Письма короля сыпались градом на стол Сандара. То он гневался за произвол жителей снежной долины, то хвалил за быструю реакцию и признавался, что был неправ в предыдущем послании.

— Да он специально тянул с ответом, чтобы мы сами не выдержали и сделали шаг вперед, — откидывая листок в сторону, Лизабет возмущенно смотрела на мужа.

— Дорогая, не стоит его винить, что он снял ответственность с себя. В какой‑то мере, он дал нам свободу выбора, и я уверен — прикрыл бы тылы. Пожурил, конечно, прилюдно, но на большие меры бы не пошел.

— А вот тут что? Смотри, он собирается к нам с проверкой! Нет, ты представляешь какой позор? — трясла следующим письмом в воздухе супруга снежного лорда.

— А как ему быть по — другому, если у нас что ни день, то инцидент. А последнее событие разнеслось на весь мир, поэтому не мудрено что он спешит к нам. Репутация короля, Лизабет, ты все время забываешь об этом. Столько молодых и дерзких хотят его подсидеть, а он все держит власть в своих руках.

— Да нет, я понимаю, что смерть огненного лорда не могла остаться незамеченной. Хорошо хоть выжил его отец.

— Он не рад этому. И я не знаю, сможет ли он править, его рука уже не столь тверда…

— Ты опять думаешь обо всех?

— Лизабет, у нас все взаимосвязано. И да, мне не все равно, кто займет его место в случае его нежелания или потухшего стремления жить. Ведь от этого зависит и наше будущее.

Лизабет задумчиво разложила в ряд конверты с королевскими печатями и еле заметно кивнула:

— Наверное, ты прав… Когда всегда твердые ноги Рокаэля подкосились Оливия не сразу поняла в чем дело. Вонзенный в спину кинжал сверкнул камнем на рукоятке, и ей показалось, что сотни близнецов — кинжалов устремились ей в грудь. До того было больно.

Её губы что‑то шептали, и сейчас она не была воином, она была до ужаса перепуганной возлюбленной.

Чтобы она сделала, будь он просто ее наставником? Пошла бы устранять дальнейшую угрозу в лице огненного дракона. А что она делала сейчас? Она отдала срывающимся голосом приказ снежным драконам обезвредить Маркеля, а сама отрывала ткань от нижней юбки. Ей не было никакого дела до того, что и второй кинжал был готов по ее душу и вот — вот настигнет цели.

Воин в ней сейчас целиком и полностью уступил место жене.

Она не слышала больше ничего вокруг, только схватила Милару за руку и велела нести чистые тряпки, нитки с иглой и сараску, жуткую дрянь, но она как ничто обеззараживала раны. Оливия не собиралась ждать врачей и терять драгоценные минуты. В отличии от Рокаэля она не была уверена в том, какой вред нанесло ранение.

Но он дышал, а значит, дышала и она.

Когда звук падения полного мешка с мукой раздался неподалеку, она лишь отстраненно отметила, что Маркель уже лежит на брусчатке. Действительно волновал ее лишь один Рокаэль.

Она сама не ожидала от себя того, что сделала дальше. Как она резко вынула клинок, промыла рану и сжала края. Как аккуратными стежками соединила кожу и обмотала чистыми тряпками. Она никому не позволила дотронутся до него пока не закончила.

И только когда последний узелок был завязан на перевязке Оливия подняла глаза. Полные тревоги глаза матери рядом, недовольный взгляд местного врача и искреннее переживание на лицах снежных драконов. Все они высоко ценили Рокаэля, и сочувствовали ей.

Он выживет! Не из таких передряг выбирался! — сказала она сама себе и позволяя воинам положить Рокаэля на носилки.

— Я Вам сообщу о его состоянии, — получив доступ к пациенту врач сразу взял бразды правления в свои руки.

Но Оливия была с ним не согласна.

— Я пойду с Вами, — безапелляционно ответила она. И тот не смел возразить.

Оливия чувствовала свою слабость, ведь она любила, всем сердцем, всей душой. Именно поэтому была беззащитна перед лицом судьбы, как никогда. Быть не в состоянии повлиять на ход событий, ждать результатов и набираться терпения.

Все‑таки мама правильно говорила, что в душе она никакой не воин. Но Оливия ни минуты не жалела, что выбрала этот путь. Иначе, в ее жизни не было его — Рокаэля. И ей нужна была эта броня, эта уверенность в своем теле и духе, которые давали тренировки. Его тренировки.

