1. Две причины переоценки настоящих благ: различное отношение между потребностями и средствами их удовлетворения; систематическая недооценка будущих благ
В предыдущей главе мы видели, что реализация прибыли происходит в процессе продажи капиталистом его товара; потенциально же прибыль возникает в процессе покупки труда. Обычно субъективные оценки настоящих благ превышают субъективные оценки будущих благ. А так как субъективные оценки определяют объективную меновую ценность и цену, то обычно настоящие блага превышают будущие блага того же вида не только по субъективной ценности, но и по цене [280]. Разница же между ценами, уплаченными капиталистом при покупке будущих благ и, в первую очередь, труда [281], и ценами, вырученными при продаже товара, полученного в результате производственного процесса («вызревание» будущих благ в настоящие) образует прибыль на капитал. Мы должны, таким образом, проследить образование этой прибыли, начиная с анализа субъективных оценок, из которых слагается объективная ценность, а в каждом конкретном случае — цена.
Бём-Баверк выставляет три причины, по которым настоящие блага ценятся выше будущих: во-1-х, различное отношение между потребностями и средствами их удовлетворения в разное время; во-2-х, систематическая недооценка будущих благ; в-3-х, техническое превосходство настоящих благ. — Разберём один за другим аргументы Бём-Баверка. Начнём с первой «причины». «Первая основная причина» — пишет Бём — «которая способна вызвать различие в ценности настоящих и будущих благ, заключается в различном отношении между спросом и предложением (Bedarf und Deckung) в различные промежутки времени» [282]. Эта «причина» переоценки настоящих благ встречается обычно в двух типичных случаях: во-первых, во всех тех случаях, когда люди испытывают затруднительное положение; во-вторых, в оценках тех лиц, которые в будущем рассчитывают иметь обеспеченное существование (начинающие врачи, адвокаты etc.). Для этих двух категорий «настоящие» 100 рублей гораздо важнее, чем «будущие», так как в будущем «соотношение между потребностями и средствами их удовлетворения» у тех и других имеет все шансы установиться на более благоприятном уровне. Однако, имеется ряд лиц, для которых действительно как раз обратное отношение между потребностями и благами, а именно относительно хорошее положение теперь и худшее положение в будущем. В этом случае — говорит Бём — необходимо обратить внимание на следующее: настоящее благо, скажем, настоящий гульден, может быть употреблён или в настоящем же времени, или в будущем. Это в особенности следует сказать о деньгах, так как деньги могут быть сохраняемы. При этом отношение между настоящими и будущими благами будет таково: будущие блага могут удовлетворять только будущие потребности; настоящие же блага могут удовлетворять и эти будущие и, сверх того, настоящие потребности, равно как и те будущие потребности, которые расположены в хронологически более близкий отрезок времени. Здесь, вообще говоря, могут быть два случая: 1) настоящие и близлежащие будущие потребности менее важны, чем будущие потребности, о которых идёт речь, — в этом случае настоящее благо сохраняется, идёт на удовлетворение будущих потребностей; его ценность будет определяться важностью этих последних; здесь, таким образом, настоящее благо будет по своей ценности равно будущему благу[283]; 2) настоящие потребности более важны, — тогда настоящее благо по своей ценности превышает будущее благо, так как последнее может заимствовать свою ценность только от будущих потребностей и ни в коем случае не может заимствовать её от настоящих. Отсюда вытекает, что настоящие блага могут быть равны, но не могут быть меньше по ценности, чем блага будущие. Но даже и случай равенства ослабляется, по мнению Бём-Баверка, благодаря тому, что всегда имеется возможность относительного ухудшения в материальном положении в близком будущем; эта возможность даёт настоящему благу некоторые шансы на более выгодное употребление, которых будущее благо не имеет. «Настоящие блага, таким образом, в худшем случае равны по своей ценности благам будущим, обычно же, в силу своей применимости в качестве резервного запаса, они обладают преимуществом»[284]. Исключение, по Бём-Баверку, составляют лишь те случаи, когда сохранение настоящих благ сопряжено с трудностями или вообще невозможно. Таким образом, имеется три разряда лиц: 1) те, очень многие лица, которые в настоящем находятся в худших условиях, чем в будущем, — они ценят настоящие блага выше; 2) те, также очень многие, лица, которые имеют возможность настоящие блага держать в качестве резервного фонда и употреблять их на удовлетворение будущих потребностей, — они ценят настоящие блага или одинаково с будущими, или немного выше; и, наконец, 3) очень немногочисленный слой лиц: у которых «die Kommunikation von Gegenwart und Zukunft durch besondere Umstände gehindert oder bedroht ist», — эти лица ценят настоящие блага ниже будущих. В общем и целом, субъективные оценки имеют, таким образом, тенденцию быть выше, когда речь идёт о настоящих благах, и ниже, когда речь идёт о таком же количестве тех же благ в будущем.
Такова «первая» причина переоценки настоящих благ.
Обратимся к разбору этой «причины». Прежде всего следует отметить, что вообще подобная постановка вопроса ограничена исторически. А именно, она возможна лишь для менового хозяйства и абсолютно немыслима для всех видов хозяйства натурального. И при том последнее положение годится не только по отношению к плохо сохраняемым продуктам, но — как правильно замечают Pierson и Bortkiewitcz — и по отношению к другим. «Тот, кому даны были бы в распоряжение такие количества угля, вина и т. д., которые нужны ему в продолжение всей его жизни, весьма бы поблагодарил за это — замечает при обсуждении бём-баверковской теории Пирсон, который, впрочем, в существенном разделяет эту теорию. С деньгами, во всяком случае, дело другое»[285].
