— Значит так… — Дымов был непривычно серьезен и собран. — Сейчас пройдешь по погосту, соберешь экспу с местных. Они тебе насыпят будь здоров. — Константин не возражал. Собирать подати с крестьян было одним из его любимых занятий. — Там и за умертвия, и за Лихомана, и за людоедку разоблачённую будет. И за сопровождение дружины, и за помощь батюшке, и, кто его знает, за что еще. Статы больше не трогай. Вместе потом раскидаем. После того, как от нас тебе насыплется. По результату — выберем тебе класс и сабы. Ну и остальное. Все, с Богом. Боромир проводит. А я сказал — ПРОВОДИТ! Отставить самобичевание! А нам с Кондратием пошептаться нужно…
Отец Ставросий отпросился в церковь — отслужить обедню, да и вообще навести порядок. А то мало ли чего там посольский дьяк натворил, перед сменщиком стыдно может стать.
Пендаль с Фофаном отпросились в лавку. Причем колобок назначен старшим прапорщиком-завхозом, ответственным за итого. На долю Пажопье выпал только сам процесс торговли и обещана премия. Ушлый корзинщик сразу же потребовал обозначить процент. Константин, не знавший таких мудреных слов, лишь отмахнулся, пообещав, что, если узнает о воровстве, оторвет уши и поколотит так, что проценты Пендалю больше не понадобятся, чем бы они ни были. И толстячок как-то сразу поверил.
Собрать деревенских одной большой толпой и получить благодарность оптом оказалось невозможно. Вопреки утверждениям старосты о необходимости учета трудовых человеко-часов, каждый крестьянин спокойно занимался необходимым, известным и запланированным самостоятельно делом. Не оглядываясь особо на седобородого бюрократа с табелем учета рабочего времени, нацарапанном на кусочке бересты. Еще бы. Не выйдешь в поле — сам себя обманешь. Что зимой кушать будешь? Чем скотину кормить? То-то… Справку из поликлиники не пожуешь. Да и до открытия первой поликлиники лет восемьсот плюс-минус несколько параллельных миров.
Поэтому пришлось обойти довольно обширную территорию, отыскивая скопления усердных крестьян. До вечера, когда крестьяне вернутся с полей, ждать никто не предлагал, да и не согласился бы крестоносец отложить спасение дамы сердца. Неспокойно было у него на душе. Тревожно.
В общем, вернулся Константин к Дымову уже девяносто восьмым. И изрядно просвещенным хмурым Боромиром. Тот, несмотря на плохое настроение и угрызения совести, выкладывал впитывающему новые знания рыцарю весь свой немалый игровой опыт и секреты.
Так, Полбу с удивлением узнал, например, что тело его будет стареть с обычной скоростью. А вот если умрет, то возродится снова в том возрасте, в котором впервые попал в этот мир.
Или вот. Шпоры на пехотных сапогах. Несмотря на то, что выглядят глупо, дают небывалую прибавку к харизме и дрессировке. Именно благодаря им и подчинились барону волчьи стаи. Но нужно быть осторожным. Чем больше зверей попадет под влияние артефакта, тем слабее его влияние на каждую отдельно взятую особь.
Встроенное в меч ключевое слово «Аминь» срабатывает только в боевом режиме, так что молиться можно безбоязненно… Ну, относительно. Бывают сбои. Но редко.
И многое, многое другое.
На пороге дома старосты они столкнулись с гонцом из посада.
Гонец доложил, что сотник, конечно, очень уважает бывшего тысяцкого, и, без сомнения отпустил бы Бадью-десятника на три года, но… Но текущий тысяцкий собирает воинство. Так что не время. Наоборот, все отпуска и отгулы отменены, люди требуются в самом Господине Великом Новгороде. По внезапному приказу князя, ага. Зачем — того гонцу не сообщили. Наказали только передать Боромиру, что и с его погоста, согласно уговору, полторы дюжины ополченцев должны быть предоставлены, и чтобы прямо завтра. С утреца.
Дымова сообщение встревожило. Никакой большой войны на ближайшее время не планировалось. Зачем дружину, да еще и ополчение собирать? Да еще и в страду? Кто в полях работать будет?
Требование Кондратия было удовлетворено. Среди батюшек даже возникли прения, едва не перешедшие в драку. Все хотели, хоть временно, хоть чуточку, последить за приходом почти святого отца Ставросия. По результатам конкурса на длину бороды, размер распятья и громкость аргументов победил батюшка Харитон.
Ставросий хмыканьем утвердил кандидатуру, и епископ, покривившись, дал добро.
Первым из руководящих работников, закрывающих квесты смелому рыцарю, вызвался быть Дымов.
