— Ничего себе!!! Ну ты даешь!!! Пять слотов под ауры! — Дымов ходил кругами, жадно рассматривая получившуюся у Пажопье вещь. Большой, футов пяти с половиной, белый крест, увитый темно-зеленым и иссиня-черным плетением, выглядел очень стильно. — Даже у иконы Пресвятой Богородицы — семь! А уж она намолена-а-а-а… У обычных икон — всего одна!!! Если две — уже раритет. Три — чудодейственная реликвия! Ка-а-а-ак???
— Фо-о-офан хороший! Фо-о-о-офан помога-а-ал!
Пендаль, с все еще отстранённым выражением лица и блаженной улыбкой, тупо кивнул. Он, видимо, и сам не ожидал подобного результата.
— Колобок и правда — молодец. Тут ведь дело в чем… Крест, мало того, что без единого гвоздя изготовлен. При крафте не использовался металл вообще. Да и инструменты — по минимуму. А Фофан и лозу перекусывал, и углы отмерял, и… много чего еще… В общем, да, без него такой бы вещи не вышло. Да и благословление на труд — штука просто неописуемая. Ну и мои навыки… Плетение, столярка, обработка… Ну и материалы. Не из простых, мягко говоря… Одна лоза чего стоит! А сердцевина матерого лесовика… Просто клад. У меня много всякого припасено было… Короче, повторить такое — навряд ли смогу. Я даже апнулся, теперь всего ничего до максимума.
— А это что? — посадник ткнул пальцем в объемную, литра на три, бутыль, притороченную к поясу корзинщика.
Тот немного смутился, но, выдержав взгляд, ответил.
— Фляжка. Плетеная. Из остатков материалов смастерил.
— Вижу, что фляжка. И вижу — непростая. Колись, давай.
— Ну-у-у… Вино. Я очень вино уважаю. Желательно — красное. Мои фляги чисто индивидуального действия получались, для собственного потребления. А теперь и угощать смогу… Нужно в нее налить что-то, неважно что, хоть воды болотной, хоть… эээ… неважно что. И через несколько минут — вуаля. Там вино. «Изабелла».
— Почему «Изабелла»?
— Мое любимое. Благословения очень помогли, спасибо, отцы.
— Еще что-то? Вижу, таишься, не все говоришь.
— Ну… Есть еще одно, не очень хорошее свойство. Если в нее налить человеческую кровь — выйдет не вино. А крепкий эликсир жизни. Только это разово, повторить такое не выйдет. И фляжка вообще перестанет быть волшебной.
Дымов аж подпрыгнул.
— Три литра крепкого эликсира! Да ведь это клад!!! Одной капли хватит, чтобы человека почти с того света вернуть!!! Стакана — игроку дополнительную жизнь подарить!!! Даже у князя в сокровищнице — разбавленный!
— И у меня немного двухпроцентного было, — вмешался Боромир. — Если бы не он — так бы и остался инвалидом безногим.
— Так, — Володимир Ярович деловито потер руки. — Какая кровь нужна? Любая? Или только девственницы или ребенка невинного? Сколько надо младенцев, чтобы три литра нацедить?
— Эй, окстись, изверг! — Ставросий вскочил и жутко покраснев заорал прямо в лицо офигевшему посаднику. — Ты что это удумал? На тебе что, креста нет? НЕ ДОЗВОЛЯЮ!!!
— В самом деле, успокойся Володимир, — Кондратий поддержал собрата по вере и мягко, но требовательно, протянул руку. — Сын мой, покажи.
— Отберете?.. Э-эх… а я так старался… — несчастному Пендалю очень хотелось зажать волшебную флягу. Но не похвастаться успехом ее производства он не смог.
— Я не сказал «дай». Я сказал «покажи».
С мрачным выражением лица Пажопье протянул сосуд епископу.
— Да, это Грааль… Узнаю ауру…
Осмотрел со всех сторон, перекрестил, принюхался, попробовал на вкус содержимое. Удовлетворенно причмокнул.
— Слаб человек, — сказал он, вертя в руках произведение плетено-бутылочного искусства. — Возникнет соблазн, возьмешь грех на душу… Вон, даже посадник наш, и то… Володимир, тебя как, отпустило уже?
— Да, — ответил Дымов.
Хотя было видно, что еще не совсем.
Вмешался обалдевший рыцарь. В последнее время на него чересчур уж много всего свалилось, и Полбу, в несвойственной себе манере, подтормаживал.
