— Ты меня звал, мой князь?

В открывшуюся дверь ворвался лучик света. Лизнул сумрак комнаты, сунул любопытный нос в один из углов и погиб в неравной схватке с темнотой.

Женщина покачала головой и подошла к плотным занавесям, закрывающим окно.

— Уже вечер, — мягко произнесла она, — Талла не так беспощадна. Могу я впустить хотя бы уходящий день в твою комнату?

— Моя милая, ты же знаешь, что от света даже от не яркого у меня слезятся глаза и начинает раскалываться голова.

Гостья податливо кивнула и опустилась в кресло рядом с мужчиной.

— Ты давно мне не рассказывала никаких новостей.

— Каждый день, мой князь. Я ничего не скрываю от тебя.

— Как твой поверенный? Эта безумная идея отправить в Астрэйелль молодого Эардоре оправдывает себя? — князь нахмурился, — его отец вряд ли будет доволен, узнай об участии своего единственного наследника в этой истории.

— Его наследник уже большой мальчик и волен сам решать, как поступать.

— Зачем тебе это? Ты столько времени потратила, чтобы приручить этого повесу! Ваш союз с Янауром Эардоре стал бы завершающей вехой вражды между нашими родами. Ваш сын — единственным претендентом на княжеский престол.

— Единственным, — податливо кивнула собеседница, — но с кровью и именем Эардоре. А это значит, что их род возьмет верх над родом Эйлин!

Мужчина молчал. Во многом это была его вина. Он так и не дал своему народу нового правителя.

— Какая разница, Иасион?! — воскликнула женщина, почувствовав, что он замкнулся в себе, пытаясь скрыть свою боль. — Какая разница, что будет у нас, здесь?! Если за стенами — империя, которая ненавидит нас и только ждет удобного момента, чтобы нанести решающий удар. Пока есть Астрэйелль с его Великими Домами и марионеткой императором, у нас никогда не будет мирной, спокойной жизни. Теперь же у них есть еще и Серебряный.

Князь фыркнул.

— Ты сама говорила — всего лишь одаренный с серебряной аурой. Он ничего не знает о своем великом даре.

Тонкие ноздри гостьи хищно вздрогнули.

— Вот именно! Его столько аров обманывали, скрывали то, что так важно для него. Как ты думаешь, на чьей стороне он будет, когда узнает правду? С теми, кто его всю жизнь предавал или с друзьями, открывшими ему глаза?

— Опасная игра.

— Большой выигрыш.

— Лэрд Эардоре является третьим в очереди на престол, а его сын — четвертым, — вернулся Иасион к началу их разговора. — Не хотелось бы чтобы в самом начале твоего пути тебя обвинили в том, что таким образом ты избавляешься от конкурентов.

— Если я верну долине того, в ком течет кровь нашего Великого Отца, никто ни в чем меня не обвинит.

Князь нахмурился. Собеседница не обратила на его недовольство никакого внимания.

— Империя, — ее лицо скривилась. Она медленно подняла руку и отодвинула одну из тяжелых занавесей. Серебристый луч уходящей Таллы робко заглянул в окно. — Все эти высокородные сэи, Великие Дома со своим императором во главе — всего лишь кучка высокомерных, глупых, чванливых зазнаек, уверенных в том, что именно они венец природы. Они всегда свысока смотрели на нас, считая выскочками недостойными внимания.

— Благодаря этому княжество смогло возродиться и крепко встать на ноги. И дать им отпор, когда они сунули сюда свои высокомерные носы.

Женщина улыбнулась.

— Мюрджен нанес тогда хороший удар. И не только по самолюбию Астрэйелля. Мы сумели отвоевать земли, отодвинуться от моря, дать более достойную жизнь нашим людям, — ее лицо вновь помрачнело, — только вот не смогли уберечь потомка Таурила, пусть даже у него не было искры серебра в даре.

— И кодекс, — добавил Иасион, — тогда все приписали победу нам. На самом деле мы потеряли больше, чем обрели.

Княжна отвернулась к окну.

— Теперь у нас есть мощный союзник, — продолжил князь, — не разрушай того, что сама создавала столь долгие ары. Серебряный — имперец. Он один из них. К тому же с императором их связывает больше, чем просто отношения сюзерен— вассал. Зачем ходить по тонкой грани, не зная, пройдешь ты весь избранный путь или сорвешься в самый неподходящий момент?

— Пока есть хоть небольшой шанс, я не могу не воспользоваться им, — женщина слегка повернула голову, и серебристый луч скользнул по ее лицу, придавая ему хищное выражение, — не беспокойтесь, мой князь. Даже Великие уходят за Врата Зелоса, как обычные люди. Если Серебряный станет помехой, я забуду, какого цвета у него аура.

— Приветствую! — Димостэнис быстрыми шагами пересек комнату и занял свое место. — Приступим к нашим делам. Что еще случилось неприятного в нашем славном государстве?

