Несколько ранее, чем со Степой случилась беда, Иван Николаевич проснулся после глубокого и долгого сна и некоторое время сообра жал, как он попал в эту необыкновенную комнату с белейшими сте нами, с удивительным ночным столиком из какого-то светлого и лег кого металла и с белой шторой, за которой чувствовалось солнце.

Иван тряхнул головой, убедился в том, что она не болит, и вспом нил, что он находится в лечебнице. Эта мысль, естественно, потяну ла за собою воспоминание о гибели Мирцева, но она не вызвала в Иване вчерашнего потрясения.

Вообще, выспавшись, он стал спокойнее и хоть своей миссии поймать таинственного на букву «Ф» или оповестить о нем хотя бы и не забыл, но решил действовать сдержаннее, так как было ясно, что силой ничего не возьмешь.

Увидев на стене над постелью кнопку звонка, Иван нажал ее, и тотчас появилась толстая, приветливая женщина в белом и сказа ла: «Доброе утро!»

Иван не ответил, так как счел это приветствие неуместным: в са мом деле – засадить здорового человека в лечебницу, да еще делать вид, как будто это так и нужно!

Женщина, оставаясь по-прежнему приветливой, опять-таки при помощи одного нажима кнопки увела широкую штору вверх. В ком нату хлынуло солнце через металлическую широкопетлистую решет ку, за которой открывался балкон, опять-таки с решеткой, но в мел кую петлю – скорее сеткой, чем решеткой. За решетками виден был бор на высоком берегу извивающейся реки.

– Пожалуйте ванну брать, – пригласила женщина; стена под ее руками раздвинулась, обнаружилось ванное отделение с белой ван ной с блестящими кранами, с душем.

Иван решил с женщиной не разговаривать – ведь она-то его выпу стить не может, но не удержался и, глядя, как широкими струями во да хлещет в ванну, сказал с иронией:

– Ишь ты! Как в «Астории».

Толстая женщина на это ответила с гордостью:

– Ну нет, гораздо лучше. За границей нигде нет такого оборудо вания. Ученые и врачи специально приезжают осматривать. Каж дый день интуристы бывают.

При слове «интуристы» Ивану сразу вспомнился вчерашний кон сультант. Он затуманился, посмотрел на женщину исподлобья и сказал:

– Интуристы… До чего вы все интуристов любите! А среди них разные бывают. Вот вчера, например, мне такой попался интуристик…

И чуть было не рассказал, но опять-таки вспомнил, что толку от этого не будет, умолк.

Вымытого Ивана повели по коридору, ослепительно чистому, пу стому, куда-то.

Одна встреча, впрочем, здесь произошла. Попался по дороге тоже куда-то направляющийся пациент в сопровождении другой женщины и, поравнявшись с Иваном, высунул ему язык и показал кукиш.

Иван обиделся и уж хотел затеять историю, но спутница его успо коила, сказавши, что это больной и уж на него обижаться никак не приходится.

Вскоре Иван оказался в кабинете необыкновенной величины. Иван, решивший мысленно относиться ко всему, что есть в этом на диво оборудованном здании, где он находится противу своей воли, с иронией, тут же окрестил кабинет «фабрикой-кухней».

И было за что.

Здесь находились и шкафы с блестящими инструментами, и ка кие-то сложные кресла, и разноцветные лампы с блестящими колпа ками, и провода электрические, и неизвестные приборы. Тут трое принялись за Ивана – женщина и двое мужчин. Началось с того, что его отвели в уголок и усадили перед столиком, с явной целью рас спрашивать.

Иван обдумал свое положение: перед ним было три пути – пер вый – кинуться на все эти приборы, а к этому очень подмывало, что можно – поломать и таким образом обратить наконец на себя внима ние и доказать, что он здоров и задержан зря. Подумав всего не сколько мгновений, Иван этот путь решил отринуть. Путь второй – рассказать о человеке, бывшем у Понтия Пилата на балконе, и о том, что он заранее знал о постном масле. Вчерашний опыт, однако, по казал, что рассказу этому или не верят, или как-то понимают его из вращенно, поэтому Иван и от этого пути отказался, а избрал тре тий – замкнуться в гордом молчании.

