Утро следующего дня началось с сюрприза. Вернее, с посыльной княжны, который привез ему разрешение покинуть пределы страны, пропуск и бессрочное приглашение на въезд в Мюрджен.

Решив, что раз ее высочество не пригласила его во дворец с пожеланиями хорошего пути и заверениями в вечной дружбе, значит, она вряд ли сильно хочет его видеть и он может неотложно воспользоваться своей свободой.

Правда до тех пор, пока он едва не загнал коня и беспрепятственно выехал из самых ближних пограничных ворот, Димостэнис до конца не верил, что его так просто отпустят. Лишь когда оказался в нейтральной зоне и оглянулся на вновь закрывшуюся и ощетинившуюся крепостную стену, выдохнул и осознал произошедшее.

Все же было непонятно, почему от него ничего не потребовали в Мюрджене, так сказать не предъявили счет за знания, за общение, за «гостеприимство». Чего от него хотели? Зачем был весь этот спектакль?

Может они ждут, что, проникнувшись их высокими идеями, он начнет проповедовать и прививать их у себя в стране? Бред.

В первую очередь ему надо будет разобраться, почему их предали и не прислали подкрепление, кто устроил покушение на его величество и кто напал на северные границы империи. И почему законы страны так упорно насаждают неравенство между одаренными и нет? Кому и зачем понадобилась эта чудовищная ложь о том, что кровь обычных людей ослабляет или даже убивает дар?

Это все будет. Он обязательно все узнает и поймет. Только позже. Сначала он должен заглянуть в ореховые глаза, заново сосчитать все веснушки, почувствовать шелк волос, скользящих по его лицу.

Единственное, что он не предусмотрел — арбалетный болт, вылетевший из густых ветвей раскидистого дерева и пронзившего его грудь.

Олайя остановилась в нескольких шагах от обрыва, с которого начиналось падение воды в бездну. Поежилась, обхватила себя руками. Поводень уже подходил к концу, но небо все еще было затянуто хмурыми тучами, весь день стояла серая дымка, часто шел дождь. Сезон дождей в этом аре не торопился уходить.

Могучий поток белой от пены воды разрезал склон хребта и с высоты свыше двух тысяч еров низвергался вниз грохочущим каскадом. Олайя всегда боялась этого места, но именно здесь нити, связывающие ее с выбранным ею мужчиной, чувствовались лучше всего. Здесь легче было верить и ждать. Она приходила сюда каждый день за два сэта до захода Талы, как они договорились.

Девушка смахнула выступившие слезы. Она думала, что хуже того вечера, когда она, вернувшись на скалы, нашла еле живого Хоруна, уже не будет. Он лежал на камнях с огромным болтами, застрявшими у него в крыле и брюхе, обессиленный, обескровленный.

— Где он? — девушка упала на колени перед летуном.

Ярх, очнувшись от ее голоса, посмотрел на нее тяжелым, полным страдания взглядом.

— Где?

Олайя стала трясти ярха за морду, повторяя один и тот же вопрос. Потом уткнулась в ладони и горько разрыдалась. В себя ее привело тихое: «уррр». Целительница опомнилась, взяла себя в руки. Долгие сэты ушло на врачевание и восстановление. Как только Хорун пришел в себя, он стал надолго улетать, возвращаясь под ночь. Тихо опускался рядом с ней и жалобно урчал. Девушка понимала — летун не мог найти своего наездника.

Самый же ужасный день был, когда вернулись остатки армии, ушедшие на северные границы. От уверенно марширующих, горделиво несущих знамя с гербом правящего рода, пестро разодетых в цвета своих Домов, вернулась лишь небольшая часть. Без него.

Она помнит, как глотала тягучий, наполненный болью воздух, как бежала из дворца, как добралась до своего летуна и стояла на краю обрыва. Шум воды смешивался с бешено стучащим сердцем, и единственное что она знала, что больше не мены не желает быть в этом мире.

От последнего шага ее остановили лишь нити. Тонкие, ослабленные, но не оборвавшиеся.

— Лала.

Здесь все напоминало Олайе о нем. Каждая капля воды, каждый камень, даже воздух, казалось, был пропитан им. Сколько раз в шорохе ветра, она слышала его голос. Сколько раз оборачивалась, ища его, умирая от разочарования и снова возрождаясь, чтобы дальше ждать.

В этот раз она тоже не удержалась, повернулась, уже привычно заготавливая удавку для забившегося в новой надежде сердца.

