Сказать, что Евгений Александрович Яковлев находился в приподнятом настроении, означало не сказать ничего - их совместное с Петром Александровичем Фрезе творение не только принесло серебряную медаль Нижегородской выставки, но и привлекло внимание самого императора к скромным персонам инженеров. В отличие от своего сына, Александр III не стал пренебрежительно высказываться о созданном этим дуэтом первом отечественном автомобиле с двигателем внутреннего сгорания. Наоборот, прекрасно зная о скором бурном развитии данной отрасли, монарх уделил Яковлеву с Фрезе целых два часа личного времени. Милость невиданная для любого простого русского человека. Особенно для отставного лейтенанта Российского Императорского Флота, чью карьеру более десяти лет назад попросту зарубили на корню из-за чиновничьих дрязг, в которые оказался втянут его отец.
Еще до этой, ставшей судьбоносной, встречи, Евгений Александрович являлся если не богатым и не состоятельным, то, по крайней мере, состоявшимся человеком, умудрившимся своим трудом и талантом составить конкуренцию на рынке газовых и керосиновых двигателей не только России, но и Европы, даже такому именитому конструктору, как Николас Отто, возглавлявшему акционерное общество Дойтц. Не меньшее значение имел патронаж светоча отечественных наук - Дмитрия Ивановича Менделеева, чей авторитет успел стать непререкаемым во всем мире. Но все эти и ранее приобретенные награды и достижения, к сожалению, не приносили столь необходимых для активного развития дела двигателестроения средств. Нет, сперва его мастерская, построенная в саду собственного дома, а после и выстроенный небольшой завод ни в коем разе не являлись убыточными. Они давали Яковлеву средства вполне достаточные для обеспечения достойного уровня жизни его супруге и детям. Но все это было не то. Евгений Александрович мечтал стать не просто одним из многих. Его золотой мечтой являлось возвышение России, как технически развитой державы. Именно по этой причине в производстве своих изделий он применял исключительно отечественные материалы, даже в ущерб себестоимости и, соответственно, последующей прибыли. Конкурировать же приходилось с очень многими, из года в год доказывая всем состоятельность, как русской технической мысли, так и его собственных возможностей. Лишь великолепное качество изделий и множественные международные награды позволяли все еще держаться на плаву. Но по сравнению с европейскими конкурентами мощности его "Первого русского завода газовых и керосиновых двигателей" вызывали лишь грустную усмешку, впрочем, как и финансовые обороты. Десятки двигателей в год были не тем, о чем мечтал Яковлев. Ему хотелось чего-то большего. И в погоне за клиентом он из года в год, не жалея себя, работал на износ, теряя драгоценное здоровье. Все те медали, что были получены на многочисленных международных выставках, являлись результатами сонма бессонных ночей и растраченных нервов. Даже сердце не переступившего еще порог в сорок лет мужчины начало давать знать о нежелательности поддержания подобного темпа. Так он и сгорел в той истории, что была известна его нынешнему посетителю.
- Рад приветствовать вас на моем скромном предприятии, господин барон. - ознакомившись с переданной гостем визитной карточкой и пожав протянутую руку, поприветствовал Иванова тот, в чьи руки недавно попал двигатель с павшего жертвой потребности сохранения государственной тайны "Шмеля". - Чем могу быть полезен?
- Если не возражаете, предпочитаю обращаться по имени отчеству. - слегка улыбнулся посетитель и получив от собеседника полное согласие в этом, продолжил - А привело меня к вам вот это послание. - выудив из внутреннего кармана пиджака белоснежный конверт, он передал его хозяину кабинета.
- Я ведь не ошибаюсь? - приняв конверт и кинув взгляд на бордовую кляксу, дающую представление об авторе находящегося внутри послания, даже сидя в кресле, попытался продемонстрировать флотскую выправку Яковлев, - Это печать его императорского величества?
- Именно так. - не стал отрицать Иван Иванович. - И чтобы заранее сэкономить наше время, сразу говорю, что я ознакомлен с его текстом. - Так что коль скоро вы прочтете его, мы сможем начать, смею надеяться, весьма продуктивный диалог.
- Да, да. Конечно. - поспешил вскрыть конверт инженер. Не прошло и минуты, как небольшое послание, уместившееся на одной странице, было досконально изучено, после чего тут же сожжено на глазах гостя, как того и требовалось в конце написанного. - Дорогой Иван Иванович, кабы вы знали, сколько бессонных ночей я провел за исследованием известного вам агрегата. - требование не обсуждать попавший к нему двигатель вслух хоть с кем-нибудь было получено Яковлевым одновременно с самим артефактом из будущего, - Но так и не смог определить руку того искусного мастера, что смог его изготовить. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я прекрасно знаком с аналогичными конструкциями ведущих мировых специалистов. И готов утверждать, что ни одна из них и близко не стоит к тому, что выпало мне честь изучить. И вот появляетесь вы с этим посланием. - инженер перевел взгляд на кучку пепла.
- Я понимаю, что у вас мгновенно появились десятки, а то и сотни вопросов, Евгений Александрович. Но, вынужден вас расстроить. Сам я не инженер и потому имею малое представление о технических особенностях агрегата. Однако именно я имел возможность эксплуатировать его некоторое время и потому постараюсь оказать вам всю возможную поддержку в деле его изучения и последующего воссоздания, если последнее вообще возможно.
- Я нисколько не сомневаюсь, что когда-нибудь копию данного устройства смогут изготовить. Но не сейчас. Не с имеющимися ресурсами. Аналог - менее технологичный, менее мощный, более громоздкий и прожорливый - вполне возможно. Копию - увы. - развел руками Яковлев. - Но это не значит, что я не могу постараться изготовить нечто подобное! Все же принципы, заложенные в его устройстве, вполне известны. Естественно, имеются свои хитрости и порой ювелирно точная работа, а также особые материалы, но все в пределах моего понимания.
