Под психотерапией мы понимаем рациональное и закономерное использование психических средств воздействия для лечения соматических и нервно-психических заболеваний.

В. А. Гиляровский формулировал понятие психотерапии как системы психических воздействий, использующих внушение. Эта система психического воздействия состоит не только из словесного внушения врача и медперсонала через вторую сигнальную систему, но также целого комплекса воздействий на психику различными индифферентными лекарствами, манипуляциями, видами сна (гипнотический, условно рефлекторный, медикаментозный, электросон) и некоторыми физиотерапевтическими процедурами.

В. Н. Мясищев считал, что психотерапия представляет собой теоретически обоснованную систему приемов врачебного воздействия на психику больного, а через психику — на его организм. Эта система основывается на знании патогенеза болезненных состояний и приемов воздействия на психику, позволяющих достигнуть нужного лечебного эффекта.

Психотерапия располагает большим числом приемов воздействия на психику больного. Врачом-психотерапевтом используются методы внушения в гипнозе и в бодрственном состоянии, убеждения и разъяснения, отвлечения, ободрения, расслабления, аутогенная тренировка и др.

Важное место в системе лечения больных занимает коллективная и трудовая психотерапия. Развитие психофармакологии открывает новые перспективы для сочетания психо- и фармакотерапии. Однако в рамках настоящей работы невозможно привести даже кратко характеристику всех существующих методов в психотерапии. Поэтому мы и ограничиваемся рассмотрением двух наиболее распространенных и практически важных методов психотерапии — гипнотерапии и внушения наяву, т. е. внушения в бодрственном состоянии. Исчерпывающую оценку этих методов дал видный отечественный психотерапевт К. И. Платонов в своем выступлении на Всесоюзном совещании по психотерапии (1966). Он сказал: «Хотя меня не раз упрекали за увлечение гипнозом, я и по сей день считаю, что гипнотерапия — это основной ствол психотерапии». Вторым «стволом» психотерапии К. И. Платонов считает метод внушения наяву.

В сущности, все виды психотерапии могут быть сведены к трем основным разделам: рациональная психотерапия, суггестивная психотерапия и аналитическая психотерапия (психоанализ по Фрейду). Под рациональной психотерапией принято понимать логически обоснованную или разъяснительную психотерапию, которая осуществляется при деятельном состоянии коры головного мозга без гипнотического ее торможения. Методика рациональной психотерапии обычно такова. Врач принимает больного в кабинете, на основе лабораторно-инструментальных данных обследования больного и личного осмотра разъясняет больному симптомы его болезни, страхи, тревоги, апеллируя к рассудку, интеллекту, вызывая критическое отношение к болезненным ощущениям и болезненному состоянию, заставляя больного активно участвовать в лечебном процессе. Постепенно и под влиянием убеждающих слов у пациента возникает уверенность в преодолении болезни, исчезает страх, который был у него перед воображаемым заболеванием. Так, нередко больной воспринимает обычный гастрит как опасное заболевание, начинает читать медицинскую литературу, неправильно истолковывая написанное, и постепенно под влиянием болезненного самовнушения и мнительности доводит себя до отчаяния и страха, что еще больше усиливает болезненные ощущения. Когда же в процессе рациональной психотерапии врач убедительно доказывает больному ошибочность его суждений о болезни, больной успокаивается и многие симптомы сами по себе, как ему кажется, исчезают. В действительности же симптомы исчезают под влиянием слов опытного врача-психотерапевта, снимающего эти страхи.

Под суггестивной психотерапией понимают способ психического воздействия на психику больного с помощью словесного внушения либо в бодром состоянии, либо в состоянии гипноза.

Внушение — это явление, которое играет ведущую роль при всех психотерапевтических воздействиях на больного. Метод внушения в состоянии гипноза принято называть гипнотерапией. Провести резкую грань между внушением в обычном, бодром состоянии и внушением в гипнозе весьма трудно, так как и в том и в другом случае имеет место процесс торможения в коре головного мозга, однако этот процесс протекает в каждом отдельном случае по-разному.

Существует еще много других методов психотерапии, но они реже применяются, и их роль менее существенна. Под аналитической психотерапией (психоанализ по Фрейду) понимают особый вид психотерапии, основанный на специальной методике восстановления так называемых ущемленных комплексов, находящихся в бессознательной сфере, «вскрытии» этих комплексов и доведении их до сознания больного.

Фрейдом разработана специальная терминология, без которой врачам, занимающимся психоанализом, трудно понять его концепцию. Краеугольным камнем теории Фрейда и его последователей о происхождении неврозов и некоторых соматических заболеваний является пансексуализм, с чем многие ученые не могут согласиться. Долгое время теория Фрейда подвергалась жесточайшей критике и заниматься психоанализом считалось чуть ли не крамольным. Его книги не издавались, и лишь отдельные критические статьи проникали на страницы научных журналов. В настоящее время издан роскошный труд (3. Фрейд. Введение в психоанализ. Лекции. «Наука», 1990 г.), где интересующийся этой методикой найдет полную информацию.

По мнению Г. Б. Геренштейна, некоторые психические симптомы, такие, как навязчивые состояния, несуразные поступки, страх и т. п., не бывают случайными, а всегда так или иначе психически обусловлены. Их смысл, который всегда должен иметь место, лишь скрыт от ясного сознания, и корни свои имеет в подсознании больного, и он в таких случаях страдает как бы от игры бессознательного, порождающего эти болезненные симптомы. В таких случаях задача психотерапевта сводится к тому, чтобы заставить больного осознать смысл гнетущих его состояний, подвергнуть контролю сознания всю эту загадочную игру бессознательного, и это оказывается достаточным для того, чтобы излечение наступило. Точно так же как, страдая от кошмарного сновидения, человек кричит, задыхается, затем освобождается от физических страданий, проснуться, другими словами, все проходит, как только включается контроль сознания. Больной освобождается от симптома болезни, лишь когда осознает, «поймет», что симптом болезни обусловлен не какими-либо изменениями в организме, а вызван причинами, исходящими от бессознательного.

Путь к пониманию и осознанию смысла симптомов указывает учение, основанное 3. Фрейдом и получившее название психоанализа.

Весьма интересным, на наш взгляд, является высказывание И. П. Павлова, который был современником Фрейда и изучал его работы по первоисточникам. Ученый писал: «Когда я думаю сейчас о Фрейде и о себе, — мне представляются две партии горнорабочих, которые начали копать железнодорожный тоннель в подошве большой горы — человеческой психики. Разница состоит, однако, в том, что Фрейд взял немного вниз и зарылся в дебрях бессознательного, а мы взяли вверх и добрались уже до света… Изучая явления иррадиации и концентрации торможения в мозгу, мы по часам можем ныне проследить, где начался интересующий нас нервный процесс, куда он перешел, сколько времени там оставался и в какой срок вернулся к исходному пункту, а Фрейд может только с большим или меньшим блеском и интуицией гадать о внутренних состояниях человека, он может, пожалуй, сам стать основателем новой религии».

В практической деятельности психотерапевта в условиях большой загруженности весьма трудно проводить лечение психоанализом, так как требуются месяцы, а иногда и годы, чтобы кропотливым трудом добиться выявления тех или иных «ущемленных комплексов». В своей работе мы значительно быстрее добивались неплохих результатов с помощью так называемого гипноанализа, когда, погружая больного в гипнотическое состояние (желательно в глубокий гипноз), мы заставляли вспоминать пациента о тех психотравмах (в том числе и сексуальных), которые он испытал в далеком детстве и которые были вытеснены из памяти в бессознательное. Этот метод гипноанализа можно рекомендовать, поскольку он во много раз быстрее ведет к лечебным результатам.