Далее. Мы видели, что переоценка настоящих благ по сравнению с будущими вытекает, по Бём-Баверку, в значительной степени благодаря тому, что настоящее благо может удовлетворять и более важные будущие потребности, от которых оно и заимствует свою ценность. Пусть у нас имеется субъект, относительно хорошо обеспеченный в настоящем и не рассчитывающий на такое же будущее. 10 гульденов, которые имеются у него сейчас, удовлетворяют теперь потребность в 100 единиц; так как в будущем гульденов у нашего субъекта будет меньше, то ценность этих 10 гульденов повысится, скажем, до 150. Из этого можно было бы заключить, что будущие 10 гульденов ценятся нашим субъектом выше, чем настоящие 10 гульденов. Однако, Бём, как мы видели, выводит иное заключение. А именно, так как настоящие 10 гульденов — говорит он — могут быть сохраняемы и употребляемы и для будущего, то они уже в настоящем имеют ценность будущих гульденов. Таким образом, здесь будущая ценность проецируется в настоящее время. Эта предпосылка — возможность перенесения ценности будущего блага на благо настоящее — противоречит, на наш взгляд, основной мысли Бём-Баверка о происхождении прибыли. В самом деле, приложим рассуждение Бёма к средствам производства. Всякое средство производства — будь то машина или труд — можно рассматривать двояко: и как будущее благо, и как благо настоящее (последнее постольку, поскольку имеется возможность реализации ценности уже и в настоящем, а также наличность вещной формы, напр., машины etc.). Мы можем реализовать ценность данного средства производства в настоящем — продать его и выручить, скажем, 100 единиц ценности; мы можем пустить его в производственный процесс и по истечении определённого времени выручить 150 единиц ценности. Таким образом, будущая ценность средства производства равна 150, настоящая его ценность — 100. Если теперь предположить, как это делает Бём-Баверк, возможность оценки настоящих благ по их будущей ценности, то ясно, что как раз по отношению к средствам производства подобное предположение недопустимо, ибо тогда исчезла бы разница между тем, что капиталист платит сам, и тем, что он выручает, исчез бы «лаж», который, по Бёму, является причиной прибыли. Ошибка Бёма заключается в том, что он исключает для будущего блага возможность настоящего употребления[286]. Конечно, воображаемые «будущие блага» не могут реализовать своей ценности в настоящем. Но как раз средства производства, существующие уже в настоящем в своей материальной сущности, не подходят под категорию «воображаемых гульденов». Одно из двух: или настоящие блага не могут заимствовать своей ценности от будущей пользы (в пределах разбираемой нами первой причины, конечно) — тогда нет места факту переоценки настоящих благ, ибо отпадает равенство оценок настоящих и будущих благ; или же настоящие блага могут заимствовать свою ценность от будущей пользы — тогда неоткуда взяться прибыли (опять-таки пока в пределах «первого случая»). И в том, и в другом случае результат для Бём-Баверка получается неутешительный.
Взглянем теперь на дело с точки зрения современной капиталистической действительности, т. е. с точки зрения капиталистов и рабочих. Начнём с рабочих. Последние продают свой товар — труд, который покупается капиталистом в качестве средства производства, т. е. будущего блага, в обмен на «настоящие» гульдены. Рабочий «соглашается» продавать свой труд (будущее благо) за ценность меньшую, чем та, которую будет иметь продукт труда. Но это происходит отнюдь не потому, что рабочий может надеяться на лучшее отношение von Bedarf und Deckung, а в силу относительно слабой социальной позиции рабочего[287]. Последний к тому же лишён всякой надежды «выйти в люди», и именно этим обстоятельством объясняется позиция пролетариата всех стран. Таким образом, «первая причина» переоценки настоящих благ совсем не касается оценочных мотивов рабочего. Но она совершенно не годится и для объяснения оценок капиталистических предпринимателей. По этому поводу не кто иной, как сам Бём-Баверк, говорит следующее:
«Если бы капиталисты реализовали весь свой имущественный запас, как настоящее благо, то есть если бы они их непосредственно потребляли, тогда, конечно, потребности настоящего времени были бы с избытком покрыты, в то время как потребности будущего остались бы совершенно без удовлетворения… Поскольку речь идёт не о чём ином, как об отношении между потребностями и средствами их удовлетворения в настоящем и будущем, постольку для владельца имущественного запаса, превосходящего потребности настоящего времени, настоящие блага, как таковые, имеют даже меньшую ценность, чем благо будущее»[288].
Для капиталиста настоящие блага, превышающие его собственные потребности, полезны постольку, поскольку он их производительно потребляет, т. е. поскольку он превращает их в будущие блага. Это обстоятельство способствует «переоценке» не настоящих, а как раз будущих благ, в нашем случае труда. Итак, и на стороне спроса, и на стороне предложения, «первая причина» оказывается абсолютно недействительной.
Переходим теперь ко «второй причине». Она заключается в том, что «мы систематически недооцениваем наши будущие потребности и средства, которые служат для их удовлетворения»[289]. Бём-Баверк нисколько не сомневается в самом факте; он говорит только, что этот факт имеется лишь в различной степени, смотря по нации, возрасту, личности; особенно ярко — говорит Бём — проявляется он у детей и дикарей («ganz krass tritt sie uns bei Kindern und Wilden entgegen»). Бём-Баверк приводит три основания, которые вызывают это явление: 1) неполнота (Lückenhaftigkeit) представлений о будущих потребностях; 2) «порок воли», который заставляет предпочитать настоящее, несмотря даже на сознание негодности такого действия; 3) «соображения о краткости и непрочности нашей жизни» («die Rücksicht auf die Kürze und Unsicherheit unseres Lebens»).
Нам кажется, что эта «вторая причина» настолько же недостаточна, как и первая. Поскольку имеется хозяйство, постольку имеется определённый хозяйственный план, принимающий во внимание потребности не только настоящего, но и потребности будущего. «Дикарей» и «детей», о которых говорит Бём-Баверк, никоим образом нельзя брать, как пример. Какое влияние может оказать «неполнота представлений о будущем», «порок воли» или «соображение о краткости и непрочности нашей жизни» на бухгалтерские расчёты современного крупного предпринимателя? Хозяйство имеет свою логику, и мотивы хозяйственной деятельности, хозяйственный расчёт, как небо от земли, далеки от мотивов дикарей и детей. Наоборот, сбережение денег, — если оно выгодно, — выжидание конъюнктуры, сложные планы относительно будущего etc. суть отличительные признаки капиталистического хозяйства; если капиталист и бывает «ребёнком», то он поступает так лишь с своими «карманными деньгами», основные же ценности, операции предпринимательского характера, ведутся на основе самого строгого расчёта. По этому поводу совершенно правильно замечает Визер: «Мне кажется, что в условиях цивилизации всякий хороший хозяин, а по сути дела также и все средние элементы научились в некотором отношении преодолевать эту слабость человеческой природы (т. е. недооценку будущих благ. Н. Б.) … Необходимость забот о будущем здесь особенно велика, и не было бы никакого чуда в том, если бы она тут особенно резко проявлялась» [290].
Кроме того, привлекать для объяснения прибыли на капитал риск, связанный с «будущим», нельзя даже с точки зрения Бёма, ибо, как говорит Борткевич, «в бём-баверковской теории речь идёт об объяснении процента на капитал в собственном смысле т. е. чистого процента, а не валового, который, среди прочих составных частей, содержит и премию на риск, причём последняя считается с моментом неустойчивости и выключается из рассмотрения, поскольку вопрос касается чистого процента»[291].
