— Ну, ты готов? — Нгубо завалился в мою комнату ни свет ни заря.
Было ещё слишком рано для того, чтобы выезжать, но я в любом случае не спал почти всю ночь. В своих кошмарах я больше не казнил ни черано, ни варамайи. Мне не снились пистолеты и мачете. Теперь я убивал их голыми руками — тётушек за сорок, и шестнадцатилетних пареньков. Обычно просто ломал им шеи, но иногда они сопротивлялись, и мне приходилось забивать их до смерти. Сны не давали ответа на вопрос о том, зачем я это делаю.
Никто из них не был похож на Кроузов. Я убивал учительниц, которые нравились мне в школе, одноклассников, с которыми никогда не конфликтовал, соседей по Сингапуру и Опенгейту, вовсе незнакомых людей. Я не чувствовал ненависти или гнева, страха либо сожаления. Как будто кто–то поручил мне неприятную, но важную работу, которую следовало довести до конца во что бы то ни стало. Чувства приходили, когда я просыпался. Ужас от содеянного. И осознание того, что я способен повторить всё это в реальном мире. Убивать ведь легко. Нужна лишь веская причина. Необязательно для меня самого. Возможно, для тех, кто может отдавать мне приказы. Иногда я думал, в меня должны были встроить какие–то механизмы, позволяющие крепко спать, не видя снов. Но обнаружить их мне пока не удалось.
Войдя, руководитель миссии озабоченно уставился на мой чемодан, пытаясь взглядом проникнуть за оболочку из сверхпрочного полимера. Устройство, по уверению производителя, сохранило бы моё имущество в целости и сохранности даже в открытом космосе. Правда, я подозревал, что случись с транспортником нечто, в результате чего багаж окажется за бортом, его содержимое мне уже не пригодилось бы.
Дисплей в районе замка услужливо подсказывал, что чемодан заполнен на семьдесят четыре процента, и весит ровно двадцать шесть килограмм, то есть на целых четыре килограмма меньше допустимого лимита. Но доктора Сото заботило не соблюдение правил перевозок. Это было моё первое задание в качестве агента, и товарищ переживал, что среди одежды и тюбиков с зубной пастой ненароком обнаружится гаротта, баллончик с каким–нибудь смертельным токсином, или ещё какая–нибудь ерунда, которой в представлении таможенников совершенно нечего делать в багаже доктора ксеносоциологии.
— Хочешь проверить? — лениво предложил я. — Код — дата моего рождения. Достаточно глупо для ученого–гуманитария?
— Высший класс, — пробормотал Нгубо, по–прежнему с сомнением разглядывая чемодан. — Только не дороговат ли он для этого самого ученого? Откуда такая игрушка? Сколько стоит — пятьсот?
— Дешевле, взял на распродаже за четыреста, — соврал я. — Зато его можно использовать как бронещит. На Вальгалле до сих пор пользуются огнестрельным оружием, сам знаешь. От такой древности должен защитить.
— Наше задание стрельбы не предполагает, — сомнения маэстро явно усилились. — Ты об этом часом не забыл?
— Ну конечно, не забыл. А ещё недавно предполагалось, что Спейс–таун — территория, куда не могут проникнуть посторонние, тем более инопланетные убийцы. Протектор Брайсворт вот думал, что находится в безопасности в своей башне. А барон Корс полагал, что защищен в своём замке. И во всех этих местах не предполагалось стрельбы…
— Не увлекайся, — возразить Нгубо, впрочем, было нечего. — Ты его только по этой причине взял? Всё равно слишком броский.
— Если установить код получше, или переключить замок на биометрию, получится невскрываемый сейф, — начал перечислять я прочие достоинства покупки. — Встроенный маячок можно легко засечь даже с орбиты. Есть конфигурация, превращающая его в антенну. Внутрь, как видишь, может поместиться взрослый мужчина вроде меня. Ты вот, правда, великоват.
— Трупы в нем таскать собрался? — уже с тоской поинтересовался приятель. — Вижу, тебе на почве мокрых дел капитально крышу снесло. Знаю, что скажешь дальше — в нем тело можно хранить целый месяц, и никакого запаха. Может, он их заодно ещё и растворяет?
