Прислужник проводил Димостэниса до кабинета, расположенного в глубине дома и почтительно распахнул дверь.

— Приветствую тебя, Димостэнис, — хозяин обители откинулся в кресле, ожидая пока он войдет. — Ждал тебя. Не возражаешь, что я так к тебе обращаюсь? Думаю, мы обойдемся без лишнего официоза.

— Это как вам будет угодно, сэй Пантерри, — сухо ответил Дим, усевшись в кресло, в которое ему указали. — Я пришел узнать, зачем вы это сделали?

Бриндан Пантерри самый молодой из Совета Пяти, ему не было и пятидесяти. Сейчас без лишней пафасности и всего наносного в виде регалий, знаков отличий, в обычной одежде и открытым приветливым лицом, целитель выглядел даже дружелюбно.

— Что именно? — усмехнулся советник. — Прикрыл тебя перед Дайонте, не рассказав, о твоей страшной ране или потратил на тебя очень редкое противоядие?

— Предварительно угостив меня этим самым ядом. Кстати, откуда он у вас?

— У меня его нет.

— Тогда зачем вам лекарство против него?

— Чтобы спасти чью-то жизнь. Возможно твою.

Димостэнис фыркнул.

— Я его не пил.

Бриндан не удержался от ответной насмешки.

— Ты имеешь в виду ту настойку, которую я дал твоей сестре, чтобы она поила тебя? Это было всего лишь потогонное средство, чтобы выводить все последствия из твоего организма с небольшой добавкой успокоительных трав.

Дим даже не моргнул, про себя отметив, что несмотря на все дружелюбие и кажущуюся легкость общения, разговор предстоит тяжелый. Впрочем, разве он рассчитывал на что-то иное, идя в дом к одному из советников?

— Противоядие мы с Лауренте влили в тебя в первую же ночь, когда пришли к тебе. Правда, буду с тобой честен — помогло тебе не оно. Ни один шакт не выдержит столько времени, когда в его организм попадает этот яд.

— И что же мне помогло? Просветите?

— Твое серебро, — спокойно ответил Пантерри, вставая из-за стола. — И уже не в первый раз. Что-нибудь выпьешь? Вина? Бренди?

Дим отрицательно покачал головой.

— Надеюсь, не из-за опасений, что я могу тебя отравить?

— Вы надеюсь тоже, не думаете, что раз вы вдруг стали со мной откровенны, я без оглядки буду вам доверять?

Бриндан поставил на стол бутылку вина и два бокала.

— Кстати, из погребов вашего имения. Лауренте мне подарил. Я никогда не был против тебя, Димостэнис. Я всегда ждал, когда ты познаешь себя.

Дим едва сдержался, чтобы не рассмеяться советнику в лицо. Где-то он уже это слышал.

— Я знаю, — тем не менее, продолжил целитель, — что ты ждешь от меня правду о своем даре. К сожалению, я мало что знаю. Только то, что он уникален и что, если пришел одаренный наделенный энергией Таллы, значит, миру это было надо. Мы целители, истинные, — не без некоторого снобизма уточнил Пантерри, — чувствуем суть стихий чуть сильнее, мы ближе к источнику мироздания, чем другие одаренные. Что же касается твоего дара, спроси у своего отца. Ведь именно он — Иланди.

— Что-то он не торопится длиться со мной секретами, — заметил Дим.

— Я не понимаю Лауренте. Он зачем-то держит свое слово, данное более двадцати аров назад.

Димостэнис несколько раз хлопнул в ладоши.

— Действительно, — едко проронил он, — что такое слово в нашей жизни? Честь. Верность. Долг. Когда есть деньги, могущество, всевластие.

Пантерри не отреагировал на его выпад. Он вообще сделал вид, что не заметил этого ехидного замечания.