- Что же, это не может не радовать. - вновь позволил себе улыбнуться гость. - Однако, поскольку, мы, - выделив последнее слово и красноречиво кинув взгляд на пепел, явно намекая на автора послания, - понимаем, что работы в данном направлении могут занять у вас годы. Годы, что вы будете вынуждены отвлекаться от развития собственного детища. - имея в виду двигателестроительный завод, Иван Иванович повел рукой в сторону цеха - Так вот. Мы желали бы внести свой вклад в дело развития отечественного двигателестроения. - как бы Иванов ни старался, он не смог вспомнить из истории ровным счетом ничего о таком ныне известном инженере-двигателисте, каковым являлся Яковлев. В свое время, изрядно напрягши память, он выудил из ее темных закоулков информацию о человеке по фамилии Тринклер и Нобелях, что имели какое-то отношение к делу развития отечественного двигателестроения. Но вот о Яковлеве не знал ровным счетом ничего. И тем удивительнее было увидеть первый отечественный автомобиль с двигателем производства его завода. Тогда он высказал соображение, либо о банкротстве его завода в силу отсутствия заказов, либо о смерти инженера еще до начала Первой Мировой Войны, а то и Русско-Японской. Именно с этими двумя причинами и было принято решение бороться в силу потребности Российской Империи в устройстве передовых производств, которые не стоили ровным счетом ничего без сведущих людей. Потому, вслед за письмом из все того же внутреннего кармана был извлечен чек на сумму в немыслимые для подавляющей части населения пятьсот тысяч рублей - деньги, что император безвозмездно передавал на развитие единственного в России завода производящего подобные двигатели. Впрочем, часть из них предполагалось использовать для покупки у господина Дизеля лицензии на право производства двигателя его имени. Ведь именно в дизельных двигателях нуждались подводные лодки, от процесса создания которых было решено всячески отваживать внимание кого бы то ни было, выставляя напоказ постройку крейсеров и броненосцев. Высказав пожелания жертвователя, Иван Иванович передал потерявшему дар речи инженеру чек и добил его заказом на проектирование и изготовление керосиновых двигателей для катеров водоизмещением в два десятка тонн, с тем, чтобы они развивали на спокойной воде не менее 15 узлов. Скорость, даже по меркам настоящего времени, являлась не ахти какой. Но с чего-то надо было начинать! Так почему бы не получить необходимый опыт и наработать руку на портовых и разъездных катерах, паровые представители которых сотнями эксплуатировались ныне по всей России? Тем более что с корпусами для опытов проблем не было никаких - в отечественном флоте продолжали нести службу десятки уже практически ни на что не годных в военном отношении миноносок, пустить которые просто на металлолом, не поднималась рука.
Более полутора лет воодушевленный поддержкой своей работы на самом верху Яковлев потратил на значительное расширение завода и производство корабельных керосиновых двигателей, на время даже отодвинув автомобилестроение на второй план. Хотя и в последнем, благодаря весьма стоящим советам нового знакомого, удалось продвинуться далеко вперед и выпустить на рынок первую партию в десяток автомобилей. К сожалению, с дизельными двигателями дела продвигались не столь успешно - чувствовалась нехватка опыта и знаний, что постепенно нарабатывались путем производства этих самых двигателей для нужд заводов и фабрик. Но громоздкие одно- и двухцилиндровые стационарные модели не предъявляли столь же высоких требований к весу и габаритам, как судовые машины. Потому особо сильно похвастать было нечем. А вот с керосиновыми двигателями дело наладилось. Сперва на свет появился агрегат в 60 лошадиных сил, который спустя пол года усовершенствований и доводок стал настоящим бестселлером у производителей небольших прогулочных катеров и речных буксиров. А в феврале 1898 года подал голос первый стосильный двигатель. И уже 1 мая оснащенная им бывшая миноноска N23 Балтийского Флота совершила пробный забег, продемонстрировав не сильно высокие показатели - всего 9 узлов, при том, что даже со своей старой паровой машиной двадцатилетней давности она могла дать тринадцать. Правда и мощность последней была в два с половиной раза выше таковой нового керосинового двигателя. Но если для портового катера даже 8-9 узлов было вполне достаточно, чтобы выполнять свои функции, для боевых кораблей, пусть и крошечных, такие показатели выглядели откровенно слабыми. Впрочем, не малое значение тут играл корпус. На той же миноноске после замены паровой машины с котлом на двигатель внутреннего сгорания образовалось столько свободного пространства, что туда можно было впихнуть еще пару таких.
0x01 graphic
Однако, в конечном итоге на высвободившееся место пришлось укладывать чушки балласта, поскольку после замены машины изрядно сбросившая в весе миноноска сильно потеряла в остойчивости, и чуть было не перевернулась через борт при очередных испытаниях. Но это все было делом десятым. Главное - у Яковлева получилось создать достаточно компактный, экономичный и надежный двигатель позволивший начинать проектировать именно боевую подводную лодку, с которой можно было встречать грядущую войну. А пока суть да дело, данные двигатели в количестве восьми штук начали производить для укомплектования четырех небольших китобойных баркасов, что планировались к базированию на паре заказанных немцам китобоях катамаранного типа. Все же им требовалось устроить длительную эксплуатацию, а также подготовить достаточное количество специалистов способных обслуживать и ремонтировать столь отличное от паровой машины устройство. И работающие круглый год китобои являлись прекрасной тестовой базой. Тем более, что оба катамарана как раз и создавались, в том числе, для несения будущих подводных лодок, отчего уже сейчас требовалось на вполне правдоподобных основаниях устроить на них все потребные топливные танки и небольшие мастерские. А то, что спроектированные младшим судостроителем Бубновым "баркасы" мало походили на располневшие плавающие телеги, более напоминая своими очертаниями хищные силуэты сильно уменьшенных в размерах минных крейсеров, было делом десятым. Да и на заложенную в конструкцию возможность заменить расположенный на носу гарпун артиллерийской установкой не сильно большого калибра не акцентировали внимания. Все же эти небольшие кораблики строились для пароходства "Иениш и Ко", чьи потребности несколько отличались от таковых прочих частных пароходств.