— Не думаю, что производитель имел в виду именно это, — вообще–то мысль показалась мне дельной. — Но в нём можно полчаса продержаться в открытом космосе. Столько же — на глубине до двухсот метров. Хотя вообще–то он тонуть не должен, даже с грузом в виде человека. Есть и вариант использовать его как лодку. Можно пережить в нем сильный пожар, а в нормальной атмосфере несколько суток прожить при жаре или холоде до восьмидесяти градусов.
— Неужели так мало? — съязвил Нгубо. — Почему не несколько недель?
— Сдохнешь от жажды и голода, — предположил я. — Кормить и поить не обещают. А вот в качестве холодильника или хранилища продуктов годится — кислород откачивается, внутри создается вакуумная среда.
— Ты выбрал не ту профессию, — резюмировал наставник. — Твоё настоящее призвание — продажа ненужного хлама идиотам. Я заплатил за свой чемодан восемьдесят два юна, и он выдержал пинки грузчиков полутора десятков планет. Ты же понимаешь, что если при Т-прыжке что–то пойдет не так, нас развеет на молекулы и атомы вместе с этим чудом техники?
— Понимаю, — смиренно подтвердил я. — Но потратиться на девочек у меня последнее время возможностей не было.
— Ладно, — пробурчал Нгубо, вновь включая босса. — Времени нет бегать искать что–то другое, лети с этим. Надеюсь, ты и правда попадешь в пожар или наводнение. Иначе ребята тебе вовек не забудут. Будешь Эрик Чемодан.
— Всё лучше, чем Неубиваемый, — обрадовался я. — Как–то менее очевидно, и даже загадочно.
— Да пошел ты, — командир уже стоял в дверях. — Через десять минут встречаемся в столовой. Если забудешь что–то важное из того, что обсуждали раньше — пеняй на себя. Надеюсь, народ ещё спит, и тебя с твоим чудом не спалят.
— Есть, шеф, — откликнулся я. Мне пришлось приложить немалые усилия к тому, чтобы Нгубо не засек доставку девайса. Оставалось надеяться, что он не станет проверять мой банковский счет.
***
В Опенгейт из соображений безопасности не вели стандартные транспортные пути, поэтому дорога от пересадочной станции заняла ещё пару часов. Убить меня никто не пытался. Лицо бывшего коллеги из СКИП, проверявшего наши документы при въезде в закрытую зону, не выражало никаких эмоций. Мы не были знакомы, но я не сомневался, что после истории на складе моё имя прекрасно известно всему персоналу. Тем не менее, ему почти удалось удержаться от сарказма, произнося стандартное "счастливого пути, доктор С таргарт".
Мы пересели в монорельс, ведущий к нужному терминалу, и проследовали на регистрацию. Получив подтверждение посадки на рейс, и избавившись от чемоданов, Нгубо сразу потащил меня к ближайшему шаттлу на станцию Альфа, откуда нас должны были доставить на "Один". Мне показалось, что я увидел в толпе знакомое лицо, которого здесь никак не могло быть. Но моя приобретенная эйдетическая память иногда давала сбои, и я не стал делать далеко идущих выводов.
Подъем на орбитальную станцию уже десятилетия как превратился в банальность. Редкий житель Опенгейта отказывал себе в удовольствии время от времени полюбоваться на планету из космоса. Я, конечно же, был исключением. Поступив на службу в полицию, и воспользовавшись мудрым советом, который мне дали после похорон родителей, я настоял на засекречивании личных данных, включая профиль ДНК. Это, как выяснилось, не помешало пройдохе Честерфилду отыскать меня. Но он занимал высокий пост в самом влиятельном правительственном агентстве, и положил десятки лет на свой проект.