— В тот день двадцать два ара назад четыре советника приехали в ваше имение, чтобы проверить, как поживает наш подопечный. Обычная поверка, которую мы совершали каждый ар до его полного становления. И каково же было наше состояние, когда вместо цветущего и радостного наследника престола пред наши очи предстал окровавленный, в изодранной в клочья одежде мальчишка с глазами полными ужаса, тащивший на себе другого мальчишку? — Пантерри открыл бутылку и наполнил бокал темно-рубиновой жидкостью. — Мало будет сказать, что мы были поражены. Впрочем, все наши эмоции: удивление, испуг, ошеломление, быстро ушли на второй план. Мы увидели Серебряного. На наших глазах менялась страница истории. Для кого-то это был страх перед неизбежностью, для кого-то крах всех достижений.

Бриндан прервался. Несколько мгновений молчал, отвернувшись в окно.

— Кем бы ты ни был, но ты уже умер. Ни на тебе, ни в тебе не было ни одного живого места. Твоя жизнь теплилась лишь на кончиках этих чертовых серебристых иголок. Трое других отвернулись, вынося тебе приговор. А я думал лишь о том, что этот умирающий мальчик мое спасение и я не могу упустить такой шанс. Лауренте не понял моей заминки и решил, что я раздумываю о том, как мне поступить. Тогда он сказал, что если ты не будешь ничего знать о своем даре, то Серебряным стать не сможешь. И поклялся, что никогда ничего тебе не расскажет.

— От чего же я должен был вас спасти?

— От судьбы. Наследия. Собственного бессилия.

Димостэнис сложил на груди руки, чувствуя растущую в нем злость. Вместо четких ясных ответов его опять кормят сказками, которым он почему-то просто обязан в очередной раз поверить.

— И все же откуда у вас яд?

— Я же тебе сказал, у меня его нет.

— Аурино поведал, что вы лично рассказали ему об этом веществе. И сказали, что противоядие столь же редко, как сама отрава. У вас есть одно, а второго нет?

— Тогда, наверное, он должен был сказать тебе, что всю траву из которого его делали, уничтожили так давно, что никто даже не помнит ее название.

— Вы же истинный целитель, сэй Пантерри. Наверное, вам легко было найти другую основу, заменив ею ту, что была сотни аров назад.

Бриндан восхищенно поцокал языком.

— Не легко, Димостэнис, — развел он руками, — очень нелегко. Тогда я был еще мальчишкой, немногим старше своего сына. Мне было чуть больше двадцати. И единственное, о чем я мечтал — это творить. Я хотел изобретать новые лекарства, мази, пусть даже яды. Я был помешан на этом. У меня ушло несколько аров, но я сделал его.

— Поздравляю, — сухо произнес Дим, — сотворить оружие против самого себя же.

— Я его уничтожил, — целитель вдруг весь сник, обмяк. Пальцы в бессилие проскользили по поверхности стола, — когда… когда случилось одно несчастье.

Димостэнис почувствовал, как у него перехватывает дыхание. Он выпрямился в кресле, в висках стучало.

— Уж не об убийстве ли его величества Стефана Эллетери вы сейчас рассказываете?

Бриндан долго, не отводя глаз, смотрел на своего собеседника.

— Какие страшные вещи ты говоришь, Димостэнис. Какой же верноподданный осмелится причинить вред своему повелителю?

— А что если я докажу? — проникновенно поинтересовался глава тайной службы. — Аурино очень хочет знать, кто убил его семью. Как вы думаете, что он сделает с убийцами?

— Я не знаю, — Пантерри уже совершенно спокойно пожал плечами, — мы не убивали ни его величество Стефана, ни покушались на жизнь его величество Аурино.

Димостэнис открыто ухмыльнулся. Положил локти на стол, подставив пальцы под подбородок.

— Чего вы хотите, целитель? Ведь вы меня ждали не для того, чтобы рассказать очередную красивую историю и надеяться, что я в нее поверю.

— Мой отец умер в кресле советника. Он был самый старший. Тогда уже заняли свои места и твой отец, и Олафури, и Элсмиретте, и даже Талал, самый молодой из всех сменивших своих отцов. А я хотел быть всего лишь целителем, ученым, изобретателем. Бывший глава Дома Пантерри хотел власти и до конца жизни быть в Совете. Наши с ним пожелания полностью сходились, и мы жили, так как нас устраивало.

Пантерри тяжело вздохнул.

— Ты взял из дома Талала очень опасную вещь.

