– Господин Конь, господин Конь, – сказал Тириан, по­спешно обрезая постромки, – как удалось этим пришельцам поработить вас? Нарния завоевана? Была битва?

– Нет, сир, – тяжело дыша ответил конь. – Аслан здесь. Это по его приказу. Он приказал…

– Осторожно, король, – закричал Алмаз. И Тириан уви­дел, что тархистанцы, вперемешку с говорящими животны­ми, бегут к ним со всех сторон. (Те двое умерли без крика, и прошло несколько мгновений, пока другие поняли, что случилось). У большинства из них в руках были обнажен­ные ятаганы.

– Быстрее! Ко мне на спину! – воскликнул Алмаз.

Король вскочил верхом на своего старого друга, тот по­вернулся и поскакал прочь. Чтобы скрыться от врагов, Ал­маз дважды или трижды менял направление, затем пересек ручей и закричал, не замедляя бега:

– Куда теперь, сир? В Кэр-Паравел?

– Тебе тяжело, друг, – отозвался Тириан. – Позволь мне слезть. – Он соскользнул со спины единорога и оказался прямо перед ним.

– Алмаз, – сказал король, – мы совершили ужасный по­ступок.

– Нас спровоцировали, – ответил Алмаз.

– Напасть на них, ничего не подозревающих, без вызова, пока они были безоружны. Фу! Мы двое убийц, Алмаз. Я опозорен навсегда.

Алмаз опустил голову. Ему было слишком стыдно.

– И потом, – добавил король, – конь сказал, что это дела­лось по приказу Аслана. Крыса говорила то же самое. Все они говорят, что Аслан здесь. А что, если это действительно правда?

– Но, сир, как может Аслан приказывать такие ужасные вещи?

– Он не ручной лев. Что мы знаем о том, что он должен делать? Мы, двое убийц. Алмаз, я вернусь назад. Я отдамся в руки тархистанцев, и отдам свой меч, и попрошу их отве­сти меня к Аслану. Пусть он судит меня.

– Ты идешь на смерть.

– Ты думаешь, меня заботит, что Аслан осудит меня на смерть? – ответил король. – Это ерунда. Лучше умереть, чем жить в страхе, что Аслан пришел и оказался не похож на того Аслана, в которого мы верили и к которому стреми­лись. Представь себе, что солнце взошло однажды и оказа­лось черным.

– Я понимаю. Ты пьешь воду, а она оказывается сухой. Вы правы, сир, это конец всего. Пойдемте и отдадимся им в руки.

– Нет нужды идти обоим.

– Во имя нашей любви друг к другу, позволь мне пойти с тобой. Если ты умрешь, и если Аслан – не Аслан, зачем мне жить?

И они пошли назад, проливая горькие слезы.

Как только они вернулись туда, где продолжалась работа, тархистанцы подняли крик и бросились им навстречу с ору­жием в руках. Но король протянул меч рукоятью вперед и произнес:

– Я был королем Нарнии, теперь я – обесчещенный ры­царь и отдаюсь на суд Аслана. Ведите меня к нему.

– И меня тоже, – сказал Алмаз.

Темнолицые люди сгрудились вокруг них плотной тол­пой, пахнущей чесноком и луком, белки их глаз ярко свер­кали на коричневых лицах. Они накинули на шею единоро­гу веревку, забрали меч короля и связали ему руки за спи­ной. Один из тархистанцев – он носил шлем вместо тюрбана и, вероятно, был начальником – сорвал с головы Тириана золотой обруч и поспешно спрятал его в своей одежде. Они повели пленников наверх, туда, где был расчищен большой участок леса. И вот что увидели пленники.

На вершине холма, в центре расчищенного участка сто­яла похожая на хлев маленькая хижина с тростниковой крышей. Дверь была заперта. На траве перед дверью сидел Обезьян. Тириан и Алмаз, которые ожидали увидеть Аслана и еще ничего не слышали про Обезьяна, были сбиты с тол­ку. Обезьян был, конечно, сам Хитр, но выглядел он куда бо­лее важным, чем у Котелкового озера, ведь теперь он был одет. На нем был алый жилет, сидевший не слишком хоро­шо, потому что был сшит на гнома. На задних лапах у него были шлепанцы, расшитые драгоценными камнями. Одеты они были не совсем правильно: как вы знаете, задние лапы у обезьян все равно, что руки. На голове у него было нечто, похожее на бумажную корону. Позади лежала огромная груда орехов, он щелкал их и сплевывал скорлупки, и к то­му же все время задирал жилет, чтобы почесаться. Огром­ная толпа говорящих зверей стояла перед ним, и все выглядели ужасно обеспокоенными и смущенными. Звери засто­нали и заохали, когда увидели пленников.

– О, лорд Хитр, глашатай Аслана, – произнес главный тархистанец, – мы привели двух пленников. Благодаря на­шему умению и отваге, и с позволения великой богини Таш, мы взяли живыми двух отчаянных убийц.