Полностью этого осуществить не удалось, потому что пришлось отвечать на множество вопросов. У Ивана выспросили все реши тельно насчет его прошлой жизни, вплоть до того, когда он болел скарлатиной. Исписав за Иваном целую страницу, ее перевернули, и женщина-врач перешла к родителям Ивана. Когда кто умер, да от чего, да пил ли и сколько и прочее и прочее.

Наконец, узнав все, что хотелось, принялись за Ивана с другой стороны. Смерили температуру, посчитали пульс, смотрели зрачки, светили в глаза, кололи не больно чем-то спину, рисовали рукоятью молоточка какие-то буквы на груди, из пальца на стеклышко взяли каплю крови, но этим не удовольствовались и пососали крови из жи лы в шприц, надевали какие-то резиновые браслеты на руки, в какието груши вдували воздух, отчего браслеты давили руку. Заставляли стоять на одной ноге, закрыв глаза.

Иван безропотно подчинялся всему и только вздыхал, размыш ляя о том, как иногда чудно получается в жизни. Казалось бы, хотел принести пользу, хотел задержать важнейшего и весьма странного преступника и вот, на-поди, оказался за городом, и у него за все его старания кровь берут на исследование.

Вскоре мучения Ивана кончились, и он препровожден был обрат но к себе в номер и получил там завтрак, состоящий из чашки кофе, двух яиц всмятку и белого хлеба с маслом. Съев все предложенное, Иван решил ждать терпеливо какого-то главного и уж у него добить ся и внимания, и справедливости.

И этого главного он дождался немедленно после завтрака. Сте на, ведущая из номера в коридор, разошлась, и вошло к Ивану множество народу в белых халатах. Впереди всех вошел выбри тый, без усов и бороды, человек лет сорока пяти, с приятными темными глазами и вежливыми манерами. Вся свита его, в кото рой были и женщины, и мужчины, оказывала вошедшему всевоз можные знаки внимания, от чего вход получился очень торжест венным.

«Как Понтий Пилат…» – подумалось Ивану.

Появились откуда-то табуреты, кой-кто сел вслед за главным, а кто остался в дверях стоять.

– Доктор Стравинский, – представился, усевшись на табурет, главный и дружелюбно поглядел на Ивана.

– Вот, Александр Николаевич, – негромко сказал какой-то с оп рятной бородкой и подал профессору тот самый лист, который по сле кабинета был исписан кругом.

«Целое дело сшили», – подумал Иван.

Главный привычными глазами пробежал по листу, что-то ногтем подчеркнул, «угу, угу» пробормотал и обмолвился несколькими сло вами с окружающими на неизвестном языке… Однако одно слово из сказанного заставило Ивана неприятнейшим образом вздрогнуть. Это было слово «фурибунда», увы, уже вчера произнесенное прокля тым иностранцем на Патриарших. Иван потемнел лицом и беспо койно поглядел на главного.

Тот, по-видимому, поставил себе за правило соглашаться со всем, что бы ему ни говорили, все, по возможности, одобрять, на все со светлым лицом говоря: «Славно! Славно». Так он поступил, дочитав лист и поговорив со свитой.

– Славно! – сказал Стравинский, отдал лист кому-то и обратился к Ивану:

– Вы -поэт?

– Поэт, – мрачно ответил Иван. И вдруг тут впервые в жизни по чувствовал отвращение к поэзии, и стихи его вдруг показались ему сомнительными.

В свою очередь, он спросил Стравинского:

– Вы – профессор?

Стравинский вежливо наклонил голову.

– Вы здесь главный? – спросил Иван.

Стравинский и на это поклонился, а в свите улыбнулись.

– Так вот, мне с вами нужно поговорить, – многозначительно сказал Иван.

– Я для этого и пришел, – сказал Стравинский.

– Вот что, – начал Иван, чувствуя, что наконец настал час все вы яснить, – меня никто не хочет слушать, в сумасшедшие вырядили…

– О нет, мы вас выслушаем очень внимательно, – серьезно и ус покоительно отозвался Стравинский, – в сумасшедшие ни в коем случае вас рядить не будут.

– Так слушайте же! Вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственной личностью, иностранец не иностранец, который заранее знал о смерти Саши Мирцева и лично видел Понтия Пилата.

Свита затихла, никто не шелохнулся.

– Пилата? Пилат – это который жил при Христе? – прищурив шись на Ивана, спросил Стравинский.

– Тот самый, – подтвердил Иван.