Димостэнис нахмурился. Он-то думал, что эта история уже позади. Однако советники до сих пор не могут успокоиться, холя и лелея мысль предъявить ему хоть что-то.

— В первую очередь для тебя, — добавил Бриндан, — Талал не успокоиться, пока не вернет ее. Ты должен знать, какие секреты хранит в себе эта книга. Это уничтожит Совет и изменит жизнь многих. В этом ведь твое предназначение.

— Вы имеете в виду кодекс? — наугад спросил Дим.

Пантерри горько усмехнулся.

— Конечно, ты не должен, да и не сможешь мне верить.

— Здесь вы правы.

— В Астрэйелле существуют три очень необычных приюта. Один из них здесь совсем недалеко от Эфранора, один на севере рядом с мерзлой границей, один на западе среди скал. Найти их будет не сложно. У них есть неофициальный герб: сердце с трещиной пополам. Многие выходцы этих учреждений делают себе такую же татуировку. Там ты найдешь ответы на многие свои вопросы. И даже больше чем ты мог себе представить.

— Сейчас вы мне, конечно же, не скажете? — с иронией уточнил Дим.

— Это будут всего лишь слова. Ты все равно, не поверишь, а разбрасываться подобными тайнами просто так слишком опасно.

Иланди покачал головой.

— Так напомните, сэй: зачем вы все это делаете?

Лицо собеседника скривилось.

— Я не хотел занимать место советника. Однако уйти мне не дали, сказали, что ни у кого из нас нет ни обратного пути. Тогда меня спас твой отец. Взял меня на поруки и заставил изменить взгляд на жизнь. Я хочу спасти своего сына. Он такой же как я. Если не будет Совета, то и он будет свободен.

Дим усмехнулся про себя. Что же все раньше-то молчали?! Если бы его величество знал, что у него столько сторонников, чтобы ликвидировать Совет Пяти, то уже давно бы создал коалицию и избавился от надоевшей проблемы.

— Свободен? — зло спросил он. — Для чего? Чтобы стать убийцей?

Советник дернулся. Дружелюбие стало сползать с него словно тающая восковая маска. Димостэнис хмыкнул. Слава Богам! А то он уже начал бояться, что еще чуть и у него совсем не останется врагов.

— Если можно смешать несколько травок и создать совершенный яд, то почему не соединить несколько элементов и не получить большой БАХ?

— Димостэнис, — несколько раздраженно вздохнул Бриндан, — я уже тебе говорил: мы не покушались на жизнь императора.

— И я уже говорил: явам не верю. У вас есть для этого все возможности. И место, и время, и, — он постучал пальцем себе по лбу, — светлые головы.

Дим резко поднялся со своего кресла.

— Счастливо оставаться.

— Кстати, он не совершенен, — догнал его голос целителя.

— Кто?

— Яд.

Бриндан словно извиняясь, развел руками.

— Все же исходное вещество не оригинальное. Организм, один раз столкнувшись с ним, вырабатывает иммунитет. Второй раз последствия не столь разрушительны.

Димостэнис остановился в дверях.

— Это если останется, кому и чего вырабатывать.

— Да. Мою теорию на деле еще никто не подтвердил.

— Зачем вы мне это говорите?

— Я же сказал: ты мне нужен. Хочу, чтобы у тебя был шанс. Ты явно сбираешься очертя голову броситься на острие новых проблем.

— Вы мне угрожаете?

— Отстаиваю свой шкурный интерес.

Димостэнису очень хотелось в подробностях рассказать советнику, куда тот может идти со своим мнимым дружелюбием и пожеланиями. Тогда пришлось бы задержаться здесь еще на некоторое время. Это было уже совсем невыносимым и он, закрыв дверь, покинул имение Пантерри.

Прохладный вечер ночи остудил пылающую голову. Приюты. Татуировки с треснутыми сердцами. Он и сам уже шел по этому следу. Зачем Пантерри говорить ему об этом? Тем более если они хранят такие тайны?

Дим кусая губы, смотрел в ночное небо. Хмыкнул. Отвлечь его, заставить бежать по новому следу, ища то, чего он даже не знает. В это время советники придумают какую-нибудь пакость и будут отстаивать утерянные позиции.