Тем удивительнее Яковлеву было услышать из уст в очередной раз появившегося в его кабинете господина Иванова - Сожалею, Евгений Александрович, но пришла пора вам умирать. Ничего личного. Просто государственные интересы.
Хоронили Евгения Александровича Яковлева весьма скромно - в семейном кругу. К тому моменту как отвлеченные расследованием убийства императора жандармы обратили внимание на одного из своих подопечных, на могиле инженера уже успела появиться мемориальная гранитная плита, а вся документация и сам некогда переданный ему секретный двигатель - исчезнуть в неизвестном направлении.
Но, несмотря на потерю владельца, ведущего конструктора и главного вдохновителя, выстроенное Яковлевым производство не принялось активно чахнуть, как это зачастую происходило с многими предприятиями. А всех желающих выкупить изрядно разросшийся завод вдова инженера вежливо выпроваживала, заявляя, что не собирается продавать кому-либо детище своего дорогого супруга. К этому времени "Первый русский завод газовых и керосиновых двигателей" мог похвастать не только двумя сотнями высококвалифицированных рабочих, но и неплохим конструкторским бюро с четырьмя толковыми инженерами, десятком технологов и дюжиной чертежников набранных Яковлевым в последние полтора года, и более всех прочих в России сведущих в деле двигателестроения. С таким запасом прочности столь уникальный для империи завод практически не сбился с набранного темпа, даже лишившись своего создателя.
0x01 graphic
Первые же два созданные с нуля отечественные большие керосиновые катера спустили на Невском судостроительном заводе уже в июле 1898 года. Еще две недели ушли на достройку рубки и ходовые испытания после чего оба перешли в Кронштадт, где их ждал пришедший из Германии китобойный катамаран, сильно выделяющийся на фоне прочих судов не только двухкилевым корпусом, но и перекинутой с правого на левый борт массивной аркой крана, что позволял, как спускать на воду носимые "китобойные баркасы", так и поднимать добытые и подтащенные ими туши китов прямиком на борт для последующей разделки. Тот же факт, что максимальная грузоподъемность крана являлась явно избыточной для указанных действий, достигая пяти сотен тонн, скромно умалчивался, как заказчиком судна, так и его производителем. А вместе с китобоями на борту "Лейтенанта Дыдымова" к берегам Дальнего Востока отправлялись тоже первые два не столь крупных, но куда более милитаристически выглядящих, благодаря пулеметной башенке, катера. Изготовленные по заказу акционерного общества "КВЖД" для защиты от набегов хунхузов берегов Сунгари и Ляохэ с ее притоками, а также возводившихся через них железнодорожных мостов, первые в мире блиндированные моторные катера являлись лишь первыми ласточками военного речного флота, что со временем должен был появиться у России.
0x01 graphic
Еще в 1891 году, когда только было принято решение о постройке Транссибирской железной дороги, на горизонте принялся маячить вопрос ее прохождения из Забайкалья на Восток. И оба рассматриваемых впоследствии варианта являлись весьма востребованными. Каждый по своему. Первый - в проведении путей вдоль Амура, непременно должен был способствовать скорейшей колонизации и экономическому развитию Восточной Сибири и русского Дальнего Востока. Потому не было ничего удивительного в том, что ярым сторонником данного проекта являлся Приамурский генерал-губернатор Духовский. Главным же защитником и вдохновителем второго варианта проекта - через китайскую Маньчжурию, выступал министр финансов Витте. Мало того, что этот отрезок пути выходил короче, а, стало быть, дешевле, он вел к водам позволявшим вести морскую торговлю в Азиатско-Тихоокеанском регионе круглый год, да к тому же способствовал процессу, сперва, экономического, а после, вполне возможно, и военного отторжения Маньчжурии у южного соседа. Тем более что уже разработанные, богатые на урожай земли Маньчжурии подходили для заселения русским крестьянством куда лучше требующих вложения огромных сил и средств территорий Приамурья. Дело оставалось за малым - решить проблему коренного населения, которое вряд ли согласилось бы по доброй воле уйти с земли принадлежавшей их предкам сотни лет. Последнее, при подписании секретного двустороннего Российско-Китайского договора о союзе России и Китая против Японии в 1896 году, понимали обе стороны. Но только-только проигравший войну Китай, к тому же обремененный кредитами и обязанный России оказанным заступничеством, не мог себе позволить отказаться от сделанного предложения. Тем более, что столь дорогостоящая железная дорога, построенная на русские и французские деньги, лучше любых войск и флота оберегала Маньчжурию от дальнейших поползновений японцев. Ведь ее хозяева вряд ли обрадовались бы идее делиться будущими прибылями еще с кем-либо. А к окончанию возведения путей, еще надо было посмотреть, у кого оказались бы более острые когти и клыки.
