Глава 5. Пан или пропал.
Факт объявления САСШ войны Испанскому королевству стал известен в Гонконге лишь на третий день с момента ее официального объявления, когда на имя коммодора Дьюи пришла телеграмма от морского министр Лонга с требованием разобраться с испанцами в кратчайшие сроки. В результате губернатор города, руководствуясь правилами ведения войны, дал кораблям американской эскадры 24 часа на то, чтобы покинуть их территориальные воды. Впрочем, сам коммодор Дьюи искренне желал того же, отчего поспешил воспользоваться предложением хозяев порта.
Вот уже без малого четыре долгих месяца он не находил себе места, будучи готовым сорваться в бой каждый божий день. И воинственные послания приходящие то от морского министра, то от его заместителя, лишь разжигали тлеющий в его душе огонь войны. Начиная с февраля, в Гонконг принялись подтягиваться все боеспособные американские корабли находившиеся в этой части света. Как корабли Азиатской эскадры, так и поспешно высланные из Метрополии "Петрел" с "Балтимором", в кратчайшие сроки выведенные из полудремы пребывания в резерве, должны были стать той силой, что нанесет поражение испанскому флоту на Филиппинах. Во всяком случае, готовой вот-вот начать войну стране более ни на что рассчитывать не приходилось. Несмотря на активное строительство флота, ведшееся в течение последних пяти лет, коммодор Дьюи не мог похвастать наличием хотя бы одного броненосного корабля. Вообще, из всего его отряда лишь три бронепалубных крейсера можно было причислить к достойным и современным представителям подобного класса кораблей. Остальные же не могли похвастать, ни солидным вооружением, ни достойной скоростью, ни отвечающей современным требованиям броневой защитой. Однако, выбирать не приходилось. И вообще, стоило быть благодарным судьбе и командованию, за скорейшую высылку подкрепления. Во всяком случае, с приходом "Балтимора", впопыхах нагруженного доверху боеприпасами для всех кораблей будущей эскадры, удалось довести боекомплект всех кораблей хотя бы до 60%. Ведь к ужасу выдвинутого Рузвельтом в командующие Дьюи, при первой инспекции кораблей выяснилось, что их бомбовые погреба практически пусты. Вот и пришлось ему лично нестись на родину, где всеми правдами и неправдами выбивать для эскадры боеприпасы. И, надо сказать, спешка, а также привлечение к производству вооружения жаждущих исключительно прибылей многочисленных частных компаний, весьма негативно сказались на качестве снарядов. Казалось бы годами готовившаяся к войне страна попросту не смогла наскрести достаточного количества бездымного пороха для производства снарядов к новейшим скорострельным орудиям, из-за чего все их достоинства по сравнению с более старыми системами попросту нивелировались. Во всяком случае, на эскадре Дьюи все орудия среднего калибра оказались снабжены зарядами из дымного, либо бурого пороха.
Да и с подготовленными людьми, как выяснилось, все было плохо. Так, снимать экипажи с мониторов и небольшого числа сторожевых кораблей остающихся охранять родной берег, ему никто не позволил. Потому пришлось довольствоваться лишь горсткой морских пехотинцев, что убыли в Гонконг на борту "Петрела". И это уже было неплохо! Ведь доселе Дьюи мог рассчитывать разве что на десантные партии собранные из моряков, оторванных от своих непосредственных обязанностей.
Впрочем, особо надеяться на большое и находящееся за тысячи миль начальство коммодор даже не пытался. Он прекрасно осознавал, в какую авантюру выльется поход на Филиппины. И, надо сказать, царившее в городской среде мнение об обреченности американской эскадры, не способствовало поднятию духа самого коммодора, несмотря на показную браваду его моряков. Но и отмахиваться от подобных суждений, словно от надоедливой мухи, было никак невместно. Ведь это была правда! Ни снабжения, ни подмоги, ни ремонтных мастерских, куда можно было бы загнать поврежденный в бою корабль, на расстоянии ближе 7000 миль, у него не имелось, в отличие от противника.
Потому приходилось прилагать огромные усилия, чтобы добыть любые, даже самые жалкие, крохи информации, способные подсобить, как в деле подготовки к сражению, так и в самой, несомненно, грядущей битве. Так американский консул в Маниле - Оскар Ф. Уильямс превратился в глаза и уши эскадры Дьюи. Именно от него была получена информация о развертывании батарей береговой обороны на островах Коррехидор, Кабальо и Эль-Фрайле, что находились как раз на входе в Манильский залив. Он же сообщил о подготовке к минированию проходов в залив образованных выше перечисленными островами. Но на это Дьюи только недоверчиво хмыкал, не веря, что у испанцев что-либо получится. Большая глубина и сильное течение превращали попытку постановки мин в промежутках между островами в натуральное родео со смертью. А вот в последнюю пришедшую на его имя от консула телеграмму, где говорилось о приходе к испанцам подкрепления в виде двух крейсеров, он поверил. Информация об их выдвижении к Филиппинам была получена уже давно, так что неожиданным событием их появление в Маниле для коммодора не стало. Наоборот, куда больше его волновало бы их исчезновение. Ведь единственной возможностью одержать победу виделось исключительно в уничтожении всех испанских кораблей одним ударом, поскольку на второй уже не оставалось никаких ресурсов. И даже закупка здесь же, в Гонконге, двух пароходов - угольщика и товарного, для создания собственного отряда снабжения, не сильно изменили картину. К тому же лишних офицеров и матросов для набора экипажей для двух судов на его кораблях попросту не имелось, отчего пришлось переводить туда всех моряков снятых с "Монокаси". Но и это пришлось делать тайно, проведя по бумагам лишь перевод одного единственного офицера с эскадры. Ведь вопреки требованиям поступившим из метрополии, он не стал превращать пароходы во вспомогательные крейсера, оставив их под торговым флагом, чтобы сохранить для обоих возможность заходить для пополнения припасов в порты нейтральных стран, не будучи ограниченными временным лимитом, как военные корабли.
Также коммодор старался собрать все возможные слухи, что циркулировали в городе. Особенно его интересовали люди, прибывшие из Манилы, для чего переодевшиеся в штатское офицеры эскадры начали то и дело появляться в городе, завязывая беседы и знакомства с возможными источниками информации. А уж с приходом в порт русских судов, количество навостренных ушей американских военных моряков, тут и там торчавших по всем углам, и вовсе достигло неприличного значения.
Три минных крейсера и куча пароходов, что принадлежали пароходству "Иениш и Ко" своим появлением в Гонконге весьма ожидаемо подлили масло в огонь. Целую цистерну масла! Вряд ли в этом городе нашелся бы хоть один держащий руку на пульсе человек, что не знал бы, чем именно промышляют моряки данного пароходства. И естественно, не надо было имеет семи пядей во лбу, чтобы догадаться о причине прихода этих хищников из своих северных охотничьих угодий в теплый южный край. Пираты, наемники, военные советники, добровольцы - каждый называл пришедших в порт русских, как считал нужным. Но всегда неизменным оставалась предполагаемая цель их визита - нажива на готовой вот-вот разразиться войне. Не мудрено, что попытки пролезть в круг общения русских стали едва ли ни смыслом жизни для офицеров американской эскадры. Во всяком случае, на ближайшее время. Впрочем, те не отставали, ринувшись активно собирать сведения об американской эскадре.
Подобные шпионские игры продолжались почти месяц и закончились лишь с уходом русских, принеся в конечном итоге командующему американской эскадрой лишь головную боль. А как могло быть иначе, если с не имеющими никакого опыта любителями, принялись работать натаскиваемые специально на разведывательные и контрразведывательные мероприятия люди? Несмотря на хроническую нехватку столь необходимых кадров, далеко не все они оказались задействованы на территории САСШ. Правда, даже так их насчитывалось ровно в десять раз больше, чем смогли наскрести сами испанцы, заславшие в стан будущего врага аж целого одного офицера. Естественно, в штатском и даже под чужим именем. Но полагающийся исключительно на свои умозаключения в деле вербовки агентов, он весьма скоро оказался под колпаком американских спецслужб, что было только на руку посланникам частного пароходства. Ведь, в отличие от одиночки любителя, который мог рассчитывать исключительно на себя, у скромных служащих небольшого русского пароходства имелись глаза и уши тысяч китайцев, в чем, естественно, оказал неоценимую помощь старый знакомый, не говоря уже о заранее подготовленных документах, легендах, тайниках, шифрах для передачи информации, наконец - денег! Как ни крути, а даже очень далекий от работы спецслужб человек XXI века мог выдать огромное количество весьма интересной информации к размышлению. Конечно, откровений в ней было совсем немного. Все дело состояло в том, что прежде, помимо ряда действительно мозговитых жуликов, попросту никто не считал потребным объединять воедино актерское мастерство, достойную подготовку и заранее намеченную цель воедино, чтобы добиться требуемого результата. Естественно, если исключать политиков, во все времена и при любой власти рвущихся на самый верх социальной лестницы. Но у тех имелись несколько иные интересы. Да и фигурами они являлись публичными, как ни крути. Здесь же все делалось тихо, мирно и продолжительно. Во всяком случае, уже почти год прошел с тех пор, как засланные казачки начали врастать в американское общество, заводя всевозможные полезные знакомства.
Пара же контрразведчиков, что до поры до времени оставались во Владивостоке и охраняли покой и сон служащих пароходства, отправились с отрядом кораблей исключительно на всякий пожарный случай. И как показала жизнь - случай представился весьма быстро. Да еще какой! А уж позволить своим морякам пропустить стаканчик-другой на берегу, особенно если угощают, дабы слить излишне любопытствующим господам с военной выправкой заранее подготовленную и отшлифованную дезинформацию, никто в принципе не собирался. Наоборот, даже ратовал за вовлечение в процесс все новых людей. Главное, было не упустить момент. Все же солидное количество бесплатной выпивки могли в конечном итоге по-настоящему развязать язык кому-нибудь из матросов пароходства. Потому приказ всем сходившим на берег был один - пить исключительно в меру! Вот в результате целого месяца плетения паутины слухов, домыслов, откровенного вранья и привирания, вкупе с пьяными бахвальствами, у коммодора Дьюи разразилась мигрень. Слишком многое не сходилось с его ожиданиями, но при этом со стороны выглядело сущей правдой. И где-то глубоко в душе, командующий американской эскадрой очень хотел верить, что русские лишь перегоняют ставшие слишком нерентабельными суда будущему владельцу и сидят в Гонконге исключительно в ожидании вестей о переводе оплаты от испанцев. Хотел верить, но не мог себе это позволить, отчего с каждым новым отчетом своих офицеров, начинал все больше дергаться. И, честно говоря, нахождение в подобном состоянии постоянного напряжения уже принялось сказываться - к моменту ухода русских из Гонконга, коммодор стал весьма раздражительным и резким, чему немало способствовали сами наемники, неделями торчавшие у него на виду, а после - подошедшее подкрепление.
Нет, то, что в его эскадре стало на один полноценный боевой вымпел больше, его безмерно радовало. Тем более, что новым кораблем оказался полноценный броненосец, пусть и небольшой. Вот только вместе с кораблем, начальство совершенно позабыло прислать ему американских моряков! А работать с японским экипажем было ... никак. Естественно, и командир "Индепенденса" и его старший офицер весьма неплохо владели английским языком и потому спокойно могли донести приказ командующего, то есть Дьюи, до последнего матроса. Но вот попытка организации взаимодействия двух отрядов - его "летучего", состоявшего только из крупных крейсеров, и "тихоходного", куда помимо броненосца оказались включены обе канонерки с таможенным крейсером, откровенно провалилась. Не спасло даже разбавление японского экипажа своими офицерами, коих пришлось отрывать от сердца практически с кусками мяса. Подаваемые флагманом команды то и дело понимались неверно, отчего две предпринятые попытки маневрирования двумя отрядами превратились в простую трату угля и нервных клеток. Так что единственным возможным вариантом оставалось действовать в бою одной колонной. И, естественно, весьма здравой мыслью выглядело бы выдвижение в качестве флагмана этой самой колонны полноценного броненосца, поскольку именно на флагмане противник непременно сосредоточил бы огонь своих орудий, а броненосный ветеран недавней войны на деле доказал, что способен выдержать не одну сотню попаданий снарядов среднего калибра. Но вот переходить со своей великолепной и быстроногой "Олимпии" на едва ползающий на 11 узлах утюг старого китайского броненосца, который, вдобавок, не мог похвастать наличием скорострельных орудий, не хотелось совершенно. Как и пихать этот самый броненосец куда-нибудь между его крейсеров. В результате, "Индепенденс" оказался замыкающим в строю, при этом формально став флагманом для "Петрела", "Конкорда" и "МакКуллоха". Именно таким составом, в сопровождении двух пароходов, на которые, после получения известий о начале войны, поспешили свезти все деревянные вещи, что можно было открутить с кораблей, эскадра коммодора Дьюи и подошла к Манильскому Заливу в ночь на 1-е июня.
Произведенная с первыми лучами солнца разведка бухты Субиг, где с черепашьими темпами возводилась военно-морская база, показала полное отсутствие там испанских кораблей. На сей раз даже старенькая канонерка, что стала первым призом эскадры Дьюи в совершенно другой истории, не встретилась им на пути, будучи нещадно эксплуатируемой в деле постановки доставленных "Владивостоком" мин, наряду с имевшимися в Маниле и Кавите буксирами и паровыми катерами. А вот сам "Владивосток" оказался обнаружен американцами в тот же день. Впрочем, опознать его так и не удалось, поскольку соваться в Залив Маривелс, где и стоял на якоре русский пароход, под орудия батарей береговой обороны, Дьюи не рискнул. Впрочем, не рискнул он при свете дня и проходить одним из двух имеющихся судоходных проливов, что позволяли войти в воды Манильского залива.
