

— Я Вас слушаю.

Тар сел рядом, достал из нагрудного кармана френча папиросы, ловким движением выщелкнул одну.

— У Вас спичек нет?

Я дал ему прикурить, сгоревшую спичку бросил на пол.

— Единственный след цивилизации, который останется после нас в этом храме, — сказал контрразведчик, провожая глазами падающую спичку.

— Не думаю, — я тоже полез за сигарой, — боюсь, что моринеры внизу набросают окурков и консервных банок. Одна из отличительных черт цивилизованного человека состоит в том, что он старается обозначить свое присутствие, пачкая все вокруг.

Я не собирался торопить лейтенанта. Он сам решил поговорить со мной, значит должен собраться с мыслями. Отряд еще спал, спешить не куда, поэтому я просто курил и смотрел по сторонам.

— Какой у нас план? — наконец спросил Тар.

Я на мгновение задумался и ответил, — я собираюсь обнаружить вражеский лагерь, подобраться к нему максимально близко и затаиться, ожидая дальнейших приказаний.

— От кого?

— Я подчиняюсь Пуи.

Тар криво усмехнулся и сделал несколько быстрых затяжек.

— Почему Вы не сказали мне, что вместе с Пуи идет капитан Рок?

— А должен был? — удивился я, — он официально входит в состав экспедиции, и я не думал, что для Вас это важно.

— Рок заговорщик. Он был правой рукой адмирала Меца. Если не ошибаюсь именно он инструктировал Вас перед предыдущей экспедицией.

— Я думаю, что Вы ошибаетесь. У них с Пуи полное взаимопонимание. Сразу после нашего возвращения домой, Рока уволили в запас и вернули на службу совсем недавно, как и меня. Его допрашивали, но ничего не предъявили, он чист.

Тар хмыкнул и покачал головой.

— Хорошо, оставим это. Теперь о главном. У адмирала Толя был запасной план. Он знал, что рано или поздно прибудет новый десант и его базу на реке уничтожат. Он построил в этих местах настоящую крепость, где можно отсидеться и начать все сначала. Он рассчитывал на то, что, уничтожив основной лагерь, Вы не станете его искать.

— Этот лагерь далеко?

— Как я и говорил до него около 7 километров.

Я задумался. Если база хорошо охраняется, то с отрядом Пуи или без него взять ее штурмом будет довольно трудно. Нас слишком мало.

— Значит адмирал предвидел наше возвращение?

Тар докурил, достал еще одну папиросу, прикурил от предыдущей, а окурок раздавил о камень.

— Он догадывался, что попытка переворота провалилась. А после Вашего побега уже, практически, не сомневался в том, что адмиралу Мецу конец и скоро за ним пришлют людей из контрразведки. Толь собирался укрыться здесь, а для отвлечения внимания оставить в речном лагере небольшой отряд и свой единственный корабль.

— Вы так легко об этом говорите, — сказал я, — мне представляется невероятным, чтобы адмирал согласился пожертвовать единственным кораблем. У него оставался настоящий боевой крейсер, который можно использовать для различных целей, на нем наконец можно вернуться домой.

— Вы правда думаете, что, снаряжая Толя, адмиралтейство дало ему первоклассные корабли? — Тар горько усмехнулся, — он получил в свое распоряжение старые списанные корыта, которые с трудом дошли до Дикого острова. Этот крейсер здесь уже шесть лет, в ужасном климате, с разболтанной командой, с пьяницей капитаном, без угля, без снарядов. Конечно это шанс вернуться домой, наверно обратную дорогу крейсер еще выдержит, но Толь не собирался на родину. Он знал, что игра проиграна и хотел остаться здесь.

— А остальные? Что его люди думали по этому поводу?

— А что остальные, что они могли сделать? Он пообещал им золотые горы и ничего не выполнил. Он всем пообещал: своей команде, дикарям. Они приняли его за бога, а Толь оказался обычным мошенником. Но дипломатом и военным он был хорошим, поэтому сумел найти сторонников среди аборигенов и, видит океан, если бы адмиралтейство не прислало меня, у него все могло бы получиться. Собственная маленькая империя вдали от дома.

— Но адмирала больше нет.

— Да-а, — протянул Тар, — адмирала нет, а Лос не сможет его заменить. Он пытается, строит из себя великого военачальника, но даже Бад сумел обвести его вокруг пальца и увести морину.

— Кстати, зачем Бад это сделал?

— Нами как раз и собирались пожертвовать. Я узнал об этом, и мы сбежали. Жен и Мас были против, но Бад сумел их убедить.

— Получается, что Лос теперь главный?

— Не совсем. Ему подчиняются саперы, которые с самого начала пришли с адмиралом и небольшая группа дикарей, есть еще союзные племена, но они могут предать его в любой момент. Толя считали богом, ему верили, Лос для них всего лишь ловкий вояка, у которого есть огнестрельное оружие.

Тар замолчал. Я задумался, стараясь разобраться в той информации, которую мне только-что поведал лейтенант. Главное, что он знает, где находится лагерь. Нельзя решить сразу все проблемы. У меня есть конкретная задача — привести отряд в заданный квадрат и ждать дальнейших указаний.

Я вздохнул.

— Как нам лучше всего подобраться к этой крепости?

Мы развернули карту и Тар показывая, то на бумагу, то на раскинувшийся внизу пейзаж, стал объяснять.

— Лучше всего пройти вот здесь, по кромке леса, дальше должен быть глубокий овраг, отсюда его не видно. Часть пути пройдем по нему, дальше небольшой открытый участок, если проскочим, окажемся в лесу, поднимемся по склону и будем ждать Пуи.

Я кивнул. Значит теперь у нас есть план, плох он или хорош покажет время.

Я достал часы и щелкнул крышкой. До подъема оставалось еще 15 минут.

— И все-таки я не понимаю, зачем Пуи затеял все это, — неожиданно сказал Тар.

Я удивленно посмотрел на него.

— Что Вы имеете в виду?

— Смотрите, как все хорошо получалось. Адмиралтейство присылает карательный отряд. Он уничтожает базу на реке и единственный корабль, потом возвращается и рапортует о победе. Все живы, все получают ордена и эполеты. Зачем нужно идти сюда, зачем нужно добивать Лоса и его людей?

Наверно пока я ждал возвращения отряда Муки и занимался погрузкой, Тар наводил справки. Он выяснил кто входит в состав экспедиции, у кого какие полномочия, но никто не успел рассказать ему о мирном договоре с вардами и о том, что происходит дома.

— С вардами заключен пакт о ненападении. В одном из пунктов сказано, что страны участницы договора признают территориальную целостность друг друга и в ближайшее время, добровольно, отказываются от присоединения новых территорий. Дикий остров — это новая территория, если варды обнаружат здесь военное поселение, начнется война, поэтому Пуи приказали сравнять с землей все лагеря.

Тар удивленно взглянул на меня.

— Бред какой-то.

— Почему?

— Да потому что вардовская экспедиция обосновалась здесь четыре месяца назад и никуда не собирается уходить.

Я поперхнулся и чуть не выронил сигару.

Тар рассказал мне следующее. Оказывается, несколько месяцев назад объявился вардовский крейсер с десантом. Группа высадилась в двадцати километрах от устья реки и разбила временный лагерь. Крейсер ушел домой, чтобы вернуться через год. Колонизировать Дикий остров экспедиция не собиралась, поэтому строить укрепления не стали. Их интересовало изучение флоры и фауны и разведка удобных мест для высадки большого десанта, который, возможно, когда-нибудь будет отправлен. Первое время они спокойно занимались своими делами. Дикари на побережье появлялись крайне редко и на небольшую экспедицию просто не обратили внимания. Везение кончилось три месяца назад, когда варды столкнулись с большой вооруженной группой аборигенов. Лагерь разгромили, часть экспедиции погибла. Спасаясь от дикарей, они пошли вверх по реке и наткнулись на базу Толя. К тому моменту адмирала уже не было в живых и всем заправлял Лос. Он не допустил кровопролития и начал переговоры. Выхода у вардов не было, они попросили о помощи. Лос панически боялся, что за ним пришлют карательный отряд. Он искал любую возможность для спасения и подумал, что это хорошая идея, приютить вардовскую экспедицию. В благодарность, когда вернется корабль, они возьмут его с собой.

В это время враждебные племена уже вели с Лосом полномасштабную войну, многие бывшие сторонники отвернулись от него. Кольцо сжималось, и защитники лагеря были рады даже такому пополнению. Люди, давно забывшие присягу, бросившие родной дом, уже не испытывали ненависти к вардам, тем более, что последнюю кровопролитную войну они пересидели на Диком острове. Конечно рядовым и младшим офицерам не рассказали о том, что некоторые избранные могут сбежать на корабле, им объяснили, что варды, сильно пострадавшие от аборигенов, готовы объединиться для совместной борьбы с дикарями.

Давно было пора трубить подъем, но мы все еще сидели на вершине пирамиды и разговаривали. От того, что я услышал меня бросило в жар. Теперь стало понятно, почему Пуи решил до конца разобраться с заговорщиками. У него не было другого выхода. Нужно было всех зачистить, чтобы не осталось не одного живого свидетеля колонизации Дикого острова, ни своих, ни чужих.

— Мы с Вами вляпались в очень скверную историю, — сказал я, когда мы начали спускаться с пирамиды.

— Как всегда, — мрачно заметил Тар.

Я разбудил Хота и Муки, и приказал поднимать людей. Подавать звуковой сигнал было опасно. Моряки не охотно поднимались. Офицеры торопили десантников, некоторых поднимали чуть ли не пинками.

Многие жаловались на стертые в кровь ноги и на усталость. Чтобы хоть как-то поднять настроение, я приказал выдать рядовым по чарке спирта. Завтракать пришлось в сухомятку, без костра не сваришь кофе, не сготовишь пищу. Ели консервы, пили воду из фляжек. Муки ел суповой концентрат, просто откусывал кусок прессованных водорослей и жевал.

— Что Вы делаете? — спросил Сол, — как это можно есть?

— Вкусно, — оправдывался егерь-лейтенант.

Если не считать боли в натруженных ногах, я чувствовал себя не плохо. Странное дело, но за несколько беспокойных часов проведенных на голой земле, мне даже удалось выспаться. Мы с доктором быстро съели большую банку консервированного тунца, разделив ее поровну.

Старые споры были забыты. Никто из нас не вспоминал глупую ссору и неудачный пикник на «базе подскока».

Сол открыл банку варенья и ел его ложкой.

— Ужасно хочется сладкого.

— Ешьте. Я отдам Вам свою банку, — сказал я.

Варенье нам выдавали, как средство от цинги, но говорили, что толку от него никакого.

После завтрака я собрал офицеров внутри главного храма. После похода и ночевки под открытым небом с десантников Пуи слетел столичный лоск. Хот и Моа выглядели плохо, не выспавшиеся, с мешками под глазами, они все время зевали. Остальные, как ни в чем не бывало ждали моих распоряжений: Тар курил, Муки грыз ноготь, а Сол набивал табаком свою видавшую виды трубку. Мы стояли в первом зале у самого входа, из дверного проема падал серый утренний свет.

— Господа, — сказал я, — Сейчас мы уходим. До места сбора осталось пройти 7 километров. Что нас там ждет я не знаю. Будем действовать по обстановке. Двигаемся быстро, никаких остановок и задержек в пути. Моим заместителем назначаю лейтенанта Тара. Пять человек из третьего взвода в авангард, Муки — Вы и Ваши люди в арьергарде.

Со своего места мне был хорошо виден построившийся отряд. Моринеры переговаривались, курили и переминались с ноги на ногу. Хорошо, что мы взяли с собой достаточно спирта, люди повеселели и теперь смогут быстро пройти оставшуюся часть пути. После вчерашнего коньяка во рту было сухо, и я отчаянно тосковал по чашке крепкого кофе.

— Вопросы?

Все молчали.

— Тогда в путь.

Тар уверенно вел отряд. Мы прошли через лес, спустились с холма и вышли в долину. Здесь возле оврага, среди высоких кустов, я решил сделать короткую остановку. Мое распоряжение передали по цепочке. Контрразведчик оставил свой взвод и подошел ко мне.

— В чем дело? — спросил Тар, — здесь лучше не останавливаться.

— Я боюсь идти в овраг всем отрядом, — ответил я, — понимаю, что Вы хорошо знаете дорогу, но за последнее время все могло измениться.

— Вы мне не доверяете?

Я отрицательно покачал головой.

— Я назначил Вас своим заместителем, значит доверяю. Когда отряд войдет в овраг, мы окажемся в западне. Предлагаю следующее, давайте пустим одно отделение поверху.

Тар задумался. Если Лос со своими людьми в лагере, если он в состоянии войны с дикими племенами, вокруг базы возможны ловушки и засады.

— Хорошо. Я отправлю своих. За два года они научились прятаться в лесу и на открытой местности.

Я оказался в трудном положении. Не могу сказать, что я доверял Тару на сто процентов. Один раз меня уже предали на Диком острове. Если он завел нас в ловушку, то бессмысленно отправлять его людей верхом, толку от этого не будет. Но среди моих десантников разведчиков нет. На открытом месте они будут видны, как на ладони.

Видя мои сомнения, Тар сказал, — я пойду первым. Если в овраге ловушка, меня сразу убьют.

Нельзя безоглядно доверять человеку, тем более если не видел его два года. Может быть Тар остался верен долгу, может быть он все тот же храбрый вояка, который когда-то в одиночку переплыл бухту полную вражеских катеров, чтобы спасти нас, а может и нет. Возможно его арест, это ловкая инсценировка с целью заманить меня в западню. Я видел, что его что-то гложет, возможно нечистая совесть. Нужно было решаться. В одном лейтенант прав, задерживаться здесь нельзя.

Я улыбнулся и снял с плеча карабин.

— Вместе пойдем.

Одно отделение пошло верхом, а пять человек из взвода лейтенанта Хота я отправил в разведку. Когда они скрылись в овраге, мы с Таром начали спускаться следом. Мой покойный друг, адмирал Крол говорил, что командир должен быть примером для нижних чинов. «Но не будьте идиотами, не рискуйте напрасно» — поучал нас адмирал: «Без командира, подразделение, словно курица без головы, будет бестолково бегать по двору, пока не погибнет.» Мы с Таром шли впереди отряда, словно нарочно бравируя своей смелостью, хотя сейчас мы почти ничем не рисковали. Разведка, успеет подать сигнал, если наткнется на дикарей.

Спускаясь в овраг, моринеры замешкались, и я махнул рукой лейтенанту.

— Хот, — сказал я, — не отставайте.

— Слушаюсь, — он козырнул и бросился подгонять десантников.

Это был даже не овраг, а настоящее ущелье, под ногами бежал быстрый ручей. Высокие берега укрыли нас от любопытных глаз. Здесь было тепло и влажно, по камням перебегали ярко-зеленые ящерицы.

— Послушайте, Тар, — сказал я, — не обижайтесь. Я перестраховываюсь. Мне здесь не нравится, слишком хорошее место для засады.

— Да, — ответил лейтенант, — я понимаю. Ничего.

К нам подошел доктор. Он, словно веером, обмахивался листьями папоротника.

— Жарко здесь, душно.

— Зато идем скрытно, — буркнул Тар. Было видно, что лейтенант все еще дуется на меня.

— Удивительное дело, — продолжал доктор, — кажется я даже благодарен Пуи. Если бы не этот поход, я бы никогда по-настоящему не увидел Дикий остров. Сидел бы себе в форте и все, а тут и пирамиды, и леса, и овраги.

Какое-то время мы шли молча. Я с интересом разглядывал растущие по берегам ручья растения: обычный камыш, незнакомую белую мягкую траву, широкие, словно зонты, лопухи и хвощи, доходящие до колена.

Впереди вспорхнула птица, видимо ее вспугнула наша разведывательная группа.

Я вскинул руку и отряд остановился. Прошло несколько минут, но не было не криков, не стрельбы и мы опять двинулись в путь.

Вардовская экспедиция не давала мне покоя. Странное дело, когда-то нас высадили на Диком острове с небольшим запасом продуктов и амуниции, и обещали вернуться через год. С ними поступили точно так же. По сути бросили на произвол судьбы, прекрасно зная, что почти все отправленные сюда экспедиции погибли или пропали без вести. Нельзя отрицать тот факт, что, хотя наши государства почти постоянно находятся в состоянии войны и обвиняют друг друга во всех смертных грехах, но в отношении граждан, они ведут себя совершенно одинаково.

— Скажите, Тар, — спросил я, — Вы же общались с вардами. Какие они?

— Странный вопрос, — ответил лейтенант, — Вы их знаете не хуже меня, многих допрашивали во время войны.

— Это другое, там мы были врагами, а здесь Вы союзники.

Тар задумался и сердито пнул попавшийся на пути камушек, который пролетел около метра, упал в лужу и поднял тучу брызг.

— Тише пожалуйста, — сердито сказал я.

— Извините, задумался, — ответил Тар, — боюсь, что мой ответ Вам не понравится.

Я молча ждал продолжения.

— Они совершенно такие, как мы.

Я беспокоился напрасно, мы без приключений дошли до самого леса. Небольшой открытый участок отряд преодолел минут за десять. Я думал, что нам придется передвигаться ползком, но высокая трава и кусты скрыли десантников от посторонних глаз. Тар не подвел. Он действительно провел нас тайными тропами к заросшему лесом склону. Теперь нужно было разведать обстановку и ждать появления Пуи. Отряд затаился среди дубов и кленов.

Господа, — сказал я взводным, — прошу проследить за своими людьми, полная тишина, никому не разговаривать без крайней надобности, не курить, костры не разводить, оружие поставить на предохранители, один случайный выстрел может нас выдать.

На людей Тара и Муки я возлагал большие надежды. Они два года прожили на Диком острове, успели изучить лес и повадки дикарей. Думать о том, что кто-то из них мог бы сбежать и предать нас, не хотелось. На сегодня с меня хватить подозрений.

Я подошел к Тару и сказал, — спасибо, Вы нас очень выручили.

— Не за что, — отмахнулся лейтенант, но видно было, что ему приятно слышать слова благодарности.

Мы сели на поваленное дерево и сверились с картой.

— Лагерь, о котором Вы говорили, за этим холмом? — спросил я.

— Да, на соседнем холме, на вершине.

— Костром пахнет, — сказал я, принюхиваясь, — как Вы думаете, на нас может случайно наткнуться, какая-нибудь группа?

Тар задумался и почесал кончик носа.

— Это запахи из крепости. Мы очень близко. Я почти уверен в том, что люди Лоса не выходят за ворота без крайней необходимости. Поймите, здесь сложилась очень непростая ситуация. Враждебные племена сильны и многочисленны. Не удивлюсь, если лагерь в осаде.

— Понятно, — сказал я, — значит теоретически на нас могут наткнуться и те, и другие. Будем надеяться, что они слишком заняты своими делами.

Тар пожал плечами. Я хорошо понимал лейтенанта. Всем своим видом он показывал, что не готов нести ответственность за мои решения. Я просил его привести отряд к лагерю, задачу он выполнил, все остальное теперь не его дело.

— Я хочу посмотреть на лагерь, — сказал я.

— Я с Вами.

Мы поднялись по крутому склону, осторожно, чтобы не попасться на глаза наблюдателям, прокрались между деревьев и затаились в кустах.

Я достал из чехла малую подзорную трубу и огляделся. Прямо по курсу была не широкая низина, а сразу за ней возвышался холм, на вершине которого были хорошо видны деревянные укрепления. Понизу шли заграждения из тонких, заостренных жердей, вкопанных под наклоном так близко друг к другу, что для того, чтобы их преодолеть пришлось бы протискиваться. Дальше поднимался частокол, усиленный сторожевыми башнями. Ворот я не заметил, видимо мы подошли с тыла, и они были, с другой стороны. Прямо перед нами в низине расположился небольшой отряд. Люди сновали между натянутых тентов, ходили стреноженные лошади, горели костры.

— Верные Лосу дикари, — шепотом сказал Тар, — похоже в крепость их не пустили. Не удивлюсь, если внутри только наши соотечественники и варды.

Я поспешно убрал трубу, еще не хватало, чтобы часовой на башне увидел случайный блик.

Осторожно, пятясь задом, словно раки, мы отползли в лес.

— Как много вардов примкнуло к отряду Лоса? — спросил я Тара.

— Около сорока человек. Людей немного, зато есть патроны, которых у заговорщиков осталось очень мало.

— На сколько я знаю, патроны от вардовской винтовки к карабину Гока не подходят, — сказал я.

— Подходят, если немного сточить пулю, — безразличным тоном ответил Тар, — Лосу выбирать не приходится.

Мы сидели в лесу уже несколько часов. Я отправил разведчиков, но никаких следов отряда Пуи они не нашли. Любопытство было сильнее чувства опасности, поэтому я забирался в кусты и подолгу разглядывал дикарей. Они сначала варили еду, потом завтракали, а сейчас, кажется, собирались сворачивать лагерь. Аборигены вели себя беззаботно, как дети, громко перекликались, гремели котелками. Дозорных я не заметил, или они слишком хорошо прятались, или их вообще не было.

У страха глаза велики. Все время мы придумывали дикарям несуществующие умения, например, видеть в темноте или находить противника по запаху. Сейчас, лежа на земле и разглядывая вражеский отряд, я решил, что мы можем спокойно прятаться в лесу не ожидая нападения.

Я оставил наблюдателя и вернулся в лагерь. Пока меня не было десантники натянули несколько тентов, нашли родник и набрали воды в брезентовые ведра. Я напился и решил немного отдохнуть.

Последний переход окончательно утомил меня. Ступни болели, поэтому я снял сапоги и носки, лег в тени большого дуба и задрал ноги вверх, опираясь на ствол. Древесина приятно холодила кожу.

— Как Вы? — спросил Сол.

Он сосал незажженную трубку и вытирал платком лоб и шею.

— Нормально. Устал.

Доктор кивнул и присел рядом.

— Как Вы думаете, Пуи со своими людьми скоро появится?

— Не знаю. Надеюсь, что скоро. Хочется, наконец, закончить все дела и убраться с этого проклятого острова.

— Очень хочется курить, — пожаловался Сол.

Я был с ним полностью согласен.

Бывают моменты, когда время летит, как камень из пращи, а бывает застывает, как смола. Мне удалось немного поспать, но лучше бы я этого не делал, потому что проснулся совершенно разбитый. В лесу становилось все жарче. Если на открытом пространстве нас обдувал ветерок, то сейчас воздух, пропитанный испарениями, застаивался и казался густым, словно патока. Опасаясь массовых тепловых ударов, доктор заставлял десантников много пить и постоянно гонял их с ведрами к роднику.

Дикари наконец собрали лагерь и ушли из низины. Сначала меня это беспокоило, но время шло, и ничего не происходило. Часовые сидели на своих местах, движения в лесу не было, только на стене в лагере заговорщиков, время от времени, появлялись наблюдатели.

От нечего делать, я разобрал и почистил револьвер, который вернулся ко мне при таких странных обстоятельствах. В барабане оставалось четыре патрона. Помнится, в свое время, я брал в экспедицию целую коробку. Револьвер был маленький, использовать его в бою глупо и не удобно, он предназначался для защиты, скорее пугач, чем оружие, слишком несерьезный калибр. Я совершенно не представлял, как можно было израсходовать почти пятьдесят патронов, разве только стрелять по мишеням от скуки. Хотя, возможно, коробка с боеприпасами до сих пор лежит, где-нибудь в вещах покойного адмирала Толя.

Занимаясь привычным делом, я думал о семье, о том, что Тэм скоро вырастет и нужно будет позаботиться о его образовании. Когда дети взрослеют одни проблемы сменяются другими. В нашей семье все учились и обязательно после гимназии поступали в университет. Мне, как офицеру и ветерану войны, полагалась льгота. Платить за обучение все равно придется, зато дадут приличную скидку. Если не выгонят из армии, как в прошлый раз, то льгота будет больше, если отправят в отставку — меньше. Молодой человек, оторвавшись от семьи на несколько лет, быстро взрослеет. Из университета я вернулся совсем другим. Поступая на факультет изящных искусств, я не думал о своей будущей профессии, меня прельстила низкая плата и легкий вступительный экзамен. Если бы время повернулось вспять и мне опять предложили выбрать факультет, я бы придумал, что-нибудь получше, и подобрал какую-нибудь специальность, где хорошо платят за знания. Может быть пошел бы учиться на доктора или инженера. У Тэма, как и у меня когда-то, никаких предпочтений не было. Сейчас он хотел стать военным, как и все мальчишки в его возрасте. Эн пыталась внушить ему мысли о том, что к выбору профессии нужно подходить серьезно, но нашего сына больше интересовала игра в войну.

Мои размышления прервал орудийный выстрел. Я прислушался, не понимая откуда стреляли, но в этот момент со стороны лагеря началась ружейная пальба и вопрос отпал сам собой.

— Всем оставаться на своих местах, — сказал я и бросился вверх по склону, Тар побежал следом.

Мы затаились в кустах, и я достал подзорную трубу. Теперь было не важно, увидят ли часовые блики или нет, им сейчас явно было не до нас. На лагерь напали. С нашей стороны пока было тихо, но судя по отчаянной стрельбе защитникам приходилось нелегко.

— Вот, что, — сказал я, — приведите отряд сюда. Боюсь, что отсидеться в лесу теперь не получится. Надо занимать оборону.

— Вы хотите вступить в бой?

— Если дикари попробуют напасть с этой стороны, они неизбежно наткнутся на нас. Так лучше уж мы займем оборону на вершине, чем они свалятся на нас сверху.

— Понимаю, — Тар кивнул и поспешил исполнить приказание.

Отряд залег цепью, прячась в кустах и за деревьями.

— Себя не обнаруживать, — приговаривал я, обходя позиции, — стрелять только по моей команде.

Доктор и интендант расположились поблизости. Сол лег, достал револьвер, прокрутил барабан и положил ствол на согнутую руку, проверяя удобно ли будет стрелять, Моа достал из сумки две гранаты и положил прямо перед собой. Я ручные бомбы не любил, поэтому поморщился, но ничего не сказал. Интересно, далеко ли он кидает? Еще не хватало, подорваться на собственных гранатах.

Стрельба усилилась. Неожиданно откуда-то сбоку, с ужасными криками выскочил отряд всадников. Размахивая саблями и мечами, дикари проскочили у нас перед носом, обогнули крепость и скрылись из вида.

— Ух ты, — выдохнул доктор.

Я вытер вспотевший лоб. Слава океану, никто из наших не выстрелил.

Мы лежали в зарослях и ждали. Не могу сказать, что я испытывал жалость к защитникам крепости и рвался оказать им помощь. Это был не наш бой, не наша война, хотя от того, что рядом несколько десятков, возможно сотня, моих соотечественников насмерть бьется с дикарями, мне было не по себе. По лицам солдат и офицеров было видно, что они думают, так же как я. Никто не хотел умирать за чужое, не праведное дело, но в десанте не привыкли оставлять своих в беде. Еще хорошо, что мы сидели на «галерке» и не видели самой атаки.

Я обратил внимание на то, что орудие стало стрелять реже, зато участились разрывы бомб и ручных гранат. Неожиданно над крепостью взлетела красная ракета, потом еще одна, и тут началось. Из-за стены с обеих сторон вынеслись два отряда всадников и сшиблись прямо перед нами. В свое время мне довелось путешествовать с группой аборигенов, тогда они были одеты в простую кожаную одежду, без украшений и флагов. Сейчас всадники поражали нарядами из перьев и разноцветных тканей, хотя назвать цвета вызывающе яркими было трудно, преобладали охра, красный и зеленый оттенки. С невероятной злобой, враждующие племена истребляли друг друга. Лошади и всадники падали, сраженные копьями и длинными мечами. Среди аборигенов я заметил и стариков, и совсем молодых воинов, почти мальчишек. Перед нами металась дикая схватка, копыта лошадей втаптывали в землю убитых и раненых, страшный крик и лязг поднялся над низиной. Не знаю, сколько бойцов было в обоих отрядах, мне показалось, что около сотни. Все закончилось неожиданно, как и началось. Отряд, который, как мне казалось уже начинал побеждать, вдруг развернулся и, с невероятной быстротой, покинул поле боя. Победители бросились в погоню и скоро исчезли из вида, бросив раненых и погибших. На поле стонали люди, кто-то пытался ползти в нашу сторону. Я увидел, что доктор приподнялся на локтях, пытаясь разглядеть, что-то в низине, перепаханной копытами лошадей и заваленной телами. Я схватил его за рукав и притянул к земле.

— Не вздумайте, Сол. Даже не думайте об этом.

Доктор повернул ко мне бледное лицо, глаза его были сосредоточены и темны.

— Там раненные, нужно помочь.

— Не смейте. Вы выдадите нашу позицию. Если пойдете туда, скоро мы так же будем лежать и просить о помощи.

Сол вывернулся, чуть не вывихнув мне пальцы, отвернулся и стукнул кулаком по земле.

То, что произошло дальше навсегда отложилось в моей памяти. В стене открылась потайная дверь и наружу выскочили подростки, вооруженные тонкими стилетами и железными палицами. Они словно саранча накинулись на поверженные тела и стали короткими точными ударами добивать раненых людей и лошадей. Они били всех без разбора и через несколько минут в низине не осталось ничего живого. Так же неожиданно, как и появилась, группа убийц втянулась в потайную дверь.

Я встретился взглядом с Моа. Интендант был бледен, как смерть, из прокушенной губы сочилась кровь. Очень скоро стрельба прекратилась, атака захлебнулась.

Мой френч промок насквозь от пота, по затылку за воротник текли горячие ручейки.

— Уходим, — сказал я.

Люди медленно отползали задом, прикованные взглядами к страшной картине. В низине лежали изувеченные тела по меньшей мере пятидесяти человек.

— Уходим. Быстро, — повторил я.

Отряд молча спустился вниз по склону. Люди затаились, сжимая в руках оружие, готовые в любой момент пустить его в ход.

Я был потрясен. Только теперь я начал понимать, во что должен превратиться человек, если решился остаться на Диком острове навсегда. На войне я видел много несправедливости и жестокости, но никогда мне не приходилось сталкиваться с такой кровожадностью. Ужас, который я испытывал перед дикарями, трудно было описать. Если подростки, почти дети, способны на такое, то что же можно ожидать от взрослых.

Бой закончился и нам опять предстояло ждать и надеяться на то, что отряд Пуи когда-нибудь подойдет. Все были напряжены до предела, теперь ни у кого из нас не возникало мысли заснуть или, хотя бы, снять сапоги.

Остаток дня и ночь прошли спокойно. На крепость больше не нападали, вестей от Пуи не было.

— С ними могло, что-нибудь случиться по дороге? — спросил интендант, когда все офицеры собрались ужинать. Мы расположились под большим старым дубом. Это место я назначил временным штабом и даже выставил часового. Мы ели консервы и допивали коньяк. Сухой паек заканчивался и, если завтра Пуи не появится, я не знал, что делать дальше.

— Думаю, что они задержались на речной базе и идти им дальше.

Никто не хотел обсуждать подробности сегодняшнего дня и ужасную расправу над ранеными, свидетелями которой мы стали. Офицеры поели и разбрелись по своим делам.

Утром меня разбудил часовой.

— Господин, супер-лейтенант, — сказал он и потряс меня за плечо, я никак не хотел просыпаться, — разведка от капитана Пуи.

Я открыл глаза и сел. Рядом с часовым застыли два моринера.

— Сейчас, — сказал я, протирая глаза и надевая фуражку. После ночевки на древесных корнях все тело ломило. Плащ-палатка, которую я, как и все десантники, взял с собой вместо бушлата, оказалась слишком тонкой и не могла заменить матрас.

Десантники рассказали, что Пуи привел отряд еще вечером и расположился в заброшенной деревне. Разведка обнаружила нас только под утро. Капитан требовал меня немедленно к себе.

— Что это за место? — спросил я Тара, когда вестовой показал нам на карте куда идти.

— Не самое лучшее, — ответил лейтенант, — это то поселение, которое Вы видели с пирамиды и приняли за крепость Лоса. Разоренная деревня. Расположиться там, все равно, что разбить лагерь прямо на виду у дикарей.

В ставку Пуи я пошел один в сопровождении разведчиков. Незачем было поднимать весь отряд, а двух моряков для охраны было вполне достаточно. Если же нас обнаружит конный разъезд, то и десяти не хватит, чтобы отбиться. Я подумал, что скрытно передвигаться маленькой группой будет проще.

Для своей крепости адмирал Толь выбрал самый высокий холм, остальные вокруг были поменьше, на них можно было организовать очаги сопротивления или посадить наблюдателя. Возможно адмирал так и хотел, но у Лоса для этого не хватило людей, поэтому все, кто мог держать оружие, закрылись в крепости.

Пуи расположил свой лагерь совсем рядом. Прячась в высокой траве, двигаясь короткими перебежками от одной заросли кустов до другой, мы довольно скоро достигли склона сопки, на которой стояла маленькая, дворов на десять, деревня. После того, как началось строительство крепости, местных жителей прогнали.

Я был поражен тем, как Пуи организовал оборону. У меня создалось ощущение, что я нахожусь не на Диком острове, а где-нибудь в полевом лагере в пригороде столицы. По единственной деревенской улице не скрываясь ходили нижние чины, возле дома, занятого под штаб, на костре варили кофе, рядом дымила полевая кухня, а чуть поодаль, развернув короткое дуло в сторону крепости Лоса, замерло десантное орудие.

Капитан уже проснулся и сейчас умывался. Денщик держал брезентовое ведро и лил воду ему на руки.

Я подошел и поздоровался.

— А, Бур, — сказал Пуи, отплевываясь, — наконец-то. Вы так хорошо спрятались, что Вас днем с огнем не сыщешь.

Капитан стряхнул воду, взял протянутое денщиком полотенце и принялся вытираться. Он был без френча и на белой рубашке расплывались мокрые пятна.

— Я соблюдал маскировку.

— Да, да. Понимаю.

Пуи вытер лицо, сбросил полотенце на руки денщику и повел меня к дому. В окне мелькнула растрепанная женская голова. Я подумал, что капитан воспользовался своим положением и прихватил с речной базы «трофей». Мне стало противно, но наученный горьким опытом общения со штабными, я решил не подавать виду и только осклабился. Внутрь мы заходить не стали и расположились на низкой лавочке, рядом с входом.

— Рассказывайте, чем занимались все это время.

Я подробно доложил о захвате форта и своих дальнейших действиях.

— Молодец, — сказал контрразведчик, — Вы все сделали правильно. Теперь осталось только уничтожить это змеиное гнездо, — он ткнул пальцем в крепость, которая отсюда была видна, как на ладони.

— Я собираюсь напасть на лагерь. Уже почти все готово, ждем только Вас. Сейчас же приведите сюда своих людей и начнем.

Я не верил своим ушам. Пуи вел себя так словно оказался на маневрах. Он в открытую расположился в зоне боевых действий, игнорирую элементарные правила маскировки.

— Господин капитан, — сказал я, — Вы слишком рискуете. Ваш отряд у всех на виду. Дикари не предсказуемы, они могут напасть в любую минуту.

Пуи весело посмотрел на меня и достал папиросу.

— Кто Вас так напугал, Бур? Мы разгромили речную базу, перебили несколько конных отрядов дикарей. Они ничего из себя не представляют. Пушечное мясо. Если попробуют сунуться, все будет кончено минут за пять.

Я с сомнением покачал головой.

— Уверяю Вас, они очень опасны.

Пуи хитро прищурился, наверно ему казалось, что он видит меня насквозь.

— Не стоит набивать себе цену. Вы отлично справились со своей задачей, я это оценил, и в столице Вас ждет достойная награда. А сейчас просто приведите сюда свих людей.

Капитан прикурил и выпустил струйку дыма.

— Каков наш план? — спросил я.

Пуи улыбнулся.

— Он очень прост. Я собираюсь выстрелом из орудия разнести в щепки этот чертов частокол, а дальше десантники сделают остальное.

Я не хотел ссориться с капитаном, но легкость, с которой он говорил о предстоящем штурме, мне не понравилась. Судя по всему, никакого плана не было, он собирался идти напролом.

— Господин капитан, — начал я, — мой отряд расположился на склоне холма в тылу противника. Прямо напротив нашей стоянки в частоколе есть потайной проход. Если позволите, когда Вы начнете атаку, мы его подорвем и ворвемся в крепость с другой стороны.

— Ерунда, — Пуи отмахнулся от меня, — никакой самодеятельности. Ваша задача выполнена. Приведите сюда свой отряд, а дальше я всем займусь сам.

— Дикари могут напасть на крепость в любой момент, — не сдавался я, — тогда мы окажемся между двух огней.

Капитан раздраженно дернул головой.

— Значит, сами того не желая, они нам помогут.

— Дикари не делают различий между нами и людьми Лоса. Им все равно, какого чужеземца убивать, — упорствовал я.

Капитану надоело со мной препираться. Он встал и жестко сказал, — Хватит. У Вас есть приказ. Выполняйте.

Я отдал честь и щелкнул каблуками, подняв облачко пыли.

В этот раз сопровождения мне не дали. Пылая от злобы, я вышел из лагеря и зашагал в сторону леса. От противника меня скрывал склон холма, поэтому можно было не прятаться.

«Чертов сноб», — ругался я про себя, — «Всех нас подведет. Все тут умрем не за что».

Я уже довольно далеко отошел от деревни, но даже на таком расстоянии слышал запахи костра и готовящейся пищи. Если они варят кофе и совершенно не думают о том, что демаскируют позицию, я тоже могу спокойно покурить. Спички куда-то запропастились, и я похлопал себя по карманам. Коробок оказался в галифе рядом с маленьким револьвером. Я запустил руку в карман и поднял глаза. Прямо передо мной, чуть пригнувшись, стоял абориген. Он был одет очень просто, в кожаные штаны и куртку, в руках дикарь сжимал длинный обоюдоострый меч. Наши взгляды встретились, мгновение мы стояли неподвижно, потом лицо его перекосилось от ненависти, и он замахнулся на меня.

Я выстрелил прямо через штаны, почти не целясь. Пуля попала дикарю в глаз, и он без звука рухнул на землю. Я тут же упал в траву и перекатился, чтобы оказаться, как можно дальше от того места, где стоял. Там, где прошла пуля, галифе начали тлеть, поэтому я несколько раз хлопнул по ноге ладонью и замер, прислушиваясь. Выстрел из моего «игрушечного» револьвера, приглушенный тканью, получился совсем негромкий. Я еще раз перекатился и затаился в небольшой ложбинке. Если дикари пойдут с холма, меня сразу заметят, если и самого не увидят, то обратят внимание на примятую траву.

Я убрал «игрушку» и достал армейский револьвер.

Не знаю, услышали ли мой выстрел в деревне, но очень на это надеялся.

Неожиданно из лагеря Пуи раздались испуганные крики и беспорядочная стрельба, громыхнула бомбарда. Первой моей мыслью было броситься капитану на помощь, но я сдержался. Там целое подразделение, если они не отобьются, мою присутствие ничего не решит. В лесу почти пятьдесят человек ждут моего возвращения. Если и сможет, кто-нибудь помочь заносчивому контрразведчику, то только мой отряд. Я выглянул из травы и никого не заметил. Возможно разведчик был один. Если дикари где-то спрятались, то мне конец. Нужно было рискнуть. Я еще раз огляделся и бросился прочь.

Выстрелы переполошили мой отряд и к тому моменту, когда я, запыхавшись и совсем выбившись из сил, вбежал в лес, все уже были на ногах. Тар распорядился занять круговую оборону. Времени на объяснения не было, поэтому я приказал собираться и выступать, благоразумно решив рассказать офицерам обо всем по дороге. Больше прятаться не имело смысла. Мы бежали в открытую, чтобы успеть на помощь. Я торопил десантников изо всех сил.

Когда отряд ворвался в деревню все было кончено. Как и вчера, уходя, дикари перебили всех раненых. Тела лежали вперемешку, здесь были и аборигены, и десантники Пуи. Самого капитана я нашел в доме. Видимо он отстреливался из окна до последнего, вокруг тела лежали револьверные гильзы. Его проткнули мечом, а потом добили ножом. Контрразведчик так и не успел надеть френч, белая рубашка была вся в крови. Рядом на полу лежала совершенно обнаженная дикарка. Ей перерезали горло. Я уже успел отвыкнуть от сцен войны. Раньше мне и не такое приходилось видеть, входя в освобожденный город. Некоторые картины до сих пор стояли перед глазами, но сейчас меня замутило, и я поспешил на воздух.

Подошел Тар.

— Все убиты, оружие и припасы не тронули.

— Найдите Рока, он должен быть где-то здесь.

Тар кивнул.

Действительно, дикари ничего не тронули. Не знаю, возможно по их вере все наши припасы считались не чистыми, но нам это было на руку. В лагере обнаружили две бомбарды, множество патронов и оружия. Я не мог заставить себя ходить среди мертвых тел, поэтому сел на лавку, на которой меньше часа назад разговаривал с Пуи, и закурил. Сейчас думать о маскировке уже не имело смысла, сбоку чадил один из подожженных домов и дым моей сигары вряд ли учуют аборигены. Десантники из отряда Хота выглядели подавленными. Их призвали сразу после войны и видеть подобные картины им еще не приходилось. Отряд Пуи сопротивлялся отчаянно, здесь на холме, они убили много дикарей, возможно на одного десантника взяли по три или четыре аборигена. Но я не торопился записывать капитана в герои. Сколько бы они не убили, но вокруг крепости Лоса дикарей остается еще больше. Своим легкомыслием и гордыней Пуи сделал невозможным проведение операции. Теперь сил для штурма крепости и уничтожения заговорщиков у меня точно не хватит.

Нужно было уходить. Я приказал взять с собой бомбарды, немного провизии и боеприпасов.

Тар так и не нашел капитана Рока. Может быть его взяли в плен, а может быть он не пошел с Пуи и остался на «Великолепном».

Отряд вернулся на старое место. За сутки, проведенные на склоне, мы привыкли считать этот лес собственным домом. Гибель основной группы тяжело подействовала на всех. Вернувшись в лагерь, люди без сил валились прямо на землю и угрюмо молчали. Я распорядился выдать нижним чинам спирта.

Офицеры собрались под большим дубом и открыли последнюю бутылку коньяка. Есть никто не хотел, хотя теперь, продуктов у нас было в избытке.

— Вот что, господа, — сказал я, — выполнение поставленной задачи считаю невозможным. Для штурма крепости у нас не хватит сил, но уходить считаю преждевременным. Мы остаемся здесь до завтрашнего утра. Вопросы, предложения?

Тар кашлянул, прочищая горло и сказал, — я боюсь, что теперь наше расположение не трудно обнаружить. Мы не скрываясь бежали к деревне, наследили. Любой разведчик сможет нас найти.

Я кивнул.

— Что Вы предлагаете?

— Отойти к оврагу и расположиться там, а здесь оставить небольшой заслон и наблюдателей.

— Не согласен, — сказал Хот, — если в крепости, что-нибудь начнется, то мы не успеем ничего предпринять.

— А что Вы собираетесь предпринимать? — ехидно спросил Тар.

Хот вскинулся.

— Если мы не уходим к кораблю, значит у господина супер-лейтенанта есть план, значит мы еще в состоянии хотя бы частично выполнить приказ.

Я с интересом переводил взгляд с одного на другого. Тар безусловно был прав, с другой стороны я почему-то не хотел покидать насиженное место, словно ждал, чего-то.

— Позвольте полюбопытствовать, как можно выполнить приказ частично?

Хот покраснел.

— Уничтожить главарей заговорщиков.

— Фу-у, — выдохнул Тар и потянулся за папиросой, но вспомнил, что курить нельзя и опустил руку, — по-Вашему мы должны забраться в крепость под видом дикарей, перебить охрану и захватить штаб?

— Было бы не плохо, — резко ответил Хот.

— Все господа, — прервал я глупую перепалку, — мы остаемся на месте. Никаких опытов с переодеваниями в дикарей, никакой самодеятельности. Усилить посты и ждать.

Офицеры разошлись, и я мы остались вдвоем с доктором.

— Говорите Сол, не томите, я же вижу, что Вы хотите мне что-то сказать.

Доктор подсел поближе.

— Во-первых я хочу поблагодарить Вас за то, что вчера не дали мне помочь раненым дикарям.

Я с удивлением посмотрел на него.

— Если бы я спустился к раненым, думаю сейчас меня бы уже не было в живых, — пояснил доктор, — а во-вторых я согласен с лейтенантом Таром, надо отсюда уходить. И дело совсем не в том, что нас могут обнаружить, хотя и это тоже.

— Тогда в чем? — раздраженно спросил я. Мне не понравилось, что на общем собрании Сол предпочел отмолчаться, а сейчас, приватно, пытается давать мне советы.

— Вся низина завалена мертвецами. По такой жаре они начнут смердеть. И уверяю Вас это произойдет очень скоро.

Об этом я не подумал. Сол совершенно прав. Но что-то останавливало меня, что-то не давало сдвинуться с места.

— Вас что-то удерживает здесь? — участливо спросил доктор, — какое-то предчувствие?

Я вздрогнул. Признаться, не ждал от него такой проницательности.

— Да.

Сол снял фуражку и вытер лоб.

— Ну что ж. Понятно. Я привык верить Вашим предчувствиям. Надеюсь они и в этот раз Вас не подведут.

Конечно Тар был прав, мы оставили слишком много следов, но я рассчитывал на то, что дикарям сейчас не до нас. Они следили за Пуи, возможно от самой реки и напали в тот момент, когда он меньше всего этого ждал. Возможно они уверены в том, что с отрядом чужаков покончено. Аборигены обыскали окрестности и добили раненых. Правда оставался застреленный мной разведчик, но во всех армиях таких покойников списывали на случайные потери. Наверно дикари нашли тело и рядом мои следы, но решили не преследовать беглеца. Все равно одиночка здесь не выживет. В любом случаем, мы с Таром перестраховались и, на всякий случай, устроили несколько засад.

Около десяти часов утра дикари в очередной раз попытались атаковать лагерь Лоса. Опять гремела пушка и раздавалась ожесточенная ружейная пальба, но в этот раз не было диких всадников и с нашей стороны никто не наступал. Видимо аборигены пытались выбить ворота и атаковали в лоб.

Мы с Таром лежали в кустах и, по очереди, разглядывали крепость в мою подзорную трубу.

— Интересно, сколько у них снарядов? — спросил лейтенант.

— Мне кажется сегодня пушка стреляет реже, — ответил я.

— Если они будут атаковать непрерывно, нам не понадобиться никакая операция. Дикари все сделают за нас.

Я не ответил.

— Послушайте, Бур, — спросил Тар, — я же видел, что Вы со мной согласны. Почему Вы отказались уходить?

Я на мгновение задумался, решая, стоит ли говорить лейтенанту всю правду.

— У меня предчувствие, что нужно оставаться здесь. Что-то должно произойти. В принципе, я согласен с Вами. Дайте мне один день, потом мы уйдем.

Тар недоверчиво покачал головой.

— В этом причина? Все дело в каких-то предчувствиях?

Стрельба усилилась. Со стороны лагеря доносились отчаянные крики и разрывы ручных гранат. Я снял фуражку и пригладил мокрые волосы.

— Пуи наградят посмертно, Рока возможно тоже, а на меня свалят все неудачи. Уверен, что по дороге домой, лейтенант Хот напишет длинный донос, в котором будет в красках описано мое бездействие. Мне нужно хоть, какое-то оправдание, хоть намек на то, что я попытался выполнить приказ.

Тар хмыкнул и ничего не сказал. Мы лежали в зарослях, а над нами свистели какие-то невиданные птицы, которых совершенно не волновал шум близкого боя. Сол был прав, тела уже попахивали, но на наше счастье ветер сегодня был в другую сторону.

— Никто ничего не узнает, — наконец сказал Тар, — операция закончена. Речная база уничтожена. Мы разбили несколько отрядов дикарей и вернулись на корабль. Лоса среди погибших не нашли, но это ничего не значит. Никто ничего не докажет.

Я думал об этом. Охота на заговорщиков ушедших вглубь острова с самого начала была глупостью. Мы свое дело сделали, уничтожили военные лагеря и почти всех предателей, Мас это подтвердит.

— На допросе в контрразведке обязательно кто-нибудь проболтается, — сказал я, — а Хот точно напишет донос.

Тар щелкнул затвором винтовки и прищурился.

— С ним может, что-нибудь случиться на обратном пути. Нижним чинам никто не поверит, а офицеры Вас поддержат.

Я вздрогнул. Не скрою, такая мысль мелькнула у меня в голове. Нет человека, нет доноса. В государстве, где каждый следил за каждым, ни в чем нельзя быть уверенным. Хот хороший офицер, но он пришел вместе с Пуи, его натаскивали в контрразведке. Я хорошо помнил, как ругался Бад, измученный бесконечными допросами, помнил бессонные ночи на гауптвахте, где я оказывался практически после каждой операции. Если бы Хот погиб на обратном пути, потерялся, сгинул в лесах, я мог бы без опаски рассказать в адмиралтействе любую сказку.

Я вытащил флягу и сделал несколько глотков. Вода была теплой и отдавала железом.

О чем только не подумаешь в критической ситуации. Люди часто воображают ужасные картины, увидев которые окружающие сочли бы их чудовищами. Это демоны, которые стараются подчинить и разрушить нашу душу. Главное не давать им выхода.

— Я никогда не пойду на такое. И прошу Вас подобных предложений мне больше не делать.

Тар осклабился.

— А я Вам ничего не предлагал.

К полудню небо заволокло черными тучами и пошел дождь, в лесу потемнело. К моему удивлению атака на форт продолжалась. Судя по перерывам в стрельбе, дикари нападали волнами, откатывались, перегруппировывались и опять бросались на стены. Страшно было подумать сколько человек уже погибло в этой войне. Вооруженные, только холодным оружием, люди шли практически на верную смерть. Откуда такая ненависть, такая невероятная злоба? Казалось, что аборигены хотят уничтожить всех чужеземцев. Думая об этом, я невольно чувствовал родство с теми, кто сейчас защищал крепость. Чтобы они не сделали, какие бы ужасы не говорили о них Тар и Муки, но сейчас, сами того не желая, эти люди защищали последний оплот цивилизации. Я жалел этих обреченных смельчаков, обманутых глупыми командирами. Дикий остров не нуждался в чужестранцах. Местным племенам не нужны были достижения нашего мира: огнестрельное оружие, одежда, консервированные продукты. У них была своя жизнь, возможно более тяжелая, зато простая и понятная.

Когда-то они благосклонно приняли экспедицию, познакомились с офицерами, наладили торговлю. Говорят, дикари даже предлагали адмиралу Толю женщин, возможно хотели породниться с незваными гостями. Но военные не могли принести с собой ничего хорошего. Возможно, если бы первыми на берег сошли священники и ученные, все пошло бы по-другому, но об этом никто не подумал. Два государства привыкли решать все вопросы при помощи оружия. Если хочешь, что-нибудь сделать, отправь военных, они разберутся.

Экспедиция Толя нарушила хрупкое равновесие сил на Диком острове. Они не только привезли с собой невиданное мощное оружие, которое усилило одни племена и ослабило другие, но и нового «бога», который движимый алчностью и жаждой власти, сумел перессорить давних союзников и восстановить их против любого цивилизованного человека, который когда-нибудь сойдет на этот берег.

Я почти все время находился в секрете, разглядывая крепость из-под нависших кустов. От дождя я укрывался плащ-палаткой, но очень скоро она промокла насквозь. Тар спустился вниз и больше не показывался. Он считал наше бездействие глупым и опасным, и откровенно высказал мне свое мнение. Первый раз за время нашего знакомства мне пришлось его грубо осадить. Я видел, что остальные офицеры с ним согласны, им хотелось поскорее вернуться на корабль. С каждым часом, проведенным под дождем, моя уверенность таяла, как дым. Наше присутствие здесь действительно ничего не решало. При таком ожесточенном штурме Лосу долго не протянуть. Возможно это случиться не сегодня и не завтра, но очевидно, что его отряду конец.

Ровно в пятнадцать часов я сдался, спустился вниз по склону и объявил о том, что операция закончена, мы возвращаемся. Отряд сразу снялся с места. Уйти старым путем мы не могли. От дождя ручей превратился в реку и теперь в каньоне несся настоящий бурный поток.

— Пойдем через лес, — сказал я Тару.

Мы шли очень быстро, стараясь убраться как можно дальше от проклятой крепости. Я думал о том, что возвращение на Дикий остров получилось не удачным. Можно считать, что мы выполнили задание, но вместо высоких званий и наград, половина экспедиции получила смертельные ранения. Мы бросили тела без погребения, на потеху стервятникам. Никогда еще в моей военной карьере не было ничего подобного.

Мы шли с трудом, оскальзываясь на мокрой траве. Лес пропитался водой, она падала сверху, хлюпала под ногами, затекала за воротник и в рукава.

— Трудно идти, — пожаловался Сол, — может быть устроим привал возле пирамид? Там можно будет обсушиться.

Мы обсудили такой вариант прямо на ходу. Никто не стал возражать.

Отряд расположился в главном храме. Удивительно, но оказалось, что внутри есть вентиляция и неплохая вытяжка. После того, как удалось разжечь костер, дым сразу начал подниматься куда-то вверх и воздух в залах очистился. В первый раз за последние несколько дней мы поели горячего. Все промокли до нитки и обжигающий суп с порцией спирта, пришелся, как нельзя кстати. Дождь лил, как из ведра, и казалось прекращаться не собирался.

— Не хочется идти по такой погоде, — сказал Сол. Он с наслаждением курил свои видавшую виды трубку, протянув к огню ноги в мокрых носках.

Старый храм наполнился запахами еды, потных тел, портянок и мокрой одежды. Наверно древние боги были очень недовольны, но деваться им было некуда.

Я подошел к выходу. Тар курил в проеме двери, глядя на сплошную пелену дождя. Если площадку перед храмом еще можно было разглядеть, то деревья совершенно терялись в водяном сумраке.

Я прикурил и облокотился о влажную стену.

— Как Вы думаете, это надолго?

— Скорее всего до утра.

— Останемся здесь?

Несколько часов назад я вспылил, но это ничего не значит. Я не собирался извиняться или искать расположения лейтенанта. Служба есть служба, и ответственность за этих людей целиком лежит на мне. Это мое бремя, значит я должен поступать согласно своим представлениям о том, что для них плохо или хорошо.

Тар докурил папиросу и выбросил окурок на улицу.

— Я бы остался. Праздник урожая через два месяца, а без особой надобности аборигены в храм не заходят. Мы в безопасности, под крышей, и разведчики нас не найдут, дождь уже смыл все следы.

— Хорошо, — сказал я, — значит остаемся пока дождь не кончится. Всем отдыхать.

Я расположился в главном зале, в углу. Где-то здесь в песке лежал талисман, который перед смертью спрятал брат капитана Лоса. Шесть лет назад в составе экспедиции на Дикий остров высадились два саперных лейтенанта. Один пошел против адмирала Толя, оказался в полном одиночестве и застрелился в форте от тоски и безысходности. Когда-то я нашел тело этого человека, его записку и тайник. Как он выглядел при жизни, о чем мечтал и как решился на такой поступок, я не знал. Второй, стал капитаном и сейчас командует заговорщиками. Мы встречались. Я передал ему записку покойного брата, но он не придал ей никакого значения. Казалось, что судьба родного человека его совершенно не волновала.

Талисман все еще здесь. Можно запустить пальцы поглубже в песок и найти его. Только зачем? Пусть мертвецы хранят свои тайны. Возможно, когда-то самоубийца получил его от матери на удачу, талисман не помог.

Я не заметил, как задремал. Когда я проснулся в храме было тихо и тепло, костер почти догорел, в темноте тяжело дышали люди, от спертого воздуха кружилась голова.

Я встал и прошел к выходу.

Возле дверного проема, на сложенной плащ-палатке, сидел Моа. Он посмотрел на меня и невесело улыбнулся.

— С Вами все нормально? — спросил я.

— Да, все хорошо. Просто там очень душно и пахнет, как в казарме.

Я опустился на песок, после беготни последних дней все еще болели ноги.

— Вы бы поспали.

— Уже поспал, не хочу больше.

Мы немного помолчали. Мои сигары промокли и пачку я выбросил, но в ранце, в хьюмидоре лежал небольшой запас.

— Хотите? — я протянул интенданту сигару.

— Нет, — он отрицательно помотал головой.

Я закурил. Дождь лил все так же.

— Странно. Я ведь никогда не думал, что окажусь в таком месте, — печально сказал Моа, — надеялся, что просижу всю жизнь в столице, где-нибудь на складе. И вот, что из этого получилось.

— Зато Вы побывали на Диком острове. Не многие могут этим похвастать.

— Побывал, — согласился интендант, — но лучше бы я не видел всего этого. Знаете, до сих пор стоят перед глазами раненные дикари и эти малолетние убийцы. Наверно Вы привыкли к виду крови, а я в сущности совершенно штатский человек, хотя и закончил академию.

Я выглянул наружу, но разглядеть, что-либо сквозь пелену дождя было невозможно.

— Я тоже штатский.

Моа удивился.

— Я думал, что Вы кадровый военный.

— Я окончил факультет изящных искусств и до войны работал кладовщиком.

— Как же так?

Я пожал плечами.

— Война все смешала. Я бы тоже сейчас с большим удовольствием оказался на родном острове, в конторе, с чашкой кофе в руках.

— Я думал, что всех, кого призвали на войну уже давно уволили в запас, — растерянно сказал Моа.

— Выходит не всех.

Под утро дождь начал стихать. В глубине храма было очень душно, от тяжелых запахов болела голова, поэтому я перебрался поближе к выходу. Чтобы немного прийти в себя я высунул голову наружу, под дождь.

За ночь костер, который разложили внутри храма, потух. С вечера мы наносили валежник, чтобы к утру ветки хоть немного просохли, но это мало помогло. Все было влажное и дрова, и одежда. У меня оставался еще коробок спичек, залитых в парафин, все остальные давно отсырели и не горели. Я расстелил плащ-палатку, сел у входа и закурил. При моем появлении часовой, который до этого момента мирно подремывал, проснулся и сейчас с усердием пялился в утренний сумрак. Людей ничего не учит, ни смерть товарищей, ни окрики начальства. Мы находимся на чужой земле, среди враждебных племен, но часовые всегда засыпают. Если хочешь остаться в живых, нужно всегда проверять посты самому. Я запомнил моринера, он был из людей Пуи. Когда вернемся на корабль, отправится на камбуз, рыбу чистить. Из всей морины, которую привел с собой контрразведчик, остался всего один взвод, Пуи погиб, супер-лейтенант тоже. Тело Доса, нашли рядом с деревней. Он пытался убежать, но его догнали и убили копьем в спину.

Я достал карту и посмотрел маршрут. Отсюда до берега полдня пути. Если не объявлять частые привалы, дойдем быстро. Часовой опять начал клевать носом, и я отправил его разводить костер. Чашка горячего кофе мне бы сейчас совсем не помешала, а подежурить я и сам могу.

Ко мне подошел лейтенант Хот.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

— Кажется погода налаживается? — сказал лейтенант, надевая фуражку и выглядывая наружу.

Я молча кивнул.

Хот немного потоптался у входа, собираясь с духом, и наконец выскочил на улицу. Его не было минут пять. Дождь постепенно стихал, я уже мог разглядеть деревья на той стороне площадки. Часовой возился с костром, видимо огонь никак не хотел разгораться. Я щелкнул крышкой часов и проверил время. Было почти пять утра. Даже если дождь не закончится, через час нужно будет поднимать людей. Я увидел Хота. Темная фигура отделилась от группы деревьев и заспешила в нашу сторону. Наверно он опять промок до нитки. Лейтенант бежал со всех ног, перед входом попытался затормозить, но поскользнулся на мокром песке и въехал в дверь, словно на лыжах.

— Люди там, — быстро сказал он, хватаясь руками за стену, — много.

Я не стал ничего спрашивать и кинулся внутрь, специально наступая на спящих, задевая людей носками сапог и выговаривая свистящим шепотом, — подъем, тревога, тревога.

Во влажной духоте моринеры садились или вскакивали, очумело вертя головами и выпучивая глаза, многие сразу не смогли вспомнить, где находятся, и все-таки мне удалось довольно быстро привести их в чувство. Через несколько минут все уже были на ногах. Я добрался до своих вещей, схватил карабин и ранец. Вчера, уставшие и промокшие, мы набились, как сельди в банку в пирамиду и оказались в ловушке. Снаружи враги, и мы ничего не можем сделать.

— Где Вы их видели? — расспрашивал я Хота.

Лейтенант таращил на меня испуганные глаза и мямлил, — там они были, рядом с деревьями, появились словно неоткуда и мимо прошли.

— Их много?

— Много.

Тар и Моа подошли поближе и прислушивались к нашему разговору.

— Пять, десять или сотня?

— Несколько десятков.

— Чем вооружены?

— Не знаю, — лейтенант дрожал, хотя в пирамиде было тепло. За несколько минут, что он провел на улице, плащ-палатка успела промокнуть насквозь.

Я повернулся к Тару.

— Или нас выследили, — быстро сказал контрразведчик, — или это случайный отряд.

Я опять посмотрел на Хота.

— Куда они пошли?

— Туда, — лейтенант махнул рукой.

— Это ничего не значит, — сказал Тар, — могут рассредоточиться и ждать, когда мы выйдем.

— Муки пропал, — неожиданно сказал Сол.

Я огляделся, лейтенанта нигде не было. За последние полчаса никто из пирамиды не выходил, если он отошел по нужде, уже должен был вернулся.

— Кто-нибудь его видел?

— И еще трое из нашего взвода пропали, — сказал пожилой егерь.

— Приплыли, — буркнул Тар.

Сол промолчал и с надеждой посмотрел на меня. Вокруг столпились десантники. Они ждали моего приказа, а я ни на что не мог решиться. Сердце бешено стучало в груди, ноги отнялись, а перед глазами стояла деревня, заваленная трупами моряков и дикарей. Страха не было, был настоящий ужас и предчувствие скорого конца.

— Бур? — взволнованно окликнул меня Сол.

Я сглотнул и затравленно огляделся. Меня окружали перепуганные десантники. Они напряженно ждали, и я услышал, как кто-то из задних рядов сказал, — ой мамочки.

Именно этот почти детский возглас заставил меня очнуться. На смену страху пришла злость. В одно мгновение я возненавидел себя за глупость и трусость, часовых за лень и невнимательность, своих офицеров за беспомощность и безынициативность.

— Что рты пораскрывали, — прошипел я, — второй взвод на выход, выбегаете и ложитесь на землю, третий взвод идет следом, первый прикрывает.

Я вскинул карабин, развернулся к выходу и прицелился в серую мглу.

— Пошли — и-и!

Вход был не широкий, люди по двое выскакивали под дождь, немного пробегали и падали в лужи.

Пропустив последнего десантника из взвода Тара, я бросился следом, но побежал не вперед, как все, а влево, к лестнице. Оскальзываясь на мокрых камнях, я вскарабкался наверх на уровень второго этажа и огляделся. С того момента, как лейтенант Хот вернулся в пирамиду, прошло наверно минут десять. Сначала я ничего не увидел, но потом далеко впереди сквозь пелену дождя проступили темные силуэты, и я понял, что это группа людей спускается с холма. Я быстро достал подзорную трубу и поймал неясные тени.

Отряд шел очень быстро, и когда мне наконец удалось навести резкость, он уже почти скрылся за деревьями. Мои ноги подкосились, и я сел на мокрую ступеньку. На моряках, только что скрывшихся в лесу, были вардовские ранцы с желтым кожаным верхом и синие гвардейские шапки с помпонами.

Как оказалось, нас никто не собирался атаковать. Группа прошла мимо и отправилась дальше по своим делам. Я быстро спустился по лестнице и пошел искать Тара.

— Отбой, — бросил я на ходу, — всем построиться.

Люди поднимались с мокрой земли. Некоторые выбегая, падали прямо в лужи, и с них теперь ручейками стекала вода. Лица у десантников были удивленные. Минуту назад они собирались умирать, а сейчас командир говорил, что все позади.

Тар устроился за деревом и сейчас с интересом смотрел на меня, вставать он не торопился.

— Ложная тревога, — сказал я, — можете подниматься.

Лейтенант встал и закинул винтовку на плечо. В разоренной деревне он подобрал оружие у мертвого моринера и теперь с ним не расставался.

— Хоту померещилось?

— Скажите, Тар, как Вы думаете, все варды присоединились к капитану Лосу или часть экспедиции еще бродит сама по себе?

Контрразведчик удивленно уставился на меня.

— На сколько я знаю, все. Последнее время они сидели в речной крепости, значит либо они сейчас с Лосом, либо их уничтожили люди Пуи.

— Только что мимо прошли несколько десятков вардовских гвардейцев. Не знаю куда они направляются, но совершенно очевидно, что у них есть какие-то очень важные дела.

Тар почесал затылок.

— Интересно, как они здесь оказались?

Я оглянулся на пирамиду. Десантники из первого взвода медленно выходили из храма, боязливо оглядываясь. Многим не верилось, что сегодня утром обошлось без стрельбы.

— Думаю, что они сбежали из крепости, — ответил я, — наверно и Лос с ними. Возможно ушли ночью, через потайную дверь, которую мы обнаружили.

Тар достал папиросу, после нескольких дней без табака мы никак не могли накуриться.

— Может быть. Тем более, что варды обещали взять его с собой, когда вернется корабль, — задумчиво пробормотал лейтенант.

— Куда они пойдут? — спросил я.

— Аборигены редко бывают на побережье, крупных поселений там нет. Скорее всего Лос поведет людей к океану.

Тар щелкнул предохранителем и забросил винтовку на плечо.

— Предлагаю догнать их и уничтожить. С удовольствием прострелю Лосу башку, — сказал он.

В голосе лейтенанта сквозила откровенная злоба. Сейчас у всех нервы на пределе, сказывалось напряжение последних дней и усталость, но такая реакция показалась мне странной. Возможно я знаю не все, и у Тара есть особые причины для ненависти.

— У Вас с ним, какие-то личные счеты? — спросил я.

Тар ухмыльнулся.

— А у Вас нет? Вы забыли о смерти Коса и Гата? Забыли о том, как Вас отравили и держали взаперти?

За последнее время мы потеряли много новых товарищей, но в первую очередь всегда вспоминали старых друзей, погибших во время предыдущей экспедиции. Я понимал, почему лейтенант заговорил о них. Адмирала Толя больше нет, но Лос в полной мере несет ответственность за их гибель.

— Не забыл, — ответил я, — но, к сожалению, смерть капитана не вернет наших друзей.

— Неужели Вам не хочется отомстить?

Я задумался.

— Бад застрелился, Жен мертв, Мас ранен и арестован. Моя месть свершилась. Но честное слово, я бы многое отдал, чтобы никогда не приближаться к Дикому острову, чтобы все офицеры нашей морины сейчас были живы и здоровы.

Тар покачал головой.

— Я Вас не узнаю, господин супер-лейтенант. Вы стали жалеть своих врагов.

Сейчас мы не могли понять друг друга. Я мог бы многое сказать лейтенанту, но услышит ли он меня? Сколько нужно боли и крови, чтобы человек изменился, перестал ненавидеть и попытался простить.

— Я вернулся на Дикий остров не мстить, — сказал я.

Небо начинало светлеть, но дождь не прекращался. Вода заливала все вокруг, словно хотела смыть в океан разрушенный речной лагерь, мертвых десантников Пуи и наши следы.

— Я вернулся спасать.

Тар посмотрел на меня так словно увидел впервые, но ничего не сказал.

Десантники столпились на площадке перед храмом. Одни закуривали, пряча самокрутки в рукав, другие проверяли ранцы и оружие. Все понимали, что отдых закончился и впереди будет трудный переход. Несмотря на пережитый страх, на общую усталость и мокрую одежду, люди радовались. Пока все живы, берег близко, а командиры разберутся.

— Господа, — сказал я, когда подошли остальные офицеры, — часть заговорщиков сбежала из крепости. Сейчас они, предположительно, двигаются в сторону океана. Наша задача догнать их и уничтожить.

Офицеры угрюмо молчали и смотрели на меня. Почти все кутались в плащ-палатки, только Хот остался во френче, во время своей прогулки он так вымок, что теперь ему было все равно.

— А кого же я видел? — удивленно спросил он.

— Их и видели, — ответил я, — времени нет. Уходим прямо сейчас.

— Мы не будем ждать Муки? — спросил доктор, убирая револьвер в кобуру.

— Или он сбежал, или предал нас, — ответил я, — в любом случае отсюда надо уходить и чем быстрее, тем лучше.

Вещей у нас было немного, поэтому долго собираться не пришлось. Отряд вышел через пять минут. Меня тревожило исчезновение Муки и егерей. Просто так ночью люди не пропадают. Если лейтенант решил купить расположение дикарей, выдав нас врагу, над группой нависла серьезная опасность.

Было очень влажно и тепло. Вода падала с неба, с деревьев, с остро пахнущих незнакомых цветов, выливалась из приоткрытых бутонов. Крупные капли стучали по листьям лопухов и казалось, что под землей грохочут маленькие барабаны. На мокрую одежду уже никто не обращал внимания. Я стер правую ногу и отчаянно хромал, утешая себя тем, что мы с вардами движемся в одном направлении и надеялся, что гоняться за ними по лесу не придется. Следы были хорошо видны на раскисшей земле. Они очень торопились и даже не думали скрываться. Даже такие плохие следопыты, как мы, видели примятую траву и сломанные стебли.

Отряд спустился с холма и двинулся вдоль леса. Офицеры шли молча, тревожно оглядываясь по сторонам. Никто ничего мне не говорил, но я видел по глазам, что они не хотят воевать. Если бы я предложил закончить преследование и отправиться прямо на берег, никто бы не стал возражать. Но потом пройдет время и за стаканом горячего вина в кают-компании начнутся разговоры о том, что мы были в двух шагах от заговорщиков и могли выполнить задание. Они забудут о своей сегодняшней усталости и страхах, и начнут сожалеть о минутной слабости. Им станет стыдно. И тогда они поспешат оправдать себя и найдут виноватого. Думаю, не стоит объяснять, кто это будет. Я больше не хотел быть «селедкой отпущения». Хватит с меня офицеров «Великолепного», которые считают, что я виноват в провале прошлой экспедиции.

Мы успели отдохнуть и поесть, тогда как заговорщики вчера отражали одну атаку за другой, и провели последнюю ночь без сна. Очень скоро они устанут, объявят привал и тогда мы их догоним. Я не хотел думать о том, что будет потом.

— Мне кажется пора уходить с открытого места, — сказал Тар.

— Вы предлагаете пойти через лес? Боюсь, что это нас задержит, — проворчал я.

— Если предположить, что они идут к реке, то сейчас, после дождей, перейти ее можно только в одном месте, вброд. Им придется остановиться и наладить переправу.

— Зачем? — не понял я.

— Вспомните во что превратился ручей в овраге. С рекой тоже самое. Придется организовать переправу, иначе людей может смыть потоком.

Об этом я не подумал. Я с благодарностью взглянул на лейтенанта. Если бы не он нам бы пришлось на много труднее.

— Командуйте, — сказал я.

Мы наткнулись на заговорщиков возле реки. По берегу сновали вардовские гвардейцы и моряки из отряда капитана Лоса. Я насчитал не больше тридцати человек. Несколько саперов уже переправились на другой берег и теперь протягивали веревки. Река, до этого спокойная, сейчас превратилась в бурный поток, разлилась и действительно могла унести всякого, кто рискнул бы ступить в воду. Как несколько человек сумели через нее перебраться, оставалось загадкой.

Заговорщики были видны, как на ладони. Дождь кончился, но небо все еще было затянуто тучами. Я мог отдать команду и через несколько минут все было бы кончено. Десантниками уже овладел настоящий охотничий азарт, дичь загнана, осталось только нажать на курок. Позиция отличная, практически никакого риска, один залп, несколько контрольных выстрелов и задание будет выполнено. Я представил, как подхожу к телу Лоса и стреляю ему в голову, чтобы убедиться наверняка. Меня передернуло. В чем различие между юными убийцами, добивавшими на наших глазах раненых всадников, и моим отрядом? Я видел ужас рядовых и офицеров при виде кровавой резни, свидетелями которой мы стали, но сейчас каждый из моих людей готов был сделать тоже самое.

Тем временем саперы закрепили одну веревку и перебросили конец на нашу сторону.

Ко мне подполз Тар.

— Не думаю, что нужно торопиться. Пусть сначала наладят переправу, нам она еще понадобится.

Он думал, что я специально выжидаю, давая нашим врагам сделать за нас сложную работу. Лейтенант лег рядом, поерзал устраиваясь, прицелился, повел стволом справа налево и опустил винтовку.

Почти двое суток я провел возле укрепленного лагеря и наблюдал за чужой войной. Я ничего не понимал. Неужели власть, которую получил сначала Толь, а потом Лос стоила всех этих смертей и лишений. Я вспомнил лицо адмирала, его необъятный желтый балахон, в котором он когда-то пришел ко мне в темницу. Во имя чего столько крови, лжи и предательства?

Адмирал мертв, а короткое правление и безграничная власть капитана Лоса заканчивались здесь, на берегу мутной реки. Я видел людей, которые словно муравьи еще занимались своими делами, не зная, что мальчишка уже занес ногу и собирается опустить на бестолковых, подбитый гвоздями башмак. На что они надеялись? Затеряться на побережье, ночевать в развалинах, месяцами скитаться по лесам, уходя от встречи со случайными отрядами дикарей, чтобы несколько оставшихся в живых, могли через полгода выйти к кораблю?

— Я не могу их просто так убить, — сказал я.

Тар повернул голову и удивленно уставился на меня.

— Что вы имеете в виду?

— Не могу стрелять в спину.

Лейтенант смотрел на меня во все глаза.

— Вы предлагаете…, - начал он и осекся.

— Я ничего не предлагаю. Я не могу отдать приказ убить ничего не подозревающих людей.

Тар отложил винтовку.

— Вы понимаете, что говорите?

— Да.

— Перед Вами враги, с которыми мы воевали два года и мерзкие предатели, из-за которых погибло столько хороших людей.

Мы разговаривали шепотом, но даже если бы говорили во весь голос, нас все равно невозможно было услышать, так ревел разбушевавшийся поток. На ствол винтовки приземлился маленький черный жук и пополз по своим делам.

— Вы подумали о последствиях?

Я не ответил, в голове разливалась звенящая пустота. Сейчас жук занимал все мое внимание. Я подставил палец, преграждая ему дорогу и смотрел, как он перелезает через него.

— Бур! — свистящим шепотом одернул меня лейтенант, — перестаньте валять дурака.

— Сейчас на Диком острове осталось восемьдесят цивилизованных людей, всего восемьдесят из почти шести сотен, отправленных сюда в разное время. Нас пятьдесят и их тридцать. Остальные все мертвы. Дикари всех убили, вырезали поголовно. Я не могу быть, как они, не желаю.

Я говорил очень спокойно. Контрразведчик мигнул и сплюнул в траву. Я видел, как он напрягся и заиграл желваками.

— Черт с Вами, — зло выговорил он, — я сам отдам приказ. Хотите чистеньким остаться? Не получиться, поздно уже, все в дерьме по уши.

Я улыбнулся. Если бы все было так просто, как думает лейтенант. Если бы дело было только в том, что я не хочу брать на себя ответственность.

— Я рад, что вы меня поняли, — сказал я, — дайте мне пять минут. Если они откажутся сдать оружие, убейте всех.

Лицо Тара вытянулось.

— Вы в своем уме? Кому Вы собираетесь предлагать сдаться? Там же варды, Лос? Какой может быть плен.

Жук свалился со ствола и затерялся в высокой траве.

— Я у Вас прошу всего пять минут. — повторил я.

Контрразведчик сокрушенно покачал головой.

— Ради океана, придите в себя, у Вас семья, дети.

Я оглядел своих спутников: испуганного интенданта, напряженного Хота, приготовившегося к стрельбе доктора Сола; и подумал, что из всех людей, оказавшихся сейчас в этом лесу, никто не последует за мной.

— Пять минут.

Я встал, раздвинул кусты и вышел на открытое место.

Меня не сразу заметили, все были заняты делом. Река так шумела, что казалось даже всадник мог бы подъехать к отряду, его бы не услышали. Я шел прямо на группу Лоса, а на меня никто не обращал внимания. Не помню, о чем я думал в тот момент, но путь от кустов до реки показался мне очень долгим. Только когда я подобрался совсем близко, один из вардовских стрелков обернулся, вскинул винтовку и закричал. Хотя язык очень похож на наш, но я не разобрал ни слова. Вокруг сразу оказалось много людей, со всех сторон на меня наставили оружие. Из-за спин обступивших меня гвардейцев, раздался чей-то сердитый голос.

— Хватит, разойдитесь!

Моряки расступились, и я увидел Лоса и молодого вардовского лейтенанта. Капитан постарел, худой от природы, он казался совсем высохшим, под глазами залегли черные тени, а на правой щеке темнела старая ссадина. Лейтенант был ранен, тугая повязка охватывала плечо, а рука покоилась на перевязи.

— Кто Вы такой? — спросил Лос.

— Супер-лейтенант Бур. Мы с Вами встречались два года назад.

Капитан дернул щекой.

— Не помню. Вас прислали из столицы? Вы из карательного отряда? — спросил он, вглядываясь в мое лицо.

— Да. Здесь везде мои люди, — ответил я, — Вы находитесь под прицелом. Одно неловкое движение, и они всех убьют.

Лос с любопытством разглядывал меня. Сначала мне показалось, что он не расслышал мои слова или не понял. Капитан был совершенно спокоен.

— Я Вас вспомнил. Два года назад мы виделись в форте. Вы перехитрили меня и сбежали. Тогда я думал, что Вы погибли. Как Вам удалось выбраться?

— Меня ждал корабль.

Лос кивнул, каким-то своим мыслям.

— Теперь понятно. Я думал, что Вы попытались на лодке добраться до островов и утонули.

Лейтенант подергал Лоса за рукав френча и что-то тихо сказал. Мы говорили о предыдущей экспедиции, и он ничего не понимал. Капитан сердито отдернул руку и сделал вид, что не расслышал вопроса. Сейчас его интересовал только я.

— Все кончено, господин капитан, — сказал я, — здесь вы погибнете. Сложите оружие, и я доставлю Вас домой.

Не смотря на усталость, Лос стоял очень прямо, его выправке мог бы позавидовать любой штабной офицер.

— Зачем эти бессмысленные разговоры, — устало спросил он, — почему Ваши люди не стреляют?

— Я не хочу Вашей смерти.

Лейтенант опять, что-то сказал и я разобрал слова: «убираться» и «поздно».

— Теперь это уже не имеет значения, — сказал Лос, — оглянитесь.

Я подумал, что это уловка.

— Это бессмысленно.

Но капитан уже разглядывал, что-то за моей спиной. Я повернул голову и увидел, как справа из леса выбегают мои десантники, а слева в поле разворачиваясь полумесяцем, летит отряд всадников. До них было еще далеко, но расстояние быстро сокращалось.

«Вот зачем уходил Муки» — подумал я.

Мои люди бежали сломя голову. Я видел, как размахивал винтовкой Тар, как доктор обогнал его, но споткнулся и упал в траву. Они торопились принять этот последний бой вместе со мной. Они могли бы отсидеться в лесу и потом тихо уйти, но не захотели. Иногда люди перестают прислушиваться к доводам разума и начинают делать странные вещи.

Время словно застыло, я видел всадников, десантников, гвардейцев, словно через толстое стекло. Мне казалось, что все двигаются очень медленно. Рядом стрелки выстраивались в двойную линию, снимали оружие с предохранителей, готовили ручные гранаты, а я стоял словно завороженный и смотрел на приближающуюся лавину. Неужели этот нелепый поход должен так глупо закончиться?

Мимо прошел вардовский лейтенант, на ходу неловко, левой рукой, доставая из кобуры револьвер. Он оглянулся на меня, кивнул, и встал в первую линию с краю.

Время не может застыть на долго, как бы нам этого не хотелось. Я мигнул и наваждение спало. Картинки завертелись с обычной скоростью и люди опять стали реальными, а не плоскими силуэтами из театра теней.

Мои десантники успели вовремя и к тому моменту, когда они добежали до нас, я уже окончательно пришел в себя.

— Построиться в две линии, — скомандовал я.

— В две линии-и-и, — подхватили сначала Тар, а потом Хот.

