Олайя Дайонте летящей походкой шла по коридору дворца. На ее губах играла безмятежно счастливая улыбка. Девушка была целительницей. Притом, что врачевание было не просто выбранным родом занятий, как это делали многие молодые люди, чтобы устроиться в жизни и получить признание, целительство было ее сутью. Той самой основой, из которой она состояла и которую четко ощущала, как нечто материальное, что можно взять в руки или увидеть.

А еще она была лучшей. Так сегодня ей сказал сам Бриндан Пантерри.

— Ты лучшая ученица, которая была у меня за многие ары. Я благодарен тебе, что ты приняла мое предложение.

Похвала была настолько приятной, что девушка залилась краской и не смогла найти достойного ответа. Как она была благодарна ему за то, что открывал для нее новые, неизвестные ранее грани мастерства! Именно это заставляло ее парить, не чувствуя земли под ногами.

На одном из поворотов она наткнулась на мужчину, перегородившего дорогу и ей все же пришлось остановиться. Олайя бросила быстрый взгляд на строгие, как всегда надменные черты лица, слегка подобрала подол длинной легкой юбки и сделала шаг в сторону, чтобы обойти препятствие.

Сегодня даже ему не удастся испортить ей настроение.

Мужчина чуть сдвинулся в бок, словно перетек из одной точки в другую, не давая ей шанса пройти. Олайя зацепилась взглядом за серебристые искры, окружавшие его. Их прикосновение к своей коже она помнит до сих пор.

— Это была ты? — тихо спросил он, не сводя с нее серых серьезных глаз.

Девушка состроила презрительную гримаску.

— Сэй, могу отметить, что ваши манеры с нашей последней встречи ничуть не улучшились.

Димостэнису никак не удавалось собрать мысли в своей голове. Сейчас он хорошо ощущал огонь, исходящий от нее, даже то, что он сперва признал за веснушки, было проявлением ее необычного дара, горевшего внутри нее. Его ангел, о котором он столько грезил и которого так страстно желал найти, была Олайя Дайонте. Д-а-й-о-н-т-е. Однако это была она — его целительница, спасшая ему жизнь на берегу неизвестного озера.

— Разрешите мне пройти, сэй, пока вы опять не начали раздавать советы. Сегодня я не настроена их выслушивать.

— Я искал тебя. Хотел…

— Вы, наверное, хотите поблагодарить меня за небольшое одолжение, которое я оказала вам, когда вы попали в затруднительное положение? — перебила она его, явно нежелающая говорить об их самой первой встрече. — Не стоит, сэй. Как вы наконец заметили, я — целительница. Это моя прямая обязанность. Я не только хожу по коридорам дворца и ищу себе будущих избранников.

Дим помянул всех Богов, что их прошлая встреча была недолгой, и он не успел наговорить ей большего.

— Я не благодарить тебя хотел.

У девушки расширились глаза от изумления. Димостэнис прикусил губу.

— Могли бы мы поговорить?

— А сейчас мы что делаем?

— Прошу тебя, дай мне шанс исправить мою ужасную ошибку.

Дим сделал невероятное — шаг вперед, приближаясь к ней. Поднял руку, кончиками пальцев, едва касаясь, провел по ее щеке, опустился на шею, где под наглухо застегнутым воротником тонкого платья трепетно билась та самая жилка, к которой он однажды прикоснулся губами.

— И о чем вы хотели бы поговорить? — Олайя сделала шаг назад.

Он неуверенно улыбнулся.

— Я не знаю, я…

— Когда будете знать, тогда и обращайтесь, — безжалостно отрезала она, развернулась и пошла в противоположное от него направление.

Димостэнис резко выдохнул и с досадой прикрыл глаза.

— Впрочем, когда надумаете, вы знаете, где меня можно найти, — девушка, на миг задержавшись, исчезла за поворотом.

Димостэнис опустился на камни возле самой воды. Камни, камни, камни, голубые цветы, озера – застывшие зеркала, в них отражалось небо, казавшееся еще ближе и реальнее, чем если поднять глаза и посмотреть вверх.

— Можешь пока полетать, дружище, — Дим как обычно похлопал летуна на мощной шее, поделился силой, награждая за верную службу. — Буду надеяться, что я правильно понял, где могу ее найти.

Не коридоры же дворца они имела в виду? Правда, эти необитаемые мрачные скалы тоже с трудом можно было назвать идеальным местом для встречи.

Однако еще сложнее было преодолеть мысль, что девушка, которую он ждет — дочь Талала Дайонте. Наверное, прав был Аурино, сказав, что он всегда идет против течения. И вроде ведь даже не специально.