Лишь дождавшись темноты, коммодор дал отмашку продолжить путь. Но на сей раз во главе отряда шел отнюдь не его флагманский крейсер. Слишком долго ему не давали покоя мысли о русских и том, как они расправились с итальянцами в Красном море. А ведь его кораблям предстояло пересечь относительно неширокие фарватеры, которые, будучи добротно заминированными, несомненно, собрали бы скорбную дань за проход. И тут некоторое безрассудство поступков коммодора, имевших место быть в той реальности, уступило-таки место здравому смыслу и мыслям офицеров, высказанных командующему его племянником, служившим на "Олимпии" и выбранным командой в качестве "посла к султану". На сей раз не было громкой фразы - "Есть там мины или нет, - но я поведу эскадру сам!", поскольку вместо эфемерного считанного количества испанских мин, в существование которых не верил сам коммодор, его где-то в этих водах, несомненно, поджидали вполне реальные сотни мин привезенных с собой русскими. Уж в этом факте он нисколько не сомневался. Потому, почетную роль минопрорывателя возложили на "МакКуллоха", являвшегося наименее ценным кораблем во всей эскадре, да к тому же не принадлежавшему непосредственно флоту, относясь к Казначейству. А потому за его потерю по голове хоть и постучали бы, но не столь сильно, как хотя бы за любой из приведенных с собой пароходов, не говоря уже о боевых кораблях.
В 21:45 вслед за таможенным крейсером, у которого из всей иллюминации едва заметно светил лишь гакабортный огонь, в южный, более мелководный и потому опасный для глубоко сидящих кораблей, но менее предсказуемый для использования его эскадрой, проход потянулись на 8 узлах канонерские лодки и броненосец. Все же свои большие крейсера Дьюи ценил куда больше, потому здесь и сейчас предпочел свести риск для них к минимуму. Впрочем, крейсера не сильно отставали, идя в кильватере "первопроходцев". Но даже такая светомаскировка и отсутствие у испанцев прожекторов не помогли пробраться незаметно. В четверть первого с береговой батареи, созданной на скорую руку из орудий снятых с кораблей и расположившейся на крохотном островке Эль-Фрайле, каким-то образом умудрились рассмотреть силуэты проходящих мимо крейсеров и открыли огонь по замыкающим, коими оказались "Бостон" и "Рейли". Сунься американцы сюда днем, и повреждений кораблям точно было бы не избежать. Все же южный проход - Бока Гранде, даже в самой широкой части, разделенной островами, не превышал трех с половиной миль. А с учетом прохода американских кораблей в каких-то пяти кабельтов от Эль-Фреле, огонь можно было вести практически прямой наводкой. Но вечная жуткая нехватка средств в бюджете испанского флота негативно сказалась не только на корабельном составе. Наземная инфраструктура страдала от недофинансирования едва ли не больше. И если корабли все, как один, сменили дульнозарядные орудия на заряжаемые с казенной части, то в составе батарей береговой обороны этих пережитков прошлого сохранялось еще великое множество. Особенно в колониях. Потому и пришлось контр-адмиралу с болью в сердце отправлять столь необходимые на кораблях орудия для формирования батарей на островах, раскинувшихся на входе в Манильский залив, ведь все недавно доставленные пароходом из метрополии орудия пошли на усиление Манилы, Кавите, бухты Субиг и Залива Маривелс.
Не заставивший себя ждать ответный огонь двух крейсеров, хоть велся также, практически вслепую, в конечном итоге заставил замолчать испанскую артиллерию. Как впоследствии выяснилось, не причинив той какого-либо вреда. Просто испанским артиллеристам надоело растрачивать ограниченные запасы снарядов впустую, отчего они и прекратили огонь, позволив противнику вползти в ловушку, что уже совсем скоро должна была захлопнуться за их кормой. Правда, этого не могли знать не только американские моряки, но даже подавляющее большинство испанских офицеров, не говоря уже о рядовом составе. Не просто же так доставивший мины, ряд орудий для формирования береговых батарей и, естественно, превосходного угля "Владивосток" торчал как раз вне Манильского залива, но в максимальной близости ко входу в него. Кто бы что ни думал, а поднявшему утром 2-го июня испанский флаг теперь уже бывшему русскому пароходу предстояло смертельно удивить любого, кто попытался бы прорваться из залива в воды Южно-Китайского моря. Не самому, конечно. Ведь на транспорте не было установлено даже самой маленькой пушки или митральезы. Но вот его груз, что все еще продолжал оставаться на борту, будучи скрытым под наваленным поверх углем, и куда более опасный для противника напарник, ожидавший сообщения о проходе американской эскадры, должны были надежно запереть капкан Манильского залива.
Как американцы, так и испанцы совершенно четко понимали, что именно уничтожение флота противника станет залогом победы на тихоокеанском театре боевых действий. Ведь, будь уничтожена испанская эскадра, и некому стало бы препятствовать доставке на Филиппины американских войск. Соответственно, будь уничтожена эскадра коммодора Дьюи, и оставшихся у американцев в Тихом океане кораблей, было бы никак недостаточно для организации очередного похода, без риска полного оголения собственных берегов. Потому им пришлось бы, либо совсем отказаться от идеи захвата колонии, либо отозвать из Атлантики ряд кораблей, включая, как минимум, один броненосный. И тот и другой вариант играл на руку испанцам. А потому никто не мешал американской эскадре влезть в распахнутый капкан, хотя сообщение об их уходе из Гонконга пришло на манильский телеграф в тот же день. И вот теперь этот самый капкан предстояло захлопнуть, наглухо заминировав оба фарватера новыми якорными минами, для чего "Арктический лис" и был наскоро переоборудован в минный транспорт. Но прежде внутрь следовало пропустить основной ударный кулак испанской эскадры - шестерку крейсеров во главе с "Кристобалем Колоном". Все же, несмотря на блокирование телеграфа, мало ли каким иным способом американский консул имел возможность передать сведения в тот же Гонконг. Потому и было принято решение не светить основные силы, дабы не спугнуть противника. Ведь, прознай Дьюи о том, какие именно силы ожидают его в конце пути, было бы не удивительно, если бы он ограничился блокированием выхода из Манильского залива в ожидании подхода тех же крейсера "Чарльстон" и пары современных мониторов. Как ни крути, а последние могли весьма значительно усилить американскую эскадру, ничем не уступая, а то и превосходя по боевой мощи проданный японцами броненосец. А против трех броненосцев, поддержанных полудесятком крупных крейсеров, сил даже обновленной испанской эскадры никак не могло бы хватить. Потому и помешать высадке американских войск в той же бухте Субиг они не имели бы никакого шанса. Сейчас же всем интересующимся сливалась информация об отходе испанской эскадры к арсеналу Кавите, где им и предстояло встретить коварного врага под прикрытием батарей береговой обороны. Хоть последние и были весьма жалки в плане боевой мощи. Но, опять же, до того, как русские привезли сохранившиеся со времен противостояния с итальянцами орудия и боеприпасы.
В виду того, что последние данные от американского консула в Маниле поступили с пассажиром одного из пароходов пришедших с Филиппин за две недели до выдвижения эскадры, а сам он так и не прибыл в Гонконг, попросту не получив информацию об объявлении войны по причине весьма ограниченной работы телеграфа и отсутствия времени на передачу послания с ближайшим судном, Дьюи попросту не имел ни малейшего представления, где в данный момент могут находиться корабли испанской эскадры. Логично предположив, что все силы будут брошены на защиту столицы колонии, он первым делом взял курс прямиком на Манилу. Вот только к его удивлению в порте не удалось обнаружить ни одного корабля иди судна под испанским флагом - лишь нейтралов. Хоть и пришлось вести разведку с почтительного расстояния, ибо соваться под огонь девяти батарей береговой обороны, имевших на вооружении, в том числе, четыре относительно новых 240-мм орудия Круппа, дураков не было.
Подумав, куда бы он сам на месте испанского командующего отвел свой флот, коммодор приказал взять курс на юг, к мысу Сангли, где помимо небольшого городка располагалась опять же небольшая военно-морская база и арсенал. Именно туда, где его с нетерпением ждал "доброволец" Протопопов, негласно назначенный контр-адмиралом Монтехо ответственным за первый акт грядущего сражения. А по-другому и быть не могло, ведь помимо его "минного дивизиона", состоявшего из бывшего "Пьемонта", "Полярного лиса" и "Песца", более боеспособных кораблей близ Сангли не было. Лишь инвалиды, да старые, мало на что годные, канонерки составляли компанию его кораблям.
Здраво предполагая, что днем американцы не сунутся в залив, Протопопов каждую ночь выдвигал один из минных крейсеров на позицию к острову Сан Николас, что располагался милях в пяти от судоходных проливов. Так что когда на дежурившем "Песце" расслышали артиллерийскую канонаду, он, как и было приказано, потихоньку отступил, не выдавая себя неприятелю. Подобные меры предосторожности позволили не только сохранить уголь и ресурс котлов кораблей его небольшого отряда, но также давали экипажам и расчетам батарей возможность спокойно отдыхать по ночам, а не трястись в неизвестности, ожидая каждую секунду появления противника на горизонте. Потому, стоило минному крейсеру прибыть на рейд Кавите и передать информацию об интенсивной стрельбе, оставшиеся тут силы начали потихоньку готовиться к предстоящему сражению.
В топки абсолютно всех, включая не способные дать ход, кораблей полетел уголь. До боя, что мог начаться с первыми лучами солнца, оставалось не менее трех часов, а потому форсировать разогрев котлов какой-либо потребности не имелось. Так, тихо, спокойно, в рабочей обстановке, хоронившиеся до поры до времени в бухте Бакоор корабли "минного дивизиона" оказались готовы дать ход уже к половине пятого утра, и лишь отсутствие на затянутом утренним туманом горизонте противника заставляло Протопопова продолжать скрывать свой отряд за мысом, куда из-за мелководья не смог бы пролезть ни один крупный крейсер. И даже бывший "Пьемонт", переименованный испанцами в "Рапидо", вместо так и не купленного немецкого лайнера "Колумбия", не доставал до дна всего метр. И это после того, как корабль заметно потерял в вооружении, по сравнению с временами службы в итальянском Королевском флоте!
Вообще, стоило сказать, что новое название вполне подходило этому быстроногому крейсеру. Ведь, с тем вооружением, что было установлено на нем перед выходом к Филиппинам, корабль в полной мере стал соответствовать классификации, что давалась ему в итальянском флоте - "Таранный минный крейсер". Не в последнюю очередь в силу катастрофической нехватки вооружения, "Рапидо" сохранил лишь шесть 120-мм орудий Армстронга, что заняли места шестидюймовок, и три минных аппарата, благо 14-дюймовые самоходные мины, используемые в испанском флоте, были подобны тем, что применяли итальянцы. Потому особых проблем с пополнением боеприпасов не возникло. Разве что имевшиеся на борту "Кристобаля Колона" снаряды к орудиям Армстронга пришлось поровну разделить с "Рейна Регента II", на чей борт перекочевали все шесть 120-мм пушек броненосного крейсера. Но для будущего лидера минных крейсеров подобного вооружения было более чем достаточно. По сути, сейчас "Рапидо" представлял собой несколько меньший по размерам, не столь быстроходный и чуть слабее вооруженный прообраз русского крейсера "Новик", коему еще только предстояло появиться на свет. И опыт боевого применения подобного корабля, да еще совместно с эсминцами, роль которых выполняли минные крейсера, являлся действительно бесценным. Одно было обидно - у американцев здесь не имелось собственных миноносцев, потому опыт обещал быть несколько однобоким - лишь минные атаки крупных крейсеров и транспортов. Все же, несмотря на расставленные минные поля, имелся более чем вероятный шанс сохранения противником плавучести даже после подрыва. Вот для последующего добивания подобных подранков, что могли попытаться найти спасение на мелководье, отделившись от основных сил, и был сформирован минный дивизион. Впрочем, для наседания на хвост отступающему противнику он тоже более чем годился.
И вот как раз для того, чтобы скрыть присутствие "засадного полка" Протопопова, выставленные в бухте Канакао жертвенные агнцы и жгли в топках своих котлов самый дешевый и самый зольный уголь, что только нашелся на местных угольных станциях. В компании со сжигаемой ветошью, пропитанной отработанным машинным маслом, они давали столь много обволакивающего всю округу дыма, что редкие дымы миноносных кораблей попросту терялись на их фоне.
По сути, сложилась весьма схожая ситуация, что имела место быть в истории являвшейся родной для одного единственного человека во всем мире. Правда, тот, в свою очередь, не то, что имел какое-либо представление о ходе боя в Манильском заливе столь далекой и не интересующей его войны, он вообще не знал, что в районе Филиппин шли какие-либо бои. Все же этот театр боевых действий являлся второстепенным и вряд ли удосужился хотя бы десятка строк в учебниках по мировой истории, по которым когда-то давно, очень давно, грыз гранит науки некто Иванов Иван Иванович. Потому некому было удивиться полному повторению американским командующим своих же действий. А отчего им было не повториться, если, за исключением ряда нюансов, он ни во что не ставил силы испанской эскадры и имел все те же опасения насчет некоторого количества подводных мин и миноносцев? Тот же факт, что первый выстрел этого боя раздался на какие-то двадцать три минуты позже, можно было отнести к допустимой погрешности. А также к частично переданному бывшими защитниками Асэба своего боевого опыта испанским коллегам.
Пристрелка, начавшаяся орудиями береговой обороны в 5:38 утра, поначалу приводила лишь к пустому расходованию снарядов. Слишком далеко для старых и короткоствольных 120-мм, 150-мм и 170-мм орудий находились корабли американской эскадры, чтобы можно было рассчитывать на прицельный огонь. Все же разлет снарядов подобных пушек на дистанции в 25 кабельтовых, где для облегчения пристрелки заранее были заякорены выкрашенные в красный цвет буи, составлял слишком большое значение, чтобы можно было говорить о таком понятии, как точность. И поделать с этим что-либо не представлялось возможным. Разве что стрелять, стрелять и стрелять, надеясь на срабатывание закона больших чисел. Вот только со скорострельностью у старых орудий Онторио, Ордоньес и Круппа было ничуть не лучше точности. Их время безвозвратно ушло с появлением новых, более длинноствольных и скорострельных, орудий Армстронга и Канэ, но за неимением гербовой в ход пускали то, что имелось под рукой.