Чуть более года спустя начались непосредственно работы, а чтобы защитить строителей и инфраструктуру от налетов промышлявших разбоем банд хунхузов, была организована Охранная стража КВЖД, существовавшая за счет средств акционерного общества "Китайско-Восточной железной дороги" и официально не являющаяся частью вооруженных сил Российской Империи, поскольку в соответствии с заключенным с Китаем договором, Россия не имела права держать в полосе воздвигаемой магистрали подразделения регулярных сухопутных войск. Именно последняя оговорка, прописанная в договоре, в конечном итоге стала причиной воссоздания в России хорошо забытого рода войск - морской пехоты. Причем, будущая элита проходила по службе даже не во флотских экипажах Российского Императорского Флота и не в армии, подобно последним батальонам морских солдат, а числилась в составе флотилии Отдельного Корпуса Пограничной Стражи, как вольнонаемные служащие. И именно ее появление позволило избавиться от давнего казуса, существовавшего на пограничных крейсерах - строевой устав для морских пограничников, наконец, был заменен с кавалерийского на пехотный. Так что более на парадах солдатам и офицерам досмотровых команд пограничных крейсеров не приходилось изображать строй "пешим по конному". Да и не было более никаких солдат, впрочем, как и корнетов с ротмистрами. Всем, за исключением вольнонаемных членов экипажей пограничных крейсеров, присвоили звания, действующие в Российском Императорском Флоте. Но, покуда военные моряки считали службу на пограничных крейсерах совершенно не престижной, львиная доля вакансий в экипажах кораблей заполнялись гражданскими специалистами. Последние хоть и носили общефлотскую форменную одежду, не могли рассчитывать на знаки различия. Даже командиры крейсеров. Вот и набранные в морские пехотинцы отставные матросы и солдаты не могли похвастать званиями, ибо обладали только должностями.
Столь неоднозначное положение морских пограничников - с одной стороны как бы флотских, а с другой - совершенно обособленных, причем даже от Министерства финансов, а также их небольшой численный состав позволили императору Александру III, дабы не привлекать излишнего внимания, проверить все те нововведения, что в будущие года, несомненно, появятся в армиях всего мира. Форма, вооружение, структура, части поддержки и усиления - перед очередной военной реформой, которая потребовала бы затрат сотен миллионов золотых рублей, он решил "потренироваться на кошках", не забыв, в качестве советника, подключить к проекту барона Иванова. Естественно, инкогнито.
Вообще, 1897 год вышел изрядно насыщенным для морских пограничников. Мало того, что оказались упразднены отдельные крейсерские флотилии, отныне сведенные в единую и самостоятельную структуру, уйдя тем самым из подчинения Департамента таможенных сборов, так еще им вдобавок предписывалось осуществлять защиту морских биологических ресурсов страны, гоняя не только контрабандистов, но и браконьеров. Так что смена строевого устава и формирование отрядов морских пехотинцев стало той самой вишенкой, что дополнительно украшала торт. А вишенка, стоило сказать, выходила изрядно сочной.
Последнее десятилетие XIX века ознаменовалось очередной мировой гонкой вооружения. Появление бездымных порохов, новых бризантных взрывчатых веществ, более крепких сталей, сравнительно легких и мощных паровых машин, а также накопление, что военными, что учеными, что инженерами и производителями, изрядного опыта, повлекло за собой многократное повышение боевых характеристик всевозможных систем вооружения, начиная от револьверов и заканчивая эскадренными броненосцами. Естественно, не обошло это повальное увлечение и страну располагающую наиболее крупной сухопутной армией мира. И, что не удивительно, последняя требовала на свое содержание действительно огромных средств. Так, даже без авральных программ приемки новых винтовок, револьверов или орудий, Военное министерство ежегодно "съедало" пятую часть годового бюджета страны. Что уж было говорить о суммах необходимых для осуществления очередного полного перевооружения!?
Впрочем, ни провалившийся в прошлое обыватель, ни ставший его другом и проводником отставник, ни даже сам государь-император, никак не могли повлиять на уже запущенный процесс замены старого вооружения на новое. Во всяком случае, сразу же - в ближайшие годы после гибели броненосца "Русалка". Все же маховик подобных преобразований являлся невероятно тяжелым и инертным, чтобы мгновенно замереть по первому слову императора и при этом не разрушить всю систему военной промышленности страны.
Но с получением знаний о грядущем и располагая определенным запасом времени, ряд необходимых отечественной армии программ удалось заморозить до получения их оценки человеком, обладающим если не энциклопедическими знаниями, то потребными познаниями. Так, внезапно было отодвинуто на неопределенный срок уже практически подписанное военным министром решение о принятии нового револьвера системы "Наган", призванного заменить старичков "Смит-Вессон". Совершенно неожиданно была дана команда упразднить "Особый запас" собираемый для захвата и последующего удержания черноморских проливов с передачей орудий в крепости. Так что в 1896 году удалось сохранить и перенаправить на иные нужды свыше двух с половиной миллионов рублей, большая часть которых должна была уйти на изготовление мортир, чей век, говоря по чести, закончился с последними залпами Русско-Турецкой войны 1877-1878 годов. А прочие орудия быстро расписали по осадным паркам, за исключением четырех новейших 152-мм пушек Канэ и шести 57-мм орудий Норденфельда отправленных во Владивосток. Туда же вскоре должны были выслать еще полдюжины шестидюймовок заказанных как раз для хранения в "Особом запасе". Тогда же на все казенные заводы поступила директива прекратить производство новых мортир после выработки имеющегося запаса заготовок и впредь заниматься этими коротышами лишь в канве модернизации орудий старых систем или проведения ремонта.
Вообще, впервые столкнувшись с перечнем того невероятного зверинца артиллерийских орудий состоящих на вооружении армии и флота, первым делом Иван Иванович почувствовал острую необходимость выпить. "Ночной кошмар снабженца" - именно так можно было в трех словах описать то величайшее многообразие снарядов, зарядов и марок порохов, потребных для применения более чем полусотни находящихся на вооружении систем. Причем, зачастую снаряды вроде бы одного и того же калибра никак нельзя было применять с орудиями имеющими разную длину ствола и тип нарезов. А еще эта вечная борьба армии и флота, выражающаяся даже в заказе тяжелых орудий разных калибров! О чем вообще можно было говорить, если в арсеналах сохранялись бомбы с ядрами для дульнозарядных орудий! И что самое обидное, взять все старье и сдать в утиль явилось бы настоящим преступлением в силу серьезной некомплектности артиллерийских парков многих крепостей, включая столь важные, как Севастополь и Владивосток. Модернизация же некоторой части систем хотя бы позволяла провести определенную унификацию снарядов и несколько улучшить явно недостаточные характеристики крепостной артиллерии, в составе которой до сих пор числилось свыше трех тысяч дульнозарядных орудий.