Так что в отношении потенциальных недоброжелателей секретность работала неплохо, но отправившись в путешествие на околоземную орбиту, мне пришлось бы сдать образец ДНК для куда менее закрытой и защищенной базы. Что, собственно, и произошло сейчас. Прикладывая палец к сканеру, я подумал, вызовет ли это переполох ещё в каких–нибудь тайных кругах, или я уже успел засветиться, где можно. Хорошо, что ближайшие несколько месяцев мне не нужно волноваться об этом — между биометрическим сканированием и погрузкой на борт шаттла прошли считанные минуты, так что времени предпринять что–либо у гипотетических злоумышленников не оставалось.
Челноки перевозили пассажиров различного возраста и состояния здоровья, поэтому взлет производился по щадящей траектории, а перегрузки были минимальными. Я с интересом наблюдал за удаляющейся поверхностью на экране монитора. Шаттл неспешно миновал несколько поясов спутников планетарной обороны, и мягко пристыковался в Альфе. Станцию построили сотню лет назад, и хотя она была не единственной, в основном пассажиропоток направлялся через неё. Крупным звездолетам из двенадцати миров разрешалось швартоваться к одному из восьми специально предназначенных для этого шлюзов, а вот кораблям поменьше приходилось висеть в космосе, ожидая, пока транспортники станции перевезут пассажиров и грузы. Наш "Один", представляющий мир категории D, крутился где–то на орбите Луны.
Борясь с непривычной искусственной гравитацией, мы несколько неуклюже прогарцевали по длинному коридору до малого шлюза, помеченного как Е17, и ввалились в зал ожидания. Вальгалла не могла позволить себе полноценный пассажирский транспорт, поэтому билеты продавались по остаточному принципу, исходя из массы, остающейся после загрузки предназначенных для импорта товаров. Их сейчас и доставляли на корабль челноки с Альфы, пассажирам же предложили ждать своей очереди. Здесь их скопилось человек триста, в основном явные туристы из числа обеспеченных пенсионеров за шестьдесят и золотой молодежи, получившей космическое путешествие в подарок за какое–нибудь знаменательное событие в жизни — исключение из колледжа, или первый арест за пьяные гонки на флайерах. Спрятаться не вписывающимся в указанные категории было негде.
— Привет, — сказал я, мысленно упрекнув себя за недоверие к приобретенным способностям. — Какими судьбами?
— Привет, — Акун До выглядела не столько растерянной, сколько смущенной.
Я ещё какое–то время назад заметил, что зрение и эйдетическая память почему–то упорно не желают фиксировать лица варамайи. Конечно, какой–нибудь забывший о хороших манерах мужлан вполне мог бы заметить, что они "все одинаковые". Действительно, нечеткие, как будто размытые черты лица, одинаковые прямые волосы неопределенно–темного оттенка, и строго карие глаза мешали прочим обитателям планеты отличать их друг от друга. Я знал, что даже электронные системы распознавания лиц порой испытывают с варамайи затруднения. Интересно, стало ли это случайным побочным эффектом, или являлось частью плана по выведению их рода. При этом я не мог назвать Акун непривлекательной. Она обладала стройной гибкой фигурой, и как могла подчеркивала её достоинства облегающим полимерным комбинезоном мерцающе–черного оттенка.
С китайцами у меня проблем не было.
— Здравствуйте, профессор, — учтиво поздоровался я. — Решили выбраться в полевую экспедицию?
— Добрый день, эээ… Эрик, — зная профессора Фан Бао, мне показалось подозрительным, что он вообще помнит моё имя. Профессор, в отличие от своей модной спутницы, предпочел старомодные хлопковые брюки и куртку с множественными кожаными вставками. На его носу красовались очки в едва заметной оправе — ношение контактных линз в полете не рекомендовалось. Светский лоск китайца, очевидно, исчерпывался приветствием, и он беспомощно взглянул на сопровождающую его девушку.
— Да, мы летим на Вальгаллу по заданию Сингапурского университета, — затараторила обычно немногословная Акун. — Правда, это удивительная планета? Мы с профессором работаем вместе уже три года, я поступила на кафедру сразу после выпуска, скоро защищаю свою докторскую. А я думала, ты ещё работаешь в полиции. Давно не виделись, Эрик. Ужасно, что случилось с Даниэль, да? Преступников ведь поймали? А ты зачем летишь?
