Рыцарь ворвался в ряды цвергов, как ураган, как наказание Господне. Он был счастлив наконец-то оказаться с врагом лицом к лицу. Вернее, пахом к мордочке.
Все эти интриги, тайны, загадки, расследования очень утомили барона. Бестолковая беготня в незнакомых местах, таинственные рычаги, волшебные двери, внезапные незапланированные перемещения…
Куда лучше — прямой и честный бой!
И пусть враги мелковаты, зато их много. А такие уроды — несомненно порождения темных сил. Следовательно, подлежат истреблению. Это еще и тем фактом подтверждается, что они святого отца атакуют. Атакуют-то атакуют, но как-то… Неуверенно. Бочком. Кривясь и переругиваясь… Подталкивая вперед соседа и стараясь спрятаться за товарищей.
За спиной священника — знакомые и незнакомые дружинники. Раненные, истекающие кровью. Лишь пятеро еще на ногах, но видно — держатся лишь на морально волевых.
Больше всего барона поразила тактика Пендаля. Толстячок с не неподобающим для его конституции проворством бегал. Не убегал трусливо, не бросил товарищей на произвол судьбы (хотя было видно — мог), а целенаправленно и последовательно отвлекал внимание противников. И пусть непосредственно в бой не вступал — польза от него была великая.
— ДЕС ВА-А-А-АЛЬТ!!!
— У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-УА-А-А-А-А-А-А-А-А!!!
«Это волки, — понял Константин. — Надо же, а они откуда?» Но размышлять было некогда. Вернее, по всегдашней своей привычке Полбу во время боя размышлял о Судьбе и Боге. Но никак не о волках.
В какой-то миг, он почувствовал небывалый прилив сил и с удвоенным проворством принялся расшвыривать карликов. А вот святой отец, охнув, оперся рукой о дерево. Как его там… баф. Да, баф, понял рыцарь.
Битва длилась недолго. Воодушевленные появлением крестоносца дружинники воспряли духом и, стоя плечом к плечу, отражали натиск недоростков на раненых товарищей.
Корзинщик, не особо даже запыхавшись, отвлекал внимание большей части агрессоров, а Константин и Ставросий как могли творили добро. Посредством искоренения мелкотравчатых ростков зла. Но решающее значение в истреблении порождений тьмы оказали волки. Почти шесть дюжин волков, выскочив как из-под земли, быстренько показали неорганизованным низкоуровневым карликам, чьи именно в лесу шишки, желуди и прочий семенной материал.
В общем, коротышки быстро кончились. Полбу даже взгрустнул в душе, что опоздал к началу боя и ему мало карликов досталось. Очередного ту-ду-ду не случилось. Это тоже расстроило рыцаря.
Зато подросли низкоуровневые волки, те, что из большой стаи. На два-три уровня, а некоторые даже на пять. Сей факт отметил Пажопье, но никому ничего не сказал. Был занят. Мародерствовал.
Барон брезгливо посмотрел на растущую кучку неприглядного добра, собранного слугой. Покачал головой. Нет, нужно с этим что-то делать… Трофеи трофеями, но не отрезать же поверженным уши? Негоже оруженосцу… Кстати!
— Подойди ко мне, Пендаль Пажопье!
— Да, ваша милость?
— Я видел, ты действовал хоть и нестандартно, но храбро. Считаю, ты достоин чести носить звание оруженосца. Знаешь, что это значит?
— Эээ… Знаю. Ваша милость… а можно я останусь слугой, а? Ведь мне в рыцари никак не выбиться, даже если захочу вдруг. Эээ… Хотя это вряд ли.
— Как так??? — Константин округлил глаза. — Ты отказываешься?
— Господин барон, тут такое дело… Не могу я в бой. Ну никак не могу. Помочь облачиться — могу. Коня почистить, меч наточить… Ну, только не этот. А вот в бой — не могу. Страшно. Да и просто не могу.
