В кабинете заведующий отделения хирургии и травматологии было светло, уныло и как-то холодно. Вадим грешил на кондиционер, но могло статься, что от переутомления его знобило. Только бы не заболеть! Это, уж точно, будет финиш.

Мужчина, сидящий за своим рабочим столом был невысоким, грузным и каким-то беспокойным. Это выражалось в постоянно бегающем взгляде, нервных движениях пальцев и манере говорить излишне торопливо:

— Ну, чего вы от меня хотите? Чуда? Так это не ко мне, а к богу. Я обычный человек. Вы получили файл с выпиской из карты вашей подопечной. Там есть прогноз выздоровления.

— Он меня не устраивает.

— Прогноз, как правило, никогда не устраивает ни самих пациентов, ни их родных. Но я не представляю, чем могу помочь. У Дианы Вирэн не просто перелом или разрыв связок. С этим мы бы справились достаточно легко. Ситуация сложная. У нее задеты…

— Мне не нужна лекция. Я хочу получить информацию о тех медицинских центрах, которые смогут сделать больше, чем ваш. Также мне необходимо знать, вы сделали все, что в ваших силах, чтобы ей помочь? Возможно, есть какие-то методики. Мне не важно, сколько это будет стоить.

— На данном этапе мы сделали все, что возможно было сделать, — с тоскливой обреченностью отозвался хозяин кабинета. — Как мне кажется, вы не слишком внимательно читали предоставленную вам информацию о пациентке. Мы гарантируем восстановление функционирования конечности на шестьдесят процентов. А дальше идет простая арифметика. Еще десять даст реабилитационный курс. Если девушка будет выполнять все предписания реабилитолога, разумеется. При некоторых (выше среднего) усилиях, результат можно увеличить процентов на пять-семь. Ну, и, если деньги для вас не являются проблемой, есть некоторые препараты, которые способны подтолкнуть регенерационные процессы. Но многого от них ждать не стоит. Плюс три-пять процентов к выше озвученному. Я не могу назвать такой прогноз плохим. Да, определенные ограничения появятся. Но они не помешают ей вести нормальную жизнь.

— Ее «нормальная жизнь» — это большой балет! Не знаю, скажет ли вам это хоть что-то, но Диана получила приглашение в театр Рудольфа Кардена.

Доктор помолчал минуту, а потом неожиданно твердо:

— Я не буду говорить, что ваша невеста никогда не сможет танцевать. Вероятнее всего, сможет. Через некоторое время. Год или два. Но чего ей это будет стоить, я не возьмусь даже предположить. И у меня есть некоторые сомнения в том, что эта хрупкая девочка сможет вынести такую боль.

— Она сильнее, чем кажется.

— Хорошо, если так. Но давайте не будем выдавать желаемое за действительное. Боль, которая становится твоим постоянным спутником днем и ночью, способна свести с ума кого угодно. Анальгетики перестанут действовать достаточно быстро. Но, как мне кажется, вы, памятуя о собственном опыте, догадывались о чем-то подобном. Я на своем веку повидал немало мужчин и женщин, которых на первый, и даже на второй взгляд сложно назвать слабыми. Боль их ломала в трех случаях из четырех. Мне очень жаль, что так вышло. И я, конечно же понимаю, что девочке будет тяжело смириться с этим. Но ничего уже не поделаешь.

— Что вы хотите сказать?

— Ей не удастся вернуть прежнюю форму. Нога никогда не будет слушаться ее так же, как и прежде. Даже если она сможет прыгнуть выше головы и снова научится танцевать, боюсь, этого будет мало для того, чтобы вернуться в балет. И это обернется для нее огромным разочарованием. Я редко берусь давать советы своим пациентам или их семьям. Но мне действительно очень жаль эту девочку.

Мужчина помолчал минуту, видимо, собираясь с мыслями, а потом начал говорить, старательно отводя от майора взгляд:

— Вам лучше сделать так, чтобы она нашла себе применение вне большего балета. Пусть она рожает детей. Занимается их воспитанием. Пусть откроет балетную студию и учит детей. Бесплатно, если уж деньги для вас не проблема. Возможно в этом она обретет новый смысл жизни.

— Я вас услышал, доктор, — произнес Вадим, поднимаясь со своего стула. — Спасибо за то, что уделили мне время.

— Нет, господин Аверин, вы всего лишь меня выслушали, не пожелав услышать. Но дело ваше. Всего наилучшего.

— Вам также.

К своей невесте мужчина пришел в самом мрачном расположении духа и чуть не взвыл от картины, представшей перед его глазами. Дана лежала на кровати, и смотрела в потолок невидящим взглядом.

— Маленькая моя…

— Уйди.

— Диана.

— Уйди! Мне нужно побыть одной.

— Почему?

Девушка, наконец, подняла глаза на вошедшего и твердо произнесла:

— Не хочу тебя видеть. Предатель! Ты все знал и ничего мне не сказал. И я, как последняя идиотка думала, что легко отделалась. Ну, подумаешь, артерия была задета. Такое ведь на раз-два лечится. Полежу несколько дней в регенираторе. Эта штука на ноге особых неудобств не вызывает. Единственное — ходить в ней нельзя. Но это же такие мелочи. И ты позволял мне прибывать в мире грез.

— А что я должен был ошарашить тебя данной новостью, только ты открыла глаза? Прости, но это было выше моих сил.

— Ты бы меня простил? — Девушка смотрела на него со смесью злости и недоверия.

— Не поверишь, но, да. Я бы простил тебе молчание в такой момент.