Перейдём теперь к рабочим и капиталистам. Бём-Баверку представляется, что рабочий мог бы сам выступить в роли предпринимателя и получить в будущем продукт своего труда. Но он предпочитает получить хоть часть его в настоящем, так как он «систематически недооценивает» будущие блага; на самом же деле происходит совсем не то, что представляется Бём-Баверку. А именно, рабочий продаёт свою рабочую силу не потому, что он «недооценивает» будущие блага, а потому, что у него нет возможности получить какие бы ни было блага иначе, чем путём продажи своей рабочей силы (труда у Бём-Баверка); выбора между собственным производством и производством на фабрике капиталиста для него просто не существует; он не имеет никакой возможности превратить будущее благо — «труд» в настоящее благо; поэтому он вовсе не оценивает своего труда, как будущего блага — такая точка зрения ему абсолютно чужда. Это обстоятельство настолько ясно, что его видят даже буржуазные экономисты из тех, которые не возводят апологии капитализма в систему, или, по крайней мере, проделывают это не с таким усердием, как Бём. «Промышленный рабочий — пишет проф. Лексис — теперь не может вообще реализовать свою рабочую силу самостоятельно; для этого он нуждается в новых могучих средствах производства, которые находятся в обладании капитала и делаются доступными для него только на условиях, поставленных капиталом… Рабочий не ведёт собственного производительного хозяйства, продукт его труда ему не принадлежит и для него безразличен; хозяйствование состоит для него в добывании и расходовании его заработной платы»[292].
Так обстоит дело на стороне рабочего. Посмотрим, что происходит на стороне капиталистов. Относительно этого пункта сам Бём-Баверк признаёт, что для капиталистов, поскольку они выступают именно, как капиталисты, а не моты («Verschwender»), переоценка настоящих благ не играет роли[293]. Таким образом, и здесь, как на стороне спроса, так и на стороне предложения «вторая причина» оказывается такой же недействительной, как и первая.
«Из трёх моментов… оба первых, таким образом, для массы капиталистов (мы видели, что это относится и к рабочим. Н. Б.) не проявляются в действительности. Наоборот, здесь может проявить своё действие хорошо знакомый нам третий момент: техническое превосходство настоящих благ, или то, что иногда называют «производительностью капитала»»[294].
Мы должны разобрать, таким образом, последнюю «причину» — техническое превосходство настоящих благ.
2. Третья причина переоценки настоящих благ: техническое их превосходство
Этот третий довод, которому Бём-Баверк придаёт исключительное значение, состоит в том, что «обычно настоящие блага в силу технических причин являются лучшими средствами для удовлетворения наших потребностей и поэтому гарантируют нам более высокую предельную пользу, чем будущие блага»[295]. Здесь мы должны сделать оговорку и попросить пока читателя запомнить следующее: до сих пор везде у Бём-Баверка предполагалось, что под настоящими благами разумеются Genussgüter, блага первого порядка, в худшем случае — «настоящие» гульдены, которые легко трансформируются в потребительные блага, уже совсем непосредственно удовлетворяющие человеческие потребности. Именно гульденами расплачивался наш капиталист, как настоящим товаром, который он отдавал в обмен на «будущее благо» — труд. Совсем не о том, однако, речь идёт в разбираемом случае. Тут Бём-Баверк сравнивает уже не средства производства в их противоположности со средствами потребления, а средства производства между собой, различные категории этих средств производства. Это влечёт за собой целый ряд последствий, о которых ниже.
Возвращаемся к теме. Из предыдущей главы мы знаем, что производственный процесс, по Бём-Баверку, тем успешнее, чем он длиннее. Если мы возьмём какую-нибудь единицу средств производства, например, месяц труда, вложенный в технически неодинаковые производственные процессы, то результат будет различен в зависимости от различной длины производственного процесса. Бём-Баверк приводит следующую таблицу:
Таблица I.
Месяц труда, затраченный в году даёт для хозяйственного периода (т. е. к концу года) единиц продукта
1909
1910
1911
1912
1909
100
—
—
—
1910
200
100
—
—
1911
280
200
100
—
1912
350
280
200
100
1913
400
350
380
200
1914
440
400
350
280
1915
470
440
400
350
1916
500
470
440
400
Для удовлетворения потребностей 1909 г. — говорит Бём — месяц труда, затраченного в 1910 или 1911 году, не даёт нам ровно ничего; месяц труда, затраченного в 1909 г., даёт 100 единиц продукта; для удовлетворения потребностей 1914 г. месяц труда 1911 г. даёт 350, 1910 — 400, 1909 — 440 единиц продукта.
«С точки зрения какого промежутка ни сравнивать, всегда старшая (настоящая) группа средств производства в техническом отношении обладает преимуществами сравнительно с равновеликой младшей (будущей) группой»[296]. Но это преимущество — продолжает Бём-Баверк — не только техническое, но и экономическое: полученный продукт в отрасли «более капиталистической», т. е. с более длинным производственным путём, превосходит продукт в отрасли «менее капиталистической» не только по числу полученных единиц, но и по общей ценности.
«Но имеет ли она (старшая группа средств производства. Н. Б.) преимущество также и в смысле высоты своей предельной пользы, в смысле своей ценности? Конечно, да. Ибо, если оно даёт в наше распоряжение больше средств удовлетворения потребностей для любой сферы этих потребностей, ради удовлетворения которых мы можем или хотим её применить, то она имеет и большее значение для нашего благополучия»[297].
Для одного лица в один и тот же момент времени — говорит Бём — большее количество продукта будет иметь и бóльшую ценность. Так обстоит дело с ценностью продукта. Как же обстоит дело с ценностью средств производства? Как мы знаем из соответствующего отдела главы о ценности, ценность средств производства при различных способах употребления определяется максимумом ценности продукта, т. е. ценностью продукта, произведённого в наиболее выгодных производственных условиях.
«У благ, которые допускают альтернативно различные способы употребления с разновеликой предельной пользой, решающим моментом является высшая предельная полезность. Следовательно, в нашем конкретном случае, тот продукт, который представляет наивысшую сумму ценностей»[298].