Он знал, что его ждали более трех сэтов. Уже неприлично давно Талла помахала на прощание последним серебристым лучом и ушла отсыпаться за небосклон. Глава службы имперской безопасности отлично понимал, что и люди не прочь последовать ее примеру, исчезнув с глаз его долой, вырвав хоть несколько сэтов сна. Дим и сам не редко заменял обычный сон подпиткой своего организма силами стихий, экономя время и собирая его пусть даже по крохам.

Димостэнис перевел взгляд на одного из своих людей в форме законника. Взъерошенного, в грязной, рванной одежде, местами заляпанной кровью.

— Бурная ночь, Айбер? — откомментировал он внешний вид одного из своих помощников. — Поделишься впечатлениями?

Айбер Найсел чуть больше ара назад с подачи Димостэниса устроился на службу к законникам и успел продвинуться по карьерной лестнице до одного из начальников отдела расследований. Благодаря его стараниям у тайной службы всегда была свежая и расширенная информация не только о том, что творится в городе, но что происходит у их главных конкурентов.

— Как вы и сказали, сэй, — начал тот, — сегодня, как только стемнело, Фордар со своими людьми вооруженный до зубов напал на лежбище, где обитали члены «Огня» со всеми их лидерами. Их никто не ждал, «огоньки» растерялись, и это стало походить больше на бойню, чем на драку. Потом они опомнились, вытащили всех своих на улицы, и началось полноценное выяснение отношений.

— И как обстоят дела сейчас?

— Мы были готовы, как только все началось, но не вмешивались. Исполняли ваш приказ. «Огней» было больше, но гильдии бились яростнее. Когда появились мы на поле боя, разбойники смекнули что к чему, собрали остатки своих людей и отступили. «Огни» же то ли не поняли смены декораций, то ли им было уже все равно, стали нападать на законников. В общем, партии «Огня справедливости» больше нет. Есть небольшие остатки, которые сообразили, что им конец и сдались.

— А потери гильдий? Как Фордар?

— Потери гильдий тоже большие, в том числе их лидер.

— Давно было пора подчистить улицы.

— Можно вопрос, сэй?

Дим кивнул.

— Как вы узнали, что будет сегодня ночью? Не было ни одной предпосылки. Что я упустил?

— Я и не знал, — Иланди пожал плечами, — мне просто очень сильно этого захотелось.

А кто лучше исполнит твои желания, как не ты сам?

«Огоньки» замигали в городе почти четыре минора назад, гордо и как им казалось, очень оригинально назвали себя борцами за права всех неимущих и обделенных и стали баламутить народ. Поначалу они больше походили на шутов, которые требовали еду, жилье, мир и справедливость.

Кормить бездельников никто не собирался, поэтому на их мелкие шалости просто закрыли глаза и отмахнулись, не тратя драгоценного времени, ожидая, что те просто сами заглохнут и уберутся восвояси. Однако численность «Огня» разрасталось, мало того в других городах стали появляться их последователи. Они заняли нижние кварталы городов, стали вымогать деньги у рабочего люда, перешли дорогу разбойничьим гильдиям, присвоили себе право вооруженного нападения на законников. Спустившись в Нижний город, Дим увидел, что кварталы, на самом деле, буквально заводнены людьми с нашивками огня на одеждах. Они пили, кутили, собирали мзду с торговцев и ремесленников, устраивали драки с представителями гильдий и избивали хранителей порядка.

Не было времени у главы тайной службы на разбирательства со всеми зажигающимися огоньками. Не мог он допустить, чтобы его люди теряли время на всякий сброд, постоянно лезущий в город и отвлекающий от важных дел.

Димостэнис позволил себе потратить всего лишь несколько сэтов на то, чтобы донести до нужного человека «проверенную стопроцентную информацию», что «Огни» совсем уже обнаглели и собираются этой ночью подвинуть власть гильдий и их вожака, а также отдать приказ Айберу ни во что не вмешиваться, пока те не само ликвидируются.

— Сделайте все возможное, — Дим сделал вид, что не замечает ошарашенных взглядов помощников, — чтобы эта порка стала показательной. Разнесите по городам и селам, что стало с «Огнем», чтобы отбить у остальных желание следовать их примеру. Надеюсь, это хоть на время остановит очередных борцов за справедливость. У нас сейчас много других серьезных проблем, нет ни сил, ни времени растрачиваться на всякую мелочь. И, Айбер, найди замену Фордару.

Преступность, увы, нельзя ликвидировать полностью, но ее можно контролировать.

К этой истине он пришел не сразу.

Да и не было тогда еще у будущего главы тайной службы ни такого опыта, ни знаний. После своего неудачного приключения в пограничной крепости Мюрджена и недолгого ознакомления с окраинами родной империи, Дим понял, что не все так все гладко и красиво в Астрэйелле, как хотелось бы.

А хотелось, чтобы тот случай, произошедший с ним в деревне недалеко от границы княжества, был исключением из правил. Хотелось думать, что все это разлагающая близость Мюрджена. Хотелось отказать Аурино и продолжать жить той жизнью, которая была ему предназначена.

Двадцать восемь аров Димостэнис жил в мире, в котором ему было положено, видел, что ему было положено, делал, что было положено. В реальной жизни все было по-другому. Подсмотрев её в случайно приоткрытое окно, он больше не захотел закрывать глаза.

