День в моём обычном кошмаре на сей раз был солнечным, а лица черано выглядели мягче, чем я их помнил, и как–то даже человечней. Отстрелявшись, и как всегда успешно поразив все цели, я проснулся в поту, чтобы обнаружить сидящего у кровати давно небритого типа с изрядно подкопченной, но некогда однозначно белой кожей, голубыми глазами под стать моим, и суровым благородным лицом а-ля герой вестерна середины двадцатого века. Одет субъект был в зеленую дореформаторскую хлопковую майку с надписью на старом английском "Гавайи 2017", и с виду ещё более древние шорты цвета хаки, подпоясанные самодельным кожаным ремнем — не иначе, как из аллигатора. На груди блестела серебристая звезда, заключенная в круг. В центре значка красовалась крупная буква "М". В руках у реликта прошлого, тем не менее, покоился вполне современный планшет из гиперпластика.

— О, проснулся, — отвлекшись от чтения планшета, среагировал достопочтенный Маркус Смайт, шериф Мадагаскара, пятидесяти восьми лет от роду. — Я уж думал, тебя ввели в искусственную кому, чтобы не раздражал окружающих.

Я тупо таращился на старого знакомого, спросонья не слишком представляя себе, что сказать. Появление мадагаскарского шерифа за пределами острова само по себе являлось событием если не исключительным, то знаменательным. А вот то, что он знал о произошедшем со мной, в то время, когда данной информацией не владело даже моё начальство из СКИП, уже потрясало воображение. Ещё большим шоком стало то, что житель зоны отверженных, пусть и шериф, допущен на территорию АСР.

— Видно, дрон у двери просто не опознал тебя как гомо сапиенс, — наконец предположил я. — Иначе с чего бы ты сидел у моей кровати и пачкал своими лапами больничный пол. Им стоит настроить своих пластиковых дурачков на любые потенциально агрессивные образчики фауны.

Служитель закона самодовольно ухмыльнулся, и обозрел свои боты с клеймом какой–то наверняка модной в двадцать первом веке обувной фабрики. Те, против обыкновения, выглядели стерильно чистыми, из чего можно было сделать вывод о том, что перед попаданием в палату мой гость всё же прошел какую–то санобработку.

— Услышал вот, что тебя подрезали, — сразу перешел к делу шериф. — И решил посмотреть на такое диво, как полицейский на больничной койке. У нас, знаешь, всё проще — если тебя сбили с ног — ты, считай, труп. Расширяю свой… эээ… социальный опыт.

— И где же ты это услышал? — полюбопытствовал я. — О, знаю. Заходишь ты, значит, в бар в какой–то мадагаскарской деревне, а там все только и говорят об агенте СКИП, на славу отделанном неизвестными пришельцами в трехстах метрах от главного здания АСР. Или нет — тебя пригласило АСР как независимого эксперта, дабы расследовать этот ужасный инцидент. Хотя о чём это я — ты наверняка просто главный специалист в Галактике по розовоглазым. Слыхал о таких?

Как я полагал, мои обещания Нгубо не распространялись на тех, кого АСР само пускало ко мне в палату.

— Второе, — спокойно сказал законник. — Сегодня в семь утра я получил дело от командора Вахаднапула. Дело более не находится в ведении Службы внутренней безопасности. Создана специальная оперативная группа под моим руководством, подотчетная непосредственно Дирекции. Агенты АСР в группу не входят.

Я не люблю выглядеть глупо, поэтому порадовался отсутствию в палате каких–либо зеркальных поверхностей. Привлечение мадагаскарского шерифа к расследованию кухни АСР в качестве главы подразделения, состоящего из сторонних лиц, было сложно охарактеризовать даже как беспрецедентное. Это было попросту невероятно. Я видел только одно объяснение, имевшее хоть какой–то смысл, и не замедлил им поделиться:

— Охота на "крота"? Всё так плохо, что они своим не доверяют?

Шериф достал из кармана пачку сигарет непонятного века производства, с досадой посмотрел на неё, и запихал обратно, вспомнив, что здесь всё же больница.

— На крота. Или кротов. Или кротовник, — Маркус беспомощно развел руками, изображая текущую стадию расследования. — Никто не знает, и это пугает ИХ до чертиков. Вахаднапул выяснил очевидное — о твоём визите в АСР знал очень ограниченный круг лиц. Ещё меньше народу могло сориентировать нападавших по времени, когда ты выйдешь на аллею. Торчать под деревьями часами там невозможно — их бы неизбежно заметили. Значит, они появились непосредственно перед атакой. Все слайдеры убрали от входа, чтобы загнать тебя на дорогу к станции. Прочие входы на аллею перекрыли дронами. Камеры отключили, летающих разведчиков перенаправили в другие сектора. Непонятно, по чьему приказу, разумеется. Вкупе с убийством Даниэль это смахивает на заговор, причем заговор в недрах АСР. Они и так подозревали, а теперь убедились. Похоже, среди заговорщиков, а тех явно больше одного, есть лица с высшим доступом.