В серых глазах застыло ожидание, радость, надежда. Цепляясь глазами за каждую черточку лица, Олайя сделала шаг вперед. Ей хотелось закричать, броситься в его объятия, целовать, но она смогла лишь беззвучно шевельнуть губами.

— Дим.

Она сделала еще шаг. Подняла руку, легко касаясь пальцами, провела по бледной осунувшейся щеке.

— Я ждала тебя.

— Я вернулся.

Он порывисто притянул ее к себе, сжимая руки за ее спиной, словно хотел слиться с ней в одно целое. Нити, связывающие их, встрепенулись, налились силой, окутали.

Олайя слегка отодвинулась, смотря на него, до конца не веря, что это все происходит наяву. Вновь уткнулась ему в грудь. Димостэнис слегка пошатнулся, выровнялся.

— Тебе плохо? — ее горячие ладони легли ему на лицо, начиная обследование, как она это обычно делала.

Он перехватил ее руки, покачал головой.

— Было плохо. Без тебя. Каждую мену, каждый сэт, каждый проклятый день. Сейчас я счастлив.

— Я так сильно ждала тебя, — наконец слезы прорвались, потекли по ее щекам.

— Я знал. Я чувствовал, — Дим целовал мокрые глаза, скулы, нос. — Спасибо.

На лицо падали холодные струи воды. Потом довольно беспардонно хлопнули по щеке, выдергивая из забытья. Сразу почувствовалось онемение, разлитое в левой части груди. Дим скосил глаза и увидел торчащий из него болт. Чуть дальше распростертый по земле лежал человек с арбалетом в руках и ножом в горле.

— Пришел в себя?

Знакомый голос под ухом заставил вздрогнуть. Димостэнис распахнул глаза.

— Что ты здесь делаешь? — прохрипел он. — Это земли Астрэйелля.

— Империя! Империя! — с раздражением проговорил бывший помощник. — Спешил, мчался сюда. И что? Хорошо тебя встречают дома!

— Не твое дело, — процедил Дим.

Ориф естественно его не услышал.

— Как ты не понимаешь, что для них ты теперь очень опасен? Когда ты столько времени провел в Мюрджене!

— Тебя это не касается, — повторил Димостэнис, — что ты здесь делаешь?

— Тебя спасаю, — язвительно ответил тот.

— Я не просил.

— Ты сохранил мне жизнь, хоть по всем правилам наших игр ты не обязан был этого делать. Не люблю быть должником.

Дим не ответил. Каждое слово отбирало силы. Онемение расходилось от груди по всему телу. Он чувствовал кровь, выходящую из него.

— Дела плохи, — Ориф осмотрел рану, — болт в районе хьярта, мне его не вытащить. Надеюсь в твоем Астрэйелле во всех селениях есть обители.

В ближайшем селении обители не было. Правда нашлась целительница-травница, которая очень старалась помочь. Тем более денег, которых оставил ей неожиданный посетитель, было достаточно, чтобы открыть несколько врачебных домов. Ориф все дни проводил в соседней комнате, но общаться не стремился. К большому облегчению Дима, который тоже не горел желанием разговаривать с этим предателем. Бывший помощник зашел в комнату на четвертый день.

— Карена сказала, что рана серьезная, но от Врат Зелоса ты уже далеко. Я уезжаю.

— Кто ты? — все же спросил Димостэнис.

— Тебе это так важно знать?

— Да.

Ориф насмешливо фыркнул.

— Тогда есть повод заглянуть к нам в гости еще раз.

Димостэнис закрыл глаза, демонстрируя свое отношение к собеседнику и к его словам.

Целительница очень старалась облегчить его страдания и заврачевать рану. Однако, несмотря на ее опыт и усердие, у нее не было знаний и силы достаточной, чтобы спасти хьярт. Если все последние дни Дим не мог пробиться к нему, но всегда ощущал, то сейчас на том месте в груди была лишь пустота.

Он покинул селение на следующий вечер после отъезда Орифа. Целительница собрала ему в дорогу мази и настойки, которые хоть немного облегчали боль и помогали держаться. В Эфранор Дим не стал заезжать, срезав путь и направив своего коня к Голубым Скалам.

Димостэнис сидел, прислонившись спиной к камням. В маленьком пещерке, приютившей двоих влюбленных, было надежно и тепло, потрескивал огонь. Последний оплот, где еще хоть немного можно ни о чем не думать и чувствовать себя на вершине мира. Олайя прижалась спиной к его груди, откинув голову ему на плечо. Оба молчали, еще не остывшие от любовных ласк, нежились в объятиях друг друга. Она то прикасалась губами к его щеке, то щекотала ее ресницами, то поднимала руку и проводила пальчиками по его волосам, по лицу, по шее, ловила улыбку, улыбалась в ответ.