— Страшно ему… Я же видел, ты не боялся, когда этих, — рыцарь кивнул на горы мелких трупиков, — отвлекал.
— Некогда бояться было, — пожал плечами корзинщик. — А, вообще, я жуткий трус. Ваша милость, ну правда, не губите, а? Я верой и правдой… И от всей души! Но… оруженосец спину рыцарю прикрывать должен, или раненых врагов добивать… а я это… Ну никак!!!
— Мда… — Полбу снова покачал головой и решил зайти с другой стороны. — Но оруженосец имеет право на долю в добыче, ты же знаешь? А вот слуга — нет.
Корзинщик про себя усмехнулся. Кто бы говорил о добыче! Наиценнейший лут на поле оставляет, а туда же… Интересно, какую добычу он сочтет достойной? Доспех другого поверженного рыцаря? Долго же он будет его здесь искать… А и найдет… Доля в такой добыче, что? Рог от шлема? Стальной гульфик? Левая латная рукавица? Сделал расстроенное лицо и, кусая губы, заявил:
— Ваша милость! Служить вам — само по себе награда! И мне вполне будет достаточно тех крох, на кои вы не соблаговолите обратить внимания за их бесполезностью…
Крестоносец хмыкнул и отвернулся. Уговаривать слугу он не собирался. Хотя был немного раздосадован. Впрочем… Пока дружинники перевязываются и чем-то натирают раны, синяки и ссадины, а волки свои просто зализывают, есть немного времени. Хм, а красные полоски над головами волков очень быстро заполняются. Гораздо быстрее, чем над дружинниками. Интересно, почему?
— Ладно, — решил барон. — Будь по-твоему. Беру я тебя личным слугой. Обещаю защиту, еду, одежду и воспитание. Оплата — одна серебряная марка за три года. Срок службы девять лет. От тебя — все, что должен делать слуга, плюс небоевые обязанности оруженосца, пока я подходящего не найду. Сбежишь или предашь, найду и казню. Устраивает?
— Ваша милость, благодарю! — Пендаль действительно обрадовался. Защита этого странного рыцаря многого стоит, такой человек точно не даст в обиду. Марка, конечно, не светит… Тут и денег-то таких нет. А вот на его родине… Ну, насколько Пажопье помнил, за серебряную марку можно было купить пять небольших деревень. Так что не поскупился рыцарь, условия и впрямь предложил достойные. А марка… Ну что же, через девять лет барон скорее всего разберется в местной экономике и конвертирует оплату труда в здешнюю валюту. — Я буду достоин! Такой господин как вы — мечта любого простолюдина!
Тут возникла заминка. По условиям, принятым в те времена, нанимаемый должен был целовать родовой перстень нанимателя. На крайняк какую-нибудь другую ценную цацку. Но у барона перстня не было, у него вообще ничего своего сейчас не было. Даже одежда и оружие — и то у Боромира позаимствованы.
Пендалю очень хотелось официально трудоустроиться. Поэтому он со вздохом порылся в карманах и вытащил пригоршню деревянных, костяных, оловянных и медных колечек. Снятых только что с командиров воинства цвергов.
— Это у тебя откуда? — строго спросил крестоносец. — Награбил?
— Ваша милость… — заканючил толстячок. — Не гневайтесь, ваша милость!
— Выбрось! — строго приказал рыцарь. — Ты эти кольца с порождений тьмы снял, они нечисты!
— Да как выбросить-то? — корзинщик в очередной раз понял — с таким господином будет просто скопить капиталец. Брезгует он, видишь ли. Главное, лутать по-тихому. А то и огрести можно будет не по-детски, рука у барона тяжелая. — Они же со статами! То есть… Это… Усиливающие. Немного, но все равно. Мы на них неделю пировать сможем!
— Выбрось, я сказал! Еще не хватало, что бы святые отцы меня в торговле колдовскими амулетами заподозрили!
