Так начинается практически каждая семейная история. Сначала встреча, потом свадьба, ну а следом и ребёнок. Тут произошло то же самое. Анна, так звали мою мать, родилась в богатой семье. Мой дед, был владельцем нескольких ресторанов в Лондоне. Её мать, моя бабушка — Сьюзи, была официанткой. Всё происходило, как по написанному сценарию: внимание дедушки привлекла молодая официантка, он стал за ней ухаживать, бабушка отвечала на все его ''заигрывания''… Сьюзи сказала, что тогда в дедушке она видела только богатенького сыночка, но потом всё повернулось в другую сторону. Она увидела в нем ''принца на белом коне''. Но предложение выйти замуж она долго не принимала, она ждала 7 лет, пока не забеременела.
Историю эту я слышала от бабушки несколько раз, и каждый раз добавлялся новыми фактами и событиями. Но одно оставалось точно — дед был самым прекрасным человеком в её жизни.
Но дедушка умер, причем о его смерти я мало что знаю. Бабушка старается всегда избегать этой темы. Я думаю, что там произошло что-то не очень хорошее. Ведь дед был достаточно богатым человеком. Бабушка сказала, что он умер от серьезной болезни, но я не верю. Ведь ему было всего 43 года. Сейчас люди так рано не умирают.
Бенжамин (мой дед) был славным, веселым и любил выпить. Бабушка никогда не могла отзываться о нем плохо, но ведь об умерших и не принято плохое вспоминать. За свои года жизни он успел обзавестись большим количеством ресторанов и пабов по всему миру, но этому в основном способствовали связи, причем, по линии мамы, в моей семье были только богатые люди. И дедушка был очень богат. Сьюзи не называет точных цифр его сбережений, но, судя по фото на камине (там он стоит среди знаменитых в то время людей Англии), его богатство исчислялось в миллионах. Ему многие завидовали, им восхищались. Он не был голливудской звездой, но его почитали. Я горжусь своим дедом.
В своем завещании Бенжамин написал, что всё наследство достанется моей матери. Странно, конечно, что он всё доверил моей маме, а не своей жене. Надеюсь, на то были серьезные причины. Потому что теперь всё: рестораны, все пабы — всё теперь было мамино. Меня этот факт не воодушевлял. Нет, может, я и была бы рада, но я не лажу с мамой. Никак. Я уверенна, что она ни цента не оставит мне, никогда.
Мы с мамой были совершенно разными людьми. Как огонь и вода, как земля и воздух. Ничего общего. Мы очень редко общались, и то наши разговоры скорее походили на ссору. Я не могла терпеть её, а она меня. В богатой семье это норма. Но я всегда хотела НЕ БЫТЬ богатой. Дорогие вазы, прислуга, бассейн, зависть окружающих меня никогда не впечатляли. Они думали, что я слишком испорчена, чтобы общаться с ними, с менее богатыми людьми. Это было не так, но мало кто это понимал.
Бабушка говорила, что мать не очень радовалась моему появлению. Она всячески пыталась избавиться от меня. Она даже никогда не держала меня на руках, никогда не кормила меня. Мама отдавала меня папе. Именно он с рождения стал ухаживать за мной. Наверно, именно тогда я и полюбила своего папу.
Анна через несколько дней после моего рождения буквально сбежала с больницы. Это был первый случай в истории больницы, когда здоровая, богатая мать сбегает от своего ребенка в первые дни его жизни. Я не удивляюсь. Она такая. Я даже рада, что тогда моим воспитанием занялись папа и бабушка, потому что я не представляю, что могло бы вырасти из меня, если меня воспитывала бы мать.
Теперь же я всегда стараюсь избегать случайной встречи с Анной. Особенно в последнее время. Я считаю её только человеком, который по биологическим законам являлся моим родителем. И всё. Кроме ДНК у нас не было ничего общего. И слава Богу.
Всё свое детство я провела с бабушкой. Она была ангелом — хранителем, она была моей самой лучшей подругой. Я любила её больше всей жизни. Никто и никогда не понимал меня так же. Я чувствовала её доброту, ласку. Не зря среди тысяч официанток мой дед выбрал тогда именно её. Это был самый правильный поступок за всю жизнь деда. Я ему благодарна за такого человека.