Сказанное звучало весьма пугающе. Некие силы внутри АСР с помощью инопланетников сначала убивали одного из собственных агентов, а затем пытались убрать того, кто за неё мстил. Но моё внимание привлекло не это. И как я раньше не догадался. А ведь это многое объясняло и из прошлого, и из настоящего. Идиот.

— Твоя фамилия ведь не Смайт, верно? — устало спросил я. — Маркус Свенсон, я полагаю?

***

Сингапурский университет

Факультет политологии, 1–й курс

143–й год Реформации

Профессор Кейтель был не в духе. Само по себе это не являлось большой неожиданностью — о скверным нраве ученого мужа знал весь университет. Необычной оказалась скорее форма, в которой он решил излить своё неудовольствие окружающим миром в этот раз. Окинув как всегда полную аудиторию брезгливым взглядом, мэтр политологии воздержался от типичных для него саркастических замечаний в отношении отстающих, едва скользнул взглядом по любимчикам, и, усевшись за преподавательский стол, стал вещать донельзя нудным голосом:

— Тема сегодняшней лекции — устройство современного общества. К чему же пришел мир после второго появления шайнов сто сорок три года назад? Пришельцы построили Завод, который, как считается, помог покончить с экологическим кризисом, и стабилизировал климатическую ситуацию. Благодаря этому мы больше не сталкиваемся с такими природными явлениями, как ураганы, цунами, землетрясения и тому подобное. Планета больше не страдает от засух, наводнений, аномальных холодов либо жары, и связанных с ними неурожаев.

Шайны восстановили контроль протектора над командным центром и спутниками. Благодаря этому Шестнадцатый протектор смог… хм, убедить Всемирное правительство, контролировавшее на тот момент не более двадцати процентов территории Земли, начать кампанию по восстановлению законности на всей её поверхности. В ходе кровопролитной войны были уничтожены наиболее страшные режимы, известные истории человечества — Африканский Халифат, Империя Чжоу, Королевство Истинных Христиан, а также тысячи мелких тиранов, терроризировавших свои уделы при помощи отрядов убийц.

Желая обеспечить населению подлинную свободу выбора, Всемирное правительство пошло на создание анклавов для тех, кто не желал участвовать в общественной жизни, голосовать и избираться, да и вообще отрицал ценности Реформации. Эти изолированные поселения, известные как Кварталы радости, существуют в каждом из двухсот двадцати пяти мегаполисов, предоставляя убежище ста миллионам жителей планеты. Ещё двадцать миллионов проживают на острове Мадагаскар на руинах существовавшего там огромного производственного центра.

Барон Мадагаскара стал одним из немногих правителей Темного века, сумевших получить контроль над ядерным оружием. Собрав в нескольких городах около пяти миллионов своих подданных, он угрожал уничтожить их в случае попытки вторжения войск Всемирного правительства или Черных гвардейцев протектора. В результате длительных переговоров Мадагаскару предоставили особый статус сроком на двести лет, на протяжении которых Всемирное правительство и протектор обязались не вмешиваться в дела острова. Взамен барон сдал ядерные боеголовки, и разрешил покинуть свои владения всем желающим.

Возникновение территории, где не действовали законы Реформации и мировые власти, привело к тому, что на Мадагаскар хлынули остатки недобитых в других регионах феодальных армий. Единоличная власть барона постепенно сошла на нет, и сейчас остров представляет собой Темный век в миниатюре, где не желающие покидать его потомки врагов Всемирного правительства, а также добровольные иммигранты наслаждаются царством анархии и торжества права силы. Около девяноста лет назад согласно декрету Сената "О нецелесообразности нахождения в исправительной системе лиц, совершивших тяжкие преступления против личности", на Мадагаскар стали в принудительном ссылать тех, кого система признала неспособными или недостойными жить в нашем обществе.

Существует ли на острове какое–то подобие правопорядка? Пожалуй. Несколько сотен добровольцев образуют корпус мадагаскарских шерифов, вершащих правосудие по своему усмотрению для тех, кто не в состоянии добиться его сам. Институт шерифов как одиночек, желавших восстановить порядок и справедливость, был достаточно широко распространен в Темный век, и перетек в его последний анклав.