За те два ара, которые были у Дима до того, как должен был быть официально представлен ко двору императора, он объездил всю империю. Сколько долгих миноров он провел в поездках, во скольких городах и селениях побывал, общался с людьми, смотрел, наблюдал, открывал для себя новые грани жизни. Что, на самом деле, происходит в стране, чему люди радуются и чего хотят, на что настроены и за что готовы сражаться, а самое главное — видят ли будущее государства за молодым императором.

Отец был удивлен его неожиданной тяге к путешествиям, но возражать и задерживать его в имении не стал. Для Лауренте Иланди было главным, чтобы сын держался как можно дальше от Эфранора. Димостэнис и держался. До тех пор, пока не пришло его время.

За те два ара его мировоззрение перевернулось. В стране царил хаос и беспорядок. Взяточничество и коррупция, преступность и всевластие наместников, полное попрание прав людей без дара и ненависть их к одаренным. Банды и группировки, которые разоряли страну и не давали ей развиваться.

За те два ара Димостэнис понял, что должен делать. Сплести сеть, которая накрыла бы всю империю, и больше ничего не осталось бы за пеленой неведения. И когда он будет в курсе всего, он сможет контролировать ситуацию.

За те два ара он создал службу, которая знала обо всем происходящим в государстве и следила за порядком. Все началось с нескольких человек, которых Иланди тщательно и с большой осторожностью подбирал по всей стране. Их главной задачей был сбор информации. Вскоре это дало результаты и стало требовать еще большее количество людей. Служба разрасталась.

После того как Димостэнис уже официально занял пост главного советника и мог открыто заниматься делами империи, он стал расширять границы их компетенции. Чуть больше чем через ар помимо разведывательной функции, они взяли на себя право вести расследования, особенно если это дело касалось имперской безопасности, создали свой дознавательный орган и открыто наступали на пятки законникам.

— Айбер, у тебя все?

Законник кивнул.

— Тогда можешь быть свободен. Отдыхай, приводи себя в порядок. Спасибо за службу.

— Служу его императорскому величеству!

Димостэнис никогда не давал людям забывать ради чего, а самое главное ради кого они все это делают.

— Что-то через чур популярна в последнее время эта штука стала. Справедливость. Вы не находите? — Дим устало провел рукой по лицу. — Может вовсе ее отменить? И сразу проблем станет меньше.

Сзади фыркнули.

— Астрэйелль первое государство, где официально отменена справедливость. Так что не обессудьте подданные его величества. Таковы законы.

Глава службы повернул голову.

— Что там у тебя с этим учителем начальных классов? Как кстати называется его кружок самодеятельности? «Столп справедливости» или «Жернова справедливости», «Дети справедливости» за все эти ары они не особо отличались фантазией.

Ориф слез с подоконника, на котором он по обыкновению сидел за спиной у Дима и переместился на стул.

— Вот, — он положил увесистую папку на стол, — я подготовил отчет.

Иланди удивленно приподнял брови.

— Уже успело набраться столько материала?

— Его зовут Виррон Диксеритти, он родом из Эфранора, вырос в приемной семье. Его родители попали под репрессии после гибели императора. Его отличие от всех — он не создает партий, он ни к чему не призывает, у него нет лозунгов.

— Чего же он хочет?

— Он несет идею, — Ориф сделал паузу, — он проповедует, что шакты и смертные равны и одни не должны подчиняться другим.

Димостэнис презрительно скривился. Смертные. Они потеряли этот шанс — быть равными — сотни аров назад, и все никак не успокоятся.

Считается, что раньше в те времена пока на Элиас не обрушалась катастрофа, уничтожившая почти все живое, жила другая цивилизация. У них не было людей, которые могли управлять энергетическими потоками. Они не умели видеть, брать, использовать, не могли помочь природе расходовать копившуюся веками мощь.

Случился страшный апокалипсис. Вода, вышедшая из берегов, затопила земную твердь, отвоевала себе части суши, забрала десятки тысяч людей в свои глубины. Огонь, вырвавшийся из недр гор, сжигал все до чего мог дотянуться. Земля ощетинилась новыми буграми — скалами. Ураганы, выкорчевывающие деревья и разрушающие города.

Стихии бесновались в страшном танце смерти, забирая с собой войны и распри, разрушая достижения и успехи, уравновешивая добро со злом, правду с ложью, любовь с ненавистью, не оставляя даже надежды…

Когда все успокоилась, и новая умиротворенная планета предстала перед несколькими сотней выживших, оказалось, что мест, где можно строить новую жизнь осталось не так уж много. Три четверти суши навсегда забрала вода, а остальное — Мертвые выжженные равнины, скалы и вечный не тающий лед на севере — там, куда Талла почти никогда не заглядывает. И среди всего этого «великолепия» небольшие островки суши, где человек сумел бы приспособиться и отвоевать свое право на жизнь.

Сумел. Приспособился. Отвоевал.

