Местность скудела. С каждым уводившим меня все дальше на северо-восток шагом окружающая среда теряла признаки человеческой освоенности. Пропадали взрыхленные пашни, исчезали утруждавшие себя разного рода сельской рутиной люди, растворялся тянувшийся над домишками сизый каминный дымок. Спустя лишь сутки я очутился в глухой, безлюдной местности в практически полном одиночестве. Зверье, поначалу, не дерзало подступать к моим бивуакам, отчего даже удавалось выделять достаточно времени для вечерней медитации. Но волочились дни и ночи, земля и воздух становились холоднее, а животные — смелее. Из-за этого мне иногда даже приходилось пробуждаться от раздававшегося близ лежбища шороха и отгонять нежелательных гостей от покоившихся в котомке-подушке съестных припасов. Несмотря на то, что я просил у милорда Васака лишь «парочку» его хвалимых яблок, добрая гномья рука загрузила мой и без того не самый легкий багаж целой дюжиной румяных, сладко благоухающих, размером с голову младенца плодов. Но стоит отдать обещанию алхимика должное, фрукты прекрасно утоляли голод. Одно съеденное спозаранку яблоко усыпляло алчбу до самого вечера, и тогда в ход шла уже собранная учителем Вильфредом провизия: сушеное мясо, сухари, картофель, разные овощи, сыры. Все это вкупе с любезно отданным мне старым магом небольшим котелком позволяло соорудить вполне сносный ужин под разгоравшимися звездами.

Всякий новый день ощущался много холоднее предыдущего, и уже на третий день пути ударили серьезные заморозки, отчего мне даже пришлось сменить свой излюбленный темный плащ на теплую, пускай и смотревшуюся несколько аляповато, меховую куртку. А спустя пять солнц под ногами и того пуще захрустел снег, тонкой кромкой припорошивший быстро коченевшую осеннюю почву.

Ступал я по абсолютно дикой местности — тракт даже не думал сопровождать меня в походе, еще от самой деревни уйдя одним ответвлением на юг, к Руасу, вторым на восток, к старым шахтам, а третьим на запад, до Виланвеля.

Отмеченное Васаком поле вынырнуло из густого тумана на седьмой день пути, ближе к закату. Длинные желтоватого оттенка стебли, точно плотоядные каэльронские лианы, охватили мое тело, погружая в прохладное и мягкое, волнующееся на ветру море. Поднимавшийся до самого носа частокол дикой травы окутал меня со всех сторон, не позволяя толком ничего разглядеть и вынуждая практически на ощупь пробираться вглубь, то и дело дергаясь от коловших незащищенные части тела травинок. Главное сейчас — не сбиться с курса. Топи должны показаться ровно впереди, если идти точно на северо-запад. А учитывая одноликость окружавшей меня природы и упорно стоявший туман, сделать это будет непросто. Важно не терять концентрацию и слепо, не сбиваясь, следовать по намеченному пути.

Когда я уже потерял счет шагам и в голову закралась каверзная мысль о моем возможном плутании, неподалеку раздался звонкий шорох. Ноги сами собой остановились, точно вросли в землю. Я настороженно навострил уши. Через несколько мгновений звук повторился, но уже в другом месте и куда более четко. Непонятный протяжный шорох, словно кто-то быстрыми и короткими перебежками шнырял вокруг. Глаза ухватили отчетливое шевеление травы, будто змея или полевая мышь скитались под защитой стеблей. Только вот учитывая размер этих стеблей я боялся даже представить, какого размера должны быть такие змейки с мышками.

Вдруг в траве живо промелькнули две маленькие светящиеся сферы, заставив желтое море заметно всколыхнуться. Рука сама собой потянулась к поясу, выдернула из ножен фальчион и выставила вперед блестящий в бледно-алых солнечных лучах клинок. Вновь два шарика, прошуршав, скользнули на самой границе зрения. Я насторожено повернулся, острием меча указав на отчего-то не решившиеся скрыться, мерцавшие серебром средь плотной травяной стены сферы. Это были глаза. Близко посаженные друг к другу зенки с вертикальными зрачками медленно плавали в жухлом море. Ниспадавшая от стеблей тень и стоявший туман не позволяли разглядеть иных черт приблизившегося ко мне создания.

Однако это существо было не единственным. Я явственно ощущал еще самое малое одну пару глаз, алчно буравивших мою спину. Теперь приходилось следить уже за двумя направлениями потенциального нападения. Мне не думается, что эти твари всего лишь мирно проходили мимо. И то, что одна из них располагалась точно позади, отнюдь не внушало оптимизма.

Ненадолго померкший шорох внезапно разгорелся с новой силой. Трава за спиной яростно зашелестела, и стоит отдать должное моей реакции, которая не подвела и вовремя толкнула тело вбок, выкручивая пируэт. Мимо, в считанных дюймах, пролетела мерзко хрипящая туша и, не достигнув цели своего прыжка, впорхнула обратно в траву, вновь скрывшись из виду и даже не позволив толком себя разглядеть. Едва я остановил вращение, как уже спереди обрушилась новая атака. Опережая саму мысль, руки вскинули меч и на него, раззявив пакостную пасть, с отвратным хрустом нанизалось скакнувшее из-за стеблей существо. Фальчион под тяжестью обмякшего тела бессильно накренился, уперевшись острием в землю. По клинку с омерзительной медлительностью, оставляя на стали кровяной след, соскользнуло и глухо упало на почву тело, раскинув тощие ручонки. Пальцы и некоторые мышцы еще бились в посмертных судорогах, лупатые буркала остекленели, а из большой, походившей на обезьянью, носившей острейшие пикообразные клыки пасти стекала тонкая рубиновая струйка.

Ырка. Именно то создание, о котором меня и предупреждал Васак. Что же, вероятно, слухи о их здешнем обиталище более чем правдивы. Эти мелкие, в четыре фута ростом, тщедушные и до тошноты мерзкие на вид твари всегда любили заросшие поля. Учитывая манеру их передвижения — чаще всего на четвереньках — такое окружение служило для и без того приземистых кровососов отличным укрытием. Тем паче, что ырки обычно охотятся на сусликов, мышей, хомяков, зайцев, змей — такой живности в безлюдном степном поле хоть отбавляй. На человека же нападают редко — попросту боятся крупного противника. Но теперь решились. То ли оголодали совсем, то ли решили, что толпой меня уж точно завалят. Что же, проверим.

Я вновь поднял на момент опущенный фальчион. Впрочем, новых нападений не последовало. Серебристые пары глаз, загораясь одна за другой, аккуратно бродили, медленно, но верно окружая меня. Стараясь отогнать тварей и создать себе хоть небольшую видимость, я принялся несколько безрассудно размахивать мечом, обрубая стебли примерно наполовину, закружившись остро разящей юлой. Отпугнуть ырок труда не составило — существа, негодующе шипя при виде пляшущего в опасной близости фальчиона, все-таки отступали, их сверкающие буркала углублялись в заросли, — однако серьезного подспорья для меня этот маневр не создал. Трава, пускай и вполовину укороченная, все равно с головой проглатывала ползавших на карачках нелюдей.

Стоило мне покончить с остриганием растительности и взять короткую паузу, стараясь поймать равновесие и покрепче встать на ноги, как грянула атака. Ырка выпрыгнул слева, на самой границе зрения, но я застал его скачок в самом зачатке, так что мне удалось довольно легко увернуться от страждущих плоти когтей и клыков, пропуская тварь мимо. Буквально тут же, не дав передышки, спереди грянул второй прыжок, и теперь руке уже пришлось вскинуть клинок. Ырка, не боясь пораниться, вцепился лапами в острую сталь, словно это был надежный древесный сук, пасть, протяжно заверещав, хищно защелкала в надежде добраться до моего лица. Я, серьезно растеряв равновесие от тяжести повисшей на клинке туши, отбросил костлявое существо обратно в траву, с трудом удержав оружие.

Встряхнул фальчионом, прогоняя с рук усталость и переводя дух. Но большой паузы мне не дали. На спину, впиваясь в плечи острейшими когтями, взлетел очередной враг. Этот удар едва не свалил меня с ног. Загнувшись и сделав несколько неловких шагов, я все же смог устоять, схватил клацающую челюстями возле шеи тварь за шкирку, швырнул через плечо. Подгибая под собой траву и гремя костями, ырка покатился по земле.

Не успел я должным образом распрямиться, как в бок громыхнула новая тварь, выбивая из рук фальчион. После этого столкновения мои ноги уже не сдюжили устоять. Вместе с обхватившим меня существом, я отлетел на несколько ярдов, больно рухнув навзничь. Не теряя времени даром, ырка сразу залез мне на грудь. Клыкастое рыло распахнулось в надежде прокусить мою шею, но мне, несмотря на возникшее после удара темечком оземь помутнение в глазах, удалось вовремя сориентироваться. Останавливая пасть всего в мизинце от моего носа, я схватил тварь руками за голову, чуть ли не оплетя ее пальцами. С натугой, кривясь от усилий и смердящего падалью дыханья кровососа, дернул в сторону — раздался гнусный хруст, и ырка, с вывернутым под неестественным углом черепом, рухнул замертво.

Быстро свалив с себя зловонную тушу, я схватил взглядом лежавший примерно в пяти ярдах фальчион. Не позволив себе и маломальского перерыва, принялся перекатываться через бок, вскоре вернув клинок обратно в десницу и вскочив на ноги. Но очередного нападения, как ни странно, не последовало. Ырки, показываясь уже не только глазами, но и мордами, внимательно блуждали вокруг меня, шипели, стрекотали, хрустели травой. Видно, их ущербный разум все-таки уяснил, что жертва не так проста и даже в одиночку способна дать солидный отпор. Нахрапом такую не взять.

Твари бродили медленно, мелькая на расстоянии вытянутого меча и вынуждая меня выжидательно крутиться на месте. Острие фальчиона плавало в воздухе, ноги мерно топтались, глаза стреляли из стороны в сторону. Атаковать я не стремился. Они, вероятно, только на это и надеялись. Замахнусь на одного — упущу из виду остальных, и тогда меня настигнет удар со спины, которому сложно будет противостоять, особенно если существа решат навалиться всем скопом. Теперь ырки явно прониклись ко мне страхом, а вместе с ним и неким «почтением», и сдуру точно не полезут.

Внезапно под сапогом что-то глухо хрупнуло, вмиг выметая из разума воцарившееся в нем сосредоточение. Носа коснулся легкий пряный аромат. Ырки все, точно по команде, застыли, глянув мне под ноги, вслед за ними взгляд опустил и я. Глаза уличили под сапогом раздавленное яблоко, что белой мякотью расплескалось на несколько дюймов вокруг, задев также мои штаны и обувь. Второй пухлый красный плод лежал рядом, и лишь чудо избавило его от участи собрата — стопа на дюйм разминулась с округлым плодом. Как ни странно, я только сейчас ощутил появившуюся на плечах легкость. Котомка на них уже не повисала, скорее всего соскочив, когда меня опрокинула та тварь. Сама сума валялась неподалеку, развязавшаяся, с выглядывавшими изнутри припасами.

Поняв, что уделяю созерцанию размозженного фрукта непозволительно много времени, я вскинул глаза, ожидая увидеть готовящихся атаковать отвлекшуюся жертву противников… Но ырки стояли все так же недвижно, бестолково смотря на примостившееся у моего сапога налитое яблоко.

Я хмыкнул, нанизал спело хрустнувший плод на острие фальчиона, поднял. За движением яблока проследовали и завороженные взгляды существ.

— Хотите? — ехидно поинтересовался я, тряхнув мечом с красным фруктом на конце.

Ответа, как и ожидалось, не последовало. Ни угуканья, ни кивков Впрочем, это было и ни к чему. Я осознавал, отчего внимание тварей так пленил созрелый плод. Ырки — никто иные, как пораженные вампиризмом дети. Несмотря на то, что большая часть их человеческой памяти и привычек после обращения была утеряна, а остались лишь первичные животные инстинкты, некая часть ребяческой натуры все же прорывалась сквозь отмерший мозг. И теперь, завидев большое, сочное, красное яблоко, подобное которому они, наверняка, частенько уминали за обе щеки будучи живыми, ырки не могли оторвать глаз от блестящей фруктовой кожицы. В голове у них сейчас был лишь один призыв: заполучить! Однако учитывая то, что вожделенным плодом владело существо, внушавшее им большой страх, твари не дерзали нападать.

Я снял яблоко с клинка, чуть покрутил, любуясь смутно игравшим на кожуре солнцем, и, широко размахнувшись, швырнул что было мочи. Реакция кровососов не заставила себя долго ждать. Сорвавшись с мест, ырки, едва не сбивая друг друга с ног, ломанулись вслед за улетевшим невесть куда плодом, и спустя считанные мгновения я стоял в гордом одиночестве среди обрубленной и во многих местах примятой травы. Терять по чем зря эти драгоценные мгновения в мои намерения не входило — быстро сориентировавшись по пробивавшемуся сквозь туман заходящему солнцу, я подхватил с земли котомку и стремглав бросился на северо-восток.

Бежал я недолго и относительно спокойно — погони за плечами не наблюдалось. Высокие жухлые стебли постепенно поникали, уменьшаясь до привычных размеров, земля под ногами становилась водянистее, превращаясь в грязное вязкое месиво, тут и там мелькали жалкие буреломы, страшненькие пеньки и гнусно булькавшие жижей непонятного происхождения лужи. Вдруг из моментально опустившегося мрака вынырнули сухие кустарники и огромные болотные кипарисы. В нос ворвалась кисловатая вонь.

Топи Грон-ро явились внезапно.

* * *

Первое, чем следует обзавестись на болотах — достаточно длинный шест. Благо, деревьев здесь, как крепко впившихся корнями в землю и уходивших вершинами под хмурые облака, так и поваленных было в достатке. Вскоре в моей руке оказалась трость длиной практически в фут, что тут же принялась прощупывать трясину на предмет затаившихся под грязью и готовых увлечь путника в свои недра пучин.

Идти приходилось медленно. Заиндевевшая болотная вязь с большой неохотой отпускала ступившие в нее ноги и их приходилось в буквальном смысле выдирать из липкой хляби. А еще этот туман. В топях он казался не столь густым, однако куда более едким. Терпкое марево заползало в нос и рот и словно оседало там мелкой, холодной, гадкой пыльцой, отчего дышать становилось по-настоящему тяжело. Вдобавок эти непередаваемые болотные ароматы сырости, гнили, тухлятины… Впрочем, какой смысл жаловаться? Ведь иного выбора, как, несмотря на все неудобства, пройти Грон-ро насквозь, мне не оставалось.

В один момент тяжелые условия вкупе с накопившейся усталостью и голодом все-таки одолели меня, и, приметив небольшую прогалину, я решил позволить себе привал. Расчехлив котомку и перебрав оставшуюся в ней снедь, которой мне должно хватить на день-другой, моя персона принялась за обед. Светило уже полностью завалилось за горизонт, что было отнюдь не самой отрадной новостью — брести по топям в кромешном мраке мне совсем не хотелось. Пока что из живности я, благо, встретил лишь несколько ворон, что, едва мне довелось подступить к облюбованному ими кипарису, тут же вспорхнули с веток и, громко хлопоча крыльями, скрылись в тумане. И я очень надеялся, что мне и далее не будет попадаться ничего здоровее и страшнее подобного зверя.

Впрочем, то, с какой скоростью мои ноги двигались по болотам, настораживало. Черное небесное полотно уже вовсю сверкало мириадами звезд, а я, по ощущениям, не отошел от поля ырок и на две сотни ярдов. Единожды мне даже, окинув взглядом болотный пейзаж, еле удалось побороть в себе рвение плюнуть на все и двинуться в обратном направлении. Но нельзя — обучение должно быть закончено. Во всяком случае, так утверждал учитель. Хотя с каждым днем в моей голове все четче звучала мысль, что это не единственная причина, по которой Форестер, изменив собственным принципам, взялся меня обучать, а после отправил в Трелонскую башню. Причем именно в тот день. Впрочем, ответами на многочисленные «почему?» я, увы, не владел. Но вполне возможно, что разгадки уже давно ожидают меня в конце пути. Осталось лишь одно — добраться. А пока мне вряд ли выпадет шанс заглянуть за театральную ширму.