Мы не были готовы к атаке кавалерии. Десантников никто никогда этому не учил, просто потому что в армии такого рода войск не существовало. Лошади использовались для перевозки орудий, боеприпасов и личного состава, но в боях не участвовали. Армия Содружества независимых государств состояла из моряков и пехоты, которую в силу того, что ее почти всегда перевозили по воде и высаживали с кораблей, часто тоже называли морской. Многие вообще не видели большой разницы между десантником и матросом, поэтому всех называли моряками.

Всадники стремительно приближались, они размахивали над головой сверкающими клинками и что-то кричали. Отряд выстроился вывернутым полумесяцем или подковой, видимо, чтобы охватить нас выступающими клиньями с флангов, прижать к реке и изрубить.

Тактика дикарей оставалась для меня загадкой. Все что я видел или слышал, говорило о невероятной прямолинейности местных полководцев. Я вспоминал бессмысленную схватку возле крепости капитана Лоса, лобовой штурм лагеря. Любой командир на месте аборигенов окружил бы крепость и атаковал сразу со всех сторон, у защитников не хватило бы сил отразить такой натиск.

Но видимо местные вояки думали по-другому, они бросались в лобовую атаку, не считаясь с потерями и не терпели военной хитрости.

— Третий взвод в первую линию, первый и второй во вторую! Приготовиться к отражению атаки!

Десантники занимали позиции справа от людей Лоса, они запыхались и сейчас никак не могли отдышаться. Пока вторая линия будет перезаряжать оружие, люди Хота продолжат стрелять из своих пятизарядных винтовок.

Тар протянул мне карабин, который я оставил в лесу, когда уходил уговаривать заговорщиков сдаться. Я с благодарностью кивнул и сказал, — командуйте, господин лейтенант.

Тар козырнул и встал в первую линию.

— Приготовиться! По противнику, обе линии, огонь!

Группа капитана Лоса немного опоздала. Два залпа последовали один за другим. Лошади и всадники повалились на землю. Скорость была очень большая, поэтому вторая линия атакующих смяла первую, прошлась по телам и устремилась дальше.

— Вторая заряжай, первая огонь!

Я намотал ремень на левую руку для устойчивости, вскинул карабин, прицелился, задержал дыхание и спустил курок.

Бомбардиры расположились впереди отряда и сейчас выпустили сразу три бомбы. Я увидел дымные следы и сразу среди всадников вспучилась земля и полыхнуло пламя, разбрасывая в стороны убитых и раненых. Десантники уже стреляли так часто, как могли. В определенный момент приказы командира становятся не нужны. Дикари падали вместе с лошадьми, вылетали из седел, сраженные пулями, свешивались в стременах, но не останавливались. Сплошная волна атакующих накатывала на нас и было очевидно, что нам ее не остановить.

Первыми дрогнули люди Хота. Выпустив по пять зарядов, они стали спешно перезаряжать оружие, но не обстрелянные десантники от страха роняли патроны на землю, сложный механизм не давался, у кого-то перекосило барабан. Несколько человек бросили оружие и в ужасе бросились к реке.

Нет ничего страшнее паники. Их товарищи тоже стали отступать, упираясь спинами во вторую линию и мешая стрелять.

Всадники были уже совсем близко, и офицеры уже ничего не могли сделать.

На вардовских винтовках есть трехгранные штыки, тогда как на наших карабинах они не предусмотрены. Для рукопашной схватки десантник использует короткую саблю и корд (двуствольный гладкоствольный пистолет). Я видел, что Тар отбросил винтовку и достал револьвер.

— Гранаты!

С такого расстояния осколки могли задеть своих, но выбора у нас не было.

Несколько человек метнули ручные бомбы, потом еще. Дальше все смешалось: взрывы, выстрелы, крики и шум бурного потока.

Я сидел на земле и смотрел на мертвого вардовского гвардейца. Зрелище было не из приятных, но повернуть голову я не мог, потому что ее бинтовал доктор Сол. Мне удалось защититься от вражеского клинка, подставив под удар приклад карабина, но дикарь все-таки задел меня. Мы отбили атаку, точнее просто перебили почти всех аборигенов. Несколько оставшихся в живых всадников скрылись в ближайшем лесу. В этот раз огнестрельное оружие пересилило.

В живых нас осталось не много.

— Ну вот и все, — сказал доктор, — на корабле я Вас заштопаю.

Больше никого не надо было ни в чем убеждать. Совместный бой объединил оба отряда и оставшиеся в живых люди капитана Лоса, без разговоров, присоединились к нам. Я решил оружие им оставить. До корабля еще надо было добраться, мало ли что может случиться по дороге. Сам капитан не пережил атаку. Не знаю, о чем он грезил в своих мечтах, но надеюсь его душа уже встретила душу покойного брата и обрела покой

Нужно было уходить. Никто не сомневался, что дикари вернутся, поэтому мы наспех перевязали раненых, разобрали вещи и переправились через реку. Уходя, саперы срезали веревки, чтобы никто не смог последовать за нами.

От реки до форта было не больше пяти километров и этот отрезок пути мы преодолели очень быстро, раненых несли на носилках, все время меняясь, чтобы двигаться с одной скоростью. То ли преследователи не смогли перейти реку, то ли догонять нас было некому, но больше дикарей мы не видели. От форта остались жалкие развалины, но мы не стали задерживаться, чтобы их осмотреть.

Хал перестраховался и увел корабль от берега, так что нам еще пришлось ждать около получаса пока не пришли лодки. Потом Сол говорил, что это были самые ужасные полчаса в его жизни.

Когда за нами прибыла абордажная команда, лейтенант Ван чуть не потерял дар речи.

— Господа, — говорил он, — Вы что господа? Это же варды, с оружием. Как же так. Я не пущу их на мой корабль.

— Грузитесь в лодки, — скомандовал я, не слушая помощника капитана.

Он заступил мне дорогу.

— Я не позволю! Вы забываетесь!

У меня сильно болела голова, мутило, поэтому совершенно не было сил препираться с глупым мальчишкой, но меня выручил Тар. Он вплотную подошел к Вану и уперся в него тяжелым взглядом.

— В чем дело, господин лейтенант? Между нашими государствами подписан мирный договор. Теперь мы союзники и должны помогать друг другу. У Вас есть возражения?

Ван вскинулся.

— Я не…

Но Тар не собирался терять инициативу.

— Я, как офицер контрразведки, попрошу Вас подробно, в письменной форме, изложить свои возражения. Если Вы, что-то имеете против мирного договора, если Вы не согласны и хотите в одиночку продолжать войну, адмиралтейство и контрразведка должна об этом знать.

Ван не нашелся, что ответить.

— В самом деле, лейтенант, — примирительно сказал Сол, — у нас раненные. Не время сейчас шпагами меряться. На корабле разберемся.

Наше возвращение произвело фурор. Все моряки свободные от вахты вышли на палубу поглазеть на вардовских гвардейцев. Такого на флоте Содружества еще не бывало, чтобы отряд десантников привел не пленных, а почти целый вражеский взвод с оружием. Не скажу, что капитан Хал сильно этому обрадовался, тем более, что на его судне гостил супер-капитан Орс со своими офицерами. Тревожно оглядываясь на них, Хал предложил мне отправиться в свою каюту и не покидать ее до особого распоряжения.

— С Вашими пленными я сам разберусь, — проворчал он.

— Это не пленные, а союзники, — сказал я.

— Идите в каюту, — с напором повторил Хал, — пожалуйста.

Признаться, я ничего не имел против, после похода болело все тело, а голова разваливалась на части. Я принял душ и переоделся в сухую одежду, сапоги надевать не стал, потому что сбитые в кровь ноги сильно болели.

Через полчаса ко мне зашел доктор Сол.

— Как устроились? — спросил он.

— Отлично. Возле моей двери уже поставили часового?

— Пока нет, но, по-моему, скандал разгорелся нешуточный.

Доктор поставил на стол медицинскую сумку и достал коробочку с инструментом.

— Пора заняться Вашей головой.

Из раны натекло много крови и бинт присох, поэтому Сол смочил его какой-то жидкостью и предложил подождать.

— Сейчас размокнет и снимем. Будет немного больно.

Он порылся в сумке и протянул мне бумажный пакетик, с каким-то белым порошком.

— Выпейте это.

Я налил воду в стакан и принял лекарство. Оно оказалось невероятно горьким и мне пришлось, выпить еще воды. Я надеялся, что доктор снимет бинт одним движением, но он словно специально медлил, аккуратно отдирая присохшую марлю.

— Ну, ерунда, — сказал он, осмотрев рану, — легко отделались.

Сол достал из коробочки зловещего вида изогнутую иглу и принялся шить кожу.

— Черт, — сказал я, — мне очень больно.

— Само собой, — спокойно ответил доктор и спросил, — хотите поплакать?

Я сидел напротив зеркала, и мог видеть все, что он делал. Мне не хотелось следить за операцией, пусть даже такой пустяковой, поэтому я опустил глаза и принялся разглядывать пол. Пока доктор возился со мной мы почти не разговаривали, Сол всегда оперировал молча.

— Ну, вот и все, — наконец сказал он и отодвинулся, разглядывая свою работу.

Сол не стал задерживаться, извинился и отправился в лазарет, помогать доктору Пору. В этот раз у нас было слишком много раненых.

Меня продержали в каюте до вечера. Как бы там не было, но Хал не забыл о старом друге, мне принесли сначала завтрак, а потом обед. Правда коньяка не дали, но я был не в обиде.

Около семи за мной зашел Ван и отвел в кают-компанию. Здесь уже собралось все высшее общество: капитан Хал, супер-капитан Орс, мой старый знакомый, капитан Рок и лейтенант Тар. Они расположились с одной стороны стола, словно судьи. Алкоголя не было, что видимо должно было настроить всех на серьезный лад. Офицеры пили кофе и чай. Иллюминаторы были открыты, но в кают-компании было сильно накурено и я решил, что сидят давно.

Я поприветствовал собравшихся и подошел к столу.

— Садитесь, — Ван указал мне на стул.

Наверно офицеры хотели, чтобы наша встреча напоминала трибунал. Во время войны существовали так называемые тройки, когда несколько командиров могли разобрать любое дело и сразу вынести приговор, но сейчас, в мирное время, таких полномочий у них не было.

Я сел и приготовился отвечать на вопросы.

Возникла неловкая пауза, капитан Рок кашлянул и посмотрел на Орса.

— Итак, — сказал разведчик, — мы хотели бы услышать от Вас объяснения…, - он на мгновение замолчал, словно подбирал слова, — объясните почему Вы не выполнили приказ командования?

По напряженным лицам я видел, что офицеры долго спорили друг с другом, и видимо не пришли к единому мнению. Скорее всего Орс настаивал на моем аресте, Рок и Хал воздержались, а Тар доказывал мою невиновность. Что по этому поводу думал Ван, я не знал, но возможно он вообще не имел права голоса. За время моего домашнего ареста я успел продумать линию поведения, так что особенного страха не испытывал.

— У меня был приказ: найти лейтенанта Тара, убедиться в смерти адмирала Толя, захватить и уничтожил форт, арестовать заговорщиков и препроводить их на судно. Свою задачу я выполнил.

— Кто отдавал Вам такой приказ? — спросил Рок.

— Капитан Пуи.

— Это может кто-нибудь подтвердить?

— Не думаю.

Все это время Орс сидел со скучающей физиономией и играл маленькой золотой зажигалкой. Услышав последние вопросы Рока, он поморщился.

— Перестаньте господа, — раздраженно сказал он, — давайте не будем устраивать балаган. Не важно кто и что может подтвердить. Задача была ясно сформулирована. Экспедиция должна уничтожить следы пребывания наших людей на Диком острове и перебить всех заговорщиков. Я еще могу понять, почему Вы забрали своих раненых десантников, но какого черта, Бур, Вы притащили на корабль саперов Лоса и вардовских солдат, да еще с оружием?

Наверно они ожидали, что я сейчас буду рассказывать о воинском братстве, о том, что мой отряд плечом к плечу с вардами отбивался от дикарей, что согласно мирному договору мы являемся союзниками и поэтому должны отнестись к бывшим врагам по-человечески. Возможно подобную чушь я мог бы сказать доктору Солу, но только не этим заносчивым господам. Интересно, что они сделали с вардами? Наверно их уже арестовали и закрыли в трюме. Было жалко раненного лейтенанта, он мне нравился.

— Господа, — сказал я, — боюсь Вы неправильно истолковали мой поступок. Я привел вардов на корабль не случайно. Теперь у нас есть неопровержимое доказательство того, что они высадили группу для колонизации Дикого острова и нарушили пакт о ненападении.

Рок впился в меня взглядом, Тар с интересом уставился на Орса.

— Вы предлагаете на основании этого объявить вардам войну? — удивился супер-капитан.

— Я против войны, но возможно наши дипломаты смогли бы разыграть этот козырь во время переговоров.

Капитан «Великолепного» нахмурился и забарабанил пальцами по столу.

— Я не очень понимаю. Вы считаете себя умнее всех? Вы супер-лейтенант не существующей морины, решили заняться политикой?

Чем-то я очень насолил Орсу. Я видел, что супер-капитан для себя уже все решил, и чтобы я сейчас не сказал, он попробует меня утопить из простого упрямства.

— Я военный и не хочу участвовать в политических играх. Мне кажется, что адмиралтейство могло бы использовать пленных в своих интересах. Если окажется, что я ошибаюсь, можно сделать вид, что их никогда не существовало.

Я специально назвал вардов «пленными», давая понять, что готов принять любое решение и не стану заступаться за них. Конечно я надеялся на то, что элементарная офицерская порядочность не позволит этим людям убить лейтенанта и его гвардейцев, но сейчас от моего мнения ничего не зависело.

— У адмиралтейства нет своих интересов, — заявил Орс, — только интересы Содружества.

Подобную демагогию я слышал довольно часто, так что даже не стал обращать на нее внимание. Все, что я говорил, было адресовано в первую очередь Року и Тару. Я рассчитывал на поддержку разведки и контрразведки. Именно эти службы привыкли из всего извлекать выгоду, а вардовский взвод, подобранный на Диком острове, безусловно хороший подарок.

— Скажите, — Рок снова взял инициативу в свои руки, — в каких отношениях Вы состоите с лейтенантом

Дума?

— Я не знаю такого.

— Это лейтенант Островной империи Вард.

— Если это офицер, которого я привел на корабль, то мы познакомились сегодня утром, во время совместного отражения атаки дикарей.

— Вы не были знакомы раньше?

— Нет. Я даже не знал, как его зовут.

Рок что-то записал на листе бумаги. Орс сидел нахохлившись. Было совершенно очевидно, что вопросы разведчика и мои ответы ему не нравились, капитан «Великолепного» считал дело вполне заурядным и уже решенным.

— При каких обстоятельствах Вы познакомились?

Собственно, задавать подобные вопросы мне должен был Тар, но видимо его сочли лицом заинтересованным и отстранили от допроса.

— Когда я предложил капитану Лосу сложить оружие, лейтенант находился рядом.

— Они были вместе?

— Да.

— Почему Вы сразу не открыли огонь, а решили вступить в переговоры?

Понятно, Рок решил зайти с другого конца. Допрос начинал меня утомлять, разболелась голова.

— Я уже ответил на этот вопрос. Я решил, что живые варды могут быть полезней чем мертвые.

— Но Вы вступили в переговоры не с ними, а с капитаном Лосом. Почему? Вы думали, что он тоже может пригодиться?

— В тот момент Лос командовал отрядом. Лейтенант не стал бы со мной разговаривать без него.

— Почему Вы не стреляли? — четко выговаривая каждое слово, спросил Орс.

— Я не мог открыть огонь по капитану Лосу и его людям, потому что тогда погибли бы все, в том числе гвардейцы островной империи.

— Вы не могли знать это наверняка, — заметил Орс.

Капитану «Великолепного» было около сорока лет. Он был худой и высокий, и казалось никогда не расчесывается. Во время военной операции дуэли запрещены, но возможно потом…

Рок опять, что-то записал и повернулся к остальным.

— Господа, — сказал он, — я не вижу смысла продолжать допрос. Мотивы супер-лейтенанта Бура понятны. На сколько его действия правомерны, решит адмиралтейство.

— Вы, что намерены оставить все, как есть? — недовольным тоном спросил Орс.

— Господа, — Тар поднялся, — в своем отчете я собираюсь дать действиям супер-лейтенанта Бура самую высокую оценку. Думаю, что у разведки тоже не должно быть претензий к человеку, который после гибели капитана Пуи блестяще провел операцию и выполнил приказ адмиралтейства.

Орс бросил на лейтенанта неприязненный взгляд и поджал губы.

Я видел, что супер-капитан, остался очень недоволен. Такой человек обязательно найдет способ организовать, какую-нибудь пакость. Например, напишет донос на нас с Таром и попросит старого знакомого из адмиралтейства подойти к рассмотрению дела «со всей строгостью». Думаю, что после возвращения нам с лейтенантом придется не сладко.

После совещания, когда офицеры разошлись по своим делам, ко мне подошел капитан Хал.

— Послушайте, Бур, — сказал он со свойственной ему прямотой, — должен Вам признаться, я не смел перечить Орсу. От него слишком многое зависит, — он крякнул, прочищая горло, — одним словом, я голосовал против Вас.

По тому, как Хал вел себя во время нашей встречи, я уже и так все понял. На пьяницу легко найти управу. Как бы капитан не храбрился, но уходить раньше времени с флота он не собирался и держался за должность всеми правдами и неправдами. Выступать против командира тяжелого крейсера ему было не с руки. Я видел, что этот разговор неприятен нам обоим. Возможно капитан пропил свое здоровье, но не совесть.

— И что Вы хотите от меня?

— Не держите зла, — с готовностью сказал Хал, — с меня бутылка конька.

— Две.

— Вот и договорились, — буркнул он, развернулся и вышел из кают-компании.

Я вернулся к себе в каюту и не выходил до ужина, из-за моего допроса его перенесли больше чем на час. Офицеры собрались в кают-компании голодные и злые, все хотели поскорее отправиться домой и ждали соответствующего распоряжения. Дикий остров казался морякам неизведанным и опасным. Видя в каком ужасном состоянии, мы вернулись, никто не хотел здесь задерживаться.

Возвращаясь на корабль, мы думали, что идем домой, спешили, как могли, чтобы скорее оказаться в безопасности среди друзей. Нас встретили холодно. Не было ни помпезных речей, ни поздравлений. Казались морские офицеры боятся, что наше появление на судне, может привести к неприятностям. Мы чувствовали себя неуютно, словно бедные родственники, приглашенные из жалости за господский стол. Даже лейтенант Гоц, с которым мы провели столько интересных вечеров, сухо поздоровался со мной и постарался поскорее исчезнуть из-за стола. Я был слишком утомлен походом, допросом и ранением, поэтому решил не обращать внимания на подобные мелочи. После нескольких рюмок коньяка у меня сильно разболелась голова. Я съел немного салата с креветками, пожелал всем спокойной ночи, и пошел к себе в каюту.

— Бур, подождите, — окликнул меня Тар, — я с Вами.

Мы вышли из кают-компании.

— Простите, что не отпускаю Вас отдыхать, — сказал лейтенант, — но я сейчас отправляюсь на «Великолепный», так что до возвращения в столицу мы с Вами больше не увидимся.

— Давайте пойдем на корму, — предложил я, — все равно собирался перед сном выкурить сигару.

Корабли отошли довольно далеко от берега и вахтенные все время светили мощными прожекторами в сторону пристани, опасаясь приближения вражеских лодок. Мне казалось, что ожидать от дикарей атаки с воды, довольно глупо, но Халу виднее. Теперь за наши жизни отвечает капитан, так что пусть поступает, как считает нужным.

Мы встали у ограждения и закурили.

Я не знал, о чем хочет поговорить Тар. Мы никогда не были друзьями, поэтому спокойно могли обойтись без долгих прощаний. Но я был признателен лейтенанту за поддержку и думал поблагодарить его при случае.

— Вы ловко выкрутились во время допроса, — сказал он.

Я не думал, что Тар, что-то замышляет против меня, но на всякий случай, осторожно спросил, — что Вы имеете в виду?

Лейтенант усмехнулся.

— Я понимаю, что красивую историю о политических мотивах, Вы придумали на ходу. На самом деле Вы просто не хотели убивать вардов или оставлять их на Диком острове.

— Какая теперь разница, — ответил я, — мои показания записаны при свидетелях. Возможно в адмиралтействе меня сочтут дураком или фантазером, но я твердо буду стоять на своем. Считаю, что живые гвардейцы являются доказательством того, что островная империя нарушила условия пакта о ненападении.

Тар помолчал, гладя на белую дорожку от прожектора.

— Думаю, что смогу уговорить Орса оставить Вас в покое. Я не много с ним знаком и к тому же считаю, что он не захочет связываться с контрразведкой. Лос мертв, его отряд уничтожен, Вы свою задачу выполнили. В адмиралтействе Вас конечно не похвалят, но и в жертву не принесут, смысла нет. Жаль Пуи нет с нами, он бы помог, но у меня достаточно связей, чтобы замять это дело, — лейтенант на мгновение задумался, а потом продолжил, — по крайней мере я на это надеюсь.

Я понимал его сомнения. За два года в столице многое изменилось, но аристократы всегда могли настоять на своем, а в том, что Тар принадлежит к сливкам общества, я ни на минуту не сомневался. Если выпускник академии оказался в контрразведке, если для его возвращения снарядили целую экспедицию, значит за ним стоит одна из самых влиятельных семей содружества.

— Скажите честно, Тар, — спросил я, — никого на самом деле не интересовала смерть адмирала Толя и его людей и на пакт всем было наплевать. Кто-то очень хотел Вас вернуть, а все остальное было бутафорией, официальным прикрытием?

— Не говорите ерунды, — огрызнулся лейтенант, — я обычный офицер. Конечно семья приложила некоторые усилия, чтобы вытащить меня с Дикого острова, но уверяю Вас, задание было настоящим.

— Извините, — примирительно сказал я, — после всего, что с нами случилось, мне везде мерещатся заговоры. Я не хотел Вас обидеть.

Контрразведчик кивнул.

— Ничего. Я не обиделся.

Он докурил папиросу и выбросил за борт.

— Значит договорились. Вы будете придерживаться этой версии. Смотрите, не болтайте лишнего, иначе я не смогу Вам помочь.

— Вы сильно рискуете?

Тар не ответил и мне стало стыдно за свой вопрос.

— Я очень Вам благодарен, но не хочу, чтобы у Вас из-за меня были неприятности, — торопливо пояснил я.

— Ничего, — серьезно ответил лейтенант, — мы вместе служили. Я уважаю Вас и ценю.

— Спасибо.

Мы пожали друг другу руки.

Все это было странно. Большинство офицеров, не задумываясь, отдали бы меня на растерзание Орсу и контрразведке. Подобная расположенность ко мне, безусловно льстила самолюбию, но одновременно настораживала. За последние годы, я привык к тому, что за любую помощь высокопоставленного офицера, потом приходится дорого заплатить. Я видел, что контрразведчик совершенно уверен в своих силах. И все-таки, почему он так упорствует в желании мне помочь? Возможно считает, что я могу ему еще пригодиться.

— Скажите Тар, в каком Вы звании?

Лейтенант вытащил из кармана галифе белый носовой платок. Как я не старался, но в темноте не смог прочитать монограмму, хотя она там точно была, несколько завитушек бросились в глаза при свете дежурного освещения. В сущности, я ничего не знал о лейтенанте, скорее всего звание у него другое и фамилия вымышленная.

— С чего Вы взяли, что я скажу Вам правду?

— Пуи сказал.

— Думаете он был откровенен с Вами?

— Думаю, да.

Контрразведчик чихнул, высморкался и убрал платок.

— Возможно я все еще жив, потому что никому никогда не говорил всей правды.

Я проснулся рано и понял, что корабль плывет. Проклятый Дикий остров остался далеко за бортом. Вчерашний разговор с Таром не выходил у меня из головы. Если лейтенант поможет, возможно мне удастся выкрутиться. Я считал, что все сделал правильно, но у адмиралтейства могут быть другие мысли на этот счет. Странное дело, я верой и правдой служу своей стране, а она все время старается уличить меня в предательстве.

Я достал последнюю сигару из пачки и закурил. Хорошо, что у меня отдельная каюта и можно делать все, что заблагорассудится. Через открытый иллюминатор я слышал плеск волн. Мой поход завершен. Единственное, что я хочу — это вернуться на родной остров и жить дальше, не думая о войне, не читая лживых газет, не слушая собутыльников, которые грезят новыми сражениями. И служить я больше не буду.

На распухшие ноги нельзя было надеть сапоги, поэтому из лазарета мне принесли тапочки. Показываться в таком виде в обществе было стыдно, и я передал на камбуз, чтобы мне подали завтрак в каюту. Я слышал, как по коридору, что-то громко обсуждая, прошли доктора, потом кто-то из офицеров поскребся в мою дверь, но я сделал вид, что сплю. Сейчас мне никого не хотелось видеть. Стюард был занят. Он прислал юнгу, который принес поднос, пожелал приятного аппетита и ушел. На завтрак подавали варенные яйца, по сути настоящий деликатес, и салат. Я с удовольствием все съел и выпил чашку кофе. Началось долгое путешествие домой, во время которого я буду есть, спать и изнывать от скуки. Надо будет взять у Хала несколько книг потолще.

Делать мне было нечего, и я решил разобрать ранец. Вчера у меня не хватило на это сил. Почти все вещи промокли, несмотря на кожаный верх и плотную брезентовую ткань. От НЗ осталась банка паштета; галеты, сахар, чай и сигары превратились в липкую кашу. В каюте было несколько старых газет, и я завернул в них испорченные продукты. Когда я доставал белье, на пол выпала жестяная коробка из-под сигар. На крышке была нарисована знойная красотка, опирающаяся на пальму. Такой сорт я никогда не курил. В коробке оказалась короткая записка, написанная в спешке, химическим карандашом:

«Господин супер-лейтенант!

Я решил остаться. На Диком острове у меня семья. Надеюсь, что Вы поймете меня правильно. Со мной уйдут три егеря из первого взвода, они тоже не хотят возвращаться. Удачи! Я буду молиться за Вас. Искренне Ваш, егерь-лейтенант Муки.»

Я сел на койку и задумался.

Коробка показалась мне знакомой. Я повертел ее так и эдак, пытаясь вспомнить, где мог ее видеть.

Точно такую же, два года назад, нашел лейтенант Гат. Тогда нас бросили в форте практически без припасов и оружия. Морина ушла с адмиралом Толем почти в полном составе и из офицеров со мной остались только Гат и Сол. Разбирая, на опустевшем складе, оставшиеся продукты, мы нашли тайник. В точно такой коробке лежало несколько десятков патронов для карабина. Тогда мы долго гадали, кто мог сделать нам неожиданный подарок. Оказывается, это Муки был нашим ангелом хранителем. Иногда мы не замечаем очевидных вещей и блуждаем в потемках. Я убрал коробку на полку. Видимо ночью в пирамиде, пока я спал, лейтенант положил ее мне в ранец. Последняя тайна Дикого острова раскрыта. В иллюминатор светило солнце, легкий ветерок трепал тонкую занавеску. Я лег на койку и постарался немного вздремнуть. Все тело болело, а рана на голове чесалась под повязкой.

Путешествие проходило спокойно. Нервозность морских офицеров сменилась любопытством и нас снова и снова расспрашивали о приключениях на Диком острове, о дикарях и сражениях. Хал скучал и на обратном пути много пил. Я несколько раз бывал у него в каюте, но по мере приближения к столице, капитал становился все мрачнее, и я перестал его навещать. Уже с утра Хал успевал напиться, грубил офицерам, орал на подчиненных, а после обеда закрывался в каюте и достучаться до него было невозможно. Не знаю, что у них произошло с Орсом, но у меня сложилось такое впечатление, что капитана предупредили о неполном служебном соответствии и пригрозили отставкой. Мне было жалко старого друга, но утешить его я не мог, а выслушивать откровенное хамство не хотелось.

Теперь всем на корабле заправлял Ван. Он сверкал, как начищенная медяшка, вел себя, как уже состоявшийся капитан и из милого, немного наивного, открытого юноши, превратился в чванливого и не приятного субъекта.

В последнем бою интендант Моа получил ранение в плечо. Рана была не опасной. Я знал, что он лежит в лазарете и чувствует себя хорошо.

— Послушайте, Бур, — однажды сказал доктор, — Вы бы навестили Моа.

— Зачем? Ему стало хуже?

— Нет. Но он все время рассказывает, что в бою закрыл Вас своим телом. Он хочет быть героем, а мы с Пором ничем не можем ему помочь.

— Странно, — сказал я.

— Вы не заметили, что он спас Вам жизнь? — с сомнением спросил Сол.

Я задумался, но ничего похожего вспомнить не мог.

— Почти в самом начале боя я получил по голове, поэтому возможно просто не помню.

— Да бросьте, — не поверил доктор, — или Вы помните, но не хотите говорить или Моа сказал неправду.

На самом деле, я действительно поступил плохо ни разу не проведав интенданта в лазарете. А спас он меня или нет было не так уж важно.

— Я обязательно зайду сегодня. Действительно надо его поблагодарить.

Сол с сомнением посмотрел на меня.

— Если он все придумал, Вы не обязаны…

— А как он вообще?

— Нормально. Рана чистая и заживает хорошо.

— Давайте зайдем вместе, прямо сейчас.

Мы спустились на нижнюю палубу и прошли в лазарет. Здесь было много народа и, чтобы отделить интенданта от рядовых, санитары натянули тяжелые занавески. Я шел между рядами коек и здоровался с каждым, десантники с радостью приветствовали меня. В лазарете скучно, выходить на палубу могли не все, так что появление любого человека здесь воспринималось, как развлечение. Лежачих было мало. Из тех, кого мы перевезли с Дикого острова умерли всего трое. Сол считал, что это хороший результат. Десантник, которому он ампутировал ногу прямо в лесу, не выжил.

Моа лежал у стены. Ему отвели лучшую койку, рядом на тумбочке стояла початая бутылка вина и громоздилась стопка потрепанных книг, кажется романов. При виде меня он попытался подняться, но Сол не дал.

— Вам еще рано ходить, — уговаривал его доктор, бросая на меня умоляющие взгляды, — лежите, а то рана может открыться.

Я подошел к интенданту, опустился на соседнюю койку и поставил на тумбочку бутылку коньяка.

— Здравствуйте Моа. Рад Вас видеть. Извините, что не мог навестить Вас раньше, сам был ранен.

Бинты с меня уже сняли, но на голове был хорошо заметен выбритый участок и затянувшийся шов.

— Ничего. Я знаю. Мне сказали, что Вы отказались от лазарета и лечитесь в своей каюте.

Глаза интенданта лихорадочно блестели.

Сол решил не присутствовать при нашем разговоре и сделал вид, что ему надо осмотреть больного.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил я.

— Спасибо! Уже значительно лучше.

Есть люди, которые не могут оставаться в долгу. Видимо Моа был из таких. Все это время ему не давала покоя мысль, что когда-то я спас ему жизнь. Возможно, он действительно прикрыл меня своим телом, а я в пылу схватки ничего не заметил, а может быть ему все это пригрезилось во время операции, под наркозом. Если бы интендант не напомнил мне тот случай на острове Сом, я бы о нем не вспомнил. Для меня он ничего не значил, а для него наоборот, поэтому я не стал ходить вокруг да около.

— Я хочу Вас поблагодарить. Если бы не Вы, наверно меня бы уже не было в живых.

Моа покраснел, и я понял, что ему очень приятно слышать слова благодарности.

— Вы спасли мне жизнь, — сказал я.

— Ну что Вы, — интендант улыбался, — я просто оказался в нужном месте в нужное время. Вы бы на моем месте поступили так же.

— Я принес Вам коньяк, — сказал я и поднялся, — поправляйтесь.

— Спасибо! Теперь мы квиты?

— О, да. Конечно.

Я пожал ему руку и вышел. Ладонь была сухая и горячая. Я очень надеялся на то, что с Моа все будет в порядке. Несмотря на странности, интендант мне нравился.

Сол ждал меня у входа.

— Ну как? — спросил он, когда мы поднялись на палубу.

— Все хорошо. Я поблагодарил Моа за спасение.

Сол достал трубку и стал набивать ее табаком.

— Значит решили ему подыграть?

Стояла хорошая погода, ветра почти не было, светило солнце и при желании на верхней палубе можно было бы загорать. Мне вспомнилась наша поездка с Эн на остров Кук, золотые пляжи, кабинки для купания и барышни в смешных, закрытых купальниках и широкополых шляпах.

— Может быть он действительно герой, — сказал я.

Сол с сомнением покачал головой. Я заметил, что он с удовольствием общался с теми, кто участвовал в предыдущей экспедиции, даже кажется помирился и подружился с доктором Пором, но старался избегать новых знакомств. К Моа он относился настороженно.

— Не похож.

— Никогда не знаешь, кто настоящий герой, — сказал я и протянул доктору записку Муки, — я вот считал мальчишку предателем, а он просто не захотел возвращаться. Кстати это он два года назад подложил нам на склад патроны для карабина.

Сол внимательно прочитал записку и вернул мне.

— Значит это его пулю я извлек из плеча лейтенанта Маса?

Я кивнул. Теми патронами, которые подбросил Муки два года назад, я заряжал спрятанный в штабе карабин и стрелял в Жена и Маса.

— Вот кто настоящий герой и мой спаситель. Если бы не эти патроны, мы бы с Вами сейчас не разговаривали.

Доктор раскурил трубку и выпустил струйку ароматного дыма.

— Бедный мальчик. Как он там будет один?

— У него семья, — ответил я, — будем надеяться, что с ним все будет хорошо.

Я принял командование над остатками десантной морины. Людей было совсем мало, поэтому мне не хотелось изнурять их учебными тревогами. Ван согласился использовать десантников для корабельных работ. Меня вполне устраивало, что они помогают на камбузе или драят палубу. Чем бы не занимались, лишь бы не сидели целый день в кубриках. В походе нижние чины должны быть все время заняты, каким-нибудь делом.

Моя рана почти зажила, ноги перестали болеть, поэтому теперь каждое утро я вставал пораньше и, до завтрака, гулял по палубе. По мере приближения к цивилизованным островам, погода начинала портиться, зарядили дожди. Мы несколько раз попадали в шторм. В такие дни кают-компания пустела, и я с удовольствием оставался один, с удобством располагался на кожаном диване, курил и читал книги. Лейтенант Гоц избегал меня. Сначала я хотел с ним поговорить и выяснить в чем дело, но потом понял, что артиллерист полностью попал под влияние помощника капитана, который сторонился десантных офицеров, справедливо полагая, что после возвращение нас всех потащат в контрразведку. Никому не хочется получать черную метку в личное дело и проводить все свободное время на допросах. Обижаться на Гоца было глупо. В жизни много странных людей, которые возникают ниоткуда и исчезают в никуда. Называть их друзьями не поворачивается язык, а без случайных знакомых я, как-нибудь проживу. Моа поправился и иногда забегал ко мне пропустить стаканчик. О его героическом поступке мы больше не говорили. Я много времени проводил с докторами. Вечерами они пили вино и устраивали смешные перепалки, которые могли продолжаться до самого утра. Иногда предмет научного спора оставался для меня загадкой, но с ними все-равно было интересно и весело. От скуки мы много пили и курили. Взятые из дома сигары давно закончились, и я перешел на армейские. Первое время я от них по ночам ужасно кашлял, но потом привык, как и к серой воде за бортом, пустым офицерским разговорам и хамству капитана Хала.

Дни сливались в недели и казалось, что наша дорога домой никогда не закончится. Я перечитал все, что мог, включая романы Моа и книги из библиотеки капитана, и перешел на старые газеты. Коньяк закончился, теперь офицеры пили вино и спирт, которого оставалось еще много. Все надеялись пополнить запасы спиртного и табака на «базе подскока», но выяснилось, что интендантов на ней недавно сменили, а новые еще не успели наладить контрабандное снабжение и торговлю, поэтому ничего кроме армейского рациона предложить нам не могли.

База была та же самая, на которой мы останавливались в прошлый раз. Все офицеры, измученные дальним плаванием, сошли на берег и разбрелись кто куда. Мы с Хотом и Моа сыграли несколько партий в бильярд, выпили в баре и погуляли по пристани, доктора лазили по скалам и любовались видом, морские офицеры закрылись в кают-компании «Великолепного» и о чем-то шептались. Перед самым отходом меня нашел Тар.

— Все нормально, — сказал он, — Орс не будет выдвигать обвинений. Вас он, конечно, не любит, но понимает, что правильный отчет всем облегчит жизнь.

— Трудно было?

— Не особенно. Никто не хочет допросов с пристрастием и очных ставок. Моя служба не самая вежливая в мире, да и последствия могут быть.

— А Рок? Боюсь, что разведка тоже захочет с нами пообщаться.

Тар кивнул. Наверно он уже думал об этом. Чем он занимал себя в походе, с кем сошелся, от кого отдалился? Может быть он вел на крейсере жаркие споры, а может быть все решилось, само собой. Не представляю, как лейтенант выдержал такой длинный переход в компании Орса и его подчиненных. Чтобы Тар не говорил о себе, как бы не строил из себя секретного агента, но он слишком много времени провел в десанте и на «синих» имел большой зуб.

— Думаю, он сделает все, что сможет. Побыстрее отчитаться и получить награду в его интересах.

Мы говорили громко, чтобы расслышать друг друга, рядом отчаянно шумели паровые краны. Все равно кроме нас на пристани никого не было.

— Наверно мы больше не увидимся. Так что, на всякий случай, прощайте.

Мы пожали друг руку руки.

— Прощайте Тар, — сказал я, — мне очень нравилось служить с Вами.

Лейтенант отдал честь, развернулся и пошел к сходням «Великолепного». Начал моросить мелкий дождик. Я смотрел ему в след и думал о том, что даже если нашу морину решат сформировать заново, то найти таких офицеров будет не просто.

В этот раз погрузку закончили засветло. Первым отчалил «Великолепный», следом наш десантный корабль. Первый раз за много дней Хал пожаловал на мостик и командовал сам. Его служба заканчивалась, впереди маячила скорая отставка и унылая жизнь на берегу. Ни о чем другом капитан думать не мог, а говорить об этом не хотел, поэтому сразу после того, как «база подскока» скрылась из вида, закрылся у себя в каюте и напился.

Вокруг опять был океан и, по утрам, серое небо сливалось с серыми волнами.

Мы приближались к родным островам и настроение у команды было приподнятое. Даже десантники, которых отправили драить палубу, сменили репертуар. Раньше за работой они пели заунывные песни о пропавших без вести моряках, а теперь все больше марши или любовные деревенские шуточные песенки.

Однажды во время прогулки я столкнулся на корме с Солом. Доктор жаловался на бессонницу, говорил, что просыпается рано и не может уснуть, поэтому по утрам его часто видели в кают-компании с чашкой кофе и неизменной трубкой. Снотворное он не пил принципиально. Обычно в ожидании завтрака он убивал время за игрой в шахматы с самим собой, но сегодня решил подышать воздухом.

— Доброе утро, — сказал Сол.

— Доброе утро.

Первый раз за последние несколько дней выглянуло солнце. Я радовался свежему ветерку и спокойному океану. Наш поход окончательно меня измучил и последнее время, от бесконечных дождей и сырости, стала болеть раненая нога. В ясную погоду я чувствовал себя прекрасно.

Мы встали у ограждения и закурили.

— Послушайте, Бур, — сказал доктор, — мне не дает покоя один вопрос.

— Какой?

Он почесал кончик носа, что означало крайнюю степень смущения.

— Вы можете ответить честно?

— Смотря, что за вопрос.

Мимо прошли матросы и на ходу отдали честь. Сол козырнул в ответ, я просто кивнул.

— Мне передали, о чем Вы говорили на совещании. Многие думают, что пленные варды интересуют Вас только, как заложники.

Я тяжело вздохнул. Похоже доктор опять собрался вести со мной душеспасительные беседы. Наверно Тар исповедовался ему перед уходом на «Великолепный» и все рассказал.

— Так в чем, собственно, вопрос?

Я давно уже понял, о чем хочет поговорить Сол, но не собирался упрощать ему задачу.

— Я думал, что Вы, и вправду, воспринимаете наших старых врагов, как союзников. Я надеялся, что Вы от чистого сердца простили вардов и собираетесь взять их с собой из сострадания. Поймите меня правильно, я не забыл войну и наших погибших товарищей, но искренне хочу верить в то, что старая вражда закончилась. Выходит, я ошибался? Для Вас они только заложники, разменная монета в большой игре? — спросил он.

Я подумал, что когда-нибудь Сол сойдет с ума. Невозможно быть одновременно офицером и священником. Несколько недель назад он готов был убивать заговорщиков, вардов и дикарей, и спал, не выпуская револьвера из рук, а сегодня пытается читать мне мораль. Я ничего не имел против священника, но доктор мне нравился больше.

— Вы хотите знать, почему я взял их с собой?

— Конечно.

— Зачем Вам это?

— Не скрою меня беспокоит их судьба, но еще больше меня беспокоите Вы, Бур.

Во время нашей прошлой экспедиции Сол признался в том, что состоит в тайном церковном ордене. Мы знали друг друга давно, вместе воевали, он всегда был хорошим врачом и надежным товарищем. Я так и не смог привыкнуть к его второй жизни и всякий раз сердился, когда доктор начинал бороться за мою душу. Собственно, его никто об этом не просил, но разрешение ему и не требовалось.

— Я не хотел оставлять на Диком острове ни одного цивилизованного человека, — ответил я, — мне все равно, что с вардами будет в столице. Отпустят их домой или посадят под замок, мне наплевать. Постарайтесь понять одно, чтобы я не сделал и не сказал, я спас им жизнь. Мне кажется, что этого вполне достаточно.

Сол остался не доволен ответом.

— Мы с Вами уже который раз говорим о людях, попавших в беду. Сначала это были наши десантники, оставшиеся на Диком острове, сейчас варды. И Вы каждый раз говорите мне, что ничего не собираетесь предпринимать для их спасения. Подумайте о том, что с ними может случиться в столице. Что было бы с нами на их месте?

Иногда Сол напоминал мне могучую крепостную стену. Каждый день на нее обрушиваются дожди и ураганы, а она стоит, как ни в чем не бывало, на зло стихии. Вера доктора в добродетель и прощение была непоколебима, но нуждались ли мы в ней? Кому нужна стена, которая никого не от чего не защищает? За ней некому прятаться, хотя она может поразить воображение случайного путника высотой и прочностью кладки.

— Неужели Вы не поняли зачем я повел заговорщиков за собой на поиски капитана Лоса? — раздраженно сказал я, — чтобы они кровью смыли предательство, смогли реабилитироваться и избежать суда. Неужели не понятно, что история с заложниками, это единственная возможность провести на наше судно вардовских гвардейцев? Никто в экспедиции не смог бы сделать большего для спасения этих людей.

— Послушайте… — начал доктор, но я не дал ему закончить.

— Я сделал для них все, что мог. Я не великий океан и не собираюсь заниматься судьбой каждого в отдельности. Пусть теперь адмиралтейство решает, что делать дальше.

Сол стоял с каменным лицом. Возможно мои слова прозвучали слишком грубо, но доктор должен понимать, что я вообще мог не отвечать на его вопросы. Устав давал мне редкую возможность не оправдываться ни перед кем.

— Послушайте, Бур, — неожиданно спросил Сол, — Вам не бывает страшно?

Что я мог ему ответить? Что иногда ночью просыпаюсь от странных звуков и мне кажется, что в каюте мелькают тени десантников, которых я когда-то отправил на верную смерть? Говорят, что в средние века священники торговали индульгенциями, и можно было приобрести официальную бумагу, которая прощала все грехи. У меня такой бумаги не было.

— Бывает.

Пока мы разговаривали моя сигара успела погаснуть, поэтому я достал спички и опять ее раскурил.

— Вы не хотели бы исповедоваться? — спросил Сол.

— Нет, — раздражение прошло, и я уже жалел о том, что резко говорил с доктором, — Вам, нет.

— Ну, — примирительно сказал Сол, — не обязательно мне.

— Для исповеди надо созреть. Я пока не готов.

Сол кивнул.

— Понимаю. Извините меня, наверно я был не прав. Но я все пытаюсь понять и не могу, — продолжал он, — что Вами движет? Вы говорите ужасные вещи, но при этом стараетесь делать добрые дела. Почему?

— Наверно, я хочу оставаться хорошим человеком.

Сол недоуменно посмотрел на меня.

— Не богом и не святошей, а просто нормальным человеком, — добавил я, — правда это не всегда получается.

На корме появился лейтенант Хот. Он улыбался и махал нам рукой.

— Смотрите господа, — сказал он, — чайки прилетели.

Мы одновременно повернули головы и увидели больших белых птиц, парящих над кораблем.

— Значит острова близко. Мы вернулись, господа.

Лейтенант еще раз махнул рукой, отошел подальше и облокотился о парапет.

Сол поправил фуражку.

— Наверно, если каждый захочет оставаться хорошим человеком, когда-нибудь мы придем к идеальному обществу.

Я презрительно фыркнул.

— Вы не верите в идеальное общество?

— Нет.

— Я знаю, что Вы консерватор, — сказал Сол, — но неужели у Вас никогда не возникает желания изменить окружающую действительность?

— Перестаньте доктор, — ответил я, — избавьте меня от проповедей. Я не собираюсь переделывать этот мир, у меня не хватит для этого ни знаний, ни любви. Я не думаю о других, я хочу спасти себя, насколько это еще возможно.

Чайки кричали и пикировали на корабль. Хот развернул принесенный с собой сверток и начал кормить птиц, подбрасывая в небо кусочки галет. Лейтенант радовался, как ребенок, когда чайки хватали их прямо на лету.

От разговора с Солом осталось странное ощущение. Казалось, что мы все время ходим вокруг до около, но так и не можем поговорить откровенно. С другой стороны, я уже устал доказывать одно и тоже. Возможно, занятый своими мыслями, он меня не слышал или я не мог подобрать нужные слова.

Наш поход подошел к концу. Корабль шел мимо знакомых островов и через несколько дней мы должны были оказаться в столице. Из моей морины назад вернулось 36 человек, почти половина. Признаться, на большее я и не рассчитывал. Гибель десантников, отправленных на поиски заговорщиков, целиком лежит на совести капитана Пуи. Взвод, сопровождавший меня, вернулся домой почти в полном составе.

Однажды вечером, когда я уже собирался укладываться спать, в дверь постучал Сол.

— Войдите! — крикнул я.

Дверь приоткрылась.

— Дежурный заметил маяк на острове Тоун. Не хотите посмотреть? Мы все идем на палубу.

За спиной доктора мелькнули взволнованные лица офицеров. Маяк — это ориентир, значит завтра утром мы причалим к берегу.

— Да. Хорошо. Идите, я Вас догоню.

Я уже знал о том, что столица близко. О времени прибытия Хал предупредил меня заранее, так что я еще днем собрал вещи и приготовился к любым неожиданностям. Прошлый раз меня арестовали прямо на причале и продержали в контрразведке до вечера.

Доктор аккуратно прикрыл дверь. Офицеры, свободные от вахты, собрались на палубе, через открытый иллюминатор я слышал взволнованные голоса.

Завтра все решиться. Осталась одна ночь спокойного плавания, а потом будут допросы, отчеты и подозрительные взгляды. Каждый раз возвращение из рейда превращается в кошмар. Даже мой друг и благодетель адмирал Крол, когда был еще жив, не мог защитить своего любимчика от унизительных проверок. А сейчас, когда адмирал упокоился на кладбище героев, меня с удовольствием распнут его старые противники. Память у штабных долгая.

Оставаться в каюте было невыносимо, поэтому я поднялся на палубу и присоединился к остальным. Вдалеке яркой точкой горел прожектор маяка.

Утро выдалось ясное. Погрузки не было, краны не гремели и на причале было тихо и безлюдно. Все офицеры собрались в кают-компании, многие отказались от завтрака, рассчитывая поесть дома или в столичных ресторанах. О своих дальнейших планах я имел весьма смутные представления, поэтому заказал салат, жаренную камбалу и кофе. Стюард принес тарелки и я, в одиночестве, принялся за еду. Если мне предстоит провести целый день в контрразведке, то хоть не на пустой желудок.

Когда судно пришвартовалось, нас посетил капитан Рок. Он отдал какие-то указания лейтенанту Хоту, просидел пол часа в каюте капитана, поговорил с офицерами и пришел в столовую выпить кофе.

— Доброе утро, — сказал он, усаживаясь рядом.

Стюард принес ему чашку и вазочку с печеньем.

— Дайте варенья, — попросил он и повернувшись ко мне, сказал, — умираю, хочу сладкого.

Я сидел в кают-компании, потому что делать мне было совершенно нечего, кофе в меня больше не лез, курить не хотелось.

— Сейчас Хот соберет всех десантников и поведет в казарму, Ваших людей временно прикомандировали к его морине, — сказал Рок, — а мы с Вами отправимся в адмиралтейство.

— Я арестован? — сухо спросил я.

Рок бросил на меня удивленный взгляд.

— Нет, какого черта? Вы совершенно свободны. Просто нужно поговорить и обсудить Ваш отчет.

Я кивнул.

Капитан макал печенье в вазочку с варением и ел. Когда он поднимал руку, капельки сиропа падали на гладкую столешницу.

— Расслабьтесь Бур, — сказал Рок с полным ртом, — все нормально.

Из адмиралтейства за нами прислали экипаж. Я погрузил свой чемодан и забрался следом, Рок был без багажа. Мы ехали по залитому солнцем городу и любовались видами. Народу на улицах было мало, добропорядочные граждане еще спали.

В экспедицию мы уходили весной, а сейчас в столице наступила осень. Желтые и красные листья на деревьях сверкали словно праздничные фонарики, было еще по-летнему тепло и на бульваре пахло жаренными каштанами.

— Люблю это время года, — весело сказал Рок, — а Вы? Вам, что нравится?

— После войны мне нравится любое время года, — ответил я.

— Да, что с Вами такое, — с наигранным возмущением спросил капитан, — мы вернулись живые и здоровые. Впереди новая жизнь, награды и звания.

Почему-то я не разделял оптимизма капитана, хотя в этот раз все было по-другому. После возвращения из прошлой экспедиции, меня везли под конвоем, а город я разглядывал через чугунные прутья решетки.

Нас пропустили в адмиралтейство со служебного входа. Рок сразу провел меня на второй этаж и оставил в коридоре.

— Подождите здесь, — сказал капитан, — нужно доложить начальству.

Я кивнул и сел на стул. Если пройти в боковой коридор и повернуть направо, то можно оказаться у дверей бывшего кабинета адмирала Крола. Раньше в приемной сидел Муки, а теперь, какой-нибудь другой юный выпускник академии предлагает посетителям кофе и печатает документы. Скорее всего тоже чей-нибудь родственник.

Раньше я заходил в адмиралтейство, как к себе домой, здесь служили друзья и боевые товарищи, но теперь все изменилось. Я прождал Рока около часа и не увидел ни одного знакомого лица, хотя мимо нескончаемым потоком шли посетители и штабные. Мелькали эполеты и коленкоровые папки, звенели придворные шпаги. Я чувствовал себя крошечным насекомым в центре огромного муравейника, и боролся с желанием встать и уйти. В конце коридора появился патруль, и я подумал, что это за мной, но гвардейцы прошли мимо.

Еще через пол часа ко мне подошел незнакомый лейтенант и спросил, — Вы супер-лейтенант Бур?

— Да.

Я встал.

Штабной был рыжий, он смешно щурился, разглядывая меня, видимо плохо видел, а очки оставил в кабинете.

— Меня прислал за Вами капитан Рок. Пожалуйста, следуйте за мной.

Мы прошли налево, свернули в потайной проход, замаскированный массивными бархатными занавесками и оказались на лестнице. Сразу стало очевидно, что Рока повысили. Раньше ему нечего было делать выше второго этажа. Если ему предоставили кабинет на третьем, значит теперь он, как минимум, шеф-капитан.

Здесь коридор был шире, ноги утопали в толстой ковровой дорожке и кабинетов было значительно меньше. У одной из дверей мой провожатый остановился и вошел в пустую приемную. Я последовал за ним. Было видно, что хозяева кабинета еще не успели обжиться на новом месте. Стульев явно не хватало, двери пустых шкафов были раскрыты, а на единственном столе громоздились папки и бумаги.

Лейтенант пересек комнату и постучал в массивную дубовую дверь.

— Войдите! — крикнул Рок.

— Вещи можете оставить здесь, — сказал адъютант.

Я поставил чемодан между столом и фикусом, и лейтенант впустил меня в кабинет.

Комната оказалась небольшой, но уютной. Посередине стоял большой стол, покрытый зеленым сукном и два стула, один для хозяина кабинета, другой для посетителя, в углу поместили шкаф для верхней одежды, а на стене темнело прямоугольное пятно, видимо раньше здесь висел чей-то портрет.

— Проходите Бур, — сказал капитан, — обживаюсь в новом кабинете.

— Поздравляю, — сказал я.

— Спасибо.

Рок сел и стал раскладывать на столе, какие-то папки.

— Садитесь, пожалуйста.

Я сел на стул и уставился на разведчика.

Рок оставил документы, поерзал, устраиваясь поудобнее, и потер руки.

— Ваш отчет принят. Никаких вопросов не возникло, так что можете быть спокойны. Скажите спасибо Тару. Если бы не он, Орс бы Вас утопил.

Все бумаги я оформил еще на Диком острове и сразу передал Року. У капитана было целых два месяца, чтобы их изучить и сделать соответствующие выводы. Возможно он добавил, что-то от себя, чтобы у начальства не возникло лишних вопросов.

— Здесь документы на отпуск, — сказал Рок, протягивая мне несколько листов бумаги, — можете отдохнуть два месяца, повидаться с семьей, а после прошу ко мне. Есть мысли сделать из Вас офицера разведки.

Не скажу, что сильно удивился. Я догадывался о том, что после всего случившегося Рок не захочет со мной расставаться. По сути, я оказался ему очень полезен. В карательной экспедиции, почти все, если не считать уничтожение речного лагеря, было сделано моими руками. И хотя официально я считался военным советником, но без моего участия он не добился бы таких хороших результатов.

Когда-то адмирал Крол назвал меня везунчиком и приблизил к себе. Мне поручали самые трудные задания, и я всегда выходил сухим из воды. Некоторые называли это везением, некоторые хорошей работой. Мое израненное тело и потрепанные нервы никого не волновали, кроме жены и лечащего врача. Значит сейчас моим везением решил воспользоваться капитан Рок.

— Я не уверен, что готов служить в разведке.

Рок хрустнул пальцами и уставился на меня.

— Что такое?

— После похода я очень плохо себя чувствую, — попробовал выкрутиться я.

— Ерунда. Вам дают отпуск. Отдыхайте и лечитесь.

Я встал.

— Послушайте, Рок. Я не хочу больше воевать. Я выдохся. Отпустите меня.

Капитан мигнул и полез в нагрудный карман за папиросами. Он достал пачку, но курить не стал, повертел ее в руках и отложил в сторону.

— Сядьте, — сказал он.

Я опустился на стул.

— Вы понимаете, что какие бы бумаги о неразглашении Вы не подписали, отпускать человека с Вашими знаниями никто не собирается? Вы не сможете отсидеться на своем крошечном островке.

Наверно он был прав. Наверно безопасность государства должна быть превыше всего, но я больше не желал иметь с адмиралтейством ничего общего, поэтому достал из планшетки листок и положил на стол.

— Что это? — не глядя спросил капитан.

— Прошение об отставке.

Рок кивнул, взял бумагу и разорвал на несколько частей.

— Я понимаю Вас, — сказал он, — но и Вы меня поймите. Мне необходим такой человек, как Вы.

— Я устал, Рок, — ответил я, — зачем Вам старая развалина?

Капитан задумался и забарабанил пальцами по столешнице. Пауза затягивалась.

— Давайте сделаем так, — наконец произнес он, — чувствую, что мы сейчас можем наговорить друг другу грубостей, а ссориться с Вами я не хочу. Погуляйте пару дней, отдохните, — он посмотрел на настольный календарь и перевернул несколько страниц, — и приходите ко мне в четверг к десяти утра. Мне надо многое Вам сказать господин супер-лейтенант.

— Хорошо.

Я встал и отдал честь.

— Разрешите идти?

Рок хмыкнул. Похоже, мой решительный вид его позабавил.

— Идите. Только имейте в виду, не один корабль, уходящий из столицы, не возьмет Вас на борт.

Я щелкнул каблуками и вышел в приемную.

Я решил избавить Рока от ненужных хлопот и остановился в той же гостинице, в которой прожил несколько дней после возвращения из прошлой экспедиции. Если капитан захочет меня найти, то это место он хорошо знает, когда-то мы провели здесь несколько часов, обсуждая подробности похода. Комната, которую я снимал прошлый раз, была занята и мне дали соседнюю, почти такую-же. Прямо из номера можно было выйти в маленький сад, где для удобства постояльцев, под кустом сирени, поставили маленький столик и скамейку.

Сил для прогулки у меня не было, поэтому я разложил вещи, принял душ, лег в постель и проспал до обеда.

Не знаю зачем Рок отпустил меня, возможно он хитрил и понимал, что сам еще не готов к серьезному разговору. В любом случае, эти два дня я собирался провести с пользой, хорошо отдохнуть и набраться сил. Первым делом я зашел на почту и написал жене и брату, а потом отправился в старый город, нужно было купить сигар и разные мелочи. Деньги у меня были, поэтому я решил не экономить на еде и развлечениях.

Старый город мне не понравился. Оказалось, что во время моего отсутствия, городские власти решили облагородить столичную достопримечательность и издали несколько нелепых указов. С улиц исчезли торговые палатки и стулья, на которых раньше могли отдохнуть уставшие прохожие. Часть старинных фасадов обновили и покрасили, стерев налет древности, так привлекавший туристов. В некогда тихих и уютных кварталах стало просторно и шумно. В погоне за комфортом горожане потеряли уникальную атмосферу этого места. Я ходил по старым улицам и не узнавал их.

Столица поразила меня. После влажной духоты Дикого острова и тесной корабельной каюты я оказался среди яркого, нескончаемого карнавала. По улицам гуляли нарядные обыватели, в синематограф стояли длинные очереди, казалось, что ресторанов и различных увеселительных заведений стало в два раза больше. Город распух от денег, красивых женщин, богачей в белых костюмах и ярких автомобилей. Казалось, что он может не выдержать всей этой суеты, веселья и ежедневного праздника, и лопнуть, как перезревший арбуз.

Я вернулся в гостиницу поздно вечером, заранее заказал завтрак в номер и попросил горничную принести утром газеты за последний месяц.

Ночью я никак не мог заснуть и задремал только с рассветом, поэтому, когда горничная принесла завтрак, даже не успел одеться. Пока она сервировала столик в саду, я привел себя в порядок и вышел на воздух.

Погода была хорошая, светило солнце, и я с удовольствием пил кофе и читал старые газеты. То, что писала столичная пресса казалось мне полной чушью. Во-первых, журналисты радовались тому, что по новому приказу адмиралтейства упразднялась цензура, зато за выступление против власти вводилось уголовное наказание. Лично я ничего хорошего во всем этом не видел, просто потому что одно взаимно исключало другое. Получалось, что даже без цензуры, ты не мог говорить и писать все, что вздумается. Во-вторых, почти в каждой газете писали о разоблачении шпионов и государственных изменников. Раньше такого не было и трудно было поверить в то, что после подписания мирного договора, все скопом бросились предавать родину. Одним словом, газеты меня не порадовали. Мир, который я знал, менялся. Я никогда не ждал ничего хорошего от власти, но раньше она хотя бы играла в понятные игры. С каждой прочитанной статьей, с каждой страницей, я убеждался в том, что единственная возможность сохранить здравый рассудок и чистую совесть, это сбежать из столицы и из армии, и больше сюда не возвращаться.

Я знал, что Эн не поймет меня. Красивая жизнь все время манила ее и то, что сейчас представлялось мне кошмаром, было ее заветной мечтой. Мне предстоял выбор, принести себя в жертву ради семьи и поступиться своими принципами или настоять на своем. Отставка пугала меня. Скорее всего я сразу лишусь пенсии, а существенных сбережений у нас нет, денег хватит от силы месяца на три-четыре. С работой на острове Хос всегда было плохо. Отказавшись от предложения Рока, я рисковал пополнить армию безработных. Когда тебе 20 лет кажется, что все пути открыты и можно заняться любым делом, например, стать рыбаком или плотником, но в 36, когда болит все тело, понимаешь, что некоторые профессии уже не по зубам. Я боялся неизвестности и разговора с женой. Где найти нужные слова? Как объяснить родным, что вторая экспедиция стала последней каплей, переполнившей чашу моего терпения? Наверно со стороны могло показаться, что я делаю большую глупость, отказываясь от заманчивого предложения. Но вчера, в адмиралтействе, я словно застыл на краю зловонной трясины и понял, что если сделаю шаг, то уже из нее не выберусь.

Два дня пролетели незаметно. В четверг к десяти часам утра я пришел в адмиралтейство, оформил пропуск и прошел на третий этаж в уже знакомую приемную. Рыжий лейтенант навел здесь порядок и разложил папки по шкафам. Он приветливо встретил меня и сразу пустил к капитану.

При моем появлении Рок встал, вышел из-за стола и пожал мне руку. Обычно подобные проявления дружеской симпатии были ему не свойственны.

— Садитесь, — капитан указал на стул и вернулся на свое место.

Видимо он был очень занят, на столе лежали, какие-то бумаги, увеличительное стекло и стояла пустая чашка из-под кофе.

— Как отдохнули?

— Хорошо, спасибо!

Капитан уставился на меня, пытаясь понять говорю ли я серьезно.

— Ну, ладно, — наконец сказал он, — будем считать, что Вы отоспались и набрались сил. Итак, Вы будете служить под моим началом?

— Нет.

Казалось, Рок совсем не удивился моему ответу.

— Почему? Командир не нравиться?

— Дело не в Вас. Поймите, я не могу оставаться в армии. В сущности, я сугубо штатский человек, который попал на войну случайно и задержался на ней не по своей воле. Армия никогда не была моим призванием.

Капитан задумался, встал и прошелся по комнате, заложив руки за спину. Наверно ему, кадровому офицеру, было трудно меня понять.

— Думаю Вы сильно удивитесь, тому, что я сейчас скажу.

Он остановился у окна и повернулся ко мне.

— Случается, что люди, которые живут своей маленькой мирной жизнью, попадают в ужасные обстоятельства…

— Вы имеете в виду войну?

— Да. Так вот, эти люди открывают в себе неожиданные стороны характера и становятся, как бы это сказать, совсем другими, их сущность меняется. Вы созданы для войны, Бур. Это Ваше призвание, Ваша профессия. Это то единственное, что Вы делаете по-настоящему хорошо.

Никогда бы не подумал, что Рок может такое сказать. Мне он всегда казался человеком простым и конкретным. Если бы подобные философские кружева наплел доктор Сол, я бы не удивился, но от разведчика я ожидал чего угодно, только не этого.

— Не могу сказать, что Ваши слова мне польстили, — осторожно сказал я, — Вы хотите сказать, что я хорошо убиваю людей?

— Нет, — быстро сказал Рок, — я говорю о другом. Мне надоели бездушные солдафоны, которые только и могут, что слепо выполнить приказ. Никто не думает о последствиях, никого не интересуют потери. Вы знаете, что я далеко не святой, и могу, не моргнув глазом, отправить на тот свет целую морину, если это нужно для дела. Но даже меня иногда ставят в тупик действия наших офицеров. Я не хочу работать с такими, как Пуи, который, по глупости, угробил целый отряд.

Признаться, я не верил капитану. Мы знали друг друга слишком давно, и я отдавал себе отчет в том, что Рок хороший психолог. Его яркая речь, наверно могла бы сбить с толку молодого лейтенанта, но было время, когда меня обрабатывали специалисты посерьезней. И дело даже было не в том, что он обманывает меня. Возможно капитану я действительно нравлюсь, и он хочет, чтобы я служил под его началом, но нужно ли все это мне?

— Я больше не могу. Не хочу отдавать приказы и вести за собой людей. Нашим отрядом, в бою у брода, командовал Тар, потому что к тому моменту я уже спекся. Дикий остров доконал меня.

Рок нахмурился и вернулся к столу.

— Все это лирика. Я понимаю, что Вы устали, но для этого существуют врачи и курорты. Дело в другом, Бур. В чем? Вы не верите совету адмиралов или не хотите воевать за свою страну?

Я хотел ответить, но он предостерегающе поднял руку.

— Я не провоцирую Вас и не допрашиваю. Мне нужен честный ответ. Будьте спокойны, этот кабинет не прослушивается, — он сделал короткую паузу, а потом быстро добавил, — пока.

— Вы задаете слишком сложные вопросы, — сказал я, — возможно я и ответил бы на них, только не здесь.

— Все-таки считаете меня провокатором? Не хотите говорить?

Рок улыбнулся. Он подначивал меня, пытался втянуть в игру. Сейчас капитан больше всего походил на кадета второкурсника, который пытается навязать новичку первогодку фехтовальный бой. Я понимал, что просто так он не отвяжется, значит нужно было держать себя в руках и постараться обойти острые углы.

— Я два года защищал свою родину, получил много наград и дослужился до командира морины. Меня не в чем упрекнуть. Верю ли я людям, которые, не моргнув глазом, посылали на смерть десятки тысяч? Не верю. Вы прекрасно знаете сколько было бездарных адмиралов, сколько было заведомо провальных операций.

В моих словах не было ничего крамольного, за время войны многих высокопоставленных военных разжаловали за допущенные ошибки. Я мог назвать имена этих людей.

— Их наказали, — сказал Рок, — отстранили, лишили званий и наград.

— Возможно. Но я боюсь оказаться под началом такого опасного безумца. Он прикажет Вам, Вы мне, а я вынужден буду делать бессмысленные и ужасные вещи.

Рок закурил и откинулся на спинку стула. Куда-то делся его серебряный портсигар и папиросы он доставал из обычной пачки.

— Странный у нас получается разговор, — задумчиво сказал капитан, — мне кажется, что Вы лукавите и не хотите ответить честно.

Я ухмыльнулся.

Рок выпустил облачко дыма, оторвал зубами кусочек промокшего бумажного мундштука и бросил его в корзину для бумаг.

— Боитесь, что я сдам Вас в контрразведку?

Не дождавшись ответа, он встал и громко сказал, — ненавижу адмиралтейство!

Я улыбнулся.

— Видите, теперь нас арестуют вместе, — сказал Рок.

В сущности, я всегда к нему хорошо относился. Капитану нужны были ответы, но в состоянии ли он понять, почему я отказываюсь от блестящего будущего?

— Поймите, я не хочу больше убивать людей или посылать их на смерть, ни своих, ни чужих.

— Вардов пожалели?

— И их тоже.

Рок хотел возразить, но я поспешил закончить свою мысль.

— Я понимаю, что существуют интересы государства, ради которых можно совершать любые поступки. Совершайте, я согласен с тем, что цель оправдывает средства, только меня в это больше не впутывайте.

Капитан хмыкнул и затушил папиросу.

— Вы уже замазаны по самую макушку. Неужели хотите после смерти попасть в чудесную подводную страну, где русалки подносят вино, а рыба сама прыгает на сковородку?

Я никогда не был ханжой, но шуток на тему религии не любил. В любом случае, не стоило капитану лезть мне в душу.

— Хочу, но вряд ли получиться.

— Значит, по-Вашему, кто-то другой должен делать за Вас грязную работу?

За годы службы, я достаточно сделал для него и для таких, как он — бесчувственных, самоуверенных, убежденных в своем великом предназначении и в своей несомненной правоте.

— Для каждого дела нужны подходящие инструменты, — ответил я, — оставьте в покое нормальных офицеров — меня, Сола, Хала. Найдите тех, кто с радостью пойдет за Вами.

Рок от души рассмеялся.

— Все еще верите в людей?

Отсмеявшись, он подвинул ко мне увесистую папку.

— Смотрите. Это доносы на Вас.

Он развязал тесемки и достал несколько листов исписанных разными почерками.

— Вот это от лейтенанта Хота, вот это от капитана Хала, вот это от вашего любимого доктора Сола.

Он протянул мне бумаги.

— Полюбуйтесь. Вот они Ваши хорошие офицеры, Ваши друзья. Все здесь. Вы думали, что доктор заботиться о Вашей душе, а он, по моей просьбе, пытался Вас расколоть.

Я знал, что Рок не любит запах сигар, поэтому вытащил из кармана, купленный накануне, кожаный хьюмидор, достал одну и раскурил.

Капитан поморщился, но ничего не сказал. Он все еще протягивал мне пачку доносов, но брать их я не собирался.

— Какая у Вас отвратительная привычка, — наконец сказал он, пряча бумаги обратно в папку.

— Не верите мне? — спросил Рок, — думаете я подделал эти бумаги?

— Верю.

— Тогда почему Вы так спокойны? Неужели знали или догадывались?

Мне надоел этот разговор. Не важно подслушивали нас или нет. В конце концов, если меня захотят обвинить в измене их ничто не остановит.

— Скажите, Рок, Вам самому не противно? Когда-то за подобную бумажку могли вызвать на дуэль, а сейчас офицеры сами с радостью несут Вам эту гадость. Но стоит ли их в этом винить? Это Вы сделали их такими, ваша проклятая система. А я так давно общаюсь с офицерами адмиралтейства, что потерял способность удивляться. Говорите сразу, что Вы приберегли напоследок, может быть доносы от моей родни?

Рок с интересом разглядывал меня. Я думал, что после таких оскорбительных слов он начнет действовать, расшумится или вызовет патруль, но капитан молчал.

Я смотрел на него и курил.

— Нет, — сказал он, — доносов от Ваших родных у меня нет.

Если бы Рок раскричался, наверно я бы не сказал ему все, что хотел.

— Вас все еще забавляет моя вера в людей? Я знал, что никто из моих близких никогда не донесет на меня. А Вы уверены в своих?

— Но ваши друзья… — начал капитан.

— Значит такие друзья, — перебил я, — значит мое решение правильное.

Я положил сигару в пепельницу, встал и поправил фуражку.

— Вы просили ответить честно, извольте, — продолжал я, — меня тошнит от адмиралтейства, от устава, от тупых адмиралов, которые пропихивают на хорошие должности своих сынков-недоумков. Я хочу вернуться к семье, чтобы воспитать детей настоящими людьми, чтобы они не верили пустым обещаниям и красивым словам, чтобы думали своей головой и сопротивлялись системе изо всех сил.

Рок кашлянул, налил из графина немного воды в стакан и выпил.

— Смело, — сказал он, — яркое выступление, только вот аплодисментов не будет.

Я молча ждал продолжения.

— Значит отказываетесь служить?

— Отказываюсь.

Странное дело, я видел, что капитан совсем не обиделся. Казалось он заранее знал, что я отклоню его предложение.

— А если война?

— Если война, Вы меня и спрашивать не будете, призовете и все.

— Не просто призову, а сам за Вами приеду.

Рок говорил очень серьезно. Неужели ему, что-то известно? Последняя война закончилась всего несколько лет назад, только безумцы могут решиться на то, чтобы развязать новую.

— Вы думаете скоро начнется?

Рок с ненавистью, словно ядовитую змею, раздавил мою сигару в пепельнице, достал платок, вытер пальцы и выбросил его в корзину для бумаг.

— Обязательно. Вы ведь не один такой совестливый. Многим не нравиться то, что у нас происходит.

— В армии?

— И в армии, и в государстве. А знаете, какое самое лучшее средство от народного недовольства? Война. И так считают здесь, — Рок ткнул пальцем в потолок, намекая на совет адмиралтейства, — и там, у вардов. Так что, либо они первые начнут, либо мы. Готовьтесь, Бур, скоро громыхнет.

Наши взгляды встретились.

— Знаете, Рок, если бы я мог это остановить, я бы остался. Но не Вы, не я не сможем…

— Хватит, — прервал меня капитан. Он встал и поправил портупею.

— Господин супер-лейтенант, адмиралтейство больше не нуждается в Ваших услугах. С этого момента Вы офицер запаса. Все необходимые документы Вы получите завтра в канцелярии. Не смею больше задерживать.

Я отдал честь и вышел. Рыжий адъютант вежливо привстал, но провожать меня не стал.

Билетов на остров Хос не было, и мне пришлось задержаться в столице еще на несколько дней. Я терпеливо ждал парохода, жил в гостинице, обедал в центре, вечерами прогуливался по бульвару. В старый город меня больше не тянуло.

Рок ничего не стал предпринимать и отпустил меня с миром. Это было странно, но думать о том, почему штабной офицер поступил так, а не иначе, не хотелось. В канцелярии со мной были очень любезны, выдали премию и заставили подписать кучу бумаг о неразглашении.

За время, проведенное в столице, меня никто не навещал, хотя многие знали мой адрес. Признаться, я был этому рад, потому что совершенно не представлял, как себя вести с бывшими друзьями, после того, что мне рассказал Рок. Самое удивительное, что я совершенно не злился на Сола. Видимо его старания не прошли даром, я научился прощать.

Сын Бада отказался встречаться со мной. Я поговорил с его родственниками, передал награды и деньги, револьвер они не взяли. Им было все равно, что случилось с Бадом, казалось они даже обрадовались, узнав, что непутевый зять наконец ушел из их жизни.

Вечером третьего дня, когда я вернулся с прогулки, горничная передала мне записку.

Я развернул клочок бумаги, вырванный из линованной ученической тетради. Неровным почерком там было написано следующее: «Знаю, что пароходов до острова Хос нет. Собираюсь в Ваши края, могу подбросить. Если не боитесь идти под парусом, приходите завтра в адмиральскую бухту к 8 часам утра. Хал»

Я не стал долго раздумывать, расплатился с хозяином и на следующее утро отправился на встречу с капитаном.

Вся бухта была заполнена яхтами. Когда я вылез из фиакра уже рассвело. От белых парусов и начищенных до блеска медяшек слепило глаза. В этот ранний час на причалах было мало народа, в основном работники порта. Я совершенно не представлял, где буду искать Хала, но пока я растерянно озирался, он сам меня нашел.

Капитана все-таки выгнали с флота с акульим билетом. Орс не сумел навредить мне, но отыгрался на нем. Халу назначили маленькую пенсию и отправили в отставку. Жить на родительской вилле капитан не захотел и ближайшие несколько месяцев собирался провести на собственной яхте, перевозя пассажиров и какие-то таинственные грузы.

— У меня связи в каждом порту, так что пусть попробуют поймать, — гордо заявил он, забирая мой чемодан, — из меня получиться отличный контрабандист.

Яхта была маленькая и мне выделили крошечную каюту, в которой поместилась только койка и столик.

— С Вас двадцатка, — сказал Хал, когда я разложил свой багаж и поднялся на палубу.

— Почему так дорого? — удивился я.

Конечно я понимал, что бесплатно он меня не повезет, но за двадцать монет можно было взять на пароходе каюту второго класса.

— Извините, — сказал Хал. — команде надо платить.

Я с сомнением оглядел двух, заросших черной бородой, бандитского вида матросов.

— Какого черта? За такие деньги можно взять нормальную каюту.

— Ерунда, — ответил Хал, — Вы мне должны за то, что я доставил Вас без приключений на Дикий остров и обратно. Если бы не эта чертова экспедиция, я бы еще служил и служил.

— Ничего я Вам не должен, — не сдавался я, — Вы вообще всю дорогу на меня доносы писали.

Хал прищурился и почесал затылок, сдвинув на лоб, видавшую виды, капитанскую фуражку.

— Меня заставили, — проворчал он, — я написал всего два доноса и кстати расписал Вас настоящим героем.

— Десятка.

— Пятнадцать и бутылка коньяка.

— По рукам.

Мы приняли на борт еще одного пассажира и вышли в океан. Ветер был попутный. Я смотрел на сверкающие на солнце шпили старинных храмов, на развевающиеся на ветру флаги дворянских домов, на гранитные набережные и улыбался. Слишком много было связано с этим городом, но я покидал его без сожаления. Моя служба закончилась, все что недавно казалось таким важным: заносчивые адмиралы, разведка и контрразведка, заговоры и интриги; осталось за бортом.

Когда мы прошли маяк, я размахнулся и выбросил за борт револьвер Бада.

— Что это Вы там делаете? — спросил Хал.

— Избавляюсь от балласта.

Хватаясь за леера, капитан подошел ко мне.

— Долго Вас допрашивали в адмиралтействе?

— Нет, — ответил я, — в этот раз обошлось.

— Что говорят, война будет?

Я молча кивнул.

— Скоро?

— Говорят скоро.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал Хал, снял фуражку и помахал над головой. Над нами кружили чайки и пронзительно кричали.

— Эгей! — закричал он, — пошли к черту! Надоели!

Капитан стоял лицом к берегу и было совершенно не понятно, к кому относились его слова к птицам, парящими над яхтой или к зданию адмиралтейства, которое отсюда было хорошо видно.

 

Далекие острова. В чужих краях

Самодельные факелы давали мало света. На заброшенном складе было холодно и сыро, сверху с потолка падали тяжелые ледяные капли. Чтобы добраться сюда, нам с Халом пришлось, почти в полной темноте, долго плыть по узкому тоннелю. Капитан светил потайным фонарем, а я отталкивался веслом от каменных стен, направляя лодку. Центральные острова были пронизаны системой потайных тоннелей и подземных рек. Знали о ней только сотрудники секретной службы и, конечно, контрабандисты. Последние два года я много времени проводил в подобных местах. Трудно было поверить в то, что заброшенные причалы, затопленные штольни, в которых прятали товар, и потайные гроты, станут для меня, бывшего высокопоставленного офицера Содружества Свободных Островов, родным домом.

В неровном свете факелов, мы перетаскивали на судно контрабандный груз и наши тени, словно летучие мыши, метались по стенам тоннеля.

— Пошевеливайтесь, Бур, — ворчал Хал, — медлить нельзя.

Мы с капитаном, с трудом, тащили по проходу длинный деревянный ящик.

Он был последним из партии и наверно от этого казался самым тяжелым. Девять ящиков мы уже погрузили в старый рыбачий баркас. В этот раз Хал задумал, что-то совершенно секретное и вместо собственной яхты пригнал старую, неприметную посудину.

— Давайте передохнем, — сказал я, — не могу больше.

Мы опустили ящик на каменный пол и уселись сверху.

Капитан достал из кармана пачку папирос и протянул мне.

— Нет, спасибо, — я покачал головой, — не хочу.

Хал закурил.

— Надо было помощников нанять, — сказал я.

Ящики были очень тяжелые и к концу погрузки я совершенно выбился из сил.

— Нельзя. Никто кроме нас не должен знать об этом грузе. Зато, если выгорит, — Хал потер переносицу, — год можем не работать.

— Так и не скажете, что в них, — спросил я, легонько стукнув по крышке.

— Вы, что маленький, — удивился Хал, — никогда раньше таких ящиков не видели? Оружие мы грузим, что же еще.

Я присвистнул.

— Поэтому попадаться нам никак нельзя. Если накроют, придется отстреливаться. Револьвер, что я на днях принес, с Вами?

Вместо ответа я достал из кармана старый армейский Ройс и сунул ему под нос.

— Хорошо, я тоже вооружен.

Еще каких-нибудь три года назад я пришел бы в ужас от одной мысли, что мне, возможно, придется вступить в перестрелку с ночной стражей, но сейчас я был совершенно спокоен.

— Вставайте, — сказал Хал и выбросил окурок в темноту, — надо заканчивать.

Мы с трудом дотащили ящик до причала и решили немного отдышаться перед погрузкой.

Неожиданно, с воды, нас ослепило мощным прожектором и чей-то голос рявкнул, — всем оставаться на своих местах! Сопротивление бесполезно!

Грозное эхо отразилось от стен и пошло гулять по тоннелю.

Хал застыл с открытым ртом, а я скатился с ящика, достал револьвер и высунулся, стараясь разглядеть людей на катере.

— Сдавайтесь, а то откроем огонь!

— Бросьте револьвер, — прошипел Хал, от его боевого задора не осталось и следа, — бросьте.

— Сдаемся, — закричал он, — не стреляйте!

Я отбросил револьвер в сторону, он ударился о каменный пол и соскользнул в темную воду. И хорошо. Хал мог раздобыть его, где угодно, и мне совершенно не хотелось, чтобы на следствии выяснилось, что за этим оружием тянется кровавый след.

Катер медленно подходил к берегу.

— Мы ничего не знаем о грузе, — тихо, чтобы услышал только я, сказал Хал, — нас наняли доставить его на один из островов. Мы просто курьеры.