— Сейчас, смотри. Помимо экспы… Ну, опыта… А, знаешь уже, ну хорошо. Помимо экспы, я могу выдать одну умелку на пятидесятый и одну на сотый левл. На выбор. Ты ведь рыцарем так и собираешься остаться? Не собираешься случаем в берсеркера перекинуться, или там в нинзю какого?
— Берсеркеров знаю, — почесал лоб рыцарь. — Сильные воины, особенно в хирде своем. Но дисциплины у них нет, да и язычники. А нинзи это кто?
— Тоже язычники, — Володимир Ярович не был настроен на длинный ликбез. Ему требовалось срочно мчаться к князю, выяснять причину сбора войск. — Верят в Яму.
— Яму? Хм… Идиоты, — крестоносец хмыкнул. — Зачем в нее верить? Выкопал — есть яма. Засыпал — нет ямы.
— Тут вопрос немного глубже обычной ямы, — ухмыльнулся Дымов. — Да не суть. Короче, остаешься рыцарем? С прицелом раскачки в Паладина Веры?
— Считаю этот вопрос совершенно бесполезным, — отчеканил рыцарь. — Я — воин Господа! Разящее лезвие в руках Его! Защитник веры и святого…
— Ну, я так и думал, — отмахнулся посадник. — В общем, выбирай третье умение. Оба раза.
— Как выбирать?
Дымов вздохнул.
— Появятся три красные кнопки с надписями. Выбирай ту, которая ближе к правой руке. На кнопочки ведь жать уже научился? Вот и славно. Та умелка, что пятидесятая, дает хороший бонус к одноручному оружию. Лучше этой ебанитовой чурки ты все равно в ближайшее время не найдёшь, так что заточим под него. А вот то, что на сотый… С ним все не так однозначно, но это лучшее из того, что у меня есть. Это опыт. Наверное, это мало тебе что скажет, учитывая твои взаимоотношения с арифметикой Пупкина, не говоря уже о Евклидовой геометрии и математике Лобачевского… Но озвучу. Начиная с сотого уровня, будешь получать один процент… Ну, да, из тех о которых Пендаль просил. Один процент дополнительного опыта за каждый достигнутый левл. Так, на сто втором получишь не сто процентов с моба, а чуть больше, сто два. А скажем на двести тридцатом — не сто, а двести тридцать. Эй, хватит взглядом стекленеть! Лови экспу.
Ту-у — ду — ду — ду-у-у-у — у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! Тр-р-р-ра-а-а-а — та — та — та — та-а-а-а!!!
— Вот, — посадник удовлетворенно покивал. — Эка тебя колбасит… Сотый? Или больше?
— Де-е-ева-а-а Мария-я-я… — простонал рыцарь. — Это… Рай? Не иначе они… Кущи… Именно так, так ангелы поют…
— Погодите, пусть отвиснет… Боромир, давай, потроши пока свой сундук. Со мной поедешь, я тебя сам, с казны снаряжу… Да не куксись. Спасет он свою зазнобу и грохнет Разложеня в одно лицо, я вот прямо чую. И тем всем нам — поможет. А то еще и князю может послужит. Но это после, там видно будет. Так что не жмись. А то сейчас сэкономим и воина потеряем и то, что уже в него вложили.
Епископ одарил рыцаря еще четырьмя левелами, и стал он по итогу сто восьмым. Помимо этого, обучил четырем не очень сильным, но полезным молитвам. И одним эксклюзивным умением на сотый.
Молитвы, по уверениям Кондратия, исцеляли не только духовно, но и телесно.
Самая сильная, Живые Помощи — награждала ускоренной регенерацией. И в течение пяти минут после прочтения раны (скорее ссадины, хмыкнул посадник) на рыцаре либо на том, кого он укажет, будут затягиваться, как на собаке.
Вторая — снимала отравление. Неважно: змея укусит, грибами не теми угостят или вообще — алкогольное оно. Но у отравления есть градации (что это такое, Полбу не знал, но интуитивно догадался) и сильно злоупотреблять, полагаясь на эту молитву, не стоит.
Третья молитва — дозволяла исцелить болезнь. Насморк разве что, при твоем-то духе, ухмыльнулся Дымов.
И четвертая. С неопределенным эффектом. То есть, если ее прочесть до боя, может укрепиться дух, либо повысится урон, либо ловкачество, силушка, защита… Да много чего. А может, например, перхоть исчезнуть. Или ногти станут чистыми.
— Эрекция на пять часов станет как у семнадцатилетнего, — снова влез Володимир Ярович. В общем, неопределенный эффект.
Умение, выданное епископом, называлось «Медитация». Нужно спокойно сидеть с закрытыми глазами, думать о Боге, о том, чем еще Ему помочь можешь, и мана — та самая синяя полоска, будет заполняться в десять раз быстрее.