Рассмотрим теперь механизм речевого воздействия врача на больного и его психику, а через нее на весь организм.

Влияние слова на организм человека известно давно, но конкретных исследований по этому вопросу до настоящего времени не было. Только с появлением точных и чувствительных приборов для изучения сложных физиологических процессов, совершающихся в организме человека, доказательства были найдены.

Используется метод так называемой пальцевой плетизмографии, с помощью которого можно точно регистрировать изменение просвета (диаметра) мелких и мельчайших сосудов под влиянием тех или иных раздражителей (зрительных, слуховых, кожных), применяющихся экспериментатором.

Опыт ставится так: на пальцы руки испытуемого надеваются специальные пластмассовые баллончики, которые улавливают кровенаполнение сосудов пальцев и с помощью специальных датчиков передают на прибор (плетизмограф) мельчайшие изменения диаметра сосудов руки. Прибор регистрирует эти изменения в виде кривой, записывая их графически на бумаге. Во время опыта на обнаженное плечо испытуемого надевается металлический «змеевик» (трубка), по которому пускается то холодная, то горячая вода, раздражающая нервные окончания кожи. Так, при пропускании холодной воды сосуды кожи испытуемого сужаются, при пропускании горячей — расширяются, что тут же регистрируется и записывается прибором. При пропускании холодной воды возникает типичный спад кривой, а под влиянием горячей, наоборот, — зеркальный подъем.

Но вот экспериментатор, пропуская горячую воду, говорит: «Даю холод!», — и сосуды испытуемого «слушаются» словесного приказа исследователя, а не действительного раздражителя, который в данный момент применяется. При словесном внушении, приказе «Даю тепло!» сосуды расширяются, хотя в этот момент подается холодная вода, и должна бы наступить реакция сосудосуживающего характера. В другом случае, если внезапно уколоть руку испытуемого булавкой, на кривой возникнет реакция спазма (сужения) сосудов руки (как при холоде), но если исследователь заявит, что рука испытуемого не чувствует боли, то кривая на плетизмографе не изменится совершенно, будто укола иглой и не было. Наоборот, при словесном внушении «Больно! Укол!» на плетизмографе кривая отразит спазм сосудов, как при настоящем болевом раздражении, хотя укола и не было. Эти, казалось бы, простые исследования объективно и закономерно показывают силу человеческого слова, словесного внушения. Заметим, что эти исследования ведутся, когда испытуемый находится в бодром состоянии, не загипнотизирован.

Если же предварительно погрузить испытуемого в гипнотический сон, то все указанные и объективно регистрируемые приборами изменения сосудов становятся еще более резкими и отчетливыми. Это наблюдение показывает, что в гипнозе при частичном торможении коры головного мозга сила слова возрастает в несколько раз.

Приведем еще один пример. Всем известно, что зрачок человека реагирует на яркий свет сужением своего диаметра. Но вот загипнотизированному при электрическом или солнечном освещении внушают: «Вы находитесь в очень темной комнате! Совершенно темно!» И тут же отмечается сильное расширение зрачка испытуемого. Наоборот, в темной комнате испытуемому дается словесное внушение, что он видит яркий свет (прожектора), при этом немедленно отмечается резкое сужение зрачка.

В дальнейшем также было доказано, что и внутренние органы, и среды (кровь, моча, желудочный сок, протромбин и сахар крови, лейкоциты и др.) подчиняются словесному внушению врача по заранее запрограммированной схеме, особенно если испытуемый находится в состоянии гипноза.

Так, если сытому человеку словесным внушением в гипнозе заявить: «Вы очень голодны!» — то через 5–7 минут можно отметить резкое снижение количества лейкоцитов в периферической крови («голодная кровь»), что и бывает при действительном голоде. Наоборот, при словесном внушении, что человек сыт, наблюдается нарастание количества лейкоцитов в крови («сытая кровь»), что бывает после обильной еды.

Можно было бы привести многочисленные примеры, свидетельствующие о могуществе воздействия слова на человека в состоянии бодрости и особенно в состоянии гипноза.

Исследования дают право психотерапевтам считать, что слово врача может быть не менее эффективным при лечении больного, чем лекарства химической природы. Известны факты, когда неосторожное слово, сказанное человеком, которому больной верил, вызывало у пациента резкие отрицательные реакции (психотравма) не только в настроении, но и в соматической сфере, приводя подчас к тяжелым осложнениям болезни.

В дальнейших исследованиях механизма словесного внушения было показано, что слово может даже и не произноситься, как это и бывает в результате самовнушения при аутогенной тренировке. Специально подготовленный тренировками человек с богатым воображением может сам вызвать у себя сознательно или бессознательно сильные как положительные, так и отрицательные реакции в области сердца, сосудов, желудочно-кишечного тракта, мочевыделительной системы и других систем организма.

Итак, человек может сам вызвать у себя целенаправленно те или иные положительные реакции, устранять боли, изменять ритм сердца и т. д. Однако человек нередко вызывает у себя путем самовнушения негативные реакции, вплоть до «воображаемых» болезней, не учитывая силы самовнушения и воображения.

Психотерапия в широком смысле слова является лечебным методом, использующим главным образом речевое воздействие. Пути и средства психотерапии многообразны, они так же многогранны и разносторонни, как и вся наша психическая деятельность. Психотерапия имеет свое физиологическое обоснование в учении И. П. Павлова о сигнальных системах. Высшая нервная деятельность, по учению И. П. Павлова, осуществляется у человека тремя инстанциями.

Первой инстанцией, общей у человека и высших животных, является подкорковая область головного мозга с ее сложнейшими безусловными рефлексами. Следующая инстанция — первая сигнальная система коры полушарий, также общая у человека и животных, устанавливающая временные связи, отражающие непосредственные воздействия внешнего мира и внутренней среды организма. Это единственная у животных корковая сигнальная система. У человека же в процессе физиологической эволюции образовалась еще и вторая, высшая сигнальная корковая система. Находясь в тесном взаимодействии с первой, вторая сигнальная система является физиологической базой речевой деятельности и отвлеченного мышления.

И. П. Павлов писал: «Животные до появления семейства Homo sapiens сносились с окружающим миром только через непосредственные впечатления от разнообразных агентов его, действовавшие на разные рецепторные приборы животных и проводимые в соответствующие клетки центральной нервной системы. Эти впечатления были единственными сигналами внешних объектов. У будущего человека появились, развились и чрезвычайно усовершенствовались сигналы второй степени, сигналы этих первичных сигналов — в виде слов, произносимых, слышимых и видимых. Эти новые сигналы в конце концов стали обозначать все; что люди непосредственно воспринимали как из внешнего, так и из своего внутреннего мира, и употреблялись ими не только при взаимном общении, но и наедине с самим собой».

О второй сигнальной системе, присущей только человеку, И. П. Павлов говорит как о специальной прибавке к деятельности коры больших полушарий головного мозга.

Интересно высказывание по этому вопросу Л. А. Орбели, который писал, что вторая сигнальная система в действительности дает человеку возможность устанавливать взаимоотношения вне узких рамок времени и пространства, потому что благодаря второй сигнальной системе, благодаря возможности обозначения реальных объектов и действия внешней среды их символами (словесными, письменными, нотными и пр.) мы имеем возможность осуществлять взаимоотношения между людьми, отдаленными друг от друга на тысячи километров и тысячи лет.

И. П. Павлов считал, что условные рефлексы, возможно, при некоторых благоприятных обстоятельствах могут закрепляться и, возможно, передаваться по наследству и что появление второй сигнальной системы в филогенезе человека было вызвано необходимостью большего общения между индивидуумами человеческой группы. Корковая деятельность, в которую входят первая и вторая сигнальные системы базируется на подкорке. В свою очередь вторая сигнальная система базируется на первой.