Бабушка всегда была добра, и ни только ко мне. Да, меня она любила больше всех, даже больше своей дочери. Но мне все равно.
Я ни разу не видела, чтобы Сьюзи грустила или плакала. Она умела общаться с людьми. Все ценили её, все любили её. Я не знаю, существовал ли ещё такой человек на Земле. Но сейчас мне такого человека явно не хватало.
Когда мне исполнилось 11, Сьюзи умерла. Это был самый ужасный день в моей жизни. Чувство вины не покидает меня до сих пор. Я уверенна, что всё это произошло из-за меня. Бабушка, прости меня.
Я раньше никогда не видела смерть… Поэтому для меня это всё было, как в тумане. Я не хотела знать, верить в то, что больше никогда не смогу общаться с бабушкой. Для меня это был шок. Когда тебя покидает самый близкий, самый родной тебе человек, хочется просто пойти и утопиться, потому что ты уже не видишь жизни дальше, для тебя она останавливается в этот момент. Мне тогда даже скорую помощь вызывали, так как я плакала. Я рыдала, я умоляла Бога вернуть мою Сьюзи обратно. Бог не услышал моих молитв…
В этот день я пришла к ней в комнату, самую светлую в нашем доме. Я чувствовала, что-то будет, мое сердце дрожало. Но тогда я думала, что это просто волнение. Сьюзи подозвала меня к себе и сказала, как всегда весело и звучно:
— Знай, Энге, ты не обычный ребёнок. Твоя мать не радовалась тебе, так как поняла, что ты будешь намного лучше её. Она говорила, что избавится от тебя, для того чтобы ты не отобрала у неё богатства, которые оставил ей её отец. Но говори спасибо своему отцу. Он переубедил её…. Всё…. У тебя есть то…
Тогда я впервые услышала фальш в словах бабушки. Но следующее мгновение потрясло меня намного больше.
Глаза Сьюзи закрылись, а дыхание прекратилось. Я стала трясти её за плечи, но она молчала. И тогда я стала кричать. Мне не нравилось, что бабушка не отвечала мне, что она не дышала. Слезы текли рекой. В душе я уже знала, что произошло. Но я не хотела этого понимать. Бабушка оставила меня слишком рано.
Я не знаю, что она тогда хотела сказать мне. Перед смертью она врала мне. Я знаю это. Её слова я никогда не забуду. Зачем она это делала? Есть ли в этом какой-то смысл? Я не понимала. Я хотела думать, что это показалось мне просто в порыве страха. Ведь когда теряешь то, что близко твоему сердцу, все чувства — всё становится другим. В голове возникает множество слов, которые ты так и не успел сказать. Мое сердце было просто разбито.
С мамой я, даже после нашего общего горя, не стала теплее общаться. Наоборот, всё стало ещё хуже. Она изменилась, очень изменилась. Раньше она просто старалась не обращать на меня внимание. Теперь она это делает по всякой мелочи. Малейший вздох в её присутствии — это уже преступление.
Когда я с горькими слезами сбежала вниз, чтобы сказать ей о том, что бабушка умерла, она прижала меня к себе так крепко, что практически, если б не отец, она задушила меня. Папа вырвал меня из её рук и громко крикнул ей что-то. Но я ничего не поняла… Да и лучше бы я тогда умерла, потому что смерть бабушки просто перевернула мою жизнь. Тогда у меня случился нервный срыв. Меня отвезли в больницу, заставляли нюхать тряпку с омерзительным запахом, потому что я ужасно тряслась, от слез, от горя. У меня ужасно болела голова. Но потом я уснула, этот запах был усыпляющим.
Бабушку похоронили без меня. Мать не хотела видеть меня на её похоронах. Я сидела дома. Я очень хотела проводить Сьюзи в ''последний путь''. Но слова матери — закон, даже папа не смел ей противиться. Да и врачи не хотели отпускать меня. Маленькой девочке нечего было делать на похоронах бабушки. Это еще больше подпортит её психику. Спасибо им за это, с тех пор меня стали считать истеричкой…
С того дня моя жизнь изменилась. Я была ещё ребенком, но я уже успела пережить самое большое горе в жизни. Я стала замкнутой. У меня не было друзей. Папа всё реже стал появляться дома. Теперь я точно осталась одна.