Естественно, подобный шаг не был идеальным ходом. Да и цена переделки тех же мортир начиналась с двух тысяч рублей для самой легкой - медной шестидюймовой образца 1867 года. А ведь это составляло до половины цены нового скорострельного полевого орудия! Но. Как и всегда, существовало определенное "Но". Во-первых, в последние два года правления, Александр III, урезав финансирование ряда программ, сумел, к вящей радости Витте, добиться серьезного сокращения Чрезвычайного бюджета, фактически сохранив в нем затраты лишь по железнодорожным займам и военные расходы, связанные с событиями в Красном море, на Дальнем Востоке и неожиданной помощи Испании. А ведь более чем двукратное уменьшение данных затрат, позволило впоследствии полностью покрыть их образовавшимся излишком государственного бюджета. Во-вторых, несмотря на потребность в перевооружении армии и флота новыми системами вооружения, для войны с Японией с лихвой должно было хватить имеющихся запасов, включая уже находящиеся в производстве. А процесс перевооружения и подготовки к мировой войне уже сейчас можно было распланировать с куда большей точностью и эффективностью последующей отдачи. Во избежание же простоя немногочисленных оружейных заводов, что привело бы лишь к потерям денег и ценных кадров, те, что пока не имели возможность производить современные скорострельные орудия для флота, к примеру, как Пермский пушечный завод, оказались задействованы в модернизации орудий старых систем, благо имеющегося количества должно было хватить им на годы непрерывных работ.
Коснулась временная приостановка всякой активности и дела замены полевой артиллерии. По предварительным расчетам лишь на закупку новых орудий в ближайшие годы требовалось выделить под 150 миллионов рублей - свыше десятой части годового бюджета империи. Естественно, в отличие от ситуации 70-х годов, когда многие орудия приходилось заказывать за рубежом, ныне деньги должны были уплыть в карманы отечественных заводов. Да и лучшее вооружение являлось залогом могущества страны. Но ведь стоило достаточно въедливому человеку окунуться в проблему с головой, как потребные затраты снижались в разы!
Немного запоздав по сравнению со стрелковым вооружением, армейские артиллеристы принялись переходить на бездымный порох, начиная с конца 1894 года. А год спустя началась модернизация устаревающих 87-мм орудий путем внедрения поршневого затвора и нового заряда. Это не помогло довести максимальную дальность стрельбы, до таковых показателей лучших образцов новых патронных орудий в силу недостаточной прочности стволов ограничивающих мощность заряда. Да и скорострельность дошла лишь до 7-8 выстрелов в минуту в противовес 9-10 выстрелам новейших французских и немецких экземпляров. Но! Все, как оказалось, утыкалось в косность мышления. Могло ли орудие стрелять дальше без изменения мощности заряда? Могло! Гранатой. Аж на 8,5 километров при угле возвышения в 45 градусов. Другое дело, что конструкции имевшихся лафетов не позволяли такового. А ведь стоило принять идеи братьев Барановских и слегка их доработать, как проблема решалась полностью. Раздвижные станины и гидравлический тормоз отката с пружинным или пневматическим накатником, как показывали предварительные расчеты, выполненные Иенишем, позволяли увеличить угол наводки с 20 до 35 градусов. С такими доработками старая пушка, в которой, благодаря изначальной конструкции, расстрелянный ствол можно было ремонтировать сравнительно легко - меняя только внутреннюю трубу едва ли не в полевых условиях, начинал играть новыми красками. Да, он все так же уступал новым системам в скорострельности, весе заряда старых чугунных гранат и точности боя на больших дистанциях, но с такими доработками превосходил все новейшие орудия, что по дальности ведения огня, что по могуществу действия стального фугасного снаряда заполненного двумя фунтами новейшего тринитротолуола. А еще не надо было здесь и сейчас тратить очередные десятки миллионов рублей на изготовление новых шрапнельных снарядов, которые, с учетом потребного запаса, выходили едва ли не дороже самих орудий.
Нет, естественно, даже с учетом модернизации тех трех с половиной тысяч пушек 1877 года, со временем требовалось менять их на что-то более совершенное. Технический прогресс еще никто не отменял! А медные орудия 1867 года, до сих пор тысячами стоявшие на вооружении крепостей, еще в войне 1877-1878 годов продемонстрировали множество недостатков. Да и заводам требовались денежные заказы, а модернизацией и ремонтом старых пушек их можно было загрузить лишь на пару ближайших лет. Но, опять же, такой шаг позволял растянуть затраты во времени и посмотреть на те проблемы, с которыми столкнутся все прочие страны с орудиями новых систем. И, в конечном итоге, выработать образец превосходящий все прочие. А заодно разобраться с творившемся на этих самых заводах бардаком, когда один страдал от переизбытка заказов, без лишних разговоров получая авансы от министерств, а другой приносил казне сплошные убытки, содержа солидный штат работников, но простаивая по причине отсутствия заявок и средств, поскольку последние приходили лишь после отгрузки продукции.
Естественно, подобное решение пришлось не по душе многим, кто уже подсчитывал те барыши, что непременно ухнут в карманы приближенных к кормушке персон. Даже все еще пребывающая подле наследника престола балерина, позволила себе пару раз закинуть удочку о необходимости повышения могущества отечественной армии. Естественно, не из-за доброты душевной, а по причине получения более чем солидных подарков и подношений от заинтересованных лиц. Но до тех пор пока окончательное решение оставалось за Александром III, надеяться им было попросту не на что.