Отсюда следовало бы, по-видимому, заключение, что ценность средств производства определяется максимальным количеством продукта, т. е. максимальным удлинением производственного процесса. Но — и это положение мы просим читателя особенно твёрдо запомнить — в действительности теория Бём-Баверка даёт иной ответ. «Высшая сумма ценности — говорит наш автор — не должна совпадать с тем продуктом, который содержит наибольшее число единиц: наоборот, она редко или никогда с ним не совпадает. Ибо наибольшее количество единиц (продукта) мы достигли бы путём необыкновенно долгого производственного процесса, который длился бы 100 или 200 лет; но блага, которые будут готовы лишь во времена наших правнуков и праправнуков, в наших теперешних оценках не имеют вовсе никакой ценности»[299]. Поэтому наибольшая сумма ценности будет соответствовать тому продукту, сумма единиц которого, умноженная на ценность единицы, даёт максимальную величину, причём принимаются в расчёт «отношение между потребностями и средствами удовлетворения в соответствующий хозяйственный период и… имеющаяся для будущих благ перспективная редукция» (т. е. уменьшение ценности. Н. Б.) [300].
Пусть у нас имеется лишь «первая причина», т. е. «zunehmend — verbessernde Versorgungsverhältnisse», пусть соответствующая (уменьшающаяся) ценность единицы продукта, которую Бём-Баверк называет «истинной ценностью», будет для продукта 1909 г. — 5; 1910 г. — 4; 1911 г. — 3,3; 1912 г. — 2,5; 1913 г. — 2,2; 1914 г. — 2,1; 1915 г. — 2; 1916 г. — 1,5. Тогда соответствующие цифры при действии второй причины, т. е. при perspektivische Reduktion, — будут: 5; 3,8; 3; 2.2; 1.8; 1.5; 1. Мы предполагаем таким образом, вместе с Бём-Баверком, уменьшение ценности «будущих благ» по сравнению с «настоящими» в силу двух ранее нами разобранных причин. На основании этого Бём составляет следующие таблицы:
Таблица II.
Один месяц труда, затрачиваемый в 1909 г., даёт
Для хозяйствен. периода
Число единиц продукта
Истинная пред. пол. единицы
Перспект. уменьш. ценности ед.
Ценностная сумма всего продукта
1909
100
5
5
500
1910
200
4
3,8
760
1911
280
3,3
3
840
1912
350
2,5
2,2
770
1913
400
2,2
2
800
1914
440
2,1
1,8
792
1915
470
2
1,5
705
1916
500
1,5
1
500
Таблица III.
Один месяц труда, затрачиваемый в 1912 г., даёт:
Для хозяйствен. периода
Число единиц продукта
Истинная пред. пол. единицы
Перспект. уменьш. ценности ед.
Ценностная сумма всего продукта
1910
—
4
3,8
—
1911
—
3,3
3
—
1912
100
2,5
2,2
220
1913
200
2,2
2
400
1914
280
2,1
1,8
504
1915
350
2
1,5
525
1916
400
1,5
1
400
Из этих таблиц видно, что максимум ценности для труда, затрачиваемого в 1909 г. (840 единиц ценности), выше максимума ценности, полученной в результате более позднего труда 1912 г. (525). Если мы проделаем необходимые вычисления и для 1910 и 1911 г.г. и составим сводную таблицу, аналогичную нашей таблице I-й, то получим следующие результаты[301].
Таблица IV. Месяц труда, затраченный в году,
даёт для хозяйственного периода единиц ценности
1909
1910
1911
1912
1909
500
—
—
—
1910
760
380
—
—
1911
840
600
300
—
1912
770
616
440
220
1913
800
700
560
400
1914
792
720
630
504
1915
705
660
600
525
1916
500
470
440
400
«Таким образом, в действительности, настоящий месяц труда имеет преимущество перед всеми будущими не только в смысле (большей) технической продуктивности, но и в смысле (большей) предельной полезности и ценности» [302].
Итак, здесь доказано, по Бём-Баверку, не только техническое, но и экономическое превосходство (т. е. превосходство при ценностных расчётах) настоящих производительных благ над будущими производительными благами. К собственно настоящим благам, т. е. к настоящим потребительным благам, Бём-Баверк переходит путём такого рассуждения: обладание известным запасом настоящих потребительных благ позволяет затрачивать средства производства в наиболее производительных процессах; если средств существования мало, то ждать получения продукта в течение долгого времени нельзя. При данной величине средств существования дан и возможный производственный период. При этом, чем скорее имеем мы средства производства, тем лучше мы можем использовать их. Если у нас имеется запас настоящих потребительных благ на 10 лет, то настоящее производительное благо может быть затрачено в течение всех этих 10 лет; всякое же будущее благо будет находиться в производственном процессе меньшее количество времени; если мы получим средства производства лишь через 3 года, то максимум производственного процесса будет 10−3, т. е. 7 лет и т. д.[303]. Таким образом, «зависимость здесь следующая. Распоряжение некоторой суммой настоящих потребительных благ покрывает наши потребности в текущий хозяйственный период, и этим самым освобождает имеющиеся как раз в данный период средства производства (труд, земля, капитальные блага) для технически более продуктивного применения ради будущего»[304]. Другими словами, так как настоящие производительные блага ценнее будущих и так как этому способствует наличность настоящих потребительных благ, то эти последние получают некоторый лаж. Повышенная ценность настоящих производительных благ влечёт за собою повышение ценности настоящих потребительных благ.
Такова «третья причина». Прежде чем перейти к критике этого важнейшего и, как нам кажется, наиболее схоластического аргумента Бём-Баверка, мы сформулируем вкратце весь ход его рассуждений по этому пункту.
Во-1-х. Настоящие производительные блага дают большее количество продукта, чем будущие производительные блага.
Во-2-х. Ценность этого продукта во всякий данный момент, а также максимум ценности больше у настоящих производительных благ.
В-3-х. Поэтому ценность настоящих средств производства выше ценности будущих средств производства.
В-4-х. Так как настоящие потребительные блага позволяют вкладывать средства производства в наиболее производительные операции, т. е. пускать их теперь же в дело на долгий срок, то настоящие потребительные блага получают более высокую оценку по сравнению с будущим.
Обратимся теперь к критическому разбору всей этой аргументации.
Ad I. Настоящие производительные блага дают большее количество продукта, утверждает Бём-Баверк. В доказательство приводится наша таблица I. Для того, чтобы аргументация Бёма имела какой-нибудь смысл, необходимо, чтобы здесь было устранено всё то, что связано с выше разобранными двумя первыми «причинами» переоценки настоящих благ. Количество получаемого продукта должно браться независимо от того, когда оно получается. В таблице же Бём-Баверка производственные ряды обрываются на одном и том же году. В самом деле, если мы предположим, что срок получения продукта нам безразличен, то получим, как это указал Борткевич, существенно иной результат.
Таблица I.
