Итак, Азазелло появился в маленькой комнатушке в тот момент, ког да поэт подносил ко рту вторую стопку.

– Мир вам, – сказал гнусавый голос.

– Да это Азазелло! – вскричала, всмотревшись, Маргарита. – Не волнуйся, мой друг! Это Азазелло. Он не причинит тебе никакого зла.

Поэт во все глаза глядел на диковинного рыжего, который, взяв кепку на отлет, кланялся, улыбаясь всею своей косой рожей.

Тут произошла суета, усаживание и потчевание. Маргарита Нико лаевна вдруг сообразила, что она совершенно голая, что ветхий ха лат, по сути дела, не прикрывает ее тела, и вскричала:

– Извините!

И запахнулась.

На это Азазелло ответил, что Маргарита Николаевна напрасно беспокоится, что он видел не только голых дам, но даже дам с со дранной кожей, что все это ему не в диковинку, что он просит без це ремонии, а что если будут церемониться, он уйдет немедленно…

Тут его стали усаживать в кресло, и он одним духом хватил чай ный стакан водки, повторив, что самое лучшее, если каждый чувст вует себя без церемонии, что в этом и есть истинное счастье и насто ящий шик. И чтобы подать пример другим, хлопнул и второй стакан, отчего его глаз загорелся, как фонарь.

Поэту внезапный гость чрезвычайно понравился, поэт с ним чок нулся и приятно захмелел. Кровь быстрее пошла в его жилах, и страх отлетел. В комнате показалось и тепло и уютно, и он, нежно погладив рукой старенький вытертый плюш, вступил в беседу.

– Город горит, – сказал поэт Азазелло, пожимая плечами, – как же это так?

– А что ж такое! – отозвался Азазелло, как бы речь шла о какихто пустяках. – Почему бы ему и не гореть! Разве он несгораемый?

«Совершенно верно! – мысленно сказал поэт. – Как это просто в сущности!» – и тут же решил расспросить Азазелло прямо о том, кто его принимал вчера и откуда взялся паспорт и вообще, что все это значит.

Но лишь только он открыл рот, как Азазелло, подмигнув таинст венно сверкающим глазом, заговорил сам.

– Просят вас, – просипел он, косясь на окно, в которое уже вплы вала волна весенних сумерек, – с нами. Короче говоря, едем.

Поэт заморгал глазами, а Маргарита пододвинулась к шепчу щимся.

– Меня? – спросил шепотом поэт.

– Вас.

Маргарита Николаевна изменилась в лице и не сводила глаз с по эта. Губы ее дрогнули.

И тот этого не заметил. «Эге… предатель…» – мелькнуло у него в голове слово. Он уставился прямо в сверкающий глаз.

– Куда меня приглашают ехать? – сухо спросил поэт, видя, как от ливает зеленым глаз загадочного гостя.

– Местечко найдем, – шипел тот соблазнительно и дыша вод кой, – да и нечего, как ни верти, торчать тут в полуподвале. Чего тут высидишь?

«Предатель, предатель, предатель…» – окончательно удостове рился поэт и ответил:

– Нет, почему же… и в городе есть некоторая прелесть. Я не хочу искать новых мест, меня никуда не тянет.

Тут Азазелло всей своей рожей выразил, что не верит ни одному слову поэта.

И неожиданно вмешалась Маргарита.

– Поезжай, – сказала она, – а я… – она подумала и сказала твер до: – А я останусь караулить твой подвал, если он, конечно, не сго рит. Я, – голос ее дрогнул, – буду читать про то, как над Ершалаимом бушевала гроза и как лежал на балконе прокуратор Понтийский Пи лат. Поезжай, поезжай! – твердила она грозно, но глаза ее выражали страдание.

Тут только поэт всмотрелся в ее лицо, и горькая нежность подсту пила к его горлу, как ком, слезы выступили на глазах.

– С ней, – глухо сказал он, – с ней. А иначе не поеду.

Самоуверенный Азазелло смутился, отчего еще больше начал ко сить. Но внезапно изменился, поднял бровь и руки растопырил…

– В чем дело! – засипел он. – Какой может быть вопрос? И чудес но. Именно с ней. Само собой.

Маргарита поднялась, села на колени к поэту и крепко обняла его за шею.

– Смотреть приятно, – сказал Азазелло и внезапно вынул из рас топыренного кармана темную бутылку в зеленой плесени.