Когда я, уняв голод и малость отдохнув, готовился продолжить путешествие, неподалеку раздалось едва слышное бульканье. В стороне, на глади болотной лужи мои глаза приметили взбухающие и тут же лопающиеся пузыри. Такие разящие вонью и словно кипящие водостои уже не раз встречались мне в топях. Однако эта мочажина, казалось, на что-то сильно разозлилась — она практически бурлила. Вспучивавшихся на ее поверхности водяных мозолей с каждой секундой становилось все больше, булькотня слышалась все отчетливее. А когда сонм пузырей вдруг с пугающей быстротой побежал в мою сторону, сомнения о их происхождении вмиг улетучились.

Из лужи выскочило большое, размером с отъевшегося волка, покрытое тиной существо, однако я успел, пускай несколько неловко, отстраниться. Тварь пронеслась мимо, едва не задев мою грудь острыми когтями, и приземлилась на четвереньки через три ярда. Оказавшись ко мне покрытой большим мутным панцирем спиной, сразу развернулась, чуть припадая к земле и погружая пальцы в почву. Из раззявленного черепашьего клюва раздалась срывающаяся на писк стрекотня. Морща лоб, тварь зло уставилась на меня, прищурив и без того узкие, целиком белесые зенки. Сзади, вздымаясь над панцирем, показался длинный, принявшийся медленно и плавно водить в воздухе чешуйчатый хвост. Темно-оливковая пупырчатая кожа в царившем вокруг мареве и тени казалась серой, практически черной.

Название этой твари мне было неведомо. Я мнил себя осведомленным обо всей населявшей Гронтэм фауне, однако теперь понял, что ошибался. О подобном существе не было сказано ни в одной прочитанной мною в былые годы энциклопедии. Поэтому как с ней бороться я и подавно не ведал. Меня тут же охватило чувство катастрофической беспомощности.

Длинная палка выпала из руки, уступив место свистнувшему из ножен фальчиону, стальное острие уставилось точно на противника. Видимо, теперь мне не остается ничего иного, как понадеяться на грубую силу. Бежать нет никакого смысла — хоть существо казалось грузным и малоподвижным, оно эти болота знало получше моего и могло легко загнать меня, куда следует. Да и нестись без разбора по топям — затея довольно сомнительная. Всюду коряги, овраги, трясины. Иными словами, такая погоня не могла нести для меня ничего, кроме погибели. Так что придется принять бой, хоть Васак и говорил о, считай, полнейшей тщетности противоборства этой твари.

Тварь нутряно заклокотала, принявшись взрыхлять передней лапой землю. Чуть отстранилась назад и, вырывая клочки грязи, ринулась на меня. Несколько стремительных шагов, высокий прыжок — прокрутившись на месте, я в последний миг ушел вбок, рубанув мечом наотмашь. Клинок, высекая бледные искры, лишь скользнул по панцирю, отдавая в руку болезненной дрожью.

Только мы встретились с приземлившейся неподалеку тварью взглядами, как она решилась на новый скачок. В этот раз, не успев толком увернуться, мне удалось лишь неловко вскинуть фальчион, наотмашь саданув подлетевшее существо плашмя по черепушке. Зверь упал, меня же самого от такого удара сильно пошатнуло, заставив, сбиваясь с шага, попятиться.

Как ни удивительно, после такого удара тварь быстро поднялась, встав уже, подобно медведю, на задние лапы и практически сравнявшись со мной в росте. На укрытой плоским желтоватым панцирем груди я заметил большой вырезанный символ. Круг, в который была заточена шестилучевая тупоконечная звезда, разнообразные линии: прямые, волнистые и ломанные, письмена. Знак смотрелся довольно старым, успел покрыться тиной и щербинами, однако ни один изгиб рисунка до сих пор не стерся и не зарос. Интересно, какой нож смог прорезать столь плотную, почти каменную пластину?

Существо атаковало, в ход пошли длинные зеленые лапищи. Продолжая отступать, я блокировал два мощных размашистых удара, подсел, пропуская над собой третий, и что есть мочи пнул черепахоподобного в хитиновую грудь. От пинка, как показалось, больше натерпелся я, нежели тварь. В суставах возникла свербящая, малоприятная вибрация, от которой ногу чуть ли не сводило. Стараясь поймать равновесие, я неуклюже ступил назад. Сапог, мерзко хлюпнув, по самую щиколотку погрузился во что-то холодное и липкое. Я постарался выдернуть ногу из мшистого болотного капкана, но тщетно. Поднял голову. Слегка пошатнувшееся от удара существо вскорости пришло в себя. Из черепашьей глотки вырвался режущий ухо визг. Приметив увязшую жертву, тварь тут же косолапой походкой подступила ко мне. Я подсел, широкий мах пупырчатой лапищи прогудел чуть выше — в ответ мой локоть отвесил существу глухой удар в бок. Руку вмиг охватил ураган давящей на мышцы и суставы боли, но и черепахоподобному пришлось несладко. Остро взвизгнув и согнувшись, зажимая лапой место удара, он неловко отступил в сторону. Возникшей форы мне вполне хватило, чтобы в пару махов клинком освободить стопу из заарканившего ее мха.

Хотя бы мимолетной передышки не последовало. Тварь развернулась и снова со всего плеча принялась поочередно отправлять по мою душу свои рвущие воздух лапы-молоты. С трудом отразив несколько могучих ударов, еле удерживаясь на ногах, мне все же удалось укорить монстра. Клинок самым своим кончиком полоснул существо по лодыжке, высекая из раны темную вязкую жидкость. Противный визг раскатился по прогалине. Я невольно сгорбился, попытался закрыть уши руками, зажмурился на миг, и в итоге не уследил за чудищем. Огромный кулак ядром влетел мне в грудь, продавливая ее, сотрясая внутренние органы и отбрасывая мою тушу далеко назад.

Тяжело хватая ртом воздух, я из последних сил поднялся, вырывая тело из клейкой ледяной грязи, чуть вновь не падая навзничь. В глазах заплясали разноцветные круги, голова и конечности потяжелели, точно их залили железом, а внутренности, вопя от муки, чуть не разрывались. Более-менее крепко встав на ноги, я поднял свинцовый взор — и тут же, благодаря опередившей мысль реакции, дернул торс вправо, едва успев увернуться от нового удара зеленого кулака. Однако от следующего маневра твари не спасли даже натренированные рефлексы. Длинные когти полоснули по предплечью, разрывая обитый мехом рукав и плоть. Боль вспыхнула громовым раскатом. Разум поплыл, и я едва не рухнул на землю, еле устояв на подкашивающихся ногах. Впрочем, ненадолго.

Существо влетело мне черепушкой в грудь, мигом заваливая покорное, словно тряпичное, тело на лопатки. Сильно померкшим после удара взглядом я увидел разверзшийся, с мелкими зубами клюв, готовившуюся уже в следующую секунду покончить с моим мирским существованием.

Но неожиданно тварь остановилась. Пасть, с мерзко протягивавшимися между челюстями ниточками слюны, захлопнулась, узкие ноздри, часто вдыхая, засопели. Зверь, быстро перебирая лапами и обнюхивая поваленную дичь, пополз по моему телу вниз, от головы до груди, затем клюв коснулся живота. Вдруг я почувствовал, как холодная морда достигла горевшего от боли, расцарапанного предплечья. Глубоко вдохнув, существо, скуля, будто псина, которой наступили на хвост, внезапно резко соскочило с моей поваленной туши. Быстро пятясь назад и как-то виновато понурив голову, черепахоподобный отступил к той самой большой и смердящей луже, из которой не так давно вылез, и, булькая, в мгновение ока погрузился под воду, оставив после себя лишь немногочисленные, вздымающиеся на глади грязные пузыри.

Не сразу поняв, что тварь исчезла, я, перебарывая боль и истому, сел, покрепче сжав так и норовивший выпасть из ослабелых пальцев фальчион. Не приметив существа, еще долго оглядывался, прислушивался и принюхивался, однако ничего, окромя мертвой болотной растительности не различил. И тогда уже позволил себе, опустив плечи и практически заваливаясь обратно на вязкую почву, перевести дух. Сердце, больно ударяя о грудную клетку, рвалось наружу, в глотке словно выросли колючие осколки, и от глубоких вдохов я то и дело морщился, испытывая неприятную резь. Что сейчас произошло? Куда делась эта тварь и почему отступила? К чему пасовать, таиться, когда беспомощно поваленную жертву и твои зубы разделяют считанные дюймы? Ведь ничто не мешало существу прикончить меня. По какой причине оно вдруг решило уйти?..

А, к бесам! Даже думать об этом не хочу! Судьба предоставила мне шанс на спасение, надо им воспользоваться. Забивать себе голову и искать ответы буду после, а сейчас нужно уходить, причем быстро. Кто знает, быть может, чудовище еще вернется. А сражаться с ним, как я теперь убедился на собственном опыте, и право — дело роковое.

Подняв болевший каждой точкой стан на деревянные ноги и подхватив котомку, я спорым шагом двинуться дальше. Шест, которым досель прощупывалась болотная почва, забытый остался лежать в грязи, оттого ступать следовало пускай и живо, но аккуратно, дабы зыбучая трясина не проглотила меня по макушку. Хотя несколько раз ноги-таки увядали в лужах и приходилось буквально вырезать их из моментально каменевшей грязи.

Предплечье рвало от боли. Казалось, будто внутрь вшили раскаленные спицы, что при каждом повороте или сгибе руки тут же впивались в плоть. Вдобавок лоскуты разорванного рукава постоянно налипали на увечье, вызывая новые порывы рези. Когти твари растерзали предплечье хоть и неглубоко, однако сами раны вышли широкими. Три красные линии неровно проходили от локтя и почти до запястья, но кровоточили мало.

Впрочем, несмотря на боль и усталость, мне все одно приходилось упорно следовать вперед, не забывая при этом крутить головой. Но, благо, больше мне на пути не повстречалось ни души.

Ближе к маячившему тусклым светом краю топей, явившемуся примерно через час, кипарисы стали редчать, вскоре сойдя на нет. Гнилой смрад смешался с лелеющим, прохладным ветерком, и в один момент я ступил на твердую, усеянную чуть пожухлой травой, ромашками, лютиками и вереском почву, оставив темные пахучие болота позади. Погони за мной так и не назрело, чему я был несказанно рад. Хотя не думаю, что та черепахоподобная тварь могла столь легко со мной расстаться. Наверняка, следила, притаившись в очередной смрадной лужице, но нападать, почему-то, больше не решалась. Ну и бес с ней!

Я очутился на просторной цветущей лужайке, порядка ста пятидесяти ярдов в ширину и около трехсот в длину, которую обступала скудная лиственная рожица. Справа, на востоке, над кронами виднелись снежные шапки Драконьих Клыков, с запада же, играючи минуя вставшие на пути деревья, прорывался прохладный, наполненный морской свежестью ветерок вкупе с глухим шумом прибоя. А впереди, шагах в двухстах, высилась огромная, сужающаяся к верху и имевшая длинный иглообразный шпиль, выложенная темным камнем башня. Правда, внешний вид ее оставлял желать много лучшего. Даже в ночном мраке можно было легко различить разбитые стрельчатые окна и зиявшие толстыми щелями стены, обрушившиеся балконы, расколовшиеся карнизы, но самое заметное — масштабные заросли плюща, что зеленоватыми лианами оплетал строение от подножья до самой головы. По обе стороны от башни полудугами отходили невысокие, огражденные колоннадами галереи с множеством дверей — вероятно, жилые помещения. Подле, на самой поляне, располагались беседки, обветренные статуи, высохшие замшелые фонтанчики, облетевшие кустарники, изящный мраморный колодец, а также мелодично журчавший, насквозь пронзавший лужайку своей лазурной нитью ручей.

Я ступил второй шаг по осеннему лугу, и тут мое тело словно окутал незримый морозный плащ. Это чувство было схоже с тем, что посещало меня на поляне Вильфреда, но казалось каким-то более… родным. Я словно бы вернулся в материнскую утробу, настолько все вдруг показалось милым и привычным. Ласковый прохладный ветерок нежно лелеял лицо, чуть вздымая волосы, однако даже не пытался жестоко выбивать на коже мурашки, пробирать до костей, заставлять мышцы сокращаться под гнетом стужи, как обычно бывало на севере осенними ночами.

Новые шаги ощущались все легче. В один момент мне даже показалось, что я, поступившись всякими природными законами, воспарил над невысокой муравой. Впрочем, опустив глаза, понял, что по-прежнему, как любой человек, ступаю по твердой почве. Все отягчающие плоть недуги: усталость, боль, резь, ломота в костях и прочее в одночасье бесследно сгинули, а голова, словно только-только очнувшись от бархатной дремы, была девственно чиста. Мысли больше не представляли из себя суровую бурю, а являлись скорее уложенными в стопки бумажными страницами. Поддавшись охватившему меня вдохновению, я даже на заметил, как вплотную подступил к вратам башни.

Как и предполагал учитель, высокие, сливавшиеся с окантовывавшей их обсидиановой аркой створки почти во весь рост поросли медного цвета пышным мхом. Я с долей опаски прикоснулся к растению. Шершавая, немного колючая поверхность сразу вызвала в пальцах неприятные, но вполне естественные, без толики колдовства, ощущения, оставив на подушечках коричневатые пятна, впрочем, легко оттершиеся.

Я достал из котомки врученный мне Васаком темный флакон. Правда, сопоставив размеры мха и количество призванной побороть его жидкости, в голову, невольно, закрались сомнения в состоятельности зелья. Пузырек был размером чуть больше моего среднего пальца, в то время как захватившей врата порослью можно было заполнить небольшую телегу.

Из откупоренного флакона ударил кислый, пробиравший до самого мозга запах. Отступив от врат на несколько шагов я, широко размахнувшись, швырнул сосуд. Повстречавшееся с твердой, пускай и покрытой мягким слоем мха поверхностью, стекло вмиг лопнуло, разлетевшись каскадом мелких блестящих осколков. Выплеснувшаяся темно-вишневая жидкость быстро впиталась в медную поросль, послышалось тихое шипение. Треск плавящегося мха, казавшийся каким-то агоническим шепотом, нарастал, становясь все громче, неприятно резал слух. Спустя несколько мгновений над растением закурилась плотная бледная дымка, а сам мох, запенившись, принялся гадкими, слизистыми, отслаивавшимися от основной массы комьями сползать на землю. С каждой секундой охватываемая кислотной пеной область ширилась, расходясь белым шипучим кольцом, и оставляя после себя торную деревянную поверхность. И вот не прошло и полминуты, как казавшиеся крепкими узы медной поросли, осклизлой, чуть заметно чадящей молочным паром жижей, расплылись под изукрашенными резьбой, уходившими далеко ввысь черными воротами.

Настолько стремительного эффекта я, воистину, никак не ожидал! Чтобы такое малое количество кислоты сдюжило за несколько секунд растворить такую объемную материю… Чего и говорить, виртуозная алхимия творит чудеса. Особенно если она сотворена гномьими руками.

Створки оказались сколь громадны, столь и тяжелы. Попытки отворить их грубой силой, взявшись за предназначенные для того кольца, я бросил быстро, по ощущениям чуть не заработав себе паховую грыжу. Здесь требовалось самое малое с полдюжины крепких, мускулистых мужей. Хотя вряд ли сами трелонцы отпирали эти врата таким прозаическим способом.