Лишь оказавшись на дистанции примерно в 15 кабельтов, Дьюи приказал повернуть бортом к огрызающемуся огнем противнику и начать пристрелку. Дождавшись, когда все корабли его эскадры сократившие расстояния между собой всего до одного кабельтова, окажутся способны начать обстрел, он дал отмашку. "Когда вы будете готовы, Гридли, можете открывать огонь." - именно с этой фразы коммодора, можно сказать, по-настоящему началась первая фаза боя, которому, с рядом перерывов, предстояло занять весь этот непростой день. И не только!
Не прошло и минуты со времени отдачи приказа, как подали голос восьмидюймовки, сперва носовой, а после и кормовой башен флагманской "Олимпии", вслед за которыми заговорили десятки прочих орудий всех кораблей эскадры - от крупнокалиберных двенадцатидюймовок "Индепенденса" до 37-мм пушек противоминного калибра. Правда огонь последних довольно скоро прекратился - как только по горячим головам отличившихся "умом и сообразительностью" комендоров постучали крепкие кулаки унтер офицеров. Все же для таких целей и дистанций снаряды этих орудий не подходили от слова "совсем".
0x01 graphic
Пройдя на откровенно черепашьих 6 узлах две мили по прямой, "Олимпия" через правый борт совершила разворот на 180 градусов, чтобы ввести в бой орудия прежде молчавшего левого борта. С одной стороны, этот ход позволял дать отдых потрудившимся артиллеристам стрелявшего борта и возможность остыть разогревшимся от стрельбы стволам скорострельных орудий. С другой же стороны, флагман Дьюи, а затем и следующие за ним корабли, своими собственными корпусами попросту закрыли противника от огня концевых кораблей линии. Но ничего лучше, изрядно опасающийся подводных мин коммодор, придумать так и не смог. А поскольку при выборе из двух зол завсегда предпочитали выбирать меньшее, Дьюи предпочел временно потерять в весе бортового залпа, но совершенно точно уберечь корабли от подводной угрозы. Причем, забегая в недалекое будущее, следовало отметить, что подобное маневрирование "змейкой" все же принесло свои результаты, и американцы умудрились проскочить аж три выставленных специально по их душу небольших минных поля. Все же мин в трюмах "Владивостока" было никак не достаточно для устройства полноценных линий заграждения, вот и пришлось расставлять их небольшими группами по два - три десятка в каждой, в надежде, что хоть на одно противник да наткнется.
К моменту третьего по счету галса, обе стороны уже могли похвастать первыми достижениями на ниве нанесения урона противнику. Так один из снарядов доставленных вместе с минами 170-мм орудий каким-то непостижимым образом сумел-таки попасть не в воды залива, а в шедший по нему корабль, коим оказался крейсер "Рейли". Причем, подловили его испанские артиллеристы, не без активной помощи русских советников, опробующих здесь и сейчас дальномеры "Барра и Струда", как раз на циркуляции. Все же американцы шли действительно медленно и в точности повторяли путь флагмана, потому вместо того, чтобы стараться стрелять прицельно по какому-то конкретному кораблю, артиллеристы принялись засыпать снарядами конкретный квадрант, в котором так или иначе по очереди должен был пройти каждый корабль вражеской линии.
Так уж вышло, что сравнительно небольшому, но утыканному многочисленными орудиями, крейсеру практически любое попадание обязано было наносить заметный ущерб, как раз в силу большой скученности орудий на сравнительно небольшой площади палуб. Не стало исключением и это. Нет, прилетевший в корабль снаряд ни в коем случае нельзя было назвать золотым, поскольку "Рейли" сохранил, как ход, так и возможность вести ответный огонь. Но вот участвовать в нем отныне могло на два орудия меньше - носовой спонсон левого борта вместе с расположенным в нем 127-мм орудием на несколько секунд скрылся в дыме и огне, после чего предстал взору моряков куском закопченного искореженного железа, вокруг которого лежали тела моряков или же их фрагменты. Поразивший корабль снаряд, проделав отверстие в корпусе непосредственно перед спонсоном, рванул уже внутри, на батарейной палубе. В результате же произошедшей детонации пары поданных к орудию снарядов эффект от попадания несколько усилился, отчего стоявшая на верхней палубе непосредственно над спонсоном 57-мм пушка вместе со станком сорвалась с креплений и повисла за бортом, удерживаемая от падения в воду лишь парой болтов, все еще продолжавших цепляться за огрызок раскрывшейся рваными лепестками, словно бутон цветка, палубы. Морякам же, находившимся при этом орудии, можно сказать, сказочно повезло - никто из них не погиб, в отличие от людей на батарейной палубе. Но вот продолжать службу из пяти артиллеристов в дальнейшем мог бы разве что один, отделавшийся пятью сломанными ребрами, огромной шишкой на голове и отбитыми ногами. Все же прочие, эти самые ноги уже потеряли, хоть еще и не знали об этом прискорбном факте. Даже находись на борту крейсера светила медицины мирового уровня, ему вряд ли удалось бы собрать из той каши, в которые превратились ступни пострадавших моряков, здоровые конечности. Потому всех четверых впереди ждала операция по ампутации, если конечно им вообще было суждено пережить этот бой, который еще только начинался. Испанские же корабли получили уже три попадания, но возникшие было пожары, весьма споро оказались затушены. Да и заранее разложенные по палубам мешки с песком изрядно мешали распространению огня. И хотя убыль в экипажах также началась, как убитыми, так и ранеными, своей небольшой боевой эффективности подставленные под удар "инвалиды" не растеряли, продолжив огрызаться ответными выстрелами.
За последующий час несколько пристрелявшиеся и заметно сблизившиеся противники уже могли считать полученные своими кораблями попадания десятками. Особенно сильно начали страдать лишенные брони испанские корабли, когда после пятого галса линия американской эскадры оказалась от них в каких-то семи кабельтовых. И если орудия больших калибров - от 8 дюймов и выше не смогли показать каких-либо результатов в силу своей небольшой скорострельности, то пяти- и шестидюймовые, куда более скорострельные, пушки, раз за разом принялись поражать борта и палубы визави. Что уж было говорить о частивших выстрелами 57-мм скорострелках? Так, горел, весело потрескивая взрывающимися снарядами, оставленный командой "Генерал Лезо", лишился обоих 120-мм орудий и потихоньку погружался на дно "Веласко", а сорванная с якорей "Кастилья" оказалась развернута к противнику кормой и более никак не могла поддержать огнем своих четырех орудий гибнущие остатки испанской инвалидной команды. Прочие же пока отделались, кто выбитым орудием, кто дырой в борту, а кто не раз вспыхивавшими на борту пожарами. Но лишь по той причине, что основной огонь американцев был сосредоточен на испанском деревянном крейсере, а всем прочим прилетало от случая к случаю.
По сравнению с этим испанским отрядом, американцы отделались сравнительно легко. Так "Олимпия" лишь дважды оказалась поражена в борт, но не понесла никаких потерь, ни в вооружении, ни в людях. Не было даже ни одного раненного. Державшийся за ней "Балтимор" получил так же два попадания, лишивших его одного орудия и четверки моряков ранеными. В пострадавший самым первым "Рейли" вообще более не попало ни одного снаряда, хотя море вокруг этого крейсера то и дело вспухало очередным фонтаном воды, поднятым упавшим недалеко снарядом. Зато шедший четвертым "Бостон" щеголял шикарным пожаром, захватившим большую часть носовой оконечности вплоть до ходовой рубки, отчего крейсер то и дело рыскал из стороны в сторону, поскольку, ни офицерам, ни рулевому, из-за рвущихся снизу языков пламени и проникающего во все щели удушливого дыма, не было видно ничего прямо по курсу. Этому тихоходному крейсеру, являвшемуся одним из первенцев "Нового Флота", сказочно не повезло. Кто именно стал автором столь удачного попадания, так и осталось неизвестно, но от этого нанесенный разорвавшимся снарядом ущерб ни в коем разе не терял своей актуальности. Влетев в огромную амбразуру носовой восьмидюймовки и, разорвавшись при ударе в заднюю стенку каземата, он поджег уже поданные к орудию пороховые заряды, а после началась детонация снарядов, потушить которые было попросту некому - весь расчет оказался обожжен при возгорании сотен килограмм пороха и мгновенно выбыл из строя. В результате последовавших взрывов и пожара полтора десятка моряков либо превратились в кучки пепла, либо были сброшены ударной волной за борт. Помимо расчета орудия, пострадали и все находившиеся на мостике. Кого сбросило с мостков, кого приложило головой о переборку, а кого просто контузило. Но подменять в конечном итоге пришлось абсолютно всех - от сигнальщика, до командира. Также у "Бостона" оказались затоплены две угольные ямы левого борта, отчего корабль получил небольшой крен, но тонуть совершенно не собирался. Во всяком случае, поступающая в трюм вода весьма споро откачивалась, не грозя кораблю возможностью затопления. А потом случилось это! Вновь вышедший из линии крейсер набрел-таки на одну из расставленных минных банок.
0x01 graphic
Памятуя о том, что старенькие мины Герца не могли нанести фатальных повреждений современным кораблям итальянцев, на сей раз подводные убийцы были установлены связками по пять штук, так что наскочивший на одну мину корабль, непременно получал подводный привет от полудесятка смертоносных близняшек. Естественно, произошедший под кораблем взрыв не шел ни в какое сравнение с подрывом связки японских мин, что в совсем другой истории уничтожили русский броненосец "Петропавловск", но вот последствия оказались до безобразия схожими. Нет, не было детонации, ни хранившихся на борту корабля мин, ни пожара в бомбовых погребах. Но точно так же, как хлынувшая в котельное отделение холодная вода привела к подрыву раскаленных котлов, что и стало истинной причиной гибели "Петропавловска", несколько более теплая вода Манильского залива устремилась через пробоину к стальным сердцам "Бостона". А спустя каких-то двадцать секунд один из четырех американских крейсеров перестал существовать. Подрыв котла попросту вырвал из крейсера огромный кусок днища и борта, предоставив воде возможность добраться до прочих, находившихся под парами, котлов, чья детонация поставила жирный крест на корабле, лишив будущего победителя, кто бы таковым ни стал, возможности снять с погибшего крейсера хоть какие-нибудь ценные вещи.
Взрыв оказался столь внезапен и столь мощен, что на некоторое время в битве наступила пауза. Моряки с обеих сторон, словно завороженные, наблюдали за поднимающимся к небу шарообразным облаком, в котором переплелись десятки тонн обжигающего пара, угольной пыли и обломков разорванного в клочья корабля, не в силах оторвать взор от столь жуткого и одновременно по-своему прекрасного зрелища. А потом над бухтой арсенала и на его батареях раздался дружный рев сотен глоток. Даже те матросы, которым пришлось спасаться со своих обреченных кораблей вплавь, позабыв о необходимости грести к ближайшему берегу, вздымали руки вверх, заходясь в яростно-возбужденном крике. Крике победителя!
На этой, по-настоящему, громкой ноте оказался завершен первый этап "Сражения за Манильский залив", как в будущем газетчики окрестят битву двух эскадр. Но до этого момента было еще далеко, тем более что впереди тысячи людей ждал самый длинный в их жизни день.
Что же можно было сказать о первом огневом контакте противоборствующих сторон? Ни одна из них так и не смогла достичь поставленных перед собой целей. Американцы потеряли на столь тщательно расставляемых для них минных банках всего один, далеко не самый сильный, корабль, так что их ударная мощь сократилась не столь значительно, как того ожидали испанцы и их советники. К тому же, появление в линии настоящего броненосца хоть и было заранее известным фактом благодаря своим людям в Гонконге, все равно для многих испанских моряков оказалось более чем неприятным сюрпризом. Здраво рассудив, что моральный дух команд и так находится далеко не на самом высоком уровне, командование не спешило расписывать матросам возможности противника. И пусть тот же "Пелайо", пожалуй, смог бы сравнительно легко справиться с бывшим китайцем, для вооруженного лишь орудиями среднего калибра "Кристобаля Колона" подобная задача могла оказаться не по силам. Все же этот небольшой броненосец в свое время выдержал под две сотни японских снарядов, после чего не думал мгновенно идти на дно. А на всей испанской эскадре, собранной для защиты Филиппин, этих самых снарядов насчитывалось едва четыре тысячи, если не брать в расчет патроны к противоминной мелочи. И десятая часть боеприпасов оказалась, либо расстреляна, либо погибла вместе с кораблями. Благо все они относились к старым, не скорострельным, орудийным системам. Но даже так звоночек был весьма тревожным, ведь артиллерия попросту не смогла нанести противнику сколь либо серьезного урона. А все подготовленные на подступах к арсеналу подводные подарки американцы оставили за кормой, поспешив ретироваться курсом на северо-запад после подрыва "Бостона". Дело, просто-напросто, могло дойти до того, что во врага нечем было бы стрелять! Ведь второго боекомплекта ни на одном корабле не имелось. Хорошо еще, что русские минные крейсера пришли, что называется, со своими орудиями. Эти шесть 120-мм пушек Канэ были в свое время демонтированы с "Рюрика", после чего "растворились" в бюрократическом болоте Владивостокского порта, всплыв в конечном итоге в трюме "Находки" по прибытии той в Манилу. Естественно, ни сами орудия, ни снаряды к ним, не были честно украдены дальневосточными дельцами. Все происходило в соответствии с приказами, поступавшими из столицы. А тот факт, что к появлению на свет этих самых приказов приложил руку некто Иениш, являлся абсолютно незначительной величиной, которой не следовало уделять внимания.
Испанцы хоть и лишились двух кораблей - догорающей на рейде Кавите канонерки и легшего на дно из-за полученных подводных пробоин малого крейсера "Веласко", не могли сказать, что понесли невосполнимые потери. Эти корабли сделали именно то, для чего их и выставляли у всех на виду - заставили противника растратить на свое уничтожение огромное количество боеприпасов - не менее пятой части снарядов к скорострельной артиллерии среднего калибра было выброшено, по сути, впустую, да приманить врага на мины, что также принесло результат.