Эра после Энергетического Взрыва. Стали рождаться новые жители. Среди них те, у кого в груди было второе сердце. Хьярт.

Началась охота на ведьм. Одаренных боялись, ненавидели и уничтожали. Смертные старались, неплохо преуспевая в своем стремлении стереть с обновленного лица Элиаса выродков, каковыми считали всех тех, кто мог видеть энергию стихий.

Пришла новая беда. Сначала робко постучалась в двери нового мира, потом требовательно забарабанила кулаками, а потом и вовсе безжалостно распахнула врата, втягивая людей в затяжной кровавый период Большой Войны. В котором люди уничтожали шактов, шакты — людей. Одаренные оказались сильнее, сама природа помогала им, делилась своей силой, наделяя возможностями, о которых простые смертные даже не знали. Шакты выиграли эту войну и поставили на колени тех, кто десятками аров глумился над ними, не признавал, уничтожал.

Рожденные с даром объединились в одну большую силу и создали свою империю, которая стала главенствующей в новом мире. Империя новая, обиды старые. Их не собирались прощать или забывать. Смертные остались на задворках жизни.

— За столько аров смертные так и не доказали, что они на что-то способны, — жестко отрезал Иланди, — мы не можем быть равны. Это суть нашего мира.

Ориф пожал плечами.

— Вокруг этого Диксеритти собираются неодаренные недовольные политикой, проводимой в государстве. В большинстве своем воспитатели, люди, работающие в лабораториях и исследовательских центрах, художники, архитекторы, врачеватели, все те, кто работает по лицензии, спрятанные за спинами шактов, которые не дают им дышать полной грудью.

— И?

— Людям нужны свобода и признание, они хотят жить в больших городах и не на задворках или помойке, а там, где они могли бы себе позволить, но им мешают существующие законы. Этот Диксеритти не создает партий, люди просто приходят к нему и готовы поддержать. Они не бегают с призывами по улицам, но они готовы изменить свою жизнь. У него много последователей в других городах. Наши агенты работают среди них и уже можно сказать о том, что у них потихонечку начинает назревать требование. Всего одно.

— Чего же они хотят? — Димостэнис слегка нервозно отбил пальцами дробь на поверхности стола.

— Объединиться и создать отдельное государство. Где нет одаренных и их гнета. Императора, Совета и их законов. Они будут сами по себе, со своим правителем, со своими порядками и со всем тем, чего они уже давно ждут.

Пальцы замерли над столом. Главный советник откинулся на спинку своего кресла.

— Клит, что у нас на востоке?

На востоке же Астрэйелля расположился полуостров. Плодородная долина, защищенная горами, омываемая Жемчужным океаном и Скалистым морем, на берегу которого чуть более трех сотен аров назад приткнулась небольшая рыболовецкая деревушка. Забытая, невостребованная земля. В те времена было принято ссылать туда неугодных правителю людей. Приют для изгоев и тех, кому не нашлось места в тесных коридорах императорского дворца.

Вот только не всегда в ссылку отправляются только бездари и отъявленные негодяи. Чаще такие остаются при дворе, быть угодными и послушными, а бунтари создают новый мир. Императору не было дела до своих подданных, которые уезжали в восточные земли. Даже тех, кто делал это добровольно. Если кому хочется жить среди отщепенцев — пожалуйста. На все воля Богов и благословенной Таллы. Он пренебрежительно назвал деревушку Мюрджен, назначил налог, который они ежегодно должны были вносить в казну империи, и оставил неблагодарных подданных без своего высочайшего внимания.

Жизнь в долине кипела. Вокруг стеной стоял строевой лес, богатый дичью, грибами, ягодами. Реки полные рыбы, поля плодородной, еще не уставшей от посевов земли. Стали появляться новые поселения, приезжали новые жители, кому загадочный восток казался страной новых желаний и еще пока не упущенных возможностей. Деревушки разрастались и превращались в города, появлялась инфраструктура, обеспечивающая жизнедеятельность своих горожан, писались свои законы и правила, по которым люди жили, своя столица и свой правитель.

Полуостров мог полностью обеспечивать себя — зерно и фрукты, виноград и овощи, богатое поголовье скота, рыба и все дары моря. Народ не желал и дальше считать себя имперцами и уж тем более быть чем-то обязанными чужому правителю и чужой стране. Крайнее недовольство вызывал еще тот факт, что большую часть своих доходов приходилось отдавать империи в качестве налога.

Астрэйелль в это время погряз в междоусобных распрях. Страну раздирали на части высокопоставленные Дома, люди хотели больших вольностей, постоянно завязывались склоки между одаренными и нет. Мюрджен решил, что самое время добавить свою каплю в это море хаоса и с нововозведенной столицей Антаклиа, которая стала резиденцией нового государя, объявил себя независимым княжеством и послал империи уведомление о разрыве отношений. Император не счел нужным закрывать глаза столь явную дерзость и послал карательные отряды, которые должны были привести в чувство долину и всех ее жителей и вновь установить власть одного единственно возможного правителя.