Только поймав себе на данной мысли, я немного отступил, вскидывая руки впереди и призывая на помощь дремавшую внутри моего тела магию. Однако ее потребовалось много больше, чем предполагалось. На лбу быстро выступила испарина, мышцы затрещали, а искривленные в напряжении пальцы заныли давящей болью. Но как бы то ни было, после десятка секунд упорного сопротивления врата все же сдались. Взрыхляя под собой почву, приминая траву и сбрасывая многолетний, застоявшийся в щелях налет пыли, одна из створ, гудя и потрескивая, принялась медленно открываться. Распахивать ее настежь я не стал — попросту не хватило бы сил. Создать зазор достаточный, чтобы в него смогла протиснуться моя не самая пухлая туша, уже оказалось задачей на грани возможностей. Посему, едва зазиял неширокий, шириной менее шага проход, как я оборвал заклинание. Руки повисли бескостными, изможденными плетьми, ссутулив плечи, воздух рьяно рвался из легких. От быстрого и глубокого дыхания понемногу начинала кружиться голова, тяжелели ноги. Я даже представить не мог, что отворение врат дастся мне так непросто. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что месяц назад я бы, наверняка, и на йоту не подвинул столь грандиозные створки.

Решительно выдохнув и постаравшись совладать с вмиг свалившейся на организм слабостью, я подошел к вратам, еле-еле продрался в отверзшуюся щель. Внутри оказалось ожидаемо темно. Каких-либо окон здесь не имелось, а освещением должны были служить многочисленные покоившиеся в настенных светцах факела, ныне, разумеется, погасшие. Практически наощупь подобравшись к одному из таких, я выдрал словно пустившую в камень корни светоч, практически через «не могу» магией возжег оголовье, обтянутое черной от сажи тканью.

Холл оказался невелик, и пламени не составило труда объять его светом от края до края. Комната шла полукругом и сверху смотрелась неким подобием чаши, на дне которой я сейчас находился. Небогато обставленная — лишь у стен виднелись ниши с изящными фарфоровыми горшками, в которых росли давно засохшие деревца. В остальном, крохотное пространство было свободным.

В прочие комнаты приглашали четыре, правда, наглухо запертые двери, а также расположившаяся точно передо мной массивная лестница из черного мрамора, что опускалась в холл двумя ровными рукавами. Вела она в большую открытую залу на втором этаже, что оказалась доверху заставлена щемящимися от книг, свитков и бумажных листов стеллажами. Свет выхватывал из кромешного мрака лишь пару ближайших ко мне шкафов, но сомневаться в том, что читальня в Трелонии была отнюдь не маленьких размеров, не приходилось.

И действительно — поднявшись по истертым, облупившимся, запыленным и заваленным всяким мусором ступеням, я оказался в настоящем книжном царстве. Несмотря на то, что факел светил вполне исправно, позволяя мне спокойно видеть на десяток шагов окрест, конца и края библиотеке было не видать. Интересно, с какого же чтива мне следовало бы начать? Я словно очутился посреди глухой чащи не зная, в каком направлении нужно ступать, дабы как можно скорее выбраться. Грандиозные широкоплечие стеллажи стояли беззазорно, подобно крепким стенам, образуя длинный коридор и подпирая высоченный, утопавший в полутьме потолок. Также имелось несколько вычурных, заваленных книгами и кипами листов столиков. Отказавшись от идеи лезть на полки в поисках неизвестно чего, я решил в первую очередь проверить именно эти экземпляры.

Со скрипом вдел факел пяткой в одну из расщелин на столешнице, сбросил рядом давящую ремнем на плечо котомку и сдул с бумаг пыль, поднявшуюся едким облаком. Здесь имелся лишь один книжный том, однако возлегал он на целом ворохе отдельных писчих листов. Почерк на страницах был неразборчивым, впрочем, стоило закрыть переплетную крышку и внять вытисненному на ней названию, как мое расстройство вмиг улетучилось. «Зельеварение» — едва ли за подобным материалом посылал меня Вильфред Форестер. Хотя Васаку бы эта книженция явно пригодилась, если, конечно, гном согласится покорпеть над разбором очень своеобразного почерка писаря. Но учитель строго-настрого запретил выносить из этих стен любые тома. Обидно, ведь если поискать, то я уверен, здесь можно найти множество полезного и неизвестного даже самим Луговникам. Однако было высказано строгое «нет» — значит в карманы и котомку что-либо, окромя собственных рук, мне складывать крайне возбраняется.

Отодвинув книгу в сторону, я принялся рассматривать скрывавшуюся под ней кипу листов. Но и здесь в большинстве своем попадались предельно неудобочитаемые тексты. Вдобавок на некоторых страницах и бумага пребывала в не самом лучшем состоянии: засаленная, грязная, истертая, порванная, опаленная. Изредка попадались угольные рисунки, причем весьма недурного качества — чертить трелонским авторам удавалось много лучше, чем писать. Но опять же, большинство картинок были испорченными из-за обветшавшей бумаги. Мой глаз заинтересовался лишь двумя, более-менее неповрежденными. На первой — распятое человеческое тело, изображенное в виде переплетающихся между собой тонких и толстых линий. Иллюстрация была невредима, точно только-только нарисованная, и поражала своей детальностью, воссоздавая человека, если быть точным — мужчину, вплоть до самых откровенных частей. Изображение было помещено в ровный круг и сопровождено несколькими пометками, опять-таки неразборчивыми. Поэтому понять, к чему художник показал тело именно так, я не смог.

Второй же рисунок оказался менее изощренным. На нарисованной черным углем картинке очертился необработанный минерал, словно только-только добытый из земных недр. Рядом художник крупно подписал: «Эош. Камень жизни». Нижняя половина листа осталась нетронутой ни чернилами, ни углем.

Эош? Тот самый минерал, с которым так плотно взаимодействовали трелонцы и на который у них и, стало быть, у меня есть нечто, вроде аллергии. Причем довольно суровой аллергии, если вспомнить мою реакцию на усмиряющие путы, чьим ядром служил именно Эош. Вопрос только, почему трелонский писарь назвал столь пагубную вещь «Камнем жизни»? Насколько мне ведомо, этот кристалл жизнь скорее отбирал, но никак ее не дарил. Достаточно лишь вспомнить, какую службу Эош сослужил тому же Вильфреду…

Решив не терзать себя бесплодными домыслами, я убрал бумагу в сторону, подбирая новую. Маленький в сравнение с остальными лоскуток был сплошь исписан темно-синими чернилами и, спасибо, эти буквы выводила знакомая с каллиграфией рука. Здесь шло перечисление компонентов: серебро, вода, соль, фосфор, киноварь, эфирное масло, кальций, фруктоза, а также некое «Исходное вещество», напротив которого стоял жирный знак вопроса. Все это давалось по убыванию с исчислением массы и в сумме, по моим подсчетам, образовывало ничтожный двадцать один грамм. Однако наименования конечной субстанции, которая должна была получиться из смешения указанных ингредиентов, я не приметил, равно как и пошагового описания процесса приготовления или каких-нибудь дающих разъяснения пометок.

С химией я был знаком совсем ничтожно, но все же пытался сопоставить представленные элементы во что-либо единоцелое. И лишь неожиданно загулявший по зале легкий ветерок прервал мои раздумья. Он тут же принялся шелестеть бумагой, роняя листы с полок и столов, смахивать с книг осевшую на переплетах пыль, аккуратно касался моих незащищенных тканью ладоней. Слабый, но в то же время до дрожи морозный воздух — откуда он мог исходить? Разве что из приотворенных мною врат. Однако этот вариант быстро отпал — дуновения доносились совсем с другого направления. При этом окон в библиотеке я не приметил. Зала представляла из себя простую, огражденную со всех сторон сплошным камнем коробку. Вдруг холодный воздушный язык уже более яро, словно призывая сильнее обратить на себя внимания, облизнул мою щеку. И теперь идея отыскать источник ветра полностью завладела моим рассудком. Я опустил маленький листок бумаги обратно на стол и вооружившись факелом двинулся на поиски.

Впрочем, мои розыски окончились весьма скоро. Воздушный поток тянулся незримой, но очень ощутимой ледяной ленточкой, окончание которой привело меня за ряды книжных стеллажей, прямо к сложенной грубым черно-серым камнем стене. Однако прорывался ветер вовсе не сквозь швы между блоками. Корни морозного дыхания уходили далеко под землю — воздух выползал из огромной, около двух ярдов в поперечнике, пробитой полу дыры. Сквозь нее прекрасно угадывались очертания расположившейся этажом ниже небольшой аудитории с одноместными партами, перевернутыми стульями и общим царившим в комнате бардаком. Но на лекционном классе пролом не прерывался, ныряя еще ниже, и уже на такой глубине его захватывал совсем непроглядный мрак.

Подобрав с пола один из сотен кафельных осколков, я отпустил его в чернильный зев. Тьма быстро проглотила принесенную ей жертву, а спустя пару секунд послышался приглушенный, подхваченный эхом звук удара плитки о камень. Высота была не сказать чтобы ничтожная, но и отнюдь не самая большая, оттого мне сразу захотелось спуститься на дно. Хотя я прекрасно понимал, что там меня могло ожидать абсолютно все, что угодно, причем едва ли нечто светлое и пушистое. Такую пробоину сподобилась бы сотворить либо очень мощная магия, либо обладающее титанической силой существо. И оно до сих пор могло дремать где-то там, под покровом мрака… Впрочем, нет, маловероятно. Кормиться здесь нечем, поэтому, скорее всего, я не отыщу там никого живого. Но что-то в подземелье явно обитало. А если вспомнить слова Вильфреда Форестера, говорившего, что простая живность не выносит магической атмосферы… Образовывались только новые загадки.

Троса или хотя бы маломальского подобия лестницы мой глаз поблизости не приметил. Одни книги и предназначенная для них мебель — чего еще ожидать от библиотеки? Поэтому мне не оставалось ничего, кроме как спускаться безо всякого снаряжения. Наверное, я мог бы сплести какое-никакое заклятие, но ни единого, способного помочь решить возникшую проблему, так и не измыслил.

Бросив вниз факел, что спустя несколько мгновений с зычным стуком грянулся о дно пролома, я впился пальцами в широкие щели между уцелевшими половыми плитами. Спустил в дыру сначала одну ногу, затем медленно и осторожно вторую. Повис, подождал, пока тело перестанет покачиваться и, едва удалось расположиться более-менее прямо, отпустил руки. Мгновение полета — и стопы повстречались с твердой поверхностью. Правда, принять хоть сколько устойчивое положение не вышло. По сути, я приземлился лишь на носки, пятками же нависнув над пропастью. Реакция тела не заставила себя долго ждать. Не успел я вздохнуть полной грудью, как, растеряв всяческое равновесие, точно арканом увлекаемый в оказавшуюся за спиной дыру, стал заваливаться назад. Рефлекторно выбросил торс вперед, отчего ноги тут же соскользнули с края, проваливаясь вниз. Лишь в самый последний момент, когда душа уже была готова от страха выскочить наружу, я успел, поравнявшись подбородком с паркетом, ухватиться за половую плитку. Однако надтреснутый кафель приказал долго жить, вмиг оторвавшись, не сдержав моего веса. Уже с головой ускользнув в пробоину, я таки ухитрился вцепиться в ножку стоявшей рядом парты, но и она отказалась послужить мне спасательной дланью, сорвалась с места и, царапая пол, устремилась в дыру вслед за мной. И вот, когда я уже был готов распрощаться со своим земным существованием, мое стремительное падение неожиданно оборвалось. По-прежнему державшуюся за парту руку резко рвануло вверх, чуть не разорвав в локтевом суставе, и я едва сдюжил не распустить пальцы, с трудом совладав с разразившейся болью. Мое тело жалко повисло над провалом.

Я поднял обескураженные, не верящие собственному счастью глаза. Для ученического стола дыра оказалась слишком узкой, и парта застряла, заглянув в пролом лишь одним углом столешницы. Мебель мучительно поскрипывала от моей тяжести, то и дело выцарапывала из земли сор и заставляла пыль, небольшими водопадами, слетать вниз. Но, благо, держалась.

Внизу же, ярдах в четырех, одиноко лежал мой факел, недалеко разгоняя обволакивавшую его со всех сторон тьму. Что же, видно, придется довериться воле случая. Высота была не слишком великой, хотя заработать себе трещину в кости после подобного падения — раз чихнуть. Но иного выхода для меня сейчас не имелось. В голову снова пришла мысль, что, коли бы я глубже знал магическое искусство, таких проблем бы не возникло, и какое-либо заклятие мой мозг, наверняка, в такой ситуации родил. А так остается лишь распустить пальцы и надеяться, что удастся приземлиться без увечий. И что парта не решит составить мне компанию в полете.

Нутряно прочтя все известные молитвы во спасение, я, неуверенно выдохнув, отпустил ножку стола, предавшись свободному падению. Несколько мгновений рвущегося вокруг воздуха, и ступни, взорвавшись резкой болью, повстречались с полом подземной залы. Молниями вспыхнувшая резь в мышцах, костях и суставах не позволила мне устоять, сразу подкашивая ноги и вынуждая тело свалиться оземь безропотным мешком. Но не успел я даже толком распластаться, как парта, залязгав каркасом по камню и осыпая сгустки шелупни, низринулась вдогонку. Осознать замутившимся от удара разумом, что на меня летит тяжеленая мебель, удалось лишь за секунду до нашей встречи, и я каким-то чудом успел, превозмогая боль, перекатиться вбок. Разразившись громогласным грохотом, парта рухнула плашмя на столешницу в нескольких дюймах от моей головы, вздымая облако хлестнувшей в уши и нос пыли и породив шумное, далеко расползшееся эхо.

Откашливаясь и продирая глаза от попавшего в них сора, я вяло сел, сразу ощерившись от вспыхнувшей в ногах боли. Впрочем, судя по ее характеру, надеяться на перелом не стоило — скорее всего, растяжение или банальный ушиб. Но мне все одно пришлось некоторое временя посидеть, растирая болевшие конечности и осматривая подземную залу, раз уж выдалась минутка. Рухнувшая парта отшвырнула факел к самой границе комнаты, вынуждая пламенные язычки коптить стенной камень, оттого положиться я мог исключительно на собственное, постепенно обвыкавшее к темноте зрение. Больше всего помещение напоминало обнесенную с трех сторон толстой решеткой тюремную камеру, причем без каких-либо «признаков жизни»: ни коек, ни спальных настилов, ни оков, ни плошек для еды, кружек для воды или хотя бы кадок для нужды. Ровным счетом здесь не было ничего для содержания заключенных. В камере обитали лишь тишина, тьма, холод, грязь, пыль и затхлый воздух. Подобная сиротливость подземелья пугала. Впрочем, так только лучше — кого-либо здесь встретить я вовсе не желал.

Я аккуратно встал, кривясь от по-прежнему давившей на ноги ломоты, подобрал факел и принялся за поиски двери. Впрочем, кованная, наглухо затворенная створка, притаившись в углу чугунной ограды, отыскалась скоро. Тяжелый замок висел снаружи, и моя не самая тучная рука не силилась даже запястьем протиснуться между прутьями. Выбора не оставалось — никаких отмычек при себе я не имел, да и сорвать замок мечом изнутри не выйдет. Придется прибегнуть к магии. Хотя не сказать, чтобы теперь я особо чурался ее использовать. Какой бы мощной не была моя ворожба, Ищейки едва ли учуют ее под этими сводами, тем более в подземелье.

Легкий взмах руки — и в замочной скважине что-то коротко вспыхнуло, а в следующее мгновение стальной корпус, лязгнув и зайдясь искрами, разорвался на две части. От не самого мощного хлопка по подземелью загуляло закладывающее уши эхо. Дверь, мерзко и отрывисто поскрипывая, отворилась. Едва приютившая меня камера оказалась за спиной, как факельный свет вырвал из тьмы напротив новое узилище. Однако если мою темницу еще можно было назвать вполне себе целой, то эту отнюдь. Решетка оказалась выгнута, словно изнутри в нее разъяренно долбили тараном. Но стоило мне пройтись чуть вдоль камеры, как глазам предстала куда более тревожная картина. В одном месте прутья были сильно искривлены, явив тем самым широкую дыру, словно кто-то могучими лапищами раздвинул стержни решетки. В поперечнике это отверстие оказалось даже больше той проходившей со второго этажа пробоины. Что за тварей содержали здесь трелонские чародеи? И, самое главное, для чего?

