Дим попытался открыть глаза, но к ресницам словно подвесили груз, и они никак не могли преодолеть этой невероятной для них тяжести. Что происходит?

Он помнил пустырь, бой, тела врагов, попытку сплести формулу, онемение в кончиках пальцев, немощь в руках, сердце, которое вдруг перестало биться, сильный удар по лицу, груди, животу, земля перед глазами, пустота.

Дышать удавалось с трудом. Каждый вздох как последний. Каждый вздох борьба с неподатливым воздухом, не желающим входить в легкие. Не болел только хьярт. Его просто не было. По крайней мере, ощущение было таковым.

Он лежал на лавке со связанными руками и ногами, не имея возможности даже пошевелиться. Впрочем, глаза тоже пока не удалось открыть.

Что еще надо вспомнить?

Арбалетный болт. Боль в плече.

Яд.

Вот в чем дело! Вот чего выжидали его враги, не убежали по примеру одного из своих товарищей даже после того, как он вполовину уменьшил их количество. Ждали, когда подействует яд.

Что же там такое было в этом болте, если от одной лишь царапины его так зацепило?

Скрипнула дверь, послышались легкие шаги.

— Не сдох еще?

Чужие пальцы бесцеремонно замерли у него шее.

— Вроде бьется. Едва слышно.

— И что теперь делать? — зло спросил второй голос.

— То, за что нам обещали заплатить. Оттащим его на пустырь, вскроем грудину, а когда законники найдут бездыханное тело, то все свалят на то, что сэй нарвался на банду маньяков, орудующих в городе. Мы получим наши золотые.

— А что мне делать с этой удавкой? Ее не разомкнуть без этого благородного ублюдка.

— Ты и так натворил дел!!! — рявкнул разъяренный подельник. — Вряд ли заказчик одобрит похищение девчонки. Весь город на ушах! Его надо было просто прикончить и обставить смерть, как несчастный случай.

— Если бы вы твои олухи не упустили девушку, ничего бы не было!

— Если бы не твоя самодеятельность, мы бы не потеряли столько наших!

— Мне он нужен живым! — упрямо повторил второй. — Если попросить у заказчика противоядие?

— Он должен быть найден мертвым, без хьярта, так чтобы никто не смог докопаться до истины! И только за это нам заплатят!

— А на меня тебя плева…

Звук глухого удара. Придушенное рычание. Возня. Ругань. Оплеухи, поочередно раздаваемые с определенной методичностью. Отчаянный топот по полу и запах жженой сухой травы.

— Идиот!!! — заорал с ошейником, — нашел, где огнем играть! Одна искра и здесь все вспыхнет!

— Тогда не зли меня, урод! Ждем Анариса и заканчиваем это дело. И не смей больше решать свои проблемы за наш счет!

Шаги. Дверь. Тяжелое, злое сопение рядом. Удаляющиеся шаги. Дверь.

Димостэнис рывком разлепил тяжелые веки. Насколько мог, обвел глазами вокруг себя. Он лежал в каком-то сарае в куче сухой соломы. Недалеко от его ноги стоял огневик, скудно освещая помещение.

Несколько мгновений осмысливал информацию, которую удалось собрать. Лишь мену спустя осознал, что он не на лавке, как думал вначале, а на деревянном полу, и он не был связан. Тело, руки, ноги онемели до такой степени, что он не мог пошевелить даже пальцем.

Дим снова перевел взгляд на слабенький огневик. В голове было пусто. Лишь мерцание огонька не давало ему провалиться в никуда.

Он потянулся к источнику света носком сапога. Тело не поддалось. Даже ступня не шевельнулась. Дим попытался помочь себе руками, но и здесь его ждал полный провал. Собрав остатки сил, вонзил зубы в нижнюю губу. Боль оживила рефлексы. Пальцы вцепились в деревянный пол, подтягивая тело, нога ударила по огневику.

Робкие бордовые языки лизнули солому, несмело пробуя ее на вкус. Встрепенулись, с жадностью набрасываясь на понравившееся угощение. Вспыхнули, пробежали по полу, высвечивая мрачные углы. Разгорелись, с треском взметнувшись вверх.

Пламя танцевало, извивалось, неизменно приближаясь к человеку. Остановилось, словно смотря, изучая. Мгновение спустя так же молча кольцо огня сомкнулось над его головой. Чувствуя, что кожа начинает плавиться от жара, Димостэнис уже не думал, что эта безумная идея была так уж хороша. Он распахнул глаза, заставляя себя видеть. Первое знакомство с пламенем прошло, оставив ожоги на его коже.