Борт катера чиркнул по камню и один из стражников спрыгнул на причал.

После допроса нас отвели в камеру. В узком, вытянутом помещении было сыро, от спертого тяжелого воздуха кружилась голова. Мне показалось, что наши ответы мало интересовали лейтенанта городской стражи. Все, что мы могли сказать в свое оправдание, ему было известно наперед.

— Сдали нас, это точно, — сказал Хал, когда за нами захлопнулась тяжелая дверь, — они все знали заранее и специально дали нам погрузить ящики, чтобы самим не возиться.

— Да, какая теперь разница, — сказал я, подтянул галифе и опустился на скамейку.

При аресте у нас отобрали ремни, поэтому штаны все время норовили съехать вниз.

Похоже в этот раз мы крепко влипли. За контрабанду оружия можно было получить лет десять каторжных работ. Конечно у Хала были определенные связи и, возможно, в другой ситуации, мы смогли бы откупиться, в последние годы коррупция рассвела буйным цветом, но сейчас у нас это вряд ли получиться.

Я прислонился к стене и закрыл глаза.

Когда два года назад Хал навестил меня на острове Хос и предложил заняться контрабандой, я был на грани самоубийства. Эн давно развелась со мной, жила в столице и была счастлива с новым мужем, дети выросли и разъехались кто-куда. Тэм не послушался родителей и подавать документы в университет не стал. Он поступил в юнкерское училище, потом закончил курсы младших командиров и отправился на один из северных островов служить в чине штаб-сержанта. Три года назад ему присвоили звание моринер-лейтенанта. Ада вышла замуж и переехала на другой остров. Молодожены обосновались далеко на востоке, поэтому мои письма шли месяцами и часто не удостаивались ответа. Я жил с семьей брата, перебивался случайными заработками и всерьез подумывал о том, чтобы приставить к виску абордажный пистолет.

Нас еще три раза вызывали на допрос, вместе и по одиночке. Вопросы задавали одни и те же, не били и не угрожали. Я подумал, что следователя вообще не волнуют наши ответы, казалось он чего-то ждал и поэтому не брался за нас всерьез.

Целыми днями мы сидели или лежали на лавках, или меряли шагами свою темницу. Курево закончилось в первый же день, а новых папирос раздобыть было негде. Хал попробовал было договориться с надзирателем, но из этого ничего не получилось.

На четвертый день нас перевели в другую камеру. Она была просторней, вместо глухой двери здесь была решетка и караульный мог круглосуточно наблюдать за нами. Хала это раздражало, и он часто затевал бессмысленную перепалку со стражником. Я впал в какое-то странное оцепенение, казалось все, что происходило, не имело ко мне никакого отношения. Арест, предстоящий суд и наказание совершенно не занимали меня.

Кормили три раза в день. Еда была невкусной, зато ее было много. В обед нам наливали полный котелок жидкого супа, на ужин давали, выловленные из него же водоросли, а на завтрак остатки того-же вчерашнего супа.

На пятый день к нам пришел посетитель. Когда в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, я лежал на лавке и дремал. Надзиратели ходили по-другому, обычно они никуда не спешили, к тому же звук от топота тяжелых, кованных сапог был совсем другой. Эти шаги были легкие, словно к нашей камере шла женщина или человек маленького роста. Я сел и уставился на решетку.

— Кажется, к нам посетитель.

Хал встрепенулся и тоже сел.

Газовый рожок мигнул, и я увидел у решетки, какого-то человека в пальто и широкополой шляпе. Последнее время зрение стало меня подводить, поэтому я наклонился вперед и прищурился, разглядывая незнакомца.

— Идиоты, — услышал я знакомый голос, — жалкие старые идиоты.

Перед дверью нашей камеры стоял капитан Рок. Он сильно высох и постарел, но вид все еще имел бравый.

— Старые, глупые идиоты, — повторил он, развернулся на каблуках и ушел.

— Кажется это был Рок? — удивленно спросил Хал.

За последние 13 лет я видел старых знакомых всего два раза. Однажды ко мне заехал в гости доктор Пор, он проходил мимо острова Хос на торговом судне и воспользовался короткой остановкой, чтобы меня навестить. В другой раз, на причале, я случайно столкнулся с лейтенантом Хотом. Он переезжал вместе с семьей к новому месту службы. Мы коротко поговорили в ожидании парохода, выпили по кружке пива и расстались хорошими друзьями.

Доктор Сол прислал мне два письма. В одном поздравлял с Новым годом, в другом изливал на меня, какую-то миссионерскую белиберду. На второе письмо я не ответил.

Все эти годы я получал весточки от Хала. Писать он не любил, поэтому просто присылал мне открытки с подписью. Я отвечал тем же. Когда два года назад, грязный и окровавленный, он постучал в мою дверь и попросил о помощи, я ни минуты не колебался. Неделю он отлеживался на моем диване, а потом мы вместе вышли в море.

Появление капитана Рока вывело меня из состояния полной прострации. Всякий раз, когда этот человек возникал в моей жизни, обязательно происходило что-нибудь интересное. Мы долго обсуждали с Халом этот неожиданный визит, но так и не пришли к единому мнению. Капитан считал, что разведчик здесь оказался случайно, например, зашел в тюрьму по своим гнусным секретным делам, я же считал, что Рок специально разыскивал нас.

Прошло еще два дня. Жизнь в камере становилась невыносимой. В дальнем походе нетрудно мириться с недостатками друг друга. На корабле всегда есть возможность, хотя бы не на долго, закрыться в собственной каюте. Но здесь, в четырех стенах, совершенно некуда было деваться от недовольного ворчания Хала и бесконечных жалоб на отсутствие табака и выпивки. К тому же, не особенно аккуратный от природы, капитан пренебрегал элементарными средствами гигиены, поэтому я даже обрадовался, когда нас обоих вызвали на допрос. Визит к следователю был единственной возможностью глотнуть свежего воздуха.

Конвоир открыл решетку и провел нас на второй этаж. Охрана была усилена, в коридоре дежурили вооруженные стражники, но в любом случае, о побеге мы не думали. Нас провели в комнату следователя и оставили одних. Хал сразу прошел к столу, взял из пепельницы окурок и закурил.

— Перестаньте, капитан, — сказал я, — это отвратительно.

— Бросьте, Бур, — ответил он, жадно затягиваясь, — бесчеловечно держать курящего человека без табака. Я воспринимаю это, как пытку, как ущемление личных прав и свобод. К тому же я не брезглив.

Минут через пять открылась дверь и в комнату вошел капитан Рок. На нем было все то же, видавшее виды, потертое пальто, шляпу он держал в руке. Сейчас, при дневном свете, мне удалось лучше рассмотреть старого знакомого, разведчик полысел и казалось стал меньше ростом.

— Добрый день, господа, — сказал он.

— Здравствуйте, Рок. Рады Вас видеть, — ответил я за двоих.

— Долго говорить не будем, — сказал капитан, — как Вы здесь оказались я знаю. Вы понимаете, чем эта история может для Вас закончится?

— Понимаем, — сказал я.

— Хорошо, — Рок достал из кармана какую-то бумагу и сунул мне под нос, — подпишите это. Только быстро, времени на раздумья у Вас нет.

Терять нам с Халом было нечего, поэтому я взял перо, обмакнул его в чернильницу и, не глядя, подписал документ. Хал сделал тоже самое.

Рок сразу свернул бумагу и убрал в карман.

Через несколько минут вошел следователь. Казалось, он совсем не обрадовался присутствию Рока, не поздоровался и недовольно поджал губы.

— Итак, господа, — сказал он, обращаясь к нам с капитаном, — я считаю, что Вы обычные контрабандисты, о чем составлена соответствующая бумага. Я буду рекомендовать суду отправить Вас на каторжные работы сроком на 12 лет, в виду особой опасности Вашего груза.

Чиновник на мгновение замолчал и обвел нас суровым взглядом.

— Вот этот господин, — следователь указал на Рока, — утверждает, что на самом деле Вы секретные агенты, которые под видом контрабандистов участвовали в операции. Вот только никаких доказательств он привести не может. Итак, скажите по совести, Вы действительно агенты?

— Да, — соврал я.

— А, Вы, — спросил он у Хала.

— Разумеется.

— Значит мне стоит поверить Вам на слово? — следователь усмехнулся.

Он явно издевался над нами. В этом не было ничего удивительного, для него мы обычные арестанты, контрабандисты, пойманные с поличным, но Рок совсем другое дело. Никто из военных никогда не позволил бы себе такого тона в присутствии офицера разведки. Сытая жизнь без войны создавала у обывателя иллюзию прочного мира, в котором все понятно, незыблемо и предсказуемо. Репрессии, жесткий контроль секретных служб и быстрые расправы с саботажниками давно ушли в прошлое. Видимо, следователь считал себя здесь полновластным хозяином. Зная Рока много лет, я догадывался, что заносчивого дознавателя ждет неприятный сюрприз.

— Нет нужды, — резко сказал Рок, достал из кармана, только что подписанную нами бумагу, и протянул ее следователю, — этот документ подтверждает наши слова.

Тот внимательно прочитал соглашение, и даже осмотрел его со всех сторон.

— Странно, — сказал чиновник, — кажется здесь даже чернила еще не высохли. Неужели Вы думаете, что я выпущу из-под стражи закоренелых преступников на основании сомнительной бумажки? Придется отправить официальный запрос.

Рок скрипнул зубами.

— Сколько придется ждать ответ?

Следователь улыбнулся.

— Недели две-три. Но ведь Вашим друзьям, все-равно, некуда спешить.

Для Рока это было уже слишком. Я видел, как капитан побледнел. Он сделал

шаг вперед и, оказавшись вплотную к следователю, неожиданно рявкнул.

— Ты мне спектакли тут будешь разыгрывать, чиновничья морда!?

Хорошо, что прямо за дознавателем стоял стул, потому что, не ожидая такого напора, бедолага отшатнулся и сел.

— Тебе, что надо персональный приказ из адмиралтейства?! Зажрались тут! Заигрались в начальников!

— Позвольте, — попробовал протестовать следователь.

— Молчать! — оборвал его капитан.

— Вот бумага со всеми печатями, — Рок сунул ему под нос документы, — вот мой рапорт и расписка в том, что я, под свою ответственность, забираю этих людей. Хочешь поспорить?! Хочешь посоревноваться в остроумии?!

Дверь приоткрылась, мелькнуло взволнованное лицо дежурного.

— Господин следователь, у Вас все в порядке?

— Дверь закрой, — прорычал Рок, — работает секретная служба!

Следователь сидел совершенно красный, даже уши налились кровью и сверкали словно фонари. Он далеко продвинулся по службе, имел серьезных покровителей и никогда, никому не позволял говорить с собой в таком тоне. К тому же чиновник был около двух метров ростом, а разведчик не доставал ему даже до груди. Но сейчас, этот властный, уверенный в себе мужчина, совершенно растерялся. Впервые в жизни он столкнулся с таким бешенным напором. В его голове, сами собой, всплыли рассказы сослуживцев о том, как свирепствовали во время войны секретные службы. От страха у чиновника свело челюсть и по спине побежали ледяные мурашки.

Рок, какое-то время пожирал несчастного глазами, потом выдохнул и сделал шаг назад.

— Значит так, — уже совершенно другим тоном сказал он, — этих людей я забираю. Вот оформленные бумаги. Прошу выписать пропуск и не чинить препятствий. В противном случае о Вашем поведении будет доложено куда следует.

Дежурный вернул нам, конфискованные при аресте, вещи. Хал даже получил обратно свой револьвер, правда без патронов. Пока мы расписывались в журнале и оформляли документы, Рок поймал извозчика.

Прямо из тюрьмы мы отправились на пристань. Сначала я подумал, что мы сразу сядем на какой-нибудь корабль, но пролетка остановилась у неприметной гостиницы.

— Вам нужно помыться и привести себя в порядок, — сказал Рок, брезгливо морща нос, — на Ваше имя уже заказан номер. Жду Вас через час в ресторане, напротив.

Первым делом Хал побежал за папиросами, а я отправился принять ванну. Гостиница оказалась вполне приличной, хотя, после тюремной камеры, меня бы устроила любая. Лежа в горячей воде, я слышал, как хлопнула дверь, как Хал бродил по номеру и что-то напевал. Пока я мылся, он заказал нам кофе.

В ресторане тихо играл граммофон, официанты скучали, для приличной публики было еще слишком рано. Мы заняли столик в углу, выбрали горячее и напитки. После тюремной баланды слышать запахи, доносящиеся из кухни было невыносимо. Хал заказал такое количество еды, что казалось к нам должна была присоединиться большая компания. Соскучившись по выпивке, он попросил принести дорогой коньяк. Денег у нас с собой было мало, но Рок, опрометчиво, пообещал оплатить счет. Услышав сумму заказа, он досадливо крякнул.

— Вы спасли нас от каторги, Вы великодушный человек, — говорил Хал с набитым ртом, — я никогда Вам этого не забуду.

От еды и коньяка он порозовел и вид имел самый благодушный.

— Ничего, — ответил Рок, он ел мало, но пил с удовольствием, — отработаете.

— Как? — насторожился Хал.

— Я помог Вам не из чувства сострадания, — капитан улыбнулся, — Бур подтвердит, что меня не стоит подозревать в излишнем человеколюбии и альтруизме.

Я согласно кивнул.

— Есть дело господа, — продолжал он, — собственно дело к Вам, Бур, но я почему-то подумал, что, если не вытащу заодно и Вашего приятеля, Вы вряд ли согласитесь мне помогать.

Рок выпил, налил себе еще и полез в карман за папиросами.

— Вы мне нужны на Диком острове, прямо сейчас, немедленно.

Я поперхнулся.

На Диком острове я побывал дважды. Населенные злобными аборигенами, дикие, неизведанные земли. В свое время адмиралтейство отправило туда три экспедиции, из которых назад вернулось всего несколько человек. На этом чертовом острове я пережил многое: гибель друзей, предательство, был ранен и отравлен неизвестным ядом; поэтому возвращаться туда никак не входило в мои планы. С другой стороны, долг платежом красен. Сейчас мне 49 лет и, если бы Рок не помог нам с Халом, живым с каторги я бы уже не вышел. Теперь, когда угроза тюремного заключения миновала, я совершенно не представлял, что делать дальше. Укрываться в тайных притонах контрабандистов мне не хотелось, а от одной мысли о возвращении на родной остров, в одинокую холостяцкую комнату, меня бросало в дрожь. Терять было нечего, так почему бы не помочь человеку, который выручил меня из беды. Но главное было не в этом. Я чувствовал, что мне совершенно необходимо какое-нибудь серьезное дело, не продажа очередной партии контрабандного вина или табака, а что-нибудь стоящее.

— Я согласен.

Рок удивился.

— Вот так сразу, без всяких условий, без капризов и лирических отступлений?

Капитан не шутил. Он действительно был удивлен моим ответом. Последний раз, когда он уговаривал меня остаться на службе, я вылил на него «ушат помоев» и уволился из армии с гордо поднятой головой. Не скажу, что в тот раз мы разругались окончательно, но расстались не очень хорошо. Рок никогда не разделял мои принципы и открыто над ними смеялся. Он не считал меня неженкой, но в глаза называл чистоплюем.

— Да. Условий не будет.

— Хорошо. Значит завтра в семь утра у второго причала.

Рок достал из кармана запечатанный конверт и протянул мне.

— Здесь деньги. Купите все, что надо в дорогу. До самого Дикого острова остановок не будет.

Я взял конверт и сунул в карман.

— Подождите, господа, подождите, — запротестовал Хал, — а мне, что делать? Вы сказали, что я должен отработать. Где и как? Что Вам от меня нужно?

Рок достал еще один конверт и бросил на стол.

— Вы едете с нами. Вот Ваши деньги. Вы снова на службе, капитан Хал.

— Ну, уж нет, — капитан покачал головой, — Не уверен, что хочу возвращаться.

— Поздно спохватились. Вы подписали бумагу, согласно которой являетесь секретным сотрудником разведки. Или хотите обратно в тюрьму? Могу устроить.

Хал в сердцах хлопнул ладонью по столу.

— Вот попался, как окунь на блесну, — он достал папиросу и стал разминать ее в пальцах, — ну, с Буром все понятно, назначите его командовать мориной и отправите с дикарями воевать, а мне то, что делать на вашем острове? Я моряк, мне нужен корабль и океан.

— Будет Вам корабль. Какой, пока не знаю, врать не буду, но на берегу отсидеться точно не получиться.

Хал закурил и налил себе выпить.

Чтобы он не говорил, как бы не пытался показать свою досаду, но было видно, что капитан рад возвращению на военную службу. Если я когда-то уволился по собственной воле, то Хала выкинули на гражданку с «акульим билетом». Он всегда считал себя несправедливо обиженным и в тайне надеялся, что когда-нибудь его призовут снова.

Рок расплатился, встал из-за стола и надел пальто.

— До завтра, господа. Буду ждать Вас на причале.

Первым делом Хал засобирался за выпивкой, но я настоял на том, что сначала нужно купить в дорогу новые вещи и предметы первой необходимости. У нас с собой ничего не было. Наша штаб-квартира находилась на соседнем острове и забрать оттуда пожитки мы бы все равно не успели, поэтому, недолго думая, мы отправились на поиски подходящего магазина. Выдавая нам жалование, в счет будущих заслуг, адмиралтейство проявило завидную скромность, так что в дорогих заведениях делать нам было нечего. В магазине готового платья мы купили дорожные костюмы, кепки и короткие пальто, чем-то похожие на армейские бушлаты. От нашей старой одежды за версту несло тюрьмой, поэтому мы решили от нее избавиться без всякого сожаления.

В галантерейной лавке мы раздобыли саквояжи, наборы для бритья, белье и прочую мелочь, от носков до носовых платков. Хал не любил ходить по магазинам, поэтому всю дорогу ворчал и требовал купить первое, что попадалось под руку. Наверно я совершенно его измучил своей медлительностью при выборе той или иной мелочи.

— С Вами невозможно ничего покупать, — возмущался он, — чем Вам не понравился вон тот набор, он и стоит дешевле и лежит прямо на витрине.

— Невозможно будет купить на Диком острове новую бритву, там нет магазинов, — терпеливо объяснял я, — лучше сейчас подобрать хорошую вещь, чем потом мучиться.

— Да ну, Вас.

Тяжело нагруженные свертками и пакетами, мы спустились к океану. Табачные и винные магазины всегда располагались возле причалов. Пока Хал выбирал бутылки и торговался с продавцом, я успел заглянуть в книжную лавку и приобрести в дорогу несколько романов. В гостинице мы переоделись, оставили купленные вещи и разошлись по своим делам. Хал отправился в бордель, а я пошел на почту писать письма и отправлять телеграммы. Капитан звал меня с собой, но я отказался. Завтра моя жизнь должна была в очередной раз сделать крутой поворот и к этому нужно было подготовиться.

— У Вас последний свободный вечер, — не унимался Хал, — завтра этот проклятый Рок возьмет нас в «ершовые рукавицы» и уже не выпустит. Давайте хоть сегодня развлечемся. Пошли в бордель. Я видел рекламный плакат, написано, что там отличные девицы.

— Отстаньте.

— Нельзя быть такой снулой рыбой, идемте.

— Отвяжитесь.

На почте было пусто и тихо, я купил конверты и бумагу, и сел за стол, чтобы написал брату, Эн и детям. Не смотря на развод, мы с женой продолжали общаться, поздравляли друг друга с праздниками и обменивались письмами. Я не стал вдаваться в подробности, просто сообщил родственникам, что возвращаюсь на военную службу и отправляюсь в дальний гарнизон, пожелал всем здоровья и удачи.

Хал заявился около восьми. Мы поужинали в трактире, вернулись в номер и сразу заснули, как убитые. Волнения последних дней давали о себе знать. В полночь я проснулся и долго лежал в темноте, прислушиваясь к храпу капитана.

На Диком острове я потерял нескольких друзей и больше половины личного состава, вверенного мне подразделения. Во сне я часто видел пустынный берег, покосившийся причал и бревенчатые стены укреплений. Ничего этого уже не осталось. Последняя экспедиция постаралась уничтожить все следы нашего пребывания на Диком острове. Частокол, жилые постройки и склады взорвали и сожгли. Что меня ждет на неприветливых берегах? Зачем адмиралтейству понадобилось ворошить старое и отправлять новую экспедицию, тем более, что все предыдущие закончились неудачей?

Утром мы не успели позавтракать, трактиры в это время еще не работали, а купить что-нибудь заранее мы не догадались. Собрались быстро и в семь часов уже стояли на причале. Когда Рок пригласил меня принять участие во второй экспедиции на Дикий остров, мы на яхте прошли от острова Хос до столицы, а там уже пересели на военный корабль, чтобы отправиться к месту назначения. В этот раз за нами прислали паровой катер.

— Думаю, что на этой посудине до Дикого острова мы не доберемся, — задумчиво сообщил Хал и достал папиросу.

— Это просто катер, — недовольным тоном сказал Рок, разведчик был не в духе, видимо плохо спал, — он доставит нас на судно.

— Мы сразу пойдем к Дикому острову? — спросил я.

— Я же вчера предупредил, что остановок в пути не будет, — огрызнулся Рок.

Мы поднялись на палубу и катер отчалил. Рок объяснил, что корабль стоит на рейде, и чтобы до него добраться, понадобиться около получаса. Он сказал, что завтракать мы будем уже на судне, а пока можем выпить кофе. Несмотря на маленькие размеры катера, в кают-компании оказалось довольно уютно. Мы расселись на мягких диванах, закурили и воспользовались предложением разведчика.

— Скажите, Рок, — спросил я, — а как Вы узнали о нашем аресте?

Капитан сделал глоток кофе и отставил в сторону пустую чашку.

— В некотором роде, господа, я сам его спровоцировал.

— Как?! — Хал удивленно уставился на разведчика.

— Я искал Бура целый месяц. Вы слишком хорошо спрятались, и у меня совсем не оставалось времени. Один из контрабандистов, на допросе, рассказал на чем Вас можно подловить. Я придумал операцию и посулил за нее очень большие деньги, вот Вы и клюнули.

— Да, Вы…, - Хал задохнулся, — мерзкая каракатица!

— Ну, ну, — капитан предостерегающе поднял руку, — неужели Вы никогда не ловили на живца? Рано или поздно Вы бы все равно попались. Простите за грубость, господа, но Вы дураки и играете в очень опасные игры, — по губам разведчика скользнула неприятная улыбка, — честное слово, Вам будет намного лучше на военной службе.

— Нас могли убить при задержании, — сказал я.

— Исключено, стража получила приказ оружие не применять.

Я не стал ему говорить о том, что нижние чины часто игнорируют подобные распоряжения.

— Мы почти неделю просидели в каталажке, — прорычал Хал, казалось он собирался прожечь в капитане взглядом дыру.

— Вот за это простите, — сказал Рок, — слишком несговорчивый следователь попался. По моим расчетам Вы уже на следующий день должны были оказаться на свободе.

Хал презрительно фыркнул.

— Бросьте, капитан, — сказал ему разведчик, — забудем старые обиды. Нам еще долго служить вместе.

— Я был о Вас лучшего мнения, — пробурчал Хал.

Рок не ответил. Он выполнил свою задачу, нашел меня и привлек на свою сторону, так что мнение моряка его не особенно волновало. Интересно, что адмиралтейство приготовило нам на этот раз? Каждый раз, отправляясь на Дикий остров, я оказывался в водовороте событий, на которые совершенно не мог повлиять. Две могучие спецслужбы, разведка и контрразведка, бросали в пекло меня и моих людей, совершенно не заботясь о том выживем мы или нет. Так заядлые игроки, без жалости, мусолят и сгибают засаленные карты, зная, что в кармане всегда найдется запасная колода.

Остальное время в пути мы почти не разговаривали. Хал злился, а я вспоминал последние месяцы, проведенные в притонах контрабандистов и мысленно соглашался с разведчиком, на военной службе нам действительно будет лучше.

В дороге нас сильно болтало и когда дежурный сообщил, что мы подходим к кораблю, все с облегчением вздохнули. Хал вышел первым, я немного замешкался. Когда мы отходили от причала светило яркое солнце. Видимо за то время, что мы просидели в кают-компании, сгустились тучи, потому что снаружи потемнело. Я вышел на палубу и замер. Никаких туч не было, просто на катер ложилась тень от корабля невиданных размеров. У меня захватило дух. Хал тоже замер, задрав голову вверх и придерживая кепку. Ничего подобного я и представить себе не мог.

— Знакомьтесь, господа, — весело сказал Рок, — это «Гигант». Самый большой корабль на свете, гордость нашего грузового флота.

Казалось, мы поднимались по трапу целую вечность. Я всегда боялся высоты, поэтому старался не смотреть вниз. Без преувеличения можно сказать, что корабль был огромен. Рок, глядя на нас, невероятно радовался произведенному эффекту. Даже Хал, который всю жизнь прослужил на флоте, ничего подобного раньше не видел. Конечно нам с ним приходилось сталкиваться с, так называемыми «базами подскока», кораблями класса С, огромными плавучими военными складами, но «Гигант» был совсем другим. Он отличался от неповоротливых складских платформ, как быстроходная яхта отличается от торгового парусника.

Нас разместили на верхней палубе в каютах второго класса.

— Первого у них нет, все-таки это не пассажирское судно, — объяснял Рок, провожая нас до самых дверей, — но условия очень хорошие. Пока отдыхайте, на завтрак нас пригласят.

Мы с Халом рассеянно слушали, с интересом оглядываясь по сторонам. Корабль мне понравился, здесь все было просто и функционально, никакой ненужной роскоши, внутренней отделкой «Гигант» напоминал военное судно.

Каюта оказалась больше, чем я предполагал, почти квадратная, с уборной и душевой. Узкая кровать, шкаф для одежды, буфет, стол и два стула, иллюминатор был не круглый, как на десантных судах, а прямоугольный, похожий на обычное окно.

Мы разошлись по каютам. Я разложил вещи, развесил одежду и прилег подремать до завтрака. Ночью я все время ворочался, так что толком выспаться мне не удалось. Матрас оказался не жестким и не мягким, а как раз таким, как надо и я довольно быстро провалился в сон.

Меня разбудил стук в дверь, стюард обходил каюты и приглашал на завтрак.

Нас провели в столовую для пассажиров. Команда и обслуживающий персонал столовались отдельно, а у капитана и офицеров была собственная кают-компания.

Не знаю сколько пассажиров судно могло взять на борт, но мест за столом хватило бы человек на двадцать. Здесь было не принято ждать опоздавших. Трем пассажирам уже принесли салат, и они принялись за еду, а двое только занимали свои места. При нашем появлении никто не встал, но тучный мужчина, сидящий с краю, поднял руку, приветствуя Рока. Капитан представил нас собравшимся и сел. Несколько человек представились в ответ, остальные только кивнули. Судно несколько дней, как вышло из столицы, и пассажиры уже успели перезнакомиться. Они еще не заскучали от долгого путешествия, поэтому говорили мало и лишних вопросов не задавали. Во время обеда выяснилось, что среди наших новых знакомых есть три торговых представителя, которые сопровождают грузы, и два инженера. Собравшимся за столом наши имена ни о чем не говорили, поэтому, презрительно осмотрев наши дешевые костюмы, заносчивые торговцы утратили к нам всякий интерес. Когда подавали второе, один из инженеров попытался завести беседу о техническом прогрессе, но разговор никто не поддержал. Бедняга смутился, замолчал и уткнулся в тарелку с жаренной камбалой.

Хал был мрачнее тучи. После признания Рока в том, что он сам организовал наш арест, капитан старался с разведчиком не общаться, отсел подальше и всем своим видом выражал крайнее презрение.

— Принесите красного вина, — сказал он стюарду.

— Бокал?

— Бутылку.

Один из торговцев бросил на него удивленный взгляд.

— Вино за завтраком? Однако.

Хал не удостоил наглеца ответом.

Представляя нас, Рок назвал только имена, поэтому попутчики не представляли с кем имеют дело. Возможно, если бы они знали наши звания и репутацию, то вели бы себя скромнее.

После еды мы с Халом вышли на палубу, подышать свежим воздухом.

— Морской черт знает, что, — ворчал капитан, — что это за хлыщи? С каких это пор на Дикий остров стали пускать штатских?

Участие в экспедиции гражданского судна, заставило меня на многое взглянуть по-другому. Дикий остров всегда оставался мало изученной территорией. Он находился слишком далеко от цивилизации и за последнюю сотню лет там побывали только три экспедиции. Колонизация острова представлялась адмиралтейству слишком дорогим проектом, тем более, что Содружество постоянно воевало с кровожадным соседом, а для войны все время требовались люди и ресурсы, которых катастрофически не хватало. Исследования далекой земли были засекречены и, вернувшись из экспедиции, мы все подписывали бумаги о неразглашении. Раньше на Дикий остров отправляли только военных. Если сейчас по маршруту курсируют гражданские суда, значит секретность давно сняли. Из разговоров пассажиров я понял, что для «Гиганта» этот поход далеко не первый. Похоже, пока я отсиживался дома и занимался контрабандой, на Диком острове происходило что-то весьма интересное.

— Думаю, что нас ждет большой сюрприз, — сказал я.

Судно шло полным ходом. Хал утверждал, что вчера мы разогнались до 20 узлов. Мне казалось, что развить такую скорость «Гигант» не мог, но спорить с ним было бесполезно. Мы прошли несколько крупных островов, но нигде не делали остановок.

Все эти дни я присматривался к разведчику и пытался понять, что ему от меня нужно. Вряд ли Року может пригодиться мой военный опыт. Любой молодой офицер, прослуживший на Диком острове около года, даст мне приличную фору. Когда-то я, действительно, считался везунчиком и знатоком этих мест, потому что сумел выбраться живым из многих передряг, но сейчас все мои знания безнадежно устарели. Может быть Року понадобились мои старые связи? Неужели кто-то из моих бывших сослуживцев, сейчас находится на Диком острове? Говорить на эту тему с разведчиком при Хале мне не хотелось, а капитан, как назло, все время следовал за мной попятам.

В этот раз мне повезло, Хал выпил слишком много и после обеда решил вздремнуть. Я прогуливался, в одиночестве, на верхней палубе и видел, как разведчик вышел из столовой и направился в сторону своей каюты. Я быстро выбросил в воду недокуренную сигару и поспешил следом. Похоже сегодня мне представится возможность задать ему, с глазу на глаз, несколько вопросов.

Рок поджидал меня у выхода. Столкнувшись с ним в коридоре, я так растерялся, что не сразу нашелся, что сказать. Признаться, я думал, что он меня не видит.

— Ну, сигару могли бы и докурить, — весело сказал капитан.

— Заметили меня?

— Профессиональная привычка. Вы хотели со мной поговорить?

— Да. У меня есть несколько вопросов, — признался я.

— Прошу в мою каюту, — Рок сделал приглашающий жест и пошел вперед. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Капитан открыл дверь и впустил меня внутрь. Его каюта оказалась намного больше моей. Похоже на корабле Рок пользовался большим уважением, ему отвели настоящие апартаменты.

Он повесил пальто на вешалку и пригладил растрепавшиеся волосы.

— Выпить хотите?

— Нет, — ответил я, пристраивая пальто на крючок.

— О чем Вы хотели со мной поговорить?

— Зачем я Вам понадобился? — прямо спросил я.

— Невежливо отвечать вопросом на вопрос.

— В разведке все так делают, — парировал я, — а я теперь служу в вашем ведомстве.

Рок усмехнулся.

— А сами, как думаете?

Теперь настал мой черед улыбаться. Сплошные вопросы и ни одного ответа.

— Я Вам нужен для того, чтобы наладить контакт с кем-нибудь из бывших сослуживцев.

Капитан сел, достал папиросу и закурил. Он медлил с ответом, и я не выдержал.

— Я прав?

— Знаете, Бур, — наконец сказал Рок, — я всегда считал, что если бы Вы служили в разведке, то добились невероятных успехов.

— Вы не ответили.

— Вы, как всегда, правы. Мне нужны Ваши контакты, точнее всего один.

Рок не торопился открывать карты. Он в упор смотрел на меня и от этого ледяного взгляда по спине побежали мурашки. Хал назвал его «каракатицей». Что ж, очень похоже. Казалось капитан получает удовольствие, играя на моих нервах.

— Не догадываетесь, кого я имею в виду? — наконец спросил он.

— Нет.

— Кто, в свое время, остался на Диком острове и не захотел возвращаться?

— Великий океан, — пробормотал я, — Муки!

Бывший личный адъютант адмирала Крола, егерь-лейтенант Муки, много лет назад отказался следовать за мной. Он остался на Диком острове, не в силах расстаться с семьей. Когда нас первый раз отправили исследовать дикие земли он был совсем мальчишкой, а сейчас уже должен был превратиться в настоящего мужчину. Значит вот кто понадобился Року. Интересно зачем?

Капитан отложил папиросу в пепельницу и устало потер виски.

— Обрисую Вам диспозицию, — сказал он, — мы захватили часть побережья и сильно продвинулись в глубь острова, но встретили упорное сопротивление. Туземцы сильны и упрямы, если мы надавим, они развяжут войну, и мы надолго в ней завязнем. Нужно придумать, как договориться с племенами и избежать кровопролития. Я хочу, чтобы дикари без боя оставили свои земли и убрались подальше.

— Это нереально, — сказал я, — никогда не поверю в то, что дикари добровольно оставят обжитые земли и просто уйдут.

— Вы думаете?

— Конечно, я не могу считать себя настоящим экспертом, но думаю, что аборигены будут сражаться за свои деревни до конца. Помните, в прошлой экспедиции, я говорил Вам о том, что на поле боя они действуют весьма прямолинейно. Они всегда идут напролом, не считаясь с потерями.

Рок стряхнул пепел с папиросы. Погруженный в свои мысли, он промахнулся мимо пепельницы, но даже не заметил этого.

— Это очень плохо.

Капитан надолго замолчал.

— Вот, собственно, для этого Вы мне и понадобились, — наконец сказал разведчик, — на карту поставлено многое. Если придумаем, как обвести вокруг пальца аборигенов, то можем закончить карьеру адмиралами.

Я вопросительно уставился на него.

— Вернее я могу, — быстро поправился он, — Вам, конечно, адмирала не дадут. Но награда будет достойной.

— А при чем здесь Муки? — спросил я, разглядывая карту.

— Еще не догадались? — Рок ухмыльнулся, — глава трех кланов и верховный жрец здешних племен не кто иной, как егерь-лейтенант Муки.

Халу я ничего не стал рассказывать о нашем разговоре с разведчиком. Когда мы прибудем на место, его назначат капитаном корабля, и отправят решать конкретные задачи. Думаю, что на Диком острове наши пути разойдутся. Он будет точно знать, где враги, а где друзья, а я отправлюсь заниматься, не свойственной мне, дипломатией.

Известие о том, что Муки стал не только вождем дикого племени, но и жрецом я воспринял спокойно. Такие метаморфозы уже случались. Когда-то я оказался в плену у обезумевшего адмирала Толя, который провозгласил себя верховным божеством Дикого острова, и только исключительная везучесть помогла мне вырваться на свободу. Я не верил в то, что Муки сошел с ума. Он достаточно находчив и умен для того, чтобы занять место вождя. В конце концов лейтенант закончил академию и служил при штабе. В боевых действиях, во время последней войны, он участия не принимал, но воевать никогда не поздно научиться. В свое время, я тоже попал на фронт совершенно штатским человеком и дослужился до командира подразделения. Меня немного смущало то, что лейтенант стал еще и жрецом, но, возможно, у дикарей вождь обязан быть служителем культа.

Задача, которую поставил передо мной Рок, казалась совершенно невыполнимой. Я не представлял, что нужно сделать для того, чтобы заставить аборигенов оставить деревни и укрепленные лагеря, бросить засеянные поля и привычные охотничьи угодья. Но пометки на карте одно, а реальная обстановка совсем другое. Незачем уподобляться великим стратегам из адмиралтейства и пытаться решить проблему на бумаге. Сейчас мне нужно было все увидеть своими глазами.

Вечером Рок пригласил нас с Халом к себе.

— Прямо адмиральская каюта, — сказал Хал, с интересом разглядывая обстановку.

Рок предложил садиться, подвинул пепельницу и даже разрешил мне курить сигары, которые терпеть не мог.

— В последнее время я был очень занят и не успел ввести Вас в курс дела. Думаю, что у Вас накопилось много вопросов.

— Я вообще не понимаю, что здесь, черт возьми, происходит, — заявил Хал. Он все еще дулся на Рока, но понимал, что в нашем положении лучше поддерживать с разведчиком дружеские отношения. Обсудив сложившуюся ситуацию, мы пришли к выводу, что совершенно не представляем во что ввязались. Похоже того Дикого острова, который я исследовал 13 лет назад, больше не существовало. Мы отправились в совершенно незнакомый мир и для того, чтобы не ударить в грязь лицом, нам нужна была информация, а на борту «Гиганта», в полной мере, ей обладал только Рок.

Разведчик улыбался, ожидая наших вопросов. Он, словно фокусник, предвкушал момент, когда придется доставать из шляпы кролика.

— Что перевозит этот корабль? — спросил я.

— Пф! Мне проще сказать Вам чего он не перевозит.

— И все-таки?

Разведчик встал, прошелся по комнате и подошел к стене, на которой висела какая-то карта. Еще в прошлый раз, заходя в каюту, я сразу обратил на нее внимания, вернее на синюю занавеску, которая укрывала схему от посторонних глаз. Обычно так вывешивали карты в штабе, чтобы удобнее было помечать флажками расположение противника или собственных частей.

— Внимание, — сказал Рок, потом театрально поклонился и, одним движением, отдернул занавеску.

Я сразу узнал извилистую линию побережья Дикого острова, изгибы рек, впадающих в океан. В отличие от старых карт, которыми мне приходилось пользоваться в прошлой экспедиции, здесь не было белых пятен. Судя по всему, побережье было не только изучено, но и активно осваивалось.

— Что везет этот корабль? — переспросил Рок, и тут же ответил, — оружие, продовольствие, обмундирование, станки, прессы и паровые машины.

Я с интересом разглядывал карту, Хал тоже подошел поближе.

— Все изменилось, господа. На месте вашего форта, теперь вырос целый город. Вот здесь, — разведчик указал точку на карте, — построили настоящую крепость. Побережье наше, но нам нужно идти вперед. Каждый год мы стараемся перенести границу все дальше и дальше.

— Границу чего? — не понял я.

Рок указал на обширную территорию, — это мы, — потом перешел к участку, отмеченному красным, — а вот это земли занятые вардами. Не удивляйтесь, господа, они тоже отхватили кусочек Дикого острова.

Мы с Халом переглянулись.

— А вокруг расположились дикари, — точными быстрыми штрихами Рок нарисовал на карте несколько крестиков, — и вот в этих местах постоянно, что-нибудь происходит.

— Что происходит? — спросил Хал.

— Вооруженные столкновения, — пояснил разведчик, — наши земли со всех сторон окружены врагами.

Я был поражен. Оказывается, все время, что я спокойно жил на своем маленьком острове, здесь шли ожесточенные бои и две великие державы, по-прежнему, враждовали друг с другом. Хал молчал, угрюмо разглядывая карту.

— Я думал, война давно закончилась.

Рок улыбнулся.

— Это в большом мире ее не было больше 15 лет, а здесь, — он прихлопнул карту ладонью, — она не прекращается ни на минуту. Вы едете на войну, господа. Мои поздравления.

Когда мы немного пришли в себя, Рок предложил нам коньяк и кофе.

— Угощайтесь. Думаю, что разговор нам предстоит долгий.

Он рассказал, что, сразу после нашего возвращения из последней экспедиции, было принято решение начать колонизацию Дикого острова. Пакт о ненападении, который когда-то подписали дипломаты обоих государств, ничего не значил. Изначально, ни одна из сторон не собиралась его соблюдать. В адмиралтействе всегда знали, что война неизбежна. Через четыре месяца после нашего возвращения, на Диком острове высадился большой десант. Удивительно было услышать о том, что почти все рекомендации, которые я изложил в своем последнем отчете, были выполнены.

— Хотите верьте, хотите нет, — говорил Рок, — но в тот момент Вас считали главным экспертом по этим землям. Ваш отчет стал практически учебником для новичков, которых отправляли сюда. Вы, как бы это сказать, — Рок немного помедлил, подбирая слова, — на Диком острове вообще знаменитость, и, если бы, по глупости, не ушли из армии, то, наверно, уже дослужились бы до адмирала.

Мне странно было слышать все это. Конечно Рок преувеличивал. Скорее всего он просто решил поиграть на моем тщеславии. Классический прием вербовки агента. Не знаю зачем ему все это понадобилось, тем более, что я уже согласился сотрудничать. Возможно старый разведчик просто действовал по шаблону. Привычки сильнее нас. И все-таки, где-то в глубине, шевельнулись мрачные мысли о том, что, если бы я не оставил службу, то был бы сейчас богатым и влиятельным офицером, и, возможно, Эн не ушла бы от меня к другому. Видя мое смятение, Хал досадливо крякнул и разлил коньяк.

— Что было, то было, — сказал я и выпил.

Рок сразу со мной согласился и продолжил свой рассказ.

Сразу после высадки, саперы возвели новые укрепления на месте старых, построили пристань, казармы и склады. В этот раз сил и средств не жалели. Из столицы сплошным потоком хлынули войска и технические специалисты.

— Нужно было закрепиться раз и навсегда, — говорил разведчик, — мы решили застолбить за собой часть территории, но дело в том, что варды захотели сделать тоже самое.

Рок рассказывал увлеченно, жестикулировал и у меня не оставалось никаких сомнений в том, что он являлся непосредственным участником всех этих событий.

— Высадившись на побережье, группировки оказались в трудном положении — открытого противостояния нет, силы, примерно, равны, обеим угрожают дикари, к тому же, формально, действует пакт о ненападении. Сначала строительные бригады и малочисленные гарнизоны заключили некое подобие соглашения о совместной борьбе с аборигенами, но, когда дикарей отогнали от побережья, старая вражда вспыхнула с новой силой. Теперь к врожденной ненависти добавилась борьба за земли и ресурсы.

— Если помните, — продолжал Рок, — отправляя Вас в первую экспедицию, я рассказывал о том, что запасы полезных ископаемых на островах почти истощились. Конечно я преувеличивал, в Содружестве пока хватает и железа, и угля, но все имеет свой конец. Бесконечные войны и технический прогресс сделали свое дело. Передовые технологии сильно упрощают жизнь, но требуют много ресурсов. Нам срочно понадобились новые месторождения, поэтому стоило всеми силами не только удержать, но и максимально расширить наши территории на Диком острове. Огромная машина по перекачке ресурсов с Дикого побережья на цивилизованные острова еще не заработала в полную силу, но мы уже организовали добычу полезных ископаемых. Вы можете представить себе масштабы предстоящей операции хотя бы по габаритам нашего корабля. «Гигант» уже несколько раз ходил в оба конца груженный под завязку.

Мы с Халом переглянулись. Согласившись отправиться на Дикий остров, я ожидал увидеть все-что угодно, но даже не мог предположить, что колонизация идет с таким размахом. Сколько я себя помнил, в обществе всегда велись разговоры о том, что для развития нужны ресурсы. Об этом говорили за обедом и за игрой в карты, в гостиных, на балах и даже за праздничным столом, в канун Нового года. Мысли о завоевании чужих территорий были стары, как мир. Но никто никогда не думал о Диком острове всерьез. Как правило, все разговоры сводились к тому, что нужно наконец покорить ненавистных вардов и захватить их природные богатства.

— Все это не укладывается в голове, — сказал я, — город, порт, гигантские корабли, перевозящие ресурсы. Дикий остров всегда представлялся мне опасной, плохо изученной территорией.

— К сожалению, — Рок задумчиво посмотрел на карту, — он таким и остался.

После того, как «Гигант» принял нас на борт, он сделал всего одну короткую остановку. Нас с Халом на берег не пустили. Паровой катер, не переставая, курсировал между кораблем и островом. Он перевозил туда и обратно таинственные грузы, и людей в штатском.

— Уж не знаю, что они выгружают, но все эти ящики без маркировки очень смахивают на контрабанду, — заявил Хал.

От нечего делать мы торчали на палубе, курили и любовались видом.

— Думаете Рок ведет на Диком острове свой маленький бизнес? — спросил я.

— Не знаю и знать не хочу, — проворчал Хал, — лучше нам держаться подальше от его темных дел.

Я был с ним полностью согласен.

Вскоре выяснилось, что, в наше отсутствие, стюард принес и развесил в шкафу новую форму. Рок ничего не забыл. Хотя мои ордена остались дома в старой дубовой шкатулке, на френче красовались новенькие орденские планки. Сапоги немного жали, но я решил, что за время путешествия успею их разносить. Оружия не было, но, возможно, его должны были выдать по прибытии.

Наше появление за ужином произвело фурор. Попутчики с интересом разглядывали форму и знаки различия, и бесконечно удивлялись тому, что мы с Халом не рассказали им о своей службе раньше.

Долгие годы я старался не думать о веселом послевоенном времени и о короткой, но яркой жизни в столице. Я уверял себя в том, что, покинув службу, поступил правильно. Сомнениям не место в жизни одинокого мужчины, они могут сделать ее совершенно невыносимой.

Теперь, когда я опять надел форму, прошлое странным образом настигло меня. Я вспоминал свой последний день в адмиралтействе, разговор с Роком, отставку. Тогда я радовался, что сумел вырваться на волю и снова стать штатским. Мне казалось, что впереди целая жизнь, полная великих свершений. Первые годы, после моего увольнения из армии, мы действительно жили неплохо. На соседнем острове нашлось место преподавателя истории искусств, и мы с семьей перебрались в маленькую квартиру при университете. Эн очень надеялась на то, что Тэм, глядя на студентов, забудет свои мечты о военной службе и решит получить высшее образование. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Достигнув семнадцатилетнего возраста, он, никого не спросив, подал документы в юнкерское училище и вскоре съехал, не слушая горестные причитания матери. А спустя полгода мою должность отдали другому, и наша беззаботная жизнь закончилась. Мне пришлось сменить множество профессий, но я так и не смог обеспечить семье необходимый достаток. Эн долго терпела, но после раннего и скоропалительного замужества нашей дочери, уехала погостить к старым знакомым и оттуда вернулась уже с документами на развод. Моя жизнь могла бы пойти по-другому, если бы 13 лет назад я принял предложение капитана Рока и остался на службе.

После нашего триумфального появления в форме, нас заметили корабельные офицеры и пригласили столоваться в своей кают-компании. Мы были совсем не против, потому что среди моряков чувствовали себя намного уютней.

Хал заметил мое подавленное состояние и старался не оставлять меня одного. Иногда его забота казалась чрезмерной, но на «Гиганте» мы ощущали себя белыми воронами и, все равно, почти все свободное время проводили вместе.

Во время предыдущих экспедиций на мне всегда лежала большая ответственность. В первом случае я командовал мориной, а во втором являлся военным советником. Когда есть чем заняться, время летит незаметно, но сейчас мне казалось, что нашему путешествию не будет конца. Я стал много пить и даже Хал вынужден был сделать мне замечание.

— Полегче, дорогой супер-лейтенант, — говорил он, — а то Вы уничтожите все запасы коньяка на этом корабле и мне нечем будет заняться.

Моя хандра продолжалась несколько дней и прекратилась самым неожиданным образом. Однажды ко мне зашел Рок. Он постучался и приоткрыл дверь.

— Не помешаю?

Вчера я поздно лег и проспал все утро, даже не ходил на завтрак. Стюард принес мне жаренную рыбу, тосты с вареньем и кофе. Грязная посуда все еще стояла на столе, а пепельница была полна окурков.

— Заходите.

Рок вошел, сел за стол и брезгливо, двумя пальцами, отодвинул от себя тарелку.

— Вы бы проветрили, а то здесь, извиняюсь, можно «багор вешать».

Я открыл иллюминатор и в каюту ворвался холодный ветер.

— Хотите выпить? — спросил я, с сомнением разглядывая пустую бутылку. На донышке еще оставалось немного коньяка, но для двоих этого было явно мало.

— Нет, благодарю, — ответил Рок, — и Вам не советую. Мы скоро прибудем на место, так что пора приводить себя в порядок.

Я с удивлением посмотрел на него. Десантное судно шло до Дикого острова два месяца, и я почему-то решил, что мы проведем в пути не меньше.

Словно прочитав мои мысли, капитан усмехнулся.

— «Гигант» развивает такую скорость, что мы достигнем Дикого острова намного раньше. Занимаясь контрабандой, Вы пропустили целую эпоху. Мир изменился, господин супер-лейтенант, и чем быстрее Вы свыкнетесь с этой мыслью, тем будет лучше для Вас и для меня.

Я допил остатки остывшего кофе, болела голова.

— Ничего не меняется. Война всегда война, а люди всегда будут делать непоправимые ошибки.

— Кого Вы имеете в виду? — насторожился капитан.

— Себя.

Рок неодобрительно хмыкнул.

— Жалеете о том, что согласились участвовать в операции?

— Не в этом дело.

Мне не хотелось рассказывать Року о своих переживаниях и болезненных воспоминаниях. Было совершенно очевидно, что беседы по душам у нас не получится.

— Значит жалеете о том, что когда-то бросили службу? — неожиданно спросил разведчик.

Я с сомнением уставился на него. Вряд ли капитан сам догадался о моих душевных терзаниях, для этого он был слишком толстокожим. Может быть Хал проболтался?

— А, если и так? — с вызовом спросил я.

Рок достал из кармана папиросы и спички.

— Стареете, Бур. Раньше Вы бы просто облили меня презрением, а теперь пререкаетесь. Может быть еще и в морду дадите, за то, что лезу не в свое дело?

— Не дам.

Я сел на койку.

— Знаете, что бы с Вами случилось, останься Вы тогда на военной службе?

Рок в упор посмотрел на меня.

— Я бы отправил Вас на Дикий остров, сразу после возвращения из второй экспедиции, даже не успели бы повидаться с семьей. Все офицеры того десанта погибли. Конечно Ваша феноменальная везучесть могла бы выручить и на этот раз, но лично я в этом сомневаюсь. Не откажись Вы тогда от моего предложения, сейчас Ваш череп украшал бы дом какого-нибудь дикаря.

Он сделал глубокую затяжку и раздавил окурок в пепельнице.

— Все эти годы я думал, что Вы тогда просчитали меня, поняли, чем все это может закончится и «соскочили с крючка». Неужели я ошибся в Вас?

— Вы ошиблись, Рок. Я и предположить не мог, что готовится новая экспедиция.

Капитан закашлялся. Я налил в стакан воду из графина и протянул ему. Рок выпил и поблагодарил меня кивком головы.

— Не так уж важно, что это было. Возможно Вас выручила интуиция, возможно великий Океан отвел от Вас опасность.

Рок поднялся.

— Возьмите себя в руки, господин супер-лейтенант, — серьезно сказал он, — меня не интересуют пьяницы и нытики. Мне нужен офицер, который, в нарушение всех инструкций, не побоялся провести на борт военного судна вардовский взвод с оружием, который, когда-то послал высокопоставленного офицера из разведки ко всем чертям и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Капитан поднялся.

— Через час жду Вас в своей каюте. Приведите себя в порядок и не забудьте побриться.

Он кивнул на прощание и вышел. Я прямо из горлышка допил коньяк и поставил под стол пустую бутылку.

Всегда приятно, когда вспоминают о твоих былых подвигах, но Рок немного преувеличил.

13 лет назад, когда я послал его к черту и вышел из кабинета, дверью я не хлопал.

Беседа, которая состоялась через час в каюте Рока не прибавила мне оптимизма. Он рассказал все, что знал о племенах, которыми управлял Муки. Получалось, что после смерти адмирала Толя и падения, созданной им империи, дикари оказались предоставлены сами себе. Некоторые племена погрязли в междоусобных войнах, но 3 клана решили объединиться и создали военный союз, который сейчас представлял для колонии серьезную угрозу. Присутствие чужаков сильно раздражало аборигенов. Первое время, следуя своей неизменной тактике, они в открытую нападали на заставы и военные лагеря. Наученные горьким опытом десантники, без проблем отбивали эти бессмысленные атаки. Но в последнее время ситуация изменилась. Дикари стали действовать хитрее. Теперь они нападали из засады, поджидали небольшие разъезды или обозы, убивали охрану, пленных не брали.

— И знаете, что меня беспокоит больше всего, — говорил Рок, устало потирая переносицу, — раньше огнестрельное оружие их совершенно не интересовало. Они, конечно, могли взять, что-нибудь в качестве трофея, но это были единичные случаи, а теперь они забирают все подчистую.

В свое время, адмирал Толь пытался создать на Диком острове настоящую армию. Его офицеры учили дикарей пользоваться огнестрельным оружием. Неудивительно, что Рок забеспокоился. Одно дело воевать с людьми вооруженными мечами и луками, и совсем другое — с настоящей армией, у которой есть карабины и револьверы.

— Очевидно Муки, что-то задумал, — продолжал Рок, — если он сумеет договориться с вардами и они вместе объявят нам войну, то существование колонии окажется под угрозой.

— Мне кажется, что Вы преувеличиваете, господин капитан, — сказал я, — скорее всего Муки пытается вооружить армию для защиты собственных земель. Какой-нибудь вождь-дикарь, наверно, мог бы соблазниться вардовскими обещаниями, но с егерь-лейтенантом такой номер не пройдет.

— Может быть, может быть, — соглашался разведчик, — в любой случае, мне все это не нравится.

— Мириться с вооруженными нападениями дикарей нельзя, они начинают чувствовать свою безнаказанность и с каждым разом действуют все наглее. Но, если мы организуем карательную экспедицию, у Муки не будет иного выхода кроме, как обратиться к вардам за помощью, — продолжал Рок, — нам нужно придумать какой-нибудь неожиданный ход, чтобы он согласился отступить без боя. Мы уже несколько раз отправляли к нему гонцов. Парламентеров он не трогает, но на все предложения отвечает отказом.

— Вот видите, — сказал я, — он все еще остается цивилизованным человеком. Думаю, что настоящий дикарь просто прирезал бы всех ваших посланников и забрал их оружие, раз оно ему так необходимо.

Наши разговоры с Роком, странным образом, вернули меня к жизни. Я перестал напиваться и принялся следить за своим внешним видом. Оказывается, для того чтобы вставать по утрам, мне нужна была настоящая цель. Когда-то, когда у меня еще была семья, я видел смысл жизни в том, чтобы обеспечить ей достойное существование, а потом, когда остался один, ни одно дело не могло по-настоящему увлечь меня. Контрабанда, риск, шальные деньги, портовые шлюхи, все это, словно проточная вода, омывало меня, не затрагивая душу. Из офицера, любящего отца и мужа, я превратился в преступника, который только ест, спит и не дорожит ничем, даже собственной жизнью.

Так кто же из нас настоящий дикарь, егерь-лейтенант Муки, который заботиться о своих, вновь приобретенных, соплеменниках или я, цивилизованный человек, для которого не осталось ничего святого?

Плавание выдалось удачным, погода нам благоприятствовала, настроение пассажиров и команды было превосходным. Серые низкие тучи сменились легкими перистыми облаками, небо стало голубым и высоким, и, выходя из каюты, я перестал брать с собой бушлат. На верхней палубе установили шезлонги и зонтики от солнца, и стюард, после завтрака, выносил маленький столик со стаканами и прохладительными напитками.

— Послушайте, Рок, — спросил я однажды, когда мы сидели в удобных креслах на палубе и пили оранжад, — я по привычке называю Вас капитаном, но, наверно, у Вас уже давно другое звание?

— К сожалению, нет, — разведчик сидел с закрытыми глазами, подставив бледное лицо жаркому южному солнцу, — Вы, конечно, помните мой роскошный кабинет на четвертом этаже адмиралтейства? Так вот, просидел я в нем совсем не долго, месяцев восемь, пока дикари не перебили всех офицеров из первого десанта. Адмиралтейство решило отправить для охраны лагеря не десантников, а егерей. Вот их, почти всех, и прирезали однажды ночью. Вышел большой конфуз. На меня повесили «всех селедок» и выслали на Дикий остров, исправлять чужие ошибки. Теперь я вечный капитан. Правда, полномочия у меня почти адмиральские, но только в колонии, а в столице я мелкая сошка.

Проходящий мимо стюард, поинтересовался не надо ли нам чего-нибудь.

— Спасибо, Гес. У нас все есть, — ответил Рок, даже не открывая глаз и тут же добавил, обращаясь ко мне, — вот видите, я даже матросов с «Гиганта» уже узнаю по голосам. Здесь и в колонии я дома, а столица для меня чужое и неприветливое место, что-то вроде постоялого двора. У меня там даже квартиры нет.

В этот раз наше путешествие продлилось чуть больше месяца. «Гигант» развивал такую скорость, что ему мог бы позавидовать любой военный корабль. Каждый день, до обеда, я бывал занят: разбирался с документами, читал книги и брошюры о Диком острове. Хала это раздражало. Он обвинял меня в том, что я снюхался со спецслужбами и из боевого офицера превратился в сухопутную швабру. Слушать подобные заявление было смешно, потому что я уже 13 лет не являлся боевым офицером, и всегда считал себя сухопутным, боялся океана и штормов, и мечтал, как можно скорее, сойти на твердую землю. Тем не менее я старался не ссориться с капитаном и всегда угощал его выпивкой. Свое жалование он уже пропил. За последние годы мы сблизились с Халом и мне совсем не хотелось терять верного друга.

Иногда Рок составлял нам компанию, иногда нет. Он выглядел очень озабоченным и часто закрывался у себя в каюте. Что он там делал, к чему готовился, так и осталось для меня загадкой.

Наконец «Гигант» достиг Дикого острова. Узнав, что мы приблизились к конечной цели нашего путешествия, я все утро провел на палубе. День выдался теплый и пасмурный, над океаном нависли серые тучи. Я вглядывался в приближающуюся сушу, стараясь не упустить ни одной детали. К сожалению, подзорной трубы у меня не было. Береговая линия изменилась. Бухту, в которой я когда-то высаживался со своими людьми, можно было узнать с большим трудом. Деревья вырубили, и теперь на берегу теснились конторы и склады. Новый широкий причал уходил далеко в океан.

— Чудеса, — сказал я Року, который тоже вышел на палубу.

Разведчик хмурился. На этот раз он был в форме и даже при оружии. Причем определить, что у него за револьвер я так и не смог, потому что еще не разу не видел кобуру такой странной конструкции. Она была сделана из дерева и напоминала приклад карабина.

«Гигант» замедлял ход. Навстречу из гавани вышло небольшое гражданское судно.

До берега было далеко, но на набережной уже можно разглядеть горожан, встречающих нас, а за их спинами — частные домики, похожие на те, что строят на цивилизованных островах.

— Нравится? — спросил Рок.

— Не ожидал ничего подобного, — честно признался я.

— Да, — задумчиво сказал капитан, — все изменилось.

«Гигант» встал на якорь посреди бухты. Из-за своих размеров он не мог причалить к берегу, поэтому пассажиров и грузы перевозило вспомогательное судно.

Мне было приказано сопровождать Рока, а Хал должен был оставаться на корабле.

— Отдыхайте, завтра утром я вернусь за Вами, — сказал разведчик и пожал капитану руку.

Я видел, что Халу не хотелось с нами расставаться, но делать было нечего.

— Сегодня Вашему другу придется переночевать в своей каюте, — говорил Рок, когда мы спускались на нижнюю палубу, — с его назначением вышла небольшая заминка.

Мне было неприятно узнать, что разведчик обманул Хала и корабль для него еще не готов.

— Что-нибудь не так? — спросил я.

— Нет, все в порядке, он будет назначен капитаном десантного судна. Прежний командир провинился, его отправят в отставку.

На нижней палубе собирались пассажиры. Я обратил внимание, что у торговых представителей были самые большие чемоданы.

— Бедный Хал, — сказал я, — он мечтал встать у штурвала крейсера.

— Пусть радуется тому, что не попал на каторгу, — Рок улыбнулся, — даже не знаю, что бы я делал с Вашим другом, если бы один из здешних капитанов не попал под трибунал.

— Часто приходится наказывать офицеров? — спросил я.

Мы с Роком хорошо понимали друг друга. Людей в дальние гарнизоны отправляли на долгие месяцы, иногда на годы. Оторванные от привычного мира, от дома и семьи, офицеры начинали забывать о долге. Некоторые воспринимали такую службу, как ссылку.

— Нет. Я сам отбираю людей, но иногда и мне случается делать ошибки.

Видно было, что этот разговор Року неприятен, но я хотел составить собственное мнение об этом месте, поэтому решил не отступать.

— И, что натворил провинившийся капитан?

— Спился, — просто ответил Рок, — хороший был офицер, толковый. Я возлагал на него большие надежды.

— Не пробовали наставить его на путь истинный?

— Нет, — капитан усмехнулся, — я не священник и не нянька. Знаете, если в шахматном наборе теряется или ломается фигура, ее заменяют.

— Вы считаете, что незаменимых людей не бывает? — спросил я.

Рок на мгновение задумался, словно решал стоит мне отвечать или нет.

— Вам приходилось видеть на доске пешку из другого набора? — спросил он, — она может отличаться от оригинальной, размером или цветом, но выполняет те же функции и так же хороша на своем месте.

— Я не привык воспринимать людей, как шахматные фигуры.

— Бросьте, — разведчик нахмурился, — каждый из нас либо игрок, либо пешка. Командир расставляет фигуры на доске, а рядовые, подчиняясь его воле, идут умирать. В армии такие правила. Впрочем, на гражданке то же самое. Возьмем, к примеру, владельца какой-нибудь фабрики. Рабочие полностью от него зависят. Он может переводить их из цеха в цех, поднимать или опускать им заработную плату, может пожертвовать кем-нибудь ради получения дополнительной прибыли. Это ли не игра?

— А, Вы, я полагаю, считаете себя игроком? — спросил я.

— Разумеется.

Вспомогательное судно пришвартовалось. С «Гиганта» перекинули сходни, и матросы начали пропускать пассажиров. Перебираясь с корабля на корабль, я еще раз подивился тому, как огромен «Гигант». Погруженный в свои мысли, я замолчал, думая, что разговор окончен.

— Почему Вы молчите, не согласны? — неожиданно спросил Рок.

Разговаривать на ходу было неудобно, сзади напирали торговые представители, которым не терпелось оказаться на берегу.

— Пожалуй, нет. Считать себя игроком…

Рок тронул меня за плечо.

— Давайте пройдем на корму и там поговорим, а то здесь слишком шумно.

Действительно, пассажиры галдели словно дети. Они были возбуждены, громко разговаривали и смеялись. Все радовались окончанию путешествия. После долгого плавания людям хотелось пройтись по твердой земле. Мы расположились на корме, подальше от остальных. Заработали винты и судно отошло от борта «Гиганта».

— Так, что Вы хотели сказать? — спросил Рок.

— Считать себя игроком и быть им на самом деле — это разные вещи, — ответил я, раскуривая сигару, — настоящая жизнь мало похожа на шахматную партию.

— Почему, — Рок улыбнулся, — я, например, играю за белых, а наш старый приятель Муки — за черных. Победит тот, кто окажется умнее.

Я покачал головой.

— В отличие от Вас, шахматист может пожертвовать всеми фигурами.

— Я тоже могу.

— Нет. Невозможно очистить остров от дикарей одним ударом. Как только Вы уничтожите одну армию, на ее место сразу заступит другая. Придет новый игрок, и у него опять окажется полный набор фигур, тогда, как у Вас останутся только те, кто уцелеет от предыдущей партии.

Рок усмехнулся.

— Для новой партии мне пришлют новую армию.

— А, если не пришлют?

Капитан нахмурился, видимо мои слова задели его за живое. Здесь, на Диком острове, он был полновластным хозяином и мог называть себя кем угодно — шахматистом, адмиралом или даже богом, но сути это не меняло. Жизнь — это не игра и человеческие ресурсы не безграничны. В предыдущей экспедиции легкомыслие командующего дорого нам обошлось.

— Рок, Вы не шахматист. Возможно самая сильная фигура, но не игрок. Вы тоже на доске.

Я думал, что он начнет спорить, возможно нагрубит, но капитан достал из кармана пачку, вытащил папиросу, размял ее в пальцах и сплющил гильзу. Я дал ему прикурить.

— Интересная точка зрения, — сказал разведчик, — на самом деле, совершенно не важно, кто мы такие — игроки или пешки. Надо делать ход. И кроме нас с Вами его делать некому.

Как только мы сошли на берег, к Року подошел молодой моринер-лейтенант.

— Здравия желаю, господин капитан! — бойко приветствовал он нас, — здравия желаю, господин супер-лейтенант!

— Здравствуйте, Рич, — сказал Рок, — почему Вы один? Где лейтенант Вес?

— Он в южном лагере. Очередное нападение на обоз.

Рок скривился словно от зубной боли.

— Едем туда, — быстро сказал он и повернулся ко мне, — Вам будет полезно увидеть все своими глазами.

Адъютант растерялся.

— Может быть позавтракаете с дороги?

— Некогда, — на ходу бросил Рок.

Рич взял у капитана чемодан и стал проталкиваться сквозь толпу. Я свой саквояж нес сам. На причале было полно народа и встречающие с трудом расступались, давая нам дорогу. Все здоровались с Роком, офицеры отдавали честь, штатские приподнимали шляпу. Присутствие на пристани женщин и детей поразило меня. После всех ужасов, которые я читал в отчетах, не верилось, что кто-то, в здравом уме, готов привести сюда родных и подвергать свою семью опасности.

Наконец мы выбрались на небольшую площадь. У лейтенанта была двуколка.

— Поместимся втроем? — не уверенно спросил я.

— Да, садитесь, — сказал Рок и полез на сидение.

Пока мы ехали по городу, я все время вертел головой, стараясь увидеть, как можно больше. Город внешне не отличался от любого другого, расположенного на цивилизованных островах. Я заметил парикмахерскую и магазин готового платья, продуктовую лавку и даже палатку старьевщика. По мере удаления от пристани, жилые дома сменились складами, конюшнями, кузнями и казармами. Похоже, в городе считали, что чем ближе к океану, тем безопаснее. Здесь никто не ожидал нападения с воды, а вот от леса, видимо, ждали неприятностей.

Улица привела нас к закрытым воротам. Дежурный офицер подошел к двуколке, узнал Рока и приказал пропустить. Сразу за частоколом начинался лес.

Похоже при строительстве города была загублена не одна сосновая роща, и лесорубы успели основательно проредить, подступающие к стене заросли.

— Здесь безопасно? — спросил я.

— Что? — Рок явно был занят своими мыслями и не сразу понял мой вопрос, — да, мы еще далеко от границы.

Оружие мне должны были выдать после прибытия и, не смотря на успокаивающие слова капитана, я чувствовал себя «не в своей тарелке». Моринер-лейтенант бросил на меня снисходительный взгляд. Наверно я представлялся ему испуганным, неразумным новичком.

Сидеть втроем в двуколке было неудобно, и я от души радовался тому, что Рок маленький и худой.

Каждый остров пахнет по-своему. Например, Хос, на котором я родился и вырос, был покрыт садами, поэтому благоухал цветами и яблоками, остров Дол, где мне приходилось работать, разил рыбой, а на Готе с фабрики тянуло тошнотворным запахом химикатов. На Диком острове запахи были особенные, различить их было довольно трудно. С одной стороны, они дурманили и дразнили своей свежестью, но с другой — вселяли беспокойство.

Мы проехали около двух километров, когда слева, за деревьями, мелькнули какие-то деревянные постройки.

— Что это? — спросил я.

— Фермерские хозяйства, — ответил Рок, — не все хотят жить в городе. Адмиралтейство предложило отставным военным, тем, кто служил на Диком острове, землю и ссуду на постройку жилья. Многие захотели остаться, привезли семьи и теперь обживаются.

Все, что капитан рассказывал на корабле о колонизации Дикого острова, о первых поселенцах и о планах адмиралтейства, смахивало на приключенческий роман и мало походило на правду. Сейчас у меня была возможность убедиться в том, что все это не выдумки. По дороге мы миновали несколько небольших ферм. Рядом с одной я заметил распаханное поле и огород, а возле другой — загон, в котором переминались с ноги на ногу какие-то странные животные, похожие на оленей.

— Настоящая деревенская идиллия, — сказал я, — надеюсь дикари не смогут сюда добраться.

— Перед нами еще две оборонительные линии, — ответил Рок, — конечно жить в лесу намного опаснее, чем в городе, но эти люди понимают, чем рискуют.

— У поселенцев есть огнестрельное оружие?

— Конечно.

Только увидев все своими глазами, я осознал, какую работу проделали местные власти за 13 лет. Колонизация Дикого острова требовала огромных сил и средств. Теперь становилась понятна причина, по которой, в последние годы, стремительно беднели цивилизованные территории. По сути, все социальные программы в стране были свернуты. Острова задыхались от инфляции, безработицы и перенаселенности. Деньги утекали сюда, в освоение далеких земель, о которых большинство граждан не имели ни малейшего представления. Что это, тонкий расчет правительства или пустая блажь, станет понятно еще очень нескоро. Мне трудно было оценить перспективы колонизации, в конце концов я не экономист и не политик. Но проведя большую часть жизни на окраине Содружества, я понимал, что за все, что происходило здесь: за возведение и содержание укрепленного города, за бесплатную землю для поселенцев, за строительство «Гиганта»; расплачивались обитатели центральных островов. Безусловно, перед правительством и адмиралтейством стояла серьезная задача — найти ресурсы для развития страны и освоить новые территории, но сколько простых людей должно умереть в нищете, во имя великой цели, о которой им даже не удосужились сообщить?

Наконец мы добрались до реки. Когда-то мое подразделение форсировало ее и даже приняло бой на одном из берегов. С тех пор многое изменилось. Саперы построили широкий мост, сторожевые вышки и будки для охраны, а вдоль берега протянули заграждения из колючей проволоки, оставив несколько свободных участков в зоне видимости караулов. На одном из них были устроены купальни для гарнизона и местных жителей.

Документы проверять у нас не стали, Рока все знали в лицо.

Я думал, что граница проходит недалеко от реки, но мы еще долго ехали мимо холмов и перелесков, пока не добрались до укрепленной возвышенности и не остановились перед группой строений. Это была первая линия обороны, наиболее серьезная, с земляным валом, частоколом и натянутой, между вкопанными деревянными столбами, колючей проволокой.

Двуколка остановилась возле длинного одноэтажного здания с двускатной крышей, над которым развевался флаг Содружества. У входа дежурил часовой. При виде нас рядовой вытянулся и отдал честь.

Капитан толкнул дверь, миновал прихожую и прошел в комнату, которая, судя по всему, выполняла функции кают-компании. Здесь было сумрачно, наверно из-за узких, как бойницы, маленьких окон. За столом сидел офицер, и что-то писал в большой тетради.

— Здравия желаю, — он вскочил и отдал честь.

— Где все? — вместо приветствия спросил Рок, — где лейтенант Вес?

— Утром произошло нападение на обоз. Он осматривает место происшествия.

Рок сел на табурет.

— Это далеко?

— Никак нет. Сразу за поворотом к реке, за холмом…, - начал сбивчиво объяснять лейтенант.

— Не понимаю, где это, — отрезал Рок, — найдите нам провожатого.

— Слушаюсь, — офицер выскочил за дверь.

— Ничего не понимаю, — проворчал разведчик, — за каким поворотом? Если это случилось на дороге, почему мы никого не видели?

До места мы дошли пешком. Для охраны и сопровождения нам выделили двух десантников, которые всю дорогу ужасно робели и с испугом поглядывали на Рока. И было из-за чего, капитан разозлился не на шутку. Даже мне, человеку не знакомому с местными правилами, было очевидно, что обозники нарушили приказ, зачем-то сошли с маршрута и съехали с дороги в неприметную балку. Нашли их не сразу, потому что овраг с дороги не просматривался. Здесь было довольно много людей, охрана и офицеры. Увидев Рока, они двинулись в нашу сторону и только один лейтенант, довольно молодой, в очках, остался сидеть на корточках возле перевернутой телеги и двух тел, накрытых куском брезента. Он, что-то записывал в блокнот и, казалось, не обратил на нас никакого внимания.

— Здравствуйте, господа, — сказал Рок.

— Здравия желаем, господин капитан, — хором ответили офицеры.

— Что здесь происходит? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил разведчик.

Штабные явно не ожидали появления капитана и теперь тревожно переглядывались. Вперед выступил супер-лейтенант-моринер, видимо командир подразделения.

— Нападение на обоз, господин капитан, — сказал он.

Стоящий на корточках лейтенант, наконец, поднялся и подошел к нам.

— Здравия желаю, — сказал он, отдавая честь, — судя по отпечаткам телеги, следам и окуркам, обозники зачем-то съехали с дороги. Здесь их поджидала засада.

Рок обвел офицеров суровым взглядом.

— Кто-нибудь может мне объяснить, почему они сошли с дороги?

— Мы сейчас пробуем это выяснить, — начал оправдываться супер-лейтенант.

— Каким образом, — поинтересовался Рок, — хотите мертвецов допросить? Сколько было нападений за последний месяц?

— Два.

— И все на Вашем участке, господин Цоп. Дикари расхаживают здесь, как у себя дома. Скоро будут в штаб заходить, кофе попить.

Супер-лейтенант покраснел. Мне было его от души жаль. Наверно для охраны территории не хватало людей. Конечно можно попытаться перекрыть все опасные участки, но, для хорошо подготовленного разведчика, пройти мимо караула и перебраться через колючую проволоку, под прикрытием темноты, не составит большого труда. Я не понаслышке знал, на что способны аборигены.

— Вот, что господа, так дальше не пойдет, — сказал Рок, — я Вам привез специалиста из столицы. Его задача разобраться с дикими племенами, остановить весь этот кошмар и сделать так, чтобы аборигены навсегда убрались отсюда.

Я не сразу понял, что капитан говорит обо мне.

— Прошу любить и жаловать, супер-лейтенант Бур, — продолжал Рок, — человек, который гонял всю эту шушеру еще 13 лет назад, когда никто из Вас даже не помышлял о колонизации Дикого острова.

Вот так быстро и четко передо мной поставили боевую задачу. Не могу сказать, что я был к этому готов, но зная Рока много лет, особенно не удивился.

Офицеры, во главе с Роком, вернулись в штаб, а нас, с молодым лейтенантом, оставили осматривать место происшествия.

— Рад познакомиться, — сказал я, когда группа скрылась за холмом.

— Я тоже, — ответил офицер и представился, — лейтенант Вес, прикомандирован к разведотделу для расследования подобных инцидентов.

— Вы из комендатуры? — спросил я.

— Так точно, военный следователь.

Мы пожали друг другу руки.

— Хотите взглянуть на тела? — спросил лейтенант.

— Да, пожалуй.

Он подвел меня к покойникам и отогнул брезент. Мертвецы были раздеты до пояса, гимнастерки лежали рядом. Видимо Вес привык осматривать тела прямо на месте. Одного десантника зарубили мечом или саблей, а у второго на груди была странная по форме рана.

— Чем его убили? — спросил я.

— Стрелой, а потом наконечник вырезали ножом.

— Зачем вырезать, если можно просто выдернуть?

— Если наконечник плохо закреплен, он может остаться в ране.

Я вспомнил прошлую экспедицию, гибель карательного отряда и тела, утыканные стрелами.

— Все равно, зачем вырезать наконечник? У них, что стрел не хватает? — спросил я.

Вес с удивлением уставился на меня.

— Нет, в прочем не знаю, никогда об этом не думал. Но стрелы и другое оружие они всегда забирают с собой.

Я прикрыл тела брезентом и внимательно осмотрелся вокруг. Рок представил меня большим специалистом по аборигенам, но, на самом деле, я знал о дикарях очень немного, хотя однажды вынужден был провести в их компании несколько дней.

— А почему телега перевернута?

— Она была им не нужна, — ответил Вес, — перевернули, вывалили пустые ящики и ушли. Обозники возвращались порожняком, так что поживиться было нечем.

Я совершенно не представлял, какая информация может мне пригодиться в будущем, поэтому задал лейтенанту много вопросов. Он на все отвечал быстро и четко, удивления не выказывал, но смотрел на меня странно, словно подозревая в моих словах какой-то подвох.

— Они обычно забирают грузы?

— Не всегда, например, амуницию не берут, а вот оружие и провиант выгребают под чистую.

— Что они забрали сегодня?

— Две винтовки, патроны, абордажные сабли. Личные вещи, кисеты и табак не тронули.

Я кивнул, обошел телегу и осмотрел разложенные на брезенте пожитки.

Вес мне не мешал. Он еще раз проверил свои записи, убрал блокнот в планшетку, потом снял очки и протер их, на удивление чистым, белым носовым платком.

— Лошадей они тоже всегда уводят с собой, — сказал он, — собственно, я здесь уже закончил, если хотите можем вернуться в расположение части.

— А, как же все это? — спросил я, указывая на перевернутую телегу и мертвые тела.

— Сейчас придет похоронная команда. Они и без нас управятся.

Мы поднялись на холм и пошли в сторону лагеря.

— Лошадь через колючую проволоку не перетащишь, — сказал я.

Вес кивнул и остановился. Отсюда, с вершины, открывался вид на долину, перепаханную рвами и перегороженную защитными сооружениями.

— Думаю, что они шли вон там, — лейтенант указал рукой на цепочку невысоких холмов. Он достал маленькую подзорную трубу и протянул мне.

— Не пытались пройти по следам? — спросил я.

— Из меня плохой следопыт, — ответил лейтенант.

У подножия дальнего холма колючая проволока заканчивалась, ее сменяло заграждение из вкопанных в землю, заостренных жердей, а за ним темнел небольшой лесок.

— Мы не можем перегородить всю границу колючкой, — пояснил лейтенант, — а аборигены хорошо используют неровности местности. Конечно мы ставим ловушки, копаем «волчьи ямы», выставляем «секреты», но они научились все это обходить.

Лейтенант предложил срезать путь, и мы пошли напрямик, через поле. Идти было трудно, в некоторых местах трава доходила до пояса.

— Простите, господин супер-лейтенант, — спросил Вес, — я не очень понял капитана Рока. Кажется, он сказал, что Вы здесь уже бывали?

— Я участвовал в двух последних экспедициях, — ответил я.

Вес уставился на меня и даже сбавил шаг.

— Невероятно, — сказал он, но потом спохватился, — извините.

Обратный путь занял около двадцати минут.

Офицеры разбежались кто куда. После разноса, который устроил Рок, они старались не попадаться ему на глаза. Капитан расположился в кают-компании и пил кофе из жестяной кружки. Мы расселись вокруг стола и Вес доложил о результатах расследования. Лейтенант мне нравился, он не лебезил перед начальством, говорил просто и, по существу.

— И все-таки, господа, — спросил Рок, когда лейтенант закончил доклад, — почему обозники сошли с дороги?

На этот вопрос у меня не было ответа.

Вес снял очки, положил их на стол и близоруко прищурился.

— Я думаю, что их в овраг заманила женщина.

— Кто? — не понял я.

— Дикарка могла ждать их на дороге, — продолжал лейтенант, не обращая на мой вопрос никакого внимания, — предложила уединиться. А в овраге была засада.

— Это вполне возможно, — задумчиво сказал Рок.

— Подождите, господа, — взмолился я, — откуда в расположении части женщина, да еще и дикарка?

— Может быть пришла с той стороны, а может быть здешняя, — ответил Вес.

— Что значит «здешняя»? — не понял я.

Офицеры переглянулись.

— Когда мы разгромили племена и отодвинули границу, — пояснил Рок, — несколько деревень оказались на нашей территории. Теперь их жители, как бы являются подданными Содружества. В вопросах продолжения рода, дикари непосредственны, как дети, и женщины из деревни иногда предлагают себя солдатам за одежду, еду или какие-нибудь безделушки.

В свое время, когда Рок рассказал, что аборигенов отогнали от побережья, я воспринял его слова буквально, представил отступающих дикарей, перевозящих семьи и скарб. Если внутри защищенного периметра оставались местные жители, картина вырисовывалась совсем другая.

Увидев мою растерянность, Рок расхохотался.

— Представьте себе, Бур, у нас тут есть свои собственные дикари. Они приносят в город свежие фрукты для обмена.

Вес надел очки и недоверчиво уставился на меня. Похоже лейтенант окончательно запутался. Рок представил меня, как знатока здешних мест, но было совершенно очевидно, что я ничего не знаю о жизни колонии.