Однако Мюрджен был готов к такому повороту событий и Астрэйелль получил ощутимый удар по носу. Мало того, что новоиспеченное княжество сумело отстоять объявленную независимость, оно отбросило присланные войска вглубь империи, отвоевав часть восточных квот и расширив свои владения.

Пока империя утирала кровавые сопли и мечтала о мести, на ее долю выпало очередное тяжелое испытание. Был убит император со своей избранницей, оставив стране наследника пяти аров.

Мюрджен не стал более испытывать судьбу и остановился на том, что уже имел. Княжество закрылось своими разросшимися городами-портами, воздвигло высокие стены защитных крепостей, поставило подданных на защиту от посягательств империи на их права и научило отражать атаки.

Впрочем, Астрэйеллю было тогда уже не до атак, и противники сделали вполне правдоподобный вид, что каждого устраивают те отношения, которые между ними установились. Вернее, их полное отсутствие.

Несколько аров назад княжество вновь встало на тропу войны. Нет, они не обстреливали поселения, не выводили армию на соседнюю территорию, не убивали жителей империи, они забивали умы подданных его величества тем, как хорошо живется за стеной. Все чаще и чаще по империи стали ходить недозволенные листовки, в которых была информация о быте за закрытыми дверьми, брошюры с непристойными описаниями сладкой жизни, книги пропагандирующие свободные отношения между людьми с даром и без. Стали появляться дамы в шелках, о котором раньше не знали в Астрэйелле, в том числе и при самом дворе. В подвалах заводились бочки с вином из черного винограда, которой рос только на землях долины. И другие мелочи, которые бурной рекой текли в империю, заставляя людей со все возрастающим интересом смотреть на скрывшегося за стенами соседа.

— Так, что у нас с Затерянной Землей? — Дим специально использовал старый язык, чтобы отразить свое пренебрежение к выскочкам.

— Люди долины свою землю называют благословенной, — вставил Ориф, — так как затерянный — это все же «мюрдж», а вот «мюр» — благословение.

— Очень трогательно, — фыркнул Иланди.

Второй помощник чуть подобрался на стуле, прежде чем ответить на вопрос.

— Несколько дней назад на границе изъяли целую повозку с запрещенными книгами. Отлаженные каналы. На прошлой неделе в порты стали приходить наши паромы, груженные их товаром. Мы успели задержать двоих, остальные ушли в портовые склады и разошлись в течение нескольких сэтов. За последний минор пойманы несколько десятков жителей долины.

Клит замолчал, обдумывая свои дальнейшие слова.

— Могу я высказать свое мнение, сэй?

Димостэнис развел руками.

— Именно ради этого мы и сидим здесь, проводя без сна уже которую ночь. Обсуждать и искать выходы из проблем.

— Нашествие Мюрджена как бурный поток. Его нельзя остановить заслонкой. Чем больше мы закрываем, тем больше рвется. И каждый раз в новых местах. Люди должны сами бежать прочь.

Дим внимательно посмотрел на своего помощника. Они встретились совершенно неожиданно в одном из поселений на границе с Мюрдженом. Расторопный парень очень вовремя подвернулся под руку, выполняя различные поручения и всегда оказываясь рядом в нужную минуту. Димостэнис взял его в Эфранор и определил в одно из своих подразделений. Через несколько миноров Клит снова появился в поле его зрения уже в новой должности, чему глава службы не был удивлен. Он взял парня к себе, приблизил, не без основания решив, что сможет вырастить себе отличного помощника. Прошло чуть меньше ара, когда Клит занял место второго заместителя, став надежной опорой для своего руководителя.

— Ты прав. Мы должны бороться с ними их же оружием.

— Например, вот так, — Ориф протянул Диму бумагу, на которой он что — то усердно рисовал последние несколько мен. На листе был изображен человечек с тремя глазами, редкими торчавшими в разные стороны волосами и длинным хвостом с пушистой кисточкой.

— Что это?

— Один из вариантов листовок, которые мы можем распространить по селениям вблизи границ княжества. Вот что получается от запрещенных союзов! Или вообще не рождаются дети, а если рождаются, то мертвые и ими удобряют виноградники, и что если пить их вино, то у тебя вырастет хвост и непременно с такой вот кисточкой. Для небольших поселений, где любят рассказывать сказки на ночь, сойдут подобные истории. Для образованной части населения более правдоподобные, но не менее страшные. Я прав? Ты это имел в виду? Их оружие — слово. И мы ответим им тем же.

Димостэнис кивнул головой. Клит бросил на Орифа раздраженный взгляд. Отношения между помощниками всегда были напряженными. Каким бы не был расторопным и смышленым Клит, Ориф всегда был на шаг впереди. Даже если они думали одинаково, Ориф всегда успевал высказать свои мысли первым.

От Иланди не укрылся этот взгляд, и он довольно улыбнулся про себя. Одна из его задач: держать людей в тонусе и никому не давать расслабляться. Конкуренция — двигатель прогресса. Не дает стоять на месте и чувствовать себя незаменимым.