– А кто это Саша Мирцев? – спросил Стравинский.

– Мирцев – известный редактор и секретарь Массолита, – пояс нил Иван.

– Ага, – сказал Стравинский, – итак, вы говорите, он умер, этот Саша?

– Вот же именно вчера его и зарезало трамваем на Патриарших прудах, причем этот самый загадочный гражданин…

– Знакомый Понтия Пилата? – спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большой понятливостью.

– Именно он, – подтвердил Иван, глядя мрачными глазами на Стравинского, – сказал заранее, что Аннушка разлила постное мас ло… а он и поскользнулся как раз на этом месте через час. Как вам это понравится? – многозначительно спросил Иван и прищурился на Стравинского.

Он ожидал большого эффекта, но его не последовало, и Стравин ский при полном молчании врачей задал следующий вопрос:

– А кто же эта Аннушка?

Этот вопрос расстроил Ивана, лицо его передернуло.

– Аннушка здесь не важна, – проговорил Иван, нервничая, – черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важ но то, что он заранее знал о постном масле… Вы меня понимаете?

– Отлично понимаю, – серьезно сказал Стравинский и коснулся колена Ивана, – продолжайте.

– Продолжаю, – сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравин скому и зная уже по горькому опыту, что только спокойствие помо жет ему, – этот страшный тип отнюдь не профессор и не консуль тант, а убийца и таинственный субъект, а может, и черт его знает кто еще, обладает какой-то необыкновенной силой… Например, за ним погонишься, а догнать его нет возможности! Да он лично был на бал коне у Пилата! Ведь это что же такое? А? Его надо немедленно арес товать, иначе он натворит неописуемых бед.

– И вы хотите добиться, чтобы его арестовали? Я правильно вас понял? – спросил Стравинский.

«Он умен! – подумал Иван. – Среди интеллигентов попадаются на редкость умные!»

– Как же этого не добиваться – согласитесь сами! – воскликнул Иван. – А меня силою задержали здесь, тычут мне в глаза лампы, в ванне купают! Я прошу выпустить меня немедленно!

– Ну что же, славно, славно, – покорно согласился Стравин ский, – я вас не держу. Какой же смысл задерживать вас в больнице, если вы здоровы? И я немедленно выпишу вас отсюда, если только вы мне скажете, что вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, вы нормальны?

Тут наступила полнейшая тишина, и толстая женщина, ухаживав шая за Иваном утром, благоговейно посмотрела на профессора, а Иван еще раз растерянно подумал: «Положительно – умен!»

Прежде чем ответить, он, однако, очень подумал и наконец ска зал:

– Я -нормален.

– Ну вот и славно! – с облегчением воскликнул Стравинский. – Ну, а если так, то будем рассуждать логически. Возьмем ваш вчераш ний день… – Тут Стравинский обернулся, и ему немедленно подали Иванов лист. – В поисках неизвестного человека, который отреко мендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия… – Стравинский стал загибать длинные паль цы, поглядывая в исписанный лист, – прикололи себе к коже груди английской булавкой иконку. Было?

– Было…

– Упали с забора, лицо разбили. Явились в ресторан со свечкой в руке, в одном белье и в ресторане подрались. Попав сюда, вы зво нили в милицию и просили прислать пулеметы… Затем сделали попытку выброситься в окно и ударили санитара. Спрашивается: возможно ли, действуя таким образом, кого-либо поймать или арес товать? Вы человек нормальный? Так вы сами ответите: никоим об разом. Вы желаете уйти отсюда? Пожалуйста. Только позвольте вас спросить, куда вы направитесь отсюда?

– В милицию, конечно, – ответил Иван.

– Непосредственно отсюда?

– Непосредственно, – ответил Иван твердо, но все-таки теряясь под взглядом Стравинского.

– А на квартиру к себе не заедете? – вдруг спросил Стравинский.

– Некогда мне заезжать! Пока я буду разъезжать по квартирам, он улизнет.

– Так! Что же вы скажете в милиции в первую голову, так сказать?

– Про Понтия Пилата, – ответил Иван, и в глазах его появился сумрачный огонь.