— Да они сами первыми и купят… А! Вот! У нас же священник тут есть! Ваша милость, примите колечко, если батюшка разрешит?
— Батюшка… — крестоносец задумался. Вопрос был крайне сложный и неоднозначный. И кольцо темное. И священник ерети… Хм… Православный. Да и… Много, в общем, факторов. Но, в конце концов, рыцарь выдал. — Если очистит и благословит — приму.
Пажопье выдохнул. Мдя… Сложно будет такого господина одеть-вооружить… Или все время священника с собой таскать? Что бы он каждый раз разрешал этому чудику дроп собирать и шмот менять по мере необходимости? Так ведь со священником делиться придется… С другой стороны, группе нужен хил, рыцарь в одиночку много не навоюет, а у хитрого корзинщика на нового господина были грандиозные планы.
Батюшка Ставросий ходил меж раненых и словом святым да рук наложеньем истреблял микробов. А что? Правда. Доказано передовой средневековой наукой, если над раненным помолиться — рана не воспалится. Скорее всего. Да и заживает быстрее. Наверное. Сам батюшка выглядел неважно, но сначала оказывал помощь ближним, не обращая внимания на многочисленные собственные царапины.
— Отче, а отче… — Пажопье подергал священника за рукав рясы. — Благослови колечко?
— Чего? Какое колечко, идрить твою кочерыжку, баран? В смысле — агнец, конечно, агнец божий… Ты что не видишь? Занят я!
— Так не мне! Вот, ему! Не хочет мой господин снятую с цверга вещь одевать без очищения…
— Вон, в луже всполосни!
— Так там вода не святая…
Ставросий зарычал и, шлепнув распятьем по луже, расплескал половину.
— Все, теперь святая! Отстань, не мешай! Видишь, этот приду… раб божий умудрился копье анусом поймать? Нужно срочно лечить, а то даже до вечера не дотянет. Хм… И что делать? Не крестить же ему жопу? Эй ты, дебил… в смысле, сын мой, ну-ка, перевернись…
— Отче, а отче… — Пендаль снова подергал рукав рясы.
— Ну чего тебе?
— А можно я все кольца очищу? Хватит в луже святости?
— Господи, дай мне сил не удавить этого…
— А господина моего носить очищенные кольца благословляете? Можно он их оденет? И мне поцеловать эти кольца даст?
— Да хоть в жопу тебе засунет! Прости, Господи! Сейчас еще один покалеченный появится, вот прямо чувствую… Ну ничего, потом подлечу с божьей помощью…
— Понял, понял, ухожу…
…
— Вот, — Пажопье протянул Константину десяток лучших из снятых с цвергов колечек. — Батюшка освятил воду и благословил на ношение.
Константин с сомнением покрутил в руках простые, без узоров, зато в царапинах, медные и оловянные колечки.
— А зачем мне столько? И одного бы хватило.
— Так они со статами… Вот, смотрите, ваша милость… Это на плюс три к силушке. Это к ловкачеству. Ну и так далее. Вообще все медные — плюс три. А оловянные — плюс четыре! Жаль таких пять штук всего. Остальное медь. Деревянные и костяные — плюс один и плюс два. Мы их продадим. Эх! Жаль, колец можно всего десяток надеть…
— И что?
— Что, что? — не понял Пендаль.
— Если я эти кольца надену — сильнее стану? Так что ли? — подобный способ усиления был в новинку для рыцаря. Несмотря на то, что он использовал вещи Боромира, дающие плюсы к характеристикам, на сами статы внимания барон не обращал. Для него это были просто вещи. Хорошие, качественные. Ну разве что меч выделялся. Но на то он и меч. А характеристики, соответственно — цифры. И между этими двумя такими разными понятиями он не видел никакой взаимосвязи.