Сладкое неистовое ощущение, что они друг без друга — ничто.

— Как же я люблю тебя, — прошептала она.

— А я тебя, мой ангел.

Дим сосредоточенно смотрел на огонь, видя в нем лишь языки пламени. Олайя повернулась к нему лицом, положила ладони на грудь.

— Что случилось, милый?

— По дороге, — он неопределенно пожал плечами, стараясь придать своему лицу самое беспечное выражение, — попал в засаду. Не оценил.

— Кто это мог быть? Ты знаешь?

Димостэнис повторил свой жест.

— В Эфраноре все изменилось, — произнесла она.

— Что ты имеешь в виду?

— Император вновь приблизил Совет Пяти и все стало как прежде. Советники вернулись на свои места и опять всем заправляют.

Дим на несколько мгновений ошарашено замер, пока в полной мере не осознал, что сказала Олайя.

— Как такое могло произойти?!

— Я не знаю, Дим, — Олайя виновато на него посмотрела, — я далека от всех этих интриг, политики, переделов власти. Я только говорю тебе, что есть.

— Прости, златовласка, — он ласково провел ладонью ей по щеке, — я знаю — ты самый настоящий ангел.

Потоки тепла, идущие от нее, были приятны, и он вновь всем своим существом отдался во власть ее рук, возносясь в безоблачные дали, где можно было забыть обо всем и просто быть счастливым. Он сказал ей о том, что чувствовал.

— Мы с тобой связаны, — она мягко улыбнулась. — Ты — это я. И наоборот. Две половинки всегда примут друг друга.

Дим не в силах был наглядеться на нее.

— Его величество предложил мне занять место главного целителя.

— Я думаю, ты этого достойна. Ты самый сильный целитель, которого я знаю.

— Род Пантерри сильнее, — возразила Олайя.

— Бриндана больше нет.

— Есть Ривэн, его сын.

— Мальчишка еще даже не закончил классы.

— Он в Совете.

Дим тяжело выдохнул.

— И кто же его надоумил-то?

Олайя не поняла его вопроса.

— Как бы там не было, ты не слабее его, — он взял ее ладони в свои руки. — Ты достойна этой должности. Главным целителем еще никогда не была женщина, тем более в таком юном возрасте. Ты согласилась?

Она залилась румянцем и опустила глаза.

— Не знаю.

— Не знаешь?

— Ни о чем не могла думать в эти дни. Только ждала тебя.

— Лала, — Димостэнис потянулся к ней, но она отстранилась.

— Нет, я должна помочь тебе.

Дим не мог не заметить, что ее мастерство возросло. Она стала увереннее в своих силах и более опытной.

— Я ничего не понимаю, — Олайя в отчаянии встряхнула руками. — У тебя не повреждены энергетические связи и все твои ткани полны силой. Но хьярта я не чувствую. Я ощущаю рану, кровотечение, но это все уйдет. Несколько дней и я все исправлю.

Она продолжала раз за разом, накрывая его волнами тепла, измождая себя, но к сожалению, ни ее тепло, ни все умение ничего не изменили.

— Хватит, Лала, — он поднес ее горячие ладони к своим губам, — не мучай себя больше. Что случилось, то случилось. Надо идти дальше.

Она заплакала. Закрыв лицо ладонями, и уткнувшись в него.

Ночь почти закончилась, когда они покинули их уютное пристанище и вышли под проливной дождь. Ярхи стояли рядом, нетерпеливо вздрагивая. Они явно провели все это время, прикрываясь каким-нибудь навесом в скалах, и льющаяся сверху вода им очень не нравилась.

Димостэнис задержал взгляд на Хоруне, чувствуя, как снова теплеет на душе.

— Спасибо, родная, — прошептал он, заботливо кутая в ее плащ, чтобы Олайя не промокла, пока доберется до дома. Накинул капюшон на пламя волос, еще раз лаская взглядом любимое лицо, задержал пальцы на завязках. Девушка, не произнеся ни слова, наблюдала за его руками, лицом, глазами, впитывая в себя как губка эти мгновения. Она даже не заметила, что он уже закончил и просто стоит, держит шнуровку плаща, словно боится отпускать ее.

— Ты промокнешь, — Олайя сглотнула подступившие слезы. — Уже промок.