Прошагав дальше по оказавшемуся небольшим коридору, я насчитал, в общей сложности, пять камер, не считая «моей». Одна оказалась запертой, створка еще одной была настежь распахнута, оставшиеся же три имели серьезные дефекты. Видно, их узникам претил банальный выход через дверь, и они решили идти напролом. В первом случае, как я уже описал, в ход пошли сильные, могущие раздвинуть толстые прутья руки; во втором — прокусившие решетку и буквально выгрызшие лаз зубы; в третьем же существо сумело расплавить прочную сталь, отчего часть тюремной ограды попросту отвалилась, а на свисавших с потолка прутьях виднелись давно застывшие сгустки некогда жидкого сплава.

Разевать рот, глазея на эти повреждения и представляя наружность тварей, способных на подобное, я мог бы еще очень долго. Но задерживаться здесь совсем не хотелось. Неизвестно, вдруг сейчас кто-то из этих чудищ, окаменело притаившись в одном из овеянных паутиной мрака углов, тихонько наблюдает за моей блуждающей среди темниц фигурой, выжидая момент для нападения. Так и параноиком стать недолго. И хотя я понимал, что едва ли во всей башне нынче присутствует еще одна живая душа, все одно излишне задерживаться в подобных декорациях желания не было. Потому я, оторвав взгляд от искореженной стали, быстрым и подстегиваемым вдруг возникшим в ногах волнением шагом двинулся дальше. Спустя два десятка ярдов впереди показалась грубая металлическая дверь, которая также не избежала ярости вырвавшихся на свободу существ. Она являла собой погнутое, а в некоторых местах и того пуще, пробитое и прокусанное насквозь железное месиво. Соответственно, над замком корпеть не пришлось — лишь чуть подтолкнув дверь (хотя, «дверью» представший предо мной предмет можно было назвать с натяжкой), которая, накренившись и повиснув на одной верхней петле, едва не рухнула на пол, я вышел в новую залу.

Тьма здесь оказалась не столь густой, и факел, не встречая серьезного сопротивления, сдюжил охватить светом практически всю комнату. Она была чуть меньше темничного коридора, овальной формы и с низким потолком. Однако бардак здесь царил почище. Помещение оказалось чем-то вроде алхимической лаборатории, на подвешенных цепями и привинченных болтами к стенам полочках наблюдалось обилие баночек, склянок, бутылок и прочих сосудов с разнообразными порошками, цельными породами, жидкостями, лепестками, стручками, кореньями, плодами. Другое дело, что хранившее все это богатство стекло было либо вдрызг разбито, либо проломлено, либо надтреснуто, а осколки блестящей острой росой окропляли каменный пол.

Пододвинутый к стене гладкий белокаменный стол уставляли всяческие алембики, колбы, графины, циркуляторы и прочие алхимические приборы, зачастую, как и сосуды с ингредиентами, не сохранившие целостности. Также на пухлой столешнице вразброс валялось несколько книг. Недолго думая, я двинулся к ним, аккуратно обступая разбросанные предметы и лужи странных оттенков.

Первым мне в руки попался небольшой дневник. Вдев факел в треснувший у горлышка перегонный куб, я сдул с открытых страниц осевшую пыль и принялся разбирать написанное. Судя по рваному почерку, эти буквы чертила пораженная тремором старческая рука:

«8 апреля 1845 года от Сотворения Мира.

Все попытки извлечь из Исходного вещества псового катализирующий элемент либо иные, отвечающие за аспекты натуры и инстинкты основы не дали никаких результатов. У нововыведенной артхимеры наблюдаются перенятые у первоисточника особенности, в частности — благоговение перед хозяином. За несколько дней существования артхимеры не было зафиксировано ни одного случая нападения на надсмотрщика. Однако мы все так же не можем контролировать заимствуемые особью от первоисточника инстинкты. Я все больше убеждаюсь, что каждый новый эксперимент — это пустое топтание на месте.

Оторвать сущность от Исходного вещества все еще не удается. Создание идеальной химеры, а тем более гомункула по-прежнему невозможно.

Я предполагаю, что всему виной устоявшаяся, но в корне несбалансированная формула. И вместо того, чтобы порождать все новых и новых чудовищ, следовало бы занять себя мыслями именно на этот счет».

На этих словах текст обрывался. Я перелистнул несколько страниц назад, но там все написанное было еще более закомуристо и менее разборчиво. Вторая лежавшая на столе книга оказалась изданием повнушительнее, пухлая и обитая телячьей кожей с золотой тесьмой по контуру. Я развернул том лицевой стороной вверх, и меня встретило конгревное тиснение: «Бестиарий Химер». Распахнул увесистый труд, решив пойти с конца в начало. Последняя запись оказалась примерно в середине книги — весь оставшийся до оборотного форзаца объем занимали девственно чистые листы. Вкупе с богатым иллюстративным материалом, с разных сторон описывавшим существо до боли похожее на то, что напало на меня в Грон-ро, здесь имелось также несколько чисто энциклопедических заметок:

«Наименование: Каппа.

Вид: Артхимера.

Класс: Хищник.

Исходное вещество: Собака.

Внешневидовой комплекс: Земноводное-примат ».

Далее шли многочисленные, точно медицинские перечисления, навроде частоты дыхания, реакции на свет и другие раздражители, перенесение температур и так далее. Аналогично и на остальных разворотах книги. Каждые две страницы отдавались под описание новых причудливых существ, сочетавших в себе черты сразу нескольких известных мне «обычных» животных. Занятно, что, пролистав до начала тома, я приметил лишь одну травоядную особь. У большинства индивидов в самом углу листа стояла жирная подпись: «Издох». Из тех, кого обошел этот черный штамп, мне удалось насчитать всего восемь особей.

Закрыв книгу, я положил ее обратно на край стола. И тут мой глаз приметил на полу подле большую, прикрытую мокрой парусиной бугристую груду. Подталкиваемая любопытством рука сама собой потянулась к ней, ладонь схватила грязно-серый брезент, дернула, вынудив ткань соскочить с покрываемого ею нагромождения. Стоило покрову возлечь на полу, как открывшаяся взору картина заставила меня невольно отшатнуться, зажимая рот рукой. В объемных, сваленных кучей и наполненных бледно-желтой жидкостью банках плавали внутренние органы и части тел самых разных зверей, начиная от кролика и заканчивая медведем. Большая часть сосудов была побита, а вытекшая из щелей и дыр жидкость образовала под ними широкую лужу, в которой островками дрейфовала дурнопахнущая, сбитая в мелкие комки бесцветная масса.

Из желудка к горлу, ударяя в носоглотку едким запахом тошноты, стали рваться съеденные в полдень яблоки, однако мне все же удалось сдержать позыв исторгнуть их наружу и натянуть парусину обратно. Неожиданно моих ушей коснулся чей-то сильно приглушенный, исходивший откуда-то сверху голос:

— Пошевеливайся, фофан, неча по сторонам зыркать, — сказал низкий прокуренный бас.

— Пойдем отседа, Юриз, — вторил ему более молодой, полный животного страха голосенок. — Недаром в энто место никто не хаживал уже невесть сколько зим.

— Перестань строить из себя оробелую девку, Хори! Чем меньше будешь препираться, тем быстрее мы закончим и отвалим. Ты хоть представляешь, сколько богатств тут может лежать? Эти колдунишки, наверняка, были еще теми толстосумами. Главное — отыскать их покои. Вот если бы ты был волшебником, где бы ты устроился?

— Ну… верно, повыше.

— Почему?

— Не знаю… — голос парня стал совсем тихим, смущенным. — Просто… там выше и… может, связь лучше с этой, как ее… магией, вот.

— Связь лучше, говоришь?.. Да-а, Хори, боюсь, когда ты шапку снимешь, в голове извилин совсем не останется.

— Вот чо ты опять начинаешь?

— Да ничо, уймись. Шагай вон лучше. Я не хочу здесь до утра прошляться.

— Так давай домой повернем, а? Или думаешь, мы первые такие разумники, захотевшие золото чернокнижников свистнуть? Как-то не верится.

— Не забивай свой чайник подобными мыслями, Хори. Мы же быстро: зашли, взяли свое да вышли. Здесь никого нет, так что и опасаться нам некого. Если не станем задерживаться по чем зря, то быстро все провернем.

— А с чего по-твоему об этом месте столько черных толков ходит? И как ты объяснишь те вспышки на лугу? Я своими глазами видел, как они сжигали траву и оставляли после себя следы сажи. Кто-то нам тут точно не рад.

— Засохни. Брось трепать, еще навлечешь на нас чего недоброго. Ты бы ногами так же быстро, как языком работал. Это принесло бы куда больше пользы.

Дальше слов разобрать я уже не смог. Голоса отдалялись, становясь еще более глухими и словно возносясь надо мной. Незваные гости? Воры, которым хватило наглости и глупости преступить порог Трелонии ради наживы? Что, совсем умом рехнулось племя рукастое? Впрочем, когда пустой живот начинает пожирать сам себя, а финансы при этом поют романсы, то немудрено поступиться всяким здравым смыслом, чтобы обогатиться хотя бы на марку-другую. А уж если речь идет о несметных, мирно спящих в осиротевших чертогах богатствах — здесь непостыдно и собственную шкуру на кон поставить, лишь бы разжиться столь солидным капиталом. Все одно рано или поздно окочуришься либо с голодухи, либо от мороза. Чего и говорить, подобные перспективы явно стоят того, чтобы заспорить на них в игре с многомудрой барышней Судьбой и двинуть туда, куда боятся другие.

Несмотря на то, что дальше из комнаты вела еще одна, на этот раз крепко затворенная и перекрытая решеткой железная дверь, я решил окончить осмотр подземелья и попытаться как можно скорее выбраться на поверхность. От этого запаха уже начинало мутить. Да и увидеть новоприбывших в башню гостей мне хотелось куда больше, чем рыться в старых бумагах. Будет еще время.

Лестница разыскалась быстро — узкая, уходившая вглубь чернящей мертвой тьмой арки ступенчатая лента брала исток недалеко от ведшего в темничный коридор прохода. Вознеся перед собой ярко полыхающий факел, я, аккуратно ощупывая стены, принялся подниматься. По истечении порядка трех десятков тесных, отбитых ступеней, над головой замаячила тонкая полоска света, от которой явственно тянуло прохладой. Люк? Получается, эти темницы и лаборатория были тайными? Иначе какой смысл делать к ним подобный ход? Теперь покидаемое подземелье не нравилось мне еще пуще.

Запустив пальцы в потолочную расселину, я несильно рванул в сторону внушительную квадратную половицу, что, чуть прохрустев, покорно сдвинулась. Ступил наверх, очутившись в новой, на этот раз более ухоженной и явно предназначенной для обучения алхимической лаборатории, без огромного количества разнообразных приборов и частей тел. Здесь все выглядело много скромнее, а большую часть пространства занимали студенческие парты. Прорывавшийся сквозь разбитые, стоявшие в рядок и поднимавшиеся до самого потолка стрельчатые окна ветер колыхал лежавшие на кафедре чистые бумажные листы, то и дело принимаясь кружить некоторые из них в незатейливом, коротком вальсе. Ведший в подземную лабораторию «люк» располагался у самой стены, за широким и длинным преподавательским столом.

В кои-то веки не приметив в интерьере чего-либо странного, я быстро, но стараясь особо не топать, двинулся к находившейся в противоположной части аудитории двери. Едва мне удалось к ней приблизиться, как ушей вновь коснулись знакомые голоса:

— Это что, библиотека? — говорил молодой, причем голос по-прежнему доносился откуда-то сверху. — На коего беса мы идем в библиотеку?

— Неважно, что это, дурень! Библиотека ли, баня ли — главное, что мы поднялись на этаж выше. А чем выше мы, тем ближе к нам колдунячьи опочивальни.

— Почему ты так в этом уверен?

— В смысле? Ты же сам мне сказал, что они селятся повыше. Разве нет, Хори?

— Но… я же не знаю точно. Просто подумал.

— «Ты» и «подумал» — понятия несовместимые.

— Может хорэ уже, Юриз?!

— Цыц! — шикнул старший, переходя на шепот. — Ты чего орешь так? Пробудить кого захотел?

— А ты тогда перестань меня тупым вечно звать.

— Как только меня переубедишь, так сразу.

Молодой цокнул, но пререкаться перестал. Я же решил отлипнуть от двери и аккуратно подался наружу, выступив в длинный коридор с десятками створок по обе стороны. Шаги и голоса над головой не утихали:

— Так ты уверен, что они жили высоко?

— Во всяком случае, я слышал подобное о Луговниках. Думаю, эти колдунцы — не исключение. Сам представь, сидишь ты такой с девицами на каждом колене, поишь их чем покрепче, и тут к тебе вдруг студентик по ошибке заглядывает.

— Да, это, наверное, не слишком хорошо получилось бы, — усмехнулся молодой.

— Во-от. Поэтому, стало быть, они и устраивались как можно выше, чтобы доступ туда всем прочим закрыт был. Вдруг что. А уж архимагистр, говорят, и вовсе под самым шпилем оседал — там, вишь, и видно все, и, так сказать, к Богам поближе будет. Ведь откуда у колдунов сила? Пральна, от Богов. Потому чем к ним ближе, тем могущественней себя ощущаешь. Усек? Вот и молодец. Наверняка, маги и достаток свой в опочивальнях хранили. Так что чем выше поднимемся — тем больше шанс наткнуться на такую комнатку. Смотри в оба, не прогляди подъема какого.

Его собеседник задумчиво хмыкнул:

— А может тута не так просто все? Может, эти колдунишки сооружали какие лазы секретные, что к ним в покои вели? Или не только в покои… Знаешь, Юриз, а ведь частенько именно такие вот библиотеки таят в себе тайные проходы.

— Не мели чепухи. Сказок геройских, небось, начитался? Я пожил больше твоего и лучше знаю, что никто и никогда не будет сооружать тайных проходов в библиотеках. Рассказать, почему? А именно потому, что здесь будут искать в первую очередь. Нет уж, Хори, если некроманты и додумались провести лаз, то точно не через библиотеку. Это должно быть какое-нибудь абсолютно неожиданное место.

— Нужник, что ли?

— Какой в Омут нужник?! — неожиданно воскликнул обладатель прокуренного голоса, да так гулко, что эхо подхватило его слова, принимаясь разносить их дальше по башне. Затем он будто захлебнулся криком, продолжив уже куда более тихо, почти неслышно: — Кончай шутейничать, оболтус. Куда это твой былой страх вдруг улетучился?

— Да здесь же ни души. Чего бояться?

И тут, словно в усмешку, раздался непонятный треск, свист, а за этим легкий взрыв. Послышался шелест и грохот опадающих на пол книг и испуганные истошные выкрики:

— Какого беса?! — от громогласности зазвучавшего голоса мне даже не удалось понять, кому из товарищей-воров он принадлежал.

— Что, добазарился, дурень?! Никогда не смей подтрунивать над Судьбой!

— Что это было?! Кто это сделал?! Откуда?! — не унимался парень.

— Стихни, Хори, — пришикнул на него спутник. — Не голоси.

Я замер посреди коридора, оцепенело прислушиваясь и не решаясь идти дальше. Вскоре после взрыва до меня докатилась мощная магическая волна, от которой все мое колдовское естество испугано скукожилось. Столь мощного всплеска силы мне переносить еще не доводилось. И я представить не мог, что было способно его породить.