«Хм… Как все запущено, — подумал Пажопье. — Ну, да ладно». Чуть ли не силой натянул кольца на персты крестоносца, чмокнул одно из них и принялся рассказывать…
…
— Все, слава тебе, Господи! — прогремел Ставросий. — Больше здесь ничего уже сделать не смогу. В погост надо. И лекаркам вот тебя, тебя и тебя показать. Твою рану лекарке показывать не надо, я ей сам все расскажу, не смущай порядочную женщину… Ну, или в деревню, тут как раз Серединные Мышки неподалеку. Там ее и дождетесь. Пойдемте, до вечера, будет на то воля Господа, до Мышек доковыляем. И я в погост, у меня церковь без присмотра. Заодно пришлю и лекарку… Бабу Фросю лучше всего, конечно. Ну или из ее учениц кого…
Побитые, но ходячие дружинники помогали идти тем, кому это необходимо, а двоих даже несли. Путь выдался долгий, но недалекий. Хвала Богородице, никого страшнее белок на пути инвалидного отряда не встретилось, и дошел он до Серединных Мышек без приключений.
Всех поразили волки Константина. Почему-то они признали его своим, да не просто своим, а вожаком — альфой. И теперь охраняли покалеченный спасательный отряд.
Константин всю дорогу выслушивал благодарственные слова воев. Действительно, кабы не подоспел он вовремя, и не приди на помощь его волки — кто знает, чем могло дело обернуться.
По ходу дела Полбу окончательно разобрался с линейкой прогресса опыта. Каждое «спасибо» дружинников добавляло туда маленькую толику, и вот она заполнилась.
Ту-ду-ду!!! Пять и один.
Уже на автомате, не задумываясь, вложил свободные очки в стойкость.
Удивил Степан Бадья. Поклонился в пояс и выразил желание сопровождать рыцаря в походах. Если сотник отпустит, конечно. Барон обещал подумать. Оруженосец все равно требуется, а Бадья мужик здоровый, даже раненый продержался в строю дольше всех.
Наконец, сгрузив в маленькой, на три двора, деревеньке балласт из раненых, отец Ставросий облегченно перекрестился. Отказавшись отужинать, он по-быстрому благословил местных и стал собираться в погост. Константин решил идти с ним, собственных мыслей, где искать Данунашку, у него не было, требовался совет Боромира или Дымова.
Пока размещали раненых, радостный Пажопье обнаружил у дальнего сарая непонятную лозу и, бешено орудуя коротким ножом, без спроса, нарезал ее килограмма три. Это если учесть, что он в сноровисто очистил ее от листьев и мелких голубоватых цветочков.
Константин, Пендаль и Ставросий уже отошли от деревеньки шагов на пятьдесят, когда донесся громкий крик:
— Стойте!!! Стойте! Подождите-е-е!!!
Пажопье сжался, думая, что деревенские обнаружили пропажу ценного крафт-материала и сейчас его начнут бить. Но обошлось.
Им в след старался бежать, но, постоянно морщась от боли, переходил на шаг, Степан Бадья.
— Я с вами! С вами! Тут и так есть кому присмотреть. А мне к Боромиру надо, его слово для сотника веско. Попросит старый тысяцкий за меня, и отпустит Колун, никуда не денется. Колун, он это… Сотник наш.
— Знаю, — проворчал батюшка. Только вот не поспеешь ты с нами. Мы быстро пойдем, до ночи всего ничего уже. Дождись утра, встреть бабу Фросю. Она боль снимет, с божьей помощью, тогда и пойдешь.
— Нет! — замотал головой десятник. — Я вас не задержу. Ноги почти зажили. Да и вам в пути могу пригодиться. Вы же через лес срезать хотите? Ну вот… а там мало ли че…
— А че? — влез, передразнивая Пендаль. — Че нам будет? Волки то вон, на опушке. Они нас и защитят… Ой!
Ойкнул он из-за того, что Полбу, не глядя, в четверть силы отпустил слуге щелбан.
— Молчи, когда говорят воины, — наставил его на путь истинный барон. — Говори, только если спросят. Понял?