— Ерунда, — он нехотя, словно прикладывая силу, чтобы совершить такое простое движение, разжал пальцы.

— Тебя опять придется лечить.

— С этим я справлюсь сам.

— Я пошла, — когда он, к большому ее сожалению, все же опустил руку.

— Да.

Олайя сделала шаг к своему ярху, та радостно откинула крыло, приглашая хозяйку сесть и наконец покинуть это, ставшее таким неприветливым, место. Однако наездница резко обернулась и вновь вернулась к мужчине.

— Давай улетим, — порывисто произнесла она, — сядем сейчас на летунов и как можно дальше от Эфранора. Мы сможем затеряться, и нас никто никогда не найдет.

— Лала, — Димостэнис прижал ее к себе, — что ты такое говоришь, ангел мой? Зачем нам это делать?

— Это ведь они, да?! — она подняла глаза на него, — это советники устроили покушение на тебя!

— Лала…

— Я понимаю, что не очень разбираюсь во всех ваших играх, но я не совсем дура! — она резко перебила его, не дав договорить. — Ты же даже не знаешь, что там творится!

— Что же?

— Возвращение советников стало громом среди ясного неба. Все стали шептаться по углам, что император не смог в одиночку держать их в узде. Вспоминают, что произошло с Башней на праздничном шествии и как ты спас его величество, а потом твое противостояние с Советом около императорских покоев и что тебе понадобилось всего несколько сэтов, чтобы разделаться с советниками. Правда, как только вернулись благородные сэи шепот стих, и все вновь стали заглядывать им в рот. Пока в Эфранор не пришли остатки войска, ушедшего с тобой. До этого момента в столице думали, что на севере мелкий бунт. Десятки знатных Домов потеряли своих наследников, и они очень недовольны, как ты понимаешь ни Советом, ни императором. Зато те, кто вернулись, рассказывают о герое, который спас их и остановил дальнейшую бойню.

Она прервалась, стараясь удержать рвущиеся рыдания. Димостэнис чувствовал, что от неожиданных новостей у него волосы встают дыбом.

— Что будет, когда ты вернешься? Советники вряд ли вновь захотят терять свое положение. Они вновь попытаются убить тебя. Что ты можешь им противопоставить сейчас? У тебя ведь даже нет дара!

— Лала, — он сжимал ее в объятиях, но она все время пыталась вырваться.

— Давай уедем! Я не хочу тебя терять!

— Лала, послушай! — чуть повысил Дим голос, чтобы она наконец выслушала его. — Я давал клятву своему императору служить ему. Я обещал другу, что буду рядом. Я не могу предать его и бросить. Нет человека, который больше бы ненавидел советников и не мечтал от них избавиться, чем Аурино. И если там такое происходит, значит, они что-то сделали ему или угрожают. Если я сейчас сбегу, то чем я буду лучше них?! Я сам себе этого никогда не прощу.

Олайя вырвалась.

— Дим! — она в отчаянии топнула ногой.

Несколько мгновений стояла, пронзая его взглядом. Развернулась и побежала к ярху. Он рванул за ней, но Молния уже взмахнула крыльями и взмыла в небо.

— Лала!

Времени на долгие сборы не было. Вернувшись домой, Димостэнис привел себя в порядок, собираясь во дворец. Стук в дверь опередил его на несколько мен. На пороге стояли два карателя.

— Сей Иланди, вы обвиняетесь в нарушении кодекса военных сил Астрэйелля и в халатном бездействии в противостоянии с врагом, повлекшим за собой смерть других людей, — отчеканил один из пришедших с нашивками лейтенанта. — Вы арестованы!

— Вот даже как, — Дим вздернул подбородок. — Чей же это приказ?

— Его императорского величества.

— Я могу на него взглянуть?

Каратель протянул распоряжение на арест, подписанный лично императором Астрэйелля. Дим прикусил нижнюю губу. По привычке потянулся к хьярту, стараясь защититься. В груди отозвалось болью. Поморщился, чувствуя, как тонкая рубаха прилипает к коже, напитавшись кровью. Каратели тоже увидели, выступившее пятно, подняли на него глаза. Он сделал вид, что не заметил.

— Мне нужно идти с вами?

— У нас указание, если вы не будете сопротивляться и окажете содействие следствию, вы можете остаться под стражей в вашем доме все те дни, пока будут собираться материалы по вашему делу.

— Хорошо, я не буду сопротивляться, — Дим горько усмехнулся и вернулся в дом.