Получившая же два десятка попаданий "Кастилья" хоть и дала многочисленные течи в своем деревянном корпусе, до сих пор держалась на плаву и потихоньку оттаскивалась выдвинувшимся ей на помощь буксиром "Геркулес" поближе к берегу, чтобы в будущем сократить работы по ее подъему. Потери же в людях пусть и оказались весьма неприятны, также не являлись катастрофическими. Двадцать восемь моряков погибли и чуть более полусотни оказались ранены. Но как плата за уничтоженный вражеский крейсер, подобные потери выглядели более чем приемлемыми.
Дав командам время отойти от горячки боя и осознания потери своего корабля, а также выделив время для обеда, получивший по носу Дьюи, скрепя сердце, все же вынужден был разделить свою эскадру. Несмотря на рваные клочья тумана, заволокшие все вокруг пороховые и угольные дымы, а также гарь от пожаров, ему все же прекрасно удалось рассмотреть все до единого корабли противника. И увиденное ему не понравилось. Очень не понравилось!
Все же Дьюи прекрасно умел считать, да и на зрение совершенно не жаловался, а потому отсутствие во вражеской линии наиболее сильных испанских кораблей подстегнуло подтачивавшее коммодора уже не первый месяц нервное напряжение. А ведь по имеющимся благодаря консулу данным к испанцам уже подошло подкрепление из пары крейсеров, прошедших Суэцким каналом в конце марта. Так что трем его крейсерам противник вполне мог противопоставить такое же количество своих кораблей аналогичного класса. Да, они были куда слабее кораблей находящихся под его командованием и в честном бою, трое на трое, испанцы, несомненно, оказались бы обречены на поражение. Вот только, как показали недавние события, играть честно противник не собирался.
Ну и все еще не обнаруженные русские минные крейсера также внушали серьезные опасения. Ни одного из этих мелких хищников ни в коем случае нельзя было допускать до двух пароходов, что обеспечивали поход его эскадры к этим берегам. Ведь вполне логично было предположить, что те скрываются до поры, до времени, ожидая, пока его эскадра потеряет еще несколько кораблей на расставленных минных полях. Или выжидая удачного момента, чтобы показать себя во всей красе при уничтожении судов обеспечения. А в то, что действовать они будут поодиночке - верилось слабо. Но и отправлять на охрану пароходов тот же "Петрел" или тем паче "Конкорд", не говоря уже о каком-нибудь крупном крейсере, не представлялось возможным. Вскорости ему, так или иначе, предстояло встретиться с главными силами испанцев, а потому каждый боеспособный корабль был на счету. Это только "МакКуллох" с его четырьмя трехдюймовками мог разве что играть роль уловителя снарядов в грядущем эскадренном сражении. Потому, на прикрытие тылового обеспечения и был выделен таможенный крейсер, вполне способный на равных сражаться с одним из русских минных или испанских малых крейсеров. Во всяком случае, сил продержаться до подхода подкрепления, у него должно было хватить.
Также, пересилив себя, Дьюи все же пришлось разделить эскадру на "летучую" и "тихоходную" при повторном визите к Кавите. Несмотря на нанесенный противнику урон, часть его обнаруженных кораблей все еще оставались на своих позициях, даже и не думая тонуть или сгорать. И это упущение требовалось исправить как можно скорее! Но вот рисковать своими крейсерами не было никакого желания. Потому в усыпанный подводной смертью район были направлены канонерские лодки под охраной "Индепенденса". Впрочем, чтобы не потерять единственный броненосец на минах, тот как раз шел в арьергарде отряда, предоставив почетную роль сапера "Петрелу", как наименее ценному кораблю.
"Петрел", "Конкорд", "Индепенденс" - именно в таком порядке американцы вновь вступили в перестрелку с остававшимися на якорях испанскими визави, в то время как крейсера принялись обстреливать позиции батарей береговой обороны, отвлекая все их внимание на себя. Как ни крути, а достаточных для захвата Филиппин пехотных сил у коммодора попросту не имелось. Он, разве что, мог бы собрать со всех кораблей эскадры одну роту моряков да взвод морпехов, которых едва хватило бы для взятия под контроль того же Кавите. А о Маниле с ее многотысячным гарнизоном нечего даже было и думать. Хорошо еще, что тот был скован вдвое превосходящими силами повстанцев, которых, впрочем, на полное окружение города все равно не хватало. Не будь их, и о посылке своих сил к Филиппинам можно было даже не мечтать. Потому единственной возможностью одержать победу и было уничтожение испанской эскадры, ведь без снабжения извне гарнизоны прибрежных городов и крепостей вряд ли могли продержаться более месяца на своих скромных запасах продовольствия. Потому именно он, а не противник, был вынужден искать сражения и совать голову в самое пекло.
Благополучно миновав на расстоянии трех кабельтовых очередную минную банку американские канонерки, поддерживаемые время от времени ревом крупнокалиберных орудий броненосца, смогли сблизиться с испанскими кораблями на какие-то шесть кабельтов, что не преминуло сказаться на точности огня. И пусть он все так же велся с обеих сторон, силы испанцев начали таять буквально на глазах. Сперва замолчали обе оставшиеся канонерки. На каждой из них и так имелось всего по одному орудию, а после сосредоточенного огня трех кораблей противника, как на ближайших к ним целях, лишились и тех. У "Аргоса" орудие просто оказалось повреждено осколками и канонерка начала потихоньку отползать со своей позиции, дабы попытать счастья в бегстве по направлению ко все еще прячущимся в бухте Бакоор минным крейсерам. "Дель-Дуэро" же повезло куда меньше. Ударившие по ней монструозные орудия главного калибра броненосца, вогнали оба снаряда в борт небольшой канонерки, отчего она обзавелась сквозными пробоинами и лишилась хода. Одна из двенадцатидюймовых болванок, пробив борт, ударила по касательной в цилиндр высокого давления машины канонерской лодки, после чего упокоилась в водах залива, без проблем проделав себе выход с противоположного борта. Вторая же просто прошла корабль насквозь, не причинив особых разрушений - как это было в сражении при Ялу с "Сайкё-Мару". Японцы так и не удосужились заказать для трофейного броненосца новые бронебойные снаряды, используя те, что были обнаружены в арсеналах захваченного Люйшунькой. А все же заказанные фугасные командир броненосца предпочел сохранить для будущего обстрела берега. К ожалению, на момент передачи корабля американцам на борту таковых имелось всего сорок штук на четыре орудия, а дополнительные снаряды попросту не успели доставить из арсенала. Или забыли. Но даже бронебойные болванки, оставлявшие на безбронных кораблях после себя лишь сквозные пробоины, наносили урон. В образовавшееся ниже ватерлинии отверстие тут же устремилась вода, затапливая отсек за отсеком небольшой канонерки. Так что, сделав на прощание еще пару выстрелов, экипаж поспешил покинуть гибнущий корабль. Тем более что вокруг продолжали падать снаряды выпускаемых аж с трех вражеских кораблей. Разразившийся же на ее борту спустя пять минут после последнего ответного выстрела пожар оказалось попросту некому тушить и корабль весьма скоро заволокло дымом. Но, судя по тому, как сильно осел в воду ее корпус, сгореть канонерке было не суждено, ибо погрузиться под воду ей предстояло куда раньше.
Последний же корабль из отряда приманок - малый крейсер "Дон Антонио де Улло" хоть и смог добиться пары попаданий в "Петрел", попав под сосредоточенный обстрел полутора десятков орудий, включая малокалиберные, не продержался и десяти минут, после чего, имея многочисленные пожары, весьма быстро накренился на левый борт и ушел под воду. А обрадованный победой командир "Петрела" бросился догонять уползающую прочь старушку "Аргос", не разглядев за дымом занимающихся над рейдом и портом пожаров столбы угольно-четного оттенка, что никак не могли появиться на свет в результате устроенного американским флотом обстрела. Потому, не было ничего удивительного в том, что обогнув мыс, на котором раскинулись военно-морская база и арсенал, он попал в ситуацию схожую с приключившейся с незадачливым охотником. Медведя он, конечно, поймал, вот только тот его почему-то даже не думал отпускать.
0x01 graphic
С каким энтузиазм моряки американской канонерки преследовали пытающегося уползти от них врага! Это надо было видеть! Даже полученные повреждения и появившиеся среди команды раненные не могли поколебать их пыл и безоговорочную уверенность в своей победе. И какого же было их удивление, когда вместо добивания дряхлой, не способной дать отпор, канонерки им пришлось оказаться первыми, кто попал под огонь орудий минного дивизиона. А промахнуться с пяти кабельтов не смогли даже откровенно слабо подготовленные испанские артиллеристы с "Рапидо". Что уж было говорить о поднаторевших в этом деле русских наводчиках с минных крейсеров!
Дабы встретить любой сунувшийся в их тихий уголок корабль противника максимальным количеством орудий, Протопопов расположил корабли своего отряда в одну линию, левым бортом по направлению к восточной оконечности мыса и носом на юго-восток. Да еще и поставил корабли максимально близко друг к другу, дабы у потенциального противника не было времени уйти на циркуляцию, едва завидев стоявший головным крейсер, так и не попав под огонь четверки 120-мм орудий Канэ, составлявших половину мощи бортового залпа минного дивизиона.
Впрочем, дистанция практически прямого выстрела и скорострельность новейших орудий Армстронга позволили их необстрелянным расчетам положить два из дюжины выпущенных за первую минуту боя снарядов в борт канонерской лодки, отчего у той под верхней палубой начал разгораться пожар. Но куда большие повреждения "Петрел" получил от орудий ожившей береговой батареи, доселе скрывавшейся, будучи замаскированной под кучи строительного мусора.
Даже будучи уверенным, что на это мелководье не сунется ни один крупный американский корабль, Протопопов не горел желанием подставлять свои корабли под бортовой залп шестидюймовок американских канонерок. Ему уже доводилось видеть, какие повреждения могут нанести подобные снаряды относительно небольшим минным крейсерам. Потому, два уцелевших в Асэбе шестидюймовых орудия Армстронга, не были проданы испанцам, а просто-напросто материализовались на борту "Владивостока" и после утверждения плана операции были установлены близ старого форта Кавите для контроля прохода к их временной стоянке. И как оказалось, сделано все это было не зря.
Погнавшись за испанской канонеркой, капитан "Петрела" допустил грубейшую ошибку - приблизился на непозволительно малую дистанцию к вражескому берегу, не имея никакого представления о том, что на нем может находиться. Конечно, можно было сказать, что канонерские лодки как раз и строились для действий против сухопутных сил противника и прибрежных укреплений. Но вот когда вооружение этого самого прибрежного укрепления, твердо стоящее на земле и укомплектованное в качестве расчетов настоящими ветеранами, превосходит по своим возможностям таковое канонерской лодки, последней нечего даже пытаться лезть на рожон.
Открыв огонь с каких-то трех кабельтов сразу вслед за первыми выстрелами произведенными с "Рапидо", расчеты шестидюймовок уже четвертым снарядом добились прямого попадания, а седьмым и одиннадцатым поставили крест на судьбе канонерки. Пусть она все еще и держалась на воде, а также продолжала отстреливаться, две подводные пробоины начали творить свое гнусное дело - обеспечивать поступление воды на борт корабля. Учитывая же весьма небольшое - всего восемь с половиной сотен тонн, водоизмещение американской канонерки, даже этих трех снарядов было бы вполне достаточно для вывода ее из игры. Но ведь на стороне защитников имелось еще восемь 120-мм орудий, которые также не молчали, посылая в одинокого противника один снаряд за другим.
Хотя, стоило отметить, что сами американцы отнюдь не спешили играть роль мальчика для битья. Намного менее скорострельные, всего полтора выстрела в минуту, нежели изделия господина Армстронга, шестидюймовки правого борта "Петрела" успели выпустить в крейсер пять снарядов до того как огонь был перенесен на вражескую береговую батарею. Впрочем, добиться попаданий им не удалось, поскольку практически сразу по обнаружению более чем зубастого противника канонерка пошла на циркуляцию, заложив весьма крутой поворот - на грани возможностей отклонения пера руля.
На отходе этот небольшой кораблик практически лишился кормы, получив в нее более полудюжины попаданий 120-мм снарядами, оставивших большую часть его офицеров, как кают, так и личного имущества. Но эти обидные попадания хотя бы не привели к потере скорости и позволили канонерской лодке, в конечном итоге, выйти из под обстрела, прикрывшись береговой линией. Правда к этому моменту в нее успело влететь еще три 152-мм снаряда, отчего на жилой палубе в результате разгоревшихся многочисленных пожаров уже невозможно стало находиться - едкий дым от занявшихся парусов и дельных вещей выполненных из дерева выгонял моряков на верхнюю палубу, либо попросту лишал сознания тех, кто не успевал выбраться на свежий воздух.
Такое в совершенно другой судьбе корабля уже было. По окончанию войны с Испанией, "Петрел" остался у филиппинских берегов, обеспечивая поддержку с моря американским войскам, принявшимся отстреливать теперь уже местных революционеров. Тогда несколько моряков получили государственные награды за спасение своих сослуживцев, потерявших сознание во внутренних помещениях корабля, когда дым от занявшихся огнем парусов заполнил все внутренние помещения. Но здесь и сейчас, когда канонерка находилась под обстрелом, попросту некому было считать по головам выскочивших на верхнюю палубу матросов.
К тому же, многочисленные попадания привели к урезанию огневой мощи корабля на четверть - осколки снаряда, разорвавшегося рядом с ничем не прикрытым кормовым шестидюймовым орудием левого борта, надежно вывели то из строя вместе с большей частью расчета. Но даже без этого отвечать противнику стало попросту нечем - ведь те, кто ранее находился в бомбовых погребах и подавал наверх снаряды и заряды, нынче лежали, либо сидели на палубе, пытаясь откашляться от забившего легкие едкого дыма. Потому не было ничего удивительного в том, что уйти обратно к своим, под защиту толстой шкуры и устрашающих орудий броненосца, этому кораблю было уже не суждено. Несмотря на предпринятые попытки маневрирования, для сбивания прицела вражеским наводчикам, канонерская лодка получила-таки еще два попадания с береговой батареи, которые и решили окончательно ее судьбу - один угодил в борт чуть выше ватерлинии, отчего вода начала потихоньку захлестывать в очередной отсек, а второй влетел в опустевшую наполовину угольную яму и взорвался ударившись о ее внутреннюю стенку. Получившиеся в результате осколки тут же поспешили посечь оказавшийся за переборкой котел. Ударивший из образовавшихся пробоин пар тут же выгнал из котельного отделения всех находившихся в нем моряков, отчего и так небольшая скорость канонерки начала заметно снижаться.