Месяц труда, затраченного в году,
даёт для хозяйств. периода единиц продукта
1909
1910
1911
1912
1909
100
—
—
—
1910
200
100
—
—
1911
280
200
100
—
1912
350
280
200
100
1913
400
350
280
200
1914
440
400
350
280
1915
470
440
400
350
1916
500
470
440
400
Таблица III.
Месяц труда, затраченного в году,
даёт для хозяйственного периода единиц продукта
1909
1910
1911
1912
1909
100
—
—
—
1910
200
100
—
—
1911
280
300
100
—
1912
350
280
200
100
1913
400
350
280
200
1914
440
400
350
280
1915
470
440
400
350
1916
500
470
440
400
1917
—
500
470
440
1918
—
—
500
470
1919
—
—
—
500
А именно, если мы предположим, что производственные ряды 1909, 1910, 1911 и 1912 годов одинаково длинны, то и количество продукта будет тем же самым, что и в 1909 году; никакой разницы между количествами продуктов не будет. Разница — и притом единственная — будет заключаться лишь в том, что это одинаковое количество продукта будет получаться не в одно и тоже время, а именно, чем дальше от «настоящего» данное производительное средство, тем позднее будет получаться одинаковый по своей абсолютной величине результат. В то время, как месяц труда, затраченного в 1909 году, принесёт 500 единиц продукта уже в 1916 году, месяц труда, затраченного в 1910 г., принесёт эти же 500 единиц не в 1916, а в 1917 году; месяц труда, затраченного в 1911 г., в 1918 и т. д, Итак, если мы не принесём различной оценки для получки более поздней и менее поздней, то количество продукта окажется одинаковым.
Ad II. Переходим теперь к вопросу о ценности продукта и о максимуме ценности. Выше мы видели, что, если последовательно проводить точку зрения Бём-Баверка, то maximum ценности должен был бы получиться при максимальном удлинении производственного процесса и, следовательно, при максимальном увеличении количества продукта. Однако, Бём-Баверк отрицает это, ссылаясь на тот факт, что продукты, полученные ко временам наших правнуков, для нас не имеют почти никакой ценности. Эта предпосылка, лежащая в основе его вычислений, является методологически недопустимой. В самом деле, если мы уже заранее ссылаемся на действие недооценки будущих благ (вызывается ли она «первой» или «второй» причиной), то мы делаем невозможным анализ «третьей причины», т. е. именно того вопроса, который нас интересует сейчас. В действительности, Бём-Баверк контрабандой вводит действие первого или второго фактора, и только благодаря этому у него получаются результаты, которые он приписывает действию третьего фактора. В самом деле, почему у него получился различный maximum ценности для продукта различных по времени средств производства? Да просто потому, что он дважды уменьшал ценность продукта в зависимости от времени:
1909 —
5
1913 —
2,2
1909 —
5
1913 —
2
1910 —
4
1914 —
2,1
1910 —
3,8
1914 —
1,8
1911 —
3,3
1915 —
2
1911 —
3,2
1915 —
1,5
1912 —
2,5
1916 —
1,5
1912 —
2,2
1916 —
1
Первые два столбца — уменьшение ценности благ под влиянием «zunehmend verbessernde Versorgverhältnisse», второе — уменьшение ценности их под влиянием соображений о непрочности человеческой жизни и. т. п., т. е. под влиянием второй причины. Если бы этого не было, то для всех годов была бы одна и та же цифра, а именно 5. Составляя таблицу, аналогичную табл. IV, и принимая одинаковое для всех вертикальных рядов уменьшение ценности с ростом количества продуктов, получаем[305]:
Таблица IV.
Месяц труда, затраченный в году, даёт для хозяйств. периода
1909
1910
1911
1912
1909
500
—
—
—
1910
760
380
—
—
1911
840
600
300
—
1912
770
616
440
220
1913
800
700
560
400
1914
792
720
630
504
1915
705
660
600
525
1916
500
470
400
400
Таблица IVa.
Месяц труда, затраченный в году, даёт для хозяйств. периода единиц ценности
1909
1910
1911
1912
1909
500
—
—
—
1910
760
500
—
—
1911
840
760
500
—
1912
770
840
760
500
1913
800
770
840
760
1914
792
800
770
840
1915
705
792
800
770
1916
500
705
792
800
1917
—
500
705
792
—
—
500
705
—
—
—
500
Сравнивая таблицу IV и таблицу IVa, убеждаемся, что maximum ценности различен в таблице IV (840, 720, 630, 525) и одинаков в таблице IVа (840). И получилось это разноречие единственно потому, что в таблице IV уменьшение ценности бралось в зависимости от времени, так что второй вертикальный столбец начинался уже с иной цифры (380, а не 500), в то время как в таблице IVa уменьшение ценности бралось в зависимости лишь от количества продуктов, и начальные цифры всех четырёх рядов оказывались одинаковыми, потому что и количество продуктов было одинаково[306]. Таким образом, ясно, что выводы о большей экономической производительности настоящих средств производства получились лишь в силу того, что в вычисление были введены оба прежние момента. Разумеется, тот же результат, но лишь ослабленный количественно, мы получим, если оставим действовать один из двух моментов, все равно, будет ли то первый или второй. Ясно во всяком случае, что пресловутая «третья причина», как самостоятельный фактор, просто-напросто не существует. Этим решается и вопрос о ценности настоящих и будущих средств производства (пункт 3).
Ad IV. Но если бы даже признать правильность трёх первых «причин» «третьей причины», то всё же Бём-Баверку не удалось бы сделать перехода от производительных благ к благам потребительным. Здесь, как мы знаем, он приводит такое рассуждение: так как настоящие производительные блага ценнее будущих, то и настоящие потребительные блага ценнее будущих потребительных благ. Таким образом, тут потребительные блага рассматриваются, если так можно выразиться, как средства производства средств производства, причём фактором определяющим являются производительные блага, а определяемым — блага потребительные. Это положение, однако, противоречит основной точке зрения всей школы, для которой потребительные блага есть нечто первичное, а производительные блага — блага более отдалённых порядков — по своей ценности суть производная величина. Мы видим и здесь, что объяснение вращается в кругу [307]. Ценность продукта определяет ценность средств производства, ценность средств производства определяет ценность продукта. Это уже само по себе является противоречием. Но, кроме того, непонятно соотношение между определением ценности настоящих благ под влиянием их предельной полезности и определением, слагающимся под действием большей технической и экономической производительности настоящих средств производства. Пусть, в самом деле, предельная полезность известного запаса настоящих благ равна 500; если две первые причины вообще не действуют, а влияние третьей тоже не проявляется, то и будущий запас тех же благ равен 500. Предположим теперь, что в результате наиболее выгодного производственного периода, который обязан своим возникновением наличности нашего запаса, мы получаем 800 единиц ценности, а при запоздании на год (т. е. при более коротком производственном процессе) лишь 700 единиц. Тогда, по Бёму, должен установиться перевес ценности настоящих потребительных благ над будущими. Это может произойти (берём два главные случая) или тогда, когда ценность настоящих благ поднимается выше 500, или тогда, когда ценность будущих упадёт ниже 500. Первое не может произойти, потому что это было бы явным нарушением закона предельной полезности. Может ли произойти второе? Тоже нет. Как, в самом деле, могут уменьшаться в ценности блага только потому, что при их помощи нельзя сделать чего-нибудь такого, что абсолютно не входит в «шкалу потребностей»? Это, конечно, абсурд. Дело объясняется довольно просто. Искусственное построение Бём-Баверка предполагает здесь, что потребительные блага зависят в своей ценности от производительных; потребительные блага рассматриваются, до известной степени, как средства производства для производства средств производства. Таким образом, окончательно теряется всякая устойчивость основного построения. Основы теории опирались на предельную полезность потребительного блага, которая являлась первопричиной всякой ценности. Поскольку же потребительные блага сами рассматриваются, как средства производства, постольку должна терять всякий смысл и теория предельной полезности.
