Деймон мечтал о покое. И постоянно обещал себе, сбежать из этого сумасшедшего дома, именуемого «Южным округом», как только все немного утрясется. А события между тем лишь набирали обороты. Каждый день обязательно что-то случалось. Эксцессы подобные визиту доктора Крофф более не повторялись, но расслабиться все равно не получалось. Его мать, журналисты и врачи, горящие желанием исследовать феномен, осаждали его круглыми сутками. Временами забегал Илья и разгонял особо настырных репортеровв. Эмму перевели из реанимационной палаты в обычную, находящуюся по соседству с его. Но девушка была немного апатична и много спала. Доктор Ричардс говорила, что это нормально и так ее организм пытается защититься от навалившегося на него стресса.

Разговор с Валери Дей оттягивал, как мог. Не, потому что испытывал смущение или не знал, как с ней объясниться. Просто, у него на это не было сил. Ни душевных, ни физических. Он боялся, что сорвется на девушке, которая ни в чем не виновата. Но бегать от проблемы и дальше было уже попросту глупо.

Лера зашла в его палату уже в образе. Скромное серое платье. Распущенные волосы. Испуганный взгляд. Руки теребят кружевной платочек.

— Максим, ах, если бы ты знал, как все это было ужасно! Я так страдала! А еще эти ужасные репортеры. Они везде суют свой нос, постоянно донимают меня. Но самое отвратительное, что пошли слухи о том, что та девушка, которая заставляла тебя с ней жить — беременна. Макс, любимый, я не понимаю, почему ты ее защищаешь? Всем было бы лучше, если бы ее посадили в тюрьму. Ну, или хотя бы запретили ей приближаться к тебе.

Деймон поморщился от переизбытка патетики. Ему не очень нравились дешевые мелодрамы. А «страдающие» героини его и вовсе раздражали. Но он постарался ответить ей как можно мягче:

— Лера, я хочу поговорить с тобой.

— Да-да, конечно. Но пообещай мне, что ты подашь на нее в суд.

— За что?

— Не важно! Я дам указания твоему адвокату и все будет хорошо. Ты просто подпишешь необходимые бумаги, и мы никогда больше не услышим о ней. И тогда мы с тобой поженимся.

— Лера, послушай. Нам нужно поговорить.

— Но мы ведь и так разговариваем.

— Нет. Мы не разговариваем. Разговариваешь ты. Причем сама с собой. А я не могу и слова вставить. Пойми, я не Максим. Точнее не тот Максим, которого ты знала. И мы с тобой не поженимся. Никогда. Потому что я этого не хочу. Ты для меня — совершенно незнакомый человек. К тому же у меня есть Эмма. Прости. Мне не хочется причинять тебе боль. Но нам нужно расставить все по своим местам. Ты замечательная, красивая, умная, и ты достойна самого лучшего. Но мы не можем быть вместе. Просто, так сложились обстоятельства. Я полюбил другую. И у нас действительно будет ребенок. И я хочу, этого малыша. Больше, всего на свете. Понимаю, это тяжело. Но тебе просто нужно с этим смириться.

— Это она заставила тебя сказать это!

— Нет. Меня в последнее время сложно заставить сделать что-то, чего я не хочу. Я не тот Максим, каким ты привыкла меня видеть.

— Как ты мог полюбить эту… эту…

— Замолчи. Речь сейчас о моей будущей жене. Не смей говорить о ней в подобном тоне. Я стараюсь быть терпеливым с тобой. Ведь ты такая же жертва обстоятельств, как и мы все. Я сочувствую тебе. Ведь это страшно терять тех, кого любишь. Но не более того. Эмма — моя семья. Единственная семья, которой я дорожу. И я не хочу ничего менять. И возвращаться в прежнюю жизнь тоже не хочу. Потому, что мне это не нужно.

— Но, как же я?

— Лера, все, что я могу сделать в данной ситуации — не морочить тебе голову. Прости меня.

— Но почему мы не можем быть вместе? Взять и начать все с начала?

— Потому что меня уже другая жизнь. И я не хочу ничего в ней менять.