– Дайте мне меч человека, – сказал Обезьян. Они взяли меч короля и дали его Обезьяну вместе с перевязью. Он об­мотал ее вокруг шеи и стал выглядеть еще глупее, чем прежде.

– Мы разберемся с этими двумя попозже, – продолжал Обезьян, сплевывая скорлупу в сторону пленников. – Сна­чала я должен заняться другими делами. Они могут подо­ждать. А теперь слушайте меня все. Первое, о чем я хочу сказать – это орехи. Где Главная Белка?

– Здесь, сэр, – сказала белка с красноватой шкуркой, вы­ходя вперед и нервно кланяясь.

– А, это ты, – сказал Обезьян с противной усмешкой. – Теперь слушай меня внимательно. Я хочу, я имею в виду, Аслан хочет, получать орехи. Того, что вы принесли недо­статочно, надо принести больше, слышишь? Вдвое больше. И орехи должны быть здесь завтра до заката солкца; плохие и маленькие не нужны.

Испуганное ворчание послышалось среди белок, Главная Белка набралась храбрости и сказала:

– Пожалуйста, пусть Аслан сам скажет нам об этом. Если бы нам было разрешено увидеть его…

– Может быть, он будет так добр, что выйдет к вам на минутку вечером, – сказал Обезьян, – хотя вы этого и не за­служили. Тогда все смогут увидеть его. Но вы не должны толпиться вокруг и докучать ему своими вопросами. Все, что вы хотите сказать, передавайте через меня – если я ре­шу, что этим стоит его беспокоить. А пока вы, белки, луч­ше бы занялись орехами. И доставьте их сюда до завтраш­него вечера, или, даю слово, вы поплатитесь за это.

Бедные белки рванулись прочь, как будто за ними гна­лись собаки. Это новое приказание было ужасно. Орехи, за­ботливо припасенные на зиму, были уже почти съедены, а из того немногого, что осталось, они отдали Обезьяну гораз­до больше, чем могли.

Из толпы послышался низкий голос, принадлежавший косматому кабану с огромными клыками:

– Почему нам нельзя разглядеть Аслана как следует и по­говорить с ним? Когда он в давние дни приходил в Нарнию, каждый мог разговаривать с ним.

– Не верьте этому, – сказал Обезьян. – Даже если так и было раньше, времена изменились. Аслан сказал, что был слишком мягок с вами. Он не собирается быть таким же на этот раз. Он призовет вас к порядку. Он покажет вам как считать его ручным львом!

Стон и хныканье раздались в толпе зверей, а потом на­ступило мертвое молчание, и оно было еще страшнее.

– А теперь еще одно, что вы должны выучить, – сказал Обезьян. – Я слышал, что некоторые из вас говорят, что я обезьяна. Я человек. Если я похож на обезьяну, то только потому, что очень стар. Мне сотни и сотни лет. Поскольку я так стар, я мудр. И поскольку я так мудр, я единствен­ный, с кем Аслан будет говорить. Он не может беспокоить себя, разговаривая с толпой глупых животных. Он скажет мне, что вам надлежит делать, а я скажу вам. Послушайте моего совета, делайте все вдвое быстрее, чем обычно, ибо он не потерпит всякой чепухи.

Стояло мертвое молчание. Был слышен только плач мо­лоденького барсука, которого пыталась успокоить мать.

– И еще одно, – продолжал Обезьян, закинув свежий орех за щеку. – Я слышал, что некоторые лошади говорят: «Да­вайте работать быстрее, чтобы перетащить все бревна и сно­ва стать свободными». Вы можете выбросить эту идею из головы. И не только лошади. Все, кто могут работать, будут работать и дальше. Аслан договорился обо всем с царем Тархистана, Тисроком, как его называют наши темнолицые друзья. Все лошади, буйволы и ослы будут посланы на ра­боту в Тархистан: таскание тяжестей и перевозка грузов – все, чем лошади и им подобные занимаются в других стра­нах. А те, кто умеет рыть – кроты и кролики, а также гно­мы, пойдут работать в шахты Тисрока. И…

– Нет, нет, нет, – завыли звери. – Этого не может быть. Аслан никогда не посылал нас в рабство к царю Тархистана.

– Ничего подобного! Прекратите шум! – прорычал Обезь­ян. – Кто говорит о рабстве? Вы не будете рабами. Вам бу­дут платить – и очень хорошо платить. То, что вы зарабо­таете, пойдет в казну Аслана и будет использовано для все­общего блага. – Затем он подмигнул начальнику тархистанцев. Тот поклонился и отвечал в торжественной тархистанской манере:

– Мудрейший глашатай Аслана, Тисрок, да живет он веч­но, полностью согласен с этим разумнейшим планом, пред­ложенным твоей светлостью.