Вдруг неподалеку прозвучал очередной трескучий взрыв, на этот раз куда более гулкий и страшный. Я, кажется, даже услышал, как рухнул один из забитых книгами стеллажей.

— А вот это уже не смешно! — еще громче заголосил молодой вор. — Дергаем отсюда!

— Не паникуй, иначе я сейчас сам тебя на люстре вздерну! — также повышенным тоном вторил товарищ.

Теперь эти странные и, судя по звуку, не слишком дружелюбные взрывы начали возникать с завидной регулярностью. Хлопки проносились один за другим, вспыхивая то тише, то звонче. Я, недолго поколебавшись, наконец-таки решился двинуться с места. Быстро пройдя казавшийся куда более длинным коридор, выступил в обширную круглую залу, что практически полностью повторяла строение прихожей — те же два лестничных рукава, спускавшихся от открытой библиотечной залы, под которой я и ступал секунду назад, та же беднота обстановки. Напротив — массивные врата из красного дерева, по обе стороны от которых располагалась еще парочка дверей попроще. Комната скудно освещалась мутным, пробивавшимся сквозь подпотолочные окна лунным светом, но это не мешало всему вокруг буквально светиться серебром и синевой.

Вскоре, как я и ожидал, вприпрыжку и чуть не спотыкаясь со ступенек стали спускаться визитеры. Отчего-то они решили не поворачивать обратно, в сторону входных ворот — видно, разыгравшаяся магия преградила все пути к отступлению. Первым на украшенный резьбой пол, бестолково размахивая руками, сбежал молодой парень: на вид порядка двадцати пяти, облаченный в блеклые мешковинные одежды, валяную шапку, из-под которой выглядывали русые кудри, гладко выбритый и слегка лупастый от страха. Дальше, уже по другой, параллельной лестнице сошел и товарищ: муж лет пятидесяти, волосы которого сверкали серебром, а затылок — пролысиной. Темная кожаная куртка, едва не разрываясь по швам, обтягивала массивный, налитый мышцами стан.

Только воссоединившись, воры позволили себе несколько секунд передышки, остановившись и как-то обреченно вскинув головы вверх, в сторону библиотеки. Однако магическое, рвущее все на своем пути и ни на мгновение не умолкавшее преследование не заставило себя долго ждать. Близ верхних ступеней, разметая по полу бумажные листы, возник перламутровый всполох, обдав зал рвущим воздух гулом и стрекотом. Практически тут же ему вторил другой, на параллельной лестнице и уже на середине спуска. Осознав, что погоня совсем не думала их оставлять, товарищи-воры единовременно сорвались с места, ринувшись к расположившимся позади воротам красного дерева. Выбили плечами высокие створки, легко сорвав их с ржавых петель, и скрылись в темной арочной глотке прохода. Серебристо-розовые, напоминавшие водные всплески под ногами незримого великана взрывы, не умолкая и не убавляя в мощи, устремились следом.

Наверное, любой другой, имеющий в голове хоть толику благоразумия человек, после лицезрения подобного действа, сразу, не задумываясь, двинулся бы в направлении обратном тому, куда прошествовала незримая сила, но только не я. Любопытство, при одной только мысли о бегстве довлело на ноги, не позволяя им даже нацелиться на выход из башни, и оставляя для меня лишь одно возможное направление — вдогон. К тому же, как говорил Вильфред, меня охранные чары трогать не станут. И теперь вдруг выползшая невесть из каких закромов совесть не позволяла мне просто стоять и смотреть, как они уничтожат оказавшихся не в том месте заблудышей. Сейчас разум осознал всю опасность положения. Эти магические зарницы, чем бы они ни были, не остановятся, покуда не выполнят своей цели: изгнать чужаков из пределов Трелонии. И коли мне выпала честь, по убеждениям старика Форестера, нести в себе крупицу повелевающей здесь силы, то я, видно, единственный, кто ныне был способен помочь этой парочке. Право, мне даже мельком не представлялось, как провести подобное дело, как унять пробудившуюся под сводами башни энергию. Но ничего не остается — придется импровизировать. Не впервой.

Отлипнув от стены, я стремглав бросился следом за ворами, но, едва преступил порог новой залы, как тут же невольно застыл на месте. Это была трапезная: огромная, полусферическая, с высоким, украшенным пышными золотыми люстрами потолком. Большую часть площади занимал длинный, выглядевший почти бесконечным пиршественный стол, на котором ныне царил полнейший хаос: всюду валялась перевернутая, потрескавшаяся, разбитая утварь, очерствевшая и покрывшаяся плесенью пища, крошки, кости, стояла так и не высохшая мутная жидкость. Стулья были подстать — опрокинутые и укрытые вековым налетом пыли, местами поцарапанные, пробитые, поломанные. Трапезную обходила колоннада с изящными, но истершимися и отколотыми капителями, фризами, каннелюрой, а между стройными столпами, сияя разноцветной мозаикой, устроились большие окна — также не пощаженные временем. Свет серповидного, плывшего среди антрацитовых облаков месяца пробивался не только сквозь стекло, но вдобавок проползал, подобно густому сверкающему ручейку, в испещрявшие стены расщелины и дыры. Однако совсем не это искореженное благолепие заставило мой разум охладеть, а ноги пустить корни в мощеный пол.

Воры, разойдясь по обе стороны от стола и всполошено лупоглазя на подступавшие, разметавшие все на своем пути всполохи, не обращая абсолютно никакого внимания на влетевшего в комнату меня, быстро пятились назад, к смотревшейся поначалу тупиковой стене. Камень высокой ниши, что, будь она сквозной, вполне бы сподобилась пропустить лошадиную тройку, был девственно гладким, однако вдруг овившая его полутьма принялась сгущаться в комки, покрывая поверхность углубления чернейшими пятнами. Эти бесформенные кляксы разрастались, точно губка впитывая все больше окрестного мрака, кружились, подобно водовороту, сливались воедино, и вскоре арка окрасилась чадящей голубым паром, неправдоподобно густой и глубокой чернильной тьмой, а располагавшаяся за ней стена потеряла всяческие очертания. Впрочем, приближавшиеся к ней спинами воры не уличили эту метаморфозу даже вполглаза, полностью занимая свое внимание бушевавшей, мелькавшей зарницами силой. И когда один из них, старший, все также безоглядно отступая, попросту провалился в образовавшийся позади мрак, словно споткнувшись и рухнув в неожиданно подвернувшуюся под ноги яму, только тогда молодой товарищ, обернувшись на мимолетный вопль, узрел новоявленный «проход». Старый вор пропал в непроглядной тьме бесследно, из-за густой черной пелены не раздалось ни крика о помощи, ни хотя бы звука падения. В ином случае подобный путь, мало того, что сам по себе смотревшийся весьма жутко, так еще и невозмутимо проглотивший твоего товарища, оттолкнул бы любого, даже выжившего из ума искателя приключений. Однако когда спереди напирает разносящая все, сверкающая и грозно, гулко трещащая неизвестная сила, а такая зияющая мраком арка является единственной оставшейся тропой для бегства, тут уж выбирать не приходится. За чернильной завесой едва ли ожидала Смерть пострашнее той, коей наградит эта жуткая, грохочущая взрывами энергия. Посему молодой вор долго не метался. Только приметив в нише лаз, пускай темный и пугающий, он, даже мельком не озаботившись здоровьем старшего товарища, сразу бросился внутрь, вмиг затерявшись в беспросветном мраке.

Странно, но только тьма съела фигуру юного вора, как гневно сверкающие перламутровые всплески в мгновение ока исчезли, в последний раз зло вспыхнув в пяти шагах от арки и оставив после себя лишь легкий белесый дымок. Оказавшись в полном одиночестве, я еще некоторое время не мог прийти в себя, осознать увиденное, столь нежданно возникшее и так моментально пропавшее. Это потрясение сумело погасить лишь вновь разыгравшееся любопытство, что, только в моей душе стал поникать страх, потащило ноги к темной нише. Мрак казался слишком плотным — сквозь чернильный полог не тщились пробиться даже падавшие на него лунные лучи, равно как и пламя подносимого вплотную факела. Чернота точно поглощала каждую крупицу света.

В один момент я даже попытался схватить эту тьму рукой, настолько живой и сочной она смотрелась. Однако черное марево лишь бесстрастно протекло меж пальцами, обдав их чуть ощутимым холодком, но не оставив ни единого следа. Изнутри веяло непонятной, проникавшей в мое тело и теребившей нутро силой. Тогда я не смог совладать с собой. Устав изучающе созерцать манящую пелену, я запустил в нее десницу по самый локоть, в надежде нащупать под покровом хоть что-нибудь. Но в ответ тьма вцепилась в конечность мертвой хваткой. Пуще того — не успел мой разум толком осознать своего пленения, как рука, словно всасываемая, потянула во мрак остальное тело. И как бы я не сопротивлялся, моя физическая сила оказалась не в состоянии дать отпор. А когда мне в голову пришла мысль сплести какое-нибудь заклинание, мрак удвоил напор, в секунду поглотив остававшуюся на свету и продолжавшую тщетно бороться половину тела.

Дыхание перехватило, а в глаза, ноздри, уши и под ногти свежим, подобно утреннему летнему ветру потоком хлынула вязкая тьма, словно чашу наполняя нутро морозной пустотой.

* * *

Меня будто несло по бурной реке, с головой погрузив под воду. Попытки вынырнуть из потока, дабы глотнуть хотя бы капельку свежего воздуха, пропадали втуне. Завертевший меня неистовый ураган не позволял даже нормально продохнуть, мотая тело, точно капризный ребенок куклу. Я буквально тонул в неиствующем море из мрака, и, когда не получавшее должного количества воздуха сердце уже было готово замереть, навсегда оставив меня барахтаться в незримых темных то ли водах, то ли ветрах, чернота вкупе с кружившейся бурей вмиг растаяли.

Как ни странно, я стоял, пускай и не ощущал под ногами никакой твердой поверхности. Тьму по-прежнему не освещало ни единого лучика света, а факел в моей руке не просто потух — он попусту исчез, словно его никогда и не было. Однако глаза, успевшие худо-бедно привыкнуть к мраку, все же сдюжили, пускай не совсем детально, рассмотреть огромную, казавшуюся безграничной залу. Понизу стелилась кустистая тускло-молочная дымка, укрывавшая меня от пояса до пят. Причем был этот туман вполне осязаем и ощущался подобно колкой морской пене, проникавшей под кожу и впивавшейся в мышцы сотней мелких, безобидных иголочек.

Вдруг впереди, шагах в ста, что-то ярко вспыхнуло, рассеяв обволакивавшую пространство тьму и обдав меня едва ощутимой ударной волной. Световой порыв резанул по глазам, выбив бусинки слез, однако вскоре потух, позволяя мне лицезреть возникший на его месте объект. Это оказался кристалл: грубый, неотточенный, цветом один в один с теми, что были вкраплены в усмиряющие путы, только гораздо больше. Минерал словно парил в воздухе — во всяком случае, никакого подобия постамента мне отсюда разглядеть не удалось. Смутное фиалково-золотистое свечение, исходившее изнутри камня, ореолом опоясывало его, однако совсем не дюжило побороть заполонившую простор тьму.

Недолго простояв на месте, занимая себя осмотром возникшего из ниоткуда кристалла, я все же внял «желанию» залы и аккуратно, медленно двинулся в сторону сияющего предмета. Правда, если бы не свечение с каждым моим шагом все приближавшегося минерала, то я бы счел себя шествующим на месте. Никакого чувства твердой земли под ногами, лишь беззвучные шаги по бесплотной, окутанной низким бледным туманом поверхности, в сопровождении абсолютно немого окружения. Я словно оглох — даже биение собственного сердца или звук дыхания не добирались до моих ушей. Лишь рвавшийся из носа пар оповещал о том, что я по-прежнему живу.

Когда мне удалось миновать около половины пути, над головой неожиданно, встряхнув саму душу, что-то злобно захлопало. Я вмиг окаменел, вскинул глаза вверх. Впрочем, прорваться сквозь мрачную, практически непроглядную завесу мой взор был не в силах. Спустя несколько секунд, когда я уже готовился списать все на свое разыгравшееся воображение, звук повторился, возникнув, как показалось, чуть ближе. Щеки обдало легким ветерком. И вновь воцарилась тишина, впрочем, лишь на пару мгновений.

Шелестящее хлопанье явилось в третий раз, и теперь оно слышалось куда более яростным. Теперь звук не стал сразу исчезать, как в прошлые заходы, а наоборот, принялся нагнетать, словно издававший его предмет стремительно приближался ко мне откуда-то из мрака. Лишь мои опередившие чувства рефлексы, едва непонятное, стучавшее по воздуху крыльями создание подлетело ко мне со спины, сумели отшвырнуть тело в сторону, пропуская черную летучую тварь мимо уха. Инстинктивно же на ладони взыграл пламенный шар вмиг соткавшегося заклинания, тут же метнувшись вдогонку за напавшим существом. Трескуче щелкая, огонь в мгновение ока сократил расстояние, соприкоснулся с чернильно-черной кожей. Прозвучал короткий взрыв, воспламенивший длинное змееподобное тельце, крылья, две пары конечностей и небольшую голову с венчавшими ее кошачьими ушами. Раздался пакостный, врезавшийся в самый мозг визг. Охваченную пламенем тварь с чудовищной силой метнуло дальше, ввысь, и спустя несколько секунд верещащего полета ударило в пещерный потолок. И только тогда пламенеющая тушка перестала заливаться противной визготней, отскочив и мертвенно низринувшись обратно вниз, наградив каменные своды перекинувшимся на растительность огнем. Впрочем, как выяснилось уже в следующее мгновение, это оказалась отнюдь не растительность.

Залу охватила настоящая верезжащая буря, зарябили, ударяя по камню и воздуху, залитые пламенем крылья. Звук был настолько громким и мерзким, что я невольно схватился за уши. Скверный гул, казалось, объял всю безразмерную пещеру, взяв меня под своеобразный, давящий купол. Впрочем, недолго эта хлопающая, визжащая, булькающая и стрекочущая туча держалась у сводов. Быстро взмахивая огненными крыльями, злобно клокоча и щелкая, на меня одновременно ринулось несколько существ, а вскоре за ними, словно сдергиваемая за ниточку простыня, клином рванулись и прочие, неизвестные мне кошко-змее-птицеподобные твари.

Рука стихийно легла на рукоять фальчиона. Впрочем, разум тут же отдернул ее от рубинового набалдашника — с такой внушительной массой не справиться и парой таких клинков. Даже будь со мной десяток обученных матерых вояк, мы все равно едва ли сдюжили бы совладать с настолько превосходящим в числе противником. Потому, предпочтя заведомо проигранному бою слабодушное бегство, я сорвался с места, опрометью бросившись по неосязаемой земле к сиявшему в полусотне шагов впереди кристаллу. Однако к моему несчастью шорох и пакостный подвизг существ приближался много быстрее, чем парящий камень. Я, право, плохо понимал, чем в сложившейся ситуации мне поможет простой, пускай и висящий в воздухе минерал, но сейчас он был для меня единственной целью. Всюду окрест — непроглядный мрак, и бежать куда-либо в ином направлении показалось мне глупостью. Неизвестно, кто или что еще прячется во тьме. Да и эти твари, явно лучше меня попривыкшие к здешней темени, не дали бы мне ни единого шанса.

До кристалла оставалось порядка десятка ярдов, когда я стал ощущать скребущие по плечам когти, а хлоп крыльев, в буквальном смысле, забил по ушам, оглушая и сея в них гадкий писк. Пару раз даже пришлось отмахнуться, но не просто кулаком или клинком, разумеется. Обратив несколько существ в пепел, мне на мгновение удалось отбросить погоню чуть назад, однако до полной победы было, конечно, далеко.