Вообще, продолжай батарея из двух 152-мм орудий вести огонь, вскоре этот небольшой кораблик в точности повторил бы судьбу пары безбронных китайских крейсеров уничтоженных японцами самыми первыми в битве при Ялу. Но дичайший дефицит снарядов - всего по два десятка на ствол, заставил артиллеристов прекратить стрельбу, когда в закромах осталось всего десять смертоносных подарков на двоих - мало ли кто еще предпринял бы попытку наведаться к охраняемым ими миноносникам. И пусть утопить кого-либо столь малым количеством снарядов нечего было и мечтать, но вот отогнать, виделось вполне по силам. А большего от них и не требовалось.
За всем этим были вынуждены наблюдать моряки "Конкорда", что сперва двинулся вслед за "Петрелом", но сначала несколько задержались, расстреливая севший в воду, но не ушедший на дно небольшой крейсер "Веласко", а после, проявив куда большую осторожность, нежели их сослуживцы, повели свой корабль в обход восточной оконечности мыса, держать от него примерно в полутора милях, как, собственно, и полагалось действовать им всем. Однако, надежды спасти если не избитый корабль, то хотя бы своих моряков, рухнули одновременно с появлением в зоне видимости показавшиеся из-за полуострова испанские корабли, что шли с явным намерением нагнать горящий, дымящий и парящий "Петрел".
Естественно, находись под боком "Индепенденс", иди хотя бы один из крупных крейсеров, тут еще можно было бы поспорить кому от кого следовало бы держаться подальше. Но броненосец оставался в двух с половиной милях северо-восточнее, где потихоньку добивал выведенную на мель "Кастилью", а все крейсера находились еще на милю дальше, ведя перестрелку с оказавшейся неприятно зубастой батареей береговой обороны, обеспечивая тем самым действия отряда тихоходов.
Кто-нибудь мог сказать, что они были обязаны прикрыть своих товарищей, ведя бой против многократно превышающих сил противника, до того, как подойдет подкрепление. Тем более, что тому же "Индепенденсу" здесь было от силы минут двадцать хода. А открыть огонь он вообще мог уже сейчас. Вот только отсутствие возможностей подать сигнал и висящий над рейдом дым, как от пожаров, так и от огня орудий самого броненосца, не оставляли надежды на скорую помощь. Тем временем вражеские крейсера уже приближались, явно наращивая ход в надежде нагнать еще и сам "Конкорд". Потому, открыв огонь по кораблям противника, в надежде не столько попасть, сколько заставить того отвернуть, коммандер Уолкер повел корабль по направлнию к флагману своего отряда.
Все же он надеялся, что противник задержится, захватывая поврежденную канонерку, и попытается взять ее на буксир в качестве трофея. А к тому времени он уже сможет вернуться обратно в компании с куда более крупным товарищем. Но его надеждам не было суждено сбыться. Ведь не он один прекрасно понимал, какая вскоре может сложиться ситуация. Потому, проходившие мимо так и не спустившей флаг канонерской лодки корабли противника в ответ на редкие выстрелы пушек противоминного калибра пустили по ней по самоходной мине. Причем замыкающий строй "Песец" выпустил аж две - из обоих аппаратов установленных на верхней палубе взамен 75-мм орудий. Да, и "Полярный лис" тоже вернул себе часть первоначального вооружения. Ведь здесь и сейчас ему не надо было выжимать из своих котлов и машин максимально возможную скорость. Тем более, что это и не помогло бы, так как минимум три американских крейсера имели возможность догнать его, после чего с легкостью отправить на дно. Потому и вернули на место бортовые минные аппараты. И только кормовой не стали монтировать, дабы не переделывать офицерские аппартаменты уже в незнамо какой раз.
Прекрасно помня, насколько капризными и ненадежными являются самоходные мины, даже трижды проверенные Керном, Протопопов не стал жадничать, передавая на свои мателоты сигнал о минной атаке противника. И оказался прав. Из четырех мин выпущенных с расстояния в полтора кабельтовых только одна подорвалась в районе машинного отделения канонерки. Судьба же остальных так и осталась неизвестной. Впрочем, она никого и не волновала. Результат был достигнут, а большего и не требовалось.
Встав на путь принятия решения о дальнейших действиях после снятия с игровой доски фигуры еще одного корабля противника, Протопопов имел возможность выбрать лишь одно из двух - вернуться обратно на мелководье и тем самым спастись от возможной атаки крейсеров противника, или пойти на соединение с кораблями контр-адмирала Монтехо, чьи дымы он, скорее всего, наблюдал почти прямо по курсу.
Все же в силу отсутствия какой-либо связи с основными силами, ему приходилось действовать исходя из прежних планов, намеченных на последнем общем заседании, да той картинке, что представала перед глазами. И поскольку все остававшиеся в строю боевые корабли противника находились слева по борту, впереди его могли ждать, либо свои, держащие курс к Маниле, где и было запланировано соединение обоих отрядов перед решающим сражением, либо вражеские транспорты, уничтожение которых также являлось одной из прерогатив. Все же без их поддержки американские корабли, даже выиграв сражение, не смогли бы надолго остаться в местных водах - без угля, провизии, с кучей раненных на борту особо не повоюешь. Кстати, именно необходимость уничтожения транспортов, помимо сокрытия факта наличия в местных водах броненосного крейсера, было одним из факторов, повлиявших на расположение испанских отрядов. Монтехо, не без причин, полагал, что американцы оставят пароходы, либо недалеко от фарватеров, ведущих в Манильский залив, либо где-нибудь подальше от испанских орудий, но в зоне видимости. В любом случае, ни при каких обстоятельствах не станут таскать за кормой боевого отряда, чтобы не подвергать опасности. Потому его крейсера и базировались до прихода противника вне залива, чтобы совершенно точно не дать ускользнуть американским транспортам.
И сейчас Протопопову, как командиру, приходилось принимать решение, что в одинаковой мере могло привести, как к успеху - если впереди его ожидали свои крейсера или беззубые снабженцы, так и к поражению - если в желании отомстить за потопленные пароходы американский командующий рискнет сунуться под огонь тяжелых орудий охраняющих Манилу, где и предполагалось отсиживаться минному дивизиону до подхода основных сил. Приказав поднять сигнал об увеличении скорости хода до 18 узлов, максимальных для "Полярного лиса", Николай Николаевич сосредоточился на наблюдении за действиями вражеских кораблей, что вскоре непременно должны были кинуться вслед за ним. Все же именно для уничтожения всех испанских кораблей американцы сюда и заявились.
Сосредоточившийся на подавлении батарей береговой обороны коммодор Дьюи узнал о появлении хотя бы части кораблей противника, кои он столь сильно желал повстречать, слишком поздно. Пока "Конкорд" дошел до "Индепенденса", пока они вдвоем доползли по однажды пройденному маршруту, чтобы точно не нарваться на минное поле, до крейсеров, прошло почти сорок минут. Сорок минут, которые попросту не представлялось возможным наверстать. Как ни крути, а скорость кораблей его отряда все еще держалась на уровне в 6-7 узлов и потому не требовала поддержания паров во всех котлах, так что об организации погони нечего было и думать. Впрочем, не совсем так. В погоню они, конечно, пошли и даже начали разводить пары в доселе спавших котлах, но о том, чтобы быстро догнать противника или спасти свои транспорты, речи уже не шло. Да, он прекрасно понимал, что оставлять безоружные суда на попечение одного таможенного крейсера было не лучшей идеей. Но ведь и выбора у него не имелось! Либо так, надеясь, что противник до них не доберется, либо таскать за собой, рискуя подставить под огонь вражеских орудий или завести на минное поле. Тогда он принял решение. И как сейчас наглядно демонстрировал ему испанский, а может и русский, визави - оно оказалось неправильным. Но ведь именно в этом и состояла львиная доля работы командира - нести полную ответственность за принятое решение.
Опознать противника оказалось весьма просто - ведь помимо кораблей испанского флота, в водах Манильского залива могли быть только американцы. И поскольку силуэты находящихся прямо по курсу судов не напоминали крейсера испанской эскадры, на кораблях минного дивизиона вокруг минных аппаратов засуетились офицеры и матросы, ведь тратить снаряды на потопление столь крупных пароходов было нецелесообразно. Да и соответствующий приказ с флагмана оказался подан задолго до подхода на дальность пуска самоходных мин.
Попытавшийся было преградить путь к транспортам "МакКуллох" успел всадить в "Рапидо" пять трехдюймовых снарядов, прежде чем выйти из игры, будучи объятым пламенем от носа до кормы. Все же этот композитный корабль строился не для морских баталий, а чтобы гонять браконьеров, да вести гидрографическую разведку. Потому и продержался он против настоящих военных кораблей всего ничего. За какие-то десять минут новенький таможенный крейсер превратился в полыхающую развалину. Впрочем, для своего уничтожения он потребовал траты более сотни снарядов, что в сложившихся условиях могло считаться достижением. Все же в последние минуты жизни корабля по нему продолжали вести огонь лишь два минных крейсера, поскольку на "Рапидо" снарядов осталось всего половина от изначального запаса, а ведь впереди еще ожидался основной бой.
Экипажи "Наншана" и "Зафиро", став невольными свидетелями скорой расправы над своим охранником, приняли весьма правильное решение не играть в героев и мгновенно спустили флаги, стоило испанским крейсерам нацелиться на них. Конечно, все они являлись моряками военно-морского флота САСШ и находились под присягой. Однако попросту погибнуть, будучи не в силах нанести противнику хоть какой-либо ущерб, виделось глупым. Не стрелять же им было по противнику из немногочисленных револьверов, в самом деле! Потому отряду Протопопова так и не пришлось применить мины, ведь это было уже нарушение правил ведения боевых действий, за что вполне можно было отправиться на трибунал. В том числе и после окончания войны.
Вынужденно скинув скорость до шести узлов, отряд принялся конвоировать хоть и богатые, но весьма нежеланные здесь и сейчас трофеи в порт Манилы. И лишь изначальный значительный отрыв, а также появление крейсеров эскадры Монтехо в конечном итоге спасли корабли минного дивизиона от игры в салочки с вражескими снарядами.
Подошедший второй раз за день к Маниле коммодор Дьюи уже был морально готов сунуться под огонь тяжелых орудий испанцев, чтобы наверняка засыпать три небольших крейсера снарядами, но именно в этот момент с кормы обнаружились множественные дымы, которые ничем иным кроме как оставшимися испанскими кораблями быть не могли.
Осознав, что его поредевшая эскадра имеет все шансы оказаться между молотом и наковальней, Дьюи приказал ложиться на обратный курс, надеясь разобраться с отрядами противника по очереди. Все же, ни большие безбронные крейсера, ни малые бронепалубные, являвшиеся, по сути, канонерками, ни проданные русскими минные крейсера, не могли тягаться в линейном бою с его кораблями. А наличия минных полей и замаскированных артиллерийских батарей, от которых и были понесены основные потери, посреди залива можно было не опасаться. Что же касалось взятых противником транспортов - то их всегда можно было вернуть, пустив на дно все до последнего корабли противника.
Сказать, что наличие в местных водах у испанцев современного броненосного крейсера оказалось для американцев натуральным шоком, значило не сказать ничего. Не узнать столь уникальный силуэт, каким располагали крейсера типа "Джузеппе Гарибальди" оказалось попросту невозможно, а потому все былые надежды на скорую расправу с испанскими силами рухнули в одночасье с появлением на сцене столь солидного бойца. Ведь, не присоединись в последний момент к отряду Дьюи "Индепенденс", и о тихоокеанской крейсерской эскадре смело можно было забыть. Все же подобный корабль, как "Кристобаль Колон", вполне мог в одиночку противостоять тройке крупных бронепалубных крейсеров, за исключением разве что флагманской "Олимпии", имевшей неплохие шансы избить броненосный крейсер снарядами своих четырех восьмидюймовок. Но и сама она, непременно, нахваталась бы достаточного количества стали и взрывчатки в ответ, чтобы к концу противостояния представлять собой жалкое зрелище.
Упавший на чашу весов фактор наличия у испанцев броненосного крейсера заставил коммодора переосмыслить все имевшиеся планы. В том, что следом за "Кристобалем Колоном" идут все остальные наиболее боеспособные корабли испанской эскадры, он нисколько не сомневался. А выставлять в линейном бою против практически броненосца 2-го класса бронепалубную "Олимпию", значило подписывать ей смертный приговор. Даже если бы все корабли испанцев в конечном итоге оказались уничтожены, осуществлять блокаду той же Манилы было бы попросту нечем. А ведь где-то там, за кормой, оставались три минных крейсера противника, которым добить подранки самоходными минами, сам Бог велел. Следовательно, ни в коем разе нельзя было доводить до продолжительного противостояния с испанским флагманом. Находись первым в линии "Индепенденс", тогда еще можно было бы попытать счастья. Все же броненосец, он и в Африке являлся броненосцем. К тому же, конкретно этот однажды уже на деле доказал свое умение держать удар. Но он тащился предпоследним в строю и попытаться выводить его сейчас на первые роли, значило развалить строй, чего в сложившихся обстоятельствах делать было никак нельзя. Оставалось одно - разминуться с вражеской эскадрой контркурсами и попытаться навалиться своими большими крейсерами на замыкающие строй корабли противника. Дьюи предполагал, что, с большой долей вероятности, испанцы определили туда наименее сильные корабли, так что шанс изрядно покусать противника все еще имелся. И далеко не призрачный. При этом, самим испанцам, если бы они применили точно такой же маневр и попытались сделать кроссинг "Т", предстояло столкнуться с "Конкордом" и "Индепенденсом". Канонерскую лодку было, конечно, жалко, но за возможность сцепить лбами броненосные корабли, вполне допускалось заплатить такую цену. Тем более, никто не мог дать гарантии, что испанцам столь быстро удастся расправиться, по сути, с бронепалубным крейсером 3-го ранга. Пусть его броню и можно было считать чисто номинальной.