— А я не могу. Думаю об этом, и не могу. Ни понять, ни принять, ни простить.

— Позволишь объяснить? Мне хотелось сначала разобраться во всем, а потом уже поговорить с тобой. Узнать побольше о твоем состоянии, о прогнозах.

— Узнал?

— Да. Я только что вышел из кабинета заведующего отделением, в котором ты лежишь.

— И он, конечно, обещает полное выздоровление?

— Нет. Но и не спешит выносить приговор.

— Прямо, как ты. Ладно, Вадим. Давай закончим этот разговор. Я устала.

— Хочешь, чтобы я ушел?

— Хочу уснуть. А потом проснуться в своей комнате в Тание и понять, что весь этот ужас мне приснился. Хочу, чтобы «Ледяное сердце» окончился бурей оваций, а не расстрелом. Хочу готовиться к постановке «Щелкунчика». Ждать выпускных экзаменов. Да, просто Дэна увидеть! За руку его подержать! Услышать традиционное: «Снежинка, если не поторопишься, мы в класс опоздаем». Хочу, чтобы все было, как раньше.

— Мне жаль. Но это невозможно. Его больше нет. И как раньше уже не будет.

— Почему? Почему его нет, а я есть? Это неправильно. Не честно. В нем всегда было столько света, радости, тепла. А во мне — нет. Даже в детстве.

— Пусть это тысячу раз несправедливо. Но, Диана, его нет, а ты есть. И тебе нужно жить здесь и сейчас. Как бы ни было сложно.

Девушка помолчала минуту, словно бы раздумывая нас словами того, кто должен был стать ее мужем, а потом тяжело вздохнула и заговорила:

— Не могу. — Ее голос был тихим и слабым. — Понимаешь? У меня нет на это сил.

— Вот отдохнешь немного и станет легче. Тебе нужно поспать.

— Я чувствую себя лебедем у которого сломали крылья. И никакой сон тут не поможет.

— Все наладится.

— Вряд ли. Я ведь не смогу больше летать. Птицы без крыльев не летают.

Вадим медленно, словно бы боясь спугнуть свою юную невесту подошел к ее кровати и сел на ее край. Взял девушку за руку и улыбнулся:

— У меня совершенно случайно завалялась пара крыльев. Серебряных. Хочешь?

— Это шутка?

— Нет, — ответил майор, достав из внутреннего кармана кителя орден Безысходной Доблести.

Была у майора Аверина такая странная привычка носить бесценную награду именно в кармане, а не на положенном ей по протоколу месте — на груди.

— Знаешь, я много думал. О тебе, обо мне. Если честно, то скорее о своей жизни и твоей роли в ней. И вдруг понял, что все изменилось. Раньше я хотел вернуть свою прежнюю жизнь. Хотел летать. Да только серебряные крылья оказались для меня слишком тяжелы. И я с ними не то что летать — дышать не мог. Не жил. Просто существовал. Без смысла и цели. Хотя за пять лет мог столько всего сделать. И ведь Катрина не раз мне об этом говорила. А я — дурак! Вцепился в прошлое к которому не было возврата.

— Вадим, но это же…

— Бери.

— Не могу.

— Бери! Тебе нужны были крылья? Вот они! Серебро высшей пробы. Самое оно для маленького лебедя.

— Но они же твои.

— Только мне они не нужны, — сказал мужчина, вкладывая орден в руку Дианы. — Я решил на земле жить. А на небо лишь изредка любоваться. Если время на это найду. Как все немного успокоится, позвоню Катрине. Она с удовольствием подскажет, с какого бока мне подойти к Миссиям Милосердия.

— Почему именно она? И что такое Миссии?

— Моя подружка детства только с виду нежное создание. На самом деле она железной рукой правит несколькими благотворительными организациями и занимается политикой. И, думаю, Кати с удовольствием примет в свою команду одного отставного офицера. А Миссии Милосердия занимаются детьми, оставшимися без попечения родственников. Это школы-интернаты для сирот. Но давай я тебе потом об этом расскажу?

— Ладно. Ты, наверное, устал? У тебя глаза красные.

— Ужасно.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Не беспокойся. Я в порядке. А отдыхать некогда. Думаешь, ты одна в растрепанных чувствах находишься? Скажу тебе по секрету, нет. Все наши не в себе. Самые адекватные на данный момент — близнецы Снежные. Ну, и Каролина, пожалуй. Рей и Джейс мучаются угрызениями совести, что тебя не спасли. Тео сидит мрачнее тучи. Размышляет. О чем? Даже Мария не в курсе. Но чует мое сердце, ничего хорошего этот умник не надумает. Сашка какой-то вялый. Джейсон пытается его расшевелить, но получается это у него плохо. Но больше всего меня беспокоит Талин.

— А что с ним?

— Надумал уходить из Артена и переводиться в медицинский институт.

— Это разве плохо?

— Нет. Но я не думаю, что это обдуманное и взвешенное решение.

— Так у него еще будет время все обдумать и взвесить. В середине учебного года его все равно никто никуда не переведет.

— Да. Ты права.

— Вадим, а может ты хоть пару часов поспишь? Мне на тебя смотреть страшно. Хочешь — ложись рядом. Мы здесь и вдвоем поместимся. Я тебе половину подушки отдам. И даже одеялом поделюсь. Ну, иди ко мне.

Майор молчал, пытаясь найти в себе силы для того, чтобы отказаться от этого в высшей степени заманчивого предложения. Но искушение было слишком велико. И он ему поддался. Заснув, кажется, даже раньше, чем его голова коснулась подушки.