Подбежав к кристаллу на расстояние порядка четырех шагов, я прыгнул, вытянувшись в струнку и выкинув вперед десницу. За краткий миг полета мне довелось прочувствовать на щиколотках, бедрах и пояснице режущую боль то ли от когтей, то ли от клыков. Казалось, еще несколько секунд — и твари бы попусту схватили меня всем скопом, унесли под своды и уже там довершили свою жатву. Однако они не успели.

Едва пальцы оплели сияющий полупрозрачный минерал, как ощущение впивающихся повсеместно шипов пропало, оставляя в разорванной плоти лишь болезненное послевкусие, а вся окружающая меня действительность вмиг обрушилась и выросла заново. Я, точно набитый крупой куль, гулко и с эхом рухнул на вдруг распростершуюся подо мной твердую землю. Тут же инстинктивно развернулся, ожидая увидеть перед носом алчно распростерших пасти тварей. Однако заместо них на меня глянули подернутые странной синеватой дымкой пустые своды, которые были уже намного ниже, чем мгновение назад. По обе стороны от меня встали стены, составленные из высоких и пухлых, пунцового цвета растений с белыми цветами, являя узкий коридор всего в пару-тройку шагов шириной. А росла вся эта казавшаяся живой, дышащей масса из самой настоящей, правда чуть обмерзлой почвы, покрытой тонким слоем поросли и мерцавшим на ней легким налетом льда. Никакого источника света, что позволял синеве под потолком, пускай несколько тускло, но все же сиять, вполне приемлемо освещая пространство, уличить мне так и не удалось.

Я неспешно встал, принявшись непонятливо озираться в поисках испарившихся существ. Это еще как произошло? Как я мог в мгновение ока переместиться в совершенно другое место? Это же не сон в конце концов. Хотя, кто знает. После всего виденного мной за последний месяц, удивляться чему бы то ни было невероятному, наверное, не стоило. Однако все одно, совсем уж буднично подобный скачок в пространстве я воспринимать не мог. Это уже явно не Трелония… Где и какого беса я очутился?!

В правой, сжимавшей кристалл руке вдруг возникла жгучая боль, и я непроизвольно выпустил камень из десницы, схватившись за запястье. Кожа на ладони зашлась едва заметным паром, взбухла, покрывшись небольшими бледными пузырями и сыпью. Впрочем, только фиалковый минерал покинул мою руку, как боль стала быстро угасать. Я взглянул на кристалл. Он, чуть утонув в маленьких зеленых колосьях травы, все так же мерно брезжил легким сиянием. Внутри, под кристаллической поверхностью, мои глаза приметили непонятные, перемежающиеся друг с другом и словно водящие замысловатый хоровод белые пятна. Любопытство было потянуло мою десницу к этим бликам, но вскоре отступило. После той боли, которую доставил камень, мне совсем расхотелось его касаться. Меня даже посетила идея оставить дурной минерал прямо здесь, в траве, ибо нечего носить с собой столь вредную штуку. Но и эта мысль быстро ушла, сменившись гласом рассудка — кристалл был определенно не простым. У него должна быть своя роль. Как-никак, он перенес меня сюда, и кто знает, какими еще талантами обладает. Да и без причины среди того мрака минерал бы не появился — мне явно неспроста его «выдали». Странно… я уже начал воспринимать происходящее, как некую игру…

Сдернув рукав на ладонь, я поднял камень с земли. Покрутил перед глазами, недолго поскользив взглядом по острым необточенным граням, наблюдая за вялой пляской оказавшихся внутри клякс света, положил в карман куртки. Что же, простаивать больше нет смысла, настала пора двигаться… Вот только, куда? Коридор, посреди которого я оказался, уходил в две стороны, и каких-либо опознавательных знаков или иных подсказок здесь не было. Идти туда — не знаю куда, тем более по совершенно неизвестной местности, глупо, но иного выбора мне сейчас не оставалось. Оттого, решив даже не пытаться выстраивать в голове какой-либо заведомо напрасный план и сообразуясь исключительно с собственной интуицией, я двинулся в первом указанном ею направлении.

Плутать приходилось изрядно. За одной развилкой следовали еще две, коридоры изгибались, перетекали один в другой, скрещивались. Не знаю, сколько минут (или, быть может, часов?) я потерял, скитаясь по единоликим перепутьям. Опостылела мне такая напрасная ходьба, лишь когда нога наступила в собственный же след. Я ходил кругами — теперь это стало очевидно. Никогда не думал, что идея лабиринта как такового может по-настоящему работать. И ведь у меня не было ни малейшего предположения, где же я свернул не туда, как замкнулось поле моих хождений. В голове вообще не кружилось ни единой мысли. Едва мне довелось пройти сквозь ту темную арку, как мозг словно окунули в чан с холодной водой и хорошенько прополоскали.

И теперь я только и смог, что обреченно рухнуть на землю. Все пустое. Без подробного плана или проводника мне отсюда во веки вечные не выбраться. Тишь и тьма. Ни единой наводки, одна интуиция. Но лишь на ней, как известно, далеко не ускачешь. Если ты, конечно, не женщина.

Я сокрушенно выдохнул, прислонившись затылком к мягкой пунцовой стене. Не зная, чем себя занять, мне вздумалось еще раз посмотреть на перенесший меня в лабиринт кристалл. Снова стянув рукав пониже, запустил руку в карман куртки, изъял все так же мерно распространявший вокруг себя мягкое сияние необтесанный камень.

— И как же ты должен мне помочь? — вновь возник мучавший меня вопрос. Только в этот раз я, словно ожидая услышать ответ, уже обращался к минералу вслух. Однако, как и следовало ожидать, он был не слишком многословным.

По-прежнему водили свои легкие и аккуратные танцы жившие под поверхностью кристалла пятнышки. Одно, второе, третье… Бессчетные, они кружились, соединялись воедино и снова расходились, пускаясь в очередное ленивое блуждание по своему узилищу. Такие безмятежные, точно пожилые, плавающие по давно известному водоему рыбы — никакого энтузиазма. Их легкие, мягкие движения говорили о некоем странном смирении, потери рвения к борьбе и жажде жизни, об осознании суетности своего существования…

Наблюдение за этими равнодушными шевелениями вгоняло в тоску и сонливость, но в то же время мне, отчего-то, не удавалось оторвать взора от перетекавших друг в друга светящихся клякс. И вот, когда в голове уже растекся холодный и мягкий туманец, губы слиплись, а глаза усеяло сонным песком, в уши ворвался истошный человеческий крик. От неожиданности я даже подскочил на месте, едва не выронив кристалл. Рев был гулким, навзрыд, и протяжным, что от него рефлекторно захотелось забиться в угол, обхватить колени руками и в страхе взмолиться о спасении. Вопль, впрочем, захлебнулся также внезапно, как и возник, оставив после себя лишь колотящиеся под сводами страшные отголоски.

После такой встряски я уже не смог восседать на земле в смиренном одиночестве. Словно ударенный по спине раскаленным бичом, вскочил на ноги, убирая кристалл обратно в карман. Уловить примерное направление крика мне, как показалось, все же удалось, и я сразу направился в ту сторону. Наверное, услышав подобный вой при любых других обстоятельствах, мне бы никогда даже не подумалось ступать ему на встречу, но не в данном случае. Живые все-таки есть. Право, насколько они «живые», судя по прошедшему крику, определить было сложно. Едва ли такой звук мог вырваться из человеческой глотки от каких-нибудь приятных зрелищ или ощущений. Но даже если так — это лучше, чем вообще ничего. Помереть я всегда успею и нет большой разницы: быстро, от чьих-либо зубов, рогов или когтей, самолично явившись в уготованный мне капкан, или медленно, продолжив напрасные хождения по переплетающимся коридорам и, в конце концов, почивши с жажды или голода. Это может прозвучать глупо, но одиночество и неопределенность для меня сейчас были пострашнее самой Смерти.

Коридоры оставались все такими же глухими, никакого писка или шороха, так что приходилось идти по бившему эхом в памяти воплю. Правда, не заблудиться в этих похожих друг на друга как близнецы-братья проходах стоило большой сосредоточенности. Но спустя время и огромное количество минованных перекрестков, в мою голову все же закралась тень сомнения. Ничего приметного на пути заметить так и не получилось. И вот, когда я уже был готов в очередной вспышке нагрянувшего, сменившего не так давно пылавший энтузиазм, отчаяния признать свое поражение, на земле вдруг возникли добротные, в человеческую стопу, углубления. Дабы удостовериться, что в этот раз следы оставлены не моей ногой, я упер сапог в оттиск на почве. Нет, точно не моя печатка. Однако человеческая, никаких сомнений.

Следы выныривали из-за очередного распутья, тянулись дальше по коридору, часто сменяя друг друга. Вероятно, их обладателю приходилось бежать, причем очень быстро. Но к чему он стремился?.. Или от кого спасался?

Ответ отыскался довольно быстро. Приглядевшись, я обнаружил другие следы. Они едва утапливались в почву, маленькие, точно собачьи, трехпалые. И еще — слишком частые. Создавалось впечатление, будто их обладатель был наделен не одной и даже не двумя парами конечностей. Следы тянулись витиевато, змейкой, перебегая от одной пунцовой стены к другой, иногда перескакивая через большие расстояния. Видно, тварь была весьма легконога. Скрыться от подобного, еще и, наверняка, освоившего лабиринт как свои три пальца зверя представлялось для простого человека нелегкой задачей. И, судя по не так давно разгулявшемуся по коридорам крику, свершить ее одному из воров так и не удалось. Хотя не стоит ничего утверждать. Очень не хотелось бы заранее обрекать кого-либо на гибель. Право и отрицать жалкие шансы вора на спасение — тоже неразумно. Противостоящую ему тварь я, конечно, не видел, однако что-то мне подсказывало, что шансов выйти из этой схватки победителем у нее имелось больше. Несравнимо больше.

Спустя несколько десятков шагов по следам, на земле стали прослеживаться мелкие темные кляксы, словно пропитавшие почву. Они шли хаотично, большими и маленькими пятнышками покрывая то саму землю, то забираясь на травяные стены. Я опустился на колени и, подобно охотничьему псу, приник носом к одной из отметин. Глубоко вдохнул, стараясь если не на глаз, то хотя бы по запаху определить наследившее вещество… Кровь. Это, вне всяческих сомнений, была именно кровь, человеческая или нет — я пока различать не научился. Кисловатый, сравнимый с запахом ржавого железа аромат ощущался прекрасно, свежо. Вероятно, капли были пролиты совсем недавно. Что же, я явно на верном пути.

Встав на ноги, быстрым шагом двинулся по следам сапог, трехпалых лап и редких темных пятен. Глухота окрест начинала понемногу таять. Вначале ухо улавливало лишь еле заметные шорохи, стуки. Далее обстановка прояснялась, звуки усиливались, становились четче, что мне удавалось разобрать отдельные шаркающие шаги, нутряные, задыхающиеся всхлипы, хрипы, а также скорый и мелкий топот, точно по земле стремительно перебирала гигантская сколопендра. В один момент даже почудилось, что источники этого шума скрываются за очередным коридорным поворотом, настолько ясными были звуки. Однако стоило еще изрядно побродить по извилистым тропам лабиринта, под конец и вовсе пустившись в забег, прежде чем удалось наткнуться на хозяев следов.

Топот впереди вдруг замолк, отчего я сам машинально сбавил темп. Вскоре захлебнулась и частая, едва слышная стукотня. Неужели хищник наконец-таки истомил свою жертву? Или же попросту загнал ее в тупик? Как выяснилось чуть позже, верным был именно второй вариант.

Перейдя на мелкую украдку, ступая на одних носках, я приблизился к коридорному повороту, прильнул спиной к шелковой, чуть колючей пунцовой стене, осторожно выглянул за угол. Новый, ничем не отличавшийся от предыдущих проход обрывался шагах в тридцати впереди, замыкаясь растянувшейся на пути алой перегородкой и запирая в ловушке свернувшего не туда человека. Это был старший член воровской пары, хотя признал я его скорее по одежде, нежели по внешности. От изнурительной и не предвещавшей для него ничего доброго погони лицо мужчины побледнело, исказившись выступившими во впалых щеках и под глазами красными пятнами и голубыми линиями вен. Кожа блестела от покрывавшей ее испарины, открытые губы смотрелись высохшими, изо рта рвались хриплые, утробные вздохи. Обреченно пятясь к вставшей поперек прохода стене, человек большими от страха глазами не мигая смотрел на медленно перебиравшую шестью лапами, с каждым шагом приближавшуюся все ближе тварь. Она была около двух футов в хохолке и имела вытянутое ящерообразное туловище, покрытое короткой темно-серой шерстью. Ушные раковины отсутствовали — вместо них по бокам широкой головы зияли черные, чуть прикрытые кожными складками углубления. Морды чудища, располагаясь позади него, я увидеть не мог, да и не сказать, что сильно об этом сожалел. Образ твари и без прочего внушал мне поистине панический ужас.

Медленно и плавно переступая с одной лапы на другую, существо, издавая утробный стрекот, отдаленно напоминавший кошачье мурчание, приближалось к своей жертве. Вор, не сводя глаз с чудища, продолжал пятиться, однако довольно быстро уперся спиной в травянистую стену. Округлившиеся, излучавшие душераздирающий ужас глаза стремительно бегали по твари, бросая взгляд то на вгрызавшиеся в почву трехпалые лапы, то на грациозно изгибавшийся корпус, то поднимаясь и в немом ужасе застывая на морде. Вор вдруг резко выхватил из притороченных к поясу ножен короткий кинжал, дрожащей рукой выставив оружие на существо и водя лезвием вслед за его движениями. Впрочем, человек прекрасно понимал, что этот маленький кусочек стали мало чем мог ему сейчас помочь. Сейчас вор походил на кролика, загнанного хитрой лисой в глубокую яму — без шанса на спасение. Можно, конечно, кусаться, царапаться, пускать пыль в глаза, пытаться, уличив подходящий момент, прошмыгнуть мимо хищника, но все это скорее приблизит твою гибель, нежели отсрочит или поможет ее вовсе избежать.

Но несмотря ни на что, мужчина все-таки попытался ухватиться за своей единственный, размером с песчинку шанс на спасение и, исторгнув отчаянный крик, решился атаковать. Широко размахнувшись клинком, он с короткого разбега прыгнул, рубанув наотмашь, но взрезал лишь коротко свистнувший воздух. Тварь ловко приклонила большую голову, чуть отступила назад, и молниеносно ответила. Челюсти вцепились в пронесшуюся над головой монстра руку чуть выше запястья и рванули ее в сторону. Сжимавшая кинжал кисть, мерзко прохрустев, нелепой культяпкой отлетела на несколько ярдов, извергая из перекушенного предплечья настоящий фонтан крови. Навзрыд завопив во всю глотку, старый вор рухнул как подкошенный, левой рукой ухватившись за огрызок десницы. Из глаз хлынули слезы. Жуткий крик эхом забился под сводами лабиринта, заставив мое сердце охладевшей льдиной рухнуть в пятки. Вздымая трепыхающимися ногами целые облака пыли, человек бился в истерике, перекатываясь, подскакивая, сгибаясь и разгибаясь. Существо же надменными, холодно-равнодушными движениями вышагивало вокруг раненой жертвы, будто ожидая, когда верещащее и обливающееся кровью мясо, наконец, умолкнет и видимо не желая больше марать о него клаки и когти.