— Неужели Святая церковь поощряет такое? Ритуалы на крови! Попахивает… да что там — воняет колдовством за три версты! Ведь не может быть, чтоб Истинный Грааль!!!
— Молчи, воин! — Сверкнул глазами епископ. — Тут все не так однозначно… Эликсир этот — божий дар. И Грааль, конечно, не тот, о котором ты вспомнил. Но тоже чудо Божие. Есть нюансы. Кровь должна быть отдана добровольно. И без остатка. Святое Самопожертвование. И гарантированный билет в рай. И не любая кровь подойдет. Только христианина без груза больших грехов, всем сердцем желающего помочь ближним своим. Иногда, очень-очень редко, подобные сосуды попадают в наши руки… Последний я видел лет пятнадцать назад. Тогда кандидаты в святые старцы передрались за право его наполнить. Так-то… Кроме того, мощи отдавшего жизнь во благо детей Божьих становятся чудотворными. Ни одно создание тьмы или зла, сколь бы сильным оно ни было, и близко не подойдет к церкви, где они хранятся. Так что не колдовство это. Чудо. Но такое чудо не в тех руках — опасно.
Константин немного успокоился, а когда отец Ставросий подтвердил слова отца Кондратия, и вовсе поверил. Внушал крестоносцу нешуточное уважение русский боевой батюшка.
— Сделаем так, — сказал епископ. — Бутыль я тебе верну. А пробку нет.
— Но как же так! — вскрикнул корзинщик. — Вы же обещали!!!
За что немедленно удостоился воспитательного подзатыльника от крестоносца.
— Для малого чуда превращения воды в вино пробка не обязательна. Так что ты ничего не теряешь. А вот эликсир без цельного сосуда уже не создать. Так что не будет соблазна руки невинной кровью обагрить.
— Я не согласен, — уже спокойно сказал посадник. — Эта фляжка — вещь стратегическая и подлежит изъятию в казну…
— А тебя никто не спрашивает, сын мой, — твердо ответил епископ. — Будет именно так. Пусть уносят. И знают, что обязаны вернуться, флягу эту принести… Многим тысячам людей помочь. Но не сейчас, начнется свара, интриги, и будет хорошо, если никто не будет знать, где Грааль. К тому времени, как вернетесь, мы, возможно, и подходящего кандидата найдем. С Божьей помощью.
— Ну, ладно, — Володимир Ярович не мог оторвать взгляда от вожделенной фляги, снова оказавшейся в руках любовно поглаживающего ее Пендаля. — Давайте закругляться, мне в Новгород спешить нужно. Неспокойно у меня на душе… Чем там князюшка так озаботился, что ополчение собрать удумал? Тут нам чего осталось?
— Ауры встроить и тотем… Тьфу, прости, Господи, крест освятить. Ну и одеть рыцаря не мешает, а то он в подкольчужнике ходит, в подштаниках и шпорах. Хорошо не на босу ногу.
— Кондратий, я нужен еще?
— Отец Кондратий.
— Да ну тебя, надоел! Короче…
— Нет, да и я не особо. Разве что ауры указать, а освятить и вписать и Ставросий сможет.
— А чего тут думать? Дебафы на Крест не навесишь, это же не истукан языческий… Ауру Силы, Ауру Защиты, Ауру Здоровья и Ауру Ловкости. Он же воин-контактник. Как раз под него комплект. Ну, и пятой еще бы Ауру Света Истины прицепить. А то мало ли, набегут в инвизе всякие нинзи, они это дело любят.
— Откуда тут нинзи, с ума сошел?
— Думается мне, что он найдет. Он за два дня в десяти верстах от погоста супер-пета умудрился отыскать. Пет такой один, а нинзей до хрена. Так что вероятность высокая. Все. Некогда мне. Поехал, а то на войну опоздаю. А ты, Боромир, не жмись, выдай барону шмот, самый лучший под его статы.
— Так они же еще не все раскиданы!
— Ну ты человек грамотный, помоги. Потом направь и меня догоняй. Чую, пригодишься в столице. Все, все! Погнали, Кондратий.
— Отец Кондратий!!!
— Вот зануда…
…
Снаряжение не заняло много времени. Опытный Боромир быстренько подогнал кривые статы Константина под имеющийся доспех. Добил недостающие характеристики кольцами, браслетами и цепочками. Попытался навесить на уши крестоносца серьги-клипсы, за что чуть было не получил в ухо сам. По опыту крестоносца, серьги только евнухи носили, те, которых он еще в третьем Походе десятками вырезал. А они лишь писклявыми голосками проклинали и за подопечных женщин прятались.