Я знал, что она не дура и не болтушка, и вряд ли смущение от встречи с однокурсником могло превратить её в классическую блондинку, сыплющую кучей бестактных вопросов.
Величественная фигура Нгубо наконец–то соизволила подплыть к нам, чтобы вступить в битву на моей стороне.
— Добрый день, я доктор Нгубо Сото, — представился гигант, расплывшись в подобающей случаю фальшивой улыбке. На фоне тщедушного профессора и его спутницы упоминание липовой ученой степени приятеля выглядело особенно нелепо. Но профессионального лжеца подобные ситуации нисколько не смущали.
— Мы с доктором С таргартом командированы на Вальгаллу Мельбурнским университетом, — словоохотливо продолжил он. — Будем изучать взаимодействие социальных общин, сложившихся на планете. Жить планируем на Внутренней территории. А вы?
— Доктором чего? — похоже, нам удалось всерьез задеть Акун. — Ещё полтора года назад лейтенант С таргарт, насколько мне известно, служил в полиции Сингапура.
Да уж, обидно три года таскать обеды самому нудному профессору университета, по ночам работая над диссертацией, чтобы обнаружить, что твой не самый блестящий однокурсник, вообще не проявлявший интереса к научной карьере, тебя опередил. К тому же я работал с доктором Сото, чьё имя хорошо знал каждый, всерьез занимающийся ксеносоциологией. Вне зависимости от того, кто на самом деле создал приписанные ему научные труды. В отличие от профессора Бао, светилом отнюдь не являющегося. Да и университет наш котировался повыше Сингапурского.
— Ксеносоциологии, разумеется, — примирительно сказал я. — Только что защитил диссертацию "Девиантное поведение в социумах планет категорий D, E и F". Можно ознакомиться на сайте университета. А что собираются делать на Вальгалле два историка?
Делать им там, конечно же, было совершенно нечего. Удивительно, как заштатный профессор, мало кому известный даже в области своей специализации, смог пробить себе многомесячную поездку с бюджетом не меньше ста тысяч юнов. Это требовало объяснения, и достопочтенный Фан Бао теперь уже добровольно вступил в дискуссию с явно тщательно отрепетированным текстом:
— Наше представление об истории Земли основано на источниках, контролируемых Всемирным правительством. Однако десять миллионов землян покинули планету, а среди них — высокопоставленные чиновники Королевства Истинных Христиан, Империи Чжоу и Африканского Халифата. У их потомков могут храниться бесценные записи о жизни во времена Темного века. Кроме того, планеты класса D стали прибежищем огромного количества религиозных мигрантов, в то время как изучение истории религий на Земле после их запрета, увы, совсем зачахло. Вальгалла в этом отношении уникальна. На Девятислойной горе живет маленькая община выходцев из Королевства — уцелевшие после крушения ковчега времен Первой волны. Правоверные мусульмане из Халифата, прибывшие со Второй волной, занимают материк. Корабль Третьей волны приводнился возле острова, сейчас именуемого Внутренней территорией. Тогда Землю покидали последние недовольные, и на ковчегах царило большое этническое, культурное и религиозное многообразие. Я возлагаю большие надежды на эту поездку, и мои спонсоры — тоже.
Ладно, легенда профессора оказалась не так уж плоха. Задать же в лоб вопрос о загадочных спонсорах показалось мне перегибом. К тому же я не сомневался, что мой спутник записывает беседу, и она отправится прямо его дружкам в Опсе, так что, прибыв на место, мы будем знать куда больше о столь занятном совпадении, как две научные делегации на одну маленькую колонистскую планету, отправляющиеся одновременно.
На табло наконец–то появилось оповещение о начале посадки пассажиров, и, пробормотав извинения, профессор и его ассистентка с явным облегчением удалились.
— Что думаешь? — Нгубо выглядел озабоченным.
— Как–то он мелковат и трусоват для ликвидатора, — с сомнением сказал я. — За Акун не ручаюсь — девушка она сильная и неробкого десятка. Может, у неё и есть навыки. Не знаю точно, чем занималась до университета. Но вроде она не из Кварталов. В любом случае, это не совпадение. А значит, у вас опять утечка.