— Это не честно! Не правильно! Мы были вместе два года. Я старалась стать для тебя идеальной невестой. И что бы ты себе сейчас не придумал, мы любили друг друга. И я до сих пор люблю тебя. Это не честно, Макс!

— Прости. Мне действительно жаль. Но Максим (твой Максим) умер. Тогда, полгода назад. И именно он любил тебя. Он, а не я. Лера, нам лучше не видеться больше. Тебе самой так будет легче забыть обо всем.

— Не видеться?

Маска главной героини трагедии слетела с лица девушки. И на нем впервые проступили настоящие чувства, то, что она так тщательно пыталась скрыть ото всех, включая саму себя. Боль. Обида. Злость. И обреченность.

— Как ты себе это представляешь? Мы вращаемся в одних кругах. У нас полно общих друзей. Мы будем сталкиваться каждый день.

— Не будем. Я уеду.

— Но почему? Это из-за нее? Из-за этой девчонки ты готов уехать, бросив все?

— Почему бы и нет? Что меня ждет здесь? Ничего. Назойливые репортеры. Лицемерие. Сплетни. А я хочу для себя, своей жены и ребенка спокойной жизни. Вдали от всего этого.

— Но твоя карьера? Твое будущее?

— С наукой мое будущее больше не связано. Я ничего не помню. То есть вообще ничего. Читаю собственные работы и понимаю меньше половины. Чтобы вернуть то, что было стерто из моей памяти, мне придется учиться день и ночь на протяжении нескольких лет. И не факт, что я снова стану «звездой нейро-технологий». К тому же это ужасно скучно и мне не хочется этим заниматься.

— Но ты должен! Нельзя растрачивать свой талант на пустяки, когда он может служить обществу.

— Ну, уж нет. Я никому ничего не должен. Особенно, обществу. Допустим, я пожертвую сейчас своими мечтами, счастьем, и буду каждый день переступать через себя, занимаясь тем, чем я не хочу заниматься. Неужели кому-то станет от этого лучше? Не думаю.

— Но ты мог бы сделать множество открытий.

— А мог бы и не сделать. История не имеет сослагательного наклонения.

— Знаешь, Максим, а ты изменился. Но, наверное, это заметила только я. Ты изменился не так уж и сильно. И как был упрямцем, так им и остался. И ты прав. Нам, действительно, лучше не видеться. Я просто не смогу тебя видеть.

— Я понимаю, — ответил Деймон и отвернулся.

А девушка неслышно вышла из палаты.

И тут зазвонил телефон. Номер был незнакомым. Молодой человек раздраженно выругался. Общаться сейчас с кем-то незнакомым он был совершенно не настроен. После разговора с Лерой он пребывал в несколько раздраженном состоянии и боялся сорваться. Но не ответить нельзя. Вдруг, это что-то важное. Поэтому молодой человек натянул на лицо улыбку:

— Добрый день, Максим.

— Здравствуйте, — раздался в трубке жесткий мужской голос. — Меня зовут Станислав Росс. И я хочу поговорить с дочерью. Ваш номер мне сообщили в полиции.

Злость вспыхнула в нем с новой силой. Вот только этого для полного счастья им с Эммой и не хватало.

— Это невозможно, — отчеканил Деймон. — Она сейчас спит.

— Так разбудите ее.

— Я не стану этого делать. Не думаю, что ее стоит будить ради разговора с Вами.

— Я хочу поговорить с дочерью. И кто вы, вообще, такой, что смеете мне говорить такое?

— Я, в отличие от Вас, ее семья. Позвоните позже. Или она перезвонит Вам. Может быть. Хотя сомневаюсь, что с ней случится приступ дочерней любви.

— Молодой человек, что вы себе позволяете? Я всего лишь хочу поговорить с ней.

— Поговорить? Идите к черту со своими разговорами. Вы довели собственного ребенка до самоубийства, а потом вышвырнули из своей жизни. Все эти годы Вас не интересовало, как она живет. С чего вдруг такой интерес возник именно сейчас? Ах, да! Она же стала Звездой вечерних ток-шоу.

— Максим, Вы не знаете того о чем говорите. Я все это время думал, что моя дочь мертва. Вы даже представить себе не можете, что чувствовал при этом.