В это время батюшка Ставросий снова пошел в церковь освящать крест. «Там, на святой земле и ауры мощнее получатся», — сказал он.
Пока суть да дело, Пендаль успел основательно напоить колобка. Того с непривычки развезло, он попытался петь, но получалось одна нота «ми». Хотя и в разных октавах. Тогда Фофан решил сплясать, но его шатало и вело. Новоприобретенные ножки подвели, он упал и, тихонько посапывая, уснул.
— Совсем разучилась пить молодежь, — покачал головой Пажопье, прикладываясь к своей любимой «Изабелле». — А ведь этот еще из лучших…
…
— Вот, — батюшка протянул Константину играющий желто-голубоватым сиянием крест. — Возьми в десницу. Плашку с умением — в шуйцу. Теперь за мной повторяй… Да крестом себя знаменуй. Хочешь католическим, хочешь православным… Не важно. Все под единым Богом ходим.
Константин, как велено, усердно и не пропуская ни слова, начал вторить святому отцу, постепенно возвышая голос:
— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоня-яй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.
— АМИНЬ!!! — уже выкрикнул крестоносец.
С абсолютно чистого неба раздался оглушительный гром, земля задрожала, с крыш крестьянских изб посыпалась солома, а все окрестные куры внепланово снеслись. По ошибке снесся даже один петух, чему очень удивился. Другие петухи посмотрели на извращенца с осуждением.
Колобок приоткрыл глаз, сказал: «Ми-и-и…» и снова заснул. А вот Константина снова вставило. Даже гораздо сильнее, чем при достижении сотого.
Он так крепко сжал кулаки, что плашка рассыпалась пылью, а на Кресте навечно остались вмятины. Тело Полбу выгнулось дугой, он, не в силах сдерживать переполняющий восторг, заорал. Рухнул на колени и истово, как умеют лишь глубоко верующие люди, закрестился. Путая православное крестное знамение и католическое. Между крестом и крестоносцем пространство заискрилось, искривилось и исчезло. Они слились, прошли сквозь друг друга, дополнили себя, и вечная связь была установлена.
— Вот это да… — выдохнул Пендаль. — Ничего себе!!! Ваша милость… Вы как? Живой? Может водички? Или… Чего покрепче?
— И я, пожалуй, разговеюсь… — батюшка выхватил у корзинщика оплетенную бутыль и смачно приложился. После этого на донышке осталась всего пара глотков. Он с сожалением потряс посудину и сунул в руки рыцарю. — На. Глотни, во славу Господа. Не иначе, угоден ему… Не ожидал я таких спецэффектов.
Крестоносец меланхолично, на полном автоматизме, выхлебал вино, не прекращая ласково поглаживать Крест и что-то бормотать.
— Эй? Ты тут не тронулся окончательно? — Ставросий обеспокоенно глядел на Константина. — Не перегорел? Нам только блаженного героя еще не хватало… Мало того, что дурак неграмотный, так еще и юродивый… Падучая не накроет?
Рыцарь сидел, полностью погруженный в себя, слепо уставившись в пространство.
— БОРОМИ-И-И-И-ИР! Это что за умение такое было, а? Ты где взял??? Тотем шаманский — ничто по сравнению с силой Креста Господня! Но такое… Ух! Если запорол мне подвижника, да я тебя…
— Да выбил с великого волхва Перуна, давно уже, лет сорок назад… Случайно наткнулся на него со своей ватагой… Из всех ребят только трое и остались… С тех пор и лежит.
— И чего сам не использовал?
— Так ведь, непрофильное оно! А у меня лимит умений порезан. Я же ведь не настоящий игрок уже. Да и зачем на моем-то левеле? Это вот такому нубу в масть. А там гляди, раскачает умелку…
— Ты мне еще тут карты бесовские повспоминай. А ну, живо, отмаливать грех! Тридцать раз читай «Живые помощи». Живо, я сказал!
Пока Боромир исполнял епитимью, Ставросий приводил в чувства Константина.
Минут через пятнадцать рыцаря отпустило. Ставросий с интересом расспрашивал Полбу о произошедшем, тот нехотя отвечал рубленными короткими фразами. По его словам, дозволили ему увидеть Рай. Издали, одним глазком, но… Это был именно Рай. Несомненно.