– Вот! Вы видите! – сказал Обезьян. – Все в порядке. Это для вашего же блага. С деньгами, которые вы заработаете, мы превратим Нарнию в страну, достойную живущих в ней. В ней будет довольно апельсинов и бананов, будут дороги, большие города и школы, конторы и корабли, намордники, седла и клетки, конуры, тюрьмы и все остальное.

– Но нам не нужно все это, – сказал старый медведь. – Мы хотим быть свободными. Мы хотим услышать, что Ас­лан скажет сам.

– Не надо спорить, – ответил Обезьян. – Я еще не кончил. Я человек, а ты только жирный, глупый, старый мишка. Что ты знаешь о свободе? Ты думаешь, свобода – это делать все, что тебе нравится. Нет, ты не прав. Это не настоящая свобода. Настоящая свобода – делать то, что я тебе скажу.

– М-м-м, – проворчал медведь и поскреб голову, думая, что это слишком трудно для понимания.

– Пожалуйста, пожалуйста, – прозвучал тонкий голосок курчавого ягненка, который был так юн, что все удивились, как он вообще осмелился заговорить.

– Это еще что? – сказал Обезьян. – Говори, но побыстрее.

– Скажите, – продолжал ягненок, – я не могу понять, по­чему мы должны работать с тархистанцами. Мы принадле­жим Аслану. Они принадлежат Таш. У них есть богиня, ко­торую они называют Таш. Они говорят, что у нее четыре руки к голова грифа. Они убивают людей на ее алтаре. Я не верю, что она существует, но если даже она есть, как может Аслан дружить с ней?

Все животные вскинули головы, и их горящие глаза уста­вились на Обезьяна. Они поняли, что это именно тот воп­рос, который надо было задать.

Обезьян подскочил и легонько хлопнул ягненка по спине.

– Ребенок! – прошипел он. – Глупый маленький ребенок! Иди домой к маме и пей молочко. Что ты понимаешь в та­ких вещах? А вы, остальные, слушайте. Таш – это только другое имя Аслана. Старая сказка о том, что мы правы, а тархистанцы – нет, глупа. Теперь мы поумнели. Тархистанцы пользуются другими словами, но все мы имеем в виду одно и то же. Таш и Аслан – это только два различных име­ни – вы сами знаете Кого, поэтому между ними никогда не было поводов к раздорам. Вбейте это в свои головы, глупые скоты. Таш – это Аслан, Аслан – это Таш.

Вы знаете, какой грустной может быть иногда морда со­баки. Подумайте об этом, и вы сможете представить, как выглядели говорящие звери: честные, покорные, удивлен­ные птицы, медведи, барсуки, кролики, кроты и мыши. Только они были еще грустнее. Хвосты были опущены вниз, усы обвисли. Ваше сердце разбилось бы от жалости, если бы вы увидели их морды. И только один зверь не выглядел не­счастным.

Это был крупный рыжеватый кот в расцвете сил, сидев­ший очень прямо, с хвостом, обвитым вокруг лап, в первом ряду. Все это время он пристально смотрел на Обезьяна и начальника тархистанцев и часто сверкал глазами.

– Извините меня, – сказал кот очень вежливо, – но вот, что меня интересует. Ваш друг из Тархистана говорит то же самое?

– Несомненно, – сказал тархкстанец, – просвещенный Обезьян – человек, я имел в виду, – прав. Аслан значит не менее и не более, чем Таш.

– А главным образом, Аслан значит не более, чем Таш? – проговорил кот.

– Не более, – ответил тархистанец, глядя прямо в глаза коту.

– Тебе это достаточно, Рыжий? – спросил Обезьян.

– Несомненно, – ответил Рыжий холодно. – Благодарю вас. Я только хотел, чтобы все было совершенно ясно. Я ду­маю, что начинаю понимать.

До этого момента король и единорог молчали, они ждали, пока Обезьян предложит им говорить, потому что понима­ли, что прерывать его бесполезно. Но теперь, когда Тириан увидел вокруг себя несчастные лица нарнийцев, увидел, что они верят тому, что Аслан и Таш – одно и то же, он не мог больше сдерживаться.

– Обезьян, – закричал он страшным голосом, – ты лжешь. Ты лжешь отвратительно. Ты лжешь, как тархистанец. Ты лжешь, как обезьяна.

Он хотел продолжать и спросить, как ужасная богиня Таш, питающаяся кровью своего народа, может быть тем же самым, что и добрый Лев, чья кровь спасла всю Нарнию. Если бы ему дали говорить, правление Обезьяна могло бы кончиться в тот же день: звери увидели бы правду и свергли его. Но до того как Тириан успел сказать еще хоть слово, два тархистанца сильно ударили его по лицу, а третий, сто­явший сзади, ударил его ногой. Когда он упал, Обезьян за­визжал в ужасе:

– Уберите его прочь! Уберите его прочь! Уберите его ту­да, где он не сможет слышать нас, а мы – его! Привяжите его к дереву. Я хочу, я имею в виду, Аслан хочет, судить его позже.