Чувствуя, что на глаза набегают слезы, Оливия сжала кулаки. Нет, ей не было дело, что скажут о ее слезах другие. Ей нудно было быть сильной для него, ведь он может в любой момент открыть глаза, и она не будет рыдать. Иначе Рокаэль ее застыдит!

Он никогда не выносил слез. Помнится, однажды на его тренировках ее задевал молодой дракон, и довел все‑таки свое дело до конца — Оливия расплакалась от обиды. Именно тогда Рокаэль протянул ей какой‑то зеленый лист, сказав, что это поможет. А когда глаза девушки чуть не вылезли из орбит от жжения, когда она приложила его к опухшим векам, Рокаэль сказал, что в глазах воина не должно быть слез, и чтобы она всегда вспоминала это чувство жуткого жжения, как только накатывало позорное желание зареветь. И это, на удивление, помогло.

Но не сегодня. Посмотрев на Рокаэля, она все‑таки разревелась. Милара хотела было пойти за Оливией, но была остановлена ее рыжим солнышком. Хорошо, что он не знал, как называла про себя Навира девушка, иначе бы она ходила красная от стыда с головы до пят.

— Сможешь рассказать все, что знаешь? — внимательно следя за мимикой девушки, спросил Навир и Милара мужественно кивнула. Она понимала, что ни Оливия, ни Рокаэль сейчас не смогут помочь разбирательствам. А то, что они неминуемы понимала даже она. Хоть она и жила у драконов, но если главу убивали, там поднималась такая кровавая вендетта, что кровь стыла в жилах. И слава Создателю, что у драконов сначала во всем разбирались, а только потом заносили карательный меч над головой обвиняемого, а не всей его семьи.

Милара почувствовала себя важной, и она рвалась помочь тем, что могла сейчас лучше всего — рассказывала о своих наблюдениях, о том, как все разворачивалось у нее на глазах.

При ней проходил обыск тела Маркеля. Теперь уже в своем облике, ведь мир иной срывает все личины. И она видела, как застыли все драконы от находок, строя предположения, чьи они.

— Это разработки гномов, — со второго раза девушку услышали.

Навир удивленно повернулся к ней и задал лишь один вопрос:

— Ты уверенна?

— На все сто процентов, — подтвердила девушка и стала показывать пальцем на порошки, таблетки и пузырьки: — В этот пузырек добавляешь волос и принимаешь вид хозяина этого самого волоса. А вот этот порошок для отвода глаз, а вот этот стирает память последних минут, если швырнуть его прямо в глаза…

Милара все перечисляла и перечисляла, а лица все присутствующих становились все мрачнее.

— Так может кражи дело рук огненного лорда? — спросил один из снежных воинов и со сторону огненных драконов послышался негодующий ропот.

— Выводы будет делать следствие! — Навир поднял руку, прекращая все пререкания.

— Неужели мы остались без лорда? — спросил кто‑то из огненных и Навир не мог не ответить.

— Подождите хоронить старшего лорда, я уверен, он еще поборется за свою жизнь, — сказал рыжий дракон и посмотрел в ту сторону, куда унесли отца Маркеля. Пока он был жив и Навир искренне молился за него Создателю в мыслях. Если бы не его поступок, заслуживающий низкого поклона, брусчатка оросилась бы еще не одной кровью. И он боялся подумать, что сделал было бы со снежным лордом и его супругой, если бы их единственная дочь ушла бы вслед за Маркелем в царство мертвых… Ранение оказалось серьезней, чем думал Рокаэль. Он метался в бреду, тратя адски много усилий на то, чтобы выкарабкаться из состояния лихорадки. Его сознание играло с ним, постоянно подсовывая картинки, от которых бросало то в жар, то в холод. Его воспоминания, его великие победы и его удручающие поражения, его достижения и его провалы, его юношеские порывы и первые разочарования. Но все это он сносил стойко, пока он не увидел Оливию. Голую, у Лилового озера. Эти капельки в лунном цвете, это искушение. Раньше оно вспоминалось изысканным лакомством, которое хотелось вкусить. Сейчас это жгло его изнутри.

Лихорадка не щадила его, заставляя проклинать свое больное воображение, которое каждый раз по — новому проворачивало сцены, добавляя красок и действий.