Ученый считал, что основные законы, установленные для первой сигнальной системы, должны также управлять и второй. Последнюю он считал высшим регулятором человеческого поведения.

Отсюда вытекает исключительное физиологическое значение слова, речи. Речевое воздействие составляет основу психотерапии.

С физиологической точки зрения психотерапия представляет собой условную функциональную терапию, воздействующую на корковую динамику и через нее на подкорковые и вегетативные отделы центральной нервной системы.

Психотерапевтическое воздействие может осуществляться либо при бодром, деятельном состоянии коры больших полушарий, либо на фоне гипнотического состояния. При этом слово через вторую сигнальную систему воздействует на первую сигнальную систему, а через нее на подкорку. Вот почему, воздействуя словом, внушением наяву или, еще лучше, в гипнозе, мы вправе рассчитывать на изменение деятельности подкорки и регулируемых ею вегетативно-соматических функций.

«Внушение» и «самовнушение» были ранее понятиями туманными и расплывчатыми. И. П. Павлов впервые дал им точные и ясные, физиологически обоснованные определения.

Слово в сигнальной деятельности головного мозга заменяет непосредственный раздражитель. Это положение можно проиллюстрировать известным в литературе примером. Если ломтик лимона положить в рот, то здесь проявляется действие безусловного рефлекса. А если человеку показывают лимон, то в анализе ощущения участвует первая сигнальная система. Слово же «лимон» как условный раздражитель, адресуемый ко второй сигнальной системе, возбуждает находящуюся в тесной связи с ней первую сигнальную систему и вызывает условную физиологическую реакцию — слюноотделение. Слово-раздражитель может оказывать аналогичное физиологическое действие и тогда, когда оно не произносится, как это бывает при самовнушении.

При анализе явлений внушения необходимо помнить, что первая сигнальная система находится в неразрывной связи, в неразрывном взаимодействии со второй сигнальной системой, лежащей в основе речи и мышления, что первой сигнальной системы в «чистом виде» у человека не существует. Слово отражает социально-исторический опыт человечества и индивидуальный опыт данного человека. Новые словесные раздражители благодаря установившимся в коре головного мозга функциональным связям могут оживлять следы старых речевых раздражителей. Работами А. Г. Иванова-Смоленского и его сотрудников доказано, что при словесном условном раздражителе могут возникать новые условные рефлексы — цепные рефлексы, все более отдаляющиеся от безусловных основных раздражителей.

ЕДИНСТВО ПСИХИЧЕСКИХ И ФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ В ОРГАНИЗМЕ ЧЕЛОВЕКА

Целостный подход к лечению человека не нов. Уже врачи античного мира не противопоставляли соматическое происхождение болезни психическому. Платон в известном трактате «Хармид» устами Сократа говорил: «Как нельзя приступить к лечению глаза, не думая о голове, или лечить голову, не думая о всем организме, так же нельзя лечить тело, не леча душу». Для отечественной медицины характерно стремление к целостному клиническому пониманию больного человека.

Уже М. Я. Мудров, создатель русской терапевтической школы, писал: «врачевание не состоит ни в лечении болезни, ни в лечении причин «…врачевание состоит в лечении самого больного».

Известный русский психиатр С. С. Корсаков говорил о целостном подходе к больному, о том, что психиатрам не следует забывать, что у психически больных людей есть также и соматические симптомы, и поэтому рекомендовал не упускать из виду состояние всего организма.

По меткому замечанию А. Г. Галачьяна, метод целостного клинического изучения и лечения тормозится не только потому, что терапевты игнорируют состояние психики больных, но и потому, что психиатры нередко даже при соматических психозах игнорируют соматическое их состояние.

Велика роль и заслуга исследований И. П. Павлова и его учеников, доказавших целостность человеческого индивидуума — единство его сомы и психики. Ученый всегда указывал, что «понимание целого основывается на знании частного». Виднейшие терапевты Г. А. Захарьин, С. П. Боткин, М. В. Яновский, М. И. Кончаловский, М. В. Черноруцкий, Н. Д. Стражеско придавали огромное значение умелому и углубленному сбору анамнеза больного человека, считая его творческим процессом, раскрывающим психику больного человека, а анамнез — своеобразным «медицинским портретом» больного (Г. А. Захарьин). Неделимость психического и физиологического, с точки зрения учения о высшей нервной деятельности, покоится на единстве во временной нервной связи, которая, как известно, есть, с одной стороны, универсальнейшее физиологическое явление (материальный процесс с определенными физическими, электрическими, биохимическими изменениями), а с другой — отражение именно внешнего реального мира, иначе говоря, явление психическое.

Учение о нервизме С. П. Боткина, И. М. Сеченова, И. П. Павлова, В. М. Бехтерева обогатило наше представление о болезни. Несомненным является положение, что при заболевании любого органа мы не должны забывать о состоянии всего организма как целого. Функциональная целостность организма осуществляется нервной системой, которая также осуществляет связь и взаимодействие организма с внешней средой.

И. П. Павлов писал: «…чем совершеннее нервная система животного организма, тем она централизованней, тем высший ее отдел является все в большей и в большей степени распорядителем и распределителем всей деятельности организма несмотря на то, что это вовсе ярко и открыто не выступает. Ведь нам может казаться, что многие функции у высших животных идут совершенно вне влияния больших полушарий, а на самом деле это не так. Это высший отдел держит в своем ведении все явления, происходящие в теле. Это уже давно было отмечено в явлениях гипнотического внушения и самовнушения».

Подчиненность и связь различных биохимических процессов с высшей нервной деятельностью человека в настоящее время хорошо изучена. Установлено, что всякое психическое переживание в той или иной мере связано с определенными реакциями организма. Изменения при психических переживаниях артериального давления, ритма дыхания, пульса, тонуса гладкой мускулатуры, бронхов, секреции желудочно-кишечного тракта, выделения мочи, пота и слез, биохимических и физических свойств крови, количества лейкоцитов в периферической крови, а также другие изменения функций различных систем и органов — все это выявляет теснейшие нейровисцеральные взаимосвязи.

Изучение зависимости различных физиологических реакций от влияния психики, от тех или иных эмоций было начато А. Ф. Лазурским в 90-х годах прошлого столетия в клинике В. М. Бехтерева.

А. Ф. Лазурский погружал испытуемых в гипнотический сон и внушал им переживания различных положительных и отрицательных эмоций (радости, горя, страха и гнева). При этом у больных отмечались выраженные изменения со стороны пульса и дыхания.

В 1902 г. В. М. Бехтерев и В. М. Нарбут изучали изменения кожной болевой чувствительности под влиянием соответствующего словесного внушения в гипнотическом сне и получили объективно регистрируемые изменения со стороны пульса и дыхания.

В 1925 г. В. М. Бехтеревым и Н. М. Щеловановым, а также В. Н. Мясищевым была экспериментально доказана возможность влияния словесного раздражителя па условно-рефлекторную деятельность как в гипнозе, так и в состоянии бодрствования. Н. Е. Введенский еще в 1911 г. отмечал, что «сфера явлений, которые могут быть подчинены гипнотическому внушению, оказывается чрезвычайно широкой: она не ограничивается областью высших нервных актов, но включает в себя И различные стороны растительной жизни организма».

Н. Е. Введенский в 1913 г. показал возможность путем внушения в гипнозе вызывать явления цветовой слепоты (дальтонизма). В. Н. Финне в лаборатории В. М. Бехтерева впервые показал, что путем словесного внушения в гипнозе может быть получена гипергликемия.