0x01 graphic
В силу особенностей расположения артиллерии на кораблях обеих эскадр, первое время при сближении колонн, которое осуществлялось с общей скоростью не менее 18 узлов, огонь с обеих сторон могли вести лишь семь орудий. Двум восьмидюймовкам "Олимпии", одному 127-мм орудию и паре шестифунтовок, противостояло одно башенное орудие русской выделки, поддерживаемое шестидюймовкой носового спонсона левого борта. И пусть прямо по курсу последнее никак не могло вести огонь в силу ограниченности угла наводки, начать пристрелку по приближающемуся флагману американцев оно смогло. Все же Дьюи не вел свои корабли прямиком в лоб противнику, а планировал разойтись с линией испанцев в 7-8 кабельтовых. Конечно, можно было бы и увеличить дистанцию, но ограниченное количество снарядов диктовало именно подобное решение.
Благодаря куда большей скорострельности, первое накрытие и попадание записали на свой счет артиллеристы как раз этой шестидюймовки. Выпустив полтора десятка снарядов впустую, они все же всадили фугасный снаряд вражескому крейсеру прямо в борт, правда, не причинив особых разрушений. А вот первый попавший в противника восьмидюймовый снаряд оказался на счету расчета носовой башни "Олимпии". Разорвавшись на палубе левого борта, он непременно вывел бы из строя 120-мм орудие, что еще несколько месяцев назад находилось на месте попадания. Но в силу его отсутствия, впрочем, как и всех прочих орудий установленных ранее на верхней палубе и надстройках, лишь разметал песок из наваленных поверх деревянного настила мешков, да обдал осколками трубу носового котельного отделения.
К тому моменту, когда флагманы двух отрядов разошлись бортами, на обоих уже отчетливо виднелись подкопченные пятна и поднимающийся от разгорающихся пожаров дымок. За счет большего числа орудий способных вести огонь на борт и большего опыта, полученного как раз несколькими часами ранее, артиллеристы "Олимпии" смогли поразить "Кристобаль Колон" семью снарядами, не считая 57-мм мелочи, получив в ответ пять. Что с одной стороны, что с другой, попаданий могло бы быть и больше. Но на обоих кораблях были вынуждены считать каждый снаряд. Американская эскадра и так за утро успела расстрелять не менее половины имевшегося боекомплекта орудий среднего калибра, но лишь сейчас повстречалась с тем самым противником, которого непременно следовало уничтожить. Потому вести максимально скорострельный огонь, как во время подавления батареи береговой обороны, они себе позволить уже не могли. Испанцы тоже находились в весьма неприятной ситуации связанной со снарядами - дополнительного боекомплекта им просто-напросто негде было взять аж до конца войны. Да еще часть боекомплекта были израсходованы во время учебных средств или переданы на организованную русскими двухорудийную батарею береговой обороны, поскольку у самих "добровольцев", снарядов к шестидюймовым орудиям Армстронга имелось всего полдесятка из старых запасов.
Но если бронированные борта испанского флагмана с честью выдержали попадания даже восьмидюймовых фугасов, лишь разукрасившись обрамленными чернотой вмятинами, то "Олимпия" щеголяла дырами пробоин, из которых наружу тянулись пока еще слабые дымы разгорающихся пожаров. Но при этом цитадель со 127-мм орудиями не была задета ни одним осколком.
За последующие десять минут по паре-тройке попадания досталось всем крупным крейсерам обеих сторон. Все же огонь с одного корабля на другой переносился весьма быстро, а потому время на пристрелку было весьма ограниченным, что не преминуло сказаться на результате стрельб. Лишь в силу следования кораблей обеих линий точно в кильватере своих флагманов и тем и другим удавалось поразить очередного противника, прежде чем переключаться на следующего. Малые же бронепалубные крейсера испанцев и вовсе умудрились не получить ни одного прямого попадания, хотя воды вокруг них то и дело вспухали от падения очередного взрывоопасного гостинца. А вот шедшему замыкающим безбронному "Дону Хуану де Астуриа" досталось за всех. Впрочем, ему и не надо было много.
Еще до того, как флагман Дьюи обрезал хвост испанской колонны, слабейший из испанских крейсеров уже успел получить полдюжины снарядов, как с самой "Олимпии", так и с шедшего за ней "Балтимора". Причем два одновременно влетевших под ходовой мостик 203-мм снаряда лишили корабль не только управления, но и большей части командного состава. Потому корабль даже не смог начать маневрировать, дабы сбить пристрелку начавшему сближение с ним противнику. Так он и ушел по направлению к Маниле горящим после получения еще десятка прямых попаданий, когда все остальные корабли испанской эскадры повернули на шесть румбов лево на борт, вслед за броненосным крейсером.
Монтехо тоже не отказался от идеи пощипать шедшие замыкающими корабли вражеской эскадры и потому на "Конкорде" со временем оказался сосредоточен огонь пяти испанских крейсеров. И пусть он тоже успел отметиться четырьмя результативными ответами из своих шестидюймовок, судьба его оказалась предрешена. Нет, он не погиб от подрыва бомбовых погребов и не потерял хода в результате золотого попадания в машинное или котельное отделения. Но разгорающийся на верхней палубе пожар в районе кормовых шестидюймовок, и целых три подводных пробоины не оставляли небольшому кораблю шанса на продолжение боя в составе эскадры. Единственное, что сейчас должно было занимать командира канонерской лодки, так это расчет времени, что понадобится его кораблю для ухода на мелководье, благо противник переключился на стрельбу по броненосцу, сумевшему вогнать в борт вражеского флагмана крупнокалиберный снаряд в своем крайнем залпе.
Прекрасно помня о беседах, проведенных с командиром русских "добровольцев", что в свое время смог лично засвидетельствовать повреждения, полученные китайскими броненосцами от огня японцев, Монтехо постарался сократить время сохранения огневого контакта с этим живучим кораблям до минимума, чтобы сохранить силы для уничтожения куда более опасных крейсеров противника. Все же пусть и несший четыре крупнокалиберных орудия, теперь уже американский броненосец не имел никаких шансов нанести сосредоточенным в этом уголке мира испанским силам ущерб, сходный с таковым от любого уцелевшего большого крейсера янки. Обладающий низкой дальностью хода и скоростью, малой мореходностью, не несущий большого количества орудий среднего калибра, он никак не обладал достаточными возможностями для разгрома его эскадры. Первая же ночь могла стать для данного броненосца последней, поскольку, в отличие от крейсеров, у него вообще не было шансов отбить атаку минного дивизиона. А ведь корабли, находящиеся под командованием Протопопова берегли, в том числе, и для этого - добивания поврежденного противника в первую же ночь после сражения. Потому и не лез тот активно в бой, хоть и догнал американскую эскадру еще до столкновения той с основными силами испанского флота, идя в тридцати кабельтов у "Конкорда" по корме. А после прохода линий и практически синхронных поворотов вообще отвел свои корабли западнее, дабы не попасть под обстрел. Заодно, догнав отвернувшую также к западному побережью залива канонерскую лодку, и обрезав ей вовсю полыхающую корму, проследил, чтобы та уже не смогла ускользнуть из залива по мелководью. На сей раз мины тратить не стали, тем более, что еще по два ее шестидюймовых орудия могли вести огонь на каждый борт. Но вот выпустить, не торопясь, по десятку снарядов на ствол удосужились, добившись за время преследования еще трех попаданий, одно из которых повредило руль, отчего с трудом управляющийся лишь машинами "Конкорд" уже не смог маневрировать в достаточной степени, чтобы уверенно чувствовать себя вблизи береговой линии. Потому, когда небольшой корабль наскочил-таки на мель близ мыса Каукауве и принялся впустую взбивать воды залива своими винтами, а вокруг вскоре вновь начали сыпаться снаряды с шедших следом, но несколько мористее, трех вражеских кораблей, команде осталось лишь принять последний бой, благо пара шестидюймовок, все еще могли вести огонь на левый борт.
В результате произведенных эволюций американская эскадра опять оказалась на пути к Маниле, а испанская - к выходу из залива, то есть в стороны, с которых они и пришли. И, как несложно было догадаться, ни одного из командующих такое положение дел не устроило, потому, стоило эскадрам разбежаться, обе вновь развернулись на 180 градусов, дабы еще раз разойтись контркурсами. К этому моменту Дьюи уже было доложено об израсходовании двух третей снарядов среднего калибра, а также он смог лично убедиться в невозможности утопить все испанские корабли имеющимися ресурсами. Разве что снарядов к восьмидюймовкам, не способным производить даже одного выстрела в минуту, сохранилось более 80%. Но противник вряд ли позволил бы ему спокойно расстрелять себя из этих орудий, не давая сдачи в ответ. Потому, скрепя сердце, и заранее похоронив свое видимое в мечтах адмиральское звание, коммодор принял решение уйти из залива, чтобы затем вернуться сюда с новыми силами и полными бомбовыми погребами. Все же снарядов ему из Америки могли доставить хоть целый пароход, как и моряков для замены выбывших. А вот с кораблями ситуация обстояла куда как хуже. Новых кораблей на замену трем потерянным в этом проклятом заливе попросту не было. Не считать же за достойную замену сторожевые корабли пограничников, что не могли похвастать ни какой-либо броней, ни существенным вооружением. Оставалось сохранить для флота те, что еще шли в кильватере его флагмана. К тому же, далеко не все выглядело столь жутко, как казалось на первый взгляд. Ведь те же испанцы лишились как минимум вдвое большего количества вымпелов. И тот факт, что уничтожено было откровенное старье, будучи правильно поданным на бумаге, еще мог позволить ему надеяться вновь возглавить атаку передохнувшей и пополненной эскадры. А там уж и до столь желанного повышения по службе было недалеко. Ведь теперь он точно знал, с кем придется столкнуться и мог заранее продумать тактику боя.
Контр-адмирал Монтехо тоже оказался несколько неудовлетворен произошедшей "сшибкой" с американской эскадрой. Снаряды расходовались очень быстро, а результата особо не наблюдалось. Разве что удалось выбить из строя канонерскую лодку противника, что превосходила размерами и вооружением половину из крейсеров его отряда, но сильнейшие корабли американцев даже и не думали идти на дно. К тому же, с броненосца им прилетел очень неприятный подарок, пробивший главный бронепояс. Теперь из образовавшейся пробоины то и дело в воду вываливались куски угля, а обратно зачерпывалась вода. Хорошо еще, что этот крупнокалиберный снаряд так и не взорвался, расколовшись при встрече со скосом бронепалубы. Однако на этом хорошие новости заканчивались, поскольку ремонтировать подобные повреждения местными силами виделось натуральным кошмаром. Да, в Кавите располагалось несколько небольших верфей и эллингов, на которых строились каботажники и малые канонерские лодки для борьбы с пиратами. Но вот подойти к берегу для проведения ремонта глубоко сидящий броненосный крейсер попросту не мог. Разве что после полной разгрузки и даже демонтажа части вооружения, можно было попытаться протащить его поближе к мастерским. Но все равно, пробитый лист брони отремонтировать было попросту невозможно, а менять его оказалось не на что. Впрочем, сперва его еще следовало открутить от корпуса корабля, чего здесь никто никогда не делал. И даже на всей эскадре не имелось ни одного человека, обладающего необходимыми познаниями. Потому мастеровым предстояло действовать исключительно методом научного тыка, что обязано было сказаться на сроках и качестве проведения работ.
Второй проход эскадр враждующих сторон произошел уже на несколько большей дистанции, нежели первый, и сопровождался заметно более редким огнем с обеих сторон. Потому не было ничего удивительного в том, что результатом этой перестрелки стали всего десять попавших в корабли снаряда. И это на оба отряда! Впрочем, количество на сей раз оказалось заменено качеством. Артиллеристы кормовой башни "Олимпии" добились-таки золотого попадания, поразив двумя снарядами "Рейну Регенту II". Не имевший бронепалубы бывший, да и нынешний тоже, колониальный крейсер лишился разом двух котлов и вскоре непременно должен был потерять ход, поскольку матросы из котельных отделений рванули на верхнюю палубу, подобно тараканам, разбегающимся из-под карающего тапка. Запаривший же крейсер поспешил поскорее покинуть линию и взять курс к ближайшему берегу. Но даже выбытие из игры одного из крупных испанских крейсеров не повлияло на решение коммодора Дьюи покинуть эти негостеприимные воды. На этом, собственно, и закончилось эскадренное сражение, поскольку американские корабли, держа максимальные для плетущегося замыкающим броненосца 11 узлов, устремились к выходу из Манильского залива. А испанцы, зная, что именно ожидает там незваных гостей, не спешили подставлять свои корабли под огонь вражеских орудий.
Десять часов! Целых десять часов подарил командующий американской эскадрой скромному отставному лейтенанту Российского Императорского Флота. И получивший в руки новые игрушки Керн не стал отказываться от предоставленного противником шанса. Стоило сменившему флаг "Владивостоку" подойти к месту стоянки "Арктического лиса", и передать столь долго ожидаемую весть, как минный крейсер взял курс к проливам, дабы захлопнуть устроенную американским морякам ловушку.
Еще год назад ему впервые была представлена система постановки мин с рельс, приведшая минного офицера в состояние детского восторга. Более не надо было плодить никаких минных плотиков с самодельными кранами, не было необходимости мотаться туда - сюда за каждой следующей миной, как это было при подготовке обороны Асэба. Теперь можно было рассыпать якорные мины с невероятной скоростью прямо с борта идущего малым ходом корабля.
Разгоняемые путем применения мускульной силы матросов начиненные взрывчаткой рогатые шарики, тихо прошелестев крохотными колесиками по столь же крохотным путям железной дороги, устроенной по обоим бортам минного крейсера, стоило им оказаться за кормой, плюхались в воду через каждые десять метров, надежно перекрывая минной линией сперва северный, а после и южный проходы в залив. Естественно, о том, чтобы полностью перекрыть оба фарватера, проложив минные линии от одного разделявшего их острова до другого, нечего было и мечтать. На подобное действо пришлось бы потратить никак не менее тысячи мин. А то и больше! Но ведь и сами американцы вряд ли стали бы соваться вплотную к островам, где и глубина была поменьше, и на снаряд батареи береговой обороны можно было нарваться. Вот и минировались центральные участки водных путей.