Я жила в богатой семье, в огромном доме. 12 комнат, два этажа с сауной. Сзади во дворе был свой бассейн, терраса, маленький сад, качели. Всё, что нужно семье. Признаться, вкус у мамы был отличным. Дом был оформлен превосходно. Его теплые и нежные тона радовали глаз. Мне он нравился, пока не умерла бабушка. Потом всё изменилось.
Я жила в небольшой комнате. В ней стояла старая кровать и новый стол, который купил мне отец на день рождения. В комнате были старые обои, очень тусклого зеленого цвета и окно, которое выходило на наш двор. Мне эта комната никогда не нравилась. Ковер на полу пахнул сыростью, шторы еле держались на той тонкой веревочке. На столе была лампа и тетрадки с книжками. Также в моей комнате был старый шкаф. Он был большим, очень большим. Он был из резного дерева. Он наверно единственный, кто хоть как-то украшал эту комнату.
Можно сказать, моя комната была похожа на чулан, она и была как раз самой тёмной, и в ней хранились какие-то коробки, в которые я никогда не заглядывала. Но мама сказала, что эта комната раньше была её ''офисом''. Я не поверила. Она никогда бы не стала работать в тесноте и мраке.
За два года после смерти Сьюзи мы с папой стали хорошими друзьями, и это раздражало мою мать. Она всячески пыталась нас с ним поругать. Она постоянно посылала его в командировки, для всяких дел, связанных с ресторанным бизнесом, который перешел от моего деда к маме. Я оставалась одна в этом огромном доме.
13 числа, когда мой отец был в командировке, к нам пришёл курьер, молодой человек, лет 25. Он ни с кем не здоровался, будто знал нас уже тысячу лет. Он был слишком худым, невзрачным и совершенно равнодушным к жизни. Говорил он с акцентом. Я вообще удивилась, как его могли взять на такую работу. Да и вел он себя слишком распущенно. Это не его дом! Я села на верхние ступеньки, чтобы подслушать по возможности их разговор, хотя раньше я себе такого не позволяла.
Он позвал мою мать, что меня очень сильно удивило. Вот так вот просто, без особых проблем даже я не могла её звать. Он был тут пару раз, и то не заходил внутрь дома! Мама вышла на его позыв, и они вместе прошли в дом. Меня это заинтересовало еще больше.
Я тщетно пыталась прислушаться — двери кухни были закрыты, а спускаться — это значит выдать себя. Я не хотела сегодня опять ругаться с Анной.
Прошло около получаса, когда я наконец-то услышала шаги. Я встрепенулась и поднялась выше, чтобы мать не могла ничего заподозрить. Курьер, ни слова не сказав, вышел из дома. Мама после его ухода с воплями кинулась на меня. Я испугалась такой реакции, но не бросилась в комнату. Я просто ждала, пока она не выговорится, как всегда… Но она говорила на счёт моего отца, и я не понимала её:
— Ты, Энге! Я так и знала, ты убила его! Ты не хотела, чтобы он остался со мной! Он уделял тебе больше внимания! С тех пор, как появилась ты, я уже потеряла двух близких мне людей! Я ненавижу тебя! Конан… — мама плакала, но я не чувствовала ни капли сожаления в её голосе, будто это всё было наиграно.
В тот момент у меня предательски сжалось сердце. Мамин тон был другим. Раньше она с раздражением кричала на меня, теперь с какой-то досадой. Я не понимала её чувств. Я не понимала, что она там говорила про папу.
Мама подхватила меня и потащила на ''чердак'', я еле успевала перебирать ногами за ней. Она выхватила из ножен на стене шпагу (эти шпаги нам привез папа; мне они всегда нравились, их рукоятки были позолочены, и с каждой стороны в них был вставлен драгоценный камень; эти шпаги были нашим достоянием).