В 1936 г. В. Ф. Зеленин, Ю. В. Каннабих и П. Н. Степанов добивались путем внушения изменений функции терморегулирующих центров, вызывали повышение температуры тела на 0,2–0,5°.

Интересные вопросы были поставлены К. И. Платоновым (в книге «Слово как физиологический и лечебный фактор»), который изучал изменения тонуса желудка, а также силу и утомляемость скелетной мускулатуры в гипнозе под влиянием тех или иных внушенных эмоций. К. И. Платонов показал, что внушение эмоции энтузиазма и радости позволяло испытуемому, находящемуся в состоянии гипнотического сна, поднимать более тяжелый груз, чем в бодром состоянии; в то же время отрицательные эмоции при аналогичных условиях снижали силу мышц и увеличивали их утомляемость. А. И. Картамышев, А. Г. Хованская и Н. А. Скульский изучали изменения капиллярного кровообращения, и проведенные исследования выявили возникновение спазма капилляров при внушении отрицательных эмоций как у здоровых людей, так и у больных кожными заболеваниями. Работы других исследователей показали, что при внушении положительных эмоций наступает значительное увеличение веса тела и уменьшение диуреза с понижением рН и уменьшенным выделением NaCI; при внушении же отрицательных эмоций наблюдались потеря в весе и повышение диуреза с увеличением рН и усиленным выделением NaCI. Также было установлено, что при внушении эмоции страха резко повышается обмен веществ; во время волнующих переживаний (при ожидании операции, во время ответственных экзаменов у студентов, у спортсменов перед состязаниями) наблюдается повышенное выделение адреналина с последующей глюкозуриеи, нарастанием количества лейкоцитов в периферической крови и повышением температуры тела. В. М. Гаккебуш установил, что у испытуемого через 40 минут после внушения в гипнотическом сне тяжелых психических переживаний наблюдается значительное увеличение сахара в крови. Исследования И. А. Матусиса, А. И. Картамышева и С. Я. Капланского показали изменение содержания сахара в крови под влиянием различных психических переживаний. И. М. Невский, Ю. Н. Архангельский и другие установили, что при волнении и тревоге наступает значительное увеличение числа лейкоцитов в крови. А. Т. Пшоник доказал, что, внушая испытуемому, находящемуся в состоянии гипнотического сна, мнимое температурное раздражение, можно получить такое же характерное изменение плетизмограммы, которое получается и при действительном раздражении холодом или теплом. Более того, прикладывая к руке загипнотизированного колбу со льдом и одновременно внушая, что к руке приложен очень теплый предмет, можно получить подъем кривой, характерный для реакции на тепло, что будет свидетельствовать о пapaдоксальном расширении сосудов. Некоторыми исследователями определялся качественный и количественный состав слюны, а также желудочное содержимое человека, погруженного в гипнотическое состояние, когда испытуемому внушалось, что он ест то кислые, то сладкие, то горькие вещества, в то время как ему давалась индифферентная по вкусу пища. При этом было установлено, что ни качество, ни количество слюны не соответствовало характеру действительно принимаемой в это время пищи. Словесное внушение оказалось более сильным, чем действительный безусловный пищевой раздражитель. Состав желудочного содержимого менялся в зависимости от внушаемых положительных или отрицательных эмоций (К. И. Платонов, А. К. Трошин, М. О. Пайкин, М. И. Кабальчук).

Приведенные исследования, доказывающие возможность вызова у человека извращенных реакций в ответ на словесные раздражители, можно понять как парадоксальную фазу, возникающую в коре полушарий головного мозга при той или иной степени гипноза. Вот что писал по этому поводу И. П. Павлов: «Факт, что гипнотизируемому можно внушить все противоположное действительности и вызвать реакцию, прямо противоположную действительным раздражениям: сладкий вкус вместо горького, необыкновенное зрительное раздражение вместо самого обыкновенного и т. д., без натяжки можно бы понять как парадоксальную фазу в состоянии нервной системы, когда слабые раздражения имеют больший раздражающий эффект, чем сильные. Реальное раздражение, например, от сладкого вещества, идущее прямо в соответствующую нервную клетку, надо думать, больше сравнительно с раздражением словом «горький», переходящим из соответствующей звуковой клетки в клетку, отвечающую реальному раздражению горьким, как условный раздражитель первого порядка всегда сильнее условного раздражителя второго порядка».

Ученый считал парадоксальную фазу действительности аналогом особенно интересной фазы человеческой гипнотизации, фазы внушения, когда сильные раздражения реального мира уступают место слабым раздражениям, идущим от слов гипнотизера.

Особый интерес представляют для нас исследования, показывающие влияние психики на терморегуляцию. Клиницистам известны факты повышения температуры тела у больных, находящихся в стационаре в дни посещения их родственниками и знакомыми. Н. Г. Бизюку удалось в своих исследованиях показать возможность подъема температуры тела путем словесного воздействия — прямого внушения в гипнозе. На основании своих наблюдений автор приходит к выводу, что различные эмоции и психические переживания, вызванные в состоянии гипноза, могут обусловить повышение или понижение температуры тела.

Приведенные выше исследования показывают далеко не все возможности воздействия коры головного мозга на различные функции организма человека вплоть до самых интимных. В свою очередь соматическое состояние организма сказывается на состоянии корковых процессов, на психике человека. В этом взаимодействии психического и соматического проявляется их полное единство.

В свете представлений С. П. Боткина, И. М. Сеченова и И. П. Павлова о том, что болезнь есть реакция организма на вредоносное воздействие внешней среды, произошли важные изменения наших взглядов на этиологию и патогенез многих заболеваний. Раньше считалось, что причиной заболеваний могут быть только те патологические агенты, которые непосредственно повреждают клетки, ткани или органы. Теперь же хорошо известно, что любой индифферентный условный раздражитель может и без непосредственного контакта с организмом стать для последнего патогенным и явиться причиной болезни.

Нарушения высшей нервной деятельности человека, т. е. чисто психогенные причины, могут вызывать то или иное заболевание. Известно, наконец, что слово для человека является совершенно исключительным по своему значению условным раздражителем и при определенной ситуации может стать причиной заболевания, заменяя собой воздействие различных реальных раздражителей. «В связи с этим мы понимаем (или, быть может, вернее — начинаем понимать), как важно врачам овладеть этой чудесной силой слова и речи и научиться управлять ею для того, чтобы использовать ее на благо больного человека».

Установлено, что кора головного мозга получает постоянную информацию от всех внутренних органов через многочисленные рецепторные приборы, находящиеся в них, и таким образом выявлена важная проблема связи нервной системы, и прежде всего коркового ее отдела, с внутренней средой организма.

Эта проблема встает перед медициной и физиологией как проблема функциональных взаимоотношений коры головного мозга и внутренних органов, всех вегетативных и нейрогуморальных реакций организма.

Головной мозг с его многочисленными корковыми анализаторами не только воспринимает информацию с периферии, но и отвечает непрерывными импульсами, коррегирующими и направляющими функции внутренних органов. Таким образом устанавливается постоянная двусторонняя связь между корой головного мозга и внутренними органами (это соответствует принципу обратной связи, по современной теории информации). Кора головного мозга непрерывно получает сигналы от всех внутренних органов с помощью широко разветвленного по всему организму мощного интерорецептивного аппарата.

Патологический процесс является новым качеством, степень и содержание которого в значительной мере связаны с нормальными физиологическими процессами. Под влиянием различных вредных внешних воздействий вначале развиваются функциональные расстройства, которые возникают вследствие нарушения течения основных корковых процессов. В дальнейшем в зависимости от величины этих вредных воздействий и типа высшей нервной деятельности такие функциональные нарушения нервной системы и внутренних органов могут перейти в необратимые органические изменения их.

