Слепни
– Я не хотел такого конца… Не хотел.
Романеф повторял, как заведенный, раздавленный тяжестью вины.
– Гутван не должен был умирать, Антония, это мой грех: ловушка оказалась для него роковой.
– Предвидеть такое невозможно, Роже, и ответственность не только ваша. В этой истории моего вклада – половина.
– Нет, вас привлек я.
Антония не стала возражать. В план коллеги она вписалась без раздумий. Но не отказываться же от преимущества перед судьей!
Утреннее солнце ласково согревало кабинет. Отец французской нации лучезарно сиял, защищенный стеклом портрета, глаза Жоржа светились с одной фотографии в рамке, Жак радостно улыбался с другой.
«Скажем «Прощай» Гутвану, он нашел, что искал. Я тоже не желала ему смерти – хотела лишь, чтобы убрался с глаз долой. Да и к тому ж – если бы я и призывала погибель на его голову, то мгновенную и безболезненную. Бедняга же мучился. Раскроенный череп, отбитая печень, оторвавшаяся селезенка. Будто прилавок первосортного ливера. Убийца не оставил ему ни малейшего шанса. Печальный итог. У Гутвана осталось двое маленьких детей. Беззаботный засранец! Он должен был подумать о них, а не строить из себя борца за справедливость».
Романеф прервал самокопания. Стряхнув сомнения, он резко выпрямился, решив найти доводы в свою защиту.
– Как считаете, почему мы дошли до такого, Антония?
– Хотите, чтобы я ответила тут же?
– Да, прямо сейчас.
Щекотливый вопрос. Арсан собралась с мыслями.
– Ну… Причин множество… Нехватка средств… Нехватка оборудования… Доверия… Слишком много писанины… Процедур… Приходится выкручиваться со всем этим – блефуем, изворачиваемся на ходу.
– Верно, Антония, но не только: прибавьте еще все более сложные инструкции, перегруженные органы правосудия и общественные организации, которые их душат, а еще политиков, высмеивающих разделение властей. Мы проводим больше времени, отбиваясь от нападок, чем изучая уголовные дела.
– Согласна, проблема носит глобальный характер.
– И вот поэтому мы заманили Гутвана в ловушку – чтобы надеть на него намордник. В деле с грузовиком никто из вышестоящих чинов не поддержал нас. Журналист писал что попало, нам приказали оставить его в покое, и под занавес мы же и получили по шапке. Скажите по совести, могли мы ему позволить продолжать в том же духе?
– Нет, бандит вроде Рефика, отпущенный на свободу – это перебор.
– Так вот, если Гутвана и убили, то виноваты не мы – система, не поддерживающая нас… И убийца, которого надо задержать, само собой.
Ни раскаяний, ни сожалений, ни возврата к вопросу о виновности. Самооправдание судьи вполне устроило комиссара. Вот только в печальных проклятиях Роже она узрела брешь.
– Вы упускаете из виду журналистов – они нас терпеть не могут.
– Нет, Антония, не все такие, как Гутван. Уголовные хроникеры беспристрастны.
– Только гибель собрата вызовет их возмущение. И с этого дня они будут кружить у нас за спиной двадцать четыре часа в сутки – как слепни над коровами. Предрекаю болезненные укусы.
Романеф опустил голову, улыбаясь.
– Забавно, Антония.
– Почему? Считаете, я ошибаюсь?
– Вовсе нет, просто готовлюсь, что и меня наколете на булавку.
– Так что же вас забавляет?
– Ваша мания все сравнивать с миром насекомых. Можно узнать, откуда она появилась?
– От бедности…
Подражая миму, Арсан изобразила, как открывает шкатулку с дорогими сердцу сувенирами. Голос стал тихим, мечтательным, почти нежным.
– Я провела детство в маленькой деревушке. Денег у родителей было мало, все развлечение – телевизор. Но, к счастью, существовала школа. Моя страсть зародилась там.
– Как это?
– Благодаря кино… Каждый месяц нам крутили старую киноленту, не приключенческую, о нет – познавательного характера… которую мы бы не пропустили за все золото мира. Так я посмотрела «Господина Фабра» с Пьером Френе. Этот фильм и пробудил во мне интерес к насекомым.
– Э… Не помню, расскажите, о чем он.
– О жизни энтомолога Жана-Анри Фабра, основателя этологии.