Димостэнис поднялся на ноги. Просто так сидеть и ждать было не выносимо. Он медленно обошел озера, свернул на узкую тропку, которая вела вверх, к самому высокому зубцу скалы, поднялся и вышел к еще одному озеру. Самому крупному из всех, что здесь были. Воронка, образовавшаяся после извержения вулкана, не вмещала в себя весь объем воды, и она почти вертикально падала со скалы, разбиваясь на сотни тысяч брызг. Могучий поток белой от пены воды разрезал склон хребта и с высоты свыше двух тысяч еров низвергался вниз грохочущим каскадом.

Дим обошел озеро и встал так, чтобы хорошо было видно падение воды в бездну. Бьющая энергия водопада плотными энергетическими нитями переплеталась с древней силой скал, создавая потоки такой мощи, что у него закружилась голова. Блеск этого могущества резал глаза и застилал разум. Звенья многочисленных цепей цеплялись друг за друга, переплетаясь в бешеный поток неуправляемой энергии.

Даже на расстоянии человек чувствовал, как соединяясь с его сущностью, стихия звала к себе. Туда, где она правила бездонную вечность, будто приглашала сыграть с ней … В самый безумный, самый последний раз. Или наоборот первый.

Димостэнис сделал шаг вперед. Сила опьяняла. Брызги падали на лицо, обдавая своим жаром, дразня. Ветер ревел в ушах. Он знал, что должен был сейчас сделать — избавиться от тесной оболочки, в которой был вынужден существовать и стать тем, кем он был рожден.

Как заново родиться и жить. Только по-настоящему. Жизнью, которую он никогда не узнает, если сейчас не подчинится.

Он шагнул еще, раскинув руки и подставляя лицо ветру.

Нити игривым соблазном обвили запястья, уходя по коже, вливаясь в кровь, устремившись к груди. Хьярт пронзило. Только не болью, как это было раньше, а восторгом, заставляя замирать в предчувствии наслаждения.

Он ощутил стихию во всем ее разнообразии и великолепии — каплю за каплей. Тихий шелест ночного прибоя и умиротворенный шум моря, просыпающегося под восходящими лучами Таллы. Рев водопадов и мерное урчание рек. Утреннюю песнь рос и вечный покой застывшего льда. Ярость штормов и разрушающее всесилие волн. Величие гроз и глухую дробь дождя по мокрой земле.

Появившийся из неоткуда маленький язычок пламени, бесстрашно ринулся в неравный бой, рискуя навсегда сгинуть в бескрайнем царстве воды. Капли возмущенно зашипели и накинулись на незваного гостя. Это напомнило, что в мире есть не только вода. Человек вздрогнул. Огонек встрепенулся и потянулся к нему. Стена вспыхнувшего пламени окружила, постепенно превращаясь в узкий горящий мост, который раскинулся у его ног, предлагая следовать по нему. Все еще находясь в плену стихии, он нерешительно поднял ногу и ступил на зыбкий путь …

…Олайя бесстрашно стояла на самом краю пропасти, обнимая его, не давая сделать последний шаг.

— Не уходи, не уходи, не уходи, — шептали губы девушки, прикасаясь к его лицу.

Димостэнис медленно открыл глаза. Все вокруг было в серебре. Искры плясали на золотых волосах, цеплялись за одежду, руки, обвивали их тела, заворачивая в серебристый кокон.

Хьярт скрутило болью. Олайя подняла руку, положила ему на грудь, успокаивая.

— Ты вернулся? — она подняла мокрое лицо. Вряд ли виной тому были лишь брызги, долетавшие до них от водопада.

Он неуверенно кивнул. Говорить пока было тяжело. В глазах все еще стояло бескрайнее синее пространство, а в ушах хрустальный звон капель.

Дим поднял руки, обнимая девушку, делая несколько шагов назад от бездны.

— Ты — смелая, — прошептал он, — впрочем, вряд ли ангелы могут быть другими. Я же был прав — ты мой ангел?

Она смотрела, не отрываясь, искренним глубоким взглядом.

— Это слишком много.

— Это мне решать.

Димостэнис уже несколько сэтов сидел на берегу озера, ожидая Олайю. Уходящая Талла окрасила склоны скал серебристым блеском. Прошлая ночь превратилась в сплошную мешанину обрывков и образов. Водопад, стихия, слияние, серебро, затапливающее все вокруг, сладостные объятия, жадные поцелуи, рыжие пряди на его лице.

— Пора. Мне пора, — попытки освободиться от него. Умоляющий шепот — отпусти меня сейчас…

Маленький ярх, уносящий его ангела. Мир вдруг ставшим пустым. И острое понимание того, что так будет всегда, если ее нет рядом.