Очень важно, чтобы врачебное вмешательство начиналось тогда, когда функциональные (обратимые) сдвиги в деятельности внутренних органов в виде одышки, расстройств слюноотделения, изменений желудочной секреции, нарушений желчеотделения и т. д. еще прочно не закрепились и не перешли в органические изменения. Происходящий в ходе эволюции нервной системы процесс кортиколизации вегетативных реакций, процесс все большего подчинения их регулирующему влиянию коры больших полушарий головного мозга достигает у человека высшей степени развития. Импульсы со стороны коры головного мозга приобретают при этом такую силу, что способны вызвать самые различные вегетативные реакции в организме, а также усилить, тормозить и даже извратить его рефлекторные реакции. Нарушение корковых функций может явиться не только причиной расстройства деятельности внутренних органов, но и интерорецептивные импульсы из патологически измененных органов могут при известных условиях привести к нарушению функции коры головного мозга и развитию невротического состояния. Совпадение патогенных раздражителей с различными другими (непатогенными) может привести к образованию и закреплению патологических (как экстеро-, так и интерорецептивных) рефлексов.

Выдвигались следующие положения о механизме возникновения и развития ряда внутренних заболеваний.

Нормальное деятельное состояние коры больших полушарий в силу отрицательной индукции тормозит деятельность подкорки. При патологически ослабленной или заторможенной корковой деятельности, вследствие положительной индукции, усиливается деятельность подкорковых центров. Освобождаясь от регулирующего влияния коры головного мозга, эта деятельность приобретает беспорядочный, хаотический характер. При этом в подкорке, чаще всего в гипоталамической области, образуются застойные патологические очага возбуждения. Повышенная возбудимость подкорковых центров веде: нейрогуморальным путем (главным образом, через гипофиз, щитовидную железу, надпочечники и другие эндокринные железы) к возникновению патологически усиленных разнообразных вегетативных реакций со стороны внутренних органов — сосудистых, двигательных, секреторных. Нарушение регулирующего влияния коры больших полушарий головного мозга обусловливает то, что функциональные сдвиги в деятельности внутренних органов держатся длительно и стойко. С течением времени это вызывает развитие анатомических изменений в органах и тканях. Таким образом, нарушения, носящие вначале чисто функциональный характер, в дальнейшем переходят в типичные органические заболевания.

Наиболее ранимыми являются кортикальные механизмы функциональных систем кровообращения, дыхания, пищеварения. Это обстоятельство, по мнению М. В. Черноруцкого, объясняется тем, что такие системы в процессе эволюции и приспособления к внешней среде оказались наиболее связанными с корой больших полушарий головного мозга.

Упрощенные представления о чисто нейрогенном генезе некоторых заболеваний в настоящее время пересматриваются. Новые клинико-экспериментальные данные, полученные школой А. Л. Мясникова (1965), показывают, что в патогенезе, в частности гипертонической болезни, на самых ранних ее этапах включаются и эндокринные нарушения и нарушения функции почек. А. Г. Иванов-Смоленский в своих работах подчеркивал недопустимость преувеличения значения и переоценки кортикальной регуляции вегетативно-висцеральных функций и сведения чуть ли не всех заболеваний внутренних органов к нарушениям такой регуляции. Он подчеркивал недопустимость недооценки огромного значения подкорковой, главным образом гипоталамической, регуляции этих функций, ошибочность утверждения о том, что «нервная система организует заболевание». Считал, что можно говорить лишь об участии центральной нервной системы в любом заболевании как в смысле ее защитной роли прежде всего, так и в смысле первичных или вторичных повреждений ее, наблюдающихся при различных заболеваниях.

Нельзя не согласиться с теми патофизиологами, которые совершенно правильно утверждают, что болезнь — это не приспособительная реакция, а нарушение адаптации, уравновешивания организма в окружающей среде.

За последнее время расширились наши представления о роли нервных механизмов при целом ряде патологий. Примером этому может служить выдвинутое А. Л. Мясниковым положение о важнейшем участии нервно-эмоциональной сферы в этиопатогенезе атеросклероза, дополняющее и углубляющее классическое положение А. А. Аничкова об этом заболевании.

Все большее значение придают так называемой «ретикулярной формации мозгового ствола» и ее влиянию на кортикальные и соматические функции. Но главной анатомической основой ретикулярной формации мозгового ствола является центральное серое вещество продолговатого мозга, варолиева моста и среднего мозга. От этой группы нейронов идут нисходящие и восходящие пути к спинному мозгу и к высшим отделам головного мозга. Но ретикулярная система включает в свою сферу деятельности и другие структуры, такие, как таламус и мозжечок.

Некоторые ученые включают сюда же ретикулярные ядра таламуса и гипоталамуса (Magoun). Как установлено путем электростимуляции различных пунктов ретикулярной системы, она оказывает влияние на вазомоторные и дыхательные функции, на постуральный тонус и физические рефлексы, на эффекты «сенсорных» нейронов и нейронов, регулирующих афферентные импульсы от мышц, на электрическую активность мозговой коры и диэнцефалических центров. Установлено, что как нисходящие от мозговой коры эфферентные пути, так и восходящие к ней афферентные «сенсорные» пути отдают коллатерали к ретикулярной формации. Основная и важная роль ретикулярной формации состоит, по мнению Magoun, в регуляции «фоновой активности» всей остальной центральной нервной системы. По современным воззрениям, ретикулярная формация играет большую роль в регуляции функционального состояния больших полушарий от выраженного состояния бодрствования до глубокого сна.

По мнению Maruzzi, ретикулярные импульсы производят как тонизирующее («энергизирующее») влияние на различные отделы головного и спинного мозга, ведающие соматической и вегетативной деятельностью, так и тормозящее. Особенно сложными оказались взаимоотношения ретикулярной формации с корой головного мозга. Полагают, что ретикулярная формация не только регулирует тонус различных отделов центральной нервной системы, но и принимает участие в центральной корреляции нейросоматической и нейровегетативной реактивности.

Ряд авторов склонен противопоставлять «активный механизм сна» таламо-гипоталамического происхождения (по Hess) механизму «высвобождения» коры из-под тонизирующего влияния ретикулярной формации, особенно при ослаблении или торможении этого влияния.

Общеизвестно, что И. П. Павлов рассматривал сон как общее генерализованное охранительно-тормозное состояние центральной нервной системы, ведущее к восстановительному метаболизму мозговых клеток, освобождение нервных клеток от «гипнотоксинов», других шлаков и повышение их энергетических ресурсов. Таким образом, регуляция тонуса коры больших полушарий головного мозга, а вместе с тем их сонного и деятельного состояний неразрывно связана с регуляцией в мозговой коре трофических процессов, по-разному протекающих во время сна и бодрствования.

Можно думать, что общая трофическая регуляция корковых клеток больших полушарий и является главной функцией восходящей ретикулярной системы. Биохимический и трофические процессы и их изменения, по-видимому, и влияют на колебания «электроактивности». Итак, деятельность ретикулярной формации далеко не исчерпывается только тонизацией мозговой коры, а ее импульсы, направленные к верхней части мозгового ствола и подкорковым отделам, регулируют тонус вегетативно-висцеральных и эндокринных функций. Восходящие же ретикулярные влияния, достигающие мозговой коры, участвуют в возникновении и поддержании бодрствования и в смене его состоянием сна. Таким образом, положение о «заряжающем влиянии» подкорковых и ниже расположенных отделов мозга по отношению к коре и обратных влияний коры на эти энергетические области получает новое подтверждение.

На основании приведенных выше данных мы считаем, что речевое воздействие, в частности гипнотерапия, должно быть наиболее эффективно при лечении таких заболеваний, при которых нейровисцеральные связи имеют ведущее патогенетическое значение. В терапевтической клинике к таким заболеваниям относятся в первую очередь гипертоническая, язвенная болезни, бронхиальная астма, дискинезия желчных путей, синдром стенокардии и неврозы внутренних органов.

