Кружка и ложка звякнули об настил. Я вскочила с шезлонга и вернулась, чтобы достать ключ от лодочного сарая из-под коврика у двери.

Проворачивая ключ в замке, я попутно вспоминала, как делала то же самое с мамой каждое лето, когда мы собирались кататься на лодке по озеру. Но это не был один из ленивых июльских полудней, когда не о чём волноваться: нас заботило только применение солнцезащитного крема и то, что у папы сейчас сгорит на барбекю.

Было здорово, у меня даже появилась мысль, что, может быть, мы вернем те дни назад.

Я вбежала внутрь и нажала кнопку, предназначенную для подъема лодки и подвесной двери. Розово-желтый свет заходящего солнца затопил сарай, когда дверь поднялась. Лодка пропутешествовала вниз по стропилам, гремя цепью, и замерла на воде. Вскарабкавшись в лодку, я сняла шкивы, чтобы освободить её от подъёмника и схватила вёсла.

Тремя сильными гребками я вывела лодку из сарая. Некая нечеловеческая сила — огромная доза адреналина — хлынула по моим венам. В этот момент я была уверена, что смогу поднять машину с семьей из четырех человек внутри или вынести котенка из горящего здания. И если мама там, то я найду её, спасу от страшных морских чуваков и привезу домой.

Как только лодка приблизилась к первой группе островов, я позволила ей дрейфовать. Вода стекала с весел мерцающими каплями, так что я затянула их внутрь, прислушиваясь.

Да. Звон. Он всё ещё там. Но теперь громче.

«Греби, греби, греби на своей лодке…»

Я пела так громко, как посмела, надеясь, что мама услышит, — её нельзя было звать по имени.

Прикрытая дверь захлопнулась со стороны коттеджа Баскеров на острове. Скрип шкива доносился оттуда. Кто-то, должно быть, сменял белье на веревке.

«Осторожно вниз по течению…»

Доктор Баскер забронирует для меня очередной курс психоанализа, если поймёт, что я пытаюсь сделать. Сейчас больше всего не хочется провести четыре месяца «в контакте с моей печалью» и «вербализируя свою боль».

«Весело, весело, весело, весело…»

Я направила лодку к острову Баскеров, следуя за звоном. Затем погрузила весла в воду достаточно, чтобы достать до берега острова. К счастью, кривые сосны склонились над водой, скрывая меня от коттеджа на вершине крутого берега. Звон усилился с моим приближением к доку.

— Мама? — прошептала я.

Волна выплеснулась из дока. Что, просто волна от лодки возвратилась ко мне?

— Мам? — позвала снова.

Затем взглянула вверх на коттедж. Входная дверь снова хлопнула. Надеюсь, кто бы ни повесил вещи, он зашёл в дом.

Волны продолжили выходить веером из дока. Мама внутри? Я вытянула весла и поймала бок дока своей рукой. Звук в ушах стал оглушительным. Я пыталась передать слова звуком, как мы делали прежде.

«Мама, если ты слышишь меня, скажи мне, где ты».

Я ждала. Думаю, я слышала что-то, слова ушли. Действительно, слова или мне хотелось, чтобы это были они? Затем, наконец-то, я услышала это снова.

«Здесь…»

«Мама!» — я опустила голову и заглянула внутрь дока. Солнце выхватило зеленую вспышку чешуи на её хвосте. Это мама! Действительно, мама. Я вздохнула с облегчением. Но было и другое чувство тоже. Единственное, что удивило меня.

«Я вернулась в ручей с папой, и тебя не было!» — слова вышли более жестокими, чем я планировала.

Это напомнило момент, когда мама потеряла меня в торговом центре. Она кричала на меня, чтобы я никогда больше не уходила от неё в сторону, прежде чем задушить меня в объятиях и поцелуях.

Именно так.

Только это не был торговый центр с добрым охранником, кормящим леденцами. И точно так же, как мама в торговом центре, после того как потеряла меня, я сломалась, плача с облегчением.

Мама подняла свою руку через воду: «Нет… так… жаль…» — но её рука застыла прежде, чем она смогла закончить предложение. Она ранена?

Я выпрыгнула из лодки и задрожала, когда вода встретила мою грудь. Затем я увидела маму сквозь воду. Всю её.

Её тело лежало, как мокрое полотенце на камнях, прикрывая дно дока. Глаза были в тёмных провалах на почти прозрачном лице. Голубые вены просвечивали сквозь кожу вдоль рук.

«О мой Бог! Ты в порядке? — мой гнев испарился. — Что они сделали с тобой?»

Мама не ответила. Затем я вспомнила. Вода. Я облизнула влажный палец. Вода была полностью пресной. Как надолго она застряла здесь без соли?

Я зацепилась за лодку, прежде чем она начала отдаляться.