— Информацию о твоей защите опубликовали на сайте университета, как положено. Да и информацию об экспедиции неделю назад — тоже. Иначе это никакое не прикрытие, — не согласился приятель.
— Они не могли добыть денег, получить разрешение от университета и от властей Вальгаллы за неделю, — возразил я. — Это технически невозможно, даже для АСР. Значит, они начали готовиться одновременно с нами. Предлагаю исходить из того, что это та же шайка, которая убила Даниэль и охотится на меня. И что теперь они знают всё то же, что знаем мы.
— Но почему научная экспедиция? — Нгубо продолжал играть в адвоката дьявола. — Купили бы билеты как туристы. Лишние расходы, лишние сложности, лишнее внимание.
— По той же причине, по какой мы изображаем из себя ученых, — я понимал, что приятелю не нравится, что его тщательно организованное прикрытие обернулось пшиком, но было важно вернуть его к реальности. — Это дает нам и им возможность везде совать свой нос, и приставать к людям с дурацкими вопросами, которые немедленно изобличат туриста как шпиона. Это не значит, что наши "коллеги" не везут с собой команду ликвидации под видом туристов.
— И то верно, — наконец сдался начальник, лениво оглядывая очередь из пенсионеров и тинэйджеров, толпящихся на посадку. — Как думаешь, кто из них? И сколько всего?
— Не вижу смысла гадать, — отрезал я. — Предыдущий рейс состоялся две недели назад. Они вполне могли закинуть боевиков на нём заранее, туристам разрешений не нужно. А может, пошлют их следующим ещё через две недели. Нам торчать на Вальгалле не меньше трех месяцев, торопиться некуда.
— И в кого ты у нас такой умный, — недовольно прошипел мой спутник. — Только начал заниматься нашим делом, а уже эксперт. Но ты прав — у меня взгляд замылен. До сих пор как–то не приходилось иметь дело с земными заговорщиками. У них большие ресурсы, и заслать на другую планету десяток–другой киллеров для них вряд ли проблема. Могу предложить и другое решение — твои знакомые попробуют найти нужные кадры на месте. Немного крандов, и местные шахтеры с удовольствием согласятся прикопать в своих туннелях парочку чужаков. Но давай подумаем об этом после.
***
Транспортник с Альфы, в отличие от шаттла из Опенгейта на орбиту, не отличался особой комфортностью. Упор сделали на максимальную вместимость, и складные кресла натыкали так, что яблоку негде упасть. Хорошо, что перелет занял немногим более двух часов, так что пассажиры не роптали, увлекшись зрелищем картинок с наружных камер. Я не слишком отличался от большинства, разглядывая то родную планету, то растущий прямо по курсу диск Луны.
Судя по всему, на Вальгалле меня ждал очередной не слишком дружелюбный прием, и я не исключал, что вижу свой дом в последний раз. Занимавший соседнее кресло Нгубо, напротив, не обращал на мониторы никакого внимания, будучи целиком поглощен изучением информации в своём планшете. Сейчас его занимало устройство политической системы на материковой части Вальгаллы. Вообще–то наш визит туда вовсе не планировался, так что я отдал должное его усердию в стремлении предусмотреть все возможные варианты развития событий. Профессионал, чтоб его. Сам я подготовился достаточно поверхностно, ограничившись полезными сведениями по Внутренней территории. Пересекать море, чтобы оказаться на материке, я не собирался. Да и карабкаться на адскую Девятислойную гору — тоже.
География Вальгаллы не отличалось от большинства планет — огромный континент, окруженный пресным океаном, с внутренним морем, центр которого занимал крупный остров, оригинально обозванный Внутренней территорией. В центральной части острова возвышалась гора. На этом, правда, схожести с другими мирами заканчивались.
Внутреннее море кишело натуральными монстрами. Ксенобиологи исписали десятки тысяч страниц, пытаясь обосновать теории появления подобных существ на заурядной, в сущности, планете. Но если отсеять всю псевдонаучную шелуху, становилось совершенно ясно, что делать пятидесятиметровым спрутам и прочим ихтиозаврам там просто нечего.