Но когда в его эротический бред вмешался Маркель снежный дракон не смог больше этого терпеть. Огненный и так слишком много наследил в его жизни, чтобы еще доставать его в бреду. Это заставляло Рокаэля чуть ли не выпрыгивать из шкуры в стремлении наконец избавиться от этого бреда.

Шаг за шагом, попытка за попыткой, и четкость сознания начинала возвращаться к нему. Первый раз он очнулся в ночи. Белокурая головка покоилась на его руке, а лицо девушки в свете луны казалось болезненно — бледным. Он не успел ее разбудить — провалился в забытье снова.

Словно избавляясь от трясины, Рокаэль с упорством осла скидывал с себя недомогание. Все его силы уходили на то, чтобы задействовать все внутренние ресурсы организма. Ведь он еще не знал, в безопасности ли Лив и что с этим красным гадом, посмевшим поднять кинжал на его женщину.

Когда он проснулся в следующий раз — было ранее утро. Он лежал на своей кровати, а Оливия не заметила, что он открыл глаза. Она смотрела на тумбочку, истерзанную клинками, и шептала:

— Ты только выживи, только выживи, Рок! Да я даже буду твои чертовы клинки раскладывать по порядку, только живи!

Оливия протерла рукой лицо, словно силясь смахнуть усталость, и продолжила дальше, словно давала обещания не ему, а самому Создателю:

— Я даже перееду к тебе с одной сумкой, как ты хотел! Нравится тебе этот жесткий матрац — отлично! Да и наплевать мне на всю обстановку, Рок, только живи!

Маленькие кулачки девушки сжали простынь, а костяшки пальцев побелели.

— Захочешь — буду с тобой в бою. Нет, так буду тогда сидеть в ожидании… — из тени ресниц показался ручеек слез, и Рокаэль протянул руку, стерев мокрый след.

— Я никогда не запру тебя, моя птичка, — хрипло сказал он и закашлялся.

Голубые глаза распахнулись, полные нереализованных мечтаний и мольбы. Оливия смотрела на него, как на чудо, и не двигалась с места, боясь спугнуть так желанное видение. Вдруг это плод уставшего сознания?

Но сознание вряд ли бы подкинуло её образ кашляющего Рокаэля, и только после этой мысли она поняла — он и правда очнулся.

Ей так хотелось обнять его, но она боялась причинить ему боль, поэтому, что было мочи сжала его руку, смотря в любимую зелень глаз.

— В…ды… — попытался сказать Рокаэль, и девушка готова была посыпать себе голову пеплом.

Она подала ему стакан воды дрожащей рукой, помогая пить, а сама не могла удержаться и прикоснулась к его щеке. Он выглядел таким измотанным, как будто сражался не с лихорадкой, а со всеми демонами ада.

— Маркель? — первым делом спросил он, но Оливия и не ждала другого. Это был ее наставник, ее муж, и он всегда бы первым делом побеспокоился о нахождении врага, а уж потом о всех остальных 'мелочах'.

— Мертв, — сказала девушка. Она не чувствовала ни малейшего сожаления к огненному лорду. Она не чувствовала к своему бывшему жениху ничего. Он принес в ее жизнь одну лишь боль, и Оливия вычеркнула его навсегда. Пусть о нем вспоминают другие — она больше не хотела о нем вспоминать. А Рокаэлю не нужны были обещания. Он понял, что ему абсолютно все равно, где жить, как жить и с чем жить. Главное — с ней. Ему не нужно было никаких признаний, никаких слов. Как воин, он верил только фактам — а они говорили, что его временная жена станет идеальной настоящей.

Он знал ее с самых малых лет и никогда бы не подумал, что сложит все свои кинжалы, все свое оружие перед ней. Сложит свою душу.

Все его увлечения, все его желания отошли на второй план. Теперь они казались такими ничего не значащими пустяками.

Его раньше задевало, что он ради этой девушки потерял хладнокровие. Но сейчас, сжимая ее руку в своей, он понимал, что остался прежним. Он не потерял себя — он приобрел новые грани. С ней он был другим, вот и все.

И он чувствовал себя ничуть не ущемленным, что его сердце горело огнем от одного ее взгляда. Он чувствовал себя даже сильнее, готовый на большие подвиги, ведь теперь у него появилась та, которую он хотел защищать.