Огонь — своенравен и упрям, серьезен и даже жесток, он не прощает ошибок и не принимает слабых. Горящие нити по-барски опоясывали землю, тянулись по воздуху, разбухшие, грозные. Одаренный протянул руку, дотрагиваясь до одной из них. Показывая, пусть он сейчас не хозяин, но как минимум равный.

Огонь зашипел, грозно изогнулся на его ладони, пугая. Димостэнис не дрогнул. Нить угрожающе обвилась вокруг кисти, ушла под кожу, потянулась к груди, наполняя своей силой. Уже знакомая мощь стихии и подступающая потеря контроля над своей сутью.

Вспыхнувшее серебро заставило стихию отступить. Связало, подчинило, вобрало в себя. Гул пламени. Марево дыма. Огонь рванул вверх, огрызаясь, отстаивая свои права, и… осыпался пеплом. Ветер подхватил серебристые снежинки, закружив в легком танце, медленно опуская на землю, на опаленные волосы, обожженную кожу.

Димостэнис рывком сел. Везде горел огонь. На потолке, на стенах, даже на полу. Закованная в оковы стихия ласковым рыжим клубком дремала в огневиках. Мягко потрескивая, освещала пространство вокруг себя. Одаренный облегченно выдохнул. Обвел глазами свою комнату.

Получилось. Все же смог. Сделал это. Идея разжечь пожар и заново познакомиться с огнем, как уже было с землей и водой, не была такой уж безумной.

Он закрыл глаза, анализируя свое состояние. Надо было признаться, что было оно достаточно плачевным. Все та же слабость и немощь, тупая боль в плече, сильное жжение на лице, шее, руках и абсолютная пустота в области хьярта.

Дим осмотрел кисти рук, они были сильно обожжены, видимо, как и лицо. Около уха нащупал приличных размеров шишку. Слегка отодвинул бинты на плече — рана была распухшей и гноилась.

Тихо открылась дверь, вошла Элени с кружкой в руке. Увидела, что он очнулся, бросилась к нему, села на кровать, обняла.

— Дим, ты меня так напугал!

— Я говорил тебе, малышка, что жить со мной не так уж и весело.

— Любимый мой братик, — счастливо выдохнула она и ткнулась носом в больное плечо.

Димостэнис стиснул зубы, чтобы не заорать. Слегка отодвинул сестру от себя.

— Как я здесь оказался? Сколько уже дней прошло?

— Тебя привезли сюда ранним утром два дня назад. Молодой мужчина с короткими волосами, кажется его зовут Орес или …

— Ориф?

— И еще несколько человек. Лиарен…

— Он здесь?

— Я сказала, что буду ждать тебя только в твоем доме. Он привел меня сюда и остался со мной. А когда тебя привезли, помчался за целителем. Сэй Пантерри пришел очень быстро, а почти следом за ним и отец.

— Надо же сам Лауренте Иланди пожаловал, — Дим не смог удержать злой иронии.

— Зачем ты так? — укорила его Элени, — он очень переживал.

Димостэнис скривил губы, но ничего не сказал.

— И что они со мной делали?

— Они меня выставили из твоей комнаты. А потом сэй Пантерри дал мне настойку и сказал, что я должна ее тебе давать каждые три сэта.

— Все эти дни я пил, что он дал?

— Я давала тебе, как он велел. Иначе бы ты умер!

Элени заплакала. Ее слезы подействовали на него как ушат холодной воды. Дим притянул сестру к себе.

— Прости, малышка! Мне так жаль, что все это случилось, когда ты была здесь. Я, правда, хотел, чтобы эти дни были для тебя счастливыми, и ты их запомнила.

— Запомню, — пообещала сестра сквозь слезы.

— Не сомневаюсь, — грустно улыбнулся Дим, — все же не понимаю, почему ты до сих пор со мной? Как сэй Илан… отец разрешил тебе остаться?

— Он и не собирался меня забирать. Сэй Пантерри сказал, что тебе нужна будет помощь и хороший уход. А отец сказал, что лучше меня для этих целей никого не найти.

Вот даже как! Значит, можно предположить, что пока в своем доме он будет в безопасности? Вряд ли Элени вновь подвергнут такому риску.

Димостэнис скосил глаза на настойку. Три дня говорите? А он до сих пор себя чувствует, как развалина? Хьярт заблокирован, регенерации тканей нет, обычная царапина превратилась в гниющую рану.

