Веста чувствовала сейчас человека, который унёс у неё когда-то первый её выводок, а также участвовал в истреблении её стаи. От него сейчас исходило столько страха, от которого хищнику трудно отказаться. Волчица оскалилась и рванула вперёд. Всё произошло так быстро, что Кузьмич, когда опомнился, то не успел среагировать. На его глазах волк, полосонув по горлу деда Василия, скрылся в лесу. Кузьмич стоял сейчас с ружьём, крутясь на месте в полной беспомощности. Теперь он остался один. Один на один с волками в этом лесу. Эти чёртовы полозья он не мог, не имел права бросить. Через полчаса, собравшись с силами, он тащил из последних сил на полозьях тела Ивана, Прохора, деда Василия и восемь шкур волков. Он не оглядывался, он просто шёл, он просто тащил полозья, борясь с глубоким снегом. Шёл и ждал, что следующая смерть, должна была быть его. Он тащил эти полозья, которые с каждым шагом становились всё неподьёмнее. И вдруг, подняв глаза, он увидел, как из-под ели в шагах двадцати, на него смотрят две пары волчьих глаз. Их пасти были оскалены, глаза горели. Мороз пробежал по спине: «Два прыжка – и всё! Ружьё не успею снять с плеча». Кузьмич стоял, как вкопанный. Он понимал, что любое сейчас резкое движение с его стороны спровоцирует волков на бросок. Он стоял и смотрел им в глаза. Вдруг заметил, что волки отводят взгляд то чуть в сторону, то опять смотрят на него. Осторожно повернувшись, краем глаза увидел Берту. Её красный ошейник чётко мелькнул на снежном фоне. «Ага, вот, почему они медлили, вот, почему не нападали».

Кузьмич медленно опустил верёвку от полозьев в снег и стал постепенно поднимать руку к ремню от ружья, не сводя глаз с волков, которые цепко теперь следили за ним. Берта шевельнулась, как бы перехватывая волчий взгляд на себя. «Молодец, Берта, ну давай ещё. Давай!..»

В это время рысь, как будто бы услышала эти слова, рванулась в сторону. Охотничий инстинкт волков сработал, и они ломанулись за ней. Кузьмич, наконец, схватил ружьё, но выстрелить не успел. Густой подлесок скрыл серых хищников.

– Берта! Берта! Я сейчас, сейчас, – говорил Кузьмич, спеша по следу.

Волк и волчица загнали в мелком осиннике рысь на дерево. Под тяжестью её, дерево согнулась, и волки, прыгая, стащили рысь на землю, вцепившись в неё зубами, но она вырвалась и успела заскочить на другую осину. Повторилось бы всё снова, но подоспел Кузьмич. Он не прицеливаясь, выстрелил по волкам, и это было вовремя. Берте было уже чуть-чуть до волчьих клыков. Те бросили её и скрылись в лесу. Кузьмич пальнул ещё пару раз для пущей убедительности и подошёл к Берте. Та обессилено легла и тяжело дышала. Он осмотрел её: на шкуре виднелись несколько рваных ран.

– Все-таки достали они тебя, зверюги! Ну, потерпи!

Кузьмич поднял её и понёс к полозьям. По его щекам катились слёзы. «Если бы не она, не было бы меня сейчас!» Он положил Берту сверху на полозья, где лежали тела Ивана, Прохора и деда Василия. Теперь он сел и первый раз закурил за всю охоту. Передохнув, опять впрягся в эту не лёгкую повозку. Через часа два показалась его машина. Расчистив снег, забрался в неё и включил мотор. Затем аккуратно перетащил Берту в салон и положил её на заднее сиденье.

– Держись, дружище, держись! Сейчас согреемся. Немного осталось. Сейчас с рацией разберусь. С ней Кузьмич возился долго. Потом, наконец, понял, и вслух сказал:

– Далеко мы ещё, Берта, не ловит она здесь. Сейчас попробуем отсюда выехать.

Он взял лопату и пошёл копать под колёсами. Выдохшись из сил, он залез в машину передохнуть и согреться. Берта на заднем сиденье уже не лежала, а сидела, зализывая раны.

– Ну, молодец! Значит, жить будешь, в отличие от тех, – он кивнул в сторону полозьев и тяжело, судорожно вздохнул. – Ничего, потерпи, моя хорошая! Моя спасительница! До дома потерпи, а там и стены лечат. Мазь у меня есть отменная, от неё твои раны быстро заживут. Кузьмич разложил рядом с машиной костёр. Очень сильно хотелось что-нибудь горячего. В закипевшую воду он бросил крупу. Рядышком на огонь поставил чайник, набросав туда своих трав. Крупа разварилась, добавил тушенки. Ел, обжигаясь. Насыпал Берте.

– Извини, подруга, всё, что есть.

Теперь он сидел на ступеньках своего «уазика» и курил. Рысь съела всё, что ей насыпали. Откопав машину, Кузьмич пошел расчищать дорогу, прокладывая её лапником. Тела он хорошо связал в полозьях и привязал их сзади машины прицепом. Он ехал не спеша, поглядывая назад. Проехав так какое-то время, он остановился от того, что его глаза застилали слёзы. Его, наконец, прорвало! Кузьмич плакал! Он плакал, как только могут плакать мужчины, когда их никто не видит. Слёзы катились и катились. Он держался за руль, опустив на него голову. Перед глазами стоял дед Василий. И невероятное чувство, что он его мог спасти!!! Кузьмич поднял, наконец, голову и посмотрел туда, вдаль, на дорогу.

И вдруг!!! На дороге!!! Мороз пробежал по его спине!!! Прямо посередине дороги стояла волчица!!! Мысль мелькнула:

«А почему одна? Неужели я второго всё-таки зацепил? Ведь даже не целился…» Кузьмич потянулся за ружьём, открыл дверцу машины, вышел.

На дороге стояла волчица. Хвост у неё был низко опущен.

Он убрал ружьё и стоял, смотря на неё. Он знал, что матёрая волчица никогда не опускает хвост. «А тут что? Что это? Почему она так?» – мелькали у Кузьмича мысли.

Постояв так немного, она развернулась и медленно ушла.

Он заворожено смотрел ей вслед:

«Кому сказать – не поверят ведь!»

Он залез в машину и, обращаясь к Берте, сказал:

– Я ведь всё понял! Она меня признала! Понимаешь, Берта, она меня признала!!! Вот ведь дела!.. Мы сейчас с этой волчицей – не поверишь – закопали топор войны!!!

Кузьмич вытащил дедову фляжку из его рюкзака и выпил прямо из горлышка, тяжело и надрывно глотая обжигающую жидкость. Затем завёл машину и поехал. Через некоторое время, выехал на большую дорогу. Через час по рации связался с Матвеем Степановичем.