Морских чудищ насчитали десятки видов, и все они находились в состоянии постоянной войны с окружающим миром, что делало невозможным рыболовство и судоходство. Крайне огорченные данным фактом, добрые мусульмане — потомки переселенцев Второй волны, несколько десятков лет пытались искоренить водоплавающих гадов. Но до установления связей с метрополией их ресурсы были ограничены, а после научные круги Звездного сообщества настояли на объявлении моря заповедной зоной.
Власти Внутренней территории, населенной христианами Третьей волны, извлекали что могли из положения своего анклава. С рыбным промыслом островитянам повезло больше — их землю окружала двухкилометровая отмель не глубже двух метров, куда монстры не заплывали. Зато попадала рыба поменьше, которой те питались, именуемая шваркс.
То, что на десятки видов хищников приходится лишь один кормовой, также не давало покоя ученым мужам, но и этому факту они объяснения найти не могли. Будучи размером с крупную земную акулу, шварксы питались планктоном, и невероятно быстро размножались на радость морским монстрам и местным рыбакам.
Без них поселенцам Третьей волны пришлось бы туго, поскольку остров не баловал ни изобилием животных, ни пригодных для сельского хозяйства угодий. Зато, когда через пару десятков лет после начала колонизации у планеты появился земной звездолет, колонистам удалось заинтересовать транспланетные корпорации развитием туризма. В конце концов, где ещё можно купаться в лазурной воде у пляжей из белоснежного песка, наблюдая, как в нескольких десятках метров беснуется колоссальная зубастая туша, желающая тебя сожрать.
Но настоящим чудом планеты являлась Девятислойная гора, вошедшая во все возможные справочники и энциклопедии как пример необъяснимого безумства экосистемы. Гора состояла из девяти расположенных одно над другим плато, нижнее из которых было изолировано от остального острова отвесной стеной высотой более пятисот метров. Очевидно, к лучшему, поскольку первое плато на поверку оказалось таким же адом, как и Внутреннее море. Сотни видов хищников — крупных и мелких, ежесекундно боролись за выживание на нескольких сотнях квадратных километров труднопроходимых джунглей.
Второе плато представляло собой каменистую пустыню с нестерпимой жарой, населенную гигантскими паукообразными млекопитающими, обозванными каким–то сожранным ими впоследствии бедолагой–ученым вулспайдерами. Геологи обнаружили под плато карман с бурлящей магмой. Почему только под этим плато — никто объяснить не мог.
Третье плато занимало гигантское озеро, где резвились уменьшенные копии монстров, бороздящих Внутреннее море. Поверхность четвертого плато испещряли скалы и овраги со стенками из острых как бритва камней. Пятое плато захватил буйный лес. В нём не было животных, поскольку балом правили десятки видов смертельно опасных растений — ядовитых, плотоядных, колющихся, режущих, выпускающих смертельные газы.
По контрасту с перечисленными, шестое плато радовало скучным редколесьем, а угрожающие человеку флора и фауна отсутствовали. Ещё более идиллическим выглядело седьмое плато. Под сенью могучих деревьев, на которых росли десятки видов вкуснейших плодов, паслись местные виды коз, ланей и прочей съедобной и совершенно мирной живности. Живописные озера кишели рыбой, а почва плодородностью порадовала бы любого фермера. На восьмом плато сказка заканчивалась — на нем не водилось опасных видов животных и растений, но само оно служило кормовыми угодьями хеллбёрдов.
Эти пернатые монстры, чей размах крыльев достигал десяти метров, оккупировали последнее, девятое плато. Их было чертовски много, и у пика Девятислойной горы на высоте в шесть километров постоянно парили сотни особей. Злобные хищные твари наверняка опустошили бы планету, но, к счастью, их интерес ограничивался верхушкой горы. Зато они осложняли воздухоплавание, и без того ограниченное странными атмосферными помехами.