Прошедший день обернулся пыткой, где он никак не мог справиться с одуряющим водоворотом чувств, в который его постоянно затягивали воспоминания.

Он искал Олайю во дворце, даже заходил к Пантерри, выдумав какой-то нелепый предлог. Она словно пряталась от него, словно не могла решить, чем была для нее эта встреча.

Вечерняя прохлада залезла под куртку, остужая мысли и успокаивая весь день ненормально стучавшее сердце.

— Приветствую.

Олайя нерешительно остановилась в двух шагах от него. Слегка нервно, растерянно улыбнулась.

— Я не знала, что ты здесь.

Интересная фраза. Не объясняющая ничего. Не знала — и рада его видеть или не знала и теперь думает, как скорее убежать.

Вчерашняя встреча, наполненная жаркой близостью, больше была похоже на выплеск эмоций, на горячку, на необузданное желание принадлежать кому-то, взамен отдавая себя. Словно изголодавшиеся по ласке два одиночества.

— Я болен, — тихо проговорил Димостэнис, не спуская с нее глаз.

Олайя бросила на него тревожный, вопросительный взгляд.

— Я не спал. Я ни о чем и ни о ком не могу думать, кроме как об одной златовласой особе, которую хочу видеть каждую мену, каждое мгновение, зная, что только тогда я буду счастлив. Я растерян и даже напуган, но буду честен: еще никогда такого не испытывал.

Ее щеки охватил очаровательный румянец. Как языки робкого пламени, растапливая скованное холодом сердце.

— Вы можете поставить диагноз?

— По всем признакам, — она смущенно улыбнулась, — похоже, что вы влюблены.

— Это излечимо?

Олайя покачала головой.

— Боюсь, врачевание здесь бессильно.

— Тогда я счастлив.

Она вспыхнула, словно пламя разгорелось, высвечивая золото волос, веснушек.

Димостэнис порывисто шагнул, притянул ее к себе. Прижался к слегка припухшим губам, чувственным, мягким. Необъяснимо. Необдуманно. Сладко. О, Боги, как же сладко…

Как он мог сомневаться? Позволять всяким глупостям поселиться в своей голове. Он чувствовал, как его накрывает облаком пьянящего восторга, и не стал сдерживать вновь нахлынувшие эмоции. Сегодня первый раз, он хотел разделить это с другим человеком. Тугие набухшие нити силы сплелись вокруг них, прошили насквозь. Навсегда соединив две половинки в единое целое.

Странно, раньше эти скалы Дим считал лишь грудой мрачных камней, а голубую поросль бесполезным мхом. Сейчас, лежа на спине на мягком ковре голубых цветов, вдыхая их слегка сладковатый аромат, он проникался величественностью и особенностью этих мест. Он перевел глаза на главную причину этих разительных перемен.

— Все гораздо серьезнее, — Олайя сидела рядом, аккуратно сплетая венок из тонких непрочных стебельков.

Он едва заметно кивнул головой, спрашивая, о чем она. На другое его не хватило. Лень.

— Ваше заболевание — заразно.

Этого признания хватило, чтобы встрепенуться.

— Тогда нас надо изолировать от общества.

— И поселить здесь в Царстве голубых цветов и зеркальных озер.

— Я согласен.

Олайя отбросила вновь порвавшееся плетение и посмотрела на него.

— Я рада, что ошиблась тогда во дворце. Ты — все же такой, каким я тебя представляла.

Димостэнис мягко улыбнулся.

— Что ты вообще могла представить в нашу первую встречу? Кровь, земля, я почти у Врат Зелоса.

— Я тебя отмыла, оттерла, присмотрелась, — она наклонилась к нему ближе, словно демонстрируя, как это было в ту ночь, — и поняла, что ты очень даже ничего!

— Как ты не испугалась?

— В твоей силе не было агрессии или угрозы. Словно стихия сконцентрировалась в одной точке, — она запнулась, — извини, если говорю не так. Я не знаю, как это правильно выразить словами.

— Я сам не знаю, — искренне ответил Дим.

После вчерашнего соединения с водной стихией, аура на его коже приобрела ровный четкий контур. Новая грань его неизвестного дара. Теперь вода, так же как и земля была не просто источником силы. Стихии жили в нем, так же как и он оставил им частичку себя.

— Внизу есть река, ущелье, пещера. Я там выращиваю лилии. Из нашего имения туда ведет один из подземных ходов. Я случайно обнаружила его еще несколько аров назад, теперь хожу тайком.

— Почему тайком?

— Отцу это не понравится.

Димостэнис усмехнулся про себя. Сэй Дайонте даже собственной дочери не дает жить спокойно.

— Ты там меня нашла?

Олайя кивнула.