По мнению известного советского психотерапевта К. И. Платонова, можно утверждать, что нет такой функции в организме человека, на которую при известных условиях нельзя было бы повлиять речевым воздействием. В нашей работе мы стремились практически подтвердить это положение.

КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК УЧЕНИЯ О ГИПНОЗЕ

Гипнотический сон и явления внушения были известны человечеству в глубочайшей древности. В «папирусе гностиков», относящемся ко II в. н. э., дается описание приемов гипнотизирования, применяемых еще и поныне. Эти приемы широко использовались жрецами Древней Греции и Египта с религиозными целями. Из дошедшего до наших дней описания жизни и деятельности знаменитого врача древности Асклепиада можно видеть, что в Древней Греции гипноз и внушение применялись уже с лечебными целями.

В средние века знания древних народов о гипнозе и внушении были забыты, а способы и приемы гипнотизирования утрачены. Новые попытки подойти к объяснению гипноза относятся к XVI–XVII вв. Ученые эпохи Возрождения положили начало фантастическому и мистическому учению, известному под названием «животного магнетизма». Знаменитый врач того времени Paracelsus, а также его последователи Van-Helmont и другие утверждали, что один человек может оказывать влияние на психику другого посредством особой «жизненной силы», якобы истекающей из глаз, рук и других частей тела. Эта предполагаемая сила, или эманация, стала называться «флюидом». В дальнейшем стали усматривать сходство «флюида» с действием магнита, и учение получило название «животный магнетизм», а лица, обладавшие способностью передавать его, были названы магнетизерами. Во второй половине XVIII в. это далекое от истины учение было сформулировано и распространено венским врачом Антоном Месмером в тезисах, представленных им в 1774 г. в Парижскую академию наук. Однако честь открытия явлений гипноза оспаривал у него другой ученый — Пюисегер, случайно обнаруживший эти явления. Вполне понятно, что эта мистико-фантастическая теория не могла раскрыть сущность сложных явлений гипноза.

Второй период развития гипнотизма начинается с XIX в. Врач-хирург Braid в труде «Нейрогипнология» (1846), отвергая теорию «флюидов», рассматривал явления гипноза как развитие своеобразного сноподобного состояния, возникающего вследствие утомления глаз при длительной фиксации ими блестящего предмета. Braid нашел, что это сноподобное состояние имеет известное сходство с естественным сном, и назвал его греческим словом «гипноз», что означает — сон. Им же было сделано первое описание гипноза и показана возможность вызывать его различными техническими приемами, а также внушением. Он начал использовать гипноз не только для лечения различных болезней, но впервые применил его для обезболивания при хирургических операциях. Однако груды хирурга Braid недолго привлекали внимание врачей и вскоре были забыты.

В конце 70-х годов XIX в. изучением явлений гипноза начали заниматься французские ученые Charcot и Bemcheim. Исследования Charcot привлекли внимание врачей многих стран.

Гипнотическое состояние у испытуемых Charcot вызывал внезапными короткими по времени воздействия сильными раздражителями или, применяя слабые, но длительно действующие раздражения органов чувств (зрения, слуха, осязания). Словесному внушению Charcot отводил второстепенное значение. Charcot усматривал в гипнозе и истерии много сходного, что привело его к ложному представлению о единстве явлений гипноза и истерического невроза. В дальнейшем эта концепция явилась большим тормозом для применения гипноза в клинике с лечебной целью.

Иной точки зрения придерживался другой исследователь — профессор Нансийского университета Bernheim. По его мнению, в основе явления гипноза лежит нормальное человеческое свойство — внушаемость, заключающееся в склонности одной личности поддаваться влиянию другой без достаточной критической проверки. Гипноз Bernheim рассматривал как внушенный сон, который, по его мнению, может быть вызван у большинства здоровых нормальных людей главным образом с помощью словесного внушения.

Так как Charcot изучал явления гипноза на больных людях, а Bernheim — на здоровых, то оба исследователя пришли к двум прямо противоположным выводам, что и послужило поводом к возникновению двух школ: парижской школы Charcot и нансийской школы Bernheim. Первая рассматривала гипноз как патологическое состояние, вторая — как частичный сон.

Изучение гипноза и внушения в конце XIX в. привлекло внимание многих ученых: врачей-биологов, а также представителей педагогики и психологии. Со временем стал накапливаться большой фактический материал. Однако факты, наблюдавшиеся в гипнозе, продолжали поражать своей «загадочностью» и приводили к возникновению самых различных теорий и взглядов на природу и сущность этого явления. Было совершенно непонятно, почему загипнотизированные люди под влиянием внушения с видимым удовольствием ели такие несъедобные вещества, как мел, вата, уголь и т. п., или, например, взрослый человек начинал вести себя как маленький ребенок, у него появлялась детская речь, изменялся почерк и т. д. Непонятным был механизм анестезии кожи, часто самопроизвольно возникавшей в гипнотическом состоянии.

В конце XIX и начале XX веков было выдвинуто много теорий, пытавшихся раскрыть механизм гипноза. Одни считали гипноз состоянием сильного раздражения головного мозга, другие — состоянием угнетения его, третьи рассматривали гипноз как наивысшую степень бодрствования. Ни одна из теорий не давала исчерпывающих объяснений.

Такая беспомощность объяснялась тем, что исследователи подходили к вопросу или с идеалистических, или с механических позиций. Физиологическая наука того времени также не могла объяснить сущность гипноза. К этому надо добавить, что ученые, особенно за рубежом, легко становились жертвами шарлатанов и магнетизеров, разъезжавших по странам Европы и демонстрировавших различные феномены гипноза с эстрады. Ученые того времени нередко увлекались оккультизмом и спиритизмом и легко скатывались в болото мистики. Ф. Энгельс, присутствовавший как-то на сеансе некоего престидижитатора Спенсера Холла в городе Манчестере, вспоминал: «Это был самый обыкновенный шарлатан, разъезжавший по стране под покровительством некоторых попов и проделывавший над одной молодой девицей магнетическо-френологические опыты, имевшие целью доказать бытие божие…».

Между тем известно, что С. Холл получил солидную поддержку со стороны известного зоолога и ботаника А. Рассела Уоллеса.

Ф. Энгельс сам изучил, явления гипноза и повторил ряд опытов С. Холла, но пришел к совершенно другим, научным выводам. Вот что он пишет по этому поводу в своей знаменитой книге «Диалектика природы» (глава «Естествознание в мире духов»): «… мы заинтересовались этими явлениями (гипнотическими явлениями. — П.Б.) и стали пробовать, в какой мере можно их воспроизвести. Субъектом мы выбрали одного бойкого двенадцатилетнего мальчугана. При неподвижно устремленном на нею взгляде или легком поглаживании было нетрудно вызвать у него гипнотическое состояние. Но так как мы приступили к делу с несколько меньшим легковерием и пылкостью, чем г-н Уоллес, то мы и пришли к совершенно иным результатам.

Помимо легко получавшегося окоченения мускулов и потери чувствительности, мы могли констатировать состояние полной пассивности воли в соединении со своеобразной сверхвозбудимостыо ощущений».

В России впервые гипноз начал изучать известный физиолог профессор Харьковского университета В. Я. Данилевский. В 70-х годах прошлого столетия он приступил к экспериментальному изучению явлений гипноза у различных животных (лягушки, раки, крабы, крокодилы, черепахи, змеи, кролики, птицы).