Эти помехи являлись очередной загадкой Вальгаллы, заставляющей ломать головы теперь уже физиков. Оказалось, что электроника на планете не работает. По этой причине местные жители ездили на устройствах, оснащенных двигателями внутреннего сгорания, пользовались огнестрельным оружием, освещали дома и улицы химическими источниками света, и летали на дирижаблях. Последние использовались нечасто — в основном для развлечения туристов, и доставки грузов представителям Первой волны.
Точно так же, как материковые и островные колонисты, чьи ковчеги сели в разных частях планеты, не подозревали о существовании друг друга десятки лет, и те, и другие понятия не имели о крохотном сообществе на седьмом плато, пока их не потыкали носом в сделанные из космоса снимки посевов звездолетчики. Но прошли годы до того момента, когда развитие туриндустрии позволило островитянам построить первые дирижабли, и навестить соседей.
Аналогично прочим сложным механизмам, шаттлы оказались непригодны для перемещений по планете. Первый контакт с земным звездолетом чуть не закончился трагедией, когда корабельная шлюпка потеряла управление на высоте нескольких километров. Пилотам удалось задействовать спасательный парашют, и приводниться у острова, пережив по пути атаку хеллбёрдов.
С тех пор посадка происходила по отработанной схеме — шаттлы вырубали электронику на высоте восемь километров, где начинались загадочные помехи, и задействовали парашюты на четырех километрах, избегая встречи с летающими монстрами. Грузы сбрасывали с тех же восьми километров в контейнерах, снабженных механическим таймером раскрытия парашюта. Процесс обратного взлета с планеты выглядел ещё рискованней. На шаттлы прикреплялись внешние двигатели, годные лишь для того, чтобы в неуправляемом режиме вытолкнуть шлюпки из зоны действия помех. На восьми километрах пилоты врубали электронику, и освобождались от обвеса.
Да уж, я немало прочел о Вальгалле за последние недели. Возможно, зря — о некоторых вещах лучше оставаться в неведении.
***
Мои грустные размышления на тему того, зачем я втравился в эту экспедицию с хорошими шансами разбиться или оказаться сожранным какими–нибудь монстрами, как будто мне мало орд боевиков, пытающихся убить меня на Земле, были прерваны появлением прямо по курсу звездолета третьего класса, носящего гордое название "Один", в честь какого–то древнего скандинавского бога.
Класс нашего транспорта не имел никакого отношения к его размерам. Заводы поставляли Звездному сообществу исключительно стандартные модели Т-двигателей. Земляне знали о них лишь одно — устройства перемещали в пространстве оболочки радиусом не более четырехсот метров от поверхности ядра. Соответственно, практически все существующие звездолеты имели форму сферы, чтобы извлечь максимум выгоды из недешевой моторной части. Сами шайны по какой–то причине предпочитали диски, но и корабли у них были в несколько раз больше.
Т-двигатели вообще никак не взаимодействовали с прочими частями звездолетов, за исключением интерфейса. Какие–то умники решили, что держать консоль всё же лучше поближе к тому, чем она управляет, поэтому командные рубки обычно помещали в глубине сферы. Дальше уже начинался креатив создателей конкретных моделей, хотя основные принципы редко изменялись — сфера состояла из множества изолированных секций, образующих окружности, именуемые палубами.
Палуб на четырехстах метрах радиуса умещалось немало, так что их количество обычно варьировалось от тридцати до шестидесяти. Внешние занимали грузы, не боящиеся космического излучения и низких температур, далее шли отсеки с продовольственными товарами, и, наконец, пассажирские, имевшие системы жизнеобеспечения. Через всю сферу проходили сквозные туннели, использующиеся шаттлами для погрузки и разгрузки. Конструкция позволяла экономить на материалах внешнего корпуса, производить эффективную замену поврежденных секций, а заодно создавала буфер минимум в триста метров стальных и полимерных перегородок между людьми и открытым космосом. Вовсе не лишне в случае, если кораблю доведется подвергнуться метеоритному удару или радиационному воздействию.