Если Пантерри на самом деле хочет записаться во временные союзники, то вынужден будет все рассказать здесь и сейчас. Димостэнис резко развернулся и вновь пошел к дому. Только услышав четкие ответы на свои вопросы, он решит, насколько важны тайны, хранящиеся в этих приютах, и стоит ли бежать за ними сломя голову?

Дим легко нашел дорогу до кабинета, не стучась, распахнул дверь. Поначалу ему показалось, что комната пуста. Однако, пробежав помещение глазами еще раз, увидел светлую макушку советника торчащую из-за стола.

Насторожившись, он подошел ближе, обойдя мебель, и понял, что ошибся. Макушка принадлежала Ривэну Пантерри, который стоял на коленях рядом с распростертым телом своего отца.

Парень медленно поднял голову и посмотрел на вошедшего.

— Решил вернуться и проверить довел ли до конца свое дело?

— Это ты, о чем? — холодно поинтересовался Димостэнис.

— Я зашел к нему через несколько мен после твоего ухода, а он уже лежал вот так.

Иланди выругался сквозь сжатые зубы. Бросил взгляд на стол. Там все так же стояла бутылка вина, но уже не полная и слегка недопитый бокал. Сэй Пантерри, знали бы вы более тридцати аров назад, чем закончится для вас ваше же собственное гениальное изобретение.

Он распахнул окно, выбросил туда бокал и стал выливать содержимое сосуда.

— Избавляешься от улик? — Ривэн поднялся на ноги и глядел на него глазами полными ненависти.

Дим окинул мальчишку презрительным взглядом с головы до ног и вернул бутылку на место.

— О тебе забочусь, мальчик. Вдруг решишь запить свое горе, как твой почивший родитель, а заодно и прервать род Пантерри сегодняшней ночью. Но если ты против — пожалуйста, угощайся.

— Как вы можете вести себя подобным образом?! Вы издеваетесь над смертью моего отца! Вы топчите мое горе! Ты его убил!

Димостэнис закатил глаза и тяжело выдохнув, пошел к дверям. Вряд ли в течение следующих сэтов наследник Пантерри придет в себя. Ему же некогда лечить истерики и вытирать сопли. Собственно, он и не обязан.

Что-то острое ткнулось ему в плечо, проткнув тонкую ткань рубахи и поцарапав кожу.

— Я вызываю вас на дуэль! — зло процедил молодой человек. — Я заставлю тебя ответить за смерть моего отца!

Дим почувствовал, как в глубине его сущности что-то лопнуло. Это было его редкостное, почти безграничное в этот вечер терпение. Он медленно повернулся. Острие рапиры переместилось и стало упираться в него на уровне сердца.

Конечно же! О чем он еще мечтал в третьем сэте ночи, над телом отравленного советника, находясь в кабинете последнего, как поощрять попытки самоубийства одному очень горячему, но совершенно безмозглому сопляку?

Иланди потянулся к хьярту, освобождая часть своей энергии, как перчатку натягивая ее на кисть правой руки. Взялся пальцами за самый кончик клинка, смотря Ривэну прямо в глаза.

Сухой щелчок сломанного металла заставил мальчишку вздрогнуть.

Дим отбросил от себя ненужный наконечник рапиры и положил руку на следующую часть. Наследник Пантерри не моргая, смотрел, как под его пальцами исчезает острое лезвие.

Разделавшись с клинком, Димостэнис сбросил нити, защищавшие ладонь, и сжал кисть несостоявшегося дуэлянта все еще держащую рукоять. Первое время Ривэн зло смотрел на него, терпя и кусая губы, чтобы сдержать крик боли. Постепенно на его глаза стали наворачиваться слезы, и он, дергаясь и извиваясь, попытался выдернуть руку, пока не опустился на колени, жалобно всхлипывая.

— Дуэль окончена? — Дим разжал пальцы и отошел на шаг.

— Я не буду тебе врать, — глухо произнес он, — я не убивал твоего отца. Правда какого-либо переживания или сочувствия по поводу его преждевременной кончины тоже не испытываю. Каждый должен платить по своим счетам. И неважно кто предъявитель: человек, судьба, а может сама смерть.