— Д-да… Ой-ой, больно же… Простите, ваша милость. Забылся.
— Больше не забывайся. Но ты прав. С волками этот лес для нас — будто вишневый сад. Да и мы со святым отцом сможем за себя постоять.
Степан зарделся.
— Вы, барон, того… Не гневайтесь. Но плохо будет, если вы сами в погост вернетесь. Я же вас найти послан был… Ну или то, что от вас осталось. Как потом в глаза Боромиру смотреть? Как его об услуге просить? Получится, что не нашел вас… Да и… Мне бы с женой попрощаться. Чую я, вы тут надолго не засидитесь. Скоро в путь. Вы же меня возьмете, а?
И огромный бородатый дружинник с робкой надеждой заглянул в глаза крестоносцу.
— Возьму, — решился рыцарь. — Вижу — ни отваги, ни чести тебе не занимать. И в бою я тебя видел. Отпустит тебя господин сотник — приму в оруженосцы на три года. Отслужишь — будешь иметь право проситься в какой-нибудь рыцарский орден. А вот станешь рыцарем — скрестим мечи.
— И копья?
— Нет. Копья не скрестим. Копья преломим. Эх… Всему тебя еще учить, неуч… — наконец рыцарь мог хоть кому-то, хоть что-то объяснить. А то в этом непонятном мире он мало что понимал и все больше слушал объяснения сам.
— Так, — вмешался Ставросий. — Если хотим до ночи куда нужно успеть, хватит разговоры разговаривать. Господь мне хоть и помогает, да и за вами, дураками, присматривает, но злоупотреблять не стоит. Вперед!
…
По словам Ставросия и Бадьи, знавших местный лес весьма неплохо, до погоста, если идти напрямую, можно добраться часа за два. А если по дороге да полями — не менее четырех. Петляет дорога, пояснил Бадья. Она ведь одна. И для восьми маленьких деревенек на два-три двора — единственная связь с цивилизацией.
О бабе Гуле Ставросий разговаривать не захотел, только сплюнул, перекрестился, зыркнул недобро и буркнул: «У Боромира спросишь».
А вот о Лихомане много поведал. Да и о хозяине его Разложене. Вообще, Константин многое за время этого пути узнал и уяснил. От отца Ставросия — о геополитике местной, а от Пендаля — об игровой механике. От Бадьи добиться членораздельных ответов было сложно. Он, сжав зубы и превозмогая боль в ногах, старался не отстать от маленького отряда.
Минут через сорок увидели они неприметную землянку с выбитым окошком. Рядом суетилась седая пухлая бабка в очках, а дед, сидя на завалинке, курил козью ножку, командовал, и комментировал ее действия.
Рыцарь в первый раз увидел курящего человека.
И сперва подумал, что это колдун какой, или вообще, огнедышащий адский демон, неумело прикидывающийся старичком. Но батюшка Ставросий, сурово глянув на крестоносца, сказал только:
— Курит он. Дело это хоть и не очень богоугодное, но большого греха в нем нету. Нервы успокаивает, да и вроде как при деле человече… Думаешь, дала бы она ему просто так посидеть отдохнуть? Смотри, как носится… А так… Законный перекур.
Вы вот тоже, наверное, думаете, а откуда в Новгороде тринадцатого века табак? Не знаю. Но старик курил — это факт. А факт — самая упрямая штука в мире, как всем известно.
Кроме того, а с чего вы взяли, что дед курил именно табак? На Руси и своей травы много растет. Испокон веков. Разной.
— Ба-а-а-атюфка! — хрипло протянул дед и закашлялся, поперхнувшись дымом. — Не может бы-ы-ы-ыть! Фподобил Господь… Эй, женфина, смотри кто пофаловал! Ну ка, быфтро стол накрой!