— Да? И Вы думаете, что я или Эмма поверим в это? Не держите нас за идиотов. Мне плевать, что вы чувствовали тогда, и чувствуете сейчас. Для меня гораздо важнее, что почувствует моя жена, когда услышит ваш голос. Знаете, ей сейчас нельзя волноваться. Это может повредить ей и МОЕЙ дочери. Так что я попросил бы вас воздержаться от дальнейших звонков. И, разумеется от визитов. Всего доброго, господин Росс.

Дей в ярости бросил телефон на постель, нажав на сброс. Да, как он смеет изображать любящего отца? Как он смеет что-то требовать? Сейчас, когда прошло столько времени.

— И что это было? — насмешливо протянула Эмма.

Молодой человек обернулся и увидел ее стоящей в дверях. Она демонстративно старалась не встречаться с ним взглядом, рассматривала собственные ноготки.

— Итак, повторюсь. Что это было, любимый?

— Звонок твоего отца.

— И…

— Я не хотел, чтобы ты узнала о нем.

— И…

— Я не рассказал бы тебе об этом звонке.

— По крайней мере, ты честен. Но почему?

— Он тебя предал.

— Предал. Не спорю. Но что с того? Считаешь: ты вправе решать за меня? Может я сама хотела послать его далеко и надолго? Остается только на тебе отыграться.

— Что?

— Ничего! Ты не должен был так поступать. Ведь звонил не какой-то незнакомый мне мужчина. Это был мой отец. Он вырастил меня. Заботился. Плохо или хорошо, это в данном случае не важно. Я никогда не смогу быть равнодушной к нему. Ты и сам должен это понимать. И твой поступок… это подло, Дей. Хочешь, чтобы я перестала тебе доверять?

— Я не подумал, что это будет выглядеть именно так.

— А следовало бы. Но думаю, урок ты усвоил.

— Эмма! Так это опять были твои психологические штучки?

— Нет. Это была попытка разбудить твою спящую доныне совесть. Надеюсь, успешная.

— Прости. Я не должен был решать за тебя.

— Да. И не делай так больше. Я ведь не маленький ребенок. Дей, я взрослый человек, способный отвечать за свои поступки. Мне приятна твоя забота. Но, пойми, ты не в праве лишать меня свободы, запирать в клетке. Насколько не были бы благи твои намерения, это не правильно. Ты ведь сам не любишь, когда тебя лишают права выбора. И должен понимать, каково это.

— Прости.

— Прощаю. Я понимаю, что ты не хотел ничего дурного. Даже наоборот. Вот только от жизни и самой себя защищать меня не нужно. Если ты, конечно же, хочешь, чтобы я и дальше продолжала любить тебя. И не смотри на меня с таким укором. Потому что невозможно любить собственного надзирателя. А ты, с твоим деспотичным характером, в него превратишься. Если не будешь держать себя в узде.

— И вовсе у меня не деспотичный характер!

— Это только ты так думаешь.

Деймон о том разговоре с Эммой думал почти всю ночь. И понимал, что был не прав. Во всем. С самого начала. Девушка больше не заговаривала с ним о звонке отца, но была словно сама не своя. Он понимал, что ей хотелось бы поговорить с тем человеком. Возможно, чтобы сказать, как сильно она его ненавидит. Или любит. Это, в данном случае, было не важно.

Н самое паршивое было в том, что он поступил точно также как его родители. Он все решил сам, не посчитавшись с ее мнением. Хотя, такого права у него не было. Поэтому утром Деймон набрал номер своего будущего тестя. Ошибки нужно исправлять.

— Здравствуйте, господин Росс.

— Максим? Это вы?

— Да.

— Зовите меня Станиславом, если вам не трудно. Вы все-таки жених моей единственной дочери.

— Хорошо.

— Вы что-то хотели?

— Да. Поговорить.

— И о чем же?

— Скажите, вам действительно нужна Эмма?

— Она моя дочь.

— И что? Последние четыре года вы о ней и не вспоминали. Да и когда она была ребенком, тоже не стремились с ней сблизиться. Вы были плохим отцом.