Унялся же вор совсем нескоро. Мне показалось, что прежде чем он затих, сменив оглушительный крик на нутряной скулеж и громкое сопение, прошла целая вечность. Мой взор растерянно ползал то по корчившемуся от боли мужчине, то по его казавшейся окаменевшей, теперь поистине мертвой хваткой стеснявшей полированный кинжал, откушенной ладони, то перекидывался на горделиво перешагивавшее из стороны в сторону существо. Отлепив голову от земли, человек истомленными, но по-прежнему изливавшими благоговейный ужас глазами посмотрел на тварь, отчего та мигом остановилась, наклонив черепушку набок. Впрочем, игра в гляделки продолжилась недолго. Едва вор, все так же не отрывая взгляда от существа, приподнялся на локтях, чуть покривившись от вспыхнувшей боли, и привалился к пунцовой стене, как тварь, изогнув спину, как бы в ответ припала к земле. Утробно зарычала, взрыхлив почву крепко упершимися лапами, и, чуть поводив задом, более не задерживаясь, выпрыгнула. Человек попытался было отмахнуться здоровой рукой, однако оборвать прыжок существа это отнюдь не помогло. Вонзившись когтями передних лап в плечи жертве и вынудив ее издать свой последний прижизненный вздох, тварь впилась в шею вора. Раздался гадостный хруст. Глаза грабителя моментально остекленели, а ватные руки, еще миг назад хотевшие вцепиться в туловище существа, повисли.

Недолго повозившись зубами в прокушенной шее, чудовище резким движением выдрало из нее залитый кровью кусок мяса, с которого мерзко свисали остатки разорванных жил и кожи. Тогда я, наконец, смог узреть морду повернувшегося в профиль существа. Череп был приплюснут, подобно летучей мыши, чуть выпирали небольшие, прикрытые кожей ноздри, над которыми расположилась пара оранжевых фасетчатых глаз: один, побольше, близ носа, а второй выше, у виска. Пасть же была широкой, походившей на бегемотью. Из-под сжатого в челюстях куска мяса выглядывало лишь несколько белых, смотревшихся весьма острыми клыков. Нечто подобное я, кажется, видел в «Бестиарии Химер». Только названия не запомнил. Вроде именовалось эта тварь как-то на «Д».

Со смакующим урчанием пережевывая пищу, существо проглотило первую порцию и готовилось уже вырвать из обмякшей туши новую, как вдруг замерло. Темно-серая шерсть встопорщилась, передние, досель упиравшиеся в плечи мертвого вора, лапы сползли на землю. В возникшей вдруг тишине мне даже удалось отчетливо прослышать глубокие вдохи будто пытавшегося что-то учуять чудища. Неожиданно тварь решительно повернулась, глянув двумя парами фасетчатых глаз точно на меня, едва выглядывавшего из-за угла. Я почувствовал, как внутри словно что-то хрустнуло, леденящим кровь холодом разлившись по жилам и обволакивая морозом само сердце.

Исказив пасть и издав надрывистый то ли хрип, то ли визг существо одним прыжком развернулось в мою сторону. С оскалившейся пасти скверными потоками мутно-красной слизи потянулась вниз перемешанная с кровью слюна, большими каплями опадая на землю. Низко рыча, существо, чуть потоптавшись, поудобнее переставило конечности, склонило голову, вместе с тем подняв бесхвостый зад, и замерло. Точно позабыв о начинавшем пованивать угощении, тварь перекинула все свое внимание на меня. Она явно не собиралась просто так отпускать вдруг свалившееся на голову второе блюдо. Трапеза обещала немного растянуться.

Подгребая передней лапой землю, тварь продолжала выжидающе смотреть на меня, пока что не решаясь нападать. Я с трудом оторвал от пунцового угла вкогтившиеся в него, казавшиеся в этот момент гипсовыми, пальцы. Все движения сейчас отчего-то давались очень тяжело, даже фалангой удавалось шевельнуть с большим скрипом. Конечности превратились в неспособные гнуться бревна, мышцы оцепенели. Я едва смог оторвать от земли ногу, медленно шагнул назад, тут же злополучно наступив в хрустнувший от контакта островок поросли. Этот звук явился для существа призывающим к атаке горном.

Мощно оттолкнувшись лапами, тварь прыгнула. Несмотря на то, что нас разделяло порядка двух десятков ярдов, она изловчилась сократить его всего одним скачком. Однако до меня все же не добралась. Я едва-едва успел оторвать от земли одеревеневшие ноги и увернуться, пропуская существо в считанных дюймах от своего лица. Пролетев мимо, зверь шумно влетел в травянистую стену, погрузившись в нее головой по самые плечи. Уперев лапы в пунцовую ограду попытался резкими движениями высвободить череп из плотных объятий растения, но так легко сдаваться мой новообретенный ало-листовой союзник явно не собирался. Это был шанс.

Не разбирая дороги, я стремглав бросился прочь. Стараясь плутать как можно больше, сворачивая на каждом перепутье, мои ноги неслись, едва не спотыкаясь. Главное сейчас было не закружить и ненароком не упереться этой твари в спину. Впрочем, звуков погони мой слух не разбирал. Быть может, это все громко рвавшееся из носа дыхание, учащенная дробь колотящего в груди сердца или глухой топот ударяющих по земле сапог заглушали шаги несшегося по пятам шестиногого зверя. А, возможно, оно избрало иную тактику и заместо банального гонения решило обойти меня со стороны, выскочить навстречу. Эта тварь явно получше меня знала, где я окажусь через минуту-другую. Но то, что она даже не думала бросать преследование, я мог сказать с абсолютной уверенностью. Такой удачи Судьба бы мне не предоставила.

Так или иначе, после бессчетного числа распутий, я, истомленный длительным забегом, не удержался и сбавил шаг. От усталости буквально валило с ног. Голову словно обдало ледяной водой, грудная клетка горела изнутри, а щиколотки стиснули незримые, тяжеловесные оковы. Я хотел бы сейчас просто упасть, распростершись на твердой прохладной земле, даровав телу столь необходимый отдых. Но нельзя. Остановиться теперь — значит обречь себя на скорую гибель. Тварь, наверняка, вскорости отыщет блудную дичь. Это для меня все исполосовавшие лабиринт коридоры — лишь безликий набор одинаковых, хаотично расставленных стен. Для чудища же все это представляло собой давно изученную целостную систему. Надеяться на то, что мне удалось уйти, было бы форменной глупостью. Но из любого лабиринта должен быть выход, вдруг, я близко? Если мне не суждено скрыться от существа в этих стенах, то, возможно, посчастливится найти спасение вне их? Хотя, кто знает, я уже вполне мог и пробежать выводящий из лабиринта ход. Едва ли к нему будет вести десяток-другой указателей или табличек.

Я передвигался от угла к углу, каждый раз с замиранием сердца выглядывая в поисках существа. Никаких зрительных или звуковых признаков его присутствия. И этот факт меня отнюдь не успокаивал. По следам можно было бы хоть как-то сориентироваться, понять, в какую сторону тварь двинулась и откуда пришла. Однако мне долгое время не удавалось обнаружить ничего, что выдавало бы местонахождение чудовища.

Только когда стихийные порывы бушевавшего в душе страха чуть поистерлись временем, а я сам успел более-менее прийти в себя, некоторые следы мой глаз-таки приметил. Это были сгустки так и не впитавшейся в почву зловонной слюны, жирными ртутными каплями мерцавшие через каждые три-четыре ярда. Но более примечательным мне показалось то, что землю, помимо самой слюны, не покрывало ни единого отпечатка трехпалой лапы. Я долго не мог поверить своим глазам, принимаясь оглядывать каждый дюйм поросшей мелкой травой почвы. Но ничего. В это сложно было поверить, и пришлось списать все на обман уморенного беготней и паникой зрения.

Потеряв в этом коридоре много больше времени, чем в предыдущих, я совсем забылся, и в один момент меня все же дернул глас рассудка, призывая ступать дальше и не терять концентрации. Несмотря на так и не ушедшую из ног и груди утомленность, пришлось продолжить путь. Но неожиданно мои уши уловили непонятный, едва различимый каменный скрежет. Ворвавшийся извне звук вмиг смел едва устоявшуюся в душе успокоенность, вновь возбуждая панический трепет. Я тут же прильнул к стене, осторожно выглянул за угол. Некоторое время картина из пары незыблемых, уходящих вдаль пунцовых стен оставалась неизменной. Лишь слышавшийся с каждой секундой все отчетливей скрежет разбавлял воцарившееся здесь усыпляющее безмолвие.

Размеренно переступая с лапы на лапу, шестиконечная тварь мирно ступала по невысокому потолку, показавшись из смежного коридора. Зайдя на середину перекрестка, она вдруг остановилась и как ни в чем не бывало, подобно сурикату, встала на задние ноги, выпрямилась. На манер своеобразного маяка, чудище принялось поворачивать гадкую морду, двумя парами сиявших оранжевым фасетчатых глаз скользя по пунцовым стенам лабиринта.

Я успел втянуться за угол всего за секунду до того, как буркала коснулись моего укрытия. Стараясь присмирить биение взволнованного сердца и заглушить звук дыхания замер, не шевеля и пальцем. Переждав некоторое время, вновь, с преумноженной осторожностью и после короткой нутряной молитвы, потянулся за угол… Исчезла. Без единого шороха. Испарилась, оставив на потолке после себя лишь чуть заметные отметины трехпалых лап. Судя по этим следам, существо двинулось ровно вперед, в левое от меня ответвление.

Поняв, что теперь-то стоять на месте мне совсем запрещается и следует как можно скорее проследовать в противоположном от существа направлении, я отпрянул от стены и уже готовился двинуться в обозначенном курсе, как вдруг моих ушей вновь коснулся знакомый каменный скрежет. И доносился он точно из-за спины. Опережая саму мысль, тело рефлекторно повернулось. Но было слишком поздно.

Неожиданно вывернувшая из перекрестка и вскорости сползшая с потолка тварь, яростно топоча стремившимися по мою душу лапами, в мгновение ока сократила разделявший нас десяток ярдов, и, едва мне удалось понять что к чему, она уже широко расставив конечности скакнула на меня. Я только и успел, что, пригнувшись, рефлекторно отстраниться вбок, однако помог этот маневр несильно. Выросшие из мохнатых пальцев длинные когти оцарапали мою склонившуюся фигуру по лопаткам, вынуждая ноги, под натиском резко и яростно вспыхнувшей боли, подкоситься. Я неуклюжим мешком упал на спину. От столкновения с твердой землей резь в только нанесенных ранах вскипела с новой силой, выбивая из легких мученический стон.

Голова даже не успела толком осознать произошедшее, как существо, не теряя времени понапрасну, уже набросилось на мою лежавшую практически без чувств тушу. Однако кое-как среагировать на атаку я все же словчился: схватил руками раззявленную и звонко клацающую немногочисленными зубами пасть чудища, не позволяя ей оказаться слишком близко к моему лицу. Впрочем, смиряться с подобным положением монстр вовсе не желал, принявшись свирепо обдирать мне лапами куртку на груди, плечах, боках, вскоре прорвавшись сквозь меховую преграду и достигнув плоти. Когти скребли неглубоко, но все равно ощущения от их прикосновений нельзя было назвать хоть сколь приятными. Однако едва ли не тяжелее этой боли переносилась мерзко капающая на лицо, разившая гнилью слюна. Тем не менее, во спасение собственной жизни приходилось мириться и с такими, не самыми сладостными условиями поединка.

До покоящегося на бедре клинка я дотянуться не мог, да и орудовать столь длинной сталью в моем нынешнем положении было бы несподручно. Но так или иначе, силы таяли, и удерживать тварь голыми руками с каждой секундой становилось все сложнее. Запястья и пальцы затекли, мышцы чуть ли не рвались, вдобавок существо не забывало исцарапывать все, до чего дотягивалось. Щелкавшая и расплескивавшая во все стороны гнусную слюну пасть с каждым мгновением надвигалась все ближе. Потому мне нужно было как можно скорее придумать что-нибудь более действенное, нежели просто сдерживать чудище, лишь отсрочивая неминуемое.

Стараясь не ослаблять хватку, хотя немеющие руки так и норовили соскочить с рыла твари, я попытался хотя бы мельком осмотреться. И какого же было мое удивление, когда глаз уличил лежавший в объятиях поросли и слабо мерцавший фиалковый кристалл. Видно, он выпал из кармана несколькими секундами ранее, когда существо опрокинуло меня на землю. Камень лежал практически под самым носом и дотянуться до него для меня труда не составляло, но только как в таком случае удержать чудовище? Я-то обеими руками с этой проблемой справлялся еле-еле, а тут следовало и вовсе одну отпустить, пускай и на совсем короткое мгновение. Как бы это мгновение не стало для меня последним. Впрочем, деваться некуда. Если не достану кристалл, то тварь все одно в определенный миг пересилит изможденные мышцы и выгрызет своей поганой пастью мое столь свирепо бьющееся сейчас сердце.

Моя десница резким движением потянулась в сторону, а левая рука в этот же миг соскользнула с морды чудовища, но лишь для того, чтобы спустя мгновение предплечьем упереться ему в горло, встав неким барьером. После этого маневра зверь, почувствовав ослабевшую защиту, навалился еще мощнее, и теперь наши черепа отделяли считанные дюймы. Бивший из пасти смрад заставлял мои глаза слезиться, а брызгавшая на лицо густая слюна не позволяла их даже толком открыть. Наощупь подобравшись к кристаллу, я схватил его, ощерившись от обжегшей ладонь резкой боли, и быстро, не задумываясь, ударил тварь вбок. Однако смотревшиеся весьма острыми грани камня не причинили существу никакого урона. На эмоциях нанеся еще пару тщетных тычков, я, не в силах больше сдерживать чудище, уже готовился сдаться, как вдруг разум приказал деснице уйти вверх и заткнуть кристаллом лязгающую пасть существа. Минерал идеально подошел по размеру.

Зафыркав и замотав головой, тварь переключила все свое внимание на вставший между челюстями камень, слезла с меня и стала нелепо пятиться. Невзирая на терзавшую туловище жгучую боль и истому, я поднялся, чуть ли не вспрыгнул на ноги, выхватывая фальчион. Чудище продолжало, раздраженно тряся черепом, отступать, и когда в мою голову закралась мысль атаковать потерявшего концентрацию врага, оно вдруг, пересилив вставшую в пасти преграду, с гулким хрустом сомкнуло челюсти. В стороны разлетелись сверкающие осколки и мелкая кристаллическая пыльца, ударившая в нос монстра и вынудившая его произвести вполне человеческий чих.

Немного поплямкав, точно пытаясь получше распробовать минерал, тварь крепко встала на все шесть лап, глянула на меня оранжевыми зенками. Разинув усеянный блестками широкий рот, издала пронзительный хрип-вой, от которого у меня внутри все похолодело, а сжимавшая меч десница содрогнулась. Однако не успело существо прикрыть пасть, как его крик сам по себе захлебнулся, а где-то в животе раздалось мимолетное бульканье. И уже в следующую секунду мухоглазую, длиннотелую, шестиконечную тварь с глухим хлопком разорвало изнутри, обратив густым кровяным облаком и разметав останки далеко вокруг, измызгав меня с головы до ног. А на месте, где всего мгновение назад стояло неизвестное мне нечто, осталась лишь мокрая багровая клякса.

Мои, еще не успевшие отойти от шока после произошедшего, широко раскрытые глаза, едва осела кровавая туча, уличили впереди вдруг возникшие странные размытые очертания. Подобрав с земли челюсть, я пригляделся. Сквозь таявшее в воздухе багряное марево просочилось несколько высоких бледных силуэтов, как показалось на первый взгляд, человеческих. Всего три молочно-белых бесплотных фигуры. Они ступали плечом к плечу и взяв друг друга за руки ровно на меня, поникшие и безголосые. Тела их были настолько же похожи, насколько и различны. Две руки, две ноги, стан, голова — пожалуй, лишь эти элементы роднили строения неизвестных фигур.

