Вошла Надежда, пробормотав «можно?», и села на резной круглой скамеечке у входа, напротив меня, Федор Платонович слегка поморщился, но стерпел. Зачем, что ей нужно?.. Как вдруг я поймал настойчивый взгляд голубых глаз — и сразу полегчало на душе.
— Что это? — воскликнула Надя, взглянув на стол, где лежали «вещественные доказательства».
— Гражданка Голицына… то бишь госпожа, — следователь улыбнулся мельком, иронически. — Пришли вы кстати, но не мешать!
— Извините. Это вещи убитой?
— Вы их на ней видели?
— Нет, я… Они тут так ужасно лежат, так жалко. Ее нашли?
— Кабы нашли, мы бы в другом месте беседовали. Итак, эмоции в сторону. Семен Семенович, Любезнов делал посмертную маску вашей жены?
— Делал, — в глазах ювелира зажегся красноватый огонек.
— И когда отдал?
— Как сделал, так и…
— Значит, она все это время находилась у вас?
— Не все время. Макс брал у меня маску, когда лепил надгробье. Макс, ты вспомнил?
— Нет. Я хотел запечатлеть черты Нели в лице Ангела смерти?
— Сначала хотел, потом раздумал. Ты был в творческом поиске, вдохновлялся, так сказать. Но 3 июня, когда Авадона был готов, я маску у тебя забрал.
— Вы забрали маску при Вертоградской? — вмешался следователь. — Она ее видела?
— Она ее видела.
— А теперь и мы поглядим, — Федор Платонович достал из портфеля маску и положил на столешницу рядом с серебристыми штучками. Мертвая личина со слепыми глазами.
— Что это?! — вскрикнул Семен. — Откуда вы?!..
— Максим Николаевич извлек ее из гроба, который прислали ему в подарок.
— Как из гроба?.. Макс, ты сделал копию?
— Не знаю, не помню.
— Моя лежит… или нет?.. я давно не вынимал.
— Где лежит? — требовательно перебил Котов.
— В тумбочке под портретом Нели.
— Тумбочка запирается?
— Нет.
— Есть такая, — подтвердил я. — На ней цветы и свечи.
Федор Платонович подумал.
— Как это можно проверить?
— Как? — повторил ювелир лихорадочно, обжигая нас исступленным взглядом. — Как?.. Можно! У соседей запасной ключ. Я позвоню?
Федор Платонович кивнул. В результате переговоров с каким-то Володькой было установлено: посмертная маска из тумбочки исчезла (если она вообще там когда-нибудь лежала, заметил я про себя).
Колпаков усиленно соображал. Наконец спросил с укоризной:
— Макс, ты плетешь мне уловку?
— В каком смысле?
— Зачем тайком? В сущности, ты украл!
— Я?
— Макс у меня был на той неделе, а больше никого! Ни-ко-го.
— Да каким же я образом при тебе…
— Я выходил в прихожую Ванюше звонить, забыл?
— Сема, я даже не подозревал о ее существовании.
Сема вдруг уставился на доктора, тот пояснил профессионально:
— В результате пережитого потрясения у больного могут случаться и временные провалы в памяти.
— Не делайте из него сумасшедшего, — прошептала Надя; а я испугался безумно: неужто во внезапных временных помутнениях я сам себя преследую?..
— Я не подозревал о ней…
— А почему собственно? — хладнокровно перебил Котов, обращаясь к ювелиру. — Почему в разговорах с Любезновым, касающихся расследования, вы ни разу не упомянули о маске?
— Это слишком трагическая тема, чтоб касаться ее всуе.
— Не всуе, мы ищем преступника. И не исключено, что, прикрывшись именно этой маской, он отпугнул свидетельницу. Что вы скажете, Надя?
— Лицо было похоже… — начала она нерешительно. — Но свет из окон падал тусклый, трепещущий, свечи…
— Возьмите маску! — приказал Федор Платонович. — Так!.. Отойдите в угол. Прикройте лицо, держа ее обеими руками.
Надя тихонько ахнула и пригнула голову к коленям.
— Похож?
— Вы рассмотрели мою фигуру, одежду? — заговорил Семен, опустив руки с маской.
— Я очень испугалась… и статуя стояла в кустах.
— Любой человек ночью в этой позе…
— Ты ходишь в белом!