Шерифы — уважаемы, любимы и ненавидимы на острове. Их власть признают хозяйничающие на Мадагаскаре преступные кланы, поскольку даже бандитам нужны беспристрастные судьи. Рука шерифа тверда, а слово железно. Многие полагают, что после пост–реформационного выхолащивания всякой агрессии из нашего вида они — последние оставшиеся на нашей планете "настоящие мужчины".

***

Маркус ушел, и мне осталось вновь лишь таращиться в окно, или смотреть одно из бредовых телевизионных шоу. Читать и думать вообще не хотелось. Воспоминания сами лезли в голову, заставляя снова и снова чувствовать себя идиотом. С Маркусом меня познакомила Даниэль. Я в то время служил начинающим детективом, а шерифу якобы требовалась информация о связях одного из бывших жителей Сингапура, сосланных на Мадагаскар отнюдь не за нанесение граффити на стены. Сама она, согласно легенде, познакомилась с мистером Смайтом на Мадагаскаре. Ну да, само собой, она не могла не провести несколько месяцев в самом опасном месте на Земле.

Представление старого законника сопровождалось вполне уместными для церемонии фразами о том, что тот ей "оооочень помог" в ходе странствий по острову. Ну как я мог не проникнуться симпатией к тому, кто, видимо, неоднократно вырывал даму моего сердца из лап насильников и убийц. Правда, шерифы и без подобных рекомендаций пользовались достаточным авторитетом и симпатией законников по всему миру. Последние из нас, кто действительно противостоял Большому злу, каждый день рискуя жизнью. К тому же многие шерифы были бывшими служаками, перебравшимися на остров то ли из мессианских соображений, то ли из жажды приключений, то ли из склонности к суициду.

Маркус Свенсон, по его словам, как раз относился к этой породе. В возрасте тридцати трех лет успешный старший оперативник АСР разругался с начальством, с остальным семейством профессиональных шпионов, и уже четверть века защищал сирых и обиженных в самом страшном месте на Земле. Неугомонная Даниэль, разумеется, не могла не попытаться разгадать тайну исчезновения дяди, качавшего её на руках в младенчестве. Воссоединение любящих родственников состоялось к их всеобщему удовлетворению, и юная дива повезла дядю посмотреть, как изменился мир за время его отсутствия, а заодно познакомить со своими друзьями.

Последняя часть рассказа шерифа вызвала у меня живейшие сомнения, поскольку в ходе якобы светского визита Свенсоны как–то забыли упомянуть мне, что являются родней. Кроме того, я до сих пор не понимал, чем же Даниэль занималась на Мадагаскаре почти четыре месяца. Знакомство с дядей явно не требовало столько времени.

Сказанное им проясняло, по крайней мере, текущее назначение Маркуса. Он не был чужаком для АСР, и немало знал о местных нравах. С другой стороны, маловероятно, что после двадцатипятилетнего отсутствия он как–то связан с заговорщиками, а гибель родственницы придавала ему дополнительную мотивацию. Шериф не просветил меня, кого собирается взять в команду, намекнув лишь, что её формирование будет завершено в ближайшие дни.

Конечно, я предложил свою кандидатуру для участия в расследовании, на что мне нудно–официальным тоном разъяснили очевидное — даже весьма гибкие правила АСР не подразумевают, что потерпевший может сам выслеживать своих обидчиков.

— Но ты мне понадобишься, — неожиданно сказал Маркус перед тем, как мы распрощались. — Надо бы навестить одного старого знакомого. Да, думаю, с тобой будет гораздо лучше. Ты ведь уже сможешь ходить через два–три дня?

Мой эскулап действительно обещал, что вскоре я буду самостоятельно передвигаться без костылей, хотя полное восстановление могло занять ещё пару недель. Я радостно согласился, ожидая подробностей, но их не последовало. Впрочем, меня уже изрядно утомило сидение в палате, и я был готов к любым предложениям, которые помогли бы её покинуть.

В дверях старый законник замешкался, и, не глядя на меня, негромко произнес:

— Спасибо.

Я знал, за что.

***

Маркус явно серьёзно воспринимал секретность. О том, что мы всё же куда–то едем, я узнал на третий день после визита шерифа, а вылет состоялся ровно через двадцать минут после того, как его мужественная физиономия возникла в дверном проёме и коротко скомандовала мне:

— Собирайся.