Опыт, полученный от Боромира, поднял рыцаря до сто одиннадцатого. В качестве дополнительных плюшек перепало только умение отыскивать воду и клады с помощью обычного орехового прутика.
— Ух, вот теперь на человека похожим становишься, — посадник удовлетворенно потер руки. — Жаль ачивки да абилки не совсем профильные, но лучше что-то… Магистра рыцарского ордена ты тут долго бы искал. Конечно, можно из тебя богатыря делать… Но, думается, не усидишь ты долго на Руси. А у богатыря большинство умений на защиту родной земли завязано. Так что не будем отклоняться.
И начались ускоренные курсы перепрофилирования воина в рыцаря. Тр-р-р-ра — та — та, как оказалось, возвещали в свое время о получении единицы таланта. Начислялись они каждый десятый левл, и теперь у Константина набралось их аж одиннадцать.
Обучать рыцаря чтению Володимир Ярович не рискнул. Что-то там пробормотал о нейронных связях. Дал задание отцу Ставросию на досуге поднять уровень образованности среди рыцарского поголовья на Руси до ста процентов. Дело было не таким уж и невозможным, учитывая, что рыцарь в наличии имелся единственный.
Поэтому сейчас Дымов, скорее наугад, чем ориентируясь на неуверенные рисунки на бересте, рулил раскачкой героя. Полбу, как мог, переносил на берестяной носитель картинки всплывающих сообщений.
Описать процесс формирования и рыцаря из аморфной массы рядового воина неясной ориентации? Наверное, нужно, дабы читатель понимал, какие именно плюшки и пряники щедрым потоком посыпались в ладони будущего героя.
На двадцатом уровне предлагалось выбрать специализацию. Ближний-дальний бой. Ну, тут все просто. Конечно, ближний. В результате проявилась соответствующая ветка талантов.
На пятидесятом стоял выбор между строевиком, индивидуалистом или универсалом. Было выбрано третье. На восьмидесятом рыцаря обозвали оруженосцем, что сильно задело гипертрофированную гордость.
За получение сотого уровня Константин удостоился рыцарского звания. Это его немало повеселило, он ведь и так им был.
— Знаешь… — Боромир неуверенно помялся. — Спасибо тебе. Это я тебе не как квестодатель, как человек говорю. Доверился порождению тлена и вот… Не убей ты Лихомана, продолжал бы он грехи на мою душу вешать… И, мало ли, чем бы это кончилось.
— Тьма коварна, — рыцарь с искренностью пожал протянутую старостой руку. — И туман лжи может застлать глаза любого человека. Но, с Божьей помощью, человек одолеет любого, даже самого страшного демона. Сейчас десницей Господа был я. Когда-то — ты. И, может быть, снова волю Его выполнить доведется.
— Погоди! — Боромир вскочил. — Есть у меня еще кое-что! Непрофильное для рыцаря умение… Скорее на шамана рассчитанное. Я его, когда разбой… Гхм… Неважно, когда, давно приобрел. Но…
Кондратий скривился. Ставросий пробормотал что-то в вислые усы.
— Ты языческие скилы… тьфу… силы… в помощь воину Господа предлагаешь? — Дымов напрягся. — Совсем сдурел? Какой шаманизм???
— Да хорошая умелка! «Тотем» называется!
— И что? Череп медведя ему с собой таскать и окроплять перед боем кровью младенца?
— Зачем? Тотемом можно и распятие обозвать! Создать крест, освятить, привязать к умению. Вот и все.
Кондратий и Ставросий зашептались, потом синхронно кивнули.
Радостный Боромир полез за печку, видимо, намереваясь вытащить нечто помогающие в освоении еще одного непрофильного рыцарю умения.
— Матерь Божья, Пресвятая Богородица! — вдруг вскрикнул он.
— Чего там? Чего орешь?
— Крыса! Крыса тут!!! Или не крыса… Не успел рассмотреть… Юркнула в щель.
— И чего? Крыс никогда не видел?
— Так ведь крыса — моб. А в моем доме мобов быть не может!
— Мдя… Совсем ты, Боромир, мышей ловить перестал, — скаламбурил посадник.
Староста выбрался из-за печи с маленьким глиняным горшочком в руках.
— Вот! — гордо сказал он, передавая горшочек Константину. — Открывай. Там внутри плашка. Зажми ее в кулаке — умение пропишется. Останется выбрать тотем.
— Крест, — твердо сказал рыцарь. — Прямой католический крест. Других вариантов не рассматриваю.
Вскочил молчавший доселе Пажопье.
— Ваша милость, ваша милость! Дозвольте! Я могу смастерить!!! У меня и материал подходящий есть. Из лесовика хребтина. И лоза Небесного Хмеля!