Он бросил взгляд на скорчившегося на полу мальчишку, пытающегося залечить себе поврежденную кисть.

— Однако хочу узнать, кто это сделал не меньше чем ты. Когда придешь в себя и что-нибудь вспомнишь, расскажи мне. Это может ускорить осуществление нашего с тобой обоюдного желания.

Ривэн поднялся на ноги.

— Несколько дней назад он вернулся из имения Иланди. Он встречался с вашим отцом. Я больше ничего не знаю. Я сам вернулся из Такадара четыре дня назад.

— Зачем тебе было возвращаться из классов в разгар учебного ара?

Молодой человек пожал плечами.

— Отец забрал.

Из мальчишки вряд ли что-нибудь еще можно было вытрясти. Димостэнис пошел к выходу из кабинета.

— Вы думаете, вы не имеете никаких счетов? — вдогонку бросил ему Пантерри, — вы не самый лучший человек.

— Какой есть, — Дим вяло махнул рукой, — благо все вокруг сплошь одни святые.

Хорун ждал своего наездника возле самого выхода из ворот имения, вольготно расположившись между деревьями. Дим взобрался в седельное углубление и слегка тряхнул поводьями, показывая, что они могут взлетать. Уже в воздухе он закрыл глаза и откинулся на спину.

… — Не хочешь вина, Димостэнис? Кстати, из погребов вашего имения. Лауренте мне подарил…

Димостэнис провел рукой по лицу. Ощутил влагу и соленый привкус на губах. Открыл глаза. Вся ладонь была в крови, которая сочилась из довольно глубоких порезов. Все-таки этому сопляку удалось вывести его из себя.

Имения Пантерри и Иланди находились совсем близко друг другу, их разделяла лишь небольшая деревушка. Едва он пересек рубеж родового владения, в глаза сразу бросилось усиленная охрана на границах, патрули, стража на более значимых объектах. Сам замок был окружен гвардейцами в форме и цветах Дома, на дверях стояла дежурная смена.

— Доброй ночи, — буркнул Дим, пытаясь зайти в дом.

— Добрый ночи, сэй, — дорогу ему преградил гвардеец с нашивками капитана. — Сэй Иланди приказал никого не впускать без его личного разрешения.

— Вы точно видите с кем разговариваете?

— Простите, сэй. Приказ! — вытянулся воин.

— Ладно, — процедил Дим, — тогда сообщите главе рода, что я пришел. Мне надо с ним срочно поговорить.

Мен через пять тот же капитан буквально выбежал из дома, еще раз поклонившись и лично открыв дверь перед приезжим.

Лауренте Иланди в обычных домашних штанах и рубахе, видимо, в которых он спал, взъерошенный и слегка растерянный спускался по лестнице.

— Только не начинай, Димостэнис, — сразу предупредил он сына, — это случайное недоразумение. Никто не собирался отлучать тебя от дома.

— Ваше право, сэй, — фыркнул тот, — но я приехал с новостями. Бриндан Пантерри мертв.

Глава Дома Иланди замер, осмысливая услышанное.

— Это сделал ты?

Дим натянул на губы улыбку.

— Что вы еще могли мне сказать? Однако разочарую вас, сэй. Это не я. Он сотворил это сам с помощью неких неизвестных.

— Ты можешь не паясничать? — раздраженно спросил Лауренте. — Объясни нормально.

— Его убил его же собственный яд. А кто подсыпал эту отраву ему в вино — неизвестно.

Глава рода прошелся по комнате, провел рукой по волосам.

— Перед самой смертью он пил вино, которым угостили его вы.

Лауренте остановился напротив сына.

— Всегда считал, что напиток, простоявший более десяти аров — кислятиной и пойлом. Но чтобы Шенес хранившийся почти тридцать аров превратился в отраву! Завтра же прикажу подчистить погреба.

Дим нахмурился.

— Шенес — белый виноград.

— Рад, что ты еще помнишь, — сухо откомментировал отец его замечание, — это лучший виноград, выращиваемый на наших землях и вино из него одно из самых дорогих в Астрэйелле. А Бриндан всегда был ценителем таких напитков, поэтому и выбрал именно его.