Впрочем, не одни лишь легкие полевые и сверхтяжелые крепостные орудия оказались в зоне интересов императора, ранее не лезшего разбираться в технических тонкостях того или иного ствола, полагаясь на мнения генералов и адмиралов. О чем он уже успел не единожды пожалеть, подсчитав, сколько денег, по сути, было выброшено на ветер. А точнее осело в карманах лоббистов от артиллерии. Заодно в очередной раз убедившись, что высокие военноначальники вовсю готовились к прошедшей войне, попросту опасаясь всех тех новшеств, за которыми было будущее развития военной техники.
Остальные орудия также не были забыты. Так, на одном лафете с изрядно модернизированной к 1897 году 87-мм полевой пушкой была выполнена легкая 152-мм гаубица, созданная на основе ствола шестидюймовой полевой мортиры. Будучи же несколько увеличенным в масштабах, он стал отличной основой для 107мм гаубицы, чьи стволы ранее принадлежали батарейным орудиям. А дальнобойное осадное орудие этого же калибра поделило новый станок с шестидюймовой осадной пушкой весом в 120 пудов, что не замедлило сказаться на удобстве заряжания и весе систем в целом, благо с дальностью стрельбы у обеих было все в порядке. И стало еще лучше с новыми стальными дальнобойными фугасами и зарядами бездымного пороха, перевалив за 10 километров, делая их отличным средством контрбатарейной борьбы. Все же в ситуации, когда лафеты создаются непосредственно для орудий, результат завсегда выходит лучше, нежели когда они создаются для лучшего приспособления к устаревшим земляным укрытиям, в которых эти самые орудия, по замыслу военных теоретиков прошедших войн, должны находиться.
Не стали трогать разве что совсем уж тяжелые осадные шестидюймовки весом в 190 пудов, доставка которых на позиции сама по себе являлась подвигом расчетов. Да 203-мм и 229-мм мортиры, поскольку как-либо улучшить их не представлялось возможным в силу изначальных конструктивных особенностей коротких стволов. К тому же, еще при их проектировании скорость развертывания и ведения огня критическими характеристиками для них не являлись. Задачей крупнокалиберных мортир изначально было прибыть к какому-либо крепкому орешку и методично разнести его вдребезги своими тяжелыми снарядами.
Зато от легких восьмидюймовок решили отказаться вовсе. Все равно в грядущую войну работы им найти не удалось бы - со всем ожидаемым вполне могли справиться уже имеющиеся в достаточных количествах шестидюймовки. А для последующей они успели бы безнадежно устареть.
Ну а вслед за пушками очередь непременно должна была прийти к орудиям войны более мелких калибров. Ознакомившись со всеми имеющимися на вооружении отечественных армии и флота винтовками, револьверами, пулеметами, митральезами, пушками, мортирами и ракетными установками, Иван Иванович не стал рубить с плеча, требуя немедленной разработки автоматических винтовок, промежуточного патрона без закраины, единых пулеметов и пушек-гаубиц, способных многократно усилить возможности любого военного соединения и упростить снабжение. Хотя, именно к последнему ныне стремились армии европейских стран. Особенно Франции, откуда в Россию проникла идея единого калибра для нового полевого орудия, коим вскоре планировали заменить стальные 87-мм пушки образца 1867 и 1877 годов. Иванов, к изрядному удовлетворению императора, не только обладал знаниями будущего, но также очень хорошо умел считать и анализировать. Причем, выдавая идеи не столько ориентируясь на то, что было ему привычно, а применительно к действующим технологическим, экономическим, жизненным, в конце концов, реалиям, что весьма заметно отличались от таковых далекого будущего.
Эх, если бы этот человек появился в жизни императора лет на 10 пораньше, сколько всего уже можно было бы изменить! Сколько сотен миллионов рублей можно было сохранить и заработать, перенаправив финансовые потоки или не растрачиваясь на никчемные проекты! Но, чего не было, того не было. Оставалось довольствоваться насущным. Довольствоваться и внимательно изучать записки столь уникального человека. Все же он до сих пор не знал слишком многих реалий современной жизни, чтобы безошибочно судить о тех или иных вопросах. Потому ранее все его идеи и предложения редактировались Виктором Христиановичем, перед тем, как попасть на глаза императора. Но с тех пор как вся правда выплыла наружу, Александр Александрович пожелал получать все из первых рук, дабы понять не только что, но и как думает рядовой житель будущего. И сквозившая в каждой второй записке попытка сэкономить, не в ущерб эффективности, откровенно импонировала императору.
Так, имея представление о датах начала грядущих конфликтов, удалось куда лучше распланировать процесс перевооружения армии на новую комиссионную винтовку образца 1891 года. Причем, уже с февраля 1898 года на вооружение начало поступать модернизированное оружие под новый остроконечный патрон. И уж конечно ни о каком очередном заказе производства этих винтовок за рубежом не могло идти и речи. До начала Первой Мировой Войны, если таковая теперь вообще случится, оставалось более 16 лет, так что казенные заводы вполне могли произвести достаточное количество вооружения за счет средств военного бюджета без дополнительных вливаний из казначейства, по поводу которых вечно "рвал волосы на голове" Сергей Юльевич. Впрочем, некоторые дополнительные ассигнования на ту же винтовку все же пришлось изыскивать. Уж больно эмоционально, что было видно даже из текста докладной записки, новоиспеченный барон ратовал за ряд доработок. Не была обойдена стороной и унификация. Так, вместо пехотной, казачьей и драгунской винтовок, он предлагал остановиться, либо на производстве винтовки только драгунского типа, как наиболее сбалансированной, и разработке в придачу к ней карабина для вооружения не стрелковых подразделений, либо же на переходе к чему-то среднему между последними типами вооружения, что впоследствии осуществили немцы, создав свой карабин 98к. Благо новая пуля заметно улучшала баллистические показатели винтовок, позволяя сократить длину ствола не в ущерб ныне существующим точности и дальности стрельбы. К моменту гибели императора данный вопрос все еще не был решен, но по несколько сотен коротких и длинных карабинов сконструированных Мосиным были оперативно изготовлены на Тульском заводе и переданы на испытания, в том числе пограничникам.