— Можно подбросить в несколько поселений какую-нибудь заразу, обвинить в распространении мюрдженцев, объявить карантин, — выдвинул свои идеи второй помощник, — как вы говорите, сэй Иланди, устроим показательную порку. Остальные чуть поостынут.

С амбициозностью Клита могла поспорить только его циничность.

— Можно еще вырезать все поселения до самых южных и западных квот, поставить заградительные кордоны и тогда туда и вовсе больше никто не сунется, — с самым серьезным лицом произнес Ориф, — и быстрее, и практичнее.

Дим резко хлопнул в ладоши, привлекая внимание к себе и останавливая очередную ссору.

— К завтрашнему дню подготовьте еще парочку идей и пути их реализаций. А на сегодня все. Спасибо за службу.

Димостэнис откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Астрэйелль стоит на краю пропасти. Одно неосторожное движение, неверный шаг и все покатится в Бездну. Слишком много недовольства в людях, нет веры в своего правителя, в силу, которую он должен олицетворять.

Если не дай того Зелос, Мюрджен решит выступить против империи, примыкающие к его границам поселения даже не окажут сопротивления. И княжество победным маршем пойдет по землям Астрэйелля. Запад и юг, а уже тем более центр, еще не тронутые ветром перемен, дующим из долины и не попавшие под сладкий плен обещаний лучшей жизни, дадут отпор. Начнется война.

В это время поднимут головы остальные, которых пока удавалось держать в узде. Тот же Диксеритти со своими безумными идеями о создании отдельного государства для неодаренных. Воспользовавшись удобным моментом, смертные восстанут.

Придет конец старой империи, а вместе с ней и династии Эллетери. Император потеряет свой трон, власть, а возможно и голову.

Вот такие невеселые мысли терзали главу службы имперской безопасности, который обещал своему другу помощь и взял на себя ответственность разделить нелегкую ношу вместе с ним. Он тяжело выдохнул.

Здесь одними листовками не отделаться. Можно лишь слегка попридержать прыть особо ретивых, кто уже готов бросить семена войны и перевернуть все с ног на голову. Время перемен и решительных действий.

— Гм.

Дим открыл глаза. Ориф все так же сидел рядом, ожидая пока на него обратят внимание.

— Извини, что отрываю, но у меня есть еще кое-что. Я думаю, тебе будет интересно.

— Есть что-то приятное для меня лично? — Димостэнис с трудом подавил в себе растущее раздражение. Вряд ли Ориф будет тревожить его ерундой. Тем более в такой сэт. Значит, случилось что-то еще и опять можно забыть про сон.

Помощник протянул ему лист бумаги, сложенный в четверо.

— Сегодня с утра одним из моих людей был перехвачен гонец с посланием от многоуважаемого сэя Дайонте, не к ночи он будет упомянут.

Дим медленно развернул письмо.

«Ситуация начинает выходить из-под контроля. И ты как никто другой должен это чувствовать. Каждый, кто может видеть, видит, что Серебряный все сильнее рвется в этот мир. Мы не можем так больше рисковать. Возвращайся в столицу, мы должны принять решение. Я понимаю, не легкое для тебя, но единственно верное для всех нас».

Кровь ударила в виски. Серебряный. Кто может видеть, видит.

Разбуженное сердце бешено стучало, с каждым новым ударом выбивая ритм этого слова. Се-реб-ря-ный-се-ре-бря-ны-йсе-реб-ря-ны-й.

Дим со злостью скомкал лист и отшвырнул его от себя.

— Кому было адресовано это послание?

— Главе Дома Иланди.

Димостэнис с силой вонзил ногти в ладони.

— Это копия? Отец получит это послание?

— Да, — кивнул Ориф, — ты сам сказал, чтобы они ни о чем не подозревали.

— Спасибо, — глухо произнес он, — можешь идти.

Когда за помощником закрылась дверь, Дим встал со стула, поднял с пола скомканное письмо и еще раз перечитал его. Открыл хьярт, освобождая энергию. Серебряные искры поползли по коже, образуя изломанный контур. С самого детства аура была такой — неровной, она то вспыхивала, то гасла, то рваными клочьями висела на его коже.

Правда, после того случая, когда сам еле живой Аурино вытащил его из подземелья, речь даже не шла о том, чтобы сохранить его возможности одаренного и восстановить хьярт. Тогда Бриндан Пантерри лучший целитель Астрэйелля боролся лишь за его жизнь — собирал почти в клочья разорванные легкие, восстанавливал сосуды, чтобы они вновь начали гнать кровь и снабжать сердце, которое уже почти перестало биться.

Однако уже тогда, когда Дим открыл глаза и обвел взглядом окружающее его пространство, он не был рад, что его вернули к жизни, потому что он больше не ощущал мир таким каким он чувствовал его в подземных пещерах. Это был страшнейший удар, и ему казалось, что он умирает, медленно, день за днем, как самое главное чудо — ожидая возвращения той силы. Уже тогда он понял, что жизнь без дара ему не нужна.

