Пленный немецкий лейтенант с задумчивыми серыми глазами и медлительной речью, после того, как его сытно и вкусно покормили у нас в штабе дивизии, рассказал, попивая кофе, нижеследующее:

— Я — писатель. На войне меня больше всего интересовали те исключительные истории, те загадочные случайности, которые бывают так похожи на вымысел, порождение больной фантазии, на кошмар, на лихорадочный бред. Таких историй записано у меня более десятка. И среди них убийство майора Арса, моего ближайшего начальника, надо считать самой выдающейся по своей исключительности и выдержанной стройности. Эта история похожа на какую-то геометрическую теорему, весьма сложную, но и изумительно цельную по своей глубочайшей последовательности. Словом, вот вся эта странная история с начала и до конца, во всех ее промежуточных стадиях.

I

Мы находились в Северной Франции, в живописных окрестностях замка графов Гранкер-де-Бельом. Три представителя этого знатного рода дрались в рядах французской армии, а четвертая — молодая девушка, двадцати лет, состояла сестрой милосердия в одном из полевых лазаретов. Будучи захвачена нами в плен, она временно проживала в своем родовом замке, где занимал две комнаты и командир нашего батальона, майор Арс. Это был высокий и тонкий человек 52 лет, сухой телом и душой, вдовец, презиравший женщин, формалист до мозга костей, во имя буквы закона готовый попрать все. И вот эта девушка, надменная графиня Гранкер-де-Бельом, была застигнута однажды в то время, когда она передавала сельскому мальчишке записку, как оказалось, — письмо к своему брату-офицеру. Записка сообщала весьма подробно о расположении наших войсковых частей в окрестностях замка и умоляла офицера напасть на замок, чтобы выгнать из родового гнезда «проклятых бошей», как презрительно обзывала нас записка надменной графини. Как мог откликнуться на подобный факт такой черствый формалист, каким был майор Арс? Конечно, он приговорил графиню в тот же день к расстрелянию. И сам пожелал привести этот приговор в исполнение, дабы показать пример молодым офицерам.

Однако, когда он скомандовал взводу, ни один солдат не решился разрядить своего ружья в девушку, да еще одетую в костюм сестры милосердия, и майор Арс, приблизившись к ней, вынул браунинг и убил ее выстрелом в левый висок, в упор, чтобы показать солдатам пример беспрекословного повиновения воинскому уставу. Это произошло без четверти семь утра. Это прошу запомнить, как и то обстоятельство, что графиня была убита им в левый висок. А в семь вечера девушку уже хоронил кюре на нашем сельском кладбище. К довершению всего, майор Арс, видимо, желая несколько загладить все содеянное им, совершил вновь возмутительную бестактность: он пошел на похороны девушки и даже понес ей огромный букет алых роз. Конечно, он хотел показать этим населению, что он только суровый исполнитель сурового закона, но что в сердце своем он вместе со всеми готов оплакивать самым искренним образом погибшую девушку; однако вы сами можете себе представить, какими негодующими взорами майор был встречен на этом кладбище. Кюре, увидев его с цветами в руках, воздел глаза к небу и в понятном возбуждении воскликнул:

— Желаю и тебе, убийца, восприять такую же смерть!..

Майор Арс опешил от такого приветствия, но, однако, он тотчас же оправился и сдержанно ответил кюре:

— Если я не исполнил закона, а нарушил его, я ничего не имею против точно такой же смерти!..

И, уронив цветы, майор Арс круто повернулся и ушел с тихого кладбища от засыпанного цветами трупа девушки. А на другой день ровно в семь часов утра в деревушку, где были расквартированы мы, офицеры, прибежал денщик Арса, бледный и трясущийся, и возбужденно сообщил нам, что с майором произошло что-то неладное: в без четверти семь в его спальне раздался выстрел, а дверь в спальню, между тем, заперта изнутри, и что там произошло — неизвестно, но майор, однако, более не откликается на стук в дверь и на зов. Мы, офицеры, почти все, как один, подумали о нашем начальнике:

— Снервничал и застрелился из того же браунинга, которым он убил девушку.

И только адъютант Арса, магистр астрономии лейтенант Линденбаум, будто догадавшись о наших мыслях, сердито и встревоженно заметил:

— Разве у таких людей, как Арс, есть нервы? Его убили!..

— Кто убил? — спросил я.

II

И все мы стремглав побежали в замок. Тяжелую дубовую дверь пришлось снять с петель, ибо она была заперта на ключ самым аккуратным образом, в два поворота, и ключ при этом был оставлен в замочной скважине. Теснясь, мы продвинулись в спальню майора с тем особым благоговейно-жутким чувством, с каким входят к только что умершему. И мы увидели его тотчас же. Он лежал на правом боку лицом к стене, и голова его слегка завалилась с подушки, а его левая щека вровень с ухом была вся залита темно-бурой, запекшейся, густой, как остывающий сургуч, кровью. Мы сначала все думали, что он убит выстрелом в ухо. Но, наклонившись над ним, Линденбаум сказал, повертывая к нам свой острый взгляд:

— Майор Ар с убит в левый висок, точно так же, как и…

Он не договорил. Мы переглянулись. Да. Майор Арс был убит выстрелом в левый висок. Но мысль о самоубийстве надлежало тотчас же бросить. Браунинг майора лежал на его ночном столике, заряженный на все пули. После своего выстрела в девушку, майор, видимо, даже успел перезарядить его и вытереть от пороховой гари самым аккуратным образом.

