Директор NN просыпается, засыпает и снова просыпается. Мучительная дрёма длится и не может разрешиться ни в сон, ни в пробуждение. Во сне он не чувствует своего тела, но видит его перед собой как лесную карту, как медвежью шкуру, как тушку-чучело страны, в темноте горящей язвами и дырками. Он засыпает, просыпается и засыпает, а может быть, он воскресает, умирает и снова воскресает. Перед глазами директора NN поблёскивает лесное озеро, точнее, болото; в щелях чавкает вода, трава упруга, зелена и отвратительна. Пахнет дикой мятой, осинами, багульником, ядовито-жёлтые звонкие птицы цветут и цокают на ветвях, они говорят с NN: подпиши, подпиши, а то подавим.
Но NN подписать не может, и мох наваливается ему на лицо и грудь, что-то булькает, клокочет, кусочки мха болезненно вырываются из своих гнёзд, обнажая страшную стёртую землю — нет, не землю, а кожу, всю в шрамах, полуразложившуюся, или это труп страны, или его собственная ладонь, а только на ней тут и там сквозят дырочки, и в этих дырочках стоит зловонная горючая жижа. Подпиши, NN, подпиши, а то подавим.
NN просыпается, выдёргивает себя из сна, садится на постели. Сидит некоторое время тяжёлым куском густого мрака в жидкой темноте комнаты, подсвеченной с улицы. С огромным трудом встаёт. Сердце бьётся скоро и тошнотворно. Открыть окно и выпить водички. Сил нет. NN буквально падает на стул в кухне. Убьют, и хрен с ними. Всех убивают. Но я этого не сделаю. Тогда после тебя за тебя это сделает одессит D, директор по производству F или этот его оптимистический зам Данила L. Они могут запугать Ингу. Могут просто взять завод силой. Проще простого: взять силой оборонный завод. Такое происходит вокруг сплошь и рядом. Это обыденность. Твоя жизнь тут ничего не изменит. Во рту сохнет снова, а воды больше нельзя. Дует горькой предвесенней свежестью из форточки. NN, ещё раз, чётко и внятно: я не буду делить «Свободу». Да, но все предприятия девятого главка уже акционированы? Акционированы. И на всех пролилась кровь. Неужели лучше оставить «Свободу» в руках государства? Мы не ослышались: государства? Вот этого, которое ничем не отличается от нас, братков? Они те же братки, кореш. Ты не знал, что всю жизнь работал на братков? Может быть, NN, ты коммунист, как этот ваш начальник цеха Пал Палыч P, который до сих пор носит у сердца партбилет? Ты хочешь и дальше лизать им жопу, а взамен получать то, что получаешь сейчас, — ноль заказов? Сколько месяцев не жрали твои рабочие? Ветераны труда, которые отпахали на это государство по полвека? Их предали. И тебя предали.
Всё так. Они не жрали полгода. Государство врёт и предаёт. Но сделки не будет. И это не государство не отдаёт «Свободу». Это «Свобода» выдаёт государству кредит. Не берёт, кореш, а выдаёт. Длительный. Беспроцентный. Мы готовы ждать и работать столько, сколько понадобится. Если надо будет, мы прождём ещё полвека. Полтысячелетия прождём. У нас есть механик D. Есть регулировщица Тася. Есть одессит D. И есть директор NN, бывший блестящий учёный, который не по своей воле залез в эту мясорубку; вечно ошибающийся, слабый, слишком мягкий, не дотягивающий, сваливающий ответственные решения на подчинённых. Но разбазарить «Свободу» я не дам.