В. Я. Данилевский быстро обездвиживал животное, придавая ему при этом несвойственную позу или воздействуя различными физическими раздражениями, и наблюдал, как животное впадало в особое оцепенение с потерей реакций на болевые раздражители. Ученый считал, что изучение явлений гипноза на животных будет в дальнейшем способствовать пониманию этих явлений у человека. Он рассматривал гипноз как явление, сходное у животных и человека, и считал главным условием для его вызывания — эмоцию страха. В 1924 г. В. Я. Данилевский, однако, пришел к выводу, что говорить о физиологии гипноза еще рано и потребуется много экспериментов и исследований, прежде чем удастся объяснить механизм гипноза у животных, тем более у человека.

Большой заслугой В. Я. Данилевского следует считать его попытку эволюционного подхода к явлениям гипноза у человека.

В 1887 г. московский психиатр А. А. Токарский опубликовал большую работу, в которой привел научную трактовку явлений внушения, наблюдаемых им в гипнотическом состоянии. В его взглядах уже заметно влияние идей И. М. Сеченова. Он писал: «Я не хочу этим приравнять явления внушения к простым рефлекторным актам низших мозговых центров. Принимая во внимание ясно выраженный характер рефлексов, явления эти остаются тем не менее психическими, так как в цепи развивающихся явлений находится та же идея. Это условие резко отличает простой рефлекс от акта внушенного, хотя последний по неизбежности своего развития и не отличается от первого».

Так в 80-х годах XIX в., когда зарубежные психиатры не могли выбраться из мистических и идеалистических концепций, русский ученый, опираясь па идеи И. М. Сеченова, встал в основном на правильный материалистический путь решения вопроса о механизме внушения в гипнозе.

Будучи сотрудником С. С. Корсакова, известного русского психиатра, А. А. Токарский применял внушение и гипноз в клинике с лечебной целью. Он первый начал читать в 1880 г курс гипнологии в Московском университете. Его ближайшие ученики и последователи: Е. Н. Довбни, Ф.Е.Рыбаков, В. К. Хорошко, П. П. Подъяпольский и другие — также внесли много ценного в область экспериментального и лечебного гипноза. Дальнейшие исследования в этой области были, однако, задержаны ограничительным законоположением в отношении применения гипноза, изданным медицинским департаментом.

Громадную роль в развитии учения о гипнозе и внушении сыграл выдающийся русский ученый, «отец русской психотерапии» академик В. М. Бехтерев. Начиная с 80-х годов и до последних дней своей жизни он настойчиво проводил идею о необходимости более широкого использования гипноза и внушения в лечебной практике. Им было положено начало экспериментального изучения явлений гипноза и внушения.

В. М. Бехтерев считал, что в механизме возникновения гипнотического состояния участвуют как психические, так и физические факторы. По его мнению, однообразные физические раздражения в соединении со словесным внушением лучше всего ведут к развитию гипноза.

Внушению В. М. Бехтерев придавал ведущую роль. Природу гипноза он считал не патологическим состоянием, а «своеобразным видоизменением естественного сна». Однако раскрыть физиологическую сущность гипноза и внушения полностью ему не удалось. Это открытие, как известно, было сделано И. П. Павловым и развито его многочисленными учениками.

Обычный естественный сон И. П. Павлов рассматривал как разлитое торможение, охватившее кору и даже нижележащие отделы мозга, гипноз же он представлял как частичный, или «парциальный», сон, считая внутреннее торможение и сон одним и тем же процессом. Ученый писал: «Сон есть торможение, распространившееся на большие районы полушарий, на все полушария и даже ниже — на средний мозг».

Опытами на животных он установил, что слабые, длительно действующие раздражители, утомляя корковые анализаторы через один из органов чувств (слух, зрение, осязание, температурные рецепторы кожи), быстрее всего вызывают сонливость — тормозной процесс в коре головного мозга. Особенно активными тормозными агентами являются кожно-температурные раздражители. Как установлено, сон может развиваться не только при общем утомлении головного мозга — массы нервных клеток коры, но и от истощения какого-либо изолированного участка коры при длительном воздействии раздражителя на эту группу нервных клеток. В таком случае физиологический механизм сна заключается в том, что определенные корковые клетки, реагирующие на данный длительно действующий внешний агент, истощаясь, переходят в тормозное состояние, а при отсутствии противодействия со стороны других деятельных пунктов коры тормозной процесс, распространяясь (иррадиируя) на соседние районы, обусловливает сон.

Обращаясь к механизму гипнотического сна и условий его вызывания, мы видим, что основные законы, установленные для обычного сна, действительны и для развития гипноза. Для вызывания гипноза используются различные раздражители, воздействующие на зрительный, слуховой или кожный анализаторы. «Процедура гипнотизирования людей вполне воспроизводит описанные условия у животных. Ранний классический способ гипнотизирования — это так называемые пассы, т. е. слабые, однообразно повторяющиеся раздражения кожи, как в наших опытах. Теперь постоянно применяющийся способ — повторяющиеся слова (к тому же произносимые в минорном однообразном тоне), описывающие физиологические акты сонного состояния. Эти слова суть, конечно, условные раздражители, у всех нас прочно связанные с сонным состоянием и потому ee вызывающие. На этом основании может гипнотизировать и гипнотизирует все, что в прошлом совпадало несколько раз с сонным состоянием», — пишет И. П. Павлов.

Обычный метод погружения в гипнотический сон, применяющийся в настоящее время большинством гипнологов, заключается в следующем: испытуемый лежит в затемненном помещении на кушетке, гипнотизер, слегка поглаживая теплой рукой кожу лба гипнотизируемого, тихо произносит слова, напоминающие гипнотизируемому те состояния, какие он обычно испытывает перед сном. В другом случае больному предлагают пристально смотреть на блестящий неврологический молоточек, утомляют его орган зрения и добиваются развития истощения клеток коры в зрительном анализаторе возникшее здесь охранительное торможение по законам иррадиации распространяется дальше, захватывая соседние районы коры. Гипнотизируемое лицо при этом также повторяет известные формулы словесного внушения, навевающие сонливость на испытуемого.

Кроме таких слабых, длительно действующих однообразных раздражителей можно применять метод сильных, внезапных «шоковых» воздействий в виде внезапной вспышки света, сильного звукового или словесного раздражителя. Так, например, у здорового человека можно вызвать гипноз внезапным криком «спите», который приводит к быстрому истощению нервных клеток слухового анализатора и развитию там запредельного охранительного торможения.

Таким образом, обычный нормальный сон и гипноз — явления одного и того же порядка, различающиеся между собой только количественно, но отнюдь не качественно. Это положение наглядно подтверждают следующие факты: если оставить человека в гипнозе, не пробуждая его, то вскоре его частичный сон (частичное торможение) перейдет в обычный естественный сон (общее торможение) и он проснется сам от действия какого-либо внешнего фактора. С другой стороны, существуют способы, применив которые можно перевести человека из обычного сна в гипнотический, т. е. разлитое торможение коры сделать локализованным, частичным («парциальным»). Исходя из сказанного можно сделать вывод, что гипнотический сон физиологичен и является модификацией обычного, естественного сна. Вместе с И. П. Павловым этот взгляд разделял В. М. Бехтерев, а в настоящее время его придерживаются К. И. Платонов, Л. Л. Васильев и их ученики.

С гипнотическими явлениями ученые физиологи встретились с самого начала — своих исследований по изучению условных рефлексов и в дальнейшем во многих своих работах постоянно возвращались к освещению физиологического механизма гипноза, условий его возникновения и протекания. На основе точных экспериментальных данных, полученных ими, установлено, что в основе гипноза, как и естественного сна, лежит процесс торможения. И. П. Павлов писал: «…гипноз — это есть, конечно, тот же сон. По сущности своей он от сна не отличается, а отличается только по частным особенностям, тем, например, что это есть медленно наступающий сон, т. е. сон, который ограничивается сперва очень маленьким, узким районом, а потом все расширяясь и расширяясь, доходит до того, наконец, что с больших полушарий доходит до подкорки, оставляя нетронутыми лишь центры дыхания, сердцебиения и т. д., хотя и их в известной мере ослабляет».