Кроме того, вся аргументация Бём-Баверка, касающаяся «третьей причины», покоится на предположении, что имеются производительные процессы различной длины: ведь, именно, из преимущества более длинных производственных процессов выводится в данном случае прибыль. И так как сам Бём-Баверк, как мы видели выше, признает несостоятельность двух первых доводов, то «техническое преимущество настоящих благ» является, в сущности единственной причиной явления прибыли. Однако, не может быть ровно никакого сомнения в том, что даже при предположении совершенно одинаковых по своей длине производственных процессов прибыль не перестаёт существовать. Если (выражаясь в терминах Маркса) органический состав капитала одинаков во всех производственных отраслях, другими словами, если органический состав капитала в каждой отдельной отрасли производства будет равняться среднему общественному составу капитала, то этим отнюдь не уничтожается прибыль; отличие от конкретной «действительности» будет состоять лишь в том, что средняя норма прибыли будет реализоваться непосредственно, не вызывая перехода капиталов из одной отрасли в другую. С другой стороны, та «дифференциальная прибыль», которая получается в индивидуальном предприятии, где имеется улучшенная техника, ещё не сделавшаяся всеобщим достоянием, не может служить примером прибыли вообще, ибо последняя получается и при совершенно одинаковой технике, как специфический доход класса капиталистов, а не того или иного индивидуального предпринимателя. «Если все капиталисты в состоянии получать одинаковую выгоду из повышенной производительности, то исчезает какое бы то ни было средство барыша, «прибавочная ценность» не может быть более выведена из различия той группы продуктов, которая произведена без окольных капиталистических путей, и той группы, которая произведена при помощи этих способов»[308].
Если мы обратимся теперь к мотивам капиталистов и рабочих, то увидим следующее. Для рабочего, вообще, не может быть речи относительно выбора тех или иных производственных путей просто потому, что, как мы уже говорили и раньше, для него, поскольку он рабочий, не существует возможности самостоятельного производства. Самая постановка вопроса по отношению к рабочему нелепа. Что же касается капиталистов, то здесь можно обратить против Бёма его же собственное оружие. А именно, труд, как средство производства, позволяет капиталисту применять, вообще, какие бы то ни было «окольные пути»; настоящие гульдены будут «мёртвым капиталом», если они не будут оплодотворены трудом. Другими словами, «настоящие блага» капиталиста имеют для него смысл лишь постольку, поскольку он может превратить их в труд (абстрагируя от других средств производства). Поскольку, таким образом, речь идёт о противопоставлении денег (не говоря уже о предметах потребления, которые капиталисту, как таковые, абсолютно не нужны) труду, с точки зрения капиталистов, труд имеет более высокую субъективную ценность. Это видно из самого акта обмена; если бы капиталисту не было выгодно покупать труд, т. е. если бы он не ценил его субъективно выше своих гульденов, он бы его не покупал вовсе. Ибо капиталист заранее учитывает ту прибыль, которую он может получить, и этот учёт оказывает своё влияние на каждую данную оценку.
Поставим теперь вопрос в более общей формулировке. Пусть перед нами настоящие 1 000 гульденов и будущие 1 000 гульденов. Может ли капиталист ценить настоящие выше будущих? Может. Почему? Да потому, что «деньги родят деньги». Более высокая оценка «наличных» покоится на основе кредитных операций, а, следовательно, в конечном счёте на базисе прибыли. Такого рода типический для капиталистического общества случай не может быть привлечён для объяснения «нетрудовых доходов», ибо он сам их предполагает. С другой стороны, легко показать и иным путём, что перевес ценности настоящих благ не может объяснить прибыли. Мы видели, что при анализе «третьей причины» Бём-Баверк, в качестве основного аргумента в пользу переоценки настоящих благ и для объяснения прибыли, приводил тот факт, что настоящие блага дают возможность применять более производительные методы. Согласимся на время с таким преимуществом настоящих благ. Представим теперь себе, что капиталист, не имеющий денег и лишённый возможности применять более длинные производственные процессы, занимает деньги, платит за них известный процент. Ясно, что его прибыль не может быть объяснена здесь преимуществом настоящей суммы над будущей. Таким образом, «третья причина» оказывается ни при чём.
Мы подходили с разных сторон к оценке важнейшего аргумента Бём-Баверка, и все пути привели в один и тот же Рим: этот аргумент построен целиком на схоластических, крайне вымученных положениях, которые или противоречат действительности (оценки рабочего и капиталиста), или внутренне противоречивы (напр., третья причина, которая якобы независима от первых двух, определение ценности потребительных благ ценностью производительных и обратно, и т. д.). В стремлении вывести прибыль из разнообразия техники в различных предприятиях (более длинные и менее длинные производственные пути) ясно видно желание скрыть общие причины прибыли, вытекающие из классовой позиции буржуазии, прибыли, происхождение которой всячески затемняется своеобразной терминологией и схоластически-хитроумной манерой аргументации.
3. «Фонд существования» («der Subsistenzfonds»). Спрос на настоящие блага и их предложение. Образование прибыли
Теперь нам предстоит рассмотреть вопрос, что же представляют из себя «настоящие блага», обмен которых на будущее благо — труд — служит причиной образования прибыли. Это разрешается Бём-Баверком в его учении о «фонде существования».