— Простите, господа, — быстро сказал я, — я только приехал на Дикий остров и еще мало, что понимаю.

Рок попросил Веса ввести меня в курс дела.

— Господин супер-лейтенант лично знаком с местным вождем и неплохо разбирается в военной тактике диких племен, — пояснил капитан, — но о жизни аборигенов он имеет весьма смутное представление.

Следователь кивнул, давая понять, что принял информацию к сведению и постарался объяснить мне все, как можно более доходчиво.

Как оказалось, у каждого племени было два вождя, один руководил мирной жизнью деревни, центрального дома, где жили женщины и дети, а второй был жрецом и верховным главнокомандующим. Мужчины племени делились на работников и воинов. Работники жили в деревне с женщинами и детьми. Они возделывали поля, собирали урожай, ухаживали за скотиной, ловили рыбу. Воины жили в крепости и свои семьи навещали всего раз или два в месяц. Деревня брала на себя все затраты по их содержанию, кормила и одевала, за это они защищали ее от врагов. Если все воины погибали, деревня сдавалась на милость победителя.

Пока лейтенант рассказывал, в комнату несколько раз заходил дежурный офицер и приносил Року какие-то бумаги. Капитан их просматривал и делал пометки химическим карандашом. Рассказ Веса его совершенно не интересовал. Наверно подобные лекции здесь выслушивает каждый новичок.

— После гибели воинов жители деревни стали воспринимать нас, как своих новых защитников. По сути, для них ничего не изменилось, — говорил Вес, — теперь они живут под нашей защитой и отдают на нужды армии часть урожая.

Ничего подобного я раньше не слышал. В отчетах о быте аборигенов почти не упоминалось, а настоящих книг о Диком острове никто не писал. Вспоминая первую экспедицию и свое короткое путешествие в обществе дикарей, я подумал, что тогда меня точно сопровождали воины.

— И Вы думаете, — спросил я, — что одна из жительниц, подконтрольной нам деревни, заманила обоз в ловушку?

— Нет, нет, — замахал руками лейтенант, — я уверен, что женщина пришла с другой стороны.

Рок вздохнул и отодвинул бумаги.

— Возможно супер-лейтенант прав. Стоит проверить местных жителей.

Казалось это предложение совсем не понравилось Весу. Он насупился и бросил на меня сердитый взгляд.

— Давайте обыщем ближайшую деревню, — предложил я, — возможно жители еще не успели спрятать похищенное оружие.

Лейтенант резко встал, скрипнула табуретка.

— Я категорически возражаю против обыска деревни, — выпалил он, — мы только сейчас смогли наладить с аборигенами нормальные, добрососедские отношения и подобные действия могут свести на нет все наши усилия.

Такой бурной реакции на свои слова я никак не ожидал, лейтенант был очень взволнован.

— Ладно, ладно, — сразу согласился Рок, — будем считать, что местные жители тут не причем.

— Почему лейтенант принял мои слова, так близко к сердцу? — спросил я Рока, когда Вес вышел по своим делам и мы остались вдвоем.

Капитан почесал высокий лоб и надел фуражку.

— Мы стараемся видеть в аборигенах союзников. Некоторые наши соотечественники готовы считать их чуть ли не гражданами Содружества. Конечно они все еще дики и невежественны, но, возможно, когда-нибудь смогут сравняться с нами. Никто не собирается допускать дикарей до участия в выборах или учить их детей в школах, но либерально настроенная молодежь, вроде Веса, надеется привить им наши ценности.

Я вспомнил, заваленный мертвыми телами лагерь второй экспедиции, окровавленного капитана Пуи, лежащего на полу среди стрелянных револьверных гильз.

— Боюсь у них ничего не получится.

— Посмотрим, — сказал Рок.

Он убрал документы в папку и завязал тесемки.

— Все-равно, — продолжал я, — Вес не может быть на 100 процентов уверен в том, что аборигены из ближайшей деревни не нападали на обоз.

Рок кашлянул и внимательно посмотрел на меня.

— Лейтенант лично знаком с вождями всех деревень. Он даже взял себе наложницу из местных.

Мне показалось, что я ослышался.

— Кого взял?

Рок усмехнулся.

— В городе есть бордель, но за несколько лет барышень не меняли ни разу. Большинство здешних офицеров не могут больше воспринимать их, как женщин. Невесту здесь не найти, так что жизнь с дикаркой это, в некотором роде, выход. Сразу получаете и прислугу, и любовницу.

Я был поражен. Моим представлениям о морали был нанесен сокрушительный удар.

— Позвольте полюбопытствовать, — спросил я, — и у многих офицеров есть наложницы?

— У меня есть, — ответил Рок.

Меня удивило спокойствие, с которым капитан сообщил мне эту новость. Казалось он совершенно не стеснялся того, что завел любовные отношения с дикаркой, скорее гордился этим.

— Осуждаете меня? — спросил капитан.

— Нет, — ответил я, — пожалуй, нет. Я не ханжа, но признаюсь, все это выглядит довольно странно.

— Почему? У морских офицеров есть любовницы в каждом порту, чем мы хуже?

Я сокрушенно покачал головой. Трудно было поверить в то, что Рок не понимает, о чем я пытаюсь ему сказать.

— Вы не видите очевидных вещей. Мы на вражеской территории, Рок. На обозы нападают дикари, а вы спите с их женщинами. Вы принесли в дом осиное гнездо и удивляетесь откуда взялись осы, которые жалят ваших детей.

Капитан улыбнулся.

— Обожаю Ваши аллегории. Я согласен с Весом. Наши аборигены не причастны к нападениям. Это дело рук Муки.

Рок допил остывший кофе и засобирался в дорогу. Он встал, я тоже поднялся.

— Ладно, здесь больше ничего интересного не будет. Нам пора возвращаться в город.

На обратном пути я все больше молчал, нужно было осмыслить полученную информацию. Картина этого мира, которую я себе нарисовал на корабле, оказалась не точной. Я рассуждал по-военному, внутри защищенной территории живут друзья, снаружи — враги. Но получается, все не так однозначно.

Ломать голову над расследованием я не собирался, пусть этим занимается Вес. Мне не понравилось, что Рок во всем соглашается со следователем. Что это обычное легкомыслие или капитан, чего-то не договаривает? Впрочем, к поставленной передо мной задаче, это не имело никакого отношения. Я должен поговорить с Муки, все остальное меня не касается.

— О чем задумались, господин супер-лейтенант? — спросил Рок, когда мы подъехали к воротам.

На въезде в город случился затор, несколько телег сцепились оглоблями. Дежурный офицер ругался с возницами и требовал немедленно освободить проезд. Рич отправился поторопить нарушителей движения и заодно забрать из караулки какие-то документы, а мы с капитаном остались смотреть разыгравшееся представление.

— Не нравится мне все это, — ответил я.

— Что именно?

— Присутствие аборигенов на охраняемой территории, — ответил я, — Вы конечно можете им доверять, но мой опыт подсказывает, что нужно держать ухо в остро.

— Вы опять об этом, — вздохнул Рок.

— Если бы не было нападений на обозы, я бы слова не сказал.

— Ну, хорошо, — капитан забарабанил пальцами по борту двуколки, — зачем дикарям, живущими под нашей защитой, нападать на военных и забирать оружие? Вы думаете, что они собираются устроить мятеж и захватить город?

— Возможно.

— Совершенно нереально. Мы провели перепись населения. В трех подконтрольных нам деревнях, проживает всего 58 взрослых мужчин. Для захвата города этого явно недостаточно.

Я пожал плечами.

— Возможно они нападают из мести. Не забывайте, что у воинов, которых вы убили, остались жены и дети.

— Вы не представляете, что ожидало жителей деревни, если бы мы не взяли их под свою защиту. В лучшем случае они стали бы рабами соседнего племени, в худшем — их бы убили. Они должны испытывать к нам безграничную благодарность.

Возницы, при помощи караульных, наконец, смогли растащить телеги, и первая подвода миновала ворота. Дежурный офицер решил сначала пропустить тех, кто выезжал из города.

— Они дикари, — не сдавался я, — они не знают, что такое благодарность.

Наверно я сказал это слишком громко, потому что, стоящий рядом с нашей двуколкой горожанин, с испугом посмотрел на меня.

— За что Вы их так ненавидите? — спросил Рок.

— Это не ненависть, — уже спокойнее ответил я, — когда-то, на моих глазах, местные подростки, почти дети, добивали раненных. За пару минут они зарезали несколько десятков человек. Не знаю к какому племени они принадлежали, но это и не важно. Не питайте иллюзий, господин капитан, кровожадность у аборигенов в крови.

Рок с сомнением покачал головой. Из караулки вышел Рич и поспешил в нашу сторону.

— Это не ненависть, — повторил я, — это разумная осторожность.

Капитан вздохнул, снял фуражку и промокнул платком вспотевший лоб. Действительно было очень жарко. Тучи давно рассеялись и солнце основательно припекало.

— Знаете, Бур, многие считают меня параноиком. Но сегодня Вы меня превзошли.

Рич забрался в двуколку и нам пришлось потесниться.

— Проезжайте, проезжайте, — караульный махнул рукой.

— Извините, если говорил слишком резко, — сказал я.

— Нет, ничего, — сказал Рок, когда мы въехали в город, — мне даже нравится. Здесь принято со мной соглашаться, а Вы спорите. Это бодрит.

До самой комендатуры я больше не сказал ни слова. Рок тоже молчал. Раньше он никому не доверял. Что же случилось теперь? Неужели связь с дикаркой так изменила разведчика? Почему я, полевой командир, должен объяснять офицеру секретной службы к чему может привести подобная беспечность?

Комендатура находилась прямо на берегу, возле причала. Часовые взяли на караул и распахнули двери. Мы быстро прошли по коридору и оказались в кабинете Рока. Попадавшиеся навстречу офицеры, замирали, вытягивались в струнку и отдавали честь. На приветствия подчиненных капитан не отвечал и только кивал головой.

— Развели бюрократов, — недовольно ворчал он, — понавесили аксельбантов, а работать некому.

Рич забрал мою офицерскую книжку и ушел оформлять документы. Когда за ним захлопнулась дверь, Рок снял фуражку, бросил ее на стол и расстегнул пропотевший френч. Было очень жарко.

— Первое время Вам придется пожить в гостинице. Это здесь, недалеко, — сказал капитан, открывая окно, — там вполне прилично, кормят хорошо. Я бы пообедал с Вами, но дела не ждут.

Я с интересом оглядел большую светлую комнату. Здесь было довольно уютно. Вдоль стен громоздились шкафы с документами, у окна стоял стол и несколько стульев. Мебель была новая, довольно громоздкая, возможно сделанная, каким-нибудь местным умельцем. На столе стоял массивный серебряный подсвечник с оплывшим огарком.

— Располагайтесь, Бур, — сказал Рок.

Несмотря на то, что капитана не было в городе больше трех месяцев, комнатой явно пользовались. Здесь было накурено, на подоконнике стоял пустой стакан в латунном подстаканнике и пепельница.

Я сел, а саквояж с личными вещами засунул под стул.

— Сейчас я отправлю к Муки гонца, который сообщит о том, что Вы хотите его видеть, — сказал Рок, устраиваясь в кресле, — обычно, перед тем, как принять парламентера, вождь размышляет пару дней, так что на свидание отправитесь не раньше четверга.

Из окна был виден угол дома, несколько деревьев и клумба, засаженная яркими красными цветами. Раньше, на Диком острове, стекла в рамы не вставляли. В лагере мы использовали вместо них промасленную бумагу. Она хорошо пропускала свет, но разглядеть, что-нибудь через нее было невозможно.

— Сейчас отдыхайте, — продолжал Рок, — а вечером приходите в гости. Приглашаю Вас на ужин, — капитан улыбнулся, — заодно посмотрите на мою дикарку.

Рич довольно быстро справился с заданием, не прошло и пятнадцати минут, как он принес мне подписанные документы. Капитан извинился, сказал, что ему нужно заниматься срочными делами и отправил меня к интенданту Вагу. Это был грузный мужчина с крупными чертами лица, медлительный и неулыбчивый. При ходьбе он немного приволакивал левую ногу, и я подумал, что интендант был ранен. В маленьком угловом кабинете было сухо, светло и пахло вонючими армейскими сигарами. Я быстро составил список вещей, которые могут мне понадобиться и передал интенданту.

Он водрузил на нос очки в роговой оправе и несколько раз прочел бумагу.

— Не желаете кофе?

— Нет, благодарю.

— Значит Вы на «Гиганте» прибыли?

— Да.

Интендант заерзал на стуле и посмотрел на меня поверх очков.

— Позвольте полюбопытствовать, как там каюты и вообще?

— Очень уютный корабль, кормят хорошо, в каютах душ и туалет.

Ваг покачал головой и завистливо крякнул.

— Мне еще не приходилось на нем ходить.

Интендант аккуратно сложил бумагу, почесал затылок и встал.

— Одну минуту, господин супер-лейтенант, — сказал он и вышел из комнаты.

Его не было довольно долго. Наконец Ваг вернулся и выложил передо мной походный ранец, малую подзорную трубу в кожаном чехле, гвардейский палаш и револьвер в новенькой скрипящей кобуре.

Я вытащил палаш из ножен и внимательно осмотрел лезвие, потом достал из кобуры револьвер, переломил ствол и прокрутил барабан. Оружие было в хорошем состоянии, хотя и не новое. Палаш я выбрал не случайно. Мечи у аборигенов длинные и широкие, поэтому отбиться от нападающего тонкой офицерской шпажонкой было бы затруднительно.

— Вижу, Вы хорошо в оружии разбираетесь, — сказал интендант, — участвовали в последней кампании?

Военные всегда интересовались прошлым вновь прибывших офицеров, чтобы составить о них собственное мнение и отыскать земляков или сослуживцев. Раньше этот вопрос вряд ли мог бы кого-нибудь удивить, но, здесь и сейчас, он прозвучал довольно странно, после войны прошло больше 15-ти лет.

— Участвовал.

Интендант заулыбался.

— Я тоже. Пришлось повоевать на острове Хоб.

— Я служил на Южном фронте, воевал на линии Мо и здесь, на Диком острове.

Интендант прикинул что-то в уме, и удивленно уставился на меня.

— Позвольте, я как-то сразу не сообразил, вижу фамилия знакомая. Так Вы и есть тот самый супер-лейтенант Бур, который участвовал во всех экспедициях?

Реакция интенданта меня от души позабавила.

— Он самый и есть.

— Очень рад знакомству. Читал Ваши отчеты.

Засиживаться у интенданта не входило в мои планы, поэтому я не поддержал разговор о прежних временах и былых заслугах. Ваг казался приятным человеком и, возможно, когда-нибудь мы выпьем с ним коньяка, но только не сегодня.

— В списке был еще абордажный пистолет, — напомнил я.

Признаться, это оружие я никогда не жаловал, но рассудил, что мне может понадобиться дополнительное вооружение, что-нибудь, что можно было бы носить незаметно под одеждой.

Интендант развел руками.

— Извините, господин супер-лейтенант, приказом от 19… года снят с вооружения, в связи с появлением пятизарядных винтовок Лима. Могу предложить вместо него второй револьвер. Есть трофейный, совсем новый и патронов много.

Вардовские револьверы мне всегда нравились, у них длиннее ствол и барабан рассчитан на шесть патронов, в отличие от наших.

— Давайте.

В этот раз интендант никуда уходить не стал, а выдвинул ящик стола и выложил передо мной револьвер и пачку патронов.

— Кобуры, извиняюсь, нет.

— Не беда.

Я повертел оружие в руках.

— Спасибо, господин интендант, это то, что нужно. Откуда у Вас такие трофеи, кажется сейчас с вардами войны нет?

— Пошаливают, мерзавцы, — ответил Ваг, — на границе неспокойно. Пару месяцев назад небольшая группа попыталась прорваться.

Казалось он собирался меня о чем-то спросить, но в последний момент, почему-то передумал.

— Сухой паек я положил в ранец, если хотите можете проверить. Папиросы класть не стал, мне сказали, что Вы предпочитаете сигары. Если еще чем-нибудь могу быть полезен, я к Вашим услугам.

Гостиницу я нашел сразу. Собственно, вывеска гласила, что это офицерский клуб, но на втором этаже, для вновь прибывших, специально держали несколько комнат.

— Добро пожаловать на Дикий остров, — приветствовал меня управляющий и вручил блестящий ключ. На отставного военного он был не похож. Толстяк явно страдал от жары, белая рубашка и жилет пропотели насквозь.

— Первый раз у нас? — покровительственным тоном спросил он. На круглой физиономии застыла самодовольная улыбка.

— Нет, — ответил я и поднялся на второй этаж.

Комната оказалась маленькой и светлой. Из окна открывался вид на перекресток и крыши одноэтажных домов.

Я развесил форму, разложил в шкафу белье и всякие мелочи, второй револьвер зарядил и засунул под подушку. Никаких дел у меня не было, и я решил вздремнуть до обеда, тем более, что ночью, в ожидании прибытия на Дикий остров, не мог сомкнуть глаз.

Из кухни доносился запах жаренной рыбы и специй, слышны были голоса поваров.

«Не самое спокойное место», — подумал я и провалился в глубокий сон.

Мне снился отчий дом, Эн и дети. Мы сидели на веранде и пили чай. Тэм все время шалил, и мне пришлось сделать ему замечание. Во сне я дернулся и проснулся. Покрывало съехало на пол, подушка упала. Несмотря на открытое настежь окно, в комнате было очень душно. В первое мгновение я не понял, где нахожусь и вообразил, что ночую в казарме. Снизу доносились чьи-то громкие голоса, и я услышал свою фамилию. Слышимость здесь была отличная. Голоса стихли, и кто-то начал подниматься по лестнице. Я сел на кровати, влез в сапоги и потянулся за френчем, когда в дверь моей комнаты постучали.

— Одну минуту, — крикнул я.

Не знаю кто ко мне пожаловал, но лучше принять посетителя при полном параде. Я оделся, застегнул портупею, надел фуражку и заглянул в маленькое зеркало, висевшее над умывальником. На щеке, от подушки, осталась длинная полоса, похожая на шрам.

Я ополоснул лицо и вытерся полотенцем.

— Войдите!

Дверь скрипнула и на пороге возник совсем молодой моринер-лейтенант. Он был маленький, худой и рыжий, а его круглое лицо было усыпано веснушками.

— Здравия желаю, — сказал офицер и отдал честь, — моринер-лейтенант Зут, прибыл в Ваше распоряжение.

Я все еще не проснулся, поэтому спросил довольно грубо.

— Рок прислал?

— Так точно, — нарочито веселым тоном отозвался офицер, сделав вид, что не замечает моего хамства, — в качестве помощника и проводника.

— Заходите, лейтенант.

Я налил в стакан немного воды из графина и выпил.

— Извините, что встретил Вас грубо. Вы меня разбудили.

— Виноват.

Я посмотрел на часы. Оказывается, поспать мне удалось совсем немного, чуть больше часа. Наверно, что-нибудь случилось и Рок хочет меня видеть.

— Меня вызывают в комендатуру?

— Никак нет. Капитан Рок приказал показать Вам город.

После короткого сна я чувствовал себя совершенно разбитым. Проклятая духота. Будем надеяться, что ночью здесь прохладней.

Лейтенант смущенно улыбался и ждал моих распоряжений.

«В конце концов, прогулка по городу не самый плохой вариант» — подумал я.

В памятке для постояльцев было написано, что обед подают с 14-ти часов, так что мне все-равно нужно было «убить» полтора часа.

Мы вышли из гостиницы и пошли по дороге вниз, в сторону пристани.

— Что бы Вы хотели осмотреть, господин супер-лейтенант? — спросил Зут.

— Подозреваю, что достопримечательностей у вас здесь немного, — ответил я, — скажите, а заброшенный храм все еще существует?

— Конечно, — оживился лейтенант, — он у нас вроде музея под открытым небом.

— А дикари не против?

— Простите? — не понял лейтенант.

— Говорят здесь есть несколько деревень, в которых живут аборигены. Наверно они бывают в городе и заходят в храм?

— Никак нет, — ответил Зут, — они только на базар ходят и у старьевщика одежду обменивают на товары.

— А, как же их в город пропускают? Неужели охрана всех знает в лицо или у них документы, какие-нибудь есть?

Мой вопрос застал лейтенанта врасплох.

— Не могу знать, — ответил он.

Рок выделил мне «хорошего» помощника. Похоже Зут сам на острове без году неделя и знает очень немного.

Народу на улицах поубавилось. После встречи «Гиганта», горожане разошлись по своим делам. На причале грохотал паровой кран, переругивались егеря, загружающие подводы, пожилой сержант распекал зазевавшегося возницу, пугаясь непривычного шума, всхрапывали лошади. Все свободное пространство заставили ящиками и бочками. Вспомогательное судно отошло от берега за очередной порцией грузов. Только сейчас я сообразил, что укрытый брезентом, странного вида предмет на носу, принятый мной за лебедку, был замаскированной пушкой. Видимо Рок все-таки опасался нападения с воды, поэтому вооружил даже гражданское судно.

Навстречу нам прошла женщина с двумя маленькими детьми, по виду гувернантка.

— Послушайте, Зут, — спросил я лейтенанта, — в городе много штатских?

— Около двухсот, — немного подумав ответил он, — и человек 60 на фермах.

Задерживаться на причале мы не стали, свернули направо и пошли по набережной вдоль берега. Возле деревянного ограждения, под белыми зонтиками от солнца, стояли две барышни и разглядывали корабль в театральные бинокли. Проходя мимо, я учтиво поклонился, девушки сделали книксен.

Набережная заканчивалась низким ограждением, сразу за которым находилась орудийная площадка. Расчет отдыхал, сидя на снарядных ящиках. При моем появлении солдаты встали и отдали честь. Офицера с ними не было.

Зут увлек меня в узкую боковую улицу. Здесь было пусто и тихо. По обе стороны тянулись одинаковые одноэтажные склады, выкрашенные зеленой краской. На воротах, мелом, были проставлены номера и какие-то непонятные значки.

— Как вы развлекаетесь, — спросил я, — здесь есть бильярд, библиотека, синематограф?

— Обычно вечером все собираются в клубе, — ответил лейтенант, — в комендатуре есть библиотека, но очень маленькая.

Цейхгаузы тянулись бесконечно. Раньше на этом месте был дремучий лес, журчал ручей и росли папоротники выше человеческого роста.

— Значит умираете от скуки? — спросил я.

— У нас есть бордель, — тихо сказал Зут. Казалось он стыдился того, что город не может предложить мне ничего стоящего.

— Да, что Вы говорите? — наигранно удивился я, — и как?

— Там очень милые барышни, — лейтенант покраснел, отчего его веснушки стали еще заметнее.

— Пошли к храму, — сказал я, — бордель меня сейчас мало интересует.

Некоторое время мы шли молча. Время от времени, Зут бросал на меня заинтересованные взгляды. Я не обращал на него внимания. Мне не терпелось увидеть заброшенный храм. Я помнил огромные старые камни, покрытые лишаем и мхом, тусклый свет факелов, запах сырости и запустения. Нам так и не удалось выяснить, почему дикари, когда-то, оставили его.

— Скажите, — спросил я, — Вы здесь давно?

— Около года.

— Участвовали в боях?

Лейтенант опять покраснел.

— Три месяца назад на нашем участке варды устроили вылазку, — он запнулся, — да, я участвовал в бою.

Зут мне нравился. Он умел смущаться, ничего не приукрашивал и произносил «у нас» так, словно служил здесь всю жизнь.

— Убили кого-нибудь?

— Да, — неуверенно ответил он, — кажется.

— Успеете еще, — сказал я.

Храм находился в самом конце улицы. Сразу за ним начинался частокол и высилась сторожевая башня. При нашем появлении, часовые на вышке встрепенулись и отдали честь, видимо приняли за проверяющих.

Храм огородили низким штакетником и поставили две лавки для отдыхающих. Вход был закрыт массивной дверью и на ней криво висела табличка: «Древнее святилище. Охраняется Адмиралтейством».

Теперь, когда деревья и кусты вокруг вырубили, хорошо стали заметны шрамы, которые оставило на этих древних камнях время. Валуны потрескались, кое-где от них откололись целые куски. Я попробовал вспомнить, как выглядело это место 13 лет назад. Прямо перед входом на носилках лежали раненые, сушились выстиранные бинты, стояли телеги. Вон там, справа, прямо под открытым небом, оперировал доктор Сол, а, где-то здесь, я прощался со своим заместителем.

— Здесь должна быть могила, — сказал я.

— Простите? — не понял адъютант.

Я огляделся, стараясь сориентироваться.

— Мы похоронили здесь лейтенанта Бада.

Зут с удивлением смотрел на меня и не знал, что сказать. Он очень хотел помочь, но совершенно не понимал, о чем идет речь. Значит ничего не сохранилось, ни старых могил, ни воспоминаний. Только отчеты, сухие цифры и приказы. Зут затравленно огляделся.

— Простите, господин супер-лейтенант…, - начал он.

— Ладно, — сказал я, — пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Когда-то мой заместитель отравил меня и передал в руки врагов. Судьба жестоко наказала его за это. Здесь, в нескольких шагах от заброшенного храма, он застрелился. С тех пор прошло много лет, и я нашел в себе силы его простить. С мертвых спроса нет.

Я хотел навестить могилу, но так и не смог ее отыскать. Похоже, новые власти постарались вычеркнуть лейтенанта Бада из памяти.

Всю обратную дорогу мы почти не разговаривали. Зут заметил, что настроение у меня испортилось и старался не докучать пустой болтовней. Он провел меня по городу и показал, где можно купить всякие полезные мелочи. Потом мы пообедали в офицерском клубе, и я отпустил лейтенанта до вечера.

Заведение, в котором я остановился, пользовалось большой популярностью, после двух часов все места в зале оказались заняты. Некоторых из собравшихся я уже знал. За столиком у окна сидел интендант Ваг, который вежливо меня поприветствовал, а ближе к двери расположился адъютант Рока. Еда оказалась вкусной, а порции большими. В меню можно было найти рыбу, мясо, два вида супа и салаты из свежих овощей. То, что на цивилизованных островах считалось деликатесом, здесь подавали, как совершенно обычные блюда, например, курятину или отварную картошку. Граждане Содружества Свободных островов издревле ловили рыбу и крабов, собирали съедобные водоросли и моллюсков. Свободной земли на островах было мало, поэтому всерьез сельским хозяйством никто не занимался, народ в основном питался морепродуктами и тем, что удавалось вырастить на крошечных огородах. Правда у некоторых имелись сады, в которых росли всевозможные ягоды, яблоки и груши, но таких счастливчиков было немного. Конечно в столичных ресторанах можно было отведать говядину или свинину, салаты из овощей и фруктов, но стоило все это великолепие очень дорого.

Я решил себя побаловать и заказал тушенное мясо с фасолью. Лейтенант ограничился рыбным супом и салатом из какой-то травы. От хорошей еды и вина я опять повеселел и попытался расспросить лейтенанта о жизни на Диком острове. Он, как мог, старался мне угодить, но и сам знал очень мало. Почти все время Зут провел в окопах на границе с вардами, а во время коротких увольнительных только и успевал, что посетить бордель и выпить в офицерском клубе. Последние городские сплетни меня не интересовали, а сомнительный рассказ о нападении аборигенов на дальнюю заставу, который лейтенант передал с чужих слов, не выдерживал никакой критики.

Я сердечно поблагодарил своего нового знакомого за интересную экскурсию и отправил его в казарму.

Было не понятно зачем Рок приставил ко мне личного помощника. Конечно, в незнакомом городе могло случиться всякое, но на телохранителя Зут был не похож, впрочем, на соглядатая тоже. В любом случае, он мог мне еще пригодиться.

Офицеры начали расходиться. Рич сделал вид, что не замечает меня, а интендант Ваг, наоборот, махнул рукой на прощание. Я допил остывший кофе, расплатился и поднялся к себе в комнату.

Вечером за мной пришел вестовой и проводил домой к капитану. Рок жил на берегу, совсем рядом с комендатурой, в маленьком коттедже с видом на океан. Он усадил меня на диван и угостил местным вином.

— Вполне приличное, если не пить слишком много, — улыбнулся Рок, — как Вы устроились на новом месте?

— Спасибо, хорошо.

— Как Вам новый помощник?

— Смешной мальчишка.

Рок кивнул и опустился в кресло.

— Зут хороший офицер. Имейте в виду, он не так прост, как кажется. Лейтенант лучший стрелок в подразделении и прекрасно владеет шпагой, так что пусть его милые веснушки Вас не обманывают.

— Для чего он мне?

— Пригодится, — Рок пожал плечами, — всякое может случиться.

В кабинете было уютно. Здесь ничего не напоминало о Диком острове, казалось мы сидели на вилле, где-нибудь в пригороде столицы. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами, на специальной доске висела карта Содружества, а на полу лежал большой пушистый ковер. В углу я заметил настоящий камин с запасом дров.

— Постарался устроить здесь все по своему вкусу, — объяснил Рок, проследив за моим взглядом, — человеку нужен уют. Когда-нибудь я выйду на пенсию и буду жить в этом доме. Не все же мне между двумя мирами мотаться.

Для того, чтобы «пустить корни» на Диком острове нужна была веская причина. Все наши родственники и друзья остались за океаном. Неужели на родине капитана никто не ждет?

— Не хотите возвращаться на острова?

— Мне там нечего делать, — капитан вздохнул, — семьи нет, дома тоже. А здесь я могу жить в свое удовольствие. Деньги у меня есть, так что, когда выйду в отставку, стану наслаждаться тишиной и покоем.

Я выразительно посмотрел на кобуру с револьвером, висящую на спинке стула, но решил не развивать тему спокойной жизни по соседству с дикими племенами.

— Вы просто так меня позвали или хотели о чем-то поговорить?

Капитан сделал несколько глотков вина и отставил бокал. Он не торопился отвечать.

На Диком острове темнеет рано. В городе не было ни газа, ни электричества, поэтому комнату освещали свечами, заправленными в массивные канделябры. В неровном свете лицо разведчика было похоже на театральную маску.

— Утром я пригласил Вас просто так, но за это время кое-что произошло. Муки ответил. Завтра на рассвете Вы отправляетесь на переговоры.

Я вздрогнул. Все происходило слишком быстро. Вообще, как только я ступил на Дикий остров, вокруг меня завертелся настоящий калейдоскоп событий и не было времени остановиться и подумать. Как человека медлительного, такая обстановка начинала меня раздражать.

— Почему так скоро?

Рок пожал плечами.

— Не знаю. Возможно он тоже торопится. Я же говорил, здесь что-то назревает и Ваш приезд может ускорить развязку.

— Мне кажется Вы преувеличиваете, — осторожно начал я, — моя фигура не так значительно, чтобы…

Рок отмахнулся и не дал мне закончить.

— Дело не в Вашей значимости, а в Вашем присутствии. Поймите, Муки один. С одной стороны, дикари, для которых он так и остался чужим, с другой — я, заклятый враг. А тут появляетесь Вы, его старый знакомый, герой войны, настоящий дворянин, честный человек.

Я подумал, что Рок издевается, но похоже он и не думал язвить.

— Ему нужен кто-то, кто мог бы выслушать и помочь советом, человек со стороны, незаинтересованное лицо.

— Пф, — я покачал головой, — Муки вождь. Он давно уже все решает сам. Возможно мой визит его обрадует, но и только. Не думаю, что от нашей встречи стоит ждать каких-нибудь результатов.

Рок не стал спорить. Он подлил нам еще вина и позвонил в серебряный колокольчик. В комнату вошла маленькая смуглая женщина, в длинном платье из какого-то легкого материала. Она молча поклонилась и поставила на стол поднос с фруктами.

— Спасибо, Дайяла, — сказал капитан. Женщина улыбнулась ему и вышла, на меня она даже не взглянула.

Увидев мое замешательство, Рок заулыбался.

— Если будете так разглядывать мою женщину, придется вызвать Вас на дуэль.

— Это и есть Ваша…, - я не сразу подобрал нужное слово, называть дикарку «наложницей» мне не хотелось, — новая знакомая?

— Ну, не совсем новая, — Рок подвинул ко мне блюдо и знаком предложил угощаться, — Дайяла живет со мной около двух лет.

Я взял странный фрукт, похожий на наконечник копья и совершенно зеленый, снял мягкую кожуру и попробовал маленький кусочек.

— Как Вам? — спросил Рок.

— Похоже на сырую картошку, — признался я.

На блюде стояло несколько соусников, и капитан указал на один из них.

— Попробуйте добавить вот это.

Действительно, с острой приправой, фрукт показался мне намного вкусней.

— Все-таки я не очень понимаю статус этой женщины, — сказал я, — жена или любовница?

— Только не жена, — Рок взял уже очищенный апельсин и отломил дольку, — служанка, наложница, любовница, называйте, как хотите. Дайяла была женой вождя. Когда я его застрелил, она приняла меня, как нового супруга.

С зеленым фруктом было покончено, и я решил попробовать большие синие ягоды.

— И Вам кажется, что нет никакого риска? Все-таки Вы убили ее мужа.

— Первое время, иногда, появлялось чувство опасности, — Рок доел апельсин и вытер руки салфеткой, — , но так было даже интересней. А сейчас, — он на мгновение задумался, — мы прожили вместе два года и, как видите, я все еще жив.

Когда блюдо опустело, дикарка принесла две тарелки с мелко нарезанным жаренным мясом. В этот раз Рок в колокольчик не звонил, и я подумал, что, вероятно, женщина украдкой наблюдает за нами.

— Это, разновидность местного оленя. Попробуйте, очень вкусно.

Действительно, мясо было хорошо приготовлено. Еда у капитана мне понравилась намного больше, чем та, которую подавали в офицерском клубе. Я сказал ему об этом.

— Да, Вайала отлично готовит, — сказал Рок, — признаться, я предпочитаю есть дома.

Видно было, что моя похвала ему очень приятна.

Наконец, от пустой болтовни и взаимных любезностей, мы перешли к делу, которое волновало нас обоих.

— Я не жду от вашей встречи быстрого результата, — доверительным тоном сообщил Рок, — пусть медленно, с уступками и оговорками, но мы выдавим Муки без боя. Я не хочу войны.

— Вы уверены, что он готов до последнего защищать свои территории? — спросил я.

— Не знаю, возможно. Проблема в том, что навязать Муки открытый бой и перебить все его войско одним ударом, мы не сможем. Дикари растворятся в лесах, и мы увязнем в затяжной партизанской войне.

— Думаете он может просто уйти и оставить деревни?

Мы покончили с ужином и перешли курить на террасу. К ночи посвежело, прямо у крыльца стрекотали невидимые насекомые, а за домом жалобно кричала, какая-то птица.

— Пожалуйста не забывайте, — говорил капитан, — у дикарей два вождя, один для мирной жизни, другой для войны. Муки военный вождь. За его спиной нет женщин и детей. Формально он должен их защищать, но они для него, что-то вроде ненужного балласта. В случае нашего нападения, он не побоится бросить деревню, зная, что мы ничего не сделаем с мирным населением. У него развязаны руки и всегда есть возможность маневра.

— Мне кажется Вы не правы, — сказал я, — Муки остался на Диком острове ради семьи. Он дорожит близкими, поэтому, в случае опасности, никогда их не бросит.

Рок не ответил. Из окна на террасу падал неровный свет. В какое-то мгновение мне показалось, что за занавеской мелькнула легкая фигура. Неужели знакомая капитана подслушивала наш разговор?

— Считаете, что верховный жрец и военачальник трех племен способен сохранить некоторую сентиментальность? — наконец спросил Рок.

Это был риторический вопрос и ответ разведчику не требовался. Что-то в моих словах заинтересовало капитана и, видимо, дало ему новую пищу для размышлений. Он повернулся и в упор посмотрел на меня.

— Очень может быть, — сказал Рок, — впрочем Вы ведь тоже сентиментальны.

Последнее замечание мне не понравилось.

Было уже довольно поздно, поэтому, как только мы вернулись в дом, я начал прощаться. Рок вызвал денщика и велел ему меня проводить. Выходя из дверей, я оглянулся и поймал на себе заинтересованный взгляд Дайалы. Она слегка наклонила голову, видимо решила попрощаться.

Всю дорогу до офицерского клуба я думал о нашей беседе с капитаном.

Почему он так заинтересовался моими словами? Причина, по которой Муки, когда-то остался на Диком острове, была всем известна — он не захотел бросать жену и ребенка. Приятно осознавать, что кто-то, в этом мире, еще любит и ценит свою семью, но я не очень понимал, чем это может помочь Року в его коварных планах по захвату территорий.

В клубе еще оставались посетители, за двумя столами пили вино и играли в карты. Из присутствующих я никого не знал, поэтому сухо поздоровался, попросил управляющего разбудить меня в шесть утра и поднялся в комнату.

День выдался богатый событиями, поэтому, недолго думая, я умылся и лег спать.

Спал я плохо и в назначенное время поднялся сам, не дожидаясь пока прислуга меня разбудит. Завтрак еще не готовили. Я заказал, оставшуюся от ужина жаренную рыбу и кофе, и в семь часов был готов к походу.

В этот раз нам не пришлось ютиться втроем в одной двуколке, к офицерскому клубу подкатило сразу несколько экипажей. Судя по всему, нас с Роком собиралось сопровождать довольно много народа. Офицеры прибыли в парадной форме.

— Для чего такой эскорт? — спросил я Рока, забираясь на сиденье.

— Встреча парламентера с вождем большое событие, — ответил он, — Вас провожают, как героя.

— Ерунда, какая-то, — проворчал я.

Такое внимание со стороны здешней публики не вызывало ничего, кроме раздражения.

В группе сопровождения я заметил адъютанта Рока и моего нового помощника, среди офицеров затерялись двое штатских.

— А это еще кто? — спросил я Рока, бесцеремонно указав на них рукой.

— Газетчики, — ответил капитан.

Я устроился на сиденье и достал хьюмидор.

— Вы не против? — спросил я разведчика, зная, что он не выносит сигарный дым.

— Курите, — разрешил капитан.

Газетчики вели себя вызывающе, они раскраснелись, громко говорили и смеялись. Наверно журналисты все время проводили в городе и выезд в охраняемую зону воспринимали, как настоящее приключение. Большинство штабных офицеров вели себя не лучше. Даже Зут, который показался мне довольно спокойным малым, сегодня был сильно возбужден.

— Не обращайте на них внимания, — тихо, так чтобы не слышали остальные, сказал Рок, — иногда приходится брать с собой свиту. Многие из этих людей сегодня напишут доносы на Вас и на меня, и отправят куда следует.

— Контрразведка?

— И не только. В мирное время некоторые адмиралы поспешили обзавестись собственными соглядатаями, хотят быть в курсе всего, что происходит на Диком острове.

— И поэтому Вы…

— И поэтому я собрал в одном бассейне всех мурен, — усмехнулся Рок, — пусть всё увидят своими глазами, опишут и передадут по инстанции. Люблю, знаете ли, когда враги и шпионы под рукой.

Наконец мы тронулись в путь. На улицах было пусто, большинство жителей еще спали, поэтому кортеж без остановок промчался по городу и выехал за ворота.

— Я смотрю Вы вооружились до зубов, — задумчиво сказал Рок, — напрасно. На ту строну ничего с собой брать нельзя.

Я расстегнул кобуру и показал, что она пуста.

— Взял только палаш, все остальное лежит в номере. Кстати, хотел у Вас спросить, можно оставлять в клубе оружие и деньги, ничего не пропадет?

— Оставляйте. Если с вещами, что-нибудь случиться, я с управляющего шкуру спущу. Он об этом знает.

На мосту нас уже ждали, проезд был свободен, шлагбаум поднят, а ограждения убраны в сторону. Караульные стояли в стороне и отдавали честь. Мы с Роком козырнули в ответ.

— Хотел спросить, что это у Вас за револьвер, — поинтересовался я, — никогда не видел такую кобуру. Даже страшно представить, что там внутри.

Капитан усмехнулся.

— А это и не револьвер.

Кобура открылась с сухим щелчком и Рок достал самый странный пистолет из всех, что мне приходилось видеть. Он был совершенно плоский, без барабана, с длинным круглым стволом и странным прямоугольным приспособлением перед спусковым крючком.

— Автоматический пистолет Гана, экспериментальная модель.

Рок протянул мне странное оружие. Я повертел в руках тяжелую «игрушку» и вернул ему.

— И, как это работает?

Капитан, что-то сделал, возможно нажал какую-то скрытую кнопку, прямоугольное приспособление отделилось и осталось у него в руке.

— Совершенно другой принцип, — сказал он, — патроны заряжаются не в барабан, а в магазин расположенный под стволом.

— Невероятно.

— В магазине 14 патронов.

Ничего подобного я даже представить себе не мог, обычный армейский револьвер был рассчитан всего на 5 зарядов.

— Феноменальная скорострельность, — продолжал Рок. Он взял кобуру, перевернул, показал мне странного вида крепление, совместил с ним рукоятку пистолета и чем-то щелкнул. Передо мной оказалось совершенно невиданное оружие, из которого, судя по всему, можно было вести прицельный огонь не хуже, чем из винтовки. Только сейчас я сообразил, что деревянная кобура не случайно напоминает приклад, а по сути им и является.

— Отличное вещь, — сказал Рок, — но испытания еще не закончены, пока выпустили только экспериментальную партию.

Он опять отсоединил пистолет и убрал его в кобуру.

— Не ожидал ничего подобного, — признался я.

— Прогресс не остановить, армия перевооружается, — с гордостью сказал Рок, — вспомните эти нелепые, тяжелые абордажные пистолеты, которые носили с собой десантники. Для солдата, вооруженного пятизарядной винтовкой револьверного типа, они больше не нужны.

Я покачал головой. Все эти новшества последних лет мне не нравились. Винтовки, о которых говорил Рок, сильно выиграли у старого однозарядного карабина Гока в темпе стрельбы, но проиграли в прицельной дальности и убойной силе. Офицер, вооруженный пистолетом, как у Рока, становился опасным противником, но револьвер всегда славился тем, что работал безотказно. В этом новом смертоносном «чуде» было столько механизмов, что, казалось, невозможно было заставить его работать без сбоев.

— Похоже адмиралтейство использует Дикий остров, как полигон для проверки своих опасных новинок, — сказал я.

— А, что в этом плохого? — удивился капитан.

— На войне человеческая жизнь во многом зависит от надежности оружия.

— Ну, это на войне.

Разведчик привстал в коляске и огляделся. Мы уже подъезжали к первой линии укреплений. Вдалеке показались крыши форта и развевающийся флаг.

— А у Вас здесь курорт? — не сдавался я.

— Не ворчите, Бур, — Рок усмехнулся, — просто Вы беспокоитесь из-за предстоящих переговоров. Мне тоже не по себе.

— Я не беспокоюсь, — буркнул я.

— Все будет хорошо, — сказал Рок.

Меня уже ждали посланники Муки. Два вооруженных до зубов дикаря сидели на корточках возле прохода в проволочных заграждениях, третий оставался в седле и держал коней в поводу.

— Завещание писать будете? — спросил Рок.

Я не ответил. При виде лошадей у меня пропало всякое желание шутить. На маленьких островах никто не ездит верхом. Конечно, где-нибудь в столице, дворяне совершали конные выезды и содержали конюшни, но на моей родине были другие порядки. Зачем залезать в седло, если можно пройти весь остров пешком за полчаса? Раньше мне приходилось ездить верхом и воспоминания об этих прогулках навсегда врезались в мою память.

— Ненавижу лошадей, — сказал я.

Рок хлопнул меня по плечу и рассмеялся.

— Ничего страшного. Не думаю, что Вас повезут далеко.

Офицеры остались за ограждением, а я, в одиночестве, вышел наружу. Дикари подошли и встали рядом. Один ткнул пальцем в мой палаш и покачал головой. Я снял перевязь и отдал ему. Аборигены были одеты в кожаные рубашки, штаны и сапоги. От них пахло потом лошадиным и человеческим, длинные волосы были грязные и висели сальными патлами, но оружие, ножи и мечи, было в идеальном состоянии, тонкой работы и украшены серебряной и золотой насечкой. Видимо воинам не понравилось, что я их разглядываю, потому что один прорычал какую-то грубость, а второй слегка подтолкнул меня к лошади.

Здешний язык очень напоминал наречие северных народов и многие военные понимали, о чем говорят аборигены, но я, как не старался, не мог разобрать ни слова.

Повинуясь недвусмысленному приказу, я с трудом взобрался на лошадь. Моя неуклюжесть показалась дикарям забавной, и они весело рассмеялись.

Напоследок я оглянулся. Офицеры столпились у прохода, а чуть в стороне несколько солдат целились в нас из винтовок. При мысли о том, что у кого-нибудь из них могут не выдержать нервы, у меня по спине пробежали мурашки. Аборигенов я не боялся, скорее всего парламентера не тронут, но среди своих тоже хватает идиотов. Не знаю, какие указания получили сопровождающие меня дикари, но они старались ехать медленно и следили за тем, чтобы я не отставал. Повинуясь какому-то странному порыву, я еще несколько раз оглянулся на наши укрепления.

Во время первой экспедиции я оказался в плену у аборигенов и мне пришлось на лошади добираться до форта несколько дней. С тех пор я питал искреннюю ненависть к прогулкам верхом и очень надеялся на то, что Муки разбил свои лагерь, где-нибудь неподалеку.

Мы миновали несколько довольно высоких холмов, проехали небольшой лесок и оказались в широкой балке. Здесь стояла многочисленная охрана, горел костер, а на траве были расстелены длинные куски полотна. Сначала мне показалось, что все воины выглядят одинаково. Действительно, одежда аборигенов не отличалась разнообразием, но при ближайшем рассмотрении, я обнаружил, что у нескольких человек кожаные рубашки и кафтаны украшены затейливым орнаментом. Видимо это были командиры.

— Здравствуйте, Бур, — окликнул меня незнакомый высокий мужчина, — идите сюда.

Сначала я подумал, что это Муки, но вскоре убедился, что никогда не видел этого человека.

— Садитесь, — незнакомец опустился на полотно и указал на место рядом с собой.

Говорил он мягко и без акцента, я бы даже сказал со столичным выговором.

— Здравствуйте, — сказал я и сел.

Незнакомец в упор разглядывал меня и молчал. Он был далеко не молод, наверно старше меня, лицо покрывали шрамы и морщины.

Чтобы нам не мешать, охрана отошла подальше.

— Меня зовут Бао и я Ваш земляк, — сказал незнакомец.

— Супер-лейтенант Бур, — представился я.

— Понимаю, что Вы приехали поговорить с Муки, но сейчас он не хочет с Вами встречаться. Я его доверенное лицо, друг и ближайший соратник. Все, что Вы скажете, я передам ему в точности, слово в слово.

— Вы гражданин Содружества? — спросил я.

— Уже нет.

— Мы знакомы?

— Нет, мы никогда раньше не встречались, но я о Вас слышал. Я прибыл на Дикий остров вместе с адмиралом Толем.

Вот оно что, значит передо мной сидел участник самой первой экспедиции. Когда-то адмирал Толь нарушил присягу и объявил себя богом здешних мест. Все, кто его поддержали, считались на родине военными преступниками.

— Тогда, как Вы узнаете, что я тот, за кого себя выдаю? — с вызовом спросил я.

— Никак, — спокойно ответил незнакомец, — о чем Вы хотели говорить с Муки?

Я не знал с чего начать. Все слова, которые я придумал по дороге никуда не годились.

Сидящий передо мной человек никогда не принял бы дружеский тон, который я хотел навязать Муки. Пауза затягивалась.

— Адмиралтейство хочет получить ваши земли, — наконец сказал я, — рано или поздно оно придумает, как это сделать.

Бао согласно кивнул.

— Мы это понимаем. Что Вы предлагаете?

— Я ничего не предлагаю. Скажите на каких условиях Вы готовы уйти?

Бао встал.

— Это все, что Вы хотели сказать?

— Каковы условия? — еще раз спросил я.

— Рок знает, — сказал Бао, повернулся ко мне спиной, и что-то крикнул своим людям. Ни слова не говоря, воины стали собираться в дорогу.

— Скажите мне.

Он повернулся и смерил меня презрительным взглядом.

— Зачем? Вы никто. Пустое место. Всё решает Рок.

Я совершенно отчетливо понял, что переговоры провалились. Выходит, аборигены давно выставили свои условия и, посылая меня, капитан прекрасно понимал, что договориться не получиться. На что он рассчитывал?

Дикари уже седлали коней, еще несколько минут и они уедут, скроются в окрестных лесах. Нужно было, что-то делать.

— Не всё, — соврал я, — у меня особые полномочия.

Это был последний шанс, и я должен был его использовать.

Бао застыл, словно раздумывал стоит ли дальше со мной разговаривать.

— Хорошо, — наконец сказал он, — мы не можем просто так уйти, за нами живут другие племена. Для того, чтобы пройти по их землям, нам придется сражаться. Дайте нам огнестрельное оружие, чтобы мы могли пробиться в глубь Дикого острова.

Ну, что же, все было вполне логично. Аборигенами управляли бывшие офицеры адмиралтейства и они прекрасно понимали, как можно получить преимущество перед дикими племенами. Представляю, что подумал Рок, когда услышал такие условия. Муки предлагал нам добровольно вооружить его армию. Но, где гарантии, что оружие, которое он потребовал, не повернется против нас.

Бао молча ждал ответа.

— Сколько нужно оружия? — спросил я.

— Полсотни карабинов, — не моргнув глазом, ответил он, — и 10000 патронов.

С тем же успехом Бао мог бы попросить у меня Луну с неба.

Я встал и подошел к нему. Возможно у аборигенов принято торговаться, как у наших купцов из старого города.

— Это слишком много. Мы можем обсудить, какие-то другие условия?

Бао покачал головой.

— Переговоров больше не будет, — жестко сказал он, — оружие в обмен на землю. Всё.

К нему подвели коня и офицер, одним ловким движением, запрыгнул в седло.

Меня разозлила грубость переговорщика. В конце концов он цивилизованный человек, хотя и живет среди дикарей. Бао был одним из офицеров, которые, когда-то нарушили присягу и собирались организовать в столице военный переворот. Все они были предателями и отступниками. Ничего кроме презрения эти люди у меня не вызывали.

Я схватил коня под уздцы.

— Вам все равно придется говорить со мной, хотите Вы этого или нет, — быстро сказал я, — если нападения на обозы продолжатся, Рок начнет карательную операцию. Вы должны понимать к чему это приведет!

Лошади заволновались. Я понимал, что в любой момент отряд может сорваться с места. Бао направил своего коня прямо на меня. Чтобы не попасть под копыта я вынужден был отпустить повод и сделать несколько шагов назад.

— Я свободный человек, Бур. — сказал Бао, — никто не может заставить меня говорить, пока я сам этого не захочу.

Кровь бросилась мне в лицо. Его надменный тон и презрительный взгляд, совершенно вывели меня из себя.

— Я смогу.

В следующий момент, конь Бао сбил меня с ног. От сильного толчка я покатился в траву, а всадники с дикими криками промчались мимо. Надеюсь помощник Муки не хотел меня убить или покалечить. Когда мне удалось подняться на ноги, отряд уже скрылся за ближайшим холмом. На земле остались лежать моя фуражка и офицерский палаш.

Отсюда до границы было километров пять. Не так уж далеко. Я с трудом выбрался из оврага и заковылял в сторону наших укреплений.

Я выбился из сил довольно скоро. Жители островов плохие ходоки. Лесов и полей у нас нет, поэтому дальние прогулки нам заменяют пикники на берегу океана. А для того, чтобы вынести за ворота корзинку с едой, нужно сделать всего несколько шагов. Когда мы с братом были детьми, то часто бродили по побережью в поисках разных интересных мелочей, которые выбрасывает на сушу океан. В те годы мы уходили далеко от дома, но с тех пор прошло много времени и силы у меня были уже не те.

Сначала я прямо пылал от злости и ругал переговорщика последними словами. Наверно, если бы Бао попался мне на пути, я разорвал бы его голыми руками. Но по мере приближения к границе, ярость моя утихла. Из сегодняшней встречи я вынес много полезной информации.

Во-первых, костяк образовавшегося военного союза составляют бывшие офицеры адмиралтейства. Судя по всему, они уже сравнялись в своей жестокости с аборигенами, но пока еще могли воспринимать цивилизованную речь. Вести переговоры с туземными вождями было бы намного сложнее. Если элитой здешних племен стали бывшие военные, значит дикари обучены приемам ведения современной войны, и умеют стрелять из огнестрельного оружия.

Во-вторых, они озвучили конкретные условия и, если мы на них согласимся, то, возможно, сможем избежать кровопролития. Муки готов увести своих людей, но для этого ему нужны карабины. Он просит слишком много. Если адмиралтейство вооружает здешних фермеров, значит на складе достаточно единиц старого, списанного оружия. Скорее всего это охотничьи двустволки или абордажные пистолеты. Для того, чтобы разгромить соседние племена, Муки этого будет вполне достаточно, тогда как для регулярной армии, такое оружие большой опасности не представляет. Возможно нам удастся договориться.

Эти мысли занимали меня весь обратный путь. Вконец измученный, я забрался на вершину холма и уселся на камень, чтобы немного передохнуть. Отсюда были хорошо видны оборонительные укрепления, и я постарался представить, как они должны выглядеть в глазах дикарей. Наверно несколько лет назад здесь была живописная долина, а сейчас ее перегородили уродливыми рвами и заграждениями. Мир аборигенов менялся и им было за что нас ненавидеть. Часть их исконных земель мы уже захватили, и движемся все дальше. Муки и его соратники хотя бы понимают с кем имеют дело и не питают иллюзий, а туземные вожди, возможно, даже не догадываются о том, что их дни сочтены. Адмиралтейство сожрет их всех, переварит и выплюнет косточки.

Я напился из фляги и вытянул усталые ноги, болела грудь, голова и левая рука. Вода отдавала железом и уже успела нагреться. Последний глоток я выплюнул в траву.

Все-таки зачем Рок отправил меня на переговоры, не сказав ни слова о том, что Муки уже выдвинул конкретные требования? Зачем понадобились такие помпезные проводы с кучей наблюдателей и газетчиками? Вывод напрашивался сам собой — капитан в очередной раз решил подставить меня под удар. Похоже, что его попытки договориться с Муки зашли в тупик. Возможно, для выполнения задания, адмиралтейство установило конкретные сроки и за малейшую задержку Року придется держать ответ. Капитан представил меня, как великого переговорщика и знатока диких племен. Значит, в случае провала, он во всем обвинит меня. Наверно, самого капитана от адмиральского гнева это не спасет, но до Дикого острова далеко. Конечно поругают, накажут, но голову не снимут и погоны сохранят. А вот мне, похоже, конец. Если не договорюсь с Муки, отдадут под трибунал. Значит с Роком нужно держать ухо в остро, чтобы он не задумал, осторожность не помешает.

Я смочил водой платок и положил на голову, под фуражку, солнце начинало сильно припекать. Нужно было идти дальше, до оборонительного вала оставалось совсем немного. Я поднялся и зашагал вниз по склону.

Меня заметили. Над частоколом взвилась красная ракета. Это было очень кстати. Помощь бы сейчас совсем не помешала. Признаться, последнюю сотню метров я преодолел с большим трудом. Видимо, удар оказался сильнее, чем представлялось на первый взгляд.

Из ворот высыпали десантники, и мне навстречу понеслись два всадника. В считанные минуты они оказались рядом и один, буквально, втащил меня на коня.

Перед штабом столпились взволнованные офицеры. Похоже здесь собрался весь командирский состав десантной морины. Не думаю, что их волновали результаты переговоров, просто для большинства это была возможность показаться на глаза начальству и немного развлечься. Не каждый день на позиции приезжает такая серьезная делегация. Как только я сошел с лошади, офицеры обступили меня.

— Какого черта, Бур, — спросил Рок, — почему Вы один и пешком?

Наверно вид я имел довольно жалкий, потому что Рич сочувственно покачал головой, а Зут, тут же куда-то убежал и вернулся с кружкой воды.

— Что с Вами случилось?

— Один дикарь сбил меня лошадью с ног, — ответил я, — пришлось добираться до лагеря пешком.

Капитан быстро огляделся, нашел в толпе Рича и сказал, — принесите воды, умыться, коньяк и кофе. Нас не беспокоить.

Он взял меня под локоть и повел в штаб.

— Пошли, расскажите, как все прошло.

Я молча последовал за капитаном. Похоже план Рока, подать переговоры, как великую победу местной дипломатии, не увенчался успехом. Напрасно он взял с собой газетчиков. Я всегда считал, что незачем посвящать штатских в армейские дела, тем более, когда кругом сплошные тайны и подковёрные игры.

Мы закрылись в комнате, подождали пока адъютант принесет все необходимое и только тогда обсудили сложившуюся ситуацию. Я честно все рассказал Року и ядовито поинтересовался, почему он ничего мне не сказал об условиях аборигенов.

— Да, какие, к морскому дьяволу, условия, — вспылил капитан, — дайте мне оружие, и я уйду. Это не условия, а шантаж!

Рич оставил таз с теплой водой и полотенце, и пока Рок бушевал, я умылся, без стеснения разбрызгивая по полу мыльную пену.

— Кстати, раньше он просил 30 карабинов, — сказал разведчик, когда немного успокоился, — нет, ну, какая каракатица, убивает наших людей, забирает оружие и с каждым разом требует все больше.

— Почему Вы мне ничего не сказали?

— Да, какая разница? Сказал, не сказал, — Рок разлил коньяк в походные серебряные рюмки, — давайте выпьем.

Я не стал возражать.

— Они всегда ставили невыполнимые условия. Я думал, что Муки поговорит с Вами, возьмется за ум и предложит, что-нибудь стоящее. Чего мы ему только не предлагали: деньги, амуницию, продовольствие.

После коньяка и кофе мне стало значительно лучше, только еще сильнее разболелась голова.

— Как Вам показался этот Бао? С ним можно иметь дело?

— Он чем-то похож на капитана Лоса, такой же жесткий.

Лос был заместителем адмирала Толя. Когда-то мне пришлось гоняться за ним по всему побережью. Капитан был человек жестокий и хладнокровный. Из всех моих врагов, на Диком острове, он был самым опасным.

— Хорошая характеристика, — задумчиво сказал Рок.

Он попросил меня еще раз передать, слово в слово, весь разговор с Бао.

— Ладно, — наконец сказал разведчик, — понимаю, что Вы устали. Извините, что устроил Вам форменный допрос, но дело важное. Скажите, Вы сильно пострадали, ехать сможете?

— Смогу.

— Вам нужен доктор или подождете до города?

— Подожду до города.

Капитан кивнул.

— И правильно. Там у Вас будет лучший доктор на свете. Отлежитесь пару дней и будем думать, что делать дальше.

От коньяка меня немного повело, мысли путались, лицо горело.

— Этот Бао очень сильно меня разозлил, — признался я, — дайте мне немного прийти в себя, и я придумаю, как заставить Муки прислушаться к нашим словам.

Рок выделил мне самую удобную рессорную коляску, и мы с Зутом довольно быстро доехали до города. В клубе было пусто. Я купил в баре бутылку коньяка и попросил подать обед в комнату. Зут проводил меня наверх и помог раздеться. Все тело болело и казалось, будто меня с ног сбила не лошадь, а паровой каток.

— Как Вы себя чувствуете, господин супер-лейтенант? — участливо спросил мой помощник.

— Спасибо, нормально, — ответил я, — Вы можете быть свободны до завтрашнего утра.

— Слушаюсь.

— Капитан Рок обещал прислать ко мне доктора.

— За ним уже послали.

Я откинулся на подушку, удивился, когда наткнулся на что-то жесткое, но вспомнил, что спрятал под ней запасной револьвер. Зут смущенно топтался у двери. Наверно первый раз в жизни ему пришлось помогать старшему офицеру снимать френч и сапоги.

— Идите отдыхать, — сказал я и улыбнулся, — утром возвращайтесь, вместе позавтракаем.

— Слушаюсь, — он козырнул и вышел.

Оставшись в одиночестве, я открыл бутылку и сделал большой глоток прямо из горлышка.

Сложившаяся ситуация очень сильно разозлила меня. Обычно я старался смотреть на подобные вещи сквозь пальцы, грубиянов вроде Бао, я видел в жизни достаточно, но в этот раз все было по-другому. Вместо старого друга на встречу приехал чужой человек, заранее настроенный на конфликт. По сути, отправив ко мне Бао, Муки выразил крайнее неуважение. Конечно можно было предположить, что у верховного жреца и вождя возникли дела поважней, но мне, почему-то казалось, что он специально отказался от встречи. Если бы я был обычным штабным офицером, который приехал озвучить чужое мнение, подобное отношение можно было понять и оправдать, но мы были давно знакомы и всегда испытывали друг к другу, если и не дружеские чувства, то взаимное уважение.

Кажется, я задремал, потому что не сразу услышал настойчивый стук в дверь.

— Войдите, открыто, — громко сказал я, садясь на кровати.

Ручка повернулась и в комнату вошел доктор Сол. Он был в мягкой шляпе, легком френче, пошитом на военный манер, бриджах и высоких ботинках, а в руках держал саквояж и довольно увесистую трость.

Сначала я подумал, что доктор мне снится. Мы не виделись с ним очень давно и, по моим подсчетам, он сейчас должен был находиться в метрополии.

Тем не менее это был Сол, собственной персоной. Он улыбнулся, приставил трость к вешалке и подошел к кровати.

— Здравствуйте, Бур.

— Какого черта, Сол! Я сплю или это действительно Вы?

Наверно, если бы сейчас в мою дверь вошел морской дьявол, я бы удивился меньше. Сол принимал участие в двух предыдущих экспедициях, бежал со мной на десантной лодке от людей адмирала Толя, сражался с дикарями и делал сложные операции прямо в лесу, под палящим солнцем. Я даже представить себе не мог, что он захочет сюда вернуться.

Доктор пристроил саквояж на стул и присел на краешек кровати.

— Это действительно я.

— Как Вы здесь оказались?

Странно было видеть его в гражданской одежде. По здешним меркам доктор был одет совсем не плохо, я бы даже сказал франтовато.

— У меня здесь практика, — ответил он и добавил, — уже почти год.

— Но, как…, - я ничего не мог понять, — как такое возможно?

Мысли в голове путались и мир вокруг казался нереальным.

— Вот, что, — сказал Сол, — давайте я Вас сейчас осмотрю, назначу лечение, а вечером зайду в гости и все расскажу.

Я согласно кивнул, отчего в затылке ударили маленькие молоточки и заломило в висках.

На мои синяки Сол не обратил никакого внимания.

— Пустяки, сильный ушиб, — сказал он, — серьезных повреждений нет. Меня беспокоит Ваша голова. Подозреваю сотрясение мозга. Голова не кружится, не тошнит?

— Кружится.

— Понятно.

Сол порылся в саквояже, достал какие-то порошки, листок бумаги и карандаш.

— Значит так, — сказал он, — будете принимать лекарство три раза в день, по одному порошку утром, днем и вечером. Пить Вам нельзя, никакого коньяка, водки и вина, курить тоже нельзя. Три дня постельный режим. Не читать, горячую ванну не принимать. Лучше всего если будете лежать и спать.

— Да, бросьте Сол. Я же тут с ума сойду.

Все свои рекомендации доктор записал на бумажку и оставил на столе рядом с лекарствами.

— Не сойдете. Вечером я к Вам зайду, посидим, поболтаем.

У меня было к нему много вопросов, но я решил дождаться вечера. Мне всегда нравилось общаться с доктором, хотя наши взгляды часто не совпадали.

— С Вас 5 монет за осмотр и 3 за лекарства.

Я вытащил кошелек и отсчитал необходимую сумму.

— Спасибо, — Сол, надел шляпу, взял саквояж и трость, — я очень рад, что вижу Вас снова.

— Я тоже, — ответил я и улыбнулся, — приходите вечером.

Не знаю, что за лекарства выписал доктор, но после того, как я их принял, меня сразу стало клонить в сон. Сначала я сопротивлялся дремоте, но довольно быстро сдался.

Я проспал до самого обеда. Аппетита не было, поэтому почти вся еда так и осталась нетронутой. Я выпил немного бульона и съел половину гренки.

Сол вернулся около семи. По моей просьбе он спустился вниз и заказал оранжад и фрукты. От выпивки доктор отказался из солидарности.

Он не разрешил мне вставать, поэтому пришлось принимать его, лежа в кровати и облокотившись на гору подушек.

— В 19… году, я решил навестить родных на острове Тако, — рассказывал он, посасывая свою любимую вересковую трубку, — и представьте себе, в одном ресторанчике, столкнулся с лейтенантом Масом. Этому мерзавцу удалось избежать наказания. Влиятельные родственники сделали щедрое пожертвование в казну, подкупили судей, и негодяй отделался увольнением со службы, крупным штрафом и непродолжительным домашним арестом.

Лейтенант Мас участвовал в первой экспедиции, нарушил присягу, предал своих товарищей, убил артиллерийского офицера и собирался расстрелять нас с Солом. Я был уверен, что на родине его ждет каторга и позор, но видимо у судей адмиралтейства было другое мнение.

— Он имел наглость подойти ко мне и сделать несколько замечаний, — Сол сделал несколько глотков холодного оранжада и поставил стакан на стол, — одним словом мы повздорили и вечером того же дня, я убил его на дуэли.

— Застрелили?

— Заколол.

— Очень хорошо. Вы отомстили за всех нас.

Сол пожал плечами.

— Не знаю. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Все было сделано по закону, присутствовали секунданты и свидетели, но его родня ополчилась на меня. Оставаться в метрополии было опасно. Несколько лет назад меня разыскал капитан Рок и попытался уговорить принять участие в колонизации Дикого острова. Врачи с моим опытом полевой хирургии были здесь очень нужны. Недолго думая, я нашел капитана, слава океану он оказался в столице, подписал необходимые бумаги и отправился сюда. У меня были кое-какие сбережения, а практику мне предоставили бесплатно.

— Невероятная история, — сказал я, — и как у Вас здесь идут дела?

— Не очень, — честно признался Сол, — много интересной работы, но денег мало. На прием, в основном, ходят гражданские, а военные предпочитают лечиться в армейском лазарете, потому что там не надо платить.

— Я честно заплачу Вам за услуги, — с улыбкой сказал я.

— Большое спасибо, — серьезно ответил доктор, — я в этом не сомневался.

Мы оба обрадовались неожиданной встрече, но Сол скоро засобирался домой.

— Вам нужно отдыхать, — сказал он на прощание, — завтра я приду Вас проведать, и мы еще поговорим.

На следующее утро я чувствовал себя заметно свежее, но, когда попытался встать с постели, в глазах у меня помутилось. Похоже лошадь господина Бао действительно серьезно травмировала меня

Зут заглянул около восьми. Он принес мне большое яблоко и свежую газету.

— Здравия желаю, господин супер-лейтенант.

— Есть, какие-нибудь новости? — спросил я.

— Никак нет.

— Приходите завтра с утра, возможно Вы мне понадобитесь.

Лейтенант козырнул и исчез. Наверно он был рад неожиданной свободе. После его ухода я опять задремал. А, когда проснулся, долго не мог понять, действительно ли Зут заходил или мне это приснилось, но газета и яблоко говорили сами за себя. Внизу, на кухне, готовили завтрак и от тяжелых запахов меня опять замутило.

Доктор пришел после полудня.

Он принес собой какую-то вонючую мазь от ушибов и намазал мои синяки. Мне было неудобно утруждать старого друга, поэтому, во время процедуры, я смущенно кряхтел и извинялся.

— Перестаньте, Бур, — сердито выговаривал доктор, — я не первый раз занимаюсь Вашими ранами. Понимаю, что Вам было бы приятней, если бы на моем месте оказалась молодая медсестра, но чего нет, того нет.

Потом он долго плескался над умывальником, проклятая мазь никак не хотела отмываться. Наконец Сол вытерся моим полотенцем и уселся на стул.

— Ну, ладно, свою историю я Вам рассказал, теперь Ваша очередь. Как Вы оказались на Диком острове?

Я откинулся на подушки.

— Попал в метрополии в одну нехорошую историю. Рок сумел выручить меня из беды, но за это попросил помочь на Диком острове.

Я хорошо относился к доктору, но выкладывать, при первой встрече, историю всей своей жизни, посчитал преждевременным. Мои сомнения не укрылись от Сола.

— Все нормально, Бур. Не хотите говорить, не надо.

Я с благодарностью посмотрел на него.

— Главное я уже знаю, — улыбнулся Сол, — в городе только и говорят о том, что прислали нового переговорщика. Тут уже побывало до Вас несколько парламентеров, но толку от них было мало. Дикари не хотят оставлять свои земли.

Я вздохнул, удивляться было нечему. В маленьком городке даже серьезные государственные тайны очень быстро становятся всеобщим достоянием.

— Я думал это секретная информация.

— Только не здесь, — Сол рассмеялся, — в офицерском клубе, за рюмкой вина, Вам выболтают все, что угодно, даже то, какого цвета исподнее у капитана Рока.

Слышать такое от доктора было непривычно. Вообще, Сол не только врач, но и священник, член тайного монашеского ордена. Раньше он всегда тщательно подбирал слова и старался избегать грубоватого армейского юмора.

— Вот видите, Вы и так уже все знаете, — сказал я.

— Вы уже видели Муки?

— Нет. Он отказался со мной встречаться.

Доктор покачал головой. Он с задумчивым видом вынул изо рта трубку. Запрещая мне курить, Сол тоже воздержался от табака. Не знаю, чего это ему стоило, но он так и не разжег свою трубку и все это время просто грыз мундштук.

— Я не видел Муки со времен второй экспедиции, — сказал он, — говорят, лейтенант многого добился.

— Говорят, — поддакнул я.

Сол улыбнулся.

— Океан с ними, с дикарями, — сказал он, — я ведь даже не поинтересовался, как Ваша семья. Как жена, дети?

— Дети выросли и разъехались, — ответил я, — с Эн мы развелись. Теперь каждый живет своей жизнью.

— Общаетесь?

— Поддерживаем дружеские отношения.

— Это хорошо, — сказал Сол, — я никогда Вам не говорил, но я ведь тоже был женат. Правда мы давно расстались, но переписываемся до сих пор.

Мне не хотелось обсуждать личную жизнь и выслушивать дружеские советы. Разговор о женщинах, двух одиноких, стареющих мужчин, мог бы затянуться надолго и не сулил ничего хорошего. Тем более, что мы с доктором раньше никогда не обсуждали семейные дела и я понятия не имел, о чем можно говорить со священником, принявшим, лет 15 назад, обет безбрачия.

— Если бы Вы не состояли в монашеском ордене, я бы посоветовал Вам жениться снова, — сказал я, — новая жизнь, новый дом, что может быть лучше?

Сол серьезно посмотрел на меня.

— После убийства Маса я вышел из ордена.

— На Вас так повлияла смерть негодяя? — удивился я.

— Нет, — доктор отрицательно покачал головой, — я не жалею о том, что сделал. Но эта смерть словно провела черту, за которую я не смею переступить. Нет, сам я не потерял веру, но больше не могу нести другим слово господа.

Я пожал плечами.

— На войне Вы тоже убивали, но это ничего не меняло.

— Это другое. Я выполнял свой долг, защищал родину, но в этот раз я почувствовал себя убийцей.

Признаться, я совершенно не понимал доктора и на его месте не испытывал бы никаких угрызений совести. Есть люди, достойные самого сурового наказания. Мас был именно из таких. Доктор убил его в честном поединке, при свидетелях, и был совершенно чист перед законом и обществом.

— Мас был предателем, садистом и убийцей. Я жалею, что 13 лет назад промахнулся, когда стрелял в него.

— Вы его ранили.

— Надо было добить.

Сол покачал головой.

— Нет, Бур, тогда Вы проявили милосердие и не стали добивать безоружного и беспомощного человека. Так что, сейчас, не делайте из себя чудовище.

Тяжело было вести подобные разговоры без вина и сигар.

— Не мучайте себя, — сказал я, — Вы все сделали правильно. Если не хотите больше быть священником, оставайтесь, просто хорошим врачом.

Когда доктор ушел, я долго лежал в темноте и вспоминал нашу последнюю экспедицию. Казалось все это было только вчера: удушающая жара, дрожащие пылинки в лучах солнца, скрип половиц. Прошло 13 лет, а я все еще помнил, как у меня вспотели ладони, когда заскрипела открывающаяся дверь и я нажал на курок. Я видел, как, раненый в грудь, падает лейтенант Жен, как Мас поворачивается ко мне и тянется за револьвером.

С улицы раздался веселый смех. Я вздрогнул от неожиданности, встал с кровати и выглянул в окно. По проспекту гуляли парочки, на углу, под фонарем, какой-то матрос, наверно с «Гиганта», целовал проститутку.

Утром меня разбудил Зут. Чувствовал я себя хорошо, голова перестала кружиться, а синяки и ссадины болели намного меньше. Мы заказали завтрак в номер и после чашки кофе, я окончательно пришел в себя.

— Вас хотел видеть лейтенант из контрразведки, — сказал Зут.

— Зачем? — удивился я.

— Говорит, что надо заполнить какие-то бумаги.

Сол приказал мне валяться в кровати три дня, два уже прошли, так что завтра я мог прямо с утра отправиться в комендатуру. Мне хотелось повидать Рока и навести кое-какие справки.

— Зайдите к нему, скажите, что завтра я приду и все заполню.

Всю первую половину дня я просидел за столом пытаясь сосредоточиться. Отказ Муки от встречи, выходка Бао, его неприкрытая враждебность, не давали мне покоя. Ночью, размышляя над своей миссией и неудачными переговорами, я пришел к выводу, что Рок с самого начала вел себя неправильно. Его попытки любой ценой избежать кровопролития воспринимались дикарями, как слабость. Нельзя уважать врага, который просит, а не требует. Вне всяких сомнений туземцы уважают только силу. Пока у меня еще не было конкретных предложений, только догадки, но, возможно, скоро я смогу разработать настоящий план действий.

Сол пришел к обеду, и мы спустились вниз. Завсегдатаи клуба с интересом меня разглядывали. Все уже знали о том, что переговоры состоялись, и о том, что парламентер пострадал от рук туземцев. Об этом сразу написала единственная в городе газета. Проклятые журналисты все переврали и приукрасили. Если верить всему, что они насочиняли, я вел себя, как настоящий герой, смелый и недалекий. Оказаться в центре внимания было неприятно. Я уткнулся в тарелку с супом, стараясь не смотреть на окружающих.

Мое раздражение забавляло Сола. Он ел с аппетитом и, когда подали второе, решил нарушить молчание.

— Все-таки было бы очень хорошо, если бы Вам удалось договориться с Муки. Городу нужно расти, к тому же здесь, на побережье, почти нет полезных ископаемых. Один геолог мне говорил, что нужно идти дальше, в глубь острова, в горы.

Мне не хотелось говорить на эту тему, но доктор не отставал.

— Здесь нашли олово. Но это капля в океане, стране нужен угль, золото и еще много чего.

— Если здесь так мало ископаемых, что же они перевозят на «Гиганте»? — спросил я, вяло ковыряя вилкой кусок курицы.

— Олово и все, что могут собрать, например: древесину, фрукты, вяленное и соленое мясо, шкуры.

— Как-то все это мелковато, для такого большого судна, — проворчал я, — признаться, я думал, что «Гигант» под завязку загружают рудой.

Доктор нахмурился и полез в карман за табаком.

— Вы не хуже меня знаете, сколько на островах стоит кусок оленины, — ответил он, — метрополия обнищала. Скоро обычная древесина будет цениться на вес золота. Знаете, что на востоке Содружества, местным жителям, которым не на что купить дрова или уголь, запрещено рубить деревья. Лесов почти не осталось. Все, что им позволено — это собирать хворост, на котором можно, в лучшем случае, приготовить еду. Для обогрева жилища его не хватает. Знаете, какая смертность от простуды среди бедняков в зимние месяцы?

Казалось от хорошего настроения доктора не осталось и следа, он всегда принимал близко к сердцу проблемы бедняков. Я боялся, что он возьмется за старое и начнет читать мне проповеди. Чтобы Сол не говорил, но священник в нем часто одерживал верх над врачом.

— Сколько же нужно леса, чтобы наполнить трюмы «Гиганта», — спросил я, чтобы сменить опасную тему, — я здесь не видел ни одной лесопилки?

Сол подозвал официанта и попросил принести кофе. Сегодня он уже не запрещал мне курить и сам принялся набивать трубку.

— Побережье разорено, там не осталось ни деревьев, ни зверей. Отсюда Вы ничего не увидите. Все это дальше на запад, — он махнул рукой, — в работах задействованы сотни людей. Там огромный лагерь, с жилыми бараками, цехами, шахтами и лесопилками.

— О чем Вы говорите, — не понял я, — мне сказали, что в городе всего пара сотен поселенцев?

Сол пожал плечами.

— Охотники и лесорубы не живут в городе и не участвуют в переписи населения. Частные компании доставляют их прямо в трудовой лагерь.

Все это было очень странно. Ни о каких рабочих и лагерях мне ничего не говорили.

— Я плыл на «Гиганте» и никого не видел, там были пассажиры — инженеры и торговцы, но всего человек 10.

— Никто не собирается отправлять рабочих первым классом, — доктор горько усмехнулся, — они плывут на парусниках, в трюмах, условия ужасающие.

Мне показалось, что я ослышался. Если на десантном судне мы добирались до Дикого острова два месяца, то сколько же длится путешествие под парусом.

— Это же очень долго, — предположил я.

Сол кивнул.

— Компании экономят уголь. Их совершенно не волнует, сколько продлиться путешествие и в каком виде сюда прибудут люди. На островах вербуют бедняков, которым некуда податься. Властям нет до них никакого дела, а сами они никогда не пожалуются.

В очередной раз я подумал о том, что картина этого мира, нарисованная моим воображением, никуда не годиться. На картах Рока никаких лагерей обозначено не было. Неужели работа сотен людей велась без оформления соответствующих документов, нелегально? Подобные вещи невозможно скрыть, слишком большой размах, как говориться: «рыбу-меч в мешке не утаишь».

— Откуда Вы все это знаете? — спросил я, невольно оглядываясь по сторонам. Казалось нас никто не подслушивал. Хотя, кто знает, может быть то, что мне рассказывал Сол, вовсе не тайна.

— Иногда помогаю им, бесплатно лечу больных, раненых, — доктор тяжело вздохнул и встал, — извините, что своими рассказами испортил Вам аппетит. Мне пора идти.

Вечером меня навестил Хал.

Он постучал в дверь и вошел, не дожидаясь приглашения.

— Здравствуйте, Бур, — с порога пробасил он, — я решил, что Вы меня бросили и ругал Вас последними словами. А тут приходит офицер и говорит, что Вы ранены. Что за чертовщина с Вами приключилась?

Это я отправил к нему Зута с извинениями. Получалось, что несколько дней назад я сошел на берег и пропал. Капитан даже не знал, где меня искать. Через помощника я передал ему привет и записку с адресом. Хал принес коньяк и фрукты.

— Удивительный город, — восхищенно говорил он, — виноград и апельсины можно купить прямо на улице, как в столице жаренные каштаны.

Хал был явно навеселе, но, похоже, успел выпить совсем немного.

— Как Вы устроились, — спросил я, — Вы уже стали капитаном?

Он бросил фуражку на кровать и расстегнул китель.

— Да. Рок назначил меня командовать десантным судном. Старое корыто. Мощные пушки и ржавое днище, — Хал махнул рукой, — здесь все корабли такие.

Я рассказал капитану обо всем, что со мной приключилось. Хал слушал с открытым ртом. Последние дни он просидел в каюте «Гиганта», никуда не ходил и газет не читал. Назначение ему вручили только сегодня. Вечером он впервые сошел на берег и то, только для того, чтобы разыскать меня. Мы проговорили несколько часов. Я отказался от коньяка и Хал пил за двоих. Когда стемнело он отправился обратно на судно.

— Надо команду приструнить, а то разленились без капитана, — сказал он на прощание, — не знаю, когда смогу Вас навестить в следующий раз. Если выберетесь в порт, мы стоим у второго причала. Названия у судна нет, только номер — 4ДО.

Утром четвертого дня я с наслаждением принял ванну. Постельный режим совершенно меня измучил. Голова больше не кружилась и после завтрака я отправился в комендатуру.

Во-первых, я хотел повидать Рока, а во-вторых нужно было написать отчет о переговорах. Не знаю зачем я понадобился контрразведке, но, если у них появились вопросы, лучше быстрее на них ответить. Фамилию лейтенанта, который мной интересовался, Зут не запомнил, зато подробно объяснил мне, в каком кабинете его можно найти.