Однако, подробностей об архитектуре, плотности населения и фауне Рая, Константин сообщить не смог. Никаких четких воспоминаний. Лишь зыбкое ощущение благодати, как при пробуждении после доброго приятного сна в далеком безмятежном детстве.
Уже успевший сбегать к колодцу Пажопье, цедил «Изабеллу», прикидывая, возможно ли наладить торгово-денежные отношения с обитателями Рая. Ну, если его господин протопчет туда постоянную тропинку. Организовать поставки корзинок и вина… А оттуда, бартером — нимбы и арфы… А, это же православный Рай… Ну значит — гусли. А что? Почему нет? С этого чудика станется. Вон как ему фартит. Может и дается все так легко, что ничего не нужно? Хм, стоит проверить…
— Дело к ночи, — сказал Боромир. — День был долог и труден. Сейчас еще облачение тебе по фигуре подгонять… Отужинаем, поспим часика четыре, а как светать начнет — провожу к норе.
— Нет! — Константин упруго поднялся, будто и не сидел до того безвольной куклой. — Нужно спешить. Княжна в опасности! Горе и позор тому рыцарю, что не убережет даму сердца своего!
— Тут ты прав… Спешить нужно. Но так, чтобы Крота не насмешить. Ночью он, как и вся нечисть, в силе. Да и, поев, вы много сильнее станете. И отдохнув — тоже. Ведь мало ли чего повстречаться может.
— Нет! Нас поведет Господь! Вера моя крепка и…
— Он прав, — внезапно сказал Ставросий. — Ночи нынче все опасней. Помнишь, что мы этой, пережили? А если снова непредвиденный бой?
— Мы сокрушим врагов силой Господа, во имя Его, и во славу прелестной Данунашки!
— Сокрушить то сокрушим, не сомневаюсь. Но устанем. И выйдет — и сами не отдохнем, и быстрее цели не достигнем. До утра не так долго, рыцарь. Вижу, дух твой — крепче стали, но еда и отдых укрепят тело. Да и в темноте мы медленно идти будем. Утром свет Божий наш путь озарит. И в результате — спасем девушку гораздо быстрее.
— Ну, ладно. Раз быстрее — тогда согласен. Но с первыми лучами — выходим. А я за ночь и с крестом, и с новыми умениями освоюсь… Барон, приказывайте подавать на стол.
Пендаль в своем уголке сделал кулачком «Йе-е-ес!» и в очередной раз глотнул из волшебной фляги.
…
Постоянная боль. Тоска. Не светлая печаль, а злое, грызущее сердце, рвущее душу понимание собственной беспомощности.
Сознание княжны повредилось. Она стала забывать себя. Себя ту, которой была еще несколько часов назад. Паучки, проникшие в тело, отложили яйца, те неимоверно быстро развились в новых тварей и пожирали ее изнутри.
Плесень, живущая на потолке и стенах, тоже не осталась в стороне. Скользкая гадость роняла похожие на гной капли. Капли пускали корни и разрастались на коже, шелушась отвратительными струпьями.
Паутина, оплетшая Данунашку, не давала не только пошевелиться, но и вздохнуть. Даже сердце билось с трудом, настолько плотным был кокон. Но белесые трупные черви, вытянувшись в нитку, все равно находили под ней достаточно места чтобы вгрызться в некогда безупречное тело…
А еще тягуче-скрипучий голос Разложеня. Искушающий, предлагающий исцеление и прекращение пытки лишь за отказ от судьбы.
Третья жертва уже давно была принесена. Память. Оставалось лишь две. Судьба и Любовь. Она уже совсем не помнила, кем была. Но еще осознавала свое Я. И его связь с кем-то другим.
Один из червей проник в межпозвоночную сумку, радостно нащупал спинной мозг и приступил к трапезе.
Боль стала нестерпимой. И четвертая жертва была принесена. Сознание Данунашки мигнуло, и разлетелось миллионом осколков.
Неизвестно кто все еще страдал. Или страдала… Страдало… Оно уже не знало, за что, почему, как давно и надолго ли. Оно вообще не думало. Не мыслило.
Оно только содрогалось от все новых и новых приступов боли, впитывая тягучие слова, обещающие избавления от мук. И в придачу неимоверную силу.
Оно беззвучно кричало, просило о помощи, молило о жалости, и наступил миг, когда, не сдержавшись, поклялось в верности.