— Вот проблема-то! Хоть в простыню завернулся… Да и мало ли кто ходит в белом? На основании столь дикого бреда вы смеете обвинять! — голос семена окреп. Между тем мое алиби установлено присутствующим здесь свидетелем. Ванюша, подтверди!
Ванюша подтвердил также твердо:
— Мы играли в покер.
— А куда делась ваша из тумбочки?
— Макс ее забрал.
— Нет, я увидел ночью в гробу…
— Сема, — заговорил Иван Петрович, — а не могла маску забрать Вера?
— Ее ноги не было в моем доме!
— Нет, просто ты сказал, что 3 июня при ней у Макса взял.
— Я ее посадил на электричку и больше не видел!
— Вы полагаете, — обратился следователь к Ивану Петровичу, — что Голицына увидела в саду пропавшую без вести?
— А что? По описанию подходит: маленькая, беленькая, в белом.
— У вас какая группа крови?
— Четвертая.
— Так. А у вас, Колпаков?
— Не знаю. Я посадил ее на электричку… и письмо послано из Ка-ши-ры!
— Письмо мог отослать кто угодно.
— Но вы, конечно, сверили почерк! Она писала 7 июня, потом спохватилась и 10-го явилась опередить письмо, понимаете? Явилась права качать… насчет изумруда.
— И ушла голая?
— Где обнаружены вещи?
— В дупле старого дуба на участке Голицыных.
Тут, конечно, наступила выразительная пауза, и все взоры обратились на Надю.
— Вы обыскивали наш участок?
— Не догадался в свое время, к сожалению.
— Но как же вы…
— Узелок увидел Максим Николаевич из окна мастерской.
— Надя, я никому не рассказывал, потому что…
— Да, я понимаю.
Она вдруг встала и ушла.
— Побежала брату докладывать! — вырвалось у Федора Платоновича уже на ходу, и он исчез за дверью.
Тягостное молчание между нами троими нарушил доктор:
— Это брат нас в мае фотографировал?
— Да, ее брат.
— Крепкий парень. Он знал Веру?
— Так… мельком.
— Интересно. Что это там у них за дупло?
— С земли не видать, только из мастерской.
— Я не подозревал.
— И я! — перебил Сема. — Любопытная комбинация наклевывается.
— Рано радуетесь! — отрезал я с внезапным гневом. — Может, из вас кто подсунул.
Дверь открылась, брат с сестрой вошли как под конвоем.
— Эти вещи? — спросил Андрей, подходя к столу. — Не видел. 1 мая она была одета в серебристый плащ.
— А сумочка, босоножки? — уточнил Котов.
— Может быть. Не обратил внимания.
— Вы знаете, где обнаружены вещи?
— Понятия не имею.
— В дупле вашего дуба.
Андрей судорожно мотнул головой.
— Серьезно? Я их туда не клал. Надюша, конечно, тоже.
— Почему вы за нее отвечаете?
— Да, я за нее отвечаю.
— Вы помните, во что были одеты 10 июня, когда возвращались из Москвы?
— Не помню.
— Я вас как-то встретил на улице в белом импортном костюме.
— Ну и что? Это криминал?
— Макс, — заговорила Надя низким пронзительным голосом, — ты подозреваешь нас с Андреем в убийстве твоей женщины? — она глядела на цветную фотографию на столе: режиссер в окружении блестящих девочек.
Ее фраза показалась мне самой страшной из того, что тут было наговорено, самой зловещей. И я заявил бессвязно:
— Нет, Надя! Ты — моя женщина.
— Почему ж ты скрыл про дупло?
— Пойдем отсюда, деточка, — Андрей взял сестру за руку и потянул к двери. — Здесь нам делать нечего.
— Позвольте, товарищ Голицын…
— Не позволю. Шлите официальную повестку.
Она его послушалась. И дверь захлопнулась за ними, вновь просверкав закатной вспышкой, вновь погрузив в красноватый сумрак… оставив меня в полном смятении. Черт с ним, с убийцей, мне б оправдаться насчет дупла!
— Федор Платонович, что-то я перенапрягся…
— Свидетели на сегодня свободны, — распорядился Котов; если он был раздражен и разочарован, то чувства свои скрывал умело. — Обойдемся без подписки о невыезде?
Свидетели согласились и поспешно удалились.