— Я знаю.

— И чего же вы хотите от нее сейчас?

— Если я скажу: «любви» — это будет звучать глупо?

— Более чем.

— Я хочу видеть дочь и внучку.

— Зачем?

— Затем, что у меня кроме них никого нет. Два года назад развелся. Кроме Эммы у меня никого нет. Она — мой единственный ребенок. Максим, я четыре года думал, что моя дочь мертва. Вы это понимаете? Да, я был плохим отцом. Понимаю, что ничего уже не изменить, но я действительно сожалею об этом.

— Как вы могли думать, что она мертва?

— В ту ночь, когда она сбежала, моя машина попала аварию. Теперь я понимаю, что ее просто угнали. За рулем была девушка. И от нее почти ничего не осталось. Вы понимаете? Я думал, что там моя дочь. Даже предположить не мог…

— Я не думаю, что она простит вас.

— Знаете, Максим, я тоже не думаю. Но надеюсь.

— Да. Порой надежда это единственное, что у нас остается. Приезжаете. Найдите сначала меня. Ей нельзя нервничать. И не думайте, что я пошел у вас на поводу. Просто я не хочу, чтобы она жила с грузом обиды на родного отца.

— Спасибо.

Разговор со Станиславом оставил после себя странное ощущение. Он немного опасался их будущей встречи, но понимал: это нужно Эмме. Чтобы сбросить камень с души. А может, чем черт не шутит, начать все с начала.

В дверь тихонько поскреблись.

— Да-да. Войдите.

В палату вошел мальчик лет девяти-десяти и, улыбнувшись протянул ему записку.

— Это вам один дядя просил передать.

— Какой дядя? — ласково спросил Деймон у ребенка.

— Ну, — пожал плечами тот. — Высокий такой. А еще у него волосы желтые. Он мне шоколадку дал. И сказал, что будет ждать вас в холле. Возле фонтанчика. Ну, я пошел. А-то меня мама искать будет.

— Да. Конечно. Спасибо тебе, — ответил молодой человек, разворачивая записку.

Когда он ее прочитал, то не поверил собственным глазам. Она гласила: «Напарник, у тебя совести нет. Ты даже себе не представляешь, как сложно добраться до вас с Эммой. Кстати, тебе привет от Алана, Франца и всех наших из „Астры“. Жду в холле на третьем этаже. Шпилька».

* * *

Ярослав спокойно сидел в холле на третьем этаже и ждал, когда Дей спуститься к нему. Ну, не ломиться же к нему в палату наравне с газетчиками? Тут нужно действовать умнее. За взятку в виде шоколадки постреленок лет согласился передать коротенькую записку. Главное, чтобы Дей не подумал, что это уловка или розыгрыш.

— Яр! — со всех ног к нему мчался Деймон, и поравнявшись с ним, сгреб того в медвежьи объятья.

— Дей, как же я рад тебя видеть! А Эмма?

— Отдыхает. Но уже в порядке. Ох, Яр, мы так скучали. По тебе, Алану, «Астре». Мне столько нужно тебе рассказать. Ты себе не представляешь. Самому дурно становится. Кстати, у тебя есть приличный костюм?

— А? Что? Зачем?

— Затем, что ты будешь шафером на нашей свадьбе. И не смей отнекиваться. Слышишь? Отказ не принимается. Как лучший друг, ты просто обязан поддержать в такую минуту. А еще ты будешь крестным у нашей малышки.

— Какой еще малышки?

— Нашей. Ох, ты же еще не знаешь. Она родится только через полгода, но мы уже во всю спорим по поводу имени. Не подкинешь идею? Мы бы хотели назвать ее в честь шефа, но имя Алана нам не нравится. Не подскажешь, как выйти из этой ситуации?

— Назовите Марией. Шеф оценит. Так звали тетю — его жену. И, Дей, если бы ты знал, как я за вас рад.

— Я знаю, дружище. Знаю. Кстати, что мы тут стоим? Пойдем к нам. Эмма будет на седьмом небе от счастья. Расскажешь нам последние новости. Как Алан? Как остальные?