Только по прошествии нескольких, невыносимо долгих аров, он вновь увидел энергию, которой был наполнен воздух, пропитана земля, которая плескалась в морских волнах и горела в живом пламени. Однако радовался он недолго, так как все исчезло опять. Потом вновь появилось спустя миноры. Потом дар то приходил, то рассеивался как утренний туман. Он не мог понять, что с ним происходит, не мог контролировать это, не мог управлять, он даже не знал, когда это вернется, а когда вновь исчезнет.

Так же Дима сильно беспокоила его аура. Дом Иланди — защитники трона, его воители и опора, им были подвластны две стихии Огонь и Земля. Аура всех принадлежащих к их роду была темно серая, а на его коже плясали искры серебра. Он стал пропадать в библиотеках и прочитал невероятное количество книг, чтобы понять, что с ним происходит, но так и не нашел ответа. Пытался развивать свой дар, но был слишком юн, не хватило ни умений, ни знаний.

В тот день, когда его величество представил главам Великих Домов своего главного советника, и Совет Пяти как взбешенная кошка, которую погладили против шерсти, шипел и выплевывал гневные протесты, Лауренте Иланди наконец решил поговорить со своим сыном.

Не прошло и тридцати аров!

— Ты не понимаешь, какую ношу ты взваливаешь на себя! — негодовал глава рода, — она тебе не по плечам!

До двенадцати аров у Дима с отцом были замечательные отношения. Нет, даже не так. Он был любимцем у отца, несмотря на то, что в семье рос старший сын, наследник рода, с проявившимся к его семнадцати арам, сильным даром. Отец брал его с собой, неважно был ли это объезд владений или поездка на другой край империи, летал с ним на ярхе, много общался. После того случая в подземелье, отец отдалился, ушел, закрыв дверь, оставив его один на один со своими страданиями и борьбой с неподдающимся даром.

Главе Великого рода не нужен был сын неумеха, потерявший свой дар, даже не начав им пользоваться. Род Иланди — это сила.

— Я никогда не говорил тебе, Димостэнис, — Лауренте Иланди зло выдохнул, — берег твое самолюбие, но тебе никогда не быть великим одаренным. Вся твоя необычная аура, твой неподдающийся дар — следствие той травмы, которую ты получил в подземельях поместья. Твой хьярт поврежден. Он неполноценен и чем сильнее ты будешь пытаться изменить это, тем скорее ты потеряешь даже то, что имеешь сейчас. Я не зря пытался оставить тебя в имении. Это твое место. То с чем ты хорошо справлялся. И еще не поздно вернуться.

Прошло почти три ара с того разговора, но Дим хорошо помнил воздух, вдруг ставший вязким и тягучим, так что его никак не получалось протолкнуть в легкие, онемевший пальцы в сжатых до боли кулаках и искры, которые вспыхнули на коже неровными клочьями, словно в насмешку над ним, подтверждая слова отца.

— Спасибо, сэй, что наконец сказали, — он привычно вздернул подбородок, — я учту.

… все сильнее рвется в мир… кто может видеть — видит…

Дим прикусил губу. Отец признал, что пытался оставить его в имении. Почему сэй Дайонте, да и другие, до сих пор так переживают, что он прибыл в столицу? Чего боятся и всегда боялись советники? В том, что он отодвинет их от императора? Потери своей власти?

Ему всю жизнь внушали, что его неуправляемый дар — последствие травмы, что он неполноценен также, как и его хьярт. Все прошедшие ары он жил с этим и даже научился смиряться. В конце концов, пусть его хьярт и преподносил ему неприятные сюрпризы в виде периодической потери способностей, он владел всеми четырьмя стихиями. Второй шакт в империи, кто был способен на такое. К тому же благодаря хорошему знанию теории, сотням книг, осевшим в его голове и абсолютному владению своим телом, слабым его вряд ли кто осмелится назвать.

Димостэнис погасил огневики и вышел на улицу. Ночной воздух был пропитан влагой и холодом, но сейчас это казалось благом. После душных сэтов, проведенных в четырех стенах хотелось вдохнуть эту промокшую насквозь прохладу, остудить пылающую голову, хоть ненадолго заглушив стучавшие в ней вопросы.

Серебряный.

Он сплел небольшой серебристый шарик, легко подбросив его на ладони.

Может и в самом деле уже пора взглянуть правде в глаза? Он подкинул плетение, как можно выше и оно растворилось в сумраке ночи.

Правда! Ау! Покажись, дай посмотреть на тебя.

Ярх опустился до уровня головы наездника, приветственно урча.

— Полетаем, старина?

Хорун был летуном Иланди — старшего. Дим частенько понимался ввысь вместе с отцом на ярхе на его сильной спине, слушал шуршание крыльев, пытаясь понять тихое урчание. Когда пришла пора выбирать своего собственного летуна, он попросил у отца отдать ему Хоруна и не ошибся. Ярх, не смотря на свой уже довольно зрелый возраст, ни разу не подвел его, даже в самые трудные их времена, когда он сам был слишком молод и неопытен, и когда будущее было более чем неопределенно.