Рокаэлю обрел то, что можно было потерять. Но это не выбивало почву у него из под ног. Скорее, наоборот, придавало весомости всем его шагам. Теперь у него было, ради кого стремится становиться лучше, сильнее, быстрее.

Без чувств он был слеп, идя напролом лишь по указке своего лорда. Он не хотел власти, не хотел денег. Репутация была его всем. А теперь его всем стала она, белокурая девчушка из прошлого с огромным мечом в руках…

Теперь он хотел, чтобы ее глаза светились гордостью, когда она смотрела на него. Он захотел добраться на все возможные вершины, чтобы увидеть в ее глазах восхищение. И он поклялся сам себе, что сделает для этого все возможное… Навир тер рукой отросшую щетину, но не мог заставить себя оторваться от бумаг с отчетами. Он что‑то упускал, не видел, и как бы он сейчас хотел посоветоваться с Рокаэлем, но друг заслужил отдых. И мужчина вновь перебирал бумаги, выписывал главное, но не мог ухватить вывод за хвост — тот все ускользал и ускользал от снежного дракона.

— Чаю? — в его новый кабинет просунулась голова Милары, и он сразу почувствовал себя лучше.

— Если не сложно, — устало улыбнулся он. — Как ты сюда попала?

— Я обнаглела и просто прошла мимо твоих ребят.

— Да? И что, они даже не попробовали остановить тебя? — Навира заметно позабавило то, что снежные драконы в его подчинении не могли отказать одной милой девушке. Так же, как и он.

Милара уже вот так несколько раз подкармливала его и следила, чтобы он не заснул за столом. Два дня Рокаэль провалялся в бреду, и два дня Навир практически не вылезал из кабинета.

Сандар велел разобраться и в новых обстоятельствах кражи украшений, и в документации допросов. Снежная долина ждала визита короля, а значит, все бумаги в замке перевернут вверх дном в поисках своих ответов. Против королевских дознавателей они не могли ничего поделать.

Да, снежные были чисты, и Навир был уверен, что все, чем грозит визит короля — последующим бардаком в документах. Его больше волновало, откуда у Маркеля были все найденные вещи. И он был уверен — все они использовались для кражи украшений. Но зачем было огненному лорду подставлять своих же людей на чужой земле он не понимал. Дипломатический скандал? Зачем? Это же не выгодно, с какой стороны не посмотри.

Чашку чая он осушил с удовольствием, и тепло посмотрел на косящую глазом в документы Милару. А может свежий взгляд сможет увидеть то, что Навир не видит, сколько бы не пытался?

— Милар… — объяснил он свою просьбу и с удовлетворением отметил, как расправились плечи девушки, а глазах зажегся благодарный огонь.

Навир поймал себя на мысли, что готов показать ей еще пару тайных бумаг, лишь бы она продолжала так на него смотреть. Милара чувствовала необъяснимый ажиотаж даже кончиками пальцем. Тонкие пальцы скользили по строчкам доклада, а пристальный взгляд не отрывался от бумаги.

— Обязательно писать таким языком? — чуть не словам голову, пытаясь пробраться сквозь дебри канцеляризмов, девушка бросила на Навира умоляющий взгляд.

— Положено, — ответил Навир, прекрасно понимая, что все эти термины только жутко сбивают, а мысль невольно ускользает в другую сторону.

— Я не пойму, с чего это вы решили, что огненные смогли бы достать такие вещи?

— Ты забыла — Маркель. Лишнее доказательство и не требуется. Если раньше нас еще и посещали сомнения, то с теми вещами, что мы нашли у огненного лорда — все стало ясно. У него были связи с гномами.

— Для гнома отдать хоть одну свою разработку чужаку — это значит обречь вечный позор не только на себя, но и на весь свой род. Тут что‑то другое…

— Выкрал?

— Ты был у гномов? — скептически посмотрела на него Милара.

— Нет.

— Вот тебе и ответ. Они ненавидят, когда другой народ топчет их землю. Они меня… — тут девушка прервалась, встряхнула головой и бодро продолжила:

— Ищи другую причину. Гномы если и выбираются с кем‑то поговорить, о всегда приходят на чужую территорию, показывая тем самым свою смелость и уверенность в том, что смогут себя защ. итить.

— Может, у Маркеля был друг, знакомый имеющий друга среди гномов.