— Отче! — старуха явно обрадовалась и поклонилась в пояс. В пояснице у нее что-то громко хрустнуло, но она, и не заметив этого затараторила:
— Откушаете? И вы молодцы? У нас репа есть! Много репы! Хороша, сладка, и… много!
— Что такое репа? — спросил Полбу Пендаля.
— Деликатес местный, — ответил тот. — Овощ. Корнеплод. Очень его тутошние пейзане уважают. Сажают, где ни попадя. Сама растет, знай только поливай вовремя, и черви ее не грызут… Ваша милость, а я бы поел.
— Некогда, — строго заметил священник. — Водицы изопьем и дальше двинемся.
— Вы профто репу не любите, как люблю ее я… — расстроенно заметил дед. — Ладно… Эй, бабка, таффи ведро.
— Ой, горюшко-о-о… — запричитала старуха. — Ой, нехорошо… А у нас то и нет больше ничего. Вот, если бы этот растяпа колобка не упустил, был бы хлебушек…
— Колобка? — Насторожился Пендаль. — Такого, конопатого? Ми-ми-мишку?
— Ага, его фамого, туды его в качель… Ой, профти, батюфка…
И дед с бабой, перебивая друг друга и путаясь в показаниях, поведали, как напало на них страшное существо. Ворвалось в землянку, напакостило, всех обругало, сожрало половину годового запаса репы, выбило окошко, сперло почти новое корыто и скрылось в неизвестном направлении.
Батюшка Ставросий несколькими четкими вопросами, как заправский следователь, выяснил все обстоятельства дела. Из бормотаний деда и причитаний бабки, сложил истинную картину. И, наложив на врунов епитимью (дебаф такой, масштабируемый, с оттяжкой по времени), отказался благословлять.
— Вот замолите грех лжи — будет вам баф! А пока — шиш! Все, нам пора. Я дня через три или сам проверю, или пришлю кого. Эх! Это ж надо! Живое существо за хлебный мякиш приняли… У-у-у-у! Маразматики, прости Господи.
Он уже был в курсе приключений Константина и Пендаля. И о том, что колобок теперь не дикий моб, а пет рыцаря, и сам понял, и барону объяснил. Так же, как и о волках. Волки каким-то образом попали под влияние харизмы крестоносца. Хотя откуда она в таких количествах взялась, что бы две стаи разом его вожаком признали — непонятно. Нет, они не полноценные петы. И их может переманить более сильный или удачливый лидер. Ну или они сами с течением времени могут изменить свое мнение в отношении альфы. А вот колобок — нет. Привязан он теперь к Полбу накрепко.
Минут через пятнадцать, когда землянка осталась далеко позади, шныряющие вокруг отряда волки резко подобрались, и все, как один, скрылись в чаще. Издалека раздался призывный волчий вой. В котором, однако, не было тревоги, а лишь торжество.
— Наверное задрали животину какую на ужин, — слегка отдышавшись, пробормотал Степан. — Цверги им не понравились ведь, не стали они эту нечисть жрать.
— Ну, на то они и волками созданы. Господу виднее. Раз волки есть — значит это Ему зачем-нибудь нужно… — философски пожал плечами батюшка.
И они, не останавливаясь, пошли дальше.
Вдруг, мимо с верещанием и воплями на матерно-русском языке пронесся крупный заяц. За ним во весь дух неслась лавина серых тел.
— Они что? Все на одного зайца сагрились? — пробормотал священник. — Странно это…
Рыцарь призадумался.
— А говорящие зайцы в этих лесах — норма?
— Всякое случается… А что?
— Да вот, в первый раз вижу, чтобы зайцы по-человечьи говорили… Не было у меня дома такого. Не говорили бессловесные твари. Потому бессловесными и называются.
— Это все Разложень, лопни его селезенка… — Отец Ставросий перекрестился. — Покарает его Господь. От его колдовства черного миропорядок изменяется. И мир божий не таким становится, каким его Создатель задумал.
— Так заяц — слуга темных сил?