«Жди здесь!» — Я привязала узлом лодку к одной из кривых сосен поближе к берегу и украдкой взглянула на коттедж. Кто там был? Они, возможно, не могли услышать нас, учитывая то, что мы разговариваем звуками, но если кто-то поймает меня, что я скажу?

Что скажу папе? О, дерьмо. Мой сотовый. Я вытащила его из кармана своей толстовки и с щелчком открыла. Мокрый, но всё ещё работает.

«Дже…»

Я бросила телефон на сиденье лодки и бросилась назад в док. Позвоню папе, как только мама будет в безопасности.

«Я иду!» — прозвенела я.

Но я не смогу достать её. Через деревянные подпорки дока вставлено бревно. Ну, может, не совсем бревно, скорее упавшее дерево со сломанными ветками.

«Ловушка» — сумела сказать мама.

Они заперли её.

«Как давно ты здесь?»

Она подняла руку и удерживала вверху три пальца. Это было видно по её лицу и медленным движением: не три часа и не три дня.

«С того дня в реке?»

Она кивнула.

Гнев на фрешис превратился в план по отрыванию всех ногтей с последующим изготовлением смертельно ядовитых дротиков. Как они посмели сделать это с ней?

«Где эти идиоты? — прозвенела я снова и вцепилась в бревно, — Клянусь, если когда-нибудь они попадутся мне на глаза, я вырву их волосатые руки!»

Я потянула изо всех сил, но бревно не сдвинулось с места. Я обошла вокруг дока и проверила другую сторону, но мамина док-тюрьма была построена из прочного камня.

«Охота… скоро вернутся…», — мама попыталась поднять голову, предупреждая меня.

«Не волнуйся», — я пошлепала обратно в лодку и схватила весла. Дверь коттеджа скрипнула и закрылась. Кто-то пришел? Я толкнула лодку под укрытие сосен и поднырнула за док с веслами. Я действовала быстро.

«Нет… Джейд…» — мама тряхнула головой.

«Я не оставлю тебя снова!»

Мамины ресницы затрепетали — она старалась остаться в сознании.

«Джейд… Фрешис… не долго…» — звон её голоса исчез вместе с текущей водой.

«Это не займет много времени».

Я погрузила весла под воду, как клин между бревном и опорами дока. Бревно сдвинулось на дюйм, затем вернулось на место.

«Я вытащу тебя отсюда».

Хлюп.

«Затем я увезу тебя к океану».

Фух.

Весла прогнулись под моим весом. Благодаря моей любви к вафлям, вигвагам и шоколадному пирожному в кружке бревно сдвинулось.

«Затем ты станешь снова человеком и придешь домой».

Бревно с напряжением освободилось и упало на дно озера, едва не задев мою ногу. Я заплыла внутрь, схватила маму и потащила её в открытое озеро.

«И если этим волосаторуким морским дебилам есть что сказать по этому поводу, то им придётся иметь дело со мной!»

Мама сумела выдавить слабую улыбку и позволила «перенести» себя, она так ослабла от проведённых недель в пресной воде, что не смогла бы сопротивляться, даже если бы хотела. Не слишком ли поздно я пришла? Сможет ли она выдержать поездку к океану?

Первый шаг. Я доставлю её в лодочный сарай.

«Сможешь доплыть до бабушки?» — но я уже знала ответ.

Мама покачала головой под водой.

Я не смогу втащить её в лодку. Она уже почти без сознания; без шансов: она не выживет без воды. Может быть, я смогу отбуксировать её к сараю, привязав к лодке. Если я погребу назад, это может сработать!

«Держи, чтобы не натёрло», — я сняла толстовку и протянула под водой мамины руки через рукава. Как только веревка была вокруг её грудной клетки, я пошлепала назад к доку, чтобы забрать весла.

О! И позвонить папе. Мне нужно позвонить папе.

Хрустнул прутик.

— Джейд! Мне показалось, что это ты.

— Доктор Баскер! — моя голова взлетела. Я ударилась об док.

— Ох, ты в порядке? — её рука взлетела к волосам. Она поморщилась. Возможно, какая-то психотерапия, метод отображения.

— Ага, — я потерла свою голову и медленно двинулась под док. — Абсолютно точно в порядке.

Но внутри я паниковала, большей частью. Как долго доктор Баскер стояла там? Она знает что-то? Могла ли она видеть очертание маминого тела под водой?

Я подняла вёсла.

— Я, эм, просто уронила вёсла за борт и они уплыли сюда. Надеюсь, вы не возражаете.

— Совсем нет, на самом деле, я рада, что ты здесь. Как ты?

Я побрела обратно к лодке, избегая её взгляда.

— О, просто превосходно! Замечательно, это же я.

Доктор Баскер засмеялась и прошла последние шаги до воды. Я выправила лодку, чтобы скрыть маму, она переплыла под водой на другую сторону.