Третий класс звездолета означал, что его владельцы экономили, как могли. Дешевые материалы, базовая система жизнеобеспечения, отсутствие внешних секций с собственными маневровыми двигателями. Эту функцию выполняла дюжина шаттлов, которые таскали за собой корабль в точки прыжков и от точек выхода, как буксиры. Снаружи "Один" выглядел как любой "третий класс", находящийся в эксплуатации несколько десятков лет у небогатых хозяев. Внешняя поверхность, состоявшая из сотен секций, давно утратила какую–либо структурную однородность. Некоторые участки выглядели относительно свежими, другие, казалось, могли рассыпаться в пыль в любой момент. Я видел и поврежденные, с признаками метеоритных пробоин — изолированные, и ждущие, когда бюджет позволит произвести их замену.
Картинка заметно отличалась от сверкающих звездолетов в мыльных операх, и по салону транспортника прокатился тихий беспокойный ропот. Но билет в одну сторону на этом чуде стоил двадцать тысяч юнов, и отказываться было поздно. Шаттл скользнул в один из туннелей, и поплыл между задранных перегородок палуб к нижним отсекам. Когда началась выгрузка, мне с грустью вспомнились древние фильмы о будущем, где искусственная гравитация являлась непременным атрибутом любого стоящего космического путешествия. Увы, в суровой реальности к Т-двигателям данная опция не прилагалась.
Процедура размещения пассажиров не оказалась ни быстрой, ни изящной. Два ловко лавировавших внутри челнока молодца извлекали человека из кресла, после чего на беспомощно барахтающегося субъекта надевалось что–то вроде сбруи. На ней загорались веселые зеленые огоньки, сигнализирующие о готовности, пассажира выпихивали из люка, и автопилот бережно нес его к нужному отсеку. Перед перемещаемым стояла одна задача — уберечь голову и конечности от травм при столкновении с перегородками корабля.
Я безропотно дал напялить на себя устройство, и как мог с достоинством выплыл из шаттла. Сбруя увлекла меня по коридору, к индивидуальной капсуле, где мне предстояло пережить прыжок. Мой модуль носил номер Т23, и смахивал на диагностические машины, с которыми я недавно имел возможность познакомиться в больнице. Следуя инструкциям, услужливо подсказываемым "сбруей", я улегся внутрь, дав команду о закрытии капсулы. Экран перед лицом предложил мне ассортимент фильмов и развлекательных программ. Я предпочел им картинку с камер, демонстрирующих процесс подготовки к полету.
Шаттлы между станцией и кораблем уже не сновали, но внутри кипела работа по размещению и закреплению грузов. Часть пенсионеров, разумеется, умудрилась залететь не в свои отсеки. Парочка молодых отморозков, разбирающихся в технике, сумела захватить управление над "сбруями", и теперь весело носилась по третьей палубе, уворачиваясь от отряженных для их поимки членов экипажа.
В рубке капитан и старпом с серьезным видом обсуждали какие–то вопросы космических масштабов. Насколько я себе представлял, их функция состояла в том, чтобы нажать нужную кнопку на интерфейсе взаимодействия с Т-двигателем, принципов работы которого они всё равно не понимали. Так что беседа, скорее всего, вилась вокруг проблем выплат по ипотечным кредитам, или достоинств и недостатков девиц легкого поведения в различных мирах.
Наконец через пару часов экипаж доложил о готовности груза и пассажиров к полету. Восемь шаттлов заняли свои места в отсеках, а четыре потащили за собой махину звездолета к точке прыжка. По какой–то причине, хотя это и не было доказано научно, считалось, что покидать наше пространство лучше вдали от любых небесных тел. Возможно, правительство боялось, что в один прекрасный день какой–нибудь Т-двигатель взорвется, и разнесет Луну, станцию Альфа, а может, и саму Землю.
Как только буксиры закончили свой путь, и скользнули в туннели внутри звездолета, капитан дал оповещение о готовности к прыжку, включив обратный отсчет. Сто двадцать секунд. Девяносто. Шестьдесят. Тридцать. Десять. Не было ни боли, ни иных неприятных ощущений. Просто на долю секунды сознание отключилось, а когда зрение вернулось, на мониторах уже сияло чужое солнце.