— Его убили, — выговорил строго Линденбаум.

— Кто? — опять спросил я тихо.

Выстрелом через окно его не могли убить, ибо все звенья широкого окна спальни были целы. А выстрелом через дверь нельзя было попасть в голову Арса, ибо таково уж было расположение этой двери. Через нее можно еще было бы прострелить лишь ноги майора. Я высказал вслух эти мои предположения, но Линденбаум мне возразил:

— Преступник мог выставить звено или всю раму, убить Арса и затем вновь вставить то или другое.

Это замечание было совершенно справедливо, и мы принялись за самое внимательное обследование окна спальни. Однако, мы тотчас же должны были бросить и такие подозрения. Замазка вокруг всей рамы и вокруг каждого звена громко кричала о том, что она существует во всей своей неприкосновенности никак не менее нескольких десятков лет, ибо она успела уже переродиться в настоящий, цельный известняк и плохо поддавалась даже стальной стамеске.

— Значит, Арс убит не через окно и не через дверь, — сказал я вслух, — а тогда как же? Через потолок и стены ведь немыслимо же!..

Мы продолжали наши расследования. Линденбаум ворчал:

— Странно, что майора убили, очевидно, тоже в без четверти семь утра… Как и графиню Гранкер. Удивительно странное совпадение! И посмотрите на страдальческое выражение его лица. Он точно видит страшный сон, и хочет, но не может проснуться!

И тут же он обратил внимание на охотничью сумку, висевшую на каменном выступе стены, поддерживавшем полку; уставленную старинными образами, — родовыми святынями графов. Эта сумка висела как раз над самой головой майора Арса. Он снял ее. И тогда мы все увидели крупных размеров дуэльный пистолет, висевший на гвозде, вот именно над левым виском майора. У всех нас тотчас же вырвался слабый крик, похожий более на стон, ибо тотчас же мы все сразу сообразили, по самому положению пистолета, что он-то и есть убийца Арса!..

Он — этот пистолет! Несколько мгновений мы смотрели — на него с ужасом, а потом лейтенант Линденбаум, зарисовав на стене его расположение, бережно снял с гвоздя пистолет и, бегло исследовав его, передал нам.

— Вот он, убийца Арса, — резко сказал он нам. — Взгляните, на его капсюле разбитый пистон, позеленевший от времени, и от его дула еще пахнет пороховой гарью. Взгляните, вот даже легкая копоть на стене — явный след его выстрела. Но не может же пистолет стрелять сам? Кто же взвел курок его? И кто спустил? Где одухотворенный убийца, воспользовавшийся этим оружием? Чрезвычайно загадочно!..

III

Так говорил нам Лиденбаум, и я видел, как вздрагивали его пальцы и острым пламенем светились глаза. А мы все внимательно изучали тот пистолет — убийцу майора Арса. Между тем, лейтенант Линденбаум, бережно зачертив профиль Арса на наволоке подушки в том самом положении, в котором покоилась голова, распорядился пригласить доктора для вскрытия Арса. И это вскрытие вполне подтвердило еще раз нашу догадку. В мозге майора была обнаружена круглая крупная пуля, одна из тех, которыми наши отцы и деды стреляли на дуэлях из гладкоствольных пистолетов, вот такого же типа, как висевший под охотничьей сумкой над головой Арса.

Итак, отчасти загадки для нас более не было. Наш командир был убит именно из того оружия, которое висело над его головой. Но каким образом мог выстрелить пистолет? Мы пожимали плечами и недоумевали, в то время как наши сердца томило самое жуткое беспокойство. Мы с неослабным рвением продолжали наши обследования. Впрочем, в этот день нам лишь удалось установить лишь то, что этот пистолет принадлежал отцу убитой девушки. Линденбаум, прямо и резко смотря в глаза мои, сказал:

— Значит, покойный граф пришел ночью с того света, чтоб в честном поединке убить майора Арса из своего старого пистолета? Так, что ли?

Я развел руками. И мы вскоре разошлись, словно придавленные странным происшествием, впрочем, заперев на ключ ужасную спальню. А на другой день из подробного расспроса денщика майора Арса Линденбаум установил, что к майору десять дней тому назад, он, денщик, привозил погостить на три дня его сына, восьмилетнего мальчугана Вилли, жившего у своей тетки. И Линденбаум тотчас же откомандировал денщика за этим мальчиком. А еще через день перед нами уже стоял резвый мальчуган с веселыми и бойкими глазами — Вилли Арс. Обласкав его и, конечно, скрыв от него о смерти отца, будто бы уехавшего на восточный фронт, в страшную Россию, Линденбаум повел его в ту спальню, а мы все встревоженно последовали за ними. Там Линденбаум вынул из ящика комода тот страшный пистолет и показал его Вилли.