Первый, шествовавший по центру дух был сложен словно из стали: гладкие формы, короткие лезвия вместо пальцев, ощетинившиеся копейными наконечниками плечи, щитоподобный корпус, шпоры на пятках и глухой шлем на голове. По левую руку шла изящная, полностью нагая дева. Худенькая, с тонкой талией, длинными ногами и упругой, целомудренно прикрытой спадавшими на нее жиденькими волосами грудью. Кисти являли собой подобия обстриженных веточек, а само оголенное, казавшееся идеальным, точно созданным для описания на холсте тело легонько поблескивало, будто слегка влажное. За десницу же стального духа держал наиболее причудливый персонаж. Слепленный из исписанных бумажных листов, он имел огромные, похожие на телескопные линзы зенки, которые, несмотря на опущенную лысую голову, различались весьма отчетливо, так как сильно выпирали из «черепа». Непропорционально большие вострые уши, дутые виски и лоб, тонкая шея. Пальцы напоминали гусиные перья, ноги — циркуль, а бумажное тело испещряли пухлые, похожие на жирных подкожных червей, складки.

Поступи фигур слышно не было, равно как и не видно оставляемых призрачными стопами следов.

Тяжело сглотнув и вперившись взором в немо подступающие бледные тени, я перехватил фальчион обеими руками, покривившись от возникшей в подранном стане боли, угрожающе возведя меч по направлению к противникам. Но неплотским фигурам было плевать как на оружие, так и на мое вставшее на их пути тело. Легко пропустив клинок, сжимавшие его руки, а за ними и остального меня сквозь свои невещественные силуэты, духи, даже не заметив преодоленной только что преграды, не замедляясь и не поднимая голов, продолжили свою мерную и неспешную поступь.

Озадаченный вдруг возникшим в груди странным, неописуемым ощущением, я еще некоторое время простоял, но вскоре, когда разум сумел вернуть власть над телом, обернулся. Фигуры, пройдя порядка пятнадцати ярдов, уже сворачивали в один из смежных коридоров и я, точно подталкиваемый в спину, двинулся следом. В голове сейчас не возникало ни единой мысли о том, кто или что это за фигуры, стоит ли мне им доверяться и вообще куда они могут держать путь. Ноги просто увлекали меня следом, а разум твердил лишь одно: «так надо». И я не мог ничего противопоставить. Создавалось впечатление, что некто решает все ходы за меня. Впрочем, в те минуты я ни о чем подобном даже не думал.

Стараясь держать дистанцию, но при этом не отходить от духов слишком далеко, я ступал в такт их шагам, тихонько всхлипывая от вспыхивавшей при каждом движении боли в растерзанной груди, плечах и спине. Блукали фигуры, стоит сказать, немало, частенько сворачивая на крутых и, казалось, ведших в обратную сторону поворотах. Однако наткнуться на свои следы нам было все же не суждено, а совсем наоборот: спустя долгие извилистые хождения, мы вышли в длинный коридор, в конце которого маячил тусклый свет. Едва первые его частички коснулись моих глаз, как осознание наконец отысканного, столь вожделенного выхода, сокрушительно ударило в голову, и я, позабыв обо всякой осторожности, сорвался с места, очертя голову кинувшись на огонь подобно бестолковому мотыльку. Обогнать раньше достигших выхода и вдруг, в мгновение ока, бесследно растворившихся духов, правда, не удалось, впрочем, это было не так важно.

Казавшаяся вначале ослепительной пелена света, чем ближе я к ней приближался, понемногу прояснялась, являя взору расположившуюся под ее покровом не слишком обширную круглую залу. О каком-либо изящном убранстве говорить не приходилось — это по-прежнему была сырая, практически пустая пещера, сводами поднимавшаяся чуть выше пределов лабиринта. Единственными цеплявшими глаз предметами интерьера служили сложенные из останков, от фаланг до черепов, поддерживавшие потолок колонны. Росли они из таких же костяных курганов, четырьмя горками обходивших залу по периметру. А на земле между ними красовалась ровно вычерченная гексаграмма, представлявшая собой пару — один потемней, второй посветлей и потолще — пересекавшихся треугольников, с дюжиной знаков и иероглифов вокруг.

Я заметил движение. Нечто высокое, порядка восьми футов, находилось в самом центре круга. Впрочем, более детальный осмотр существа я решил немного отложить, быстро переместившись от входа в залу к ближайшему костяному стопу и упершись в него спиной. Медленно выглянул.

Это был очередной дух, если судить по полупрозрачной, зависшей над землей и, к тому же, безногой фигуре. Ниспадавшие на плечи белые волосы обрамляли сухое, с выделявшимися острыми скулами лицо. Вместо рта — гладкая поверхность без намека на губы. Аккуратный маленький нос и расположившиеся по обе стороны от него узкие разноцветные глаза. Один — голубой, отливавший перламутром топаз, второй — кроваво-красный гранат. Белков видно не было, одна только радужка и кошачьи зеницы.

Мощные руки росли из широких плеч, но ниже торс представлял собой уже голую безреберную хребтину. Вместо ног — подернутая фиалковым туманом пустота, точно как у джинов из сказок. Овитая сиреневой дымкой, фигура парила над землей. Однако, она была не один. Вскинув кверху могучую десницу, дух крепко стискивал глотку тому самому молодому вору, о котором я уже успел позабыть. Человек был приподнят, чуть оторван от земли, и тщился лишь мельком касаться ее носками сапог.

Парень, безуспешно пытаясь обеими руками сорвать с себя удушающие тиски, кривился от муки. Его лицо налилось багрянцем, на висках и лбу выступили вены, а костяшки кулаков оказались сбиты в кровь. Впрочем, страдание не стало для него долгим. Дух произвел кистью едва заметное движение — и раздался пронзительный хруст, словно чья-то тяжелая нога наступила на сваленный кучей сухой хворост. Человек вмиг обмяк, точно отпущенная кукловодом марионетка, запрокинув голову назад, а руки тут же соскользнули с призрачной длани, повиснув безвольными хлыстами.

Дух раскрыл кисть-капкан, позволяя ватному телу рухнуть оземь и разметать вокруг поднятую от падения пыль. Несколько мгновений бессмысленно поглядев на труп, бесплотное существо вдруг взметнуло разноцветные глаза, вперившись взглядом точно в скрывавшую меня колонну. Благо, я успел вовремя втянуться обратно. Во всяком случае, мне очень хотелось верить в своевременность моего маневра.

«Чую. Чую» — отчетливо раздался у меня в голове чей-то металлический, тянувший слова голос, заставив все нутро застыть в испуге.

Я плотнее прижался к колонне, чуть заскрипев составлявшими ее костями и тщась стать с ней единым целым, исчезнуть, бесследно раствориться в груде останков. Но, к сожалению, подобной магией мои руки пока не владели.

«Истинную мощь чую, — продолжал говорить холодный голос. — У оного заблудыша не было и саженца. Здесь же… здесь я ощущаю неистовую купель, могущую сокрушить любого на своем пути… Выходи, от меня все равно не спрячешься…»

Стараясь издавать как можно меньше шума, я аккуратно подал нос из-за столпа, выглянув одним глазом. Духа не было. Во всяком случае, на том месте, где я лицезрел его в прошлый раз. Одна лишь голая гексаграмма, на которой в неестественной изломанной позе, с выгнутой за плечо головой, бездыханно лежал молодой вор. Тогда я выступил чуть сильнее, открывшись почти половиной туловища. И все одно — на всем открывшемся мне пространстве мои глаза не наблюдали парящей безногой фигуры. Ни малейшего шороха, скрипа или дуновения ветра. Казалось, словно мне померещилось то странное, бесплотное создание. Впрочем, едва ли тот парень мог самолично свернуть себе шею.

Вдруг я ощутил в области живота странный, возникший непонятно отчего холодок. Опустил голову — и тут же, словно обдавшись кипятком, отпрянул от стены, завалившись на землю пятой точкой и чуть вскрикивая от резанувшей раненный торс боли. Виновником той свежести, объявшей мое солнечное сплетение мгновение назад, был не кто иной, как сам дух, невозмутимо пронизавший своей бестелесной массой сначала костяной столп, а затем и меня, показавшись из моего брюха головой и шеей.

«Верно, — продолжал свой монолог голос внутри меня. Теперь я, наконец, понял, кто со мной общался — это был сам дух. Он, кстати, вынырнул-таки из столпа, перевернулся, плавно подлетев к моей неловко осевшей и испуганно глядевшей на него фигуре, надул ноздри, обнюхивая меня и попутно задумчиво глаголя: — Наднебесный ихор, животворная краска и… загробный токсин? Кто ты, смертный?»

Но обуявший меня, заткнувший глотку страх не позволил ответить. Чуть отстранившись от моей персоны, дух завис в воздухе на месте, лишь разноцветными глазами забегав по моему телу. Я же только и мог, что немо осматривать его полупрозрачный костлявый стан, мощные руки, безустое лицо да разноцветные глаза. Последние отчего-то зароняли в душе особенное беспокойство.

«Молчишь?.. — наконец, нарушил затишье дух. — Хм… интересно. Ко мне не хаживали уже очень, очень долгое время. А ныне я имею честь приветствовать второго гостя за считанные мгновения… При этом только в тебе я чую темную структуру. — Он громко втянул воздух носом, замычал, словно смакуя. — Да-а-а… Это именно она. Но одеждой ты совсем не походишь на тех юнцов, что посещали меня много времени назад. Да и уши твои, — привидение склонилось ближе к моей голове, — целы. Странно. Очень странно. А где твой kivi'ellamien? — Он кивнул в сторону лежавшего у подножья одного из столпов фиалкового кристалла, точно такого же, что я скормил той твари в лабиринте. Неужели и тот молодой вор заполучил подобный камень? — Или, быть может, решил, что это — нелепая безделица?»

Призрак сухо засмеялся. Я же по-прежнему был не в состоянии издать ответа. Тем паче, что не особо понимал сути изречений духа. Тогда он, точно потеряв терпение, резким движением приклонился, оказавшись в паре мизинцев от моего лица, и вперился в меня глазами. Пара безмолвных мгновений, и в голове, оглушительным громовым раскатом, гневно ударили раздраженные слова: «Ты ведь слышишь меня, Феллайя из Нумара?! Так ответь же! Что привело тебя в мои чертоги?!»

— Я… — только и сумела выдавить моя осипшая глотка.

«Твое место не здесь!» — продолжал чугунным молотом стучать в разуме голос.

— Я… пришел за знаниями… — выдавил из себя я, но тут же снова был перебит духом: «Ты их уже получил, Феллайя из Нумара! В полной мере. Или ты думаешь, что Судьба начертала тебе явиться в эти чертоги во имя груды истлевающих книг?!»

— Но… — мне даже не удавалось подобрать нужных слов. Благо, дух несколько поумерил пыл, больше не перебивая и позволяя мне собраться с мыслями. — О каких знаниях ты говоришь? Кто ты?

«Я тот, кто призван усмирить твой мрак и уравновесить единства», — поникшим голосом промолвил бестелесный, чуть отстранившись от меня.

Нельзя сказать, что этот ответ дал мне хоть какие-то разъяснения.

— Откуда тебе известно мое имя?

«Хм, — дух сморщил лоб. — Его шепнула одна моя… подруга. Но она поведала не только это».

Призрак взмахнул рукой, призывая меня подняться. Я покорно, давя в себе последние отзвуки испуга, подчинился.

«Что искал ты здесь, то, знай, нашел. — Дух принялся медленно плыть по воздуху в сторону начертанной гексаграммы».

— Что… — решился я заговорить, когда мой бесплотный собеседник умолк. — Что это за место?

«Это? — Фигура вдруг остановилась, оглядела своды. — Ничего. Всего лишь мое обиталище… И твое борьбище».

Дух спокойно, точно не заметив возлегавший на пути труп, миновал распростершегося в ломанной позе мертвеца, подобрал бесполезно валявшийся фиалковый минерал.

«Однако, проверять я тебя не стану, — оторвав глаза от кристалла, заговорил он. — Это не в моих правилах, но… Определено именно так. Излишне задерживать тебя здесь ради испытания, которое ты, известно, пройдешь играючи, нет ни малейшего смысла. Время ждать не станет. Посему, я выбрал для тебя менее тернистую тропу. Впрочем, — мой собеседник хмыкнул, — как, я выбрал… Да и вообще, этот выбор — лишь иллюзия, верно?»

Ожидая услышать ответ, он взыскательно посмотрел на меня, но я, так ничего и не измыслив, лишь молча отвел глаза.

«И откуда тебе такое знать? — несколько разочарованно проговорил дух. — Давненько ко мне не присылали птенцов. Впрочем, назвать птенцом его, — привидение кивнуло в сторону издохшего вора, — язык не повернется. А вот ты, Феллайя… Ты оказался здесь неслучайно. Случайностей вообще не существует. Но в моем чертоге все же более уместна твоя душа, нежели его».

Перестав крутить в руке камень, дух протянул его мне.

«Знаю, у тебя есть много вопросов, на которые я мог бы дать ответ, — опережая меня, первой заговорила сущность. — Но ныне мне строго наказано не задерживать твою душу сверх меры. Тебе следует поторапливаться».

— К-куда? — опешил я. — Для чего?

«На юг, в населенную высшими существами чащу. Там ты и услышишь столь вожделенные ответы. Здесь же твой путь окончен. — Он упорнее выставил вперед минерал, призывая меня забрать его. — Ступай по склонам — эта дорога короче и безопасней. Во всяком случае, мне так сказали».

— А что мне с этим делать? — кивнув на кристалл, спросил я.

«Достаточно просто взять его. Дальше дело за мной. Бери и возвращайся. Время не ждет».

Моя десница, несколько поколебавшись, все же потянулась к камню в бесплотной руке. Пальцы коснулись острых граней и тут же, обожженные, отдернулись.

«Ты должен снести эту боль» — исподлобья глянул дух, практически упирая минерал мне в грудь.

Открытая ладонь вновь направилась к кристаллу и боязливо застыла над ним. Внутри мерно кружили в танце уже знакомые мне три бледных светлячка. Чарующе и маняще струилось меж моих нависших над минералом пальцев тусклое, лучистое сияние.

Переборов ненадолго пленившее меня, смешанное с животным страхом боли очарование, я, подобно коршуну, резко выхватил светящийся кристалл с эфемерной длани. В ладони, десятками маленьких, но жарких костерков вспыхнула боль, с каждым мгновением распространяясь все выше по руке. К горлу подступила рвота, в глазах запульсировало, а в ногах словно растворялись кости, делая конечности совсем неустойчивыми, словно тканевыми.

«Терпи!» — Ударил в моей голове громогласный призыв. Призрак отплыл чуть назад, зависнув точно над центром гексаграммы, и завел быструю речь на неизвестном мне языке, чеканя слоги.

Каждое бившее раскаленным молотом в моей голове слово эхом разносилось по пещере, заставляя трещать и осыпаться сором своды, громыхать костьми колонны. Казалось, что потолок подземелья вот-вот, не выдержав натиска магического языка, обвалится. Земля ходила ходуном, отчего я с трудом держался на подкашивающихся ногах. Всюду по камню и почве забегали глубокие трещины, ширясь, подобно алчущим плоти зевам. В один из таких свалился, обмякшими конечностями словно пытаясь уцепиться за расходящуюся под ним твердь, труп юного вора. Стены уже готовились, словно сдутый карточный домик, рухнуть, навеки заточив под грудой булыг как меня, так и духа, но тут бесплотный вдруг кончил свою речь.

Едва в моей голове стихла последняя фраза, как жгущий руку кристалл воссиял с новой силой. Досель разрозненно плясавшие под его поверхностью пятнышки объединились, вспыхивая ослепительно-белым, выплеснувшимся наружу пламенем. Оно потянулось к смиренно ждавшему духу, осторожно коснулось его — и уже в следующий миг сущность исчезла, испарилась, а белый огонь воссиял с новой силой. Свет быстро поглотил меня, вынуждая глаза зажмуриться от невыносимой яркости. Мое тело вновь будто затянуло в бушующий океан, только теперь не липкой тьмы, а холодного молочного пламени. Вмиг пропали и боль, и страх, и мысли, и тяжесть собственной плоти. А в один момент меня словно разорвало изнутри, право, безболезненно, и, подхватив легким морозным течением, по кусочкам понесло куда-то ввысь.