— Ты выпьешь, Дим? — Элени испуганно смотрела на него, — тебе надо лечиться.

— Конечно, малышка, — он взял кружку в руки, — а ты не принесешь мне обычной воды?

Сестра выпорхнула из комнаты. Димостэнис сполз с кровати и, доковыляв до окна, выплеснул настойку в траву.

Зачем расстраивать Элени? Ему же надо избавляться от убийственной заботы великого целителя, а то так и совсем загнутся недолго.

— Приветствую, — Ориф зашел в комнату, закрыв за собой дверь.

Как только пришло новое утро, Дим написал записку и отдал сестре, попросив, чтобы та передала одному из двух патрульных, курирующих вокруг его дома, которых он заметил еще вчера. Явно приставленных Орифом.

— Не буду спрашивать, как ты? Вся картина на лицо.

Да, Дим и сам недавно видел себя в зеркале.

Единение с огнем (он решил именно так называть эти непонятные процессы, в которые вовлекают его стихии) прошло не так, как было в предыдущие два раза. Это были не ласковые объятия земли или бесшабашное веселье воды, — битва с огнем за право быть признанным. Вот как он это ощутил. И сейчас последствия этого боя, как выразился Ориф, были на лицо.

— Рассказывай, что произошло? Как вы меня нашли?

— Ты исчез среди домов, и мы тебя просто потеряли. Подтянулся Клит и ребята, которые были с ним. Разделившись, мы прочесали нижние кварталы, наткнулись на тот пустырь и увидели, что ты неплохо успел повеселиться без нас. Потом следы вновь исчезли. Вернее, их очень старательно запутали, и мы тебя опять упустили. Лишь когда полыхнуло серебром, стало ясно, где тебя искать.

— Ты был первый?

Весь прошедший день Дим пытался извлечь из памяти хоть что-то из того, что с ним произошло в горящем сарае. Воспоминания обрывались на том, что он опять ушел в стихию и потерял себя. Совсем смутно помнил прохладу воды и злое шипение огня, лицо Орифа над собой и всплеск силы стихий. Возможно, он принял бы это за видение, если бы что-то подобное не испытывал ранее, когда Олайя возвращала его в реальный мир.

Ориф кивнул, как-то замявшись.

— Что ты сделал?

— Знаешь, — словно оправдываясь, начал помощник, — ты лежал весь в пепле, крови, в полном бесчувствии. Я сначала подумал, что ты вообще не дышишь. В общем, я не особо силен по части целительства, и я тебе хорошенько врезал. Уж простите, ваше благородие!

— Так это твоих рук дело? — Димостэнис прикоснулся к шишке около уха. Надо признать, что методы Олайи ему нравились куда больше. — Ты больше ни на что не был способен?

— Почему же? — возмущенно протянул тот, — я еще хотел по второму пройтись! Но тут на меня накинулся Клит и оттащил от тебя, не дав проявить мою молодецкою силушку.

— Шут рыночный, — Иланди закатил глаза. — Что с этими лиходеями? В живых хоть кто-нибудь остался?

— Двоих нашли на пепелище. Оба были убиты до того, как разгорелось пламя. У одного на шее мы нашли след от удара ножом. Да и чтобы им помешало выйти из той сараюхи, когда огонь только разгорался. Скорее, что-то не поделили с подельниками. Одного из них арбалетом снял Мрат, он стоял над тобой с ножом в руках. Еще одного удалось взять живым. Его не было во время пожара. Как и мы, он пришел, когда уже все полыхало. Быстро разобрался что к чему и собирался свалить, но мы уже ждали.

— Их всего осталось трое, — удивился Дим.

Ориф хмыкнул.

— Видимо тебя решили брать не всей бандой. После того, как мы пообщались с тем голубчиком, в городе повязали еще двоих.

— Что удалось узнать?

— Что они и есть те самые, которых искал Клит. Которые убивали одаренных, вскрывали грудину, вырезали хьярт.

— Зачем?

Помощник пожал плечами.

— Они все время твердили о том, что восстанавливают справедливость, — видя, как скривилось лицо начальства, хохотнул и добавил, — без нее никуда. Что всем была уготовлена одна судьба, но потом кому-то досталась сытая жизнь, а кому-то помойки и трущобы.

— Не понимаю.

— Они как один рассказывали о каком-то приюте, что, мол одним дали все, а другим ничего. Из одних делали сэев, а из других убийц.

— Бред какой-то, — в сердцах произнес Дим.

— Клит сейчас проверяет имена жертв, пытается, хоть как-то связать воедино все убийства и то, что удалось вытянуть из наших знакомцев, но пока нет никаких доказательств их слов.