Им никогда не нужны была узда и шпоры, ярх всегда чувствовал своего наездника. Дим не раз спал, уютно устроившись в седельном углублении, или просто расслабленно лежал, наслаждаясь мерным шуршанием крыльев и довольным урчанием Хоруна, когда тот парил в воздухе. Иногда Димостэнису казалось, что ярх даже понимает, что именно он говорит, по крайней мере, всегда выполнял любые просьбы, приказы, пожелания.

Летун приблизился к замку, сделал круг вокруг одной из башен, завис в воздухе, расправив крылья. Дим аккуратно перемахнул через перила балкона, костяшками пальцев тихонько постучал по стеклу. Несколько мгновений ничего не происходило, он уже было поднял руку, чтобы повторить свое действие, как дверь приоткрылась и показалась заспанное личико девушки в ореоле спутанных длинных волос.

— Доброй ночи, малышка, — как всегда он не смог сдержать улыбки. — Ты меня впустишь?

Хозяйка башни кивнула, приглашая гостя. Едва успев закрыть за собой дверь, Димостэнис попал в налетевший на него вихрь. Элени повисла на шее, заключила в объятия, прижилась лицом к его куртке, чтобы заглушить голос.

— О, Боги! Как же я по тебе соскучилась!

— А я по тебе, — Димостэнис поцеловал девушку в темно-русую макушку.

— Врешь ты все! Ты совсем забыл меня.

— Это не я виноват. Это все служба.

Элени вздохнула и чуть отодвинулась от него, осматривая.

— Плохо выглядишь, — вынесла она свой вердикт.

В этой комнате, где ему всегда было уютно и комфортно, и он ощущал себя защищенным от внешнего мира, Дим почувствовал, что силы совсем оставили его.

— Ужасно устал, мне просто надо выспаться, — прошептал он, начиная съезжать по стене вниз на пол, — чтобы меня больше никто не дергал.

— Зачем бы ты еще ко мне пришел! — фыркнула Элени.

— За тем, что ты всегда мне давала, моя маленькая сестренка.

— Да, любимый братик, но сначала тебе надо принять ванную и переодеться.

Не слушая возражений, она ушла в купальню.

— Дим, — услышал он вновь ее голос, — а ты помнишь, что обещал мне?

Димостэнис едва сдержал стон. Он обещал поговорить с отцом и взять Элени к себе на минор отдыха перед новым аром обучения. Она просто грезила о том, чтобы вырваться из родового поместья и увидеть Эфранор. Трудность была в том, что сестре было всего двадцать и ей оставалось немного не мало пять аров, прежде чем она будет представлена ко двору его величества и сможет жить самостоятельной жизнью. Если взять ее к себе пусть даже на минор, его дом превратится для нее в такую же клетку, как и родительский, только с большими запретами, так как в город молодая девица, не достигшая аров своей самостоятельности, не может выходить без достойного сопровождения.

У него же просто катастрофически не было времени, чтобы уделить его сестре.

— Малышка, — очень осторожно начал он, — ты ведь знаешь, что отец сейчас в отъезде. Я не могу поговорить с ним.

— Он возвращается завтра утром, — Элени вышла из купальни. — Мама сегодня получила известие от гонца.

… возвращайся в столицу, мы должны принять решение…

Дим стиснул зубы.

— Ты поговоришь? — сестра уже снова была в купальне. Димостэнис почувствовал всплеск силы, когда она нагревала воду.

Отказать сестре он не мог. Она была единственным человеком, кого он любил. Сильно, искренне, всем своим существом. Так же как и она его. Они были невероятно близки, хотя между ними и была разница в возрасте аж целых двенадцать аров. Больше в их семье ни у кого не было таких отношений: ни со старшим братом, ни с родителями.

— Вода готова, — Элени вышла из купальни, — твоя одежда будет на кровати. Я принесу тебе ужин.

Когда девушка зашла с кувшином подогретого молока и большим куском пирога, чтобы накормить брата, тот уже крепко спал и не услышал ее появления. Она поставила принесенную еду на стол, взяла в руки гребень и села у изголовья кровати.

— Завтра опять, как солома будут торчать в разные стороны, — тихо произнесла она, гладя брата по мокрым волосам, таким же темно-русым, как у нее самой, — будешь опять ругаться.

С самых своих маленьких аров, сколько девушка себя помнила, она всегда тянулась к хмурому и закрытому брату, который очень переживал и страдал из-за своего неподдающегося дара и сторонился всех своих близких, словно они могли отвергнуть его из-за этого. Даже их мама за много аров отчаялась и сдалась, не пытаясь больше понять младшего сына. Элени же всегда с жалостью и состраданием смотрела за мучениями брата и, несмотря ни на какие попытки оттолкнуть ее, смогла добиться своего и достучаться до его сердца.

Девушка закончила приводить в порядок волосы, отложила гребень. Потом встала, взяла еще одно одеяло и, закутавшись, легла рядом.

Когда Талла серебристыми лучами ласково постучалась в окно, на подушке вместо вчерашнего гостя лежала записка.

«Долго спишь, соня. Я тебя не дождался. Спасибо за приют».

Девушка разочарованно надула губы, перевернула листок.

«И хорошо — я обязательно поговорю с отцом».