«Предложение авансов на существование в народном хозяйстве, за немногими исключениями, представлено, — если мы отвлечёмся от земли, — общей суммой существующей в нём имущественной наличности. Функция этой имущественной наличности состоит в том, чтобы поддерживать существование населения в течение промежутка, который проходит между затратой его основных производительных сил и получением готовых для потребления продуктов, т. е. в течение среднего общественного периода производства; а общественный период производства может быть тем длиннее, чем больше накопленная имущественная наличность»[309].
«Таким образом, в действительности, весь накопленный имущественный запас общества — за весьма маленьким исключением тех имущественных запасов, которые потребляются их же собственниками — выносится на рынок в качестве предлагаемых авансов для поддержания существования» [310].
«Вся имущественная наличность (запас) народного хозяйства служит в качестве фонда существования или фонда авансов, из которого общество черпает своё существование в течение общественно-обычного периода производства»[311]. Несмотря на то, что весь «имущественный запас» (Vermogensstock) общества включает в себя также и средства производства, т. е. вещественные элементы постоянного капитала, непригодные для непосредственного потребления, Бём-Баверк всё же считает этот «запас» фондом существования, так как в обществе имеется постоянное «вызревание» будущих благ в настоящие.
Теперь необходимо выяснить позиции сторон, покупателей и продавцов, торгующих настоящими и будущими благами. На стороне предложения настоящих благ Бём-Баверк отмечает следующие.
Объём (Umfang) предложения зависит от величины всех накопленных запасов (durch den ganzen aufgehäuften Vermogensstamm), отвлекаясь от земли и за вычетом тех благ, которые потребляются «с одной стороны беднеющими, с другой стороны, самостоятельно производящими владельцами имуществ»[312].
«Интенсивность предложения» (die Intensität des Angebotes)[313] такова, что «для капиталистов субъективная потребительная ценность настоящих благ не больше, чем субъективная потребительная ценность будущих благ. Они поэтому были бы готовы, в крайнем случае, дать за десять гульденов, употребляемых в течение двух лет, или, что то же, за одну неделю труда, которая приносит им десять гульденов в два года, почти полных десять настоящих гульденов» [314].
Спрос на настоящие блага предъявляют:
1. Многочисленные наёмные рабочие, Часть их оценивает свой труд в 5, часть даже в 2½ флорина (!).
2. Небольшой ряд лиц, ищущих потребительного кредита, которые готовы заплатить точно так же некоторый лаж на настоящие блага.
3. Ряд самостоятельных мелких производителей, ищущих производительного кредита, нужного им для удлинения «производственных путей».
Так как все продавцы — рассуждает далее Бём-Баверк — оценивают настоящие и будущие блага приблизительно одинаково, а покупатели — переоценивают настоящие блага, то равнодействующая будет зависеть от того, на какой стороне будет численный перевес (das numerische Uebergewicht).
Необходимо, таким образом, доказать, что спрос на настоящие блага постоянно превышает их предложение «dass das Angebot an Gegenwartsgüter durch die Nachfrage numerisch überboten werden muss»[315].
Это доказывается Бём-Баверком следующим образом.
«Предложение — говорит он — ограничено даже у самой богатой нации состоянием народного имущества в данный момент. Напротив того, спрос есть практически безграничная величина: она увеличивается по крайней мере до тех пор, пока результаты производства могут повышаться в силу удлинения производственного процесса, а эта граница даже у самых богатых наций лежит ещё далеко за пределами состояния имущества в каждый данный момент»[316]. Перевес, следовательно, имеется на стороне спроса. И так как рыночная цена должна быть выше цены, предложенной исключённым в конкурентной борьбе покупателем, и так как эта последняя уже содержит некоторый лаж на настоящие блага (переоценка настоящих благ покупателями), то и рыночная цена должна содержать некоторый лаж на настоящие блага[317]. Таким образом «Zins und Agio müssen sich einstellen»[318].
Таковы заключительные теоретические штрихи бём-баверковской теории прибыли. Перейдём к их критическому разбору.
Прежде всего бросается в глаза искусственность и противоречивость понятия «фонд существования». В этот «фонд существования», который должен был бы охватывать только настоящие блага, входит всё решительно, за вычетом земли и предметов потребления капиталистов, т. е. сюда входят все средства производства. Бём-Баверк допускает такую возможность на том основании, что будущие блага «вызревают» в настоящие, что средства производства превращаются в предметы потребления. Но это последнее верно лишь отчасти, так как средства производства превращаются не только в средства потребления, но точно так же и в средства производства. В процессе общественного воспроизводства должны воспроизводиться не только предметы потребления, но и средства производства. Более того, при расширенном воспроизводстве доля средств производства — по расчёту на трудовые затраты — возрастает. Таким образом, исключать постоянный капитал из анализа абсолютно невозможно. Бём-Баверк повторяет здесь, в сущности, старую и выясненную Марксом во II томе «Капитала» ошибку Адама Смита, который разлагал стоимость товаров на v (перем. капитал) и m (приб. стоимость), совершенно позабывая о c (постоянном капитале). «Адаму Смиту (Бём-Баверку. Н. Б.) тем более следовало бы уяснить себе, что часть стоимости ежегодно производимых средств производства, которая равна стоимости средств производства, функционирующей в этой сфере производства, — т. е. стоимость средств производства, которыми делаются средства производства, — следовательно, часть стоимости, равная стоимости употреблённого на это постоянного капитала, абсолютно не может служить составной частью дохода, — не может не только вследствие своей натуральной формы, но и вследствие своего функционирования в качестве капитала»[319].