— И как это связано с Элени?

— Тот, кого мы взяли у сгоревшего дома, сказал, что это была идея Риммана, того, на кого ты надел плетение. Что он так и не смог его снять, и таким образом хотел заставить тебя сделать это.

Димостэнис покачал головой.

— Я слышал их разговор. Этот, как ты говоришь, Римман, в самом деле, хотел, чтобы я снял него ошейник. Именно поэтому они меня не убили на пустыре после того, как подействовал яд. Однако второй говорил о заказчике и о золотых, которые им обещали за мое убийство.

Ориф вздохнул.

— Да, мы тоже не особо поверили в то, что все это они сотворили только для того, чтобы избавить своего дружка от плетения. В общем, нам удалось вытащить из них имя.

— И? — Димостэнис нетерпеливо подался вперед.

— Якобы некий кир Алаистэ.

Дим закрыл глаза, пытаясь собрать в голове обрывки ускользающей информации.

— Приют Алаистэ, — медленно выудил он из запасников памяти.

— Ты что-то знаешь? — живо поинтересовался Ориф.

— Видел название на одном документе. Мне это ни о чем не сказало, и я не стал интересоваться.

— Есть возможность снова посмотреть его?

Димостэнис фыркнул.

— Это вряд ли. Лучше скажи, что узнали вы.

— Кир Алаистэ, на самом деле, является смотрителем детского приюта. Правда, его подопечные не дружат с головой. Во всех документах это проходит именно так — богадельня для убогих. Туда отдают детей, родившихся с разными отклонениями, чаще всего именно умственно отсталых. Притом, что дети богатеев там тоже числятся.

— Надо поговорить с этим Алаистэ.

— Уже, — возмущенно фыркнул Ориф, — ты за кого нас принимаешь!

— Так, когда успели? — изумился Дим.

— Когда нам сказали, что ты за Врата Зелоса не собираешься. Пришлось ускориться.

— Прости, что разочаровал.

Помощник небрежно махнул рукой.

— Этот надсмотрщик посмотрел портреты, которые мы ему привезли, и на самом деле узнал почти всех. И Риммана, и его братца, и тех, кого мы взяли в городе.

— И сказал, мол, что взять с душевнобольных, — дополнил его рассказ Дим.

— Точно! И что он готов сотрудничать и отвечать на любые наши вопросы. А вот копнуть глубже мы пока не успели. Да и как мы это сделаем без тебя?

— Что за портреты? Может, я кого знаю.

Ориф протянул ему кипу бумаг.

— Здесь все, что мы собрали по этому делу на сегодняшний день. Копии с допросов, информация о приюте, разговор с Алаистэ, портреты всех, кто имел отношение к похищению твоей сестры, досье на того смертного, который ее нашел.

— Кстати с ним-то что?

Помощник состроил неопределенную гримасу.

— Он чист, как ранней птахи песнь, — задумчиво проговорил он, — с ним вообще ничего не понятно. Кристальная биография, никогда ни в чем не замечен, ни в чем крамольном не участвовал, никаких партиях не состоял. Талантливый архитектор, работает по лицензии. Мы обыскали его жилище, по-тихому, пока его не было. Чисто. Установили слежку. Тоже ничего не обнаружили. Самое интересное, что, когда мы допрашивали того с пожарища и давали ему смотреть зарисовки лиц, тех кого подозревали в соучастии, на этого смертного он даже не взглянул, они явно незнакомы.

— Неужели в таком деле может быть совпадение?

— Что говорит юная сэя?

— Она испугалась и вспомнила все, чему ее учили в классах.

Видя непонимающий взгляд собеседника, Димостэнис пояснил.

— У Элени сильный дар, но очень спонтанный. Когда она использует силу, даже я ставлю легкие щиты. Те несчастные, кто ее похитил, не знали, что лучше бы им это было сделать со мной. Я, по крайней мере, более предсказуемый.

— Те четверо на пустыре вряд ли так считают.

— У них было оружие, о котором я не знал — яд. Это сделало их излишне самоуверенными. А те, кто похитил Элени, считали, что испуганная девочка, недоучившаяся и не вошедшая в свою силу, не даст им достойного отпора. Она же со страху влупила по ним чем-то боевым. Мне она, кстати, так и не смогла внятно объяснить. Пока они приходили в себя и соскребали с мостовой часть своих подельников, Элени успела убежать. Нашла мост и нырнула под него. Потом появился этот смертный, а дальше она рассказывает ровно так же, как и он.