Я миновал часового, поднялся на крыльцо и прошел в самый конец коридора. Рока на месте не оказалось, адъютант тоже отсутствовал. Я немного постоял у закрытой двери и прошел дальше, читая таблички на дверях. В комендатуре было пусто, посетителей начинали принимать после полудня. На двери контрразведчиков таблички не было, только белела цифра 7. Я постучал и, не дожидаясь разрешения, открыл дверь. Кабинет оказался маленький и какой-то нежилой. На совершенно пустом столе не было ни чашек, ни документов, ни подсвечников, вообще ничего. Справа возвышался шкаф, до отказа забитый, какими-то папками, а точно посередине комнаты стоял одинокий стул. Окна были плотно закрыты и в комнате стояла невыносимая духота. То ли Зут ошибся номером кабинета, то ли я пришел слишком рано.

— Вы ко мне?

Я оглянулся и увидел невысокого плотного мужчину лет сорока, в полевой форме.

Как он подобрался ко мне оставалось загадкой, потому что шагов за спиной я не слышал.

— Лейтенант Шоб, — представился незнакомец, и неожиданно улыбнулся, — а Вы, по всей видимости, супер-лейтенант Бур?

— Да, — ответил я и постарался изобразить на лице некое подобие улыбки.

Формально я был старше по званию, но служба в контрразведке давала определенные преимущества перед другими родами войск, поэтому общаться с лейтенантом нужно было предельно аккуратно. Никакой вины за собой я не чувствовал, но во время войны мне порядком досталось от конторы, и новых проблем я не хотел.

— Проходите, — весело сказал Шоб, — присаживайтесь.

Он сразу направился к столу, уселся в кресло, с грохотом выдвинул какой-то ящик и достал оттуда несколько чистых листов бумаги и набор для письма.

Я прошел в центр комнаты и сел на стул.

Шоб разложил перед собой бумаги, потом спохватился, выбрался из-за стола, открыл окно, зачем-то высунулся по пояс наружу, словно проверяя не следят ли за нами, и вернулся на свое место.

— Рад с Вами познакомится, — доброжелательно сказал он, — нас не успели друг другу представить. Я был в отъезде, а Вы сразу отправились на переговоры. Все так быстро случилось…

Лейтенант с сомнением уставился на меня.

— Как-то вообще все быстро получилось, — повторил он, — приказ о Вашем назначении прибыл вместе с Вами, никаких указаний и распоряжений на Ваш счет мне не передавали. Вы случайно не знаете, к чему такая спешка?

Чем-то, по манере разговора, он напоминал мне капитана Рока. Все-таки у разведчиков и контрразведчиков была одна школа. Раньше в допросной со мной не церемонились, но похоже сейчас лейтенант сам оказался в тупике. Меня он не знал и понимал, что за неожиданным назначением могут стоять весьма серьезные люди, ссориться с которыми было довольно опасно.

— Боюсь, что ничем не могу Вам помочь. Я на службе меньше двух месяцев. Меня призвали неожиданно и сразу отправили сюда.

— Вы прошли инструктаж в адмиралтействе?

— Нет. Меня доставили с острова Мун прямо на борт «Гиганта».

Шоб вздохнул, с сомнением покачал головой, и что-то написал на листе. Мой стул стоял довольно далеко от стола и разобрать запись, сделанную размашистым почерком, не удалось.

— Говорите, Вас призвали неожиданно. Но Вы же не первый год служите в разведке?

Я уже открыл было рот, чтобы ответить и похолодел. Я подписал бумаги о сотрудничестве задним числом, совершенно не глядя на дату. В тюрьме я был настолько напуган и подавлен, так радовался возможности избежать наказания, что даже не вчитывался в текст документа. Ошибиться сейчас, значило не только подвести Рока, но и навлечь на свою голову неприятности.

— Я давно работаю с капитаном Роком, — уклончиво ответил я, — уверен эта информация есть в моем личном деле.

На подозрительный взгляд контрразведчика, я ответил смущенной улыбкой. Роль простачка всегда мне хорошо удавалась. В конце концов я не профессиональный разведчик, а всего лишь офицер, согласившийся сотрудничать с секретной службой.

Шоб ухмыльнулся.

— Не хотите отвечать?

— До встречи с Вами я не успел поговорить с куратором. Извините, господин лейтенант, но Вы знаете правила нашей конторы. Я бы не хотел, по незнанию, выдавать государственные тайны.

Шоб почесал переносицу и сделал еще одну запись.

— Мы просто беседуем, знакомимся, — сказал он, — по долгу службы я вынужден задавать Вам все эти вопросы.

Я кивнул.

— Мне бы не хотелось, чтобы Вы меня неправильно поняли, — Шоб сделал длинную паузу, — почему именно Вас отправили проводить переговоры с туземцами?

— Егерь-лейтенант Муки, когда-то служил под моим началом, — ответил я.

— И, что?

— В разведке решили, что он прислушается к моим словам.

— Прислушался?

Странный вопрос. Моя миссия не была секретной. О ней болтали на каждом углу. Даже, если разведка не сочла нужным ознакомить контрразведчиков с моим отчетом, информацию о переговорах можно было подчерпнуть откуда угодно, например, из последнего выпуска местной газеты.

— Муки на встречу не явился. Я написал подробный отчет о переговорах и передал бумаги капитану Року.

Несмотря на то, что окно было открыто, в кабинете стояла невыносимая духота. Я чувствовал, как по спине текут струйки пота.

— Понимаю, — лейтенант достал из ящика стола промокашку и принялся чистить перо, — Вы не могли бы еще раз пересказать все, что с Вами произошло?

— Конечно, — ответил я.

Шоб старательно записывал за мной. Время шло, перо скрипело по бумаге, где-то за стеной пробили часы. Лейтенант меня не перебивал, только один раз попросил подождать, видимо не успевал.

— Пожалуйста, прочитайте и распишитесь, — наконец сказал он, отложил в сторону перо и протянул мне листок, исписанный размашистым почерком.

Мне не хотелось, не глядя, подписывать подобный документ, и я внимательно все прочитал, с трудом разбирая корявые буквы. На удивление, лейтенант ничего не добавил от себя и нигде не наврал. По большому счету, никаких претензий у контрразведки ко мне не было. Видимо Шоб остался доволен нашей беседой, потому что больше задерживать меня не стал и на прощание пожелал удачи.

Я облегчено вздохнул, когда за мной закрылась дверь кабинета. Нужно было немедленно найти Рока и рассказать ему о встрече с лейтенантом. Оставалось надеяться, что я не сказал ничего такого, что могло бы навредить капитану или нам с Халом.

Рока мне искать не пришлось. В тот самый момент, когда я выходил от контрразведчика, он появился в коридоре, заметил меня и махнул рукой.

— Уже встали, — сказал капитан вместо приветствия, — Как Вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо. У меня к Вам дело.

Рок досадливо поморщился. Только сейчас я заметил, что он не один. За его спиной переминались с ноги на ногу штабные офицеры. Видимо я перехватил их по дороге на совещание. Они держались от капитана на почтительном расстоянии, но я видел, что лейтенанты старательно прислушиваются к нашему разговору.

— Простите, Бур, — быстро сказал разведчик, — совершенно нет времени. У Вас, что-то срочное?

— Я разговаривал с лейтенантом Шобом. Он потребовал полный отчет о переговорах.

Рок насторожился. Он покосился на сопровождающих, взял меня под руку и отвел в сторону.

— Что Вы ему сказали?

Я постарался, как можно точнее передать наш разговор.

— Хорошо, — сказал капитан, — Вы все сделали правильно. Если будет приставать, отправляйте его ко мне.

— Слушаюсь.

Рок решил, что разговор окончен и стал прощаться.

— Извините, господин капитан, — сказал я, — есть еще один вопрос.

Разведчик нахмурился, похоже он действительно был очень занят.

— Говорите, только быстро.

— Почему Вы ничего не сказали о существовании трудового лагеря?

Рок пожал плечами и оглянулся на застывшую свиту.

— Это информация никак не могла помочь Вам в переговорах, — ответил он, — а в чем, собственно, дело?

— Я хочу туда съездить.

— Ради бога, — оживился капитан, — туда, как раз Вес собирается, он возьмет Вас с собой. Найдите его и отправляйтесь.

Подошел адъютант и передал разведчику, какие-то бумаги. Рок сразу принялся в них копаться, нашел одну и быстро пробежал глазами. Казалось он совершенно забыл о моем существовании.

— У Вас все? — спохватился капитан.

— Да.

— Удачной поездки.

Рок повернулся к офицерам.

— Идемте, господа, у нас много дел.

Он открыл дверь кабинета, пропустил штабных вперед, бросил на меня задумчивый взгляд и кивнул.

Я отдал честь и отправился на поиски Веса.

Лейтенант оказался в кабинете следователей. Узнав, что я собираюсь поехать с ним, он очень обрадовался и предложил встретиться через полчаса.

— Нам сейчас готовят экипаж и охрану, так что у Вас будет время сходить за вещами, — сказал он.

Конечно было бы не плохо захватить с собой Зута, но, как назло, лейтенант куда-то запропастился, а искать его времени не было. Возвращаться в клуб я не стал, и уселся на скамейке у входа в ожидании экипажа.

Лагерь оказался намного ближе, чем я предполагал, и уже через четыре часа безумной скачки по ухабам впереди замаячил высокий частокол.

Окрестности выглядели удручающе. Деревья были вырублены, и молодая поросль только начинала покрывать короткие пеньки. Повсюду валялись спиленные вершины и сучья, а земля так густо была усеяна сухой хвоей и прошлогодней листвой, что молодая трава так и не смогла пробиться сквозь этот сплошной, гниющий ковер. Кое где попадались опрокинутые трухлявые стволы и следы старых кострищ.

Частокол выглядел весьма основательно, но казалось, что его строили без всякого плана, как придется. Сторожевые башни были срублены криво и располагались не по периметру, а следуя какой-то извращенной логике, с одной стороны их было две, а с другой три, причем одна настолько далеко выступала вперед, что вообще оказалась за границами укрепления. Стены были сложены из невероятно толстых бревен и, казалось, могли бы выдержать прямое попадание артиллерийского снаряда. Внутри охраняемой территории улицы были кривые и настолько узкие, что, в некоторых местах, пройти по ним можно было только гуськом, ступая след в след. Прямо к частоколу прижимались двухэтажные бараки, плоские крыши которых служили помостом для стрелков, охраняющих стену. У распахнутых настежь дверей горели костры, на которых варилась еда, пахло рыбой и чем-то кислым. По лагерю бродили хмурые, неопрятного вида люди в рванной одежде, некоторые были босиком, и над всем этим кошмаром раздавался постоянный визг пил и грохот паровых машин.

Мы въехали в ворота и остановились возле конторы. На первый взгляд это было самое приличное здание в форте. Над ним развевался флаг содружества, а у двери стоял часовой.

По дороге Вес успел мне рассказать, что отправился расследовать убийство.

— Было нападение дикарей? — спросил я.

Лейтенант отмахнулся.

— У них и без дикарей проблем хватает, — ответил он, — пьют, дебоширят, в любой момент могут схватиться за нож. Там много охотников, они люди бесшабашные, все вооружены, могут и пострелять друг в друга. На днях зарезали старшину дровосеков, нужно найти виновных. А Вы зачем едете?

Мне трудно было ответить на этот вопрос. Собственно, никакой конкретной цели у меня не было. Три дня в постели совершенно меня измучили, хотелось перейти к активным действиям. К тому же с туземными племенами нужно было, что-то решать. Как вынудить Муки отступить или, хотя бы встретиться со мной? Сейчас я совершенно не представлял, что происходит на Диком острове, где проходит граница, и как часто дикари нападают на рабочих и обозы. Не имея точных данных, я был совершенно беспомощен. Мне необходимо было осмотреться на месте. Никогда не знаешь, какая деталь наведет тебя на дельную мысль.

— Хочу понять, как устроен этот мир. На сколько я понимаю, люди Муки и здесь безобразничают?

Вес кивнул.

— Здесь даже больше, чем, где-либо. Сплошной линии обороны нет, поэтому труднее отражать атаки. По сути, армия вообще не должна заниматься охраной рабочих, уже давно поднимался вопрос о том, что компаниям следует нанимать для этого вооруженные отряды, но кроме нас воевать с дикарями некому.

— Большие потери?

— Бывает по-всякому, — уклончиво ответил лейтенант, — аборигены не нападают на форт, предпочитают выслеживать группы охотников и лесорубов, которые уходят далеко от лагеря. А здесь, в основном, играют на нервах, дразнят охрану. Впрочем, — Вес зевнул, — сами увидите.

Мы прошли в контору и поприветствовали дежурного офицера. Для защиты лагеря выделили всего один взвод. В городе считали, что этого вполне достаточно, к тому же в охране поселения принимали участие охотники, им за это доплачивали. Командовал здесь немолодой моринер-лейтенант. Он угостил нас кофе и предложил Весу осмотреть место преступления и труп.

— Пойдете со мной? — спросил следователь.

Мне не хотелось рассматривать покойника, поэтому я извинился и отправился по своим делам. Десантники при встрече бойко отдавали честь, а рабочие вообще не обращали на меня никакого внимания. Я заглянул в продуктовую лавку, где кроме консервов и выпивки ничего не было, потом поговорил с торговцем мануфактурой, который рассказал о том, что охотники предпочитают вещи, сделанные руками дикарей, потому что они прочней и удобней. Блуждая по лагерю, я выбрался на открытое место, поднялся по лестнице на стену и стал разглядывать окрестности в подзорную трубу.

— Вы бы поостереглись, господин офицер, — сказал какой-то старик, по виду охотник, который сидел на чурбаке, поставив между ног старую двустволку, — они на блеск стекол реагируют. Могут стрелу пустить.

Я с интересом уставился на него.

— Вы имеете в виду дикарей?

— Точно так, — охотник улыбнулся щербатым ртом.

Я сложил трубу и присел на стоящий рядом свободный чурбак.

— Неужели стрелы так далеко летят?

Охотник кивнул и полез в карман за табаком и бумагой.

— Есть у них мастера. Особенно за офицерами следят.

Он хитро щурился, и я подумал, что незнакомец специально старается меня напугать. Его можно было понять, сидеть на стене скучно, а тут приехал хлыщ из города.

Я поднялся и опять раздвинул подзорную трубу.

Из ближайших зарослей выскочили два всадника и с дикими криками понеслись параллельно стене.

— Это еще, что? — вздрогнул я и потянулся за револьвером.

— Говорю же, следят за нами, — хихикнул охотник. Он тоже поднялся.

Всадники кричали и размахивали саблями. Завороженный этим неожиданным спектаклем, я не стал доставать оружие.

— Так стрельните в них и делу конец, — сказал я.

— Далеко для моего ружьишка. Они про расстояние хорошо понимают, близко не приближаются. Дразнят.

Справа из башни грохнул выстрел, и бойница окуталась белым дымом.

— Не выдержал солдатик, — сказал охотник и опустился на чурбак.

Стрелок то ли промазал, то ли не достал, и верховые, отчаянно кривляясь и завывая, промчались мимо.

— И часто у вас такое? — спросил я.

— Несколько раз в день, — ответил охотник и сплюнул прямо под ноги.

Вес не стал долго возиться с расследованием. Оказалось, что убийство произошло на виду у многих людей, виновного сразу арестовали. По законам Дикого острова, его ожидал расстрел. Лейтенант оформил бумаги, подписал протокол допроса и проследил за исполнением приговора.

Молодого лесоруба вывели за ворота и, не слушая испуганных криков, застрелили из абордажного пистолета. Тело оставили на виду, в назидание остальным.

— Ночь полежит, а утром похороним, — сказал местный лейтенант, — На обед останетесь?

Мы с Весом немного посовещались и решили вернуться в город. Это мрачное место действовало мне на нервы.

Вечером меня разыскал Зут. Он очень извинялся за то, что не смог меня сопровождать в лагерь и объяснил, что его вызывали в часть.

— Завтра приходите к восьми, — сказал я, — у меня будет для Вас задание.

Ночью мне не спалось. Я ворочался с боку на бок, вспоминая высокий частокол, грязные бараки и угрюмых людей. Выходит, на Диком острове существуют два мира. В одном живут сливки местного общества: офицеры, инженеры, торговцы; а в другом, с утра до ночи, трудятся, не разгибая спины, простые люди. Где-то по чистой набережной, под зонтиками от солнца, гуляют барышни в модных шляпках, девочки в белых платьях и мальчики в матросках, а где-то валят деревья, давят клопов и ходят босиком. Интересно, как уживаются между собой эти два мира, два острова, в чем-то совершенно разные, а в чем-то удивительно схожие?

Утром, когда мы завтракали с Зутом, прибежал вестовой и передал, что меня срочно хочет видеть Рок.

— Вот, что, — сказал я помощнику, на ходу допивая кофе, — зайдите в комендатуру, возьмите у Рича справку о численности диких племен, которыми командует Муки и о количестве туземцев, проживающих на нашей территории.

Лейтенант покраснел.

— Простите, господин супер-лейтенант, но такую справку мне могут не дать. У меня нет допуска к секретной информации. К тому же я не уверен, что в комендатуре вообще есть такие данные.

Мне некогда было с ним пререкаться.

— Я прекрасно понимаю, что никто дикарей по головам не считал, но какие-нибудь сведения о противнике у разведки должны быть. Мне нужны любые цифры, даже весьма приблизительные. Если Рич заупрямится, скажите, что капитан Рок распорядился оказывать мне полное содействие.

— Слушаюсь.

Зут козырнул.

Я положил деньги на стол, надел фуражку и отправился в комендатуру.

Когда я вошел в кабинет, оказалось, что там уже сидит Вес.

— Доброе утро, господа, — сказал я.

— Доброе утро, — ответил Рок, не вставая с места. Лейтенант Вес быстро поднялся и отдал честь.

— Садитесь, господин супер-лейтенант, — сказал капитан, указывая на свободный стул, — вот, слушаю доклад о происшествии в лагере. Вы там были, все видели своими глазами. Хочется услышать Ваше мнение.

Я с удивлением уставился на него.

— С радостью поделюсь своими наблюдениями, но участия в расследовании я не принимал.

— И хорошо, — Рок кивнул, — надеюсь то, что Вы там увидели, вызвало у Вас какие-нибудь эмоции?

— Разумеется. Это было ужасно.

— Что именно? — ядовито поинтересовался он.

— Убийство преступника и то, что тело оставили без погребения в назидание другим.

Рок ухмыльнулся.

— Это не убийство, а справедливое наказание, — жестко сказал он, — выходит Вас ужаснуло только это? А то, что лесоруб, человек мирной профессии, зарезал своего начальника, за то, что тот не захотел делиться с ним табаком, Вас совершенно не беспокоит?

Я не понимал к чему ведет Рок и издевательский тон капитана начинал меня раздражать. Официально к данному расследованию я привлечен не был, в поездку отправился добровольно, поэтому требовать от меня отчет было, по крайней мере, неразумно. Детали преступления и подробности расследования были мне не известны.

— Я не знал из-за чего произошло убийство, — ледяным тоном сказал я, — но согласен с Вами, это ужасное преступление.

Рок встал, прошелся по комнате и застыл у окна. Было заметно, что он сильно раздражен. Убедившись, что разведчик смотрит в другую сторону, Вес кивнул мне и поднял ладонь, давая понять, что не стоит обострять ситуацию. По виду лейтенанта можно было предположить, что ему тоже досталось.

— Вот именно, ужасное, — проскрипел Рок, не поворачивая головы, — и таких преступлений становится с каждым днем все больше. А знаете почему? — он обернулся и обвел нас суровым взглядом, — потому что людям страшно. Дикари угрожают им каждый день. Лесорубы и фермеры не могут спокойно работать, они вынуждены оглядываться, чтобы не получить стрелу в спину.

Он подошел к столу, переложил с места на место папку с документами и сел в кресло.

— От ужаса люди способны на любые поступки. Это паника, истерика. Они хватаются за нож, только потому что им страшно. Вымещают друг на друге накопившуюся злобу. А виноваты в этом мы с вами.

Рок нервно забарабанил пальцами по столешнице.

— Почему Вы тянете с делами о нападении на обозы, — резко спросил он у Веса, — там все понятно. Это сделали люди Муки. Вы уже полгода топчетесь на месте. Пишите заключение и сдавайте дела в архив.

— Не могу, господин капитан, — твердо ответил лейтенант, — следствие еще ведется, пока многое не ясно.

Я удивленно переводил взгляд с одного на другого. Раньше мне казалось, что между ними полная любовь и взаимопонимание, но сейчас становилось очевидно, что у капитана с лейтенантом довольно натянутые отношения. Я даже представить себе не мог, что тихий и скромный Вес осмелится перечить Року. Разведчик недовольно уставился на следователя.

— Ну, смотрите, — зловеще прошипел он, — даю вам две недели сроку, а потом пеняйте на себя.

— Слушаюсь, — Вес поднялся.

— Ступайте и займитесь делом.

Лейтенант козырнул и вышел из кабинета.

— Разгильдяй, — буркнул Рок, встал и опять подошел к окну, — нужно, что-то делать, Бур. Времени совсем не осталось. Придумайте, как нам сломить Муки, заставьте его убраться отсюда. Или клянусь честью, я утоплю этот остров в крови.

— Завтра утром я попробую, что-нибудь предложить.

— Попробуйте, — съехидничал Рок.

Я хотел ему сказать, какую-нибудь грубость, но в последний момент сдержался.

Не моя вина в том, что они несколько лет не могут договориться с племенами.

— Для того, чтобы санкционировать военную операцию адмиралтейству нужна веская причина, — проворчал Рок, — железные доказательства того, что на обозы нападают люди Муки. Извините, если грубо с Вами разговаривал, но этот Вес у меня уже в печенке сидит. Следствие не движется и это меня раздражает.

Признаться, мне было странно слышать подобные вещи. В свое время адмиралтейство подтасовывало любые факты, если ему это было выгодно.

— Зачем такие сложности, — удивился я, — разве Вашего слова недостаточно? Напишите рапорт, укажите, что твердо уверены в виновности Муки.

— Меня не слушают, — проворчал Рок, — молодые либералы считают, что мы несем на Дикий остров культуру и просвещение. Адмиралы совсем свихнулись, они хотят видеть аборигенов исключительно в роли союзников, но никак не врагов. У меня связаны руки.

— Бросьте, Рок, — не выдержал я, — устройте заварушку, провокацию, Вы мастер на такие дела. Сфабрикуйте улики, наконец.

Капитан тяжело вздохнул.

— Рад бы, но не могу. За каждым моим шагом следят. Кругом шпионы и стоит мне чихнуть, об этом сразу узнают на самом верху.

— Откуда у адмиралтейства такая любовь к дикарям? — спросил я.

Рок закурил и угостил меня папиросой.

— Варды заигрывают с аборигенами. Дела у них идут хорошо. Половина побережья уже у них в союзниках, а с нами дикари дружить не хотят. Слава океану, есть три деревни, которые нам удалось присоединить, а то меня бы уже сожрали с потрохами.

— Давайте узнаем, как вардам удается расположить к себе местное население и сделаем тоже самое.

Рок недовольно засопел. Скорее всего он уже со всех сторон рассмотрел все возможные варианты.

— Вы не поверите, но они предложили им оружие. Да, пока немного, все оно старое и, по большому счету, никуда не годное, но мне и такого не дают. Если бы адмиралы не строили из себя миротворцев, я бы уже давно отдал Муки все, что он просит.

Похоже, за последние годы, в сознании высокопоставленных чиновников и военных, кое-что изменилось. Раньше ни у кого бы не возникло сомнений в правомерности использования грубой силы для достижения поставленной цели. Знаменитые адмиралы прошлого давно бы сравняли с землей деревни аборигенов. Получалось, что у современных командиров для этого кишка тонка. Не скрою, мне нравилось, что, до поры, у Рока связаны руки. Капитан был жесток, как мурена и для него ничего не стоило утопить остров в крови, а я совсем не хотел гибели Муки и его людей. Многие офицеры, прошедшие войну, старались избегать ненужных жертв, но даже я, не смотря на все свое человеколюбие, прекрасно понимал, что только жесткие меры заставят Муки возобновить переговоры.

— Не беспокойтесь, Рок. Я обязательно, что-нибудь придумаю, но мне нужно время.

Капитан оценивающе посмотрел на меня. В разговорах он постоянно намекал на то, что я его последняя надежда, последний козырь. Но что-то мешало мне почувствовать себя главным героем разыгравшейся драмы. Я был уверен в том, что Рок играет краплеными картами.

— Хорошо, действуйте. Если Вам, что-нибудь нужно, говорите, не стесняйтесь.

— Я собираюсь отправиться на границу. Разрешите я возьму Вашу коляску?

— Хорошо. Признайтесь, у Вас появилась какая-то идея? — спросил Рок.

— Пока не знаю.

В этот раз я взял Зута с собой. Узнав, что я отказался от охраны, лейтенант вооружился до зубов и вид имел не столько бравый, сколько комичный. Мы без проблем выехали за ворота, часовой только взглянул на наши бумаги и сразу поднял шлагбаум.

По дороге лейтенант в подробностях рассказал о том, с каким трудом ему удалось заполучить необходимую мне информацию. Оказалось, Рич наотрез отказывался предоставлять справки и Зуту пришлось нелегко. Зато теперь у нас были полные данные о том, сколько аборигенов обоих полов проживает на нашей территории, сколько фуража и продовольствия отдает каждая деревня и сколько воинов, по подсчетам наблюдателей, насчитывается в войске Муки. Конечно сведения о враждебных племенах были весьма приблизительные, но сейчас мне этого было вполне достаточно.

Мы проехали мост и экипаж покатил по степи.

— Кстати, — спросил я, — давно хотел спросить, пока я вел переговоры с дикарями, о чем говорили офицеры в лагере?

Зут встрепенулся и не сразу нашелся, что сказать.

— Меня интересуют сплетни и скептические замечания, — объяснил я.

— Ничего такого…, - начал Зут, но я не дал ему закончить.

— Можете не называть фамилий. Я не прошу Вас заниматься доносительством. Мне интересно мнение младших командиров.

Лейтенант облегченно вздохнул. Несмотря на то, что Зут был прикомандирован к разведке, он все еще ощущал себя полевым командиром, чурался интриг и не писал доносов.

— Многие говорили, что переговоры ничего не дадут.

— Почему?

— Дикари нас не во что не ставят. Мы слишком долго с ними заигрывали.

Ну, что же, мнение офицеров полностью совпадало с моим.

На позиции нас никто не ждал и мне пришлось потратить какое-то время, чтобы найти командира части. С супер-лейтенантом Цопом мы уже были знакомы. Увидев меня, он не выказал особой радости. Мне с большим трудом удалось убедить его в том, что я прибыл по собственному почину и вовсе не намерен проводить никаких проверок. В любом случае, кофе нам не предложили, а для осмотра позиций выделили самого бестолкового офицера.

— Хотите осмотреть укрепления? — спросил моринер-лейтенант Ген.

Он был высок, строен и смотрелся бы намного лучше, где-нибудь при штабе. Идеально отглаженная форма сидела на нем, как влитая, а на указательном пальце поблескивало золотое кольцо. Скорее всего передо мной оказался юный представитель, какого-нибудь старинного дворянского рода, отправленный на край света, чтобы сделать карьеру. В свое время, когда я командовал мориной, мне был по штату положен денщик, похоже времена изменились и Цоп обзавелся личным адъютантом. Трудно было представить командира взвода с таким идеальным пробором.

— Нет.

— Возможно Вас интересуют секреты и ловушки?

— Нет, не интересуют.

— Охрана периметра?

— Нет.

Казалось мои ответы загнали офицера в тупик. Он покраснел и сердито мигнул.

— Простите, господин супер-лейтенант, — обиженным тоном сказал он, — я не очень понимаю, чем могу быть Вам полезен.

— Знаете, господин лейтенант, боюсь, что Вы ничем не сможете мне помочь. Мы тут походим немного, посмотрим, поговорим с десантниками.

— Вы позволите Вас сопровождать?

— Не стоит. У нас секретная миссия, так что возвращайтесь к супер-лейтенанту Цопу.

Офицер козырнул и направился в штаб, всем своим видом выражая крайнее недовольство. Мы спустились к траншее, в которой сидели десантники.

— Странный он какой-то, — сказал Зут.

— Вы, что содомитов никогда не видели?

Лейтенант покраснел и смущенно кашлянул.

— Мне, как-то раньше не доводилось….

Развивать тему не хотелось, тем более, что отношения Цопа с адъютантом меня совершенно не интересовали. Я был рад, что отвязался от лейтенанта. Штабной ничем не мог бы мне помочь.

— Забудьте, — сказал я, — это не наше дело.

В траншее расположилось отделение во главе с моринер-лейтенантом. Судя по запыленной одежде и пропотевшим гимнастеркам, они дежурили с ночи.

— Здравствуйте, — сказал я и спустился по крутым ступенькам.

Десантники козырнули и приветствовали нас нестройным хором. Лейтенант смотрел на меня без робости, с веселым прищуром, очевидно совершенно не понимая, какого черта здесь делает штабной с золотыми эполетами.

— Как Вас зовут? — спросил я его.

— Моринер-лейтенант Род.

— Расскажите мне о том, как часто дикари устраивают провокации на вашем участке, — попросил я.

С отделением мы просидели около четырех часов. В трудовом лагере мне повезло и я, почти сразу после приезда, стал свидетелем безумной выходки аборигенов. Глупо было надеяться, что сегодня мне так же повезет. Дикари устраивали показательные выступления в самое разное время и предугадать, когда из ближайшего перелеска выскочат всадники, было совершенно невозможно. Я угостил офицеров сигарами, и мы неплохо провели время, обсуждая положение на границе. Сначала лейтенант немного смущался, но потом окончательно успокоился и выдал мне секреты гарнизонной службы. Кормили плохо, в город отпускали по воскресеньям и только в том случае, если набиралась группа не меньше трех человек, боялись нападений, жалование задерживали и новых девиц в бордель не завозили.

— А мясо дают или только рыбу?

— Мясо наши повара готовить не умеют, — ответил Род, — оно получается твердое, как подметка. Лучше бы рыбу варили. А фрукты мы у местных вымениваем.

— У аборигенов? — удивился я.

— Так точно.

— Они, что же, прямо сюда на позиции выходят? — удивился я.

Род тут же замкнулся и замолчал, видимо сообразил, что сболтнул лишнее.

— Ну, ну, — подбодрил его я, — договаривайте уже.

Оказалось, что в установленные дни из деревни приходят женщины с корзинами и меняют фрукты на дешевые безделушки, которые можно купить в городе в сувенирной лавке.

— А деньгами не пробовали расплачиваться?

— Они их потратить не смогут, в городе с дикарями разрешен только обмен, товар на товар.

Интересно. Значит туземцы разгуливают на позиции, как у себя дома, и никто не обращает на них никакого внимания. Неужели, все-таки, в нападениях на обозы замешаны местные жители? Что может быть проще, пройти по траншее, предлагая фрукты, выследить отряд, заманить в ловушку и напасть. Допустим Муки таким образом пополняет свой арсенал, но раздобыть карабин еще пол дела. На обучение стрелков уходит много патронов, а у обозного с собой не больше 20 зарядов.

— Вот, что Род, — доверительным тоном сказал я, — меня все эти Ваши шалости с аборигенами мало волнуют. Но есть один серьезный вопрос. На патроны Вам меняться не предлагали?

Что-то в лице лейтенанта изменилось, но он тут же спохватился и отрицательно покачал головой.

Нас прервали. Из-за деревьев выскочили два всадника и с дикими криками помчались вдоль укреплений.

— Стреляй, — сказал я, обращаясь к ближайшему десантнику.

— А, — от неожиданности он не сразу понял, чего я от него хочу.

— Огонь, — скомандовал я.

Солдат вскинул ружье, прицелился и выстрелил.

— Огонь, — еще раз сказал я и рядовой разрядил весь барабан.

Наши выстрелы переполошили всю линию обороны. Ни одна пуля в дикарей не попала.

В траншею спустился сам супер-лейтенант Цоп. Он был очень удивлен и раздражен всем происходящим, но у меня была бумага за подписью Рока и высказывать мне в лицо свое недовольство было весьма опасно. Наконец он ушел, и мы опять остались на позиции втроем, если не считать нижних чинов.

— Рядовой, которого я попросил открыть огонь, хороший стрелок? Сколько выбивает? — спросил я лейтенанта.

— Три из пяти.

Я достал подзорную трубу и стал рассматривать окрестности.

— Простите, господин супер-лейтенант, — спросил Род, — зачем Вы приказали стрелять?

— А, как Вы думаете?

— Мне кажется Вы хотели, что-то проверить. Может быть я смогу ответить на Ваши вопросы?

Я с интересом посмотрел на лейтенанта. Вот кого надо было отправлять мне в помощники. Интересно почему Рок выбрал Зута? Хороший офицер, но простоват.

— Я хотел узнать расстояние до цели.

Род кивнул.

— Я так и думал. Дикари знают прицельную дальность наших винтовок и никогда не подходят близко.

— Кто-нибудь, хоть раз, смог в них попасть?

— Да, раньше попадали, но теперь они стали умнее.

Я кивнул. Похоже дикари оказались хорошими учениками.

— Вы ведь здесь уже давно, наверно обсуждаете сложившуюся обстановку с другими офицерами, как Вам кажется, зачем они все это делают? Зачем вообще нужны эти безумные скачки?

Зут потер переносицу.

— Сначала мы думали, что для устрашения, но лично мне кажется, что это испытание для молодых. Если присмотреться, один всадник всегда взрослый, а второй подросток.

Ну, что же, похоже на границу я приехал не зря. Информация, полученная от лейтенанта, представлялась мне весьма полезной.

— Понятно, — я повернулся к Зуту, — я узнал все, что хотел. Можем возвращаться.

Мы попрощались с новым знакомым и поднялись из траншеи. Зут пошел запрягать, а я немного задержался у бруствера. Неожиданно Род догнал меня.

— Простите, господин супер-лейтенант, — быстро сказал он, — на счет Вашего вопроса. Один интендант предлагал еду на патроны менять.

Я в упор посмотрел на Рода. Вот это была новость. Конечно в армии большинство интендантов не чисты на руку, но одно дело продать, из-под полы, упаковку галет, коробку консервов или бутылку вина, и совсем другое выменивать на продукты патроны.

— Вы с ним знакомы? Опознать сможете?

— Виноват, фамилии не знаю, он гражданский из города, один раз только и видел.

Лейтенант смущенно потупился. Похоже у Рока действительно большие проблемы и не только с Муки и адмиралтейством.

— Если еще хоть раз объявится, сразу тащите его в комендатуру. Вы же офицер, Род, должны понимать, что к чему.

Всю дорогу до города я думал о том, как заставить Муки вернуться за стол переговоров. Почему-то я был уверен в том, что при личной встрече мне удастся договориться с ним. Если добровольно увидеться со мной он не хочет, значит нужно его заставить. В голове вертелись картины, от которых доктор Сол пришел бы в ужас. Поездка на передовую не прошла даром, мои мысли обрели совершенно другое направление и, возможно, приблизили меня к решению задачи. Способ, который я придумал совершенно мне не нравился, но другого все-равно не было. Я собирался сделать жизнь Муки и его соплеменников невыносимой. Возможно то, что не получилось у миротворца, получится у отъявленного злодея.

Видя, что я о чем-то напряженно думаю, Зут старался вести себя, как можно тише. Не знаю, что ему наговорили обо мне в штабе, но за последнее время лейтенант проникся ко мне большим уважением.

Я решил не заезжать в гостиницу и сразу, с передовой, отправился в комендатуру.

В приемной посетителей не было, за столом сидел Рич и печатал на машинке.

— Добрый день, — сказал я, — очень хочу поговорить с господином капитаном.

— Проходите, — сказал адъютант, — он занят, но предупредил, что Вас примет.

Я постучал и вошел в кабинет. Рок развалился в кресле, закинув ноги на стол и курил папиросу. Вид он имел совершенно расслабленный и никакими срочными делами заниматься явно не собирался.

— Добрый день, Бур, — лениво протянул он, — у Вас ко мне дело?

— Говорят Вы очень заняты?

— Ерунда, — Рок махнул рукой, — никого не хочу видеть, надоели.

Несмотря на открытые настежь окна, в комнате было душно и капитан сидел в одной рубашке.

— Как съездили? — спросил он

— Отлично, теперь хочу поделиться с Вами некоторыми соображениями.

Рок подозрительно посмотрел на меня, потом тяжело вздохнул и убрал ноги со стола.

— Давайте.

Я сел на свободный стул.

— Мне кажется настало время пустить дикарям кровь. Давайте откроем охоту на людей Муки.

Капитан поперхнулся.

— Отличная идея, — издевательским тоном заметил он, — Вас пригласили сюда решить вопрос мирным путем, а Вы предлагаете мне развязать войну?

— Не совсем, — я, без спроса, взял у капитана из пачки папиросу и закурил, — боюсь, что пока мы будем вежливо просить Муки освободить территорию, он не станет ничего предпринимать. Наших угроз он не боится и не верит в серьезность наших намерений. Давайте покажем ему, что мы готовы на все.

— Каким образом?

Я видел, что наш разговор забавляет Рока. Наверно в этом кабинете не один раз обсуждали планы по борьбе с дикарями. Одному океану известно, какие бредовые идей высказывали местные офицеры.

— Судя по наблюдениям разведки, у Муки около трехсот воинов, возможно больше.

— Допустим, — Рок кивнул, соглашаясь.

— Как Вы думаете, если кто-то начнет убивать его людей, он забеспокоится?

— Думаю, да.

— И, если он потеряет не одного или двоих, а несколько десятков, это заставит Муки вернуться за стол переговоров?

Рок начал раздражаться.

— Я не понимаю в чем смысл всех этих вопросов? Мне не дают разрешения на войсковую операцию. Как я могу перебить сразу несколько десятков дикарей?!

— Я не сказал сразу. Аборигены ведут против нас партизанскую войну, почему бы нам не сделать тоже самое. Никто не собирается устраивать рейд и жечь деревни. Давайте начнем устраивать засады и убивать тех, кто нападает на лесорубов и обозных. Давайте начнем отстреливать аборигенов по одному.

Рок хмыкнул и налил себе стакан воды.

— Когда я был в лагере, то видел, как аборигены выскакивают из леса и устраивают целые спектакли, — продолжал я, — все это угнетающе действует на охрану, на рабочих и охотников. Дикари забавляются, прекрасно понимая, что из винтовки их не взять, слишком большое расстояние.

— Да, я знаю.

— У карабина Гока прицельная дальность и убойная сила намного выше. Давайте вооружим небольшой отряд хороших стрелков и будем убивать этих клоунов при любом удобном случае. Пока они разберутся, что к чему, мы уже успеем настрелять достаточно.

— Пф, — Рок одним глотком осушил стакан, — это та же война. Ничего не выйдет.

— Ничего подобного. Мы не станем нападать первыми, будем только защищаться. Начнем использовать лесорубов и охотников, как приманку. Уверен, что иногда воины Муки действуют на свой страх и риск. Возможно он даже не в курсе, как часто они нападают на нас. Если отряд дикарей попадет под ответный огонь, это будет целиком их вина. Никто не сможет Вас ни в чем упрекнуть и для адмиралтейства Вы останетесь чистеньким.

Рок глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух, потом опять надул щеки и еще раз выдохнул.

— Все равно это война. Он сразу побежит заключать договор с вардами.

— Ерунда, — сказал я, — люди Муки зашли слишком далеко. Он не может не понимать, что мы вынуждены защищать от него мирное население. Вот, если бы мы стали громить поселения, убивать женщин и детей, тогда да. Тогда у него не осталось бы другого выхода.

Рок нахмурился, но ничего не сказал.

— И потом, я совершенно уверен в том, что ему будет намного проще договориться с нами, чем с вардами.

— Почему?

— Мы земляки в конце концов.

Капитан сел за стол и забарабанил пальцами по дереву.

— Хватит дипломатии, Рок, — продолжал я, — нужно показать, что мы готовы убивать, но не переходя определенные рамки. Мы не развязываем войну, мы защищаем свои интересы, как и Муки.

— Ну, хорошо, — задумчиво сказал он, — а, что потом? Допустим, пока дикари сообразят, что происходит, мы успеем перебить несколько десятков. А потом предложим им переговоры? Где гарантия, что они станут с нами разговаривать, а не преисполнятся ненависти, не захотят отомстить всем чужеземцам и не нападут на город?

— Если Муки решит, что Вы выполняете приказ адмиралтейства, так и случится. Нужно все обставить так, как будто кто-то, по своей прихоти и в нарушение приказа, объявил войну аборигенам. Нужно заставить их возненавидеть одного конкретного человека. Того, кто будет отдавать приказы, того кто постоянно будет находиться на линии противостояния, того кого они будут каждый день видеть на стене в лагере. И вот, когда они готовы будут отдать все за то, чтобы навсегда избавиться от этого человека, должен появиться миротворец, который придет и скажет: «Я отзову злодея, но Вы должны будете принять наши условия».

Повисла напряженная тишина. Похоже мое предложение капитану не понравилось. Он почесал высокий лоб, потом достал платок и высморкался.

— Нет уж, благодарю покорно, — наконец сказал Рок, — они меня и так не очень жалуют, а выступать в роли главного злодея мне совсем не хочется.

— Боитесь?

— Разумеется. Не хочу, чтобы меня выкрали из собственной постели.

— Вас и не выкрадут, — сказал я, — в роли злодея выступлю я.

Рок бросил на меня удивленный взгляд.

— Вы только приехали, какие у Вас могут быть причины мстить аборигенам?

— Муки оскорбил меня, не явившись на встречу, его заместитель попытался меня убить и чуть не растоптал конем. Разве этого мало?

Рок с сомнением осмотрел стол, взял пепельницу и выкинул окурки в мусорное ведро.

— Как-то это все странно, — задумчиво сказал он, — глупо, как-то, не профессионально.

— У Вас есть вариант лучше?

— В том то и дело, что нет.

Он сел в кресло и надолго задумался.

— Ну, хорошо, допустим, — наконец сказал он, — как аборигены поймут, что винить во всем следует именно Вас?

— Нужно распустить слухи о том, что я сильно разозлился. Пусть аборигены, которые заходят в город, случайно станут свидетелями подобных разговоров, любовнице своей скажите.

— Вы опять за старое, — возмутился Рок.

— Даже, если аборигены, живущие на нашей территории, ни в чем не виноваты, думаю они смогут донести до людей Муки эту информацию, — примирительным тоном сказал я, — уверен, что у них налажена связь.

— А, если ее нет, — капитан покачал головой, — если все это Ваши домыслы?

— Есть еще один способ.

Мы обсудили с Роком детали операции. Я был совсем не уверен том, что план сработает, слишком много факторов невозможно было учесть. Конечно мы рисковали. Наверно, Рок в большей степени. Нам нужно было пройти по самому краю, постараться нанести Муки серьезный урон, избегая масштабных военных действий. Моральный аспект меня совершенно не волновал. Я исходил из того, что Муки является потенциальным противником, воспоминания о совместной службе и дружеских отношениях были отложены до лучших времен. Его люди терроризируют местное население, угрожают жизни и здоровью колонистов, значит нужно обезопасить людей от нападения дикарей.

Мы с Роком наметили общие контуры и договорились о взаимодействии.

Сразу от капитана я направился к Вагу.

— У меня к Вам будет не совсем обычная просьба, — сказал я, — мне нужен старый, потертый френч моего размера, желательно, чтобы, от долгой носки, он совершенно выцвел и стал почти белого цвета.

— Простите, — интендант вытаращил на меня глаза.

Я улыбнулся и повторил свою просьбу. Не удивительно, что Ваг растерялся. Представляю, как все это выглядело со стороны.

— Старый френч, конечно, найдется, — растерянно сказал интендант, — но нормального зеленого цвета.

— Это очень плохо, — расстроился я, — нужен именно выцветший.

— Вы пытаетесь меня разыграть? — с надеждой спросил Ваг.

— Нет. Мне он нужен для операции, — очень серьезно ответил я.

Интендант недоверчиво уставился на меня, но видимо понял, что я не шучу и задумался.

— Отдам прачкам, они его выварят и потрут пемзой.

— Имейте в виду, он должен быть почти белого цвета, — сказал я, — это очень важно.

Все десантники суеверны. Во время войны кто-то носил в кармане ладанки с океанской водой, кто-то перед боем снимал с шеи именной медальон, кто-то, наоборот, надевал. Когда-то для меня своеобразным талисманом стал офицерский френч. За годы службы он полинял и износился, побелел от частых стирок, выцвел от пота и солнца. Я всегда надевал его на боевые операции. Во время нашей первой высадки на Диком острове, он тоже был на мне. Все в морине знали о моей странной привязанности к этой вещи. Офицеры предлагали мне его сменить, чтобы не выделяться на фоне остальных десантников и не привлекать к себе излишнее внимание. Мой внешний вид обсуждали несколько дней и Муки не мог об этом не знать. Я рассчитывал на то, что появление в местах вооруженных столкновений офицера в характерной одежде, лучше всяких слухов даст понять Муки, что я объявил ему личную войну. Я не мог быть уверен в том, что мои агрессивные действия не подтолкнут его к союзу с вардами, но сейчас любые прогнозы ничего не стоили. Если Муки все еще тянет время и не заключает с ними договор, значит у него есть на это свои причины.

Ваг сделал все, о чем мы с ним договорились. Получилось не совсем то, что я хотел, но издалека было весьма похоже на оригинал.

По слухам, большая группа лесорубов, как раз собиралась для похода в заросли, поэтому я решил провести первую операцию возле трудового лагеря. Идея была очень проста. Я хотел собрать небольшой отряд, состоящий из опытных военных, переодеть их в штатское и присоединиться к лесорубам. В случае, если аборигены нападут на рабочих, мои люди отразят атаку. Обычно дровосеки не оказывали сопротивление. В случае нападения, они бросали оружие и инструмент, и бежали в лагерь, поэтому туземцы привыкли к легким победам и хорошей добыче. В этот раз их ожидал сюрприз.

Я был уверен в том, что сначала Муки ничего не заподозрит. Нападая на лагерь, его люди всегда рискуют и, если их перебьют, он спишет подобное происшествие на простую случайность. Но рано или поздно он заметит, что кто-то ведет против него настоящую войну. Вот тогда-то он забеспокоится и начнет расспрашивать своих наблюдателей, а те обязательно расскажут, что перед каждым столкновением в лагере появлялся офицер в белом френче. Муки знает, что я здесь. Он сумеет сопоставить факты и поймет, кого стоит винить в своих проблемах.

Я торопился, как можно скорее оказаться в форте, поэтому часть работы перепоручил новому помощнику. Зут объездил несколько морин и собрал группу из восьми человек. Люди были хорошо подготовлены, стреляли из всех видов оружия и на службе характеризовались положительно. По распоряжению Рока им выдали, с городского склада, абордажные пистолеты и охотничьи двустволки, предназначенные для фермеров. Штатскую одежду закупили у старьевщика. Лично знакомиться с десантниками, отбирать их и вооружать я не собирался. В сущности, мне было все равно, кто пойдет под видом лесорубов. Главное, чтобы стрелять умели. Сейчас важно было, как можно скорее оказаться на стене, чтобы туземные наблюдатели успели в подробностях разглядеть офицера в белом френче.

Комендант встретил меня радушно, внимательно выслушал и перечить не стал. Казалось офицер был со мной не согласен, но высказывать свое мнение посчитал излишним. Почти весь день я проторчал на стене, разглядывая окрестности в подзорную трубу. Пространство вокруг лагеря было расчищено, лес давно вырублен, но пустоши уже успели зарасти деревцами и кустарником. Прореживать молодую поросль никто не собирался. Безалаберность и отсутствие дисциплины процветали здесь так же, как и везде на Диком острове. Часовые нередко засыпали на посту, а ворота оставались открытыми даже ночью. Если бы Муки хотел напасть на лагерь, он мог бы это сделать без особого труда.

Известие о предстоящей вылазке лесорубы восприняли без особого энтузиазма, но противиться не стали. Они засиделись в лагере, и торговая компания была недовольна. Все понимали, что отправляться в лес лучше под охраной. Как выразился старшина лесорубов: «Если уж военные хотят рискнуть своей чешуей, то это их дело».

В первый день моего дежурства на стене аборигены устроили скачки всего один раз.

На следующее утро один из всадников попытался достать меня стрелой. Я вытащил ее из бревна и внимательно осмотрел. Древко было ровное, с характерным оперением, наконечник имел ярко выраженную листовидную форму. Я переломил стрелу и убрал в планшетку. Судя по тому, что меня атаковали, вид стоящего на стене офицера начинал раздражать наблюдателей. Это было хорошо.

Лесорубы не спешили выходить на работу. Представитель компании настаивал на немедленной заготовке бревен, сырье на лесопилке заканчивалось. Я не торопил события. Излишняя спешка могла только повредить делу. Мои стрелки посменно дежурили на стене и днем и ночью. Им уже удалось подстрелить двух аборигенов. Следуя моим указаниям, они целились в стариков и намеренно щадили молодых. Интересно, как скоро дикари сообщат Муки о потерях?

Наконец рабочие засобирались в дорогу. Помимо абордажных пистолетов и двустволок, лесорубы несли на себе запас провизии, палатки, двуручные пилы и топоры на длинных топорищах. В лесу нам предстояло провести двое суток, на третьи из лагеря должны были прислать подводы.

— Палатки поставим на открытом месте, — сказал мне старшина лесорубов.

Я с пониманием кивнул.

— Чтобы дикари не подобрались?

Старшина хмыкнул.

— Москитов меньше.

Он всячески старался подчеркнуть свою значимость и независимость. Возможно старшина воображал, что знает здешние леса лучше меня. Отчасти так оно и было, но в отличие от лесоруба, мне доводилось воевать в этих зарослях.

— Мы организуем оборону, — сказал я, — Ваши люди будут в безопасности.

— Лучше за собой следите, — ехидно ответил лесоруб и сплюнул в траву, — а за своими я уж, как-нибудь сам.

До стоянки мы добрались меньше чем за час. Лес здесь брали давно, на расчищенной площадке остались шалаши, следы от старых костров, сложенные в кучи сучья.

Посреди старого лагеря в землю был воткнут шест, на котором торчала, сильно разложившаяся, человеческая голова.

— Послание для нас, — сказал старшина.

Лесорубы разглядывали страшную находку с удивительным хладнокровием.

— Его никто не узнает? — спросил старшина у остальных.

— Передних зубов нет. Может это Роп? — предположил один из лесорубов.

— Похож, — сказал старшина и отошел от шеста.

— Снять и похоронить, — приказал я.

Я постарался расположить своих людей так, чтобы оказаться между лесом и рабочими. Лесорубы не обращали на нас никакого внимания. Все было сказано еще в основном лагере и теперь они хотели сделать свою работу, как можно быстрее, чтобы вернуться живыми и невредимыми под защиту толстых стен. В лесу застучали топоры, завизжали пилы.

Мы с Зутом расположились за стволом упавшей елки. Обзор был хороший, а с боку нас прикрывали, вывороченные ураганом, могучие корни.

Ужасно хотелось курить, поэтому я засунул в рот сигару и, не зажигая, сжал зубами.

— Как Вы думаете, господин супер-лейтенант, когда они нападут? — спросил Зут.

Было видно, что лейтенанту не по себе. Он заметно нервничал.

— Может быть ночью, когда стемнеет, может быть сейчас.

В отчетах говорилось о дневных нападениях, почему-то дикари любили атаковать при свете. Возможно это было, как-то связанно с их верованиями или традициями. Они нападали, убивали и растворялись в лесах. Аборигены никогда не преследовали и не добивали убегающих. Создавалось ощущение, что их задачей было вселить в рабочих ужас и навсегда отвадить от леса. На их месте я бы напал ночью, перебил всех и спалил лагерь.

Днем ничего не произошло, ночью тоже. Мой отряд не смыкал глаз до самого рассвета. Во время войны бывало всякое, но сейчас я понял, что совершенно отвык от подобных засад. В глаза словно песок насыпали, болела голова. Утром я успел немного подремать, пока лесорубы выходили на работу. Наш шалаш стоял с самого края. Старые ветки заменили на свежие. Внутри приятно пахло листвой и хвоей. Ночью я успел основательно продрогнуть, но утром потеплело, и я сам не заметил, как заснул. Я задремал совсем не на долго, но потом полдня корил себя за проявленную слабость.

Возвращаться на ту же точку мы с Зутом не стали и расположились в неглубокой впадине, похожей по форме на воронку. Лейтенант держался молодцом. Он конечно волновался, но был внимателен и осторожен. Многие в такой ситуации не смогли бы усидеть на месте, говорили бы без конца или дергались от каждого шороха, но Зут был деловит и сосредоточен.

Второй день тоже прошел спокойно. Моим десантникам стало казаться, что в этот раз нападения не будет. Они ничего не говорили, но я видел по глазам, что напряжение, сковывающее людей, уходило. Рядовые стали разговорчивее, набранные из разных частей, они первое время сторонились друг друга. Теперь, сидя у костра, они делились табаком, вспоминали дом и родных. Сегодня я разрешил людям поспать. Утомленные долгим дежурством, мы с Зутом заснули очень быстро. Ночевки на сырой земле не прошли для меня даром, опять разболелась раненая нога.

Утром лесорубы долго готовили завтрак, шумно ели. Мой отряд, следуя приказу, быстро уничтожил сухой паек и вышел на охрану лагеря. Сегодня я отправил Зута на левый фланг, а сам расположился на небольшой возвышенности, среди камней. На душе было неспокойно. Отсюда, с пригорка, было хорошо видно лагерь, собирающихся лесорубов и подступающий к шалашам лес.

Как только я опустился на траву, одежда сразу промокла от росы. Для похода я выбрал крепкие штаны из грубой ткани, такую же рубашку и куртку. Замаскироваться под лесорубов было не сложно, они выглядели, как настоящие оборванцы. Вещи выбрали самые дешевые и сильно заношенные, ночью они грели плохо. Оружие на складе я брать не стал, мне вполне хватало двух револьверов, которые выдал Ваг, но, на всякий случай, я захватил с собой ручную бомбу. Вообще гранаты я не жаловал, но в лесу она могла пригодиться. Лесорубы принялись за работу, опять застучали топоры. Около полудня из лагеря прибыли четыре подводы.

Солнце нестерпимо пекло, и я часто прикладывался к фляге. Никакого движения в лесу не наблюдалось. Со своей позиции я не видел Зута и остальных, зато мог следить за стоянкой и работающими лесорубами. Люди торопились закончить работу, никому не хотелось задерживаться в зарослях. Я достал вардовский револьвер и положил на камень, прямо перед собой. Время тянулось бесконечно, раненая нога затекла и ужасно ныла. Чтобы немного отвлечься, я стал думать о детях, о том, что надо будет их навестить, когда вернусь в метрополию. Возможно я даже заеду повидаться с Эн. Чтобы не встречаться с ее мужем, надо будет передать записку через посыльного и пригласить ее в какой-нибудь в ресторан.

Лесорубы прекратили работу, некоторые присели на поваленные деревья, двоих отправили за лошадьми. Пора было грузить заготовленный лес и возвращаться домой. Похоже мой план не сработал. Интересно сколько раз нам придется, вот так же, выходить с рабочими на несколько дней и бессмысленно сидеть в засаде?

Что-то свистнуло в воздухе и один лесоруб, отправленный за лошадьми, упал на землю. Он даже не вскрикнул. Если бы я не смотрел ему вслед, то мог бы вообще не заметить нападения. Второй успел оглянуться и тоже повалился в траву. От неожиданности я даже не сразу понял, что происходит, зато старшина лесорубов оказался проворнее меня. Он тоже следил за ездовыми и заорал, как резанный. В следующее мгновение рабочих, как ветром сдуло. Они побросали оружие и инструмент, и бросились прочь из леса. Я откатился в сторону, уходя с линии огня и замер, стараясь разглядеть в кустах нападавших. Людей я так и не увидел, но по дрогнувшим веткам сумел определить, где прячется засада. Дикари затаились в густом подлеске. Убегавших лесорубов никто не преследовал. Невозможно было понять сколько в кустах прячется стрелков, но мне это было и не нужно. Я выдернул чеку и метнул гранату. Ручные бомбы я бросал не очень хорошо, но расстояние было небольшое. Осколки посекли молодые ветки и деревья, от взрыва разлетелись в разные стороны щепки и сухие листья. Кто-то в лесу страшно закричал и сразу все изменилось. Все годы, пока дикари нападали на отряды рабочих, никто и никогда не пытался бороться с ними при помощи ручных гранат. Они привыкли к сухим щелчкам револьверов, к хлестким выстрелам винтовок, знали дальность полета пули и отлично умели маскироваться, но против ослепительной вспышки, сопровождающейся оглушительным грохотом и летящими в разные стороны осколками, оказались совершенно беззащитны. Взрыв разметал засаду под холмом, а остальные дикари в ужасе бросились врассыпную. Передо мной замелькали неясные тени и я, почти не целясь, выстрелил несколько раз. Затаившиеся десантники поддержали меня огнем, захлопали двустволки.

Возле лагеря мы нашли три тела и одного мертвеца отыскали десантники, когда пошли в лес по кровавым следам. Углубляться далеко в заросли я им не позволил. Лесорубы успели убежать довольно далеко и вернулись с большой неохотой. Я приказал собрать все тела и оружие, погрузить на телеги и отправить в лагерь. Лесорубы пробовали возражать, потому что тогда часть заготовленного леса пришлось бы оставить, но я послал их к морскому дьяволу. Сегодня Муки не получит ни трофеев, ни тел своих людей.

Рок орал на меня так, что казалось стекла в окнах должны были лопнуть.

— Зачем я снаряжал Вашу группу!? Зачем переодевал в штатское, — возмущался он, — если Вы просто взяли и бросили гранату! Откуда у лесорубов может быть бомба!? Скажите мне, великий стратег, откуда!

Я молча разглядывал носки своих сапог. Собственно, никакой вины я за собой не чувствовал, но оправдываться не торопился, пусть выговориться.

— Теперь от Вашей операции за версту разит адмиралтейством! Это же очевидно, что в группе были военные!

Наконец он выдохся, прошел к столу и тяжело опустился в кресло.

— Убирайтесь вон, Бур, — устало сказал он и прикрыл глаза рукой, — видеть Вас больше не хочу. Считайте себя под домашним арестом, из гостиницы ни ногой, если Муки заключит с вардами договор, клянусь, что отправлю Вас под трибунал.

После нескольких дней, проведенных на холодной земле, я с удовольствием нежился в постели на чистом белье. Несколько раз заходил Сол. Мы говорили о всяких пустяках. Рассказывать ему о происшествии в лесу, я посчитал преждевременным. У него свои заботы, у меня свои. Рок меня не вызывал, так что я все еще считал себя под домашним арестом.

Утром третьего дня в дверь моей комнаты постучался Зут.

— У нас происшествие в лагере, господин супер-лейтенант.

Я пригласил его войти и прикрыл дверь.

Оказалось, что в наше отсутствие, группа охотников собралась пострелять оленей. Заготовка солонины и шкур, считалась важным делом и довольно прибыльным бизнесом. Компании хорошо зарабатывали, торгуя на островах мясом и редким мехом. Охотники посчитали, что после неудачного нападения на лесорубов, дикари будут долго зализывать раны, но почти сразу наткнулись на засаду. Хорошо, что они были наготове и вовремя открыли огонь и, хотя сами потеряли трех человек, смогли подстрелить двоих дикарей и притащить в лагерь пленного. Разъяренные рабочие хотели разорвать аборигена, но дежурный офицер предотвратил самосуд и посадил раненого в карцер.

Это была хорошая новость. План, придуманный мной, начинал воплощаться уже без нашего участия. За последнюю неделю дикари уже два раза получили по зубам.

Я быстро собрался и помчался в ставку.

Рок был на месте и сначала ужасно разозлился, увидев меня на пороге. Но выслушав мои доводы, вынужден был со мной согласиться, отменил приказ о моей аресте и дал двуколку для поездки в лагерь. Зут вызвался меня сопровождать. Мы не стали дожидаться пока нам выделят охрану и сразу выехали на место. Дорога к лагерю считалась безопасной, нападений на обозы или путников здесь пока не было. Дикари старались отпугнуть добытчиков от леса, но не пытались подкараулить отряды рабочих по дороге из города. Это лишний раз говорило о том, что засады на обозных организуют не люди Муки, а аборигены, которые волей случая, оказались на нашей территории, внутри защищенного периметра. Конечно они могли быть связаны с племенами и снимать подозрения с Муки я не собирался, но все больше утверждался в мысли, что искать врага нужно было не в далеких степях, а у себя под боком. Видимо на границе действуют две разные группы. Одна в здешних лесах и другая — в полях, у реки.

Зут отчаянно гнал лошадей, и мы довольно быстро добрались до лагеря. Я торопился не случайно. Если само провидение играет нам на руку, этим нужно было воспользоваться. Мне нужно было поговорить с пленным и постараться отпустить его на свободу прежде, чем лесорубы и охотники оторвут ему голову. Я догадывался, что дежурный офицер не сможет сдерживать их вечно.

В лагере мы разыграли целую сценку, сказали, что доставим арестованного в город, вывели его из карцера, посадили в двуколку и вывезли в лес, не обращая внимания на недовольство рабочих. Пришлось пообещать старшинам, что дикаря осудят и казнят.

Пленному порядком досталось, ему прострелили плечо и довольно сильно побили. Левый глаз заплыл, губы были разбиты. Рану обработали и перевязали довольно небрежно. Казалось дикарь нас совсем не боялся. Было видно, что он смирился со своей судьбой и был готов к смерти.

Мы остановились на лесной опушке, как только частокол скрылся из виду.

— Кто тебя послал? — спросил я и Зут перевел. Он вырос на севере и говорил на местном диалекте.

Дикарь встрепенулся и посмотрел на нас.

— Тебя послал вождь? Ты по его приказу напал на охотников?

Дикарь осклабился. Что означала эта улыбка, я не понял.

— Вождь хочет, чтобы ты убивал нас?

— Захватчики, убийцы, — ответил абориген и закашлялся, — будем убивать, пока не уйдете отсюда.

— Кто послал, — еще раз спросил я, — вождь?

Зут встряхнул пленного.

Дикарь был сильно избит, но, несмотря на боль, старался стоять прямо.

— Вождь сказал, я сделал, — гордо подняв подбородок, заявил он.

— Твой вождь, кто он?

В союзе трех племен могло быть много военачальников, и я не знал, кого имеет в виду пленный. Больше всего я боялся, что он вообще не захочет с нами разговаривать, но похоже абориген решил, перед смертью, показать чужеземцам свою смелость.

— Он лучший воин из всех. Он родился среди вас, но вы рядом с ним словно дети.

Что-то подобное я и ожидал услышать. Если даже это не Муки, значит Бао или кто-нибудь из людей покойного адмирала Толя.

— Я тоже вождь, меня зовут Бур, — сказал я, подождал пока Зут переведет и продолжил, — я хочу говорить с твоим вождем. Я приехал из-за океана, чтобы вас наказать. Я буду убивать твоих соплеменников до тех пор, пока верховный вождь не согласиться встретиться со мной.

Дикарь смотрел на меня единственным здоровым глазом, его распухшее лицо ничего не выражало. На всякий случай, я попросил Зута повторить мои слова еще раз.

— Ты понял?

— Я услышал, — сказал абориген.

— Ты свободен, — сказал я, подождал пока Зут переведет и разрезал веревки, стягивающие руки аборигена.

Дикарь оттолкнул Зута и бросился в лес. Он действовал настолько стремительно, что я ничего не успел сделать. В два прыжка он достиг деревьев и скрылся среди молодого кустарника. Зут вскочил на ноги, хватаясь за кобуру и отчаянно ругаясь.

— Все, — быстро сказал я, — пусть уходит. Однако ловок, мерзавец.

Возле лесного лагеря мы пошумели достаточно, теперь нужно было организовать провокацию в районе реки. Муки должен был понять, что я настроен серьезно. Для того, что я задумал, брать всю группу было глупо и я остановил свой выбор на двух стрелках. На границу мы прибыли рано утром и расположились в траншее. В этот раз переодеваться в штатское не понадобилось.

Супер-лейтенант Цоп мне совсем не обрадовался, сухо поздоровался и даже не пригласил в кают-компанию. Моего старого знакомого, моринер-лейтенанта Рода, на месте не оказалось, сегодня дежурил другой офицер, который на вопросы отвечал односложно и постарался отделаться от меня, как можно скорее, сославшись на служебные дела. Приходилось признать, что отношения с местными офицерами у меня не сложились. Собственно, мне не было до них никакого дела, поэтому я решил заниматься своими делами и не обращать на грубость никакого внимания. Рядовые с интересом разглядывали нашу группу, но благоразумно старались держаться от меня подальше. Кто знает, чего следует ожидать от чужого начальства.

Сначала я прогуливался у всех на виду и демонстративно курил сигару, стоя на бруствере. Одним словом, привлекал к себе усиленное внимание. Мои люди, вооружившись карабинами, устроились в траншее, ожидая появления дикарей. Жара становилась нестерпимой, и я спустился в блиндаж, чтобы немного передохнуть. Здесь еще было прохладно и я с удовольствием выпил несколько кружек холодной воды, и ополоснул лицо.

Дикари появились после полудня, когда солнце стало припекать вовсю. Стоя на смотровой площадке, я думал о том, что Ваг мог и не подбирать мне френч, в таком климате любая одежда очень скоро потеряет всякий цвет. Среди десантников, одетых в выцветшую и заношенную форму, моя одежда была не очень заметна. Успокаивало только одно, здешние офицеры были настоящими франтами и старались за собой следить, поэтому на их фоне я выглядел, как белая ворона. Оставалось надеяться, что дикари заметят разницу.

В этот раз аборигены выскочили из балки совершенно бесшумно, и я заметил их далеко не сразу, но мои люди не подвели. Грохнуло два выстрела, и один из дикарей вылетел из седла, а второй, низко пригнувшись к лошадиной холке, помчался в сторону леса, отчаянно нахлестывая коня плетью. Грохнул еще один выстрел. Лошадь рухнула, как подкошенная, а всадник покатился по земле. Он был жив, хотя отчаянно хромал, и я видел, как он скрылся в ближайшем овраге.

Дело было сделано. На таком расстоянии винтовка оказалась бы бесполезна, но старый карабин Гока не подвел. Я встал в полный рост и достал подзорную трубу. Десантники застрелили взрослого воина, а подростка оставили в живых. Я был уверен, что он сейчас, с ненавистью, наблюдает за мной из ближайших кустов.

Сразу после инцидента ко мне в блиндаж заглянул Цоп. Супер-лейтенант-моринер был очень зол. Настоящий аристократ, он стал командиром морины довольно рано, имел награды и вес в здешнем обществе. К тому же он был почти два метра ростом и носил новую, отутюженную форму, а я едва доставал ему до подбородка и был одет черт знает во что.

— Вам не кажется, господин супер-лейтенант, что Вы своими действиями провоцируете дикарей?! — с вызовом бросил он, как только за ним захлопнулась дощатая дверь, — мне все равно кто Вас послал, но я не позволю устраивать, на вверенном мне участки обороны, подобное безобразие!

Я был старше по званию, но сейчас мы говорили с глазу на глаз, без свидетелей и Цоп решил дать волю накопившемуся раздражению. В принципе, его можно было понять, мне бы тоже не понравилось, будь я на его месте, если бы штабные устроили какие-нибудь игры, не поставив меня в известность.

— Вы отдаете себе отчет в том, что дикари могут предпринять ответную вылазку и тогда погибнут люди?!

— И, что с того? — спокойно ответил я, — Вы считаете, что Ваши люди не готовы к отражению атаки?

— Я этого не говорил, — Цоп дернул головой.

— Я выполняю особое задание, которое не могу с Вами обсуждать. Если Вас, что-то не устраивает, пишите докладную.

— Именно это я и собираюсь сделать. Моя часть находится на переднем крае, мою люди каждый день рискуют жизнью. Вы не имеете права проводить операцию, не согласовав ее со мной.

Цоп не собирался сдаваться, он чувствовал свою силу и знал, что при случае сможет использовать серьезные рычаги в адмиралтействе, чтобы поставить на место зарвавшегося выскочку. Нервы супер-лейтенанта-моринера были на пределе, в последнее время ему сильно доставалось от Рока. На вверенном ему участке постоянно происходили нападения на обозы и Цопу стало казаться, что вокруг него плетут интриги. Мое появление он воспринимал, как провокацию.

— Мы действительно собираемся «потыкать дикарей острогой», — миролюбиво сказал я, ссора с офицером не входила в мои планы, — но я не думаю, что это приведет к серьезным последствиям.

— Вы здесь недавно, — надменно заявил Цоп, — Вы не представляете, что может получиться из Вашей затеи. Прежде, чем делать глупости, посоветовались бы со знающими людьми.

Кровь бросилась мне в лицо. До определенного момента я старался не обострять ситуацию, в лице супер-лейтенанта мне лучше иметь союзника, а не врага, но говорить с со мной в таком тоне явно не следовало.

— Очень возможно, что мои действия заставят дикарей напасть на Ваши позиции, — жестко сказал я, — так займитесь делом, усильте патрули, приготовьтесь к отражению атаки, пушку расчехлите, а то у Вас в стволе мокрицы заведутся.

Цоп вспыхнул, казалось его сейчас хватит удар.

— Вы можете писать докладную на любое имя, но имейте в виду, что, если Вы попытаетесь мне помешать, я до невозможности испорчу Вам жизнь. У меня особые полномочия, так что десять раз подумайте, прежде чем в следующий раз говорить со мной в таком тоне.

Казалось супер-лейтенант-моринер был готов сожрать меня вместе с портупеей.

— Меня прислали для того, чтобы навсегда избавить Вас от дикарей, которые нападают на обозы и разъезды. Я единственный человек на Диком острове, который может Вам помочь. Подумайте об этом. На Вашем месте я бы не торопился выяснять отношения, а постарался оказать моей группе любую помощь, — уже другим тоном сказал я.

Не знаю, что больше всего подействовало на Цопа. Может быть он наконец понял, что я действую в его интересах или просто испугался, услышав про особые полномочия. В любом случае супер-лейтенант-моринер был далеко не дурак и уже успел пожалеть о том, что дал волю своему раздражению.

— Виноват, — сказал он, — я был неправ.

Это слова дались ему с большим трудом.

— Извинения приняты, — сказал я, — мы пробудем у Вас еще сутки. Со мной три человека, офицер и двое рядовых. Пожалуйста, обеспечьте нас всем необходимым.

— Я могу разместить рядовых в казарме, а Вас приглашаю переночевать в штабе, мы поставим походные кровати.

Я не собирался покидать траншею и этот блиндаж меня вполне устраивал.

— Мы останемся здесь, но несколько одеял и горячая еда нам совсем не помешают.

Хрупкий мир был восстановлен и вскоре нам принесли одеяла и керосиновую лампу.

Не знаю, что вынес Цоп из нашего разговора, но вечером он пригласил нас с Зутом на ужин.

— Как Вы думаете, господин супер-лейтенант, — спросил Зут, когда мы возвращались в свой блиндаж, — Муки в состоянии понять то, что мы пытаемся ему сказать?

Я догадывался, что у моего помощника накопилось много вопросов и он специально дождался удобного случая, чтобы их задать. Я чувствовал, что Зуту не нравился мой план. В отличие от большинства офицеров, он был сторонником войсковой операции.

— Думаю, да.

— Вы считаете, что он захочет вернуться к переговорам? — спросил лейтенант.

Мой план был не идеален. Он основывался на том, что Муки дорожит своими людьми и помнит меня. Последний раз я видел егерь-лейтенанта 13 лет назад. Тогда ему только исполнилось 20. Невозможно представить, в кого он превратился. Тот Муки, который когда-то служил под моим началом, был умен и проницателен. Но, возможно, сейчас, оказавшись на туземном троне и уверовав в свою исключительность, он вообще не заметит всех моих хитростей и уловок.

— Он далеко не дурак, — убежденно сказал я, — к тому же я отправил к Муки посланника, того раненого туземца. Даже, если вождь не понял моих намеков, этот человек скажет ему, чего я хочу.

В темноте трудно было что-либо разглядеть, но мне показалось, что лейтенант с сомнением покачал головой.

— На месте капитана Рока, я бы просто уничтожил все эти племена, — наконец сказал он.

Его ледяной тон неприятно удивил меня.

— Вы слишком кровожадны, — сухо заметил я, — мне совсем не нравится убивать туземцев. Я был бы рад избежать всего этого.

На следующее утро нам, прямо в блиндаж, принесли завтрак. Я уселся на краю траншеи, свесив ноги вниз, и с удовольствием ел суп из походного котелка. Стрелки уже заняли позиции. После вчерашнего разговора, Зут больше не задавал мне вопросов, но иногда я ловил на себе его взгляды. Своими словами он пробудил во мне сомнения. Интересно, сколько аборигенов должно погибнуть, прежде чем Муки решит встретиться со мной? Я не мог знать, как он относится к дикарям, дорожит ли он своими людьми или считает их пушечным мясом. Почему-то мне казалось, что за все эти годы Муки не потерял своих лучших человеческих качеств. Значит ждать осталось не долго и бывший егерь-лейтенант скоро назначит встречу. Конечно, мой план был жесток, но Муки первый начал необъявленную войну и вынудил меня использовать запрещенные приемы.

Около 11-ти часов утра появились два всадника. Они вынырнули из неприметной балки, и с дикими завываниями помчались параллельно нашим позициям. В этот раз они держались дальше от укреплений. Мои люди принялись стрелять и с трудом попали в одну из лошадей, наездники не пострадали.

После того, как дикари скрылись из вида, я пошел поговорить со стрелками.

— Далековато проехали, — пожаловался пожилой сержант.

— Они изменили дистанцию?

— Так точно.

— Заметили еще, что-нибудь странное?

Сержант почесал затылок, сдвинув фуражку на самые глаза.

— Мальчишки не было. У них ведь обычно выезжает старик и подросток. А в этот раз, вроде, два старика было.

Я согласно кивнул. Мне тоже показалось, что состав группы изменился. Неужели Муки проверяет нас?

По моей просьбе обед нам принесли в траншею. Я не хотел покидать позицию. Вместе с едой, Цоп прислал нам котелок, только что сваренного кофе.

Похоже он перестал на меня злиться. И слава океану, на самом деле у нас не было причин для ссор. После обеда потянулись нескончаемые часы ожидания. Сегодня было не так жарко, как вчера, небо заволокли серые тучи, но дождя не было.

В районе трех часов, из леса выскочил отряд дикарей. Я насчитал 8 всадников. Они промчались вдоль линии укреплений, подбадривая себя громкими криками. На этот раз расстояние было слишком большое даже для карабина Гока. Зут попытался кого-нибудь подстрелить, но промахнулся. Я проводил аборигенов долгим взглядом и неожиданно заметил вдалеке, у леса, солнечный блик. Невооруженным глазом ничего не было видно, но в трубу я сумел разглядеть нескольких всадников. Они стояли неподвижно у самой кромки леса. Лиц на таком расстоянии я различить не мог. У одного из дикарей в руках была подзорная труба, в которую он меня внимательно рассматривал.

Я приказал собираться в путь. Больше здесь делать было нечего. Похоже Муки получил мое послание и принял необходимые меры. Его люди теперь близко не подойдут к нашим укреплениям и нападения на охотников и лесорубов, скорее всего, прекратятся. Сначала я думал, что для того, чтобы вывести его из себя, мне потребуется не меньше месяца, но Муки оказался умнее.

Белый френч был мне больше не нужен, поэтому перед отъездом я переоделся, и зашел попрощаться с Цопом уже в обычной полевой форме.

— До свидания, господин супер-лейтенант-моринер, — сказал я, — мы сейчас уезжаем и больше испытывать Ваше терпение не будем. Думаю, что дикари не станут атаковать Ваши позиции.

— Рад это слышать, — ответил Цоп.

Он выглядел усталым, похоже не спал всю ночь, но был идеально выбрит и подтянут, а белизне его крахмального воротничка могли бы позавидовать столичные щеголи.

— Вы узнали все, что хотели? — спросил он.

— Да. Даже больше того. Надеюсь скоро все закончится и на Ваших обозных перестанут охотиться.

— Очень на это надеюсь.

Мы не стали пожимать на прощание руки.

Когда мы вернулись в город я сразу доложил обо все Року.

— Вы думаете теперь, после всего, что случилось, Муки захочет с Вами встретиться?

— Я в этом уверен.

Рок недоверчиво покачал головой.

— Ну-ну, посмотрим.

Он позвонил в колокольчик и попросил принести кофе.

— Устали мотаться по лагерям? — участливо спросил он.

— Нет, но не откажусь провести ночь в нормальной постели.

Адъютант принес кофейник и чашки.

— Ладно, подождем. Думаю, что Вашу группу пока рано расформировывать, — сказал Рок, — она может нам еще пригодиться.

Домой я пошел пешком. От комендатуры до офицерского клуба было совсем недалеко, всего пять кварталов. После приключений последних дней я чувствовал себя усталым, поездки в экипаже по ухабам и ночевки в блиндаже утомили меня. Хотелось плотно и вкусно поесть, выпить вина и полежать на мягкой кровати с хорошей книгой.

Город жил своей обычной жизнью. Торговцы и покупатели изнывали в лавках от жары, не помогали даже раскрытые настежь окна и двери. По дороге я зашел в табачный магазин купить сигары и спички. Выбор был не богатый, поэтому я сразу указал необходимую марку и расплатился. У меня была крупная купюра и продавец попросил подождать, пока разменяет деньги в соседней лавке. Сквозь пыльное стекло, я видел, как он пересек перекресток и зашел в галантерею.

На другой стороне улицы, на тротуаре, я заметил молодую дикарку с пустой корзиной, которая что-то разглядывала в витрине. На ней было странное одеяние, видимо платье местного покроя. Я попробовал представить такую одежду на Эн и улыбнулся. Что-то во всем этом было, по крайней мере, странное одеяние подчеркивало особенности фигуры и делало дикарку довольно привлекательной.

— Похоже пора посетить бордель, — сказал я вслух и отвернулся от окна.

Скоро продавец вернулся, я забрал покупки и сдачу, и отправился в клуб. Уже заходя в дверь гостиницы, я ненароком оглянулся и опять увидел симпатичную дикарку. Она шла за мной по улице. Видимо нам было по пути.

Вечером ко мне зашел Сол. Он купил по дороге бутылку вина и фрукты. Это было очень кстати, потому что плотно ужинать я не хотел.

Мы поговорили о всяких пустяках, доктор рассказывал о больных и о нравах в лагере охотников. Он много ездил, встречался с представителями разных сословий и мог поведать много интересного.

— Почему Вы мне ничего не рассказываете? — наконец спросил он, — говорят Вы здесь развели бурную деятельность и уже объездили все лагеря в округе.

— Кто это говорит? — с улыбкой поинтересовался я.

— Многие, — ответил доктор, — на местное общество Вы произвели неизгладимое впечатление.

— Вот как?

— Большинство офицеров считают, что Вы со странностями. Извините.

Я рассмеялся и подошел к окну, чтобы раскурить сигару. На улице стемнело. Одинокий фонарь на перекрестке почти не давал света. Мне показалось, что в тени дома напротив кто-то стоит.

— Так и не скажете зачем ездили в лагерь и на границу? — спросил доктор.

Неожиданно фонарь мигнул, видимо засорился фитиль, а потом на мгновение ярко вспыхнул, осветив улицу. Прислонившись к стене дома, стояла дикарка, которую я видел сегодня возле магазина. Она смотрела вверх, на мое окно.

— Ничего серьезного, — ответил я, — с инспекцией ездил. Делаю за Рока грязную работу.

Утром я рано встал, позавтракал и отправился в комендатуру. Молодая дикарка не выходила у меня из головы. Почему она следовала за мной по улице, а потом караулила возле клуба? Почему девушка оказалась одна в центре города в ночное время? Мне казалось, что аборигены допускались за ворота только днем. Нарушила ли она, какой-нибудь местный закон или нет? Конечно я мог все придумать и никакой слежки не было. Возможно дикарка жила неподалеку, в доме какого-нибудь офицера, и вечером просто ждала его возле клуба. Вчера там собралось много народа.

В свое время Рок попросил лейтенанта Веса рассказать мне о жизни дикарей. Похоже пришло время воспользоваться его услугами.