– Ах да, спасибо, припоминаю. Так вот что послужило отправной точкой!
– Да, Фабр заразил меня. Этот достойный человек дал мне возможность интересно проводить время, не тратя ни сантима – просто охотясь на насекомых. Я приносила их домой во множестве, насаживала на булавки согласно семейству, описывала в общей тетради… – Новая пантомима – шкатулка закрывается. – С тех пор вирус меня не покидал.
– Что-то такое я и предполагал.
– Надеюсь, не проболтаетесь – теперь, когда узнали мой секрет.
– Клянусь.
Время не стояло на месте.
Убийцы тоже.
Романеф глянул на часы, удивляясь, что пробыл в кабинете комиссара так долго. Проведя целый час возле тела Гутвана, он почувствовал необходимость встретиться с ней и поговорить, утишить голос совести, оправдать свою «войну». На душе полегчало, жизнь брала свое, дела призывали.
– Возвращаясь к Гутвану – этот гражданин доставлял неприятности слишком многим, привязать его смерть к предыдущим будет непросто.
– Нет, Роже, не списывайте друзей Рефика и Вайнштейна. Мы скоро узнаем, кто убийца – они всегда совершают ошибку, в конце концов.
– Надеюсь, рек крови удастся избежать.
– Я тоже. Все, что могу сказать точно – до утра воскресенья сидеть наши подопечные будут смирно.
– Почему так думаете?
– Сегодня пятница, день молитвы для мусульман, шаббат для иудеев с заходом солнца.
– Если только эти люди уважают веру.
– Ну, за гарантиями не ко мне.
В дверь постучали. Повинуясь условному рефлексу, беседующие одернули костюмы, будто парочка, застигнутая за поцелуями.
– Войдите!
Исполняя приказание комиссара, в кабинет вошел Милош. Смутившись, что прервал беседу на высшем уровне, он повернул было назад – из стратегических соображений.
– Простите, зайду позже.
– Останься, Милош, господин судья уже собирался уходить.
По установленным ими самими правилам отношения сообщников заканчивались в присутствии третьего лица. Никаких имен, судья тоже обратился к Арсан по званию:
– Верно, мне пора, комиссар. Всего хорошего.
Рукопожатие вместо поцелуев – так обыденно Романеф попрощался, поднявшись. Прежде чем он удалился, Антония представила Милоша. Мужчины быстро поздоровались, судья закрыл дверь, лейтенант остался наедине с женщиной, которой доверял меньше, чем кому-либо другому.
Положив на стол папку, он сел.
– Результаты поисков, патрон. Сведения о бывших членах ассоциации «421». Но не хватает кое-каких имен.
– У тебя не весь список?
– Нет, в личных делах черт ногу сломит.
Арсан открыла ящик, вынула три скрепленных листа.
– Держи, этот полный.
– Вам его передала Люси Марсо?
– Да, без проблем. Заполни пустоты. И собери сведения о мельчайших грешках, меня интересует даже протокол за нарушение правил парковки.
Милош проглядел строчки по диагонали.
– Вы получите результаты завтра, половину я уже сделал.
– Прекрасно. Про Марка Жуфлю выяснил?
– Так точно, опросил соседей. Никаких происшествий. Ни один не видел и четверти от половины раввина.
Антония разочарованно присвистнула:
– Что ж, расширим круг поисков. Завтра обойдешь кафешки с фотороботом. Прошерсти Ля Домб – кто-нибудь мог заметить подозреваемого в компании Жуфлю. А я продолжу рыть среди родственников жертв. Оставайся на связи, в воскресенье встретимся и подведем итоги.
Милош не двинулся с места.
– Что случилось? Были планы на выходные?
«Нет, патрон, план у меня один, и вам он не понравится: заставить сказать мне правду… О Боже, дай сил противостоять ей».
– Что такое? Проглотил язык?
Вместо ответа Милош вынул из бумажника клочок бумаги. Не говоря ни слова, подождал, пока комиссар прочтет нацарапанное. Антония не удивилась – знала, что там.
– Это названия медикаментов.
– Да, патрон – тех, что вы принимаете против рака.
– И очень эффективных. Рекомендую, если подцепишь опухоль.
– Не шутите, дело серьезное.
– Мой рак, буду смеяться, сколько захочу.