— Что с ним делать?

Дим пожал плечами.

— Понаблюдайте еще пару дней. Если ничего не выявиться интересного, оставьте в покое.

Вкратце рассказав о других происшествиях, случившихся в городе за последние сутки, Ориф ушел. Димостэнис, преодолевая слабость, стал просматривать бумаги, оставленные ему помощником. Допросы и отчеты он бегло пробегал глазами, полагаясь на умение своего человека четко излагать суть событий. Дошел до рисунков, внимательно просматривая каждый, стараясь вспомнить, видел ли он кого ранее. Среди портретов семеро тех, кто был с ним на пустыре, больше знакомых лиц не попадалось.

Последняя зарисовка дрогнула в руке. Димостэнис замер, глядя в глаза человека, которого знал с самого детства. Совсем молодым юношей, чуть старше Лиарена тот появился в Доме Иланди, выполняя любые поручения его главы. Уже много аров он был правой рукой, оруженосцем, телохранителем, поверенным в делах, выполняя любые поручения своего хозяина.

Лицо Иланди — младшего окаменело. Он глазами пробежался по краткой характеристике, написанной под портретом. Особые приметы: татуировка в виде сердца разбитого напополам. Вот где он видел этот знак раньше.

… — одного из них арбалетом снял Мрат, он стоял над тобой с ножом в руках…

Пальцы дрогнули, лист бумаги, медленно планируя, опустился на пол.

Элени зашла в комнату, неся на подносе чашу, прикрытую полотенцем. Дим отложил свод законов, который ему дал Ориф, и для которого никак не находилось время.

— Доброго вечера, малышка. Я тебя уже заждался.

— Я делала тебе отвар, — сестра подняла полотенце и сняла крышку. Сладкий умиротворяющий запах ванили закружил в воздухе, смешиваясь с запахами вечера за окном.

Димостэнис попытался не потерять улыбку на своем лице.

— Неужели сэй Пантерри вновь озаботился моим здоровьем?

— Сэя Дайонте передала. Сказала, что эта настойка, выпитая на ночь, сделает сон более глубоким и спокойным.

Дим забыл про свод, который он держал в руках и тот с тихим шуршанием начал сползать на пол. Как утопающий за соломинкой, он дернулся за книгой, пытаясь изловить ее в полете, тем самым скрывая от сестры свое волнение.

— Будешь пить? Или опять траву удобрять?

А! Дьявол с этой книжонкой! Димостэнис выпрямился, удивленно смотря на сестру.

— Ты думаешь, если мне всего двадцать аров, я совсем ничего не понимаю и не замечаю?

— Я, — он слегка прикусил губу, — не хотел тебя расстраивать.

— Или объяснять?

Он и сейчас не собирался. Элени чуть подождала, тяжело вздохнула.

— Я всегда на твоей стороне. Чтобы не случилось.

Дим легко коснулся ладонью ее щеки.

— Как сэя Дайонте узнала, что мне нужно лекарство?

Элени пожала плечами.

— Как вообще вы с ней встретились?

— Мы с Лиареном гуляли по дворцовому парку, когда она к нам подошла. Разговорились, она поинтересовалась твоим здоровьем. Потом предложила показать мне Эфранор, сказала, что с радостью составит мне компанию. Мы встречались с ней сегодня днем, и она передала мне это.

Димостэнис взял чашу из рук сестры, поднес ко рту.

Пряный аромат напитка напомнил вкус любимых губ. Обжигающий, терпкий, сладкий.

— Она тебя любит, — голос Элени вырвал из омута одуряющих воспоминаний.

— Все-то ты знаешь, малышка, — он попытался уклониться от щекотливой темы. А еще остановить краску заливающую лицо.

— Она передала мазь, — девушка подсела ближе к нему, — от ожогов. Сказала, что тебе сразу станет легче.

Глаза Элени с тревогой и грустью смотрели на него.

— Ты ее любишь?

Дим не стал убегать от ее взгляда.

— Что с тобой, малышка?

Сестра отвернулась, но он не дал ей уйти, обнял свободной рукой.

— Ты больше не будешь только моим.

— Говорила, что все знаешь, да все понимаешь.

— Я знаю, что так обычно бывает.

— А я знаю, что ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце.

— Как и ты в моем, — Элени чуть свободнее улыбнулась, открыла банку и начала наносить мазь на обожженные места.

Сон и в правду был глубоким.

