– Мне сорок два… Сколько не работаю? Четыре месяца. Выгнала стерва директорша. Мол, им в образцовом кафе такие, как я, не нужны. Нет, не официанткой работала – уборщицей. Какая из меня официантка? Рожей не вышла. Дети? Сын. Сволочь порядочная, родила в семнадцать, растила, ночей не досыпала, а он, видишь ли, и знать меня не хочет. На автосервисе работает, ворюга румяный. Ну и что, что сын?! Нет, знать я его не хочу и жену его, была бы моя воля, удавила… Ну, выпила чуток. А что, нельзя? Водкой вон торгуют не для того, чтобы ею цветочки поливать… Ха-ха-ха… А как же, помню! Подошла женщина. Из себя приятная. Попросила, мол, не поможешь ли, подруга? Тут, в диспетчерской, гулящая одна работает. Моего мужа увести надумала. Мне, говорит, смотреть на нее невмоготу! Зайди к ней, подруга, говорит, зайди. Я тебе четвертной не пожалею. Зайди и скажи, что если ты, Клава, не уймешься, беда тебя ждет. Так уж просила, бедная, а в глазах слезы. Жалко мне ее стало. Жди, говорю, тут, сейчас я с этой тварюгой поговорю… А она говорит: постой со мной еще немного… Постояли мы минут пятнадцать. Я еще заметила, что какой-то поезд у моста прошел. А потом подвела меня к радиорубке, и я вошла. Сидит баба – пудов, наверное, на шесть. Старая. Я еще здорово удивилась. Но мужиков-то не поймешь, у них своя мерка и симпатия. Так что я захожу и говорю ей, мол, если ты, Клавка, не бросишь с другими мужиками знаться, то не миновать тебе беды! Как вы прошли сюда, кричит. Никакая я не Клавка. Милицию сейчас позову. А меня зло так и взяло: зови, зови милицию, кричу я в ответ. Пусть все знают, какая ты. Да у меня уже внуки! Это она мне, значит. Вон отсюдова. И встает, обходит барьерчик, да как даст мне под, извините, зад коленкой. Я так и вылетела. А она – за мной, и кричит, зовет милицию. Тут вокзальный сержант меня и перехватил. Ну, и сюда, в вытрезвитель…
Как ни опустилась женщина, мне было жаль ее. Почему-то я сразу поверил ей. И хотя дежурный по вытрезвителю Акимов свирепо хрипнул простуженным голосом, что она попадает сюда в пятый или шестой раз, острая жалость не проходила. По правде, сам эпизод с незнакомкой вызывал мою симпатию. Согласитесь, не всякий бы откликнулся на такую просьбу. А Анна Васильевна откликнулась – чисто по-бабьи, с сердцем. Конечно, и четвертной сыграл тут свою роль. Но взялась за «выяснение отношений» она искренне.
– А как выглядела женщина?
– Лет… тридцати пяти… сорока… А в чем одета, не помню, убей меня бог… Красивая, одним словом.
– Блондинка? Брюнетка?
– Не помню… Выпила я чуток…
– Ничего себе «чуток»! – Лейтенант Акимов хмыкнул.
– Да, чуток! Это она же меня и угостила…
– Где? – Мелькнула надежда, что незнакомку могут опознать в привокзальном кафе или ресторане.
– А прямо в зале ожидания, при ней имелось…
Через двадцать минут я беседовал с уборщицей первого зала Бенедиктовой. Безуспешно: не помнила она, чтобы с Анной Васильевной кто-то был. Хотя Анну Васильевну и видела.
С этими данными я выехал в управление.