— Он пил красное, — слегка сбитый с толку, проговорил Дим.

— Теперь и я видимо разочаровал тебя, — Лауренте обошел одно из кресел и сел в него, — все же нам придется поговорить, сын.

Димостэнис встал напротив, не спеша принимать приглашение отца.

— Не так давно у Бриндана и Талала был непростой разговор, — начал глава Дома.

— И что случилось между ними? — безнадежно спросил Дим, понимая, что у него нет никаких рычагов, чтобы заставить собеседника отвечать на его вопросы.

— Талал узнал, что Бриндан прикрыл тебя. Когда ты получил рану, забравшись в имение Дайонте.

Дим, не отрываясь, смотрел на главу своего рода. С чего бы тому становиться таким разговорчивым? Еще один союзник? Что от него надо Лауренте Иланди?

— С чего вдруг Дайонте узнал об этом?

— Твое необъяснимое доверие к Олайе Дайонте, как целителю. Ее безоговорочное подчинение твоему желанию. Увидев вас во дворце возле покоев императора, Талал сложил недостающие ему элементы мозаики. Он понял, кто помог тебе в ту ночь в его имении, кто вытащил тебя из подземелья, кто врачевал твою рану. У него оставался лишь один вопрос: зачем было Бриндану прикрывать тебя.

— И?

— Целитель ничего не ответил. Лишь оповестил, что он больше не в Совете, что уезжает и ничего его больше не волнует. Он даже забрал своего сына из классов, не дождавшись пока тот закончит очередной ар обучения.

— Мальчишка обвинил меня в убийстве отца и вызвал на дуэль, — оповестил отца Дим.

— Что с ним? — чуть подался вперед Лауренте.

— Я приехал к Пантерри поговорить. Когда я первый уезжал из его имения, он был жив, когда я вернулся, он был уже мертв. Когда я второй раз уезжал, его наследник был жив. Я решил не выявлять закономерность и не стал возвращаться второй раз. Но вино на столе еще стояло.

Глава Дома Иланди сжал кулаки, стараясь держать эмоции внутри себя.

— Зачем ты ездил к Бриндану? О чем вы говорили? — спросил он почти спокойно.

— О разном, — пожал плечами Димостэнис. — О ядах и противоядиях. О его желании уйти и почему он хочет сделать это. Впрочем, вы, сэй, знаете все не хуже меня.

Глава семьи встал, приблизившись к сыну.

— Дим, я прошу тебя, верни то, что взял у Талала.

— Да не брал я ничего из дома Дайонте! — совершенно искренне возмутился Димостэнис. — Эта книжонка чуть меня к Вратам Зелоса не отправила!

— Какая книжонка? — спросил сбитый с толку Лауренте.

— Кодекс этот!

— О, Боги! — простонал глава Дома. — Я не о кодексе. Ты бы и не смог его взять. Он закрыт пятью формулами, завязанными на крови. Это убьет любого, кто не предъявит печати.

— Печати?..

— Тебе просто повезло, — отрезал Лауренте, — ты использовал свое серебро.

— То есть я больше не неудачник, не неумеха, не калека, а Серебряный, — забросил удочку Дим.

— Сейчас речь не об этом.

— А когда будет об этом?

Иланди старший выдохнул.

— Хорошо я расскажу тебе, что ты хочешь, — он сделал паузу, — но ты должен вернуть книгу учета.

Димостэнис горько усмехнулся.

— Ты знаешь, как я хочу знать правду. Я столько аров ждал, когда ты сочтешь нужным рассказать мне.

— Да.

— Я ничего не брал из Дома Дайонте, — четко отделяя слова друг от друга, проговорил Дим.

Отец какое-то время изучал его, словно в первый раз видел. Потом отвернулся.

— Мерзавец! — взревел Лауренте, швырнув импульс силы в ничем неповинное кресло. — Какой же негодяй! Он всех заставил поверить, что эта книга у тебя!

Димостэнис наконец вспомнил, о чем шла речь. О тех самых томах, которые он на самом деле видел в библиотеке Дайонте. Эти книги были связаны с приютами.