… голубые цветы мягким ковром устилали камни, свет Таллы отражался в зеркальных водах. Серебряные пузырьки стаей взмыли вверх, прозрачные рыбки с посеребренными плавниками, едва заметные серебристые кораллы и голубые цветы на самом дне.

Смех, как звон хрустальных колокольчиков. Губы, складывающиеся в три простых слова.

— Лала…

— Почему Лала? Почему ты так назвал меня?

— Потому что ты — моя Лала. Моя…

— Этим ядом были убиты мои родители.

Его величество задумчивым взглядом провожал взглядом, уходящий день, наблюдая за серебристым небосводом, куда совсем недавно спряталась Талла. Это был его первый визит ко все еще не оправившемуся от ран главному советнику.

— Ты ведь знаешь, как это случилось? — Аурино слегка повернул голову.

Дим кивнул. Убийство Стефана Эллетери и его избранницы было изложено в хрониках императорского Дома. В отличие от своего сына, который редко покидал дворец и его территорию, а если и выходил за ворота, то не дальше Верхнего района и в окружении большего количества гвардейцев, прежний император частенько прогуливался по Эфранору. Общался с народом, устраивал приемные дни, катался верхом по городу, не обременяя свои поездки наличием стражи. В день убийства он вместе с избранницей и наследником ехал в свое имение в пригород Эфранора. Карета была закрытой, поэтому стрела всего лишь чиркнула императрицу по предплечью, а императору засела в колено. Только когда подбежавшая стража распахнули дверцы кареты, оба были в бессознательном состоянии.

— К целителю их доставить не успели.

— Ты помнишь тот день? — тихо спросил Димостэнис.

— Я помню тяжесть тела, когда отец пытался прикрыть меня собой, Лауренте, оттаскивающего меня от него и расцепляющего мне пальцы. Помню, как сэй Дайонте говорил, что меня надо отправить в обитель для умственно отсталых, так как я, по его мнению, очень странно себя вел, — лицо императора перекосила злая усмешка, — как будто ребенок пяти аров от роду должен вести себя иначе, когда убивают его родителей, к тому же на его глазах. Этот яд опасен для нас, шактов. Попадая в кровь любым способом, он моментально парализует хьярт. Организм не успевает перенастроиться на работу без него. Смерть наступает тоже почти мгновенно, от остановки сердца или удушья, вызванного спазмом легких. Пантерри назвал твое сопротивление действию этого яда божественным проявлением. Что по всем правилам целительства и мироздания ты не должен был продержаться такое количество времени.

Димостэнис растянул губы в подобии улыбки.

— Думаю, кое-кого я сильно разочаровал.

— Знаешь кого? — быстро спросил Аурино.

Иланди неопределенно пожал плечами.

— Бриндан поведал мне, что этот яд делается из корней растений, которые растут на пустошах в мертвых землях, либо в горах там, где извергались вулканы. В те далекие времена, когда шло уничтожение шактов, а потом и Большие Войны, смертные широко использовали вытяжку этого растения, расправляясь с одаренными. Настолько хорошо, что почти все наконечники стрел, клинки мечей и ножей были смазаны этим ядом. Тогда это растение и было уничтожено. Его выкашивали, вырывали с корнями, сжигали, землю заливали расплавленным металлом и засыпали камнями, что бы ничего не росло. Изымали уже готовые настойки, убивали целителей, которые знали рецепт, превращали в пепел книги, в которых хоть как-то упоминалось об этом зелье. Прошедшие ары показали, что все было не напрасно. Постепенно память о яде стерлась, и о нем знают лишь единицы, высшие целители, как Пантерри и ему подобные.

— А как насчет противоядия?

Его величество развел руками.

— Бриндан сказал, что о нем упоминается в летописях, как и о самой отраве, но рецептура потеряна как того, так и другого.

— Если все потеряно, то, как это оказалось во мне? — иронично поинтересовался Дим. — И какие доказательства, что это именно этот яд.

— Внешние признаки. Как сказал Пантерри такое ни с чем не спутать.

Император оторвался от окна и прошелся по комнате.

— Мой отец был реформатором. Изменения, которые он внес в жизнь страны, были смелыми и довольно дерзкими, шедшими в противовес давно утвердившимся устоям. Снял ворота с разделительной стены, разрешая смертным жить в верхних районах городов. Создал смешанные обители и классы, даже военные формирования были подвержены этим реформам. В его убийстве обвинили именно смертных. Совет Пяти устроил чистку, убил сотни человек, обвинив их в заговоре и все успокоились. Только вот скажи мне, Димостэнис, зачем было смертным убивать императора, которые для них делал столько хорошего? Они от этого только проигрывали.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился главный советник.