— Лоза хмеля???
— Небесного… Есть такой, не сомневайтесь!
Ставросий придирчиво осмотрел толстячка.
— Вижу я, парень ты рукастый, щедро тебя Господь одарил умениями да навыками. Я на этот труд благословляю. Епископ?
— Господь в помощь.
И два почти святых одновременно перекрестили корзинщика. Вокруг его ладоней засеребрилось сияние, и желание работать переросло в маниакальное стремление.
— С… Спаси-и-и-ибо-о-о… — протянул Пендаль, широко распахнув глаза и всматриваясь в свои и без того немалые крафт-статы, взлетевшие вообще к небесам. — Святые отцы… Да вы… Да я… Да мы… Ведь это! Ну! Я скоро!!!
И выскочил во двор.
За ним засеменил колобок, сверкая новыми лапоточками с бонусами на скорость, ловкость и уклонение.
— Фо-о-офан! Фофана ждать! Фофан ну-у-ужны-ы-ый!
…
Из всех темных, отсыревших углов комнаты без дверей и окон полезли пауки. Много, очень много… Они ковром застлали пол, накрыли волной тело поверженной бабы Гули. Мохнатое, восьминогое воинство за считанные секунды обглодало тело до костей. И ринулось на княжну.
Та завизжала, безжалостно топча копошащиеся хитиновые тельца, стряхивая их с себя и давя под сарафаном. Пауки хрустели и умирали сотнями, но было их слишком много…
Девушка сорвала сарафан и, наконец, дотянулась туда, где пауки кусались больнее всего.
— Где ты? — закричала она. — Приди! Спаси меня, любимый! Мой… Мой рыцарь! Я погибаю… Без тебя… ПОМОГИ-И-И-И!!!
Она продолжала битву с пауками, но это становилось труднее с каждой секундой. Они оплетали ее тело, яд ломал волю и разум, в глазах плыло…
Абсолютно нагая Данунашка висела в липкой паутине. Она уже не сопротивлялась и не дёргалась. Давно поняла, что чем больше старается выбраться, тем безнадежней запутывается. Да и сил совсем не было.
Но и без этого, сотни и тысячи мелких паучков продолжали оплетать ее километрами прочных, как стальная проволока, нитей.
Паучки споро делали свою работу, иногда заползая в уши, нос, рот и… Вообще везде.
Та же паутина и проступающие сквозь стены слизь и плесень вспухали образами непередаваемо мерзкого, ухмыляющегося лица.
Время от времени паучки всей толпой отбегали от княжны на несколько метров и собирались в подобие того же оскала. Придирчиво осматривали девушку. Потом рассыпались, и вновь продолжали наращивать кокон.
Смрадный запах тлена забивал легкие. Какие-то белесые черви, струпья и капли гноя падали на лишенную волос голову княжны.
И голос. Отвратительный, тягучий, как протухшая кровь и скребущий ржавым гвоздем слух.
— Ско-о-о-оро… Уже скоро… Вот, ты уже и не сопротивляешься-я-я-я… Потом привыкнешь. А потом, тебе начнет это нравиться. А пото-о-о-ом… О-о-о-о… Потом… Ты не сможешь без этого обходиться…
— Без чего??? — хотела воскликнуть княжна, но рот оказался набит пауками под завязку, она закашлялась. Даже пошевелиться было невозможно, разве что пальцы левой руки немного двигались. И еще можно было зажмуриться. Пока можно.
Но голос, казалось, отлично понял невысказанный вопрос. Рассмеялся смехом театрального Мефистофеля, но быстро скатился в истеричное хихиканье.
— Му — ха — ха — ха — хе — хехи-и-и — хи-и-и-и… Тьма. Великая Тьма поглотит твой свет. Ты уже сама, сама!!! САМА! Сама сделала первые шаги во тьму! Я лишь укажу дорогу… У каждого, каждого… У каждого — свой путь из проклятого, всесжигающего света во всепоглощающую тьму… Мой — через тлен и разложенье… Я подтолкну… Я направлю… Первые шаги ты сделаешь по моему пути… Твой свет ярок. И тем непроницаемей будет Тьма! Прими Тьму… Стань моей сестрой во мраке служения Истине! Ты уже, уже, уже-е-е-е-е!!! Принесла две жертвы! Две! Ты убила! Убила!!! И лишилась сил целителя и кусочка своей души… Вместе с волосами ты отдала часть себя!!! Осталось еще три… Еще три жертвы… Три… И ты… Ты будешь сильна! Я дам, дам тебе!!! Власть! СИЛУ! ПЯТИСОТЫЙ УРОВЕНЬ!!!