На улицах было людно, мамаши и няни вели упирающихся детей в школу, служанки торговались с владельцами палаток и маленьких магазинов, а фермеры развешивали товары на специальных подставках, установленных прямо на мостовой. Навстречу мне попалось несколько аборигенов, мужчин и женщин. Они несли на головах тяжелые корзины с фруктами. По дороге я два раза останавливался и озирался по сторонам. Вчерашней молодой дикарки не было, зато на набережной за мной увязалась, какая-то старуха. Я случайно заметил ее отражение в витрине. Чтобы убедиться наверняка, пришлось задержаться у прилавка с деревянной посудой. Старуха тоже остановилась, уселась прямо на тротуар и сидела, пока я не пошел дальше. Уже у самых дверей комендатуры она куда-то пропала.

В комнате следователей, не смотря на ранний час, было накурено. Вес сидел за столом и что-то печатал на машинке.

— Доброе утро, — сказал я.

— Доброе утро, — он на мгновение прервался, — Вы ко мне?

— Да, хотел поговорить.

— Вы не могли бы подождать пару минут. Мне надо закончить отчет.

— Конечно, — ответил я, сел на стул, стоящий у стены, и огляделся. Стол Веса был завален, какими-то бумагами и коленкоровыми папками. С краю примостился бронзовый подсвечник с коротеньким огарком, стояла грязная чашка, а на стопке чистых листов лежал странного вида нож. Сначала мне показалось, что это обычный сувенир, который используют для разрезания бумаги, но присмотревшись повнимательнее, я сообразил, что передо мной лежит настоящий стилет тонкой работы, возможно кованный местным кузнецом. По крайней мере на островах, я не встречал ножей такой странной формы и подобную насечку видел впервые. Брать его в руки, без разрешения, я постеснялся, но рассмотрел очень внимательно.

Вес не обращал на меня никакого внимания, и я решил размять ноги, встал, прошелся по комнате и остановился возле окна. Из кабинета Рока видна была зеленая лужайка и круглая клумба, засаженная экзотическими цветами. Здесь вид был намного хуже. Окно выходило во внутренний двор, заставленный служебными экипажами. Наверно поэтому в комнате было так накурено, следователи редко проветривали, чтобы не впускать в комнату запах конюшни.

Наконец Вес закончил, подшил документ в папку и аккуратно завязал тесемки.

— Можем поговорить здесь или давайте выйдем на воздух, — предложил он, убирая отчет в большой сейф.

— Давайте прогуляемся.

Мы вышли в коридор, миновали несколько закрытых кабинетов, спустились с крыльца и присели на лавочку. Вес сразу закурил. Часовой отошел подальше, чтобы нам не мешать.

— О чем Вы хотели со мной поговорить? — спросил лейтенант.

— В свое время, Вы обещали рассказать мне о туземцах. Возможно, по долгу службы, мне придется столкнуться с деревенскими жителями, а я о них ничего не знаю.

Вес внимательно посмотрел на меня.

— Что конкретно Вас интересует?

— Скажите, они могут оставаться в городе на ночь?

Вес улыбнулся.

— Аборигены должны покидать город до захода солнца, но, как Вы знаете, некоторые туземные женщины живут с офицерами и для них сделано исключение.

— Им выписывают пропуска?

— Да. Есть специальная форма, ее можно взять в комендатуре.

— А родственники могут приехать к такой женщине погостить?

Лейтенант нахмурился, похоже мои вопросы ему не особенно нравились.

— Такое возможно, — наконец ответил он, — как Вы понимаете, никто не будет специально следить за всеми туземцами, прибывающими в город. Конечно, кто-нибудь из родственников может остаться на ночь в сарае или на конюшне. В господский дом их не пустят.

Обдумывая следующий вопрос, я полез в планшетку за сигарами и случайно наткнулся на обломки стрелы, которые захватил из лагеря лесорубов. Наконечник больно оцарапал руку, и я вскрикнул от неожиданности.

Вес вздрогнул.

— Что такое?

Я выругался, достал стрелу и протянул лейтенанту.

— В лагере меня обстреляли. Вот, подобрал трофей, возможно он Вам пригодиться.

— Зачем? — удивился Вес.

— Эту стрелу в меня выпустил один из людей Муки, думаю такие же используют при нападении на обозы. У нее оперение характерного цвета и наконечник интересной формы.

Следователь нахмурился, взял стрелу в руки, и осмотрел без особого любопытства.

— Не думаю, что она может нам пригодиться. Ее не с чем сравнить. Как я уже говорил, дикари вырезают наконечники из тел и уносят с собой.

— Это-то меня и удивляет, — признался я, — раньше они никогда так не делали. Возможно в этом что-то кроется.

— Очевидно они хотят скрыть принадлежность нападавших к тому или иному племени.

— Но мы же с Вами совершенно точно знаем, что это дело рук людей Муки или нет?

Лейтенант кивнул.

— Это не подлежит сомнению.

— Скажите, а какого цвета оперение у стрел аборигенов, живущих в деревнях на нашей территории?

Вес насупился. Я вспомнил, что он живет с дикаркой и с большой неохотой говорит на подобные темы.

— Вы вообще представляете, как делают стрелы? — неожиданно спросил он.

— Нет, — честно признался я.

— Цвет зависит от птицы, из перьев которой делают оперение. Чаще всего для этих целей используют перья из крыла мани, это местный индюк. Из одного крыла берется всего 6 перьев, а для изготовления одной стрелы их нужно три или четыре.

— Интересно, — сказал я.

— Индюки все одинаковые, а оперение туземцы не красят, поэтому мы не сможем определить, какому племени принадлежат стрелы.

— А по форме наконечника? — спросил я.

Неожиданно лейтенант закашлялся и выкинул недокуренную папиросу в урну.

— Извините, — сказал он, — не знаю, что Вам сказать. Я плохо разбираюсь в туземном оружии.

Следователь явно лукавил. Его рассказ о производстве стрел, выдал в нем настоящего знатока. Что-то в моем вопросе насторожило лейтенанта, заставило занервничать. Давить на него я не хотел, поэтому решил сделать вид, что ничего не заметил.

— Это Вы меня извините, — сказал я и поднялся, — все время лезу не в свое дело. Если смогу быть Вам чем-нибудь полезен, обращайтесь.

— Спасибо за помощь, — сухо поблагодарил Вес, — но я не могу привлекать к расследованию посторонних.

— Понимаю — сказал я, — приятно было побеседовать с Вами.

— Я тоже был рад Вас видеть, — сказал лейтенант.

Простившись с Весом, я решил немного прогуляться. Мне не хотелось возвращаться в душный номер. С океана дул свежий ветерок, пахло водорослями и соленой водой. Я походил по набережной, выпил в кафе на пристани холодного лимонада, почитал газету на лавочке. Жизнь налаживалась. Я начинал привыкать к Дикому острову, к душным ночам, пыльным улицам, мясным блюдам, необычным овощам и фруктам. Меня больше не раздражали здешние виды и запахи.

Я вернулся домой к обеду, плотно поел, выпил полбутылки вина и прилег на кровать почитать книгу. Когда я проснулся был уже вечер. Снизу доносились громкие голоса, похоже господа офицеры засели играть в карты. Я встал, умылся и надел френч. Сидеть в одиночестве не хотелось, и я решил спуститься вниз. От сквозняка захлопнулось окно, я взял из стопки книг самую толстую, и пока подпирал ею раму, выглянул на улицу.

Перед клубом сидела старуха, которую я видел возле комендатуры. Она расположилась прямо на тротуаре, чистила какие-то фрукты и продавала прохожим. В правой руке она держала длинный острый нож, которым очень ловко орудовала, очистки сыпались в корзину и фрукт, за несколько секунд, освобождался от толстой кожуры.

Подобные совпадения мне никогда не нравились. Вчера за мной следила молодая дикарка, сегодня старая. Я был уверен в том, что встречи в городе с этими двумя дамами были не случайны. На мое окно старуха не смотрела. Она расположилась прямо напротив входа, так что, при всем желании, пройти мимо нее незамеченным я бы не смог.

При виде того, как дикарка чистит своим острым ножом спелые плоды, у меня по спине пробежал холодок. Прохожие останавливались и охотно брали фрукты, расплачиваясь, кто чем. Одна женщина протянула старухе носовой платок, другая какую-то мелочь, вроде монетки. Я хорошо помнил о том, что колонисты с аборигенами деньгами не расплачиваются. Хотя кто сейчас соблюдает правила? По словам Веса, туземцам нельзя было оставаться в городе после захода солнца, но я своими глазами видел молодую дикарку под окнами клуба. Чтобы не говорили в комендатуре, но никто не следил за исполнением законов, если дело касалось местного населения.

Конечно я сам спровоцировал Муки, появляясь у всех на виду в своем белом френче. Если специально привлекаешь к себе внимание, нечего удивляться тому, что соглядатаи тебя нашли. С самого начала я был уверен в том, что Муки имеет в городе свои глаза и уши. Странно только почему я, полевой командир, догадался об этом сразу, как только ступил на Дикий остров, а Рок, со всем своим опытом работы в разведке, до сих пор ничего не подозревает. Слежка напугала меня. Невольно вспомнились слова Рока: «Не хочу, чтобы меня выкрали из постели».

Если ребенок чего-то боится, он прячется под одеялом или убегает прочь от того, что вызывает в нем ужас. Взрослый человек может побороть страх только одним способом, посмотрев ему в глаза. Все остальное на работает. Как человек, не особенно храбрый от природы, я проверял это уже много раз.

У меня в номере завалялась пустая коробка из-под сигар. Возможно дикарка согласиться взять ее в качестве платы. Я спустился в зал, попросил у управляющего перо и бумагу, написал несколько слов, сложил листок пополам, убрал в коробку и вышел на улицу.

На мое появление старуха никак не отреагировала. В ее взгляде я не увидел ни страха, ни ненависти. Она смотрела на меня, а пальцы, словно сами по себе, ловко чистили фрукт. Она протянула мне, сочащийся соком, плод. В качестве платы я отдал коробочку из-под сигар. Старуха отложила ножик и взяла ее чистой рукой, по левой ладони стекал сок. Она приложила коробочку к уху, как ребенок, который надеется услышать стрекот, спрятанного внутри сверчка, встряхнула ее и кивнула. Сделка состоялась.

Не смотря на знакомство и обмен товарами со зловещей старухой, я, на всякий случай, установил перед сном простую систему сигнализации. Открыть снаружи ставни не составляло большого труда. Если поддеть крючок ножом, створки сами распахнуться. Конечно самой старухи я не боялся, но кто знает сколько еще дикарей может скрываться в тени опустевших улиц. С наступлением темноты я отрезал небольшой кусок шпагата из мотка, который взял с собой в поход, привязал один конец к ставне, а другой к столу, и подвесил на него две пустые бутылки из-под вина, горлышками вверх. Если задеть шнурок, бутылки стукнуться друг о друга и разбудят меня. Такую сигнализацию мы часто ставили во время войны, благо офицеры никогда не испытывали недостатка в пустых бутылках. Сделав необходимые приготовления, я засунул заряженный револьвер под подушку, разделся и лег в кровать. Старухи под окном уже не было, то ли ушла, то ли затаилась, где-нибудь поблизости. Сон не шел, и я долго лежал с открытыми глазами.

Итак, Муки получил от меня два послания, первое должен был передать отпущенный мной туземец, а второе я вложил в коробку из-под сигар. Почему-то я ни минуты не сомневался в том, что старуха найдет способ передать его своему вождю. Захочет ли он встретиться со мной или примет какое-нибудь радикальное решение? Понимая, что именно мое появление в городе создало ему проблемы, он может попытаться избавиться от меня. Так, скорее всего, поступил бы настоящий вождь-туземец, но я очень надеялся на то, что в душе Муки все еще остается цивилизованным человеком.

На следующий день старуха опять сидела на своем месте.

Я весь день провел в клубе, читал газеты, пил вино, ел и спал. Днем заходил Хал, и мы вместе пообедали. Капитана отправляли вверх по реке с разведывательной миссией, и он зашел рассказать о своих впечатлениях.

— Честно Вам скажу, дальше к югу полно деревушек. Видел даже две вполне приличные деревянные крепости. Очень хотелось пальнуть в них из пушки, но нельзя. Дикари на нас внимания не обращают, видимо уже привыкли.

У капитана было совсем немного времени, поэтому рассиживаться он не стал, занял у меня денег, попрощался и ушел по своим делам. Вечером зашел Зут и сообщил, что новостей пока нет.

Не смотря на духоту, на ночь, я опять закрыл ставни и привязал бутылки. Береженного океан бережет. Еще не хватало получить в голову стрелу с опереньем, сделанным из местного индюка.

Утром ко мне зашел Рок. Он был в летнем белом костюме, а в руке сжимал щегольскую трость. Несмотря на то, что она казалась почти невесомой, я бы не удивился, если бы выяснилось, что внутри трубки скрывается стальной клинок.

— Долго спите, — сказал он вместо приветствия и поморщился.

Действительно в комнате было душно, закрытые ставни не способствуют хорошему проветриванию.

— Что это у Вас такое? — поинтересовался он, указав тростью на подвешенные бутылки.

— Сигнализация.

— Остроумно, — Рок нагнулся, проверить куда уходит второй конец веревки, — боитесь, что к Вам влезут через окно? А дверь, как же?

Я встал и начал одеваться.

— За мной следят.

— Кто? — казалось мое заявление совершенно не удивило разведчика.

— Дикари. Наверно это люди Муки.

Рок осмотрел сигнализацию, отсоединил шнур, опустил на пол бутылки и открыл ставни.

— Извините, что нарушил Вашу сложную конструкцию, но тут дышать нечем.

— Ничего.

— Это хорошо, что за Вами следят, — добавил капитан, — собственно мы с Вами этого и добивались. Вы еще не завтракали?

— Нет

— Я тоже.

Мы спустились на первый этаж, заказали кофе и жаренную рыбу с овощами.

— Ваш план сработал, Муки согласился на переговоры, — сказал Рок, передавая мне соус.

От неожиданности я чуть не поперхнулся.

— Когда? — спросил я.

Рок достал из кармана золотые часы и щелкнул крышкой.

— Через час с четвертью. Сразу после завтрака поедем.

Допивая кофе, я раздумывал над тем, стоит ли наряжаться в белый френч. С одной стороны, это могло сильно разозлить аборигенов, с другой должно было развеять последние сомнения в том, что именно я доставил им столько неприятностей и готов продолжать в том же духе.

Пока я, на скорую руку, умывался и переодевался, Рок сидел в двуколке и курил.

Никакого сопровождения, а тем более журналистов в этот раз не было.

— Только, ради океана, не рискуйте, — говорил он, с неодобрением разглядывая мою форму, — надели бы парадный мундир, что ли.

— Много чести. Последний раз меня едва не растоптала лошадь, — ответил я, — не хочу потерять аксельбант.

Рок хмыкнул и стегнул лошадей.

— Ну, дело Ваше.

Не знаю, на что я рассчитывал. Возможно на то, что туземцы уважают силу и смелость. Первое я им показал, когда отбил атаку на лесорубов, обстрелял всадников и отпустил пленного аборигена, а второе пришлось разыграть. Они конечно сразу узнали меня по одежде. Всадники ехали молча и я, то и дело, ловил на себе злобные взгляды.

В этот раз место для переговоров было выбрано далеко от границы и пока мы доехали до небольшой деревушки, скрытой среди лесов, у меня порядком разболелись ноги и седалище. Наездник из меня плохой, и я с облегчением вздохнул, когда мы прибыли на место. Отряд проехал по узкой дорожке и остановился на поляне. Никаких серьезных укреплений вокруг деревни не было, если не считать низкой ограды, поставленной для того, чтобы скотина не разбредалась. Большинство местных аборигенов были без оружия, и только мои охранники поражали своим кровожадным видом. Лица и руки у них были в татуировках, а на поясе воины носили прямые обоюдоострые мечи и длинные ножи, размером и формой похожие на абордажные кортики. Оружие у меня отобрали еще на границе, так что я чувствовал себя совершенно беззащитным. Отправляясь на переговоры, я понимал, что сильно рискую, но деваться было некуда.

Охрана провела меня в большой дом, который выделялся среди прочих размерами и формой. Он отдаленно напоминал пирамиды, которые мне приходилось видеть во время путешествия по Дикому острову, но, в отличие от них, был сложен из бревен. В большом зале уже собралось несколько десятков человек, похожих на моих спутников. Дикари сидели или лежали на кусках полотна или тонких циновках. Несмотря на теплую погоду, посередине зала горел очаг, устроенный прямо в полу. Трубы не было, дым поднимался к потолку и выходил через специально оборудованные продухи.

При моем появлении дикари замолчали и подобрались. Тот, кто лежал, сел, несколько человек встали. Охрана оставила меня посреди зала и отошла на почтительное расстояние. Здесь не было ничего похожего на трон или специальное сидение для вождя, которое я ожидал увидеть, только, разложенные прямо на земляном полу, куски ткани.

Оказавшись в одиночестве, я огляделся, приосанился, сцепил руки за спиной, потому что совершенно не представлял куда их девать, и приготовился ждать. Собравшиеся рассматривали меня с интересом и, как казалось, без злобы. Наверно я представлялся им, каким-нибудь диковинным созданием, вроде морского дракона. Конечно к людям с островов аборигены давно привыкли, но, похоже, во мне они старались разглядеть, что-то особенное. Наконец в дальнем конце зала открылась дверь и вошел Муки. На нем не было ни ярких перьев, ни цветных одежд, простая кожаная рубашка и штаны, на ногах высокие сапоги. Лицо вождя, в отличие от физиономий большинства собравшихся, не было украшено татуировкой.

Он вышел в центр зала и остановился, теперь нас разделял только очаг.

— Здравствуйте, Бур, — торжественно сказал он.

— Здравствуйте, Муки.

Дикари зашумели, но вождь поднял руку, призывая к порядку.

— Рад Вас видеть и надеюсь, что наша встреча не будет напрасной.

— Я тоже на это надеюсь.

Муки повернулся к своим людям и что-то сказал. Аборигены закивали, несколько человек вскинули руки в каком-то непонятном жесте.

— Пойдемте, Бур, — уже совсем другим тоном сказал лейтенант, — мы с Вами будем разговаривать в другом месте.

Он пошел к выходу. Удивленный и растерянный я последовал за ним.

Мы вышли из зала, пересекли широкий двор и остановились перед длинным одноэтажным домом.

— Я попрошу Вас снять сапоги, — сказал Муки и стал стаскивать свои, — у нас так принято.

Дверь была небольшая и, заходя внутрь, я пригнулся. Мы оказались в маленькой комнате, совершенно пустой, если не считать плетенных циновок на полу и большого покрывала, на котором стояли тарелки с фруктами и какие-то кувшины.

— Располагайтесь, — Муки указал на циновку и уселся напротив, — в этом кувшине вино, в этом вода. Пейте, что хотите.

Он налил себе воды, а я решил немного выпить и плеснул вина.

Муки сильно изменился, из суетливого, стеснительного юноши он превратился в серьезного мужчину. Движения стали уверенными и неторопливыми, голос властным и спокойным.

— Простите мне этот маленький спектакль в главном доме, мои воины хотели на Вас посмотреть. Своего врага нужно знать в лицо.

От этих слов у меня по спине пробежал холодок.

— Я думал, что у Вас намного больше людей.

Муки усмехнулся.

— Это только самый ближний круг.

— Надеюсь я сумел удовлетворить их любопытство?

Бывший егерь-лейтенант пожал плечами.

— Наверно.

Мы немного помолчали. С улицы доносились обрывки разговоров, рев какого-то крупного животного, фырканье лошадей. Муки сделал глоток воды и поставил кружку на циновку.

— Вы хотели меня видеть. Зачем?

Сидеть на полу было неудобно, и я заерзал.

— Капитан Рок попросил меня поговорить с Вами. Он надеется, что наше давнее знакомство поможет мне убедить Вас оставить эти земли и уйти вглубь Дикого острова.

Муки никак не отреагировал на мои слова, словно не слышал.

— Адмиралтейство не может сдержать свои аппетиты, — продолжал я, — рано или поздно оно развяжет войну. Я не хочу Вас пугать, но Вы не сможете в ней победить. Уходите пока не поздно.

Бывший егерь-лейтенант покачал головой.

— Вы открыли охоту на моих людей, только для того, чтобы сказать мне это? — спросил он.

— Вы первый начали, — огрызнулся я, — если бы Ваши воины не нападали на обозы, лесорубов и охотников, я бы никогда на такое не пошел.

— В самом деле? — Муки усмехнулся.

Я хотел ответить, но он мне не дал.

— Я рад видеть Вас в своем доме, Бур. Даже несмотря на то, что большинство моих воинов считает Вас врагом. Вы прибыли на Дикий остров, чтобы воевать со мной. И я должен поверить в то, что Вы желаете мне добра?

— Возможно это выглядит странно, но я согласился вернуться на Дикий остров, только для того, чтобы уберечь Вас от беды, — соврал я.

Может, когда-нибудь я и расскажу Муки о том, как занимался контрабандой, оказался под арестом и заключил с Роком сделку, но только не сегодня.

Муки взял в руки несколько виноградин, но есть не стал, а просто покатал между пальцами.

— Пусть так. Но в чем заключается Ваше предложение? Пока Вы только пытаетесь напугать меня. Что конкретно Вы предлагаете, господин супер-лейтенант?

— Я предлагаю договориться. Рок никогда не даст Вам оружие. Торговаться бессмысленно. Я не говорю, что не надо вообще выдвигать никаких условий, просите все, что угодно, только не карабины, например: продовольствие, амуницию, деньги.

Муки покачал головой.

— Ничего этого мне не надо.

— Тогда просто бросайте все и уходите. Ваши племена сильны и многочисленны. Вы найдете новые земли и начнете все сначала.

Он невесело рассмеялся.

— Как Вы себе это представляете? — спросил он, — здесь нет свободной земли. Одно племя упирается в другое, охотничьи угодья четко поделены между кланами и любая попытка зайти на чужую территорию, воспринимается, как объявление войны. Для того, чтобы уйти отсюда мне придется прорубить кровавую дорогу через земли соседей. В бесконечных войнах я растеряю силы и людей, и род мой погибнет.

— Я не знаю местных условий, — сказал я, — неужели ничего нельзя придумать?

— А, какая разница, как погибнет мой род, — словно не слыша меня, продолжал Муки, — в кровавой междоусобице или в боях с адмиралтейством? Здесь я, по крайнем мере, на своей земле.

— Самоубийство не выход, — не сдавался я, — Ваш долг сохранить племена, которые выбрали Вас своим вождем. Вы не должны обрекать их на гибель.

Муки положил виноград обратно на блюдо.

— Я не хотел встречаться с Вами потому что все люди, приходящие с той стороны, говорят одно и тоже. И Вы не исключение. В том, что Вы предлагаете нет смысла.

Я залпом допил вино. Похоже, наши переговоры зашли в тупик. Муки не верил мне. Но я надеялся, что мы все еще можем прийти к соглашению. Если бы Рок знал, что я собираюсь сказать, то, наверно, застрелил бы меня на месте.

— Послушайте, Муки. Я сейчас говорю с Вами ни как посланник адмиралтейства, а как боевой товарищ. Почему бы Вам не заключить союз с вардами? Может быть тогда адмиралтейство оставит Вас в покое.

Повисла неловкая пауза. Казалось такого поворота Муки совсем не ожидал. Он удивленно посмотрел на меня и горько усмехнулся.

— Бессмысленно договариваться со стервятником, он все равно убьет тебя, когда ослабеешь. Между адмиралтейством и вардами разницы нет. Рано или поздно, те или другие, нас уничтожат.

— Но может быть Вам удастся выиграть время.

— Нет, Бур. Вы правы. Спасти нас может только бегство. Я не могу выиграть войну, бросаясь с луками и мечами на пушки и винтовки. Но для того, чтобы избавиться от адмиралтейства и вардов, чтобы обезопасить свой род хотя бы на несколько десятилетий, нам придется пройти сотни, возможно тысячи километров в глубь Дикого острова. Для этого не подходят военные союзы, для этого нужно только одно. То, о чем хорошо знают на побережье, но еще не слышали в глубинке — огнестрельное оружие.

— Но у Вас же оно есть, — не выдержал я, — пусть немного, но несколько десятков стволов Вы отбили, нападая на разъезды и обозы.

Неожиданно Муки оттолкнул от себя блюдо с фруктами и встал, несколько апельсинов покатились по полотну. Похоже самообладание изменило вождю.

— О чем Вы говорите, Бур? — ледяным тоном спросил он, — я никогда не нападал на ваши обозы.

Я удивленно посмотрел на него. Муки прошелся по комнате, немного постоял возле окна, повернулся и уставился на меня сверху вниз.

— Мои люди убивали лесорубов и охотников. Иначе нельзя. Вы, как саранча пожираете все, что видите. Мы вынуждены защищать свои земли, свое богатство, но мы никогда не пересекали установленных вами границ и не устраивали диверсий. Того оружия, о котором Вы говорите, у меня нет.

Причин не доверять Муки у меня не было, но и поверить сразу в его невиновность я не мог.

— Но кто же тогда устраивает засады? Я думал, что в этом замешаны жители деревень, которые остались на нашей территории. Я был уверен, что они связанны с Вами.

Муки кивнул.

— Конечно связанны. Мы один народ. Но на ваших землях остались только крестьяне. Они не умеют воевать. Я никогда не послал бы их на верную смерть. Говорю Вам, Бур, мои люди не причастны ко всему этому.

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату вбежали двое детей, мальчик лет восьми и девочка лет пяти. Муки повернулся к ним навстречу, и девочка повисла на нем, а мальчик, увидев меня, застыл в дверях.

— Простите, Бур, — сказал бывший егерь-лейтенант, — это мои дети.

Он обнял девочку и что-то прошептал ей на ухо.

Я с удивлением смотрел на эту семейную сцену и удивлялся тому, что вождь не прогоняет заигравшихся детей. В моем мире глава семьи поступил бы по-другому. Даже я попросил бы Тэма и Аду удалиться, сославшись на важный разговор. Похоже нравы аборигенов сильно отличались от наших.

Девочка все еще цеплялась за одежду отца, а мальчишка застыл, глядя на меня с подозрением и держа руку на рукоятке маленького кинжала.

Наконец Муки им что-то сказал и легонько хлопнул девочку пониже спины. Дети рассмеялись и выбежали из комнаты. Из-за двери послышался приятный женский голос, видимо их ждала мать или няня.

Появление детей разрядило напряженную атмосферу. Муки опустился на циновку и налил мне и себе вина.

— Нет ничего лучше семьи, господин супер-лейтенант. Именно из-за нее я остался на Диком острове и ни разу об этом не пожалел.

— Мне казалось, что у Вас должен быть еще один сын, совсем взрослый?

Говоря это, я лукавил, старшему сыну Муки в лучшем случае исполнилось 15 лет, но мне говорили, что дети аборигенов взрослеют рано. В 14 лет мальчик уже считался воином.

Муки улыбнулся.

— Вы могли его видеть, он был в общем зале.

Я не нашелся, что ответить. Можно было предположить, что взрослый сын будет везде сопровождать отца.

Я взял с подноса, уже знакомый мне, зеленый фрукт и стал счищать кожуру.

— Скажите, это Ваши люди следят за мной в городе?

Муки махнул рукой.

— Бояться их не стоит. Они просто наблюдают. На вашей территории живут совершенно мирные люди. Крестьяне никогда не станут воинами и наоборот.

Казалось, что старое доброе время вернулось. Несмотря на то, что мы не виделись с Муки 13 лет, сейчас мы разговаривали так, словно все еще оставались сослуживцами и хорошими знакомыми.

— И все-таки, нужно что-то делать, — не сдавался я, — не хочу Вас пугать, но чувствую, Рок что-то затевает. Неужели нельзя договориться с ближайшими соседями, чтобы они пропустили Вас?

Муки взял с блюда апельсин и стал есть. Сок капал на циновку и на одежду, но он этого не замечал.

— Не скрою, мне очень хочется поверить в Ваши добрые намерения, — наконец сказал он, — мы бредем во тьме, окруженные врагами. Я знаю, что тучи сгущаются.

— Я готов Вам помочь.

Муки бросил на меня быстрый взгляд.

— Мне нужен союзник в городе.

Никогда бы не подумал, что бывший егерь-лейтенант попробует меня завербовать. Какие бы отношения нас прежде не связывали, но я не стану помогать ему в захвате города. Я хотел ответить, но Муки предостерегающе поднял руку.

— Я не предлагаю Вам предавать своих. Знаю, что Вы на это никогда не пойдете, но мне действительно нужна помощь. Вы общаетесь с Роком напрямую, знаете, о чем думает руководство колонии. Сколько у меня времени, Бур?

— Не знаю, — честно признался я, — может быть его нет совсем.

Муки кивнул каким-то своим мыслям. Я понимал, что гложет бывшего егерь-лейтенанта. По сути, он остался один на один с бесчувственной военной машиной, которая может перемолоть всех его людей за несколько дней. В считанные часы этой деревенской идиллии может прийти конец и не останется ничего, кроме сожженных домов и разоренных полей.

— Нельзя дальше тянуть. Вы играли с адмиралтейством достаточно долго, но сейчас нужно готовить людей к отъезду. Если разразиться буря, Вы должны быть к ней готовы.

— В нашем мире действуют другие правила, Бур. Постарайтесь понять, что, как вождь и жрец, я не могу сделать ни шагу, пока мои люди не соберут урожай. Это просто невозможно.

Сейчас я, ни за какие деньги, не хотел бы поменяться с Муки местами. На нем лежала колоссальная ответственность. Когда-то я командовал подразделением, в котором насчитывалось 80 человек и, скажу честно, с ними не легко было управиться, но под началом Муки оказалось несколько сотен воинов, не считая мирного населения. Как перевозить детей, стариков и женщин, я себе совершенно не представлял. Подобное переселение казалось чем-то невероятным. Всех этих людей надо было чем-то кормить в дороге, и где-то размещать во время ночных стоянок.

— Я попробую потянуть время, но мне нужен ответ, — продолжал я, — нужно, чтобы Вы, хотя бы для вида, согласились покинуть эти земли и выставили какие-нибудь условия.

Измученный сомнениями, Муки опустил голову и о чем-то напряженно думал. Я не хотел его торопить, поэтому налил себе еще вина. Очень хотелось курить, но без разрешения я не собирался этого делать. На подстилке не было пепельницы. Возможно туземцы не курили и Муки давно пришлось отказаться от старой привычки. Мне совсем не хотелось, необдуманными действиями, нарушить какой-нибудь запрет.

— Хорошо, — наконец сказал он, — мне нужно 50 абордажных пистолетов, 1000 зарядов к ним, 50 шерстяных одеял, двадцать ящиков галет, двадцать армейских палаток, десять телег, два десятка лошадей и 500 золотых монет.

Я облегченно вздохнул. Теперь мне было с чем возвращаться к Року. Конечно я не знал, какими ресурсами обладает капитан, но думаю на складе найдется списанное армейское снаряжение, 1000 зарядов для кордов, а в кассе 500 монет. Абордажные пистолеты — это не карабины, для регулярной армии они не представляют серьезной опасности.

— Я передам Ваши требования Року, — сказал я, — могу ли я торговаться?

Муки посмотрел на меня и кивнул.

— Да. Но пистолеты и заряды к ним — обязательно.

Мы никогда не были близки с Муки, не пили на брудершафт и не ходили вместе в бордель. Я был намного старше и бывший егерь-лейтенант годился мне, если и не в сыновья, то уж точно в младшие братья. Сначала он был адъютантом у моего друга адмирала Крола, потом недолго служил под моим началом. Не знаю, кем он меня считал, может быть старшим товарищем и возможно, в какой-то мере, учителем.

После долгих лет, проведенных на Диком острове, он не мог относиться ко мне с былой теплотой, но похоже мое мнение все еще, что-то значило для него. В любом случае, моя миссия прошла успешно. Я вез с собой требования Муки и обещание покинуть спорные земли, в случае, если Рок выполнит условия сделки. Без ложного хвастовства можно было сказать, что мне удалось добиться того, чего не смог никто из прежних переговорщиков. Я не обманывал Муки, когда говорил, что адмиралтейство балансирует на грани войны. Року я не доверял и понимал, что он может начать военные действия в любой момент.

Меня доставили без приключений к самой границе. Рок сразу повел меня в штаб и подробно расспросил обо всем, что я видел и слышал. Он даже потребовал, чтобы я нарисовал по памяти расположение строений в деревне и описал главный дом.

— Вы понимаете, что еще никто до Вас не допускался так близко к вождю, — говорил он, расхаживая по комнате взад и вперед, — еще никто никогда не видел семью Муки, его детей, не пил вино в его доме.

— Понимаю.

Я с наслаждением вытянул ноги. Поездка верхом сильно утомила меня.

— Ни черта Вы не понимаете, — запальчиво сказал капитан, — Вы добились потрясающих успехов, Бур. Причем даже сами не знаете, каких.

— Что с его требованиями?

— А, пустое, — Рок махнул рукой, — списанных патронов и денег мне не жалко, лошадей столько нет и подвод, но я думаю, что мы сможем договориться.

— Если вместо них Вы предложите больше зарядов для абордажных пистолетов, он не откажется.

Рок подозрительно прищурился.

— Что-то я не понимаю, — прогнусавил он, — кому Вы служите, Муки или мне?

— Содружеству независимых островов, — парировал я.

Рок проглотил «пилюлю» и опять принялся мерить шагами кают-компанию.

— Но быстро все организовать не получиться. Сегодня же я отправлю корабль в столицу, пока там, что-то решат, пока придет ответ. Несколько месяцев у нас с Вами еще есть.

— Для чего? — не понял я.

От того, что капитан все время ходил из угла в угол у меня разболелась голова.

— Не важно. Это моя забота. Главное, что он не успел заключить договор с вардами, а все остальное сущая ерунда.

Я увиделся с Муки еще раз, через два дня. Об этой встрече мы договорились заранее. В этот раз в деревню меня не повезли. Отряд, который доставил меня к Муки, остановился недалеко от границы, в неприметном лесочке. Бывшего егерь-лейтенанта сопровождало всего несколько человек, среди них я заметил Бао. Он кивнул мне и отвернулся.

— Здравствуйте, Бур. Какие вести Вы мне привезли? — спросил Муки.

— Рок принял Ваши условия, но ему нужно подтверждение от адмиралтейства. Вчера он отправил корабль. По его словам, это займет несколько месяцев.

Муки недоверчиво уставился на меня.

— Странно. Он так Вас торопил, а теперь, когда я согласился уйти, ему нужно получить согласие адмиралов?

— Зато Вы успеете собрать свой урожай, — улыбнулся я.

Муки не разделял моего веселья. Он нахмурился.

— Вы уверены в том, что Рок не готовит ловушку?

— Зачем? — не понял я, — Вы выставили условия, которые он может выполнить. Проблема решена.

— Вы сами говорили, что он хитер и опасен. Задержка на несколько месяцев кажется мне подозрительной.

Я с удивлением уставился на него.

Переговоры шли нескольких лет. Не один из участников не собирался сдаваться и не спешил ускорить события. А теперь, когда наконец удалось обо всем договориться, одному срочно нужно отправить донесение в метрополию, а второго раздражает вынужденная задержка. Может быть я напрасно радовался удачному завершению переговоров? Вполне возможно, что каждый из этих господ ведет свою скрытую игру. Для чего Муки так срочно нужны заряды для абордажных пистолетов и золото? И то и другое отлично подходит для подкупа охраны и нападения на город. Зачем Року советоваться с адмиралтейством, если он здесь самый главный? Что, если он нарочно тянет время, вынашивая коварные замыслы? Волей случая я оказался между двух огней. Всегда приятно примерять на себя личину дипломата и миротворца, если в самый последний момент тебя не предадут и не обманут.

— Мне кажется, что Вам нечего бояться. Я живу в городе и каждый день бываю в комендатуре. Любые приготовления к войсковой операции не пройдут мимо меня незамеченными. Пусть Ваши люди будут поблизости. В случае опасности, я успею Вас предупредить через них.

Муки кивнул. Его охрана угрюмо разглядывала меня, лошади под всадниками беспокойно переступали и готовы были сорваться с места в любой момент.

— Хорошо. Я буду ждать известий.

Эта встреча и слова Муки не на шутку встревожили меня. Рок не обманул, вчера в метрополию отправился «Гигант». Теперь я не понаслышке знал, какую скорость развивает это судно. Можно было ожидать, что на путь от Дикого острова до столицы ему понадобиться чуть больше месяца. Сорок дней туда, неделя или две на разгрузку и погрузку и сорок дней обратно, итого около трех месяцев. Не так уж и много. И все-таки эта вынужденная задержка тоже казалась мне подозрительной. Я был уверен в том, что Рок наделен безграничными полномочиями. Но, возможно, он хотел перестраховаться и, на всякий случай, заручиться поддержкой могучих покровителей. Я целых 13 лет был избавлен от интриг адмиралтейства и, возможно, потерял хватку. Кто знает, в какие игры сегодня играют высокопоставленные офицеры. В любом случае, повлиять я ни на что не мог. Миссия была почти закончена. После получения известий из адмиралтейства, мне предстояло участвовать в передаче материальных ценностей и сопровождении туземцев до границы их бывших владений. Но все это случится только через три месяца, а сейчас оставалось ждать и надеяться на то, что результатом моего вмешательства в переговоры, станет мирное переселение племен и спокойная жизнь живущих на побережье колонистов.

Року я был больше не интересен, и он оставил меня в покое. Целыми днями я слонялся по городу или сидел в клубе. От нечего делать я стал часто заходить к Солу. Больных было мало, и доктор подолгу сидел один в ожидании пациентов. Перебравшись на Дикий остров, он сумел приобрести маленький домик на окраине. Цена оказалась приемлемой, потому что коттедж стоял в самом конце длинной улицы, прямо у городской стены. Такое расположение считалось опасным, из-за близости леса, и власти отдавали землю и постройку почти за бесценок. Окна кухни и гостиной, переделанной в приемную, выходили на улицу, а из спальни был виден крошечный палисадник, за которым начинался частокол. Отставному военному все это было ни по чем, за красивым видом он не гнался и дикарей не боялся. Огнестрельного оружия Сол в доме не держал, зато всегда носил с собой увесистую трость, а под кроватью прятал тяжелую абордажную саблю. Доктор жил один, сам себе стирал и готовил, поэтому в его холостяцком доме не было ничего лишнего, только минимум мебели, посуды и вещей. Единственными сокровищами Сола оставались книги, некоторые очень редкие и дорогие, привезенная из столицы бормашина и, инкрустированная костью шкатулка, в которой он хранил все свои деньги и военные награды. Из-за того, что зажиточные больные редко обращались за помощью, доктор постоянно нуждался в деньгах. По старой привычке он никому не отказывал и часто лечил в долг. Офицеры предпочитали обращаться к военным врачам, чтобы не тратить деньги, а фермеры норовили расплатиться индюшатиной или яйцами. По словам Сола переселенцы обращались за медицинской помощью только в крайнем случае, предпочитая отлеживаться дома и вовсю использовали средства народной медицины. Основу жителей колонии составляли отставные десантники, егеря и члены их семей, люди грубые и невежественные, которым было наплевать на здоровье свое и своих близких. В основном доктор зарабатывал на пломбировании и удалении зубов.

Зная о сложном финансовом положении друга, я всегда приносил с собой выпивку и фрукты, зато Сол неизменно угощал меня хорошим кофе и отличным табаком. Иногда я уставал от сигар и пользовался одной из его трубок.

Я больше не считал нужным скрывать от него свои похождения на Диком острове и в подробностях рассказал о встречах с Муки, и о готовящемся переселении аборигенов.

— Все это очень хорошо, — говорил Сол, наливая вино в глиняные стаканы, — если прекратятся нападения на рабочих, можно будет вздохнуть свободно. Раз в месяц я навещаю лагерь лесорубов и, признаться, количество раненых и больных удручает. Там совершенно не соблюдают технику безопасности, много покалеченных на лесопилке. Компаниям плевать на то сколько человек умрет от ран или заражения крови, а постоянное присутствие туземцев и неожиданные атаки на лагерь, только ухудшают положение.

— Много умирает?

— Достаточно. А я не могу туда часто приезжать, тем более что за эти визиты мне никто не платит.

— Неужели Вы лечите рабочих бесплатно?

— У лесорубов и охотников денег нет, с ними расплачиваются уже в метрополии, после возвращения, но в качестве оплаты, раз в месяц, мне присылают из лагеря дрова и оленью ногу.

Мы выпили и принялись набивать трубки. Сегодня у Сола был хороший день. Жена штабного лейтенанта привела на осмотр двоих детей, и сама пожелала запломбировать зуб.

— Смотрю здесь процветает натуральный обмен, — усмехнулся я.

— Настоящее средневековье, — поддакнул Сол.

— Похоже, что отъезд Муки и его людей дело решенное, — сказал я, — но меня беспокоят нападения на обозы и часовых. Если наш старый знакомый не имеет к этому никакого отношения, то кто же стоит за всем этим? Что прикажете делать, если это дело рук каких-нибудь других дикарей и атаки на наших людей продолжаться, даже после того, как Муки уйдет?

— А, что говорят в комендатуре? Что этот следователь, как его…, - Сол защелкал пальцами, пытаясь вспомнить, ускользнувшее из памяти имя.

— Вес, — напомнил я, — кажется, он что-то не договаривает. Есть в этом деле определенные странности, в которых я не могу разобраться.

— А, что там может быть странного, — удивился доктор, — на сколько я понимаю, раны на трупах очень похожи, нанесены холодным оружием, значит это дело рук местных дикарей.

Я открыл планшетку и достал обломки стрелы, Вес так и не стал их у меня забирать.

— Вот. Привез из лагеря, показал ее следователю, а он говорит, что определить по этой стреле принадлежность к конкретному племени совершенно невозможно. Видите ли, цвет оперения у всех туземных стрел одинаковый, а про форму наконечника он вообще отказался со мной разговаривать.

Сол взял обломок, водрузил на нос очки и с интересом осмотрел мой трофей.

— Ну, про цвет оперения он сказал правду, хотя и тут могут быть нюансы, а вот древко туземцы часто красят в разные цвета. Они используют сок ягод и фруктов, некоторые минеральные пигменты, например, охру, — задумчиво сказал он, — я видел стрелы нескольких племен, они действительно разные.

— Вот видите, — в сердцах сказал я, — Вы мне столько всего рассказали. Неужели Вес, который живет с туземной женщиной и часто бывает в деревнях аборигенов, ничего этого не знает?

— Конечно знает.

— Тогда почему не говорит?

Сол рассмеялся.

— Потому что Вы, Бур, приставучий, как рыба прилипала. Скорее всего, Ваши расспросы ему до смерти надоели, вот он и отмалчивается. На сколько я понимаю, Вы привезли стрелу из лагеря лесорубов? Без всяких исследований очевидно, что там хулиганят люди Муки. Что Вы пытаетесь найти?

Возможно Сол прав и своими расспросами я до смерти надоел Весу. Не знаю, как бы я сам отнесся к человеку, который постоянно сует нос в мои дела. И все-таки, в разговорах со следователем, я чувствовал какую-то недосказанность.

— Я просто подумал, что мы могли бы по размерам раны определить форму наконечника и сравнить ее со стрелами, которыми пользуются туземцы в, подконтрольных нам, деревнях.

Сол хмыкнул и в задумчивости выпятил нижнюю губу.

— Вы думаете это невозможно? — спросил я.

— Нет, почему же, — сказал доктор, — если бы мы с Вами жили в столице, я мог бы порекомендовать Вам одного специалиста, который сведущ в судебной медицине, но никто из здешних врачей не обладает нужными знаниями.

Я тяжело вздохнул и запыхтел трубкой.

— Не расстраивайтесь, — доктор улыбнулся, — вижу, что Вас сильно интересует расследование, которым занимается лейтенант Вес. Ничем особенным я Вам тут помочь не могу, но думаю, что вскрытие погибшим десантникам делал доктор Луц. Он работает в армейском лазарете. Попробуйте его расспросить. Возможно он сможет рассказать Вам, что-нибудь интересное. Только учтите, он врун и пьяница.

На следующее утро я отправился разыскивать доктора Луца. Лазарет оказался на самом краю города, между цейхгаузами и городской стеной. Несмотря на то, что управляющий из клуба подробно описал мне, как его найти, по дороге я свернул не туда и заблудился. Слева и справа тянулись совершенно одинаковые постройки без окон, видимо склады интендантского ведомства. Жилых домов в этой части города не строили, часовых у дверей не ставили, поэтому спросить дорогу было не у кого. Немного поплутав по узким улочкам, я наконец выбрался на небольшую площадь, вымощенную потрескавшимися деревянными плашками. Справа, у самого частокола, вытянулось приземистое одноэтажное здание, с одним входом. Над ним развевался застиранный флаг медицинской службы, с красным осьминогом на белом фоне. Если бы не он, определить, что передо мной находится лазарет было бы не просто. Я открыл покосившуюся дверь и вошел в прихожую. Здесь было темновато, но откуда-то слева доносились голоса, и я пошел на звук. Из прихожей я попал в узкий коридор, а из него в общую палату на 10 коек. Две из них были заняты молодыми десантниками, которые, при моем появлении, быстро встали и отдали честь.

— Доктора Луца не видели? — спросил я.

— Он в ординаторской, господин супер-лейтенант, — браво ответил один из них, — это по коридору направо.

Я опять вернулся в прихожую и толкнул какую-то дверь. Казалось, что некий отставной адмирал, выходя на пенсию, подарил лазарету свой мебельный гарнитур. Небольшая комната была заставлена резными стульями и креслами, а ближе к стене расположился массивный стол, покрытый зеленым сукном. На нем, как попало, валялись книги по медицине, стояли грязные стаканы и лежала совсем новая медицинская сумка. Несмотря на то, что в комнате было светло, на подоконнике горела керосиновая лампа. У стола, в глубоком кресле, сидел маленький тщедушный человечек, глаза у него были закрыты и казалось, что он спит.

— Доброе утро, — сказал я, — могу ли я видеть доктора Луца?

Человечек очнулся, близоруко сощурился и уставился на меня.

Похоже я нашел того, кого искал. Судя по погонам передо мной сидел лейтенант медицинской службы. Нос у него был большой и красный, видимо от чрезмерного употребления алкоголя и казалось, что, если ткнуть в него иголкой, оттуда потечет не кровь, а местное вино.

— Здравия желаю, — сказал доктор, вставая со стула. Он смотрел на меня, а правой рукой шарил по столешнице.

— Извините, господин супер-лейтенант, фуражка куда-то запропастилась.

Луцу было никак не меньше пятидесяти лет. Выглядел он плохо и видимо уже успел с утра опохмелиться.

— Я из разведки, — сказал я, — расследую дело о нападениях на обозы. Мне нужно задать Вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, — доктор кивнул, — но я про это ничего не знаю.

Наконец он нашел фуражку и водрузил ее на голову.

— Меня интересуют десантники, которым Вы делали вскрытие. Каковы причины смерти?

Луц удивленно уставился на меня.

— Всегда одно и то же, — быстро ответил он, — ранения нанесены холодным оружием.

— Понимаю, — сказал я и улыбнулся, стараясь придать разговору неформальный характер, — но все-таки. Мне говорили, что некоторые погибли от стрел, другие от удара мечом.

— Одну минуту, — сказал доктор, вытащил из кармана массивный ключ, прошел к сейфу, достал, какой-то мятый листок и заглянул в него. Видимо голова у доктора работала не очень хорошо, и он не доверял собственной памяти.

— Всего я осматривал тела 23 человек, — наконец сказал он.

— Все они погибли во время нападения на обозы?

— Не совсем. Около полугода назад дикари попробовали прорваться на одном участке границы и убили 4 человек. Если быть до конца точным, то всего при нападении на обозы и разъезды погибло 19 человек, из них 18 рядовых и один офицер.

Похоже свои мозги, Луц, еще до конца не пропил, если делал подробные записи и даже прятал их в сейфе от посторонних глаз. Пока доктор держался молодцом, но было заметно, что его слегка покачивает.

— Сколько из них погибло от стрел?

— Пятеро, в том числе лейтенант.

Я достал обломок стрелы и показал ему наконечник.

— Похоже, что они погибли от этого?

Доктор уставился на стрелу, даже взял ее в руки. Он долго смотрел на наконечник и молчал.

— Доктор?

— Да, — Луц очнулся, — Вы знаете, столько всего происходит, откровенно говоря трудно сразу сообразить.

— Форма наконечника похожа?

Я видел, что доктору не по себе, он сильно потел, на лбу выступила испарина.

— Да, конечно, — промямлил он, — есть, что-то общее.

— А тела…, - начал я, но Луц неожиданно меня перебил.

— А тела мы сразу сбрасываем в океан, морга у нас нет и жара страшная.

Что-то в поведении старого пьяницы настораживало. Конечно он не ожидал увидеть здесь высокопоставленного офицера, который станет задавать неприятные вопросы, но ничего необычного в этом не было. Я был уверен в том, что Вес допрашивал доктора не один раз.

— В океан, значит? — переспросил я.

Луц побледнел, на носу проступили фиолетовые капилляры.

— Так точно.

— Где отчеты по вскрытию?

— Все у лейтенанта Веса. Лично ему передавал в руки, — промямлил доктор.

Во время нашего разговора Луц старался держаться от меня подальше. Странное дело, он явно был пьян, но запаха перегара я не чувствовал. Чего он мог так испугаться? Конечно, если тобой заинтересовался офицер из разведки, это может плохо закончится. Но даже, если на вскрытии доктор сделал, что-то не так, какая теперь разница. Конечно, если только он не…

Я сделал шаг вперед, резко сократив дистанцию, и навис над ним.

— Да Вы же мне врете Луц, — прошипел я, — никакого вскрытия не было.

Он попытался увернуться, но я припер его к стене.

— Кто приказал написать подложный отчет?

— Никто! Клянусь, никто!

Казалось доктор был готов в любую минуту хлопнуться в обморок.

— Сам додумался!? — рявкнул я, — под трибунал пойдешь, каракатица!

— Я не…, - проблеял он, — мне сказали…

— Что сказали?! Кто?!

— Сказали, что ничего страшного не будет! Все же понятно, дикари напали, убили…

Конечно возиться с мертвецами доктору не хотелось, виновные установлены, а причина смерти была очевидна с самого начала.

— Кто сказал, Вес?!

— Нет, — глаза доктора забегали.

— Кто?! — рявкнул я.

Доктор в ужасе дернулся, отчего его большая голова на тонкой шее, мотнулась из стороны в сторону, словно цветок одуванчика.

— Капитан Рок.

Я оставил доктора в покое, отошел в сторону и сел на стул. Казалось из меня выпустили весь воздух. Лейтенант в ужасе смотрел на меня и трясся словно в лихорадке. Не знаю, что больше напугало Луца, то что всплыла правда про его махинации с отчетом или признание в том, что на подлог его толкнул Рок.

— У Вас выпить есть? — спросил я.

Доктор перестал трястись и с надеждой уставился на меня.

— Спирт.

— Наливайте.

Он тут же бросился к сейфу, загремел ключом, видимо не мог с первого раза попасть в замочную скважину, открыл массивную дверцу и вернулся с фляжкой и двумя глиняными стаканчиками.

Я задержал дыхание, выпил спирт и сразу запил водой из графина. Луц запивать не стал, чувствовалась старая привычка.

— Ладно, — сказал я, — морской черт с Вами. Мертвецов Вы утопили, их уже давно акулы сожрали, дело прошлое. Допустим Вы наврали с отчетом, но сами тела Вы видели? Что с ними было не так?

Доктор пожал плечами. После выпивки он сразу перестал дрожать.

— Я их смотреть не стал, — признался он.

— Эх! — я в сердцах стукнул ладонью по столу, — наливайте.

Мы еще раз выпили. У меня зашумело в голове, а доктора совсем развезло. Непонятно сколько он принял до моего появления, но последний стаканчик оказался явно лишним. От пережитого страха и спирта Луца опьянел моментально. Он мигнул, хихикнул и неожиданно добавил, — рядовых не смотрел, а у офицера было огнестрельное.

— Что, — я чуть не подпрыгнул от неожиданности, — Вы ничего не путаете?

— Я!? — обиделся Луц, язык у него заплетался, — маленькое входное отверстие, большое выходное и некр…, невр…

— Что? — не понял я.

— Первичный не…роз, — добавил доктор и уронил голову.

Больше ничего вразумительного добиться от него мне не удалось.

Сразу из лазарета я направился к Солу. Он был занят, поэтому мне пришлось довольно долго ждать на улице. Доктор предлагал мне пройти в дом, но я предпочел остаться на свежем воздухе. Сегодня было пасмурно, жара спала, поэтому я с удовольствием прогуливался возле крыльца, попыхивая сигарой. На самом деле меня распирало от желания поделиться с кем-нибудь новой информацией, но сначала я хотел посоветоваться с доктором. Наконец он освободился, проводил посетителя и подошел ко мне.

— Что это с Вами, Бур? Почему в дом не заходите?

— Скажите, Сол, — сказал я вместо ответа, — что такое первичный невроз?

— Что? — не понял доктор.

— Ваш приятель Луц сфальсифицировал отчеты, никаких вскрытий десантникам он не делал, — понизив голос, сказал я, — даже тела не осматривал, но у погибшего офицера он обнаружил огнестрельное ранение и что-то, чего я не понял. Он сказал слово похожее на невроз.

Сол нахмурился.

— Давайте пройдем в дом, — сказал он.

Мы расположились на кухне, и доктор зажег спиртовку.

— Попробуйте вспомнить, что конкретно он Вам сказал? — попросил Сол, открывая жестяную банку, в которой обычно хранил кофе.

Я постарался дословно воспроизвести слова Луца.

— Он обнаружил маленькое входное отверстие, большое выходное и произнес какой-то медицинский термин, что-то похожее на «первичный невроз».

— Первичный некроз, — поправил меня доктор, — это омертвение тканей вокруг раневого канала, одна из особенностей огнестрельного ранения.

— Морской черт, — сказал я, резко встал со стула и сделал несколько шагов по комнате.

Доктор вздохнул.

— Успокойтесь, Бур. Вы слишком возбуждены. Вы, что пили?

— Выпил с Луцем спирта, — признался я, — да и ладно. Вы понимаете, что все это значит?

Сол вопросительно уставился на меня. Я действительно был очень возбужден и, наверно, выглядел странно, но полученная информация в корне меняла дело.

— Если офицера застрелили то, возможно, его убили не дикари.

— А кто? — удивился доктор.

— Я не знаю. Какие-нибудь заговорщики, вардовские шпионы, одним словом, какая-то третья сила, которая попыталась свалить это убийство на Муки.

— Ну, знаете, — выдохнул Сол, — по-моему не стоит делать поспешные выводы, основываясь на словах обычного пьяницы.

Я отмахнулся от него и опять сел на место.

— С Вами невозможно ничего обсуждать. Вы великий скептик и зануда.

— Ну, хорошо, — сказал доктор, — почему Луц не сделал вскрытие? Поленился?

— Говорит, что Рок его отговорил.

— Значит Вы считаете, что за всем этим стоит капитан?

— Вполне возможно.

Сол расставил перед нами чашки и разлил кофе. На меня он не смотрел и казалось о чем-то напряженно думал. Наконец он отставил в сторону пустой кофейник и сказал, — хорошо, допустим Луц не врет. Почему Рок хотел избежать вскрытия?

— Объяснение может быть только одно, он точно знает кто убийца и покрывает его.

— Зачем?

Я развел руками.

— Откуда я знаю. Все утро ломаю над этим голову. Может быть Вы придумаете, какую-нибудь версию?

Доктор сделал несколько глотков кофе и принялся набивать трубку.

— Может быть и придумаю. Луц обнаружил огнестрельное ранение только у офицера?

— Остальных он не стал осматривать.

Я раскурил потухшую сигару и уставился в окно. Можно ли доверять Луцу? Возможно он придумал историю про огнестрельное ранение и нарочно оговорил Рока. Я вынудил его признаться в подлоге, и он скормил мне откровенную «утку», понимая, что на Диком острове никто не осмелится выяснять отношение с капитаном. Чтобы избежать трибунала, люди пойдут на любую подлость. Напрасно я с ним пил.

Сол молчал и пускал в потолок причудливые дымные колечки. Хорошо, что я пришел сюда. Возможно доктору со стороны виднее, и он сможет заметить то, что ускользает от меня. Признаться, мне до смерти надоело одному копаться в этом деле.

— Лейтенанта могли убить на дуэли, — неожиданно сказал Сол, — официально, мы находимся в состоянии войны. Поединки во время боевых действий запрещены особым указом. Возможно Рок не сумел помешать дуэлянтам, но после всего случившегося решил избежать огласки, объявил лейтенанта жертвой нападения дикарей и скрыл правду. Вот вам повод для подлога, Рок защищает честь мундира.

Признаться, я был поражен. Ничего подобного мне в голову не приходило.

Слова доктора заставили меня посмотреть на дело совершенно под другим углом. Видя мое замешательство, Сол усмехнулся.

— Пейте кофе, а то остынет.

— Нет, — наконец сказал я, — не сходится. Офицер был убит вместе с двумя рядовыми, когда объезжал посты. Они попали в засаду и погибли.

— Или в засаду попали только нижние чины, а офицера к ним вписал Рок, — не согласился доктор, — потом пришел к Луцу и сказал, что делать вскрытие необязательно, прекрасно понимая, что старый пьяница с удовольствием ухватится за эту идею.

Не могу сказать, что полностью согласился с выводами Сола, но докладывать Року о своих подозрениях я не стал. Во-первых, пьяный бред доктора Луца не мог считаться настоящим доказательством, если его прижмут на допросах, он от всего откажется, а во-вторых мне не хотелось ссориться с капитаном. Получается, я подвергал сомнению работу разведки и следственных органов, и обвинял их в преступном сговоре. При мне Рок сурово отчитал следователя и дал Весу две недели для того, чтобы закончить расследование. Осталось подождать совсем немного и посмотреть, что будет дальше. Одним словом, я рассудил, что спешить не стоит.

Все время пока я разбирался с Муки, Зут не отходил от меня ни на шаг. Иногда начинало казаться, что Рок приставил его ко мне не столько для охраны, сколько для того, чтобы лейтенант следил за мной. Он был исполнительным, ловким и всегда оказывался в нужном месте, в нужное время. После успешных переговоров Рок объявил, что отправляет Зута обратно в часть и расформировывает мою группу. Действительно, личная гвардия была мне больше не нужна. Я думал, что, получив новое назначение, лейтенант зайдет проститься, но видимо Рок не оставил ему на это времени. Последние несколько дней я его не видел и очень удивился, когда застал его утром в офицерском клубе.

— Здравия желаю, господин супер-лейтенант, — приветствовал он меня.

— Здравствуйте Зут, — ответил я, — рад Вас видеть. Какими судьбами?

— Прислан к Вам для охраны. Капитан Рок распорядился.

Признаться, я сильно удивился. После беседы с Муки я перестал обращать внимание на старуху-дикарку, которая каждый день приходила к офицерскому клубу, менять фрукты на безделушки. Туземцы не собирались на меня нападать, а больше мне бояться было некого.

— А от кого, собственно, Вы собираетесь меня охранять?

— В городе небезопасно. Погиб офицер.

Вчера мы до позднего вечера играли с Солом в бильярд, в клубе было полно народу, но об убийстве никто ничего не говорил.

— В самом деле?

— Его нашли сегодня рано утром в воде, у набережной.

Я уже закончил завтрак и встал из-за стола.

— Невероятно. Кто это был? Возможно я его знаю.

— Вряд ли, господин супер-лейтенант, — довольно фамильярно ответил Зут, — это доктор Луц. Местный пьяница.

Я смерил лейтенанта тяжелым взглядом.

— Я был с ним знаком.

— Виноват, — мой помощник вытянулся.

Мы так и стояли возле стола. Мимо прошмыгнул официант с подносом, полным пустых тарелок.

— Как он погиб?

— Его ударили ножом в спину.

Если бы старый пьяница свалился с берега и утонул, я бы ничуть не удивился, но Луца зарезали. Таких совпадений не бывает. Все мои прежние подозрения вспыхнули с новой силой.

Зут терпеливо ожидал моих распоряжений.

— Отправляйтесь в часть, мне не нужна охрана, — сказал я.

— Извините, господин супер-лейтенант, — твердо ответил лейтенант, — у меня приказ.

— Даже в уборную со мной ходить будете? — проворчал я.

— Если придется, — Зут осклабился.

В последнее время, поведение моего помощника странным образом изменилось. Из застенчивого юноши, который лез из кожи вон, чтобы мне услужить, он превратился в довольно занудного субъекта. Рок говорил, что лейтенант совсем не промах и выглядит младше своих лет. Интересно, сколько ему?

В любом случае, в моем скверном настроении Зут не виноват. Он действует согласно приказу, поэтому злиться на него глупо и бессмысленно. Я надел фуражку и кивнул.

— Хорошо. Оставайтесь здесь, если хотите.

Я расплатился и поднялся к себе в комнату. Нужно было хорошенько все обдумать.

За что убили доктора? Неужели он рассказал кому-то о нашем разговоре и его убрали, как свидетеля? К кому он мог пойти, когда протрезвел?

Рока я исключил сразу. Человек, который сфальсифицировал отчет вряд ли побежит признаваться в этом начальству. Значит доктор отправился к тому, кто тоже может пострадать в случае, если информация выплывет наружу. Значит он пошел к Весу, который принял от него отчет и, не проверяя, подшил к делу.

Как ни крути, все дорожки вели к следователю. Он отказывался проводить обыски в деревнях аборигенов, умышленно затягивал расследование. Стоп.

Я замер и уставился в окно.

К черту доктора. Вес лично осматривал тела. Он не мог пропустить огнестрельное ранение. Любой, кто хоть раз видел такое, ни с чем его не спутает. Он с самого начала все знал.

На меня словно вылили ушат холодной воды.

О том, что десантников убивали из лука, мы знали только со слов Веса. Подтвердить или опровергнуть эту информацию невозможно. Но, что, если их расстреливали из револьвера, а потом вытаскивали пули, чтобы подозрение пало на дикарей? А в случае с лейтенантом не успели, убийцу кто-то спугнул.

Сигара потухла, но я этого даже не заметил.

Кто мог приказать обозным свернуть с дороги в тихое место? Кого отправляли первым на место преступления? Кто имел возможность спрятать улики и вырезать пули из тел? Кто подшил в личное дело фальшивый отчет? Кто был лично знаком с туземными вождями? Кто женат на дикарке? Кто мог прятать оружие и грузы в деревнях аборигенов?

Я стукнул кулаком по столу.

Пока я размышлял над обстоятельствами этого дела, Зут сидел на первом этаже и читал газету. Судя по пустой посуде, стоявшей на столике, он успел выпить чашку кофе и съесть десерт.

— Следуйте за мной, — бросил я на ходу.

Нужно было все рассказать Року. Если Вес пошел на убийство, значит он чувствует, что петля сжимается. Лейтенант уничтожил единственного свидетеля и теперь может исчезнуть в любой момент. Как я был слеп, доверившись Муки. Совершенно очевидно, что Вес действовал с ним в сговоре. Продать захваченное оружие и припасы в городе он бы не мог, значит все это предназначалось туземцам. Сейчас они могут в любой момент провести лейтенанта через границу и спрятать.

На мое счастье Рок оказался на месте. Я попросил Зута подождать в коридоре, вошел в кабинет и рассказал капитану о своих подозрениях.

Он слушал очень внимательно и ни разу меня не перебил.

— Вы уверены в том, что все это организовал Вес?

— Нет, но теперь Вы знаете то же, что и я.

Рок нахмурился. Он главный на Диком острове и ему предстоит решить, что делать дальше. Не каждый день тебе сообщают, что офицер комендатуры и доверенное лицо убийца и шпион.

— Подождите минуту, — наконец сказал он, — мне нужно кое-что уточнить.

Рок вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Я слышал, как он что-то выговаривает адъютанту, но не сумел разобрать ни слова. Через несколько минут он вернулся.

— Допустим Вы правы, — сказал капитан, — я распоряжусь арестовать Веса и отдам его контрразведке на растерзание. Но, что мы будем делать, если Вы ошибаетесь?

— Вы его отпустите, и он вызовет меня на дуэль.

Рок с сомнением покачал головой.

— Дуэли запрещены особым распоряжением. Нам нужны улики. По сути, кроме Ваших измышлений, нам Весу и предъявить нечего.

В дверь постучали и в комнату вошел Рич. В руках адъютант держал поднос, накрытый чистой салфеткой.

— Это еще, что такое, — удивился Рок, — я у Вас ничего не просил.

— Главная улика по делу об убийстве лейтенанта медицинской службы Луца, — доложил Рич, — только что доставили из лазарета.

Рок убрал салфетку и отшатнулся. На подносе лежал, испачканный в крови, длинный нож.

— Положите эту гадость на стол, — приказал Рок. Он бросил салфетку в корзину для бумаг, достал носовой платок и брезгливо вытер пальцы.

— Где-то я уже видел этот нож, — сказал я.

— В самом деле? — Рок насторожился.

— Рич Вы свободны, — сказал он лейтенанту.

Я подошел к столу и принялся внимательно разглядывать орудие убийства.

— Вспоминайте, вспоминайте Бур, — проворчал капитан, — сейчас от этого очень многое зависит. Где Вы видели это оружие?

Длинное, узкое лезвие заканчивалось рукояткой странной формы. Если не приглядываться, сначала этот стилет казался сувениром, ножом для разрезания бумаги.

— Я видел это оружие на столе лейтенанта Веса, — твердо сказал я.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Этот нож лежал у него в кабинете на письменном столе.

Больше раздумывать Рок не стал.

— Идите за мной.

Мы вышли в коридор. Зут стоял у окна и ждал моего возращения.

— Вы вооружены? — спросил его Рок вместо приветствия.

— Так точно.

— Достаньте револьвер и следуйте за мной.

— Слушаюсь, — Зут козырнул и вытащил оружие.

Мы с трудом поспевали за капитаном. Он словно ураган пронесся по коридору, распахнул дверь и вошел в кабинет следователей.

В комнате, помимо Веса, было еще два офицера. Лейтенант перебирал какие-то бумаги. При нашем появлении, все встали. Вес отложил папку и вышел из-за стола.

— Доброе утро, господа.

Я остался у дверей, а Рок и Зут выступили вперед. Мой помощник поднял руку и направил револьвер Весу в грудь.

— Вы арестованы по подозрению в убийстве лейтенанта Луца, — сказал Рок, — сдайте оружие.

Следователь дернулся, словно от удара, и обвел нас мутным взглядом. Его рука скользнула на кобуру.

— Не стоит, — твердо сказал Рок, — если хотите жить, отдайте оружие.

Вес вытащил револьвер и протянул его капитану, рукояткой вперед.

После всего случившегося комендатура гудела, как растревоженный улей. Капитан снял с меня письменные показания и отпустил. Действительно, оставаться при штабе не было никакого смысла, к расследованию подключилась контрразведка и лейтенанта Веса ждала череда изнурительных допросов. Рок пообещал держать меня в курсе расследования.

Из комендатуры я направился к Солу, чтобы рассказать ему о случившемся. Зут увязался за мной. Его появление смутило доктора, но лейтенант не стал нам мешать и все время, пока мы разговаривали, терпеливо дожидался на кухне. От кофе он отказался.

Сол воспринял мой рассказ очень спокойно и сказал, что, если все улики против Веса, значит дело о нападениях на обозы можно считать раскрытым и я могу готовить место для ордена.

— Мне не нужен орден, — ответил я.

— Ну, не хотите награду и не надо, — задумчиво ответил Сол.

— Мне кажется, Вы не рады тому, что правда наконец восторжествовала, — обиделся я.

Конечно я не думал, что он будет хвалить меня за проявленную наблюдательность и прозорливость, но и такой реакции на свои слова тоже не ожидал. Казалось доктору было совершенно наплевать на то, что дело закончено.

— Я рад, безусловно, — сказал Сол, — но мне тяжело сознавать, что еще один из наших общих знакомых поддался соблазну и встал на сторону зла. Офицер во мне радуется, а священник скорбит.

Арест лейтенанта Веса не удалось сохранить в тайне и вечером, в клубе, только о нем и говорили. После ужина я сыграл несколько партий в бильярд с интендантом Вагом, проиграл пятерку, и пошел спать.

Утром я проснулся поздно. В последние дни удушающий зной сменился летней прохладой, и я перестал мучиться бессонницей. Вставать не хотелось, поэтому я позволил себе поваляться в кровати несколько лишних минут. Внизу, в ресторане, было удивительно тихо. Обычно в это время офицеры завтракали, а тонкие двери и перегородки не спасали, постояльцев вроде меня, от шума.

На завтрак я заказал яйца и кофе. Кроме меня в общем зале никого не было, приборы и салфетки на столах лежали нетронутые. Из кухни вышел управляющий и пожелал мне доброго утра.

— Вы не видели лейтенанта Зута? — спросил я.

— Он заходил рано утром и справлялся о Вас. Я сказал, что Вы еще спите. Он обещал заглянуть позже.

— А почему так тихо, где все?

Управляющий подошел к столику, наклонился ко мне и горячо зашептал.

— На границе не спокойно, ходят слухи, что дикари собираются напасть на город, господ офицеров вызвали в часть.

Он был ужасно напуган, толстые губы дрожали, на лбу выступили капельки пота.

— А почему Вы говорите шепотом? — спросил я.

— Нельзя обсуждать подобные вещи, чтобы не спровоцировать панику в городе.

— Кто это Вам сказал? — удивился я.

— В газете написали, — он просеменил к соседнему столику, взял из стопки свежий листок и принес мне.

Когда управляющий передавал мне газету, полы пиджака распахнулись, и я заметил у него за поясом абордажный пистолет.

На главной странице была большая статья о том, что нельзя верить паническим слухам о возможном нападении дикарей. Паникерам и провокаторам грозил крупный штраф и даже арест. Руководство колонии и лично капитан Рок просили горожан соблюдать спокойствие.

Официант принес завтрак и стал расставлять тарелки.

— Странно, — сказал я, — если на границе все спокойно, зачем писать в газете такие глупости?

— Вот, вот, — поддакнул управляющий, — люди в ужасе, многие бояться выходить из дома.

Все это было весьма странно. Если офицеров отозвали по месту службы, значит объявлена общая тревога. Но почему ее объявили только сейчас, хотя разумнее было сделать это вчера, после того, как нашли тело Луца? Неужели Рок считает, что туземцы захотят освободить лейтенанта Веса? Не думаю, что Муки так сильно дорожит своим агентом. Лучшее, что он может сделать, это, как можно скорее, о нем забыть и сделать вид, что никогда прежде со следователем не встречался. Не знаю хватит ли у Веса духу все отрицать, но, если он расскажет правду, мой договор с туземцами можно будет считать недействительным.

Я быстро поел, расплатился и отправился в комендатуру, преисполненный самых мрачных предчувствий. Зута я ждать не стал. Если объявлена общая тревога, он мог вернуться в свою часть. Старухи-дикарки возле клуба не оказалось. Видимо, после ареста Веса, Муки отозвал своих людей.

Слухи о, возможном, нападении туземцев разнеслись быстро и город мгновенно опустел. Большинство магазинов оказались закрыты, ставни опущены, а двери заперты на висячие замки. Даже старьевщик не стал устанавливать свою палатку. С улиц исчезли служанки с корзинами, нарядные барышни и гувернантки с детьми, и только дворники задумчиво мели пыльные мостовые. Редкие прохожие жались к стенам и старались, как можно быстрее, добраться до дома.

Я уже прошел полпути до комендатуры, когда в одной из боковых улиц мелькнуло знакомое лицо. Это была молодая дикарка, которая следила за мной в первый день. Похоже она специально ждала меня. Девушка махнула рукой, приглашая следовать за собой. Я остановился, огляделся и свернул в переулок.

Неужели Муки решил поговорить со мной? Конечно я не думал, что встречусь с самим вождем, но, возможно, его доверенное лицо расскажет мне что-нибудь интересное. После истории с Весом, я совершенно не представлял, как общаться с парламентером. С одной стороны, я не мог отказаться от переговоров, слишком многое было поставлено не карту, с другой — меня сильно разозлило туземное вероломство.

Следуя за дикаркой, я прошел несколько кварталов. Наконец она свернула в один из дворов. Судя по всему, этот дом был выставлен на продажу, за забором можно было разглядеть заросший бурьяном, заброшенный сад. Я расстегнул кобуру и шагнул к открытым воротам. Дикарка вошла в сад и опять махнула рукой.

Признаться, я ничего не успел сделать, даже не понял откуда они появились. Меня атаковали два человека и прежде, чем я успел выхватить револьвер, один прижал мои руки к телу, а второй приставил к горлу нож, настолько острый, что, от легкого соприкосновения с лезвием, у меня сразу потекла кровь. Сопротивляться было совершенно невозможно, к тому же тот, кто держал меня, оказался невероятно силен. Меня протащили по двору и заволокли в какой-то темный сарай.

— Стойте спокойно, если хотите жить.

Голос показался мне знакомым, и я совсем не удивился, когда из темноты выступил Бао.

В этот раз на нем была полевая саперная форма.

— Догадываетесь почему Вы здесь?

— Из-за лейтенанта Веса?

— Перестаньте изображать из себя идиота, — Бао ожег меня злобным взглядом, — ночью похитили детей Муки. Передали послание, если сегодня мы не покинем свои земли, их убьют. Мне наплевать кто это сделал Вы или Рок. Просто скажите, где дети и я оставлю Вас в живых.

— Этого не может быть, — не поверил я, — мы же договорились.

Бао сгреб меня за грудки, пуговица на воротнике с треском оторвалась.

— Это мы с вами договорились, а вот вы с нами, похоже, нет.

Его лицо перекосилось от гнева, казалось он был готов задушить меня голыми руками.

— Мои люди сейчас отрежут Вам голову.

Острый нож впивался мне в шею, и я чувствовал, как тоненькая струйка крови течет под рубашку. Сопротивляться и звать на помощь бесполезно, меня тут же убьют. Неужели Рок действительно организовал похищение? В это трудно было поверить, но появление в городе диверсантов и поведение Бао, говорили сами за себя. Мне было очень страшно, но я постарался взять себя в руки. Туземцам нельзя было показывать свою слабость.

— Делайте, что хотите, — твердо сказал я, — только передайте Муки, что я здесь не причем. Я никогда не тронул бы детей.

Бао ударил меня в живот. От страшного удара у меня перехватило дыхание, ноги подкосились, и я повис на руках своих мучителей. Хорошо, что громила вовремя убрал от моей шеи нож, а то я бы точно остался без головы.

— Клянусь…, - прохрипел я, но Бао не дал мне закончить.

— Мне с высокого борта… на твои клятвы, — прорычал Он, — где дети?!

Я не успел ничего сказать, только отрицательно покачал головой, и тут же получил второй удар.

— Я буду избивать тебя до тех пор, пока не скажешь, где дети.

— Лучше сразу убей, — прохрипел я.

Он ударил меня ногой с такой силой, что я чуть не потерял сознание. Неожиданно руки, державшие меня, разжались и я повалился на грязный пол, хватая ртом воздух. Бао склонился надо мной.

— Муки просил тебя не убивать, и я обещал ему. Он думает, что ты ничего не знал. Наверно он святой. Ваши люди перебили охрану, ранили его жену. Будь моя воля, я бы прирезал вас с Роком, как свиней.

Я попытался подняться, но Бао опять ударил меня.

— Передай Року, если дети не вернуться к вечеру, от этого города останутся одни головешки, — сказал он, — даю тебе времени до шести часов.

Когда, наконец, мне удалось отдышаться и встать на ноги, моих мучителей и след простыл.

Легко быть героем на поле боя, когда у тебя в руках оружие, а за спиной верные десантники, но когда тебе к горлу приставят нож в темном переулке, то весь героизм куда-то улетучивается. Я мучительно стыдился своей слабости и того животного ужаса, который испытал несколько минут назад. Меня трясло от пережитого страха и боли в избитом теле.

С большим трудом я добрался до колодца, умылся, напился и кое-как почистил форму. Сил не было. Я присел на маленькую скамейку во дворе и проверил содержимое карманов. Дикари забрали палаш и револьвер, но не тронули личные вещи и планшетку. Сначала я хотел только одного, вернуться сюда с подкреплением, обыскать улицу и убить диверсантов, но по мере того, как боль в избитом теле проходила, мои мысли прояснились.

Если все, что говорил мой мучитель правда, а повода не верить ему у меня не было, Рок совсем сошел с ума. На войне допустимы любые действия, которые могут причинить ущерб противнику, но есть определенные границы, которые переходить нельзя. Офицер не может прикрываться женщинами и детьми, брать их в заложники, требовать за них выкуп. Похитив детей, Рок поставил себя вне закона. Неужели капитан не понимает, что играет с огнем? Муки будет мстить за раненую жену и похищенных детей. Он нападет на город и сравняет его с землей. Не помогут ни частокол, ни надежная охрана. Бао спокойно перебрался через стену с целым отрядом, не смотря на объявленную общую тревогу.

Нужно было, как можно скорее, найти Рока и заставить его вернуть детей, пока не стало слишком поздно. Я вышел за ворота и захромал в сторону набережной.

Возле комендатуры дежурил усиленный караул, а в коридорах толпились штабные. С границы поступали тревожные сообщения.

— Наблюдается большое скопление дикарей, — доносилось из кабинета телеграфистов, — напротив центрально редута часовые заметили около сотни туземцев, подходят еще.

Адъютанта в приемной не оказалось. Я без стука толкнул дверь кабинета и вошел.

Рока на месте не было. За столом для совещаний сидел Рич и перебирал какие-то документы. Он поднял на меня отсутствующий взгляд.

— Здравствуйте Рич. Мне срочно нужен капитан!

Адъютант в ужасе вскочил с места.

— Великий океан, что с Вами случилось, — воскликнул он, — что у Вас с шеей?

Выглядел я действительно ужасно: ворот френча разорван, галифе в грязи. Нож нападавшего оставил длинный порез, который до сих пор кровоточил.

— Где Рок?

— Капитан отправился на границу. Я точно не знаю куда. Сказал, что вернется к вечеру.

— Вот, что Рич, — быстро сказал я, — у меня для него важная информация. Туземцы собираются напасть. В городе диверсанты. Под видом саперного лейтенанта за стену проник один из помощников Муки, капитан Бао.

Рич перепугался до смерти и сразу вызвал дежурного офицера, который, с моих слов, записал приметы нападавших.

— Немедленно оцепите район, — напутствовал его Рич, — обыщите все дома.

Дежурный офицер убежал выполнять приказания, и мы остались одни.

— Может быть хотите кофе? — участливо спросил адъютант.

— Лучше коньяку.

Рич засуетился, достал из шкафа пузатую бутылку и налил мне рюмку.

Когда я выпил, он тут же налил вторую.

Рич ужасом смотрел на меня. Привычный мир рушился прямо на глазах. Вчера убили Луца, сегодня напали на меня. Тихая размеренная жизнь штабного адъютанта неожиданно превратилась в сущий кошмар. Большинство молодых офицеров добровольно отправились на Дикий остров, чтобы сделать быструю карьеру и вернуться домой с наградами, но никто из них не предполагал, что придется всерьез рисковать собственной жизнью.

— Что мне делать, господин супер-лейтенант, — забеспокоился адъютант, — нужно кого-нибудь послать за капитаном?

— Лучше поезжайте сами, — сказал я, — медлить нельзя. Привезите Рока сюда. И запомните это очень важно, от того, как скоро Вы разыщите капитана, зависит жизнь колонии.

Адъютант кивнул и выбежал из кабинета.

Оставшись один я выпил воды из графина, потом намочил платок и приложил к ране, на ткани остались кровавые разводы. На стене висело небольшое зеркало, и я заглянул в него. Бао действительно знал куда бить, все тело ломило, но синяков на лице не было и, если бы не порез на шее, я выглядел вполне прилично.

Что делать, если адъютант не найдет Рока? Может быть мне следовало поехать с ним? Незачем бестолково метаться по городу. Если капитан действительно уехал на границу, он может оказаться, где угодно. Рич передаст информацию по телеграфу и отправится на поиски. К тому же Рок может вернуться в комендатуру в любую минуту.