— Больше недовольных было среди знати и высокородных Домов. Сейчас многие недовольны тобой, мой дорогой советник. Особенно те, кого ты лишил насиженных мест, должностей, доходов и самое главное власти. Многие считают, что, если бы не ты, я и вполовину не сделал бы того, что я сделал. Что именно с твоей подачи решаются все государственные вопросы. Что ты отстраняешь всю старую гвардию, чтобы легче было управлять мной, а самое главное империей.

Аурино говорил ровно, четко выделяя каждое слово, не отрываясь, смотря на собеседника. Дим легко выдержал этот взгляд. Его совесть была чиста. Он честно и верно нес свою службу императору и другу.

— Ты сам меня об этом просил, — спокойно сказал он.

— Этот яд как именной кинжал. Если ты найдешь, кто покушался на тебя, найдешь виновных в смерти моих родителей. Поэтому я спрашиваю еще раз: что ты знаешь?

Димостэнис тяжело вздохнул.

— В этой истории очень много отрубленных концов, — не лукавя, ответил он. Безумные, вырезающие хьярты, непонятные приюты, похищение Элени, яд этот, а теперь еще и убийство императорской семьи. Слишком серьезно. Он уже не сомневался, чья рука держала клинок, занесенный над ним, но с уверенностью сказать, что та же рука нанесла удар по бывшему императору он не решился бы никогда. — Я пока ничего не знаю.

— Узнай, — резко бросил правитель Астрэйелля, — я очень хочу знать, кто это сделал.

Иланди склонил голову. Что еще можно было сказать?

— Пантерри сообщил, что ты не желаешь его видеть.

— Нажаловался?

Элени несколько раз говорила ему о том, что приходил целитель, но каждый раз он отвечал отказом.

— Обеспокоен твоим здоровьем, — хмыкнул Аурино, не скрывая сарказма.

— Надеюсь, сэй Дайонте не выявил желания меня навестить?

— Думаю только если посмотреть, как ты переходишь за Врата Зелоса, — мрачно пошутил император. — Но, если серьезно: других целителей ты тоже не пускаешь.

— Справлюсь сам, — отрезал Димостэнис.

— Пока не очень получается. Скажу прямо — выглядишь ты отвратно. Проблемы с хьяртом?

Дим вяло махнул рукой.

— Скоро собрание Большого Круга, — произнес император, — ты мне нужен и не в качестве бледной немочи, отпугивающий особо впечатлительных. А в полном боевом духе и желательно еще и в теле.

— Ваша забота умиляет, ваше величество.

— Ты мне нужен, — повторил Аурино, — поэтому будь добр разреши свои проблемы с целителями и возвращайся в строй.

Когда за правителем закрылась дверь, Дим еще некоторое время прокручивал в голове его фразу: «ты мне нужен». Почему-то все время казалось, что император опустил одно слово: «пока».

На самом деле его «немочь» была преувеличена им самим. Мазь, которую передала Олайя, хорошо заживляла раны, настойка успокаивала и дарила крепкий сон, уже несколько дней, как хьярт вновь стал ощущаться, и регенерация тканей заметно улучшилась.

Он уже готов был вернуться в строй, как посоветовал его величество, но пока никак не мог понять, как ему реагировать на произошедшее. Димостэнис не сомневался в том, кто стоит за покушением на него, но не знал, как доказать это. К тому же он не понимал причину, по которой советники вызверились на него и начали предпринимать столь активные действия.

Дим откинулся на спинку кресла, в который раз вспоминая свое посещение замка Дайонте. Может все дело в кодексе? В той книжонке, из-за которой он чуть не отправился к Вратам Зелоса. Не зря же там было натыкано такое количество ловушек. Скорее всего, защитное плетение, активировавшись, снялось, и кто-то под шумок взял ту тетрадь. Дайонте и весь Совет решил, что это он.

Возможно такое?

Возможно.

Только как ему теперь доказать, что это не он?

Дим встал, прошелся по комнате. Должен ли он кому-то что-либо доказывать? По губам главного советника пробежала хищная улыбка. Лучше подумать, как он на это ответит.

Вечер, шаркнув ножкой, поприветствовал ночь, и та вступила в свои права. Димостэнис бросил еще один взгляд на свод и поднялся из-за стола. Странно, что Элени сегодня не зашла перед сном навестить его, как всегда намазав ожоги и напоив отваром. Он уже хотел сам дойти до комнаты сестры, но решил, что нельзя быть таким эгоистом. Девочке тоже нужен отдых.