Трижды "Арктический лис" вынужден был подходить к "Владивостоку" для пополнения запаса мин, благо море было спокойным, и ничто не мешало перегрузке. Но действительно невиданная ранее скорость постановки полностью нивелировала временные потери на пополнение боеприпаса. Потому, когда на горизонте со стороны Манилы сперва показались дымы, а после стали видны и сами корабли противника, Керн не стал отважно бросаться на вражеский флагман в отчаянную, безумную и бездумную дневную минную атаку, а, наоборот, поспешил отвести свой небольшой кораблик подальше на запад в ожидании трагического представления.
Дабы хоть немного срезать путь, ведущий из залива, Дьюи на сей раз воспользовался северным проходом. Тем более, что он был куда пригоднее для глубоко сидящих кораблей, да и таиться нынче не имелось никакой необходимости. А что до испанских орудий на берегу, он прекрасно помнил из разведывательных данных, добытых сгинувшим куда-то консулом, что много их быть не могло. Да, получить очередной снаряд в борт было бы неприятно. Но никак не смертельно, а потому терпимо. Куда больше пары возможных попаданий с береговых батарей в его корабли коммодора беспокоил висящий на хвосте противник.
Как он и ожидал, с находившихся по обоим бортам островов раздались выстрелы, а дистанция в 8 - 10 кабельтов даже позволила паре снарядов угодить в его флагман. Вот только беда пришла, откуда не ждали. Во всяком случае - сейчас. Наскочившая носом на затаившуюся под водой мину "Олимпия" вздрогнула и ненадолго накренилась на правый борт, когда ударная волна швырнула тонны воды во все стороны. Через образовавшуюся пробоину тут же началось затопление ближайших отсеков, лишая моряков практически всей провизии, хранившейся как раз в носовой части корабля. Хорошо еще, что большая часть дверей водонепроницаемых переборок оказались задраены по боевому расписанию, отчего вода не смогла пройти дальше бомбового погреба носовой башни. Так было в теории. На практике же... "Олимпия" - сильнейший и быстрейший бронепалубник, если не принимать во внимание больших английских представителей этого класса кораблей, оказалась жертвой собственного вооружения. Чтобы уложиться в проектное водоизмещение, кораблестроители были вынуждены пойти на сокращение прочностных характеристик корабля. Говоря иными словами - силовой набор и переборки "Олимпии" смело можно было назвать облегченными. Все бы ничего, но при открытии огня из восьмидюймовок, выяснилось, что возникающие при этом сотрясения настолько сильно отдаются в корпус, что переборки попросту шли трещинами, а надежно склепанные и прочеканенные швы расходились, лишая корабль действительно водонепроницаемых отсеков. О том, что творилось со всем не прикрученным намертво к палубе, вообще не хотелось говорить - во всяком случае, вся немногочисленная мебель, оставшаяся на корабле к началу сражения, оказалась разбитой в щепки без участия противника. Потому не было ничего удивительного в том, что спустя минуту после подрыва крейсера на мине, начал потихоньку затапливаться носовой бомбовый погреб, грозя лишить крейсер половины орудий главного калибра. А еще "Олимпия" принялась заметно садиться носом в воду, что автоматически перекрывало возможность оторваться от кораблей противника, дав полный ход, на который только были способны его крейсера. Да, о подобном варианте, с оставлением на произвол судьбы тихоходного броненосца, Дьюи тоже успел поразмышлять во время отступления. Но, пока ситуация оставалась далекой от критической, прибегать к подобному, не красящему его, как командующего, поступку, коммодор точно не собирался. И вот теперь уже его корабль оказался в ситуации возможного кандидата на ночную приманку для вражеских минных крейсеров.
Шедшим в кильватерном строю прямиком за флагманом "Балтимору" и "Рейли" повезло проскочить куцую минную линию без приключений, хотя находившиеся на их мостиках офицеры и успели, несмотря на даруемую погодой жару, покрыться холодным потом от пят до кончиков ушей, каждую секунду ожидая подрыва подводной смерти под корпусом их корабля. Но Бог миловал, и крейсера вырвались из залива без критических повреждений. А вот толстокожий "Индепенденс" нашел-таки свой конец. Время, далеко не лучшее техническое обслуживание, полученные в боях повреждения и подтачивавшая переборки ржавчина вкупе с достаточно мощным зарядом якорной мины сделали свое гнусное дело. Подрыв произошел прямо под барбетной установкой левого борта. Не успел еще опасть поднявшийся выше мостика фонтан воды, а принявший командование броненосцем перед передачей его американцам офицер Императорского Флота Японии возблагодарил судьбу за возможность исправить свое преступление, совершенное годы назад.
Тогда, командуя корветом "Каймон", он оказался слишком наивен, как сейчас полагал он сам, и поддался речам русского командира минного крейсера терзавшего японский флот во время войны с китайцами. Он сдал свой корабль, спасая жизни подчиненных. И оказался отверженным. Ни уйти с честью, ни продолжить службу на достойном месте, более капитану 2-го ранга было не суждено. Командующий японским флотом запретил своему офицеру, в обучение которого были вложены огромные средства, принять смерть от меча. Все же командиров боевых кораблей во всей Японии не насчитывалось и сотни человек по причине отсутствия этой самой сотни кораблей. К тому же, десятки офицеров погибли вместе со своими кораблями, и потому молодой флот не мог позволить себе разбрасываться подготовленными кадрами. Даже такими. Но и двигать вперед запятнавшего свою честь офицера никто не собирался. Наоборот, Сакураи Кикунозо законопатили на должность командира одной из абсолютно бесполезных трофейных китайских канонерок и забыли о его существовании. Забыли до тех пор, пока не понадобился офицер, от которого в случае необходимости можно было бы легко отказаться. Ведь попадать японскому экипажу "Индепенденса" в плен было строжайше запрещено. И вот теперь враг подарил ему шанс на столь желанное искупление. Слишком хорошо он изучил попавший под его командование корабль, чтобы понять - броненосец обречен. Этот старичок вполне мог держать удары снарядов, но вот подводные пробоины, тем более от мин, непременно несли ему погибель. И пока не стало слишком поздно, он направился в бомбовый погреб барбета правого борта, дабы не дать шанса его подчиненным пройти его путь. Ведь именно такой приказ был отдан лично ему. К тому же, на этот корабль собрали едва ли не все отбросы со всего флота. Заядлые игроки, пьяницы, просто хиляки или не поддающиеся обучению болваны - две трети экипажа было составлено из подобных кадров. И только половина машинной команды с частью наводчиков остались из состава прежнего экипажа.
Не обращая внимания на недоуменные взгляды и возгласы американских офицеров, требующих немедленно отвернуть в сторону столь хорошо виднеющегося берега, капитан Сакураи спустился в то единственное место, где он мог бы выполнить свой долг в полной мере. Керосин из разбитого фонаря едва успел разлиться по пороховым зарядам, как в темноте отсека ярко вспыхнули разом с десяток спичек и под полных ужаса взглядами пребывавших тут же матросов небольшие огоньки полетели вниз.
Прошла едва ли минута с тех пор, как шедший концевым американский броненосец подорвался на мине. Он еще успел поменять свой курс, явно намереваясь приткнуться к берегу, прежде чем нарастающий крен достигнет фатального значения, как вспучился изнутри от чудовищного взрыва. Сперва разом вспыхнувшие в крохотном помещении тонны пороха, разорвавших корабль на две части, подобно погибшему на рейде Вейхайвэя брату, а после сдетонировавшие от резкого перепада температуры все до единого котлы, залитые водами Манильского залива, не оставили никому из моряков ни единого шанса. Те, кто не погиб сразу, оказались либо сильно ранены, либо оглушены и пошли на дно, едва попав в воду. Небольшие шансы на спасение имелись разве что у расчетов носового и кормового 150-мм башенных орудий, но изрядно побитые во время встряски, как о броневые стенки, так и об орудия, люди не успели выбраться из ловушек тесных башен прежде, чем остатки корабля погрузились под воду. Не прошло и минуты после взрыва, как над поверхностью остались болтаться лишь деревянные обломки, да тела мертвецов, колыхаемые поднимающимися из ушедших на дно обломков пузырями воздуха. Для всех наблюдателей броненосец погиб точно так же, как несколькими часами ранее крейсер "Бостон". Ведь никому не могла даже прийти в голову мысль о подрыве корабля своим же командиром.
С гибелью броненосца исчез и шанс на спасение американской эскадры. Все же именно "Индепенденс", висевший гирей на "ногах" крейсерской эскадры, одним фактом своего существования отваживал от бронепалубников испанские корабли. И вот теперь проход оказался открыт. Впрочем, бездумно соваться на мины контр-адмирал Монтехо не стал, и потому у набирающих ход крейсеров появилось некоторое время на отрыв, пока тот, кто расставлял мины, не проведет по оставленным проходам корабли своей эскадры.
Всего сорок минут понадобилось Керну, чтобы добраться до испанского флагмана и вывести того за минную линию. Еще двадцать минут пришлось потратить на те же действия, но уже с минным отрядом, добившим-таки американскую канонерку, пока Монтехо боксировал с основными силами американской эскадры. В кильватер отряда Протопопова его корабль в конечном итоге и присоединился, дабы начать участие в преследовании противника. И весь этот час американцы не теряли времени даром. Скорость тройки крейсеров была доведена уже до 16 узлов и сдерживалась исключительно вследствие полученных флагманом повреждений. Давление воды при такой скорости начало оказывать сильное воздействие на переборки, так что те выгибались, сочились водой и грозились лопнуть при еще большем напоре. И так многочисленные деревянные подпорки натужно скрипели, не давая металлу сдаться окончательно перед водной стихией.
Конечно, такую скорость они дали отнюдь не мгновенно. Потому отставание кинувшихся в погоню испанских кораблей не было фатальным. Двенадцать миль - именно столько отделяло "Кристобаля Колона" от "Рейли", когда броненосный крейсер выскочил за минную линию. Но если флагман испанской эскадры еще имел шанс нагнать противника до наступления темноты, то шедшие в его кильватере крейсера о подобном могли даже не мечтать. "Рейна Кристина" с превеликим трудом поддерживала 10,5 узлов, когда они шли следом за противником, еще пребывая в водах залива. И выжать из своих машин еще хоть десятую доля узла, кораблю было не суждено. Замыкавшие колонну бронепалубные малыши при необходимости могли выдать почти 15 узлов. Но и этого было мало. Потому в погоню отправился только минный отряд во главе с броненосным крейсером. А в противостоянии с такими силами у трех больших бронепалубных крейсеров еще мог иметься шанс не только отбиться, но и самим хорошенько настучать назойливому противнику в ответ. Вот только коммодор Дьюи уже даже не думал о продолжении боя. Единственное, что его волновало, так это сохранение лучших кораблей эскадры для будущих сражений. Потому и пер он прямиком к Гонконгу, надеясь, что ночью противник потеряет его корабли из вида и, подойдя к английскому колониальному порту, останется с носом, ведь вести свои корабли он планировал во французские колонии, откуда после скорого ремонта уже можно было взять курс к берегам Японии, а оттуда добраться и до своих родных берегов, благо арендовать угольщик в стране Восходящего Солнца виделось вполне реальным.
Беда случилась в 16:36. Переборки все же не выдержали и открыли путь воде в носовое подбашенное отделение, отчего корабль еще больше сел носом, начав набирать дополнительные десятки тонн воды. Теперь о бегстве можно было забыть. Девять узлов - именно до такой скорости пришлось сбросить ход "Олимпии", чтобы не лишиться, вслед за половиной артиллерии главного калибра, еще и носовой кочегарки.
А в 18:03 заговорили орудия. Поначалу Дьюи попытался подставить загонщиков под продольный огонь полновесного бортового залпа его крейсеров, но подобную глупость контр-адмирал Монтехо совершать не стал. Он и так смог убедиться, что противник более не стремится убежать от него. Следовательно, продолжать идти прежним курсом, не было никакого резона. И вообще, навязывать бой трем крупным бронепалубным крейсерам, имея под рукой только "Кристобаль Колон", он не собирался. Точно так же, как и командующий американской эскадры, он ждал захода солнца, что должно было произойти уже через пол часа, когда свое веское слово в уничтожении кораблей противника должны были сказать миноносные корабли. Не просто же так он со спокойной совестью провожал их взглядом, когда те покинули кильватерную колонну, стоило броненосному крейсеру показать намерение вступить в артиллерийскую дуэль.
Вообще, несмотря на численное превосходство и некоторые потери в артиллерии, понесенные американскими кораблями, те все еще продолжали оставаться более сильными в линейном бою. Во всяком случае, по количеству орудий среднего калибра, способных вести огонь на тот или иной борт, они превосходили кинувшихся в погоню испанцев. И если избить, вплоть до утопления, "Кристобаль Колон", с учетом остатков боекомплекта, у них вряд ли могло получиться, то выбить из игры, а то и пустить на дно один из минных крейсеров или "Рапидо", шансы имелись весьма неплохие. Протопопов тоже это понимал, потому и отвел в сторонку свой отряд. Его время было еще впереди, а пока можно было понаблюдать, как четыре корабля потихоньку начинают пристрелку выстрелами одиночных орудий, явно экономя снаряды. Дошло до того, что огонь вели в основном 203-мм орудия, для которых у обеих сторон снарядов осталось больше, нежели к скорострелкам. И только носовая шестидюймовка "Рейли" время от времени аккомпанировала четырем участвующим в перестрелке орудиям главного калибра мателотов. Естественно, орудия носовой башни "Олимпии" также находились в исправном состоянии. Вот только заряжать их ныне было попросту нечем - все снаряды и заряды остались в затопленных отсеках.