Я огляделся, соображая, чем бы себя занять в ожидании капитана. Из сейфа торчал ключ, видимо, убегая в спешке, Рич забыл запереть дверь. Сначала я хотел закрыть замок и положить ключ на стол, но вместо этого зачем-то открыл тяжелую дверь и заглянул внутрь. На верхней полке лежали незаполненные бланки, две пачки денег и большая круглая печать, а на нижней громоздились личные дела. Мне бросилась в глаза папка с моим именем. Любой офицер отдал бы несколько лет жизни за возможность узнать, что о нем думают в адмиралтействе. Подгоняемый любопытством, я вытащил свое личное дело, быстро пролистал середину и открыл последнюю страницу. Сверху листа, четким каллиграфическим почерком, было написано:

«На Диком острове вступил в сговор с представителями враждебных племен. Тайно встречался с верховным вождем, передавал ему секретную информацию. Получал от туземцев ценные подарки и деньги, завел туземную любовницу. Показания свидетелей прилагаются».

Внизу был приклеен бумажный конверт, внутри оказались три доноса, две подписи были мне не знакомы, третья принадлежала Весу.

«Последняя встреча проходила на вражеской территории, в овраге. Супер-лейтенант Бур прибыл пешком…»

Словно громом пораженный я опустился на диван. Выходит, Рок собирался уничтожить меня. В любой момент он мог дать ход сфабрикованному делу, и тогда моя участь была бы решена. Зачем? Для чего понадобилась такая сложная комбинация?

Меня затрясло. Я дрожал, словно осенний листок от безысходности и обиды. Не знаю сколько это продолжалось, но через какое-то время, с большим трудом, я умудрился взять себя в руки.

Значит все мои усилия были напрасны. Капитан с самого начала хотел разыграть собственную карту. Переговоры с туземцами нужны были только для того, чтобы выследить семью вождя. Рок знал, что мы с Муки старые знакомые и верно рассчитал, что бывший егерь-лейтенант, рано или поздно, пригласит меня к себе. Получалось, что я сам проводил людей Рока к лагерю Муки, нарисовал план деревни и указал дом, в котором живут его дети. Я выполнил свою роль и теперь Рок собирался от меня избавиться.

В коридоре раздались чьи-то встревоженные голоса, кто-то быстро прошел мимо кабинета, скрипнули половицы, в соседней комнате передвинули стул. Я вздрогнул и очнулся. Если я хочу сохранить свою жизнь и свободу, надо было действовать. Оставаясь здесь, я сильно рисковал. Но, как мне бороться с Роком? Он хозяин Дикого острова и выступать против него в одиночку было сродни самоубийству. В адмиралтействе у капитана найдется много недоброжелателей. Если бы я мог выступить свидетелем и рассказать, что здесь происходит, они раздавили бы его. Но я не мог добраться до метрополии. Дорога на острова была для меня закрыта. Единственное, что я мог сделать, это освободить детей Муки и сбежать к дикарям. Я не был уверен в том, что туземцы захотят меня принять, но другого выхода не было. Оставаться в городе мне нельзя.

Я спрятал личное дело в планшетку, запер сейф, а ключ положил в карман: «пусть побегают, когда захотят добраться до документов». На стене, в качестве украшения, висели две абордажные сабли в ножнах, я быстро сорвал одну и прицепил к поясу. Хоть какое-то оружие. Сегодня в комендатуре царила форменная неразбериха и я надеялся на то, что никто не обратит внимание на то, что я вооружен не по уставу.

В коридоре все еще толпились взволнованные офицеры, информация с границы поступала пугающая и противоречивая. На меня никто не обращал внимания, штабным сейчас было не до того. Я быстро миновал первый этаж и спустился по лестнице в подвал. Мне уже приходилось бывать на гарнизонной гауптвахте. В свое время Рок водил меня сюда на экскурсию. Она располагалась внизу, под комендатурой. Саперы и колонисты, при закладке города, не думали о плохом. Они и представить себе не могли, что среди них окажутся опасные преступники, поэтому к возведению гауптвахты, подошли серьезно, как к строительству собственного дома. Тем более, что первое время, пока обустраивали казармы, в камерах жили обычные солдаты. Я был уверен, что найду детей здесь. Лучшего места для их содержания невозможно было придумать.

Часовой не хотел меня пускать, но бумага за подписью капитана, в которой предписывалось оказывать мне полное содействие, произвела на него впечатление. Сам того не желая, Рок выдал мне «ключ» от всех дверей.

— Где Вы разместили детей?

— Виноват, — сержант удивленно моргнул и вытянулся, — каких детей, господин супер-лейтенант?

— К вам должны были доставить семью вождя одного из туземных племен.

— Никак нет. Никого не доставляли.

Я нахмурился.

— Где список заключенных?

— В связи с военным положением, всех арестованных за мелкие провинности приказано было отправить в часть, — отрапортовал сержант, — у нас только один заключенный. Лейтенант, которого вчера арестовали.

Такого оборота я не ожидал. Если детей здесь нет, нужно было что-то придумывать. В любом случае, почему бы не начать поиски с допроса Веса. Он давно служит вместе с Роком, много знает, может быть он сумеет навести меня на нужный след. К тому же мне хотелось высказать мерзавцу в лицо все, что я о нем думаю.

— Я хочу с ним поговорить, — сказал я, — камеру можете не открывать, мы будем общаться через решетку.

Сержант облегченно вздохнул. Какой бы бумагой я не размахивал перед носом караульного, но инструкции никто не отменял и для допроса в отдельном кабинете требовалось специальное разрешение. Отправляясь сюда я совершенно не думал о том, как буду спасать детей. Конечно я не собирался нападать на ни в чем не повинных десантников и убивать часовых. Но я надеялся на то, что смогу на ходу что-нибудь придумать.

Дверей в камерах не было, только решетки, поэтому пока меня вели на свидание с Весом, я сумел убедиться в том, что детей Муки в тюрьме действительно нет.

Лейтенант сидел на койке в неудобной позе. Он выбрал самый дальний угол камеры, куда не доставал солнечный свет, падающий из узкого окошка, поэтому я не сразу увидел, что руки у него связаны. Зачем он забился в тень я не знал, возможно там было прохладней.

Часовой проводил меня к камере и оставил с лейтенантом наедине.

— Здравствуйте Вес.

Он поднялся с койки и подошел вплотную к решетке. За последние сутки следователь сильно сдал. Он был без портупеи и фуражки. Видимо подтяжки у него тоже отобрали, потому что галифе заметно съехали, а подтягивать штаны со связанными руками было затруднительно.

— Здравствуйте, Бур.

— У меня к Вам только один вопрос, — быстро сказал я, — мне стало известно, что Рок похитил детей Муки и удерживает их, где-то в городе. Где они могут быть?

Лейтенант покачал головой.

— Он не пойдет на это.

— Уже пошел.

Вес потянулся руками к лицу и поправил очки.

— Это самоубийство, — сказал он, — у Муки около трехсот воинов, и он сможет привести еще, если дадут соседи. А они дадут. Городу не устоять.

Меня не интересовало его мнение о судьбе колонии, сейчас я думал только о том, как найти семью егерь-лейтенанта. Часовой был довольно далеко и не мог нас слышать, но я все-равно старался говорить, как можно тише.

— Он захватил детей. Соображайте скорее, где они могут быть.

— Я не знаю, — ответил Вес, — людей, которых Рок считает полезными или опасными, он всегда держит при себе. Они должны быть рядом, чтобы в любой момент он мог до них добраться. Найдете Рока, найдете детей.

— Я не понимаю Ваших намеков, — раздраженно ответил я, — говорите проще.

— Я не на что не намекаю. Я действительно не знаю, где дети.

Я повернулся, чтобы уйти, но Вес схватил меня за руку.

— Послушайте, Бур, — с жаром заговорил он, — помогите мне. Я ни в чем не виноват. Рок использовал меня так же, как и Вас. Я никого не убивал.

Трудно было передать, как я разозлился на этого человека. После всего, что он натворил не стоило просить меня о помощи.

— Не знаю, как Вас использовал Рок, но Вы убийца, мерзавец и подлец.

Я вырвал свою руку и отошел к стене. Вес схватился за чугунные прутья.

— Говорю Вам, все это организовал Рок. Поймите же, что, если Вы ничего не предпримите, я не доживу до суда. Они убьют меня прямо здесь.

Вес смотрел на меня совершенно безумными глазами. Нам всем приходится платить за свои ошибки. Убивал он или нет было не так уж важно, он затягивал следствие, подшивал лживые отчеты, врал и покрывал убийц. Так или иначе ему придется за это ответить.

— Прощайте.

Я повернулся и пошел к выходу. Нужно было торопиться.

— Помогите мне, Бур, — кричал вслед лейтенант.

Он, словно обезьяна в зоопарке, в исступлении тряс решетку.

— Не дайте осудить невиновного! Помогите!

Когда я вышел на улицу, у меня в ушах еще раздавался его отчаянный визг.

Я остановился на пороге, решая куда идти дальше. Детей на гауптвахте не оказалось, значит нужно было начинать поиски сначала. Неожиданно кто-то окликнул меня.

— Господин супер-лейтенант!

Я обернулся и увидел, что ко мне, со всех ног, бежит запыхавшийся Зут.

— Что случилось? Мне сказали, что на Вас напали!?

Он был очень взволнован, лицо покраснело и веснушки стали еще заметней.

Зут отвратительно справлялся со своими обязанностями. Он исчезал всякий раз, когда действительно был нужен. Признаться, я был ужасно зол на него, но отчитывать нерадивого подчиненного на крыльце комендатуры было слишком опасно. В любой момент могли появиться Рок или Рич, а эта встреча не сулила мне ничего хорошего.

— На меня напали, а Вас не было рядом, — упрекнул я его, — но сейчас мне некогда это обсуждать. У меня важные дела в городе.

— Я пойду с Вами.

— Нет, Зут, боюсь, что сейчас Вы мне не сможете помочь. Дело очень серьезное и опасное. Возможно мне придется нарушить устав.

Лейтенант упрямо мотнул головой.

— Я приставлен к Вам для охраны, куда Вы, туда и я, — твердо сказал он.

— Это невозможно. Прощайте.

Я кивнул ему и быстрым шагом пошел по набережной.

Из всех вариантов у меня оставался только один. Если детей нет на гауптвахте, значит Рок держит их у себя дома. Сначала я совершенно не представлял, куда бежать, но потом вспомнил слова лейтенанта Веса, о том, что капитан будет держать заложников под рукой. Не станет же он возить их с собой в двуколке. А дома у него есть женщина, дикарка, которая может присмотреть за детьми.

Что-то заставило меня оглянуться. Зут следовал за мной по пятам.

— Какого черта Вы здесь делаете? — напустился я на него.

— Один раз я Вас уже подвел, второй раз это не повторится.

У меня совершенно не было времени спорить с упрямым мальчишкой и, если честно, мне очень нужен был помощник.

— Хорошо, — сказал я, — следуйте за мной и не задавайте вопросов.

В конце концов это не только мое дело. Если Муки не получит обратно своих детей, город погибнет, и мы вместе с ним.

Ощущение надвигающейся катастрофы стало острее. Улицы совсем опустели, даже самые смелые лавочники запирали свои магазины и со всех ног бежали домой. Двери и ставни коттеджей были наглухо закрыты, но я чувствовал, что там внутри затаились люди. Иногда из дворов доносился едва слышный шепот, скрип засовов, плачь детей. Несчастные, обреченные люди не могли знать, что, если моя миссия провалится, отсидеться за крепкими дверями у них не получится.

Нужный дом мы нашли не сразу, все-таки я был здесь всего один раз. Ворота были закрыты на засов, поэтому нам пришлось перелезть через забор. Я поднялся на крыльцо и заглянул в окно. В отличие от других домов, здесь никто не собирался закрывать ставни и запирать двери. Через стекло я ничего не увидел, поэтому прошел внутрь. Зут следовал за мной. В гостиной и на кухне никого не оказалось. Я проверил спальни и решил спуститься в подвал.

— Это же дом господина капитана, — громко сказал лейтенант, — Вы думаете с ним, что-нибудь случилось?

— Тише, пожалуйста, — ответил я, вытаскивая саблю из ножен.

Зут с удивлением следил за моими действиями и, на всякий случай, достал револьвер.

Я медленно спустился вниз по лестнице, ведущей в погреб, и потянул на себя тяжелую дверь. В небольшом помещении, на полу, лежали матрасы, на которых сидело сразу много людей. В комнате было темно, свет проникал через два небольших окошка, расположенных прямо под потолком. Я остановился на пороге, разглядывая пеструю компанию. На матрасах сидели сын и дочь Муки, рядом с ними, почему-то со связанными руками, расположилась подружка капитана — Дайала, а напротив, с револьвером в руке, устроился какой-то господин в штатском. Видимо он совершенно не ожидал гостей, потому что, при моем появлении, незнакомец растерялся и сразу опустил оружие, когда я приставил к его груди обнаженный клинок.

— Бросьте револьвер, — сказал я.

Мужчина был ужасно напуган и выполнил мой приказ без разговоров.

Краем глаза я видел, как Зут спустился и встал сбоку от меня, револьвер он держал наготове.

— Господин лейтенант, — сказал я, — пожалуйста, освободите пленницу.

— Слушаюсь, — ответил Зут, но вместо того, чтобы подойти к женщине, размахнулся и ударил меня по голове. Перед глазами вспыхнули разноцветные искры, и я мягко повалился на земляной пол.

Не знаю сколько времени я пролежал без сознания. Когда я открыл глаза, в подвале было сумрачно, казалось, что за окнами вечер. Ни один звук не проникал снаружи, словно дом накрыли огромным одеялом. Я попробовал сесть, но у меня ничего не получилось. Дикарка, что-то сказала, сын Муки подошел ко мне, помог подняться и дал напиться из большого глиняного кувшина. В подвале мы остались вчетвером, Зут и незнакомец в штатском ушли. Мои руки были связаны, а дверь заперта. Я прислонился к стене и закрыл глаза, казалось голова сейчас разорвется от боли, но кровь из разбитого виска больше не текла. Дети сидели в обнимку с женщиной и она, что-то тихо им говорила. Слов я разобрать не мог, но журчание чужой речи, успокаивало. Никогда бы не подумал, что дети могут так тихо себя вести. Они ничего не просили, не жаловались и не плакали. Время шло, а я сидел связанный и ничего не мог с этим поделать, и некому было нам помочь.

Наконец на лестнице послышались голоса, заскрипела дверь. Первым вошел Вес. Лейтенант остановился на пороге и огляделся. Он был связан, как и я. Следом появились Зут и, уже знакомый мне, человек в штатском. Лейтенант сильно толкнул Веса, следователь споткнулся и повалился на пол рядом со мной.

— Ну, вот, — радостно сказал Зут, — теперь все в сборе.

Вес застонал, видимо сильно ударился. При падении с него слетели очки и теперь он пытался нащупать их, шаря по полу руками.

— Что все это значит? — спросил я.

Мне никто не ответил, Зут и его сообщник вышли и закрыли за собой дверь.

Я облокотился о стену, постарался сесть поудобнее и занялся веревкой. Нам связали руки спереди, поэтому можно было попытаться распутать узлы. Тюремщики свое дело знали хорошо, кисти рук онемели. Веревка оказалась прочной, а узлы настолько хорошо стянуты, что я чуть не сломал себе зубы, когда попытался освободиться.

— Бесполезно, — тихо сказал Вес, — я уже пробовал в тюрьме.

Он наконец нашел очки и водрузил себе на нос. Одно стекло треснуло.

— Зачем Вас сюда привели? — спросил я.

— А, Вы как думаете? — огрызнулся следователь, — чтобы убить.

Какое-то время мы сидели молча. Дети лежали на матрасе, положив головы на колени Дайялы. Сначала я подумал, что они спят, но потом разглядел, в полумраке, открытые глаза. Страха не было. Я ощущал невероятную усталость. Сегодняшний беспокойный день лишил меня последних сил. Я попробовал подремать, но мешало невнятное бормотание Веса. Забившись в дальний угол, он то ли молился, то ли разговаривал сам с собой.

— Что Вы там шепчите?

— Не Ваше дело.

В темноте не видно было его лица.

— Почему же, — не согласился я, — говорите вслух. Облегчите душу перед смертью.

— Мне не в чем каяться.

— Вы убийца, подлец и доносчик.

Следователь завозился в темноте, словно голодная мышь.

— Я никого не убивал.

— Убивали. Я сам опознал нож, которым Вы зарезали Луца. Я видел его у Вас на столе.

Я думал, что Вес начнет кричать и ругаться, но он не стал оправдываться.

— Его мог взять кто угодно. Мне незачем было убивать доктора.

Его самоуверенность начинала бесить меня.

— Луц рассказал мне о том, что отдал Вам фальшивый отчет о вскрытии. Вы об этом узнали и убили единственного свидетеля.

Странное дело, казалось мои слова должны были окончательно «добить» лейтенанта, но чем больше я говорил, тем тверже становился его голос. Он даже выбрался из темноты и подобрался поближе ко мне.

— Улик против меня нет, — вызывающим тоном сказал он.

— А, как же нож?

— Бросьте, — перебил меня Вес, — как они его Вам подсунули? Показали и спросили не видели ли Вы этот нож у меня на столе?

— Орудие убийства при мне доставили из лазарета, его принесли на подносе и….

Неожиданно Вес затрясся и стал издавать, какие-то странные звуки. Я подумал, что ему плохо, но оказалось, что лейтенант смеялся. Я с ужасом смотрел на него и думал о том, что следователь сошел с ума. Наконец он перестал каркать и вытер губы связанными руками.

— Вы это серьезно?! Единственную улику несли через весь город на подносе?! Вы, что совсем идиот!?

Он стукнул кулаками по полу.

— Опомнитесь, глупец! Подобные вещи доставляют в закрытой, опечатанной коробке, с курьером. Перед Вами разыграли спектакль, преподнесли, мнимому свидетелю, улику на тарелочке.

Неужели Рок и здесь обошел меня? Перед глазами вставали события последних дней: опознание орудия убийства, арест Веса. Когда мы пришли за следователем, Зут сразу наставил на него револьвер. Никто не называл ему имя убийцы, а в комнате, помимо подозреваемого, находилось еще несколько офицеров. Зут все знал заранее, так же, как и Рич, который, в нужный момент, внес поднос в кабинет. Передо мной разыграли спектакль, любительскую сценку. Рок избавлялся от неугодных офицеров. Сначала он подставил Веса, следующим на очереди был я.

Наша перепалка заинтересовала детей, девочка тесней прижалась к Дайале, а мальчик, наоборот, пересел поближе ко мне. Женщина, что-то сказала ему и протянула руки, но мальчишка отрицательно покачал головой и остался на месте.

Я не мог до конца поверить Весу, но все-таки спросил, — кто нападал на обозы? Где оружие убитых десантников?

— Кто нападал я не знаю, — ответил лейтенант, — но все это делалось по указке Рока. Оружие и грузы они вывозили в метрополию.

— Ерунда, — не поверил я, — убить столько людей, чтобы заработать на продаже оружия?

— Убивали людей не за этим, — откликнулся Вес, — Року нужно было создать напряженность на границе, и обвинить Муки в нарушении перемирия, а оружие так, пустячок, приятный бонус. Не закапывать же его в землю, если можно выгодно продать.

Мы опять надолго замолчали. Я размышлял о том, стоит ли поднимать шум. Возможно, если начать кричать, мы сможем привлечь чье-нибудь внимание. Потом я вспомнил опустевший город, запертые двери и ставни, и решил, что даже, если наши мольбы о помощи услышат, никто не придет на помощь, только покрепче запрут засовы. Чтобы чем-нибудь себя занять я несколько раз обошел подвал, осмотрел окна. Они были настолько узкие, что даже ребенок не смог бы через них протиснуться. Дверь оказалась заперта. Я подергал ручку, попробовал надавить на нее плечом, она не сдвинулась ни на сантиметр.

— Есть у кого-нибудь часы? — спросил я.

— Что? — Вес встрепенулся.

— Мне нужно знать, сколько сейчас времени.

Следователь опять разразился своим странным, кудахтающим смехом. Похоже тюремное заключение не пошло лейтенанту в прок. Трудно сказать от чего он свихнулся, может быть от страха, может быть от обиды.

— Мертвецам часы не нужны, — неожиданно сказал он.

— Замолчите, — осадил я его, — детей бы постыдились.

Скрипнул замок и дверь распахнулась. В подвал спустился Рок. За его спиной маячили Зут и незнакомец в штатском.

— Здравствуйте, господа, — сказал капитан.

— Что за черт, Рок, — рявкнул я, — что все это значит?!

Я напрасно повысил голос, в голове словно взорвалась петарда.

Капитан сделал несколько шагов и остановился передо мной. Почему-то он был одет в парадную форму, на руках белые перчатки. Картина показалась мне настолько нереальной, что я даже на мгновение зажмурился, чтобы убедиться в том, что все это не сон.

— Это значит, — ледяным тоном заявил капитан, — что скоро Вы все умрете.

— Что за игру Вы ведете?

— Это не игра. Это хорошо продуманная операция, в которой каждый из Вас сыграл свою роль. К сожалению, для вас, она подходит к концу.

— Послушайте, Рок, еще не поздно все исправить — я попытался его образумить, — если мы вернем детей, Муки не станет штурмовать город.

Рок пожал плечами.

— А зачем мне этот город? Если дикари сравняют его с землей, мне же лучше. Вы так ничего и не поняли, — сказал капитан, — я хочу, чтобы его спалили дотла, поэтому и похитил детей. Муки никогда мне этого не простит. Он придет, чтобы отомстить.

— О чем Вы говорите, черт возьми?

Теперь, я совсем ничего не понимал.

— Я хочу, чтобы это город сгорел, — четко выговаривая каждое слово, сказал Рок.

— Почему?

— Все из-за денег Бур, — спокойно ответил разведчик, он достал папиросу и закурил, — я продал в метрополии все, что было на складах: оружие, амуницию, провиант. Я присвоил себе все деньги из кассы Дикого острова. Теперь я богатый человек.

— Пусть это остается на Вашей совести, но причем здесь город, — не понял я.

— Мы не можем совершить сделку с Муки, потому что все, о чем он просит, существует только на бумаге. Меня прижали, Бур. С одной стороны, Вы, когда договорились с дикарями, я думал этого никогда не случится. С другой стороны, контрразведка в метрополии, что-то пронюхала. А тут еще Вес вышел из-под контроля и собирался меня предать. Вы меня вынудили устроить все это, — Рок развел руками, — я должен за собой убрать. Муки в бешенстве, он придет за своими детьми и сожжет город. Не останется ни свидетелей, ни бумаг, ни складов. Все улики против меня сгорят.

Я в ужасе смотрел на капитана. У меня не укладывалось в голове, что Рок оказался обыкновенным вором, который для того, чтобы скрыть свои преступления, готов пожертвовать колонией и жизнями сотен людей.

— Вы чудовище, — наконец сказал я.

— Думайте, что хотите.

— А, как же Вы, — не выдержал я, — когда Муки придет в город мы все погибнем, но и Вам не спастись.

— Да, перестаньте, — Рок отмахнулся от меня, — он выполнит за меня грязную работу, а потом я уничтожу его. Дикарям не выстоять против армии. Одной удочкой я поймаю двух макрелей, стану героем, который спасет колонию от нашествия варваров и уничтожу улики.

— А потом?

— А потом я навсегда уеду в метрополию и куплю дом в столице, потому что денег для красивой жизни у меня теперь достаточно.

Капитан был тщеславен. Я с ужасом понимал, что ему приятно рассказывать о своих «подвигах». После его объяснений все стало на свои места. Он сразу не собирался ни с кем договариваться. Даже, если Муки оставит свои земли и уведет племена в глубину Дикого острова, Рок никогда не вернет ему детей. Мы все погибнем в этом подвале. Непонятно только почему он медлит. Почему мы все еще живы?

— Подонок, — сказал Вес.

Рок выбросил папиросу в угол, медленно стащил с руки перчатку, подошел и с размаху ударил его в лицо. Лейтенант завалился назад. Капитан зашипел и потряс кистью, видимо не рассчитал силу удара.

Вес всхлипнул. Очки с него опять слетели. Разведчик достал платок, вытер разбитые костяшки и опять натянул перчатку.

— Скажите, Рок, — спросил я, — кто нападал на обозы?

— Зачем Вам? — удивился капитан.

— Хочу напоследок узнать истину.

Рок усмехнулся.

— Истина опасная штука, с ней тяжело умирать, но извольте. Обозы грабили вот эти два господина, — он указал рукой на своих спутников, — лейтенант Зут и интендант Шоц. Они инсценировали нападения дикарей, чтобы подозрение пало на Муки. Еще вопросы есть?

— Куда Вы девали оружие и грузы?

— Вывозил контрабандой на «Гиганте» и продавал в метрополии.

Я покачал головой.

— Вы же офицер, дворянин, — сказал я, — как Вы могли?

Рок не ответил. Он расстегнул кобуру и вытащил свой диковинный пистолет. Я подумал, что он хочет застрелить всех нас, но капитан, почему-то, повернулся на 180 градусов, и уставился на своих спутников. Зут ухмыльнулся, а вот интендант вдруг заволновался, сунул руку в карман пиджака, но не успел. Рок нажал на курок и человек в штатском повалился на пол. Дети и Дайала пронзительно закричали. Зут удивленно выпучил глаза на капитана, но Рок уже убрал пистолет обратно в кобуру.

Я чуть не оглох от выстрела. В подвале он прозвучал, словно раскат грома. Здесь и так было не продохнуть от дыма папиросы, которую выкурил капитан, а теперь, от запаха сгоревшего пороха, стало еще хуже.

— Лично хотел убить этого свидетеля, — пояснил Рок, — сейчас я уйду, а лейтенант Зут закончит с Вами. Прощайте.

Капитан кивнул и не оглядываясь вышел за дверь.

— Ну, вот и все, — сказал Зут, — есть какие-нибудь просьбы, может быть последнее желание?

— Скажите, — спросил я, — сколько сейчас времени?

Лейтенант удивленно посмотрел на меня и потянулся за часами.

— Странная просьба.

Он щелкнул крышкой.

— Сейчас 18 часов 12 минут.

Я с ненавистью смотрел на своего бывшего помощника. Зут оказался прекрасным актером. Меня обманула его молодость, наигранная детская наивность и милые веснушки. Сейчас он уже не казался таким юным, передо мной стоял законченный мерзавец и хладнокровный убийца.

Лейтенант стал поднимать руку с револьвером и в этот момент наверху раздался какой-то шум, послышались выстрелы. Зут на мгновение отвлекся, и Вес бросился на него. Никто не ожидал от него такой прыти. Зут успел выстрелить, реакция у него была отменная. Порыв лейтенанта был так силен, что даже пуля не смогла его остановить. Он столкнулся с Зутом и едва не сбил его с ног. В следующий момент я бросился на своего бывшего помощника. Мы сцепились и упали на пол. Зут был силен и ловок, но я оказался крупнее и тяжелее. Мне удалось подмять лейтенанта под себя. Коленом я прижал к полу его руку с револьвером, и схватил негодяя за горло. Зут хрипел и вырывался, а я давил, связанными руками, ему на кадык. Он пытался разжать мои пальцы свободной рукой, но я не поддавался. Тогда он вывернул кисть с револьвером и выстрелил, я почувствовал, как что-то обожгло бок, но не ослабил хватку. Наконец Зуд задергался и обмяк, глаза его закатились. Когда я понял, что он мертв, то разжал, сведенные судорогой, пальцы и откатился в сторону. Сердце бешено стучало, перед глазами плавали разноцветные круги, а френч на боку стремительно намокал.

Путь был свободен. Дайала, что-то прокричала детям, видимо просила их оставаться на месте, распахнула дверь и бросилась вверх по лестнице. Я с трудом поднялся, вырвал из руки мертвого лейтенанта револьвер и, пошатываясь, двинулся следом. В гостиной на полу лежала старуха, которая следила за мной возле клуба. Пули попали ей в грудь и в голову. Спутанные волосы были черны от крови. Рядом сидела молодая дикарка. Она зажимала ладонью рану в боку, смотрела на Дайалу и улыбалась. Рок так и не вышел из дома. Он был еще жив. Острый нож, которым старуха чистила фрукты, пробил ему грудь. На губах капитана пузырилась кровь, видимо было задето легкое. При виде нас он шевельнулся, попытался поднять руку с пистолетом, но сил не хватило. Дайяла подошла к нему и выдернула из груди нож, брызнула струя крови. Рок захрипел и повалился на бок, ноги, в начищенных до блеска сапогах, дернулись несколько раз. Дайяла, что-то сказала молодой дикарке, потом подошла и разрезала веревки, стягивающие мне руки.

Пока она бегала за детьми и хлопотала над молодой женщиной, которую Рок успел подстрелить, я расстегнул френч и осмотрел свою рану. Пуля прошла по касательной, крови натекло много, но никакой опасности для жизни царапина не представляла.

Как только дети поднялись из подвала, мальчишка подбежал к телу Рока и схватил палаш мертвеца. Военное воспитание давало о себе знать. Он грозно выставил клинок перед собой, давая понять, что готов дать отпор любому врагу. Дайяла подняла с пола пистолет капитана и подошла ко мне.

— Я отведу детей, — сказала она.

Дикарка говорила с акцентом, но видимо жизнь с Роком многому ее научила, например, разговаривать на моем языке и стрелять.

— Я пойду с Вами, — сказал я.

— Нет, — Дайала покачала головой.

— Мне нужно поговорить с Муки.

Дикарка наставила на меня пистолет Рока.

Пауза затягивалась, и раненная женщина забеспокоилась. Она, что-то сказала и показала в сторону двери. Я был с ней совершенно согласен, надо было уходить.

— Ты найдешь Муки? — спросил я.

Дайяла кивнула.

— Рок сошел с ума. Он всех предал. Никто не хотел забирать детей. Скажи вождю, что я сожалею.

Дайяла молча смотрела на меня.

— Пусть пощадит город, — продолжал я, — если сможет.

Она кивнула, что-то сказала молодой женщине и детям.

— Я передам, — сказала Дайяла, — за мной не ходи, умрешь.

Они вышли из гостиной, и я услышал, как хлопнула входная дверь.

Теперь все зависело от того, успеет ли Дайяла найти Муки и передать ему мои слова, прежде чем он пошлет своих людей в город. Как человек, переживший войну, я знал, что во время осады наступающие отряды бывает невозможно сдержать. Опьяненные кровью солдаты начинают крушить все на своем пути.

Мог ли я остановить Дайялу? Возможно я бы успел выстрелить первым и убить сначала ее, а потом молодую дикарку. Но, во-первых, я не привык стрелять в женщин, а во-вторых, у нее было больше шансов добраться до Муки, чем у меня. Почему-то я не сомневался в том, что Дайяла передаст ему мои слова.

Я спустился обратно в подвал и осмотрел тела. Все, кто остался внизу, были мертвы. Я накрыл труп Веса, одеялом, и обыскал остальных. В револьвере Зута оставалось всего три патрона, поэтому я очень обрадовался, когда обнаружил в пиджаке интенданта заряженный пистолет. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что снаружи может быть опасно. На верхних ступеньках лестницы меня замутило. Пришлось присесть на стул в гостиной, пока не прошла слабость. Нужно было подкрепиться, а то я не дойду до причала. В буфете нашлась выпивка, жаренная курица и фрукты. После еды и нескольких глотков коньяка мне стало значительно лучше. Перед уходом, я обыскал кабинет Рока. Мои вещи: планшетка, фуражка и сабля; оказались там. Ну, что же, теперь мне незачем было бежать из города, Рок мертв, а личное дело, с доносами и сфабрикованным обвинением, я уничтожу при первом удобном случае.

Входная дверь была распахнута настежь. Я вышел со двора и остановился посреди пустой улицы. Драгоценное время было потерянно. Я опоздал. Даже если Дайяла найдет Муки, это уже ничего не изменит. Штурм города начался. Со стороны главных ворот раздавались ружейные выстрелы. Слева, из переулка, послышался металлический лязг и шум голосов.

— Стоять, а то буду стрелять, — крикнул я и поднял руку с револьвером.

— Не стреляйте, — раздался встревоженный голос, — я лейтенант Раж, сопровождаю капитана Рока.

Из-за угла выбежали десантники. Они боязливо оглядывались по сторонам, сжимая в руках оружие. При виде меня они остановились, как вкопанные.

Я опустил револьвер.

— Капитан Рок убит, лейтенант Зут и интендант Шоц тоже.

— Великий океан!

Лейтенант подбежал ко мне. Вид он имел растерянный и несчастный.

— Как это случилось? Он приказал нам оставаться на катере.

— В дом ворвались дикари. Я успел слишком поздно. Можете проверить, капитан лежит в гостиной.

Лейтенант, наконец, разглядел мои погоны.

— Простите, господин супер-лейтенант, — он вытянулся, — я должен убедиться.

— Идите, я побуду здесь.

Рядом с воротами стояла скамейка. Я опустился на нее, и смотрел, как солдаты обыскивали участок и дом.

Оказалось, Рока ждал паровой катер. Все это время он стоял, под парами, у самого берега. Команде и охране, разведчик запретил сходить на сушу. Они прождали около получаса, но потом забеспокоились и решили отправиться на поиски командира.

После того, как лейтенант убедился в смерти капитана, я допросил его с пристрастием. Я действительно никогда раньше не видел молодого офицера, потому что он был из укрепленного лагеря на границе с вардами, а туда я так и не сумел добраться. Лейтенант рассказал мне о том, что в форте находились две десантные морины, под прикрытием артиллерийской батареи и легкого крейсера. Последние три недели гарнизон сидел в крепости, в увольнение никого не выпускали.

Теперь стало понятно, что Рок собирался делать после того, как покончит с нами. Капитан планировал избавиться от свидетелей, и отправиться на катере в дальнюю крепость. Он все точно рассчитал. Уйти из осажденного города можно было только по воде. Последнее время на границе с вардами было тихо и, под защитой толстых стен, можно было спокойно переждать нападение дикарей. Возможно он собирался дождаться утра, а потом, когда город сгорит, вернуться с большим отрядом и напасть на туземцев, которые останутся, чтобы разграбить пепелище.

— Вот, что господин лейтенант, — сказал я, — планы меняются. Рок погиб и, на правах старшего офицера, я принимаю командование на себя. Сейчас мы с Вами отправимся на пристань, там Вы меня высадите и пойдете обратно в лагерь. Город подвергся нападению и, если гарнизон Вашей крепости нам не поможет, колония падет. Я не знаком с Вашими командирами, но передайте им следующее — капитан Рок убит, я буду защищать гражданских и удерживать позиции сколько смогу, но, если Вы не придете на помощь, к утру в городе не останется ни одного живого человека.

Лейтенант с сомнением смотрел на меня. Все, что я говорил не укладывалось у него в голове. Он знал, что его подразделению приказано оставаться в крепости, до особого распоряжения. Но, сейчас, незнакомый, раненый и перепачканный в грязи супер-лейтенант, говорил ему совсем другое.

— Вы меня поняли? — спросил я.

— Так точно, — офицер козырнул.

Конечно я мог бы пойти с лейтенантом, но, скорее всего, в форте мне окажут холодный прием, возьмут под арест и будут допрашивать. Никто не станет, безоговорочно, выполнять приказ незнакомого офицера. Пока будут разбираться, потеряют драгоценное время. Совсем другое дело, если отправленный на задание лейтенант, принесет устное послание и расскажет, что происходит в городе. Своему они быстрее поверят. Если командование лагеря решит оставить позиции и придет нам на помощь, у города появится шанс.

Катер быстро доставил меня к причалу. По дороге я записал на клочке бумаги свои данные и передал лейтенанту. Как только я сошел на берег, катер развернулся и помчался в сторону крепости. Я огляделся. На набережной было пусто, местные жители попрятались по домам, только у входа на пристань и у дверей комендатуры дежурили хмурые десантники. Легкий ветерок гонял по мостовой обрывки газет. Я зашагал по пирсу в сторону пришвартованных кораблей.

На вспомогательном судне расчехлили носовое орудие, и команда вытаскивала на палубу снарядные ящики. Моряки вяло переругивались. За их работой наблюдал капитан. Он курил трубку и сердито смотрел с открытого мостика.

Судно Хала находилось сразу за грузовым кораблем. Дежурный матрос хорошо меня знал, поэтому пропустил к капитану без лишних разговоров.

— Здравствуйте, дорогой друг, — Хал очень удивился моему визиту, — скажите мне, что происходит? Говорят, что на город напали, но у нас нет никакой информации.

Я бросил фуражку на стол и рухнул в кресло.

Капитан с удивлением уставился на меня.

— Почему Вы в таком виде? Что у Вас с шеей?

— Это неважно, — быстро сказал я, — слушайте и не перебивайте. Дикари напали на город. Их сотни. Уверен, что они легко прорвут нашу оборону. Сейчас необходимо срочно организовать эвакуацию мирных жителей.

Хал смотрел на меня во все глаза. Наверно у него было много вопросов, но мне некогда было рассказывать ему о своих приключениях. Нужно было торопиться.

— Почему нам ничего не сообщили? Почему не предупредили? Где Рок?

— Рок мертв. Я сейчас отправлюсь в комендатуру и попытаюсь взять командование на себя. Не знаю, что из этого получится. Меня здесь мало кто знает.

Это было не совсем так, потому что Рок успел познакомить меня с городским руководством, а после переговоров с Муки, мое имя и фотография не сходили с газетных страниц. Но я справедливо полагал, что многие захотят воспользоваться смертью капитана, чтобы заполучить его место.

— Это мы еще посмотрим, — проворчал Хал.

Он встал со стула и полез в ящик стола за револьвером.

— Что вы имеете в виду?

— А я пойду с Вами. Еще и абордажную команду с собой прихвачу. Пусть штабные только попробуют вякнуть.

Когда мы, в сопровождении вооруженных моряков, подошли к комендатуре, дежурный офицер без разговоров распахнул перед нами двери. Внутри творился настоящий кошмар. Многие офицеры привели с собой свои семьи и соседей, и теперь в коридоре яблоку негде было упасть. Почти все кабинеты заполонили гражданские. У кого-то уже случилась истерика, плакали дети, возле комнаты следователей билась в припадке какая-то старуха. Как выяснилось командования не было, припасов тоже. По слухам, какой-то супер-лейтенант объявил себя главным, но потом исчез. Точных сведений о том, что происходит на границе или у главных ворот, не было. Телеграф замолчал полчаса назад. Офицеры, собравшиеся в комендатуре, решили защищать здание, как последний оплот цивилизации. Когда я появился, они как раз собирались забаррикадировать окна и двери.

Я собрал старших офицеров в кают-компании. Весть о гибели Рока они восприняли спокойно. Никто особенно не любил капитана и не собирался по нему горевать. Я сообщил, что собираюсь взять командование на себя. Возражений не последовало. Некоторые из присутствовавших были со мной знакомы и знали, что я прибыл вместе с Роком, был его доверенным лицом и ближайшим помощником. К тому же, перед лицом надвигающейся опасности, никто не хотел брать на себя ответственность. Странное дело, в комендатуре я не встретил ни Рича, ни Шоба из контрразведки. Их никто не видел, и никто не мог сказать, куда они подевались.

В кабинете у Рока мы создали оперативный штаб. По моему приказу, из собравшихся в комендатуре военных, срочно формировали заградительные отряды. В подвалах нашлось небольшое количество стрелкового оружия, патроны и гранаты. Колонистов, которые пришли со своими семьями, мы тоже вооружили, как могли.

— Вот, что господа, — сказал я, разглядывая карту города, — предлагаю здесь и здесь построить баррикады. Если мы перекроем улицы, ведущие к пристани, то сможем выиграть время.

— Позвольте полюбопытствовать, для чего Вы хотите выиграть время? — спросил пожилой супер-лейтенант-моринер.

Я был вынужден, для вида, советоваться со старшими офицерами, которые никак не могли взять в толк, что происходит. Интенданты, телеграфисты, шифровальщики, топографы, они думали, что лучше всех разбираются в стратегии и тактике. Им казалось, что погоны, полученные за выслугу лет, дают им право давать мне советы или требовать отчета о предпринимаемых действиях. Хорошо, что в свое время адмиралтейство присвоило мне внеочередное звание, убрало приставку «моринер» и повесило на плечо аксельбант, так что теперь я мог плевать на их мнение с высокой кормы. Я был старше их по званию, но, формально, они мне не подчинялись.

— Нам нужно выиграть время, чтобы эвакуировать гражданских, — как можно спокойней ответил я. Сейчас некогда было умничать и выпячивать свои орденские планки.

В первую очередь мы отправили на причал семьи офицеров и тех, кто пришел в комендатуру. Но сколько еще осталось колонистов, которые прячутся по подвалам, в надежде переждать нападение дикарей? Я уже разослал гонцов. Люди из команды Хала бегали по городу и оповещали гражданских об эвакуации.

— Значит Вы уверены в том, что стена падет и гарнизон не сможет защитить город? — супер-лейтенант-моринер тяжело вздыхал и качал седой головой.

Несколько человек, которые добрались до комендатуры, сообщили о том, что стена пала, лазарет горит, ближайшие к лесу кварталы захвачены, дикари грабят дома и всех убивают. Но похоже большинство офицеров, собравшихся в штабе, не могли в это поверить.

— Совершенно верно. Поэтому я собираюсь вывести отряд в город и перекрыть улицы, ведущие к причалам, — терпеливо объяснял я.

Хал сидел на столе Рока и ухмылялся. Вся эта нелепая ситуация невероятно его забавляла. Признаться, мне было не до смеха. По слухам, несколько отделений успели отступить к центру города, закрепиться на перекрестках и улицах, ведущих к набережной. Сколько там человек, как они вооружены и долго ли продержатся, не знал никто. Нужно было срочно выдвигаться им на помощь.

Из дежуривших у комендатуры десантников и штабных офицеров удалось сформировать три неполных взвода. Один я оставил для обороны здания и защиты гражданских, многие колонисты отказывались грузиться на корабли, пока на пристань не подойдут их родственники и друзья, а два собирался вывести в город, чтобы добраться до обороняющихся отрядов.

— Что мне делать, когда я возьму людей на борт? — спросил Хал.

Мы курили у входа и смотрели, как офицеры прощаются с семьями и строятся в колонну.

— Вы знаете лагерь на границе с вардами?

— Да, — капитан кивнул, — я там бывал.

— В лагере сейчас почти две сотни моряков. У них приказ никуда из форта не выходить. Я послал к ним гонца за помощью, но для них мои слова, ничего не значат. Отправляйтесь туда и попытайтесь уговорить их помочь нам.

Хал сделал несколько глубоких затяжек и выбросил окурок в канаву.

— С чего Вы взяли, что они станут меня слушать?

— Может быть, при виде плачущих офицерских жен и детей, они станут сговорчивее.

Я не стал говорить о том, что в рабочем лагере тоже остались десантники и охотники, но до них труднее было добраться. К тому же люди, нанятые на островах для конкретной работы, вряд ли согласятся помогать горожанам, а военных там всего человек двадцать.

Уже перед самым выходом ко мне подбежал лейтенант артиллерист. Оказалось, что он командует двумя 76-мм орудиями, оставленными для защиты порта.

— Что нам делать, господин супер-лейтенант? — спросил он, — согласно приказу, мы следим за акваторией, но сомневаюсь, что дикари появятся с воды.

Офицер переминался с ноги на ногу, ожидая приказаний. В суматохе про артиллеристов совершенно забыли.

— Разверните орудия и открывайте огонь по захваченным кварталам.

Я достал из планшетки карту и указал на район города, который, судя по донесению отступивших десантников, оказался в руках дикарей.

— Извините, господин супер-лейтенант, но мы можем попасть по своим. Нужны точные координаты.

Я оглядел лейтенанта с ног до головы. Он был совсем молод и выговаривал слова с легким столичным акцентом, наверно прибыл на Дикий остров недавно, прямо из академии.

— Где я Вам возьму точные координаты? — резко спросил я, — ворота и часть города захвачены, своих там уже нет. Открывайте огонь, лейтенант, а то скоро Ваши пушки станут бесполезны.

— Слушаюсь.

Офицер отдал честь и побежал к орудию, придерживая шпагу левой рукой.

В центре пока было тихо, стреляли в лесу и на окраинах. По главной улице мы дошли до офицерского клуба, не встретив никакого сопротивления. Защитников города, о которых говорили в комендатуре, на улицах не оказалось. Я надеялся увидеть баррикаду или обнаружить десантников, укрепившихся в каком-нибудь здании, но по дороге мы никого не встретили. Идти дальше становилось опасно, можно было попасть в засаду. Неожиданно сбоку, из переулка, появился небольшой отряд дикарей. Туземцы бесстрашно кинулись на нас, отчаянно крича и размахивая длинными мечами. Несколько десантников в ужасе побежали назад, большинство из них никогда не участвовали в настоящем бою, но остальные смело бросились в атаку. Я оглох от выстрелов, солдаты палили в приближающихся дикарей почти не целясь. На тесных улицах невозможно было укрыться от ружейной пули, которая, с близкого расстояния, прошивала несколько человек насквозь. В считанные секунды все было кончено. Мы потеряли двоих, все дикари были перебиты. Туземцы были быстры и сильны, но здесь, в городе, им было трудно противостоять регулярной армии. Отличное владение мечом не спасало от выстрела в упор. Победа воодушевила людей. Первый раз за эту тревожную ночь, на лицах солдат и офицеров появились улыбки. Гулко, словно в барабан, ударили пушки и впереди, над домами, взлетели огненные столбы и деревянные обломки. Артиллеристы открыли огонь по захваченным кварталам.

Когда мы дошли до офицерского клуба, я приказал соорудить завал и перегородить улицу. Десантники врывались в ближайшие дома и магазины, вытаскивали оттуда шкафы, столы и лавки. Из гостиницы тащили мебель и какие-то мешки.

Я поймал за рукав интенданта Вага.

— Нужно проверить подвалы. Здесь должна быть еда. Часть возьмем с собой, а часть отправьте в комендатуру.

— Слушаюсь, — Ваг козырнул и нырнул в открытую дверь.

С того момента, как я появился в комендатуре, интендант не отходил от меня ни на шаг.

Его семью эвакуировали одной из первых. Когда на их улице появился человек Хала, жена интенданта истерику устраивать не стала. Она схватила детей и побежала на причал. Все ценные вещи семьи уместились в небольшом узелке, поэтому сборы были не долгие. Ваг рассказал мне, что были и те, кто отказывался покидать дома и бросать имущество. Их никто не уговаривал, не было времени.

В зале было темно и пусто, управляющий сбежал. Я поднялся на второй этаж и вошел в свою комнату. Вещи были разбросаны по полу, трофейный револьвер, выданный мне интендантом, исчез. Наверно, пока я сидел в подвале, Рок отправил сюда Зута. Что они искали так и осталось для меня загадкой.

Я не стал задерживаться в разоренном номере, но перед уходом выглянул в окно.

Со второго этажа открывалось невероятное зрелище. Вдалеке у леса полыхали пожары. Казалось, что город с трех сторон охвачен потоками огня. Деревянные строения вспыхивали одно за другим. Черный дым не давал разглядеть окраины, но я и так мог представить, что там сейчас происходит. Наверно десантникам на границе удалось сдержать часть аборигенов. Я не верил в то, что застава уничтожена. Скорее всего, супер-лейтенант Гоц еще дерется в окружении. Туземцы, которые сумели прорваться, атаковали город. У них пока не хватает сил прочесать улицы и выйти к причалам. Сейчас они жгут фермы, добивают охрану стены и грабят ближайшие к лесу дома, но, когда подойдет подмога, они двинутся дальше.

Я посмотрел вниз. Десантники тащили на перекресток все, что смогли найти. Я видел, как двое вынесли из дома деревянную дверь и с трудом подняли ее на самый верх баррикады. Долго мы здесь не продержимся. Пока на мой отряд нападают небольшие группы туземцев, но первая же серьезная атака нас сметет. С чем мне еще предстоит столкнуться: с мародерами, дезертирами, с обезумившими местными жителями, которые в ужасе станут палить из окон во все, что движется? Я постарался взять себя в руки. Сразу было понятно, что город не спасти, моя задача сдерживать туземцев, до тех пор, пока поселенцы не погрузятся на корабли. Пока мы шли по городу, отправленные мной моринеры, стучали во все дома и просили людей идти к причалам. Очень немногие открывали двери и спешили на пристань. Большинство дворов встречало нас закрытыми воротами и ставнями. Проклятый Рок. Если бы не его козни, все могло бы сложиться по-другому. Но сейчас некогда было изводить себя мрачными мыслями, впереди много работы, которую кроме меня никто не сделает. От ворот к причалам ведут две улицы. Перекрыв центральную, мы решим только часть проблемы. Нужно было перегородить оба прохода и времени для этого оставалось совсем немного.

Я оставил на перекрестке первый взвод, а со вторым отправился возводить другую баррикаду. На перекрестке стояла телега, а по мостовой были разбросаны какие-то тюки и коробки. Рядом в канаве десантники нашли тела двух гражданских. Их застрелили.

— Мародеры похозяйничали, — сказал сержант и потянул мне разряженный абордажный пистолет. Такое оружие выдавали колонистам. Наверно несчастные пытались защищаться.

— Давайте строить баррикаду, — распорядился я, — переверните телегу и тащите все, что найдете.

В этот раз громить дома не пришлось. Справа оказался склад, десантники взломали дверь и вынесли наружу, какие-то ящики.

— Проверьте, чтобы там взрывчатки не было, — приказал Ваг.

Вторая баррикада получилась значительно ниже первой, но все-таки мы успели вовремя. Стрельба на окраинах стихла. Казалось, сопротивление было сломлено окончательно. Теперь дикари могли напасть на нас в любую минуту. Орудия, оставленные на набережной, обстреливали захваченные кварталы. Действительно, артиллерийскому лейтенанту не помешал бы корректировщик, один снаряд лег недалеко от нас, хорошо, что никто не пострадал. Страшно было попасть по своим, но еще страшнее было сидеть и ничего не делать.

Фонари не горели. Заслышав о военном положении, фонарщики не вышли на работу, и улица перед нами была совершенно не освещена. В темноте можно было разобрать только смутные очертания домов. Свет от горевших построек сюда не доставал. На боковой улице, из обломков ящиков, мы развели большой костер. Баррикаду я специально оставил в тени, чтобы не стать легкой мишенью для вражеских стрелков. Пока моряки сооружали завал, я выбрал момент, когда рядом никого не было, и сунул в огонь свое личное дело. Сухие листы ярко вспыхнули. Пламя пожирало нелепые обвинения, которые собирался выдвинуть против меня Рок. Доносы, пометки старших командиров, фотографические снимки, все это превращалось в пепел. Ничего непоправимого я не совершал, это был всего лишь дубликат личного дела, оригинал хранился в адмиралтействе. Никто не обращал на меня никакого внимания, десантники были заняты своими делами. Когда почерневшая от огня картонная папка рассыпалась в пыль, я отошел от костра.

Не знаю были ли это происки Рока или так получилось случайно, но на охране города оказались только что сформированные морины. Десантников всего месяц назад привезли на Дикий остров, кое-как научили стрелять и ходить строем. На границе они простояли всего две недели, поэтому о туземцах имели весьма смутное представление. Конечно состав моего взвода был смешанный, помимо десантников в него входили и офицеры, но на штабных я тоже не мог положиться.

Увидев зарево пожаров и заслышав первые выстрелы, многие колонисты стали оставлять свои дома и двигаться в сторону набережной. Небольшими группами и по одному они выходили к нашей баррикаде. Мы всем объясняли, что нужно делать и куда бежать. Среди поселенцев попадались вооруженные мужчины, но никто из них не захотел присоединиться к нам.

День выдался крайне утомительный. В комендатуре мне обработали и перевязали раны, но избитое тело болело, а в голове пели сирены. Ноги подкашивались, поэтому я присел на ящик.

— Вам плохо, господин супер-лейтенант? — встревожился Ваг.

— Ничего, — я попробовал улыбнуться, — устал.

— Я тоже, — интендант расстегнул ворот и поправил фуражку, — давайте поедим, легче станет.

Он отыскал в офицерском клубе холодное мясо, фрукты и несколько бутылок вина, и сейчас разложил все это богатство на ящике. Мы выпили и поели. Одну бутылку я отдал нижним чинам, и десантники пустили ее по рукам. Сигар у меня не было и Ваг угостил меня своими. Я курил и думал о том, что лейтенант Раж уже давно должен был добраться до крепости и передать командирам мои слова. Что они решат? Захотят ли отправиться к нам на помощь? В конце концов никто не заставляет их оголять границу с вардами, они могут оставить часть гарнизона и отправить сюда крейсер и одну морину.

Сидеть в темноте, не зная, что происходит, было невыносимо. Я отправил вперед разведчика, он не вернулся.

— Господин, супер-лейтенант, — окликнул меня сержант, — кажется, там кто-то есть.

Поток людей иссяк минут пятнадцать назад. Последними мимо нас пробежали две женщины с ребенком. С тех пор никто не показывался. Приближаясь к баррикаде, гражданские сильно шумели, плакали, говорили в голос. Если впереди, в ночи, кто-то тихо крадется, можно было предположить, что это враги.

Я встал и высунулся наружу. В темноте ничего нельзя было разглядеть, но мне тоже показалось, что я слышу какой-то шум.

— Брось горящую головню, — приказал я.

— Слушаюсь.

Сержант козырнул.

— Внимание, — тихо сказал я и потянул револьвер из кобуры, — приготовиться.

Люди подобрались, кто-то щелкнул затвором.

Я вглядывался в темноту до боли в глазах. Казалось, что к нам со всех сторон подбираются зловещие тени. Наконец сержант вернулся и метнул, одну за другой, две горящие палки. Одна упала на землю и сразу погасла, а вторая ударилась обо что-то, отскочила и осветила замерших людей и обнаженные мечи.

— Огонь, — закричал я и в то же мгновение, дикари, с ужасными воплями, кинулись на нас. Как они сумели, бесшумно, подобраться к баррикаде, оставалось загадкой.

Засвистели стрелы и несколько человек рядом со мной повалились на мостовую. Один при этом громко охнул, а второй беззвучно осел вниз.

Грохнул залп, осветив улицу, бегущих туземцев, заборы и притихшие дома.

— Огонь, — кричал я и стрелял в приближающиеся фигуры. Мир выглядел совершенно нереальным, а туземные воины казались демонами, ужасными созданиями, рожденными для того, чтобы утаскивать грешников в глубины океана. Мое плохо обученное воинство не могло их сдержать. Сделав по несколько выстрелов, десантники бросились в рассыпную. У завала, вместе со мной, осталось несколько офицеров.

— Гранаты! — крикнул я, потянул из кармана ручную бомбу, выдернул чеку, размахнулся и бросил тяжелый чугунный шар в надвигающиеся черные тени. Кто-то из офицеров тоже успел метнуть гранату. Я присел за ящиками и закрыл голову руками. Два взрыва слились в один. Когда полыхнуло, дикари уже лезли наверх, на баррикаду. Осколки и взрывная волна раскидали нападавших. Один из штабных не успел пригнуться. Прижимаясь щекой к ящику, я видел, как его отбросило назад. Офицер упал на спину и больше не встал. Оглушенный, я поднялся в полный рост и огляделся.

Нам повезло, как и в первом случае, отряд аборигенов оказался небольшой. Бросив убитых на поле боя, они отступили. На мостовой осталось восемь трупов. Раненых дикари унесли с собой, мы слышали, как они кричали и причитали рядом в темноте.

Мой взвод потерял убитыми четырех человек, два десантника были легко ранены, и еще двое сбежали. Я взял винтовку у мертвого моряка и принялся заряжать барабан.

Рядом на ящик опустился Ваг. Он посмотрел на меня безумными глазами.

— Нас чуть не убили. Как они смогли так близко подобраться?

Я не ответил, щелкнул затвором и пересыпал в карман галифе патроны из подсумка.

— Думал, нам конец, — продолжал бормотать Ваг.

Может быть он и воевал, но было это давно и похоже в серьезных переделках ему бывать не приходилось. Штабные тоже выглядели не лучшим образом. Сколько человек на нас напало — пятнадцать, двадцать? Что же делать, если их будет пятьдесят?

— Если бросите позицию, пристрелю, — громко сказал я, обращаясь сразу ко всем.

Какой-то лейтенант бросил на меня испуганный взгляд.

— Собрать личные медальоны и документы, трупы сбросить в канаву, оружие убитых разобрать, если остались гранаты, раздать.

Ваг засуетился, десантники бросились исполнять указания.

С центральной улицы прибежал вестовой. Они услышали выстрелы и взрывы, и решили узнать, как у нас дела. Я его успокоил и отправил обратно.

Больше на нас не нападали. За последние полчаса со стороны первой баррикады стрельнули несколько раз, видимо кого-то заметили, но и там туземцы не атаковали. Осветительных ракет у нас не было, поэтому мы бросали в сторону врагов горящие головни. Света они давали мало, но теперь подобраться к баррикаде незамеченными дикарям бы не удалось.

— Как-то глупо все получилось, — сетовал Ваг, — мы думали, что граница надежно защищена, а выходит, нет.

Мне не хотелось вступать в бессмысленные разговоры. Опять разболелась голова. Я очень надеялся на то, что Хал уже взял на борт всех, кого смог и отправился в лагерь на границе.

Неожиданно наблюдатель выстрелил.

— Что такое? — спросил я.

— Вроде, видел кого-то, — ответил десантник.

— Ты в него попал?

— Не знаю, господин супер-лейтенант.

Я выглянул в щель между телегой и ящиками.

Рассмотреть, что-то в темноте было невозможно, последняя головня почти погасла.

— Дайте огня, — приказал я и десантник, дежуривший у костра, подхватил горящие палки и бросил их так далеко, как смог. На всякий случай я просунул в амбразуру ствол винтовки.

— Не стреляйте, — донеслось из темноты.

— Кто здесь? — крикнул я.

— Свои, — ответил приглушенный голос, — не стреляйте, у нас раненый.

Все это время я был уверен в том, что дикари никуда не ушли. Иногда я видел мрачные тени, скользящие вдоль забора, слышал неразборчивую речь. Как здесь могли оказаться десантники? Как они могли без боя миновать туземцев?

— Наверно это кто-то из охраны стены, — предположил Ваг.

— Не стреляйте, — раздался тот же голос, — мы идем к Вам.

«Почему они медлят», — подумал я, — «боятся, что мы откроем огонь»?

На их месте я бы уже мчался по улице в сторону баррикады. Что-то здесь было не так.

Десантник отправил в темноту еще несколько горящих головней. От одной из них, вспыхнула сухая трава и кусты вдоль канавы, стало немного светлей.

— Приготовиться, — сказал я, — огонь по моей команде.

Из темноты вышел офицер, он остановился и махнул нам рукой.

— Идите сюда, — крикнул я.

Он медленно, с опаской, двинулся в нашу сторону.

— А, где раненый? — спросил кто-то за моей спиной.

— Кто Вы, — крикнул я, — из какой части?!

— Мы со стены, — откликнулся офицер.

Для человека, который искал спасения, он шел слишком медленно. Фигура офицера показалась мне знакомой — высокий, держится прямо, казалось, где-то я его уже видел. Не доходя до баррикады, офицер оглянулся назад.

— Странно, — заметил Ваг, — форма на нем саперная.

Специальным указом адмиралтейства все саперные подразделения были выведены с Дикого острова год назад. Их заменили на десантников. Об этом, как-то обмолвился Рок. Теперь строительством всех городских объектов занимались частые артели. Так откуда же здесь взялся сапер? Меня словно молнией ударило. Знакомая фигура, странная форма — это был Бао.

— Огонь, — закричал я, — это ряженный!

Всегда трудно поверить в то, что человек перед тобой диверсант, он одет в нашу форму, говорит без акцента. Невозможно было представить, чтобы житель метрополии, добровольно, принялся помогать дикарям, тем более здесь, где каждый цивилизованный человек на счету. Мои люди просто не смогли поверить в то, что лейтенант предатель, поэтому из всего отряда выстрелил только я. Бао упал и откатился в сторону. Интересно попал я или промазал? А по улице, к баррикаде, уже бежали, размахивая мечами, туземные воины. В этот раз они уже не казались призраками или демонами. На нас наступали люди из плоти и крови, готовые убивать. Десантники очнулись и открыли огонь. Кто-то метнул гранату, потом еще одну. В этот раз дикари не собирались просто так отступать. Их было больше, и они хотели прорваться к причалам. Но и мой отряд уже прошел испытание боем, и не собирался спасться бегством. Да и не успеешь убежать.

Туземцы быстро преодолели несколько метров освещенного пространства и ворвались на баррикаду. Они, словно обезьяны, запрыгивали наверх и бросались на десантников. Я выкинул разряженную винтовку, выхватил револьвер и прострелил первую голову, показавшуюся над завалом.

— В атаку! — закричал кто-то.

Несколько десантников бросились на баррикаду, размахивая прикладами и абордажными саблями. Я отступил, вытряхнул горячие гильзы и принялся перезаряжать револьвер, когда прямо на меня, сверху, свалился моряк с пробитой головой. Я не удержался на ногах и опрокинулся на мостовую. Наверно это меня и спасло. Лежа на земле, придавленный мертвым телом, я сумел взвести курок и выстрелить несколько раз. Когда баек щелкнул в холостую, я отбросил пустой револьвер, скинул с себя мертвеца, подхватил, кем-то брошенную винтовку, и выстрелил в широкую грудь очередного дикаря.

Нас бы точно всех перебили, если бы, неожиданно, из соседнего дома не ударил дружный залп. Как оказалось, по соседству с нами, затаилась целая семья: отец, мать и трое сыновей. Отставной военный с детства научил своих детей стрелять. Вооруженные охотничьими ружьями и абордажными пистолетами, они оказали нам неожиданную и своевременную помощь. Несколькими меткими залпами они смели дикарей с баррикады, а мы добили тех, кто сумел прорваться на нашу сторону.

В этот раз аборигены понесли тяжелые потери, возле укрепления мы насчитали больше двадцати тел, раненых не было. В этом бою никто никого не щадил. Но и у меня из отряда в 14 человек осталось всего семеро, причем трое из них были серьезно ранены. Больше удерживать баррикаду я не мог.

Семья, которая объявилась так вовремя, вышла из ворот и присоединилась к нам. Они думали, что смогут спокойно переждать, но теперь, после всего увиденного, поняли, что нужно немедленно уходить.

— Все, кто не успел эвакуироваться, остались в комендатуре, — сказал я, — там есть вооруженная охрана. Идите туда.

Глава семьи сокрушенно покачал головой, ему не хотелось бросать дом, но он своими глазами видел, на что способны дикари.

— Мы бы Вам помогли, — говорил он, — но сыновей жалко, мальчишки совсем. Да и патронов у нас очень мало, почти все сейчас расстреляли.

Действительно, юным стрелкам оказалось от 12-ти до 15-лет. Разгоряченные боем и первой победой, они хотели остаться на баррикаде, но глава семьи был непреклонен.

— Мы нашли в канаве двух мертвецов, — спросил я колониста, — похоже их убили и ограбили возле Вашего дома. Вы не видели, кто это сделал?

— Солдаты, — ответил он, — десантники.

Я не стал спрашивать, почему он не помешал расправе. Защитой местного населения должны заниматься военные. Если они превращаются в разбойников, жителям лучше держаться от них подальше. Этот мужчина должен заботиться о своей семье, все остальное его не касается. Не знаю, как бы я поступил на его месте, возможно тоже не стал бы помогать несчастным.

Семья быстро собралась и двинулась в путь. Мальчишки, на прощание, помахали нам. Люди простые и небогатые они до последнего цеплялись за нажитое имущество, поэтому к комендатуре отправились, толкая перед собой, тяжело нагруженные добром, деревянные тачки.

Я отправил в первый взвод вестового, и он вернулся с подкреплением. Они прислали нам в помощь шесть десантников, из офицеров никто не пожелал прийти. В этом не было ничего удивительного, на нашем участке уже два раза пытались прорваться дикари, а у них еще не было ни одной серьезной атаки. Теперь на баррикаде осталось всего десять человек способных держать оружие. Раненых мы перенесли в ближайший опустевший дом, и разместили в гостиной на диване и на полу, настелив матрасы, взятые в спальнях. Один моряк был без сознания, двое других едва держались.

— Господин супер-лейтенант, — попросил сержант с перевязанной головой, — если они прорвутся, прикажите кому-нибудь пристрелить нас.

— Сами справитесь, — сказал я и вложил ему в руку заряженный револьвер, — нам будет не до этого.

Пока санитар занимался ранеными, я прошелся по дому. Жители собирались в спешке, многие вещи лежали, как попало, по полу были разбросаны детские игрушки. На кухне нашелся кофе, и я разжег спиртовку. Надеюсь сбежавшие хозяева не будут на меня в обиде. В конце концов, сражаясь на перекрестке, я защищал их собственность.

Мы сидели с Вагом на ящиках и пили кофе из алюминиевых кружек. Десантники наблюдали за улицей. Все были напряжены до предела. Я видел, что люди напуганы. Ко мне подошел последний, оставшийся в моем взводе лейтенант, вид он имел очень серьезный.

— Извините, господин супер-лейтенант, — сказал он, — мы перекрыли улицы, ведущие от ворот к океану, но, что, если дикари не пойдут напрямик, а нападут с фланга или с тыла?

Я с уважением взглянул на офицера. Эта мысль тоже не давала мне покоя. Интересно, он просто так решил высказать мне свои опасения или у него есть конкретное предложение?

— Такое возможно, но нам все-равно нечем прикрыться с флангов, — ответил я.

— Мы могли бы выставить заслоны из местных жителей.

Думал ли я об этом? Конечно, первое что пришло мне в голову, это вывести на улицы всех, кто может держать оружие. Но имел ли я моральное право на то, чтобы отправлять в бой поселенцев? Мы оказались в критической ситуации, где жизнь военных стоила столько же, сколько и жизнь гражданских. Но моряки давали присягу защищать жителей островов до последней капли крови. Конечно все это красивые слова, но они накладывают определенные обязательства.

— Наша задача защищать горожан, а не прикрывать ими наши спины, — сказал я.

Лейтенант задумчиво кивнул.

— Раньше дикари всегда атаковали в лоб, — попытался я его успокоить, — будем надеяться, что, за последнее время, их тактика не изменилась.

О том, что теперь, вместе с дикарями, против нас воюют бывшие офицеры адмиралтейства, я говорить не стал. Пусть мои страхи останутся только моими. Десантники с надеждой поглядывали в мою сторону. Каждый из них ждал только одного, приказа все бросить и отойти к комендатуре. Нужно было, как-то поднять боевой дух. Вот только, как?

— Разрешите идти? — спросил лейтенант.

— Идите.

Я вернулся в дом проведать раненых. Десантник, который был без сознания, пришел в себя, но радости это не прибавило. Он не понимал, где-находится и только жалобно всхлипывал, словно брошенный котенок.

— Может его, того? — спросил сержант, показав на револьвер, — санитар говорит плох, не выживет. Зачем мучить?

— Подождем, — ответил я, — умереть он всегда успеет.

Сержант тяжело вздохнул. Я его хорошо понимал, слушать жалобные стоны было невыносимо.

— Как Вы думаете, господин супер-лейтенант, подмога подойдет? — спросил другой раненый десантник.

— Должна подойти.

— Скорее бы.

Я внимательно осмотрел дом, в случае, если нас «выдавят» с перекрестка, возможно придется здесь оборонятся. На окнах были крепкие ставни, а из коридора, в глубину сада, вел черный ход. В детской мне попались на глаза: толстая ученическая тетрадь в кожаном переплете, огарок свечи и несколько карандашей. Я взял их с собой.

После того, как стрельба на окраинах смолкла, наступила удивительная тишина. Установленные на набережной орудия, тоже прекратили огонь. Десантники беспокойно оглядывались по сторонам.

Я вышел из дома, сел на ящик у самой баррикады, зажег свечу и поставил рядом. Маленький дрожащий огонек пламени приковал к себе всеобщее внимание. Моряки с удивлением смотрели на меня.

— Не боитесь, что дикари начнут стрелять на свет? — спросил Ваг.

— Нет, они не могут видеть меня из-за завала.

Я разложил солдатские медальоны и офицерские книжки погибших, достал из планшетки ученическую тетрадь, и принялся, в столбик, записывать фамилии. Краем глаза я видел, что моряки внимательно наблюдают за мной.

— Что Вы делаете? — удивился интендант.

— Заполняю судовой журнал, — громко сказал я.

Командир морины обязать записывать все, что происходит. Судовой журнал это все равно, что знамя, второй по значимости символ. Если старший офицер его заполняет, значит все в порядке и нет причин для паники. Мне было необходимо, хоть как-то, поднять дух уставших и напуганных людей. К тому же простая и монотонная работа, позволяла самому отвлечься от гнетущих мыслей.

Я оформил первую страницу: записал свои данные и дату, когда принял командование над сводным отрядом, указал боевую задачу, составил подробный список действий. На второй странице я перечислил фамилии тех, кто сражался на баррикаде, имена погибших и дезертиров. В отряде я знал всего несколько человек, но остальные помогли мне заполнить пробелы. Когда я закончил, Ваг угостил меня сигарой.

— Это не настоящий журнал, — тихо, так чтобы никто не услышал, сказал он, — это ученическая тетрадь. Где Вы ее раздобыли?

— Позаимствовал в доме, — так же тихо ответил я.

— Мы с Вами словно мародеры, — проворчал он, — взломали двери, взяли чужое имущество.

Я с удивлением уставился на интенданта. Признаться, не ожидал от него такой щепетильности.

— Сделаем запись в судовом журнале, — сказал я, — какой номер дома?

— 14-ый.

Я перевернул страницу и записал: «Супер-лейтенант Бур взял в доме N14 по Канатной улице: пять ложек кофе, тетрадь, свечу и 2 карандаша. После окончания боевых действий обязуюсь возместить хозяевам все расходы. В случае моей смерти, прошу командование сделать это за меня. Число, подпись». Я показал Вагу запись.

— Удовлетворены?

— Великий океан, я же не серьезно сказал.

Я убрал тетрадь в планшетку и затушил свечу. Все-таки не стоило долго оставаться на свету. Офицерская бравада вещь полезная, но увлекаться ей не стоит. Дикари не могли разглядеть меня за завалом, но что им мешает пустить стрелу с крыши или с дерева.

Через полчаса к нам прибежал вестовой из комендатуры. Оставшийся там гарнизон благодарил за продукты, которые мы нашли в офицерском клубе и отправили с нарочным, и спрашивал о состоянии дел. В штабе скопилось много гражданских. Корабли отошли и всех, кто пришел после их ухода, размещали в подвалах комендатуры. Я быстро набросал короткий отчет и передал десантнику. Конечно, Ваг и лейтенант хотели, чтобы я попросил помощи, но делать этого не стоило. В штабе остался один неполный взвод, всего тринадцать человек и группа вооруженных колонистов. В случае нападения, баррикаду они не спасут, зато смогут продержаться в здании до прихода помощи.

Я был уверен в том, что туземцы собирают, в захваченной части города, большой отряд. Появление Бао было не случайным. Очень скоро атакующие накопят достаточно сил для серьезного штурма. Словно прочитав мои мысли, люди притихли. Десантники проверяли оружие, готовили ручные бомбы. Мне хотелось верить в то, что душу Рока сейчас треплют на дне морские дьяволы, припоминая капитану прошлые грехи. Если ледяная бездна, в которой вечно страдают грешники, действительно существует, ему там самое место.

Я все еще надеялся на то, что десантники, укрывшиеся в форте на границе с вардами, решатся на марш-бросок и выручат нас из беды. Но с каждой минутой, проведенной на перекрестке, надежда становилась слабее.

Дикари не стали атаковать в лоб и не решились обойти с флангов. Они поступили умнее. Сначала я даже не понял, что происходит, когда сверху, прямо с неба, на нас посыпались стрелы. Кто-то закричал, один десантник изогнулся дугой, пытаясь дотянуться до древка, торчащего из спины. Рядом со мной, неожиданно, охнул Ваг и с удивлением посмотрел на свою толстую ляжку, пробитую стрелой. Дикари выставили против нас лучников, которые не стали выискивать случайные цели, а пустили стрелы почти под прямым углом в небо. Долетев до верхней точки, они обрушились вниз, увлекаемые к земле тяжелыми кованными наконечниками. Конечно, в этом случае, стрела теряла часть своей убойной силы, но ее вполне хватило для того, чтобы пробить гимнастерку и глубоко вонзиться в тело. Возможно от этой напасти нас бы смогли уберечь толстые кожаные куртки, в которые наряжались абордажные команды лет 500 назад, но в современной армии никто не думал о том, что десантникам может понадобиться защита от стрел.

— В дом, — закричал я, — скорее в дом!

Мы едва успели укрыться под крышей, несколько человек остались лежать на улице. А стрелы все падали и падали, протыкая уже мертвые тела, распростертые на мостовой.

— Приготовиться к отражению атаки, — приказал я.

Люди бросились к окнам.

Ваг с трудом доковылял до кухни и теперь сидел на табурете, разглядывая свою рану. Он схватился за древко, хотел вырвать стрелу, но я его остановил.

— Не надо. Будет только хуже.

Страшно представить, что может натворить наконечник, если резко потянуть его наружу. Каленные «усы» разорвут мясо и сосуды, и интендант может истечь кровью. Стрела почти проткнула ему ногу насквозь. Я нащупал, через кожу, острие наконечника.

— Потерпите, — сказал я, взялся за древко и с силой надавил в низ. Ваг охнул и выпучил глаза. Наверно ему было очень больно.

— Терпите, — повторил я.

Он закусил губу и закряхтел. Я все давил и давил, пока железное жало не вышло, с другой стороны. Потом взял со стола столовый нож и срезал наконечник. Ваг шипел и ругался, как биндюжник. Пока он не опомнился, я взялся за древко возле оперения, потянул стрелу вверх, и вытащил ее из раны. Из интенданта словно выпустили воздух, он захрипел и откинулся назад, стукнувшись затылком о стену.

— Бинтуй, — приказал я санитару, который все это время сидел рядом на корточках, в ужасе теребя вскрытый бинт.

С такими ранениями ему еще не приходилось сталкиваться, поэтому он смотрел на меня, как на святого, который только что совершил великое чудо. В свое время мне пришлось насмотреться на то, как Сол вытаскивает из раненых туземные стрелы. Я не был уверен в том, что все сделал правильно, но доктора поблизости не было. Интересно, как там Сол? Добрались ли до него люди Хала и успел ли он добежать до корабля?

Стрелы все сыпались и сыпались на мостовую. Тела мертвых моряков были сплошь утыканы ими и издалека напоминали дикобразов.

Пока я занимался раненым интендантом, десантники расположились возле окон. Напуганные внезапной атакой и гибелью товарищей, они совершенно потеряли голову. В доме горели свечи и их никто не догадался потушить. Десантники были отлично видны в оконных проемах, поэтому туземные стрелки не стали медлить. Подобравшись к опустевшей баррикаде, они обстреляли дом и перебили почти весь мой гарнизон. В тот момент, когда дикари пустили стрелы, мы с санитаром решили перенести интенданта в спальню. Это нас и спасло. Я услышал за спиной крики и хрипы десантников, и тупые удары, вонзающихся в стены, стрел.

Я бросился в комнату, но было слишком поздно. Трое моряков лежали на полу без признаков жизни, а лейтенант корчился поперек кровати и скреб скрюченными пальцами пробитую грудь. Раненый, на которого он упал, был уже мертв.

Я оглядел залитую кровью и утыканную стрелами комнату, и встретился взглядом с сержантом. Он лежал на матрасе на полу, поэтому остался в живых. Сержант осклабился и крепче сжал револьвер.

— Уходите, — сказал он, — я их задержу.

Увидев мое замешательство, он махнул рукой в сторону коридора.

— Скорее.

Защищать здесь было больше нечего. Перекресток захвачен и наша героическая смерть, уже ничего не могла решить.

Я кивнул и вышел. Мы с санитаром подхватили интенданта, прошли по коридору и выбрались из дома, через заднюю дверь. Мы оказались в саду, в полной темноте, и постарались отойти от коттеджа, как можно дальше. За нашей спиной раздавались крики и выстрелы. Видимо дикари ворвались в гостиную. За забором метались черные тени, и я понял, что туземцы уже прошли баррикаду и бросились по улице вниз, в сторону причалов.

Неожиданно Ваг схватил меня за плечо.

— К комендатуре нельзя, — горячо дыша мне в ухо, зашептал он — не пройдем. Нужно уходить в другую сторону. Где-то здесь должна быть калитка.

Он давно жил на Диком острове и знал, что по местным законам, владельцы домов не имели право строить сплошные заборы. Отгораживаясь от соседа высокой оградой, хозяин должен был оставить проход на расположенный рядом участок, на случай пожара или другого стихийного бедствия. В темноте я с трудом отыскал калитку. На наше счастье она оказалось не запертой. Мы протиснулись в узкий проход и успели захлопнуть ее за собой и задвинуть засов, прежде, чем туземцы выбежали в сад.

Не знаю сколько дворов мы прошли. Ваг был невероятно тяжел и очень скоро мы совершенно выбились из сил. В городе опять началась стрельба, но я не мог понять откуда доносились выстрелы, то ли дикари добрались до комендатуры, то ли туземцы бросились грабить дома и столкнулись с, засевшими в них, горожанами. Одно было хорошо, мы уходили от войны, пальба раздавалась за нашими спинами.

Наконец в одном из дворов я окончательно лишился сил. Нужно было передохнуть. Мы опустили Вага на траву и повалились рядом. Какое-то время я просто лежал, бездумно глядя в высокое черное небо. Наверно, если бы сейчас сюда ворвались дикари, я бы даже не встал. В конец измученный, я потерял всякую способность к сопротивлению. Рядом тяжело дышали мои спутники.

— Бросьте меня, — прошептал Ваг, — оставьте здесь.

Я не ответил, перекатился на живот и встал, ноги дрожали. Нужно было осмотреться и понять куда мы забрались.

— Сидите тихо, — сказал я и пошел в сторону, чернеющего впереди, дома. Стрелять было нельзя, чтобы не привлекать внимание дикарей, поэтому я вытащил саблю и выставил ее перед собой. Участок весь зарос высокой травой, видимо здесь давно никто не жил. Спотыкаясь и оскальзываясь в темноте, я добрался до двери. Она оказалась заперта. Я попытался надавить на нее плечом, но вдруг в прихожей скрипнули половицы и суровый мужской голос сказал, — убирайся, а то выстрелю.

Я отшатнулся, но потом снова взялся за ручку.

— Если выстрелишь, сюда сбегутся дикари и всех убьют.

За дверью кто-то завозился.

— Чего надо?

— Спрятаться. У нас раненый.

— А у меня семья, — сказал незнакомец, — уходи по-хорошему.

Я спустился с крыльца и пошел вдоль забора, разыскивая калитку, ведущую на соседний участок.

Наконец мы нашли пустой дом и втащили Вага внутрь. Я запер дверь на все засовы и задернул занавески. Пока нас никто не преследовал, но дикари могли в любой момент добраться и до этого участка.

Мы расположились на полу в прихожей. Если кто-нибудь ворвется следом, сразу наткнется на нас. Вагу было плохо, он тяжело дышал. Меня шатало от перенесенного нервного и физического напряжения, дрожали руки, сильно болела голова, а повязка на боку опять намокла. Очень хотелось выпить.

— У тебя спирт остался? — спросил я санитара.

— Никак нет, — испуганно ответил он.

— Жаль.

Я поднялся и побрел на кухню. Казалось, что, если я сейчас не выпью, то умру на месте.

Зажигать свет я боялся, поэтому искал бутылки на ощупь. В кухне ничего не оказалось, и я перебрался в гостиную. Здесь мне повезло больше. В буфете нашлась почти полная бутылка. Я зажег спичку и убедился в том, что это не уксус и не постное масло. Хозяин дома предпочитал ром. Коньяк мне нравился больше, но выбирать не приходилось. Я сделал несколько глотков прямо из горлышка, поморщился и вернулся к остальным.

— Держите, — я протянул бутылку интенданту, — Вам надо выпить.

Ваг схватился за бутылку так, словно это был спасательный круг.

От рома у меня зашумело в ушах, но стало значительно легче.

Ваг вернул мне бутылку, и я еще раз к ней приложился.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил я.

— Плохо, — интендант завозился в темноте, устраиваясь поудобней.

— Оставайтесь здесь, я схожу на разведку.

— Не надо, — жалобным голосом попросил он, — там слишком опасно.

— Ничего, мне надо знать, что происходит.