— Ну, было чудесно увидеть тебя.

— Ага, приятно увидеть вас тоже, — я приклеила улыбку на свое лицо и перебралась к середине лодки, чтобы залезть. Надеюсь, мама в порядке, и веревка выдержит, пока я буду буксировать её на материк:

— Я поплыву сейчас обратно к бабушке!

— Джейд, подожди! — позвала меня доктор Баскер.

Я замерла. Она знает, что происходит?

Я медленно повернулась:

— Да?

— Меня просто интересует…

Интересует что? Что я пытаюсь скрыть существование моей матери-русалки от клинического психолога? Конечно, моё состояние она бы квалифицировала, как одно из наиболее серьёзных психических расстройств.

— …не могла бы ты подвезти меня к моей машине на материк?

Фух.

— Конечно!

Гых. Почему я так просто согласилась на это?

Доктор Баскер улыбнулась и начала садиться на корму. Я была так озабочена мыслями, как спрятать мой груз, что спихнула лодку в воду и начала грести, прежде чем она успела сесть.

— Тпру! — доктор Баскер схватилась за борт лодки и упала на свое сиденье.

— Похоже, это будет трудная поездка! — пошутила я, когда мы направилась к причалу Баскеров рядом с коттеджем бабушки, потащив маму за собой.

— Почему ты гребешь назад? — спросила доктор Баскер, в терапевтическом стиле «давайте изучим это поведение».

— О, мне просто нравиться немного смешивать вещи. Вперед, назад… Я бы гребла боком, если бы могла. — Бессвязность. Верный признак психической нестабильности.

Она вытянула шею, чтобы посмотреть за мое плечо.

— Твоя верёвка дёргается.

Не смотри. Не смотри. Не смотри.

Мне нужно прекратить этот разговор.

— Вы немного приверженец правил, не так ли, доктор Баскер? — я прищурила глаза, хотя и продолжила грести. — Это поведение вы изучаете?

Доктор Баскер засмеялась.

— Думаю, ты поймала меня. Вот теперь ты сделала для меня одолжение, и всё, что я могу сделать, это изводить тебя… — затем она начала болтать о том, как Челси отправилась со своим парнем на свидание на каноэ, а потом они сели на мель, и мистер Баскер отправился их спасать…

— Так что спасибо за подъем, — продолжила она.

Я повернулась проверить верёвку и заметила мерцание брызг рядом с доком, который мы только что оставили позади. Фрешис вернулись? Я погребла быстрее, сильнее отклоняясь назад. Может быть, это сумасшествие, что я украдкой кидала взгляд назад от дока бабушки, но вдруг доктор Баскер замолчала и уставилась на меня.

— Ты уверена, что всё в порядке? — спросила она. — Ты рассеяна.

— Я? Нет… — лодка причалила к берегу материка, — … осторожно, иду на мель!

Голова доктора Баскер откинулась назад, когда лодка села на мель, кормой вперед, возле их дока. Её руки разлетелись по сторонам лодки, удерживая себя.

— Ох! Это была почти лодочная езда.

Если фрешис вернулись в док Баскеров, мне нужно поспешить и избавиться от психиатра, чтобы доставить маму на лодке до безопасного сарая. Тем более что солнце начало исчезать за деревьями.

Доктор Баскер шагнула из лодки и выпрямилась:

— Ах, да, там каноэ. И просто замечательно, теперь пропала машина.

Пока доктор Баскер ворчала что-то о том, что нужно сходить к пристани, чтобы догнать своего мужа, прежде чем станет слишком темно, я представляла маму, плывущей под водой, и фрешис, рыскающих вокруг острова в её поисках. Это было не очень хорошо.

— Ну, прекрасного вечера! — отозвалась я, возможно, немного со слишком большим энтузиазмом.

Доктор Баскер повернулась и изучала меня мгновение перед тем, как сказать:

— Прежде чем я уйду, есть что-то, чем тебе хотелось бы поделиться? Ты просто кажешься немного… ну, странной сегодня.

Странной? Ум, да. Но, несмотря на тот факт, что мама выглядит очень слабой и что фрешис, вероятно, уже охотились, я не могла остановить тёплое, обнадёживающие чувство, которое росло в моей груди.

— Я в полном порядке! — я не сделала никакого усилия, чтобы скрыть широкую сумасшедшую улыбку на моем лице.

— Потому что, если ты чувствуешь себя обделенной, мы всегда можем возобновить наши сеансы.

Никакая терапия не может отменить тот факт, что я верила, что тащу свою живую маму-русалку на верёвке, чтобы держать её в безопасности от русалок-изгоев. Но, что касается меня: самый родной человек, наконец-то, направляется домой. Если я и превратилась в сумасшедшую, то мне, вероятно, уже ничто не сможет помочь.

— Не волнуйтесь обо мне, док. Мне никогда не было так хорошо.