В палату он пришел один, но мой пластиковый телохранитель сопроводил нас от двери до лифта, а затем и на крышу, где уже ждал подготовленный к полету десантный бот. Я не стал интересоваться, как шериф сумел раздобыть армейское оборудование такого класса. У бота дежурили два двухметровых субъекта, здорово смахивающие на близнецов. Насколько я мог судить, оба являлись выходцами из Полинезии — одного из немногих анклавов, которых не коснулся Темный век. Гражданская одежда плохо скрывала военную выправку, а под куртками топорщились защитные жилеты, судя по толщине — отнюдь не полицейского образца.

— Это Флик и Флак, — коротко представил наших попутчиков Маркус. Я сильно сомневался, что речь идет о настоящих именах, но не видел повода проявлять излишнее любопытство. Под курткой Флика прятался какой–то стреляющий агрегат, заметно превосходивший размерами стандартное ручное оружие. Брючина на правой лодыжке также предательски задиралась. У Флака под одеждой ничего не выпирало, но в руках он крепко сжимал небольшой чемоданчик. Мне было сложно предположить, что находится внутри — наверное, ракетный комплекс, способный начисто снести стоэтажный небоскреб.

При нашем приближении Флик скользнул в бот, заняв место пилота, в то время как его напарник дождался, пока остальные заберутся внутрь, и только после этого влез сам, задраив за собой люк. Эскорт явно не имел отношения к сыскному делу. Но раз опытный Маркус полагал, что в его команде уместно присутствие ветеранов космодесанта, я не смел спорить. Бот резво стартовал с крыши, сразу взяв курс в открытый океан. Мне подумалось, что старый лис решил познакомить меня с Мадагаскаром, который находился совсем неподалеку.

Однако уже через пятнадцать минут, удалившись от берега на добрых двести километров, Флик совершил резкий разворот, направившись на север. Практически одновременно в иллюминаторе мелькнули четыре тени, намного превосходившие нас в скорости. Обогнув бот по дуге, они расположились сверху, снизу и по бокам, превратившись из неясных силуэтов в черные как смоль МТ74 — новейшие истребители на вооружении Черной гвардии.

— Как я и сказал, — спокойно пояснил Маркус, — нам нужно навестить моего старого знакомого. Думаю, ты слышал о нем. Его зовут Питер Брайсворт.

Знакомое мне имя, редко использовавшееся в новостях, почти затерялось в глубинах памяти. Но сложить дважды два в данной ситуации не составляло труда никому, живущему на этой планете. Мы направлялись на Мальту, чтобы нанести визит Двадцать седьмому протектору Земли.

***

Сингапурский университет

Факультет политологии, 1–й курс

143–й год Реформации

Даниэль в третьем ряду аудитории хихикала с высоченным парнем по имени Джейк, чья семья в своё время владела половиной Северной Америки, и не сильно обеднела после Реформации. Папа, дядя, дед и ещё несколько десятков родственников и предков Джейка стали сенаторами, и причина его поступления на факультет политологии была достаточно очевидна. Я сидел в паре рядов за их спинами, и старался не обращать внимания. Страшно хотелось спать, а я совершенно не подготовился к лекции.

Ночью начальство объявило внезапный рейд в Кварталы Радости, где затерялась очередная дочка какого–то мэра. "Какой–то мэр" позвонил нашему, и через час двести полицейских, чья смена, по идее, уже закончилась, обрушились на полсотни самых злачных притонов, где обычно зависали чада богатых родителей. Через шесть часов зачистку пришлось свернуть, притоны продолжили радовать отбросы общества, девушку не нашли.

Ещё через час стало известно, что всё это время она провела, ублажая пятидесятилетнего приятеля своего отца — влиятельного бизнесмена. Причем даже не в Сингапуре, где сигнал чудо–дочки запеленговали последний раз, а на Лангкави. Бывает. Наверное, эта история стоила "какому–то мэру" бутылки дорогого скотча нашему градоначальнику, и неприятного, но взаимовыгодного разговора с приятелем, с готовностью согласившимся финансировать следующую выборную кампанию шокированного папаши.

Для проведения рейда мне пришлось принять стимулятор, а повторное принятие в течение суток запрещалось правилами полицейского управления. Я с отвращением отпил очередной глоток не слишком мною любимого, а главное, бесполезного эрзац–кофе, и попытался погрузиться в учёбу.

Профессор истории Фан Бао по прозвищу "Мистер Очевидность" был молод, и явным образом крайне переживал за свою академическую карьеру. По этой причине все его лекции представляли собой пересказ неопровержимых и общеизвестных фактов. И, разумеется, были невообразимо скучны.