Тут я поняла, что сейчас она сделает мне слишком больно, так как шпаги были настоящими, и их края были очень острыми. Я не на шутку перепугалась. Мама замахнулась на меня шпагой, не дотащив меня на лестничную площадку. Одна её нога стояла на ступеньке, а другой она прижала мне руку. Я не могла дышать, страх сдавил мои легкие в маленькие шарики. И я сделала то, о чем буду жалеть потом всю свою жизнь. Я думала, что смерть бабушки всё изменила, но это оказалось неправдой. То, что сейчас сделала я, настолько изменило мои планы на будущее, что обратного пути уже не было…
Освободив ноги, я толкнула Анну с такой силой, что она покатилась с огромным грохотом вниз. Шпага в ту же секунду упала рядом со мной. Я не стала смотреть вниз — на то, как мама падала. Я застыла, смотря себе под ноги. Я отказывалась думать, дышать, моргать. Внутри меня оборвалась какая-то нить. Я всегда говорила, что с мамой у нас нет ничего общего, но не сейчас. Я не хотела, чтобы она умерла.
Я почувствовала неприятный холод по всему телу, так как понимала, что я натворила.
В моей голове кружилась куча мыслей. И позитивными их нельзя было назвать. Если бы бабушка была жива, то я непременно побежала бы к ней и всё рассказала. Но здесь и сейчас была только я, мама и прислуга.
Я испуганно посмотрела вниз: она лежала в неестественной позе. Её голова лежала на ступеньках. Руки были раскинуты в стороны, из-за головы стало показываться красное пятно.
Я никогда не забуду эту картину. Я никогда не забуду, что я чувствовала в этот момент. Сердце стучало, будто в тисках: очень медленно и осторожно. На глаза стали наворачиваться слёзы.
— Что ты с ней сделала, говори, неужели она случайно упала с лестницы! Говори же! Ты что, язык проглотила! Твоя мать говорила, что ты 'ведьма'… - на меня орала наша повар. Она первая, кто подбежал к моей маме. Она услышала шум из кухни. Это была старенькая женщина, полная и немного сумасшедшая. Она любила сплетничать и особенно обо мне. Она подбежала ко мне (довольно быстро для старой дамы) и начала кричать. Она звала всех, кто был в нашем доме. Она стала отдавать приказы. Кто-то с ошарашенным видом убегал из дома, а некоторые просто стояли и смотрели на маму, на меня и на стоящую рядом со мной повара. Но я не говорила ей ничего. Мне было слишком плохо.
Она сбежала вниз, где уже собралась вся прислуга, которой стало интересно посмотреть на происходящее. Прислуги в нашем доме было предостаточно: каждая комната была под чьим-нибудь присмотром; люди весь день сновали по дому, вытирая пыль и расставляя вещи по разным местам.
Все они о чем-то говорили, шептались. Они косо глядели на меня, поняв, что я непременно ко всему этому причастна. Одна из женщин уловила мой взгляд и криво улыбнулась:
— Осторожно, дочь дьявола на вас смотрит!
Я посмотрела ей в глаза, в них играли чертики. И кто еще из нас дочь дьявола?
Я не любила всех этих людей. Мне казалось, что все они были в сговоре с моей мамой, потому что относились они ко мне слишком презрительно. Но я старалась не обращать на них внимания. Ведь мне не важно их мнение… Я была занята своими, не самыми хорошими, мыслями.
Кайли — это наша прачка, её я не сразу увидела среди кучи лиц, искривленных ужасом. Да и все они толпились не возле меня, а возле мамы, будто этим они ей могли помочь. Кайли подбежала ко мне и очень тихо, нагнувшись к самому уху, произнесла:
— Бегом иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока не приедет твой отец. Я постараюсь их отвлечь от тебя.
Никто тогда ещё не знал, что всё это началось из-за письма. На вид, самое обычное — такие кучами приходят каждому. Но никто не знает, какую новость может принести такое письмо. Это может быть, как и поздравления, потому что ты выиграл приличную сумму в лотерее, так и известие о смерти. И вот самое последнее стало для меня ещё одним шоком.
Суматоха прекратилась, когда приехала скорая. Она увезла мать. Я же заперлась в своей комнате. Я даже не представляла, что будет со мной теперь. Моё сердце отбивало бешеный ритм, в то время как я старалась не думать о произошедшем. После всего этого в мою комнату, где я находилась, начал кто-то стучаться. Но я не знаю, кто это был. Мне было настолько страшно, что я не могла сказать ни слова. Я просто смотрела на свою дверь. Из открытого окна дул прохладный ветер. Но даже ему не удавалось отрезвить мой разум. Стуки прекратились ближе к вечеру.