— Тебе знакома вот эта самая штука? — спросил он мальчика ласково.

— О, еще бы! — радостно воскликнул мальчик. — Это мой приятель и друг! Это — пистолет! Я его нашел в первый же день приезда на чердаке, в старом сундуке, под павлиньими перьями! Это — мой военный трофей!

— Ты им играл?

— Сколько раз! Охотился будто бы на буйволов в Камеруне! Весело было играть! Но, конечно, потихоньку от папы и от денщика Гофмана! — Вилли поджал губы.

— Почему потихоньку?

— Чудачина, а еще адъютант! — всплеснул руками резвый малыш. — А разве папа позволил бы мне играть настоящим заряженным пистолетом, или Гофман? Вы думаете, они позволили бы мне? Как бы не так!

— А ты знал, что пистолет был заряжен?

— Конечно, знал, чудачина вы! Это-то и было интересно!

— А курок у этого пистолета ты мог взвести? — спросил как-то осторожно Линденбаум.

— О, еще бы! И я взводил! Раз! — воскликнул мальчик, — потому что спустить курок я уже не мог. Я знал, конечно, как это надо сделать, но у меня, понимаете ли, не хватало силы! А я даже знаю, как надо стрелять из пушки! — хвастливо добавил мальчуган.

Линденбаум протянул ему пистолет.

— Взведи курок! — проговорил он.

Мальчик тотчас же, почти без усилий, взвел.

— Теперь спусти, ну, хоть только попробуй!

Мальчик изо всех сил нажал на гашетку, напрягся, стал красным и даже высунул и закусил язык.

— Нет, это у меня совсем не выходит! — воскликнул он. — Что хотите делайте, не выходит! Но через год, конечно, я буду гораздо сильнее! И тогда я смогу из него стрелять! Ведь да? Мне же будет девять лет!

Линденбаум так же осторожно задал ему вопрос:

— А куда ты прятал этот пистолет?

— Сказать? — засмеялся Вилли. — Под охотничью сумку, на гвоздь, вот здесь!

И мальчик указал рукой на то место, где мы нашли его на каменном выступе.

Мы переглянулись, а Линденбаум побледнел и выслал мальчика вместе с Гофманом из спальни.

— Теперь мне открыты все обстоятельства этой загадки, — сказал он нам, — но мы проверим ее тщательным опытом. Итак, снова зарядим этот пистолет и повесим его на прежнее место, благо оно очерчено нами на стене, конечно, предварительно взведя курок. А после запрем спальню на ключ и будем ждать той минуты, когда пистолет выстрелит. Ибо он выстрелит! А Гюфман придет и доложит нам тотчас же.

IV

Линденбаум сделал все, что говорил, запер спальню на ключ, опустив его затем в свой карман, и, предупредив Гофмана, мы ушли. А ровно через шесть дней в три часа пополудни, когда мы, офицеры, обедали, Гофман пришел к нам и доложил:

— Пистолет сейчас выстрелил!

И, конечно, мы опять стремглав побежали в ту спальню. Быстро отомкнув дверь и склонившись сквозь синеватый пороховой дымок к подушке, Линденбаум твердо выговорил:

— И, конечно, пистолет прострелил и на этот раз то место подушки, где нами начерчен левый висок майора Арса. Опыт наш подтверждает мою догадку как нельзя лучше.

Он повернулся к нам бледным и строгим лицом.

— Итак, майора Арса, — так же твердо выговорил он, — убил вот кто. Целый ряд странных до жуткости случайностей, соединившихся воедино. Каждая из них делала свое дело, не сознавая, к, какому итогу она ведет, и потому здесь нет виновных. Здесь, без участия палача, приведена в исполнение самая настоящая казнь. Здесь налицо чудо. Сверхъестественное чудо. Ибо ряд совершенно невинных обстоятельств с математической точностью сложился здесь в роковой удар насмерть, в какую-то беспощаднейшую машину с веселыми глазами невинного младенца. Даже самое последнее и, пожалуй, решительное обстоятельство в этом ряду, это — то, что пружина спуска старого пистолета, в сущности, очень тугая, иногда самопроизвольно соскальзывала вследствие порчи механизма, и производила выстрел, не могла бы иметь решающего значения, если бы голова майора Арса случайно не свалилась с подушки как раз в ту минуту.

И лишь общий итог всех случайностей вкупе обусловливал здесь неминуемую смерть. И теперь я боюсь этого пистолета. Это беспощадное оружие рока, и, может быть, оно уже целит в голову кого-нибудь из нас, ибо мы все повинны в крови той девушки — сестры милосердия!

* * *

Пленный лейтенант, допивая кофе, закончил:

— И молодой ученый астроном лейтенант Линденбаум не ошибся. Через двенадцать дней он застрелился из того же самого пистолета, оставив на своем столе коротенькую записку:

«Умираю, потому что не хочу участвовать более в этой подлой бойне. Похороните меня в ногах той девушки».

Мы исполнили просьбу погибшего.