— Что только Талал не придумывал с тех самых пор, когда увидел твою ауру: приставить к тебе наблюдателей, запереть в отдаленном поместье, даже старался убедить Совет в необходимости ошейника бессилия. Однако твой дар был настолько нестабилен, что никто не видел в нем угрозы. Это одна из причин, почему я никогда не помогал тебе развиваться, как Серебряному. Именно поэтому я так хотел, чтобы ты остался в имении и не ехал в Эфранор. Пока ты был далеко, Дайонте соблюдал договоренности. Потом все полетело в Бездну. Казалось, ты только и делаешь, что дразнишь советников, Дайонте из кожи вон лез, чтобы доказать свою правоту. Каждый твой шаг, как монета в его копилку ненависти. Он уже склонил Олафури на свою сторону и почти уговорил Элсмиретте. Однако ни я, ни Бриндан не поддерживали его.

Димостэнис был поражен признаниями отца. Даже не смыслом, который они в себе несли. Ненависть Дайонте и Олафури была ему хорошо известна, так же как тихая неприязнь Элсмиретте и нейтралитет Пантерри. Он был удивлен, что глава рода первый раз с ним по-настоящему искренен.

— Ценная вещь, эта книга, — Дим попытался улыбнуться, — дороже жизни.

— Дайонте объединились с Олафури. Элсмиретте выжидают, на чьей стороне окажется сила. Бриндан решил уйти, о чем объявил несколько дней назад. Я ввел осадное положение, так как в любой момент между нашими родами может вспыхнуть война. Ты влез туда, куда тебе не следовало. Ты разрушил то, что создавалось арами. Десятками, сотнями аров!

— Видимо, сейчас вы как никогда сожалеете о том, что не дали мне умереть чуть более двадцати аров назад.

— Мы все о чем-то сожалеем, — горько произнес Иланди — старший. — Однако не всегда имеем возможность исправить свои ошибки.

— Нельзя сказать, что не пытались.

Лауренте вздохнул.

— Неужели ты и вправду думаешь, что я подослал своего человека убить тебя?

— Ваша версия?

— Проникновение в твой дом организовал я, вернее попытку. Так же, как и на штаб. Тебя не должно было быть там. Я считал, что, найдя эту книгу, смогу все остановить. Но, видимо, все именно так и бывает, когда в мир приходит Изменяющий. Все понеслось в Бездну со страшной силой. Похищение Элени, яд, свод, который ты где-то раздобыл.

Лауренте с отчаянием покачал головой.

— Я приставил к тебе своего человека, чтобы он смог защитить тебя. Он должен был охранять тебя.

Иланди — младший неверяще смотрел на главу Дома.

— Я всегда старался уберечь тебя, пусть даже ты никогда не был согласен с моими методами.

Впервые за долгое время Дим видел перед собой того, кого он потерял в двенадцать аров — отца. Неужели между ними еще может быть доверие и взаимопонимание.

— У твоего оруженосца была татуировка, — медленно проговорил он, словно боясь спугнуть то, что заново возрождалось, — точно такая была у тех, кто пришел в мой штаб и дом и у тех, кто напал на меня на пустыре, угостив ядом. Бриндан тоже говорил об этом знаке и о приютах, где он является неофициальным символом. Книги учета, они тоже связаны с этими приютами.

— Это не твое дело, Димостэнис! — резко ответил Лауренте. — Не лезь туда. Даже я не смогу защитить тебя!

Димостэнис скривил губы, кляня себя за наивность. Перед ним стоял глава рода, советник. Доверие долго не живет в таких условиях. Новорожденный умер, не прожив и полсэта.

— Простите, что нарушил ваш сон, великий сэй. Благословит Талла ваши дни!

С этими словами он покинул дом.

Что удалось узнать?

Он, несомненно, возвысился в глазах отца. Раньше он был исчадием Бездны лишь в масштабах своего рода, теперь всего мира. Небывалая высота карьерного роста!

К тому же обзавелся новым ярлыком. Изменяющий. Это что еще за напасть такая?

Дим уже вышел за врата ограждения и медленно шел по мощеным дорожкам предусадебного парка. Зеленые террасы, заросшие тенистыми деревьями, украшенные целым рядом фонтанов, клумбы с тюльпанами, арки, увитые вечно зелеными растениями, большое озеро.