Дим взял мазь и подошел к зеркалу. Оттуда вынырнуло бледное привидение с впавшими глазами, ввалившимися скулами и розовеющими пятнами ожогов. Аурино был прав. У особо впечатлительных отклик в сердцах можно было найти. Особенно если у кого есть проблемы с этим органом.

Он выпил остатки настойки и улегся в постель. Мягкая дремота смежила веки и, взяв за руку, потащила в мир голубых цветов и зеркальных озер. Долгожданное вознаграждение за дневные мучения. В дверь тихо постучали, спугнув сладкое наваждение. Элени вошла в комнату. Дим не отреагировал, сестра убедится, что ее подопечный спит и уйдет, а он, возможно, еще сумеет вернуться.

— Доброй ночи, милый.

Сон разбился вдребезги. Хрустальные осколки на мгновение зависли в воздухе, превращаясь в явь.

Димостэнис резко сел, открывая глаза.

— Лала, — неверяще выдохнул он.

Девушка, не снимая плаща, быстрыми шагами пересекла комнату и села рядом с ним на кровать.

— Я так волновалась, Дим! Я должна была тебя увидеть.

Ее, как обычно горячие пальцы легли ему на лицо, ощупывая следы от ожогов, обследовали рану на плече, опустились на грудь, на хьярт. Он все время пытался перехватить ее руки и покрыть их поцелуями. Она очень мягко, но серьезно отталкивала его, продолжая свое дело.

Поняв, что пока Олайя не убедится, что с ним все в относительном порядке, она не успокоится, Дим перешел к ее одежде. Развязал шуровку капюшона, расстегнул застежки плаща, провел пальцами по всей длине косы, нащупывая заколки. Тяжелые золотые пряди упали на плечи, на спину, на его пальцы.

— Я даже мечтать не мог об этом.

Димостэнис пододвинулся ближе, уткнув лицо в ее волосы. Руки Олайи — больше не руки целительницы, а любимой, желанной женщины ласкали его, гладили по обнаженной коже. Так легко было потеряться в этом сладком безумии…

— Знаешь, Лала, — Дим накручивал на пальцы золотистые локоны, как обычно наслаждаясь их мягкостью, — все эти дни я много думал о нас.

Ее головка умиротворенно лежала у него на плече, и сама она была олицетворением покоя и безмятежности, воцарившимся в его душе с ее появлением.

— И что ты надумал?

— Что хочу всю свою жизнь идти с тобой по одной дороге. Если ты, конечно, не против такого соседства.

Олайя приподняла голову, заглядывая в его глаза.

— Звучит, как предложение, сэй Иланди.

Дим поймал ее чуть взволнованный и смущенный взгляд.

— Сэя Олайя Талали Дайонте, — начал он традиционный ритуал, — согласны ли вы стать моей законной избранницей, пойти со мной под своды храма Зелоса и благословение его? Согласны ли вы по жизни идти со мной одной дорогой? Войти в мой Дом и почитать его как свой? — мужчина прервался, обдумывая то, что он по-настоящему хочет ей предложить. — Всегда быть со мной рядом. И любить меня. Дарить свое тепло и терпеть мой ужасный характер и все мои выходки.

— Всегда, — она склонилась над ним, ласково взяла его лицо в свои ладони, — только у меня есть одно условие.

— Условие? — его брови удивленно поползли вверх.

Олайя едва заметно кивнула головой.

— Я знаю, что ты — сорвиголова, и любишь риски, а самое главное не боишься их. Жизнь для тебя — большое приключение.

— Я понял, Лала, я…, — Дим слегка запнулся, — изменюсь.

Он представил себя степенно прогуливающегося по ажурным набережным Верхнего города, сплетничающего с придворными, устраивающего званые обеды и балы у себя дома. Будет трудновато. Ради нее он постарается. Впрочем, здесь надо будет ооочень постараться.

Олайя рассмеялась, уткнувшись носом ему в плечо. Видимо, все его мысли отразились на лице.

— Ничего ты не понял, Димостэнис Иланди. Я выбрала ТЕБЯ и люблю я ТЕБЯ. Ни в коем случае не хочу тебя изменить. Я просто хочу, чтобы где бы ты ни был, и чтобы ты не делал, ты всегда помнил, что теперь у тебя есть я. Что я жду и молюсь за тебя Богам. Пообещай мне.

— Да, мой ангел, — ее слова тронули, испугали, обрадовали. — Обещаю.