— Да нет же! Ты мыслишь как дракон! Сколько времени гномы были закрыты для других?

— Сколько я себя помню

— Они это впитывают с молоком матери. Только свои. Только гномы. Любой чужак — угроза. Ведь сейчас нет ни у кого торговых отношений с гномами!

— Да, но… Слушай! А ведь в Подземном царстве был Мирик!

Милару заметно передернуло от имени предводителя гномов. Но сейчас было не до внутренний ощущений, все драконы чувствовали — за этими кражами стоит нечто большее. Уж слишком нелепыми казались воровские замашки трио огненных после всего, через чего прошли они вместе со снежными драконами. Задержанные мужчины были достойными воинами и никто из их сослуживцев не понимал, как они могли пойти на кражу драгоценностей.

Те, естественно, отрицали свое участие. Но показания свидетелей и прислуги, которые видели их как раз у обворованных комнат говорили сами за себя.

— Так вот! Мирик же был там не просто так?

— Да! — Навир вскочил с места. — Как мы могли это упустить! Подумали, что Мирик после увиденного в Подземном царстве не сунется к нам, раз трусливо сбежал. Так вот оно что! А Лив же предупреждала, что он все еще думает, что сокровище у нас!

Милара насмешливо посмотрела на рыжего дракона, подумав о том, что к какой бы расы не были мужчины, их всех объединяет излишняя самоуверенность… Рокаэль по своей натуре не мог долго оставаться на одном месте. А уж в горизонтальном положении — и подавно. На его взгляд кровать нужна была только на короткие шесть часов сна, максимум — восемь. Правда, в последнее время, он прибавил туда еще один пункт, связанный с одной маленькой блондинкой.

Скинув слабость вместе с одеялом, он встал с кровати, разминая мышцы. Милара позвала Оливию, и Рокаэль воспользовался шансом на свободу. Как бы ему не была приятна забота, волнами приятного тепла шедшая из самого сердца девушки он не мог больше бездействовать.

Рана почти стянулась — хвала драконьей регенерации. А один визит к Снежному пламени — и он будет как новенький, конечно, если волшебный огонь не посчитает лишним поделиться с ним магией.

Вокруг явно что‑то происходило, а Оливия отгоняла от него плохие вести как волчица от своего волчонка врагов. Она разворачивала у двери не только его воинов, Сандар и Навир тоже получали отворот — поворот у порога.

Ну какой нормальный мужик останется после этого в кровати?

Он бы и раньше уже присоединился к вареву событий, но поцелуи девушки сносили его крышу так, что он забывал обо всех желаниях, кроме единственного — наконец‑то закрепить свой брак официально. И он бы даже не посмотрел на ранение — что это, так пшик. Но Оливия была неумолима в этом отношении.

Разогревая мышцы Рокаэль вновь чувствовал себя собой, а не размякшим от женских ласк слабаком… Но, он бы не поручился, что это не повторится с появлением Оливии вновь.

Двигаться наперегонки с самим собой было странно. Всегда с собой в ладах, для Рокаэля нынешние ощущения были по меньшей мере необычными. Привычки и стремления, которыми он привык жить, говорили ему, что сперва надо разобраться с угрозой долине. А так давно молчавшее сердце теперь и не думало умолкать, и велело наслаждаться супружеской жизнью в полной мере.

Два стука в кабинет снежного лорда и он входит в помещение в самом разгаре совещания. Сандар встал со своего места, протянул ему руку в знак приветствия и, бросив насмешливый взгляд на вскочившую Оливию, тихо сказал:

— Никогда бы не подумал, что у меня дочь такая наседка.

Рокаэль посмотрел на девушку, и в груди появилось щемящее чувство нежности. Но, несмотря на все чувства, у него был долг перед Снежной долиной, которую он поклялся защищать до последней капельки крови.

— Послать Милару было чьей идеей? — садясь на свое привычное место рядом с Навиром, которое предусмотрительно пустовало, спросил Рокаэль у рыжего дракона.

Тот заулыбался, и выпрямился, поиграв бровями, как бы говоря: 'Ну чья же еще, как не моя?'