Как ни странно, но похоже Пантерри и вправду был честен с ним. По крайней мере, в своем желании стать союзником. Он на самом деле хотел уйти, а самое главное защитить своего сына. Что же за тайны такие скрывают могущие советники, если расплата на выходе — смерть?

Много аров назад целитель не осмелился на подобный шаг, а теперь у него было за что бороться. За кого.

Димостэнис мягко оттолкнулся от земли и перепрыгнул в изящную беседку, застывшую в неподвижной глади воды. Он любил здесь бывать в сезон непогоды. Слушать шелест дождя, стук капель по искрящейся поверхности, ощущать себя закрытым от всех невзгод серебристым куполом либо промокнуть до нитки, если его неуправляемый дар снова играл с ним в прятки.

Он так и не понял, почему стал ассоциировать это место со всеми своими неудачами, но чем больше он слышал о неполноценности своего хьярта, тем сильнее ненавидел его. Сейчас он уже и не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз был здесь.

Кем все же он был для отца? Маленьким мальчиком, которого тот брал с собой в полеты на ярхе, подростком, которого спас от смерти и до сих пор жалеет, Серебряным, костью в горле, мешающий честолюбивым планам?

Дим вспомнил неподдельное горе и отчаяние в глазах Ривэна Пантерри, слезы. Что бы чувствовал он, окажись на месте юного наследника династии? Он искренне прислушался к себе, пытаясь разбудить давно уснувшие эмоции (надеясь, что они все же всего лишь уснувшие), дотянулся до самых потаенных струн внутри себя и захлопнул дверь своей души, оставшись разочарованным результатом поисков.

Димостэнис вернулся назад на твердую поверхность, почти бегом преодолел расстояние до ближайшего выхода, вышел на открытую местность и послал знак ярху.

До конца ночи оставалось несколько сэтов, хватит на то, чтобы вернуться, успеть переодеться, прийти в себя и вновь во дворец. Теперь ком нарастающих с каждым днем неприятностей, увеличился еще на несколько проблем: неизвестные приюты, которые хранят опасные тайны, несовместимые с жизнью, убийство Пантерри, грызня Великих Домов.

У его дома неподвижно застыла фигура в форме «летуна».

— Лейтенант Стэл, сэй, — доложил ночной гость, как только Дим спешился и подошел ближе.

— Слушаю вас, лейтенант.

— Я из отряда, который его величество послал на северные границы.

— Да? — Иланди почувствовал, как в душе все холодеет от нехороших предчувствий.

— На севере бунт.

— Аборигены?

— Неизвестно, сэй, — покачал головой лейтенант, — они появились ночью со стороны льда. Вышли из тумана, их было много. Лавина. Разрушили первую крепость, перебили почти всех защитников. Откатились. Думаю, готовятся к осаде второй стены.

— Как вы могли просмотреть угрозу?

— Туманы. Иногда хмарь находит такая, что не видно собственной вытянутой руки. У них не было никаких опознавательных знаков, не было лозунгов, флагов. Они не выдвинули никаких требований. Единственное, что мы знаем о них — они отлично экипированы. Баллисты, осадные башни, массивные тараны. Даже когда наш отряд начал атаковать их сверху, мятежники не растерялись. Они знали, как бороться с ярхами. Погибла половина воинов и две трети летунов. Нас было слишком мало! И мы не были готовы.

Димостэнис чувствовал, как от злости у него сводит скулы. Ведь он это предвидел и предупреждал. Этой ситуации просто могло не быть, если бы не раздутое самомнение советников.

— У второй крепости есть шансы хоть сколько-то продержаться против них?

— Они предупреждены, их уже не застанут врасплох. Время играет против нападающих. Погода ухудшается с каждым днем. Ощутимо холодно и идут дожди. Возможно, природа нам поможет, и сама уберет весь мусор.

Димостэнис покачал головой. Ввести войска, очистить границы, вырезать заразу под корень, показав, что в доме есть один единственный хозяин. Быстро, четко, уверенно, не проявляя слабости. Для этого нужно поднять на ноги основные военные силы Астрэйелля.