Такое понятие «фонда существования» вдвойне нелепо, раз идёт дело о противопоставлении настоящих и будущих благ. Ведь задача Бём-Баверка состоит в том, чтобы выяснить меновое отношение между настоящими благами, с одной стороны, и будущими (трудом) — с другой. Настоящие и будущие блага должны были бы фигурировать здесь в их полярной противоположности; фонд существования с этой точки зрения может быть только совокупностью предлагаемых на рынке настоящих благ (сам же Бём-Баверк назвал соответствующую главу: «Der allgemeine Subsistenzmittelmarkt» — «Всеобщий рынок средств существования»). С этой точки зрения Бём-Баверк вполне правильно вычитает те потребительные блага, те «настоящие блага», которые поступают в индивидуальное потребление капиталистов, ибо эти блага не фигурируют на рынке в качестве объекта спроса со стороны рабочих и т. д. Но, с другой стороны, он включает в этот фонд средства производства, т. е. заведомо будущие блага, и противопоставляет их будущему же благу «труд» — хотя эти две категории благ ни в каком отношении друг к другу не находятся. Параллельно с этим на стороне спроса у Бём-Баверка имеются лица, ищущие производительного кредита, т. е. предъявляющие спрос не на средства существования, а на средства производства (рабочий хочет есть, капиталист — «удлинять производственные процессы»). Все построение приобретает, таким образом, характер какой-то невероятной мешанины из разнородных элементов. С другой стороны, лиц, ищущих производительного кредита, и рабочих можно ставить на одну доску лишь постольку, поскольку и те, и другие получают товарный эквивалент в виде денег. Только с этой точки зрения можно говорить, что «рынок ссуд и рынок труда — это два рынка, на которых… продаётся и покупается тот же самый товар, а именно, настоящие блага…» и что «наёмный рабочий и ищущий кредита образуют, таким образом, две ветви одного и того же спроса, которые взаимно усиливают своё действие и сообща помогают образованию результирующей цен»[320]. Только поскольку мы имеем в виду деньги, мы можем рассматривать эти две категории совместно. Но раз мы рассматриваем спрос на Genussgüter, на средства существования, другими словами, раз мы рассматриваем Existenzmittelmarkt, всякое сходство между рабочим и лицом, ищущим производительного кредита, исчезает.
Перейдём теперь к анализу соотношения между спросом на настоящие блага и их предложением. Здесь у Бём-Баверка можно различить две ноты: с одной стороны, все теоретическое здание как будто покоится на факте покупки труда, и прибыль выводится из недооценки будущих благ рабочими, с другой стороны, в качестве последней инстанции, объясняющей прибыль, появляется спрос на настоящие блага со стороны лиц, ищущих производительного кредита.
В первом случае решающую роль имеет конкуренция между рабочими, во втором — конкуренция между капиталистами. Последняя точка зрения[321] не выдерживает никакой критики уже по одному тому, что она не в состоянии объяснить, откуда же получается прибыль класса капиталистов, рынок ссуд, уплата процентов по займам — это лишь перераспределение ценностей между двумя видами класса капиталистов; и это перераспределение не в состоянии объяснить происхождения излишка ценностей. Можно представить себе теоретически общество, где «рынка ссуд» совсем не будет, и тем не менее прибыль будет существовать. Мы принуждены, таким образом, перейти к конкуренции между рабочими, как к основной причине прибыли.
Здесь дело представляется Бём-Баверку, как мы знаем, в таком виде. Капиталисты авансируют рабочим средства существования (покупка труда), причём рабочие оценивают свой труд ниже ценности продукта в будущем; отсюда — лаж на настоящие блага. Числовой перевес рабочих формирует и цены таким образом, что лаж на настоящие блага образуется на рынке. Из этого можно было бы заключить, что именно социально слабая позиция рабочего класса служит причиной образования прибыли. Но так как даже намёк на такую мысль страшит нашего профессора, то он — в противоречии с очень существенными элементами своей же теории — не устаёт твердить, что все рабочие постоянно находят работу, что спрос на рабочие руки нисколько не меньше их предложения и что, таким образом, из конкуренции между рабочими нельзя выводить прибыли. Вот, напр., образец подобных рассуждений: «Nur können allerdings die den Käufern ungünstigen Umstände durch einen regen Wettbewerb der Verkäufer wieder wett gemacht werden. Sind die Verkäufer auch wenige, so haben sie dafür desto grössere Gegenwartsgüter zu fruktifizieren… Glücklicherweise bilden diese Fälle im Leben die Regel» [322].
Оставим, однако, в стороне эти, впрочем, весьма и весьма существенные, теоретические прорехи. Примем, что прибыль всё же возникает из покупки будущего блага, труда, и рассмотрим сделку капиталистов и рабочих так, как она происходит в действительности, и так, как это представляется Бём-Баверку. И вот здесь мы наталкиваемся на одно соображение, которое делает излишними все вообще рассуждения Бёма. А именно, вся его теория покоится на той предпосылке, что капиталист выдаёт аванс рабочему. Ведь все основные идеи базируются на том, что труд постепенно созревает и, лишь достигнув этой зрелости, приносит прибыль; разница же в ценности затраты и получки получается потому, что оплата труда происходит до начала трудового процесса, т. е. в соответствии с той ценностью, которую имеет труд, как «будущее благо». Но как раз эта предпосылка ничем не обоснована и противоречит действительности. В действительности не капиталист авансирует заработную плату рабочему, а рабочий авансирует свою рабочую силу (свой труд — по Бёму) капиталисту. Расплата происходит не до трудового процесса, а после него. Это особенно ясно при поштучной системе расплаты, когда в зависимости от числа сработанных штук продукта выдаётся та или другая сумма заработной платы. «Деньги, получаемые рабочим от капиталиста, он получает лишь после того, как капиталист уже использовал его рабочую силу, после того, как она уже реализована в стоимости продукта труда. Капиталист владеет этой стоимостью, прежде чем оплатить её… Она (рабочая сила. Н. Б.), доставляет в товарной форме тот капитал, который придётся выплатить рабочему, — доставляет этот эквивалент раньше, чем капиталист выплатит его в денежной форме рабочему. Таким образом, рабочий сам создаёт платёжный фонд, из которого капиталист оплачивает его» [323]. Правда, бывают случаи уплаты вперёд; но, во-1-х, это совершенно не типично для современной хозяйственной жизни; а, во-2-х, это нисколько не опровергает нашего утверждения. Ибо, если прибыль получается и в тех случаях, где заработная плата выдаётся после процесса труда, то ясно, что она имеет своей причиной какое-то иное явление, а не разницу в ценности настоящих и будущих благ. Это явление есть социальная мощь капитала, которая основана на монополизации капиталистами, как классом, средств производства, монополизации, которая вынуждает рабочего отдавать часть продукта своего труда. Социальное неравенство, наличность антагонистических социальных образований — это есть основной факт современной хозяйственной жизни; именно эти междуклассовые отношения в экономической области, т. е. производственные отношения, образуют ту характерную для капиталистического общества «экономическую структуру», без анализа которой всякая теория обречена на полное бесплодие. Но стремление затушёвывать классовые антагонизмы так велико, что современная буржуазная наука предпочитает измышлять тысячи совершенно пустых «объяснений», накручивать один пустой аргумент на другой, создавать целые «системы», воскрешать давно забытые «теории» и писать груды томов, с единственной целью доказать, что «im Wesen des Zinses liegt… nichts was ihn an sich unbillig oder ungerecht erscheinen liesse» («в существе процента не лежит ничего, что делало бы его сам по себе заслуживающим порицания или несправедливым»).