Также не была обойдена вниманием тема сохранения на складах снимаемых с вооружения винтовок Бердана N2. Пусть, как минимум, треть из них нуждались в ремонте, а то и вовсе признавались негодными к дальнейшей эксплуатации, два миллиона годных пехотных винтовок виделось потребным сохранить, памятуя о вечной потребности в вооружении русской армии во время мировых войн. К сожалению, поднимаемая не единожды тема их возможной переделки в многозарядные с внедрением патрона на бездымном порохе, в очередной раз оказалась мертворожденной. Многочисленные проекты и образцы принятые на испытания, включая даже самозарядные, хоть и продемонстрировали техническую возможность подобной переделки, оказались отвергнуты по экономическим причинам. Слишком накладной выходила подобная переделка, практически сравниваясь по сумме затрат с изготовлением новой трехлинейки. Да и переснаряжать бездымным порохом сотни миллионов патронов можно было до морковкина заговения. А производить новые с учетом снятия винтовок с вооружения - опять же экономически нецелесообразно. Тем более, что этого самого пороха едва хватало на производство патронов для новых винтовок. Нет, в небольших объемах для себя или частных денежных клиентов, появись таковые, какой-нибудь кустарь вполне мог заниматься подобной модернизацией, что оружия, что боеприпасов. Но в том то и крылась проблема - рынок охотничьего оружия и так был завален многочисленными недорогими карабинами и штуцерами мелких европейских производителей, так что модернизированная подобным образом и от того сильно потяжелевшая в цене старая армейская винтовка вряд ли имела шанс на коммерческий успех. Осознавали это и не менее, а то и более, умные люди с Тульского и Ижорского заводов. Хоть данные предприятия и являлись казенными, работать себе в убыток они не собирались. Прекрасно зная, за сколько реально реализовать недорогое охотничье ружье, а также цену переделки в таковое старой винтовки, они активно принялись за подобную работу лишь по причине временного снижения объемов выделки трехлинейной винтовки, возникшей из-за перевода последней на новый патрон. Зачастую, в целях экономии на транспортировке, принимая с арсеналов даже не целые винтовки, а лишь сваленные в ящики стволы, затворы и ствольные коробки, так что с каждого комплекта казна получала смешные по сравнению с ценой винтовки пятьдесят копеек, если не меньше. И чуть более двух рублей, если винтовка прибывала на завод в работоспособном состоянии и единым целым. Да и то лишь после ее реализации на рынке гражданского оружия. А поскольку оружие, несмотря на некоторое устаревание, все еще вполне могло выполнять свои функции во всевозможных вспомогательных службах, те же пограничники и моряки получили на вооружение драгунские винтовки Бердана, а промысловикам и переселенцам начали передавать казачьи, чьи патроны отличались от применяемых в пехотных меньшей навеской пороха и соответственно несколько худшими баллистическими характеристиками. Но даже они виделись излишне мощными для совсем уж короткоствольных карабинов Бердана изначально переданных на вооружение формируемого батальона морских пехотинцев и полиции с жандармами до появления на свет аналогов системы Мосина. Но на дистанции в 300 метров попасть в человека из него было все же возможно, а при достаточной остроте зрения, крепости руки и должной удаче хороший стрелок доставал противника и с полукилометра. Однако для апологетов залпового огня на тысячи шагов и штыкового боя этот коротыш являлся чистым уродцем. Наверное, в том числе по этой причине, армия избавлялась от них с превелики удовольствием. На радость любителям охоты сумевшим раздобыть один из немногих попавших на рынок гражданского оружия карабинов. Переделанный под использование русского револьверного патрона в 4,2 линии, он оказался превосходным оружием для охоты на мелкого зверя, так что за карабинами Бердана даже порой выстраивалась очередь из желающих приобрести подобный образец. А что? Револьверный патрон стоил заметно дешевле винтовочного, и при этом прицельно бил из переделанного карабина на две с половиной сотни метров, чего многим хватало с лихвой.
Сами же револьверы "Смит-Вессон" все так же продолжали оставаться основным оружием офицеров армии и флота. Но, определенно, лишь временно. И дело тут было не только в их излишнем весе или старом патроне на дымном порохе, на что в основном жаловались сторонники принятия на вооружение нового револьвера. Нет, тот же патрон легко можно было снарядить порохом марки П-45. Вот только переломная конструкция револьвера не позволяла при этом повысить энергию выстрела - при более мощном заряде действующие на револьвер силы попросту срывали замок, а порой даже разрывали барабан вместе с гильзой. Но даже со старым патроном этот револьвер по своим боевым характеристикам все еще соответствовал мировым аналогам. Так зачем же было его менять? А все упиралось в себестоимость производства. Слишком дорогой оказалась выделка его рамки. Особенно ее ствольной части, где требовалось огромное количество фрезерных работ выполняемых весьма квалифицированным рабочим. И пусть их все еще продолжали небольшими партиями производить в Туле для компенсации выбывающих из строя, в ближайшие годы, минуя "Наган", револьвер планировалось заменить полуавтоматическим пистолетом. Ведь тот же новейший Маузер К96 стоил всего на пару рублей дороже русского армейского револьвера. И принятие его на вооружение виделось вполне разумным. Но тут свое слово сказало знание того, к какому виду в конечном итоге придут пистолеты всего через несколько лет. Потому оставалось лишь немного подождать, пока не появится образец, что сможет продержаться на вооружении не одно десятилетие, чтобы будущим поколениям не пришлось вскоре вновь раскошеливаться на очередной виток перевооружения, в том числе станкового парка казенных оружейных заводов. Впрочем, полсотни пистолетов Маузера для вооружения офицеров батальона морской пехоты и отрядов его усиления были закуплены. Деньги в масштабе общих затрат вышли небольшими, а вот опыт применения нового типа оружия весьма скоро можно было получить из первых рук.
