Кнут Гамсун прожил долгую, трудную и достойную жизнь. Он никогда не изменял своим убеждениям, Родине и друзьям, он любил свою семью и заботился о ней, он никого и никогда не предавал и не убивал. Пожалуй, он даже не нарушил ни одной библейской заповеди, насколько это вообще возможно для живого человека.

Он обычный человек — и в нем, как и в каждом из нас, много «темного». Таких, как он, в XIX веке называли «чудаками и оригиналами» и считали способными на самые эксцентричные поступки.

Практически все авторы биографий и литературоведческих трудов о писателе говорят о его противоречивости. Он ненавидел театр и презирал актрис — и прожил большую часть жизни с одной из них, он называл себя крестьянином — и зарабатывал на жизнь писательским трудом, он выступал против феминизма — и одним из его близких друзей и, пожалуй, чуть ли не самым доверенным лицом стала чуть ли не единственная в то время в Норвегии женщина-адвокат Сигрид Стрей…

«Общее между Кнутом и героями его книг состоит в том, что он никогда не уступал давлению извне, — писала Мария Гамсун. — Он слушал свой внутренний голос, из самых глубин души, — тот голос, который вел его через трудное детство и юность, через годы тяжелой борьбы за то, чтобы стать писателем. И у него были причины полагаться на внутренний голос. Он не мог изменить ему, даже если для него самого это приводило к счастью или несчастью.

Однажды он сказал: „В нас есть нечто более глубокое, чем то, что у нас в головах“.

Он писал о юности и старости, о детоубийстве, о языке, о туризме, теологах, премиях мира — если перечислить лишь некоторые из его тем. Читатели газет имели повод пережить настоящий шок. Теперь так много выдающихся эссеистов, но в то время, пожалуй, неравнодушным был один Гамсун. Не только потому, что он виртуозно владел пером, но еще и потому, что писал он кровью. О нем говорили также, что он „отдаст свое имя за каждую ворону“.

Таким образом, он слыл эксцентричной натурой. А против ему подобных выступают все концентричные натуры, на стороне которых — большинство!

Я читала об эксцентричных натурах, в истории они встречаются. Их редко терпели. Чаще — хотя не столько в наше время, сколько в более варварские времена, — им рубили головы, растаптывали их, сажали на кол. А потом проходило время, и им ставили мраморные статуи, воздвигали их на пьедестал, и толпа, прежде терзавшая их, теперь им поклоняется».

Норвежцы, горячо любившие своего героя, так и не смогли смириться с тем, что он (как и всегда в жизни) пошел своим путем. Даже новейшие исследования о Гамсуне, написанные норвежскими авторами, грешат совершенно очевидной пристрастностью.

Автор же этой биографии, тоже пристрастный к гению Норвегии и не скрывающий своей любви к нему, надеется, что читатель, после прочтения книги, в которой использовались только документальные материалы, потому и цитировавшиеся достаточно много, смог составить собственное мнение о человеке и писателе Кнуте Гамсуне.

А напоследок хочется вспомнить слова из Библии: «Не судите, да не судимы будете».