— Итак, сегодня мы поговорим о протекторате, — бубнил преподаватель. — И о том, как сформировалось современное мироустройство. На прошлой лекции мы обсудили, как выглядел мир до момента пришествия шайнов. Нам неизвестно, какие варианты те рассматривали, когда решили вмешаться в земные дела. Однако из примеров других миров мы знаем, что они никогда не использовали методы вроде оккупации или диктата местным властям. Они вообще избегали прямого взаимодействия с правительствами и населением.

Вместо этого на Земле, а также в некоторых других мирах был представлен институт протектората. Многие ошибочно полагают, что само название "протекторат" указывает на установление отношений подчиненности либо зависимости. Это мнение неправильно хотя бы потому, что шайны не несут никакой ответственности за данный термин. Его создание приписывают Первому Протектору. С тем же успехом тот мог объявить Землю Империей, а себя — императором.

Профессор неуверенно улыбнулся, но аудитория поощрительно захихикала, радуясь хоть какому–то разнообразию в подаче материала.

— Итак, — ученый вновь блеснул любимым словцом. — Из истории других миров, в частности Ганьшьи, Серебрии и Валминда, мы знаем, что вмешательство, известное нам как протекторат, приобретало различные формы, и имело различные названия. На Ганьшьи протектор именовал себя "Защитник сущего", на Серебрии — гм, "Повелитель царей", на Валминде — "Слуга всех". Очевидно, большое значение имели местные культурологические особенности, а также… эээ… личности "протекторов".

Протектор получал от шайнов неуязвимый передвижной командный центр, из которого мог осуществлять управление системой из сотен спутников, расположенных на орбите планеты. Спутники, также неуязвимые для технологий местных жителей, были способны осуществлять уничтожение космических тел вроде метеоритов, испепеление с высокой точностью объектов на поверхности планеты, перехват и подавление любых радиочастот, информационных сетей и каналов, наблюдение за отдельными индивидуумами, высокоточное прогнозирование стихийных бедствий, а, как полагают некоторые, и их провоцирование.

— Итак, обладая подобными ресурсами, — продолжил профессор, слегка прокашлявшись, — протектор имел возможность диктовать свою волю правительствам и корпорациям. На Земле введение протектората обернулось сначала открытым, а затем тайным конфликтом. Назначенный шайнами Первый протектор объявил о создании Всемирного правительства и Сената, призванных обеспечить выход из тотального экологического и социально–экономического кризиса на основе выборности людей, пользовавшихся реальным авторитетом среди населения. На это последовала попытка ведения информационной войны, а затем и физического уничтожения протектора земным истеблишментом. Однако попытки ликвидировать шайнские спутники, а также командный центр, обернулись провалом.

Борьба с существующим порядком принесла протектору поддержку большинства ущемленных слоев населения. В ходе двадцатилетнего существования Первого протектората был завершен процесс политической консолидации Земли на базе Всемирного правительства и Сената, проведена унификация законодательства практически во всех сферах, введена единая валюта — юн. Представлены экологические и социальные стандарты, которые помогли предотвратить окончательную катастрофу. Мировой экономический потенциал распределили таким образом, чтобы обеспечить выживание цивилизации.

Тем не менее, земные элиты не смирились с поражением, и в ходе празднования двадцатилетия учреждения своего поста Первый протектор был убит. Пытаясь воспрепятствовать установлению старых порядков, Сенат избрал Второго протектора. Данный пост, впрочем, более не сопровождался доступом в командный центр, блокировавшийся после смерти своего владельца. Не имея доступа к наиболее совершенным инструментам сбора и контроля информации, а также карательным функциям спутников, Второй и последующие протекторы не смогли воспрепятствовать возвращению власти в руки корпораций. Последние не стали разрушать структуры, созданные протекторатом, а предпочли захватить контроль над ними.

Фактически, за них были решены многие задачи, над которыми корпорации бились десятки лет — создание централизованного правительства, карательного и пропагандистского аппаратов. Четыре наиболее могущественных финансовых клана сформировали четыре партии, предоставляя избирателям решать, кто из них получит относительное большинство в Сенате на следующие три года. Результаты любых выборов, надо сказать, никоим образом не влияли на проводимую политику — менялась лишь доля пирога для тех корпораций, которые получали дополнительную политическую власть.

Со временем, по мере укрепления существующей системы и вымирания тех, кто помнил значение институтов демократии, вводились цензы для избирателей, а также ограничения прочих гражданских прав, включая права на неприкосновенность личности, жилища, свободу слова и собраний, судебную защиту.