Такая картина уже встречалась в недалёком прошлом, в на­чале тридцатых годов, во время экономического кризиса. Тогда кризис уничтожил рынок сельхозпродуктов у безработных в городах не было денег на это, а иностранные рынки для крес­тьянства не доступны. В этих условиях президент Ульманис со­здал целый ряд государственных акционерных обществ, в сель­ском хозяйстве: «Векопа ekspots», «Sviesta un siera eksports», «Latvijas centrālais sēklu eksports», «Adu un vilnas centrale» («Экспорт бекона», «Экспорт масла и сыра», «Центральный латвийский экспорт семян», «Центр кожи и шерсти»), которые закупали продукцию крестьянских хозяйств, формировали крупные экспортные партии и экспортировали их в Европу

Такой латвийский аналог существовавших в то время в СССР государственных внешнеторговых объединений. Они оказались очень успешными, в Европе в это время всё было вложено в пушки (Пушки вместо масла!) и требовалось много масла, сыра и бекона. И ульмановские государственные Акци­онерные Общества вывели продукцию латвийских земледе­льцев на рынок Германии, спасли латвийское сельское хозяйс­тво от полного развала и помогли пережить кризис. Голодных маршей, как в США в это время, в Латвии не было.

Сейчас ситуация несколько другая, хотя экономический кризис опять тут как тут. Обычных сельскохозяйственных продуктов в Европе достаточно, субсидирование европейских крестьян в четыре раза выше, чем наших, конкурировать с этим трудно. И Ульманнса, который собирал под крышей государс­твенных объединений крестьянские продукты, нет.

Поэтому мы едим картошку из Дании, редиску из Голлан­дии, яблоки из Польши, сметану и творог из Литвы. Они все впереди нас нам не по зубам. Это проблема государства: в сельском хозяйстве занято 12% населения, а производят они всего 4% ВВП. В три раза меньше, чем в среднем по стране, соответственно и зарабатывают.

Умерла сахарная промышленность, а с ней и выращивание сахарной свеклы.' Умерла естественным путем неконкурен­тоспособна. Наша урожайность сахарной свёклы находилась на самом низком уровне в ЕС. У нас она была 367 центнеров с гектара, и не каждый год. Бывало и значительно меньше, а средняя по ЕС 591 центнер, почти в два раза больше.

Даже рядом, в Польше урожайность свёклы 428 центнеров, не говоря уже о Франции, где урожайность 802 центнера с гек­тара, в 2,2 раза больше. Соответственно этому получалась и себестоимость сахара. Нет смысла производить сахар там, где сахарная свёкла не родится. И когда ЕС решил снизить субси­дируемые цены сахара на 36%, это поставило крест на нашей сахарной промышленности, 550 товарных (большая редкость в Латвии!) крестьянских хозяйств, выращивавших свеклу, оста­лись не у дел.

А впереди ещё смерть рыболовства, которое умирает и про­тянет ещё 5-7 лет. Депрессивное крестьянство это сейчас са­мая острая проблема государства, которую надо решать немед­ленно, и вспомнить опыт К. Ульманнса.

Надо дать работу земледельцам. Мы должны для наших земледельцев найти нишу, где конкуренция не столь острая, и где наши, слабые пока земледельцы могут укорениться. И со­здать условия, чтобы земледельцы стали её заполнять. Иначе по нашим полям будут бродить грустные страусы со своими хозяевами в национальных одеждах и размышлять, почему опять туристы не едут фотографироваться с ними и угощать их чипсами.