– Ну вот и славно! – воскликнул покоренный Стравинский и, об ратившись к тому, что был с бородкой и стоял у самого его плеча, приказал:

– Иван Петрович, выпишите, пожалуйста, гражданина Понырева в город. Эту комнату прошу не занимать, постельное белье не ме нять. Через два часа гражданин Понырев опять будет здесь. Ну что ж, мне остается только пожелать вам успеха, хоть, признаюсь, в этот успех я нисколько не верю. До свидания!

С этими словами Стравинский поднялся, свита зашевелилась.

– На каком основании я опять буду здесь? – тревожно спросил Иван.

Стравинский немедленно уселся опять.

– На том основании, – сказал он, – что как только вы явитесь в кальсонах в милицию, скажете, что вы вчера виделись с челове ком, который был знаком с Понтием Пилатом, как тотчас же вас привезут туда, откуда вы уехали, то есть в эту комнату.

– При чем здесь кальсоны? – спросил, смятенно оглядываясь, Иван.

– Главным образом Понтий Пилат. Но и кальсоны также. Ведь на вас казенное белье, мы его снимем и выдадим вам ваше одеяние. А вы доставлены были в рубашке и кальсонах, а домой вы не собира лись заехать, хоть я вам и намекнул на это. Далее последует Пилат… и дело готово!

Тут что-то странное случилось с Иваном. Его воля вдруг пропала. Он почувствовал, что слаб и нуждается в совете.

– Так что же делать? – спросил он робко.

– Ну вот и славно! – отозвался Стравинский. – Это резоннейший вопрос. Поймите, что вас кто-то вчера сильно напугал и рас строил. Зачем вам, спрашивается, изнервничавшемуся, издерганно му вконец человеку, бегать по городу, рассказывая про Понтия Пила та? Вас, конечно, все примут за сумасшедшего, не могут не принять. Для вас в покое сейчас спасение. Останьтесь здесь и прежде всего от дохните…

– Его надо поймать! – уже моляще сказал Иван.

– Хорошо-с. Самому бегать-то зачем? Изложите на бумаге все ва ши обвинения и подозрения против этого человека. Ничего нет проще, как переслать этот документ куда следует, и если мы имеем дело с преступлением, как вы говорите, все это разъяснится, и очень быстро, уверяю вас. Но только прошу вас, не напрягайте головы и меньше думайте о Понтий Пилате. Я не спорю с вами, но все-таки напоминаю вам, что рассказы бывают и сомнительные… Мало ли че го может кто рассказать про Понтия Пилата. Не всему же можно ве рить.

– Понял, – твердо сказал Иван, – остаюсь, но прошу выдать мне бумагу, чернила и Евангелие.

– А зачем Евангелие?

– Хочу проверить, правду ли он говорил.

– Ну что ж, – Стравинский обратился к толстой женщине, – вы дайте Евангелие.

– Евангелия нету у нас в библиотеке, – сконфуженно ответила та.

– Напрасно нет, – сказал Стравинский. – Видите, понадобилось. Купите у букинистов.

– Слушаю, – ответила женщина.

– Оно и к лучшему, впрочем, что сейчас нет, – обратился Стра винский к Ивану, – вам сегодня читать нельзя. Пока будут искать, вы успокоитесь и тогда можете навести справку о том, что вас интересу ет. Писать сегодня я вам тоже не советую…

– Нет, нет, сегодня же нужно написать! – воскликнул Иван и встревожился.

– Хорошо-с. Не настаиваю. Прошу только об одном – не напря гайте мозг. Не выйдет сегодня, выйдет завтра.

– Он уйдет, – жалобно воскликнул Иван.

– О нет, – уверенно сказал Стравинский, – он никуда не уйдет, ручаюсь вам за это. И помните, вам здесь помогут всемерно, а без этой помощи у вас ничего не выйдет! Вы меня слышите? – вдруг мно гозначительно сказал Стравинский и, взяв руки Ивана в свои руки, несколько секунд смотрел ему в глаза в упор.

– Да, – чуть слышно сказал Иван.

– Ну вот и славно, – воскликнул Стравинский, – выдать бумагу и коротенький карандаш, – приказал он женщине. – Все так, – ска зал он бородатому, указывая на лист Ивана. – До свидания, – обра тился он к Ивану, – если станет скучно, печально или что-нибудь встревожит, позвоните. К вам придет врач, и поможет, и все устро ит, и все объяснит. До свидания.

И через несколько мгновений перед Иваном не было Стравин ского и его свиты.

За сеткой в окне был бор, сверкала под солнцем река.