В ту ночь я не могла уснуть, да и осознать, что произошло на самом деле, мне тоже было трудно. Ночное небо было затянуто тучами, часа в три пошел дождь. Небо плакало вместе со мной. Оно стало единственным моим другом сегодня.
Утром я вышла из комнаты, я не спала, мне было всё равно на моё самочувствие. В доме стояла тишина. Только ночью несколько раз звонил телефон.
Это был 2005 год. На улице стояло лето — июнь, самый прекрасный месяц летом. Мы жили в Штатах, в пригороде Нью-Йорка. Мама вела свой бизнес в Лондоне, поэтому очень часто уезжала туда и оставляла меня дома с отцом, но потом, когда мы с папой подружились, она стала брать и его с собой. Я оставалась с прислугой одна. Но одиночество меня радовало, как ни странно.
Дружила я не со всеми. Я вообще ни с кем не дружила. Только иногда общалась с Кайли. Она была доброй со мной и не считала меня 'ведьмой', хоть мама и говорила это всем. Своё общение мы скрывали от моих родителей. Лишних ссор мне не нужно было. Кайли или Кай было всего 20. Она мне нравилась за свои разговоры. Она никогда не говорила о бабушке, о маме или вообще, о моей семье. Она знала, что я терпеть не могу дождь. В тот злополучный день, когда я чуть не убила мать, она единственная, кто не говорил мне, что я 'ведьма'. И я ей за это благодарна. Слышать это ото всех, кто жил с тобою на протяжении нескольких лет и упрямо всё время молчал… это было не самым приятным. Я благодарю Кай за эти дни, что я провела за разговорами с ней.
Анна не умерла. Я даже удивляюсь, как она осталась жива после этого. Я, конечно, надеялась, что она выживет, но падение было слишком серьезным. Я даже не знаю, смогла ли бы я выдержать такое, но мама смогла. Она даже не стала инвалидом и не сломала ничего жизненно важного. Она оказалась крепче, чем я думала. Я рада этому. Мне не очень хотелось сидеть в тюрьме за убийство матери и объяснять всем, что это был несчастный случай.
В то время, когда она находилась в больнице, никто ни разу не сказал ничего о моём отце. Да и о том письме, ведь из-за него мама так разозлилась. Из-за него она набросилась на меня, как злая собака. Я не знаю, что она хотела сделать со мной этой шпагой. Я не стала думать об этом. Я не хотела делать маму своим врагом.
Через несколько дней, где-то через 5, ко мне зашла Кай и сказала, что отец погиб в автокатастрофе. Я ожидала что-то такое, то есть очень плохое для меня и мамы, но мне даже в голову не приходило, что это что-то случилось с моим отцом. Я его любила. Действительно. В этом мире не осталось больше ни одного человека, кто был бы так дорог мне. Он был моим вторым лучшим другом после бабушки. Он меня защищал. Молодой, перспективный, занимающийся престижной работой… У него были деньги, были связи, и он был добрым. И он был счастлив. Его прекрасные синие глаза, которые достались мне по наследству, его милая улыбка, его красивые подарки — всё это было тем, что, казалось, никогда не должно было угаснуть, умереть. Для меня он был второй попыткой жить! Смерть Сьюзи нанесла мне большую душевную травму, но отец делал всё возможное, чтобы эта травма поскорее затянулась, зажила. И я его не отблагодарила. Я думала, что он будет жить вечно. Но это всего лишь сказки. Я не знала, как он мог погибнуть в автокатастрофе. Папа был прекрасным водителем. Он всегда соблюдал правила, и если он погиб, то это точно не была его вина. Я знала это, как всякий знает, что нельзя совать руки в розетку.
Кай села ко мне поближе и сказала:
— Я знаю, ты не специально толкнула мать. Она, наверно, хотела тебя чем-то ударить, а ты просто оттолкнула её, а она поскользнулась и упала? Ведь всё было примерно так, скажи мне, Энге? Что же ты молчишь?
Тогда мне не хотелось, не плакать оттого, что умер отец, ни радоваться, что мне не придётся общаться с матерью несколько недель. Мне не хотелось ничего. Я замкнулась в себя. Я стала одинокой, одичавшей. Меня все бросили. Хотелось сказать себе, что на этом жизнь закончилась… Но это было бы неправдой. Для меня жизнь как раз только началась, и я не должна была упускать шанс, чтобы не прожить её нормально…