Почти час ленивого противостояния на дистанции в 25 - 30 кабельтов, пока сгущающиеся сумерки не перешли в полноценную ночную тьму, окончились практически ничем для обеих сторон. Да, были накрытия. Да, случалось, что осколки разорвавшихся при падении в воду снарядов впивались в борта кораблей. Было даже по два попадания с каждой стороны. Но, ни для "Кристобаля Колона", ни для "Олимпии", эти снаряды не оказались опасными. Темные пятна споро потушенных пожаров оказались единственными свидетельствами точности артиллеристов обеих сторон. Низкая скорострельность этих пушек и потребность экономить снаряды, а также постоянное маневрирование с отворотом на румб, то влево, то вправо, сделали свое грязное дело. Теперь же на сцену надлежало выйти минному отряду.
Прекрасно понимая замысел противника, Дьюи до наступления темноты успел отдать на "Балтимор" и "Рейли" приказ разделиться и выбирать курс самостоятельно с последующей встречей в Нагасаки. Что же касалось "Олимпии", то спасение ее заключалось лишь в кромешной тьме. Потому, стоило сумеркам окончательно сгуститься, как на крейсере погасили абсолютно все огни и, сменив курс, потихоньку поползли в сторону Гонконга. Времени бегать по портам Юго-Восточной Азии у него, в отличие от бывших мателотов, не было. Впереди корабль ждали целых три дня пути, с ежеминутной борьбой с затоплениями.
Разрезавшие ночь лучи десятка прожекторов весьма скоро похоронили надежды экипажей крейсеров на спокойную ночь. Ведь отпусти Протопопов эти корабли сейчас, и уже через месяц один из них имел все шансы отправить кого-нибудь из его отряда на дно. Не говоря уже о перехвате вышедших на промысел вспомогательных крейсеров. Потому здесь и сейчас от него требовалось вцепиться в глотку противнику и сделать все возможное, чтобы до утра на поверхности воды не осталось ни одного из них.
Видя бедственное положение американского флагмана, командующий минным отрядом бросил все свои силы на преследование крейсера "Балтимор". В отличие от "Рейли", с которым тот же "Рапидо" мог попытать счастья в артиллерийской дуэли, этот крейсер обладал достаточно мощным вооружением и высокой скоростью, чтобы представлять большую опасность для любого испанского корабля. И даже броненосному крейсеру он имел неплохие шансы намять бока перед своей кончиной. Потому первым в списке к отправке в царство Нептуна стоял именно он.
"Балтимор" оказался нащупан и вскоре взят на сопровождение едва ли не всеми прожекторами находившихся на вооружении минного отряда. Лишь пара продолжала шарить по морю в поисках остальных крейсеров противника, что могли попытать счастья в ночном нападении на увлекшегося преследованием охотника. Тут уже стало не до маскировки и потому в ответ с "Балтимора" ударили лучи его прожекторов, высветивших приземистые силуэты минных крейсеров противника. Те, отделившись от своего лидера и погасив все огни, благо "Рапидо" надежно подсвечивал мишень, уже начали потихоньку уходить в отрыв, с целью обогнать противника и выйти в атаку с наиболее выгодных носовых ракурсов.
Что не удивительно, жалеть снаряды в сложившейся ситуации никто не стал. Весь борт "Балтимора" окрасился всполохами выстрелов. Уже никто на его борту не думал о том, чем они будут встречать висящий где-то на хвосте вражеский броненосный крейсер утром. Главным стало не допустить тройку мелких хищников на дальность пуска самоходных мин. А об остальном можно было подумать завтра.
Пять раз в течение трех часов экипажу "Балтимора" удавалось заставить вражеские корабли отвернуть с курса. При этом три мины все же были выпущены по бронепалубнику с предельных дистанций, но ни одна из них не поразила борта корабля. Впрочем, ответным огнем он тоже не нанес никому сколь-либо серьезных повреждений. В отличие от "Олимпии" и "Рейли", в составе его вооружения отсутствовали скорострельные 127-мм орудия. А малочисленные 57-мм, 47-мм и 37-мм пушки противоминного калибра никак не могли нанести серьезного урона столь крупным миноносным кораблям к тому же обладавшим бронепалубой.
А вот шестая атака с подкравшегося с противоположного борта "Арктического лиса" оказалась неожиданной. Сохранивший вследствие превращения в минный транспорт лишь носовой минный аппарат корабль Керна все то время пока сослуживцы приковывали внимание противника к себе, наседая на него только с правого борта, тихой сапой исчез с глаз американских моряков, чтобы заявить о своем возвращении пуском мины в левый борт "Балтимора". С расстояния всего в один кабельтов подкравшийся вплотную к жертве минный крейсер выпустил свою единственную самоходную мину из носового аппарата и тут же отвернул вправо, чтобы как можно скорее оказаться по корме корабля, что был способен отправить миноносный корабль на дно одним единственным бортовым залпом.
От получения критических повреждений американский корабль спас очередной брак. Ударившая четко по центру корпуса мина не взорвалась, а разломилась на две части и затонула. Более того, никто из экипажа атакованного крейсера так и не понял, что по ним попала самоходная мина - все были слишком сильно увлечены отражением атак с противоположного борта.
Седьмая же атака оказалась для "Балтимора" роковой. На сей раз головным в бой ринулся "Рапидо". Выдержав девять попаданий только снарядами среднего калибра, включая два 203-мм, и пару десятков из противоминной мелочи, он отвернул на расстоянии трех кабельтов, выпустив две мины - из носового аппарата и бортового на циркуляции. Ни одна из них так и не попала в противника. Но это было уже не важно, ведь своим корпусом он словил те снаряды, что могли сорвать очередную атаку минных крейсеров. Американцы перенесли огонь на следовавшие за лидером два минных крейсера слишком поздно. Сказалась и малая скорострельность орудий. На такой дистанции они попросту не успевали засыпать противника снарядами. Шедшие строем фронта "Полярный лис" и "Песец", разрядив носовые аппараты с дистанции в 1,5 кабельтова, отвернули в противоположные стороны, выпустив еще три самоходные мины из бортовых. На сей раз чуда не случилось. Две мины - по одной с каждого корабля, рванули, едва успев уткнуться в борт "Балтимора". На этом, по сути, закончился бой. Корабли под испанскими флагами принялись отползать подальше от смертельно раненного, но все еще способного отвесить напоследок весьма мощную плюху, противника, дабы начать зализывать собственные раны. Помимо сильно пострадавшего "Рапидо", где как раз начиналась борьба, как с пожарами, так и с затоплениями, восьмидюймовый снаряд уже на отходе получил "Песец". И хоть весьма толстая броневая палуба защитила котлы и машины от осколков, корабль получил изрядные повреждения. Был сметен вместе с расчетом один из минных аппаратов правого борта, а соседний полностью выведен из строя поразившими его осколками. Потери в людях еще уточнялись, но по предварительным прикидкам они должны были составить не менее пяти человек только убитыми. Осколками этого же снаряда оказались повреждены пара вентиляторов подававших воздух в котельное отделение. А через испещрившие борта осколочные пробоины, ставшие следствием близких разрывов десятков снарядов, на борт начала поступать вода, благо штатные средства справлялись с ее откачкой за борт.
"Полярный лис" отделался попаданием шестидюймового снаряда и полудюжины противоминной мелочи, но самая крупная пробоина оказалась подводной, и принимающий воду корабль уже получил небольшой крен на правый борт. Потому требовалось предпринять скорейшие действия для заделки дыры брезентовым пластырем, что, естественно, лучше было делать не на ходу. И уж тем более не под огнем противника, который даже и не думал прекращать стрельбу.
Утро, что "Олимпия", что "Балтимор", встретили, все еще находясь наплаву. Но, ни тот, ни другой, корабль уже не мог рассчитывать протянуть хотя бы до полудня. Так, "Балтимор" уже имел крен на правый борт более 20 градусов и потому не мог вести огонь по не думающему оставлять его без присмотра противнику. Максимальный уровень наводки орудия по вертикали попросту не позволял компенсировать образовавшийся крен. К тому же, вода все продолжала прибывать, несмотря на безостановочную работу водоотливных средств и усилия экипажа. Ему еще повезло, что поражения минами пришлись в оконечности. Попади они обе по центру и корабль уже давно пошел бы на дно. А так он все еще продолжал цепляться за поверхность Южно-Китайского моря, но даже без дальнейшего воздействия противника, более не имел шанса добраться до ближайшей суши. "Олимпия" тоже осела в воду еще больше, отчего поднимаемые на ходу волны уже накатывали на палубу в носовой части корабля, доходя вплоть до башни. В свежую погоду крейсер, скорее всего, уже пошел бы на дно. Однако погода радовала едва заметным ветром и невысокими волнами, давая глупым людишкам самим поставить точку в разыгрывающейся трагедии. И командующий испанской эскадрой решился. Выслушав доклад прибывшего на борт флагмана Протопопова, для чего "Кристобаль Колон" пришлось останавливать, и лично оценив печальным взглядом остатки минного отряда прибывшего на соединение с флагманом, где помимо совершенно не пострадавшего "Арктического лиса" не было более ни одного корабля, он был вынужден согласиться, что для еще одной ночной минной атаки сил у него считай, что не осталось. Если "Полярный лис" и "Песец" все еще можно было вернуть в строй после исправления полученных повреждений, то с "Рапидо" все оказалось очень печально. Крейсер уже потерял ход и потихоньку тонул, несмотря на активную работу водоотливных средств подошедших к нему вплотную минных крейсеров и наложенные на подводные пробоины пластыри. Его еще можно было попытаться отбуксировать поближе к берегам острова Лусон, но с помощью одних минных крейсеров сделать подобное не представлялось возможным, тем более, что еще требовалось принять на борт сотни моряков с пошедшего-таки на дно в районе девяти часов утра "Балтимора", что пока размещались в многочисленных шлюпках, спущенных, в том числе, со всех испанских кораблей минного отряда.
К полудню, когда вновь заговорили орудия флагманов двух эскадр, скорость "Олимпии" упала уже до 6 узлов, а о совершении резких маневров не могло идти и речи. Именно поэтому бой начался и пошел по плану испанского контр-адмирала. Несмотря на скромные возможности "Арктического лиса" ему все же отвели ответственную роль в грядущем сражении. Обогнав по большой дуге "Олимпию", Керн дождался пока "большие дяди" начнут обмениваться бортовыми залпами, после чего повел свой минный крейсер в лобовую атаку, помешать которой американским морякам было практически нечем. Носовые казематы 57-мм орудий уже были затоплены, и потому по минному крейсеру могло вести огонь лишь одно 127-мм орудие, да пара 37-мм, чьи снаряды никак не могли нанести серьезного урона подобному кораблю.
Единственная попытка отвернуть, предпринятая, дабы подставить наглеца под огонь бортовых орудий, когда стало понятно, что выходящий в минную атаку испанец даже не думает отворачивать, привела лишь к тому, что расстояние между "Олимпией" и "Кристобалем Колоном" сократилось до 7 кабельтовых и продолжало уменьшаться, а минный крейсер поспешил отбежать подальше, чтобы через полчаса вновь повторить попытку минной атаки. Впрочем, к этому времени таковая уже не понадобилась, поскольку после сближения стороны, забыв про необходимость экономии снарядов, расстреляли по друг другу почти все, что оставалось в бомбовых погребах.
Получивший два десятка попаданий снарядами среднего калибра "Кристобаль Колон" горел аж в трех местах, а кормовая башня застыла, будучи повернутой лево на борт после того, как в нее влетел 203-мм бронебойный снаряд. Лобовую броню он пробить не смог, но вывести из строя что-то в механизмах поворота башни сумел. "Олимпия" же тонула. Слишком много пробоин, как новых, так и полученных в предыдущий день, оказались ниже уровня моря, отчего также горящий в центральной части бронепалубник потихоньку погружался носом в воду, постепенно заваливаясь на правый борт.
Справившийся с пожарами и подобравший из воды чуть более двух сотен моряков с погибшей "Олимпии" флагман испанской эскадры смог добраться к борющемуся за жизнь "Рапидо" только к восьми часам вечера. А завести буксирные тросы и стронуться с места удалось лишь спустя еще три часа. Так, двигаясь с черепашьей скоростью в 4 узла, они и добрались всей толпой инвалидов до входа в Манильский залив, где, подобно сторожевым псам, уже который день курсировали три крейсера, боясь сунуться обратно через заминированные фарватеры, и отворачивая от залива все подходящие суда.
В конечном итоге, с помощью портовых буксиров "Рапидо" посадили на мель по соседству со сгоревшей "Кастильей", дожеванной таки "Индепенденсом", после чего принялись подбивать баланс отгремевшего сражения. О поиске же скрывшегося в темноте "Рейли" никто даже не помышлял. Ведь для его поимки попросту не имелось сил и средств. Так, помимо расстрелявшего практически весь боезапас броненосного крейсера, у Монтехо оставались под рукой охромевшая, и потому годная разве что для стационарной службы, "Рейна Регента II", пара малых бронепалубников, не предназначенных для действий в открытом море, да тихоходная "Рейна Кристина", столько времени служившая ему флагманом. Естественно, оставалась еще тройка минных крейсеров, но двоим из них требовался ремонт с заведением в сухой док, благо небольшой для обслуживания колониальных крейсеров как раз имелся, а отпускать единственный не пострадавший на свободную охоту не хотелось от слова "совсем". Ведь повстречай он того же "Рейли" и, ни убежать, ни отбиться, у "Арктического лиса" возможностей не имелось вовсе, даже с учетом возвращения тому снятого ранее кормового 120-мм орудия. К тому же, кто-то же должен был начать вытаскивать из воды те сотни мин, что были высыпаны в воды залива для встречи американцев. Вот и выходило, что, помимо одного безбронного крейсера, с требующими ремонта котлами, выпускать на охоту за американскими пароходами было попросту некого. Разве что вооружить трофейные суда и бывший "Владивосток" парой орудий, и выпихнуть их в океан в качестве вспомогательных крейсеров, благо моряков ныне имелось в избытке после потери столь огромного количества кораблей. Но все это было делом будущего, а пока контр-адмирал Монтехо занимался куда более важным и срочным делом - составлял победную реляцию.