Очевидно, что мой план не сработал. Либо Дайяла не нашла Муки, либо вождь не захотел пощадить город, даже после того, как получил обратно своих детей. Десантники из форта не пришли. Видимо они решили отсидеться за крепкими стенами, прикрываясь приказом, который запрещал им покидать укрепления.

— Вы не вернетесь, — сказал Ваг.

Интендант был совершенно прав, снаружи меня ждала верная смерть, но я не мог отсиживаться в доме пока десантники и поселенцы отбиваются от дикарей. Это было выше моих сил.

— Оставайтесь здесь, — прошептал интендант, — все кончено. Надежды больше нет.

— Я должен идти.

Ваг не ответил. Рядом тяжело вздохнул санитар.

— Мне пойти с Вами, господин супер-лейтенант? — спросил он.

Я встал и прислонился к стене.

— Оставайся с интендантом, свет не зажигать, двери не открывать. Патроны у тебя есть?

— Так точно.

— И у меня тоже есть, — сказал Ваг, — я стрелял мало. Возьмите.

Он нашел мою руку в темноте, и высыпал на ладонь пригоршню патронов.

Это было весьма кстати. Я положил их в карман галифе. Брать с собой планшетку не хотелось, поэтому я стянул ее через голову и положил на пол. Толстую ученическую тетрадь, которую мне пришлось превратить в судовой журнал, я засунул спереди под френч. В ней были списки погибших бойцов и дезертиров. Это было важно.

Нужно было уходить. Чем дольше прощаешься, тем труднее сделать первый шаг.

— Я не хочу здесь оставаться, — неожиданно закапризничал Ваг, — давайте пойдем все вместе.

— Я Вас больше таскать на себе не стану. Вы весите больше, чем синий кит, — сказал я, отодвинул засовы и вышел в ночь.

Благодаря раненому сержанту, мы успели спастись бегством, но оказались во вражеском тылу. Что ждало меня в темных дворах и на опустевших улицах захваченного города? Я слышал, как за моей спиной закрылась дверь и скрипнула щеколда. Нужно было отправляться в путь. После всего пережитого меня охватило странное безразличие. От усталости и боли инстинкт самосохранения притупился. У меня не осталось сил для того, чтобы взламывать калитки и перелезать через заборы. Будь, что будет, но я пойду напрямую. Я открыл ворота и вышел на улицу.

Она упиралась одним концом в городскую стену, а другим выходила во фланг нашей баррикаде. Возможно именно по ней, час назад, пробирались туземные лучники для того, чтобы уничтожить мой отряд. Сейчас здесь никого не было, в свете луны можно было разглядеть несколько неподвижных тел на мостовой. На этом участке частокол сохранился. Охраны здесь было мало, и дикари просто перелезли через него, после того, как перебили часовых. Осталась, прислоненная к стене, грубо сколоченная, осадная лестница. Я опрокинул ее и сбросил в канаву. Теперь уйти этим путем у туземцев не получится. Вряд ли они смогут отыскать лестницу в темноте.

Я пошел вперед, стараясь держаться ближе к оградам. Сколько прошло времени с того момента, как мы покинули перекресток? На часы я не смотрел. Казалось мы полночи пробирались через сады к дому, в котором я оставил Вага и санитара. Сейчас, по прямой, я вышел к опустевшей баррикаде всего за пару минут. Здесь было темно и тихо. Всюду лежали мертвецы, вперемешку — десантники и дикари. Уходя, туземцы раскидали наш костер. Он почти погас, в ночи светилось всего несколько тлеющих угольков. Судя по всему, первая баррикада тоже не устояла. На соседнем перекрестке стояла мертвая тишина. Повинуясь неожиданному порыву, я вошел в дом, в котором погибли десантники, зажег спичку и осмотрел гостиную. Сержант успел забрать с собой двоих. Он так и лежал на матрасе, из груди торчало короткое копье, а мертвые туземцы замерли в проходе у его ног. Я подобрал с пола револьвер. В нем оставался всего один патрон. В темноте, наощупь, я зарядил оружие и вышел в ночь. Прятаться я больше не собирался. У комендатуры шел бой. Судя по всему, гарнизон отчаянно сопротивлялся. Дорога к пристани шла под уклон, и я быстро зашагал туда, откуда доносились крики и выстрелы.

Неожиданно откуда-то сбоку, из темноты, послышался жалобный стон. Я пошел на звук, пытаясь на ходу зажечь спичку, чтобы найти раненного и оказать ему первую помощь. Почему-то я был уверен в том, что это не дикарь. Спички вспыхивали и сразу гасли, и я брел, не разбирая дороги, натыкаясь на мертвые тела. Стон раздался совсем рядом. Я присел на корточки и наконец зажег огонь. Прямо передо мной на мостовой, лицом вниз, лежал офицер. Видимо он пытался ползти, но силы покинули его. Я бросил спичку, склонился над телом и перевернул его. Раненый глухо застонал, стал шарить пальцами по моей груди, ухватился за портупею и притянул к себе.

— А-а-а, — выдохнул он мне в лицо.

— Ничего, ничего, — сказал я, — сейчас я Вам помогу.

Бинта у меня не было, но я мог перевязать его носовым платком.

Я зажег другую спичку, чтобы рассмотреть рану и отшатнулся.

Передо мной лежал Бао. Видимо, стреляя в него, я не промахнулся. Лицо и одежда капитана были перемазаны в грязи. Наверно он свалился в канаву и только сейчас сумел выбраться. Он продолжал хрипеть и тянул меня к себе. Судя по остановившемуся взгляду, Бао был не жилец. Он ничего не видел вокруг и не понимал, где находится. Я перехватил его руку и оторвал от ремня. Капитан опять застонал. Я не мог ему помочь, возможно даже Сол не сумел бы этого сделать. При дрожащем свете горящей спички, я разглядел глубокие раны на груди и животе. Похоже, помимо моей пули, капитана настигли осколки гранаты. Все что я мог сделать, это прекратить мучения своего врага. Я достал револьвер, но потом опять убрал его в кобуру. Пусть сегодня океан решает кому жить, а кому умереть. Я оставил Бао на дороге, дожидаться помощи, может быть туземцы подберут его на обратном пути.

Немного не доходя до площади, я остановился, чтобы перевести дух, словно ловец жемчуга, который замирает на мгновение, перед прыжком на глубину. Все было напрасно. Я не спас город, не спас людей. Колония умирала. Все-таки Рок добился своего. Следы его преступлений сегодня будут уничтожены, и никто не сможет поведать о них миру, потому что мне тоже не пережить эту ночь. Я облокотился о стену и замер прислушиваясь, держа в каждой руке по револьверу. Откуда-то сбоку, раздавались истошные женские крики, грохнул выстрел. Что мне делать? Попытаться пробиться к комендатуре, которую сейчас штурмует сотня дикарей, или вернуться и спасти людей, которых убивают на соседней улице, в собственном доме? Возможно там всего несколько туземцев. Я смогу их пристрелить и затаиться в развалинах. Неожиданно женский крик оборвался на высокой ноте. От боли и усталости в голове у меня помутилось. На мгновение мне показалось, что я нахожусь на самом дне океана и вокруг нет ничего кроме черной воды. С большим трудом я справился с наваждением. Я снова стоял на улице, прислонившись к забору, а снизу, от причалов, неслись крики туземцев, и слышался треск одиночных выстрелов. Нужно было на что-то решаться. Я взвел курки на обоих револьверах и вышел на площадь.

О том, что произошло возле комендатуры у меня сохранились весьма смутные воспоминания. По словам очевидцев, мне удалось прорваться к дверям, где я и свалился без чувств. Из меня торчали три стрелы, одна попала в плечо, другая в бедро и последняя в живот.

— Вас спасла эта нелепая тетрадка, которую Вы, зачем-то, засунули под френч, — говорил Сол, во время перевязки, — наконечник в ней застрял, и стрела вошла неглубоко. Если бы она пробила Вам кишки, я был бы бессилен.

Вообще, страшные на первый взгляд и довольно болезненные, раны оказались не смертельны. Великий океан и на этот раз, зачем-то, сохранил мне жизнь.

Благодаря моему неожиданному появлению на площади, сорвалась очередная атака дикарей. Прорываясь ко входу, я расстрелял туземцев, которые собирались поджечь угол здания. Меня, в последний момент, втащили в комендатуру и бросили на полу, потому что некогда было перевязывать мои раны, аборигены, в очередной раз, пошли на штурм. Все-таки Муки пожалел город. Видимо Дайяла и дети разыскали его в ночной суматохе, потому что, среди нападавших на комендатуру, его людей уже не было. В определенный момент Муки отозвал своих воинов и, на рассвете, город грабили другие племена, которые присоединились к нему для ночной атаки. Остановить их Муки не мог, дикари не хотели уходить без добычи.

Десантники, охранявшие границу с вардами, долго не решались отправиться к нам на выручку, и только неожиданное вмешательства Хала, вынудило их зашевелиться. Он привел свое судно прямо к крепости, высадился с абордажной командой и ворвался в штаб, где заседало командование форта. Говорят, он был мертвецки пьян, хамил и размахивал револьвером. Не знаю, может быть все так и было на самом деле. Лично я считаю, что рассказы о той ночи и о наших «героических» поступках сильно преувеличенны. Сначала ему не поверили, но судно забитое гражданскими, которые видели гибель города своими глазами, оказалось веским аргументом в споре. Для охраны границы оставили два взвода, а усиленная морина, погрузилась на крейсер и отправилась к нам на подмогу. К тому моменту, когда они появились на причале, дикари уже потеряли интерес к комендатуре и занялись обычным грабежом. Атаковать укрепленное здание никто больше не хотел, тем более, что город оказался в полной власти туземцев. Кварталы, ближайшие к главным воротам, выгорели полностью, несколько улиц в центре тоже сильно пострадали от огня, но половина поселения уцелела. Дикари не ставили перед собой задачу полностью уничтожить город, а после того, как Муки увел своих людей, и они остались без командира, просто разбежались по улицам небольшими группами и занялись мародерством. Оказать серьезного сопротивления, прибывшему из крепости подкреплению, они не смогли и очень скоро город был очищен.

Сол не ушел с Халом. В последний момент он успел добежать до комендатуры и оставался там все время, пока я защищал баррикаду. На мое счастье санитары побоялись сами вытаскивать из меня стрелы и отнесли к доктору, который перевязывал раненых в подвале. Он прооперировал меня, а после того, как дикарей отогнали от города, распорядился перенести меня к себе в дом. Трое суток я балансировал между жизнью и смертью, а Сол сутками дежурил у моей постели.

Первые дни я был очень плох, но постепенно здоровье мое стало поправляться и через несколько дней я уже мог садиться в кровати. Сегодня я проснулся от шума голосов. Сол с кем-то яростно спорил в приемной.

— Дайте ему немного прийти в себя, — возмущенно выговаривал доктор.

— Мы просто хотели задать ему несколько вопросов, — оправдывался незнакомый голос.

— Зададите послезавтра.

Не трудно было догадаться, кто собирался со мной говорить. С самого начала я понимал, что в покое меня не оставят. Город сильно пострадал, погибло много людей и адмиралтейство захочет знать, кто во всем этом виноват. Конечно контрразведка сразу укажет на Рока. Именно он руководил колонией и несет ответственность за все. Основная проблема заключалась в том, что в метрополии не любили, когда главный подозреваемый умирал раньше времени. Для показательного процесса нужен был живой и невредимый преступник, которого можно было прилюдно покарать в назидание другим. В данном случае, такого не было.

— Пусть войдут, — сказал я.

Говорить громко я не мог, но меня услышали. В приемной кто-то кашлянул, послышались торопливые шаги и на пороге появился доктор, лейтенант Шоб из контрразведки и незнакомый мне супер-лейтенант. Они поздоровались и подошли поближе. Я сел на кровати, облокотившись на подушки, и кивнул в знак приветствия.

Шоб огляделся, не увидел ничего, на что можно было бы присесть и обратился к доктору, — У Вас не найдется табурета или стула? Мне нужно делать записи, а стоя не удобно.

Сол недовольно хрюкнул, вышел в приемную и принес табурет.

Контрразведчик уселся, положил на колени планшетку, достал из нее лист бумаги и карандаш.

— Извините за беспокойство, но ведется следствие, нам еще многое непонятно.

— Ничего.

Супер-лейтенант с интересом меня разглядывал. Он был старше лет на семь, маленького роста, худой, волосы наполовину седые. Я был уверен в том, что вижу его впервые. Наверно это был один из офицеров, которых прислали к нам на помощь в ту злополучную ночь.

— Во время осады города, Вы встретили лейтенанта Ража и сообщили ему о смерти капитана Рока. Скажите, пожалуйста, Вы сами видели, как погиб капитан?

— Нет. Когда я пришел, он был уже мертв.

Шоб кивнул и сделал первую запись.

— А зачем Вы к нему пришли?

— На город напали, Рока на месте не было, и никто не знал, где его искать.

— У Вас была для него, какая-то важная информация?

— Нет. Я хотел его разыскать и предложить свою помощь.

— В чем? — удивился Шоб.

— В защите городе, — я сделал паузу, чтобы отдышаться, доктор говорил, что моя слабость вызвана большой потерей крови, — все-таки я боевой офицер, воевал и мог быть полезен.

— И это все? — спросил контрразведчик.

— Да.

Он опять заскрипел карандашом. Казалось наш разговор совершенно не интересовал супер-лейтенанта. Он с интересом смотрел по сторонам, разглядывал вереницу бутылочек с лекарствами и мою окровавленную форму, висящую на вешалке. Сол собирался отдать ее в чистку, но единственная прачка на его улице погибла.

— Хорошо, — сказал Шоб, — что Вы увидели в доме капитана?

— Я нашел Рока в гостиной, — ответил я, — а в подвале — тела лейтенантов Зута и Веса. Там еще был городской интендант, кажется его звали Шоц.

— Все они были мертвы?

— Да. Еще в гостиной, рядом с телом Рока, лежал труп дикарки.

— Значит мы можем предположить, что ее убил капитан?

— Да. Я тоже так и подумал.

— Значит Рок лежал в гостиной, — переспросил Шоб, — а остальных Вы обнаружили в подвале?

Казалось, контрразведчик пытался подловить меня на мелочах, но пока у него ничего не получалось.

— Да.

— Мы осмотрели тела, — продолжал он, не отрываясь от письма, — Вас не удивило, что у лейтенанта Веса были связаны руки?

— Нет. Вы же знаете, что на днях он был арестован и обвинен в убийстве.

Шоб и супер-лейтенант переглянулись.

— Как Вы думаете, — лейтенант посмотрел на меня, — что он мог делать дома у Рока?

— Не знаю. В ту ночь я видел много странного, — я неловко шевельнулся и заскрипел зубами от боли.

— Лежите, лежите, — забеспокоился Шоб, — мы не будем Вас долго мучить. Скажите, Вы не видели оружия капитана и лейтенанта? На месте его не оказалось.

— Оружия капитана в комнате не было, а револьверы лейтенанта Зута и интенданта я взял с собой.

— Зачем? — удивился Шоб.

— У меня кончились патроны, в городе шла резня, — ответил я, — а покойникам оружие ни к чему.

Супер-лейтенант понимающе кивнул. Любой десантник, на моем месте, поступил бы так же.

— А Вас не удивило то обстоятельство, что оружие капитана пропало, а револьверы интенданта и лейтенанта никто не тронул?

— Мне некогда было удивляться.

Какое-то время мы молчали, слышно было только, как скрипит карандаш Шоба.

— Это Вы укрыли тело лейтенанта Веса одеялом? — неожиданно спросил супер-лейтенант.

Наверно он не должен был задавать вопросы, потому что контрразведчик бросил на него недовольный взгляд и тяжело вздохнул.

— Да.

— Почему только его? — офицер с интересом уставился на меня.

Все-таки Сол был прав, когда не хотел пускать ко мне посетителей. Раны разболелись, а от нелепых вопросов начала кружиться голова. К тому же этот допрос начинал действовать мне на нервы.

— Одеяло было одно, и я укрыл первое попавшееся тело.

Шоб наконец закончил записывать, убрал листы в планшетку и встал.

— Извините, что побеспокоили. Вы оказали неоценимую помощь следствию. До свидания.

— До свидания.

Контрразведчик вышел. Супер-лейтенант почему-то задержался, подошел к кровати и нагнулся ко мне.

— Вы молодец Бур, настоящий герой. Если бы не Вы этого города уже бы не было на карте.

Я не нашелся, что ответить.

— Меня зовут Хот. Вижу эта фамилия Вам знакома. Мой племянник, когда-то служил под Вашим началом, — сказал он и тут же добавил, — вы вместе принимали участие во второй экспедиции.

Я помнил молодого лейтенанта, в свое время мы расстались хорошими друзьями.

— Вина за то, что мы так долго не приходили к Вам на помощь, целиком лежит на мне, — продолжал офицер, — я не поверил лейтенанту Ражу, не поверил Вам. Извините.

Он смотрел на меня, смущенно улыбался и, казалось, чего-то ждал.

— Все-таки Вы пришли, — сказал я.

— Без обид?

Этот детский вопрос странно прозвучал в комнате, пропахшей потом и камфарным маслом. Я вспомнил дом, заваленный трупами десантников и сержанта, распростертого на матрасе, похожего на жука из коллекции энтомолога, приколотого булавкой к бумаге.

Я не знал, что сказать и не мигая смотрел на офицера.

— Не держите зла, Бур, — уже другим тоном сказал супер-лейтенант, видимо он понял, что сейчас, о той ночи, со мной лучше не говорить.

— Какие обиды, — наконец выдавил я из себя, — служба есть служба.

Супер-лейтенант вздохнул, отдал честь и вышел. Он больше не улыбался.

Я слышал, как Сол закрыл за офицером дверь. Доктор немного потоптался в прихожей и вернулся в комнату. Он подошел к столу, достал из жестяной коробочки шприц и ампулу, набрал лекарство и внимательно посмотрел на меня поверх очков.

— Значит руки лейтенанта Веса были связаны? — спросил он.

Я подозрительно покосился на него.

— Почему Вас это заинтересовало?

Сол хитро прищурился.

— У Вас на запястьях характерные следы от веревки. Кстати они еще не зажили.

Слава океану, что, разговаривая с Шобом, я все время держал руки под одеялом.

— Я побывал в плену.

— У кого?

— Разумеется у дикарей, — буркнул я, — на меня напали в городе. Я Вам рассказывал.

Сол с сомнением покачал головой. Историю о моей встрече с Бао и его людьми, доктор уже слышал.

— Пока Вы лежали без памяти, у Вас был довольно интересный бред, — продолжал он, — Вы говорили о каком-то подвале, о похищенных детях и о том, что пора убивать мерзавцев, называли имена Рока и Зута.

Возможно, если бы не сегодняшний визит Шоба, я бы все рассказал Солу. Но пока контрразведка ищет виновных и копает под меня, лучше держать все тайны при себе. Чем меньше Сол будет знать, тем лучше.

— К смерти Рока я не имею никакого отношения, — ответил я, с трудом поворачиваясь на бок, — его океан покарал.

— За что?

Доктор навис надо мной со шприцом в руке. Казалось он не собирался ничего делать, пока не услышит признание.

— За все, — выдохнул я, — да колите уже, больно лежать на боку.

Сол ткнул иголкой, потом убрал шприц и протер место укола ватой, смоченной спиртом.

— Что Вы мне вкололи? — спросил я, растирая ягодицу.

— Больно?

— Очень.

— Это снотворное, — сказал доктор, — Вам надо поспать.

Он убрал шприц и вышел из комнаты, насвистывая на ходу известную мелодию. Эту песню я знал, ее любили петь вечерами в деревенских тавернах и в притонах контрабандистов. В ней говорилось об офицере, затеявшем бунт на корабле и убившем капитана. Кажется, в последнем куплете, офицера вешали на рее.

Раны заживали плохо, и я капризничал.

— Дайте мне морфий, — просил я доктора.

Сол не поддавался и только сердито сопел.

— Его нельзя часто колоть. Вы же знаете, что бывает с теми, кто злоупотребляет этим лекарством.

— К морскому дьяволу, — упорствовал я, — мне больно.

Доктор качал головой и уходил в другую комнату, на мои жалобы он не обращал никакого внимания.

Его дом пострадал не сильно, входная дверь и стекла в приемной были выбиты, исчезли кастрюли и сковорода, запасы еды, кое-какая одежда и сабля. Оконные проемы затянули бумагой, а изуродованную дверь поставили на место. Теперь она отчаянно скрипела и с трудом закрывалась, но это никого не волновало.

День проходил за днем. Общая беда сблизила поселенцев. Первое время люди, оставшиеся без крова, спали прямо на улицах, но потом обитатели уцелевших домов стали пускать их к себе на постой без всякой платы. Колонисты делились последним и город потихоньку начал оживать. Часть армейских складов сгорела, но новый комендант распорядился обеспечить горожан всем необходимым. Как оказалось, Рок и аборигены разграбили не все. Теперь, наравне с военными, гражданским выдавали сухой паек.

Все это я узнавал от редких посетителей, которые заходили меня проведать.

Хал бывал у нас через день, он приносил с собой фрукты и коньяк. У капитана были деньги, и он покупал продукты по дороге. Многие магазины сгорели или пострадали так сильно, что хозяева вынуждены были их закрыть, но торговцы предлагали свой товар прямо на улице. Почти все мои деньги пропали. Кто их забрал из номера, Зут или мародеры, я не знал. То, что оставалось в кошельке я отдал Солу за постой и лекарства. Доктор сходил в офицерский клуб и принес мои вещи, белье и парадную форму никто не тронул. Хал передавал нам последние новости, рассказывал, о чем судачат офицеры в комендатуре и описывал, как выглядит город и горожане. Одним словом, он заменил мне газету, которую временно перестали выпускать. Капитан жаловался на нового коменданта, говорил, что жизнь города его мало интересует. Сейчас всех беспокоила граница и аборигены. Племена, которыми руководил Муки, ушли на север сразу после нападения на город. Огромные пространства оказались свободны от туземцев, но не было сил и средств их захватить. Застава, во главе с супер-лейтенантом Цопом, уцелела. Дикари не стали тратить на нее силы, обошли со всех сторон и бросились к городу. Конечно десантникам тоже досталось. На них нападали разрозненные отряды, часть укреплений разрушили. Цоп потерял больше половины личного состава, но выжил сам и сумел, с оставшимися людьми, продержаться до утра. Всех офицеров, без исключения, таскали в контрразведку. Хала тоже допрашивали несколько раз. По словам капитана, Шоб вел себя, как злобная мурена. Сол почти не выходил из дома, поэтому с интересом слушал обо всем, что происходит в городе и зорко следил за тем, чтобы, во время наших встреч, я не увлекался спиртным. Он разрешал мне выпить всего одну рюмку, а потом отодвигал бутылку.

Однажды к нам заглянул интендант Ваг. Он сильно похудел, под глазами появились темные круги. Сол говорил, что в рану попала инфекция и интенданту предстояло серьезное лечение. Сам он Вага не лечил, но слышал о нем от знакомого военного врача. Интендант вошел в комнату, тяжело опираясь на палку.

— Добрый день, — сказал он и медленно опустился на табурет, заботливо подставленный доктором.

— Здравствуйте, — ответил я, — рад Вас видеть.

Ваг кивнул и оглядел комнату: закрытые бумагой окна, кровать, стол, заставленный лекарствами.

— Как Вы себя чувствуете? — спросил я.

Интендант грустно улыбнулся.

— Видимо лучше Вас.

Какое-то время он сидел молча. Я не торопил Вага. Может быть он пришел просто так, может быть хотел мне что-то сообщить. В любом случае, нужно было дать ему время собраться с мыслями.

— Вот, — наконец сказал он, — решил Вас проведать. Раньше не мог, тоже лежал в постели.

— Спасибо.

— Принес бутылку вина. Доктор сказал, что крепкие напитки Вам лучше не употреблять.

— Коньяк он от меня прячет, — наябедничал я, — может быть хоть вином угостит.

Ваг разглядывал меня так, словно не видел несколько лет. Интересно, что он пытается прочитать на моем лице?

— Вы помните ту ночь? — спросил он.

— Помню.

Интендант поморщился и вытянул правую ногу. Похоже рана все еще сильно его беспокоила.

— Я все думаю, не лучше ли нам было остаться в комендатуре?

— Не лучше, — ответил я, — мы спасали гражданских.

Ваг покачал головой.

— Конечно, конечно…

Он не договорил и принялся изучать пол, на меня он старался не смотреть.

Интересно, как он провел остаток той безумной ночи, что пережил, прячась в заброшенном доме?

— Почему Вы ушли один, — наконец спросил он, — почему обозвали меня перед уходом?

— Обозвал? Как?

— Вы сказали, что я вешу больше чем синий кит.

Если бы у меня не болело все тело, наверно я бы рассмеялся. Неужели этот могучий, взрослый мужчина обиделся на глупые слова? В любом случае интендант ждал ответа, и я понял, что сейчас не время шутить.

— Я не думал, что выживу и не хотел брать на себя ответственность еще и за Вашу жизнь.

Ваг хрюкнул и с трудом поднялся.

— Я так и подумал, — сказал он.

— Обиделись на меня? — спросил я.

— Да. Но я это переживу.

Интендант проковылял к двери. Я подумал, что он собирается уходить, но оказалось, что Ваг кое-что оставил в приемной. Он взял какой-то сверток и вернулся.

— Это планшетка, которую Вы оставили в доме, — сказал он и поставил бумажный пакет рядом с кроватью, так чтобы я мог до него дотянуться.

— Спасибо!

— Выздоравливайте, — буркнул он и пошел к выходу.

— Простите меня, — сказал я вслед, — Вы весите меньше чем синий кит.

— Идите к морскому дьяволу, — не оборачиваясь, на ходу, бросил интендант.

Время шло, раны мои затягивались и, потихоньку, я начал вставать с постели. Сол подарил мне свою старую трость. Ходить было больно, но лежать в кровати я больше не мог. Теперь, по утрам, я выходил на крыльцо и подолгу сидел на стуле, глядя на мальчишек, играющих на улице. Многие дома опустели. Их хозяева погибли, а вселить в опустевшие коттеджи, оставшихся без крова людей, не позволяла пустая формальность. Нужно было выждать, положенные по закону три месяца, чтобы возможные наследники смогли о себе заявить. Откуда они должны были узнать о гибели близких, и как могли объявиться здесь, на Диком острове, закон умалчивал. «Гигант» ушел в метрополию меньше месяца назад, а следующее судно только готовилось к отплытию.

Мне приятно было видеть бегающих ребятишек и думать о том, что несмотря ни на что в город опять вернулся детский смех.

Курить мне разрешалось только тонкие сигары, потому что от толстых кружилась голова. Однажды я чуть не потерял сознание, когда ослушался доктора и, тайком, выкурил большую сигару. Все время приходилось за собой следить, малейшее неосторожное движение отдавалось сильнейшей болью в плече или в ноге, раны начинали кровоточить, и силы покидали меня.

— А, что Вы хотели, дорогой друг, — говорил Сол, — подобные ранения легко заживают в 20 лет, но, когда Вам почти пятьдесят, приходится делать поправку на возраст.

— Звучит мало обнадеживающе.

— Не хочу Вас пугать, — продолжал доктор, — но Вы будете чувствовать эти раны всю оставшуюся жизнь. Я уже не говорю о том, что они намного сократили, отпущенные Вам годы.

Подобные разговоры Сол заводил довольно часто. Теперь, когда я начал вставать, он опасался, что я стану нарушать режим. Доктор находился рядом с утра до вечера, и ухаживал за мной словно за маленьким ребенком, а в первые дни даже кормил с ложечки. Наверно на такое был способен только бывший священник.

Контрразведка обо мне не забыла и, однажды днем, к нам на огонек заглянул лейтенант Шоб. Он был очень серьезен и сразу с порога принялся задавать вопросы.

— Почему Вы не рассказали мне, что накануне нападения на город охотились на туземцев?

Признаться, я был очень удивлен и даже не нашелся сразу, что ответить.

— Я совершенно точно знаю, что Вы создали особую группу, которая устраивала провокации на границе, — настаивал Шоб.

— Во-первых здравствуйте, — сказал я, садясь на постели. Лейтенант был так возбужден, что, заходя в комнату, забыл поздороваться.

— Здравствуйте, — буркнул он.

Было видно, что контрразведчик чувствовал себя настоящим хозяином положения. Чем глубже он погружался в расследование, тем больше открывалось интересных фактов. Кажется, он дошел до того, что начал подозревать всех без исключения. А может быть ему просто нравилось задавать неприятные вопросы и лезть в чужие дела.

— Я думал, что Вы об этом знаете, — сказал я, — группа была создана по приказу капитана Рока.

— Я никогда об этом не слышал, — заявил Шоб, — если бы супер-лейтенант Цоп не поставил меня в известность, я бы вообще ничего не узнал. В отчете о Ваших выходках на границе не было сказано ни слова.

Признаться, я совсем не удивился. Рок вполне мог утаить мои служебные записки от контрразведки.

— Теперь понятно, почему дикари напали на город. Кажется, Цоп предупреждал Вас о том, к чему могут привести подобные провокации?

Все-таки Цоп попытался «утопить» меня. Супер-лейтенант-моринер оказался злопамятен. Этого следовало ожидать. Теперь, без поддержки Рока и его ведомства, мне будет трудно оправдаться. Идея раздразнить дикарей действительно принадлежала мне и, если не знать о том, что Рок похитил детей Муки и шантажировал его, могло показаться, что в нападении на город виноват именно я.

— Мне не зачем было выслушивать рекомендации супер-лейтенанта Цопа, — сухо сказал я, — моя операция была согласованна на самом верху.

— В самом деле? — контрразведчик зловеще улыбнулся, — но никаких записей не сохранилось. Даже Ваше личное дело до сих пор не могут найти. Пока получается, что Вы, по собственной инициативе, организовали провокации на границе и вынудили дикарей напасть на город. Может быть Рок и был в курсе Ваших планов, но он мертв. Погиб при странных обстоятельствах.

Шоб на мгновение замолчал, чтобы перевести дух. Его прямо распирало от сознания собственной значимости.

— Кстати, его гибель до сих пор вызывает много вопросов. Прибывший на место лейтенант Раж не нашел в доме никаких туземцев, зато встретил Вас. Мне это представляется весьма странным.

Все факты были против меня. Конечно у Шоба не было никаких доказательств моей вины, только косвенные улики и домыслы, но, когда ищут «крайнего», ничего больше и не требуется. Наверно я побледнел, потому что лейтенант радостно заулыбался. Он прекрасно понимал, что припер меня к стенке. Неожиданно я получил помощь с той стороны, откуда совсем ее не ожидал.

— Вы, что Шоб, чешуи объелись? — спросил Сол, который присутствовал при нашем разговоре, — как Вы смеете обвинять человека, который спас этот город?

— Что?! — вскинулся контрразведчик, он тоже не ожидал от доктора подобной наглости, — да, как Вы смеете? Кто Вы такой, чтобы говорить мне подобные вещи?

— Я гражданский, — заявил доктор, — я Вам не подчиняюсь и могу говорить все, что захочу. Вы посмели обвинить офицера, который организовал оборону города, спас колонистов и пострадал за всех нас.

— Полегче доктор, — Шоб встал и угрожающе уставился на Сола, — Вы хоть и гражданский, но подчиняетесь местным законам, и я могу, одним росчерком пера, лишить Вас практики и отправить в метрополию.

— Вот только попробуйте! Я устрою грандиозный скандал! Я соберу десятки свидетелей, которые подтвердят, что только участие в операции супер-лейтенанта Бура спасло колонию от гибели. Я выступлю на суде, и обязательно попрошу высокую комиссию поинтересоваться, где находились Вы, в ту ночь, когда нас убивали дикари.

Признаться, такой реакции от доктора я не ожидал. Всегда спокойный и задумчивый, сейчас он весь пылал от ярости.

— Да, как Вы…, - лейтенант задохнулся, он покраснел и стал похож на варенного лангуста, — Вы ответите за эти слова.

Контрразведчик повернулся и пошел к выходу. У двери он остановился, оглянулся и заявил, — с этой минуты супер-лейтенант Бур находится под домашним арестом. Вам запрещено покидать территорию усадьбы. Следствие будет продолжено и имейте в виду, теперь Вы оба находитесь под подозрением.

Шоб обвел нас торжествующим взглядом. Наверно он думал, что после этих слов мы зарыдаем и падем на колени, вымаливая прощение, но Сол только презрительно фыркнул.

Сейчас, после смерти Рока, лейтенант обладал на острове безграничной властью. Если он поверит в собственную безнаказанность, нам с доктором несдобровать. Конечно, отдать под трибунал меня или Сола Шоб не мог, но вот взять под стражу до окончания следствия и сделать нашу жизнь невыносимой, было в его власти. Возможно, когда прибудет комиссия из адмиралтейства, она сумеет во всем разобраться. Но пока никто не знает о том, что произошло на Диком острове, и следователи из метрополии прибудут еще очень нескоро. Говорят, что корабль с донесением уже отправился в столицу, но путь в один конец займет не меньше двух месяцев. Значит нужно было выиграть время, заставить контрразведчика усомниться в собственной правоте и поколебать его железную уверенность.

— Подождите, Шоб, послушайте, — примирительным тоном сказал я, — Вы же знали, какая была поставлена передо мной задача?

Лейтенант уже собирался уходить. Видимо он не ожидал услышать от меня ничего нового и очень удивился, когда я обратился к нему с вопросом. Шоб повернулся и исподлобья уставился на меня.

— С Ваших слов, — с вызовом сказал он.

— Да, бросьте, — не поверил я, — все знали зачем я здесь. Об этом даже писали в газетах.

— Допустим, — лейтенант насторожился, он не понимал к чему я веду.

— Итак, какая была поставлена передо мной задача?

— Вы должны были заставить дикарей убраться отсюда.

— И, что? — спросил я.

— Что? — не понял контрразведчик.

— Дикари ушли, Шоб, — сказал я.

До него дошло не сразу. Зато, когда он понял, что я пытаюсь сказать, его надменность мигом улетучилась. Шоб служил в контрразведке и прекрасно понимал, что для достижения своих целей, спецслужбы готовы пойти на все. Он не знал, какие мне были даны указания, не знал, кто стоял за моей спиной. Что, если провокации на границе и убийство Рока были санкционированы на самом верху? Могло ли адмиралтейство пожертвовать городом и несколькими сотнями колонистов, ради великой цели? Конечно. Такие случаи уже бывали. Казалось на Шоба вылили ушат ледяной воды. Получалось, что я выполнил задание адмиралтейства, значит трогать меня нельзя. За это по головке не погладят.

Мне показалось, что лейтенант испугался. Теперь он десять раз подумает, прежде чем бросаться пустыми обвинениями и угрожать мне или доктору. Конечно это временная отсрочка. Когда прибудет комиссия, мне все-равно несдобровать, но может быть к тому моменту я хотя бы успею встать на ноги. Сидеть в каталажке в бинтах и с палочкой мне не хотелось.

— Все равно, — буркнул Шоб, — считайте себя под домашним арестом.

Он козырнул и вышел за дверь.

— Нет, ну каков мерзавец, — возмущался Сол. Визит контрразведчика сильно задел доктора, и он долго не мог успокоиться.

— Да, ладно, — отвечал я, — Вы так напугали Шоба, что он даже Вашу развалюху назвал усадьбой.

— Все шутите, — Сол был очень сердит, — и совершенно напрасно. Обвинения против Вас серьезные.

Доктор был прав. Наша маленькая победа над зарвавшимся лейтенантом ничего не значила. Получив «по зубам» Шоб не успокоится и начнет искать новые доказательства моей вины. Найти свидетелей, которые знали об операции или даже участвовали в провокациях против людей Муки, не составит большого труда.

— Нужно, что-то делать, — не унимался Сол, — иначе Вас посадят за преступление, которого Вы не совершали.

Доктор был прав. План, придуманный Роком, сработал даже после его смерти. Капитан специально не оставил записей, чтобы, при случае, обвинить меня в самоуправстве. Все-таки разведчик был умным человеком хоть и отъявленным негодяем.

— Зря Вы вмешались, — сказал я Солу, — только нажили себе нового врага.

— Вовсе не зря, — буркнул доктор, — терпеть не могу лжи и несправедливости.

— Шоб этого так не оставит.

— Пускай, — Сол беззаботно махнул рукой, — он мне не страшен. Я вообще не боюсь официальных лиц и человеческого суда.

— А божественного?

— Немного.

После посещения лейтенанта Шоба я, наконец, решился и рассказал Солу о том, как Рок похитил детей и держал меня в плену. Услышав мою историю, доктор пришел в ужас. Он выведал у меня все подробности и чуть не потерял дар речи от изумления и гнева.

— Теперь понятно почему эти люди хотят свалить всю вину на Вас, — негодовал Сол.

Мне нечего было на это ответить, поэтому я молчал и тяжело вздыхал.

Действительно, ни я, никто другой не могли предположить, что капитан Рок окажется вором и убийцей. Его упустила контрразведка и прочие официальные лица, у которых под носом творилось полное беззаконие. Вина за все, что происходило на Диком острове, лежала на Шобе, на чиновниках адмиралтейства и на адмиралах, которые инспектировали колонию.

Контрразведчик не простил нам грубых слов в свой адрес. Открыто обвинять меня в убийстве Рока Шоб не решался, но его подручные принялись распускать в городе отвратительные слухи обо мне. Доктору тоже досталось. Через два дня лейтенант распорядился выставить возле нашего дома караул. Теперь десантники круглосуточно охраняли ворота. Это было глупо и унизительно. Боясь скандала, пациенты перестали приходить на прием к Солу. Хал предлагал выставить собственный караул из надежных офицеров и членов абордажной команды, но я не позволил. Вступать в серьезное противостояние с контрразведкой было бессмысленно и опасно.

Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы однажды утром не произошло одно важное событие. Мы с Солом только встали и даже не успели позавтракать, когда в дверь постучали и на пороге появился Ваг. Интендант был сильно взволнован. По тому, как он запыхался и покраснел, можно было предположить, что он очень спешил поделиться с нами какой-то важной новостью.

— Господа, — сообщил Ваг, — тяжелый крейсер и два десантных судна заходят в бухту.

Город словно очнулся от долгого сна. Люди выходили за ворота и с удивлением разглядывали приближающиеся корабли. Никто не ожидал появления конвоя, ему просто неоткуда было взяться. В метрополии еще не знали о том, что на нас напали. Получалось, что эту эскадру снарядили и отправили на Дикий остров несколько месяцев назад, задолго до всех событий.

Мы тоже вышли на улицу. Казалось, что в городе неожиданно объявили праздник. Поселенцы радовались словно дети. Прибытие одного корабля всегда событие, а тут их было целых три. Значит из метрополии привезли продукты и письма, последние новости, относительно свежие газеты и журналы, пластинки для патефона и одежду. Поселенцы привыкли к тому, что вместе со специальными грузами, военные суда, доставляли на остров товары для мирной жизни. Я не разделял всеобщей радости, о чем сразу сообщил своим друзьям. Меня неприятно удивило наличие в конвое больших десантных судов. Можно было предположить, что они доставили на Дикий остров целую армию.

— Не думаю, что все так серьезно, — сказал Ваг, он тоже радовался вместе со всеми и не разделял моего мрачного настроения, — эти суда могут использовать для доставки грузов. Скорее всего десанта в них нет.

Я молчал и хмурился. Такой корабль мог взять на борт до трехсот человек, не считая команды. Для чего может понадобиться столько солдат? Конечно дополнительные морины нам бы сейчас не помешали. Муки отступил и нужно было срочно захватывать освободившуюся территорию, пока этого не сделали соседние племена. К тому же варды, в любой момент, могли воспользоваться тем, что ряды защитников колонии сильно поредели и напасть на нас. Признаться, я не понимал почему они, до сих пор, этого не сделали. Меня насторожило другое. Адмиралтейство отправило большой конвой, еще не зная о том, что на Диком острове начались масштабные военные действия и колония находится на грани гибели.

Появление кораблей привело местных мальчишек в неописуемый восторг, они побросали все свои дела и помчались к причалам. Взрослые поспешили следом. Я вынужден был прижаться к забору, чтобы не столкнуться с обезумевшими от радости горожанами.

— Давайте пройдем в дом, — предложил Сол.

— А хочу пойти на причал, разузнать, что к чему, — сказал Ваг.

Я видел, что доктор тоже изнывает от любопытства, но опасается оставлять меня одного.

— Идите вместе, — сказал я, — сегодня обойдусь без нянек.

Мы немного поспорили, но вскоре доктор согласился со мной. Конечно я еще не мог ходить без трости и нуждался в медицинском уходе, но был вполне способен обслужить себя сам. Я проводил друзей за порог, пожелал им удачной прогулки и устроился на террасе в ожидании новостей. Стояла хорошая погода, светило солнце и, пригревшись в его лучах, я неожиданно задремал. Мне снился пляж на острове Бон, стоявшие в воде купальные кареты и лунная дорожка на волнах.

— Бур, проснитесь.

Кто-то тронул меня за плечо. Я открыл глаза и увидел Сола.

— Просыпайтесь, дорогой друг.

— В чем дело? — проворчал я.

— Просыпайтесь, за Вами пришли.

Сначала я ничего не понял. Перед глазами все еще стояли яркие картины из сна. Наконец смысл сказанного начал доходить до меня.

— Кто пришел? — забеспокоился я.

Сол смотрел на меня очень серьезно, но в его взгляде я не заметил ни капли сочувствия.

— К нам с инспекцией прибыл молодой адмирал. Он хочет Вас видеть. Поторопитесь. За Вами прислали пролетку.

Доктор помог мне собраться. Он наотрез отказывался, что-либо объяснять и твердил только одно, — я сам толком ничего не знаю, но кажется Вас ждет большой сюрприз.

— Какого черта, — возмущался я, — назовите хотя бы фамилию адмирала.

— Фамилия Вам ничего не скажет.

— И все-таки.

— Адмирал Тоц, — наконец сдался доктор и протянул мне фуражку.

Этого имени я не знал. Возможно адмирала назначили недавно или его фамилию старались не упоминать в прессе из-за того, что колонизация Дикого острова, для большинства островитян, оставалась тайной за семью печатями.

За время болезни я сильно похудел и теперь форма висела на мне мешком, шпаги не было, револьвера тоже, в ночь нападения дикарей, он остался лежать, где-то на пороге комендатуры.

— Как я выгляжу?

— Так себе, — доктор скривился, — но это не важно.

— Почему, — поинтересовался я, полный самых мрачных предчувствий, — все так плохо?

— Сами увидите, — Сол загадочно улыбнулся, — но мне кажется, что бояться нечего.

Признаться, я не разделял оптимизма доктора. Зачем я мог понадобиться адмиралу, да еще так срочно? Проверяющий должен был сначала познакомиться с руководством города. Обычно это занимало целый день, сначала доклад, потом торжественный ужин. Неужели я проспал до вечера? Я взглянул на часы. С момента появления судов прошло совсем немного времени.

За воротами ждала знакомая двуколка, раньше на ней разъезжал Рок. На козлах примостился молодой офицер. Он отдал честь и помог мне забраться внутрь. Сол помахал рукой на прощание.

Основная толпа встречающих схлынула. Люди разошлись по домам, обсуждать последние новости, поэтому до набережной мы добрались довольно быстро. Все дорогу я угрюмо молчал. Меня мутило, а тело пронзала острая боль всякий раз, когда пролетка подпрыгивала на ухабах. Я думал, что мы поедем в комендатуру, но офицер свернул к пристани и остановился в самом начале причала.

— Извините, господин супер-лейтенант, — сказал он, — я не могу проехать дальше.

— Ничего, я дойду пешком.

Лейтенант помог мне выбраться из пролетки и проводил к сходням.

Похоже адмирал собрался встречаться со мной на флагмане. Меня уже ждали. Подтянутый флотский офицер помог мне подняться по трапу и проводил на верхнюю палубу. Я первый раз был на тяжелом крейсере и с интересом разглядывал корабль. Судно было новым, несмотря на длительное плавание оно все еще пахло свежим деревом и краской. На кораблях, побывавших в бою, оставались едва заметные вмятины и «шрамы» от попадания бронебойных снарядов, пуль и осколков. Здесь ничего такого не было. Надраенные медяшки сверкали, словно золото.

— Проходите, пожалуйста, — сказал офицер, — Вас ждут.

Я постучал в дверь, повернул ручку и вошел.

— Супер-лейтенант Бур по Вашему приказанию прибыл.

Каюта показалась мне огромной. Вдоль стен громоздились стеллажи с книгами, посередине стоял стол для совещаний, а сбоку расположился большой роскошный глобус. Все иллюминаторы были распахнуты настежь и ветер трепал белые занавески. Адмирал сидел за столом и что-то писал в большом журнале. При моем появлении он оторвался от своего занятия, отложил перо, поднялся и сделал несколько шагов навстречу.

— Здравствуйте, Бур, — сказал он.

Я застыл с открытым ртом. Передо мной стоял постаревший и заметно похудевший лейтенант Тар, только на этот раз на нем красовался адмиральский мундир.

Я не мог поверить своим глазам. Так вот откуда взялся таинственный адмирал. Конечно фамилия, под которой мы знали лейтенанта, скорее всего была вымышленной. Законспирированный агент контрразведки, просто не мог представляться собственным именем. И все-таки, я не мог поверить в то, что вижу Тара здесь, на Диком острове, да еще в таком высоком звании. За 13 лет, что мы не виделись, он сумел сделать головокружительную карьеру.

— Садитесь, — сказал адмирал.

Я не заставил просить себя дважды и с благодарностью опустился на стул. Стоять было тяжело.

— Доктор Сол рассказал мне, что с Вами произошло, поэтому я не буду справляться о Вашем здоровье, — Тар улыбнулся, — зато меня очень интересуют последние минуты жизни капитана Рока и вообще все то, что Вы утаили от контрразведки.

Признаться, я не ожидал, что адмирал так хорошо информирован. Интересно с кем он уже успел повидаться, и что ему рассказал доктор? В любом случае, мне не стоило обманывать Тара. Рано или поздно правда выплывет наружу. Ожидая прибытия комиссии, я даже надеяться не мог на то, что расследованием всех обстоятельств дела будет заниматься мой бывший сослуживец. Наверно из всех офицеров, оказавшихся сейчас на Диком острове, адмирал был единственным человеком, кто мог бы поверить в мою невероятную историю, поэтому я собрался с духом и честно все рассказал. Тар слушал не перебивая, только один раз позвонил в колокольчик и попросил адъютанта принести нам кофе. Мой монолог занял не меньше получаса. Когда я наконец закончил, адмирал взял из коробки толстую сигару, обрезал кончик и принялся ее раскуривать. На меня он не смотрел.

— Значит Вы уверены в том, что именно Рок организовал нападения на обозы?

— Он сам мне об этом сказал.

Тар кивнул.

— Я так и думал. Мы вычислили его, правда на это ушло слишком много времени. Капитан попался на продаже оружия. Его люди старательно уничтожали серийные номера, но однажды плохо обработали один ствол. По нему мы установили, что эту партию, в свое время, отправили на Дикий остров.

— Значит Вы знали о том, что капитан мошенник и вор?

— Догадывался. Вся картина сложилась относительно недавно. Я хотел перехватить Вас на островах. Не успел совсем чуть-чуть.

— Значит у него могло получиться?

— Что именно? — не понял Тар.

— Избежать наказания.

— Нет, — адмирал отрицательно покачал головой, — хитроумный план, который придумал Рок, его бы не спас. Улики были слишком очевидны. Значит перед смертью он назвал Вам имена сообщников?

— Да.

— И теперь они…, - адмирал сделал многозначительную паузу.

— Они мертвы, — твердо сказал я.

— Все?

— Да.

Тар посмотрел на меня.

— Это не совсем так, — сказал он, — я, например, совершенно точно знаю, что два его помощника все еще живы.

С самого начала было очевидно, что адмирал в курсе всего, что происходит на Диком острове. Откуда он получил информацию не так уж важно. Кто сказал, что Шоб единственный офицер контрразведки, направленный в колонию? Здесь могут работать тайные агенты или просто информаторы, которые уже успели побывать на корабле и обо всем доложить.

— Кто они?

— Вы и Хал.

От неожиданности я поперхнулся и закашлялся, а Тар невозмутимо продолжал.

— Именно Вы помогали Року перевозить награбленное.

Я рассказал Тару о том, как Рок привлек меня к переговорам с дикарями, но ни словом не обмолвился о событиях, которые этому предшествовали. О нашем последнем грузе, аресте, следствии и вербовке я не сказал ни слова. Но похоже адмирал и так все про нас знал.

— Это не так, — прохрипел я.

— Это так, — с нажимом сказал адмирал, — разведка не проводила в метрополии никаких секретных операций. Это была обычная контрабанда. Вас задержали случайно. Груз был слишком заметен, по нему контрразведка обязательно вышла бы на Рока, и тогда он придумал эту нелепую историю с тайной операцией и Вашей вербовкой. Вы с Халом перевозили оружие, украденное на Диком острове. Вы контрабандисты и государственные преступники.

Отправляясь на эту встречу, я думал, что разговор пойдет совсем о другом. Я был готов отвечать за поступки, совершенные здесь, на Диком острове, и надеялся на то, что арест в метрополии давно сошел мне с рук. Оказывается, я серьезно ошибался.

— Мы просто перевозили груз. Мы не думали, что работаем на Рока и не знали, что капитан убивает и грабит своих подчиненных, — ответил я.

Тар усмехнулся.

— А, какая разница? Вы, боевой офицер, занимались контрабандой и оказались втянуты в отвратительные махинации. То, что Вы ничего не знали о грузе, Вас не оправдывает.

Адмирал сурово смотрел на меня. Не знаю, что он надеялся прочитать у меня на лице, но я ответил ему таким же взглядом. Я не собирался оправдываться за бурную жизнь последних лет. В свое время я отдал долг государству и пролил достаточно крови ради его благополучия, не получив ничего взамен. Войнами, воровством и коррупцией адмиралтейство довело свой народ до нищеты и толкнуло таких людей, как я на скользкую дорожку. Если бы на островах была достойная работа, контрабандистов было бы значительно меньше. Я доставлял нелегальные грузы, но никого не убивал и не грабил. Конечно моя последняя профессия выглядела не очень благородно, но не пристало Тару стыдить меня. Он был секретным агентом, доносил и шпионил, а на Диком острове организовал убийство адмирала Толя. Я мог склонить голову и покаяться перед священником, попросить прощение у жителей островов, но только не у представителя знатного дворянского рода и агента контрразведки.

— В тот момент я не был офицером. Я был чистильщиком рыбы. Для таких, как я занятие контрабандой было шагом вверх по карьерной лестнице. Хотя, Вы вряд ли сумеете это понять.

Наверно мои слова прозвучали слишком резко, но я не собирался больше «вилять хвостом» перед представителем власти. Я выполнил за него всю работу, нарушил планы Рока и спас город от гибели. Если он хочет «спустить на меня акул», пожалуйста.

Тар молчал. Он курил сигару и разглядывал свое отражение в большом зеркале. Посмотреть, безусловно, было на что. Новый мундир сидел на нем, как влитой.

— В данный момент Вы находитесь на военной службе, — наконец сказал он, — поэтому и отношение к Вам соответствующее.

— Если секретная операция фикция и бумага, которую я подписал, ничего не значит, выходит я простой мошенник, который воспользовался моментом, чтобы скрыться от правосудия на Диком острове.

Адмирал выпустил струйку дыма, подошел к столу, сел на стул и посмотрел на меня.

— Я этого не говорил.

В свое время Тар много сделал для меня. Без его участия, во второй экспедиции, мне пришлось бы не сладко. Я никогда этого не забывал и до сих пор был ему благодарен. Я не собирался напоминать ему о наших прежних приятельских отношениях. Пусть поступает со мной так, как велит ему долг.

— Давайте покончим с этим, господин адмирал. Я готов ответить за все, что совершил, — сказал я, — если Вам нужна, какая-нибудь информация, я к Вашим услугам, расскажу все, что знаю.

Тар кивнул, словно других слов от меня не ждал.

— Вы знали, что было в ящиках и кому предназначался груз?

— Нет, но догадывался. Такие ящики трудно с чем-нибудь спутать. Я думал, что это старое, списанное оружие, предназначенное для южных островов.

Тар понял, что я имею в виду. Дворяне, на юге, часто создавали собственные маленькие армии для защиты от беспокойных соседей. В этих краях кровная вражда длилась веками. Центральная власть об этом знала, но смотрела на выходки своих южных вассалов сквозь пальцы.

— Вы подписали бумагу о сотрудничестве с разведкой прямо в тюрьме?

— Да.

— Вам принес ее Рок и сказал, что Вы ему нужны на Диком острове?

— Совершенно верно.

— Так вот, Бур, — сказал адмирал, — подписав бумагу, Вы стали соучастником. Року необходимо было вытащить Вас из тюрьмы, чтобы потом, без помех, уничтожить, как ненужного свидетеля. Для этого Вас пригласили на «Гигант». Не знаю, что он готовил, возможно несчастный случай во время похода или еще, какую-нибудь каверзу, но по дороге он решил, что Вы можете быть ему полезны на Диком острове. Ведь он не сразу рассказал Вам о предстоящих переговорах с Муки?

Я вспомнил каюту Рока и нашу беседу с глазу на глаз.

— Однажды, в разговоре с капитаном я предположил, что понадобился ему для того, чтобы наладить отношения с бывшими сослуживцами, оставшимися на Диком острове.

— И он ухватился за эту идею?

— Тогда он рассказал мне о Муки.

— Теперь Вы понимаете, в какую ловушку угодили? — спросил Тар.

— Я понял это сразу, когда узнал, что Рок похитил детей Муки.

Тар забарабанил пальцами по столешнице. Он попыхивал сигарой и о чем-то напряженно думал. Мне было все-равно к какому выводу он придет. Меня мутило, во рту стоял отвратительный металлический привкус, а в раненую ногу словно воткнули длинную острую спицу.

Наконец Тар очнулся.

— Могу ли я быть уверен в том, что все сказанное Вами о переговорах с Муки и о гибели Рока, правда?

— Да.

— Кто-нибудь может подтвердить Ваши слова?

Я возмущенно фыркнул.

— Нет. Все свидетели мертвы.

— Не все, — адмирал опять со мной не согласился.

Неужели я кого-то упустил? После всего, что он мне наговорил, я поверил бы во что угодно. Даже в то, что адмирал получает информацию прямо от соплеменников Муки. Возможно и там у него найдутся секретные агенты. Но ведь все, кто находился в подвале погибли, все офицеры мертвы, остались только туземцы.

— Вы имеете в виду сожительницу Рока? — спросил я.

— Я имею в виду детей Муки.

Я удивленно посмотрел на него.

— Да, они все видели, но вряд ли мы сможем их разыскать и попросить выступить в суде в качестве свидетелей.

Адмирал дернул щекой.

— Да, бросьте. Никакого суда не будет.

Он опять надолго замолчал.

— Угощайтесь, — неожиданно сказал Тар и придвинул ко мне коробку с сигарами.

В другое время я бы с удовольствием воспользовался его предложением, но сейчас я мог думать только о мягкой постели и уколе морфия.

— Спасибо!

— Вы бросили курить? — удивился Тар, заметив, что я так и не прикоснулся к сигарам.

— Нет. Я плохо себя чувствую.

— Извините, — быстро сказал адмирал, — я забыл, что Вы серьезно ранены.

В дверь постучали, вошел адъютант и принес какую-то папку. Тар не стал ее смотреть, а просто положил на стол.

— Мне очень важно знать, что дети Муки воспринимают Вас, как спасителя и друга, — очень серьезно сказал адмирал.

— Почему?

— Ваши переговоры с Муки еще не закончены.

— В самом деле, — искренне удивился я, — мне казалось, что вопрос решен, Муки отступил, его земля теперь принадлежит нам.

— Все не так просто. Думаю, что Вам еще придется встретиться с бывшим егерь-лейтенантом.

Я горько усмехнулся.

— Признаться, я думал, что прямо отсюда отправлюсь по доске в океан.

Раньше военных офицеров, нарушивших присягу, выбрасывали за борт. Для этого несчастному нужно было пройти по качающейся доске, нависшей над водой. Если приговоренный отказывался идти или замирал на полпути, его подталкивали в спину гарпуном, пока он не срывался в океан. Конечно, чтобы подвергнуться такому наказанию офицер должен был совершить, что-нибудь поистине ужасное, в обычных случаях приговоренного просто вешали на рее.

— Что за чепуха, — в свою очередь удивился Тар, — как я могу отправить по доске героя Дикого острова? Вы теперь местная знаменитость, поселенцы мне этого не простят.

Адмирал нахмурился, на лбу прорезались морщины.

— У нас впереди много дел, Бур. Колонизация Дикого острова только началась. Когда-нибудь здесь будет тихо и спокойно, поселенцы станут жить в мире с дикарями, а их дети будут гулять по проспектам, ходить в синематограф и кушать мороженное, но до этого благословенного момента еще надо дожить. Уверяю Вас, рано или поздно, племена Муки станут нашими союзниками. У них просто не будет иного выхода. Поэтому очень важно, чтобы его дети помнили, что когда-то именно Вы спасли их от капитана Рока. Мне нужно, чтобы они доверяли Вам и испытывали благодарность.

— Вы уверены, что они живы и вернулись к отцу?

— Да. Это известно совершенно точно.

Я не нашелся, что сказать. Похоже мое предположение о том, что у адмиралтейства есть секретные агенты среди дикарей, было не таким уж безумным. Действительно, а почему бы и нет? В отряде Муки много бывших офицеров, вроде Бао. Интересно сколько из них мечтает вернуться домой?

Адмирал встал. Я понял, что наш разговор окончен и тоже поднялся.

— На сегодня все, идите отдыхать. Дежурный офицер отвезет Вас домой. О нашем разговоре никому ни слова, даже Солу. Лечитесь Бур, очень скоро Вы мне понадобитесь.

— Слушаюсь.

Нужно было идти, но на мгновение я заколебался. Тар ясно дал понять, что официального расследования не будет и все обвинения с меня снимут, но мне важно было понять распространяется ли амнистия на остальных?

— В чем дело, — спросил адмирал, увидев мое замешательство, — Вы, что-то хотели спросить?

— Что будет с Халом и другими офицерами, которые помогали мне защищать город?

Адмирал тяжело вздохнул.

— Я здесь не просто с инспекцией, — сказал он, — я прибыл для того, чтобы уничтожить заразу, выжечь ее под корень. Вы должны понимать, что Рок не мог действовать в одиночку. Он назвал Вам непосредственных исполнителей, но у него были и другие сообщники. Те, кто прятал грузы, снабжал их поддельными документами, загружал в трюмы. В конце концов остались те, кто закрывал на все это глаза.

— Я понимаю.

— Будет следствие и виновные понесут заслуженное наказание, — твердо сказал Тар.

Я видел, что спорить и взывать к милосердию бесполезно. Мне оставалось только надеяться на то, что следствие непредвзято подойдет к каждому подозреваемому и примет во внимание самоотверженность защитников города.

Я вытащил из планшетки тетрадку и протянул адмиралу.

— Что это?

Тар с интересом повертел ее в руках и раскрыл. Несмотря на то, что несколько страниц были испачканы моей кровью, а в середине зияла дыра, оставленная наконечником стрелы, записи можно было прочитать.

— У меня не было судового журнала, поэтому все свои действия я записывал сюда. Это летопись обороны города, здесь фамилии тех, кто остался верен долгу и тех, кто дезертировал.

— Хорошо, — адмирал закрыл тетрадь и положил на стол, — я изучу этот документ.

Я отдал честь, развернулся и вышел. Получилось не очень эффектно, но Тар должен был меня простить, все-таки я получил ранение на государственной службе. Выйдя из кабинета, я прислонился к стене, чтобы перевести дух.

— Вас проводить, господин супер-лейтенант? — спросил дежурный офицер.

— Нет, благодарю. Я сам справлюсь.

Лейтенант козырнул и скрылся в одной из кают, а я медленно заковылял по коридору, вытирая платком, выступивший на лбу пот.

В первый день после прибытия, Тар выслушал доклады руководителей колонии, пообщался с несколькими офицерами, принял представителей торговых компаний и закрылся у себя в каюте. От торжественного ужина адмирал отказался. А рано утром с десантных судов на берег хлынули солдаты. Горожане ошиблись, в этот раз никто не думал о гражданских грузах и адмиралтейство использовало корабли по прямому назначению. Прибывшие с адмиралом интенданты вскрывали склады и описывали имущество, ревизоры нагрянули во все городские службы, а офицеры гарнизона, несшие персональную ответственность за материальные ценности, были арестованы. Все подразделения, стоявшие на границе или на охране городской стены, были отведены в тыл на переформирование, а их место заняли десантники, прибывшие с Таром. Город притих, улицы опустели, а на перекрестках появились усиленные патрули.

— Хала арестовали, Вага тоже, — рассказывал Сол.

Он побывал на пристани и собрал для меня последние новости. После визита к адмиралу я опять слег, из дома не выходил и страдал от отсутствия информации.

— Вот уж теперь Шоб точно обрадуется, — проворчал я.

— Это вряд ли, — ответил Сол, — его арестовали одним из первых.

Я откинул одеяло и сел.

— Если Вас не затруднит, — попросил я доктора, — подайте мне парадную форму.

— Куда это Вы собрались?

— Пойду выручать наших друзей. Надеюсь, что Тар прислушается к моим словам.

— Вздор! Сидите дома. Уверен, что адмирал разберется без Вас. Не забывайте, что Вас тоже частенько сажали на гауптвахту, зато потом отпускали. Вы же знаете, как это происходит, сначала пугают, потом допрашивают, а на следующий день выставляют за дверь.

В сущности, доктор был прав. Слишком долго Дикий остров оставался без присмотра. Року верили и не докучали проверками. Любая комиссия, присланная из адмиралтейства, действовала согласно давно прописанным правилам. Арест офицеров еще ничего не значил. Их могли отпустить в любой момент. Впрочем, могли и отправить в метрополию в кандалах.

— Вы же все рассказали Тару, — спросил Сол, — записи передали?

— Да.

— Значит Вам нечего сказать адмиралу. Нужно лежать и лечиться. Чем раньше поправитесь, тем быстрее возьметесь за дело.

— За какое? — мрачно спросил я, после последних известий настроение заметно ухудшилось.

— Уверен, что адмирал придумает для Вас что-нибудь особенное.

Я вздохнул, лег и с головой укрылся одеялом.

Тар действительно довольно быстро со всем разобрался. Большинство офицеров выпустили с гауптвахты. Вага продержали дольше остальных, интендантов проверяли с особым пристрастием. Пока шло следствие, поредевшие после нападения дикарей, десантные морины были откомандированы для строительства и ремонта укреплений. Городскую стену восстановили, линию границы передвинули, так что теперь опустевшие земли, некогда принадлежащие племени Муки, оказались под нашей защитой. Правда охранять там было совершенно нечего. Туземцы оставили неубранные поля и сады, и увели с собой скот. Деревни стояли заброшенные. Тар восстановил старую границу, но не стал строить сплошную линию укреплений на новых землях. В оставленных дикарями поселениях разместили вооруженные отряды, а в местах возможного прорыва установили секреты и наблюдательные пункты.

Все это я узнал на совещании, куда был приглашен накануне. Несколько дней в постели привели меня в чувство и второе посещение флагмана я перенес значительно легче. Адмирал собрал в кают-компании командиров морин и старших офицеров. Никого из прежнего городского руководства я не заметил, Шоба тоже не было. Несколько знакомых штабных офицеров тепло поздоровались со мной и справились о моем самочувствии. Супер-лейтенант Гоц скользнул по мне ледяным взглядом и кивнул. Я кивнул в ответ. Моряков и интендантов сегодня не пригласили, поэтому ни Хала, ни Вага среди офицеров не было. Чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания, я забился в самый дальний угол и оттуда внимательно следил за происходящим.

Заслушав доклады командиров подразделений, адмирал выступил с короткой речью. Он поблагодарил офицеров за хорошую работу и пообещал, что скоро на Диком острове наступит новая жизнь. Большинство собравшихся слушали внимательно, но были и те, кто откровенно скучал. Это были в основном офицеры, пережившие осаду. Им было не впервой выслушивать красивые обещания, и они знали им цену.

— А теперь господа, — сказал адмирал, — я бы хотел представить Вам нового коменданта Дикого острова, человека, который на деле доказал свою преданность нашему делу. Человека смелого, упорного и честного. Многие из Вас с ним знакомы лично, остальные, я уверен, наслышаны о его делах.

Я с интересом огляделся. Комендант фигура значимая. Признаться, среди собравшихся подходящей кандидатуры я не видел. Трудно было найти офицера, который мог бы заменить Рока. Я обратил внимание, как занервничал Гоц, как переглянулись штабные. Конечно все они надеялись на то, что Тар выберет коменданта из тех, кто уже успел обжиться на Диком острове. Несколько супер-лейтенантов, теоретически, могли бы претендовать на высокий пост. Среди местной военной элиты они были на хорошем счету. Лично я считал, что Тар привез нового коменданта с собой. Мне было любопытно увидеть избранника адмирала.

— Итак господа, — Тар сделал небольшую паузу, — я рад сообщить, что особым приказом адмиралтейства на должность коменданта Дикого острова назначен супер-лейтенант Бур.

В первые несколько секунд я даже не понял, что он сказал. Только когда все взгляды обратились в мою сторону, я сообразил, что Тар назвал мою фамилию. Все еще ничего не понимая, я удивленно огляделся и медленно поднялся со своего места.

— Можете поздравить супер-лейтенанта.

Неожиданно кто-то хлопнул в ладоши и следом еще несколько человек зааплодировали. Офицеры вставали и улыбались, а я стоял посреди всего этого безобразия и отчаянно краснел.

— В сущности я не сделал для Вас ничего хорошего, — говорил Тар, разливая коньяк в маленькие серебряные рюмки, — офицеры, присланные из метрополии, Вам не доверяют, местная элита ненавидит.

— Почему?

— Они очень хотели протолкнуть на эту должность своего кандидата. Для них Вы мелкий дворянчик без герба, без связей, одним словом — выскочка.

Адмирал протянул мне рюмку, мы чокнулись и выпили. Коньяк у него был отменный.

— В чем же тогда смысл моего назначения? — спросил я.

— Есть три причины, — Тар задумчиво поковырял десертной вилкой кислые водоросли, поданные в качестве закуски, — во-первых, для простых поселенцев Вы герой, во-вторых я хочу позлить здешнее общество и нескольких адмиралов в столице, а в-третьих мне нужен человек, при котором колония сможет несколько лет провести без войны. Вы по натуре своей миротворец и не станете заниматься саморазрушением. К тому же Вы честны и принципиальны, воровать не будете, обижать туземцев тоже. Вы идеально подходите на роль временного коменданта.

Тар захрустел водорослями. В дворянских домах считалось дурным тоном закусывать ими коньяк, но во время войны мы растеряли хорошие манеры.

— Временного?

— Не обижайтесь, — Тар отложил вилку и промокнул губы салфеткой, — все мы здесь временные. Сейчас, когда колония почти разгромлена, а бывший комендант признан вором и негодяем, адмиралтейству понадобились люди, которые смогут навести здесь порядок. Но, как только жизнь на Диком острове наладится, нам на смену пришлют каких-нибудь маменькиных сынков.

Он тяжело вздохнул.

— У старых адмиралов подрастают дети и внуки. Скоро им придется задуматься над тем, куда пристроить будущих великих полководцев.

Я решил, что Тар лукавит. Он сам был из очень знатной семьи, так что его вряд ли спишут на берег, а вот со мной такое могло случиться.

— Я не стал ничего говорить Вам заранее, потому что от Вашего мнения ничего не зависело. Отказаться от предложенной должности Вы не можете. Рок втянул Вас в опасную игру и это единственная возможность выбраться из нее без потерь.

— Все-таки странно, — сказал я, — что адмиралтейство одобрило мою кандидатуру.

Тар усмехнулся.

— Они еще ничего не знают. Когда я вернусь и доложу о Вашем назначении, будет много возмущенных голосов. Но им придется согласиться с моим решением. На какое-то время они оставят нас в покое, а там видно будет.

Адмирал порылся в столе и протянул мне какую-то бумагу.

— Мне нужна Ваша подпись, — сказал он, — согласно этому документу я завербовал Вас два года назад для того, чтобы подобраться к капитану Року. Вы стали контрабандистом по моему приказу и все это время служили в контрразведке.

Я с сомнением разглядывал бумагу.

— Когда-то в тюрьме я уже подписал нечто подобное.

— Тот документ уже подшит к делу и является доказательством преступных действий капитана Рока, — ответил Тар.

Я внимательно изучил заполненный бланк.

— Подписав этот документ, Вы спасете себя и меня. Я чуть не упустил Рока и мне еще придется за это ответить. Сделаем вид, что Вы участвовали в операции с самого начала. Позже я посвящу Вас во все подробности дела и при случае Вы, своими показаниями, вытащите меня из беды.

— Вы предлагаете мне сделку?

— Да.

Я взял перо и расписался. Тар аккуратно сложил листок и убрал в ящик стола.

— Давайте сегодня напьемся, — предложил он, — нужно отметить Вашу новую должность.

Я не стал отказываться. Признаться, предложение адмирала меня слегка озадачило, не пристало ему пить с подчиненным, но мы вместе воевали и многое могли себе позволить в память о старой дружбе.

— Почему Вы сразу поверили мне, когда я рассказал о преступлениях Рока? — спросил я.

Тар пожал плечами.

— Многое я знал и без Вас.

— И все-таки Вы арестовали других офицеров, но отпустили меня? Почему? Неужели поверили на слово?

Адмирал усмехнулся.

— Несколько человек дали показания в Вашу пользу.

— И все? — удивился я.

— Все это время рядом с Вами находилось мое доверенное лицо, агент, которому я безоговорочно доверяю.

Не могу сказать, что я сильно удивился. Интересно кто это был? Я стал перебирать в памяти новых знакомых.

— Неужели интендант Ваг?

Тар улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Доктор Сол.

Я вздрогнул и чуть не выронил рюмку.

Адмирал загостился на Диком острове. Он не собирался возвращаться в столицу, пока не закончится следствие. Под тяжестью улик, арестованные давали признательные показания. Оказалось, что Рок втянул в свою преступную деятельность половину города. Конечно о нападениях на обозы офицеры не знали, но охотно помогали капитану переправлять и сбывать армейское имущество.

Жизнь в городе налаживалась, разрушенные кварталы частично отстроили заново, частично обнесли забором, чтобы обгоревшие развалины не мозолили глаза. Благодаря тому, что для ремонтных работ адмирал выделил свободных от службы десантников, городские окраины опять стали обретать привычный вид. И все-таки на улицах было пусто, многие поселенцы погибли, а туземцы, которые работали или жили в городе, ушли с Муки. На следующее утро после нападения офицеры недосчитались своих наложниц и слуг. Деревни, которыми так гордился покойный Рок, тоже опустели. Дикари бежали вслед за Муки, бросив дома и неубранный урожай. С рыночной площади пропали смуглые женщины в обтягивающих туниках и могучие аборигены в цветных одеждах. Несмотря на то, что именно я предостерегал Рока от дружбы с туземцами, сейчас мне не хватало того особенного колорита, который они привносили в нашу жизнь. Конечно я не простил им ночного нападения и кровавого побоища, но злость моя утихла и о мести я больше не думал. Наоборот, я все чаще корил себя за то, что так и не сумел примирить враждующие стороны и избежать кровопролития. Бессмысленно было сваливать всю вину на Рока, все мы, в той или иной степени, были виноваты в случившемся.

Последнее время мы с адмиралом много времени проводили вместе. Он заставил меня досконально разобраться в материалах дела капитана Рока. Я читал справки и донесения и был вынужден составлять фальшивые рапорты, датированные прошедшими числами. Каждый день я узнавал что-то новое о махинациях бывшего коменданта. Признаться, иногда, от этой информации у меня волосы вставали дыбом.

Тар старался избегать разговоров о ночном нападении дикарей. Пока идет следствие, он хотел оставаться объективным и опасался прислушиваться к чужому мнению. К тому же имя Муки оказалось под негласным запретом. Со временем, в сознании колонистов, образ кровожадного вождя померкнет, и мы сможем вернуться к переговорам с туземцами. Я был единственным человеком, в разговоре с которым адмирал упоминал имя бывшего егерь-лейтенанта.

— Как Вы нашли Муки, — однажды спросил Тар, — он постарел, подурнел?

— Нет. Выглядит хорошо, силен и бодр.

— Прекрасно, — адмирал закурил сигару и предложил мне, — пусть живет долго и счастливо. Однажды он нам понадобиться.

Мы немного помолчали. Один вопрос не давал мне покоя, и я решил его задать, тем более, что адмирал сам заговорил о туземцах.

— Больше всего Рок боялся того, что аборигены объединятся с вардами и нападут на колонию. Почему этого не произошло и почему варды не накинулись на нас, пока у них была такая возможность?

Тар покачал головой.

— Они тоже были атакованы туземцами. Рок оказался большим мерзавцем, но настоящим профессионалом. Он был совершенно прав. Муки действительно что-то готовил, поэтому, как только его дети пропали, сумел натравить на нас соседние племена. Пламя будущей войны зрело давно. Муки просто не успел бы сплотить вокруг себя сторонников за один день, значит о многом они договорились заранее.

Мне было мучительно стыдно за свою доверчивость. Соглашаясь на переговоры, я был совершенно уверен в том, что Рок и Муки стремятся к миру и только различие характеров мешает им договориться. Выходит, они обманывали меня, разыгрывали каждый свою карту и в душе потешались надо мной.

— Но причем здесь варды?

— Аборигены не делают различий между нами. Той ночью они отправились убивать всех чужеземцев. Вардовское поселение тоже было атаковано и разорено. Так что все это время они, как и мы, зализывали раны. У них просто не осталось сил для того, чтобы добить нас. Зато теперь мы оказались в выигрышном положении. Муки отступил, и мы передвинули границу дальше, тогда, как соседи вардов остались на месте.

— Думаете Муки понимает, что, рано или поздно, мы захотим отомстить?

— Конечно. После всего случившегося мы не сможем мирно существовать бок о бок. Но имейте в виду. Пока ни о какой мести не может быть и речи. Колонии нужен мир и процветание. Займитесь этим, а о крови и смерти пусть думают те, кого пришлют нам на замену.

Я молча кивнул, потому что ничего не имел против.

Мне назначили хорошее жалование и выделили для проживания дом капитана Рока.

После всего случившегося мне было тяжело ночевать одному в этом месте, поэтому вечерами я приглашал к себе друзей и часто предлагал им задержаться до утра. Хал, который вообще не имел жилья на берегу, никогда не отказывался. Адмирал приставил ко мне денщика и выделили охрану, так что теперь мой новый дом был защищен не хуже комендатуры. Дверь в подвал я приказал заколотить. Не скажу, что мне являлись призраки погибших там офицеров, но я всегда ходил на кухню через гостиную, малодушно избегая темного коридора.

Оказалось, что у коменданта очень много дел. С утра возле моего кабинета выстраивалась длинная очередь просителей и иногда я бывал так занят, что забывал пообедать. Теперь мне часто приходилось бывать с инспекцией в трудовом лагере и на границе. Болеть мне было некогда, поэтому на раны я не обращал никакого внимания. Видимо из-за этого они заживали хорошо.

Известие о том, что доктор Сол служит в контрразведке сильно повлияло на меня. Не скажу, что я стал хуже к нему относиться, но между нами словно «проплыла водяная змея». Так не могло продолжаться долго. Доктор каждый день осматривал меня и однажды потребовал объяснений. Разговор получился весьма эмоциональный.

— Не понимаю, — недоумевал я, — как Вы могли податься из священников в тайные агенты?

Сол сердился, от его хваленной терпимости не осталось и следа.

— Я оставил орден после убийства Маса. Жизнь казалась мне бессмысленной и пустой, поэтому, когда Тар попросил меня помочь, я не смог ему отказать.

— И согласились служить в контрразведке…

— Я согласился служить своей стране.

Я покачал головой.

— Вы тоже подписали бумагу, — с чувством сказал Сол.

— У меня не было другого выхода.

— Вы могли отказаться. Однажды Вы это уже сделали.

Сол был сильно раздражен. Я понимал, что этот разговор ему неприятен, но он сам его начал. Самое забавное было то, что, укоряя друг друга, мы забывали о том, что теперь оба являемся агентами секретной службы.

— Я вовсе не собираюсь ссориться с Вами, — примирительным тоном сказал я, — просто объясните зачем Вы на это пошли.

— Для Вас это так важно?

— Да.

Доктор сердито засопел и принялся набивать трубку.

— Извольте, — наконец сказал он, — покинув орден я потерял свою паству. Согласившись на предложение Тара, я получил возможность приглядывать за другой.

— Вы имеете в виду…, - не понял я.

— Я имею ввиду колонистов, офицеров и даже Вас. Я пекусь о всеобщем благе, пусть для этого мне приходится применять не самые благородные методы.

По-своему доктор был прав. Получалось, что своей секретной службой он очень помог всем нам. Именно благодаря его стараниям Хал, Ваг и другие офицеры избежали ареста и были отпущены адмиралом на все четыре стороны.

— Послушайте, Сол. Я понимаю, что своей свободой обязан именно Вам. Просто я никак не могу привыкнуть к тому, что Вы служите в контрразведке.

Доктор с сомнением уставился на меня.

— Что мы оба служим в контрразведке, — поправился я.

Сол наконец раскурил свою трубку и окутался голубоватым дымом.

— Мы оказались в таком мире, где по-другому не выжить, — неожиданно сказал он, — помните поговорку об акуле в тюленьей шкуре? Так вот, с нами все наоборот. Мы тюлени в акульей шкуре. Мы хорошие люди, которые вынуждены изображать из себя опасных, кровожадных чудовищ, чтобы сохранить собственную индивидуальность и спасти дорогих нам людей.

Я вздрогнул. Признаться, подобные мысли посещали и меня.

— Понимаю, что Вы имеете в виду. Все-таки мне не по себе от сознания того, что на этой службе нам придется всех подозревать и следить друг за другом, — признался я.

— Приглядывать, — доктор поднял в верх указательный палец, — приглядывать друг за другом и помогать. Согласитесь, Бур, что это не одно и то же.

Тар оказался прав, назначив меня на должность коменданта. Если бы он дрогнул и пошел на поводу у местной элиты, они развязали войну, которая могла бы продлиться долгие годы. Я часто слышал от подчиненных, что мы должны напасть на дикарей и отомстить за все. Такие, как супер-лейтенант Гоц все еще рвались в бой. Они не думали о возможных потерях и жаждали крови. Иногда мне казалось, что они вообще ни о чем не думали, кроме войны.

Не было спокойствия на границе, не было мира и за городской стеной. Никто не понимал, как вести себя с дикарями, как существовать бок о бок, как договариваться. Всему этому нужно было учиться. Пока мы просто отгородились от них, прекратив всякое общение. До меня доходили слухи, что племя Муки сумело пробиться сквозь земли соседей и уйти в глубь острова. Но следы его не затерялись и, при случае, мы смогли бы их отыскать.

Наше присутствие на побережье сильно раздражало местные племена, и они часто беспокоили нас. По моему приказу мосты были разобраны и для перевозки грузов стали использовать паромную переправу, которая хорошо охранялась. Прорваться за реку аборигенам стало трудней, поэтому большинство столкновений происходило вдалеке от городских стен. Нападения на границу мы пресекали быстро и жестоко. Как только наблюдатели замечали скопление туземцев, береговая и корабельная артиллерия тут же открывали огонь. Но никогда десантники не пересекали воображаемую границу, за которой начинались дикие земли. Горячие головы постоянно заводили разговоры о военной операции, но я научился не обращать на них внимания. Офицеры чувствовали за мной большую силу и поддержку адмиралтейства, и боялись поднимать голос. Поэтому пока столица не требовала от меня решительных действий и новых территорий, я сурово следил за тем, чтобы перемирие с туземцами не нарушалось, хотя бы с нашей стороны.

Я стал часто задумываться о том, возможно ли вообще установить мир между двумя такими разными цивилизациями? Ответа на этот вопрос у меня не было. Разговаривая с колонистами, с офицерами и нижними чинами, я не слышал ни одного доброго слова о туземцах. На островах мы ненавидели вардов, здесь — аборигенов. Жители Содружества привыкли находиться в состоянии войны и не понимали, как можно жить по-другому. И все-таки мне хотелось верить в то, что когда-нибудь жизнь на этих неприветливых берегах изменится, и этот чужой и враждебный остров перестанут называть диким.