— Нормально. Все живи и здоровы. Мы так переживали за вас. Лучше ты расскажи, как вы выбрались из всей этой передряги.

— Чудом. По-другому и не скажешь. Ну, пошли скорее. А-то набегут эти стервятники. Мы с Эммой, вообще, лишний раз стараемся из нашего крыла не выходить, чтобы на глаза им не попадаться. Слушай, а как ты здесь оказался?

— Приехал. Просто взял билет и приехал. Но есть маленькая проблема. Я ничего здесь не знаю. Остановиться мне негде.

— Не думай об этом. Тебе есть, где становиться.

— Класс!

Эмма действительно пришла в восторг от появления Ярика на пороге ее палаты. И они еще долго, временами, перебивая друг друга, взахлеб рассказывали о том, как прошли эти два месяца. А потом к ним присоединился Илья. С ним пришла миниатюрная сероглазая девушка — Дарина, которая очень смущалась. Казалось ее немного пугала эта шумная компания. И она старалась держаться поближе к мужу. Но Ярослав несколько лет был нереально милым, Дей — воплощением очарования, а Эмма психологом. И скоро девушка почувствовала себя своей среди этих ребят. Какое-то время они говорило обо всем и ни чем, а потом Илья перевел тему на предстоящее общение с журналистами.

— Ил, давай хоть на сегодня забудем о них, — простонала Эмма.

— Завтра вас выписывают из больницы. Через два дня ваша первая официальная пресс-конференция. Через четыре…

— Тихий ужас, — усмехнулся Деймон.

— Можно и так сказать, — пожал плечами Корсаков. — Ток-шоу «На грани». Я кое-что узнал. Во-первых «Ней-линг» активно распространяет слухи о том, что ты, Дей, слегка…

— Не в своем уме?

— Неадекватен.

— Ну, мы и ожидали чего-то подобного.

— Да, но… это еще не все. Восьмой канал продался. Они будут всячески стараться тебя дискредитировать. Вас активно будут поливать грязью в течение часа.

— Не переживай. Мы их обыграем. Не на шоу, так в суде.

— Да, — улыбнулся следователь. — К тому же, нас припасены пара козырей, о которых они не знают. Один из которых — Дарина.

— Справимся, — грустно улыбнулась Эмма. — Не отступать же сейчас. К тому же, наше дело — всего лишь создать общественный резонанс. Но, это неприятно.

— Эмм, прости.

— Илья, прекрати извиняться, — отмахнулась девушка. — Ты ни в чем не виноват. Мы сделаем то, что должны сделать. К тому же в сравнении с тем, что мы уже пережили, все это кажется такой ерундой.

— И, ребят, я кое-что еще узнал о методах их работы. Мои ребята уже начали заниматься этой клиникой. Боюсь, скоро нас ждет новый скандал с чередой арестов. Хотя, доказать, что они ведут незаконную деятельность, будет очень и очень не просто. Но я сейчас не о том. Деймон, твои родители ничего не знали. То есть отец, вообще, понятия не имел ни о какой операции. А мать… она, конечно, идиотка, но бумаги подписывала под влиянием. Эмма, вам читали курс «Нейролингвистики»?

— Да. Но только общеознакомительный. Эти техники закрытые. Ну, я имею в виду, настоящие техники, а не фокусы типа: «расположи к себе клиента» и «спровоцируй откровенность». Изучать их имеют право только психиатры.

— Осмелюсь напомнить, что «Ней-линг» — психиатрическая клиника, пусть и частная. Дей, я ее не оправдываю, но…

— Спасибо, — кивнул молодой человек. — Я услышал то, что ты хотел до меня донести.

В палате повисла гнетущая тишина, которую попыталась развеять Эмма:

— Ладно, хватит о грустном. Завтра у нас новоселье. Яр, надеюсь, ты задержишься хоть на недельку. И не думай, что можешь хоть как-то нас стеснить. Дана, мы готовим детскую. Не хочешь присоединиться? Деймон скупил половину магазина игрушек. Одна я разбирать это буду неделю. Эти тайны, погони и преступления века, безусловно, захватывают дух и будоражат воображение. Но пора возвращаться к нормальной жизни. Кто за?

За — оказались все.