Он чувствовал обеспокоенный взгляд Оливии и посмотрел ей прямо в глаза, уверенно улыбнувшись, глазами говоря спасибо за заботу. Еще никто и никогда так не заботился о его покое. Выросший без родителей, у воина, чей девиз был 'Или ты, или тебя', он никогда не знал даже сочувствия. И вся эта окутывающая забота вызывала двойственное ощущение — с одной стороны она вызывала дискомфорт, ведь кто‑то пытался контролировать его жизнь, с другой стороны оказаться кому‑то нужным настолько было просто неповторимо. На чаше весов сейчас было равновесия, и он решил, что в случае чего сможет сохранить этот баланс. Ведь он и сам готов опекать девушку всеми возможными способами.

— И много я пропустил, отлеживая бока? — спросил Рокаэль, а по кабинету пронеслись тихие хохотки. Хоть никто и не повернулся к Оливии, еще щеки покрылись пунцовым румянцем, но она быстро взяла себя в руки и сказала:

— Пару суток они могли без тебя прожить.

Сандар с любовь посмотрел на дочь и одобрительно на Рокаэля, чем вызвал внутренний смех мужчины. Да, дамы — они такие… дамы. Но он здесь и готов окунуться во все то, что бы тут уже не заварили. Жизнь в пожилом огненном лорде угасала. Все стремления, которыми он дышал, теперь казались затхлыми. Все цели, к которым он стремился — никчемными. Он часто бывал на пороге жизни и смерти, но всегда умел обмануть смерть. А сейчас он сам старательно скидывал себя в бездну. Молил, чтобы кровь в его жилах остановилась, а легкие перестали дышать.

Он не мог возвращаться мыслями в произошедшее — его грудь раздирал болезненный крик, рвущий на части душу. Сын, его единственный сын…

Больше у него не осталось ничего. Огненные земли без труда найдут себе другого лорда, вокруг было полно отличных кандидатов. Пришло время уйти на покой.

Его тело уже давно оправилось, но дух был сломлен. Он ходил по замку молчаливой тенью, не замечая сочувствующих взглядов драконов. Огненные надеялись на него, но он не готов больше вести их вперед. Ключи в его озере жизни больше не бились.

Каждый его шаг он делал, словно окутанный паутиной вины. А смертельный паук уе был готов впрыснуть в него свой яд. Двигаясь как в патоке, он не замечал ничего, ожидая, когда его тело застынет на века.

Подсознательно уходя от шумных сборищ, мужчина не заметил, как спустился в полуподвальные помещения. Низкие потолки, маленькое пространство — все это, как ничто другое соответствовало его внутреннему миру.

Отчаянный плач, идущий из самой глубины существа, заставил на мгновение забыть о себе. Мужчина остановился, чувствуя, что каждый всхлип вторит кровавым рыданиям его души. Как в зеркальном отражении, его внутренние страдания изливались в женских, и он как во сне, толкнул старую дверь.

На узкой кровати сгорбилась фигура, плечи тряслись в рыданиях, а в руках у девушки была сжата мужская куртка. Его взгляд вновь в вернулся к вещице, показавшейся смутно знакомой и он увидел на предплечье куртки нашивку огненного лорда. Это была вещь его сына.

Но почему пальцы этой служанки до белых костяшек впивались в ткань? Почему она так надрывно ревела, словно вся жизнь для нее была закончена так же, как и для пожилого мужчины. Но ведь она была так молода! Это он уже, старый пень, отжил свое.

Она не замечала его, воя раненной волчицей на луну, и мужчина опустился рядом с ней. Его взгляд застыл на куртке, и он не заметил, как сам вторил девушке в ее болезненном крике. Почему‑то они разделяли одну боль на двоих…

Утекли минуты, прошли часы и рыдания стихли. Слезы высохли, осталось одно безразличие.

— Почему? — лишь спросил мужчина у девушки, проведя большим пальцем по вышивке красного дракона на куртке.

— Он… убит… А я…А я… — девушка всхлипнула, положа руку на живот, — … не успела сказать…

Мужчина и так ощущал себя в трясине, а его мозги отказывались соображать. Причем здесь его Маркель?

— Что сказать?

— Что я… бе — ре — мен — на! — голосом хриплым от рыданий сказала она. — Он… тогда еще не женат был, приехал с леди Оливией, выпил… И мы…

Девушка опустила взгляд в пол и застыла, а куртка мертвого огненного лорда медленно сползла с колен на пол.

Весь мир перевернулся, треснул, и собрался вновь. И старый огненный лорд уже совсем другими глазами посмотрел на девушку.