– Но сейчас не об этом.
– А о чем же?
– Ваше расследование – надувательство, пора прекратить ломать комедию. Что вы задумали? Кого хотите подловить?
«Неплохо для начала. Жак говорит: мозги у букашки в порядке».
– Откуда такие фантазии?
– От болезни, которую вы скрываете. Я навел справки: такие лекарства принимают на поздней стадии. Вы должны находиться в больнице.
– А я здесь и командую.
– Вот в этом я вас и обвиняю: хотите отомстить, прежде чем отвесить последний поклон.
«Мимо, букашка. Я не мщу – провожу генеральную уборку».
– Есть доказательства?
– Неверный подбор актеров в сериале. Камиль Гутван… Это же он тот журналюга, кого вы называли педиком, я знаю.
– И убила его тоже я?
– Нет. Но уверен, вы приложили руку. Думаю, будут и другие смерти, а я не хочу становиться сообщником.
«Так, теперь мы подходим к ультиматуму. Давай смелее, парень, ты уже близко».
– И что же ты мне посоветуешь?
– Уйти в отставку со всеми почестями.
– А если не соглашусь?
– Я все выложу генеральному контролеру. Мне намылят шею за то, что покрывал вас, но вряд ли очень сильно.
Напряжение чуть отпустило Милоша: не сдулся, держался в разговоре стойко. Теперь он молился лишь, чтобы Антония согласилась: сдавать ее совсем не улыбалось.
И потому он облегченно выдохнул, когда комиссар принялась что-то писать: капитуляция, история благополучно заканчивается!
– Это ваш рапорт с просьбой об отставке?
– Tcc… Подожди секундочку, останешься доволен.
Она черкнула несколько значков, потратив так мало времени, что Милош не поверил. Точнее, заподозрил обратное.
– Дарю, Милош, сохрани сию бумажку.
Он взял протянутый листок с нацарапанными каракулями.
– Что это за номер?
– Сотовый генерального контролера. Сможешь позвонить, когда захочешь. Для тебя он доступен семь дней в неделю, днем и ночью.
– Что?
Антония только взялась за дело. Открыла конверт, выудила несколько фотографий, бросила их на стол.
– Я же передам генеральному эти снимки. Вчера вечером нащелкала штук двадцать. Узнаешь себя? Надеюсь, да – я постаралась, чтобы ты хорошо получился.
Милош побледнел. На него обрушилось то, чего он больше всего опасался.
– Вы… Вы не имеете права… Это моя жизнь, личная…
– Да, подтверждаю, ты вправе быть членом секты.
– Это не секта, а религиозное движение!
– Из разряда «Нью-Эйдж» .
– Вы понятия не имеете, о чем говорите.
– Имею, Милош, и очень хорошее: каждый адепт должен подключиться к абсолютной «сознательной энергии». Вы верите в космического Христа, пророчества Малахии и проповедуете планетарный разум.
– Какое вам дело, если я в это и верю? Я нашел душевное равновесие в этих откровениях.
– А твой гуру ловит на них простофиль. Гляди, толстяк, которого ты обнимаешь. Не знаю, сколько ты ему отстегиваешь, но придет день, когда его делишки всплывут.
Блефует – Милош не сомневался. Она всегда лжет.
– Чушь какая-то! Что вы имеете против Мартена?
– Мартена? Ты его так называешь?
– Да.
– Хм, выходец с Сардинии, подозреваемый в причастности к тамошней мафии «Анонима Секвестри», приятель Мартен носит имя Луиджи.
– Луиджи?
– Veritiero, dalla sua nascita… Его «церковь» нужна для спекуляций по-крупному, по крайней мере, он так полагает. Мы держим его под наблюдением несколько месяцев.
– Чудовищно, если так…
– Ты сам это сказал… Когда информатор донес, что ты посещаешь Луиджи, я велела ему помалкивать: мне на это плевать. Но теперь, вполне возможно, буду разговорчивей…
Обоюдное молчание, тикание часов…
– Лишиться места из-за принадлежности к секте – вот была бы нелепица, признай. С такой причиной увольнения тебя потом не приняли бы и в канализационную службу. – Арсан собрала фотографии, бросила их в ящик стола. – Ладно, довольно шуток. Подведем итог: жду тебя в десять в воскресенье. И к тому времени накопай на раввина серьезные улики.