— Скорее, результат эксперимента… Ладно, чего уж там… Пошли, не станет скоро этого зайца. Не в нем дело. А в Разложене. Колдуна этого я лично приби… Хм… Ну… Покарать. Мда… Покарать, во имя Господа, хочу. Многие уже пробовали, да не вернулся никто. Но они воины были. А супротив света истинной веры не выстоять этому злодею!
— Святой отец! Я как защитник веры, рыцарь, крестонесущий воин прошу вашего позволения сопровождать…
— Остынь… Не сейчас это еще. Да и не тебе с ним тягаться. По крайней мере пока. Даст Господь, подвигнет на благое дело — буду иметь в виду.
Заяц между тем заложил широкую дугу и пронесся рядом с отрядом еще раз, ругаясь пуще прежнего. За ним, вывалив языки, бежали шесть дюжин волков.
В течении минут двадцати заяц перебегал дорогу отряда еще раз восемь. Волки от него не отставали, но и нагнать не могли.
Облокотившийся на дерево, дабы дать отдых больным ногам, десятник вдруг отпрыгнул, да так резво, будто разом исцелился.
Из-под корней высунулась большая волчья морда с затравленно бегающими глазами. Серый мех свалялся, левое веко дергалось, а губы над клыкастой пастью еле слышно шептали: «Только не ми-ми-ми! Только не ми-ми-ми!!!»
— Да что у вас за непотребство в лесу творится? — вскричал рыцарь. — Волк тоже разговаривает!
— Я больше не буду, — сказал волк. — Только тише… а то… Вдруг он где-то рядом?
— Кто?
— К… колобо-ок! — на последнем слоге волк дал петуха. Видно, досталось бедняге, подумал Полбу. Он уже жалел некогда гордого зверя.
— Вылезай. Никто тебя не тронет. Вон, гляди, — он указал на в очередной раз с громкими матами промчавшегося мимо зайца и порядком подуставшую за время погони стаю. — Развлекись. Поохоться.
Волк слегка высунулся, разглядел косого и со стоном спрятался вновь.
— Этот заяц… Снова он… Из-за него! Из-за него все беды! Чтоб ему пусто было! Очень прошу… Идите своей дорогой, ну или прибейте уже… Сил моих больше нет!
— Ваша милость, — сказал Пендаль. — А можно я попробую?
— Ну давай, — разрешил барон.
Пендаль буквально за три минуты все выяснил о нелегкой судьбе серого. Волк-одиночка, изгнанный из стаи с позором, вот, кто им попался. Волк, очень даже не слабый, и не трусливый. Просто невезучий. Он и Разложеню начал служить в надежде прервать цепь неудач, запущенную именно вот этим зайцем-матершинником.
Но помимо задранного интеллекта, дара голоса и кучи противных всему живому заданий ничего от Повелителя Тлена не получил. То могилу разрыть, то гнилую кость найти, то какую-нибудь дрянь на старом кладбище спрятать. Вот и все. И никакой помощи, никакого уважения. Зато теперь он на равных мог противостоять мега-зайцу. И постоянно искал с ним встречи.
И вот, когда волк уже почти поймал своего старого обидчика, пошедшего в услужение к Разложеню уже очень-очень давно, одним из первых, по жизненному пути волка многотонным катком прокатился колобок.
Подорванная невзгодами и лишениями психика дала трещину.
А недавно, буквально вот с полчаса назад, на него упал медведь. Только вдуматься. Огромный лес. Сплошь из деревьев. Медведи сидят далеко не на каждом, между прочим. И падают совсем не регулярно. Можно сказать, вообще почти никогда. И тут такое везение!
Медведь оказался именно той самой соломинкой, что ломает спину верблюда. Ну, в данном случае — волка. Нет, волк не остался инвалидом первой группы, он кое-как мог ходить, и со временем ноги заживут совсем. Но не разум.