А еще Александр Александрович, как частное лицо, согласился выкупить у полковника датской армии Мадсена патент на производство легкого пулемета его конструкции, так что теперь первые образцы этого оружия должны были появиться на свет несколькими годами ранее, пусть поначалу и в той же Дании, откуда их продажа возможным европейским и заокеанским клиентам виделась куда более реалистичной, нежели из России, что в силу культуры производства, что в политическом плане.
Откуда в голове Ивана Ивановича взялась информация про пулемет этой конструкции, тот не помнил и сам. Но главным являлся сам факт, что он помнил и знал, как следует применять подобное вооружение с тактической точки зрения. Так что первые образцы, наряду с двумя типами предсерийных карабинов под 3-хлинейный патрон, появились в руках бойцов морской пехоты уже в конце последнего года XIX века, дополнив собой 8 имевшихся в пулеметной команде станковых Максимов английской выделки, но поставленных на легкие колесные станки, знакомые любому видевшему фотографии времен Великой Отечественной Войны. Каковых, впрочем, во всем мире насчитывалось всего одна душа. И вот теперь тысяче с небольшим натаскиваемых более двух лет бойцов предстояло показать себя во всей красе.
Сколько было основных причин начала "Восстания ихэтуаней"? Много! Очень много! Поражение в войне с Японией и подписание весьма позорного Симоносекского договора. Засилье страны иностранцами, пропагандирующими свою веру и разоряющими своими предприятиями простых ремесленников и крестьян. Особенно в провинциях Чжили, Шаньдун и в Маньчжурии, не говоря уже про южные провинции, где диктовал свои условия жизни английский капитал. Потеря территорий и влияния под силой оружия европейских держав. Сильнейшая потребность проведения реформ во всех сферах жизни и как следствие - разразившаяся политическая борьба между императором Айсиньгеро Цзайтянь, поддерживавшим партию реформаторов и "фактически управлявшей" страной его теткой - вдовствующей императрицей Цыси, за которую крепко держались консерваторы. Подлили масло в огонь и природные явления, вроде наводнений и засух, год из года терзавших провинцию Шаньдун и ряд северных территорий, которые, появившиеся, словно грибы после дождя, пророки тут же начали приписывать изменению баланса мистических сил в Поднебесной в связи с деятельностью иностранцев и продвижению ими христианской веры.
В общем, давно скапливавшееся в обществе напряжение достигло критической массы, вслед за чем последовал взрыв. Все это время лишь одна из рот прибывшего в полном составе на Дальний Восток батальона морской пехоты, сменяясь раз в месяц, несла охрану судоходства на реке Сунгари, базируясь в Харбине, и еще одна квартировала в русской части Инкоу. Половина же отряда, после передислокации с Балтики, ждала своего звездного часа в активно возводимом городе Дальний, который, в противовес иной истории, все же был едва ли не в последний момент выбран императором, как главная военно-морская база Тихоокеанского флота на Ляодунском полуострове.
Как бы ни хотелось Александру III встретить начало войны с Японией в условиях внешне схожих с таковыми, что были озвучены гостем из будущего, дабы хотя бы в самых первых сражениях встретить противника во всеоружии и полностью готовыми, ряд факторов заставили его сменить вектор. Нет, никто не собирался отказываться от использования Порт-Артура, благо определенная инфраструктура, построенная еще китайцами, и не порушенная японцами, позволяла устроить там военно-морскую базу для легких сил, вроде канонерских лодок, миноносцев и небольших крейсеров, что в мирное время вполне могли обеспечивать контроль над Печилийским заливом, а стало быть и львиной долей морской торговли "Северного Китая". Но получив представление о кораблях, что спустя десять лет появятся во всех основных флотах мира, он быстро осознал тупиковость вкладывания в подобную базу тех многих десятков миллионов рублей, что требовались для ее должного укрепления и расширения. Потому внимание монарха и было направлено на залив Талиенвань. Тем более что именно там министр финансов планировал выстроить с нуля огромный коммерческий порт и соответствующий ему торговый город со всей необходимой инфраструктурой. Что опять же требовало от казны многих десятков миллионов рублей и толковых людей. А с людьми на Дальнем Востоке, как и с деньгами в казне, наблюдалась острая нехватка. Во всяком случае, в потребных объемах.
Естественно, решение принималось отнюдь не мгновенно и после ознакомления, как с рапортами занявших Порт-Артур и Талиенвань моряков, так и с предварительными грубыми расчетами потребных на благоустройство затрат доходивших до ста миллионов золотых рублей в ближайшие 10 лет. Но времени оставалось слишком мало, и окончательное решение было принято на свой страх и риск буквально за пару недель до теракта, лишившего Российскую Империю своего правителя. Тем не менее, впоследствии оспаривать его никто не рискнул. В первый месяц было не до того - слишком далеко от столицы находился этот только-только полученный кусок пирога. А после, в связи с давним прекращением работ по устройству военного порта в Либаве, название "Порт Александра III" было решено присвоить новой военно-морской базе на Дальнем Востоке. Спускать же на тормозах проект, высочайше одобренный почившим императором и впоследствии нареченный в его честь, дураков не нашлось. И даже взаимная нелюбовь министра финансов Витте с назначенным опять же совсем недавно командующим новообразованного Тихоокеанского флота Российской Империи - вице-адмиралом Алексеевым, заодно получившим должность Главного начальника и командующего войсками Квантунской области, не оказала заметного негативного влияния на приведение в жизнь данного проекта.