— Вся пещера была залита серебром и такой выплеск энергии, что я не могла поверить, что это всего лишь от одного человека.

— Я помню нити силы, проходящие сквозь тебя ко мне. Что это было?

— Несколько аров назад я нашла там своего летуна. Она была тяжело ранена, и я никак не могла ей помочь. Дар целителей — особый, мы не можем брать энергию мира, только силу врачуемого, перераспределяя потоки внутри организма. В отчаянии я стала пытаться взять хоть немного энергии из этих переполненных ею мест. Естественно, у меня ничего не получилось. Я разозлилась и стала повторять это снова и снова, пока вдруг не поняла, что сила не просто уходит, а проходит сквозь меня, и я могу провести сконцентрированную энергию к объекту своего врачевания. Я много тренировалась и научилась пользоваться этим во время целительства.

— Кто-нибудь еще знает об этом?

— В начале своего обучения я показала Бриндану.

— И что он?

— Сказал, чтобы я не пользовалась этой стороной дара. Что это что-то вроде побочного эффекта моей силы и может повредить хьярт.

— Но ты все же использовала, когда исцеляла меня.

— Сначала я подумала, что ты умер. Ты был так далеко и не подавал никаких признаков жизни. Все же пульс был, он бился еле-еле слышно. Несмотря на твою энергетику, мне не хватало сил, чтобы закрыть дыру в твоем боку. Я позвала Молнию, и мы доставили тебя наверх. Ты помнишь?

Димостэнис покачал головой.

— Ты храбрая.

— Ужасная трусиха, — Олайя слегка виновато улыбнулась. — Боюсь всего на свете. Неизвестного, перемен, людей, отца. Мне легче красться в ночи по собственному дому, чем отстоять то, что я хочу. Когда тебя увидела с этой ужасной раной, всего в крови, поняла, что не смогу спрятаться. Я должна отвоевать тебя у смерти. Ты же не просто так попал в мой мир.

— Ты не веришь в случайности?

— Я верю, что в этом мире каждому предназначена своя дорога. Правда, мы не всегда идем по тому пути, который предначертан и не всегда сворачиваем куда надо, плутая и не находя истиной своей судьбы.

— Это наша судьба? — Дим приблизился к ней, нежно взял лицо в свои ладони.

Олайя улыбнулась.

— Не знаю. Пока только ее отголоски.

Димостэнис перепрыгнул со спины ярха на балкон и вошел в свою комнату. Случайно зацепился взглядом за свое отражение в зеркале. Слишком довольная улыбка, слишком мечтательные глаза. Он сам себя боялся такого. Расслабленного и умиротворенного. В ушах постоянно звучало тихое: «Дим. Мой серебристый Бог». Не серебряный, как он это привык слышать. С укором, издевкой, даже ненавистью. А именно серебристый. Нежно и сладко.

Спальня сестры была на противоположном конце дома. Каждый вечер Дим обязательно заходил к Элени, посмотреть все ли у нее в порядке, пожелать спокойной ночи. Пусть даже как сейчас, когда до утра не хватает всего несколько сэтов.

Дверь была чуть приоткрыта. Остановившись, Дим втянул ноздрями тяжелый, слегка сладковатый запах. Сердце бешено забилось, он распахнул дверь и ворвался в комнату. Нос не подвел его. На полу в луже крови лицом вниз лежала Малани.

— Элени! — позвал он, — Элени!

Сестры нигде не было. Димостэнис прошелся по комнате, ища хоть какие-то зацепки. Ничего. Кроме тела гувернантки все было чисто и аккуратно. Никаких следов. Он опустился на колени рядом с лежащей женщиной, перевернул, открывая взору глубокую колотую рану на шее от удара ножом, уже стянутую коркой запекшейся крови. Дотронулся до ее еще теплой руки. Под пальцами еле различимо бился пульс.

— Я сейчас приведу целителя.

Дим выскочил из комнаты, бегом преодолевая второй этаж, лестницу, холл, недоумевая как он мог не почувствовать повреждение в защитном плетении. Перед охранной линией он остановился как вкопанный. Она не была сломана. Защита дома была не активирована.

Уже не первый вечер, когда Элени забывала сделать это. Маленькая, безответственная девчонка! Она никогда не считала свои возможности шакта чем-то особенным. Скорее обузой, чем даром. Только когда ее заставляли или приходилось починяться строгим приказам отца.

Шли мены, а Димостэнис все стоял во дворе дома, не двигаясь, не зная, что ему сейчас делать. Отчаяние переплеталось со страхом, тугим обручем стягивая сердце, парализуя. Усилием воли отогнал мгновенную слабость. Игры кончены, пришло время действовать.