Как на грех, данный, конкретный волк уже не совсем животное. Гораздо ближе к НПС, чем к обычным мобам. И теперь… Теперь он лежал в старой барсучьей норе, одновременно жалел себя, боялся, хотел умереть и рефлексировал.
— Так куда, говоришь, он на медведе уехал? — спросил Пендаль.
— Туда, — кивнул волк в сторону широкой просеки. — Только вы туда не ходите. Этот колобок… Он страшен. Он… бррр… Я такое чувствую только когда с Хозяином встречаюсь.
— С Разложенем что ль?
Волк аж передернулся.
— Нельзя говорить это имя! Не нужно. Но… Знаете. Уволюсь я от него. Если выживу. Снова в санитары леса пойду.
…
Медведь как транспортное средство был не очень. Мягкий, это да. Но медленный, да и трясет на нем.
Колобок, напевая, ехал и мечтал о скорой встрече с рыцарем. Столько всего нужно рассказать, стольким похвастаться, о стольком пожаловаться! И пусть барон его пока не понимает, но колобок решил в ускоренном темпе овладевать человечьей речью. А что? Лихоман же смог.
Нет худа без добра.
Шум, треск и гром, производимые мишкой, распугали большинство лесных обитателей. И двигались они без непредусмотренных задержек, хотя и неспешно.
Только колобок так подумал, медведь остановился и зарычал.
Колобок сначала не понял, а что, собственно, произошло? Чего стоим, кого ждем? И тут, будто из-под земли, выросли облезлые лисьи фигуры. Четвертый присмотрелся и в испуге мимикнул. Фигуры не просто облезлые… Они полуистлевшие. И откуда взялись? Не было же никого!
Раз, два, три… Принялся считать колобок. Но сбился на третьем десятке, лисы не стояли на месте, а постоянно перемещались, беря медведя в кольцо. Тот лишь рычал и крутился на месте, пытаясь держать сразу всех в зоне видимости.
Колобок присмотрелся… Тридцатый уровень! А его медведь — тридцать пятый. Но их много. Ну ничего. «Сейчас я им песенку спою», — усмехнулся колобок про себя.
— Ами-ми-ми-ми-и-и-и-инь!
Зомби-лисы даже не почесались, а четвертый получил уведомление о невозможности контроля и использовании магии страха и разума по отношению к мертвым. Нет у них страха. Отбоялись уже. Резист стопроцентный. Диарею на них напустить он даже пробовать не стал.
Вместо этого пришпорил медведя и громко, панически замимикал. Но медведь не побежал. Да и не ушел бы он от лис, они много шустрее, пусть и дохлые. Гипноз слетел, и Михайло Потапыч осознал себя.
— Эта… что эта… где эта… ой, ё-ё-ё!
И медведь громко пукнул.
— Ты куда нас привел, круглый? Ты зачем? Ты эта… вроде, голова. А пустая.
— Ми-ми!!! Ми-ми-ми!
— Ага, отпустил бы… Ты эта… Понимаешь? Они щас кинутся. И нам это… все.
— Ми-ми!
— Ну само собой, драться. Это да… Но это… Много их… Это ж он… Этот, хозяин мой бывший их оживил. Ну не совсем оживил… Это… Поднял. Сначала, это… убил, потом поднял.
— Ми?
— Да, он. Гад он и сволочь. Все, это… Под себя гребет. Вот. Ушел я от него. Давно уже. А если бы не ушел… То это… Таким бы тоже стал, — медведь кивнул на уже почти вплотную подошедших зомби-лис.
— Ми-ми!!!
— Да не обижаюсь, чего там… Жаль только дочь с внуками уже неделю не видел… Попрощаться бы.
Тут лисы скопом бросились на медведя. Молча. Не рыча, не тявкая. Волна полуистлевшей вонючей плоти погребла под собой яростно отбивающегося медведя. И истошно вопящего колобка.
— МИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И-И!!!