Итак, гипноз рассматривается как частичный («парциальный») сон. В зависимости от ряда условий гипнотическое торможение может охватить то одни, то другие районы полушарий, то на большем, то на меньшем протяжении. Гипнотическое торможение может быть различным по своей глубине и интенсивности. Изменения экстенсивности и интенсивности тормозного процесса определяют различные степени гипнотического сна. Практически различают три степени глубины последнего: поверхностный (I степень), средний (II степень) и глубокий (III степень).

Состояние поверхностного гипнотического сна характеризуется чувством приятного мышечного покоя, при котором не хочется двигаться, нет сил, нет желания открыть глаза. Однако в этой стадии гипнотического сна еще сохраняется возможность произвольных движений, а после пробуждения больной помнит все, что с ним было во время лечебного сеанса. Средняя степень глубины гипнотического сна характеризуется нарастанием сонливости, утратой возможности произвольных движений, а также явлениями частичной амнезии.

Наконец, в состоянии глубокого гипнотического сна больной уже ничего не слышит, кроме голоса врача, не реагирует на уколы булавкой и после пробуждения ничего не помнит о происходившем во время сеанса (полная амнезия).

Следует отметить, что И. П. Павлов признавал правильность деления Bemheim гипноза на несколько степеней. В 1932 г. он писал: «Как показывают наблюдения Bernheim и других на загипнотизированных здоровых субъектах, а также и наши, приведенные в физиологической части, наблюдения над собаками, нужно признать длинный ряд степеней гипнотического состояния, от едва отличимой от бодрого состояния степени до полного сна».

В. М. Бехтерев различал три стадии: малый гипноз, средний гипноз (гипнотаксия) и глубокий гипноз (сомнамбулизм).

При малом гипнозе гипнотик, находясь в дремотном состоянии, еще может противостоять воздействию словесного внушения, не теряет связи с окружающим, способен двигать конечностями, хотя и имеются слабость в теле и тяжесть век.

При среднем гипнозе наблюдаются притупление органов чувств, пассивное подчинение внушениям с сохранением их в памяти. Ориентировка сохранена. Наблюдается каталепсия (длительное сохранение приданных неудобных поз). Гипнотик самостоятельно выйти из этого состояния не может. Наступает неполная амнезия.

Глубокий гипноз характеризуется отсутствием ориентировки в окружающей среде и постгипнотической амнезией.

Forel делит гипноз на три степени, считая, что достаточно установить три степени восприимчивости к внушению, обнаруживающие, впрочем, переходы от одной к другой: 1) сонливость — загипнотизированный может при известном усилии противостоять внушению и раскрыть глаза; 2) гипотаксия, или легкий сон, — загипнотизированный не может уже открыть глаз и подчиняется некоторым или даже всем внушениям, амнезии нет; 3) сомнамбулизм, или глубокий сон, характеризуется амнезией по пробуждении.

В настоящее время большинство авторов придерживаются этой наиболее простой классификации.

Все же Е. С. Катков, например, отмечает, что три стадии гипноза по Forel далеко не раскрывают всего многообразия состояний, выявляющихся при современном физиологическом изучении гипноза. Считалось, что сомнамбулическая фаза гипноза является показателем его глубины. Однако исследования Ф. П. Майорова показали, что «… сомнамбулическая фаза гипноза характеризуется глубокой диссоциацией корковой деятельности, в основе которой лежит механизм отрицательной индукции с одной корковой функциональной системы на другие».

Б. В. Павлов, Ю. А. Поворинский и В. В. Бобкова нашли, что в состоянии сомнамбулической фазы гипноза биоэлектрическая активность головного мозга характеризуется уменьшением альфа-волн и оживлением бета-ритма (1955).

Исследования К. И. Платонова, И. Е. Вольперта (1952) и Е. С. Каткова показывают, что наиболее легко сомнамбулическая фаза гипноза достигается у людей художественного типа. К. И. Платонов пишет, что «…для исследуемых с сомнамбулической стадией, по-видимому, может быть специфична функциональная слабость — легкая тормозимость второй сигнальной системы и возможность функционального разобщения ее от первой сигнальной системы» (1957).

Чем же отличается практически гипнотический сон от обычного, нормального? В состоянии обычного глубокого сна человек одинаково невосприимчив к каким бы то ни было звукам, исходящим из внешнего мира, — его звуковой анализатор охвачен процессом торможения, разлитым по коре полушарий. Испытуемый, погруженный в глубокий гипнотический сон, также не отдает себе отчета в том, где он находится, не реагирует на внешние раздражения, не слышит голосов присутствующих на сеансе лиц, но при этом обнаруживает обостренную восприимчивость к голосу врача, ему одному отвечает во сне.

При гипнотическом сне не вся кора головного мозга охвачена процессом торможения. Та ограниченная область звукового анализатора в коре, которая связана с восприятием голоса врача и его внушений, продолжает функционировать, сохраняется так называемый сторожевой очаг возбуждения.

Наличие последнего определяет возможность возникновения особой связи между загипнотизированным и врачом — так называемого раппорта. В явлениях изолированного раппорта в гипнозе нет ничего необычного. Сторожевой пункт нередко при особых условиях обнаруживается и в обычном сне. Например, солдаты на фронте после длительных боев спят и не слышат посторонних сильных звуков, но стоит раздаться словам команды, сказанным даже шепотом, и они немедленно просыпаются, так как в слуховом анализаторе коры головного мозга у них оставался изолированный «сторожевой очаг возбуждения», воспринимающий слова команды, исходящие от командира.

Что произойдет, если загипнотизированного предоставить самому себе, не пробуждая его? Загипнотизированный проснется сам, проспав иногда несколько часов подряд.

Существует много способов вызывания гипноза, они описаны в соответствующей литературе.

Овладение техникой гипноза не представляет особого труда для врача, решившего серьезно изучить теорию и практику гипноза.

Действительно научные, объективные физиологические основы для объяснения механизма явлений внушения и самовнушения впервые были даны И.П. Павловым, который доказал, что «внушение есть наиболее упрощенный типичнейший условный рефлекс человека».

Внушаемость есть нормальное свойство человеческой психики.

Для вызывания гипноза с помощью внушения используют человеческое слово в виде определенным образом построенных фраз (формул внушения). И. П. Павлов писал, что «…слово для человека есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные, общие у него с животными, но вместе с тем и такой многообъемлющий, как никакие другие, не идущий в этом отношении ни в какое количественное и качественное сравнение с условными раздражителями животных. Слово благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует, все их заменяет и потому может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздражения».

ВНУШЕНИЕ НАЯВУ - ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ МЕТОДОВ ПСИХОТЕРАПИИ

Внушаемость выражена у людей в разной степени и зависит от возраста. Наиболее внушаем человек в детском возрасте, несколько слабее в среднем и уменьшается к старости. По образному выражению В. М. Бехтерева, внушение (в отличие от убеждения) входит в сознание человека не с «парадного хода, а как бы с заднего крыльца», минуя сторожа — критику.

«Таким образом, внушать, — указывает В. М. Бехтерев, — значит более или менее непосредственно прививать к психической сфере другого лица идеи, чувства, эмоции и другие физиологические состояния, иначе говоря, воздействовать так, чтобы по возможности не было места критике и суждению, под внушением же следует понимать непосредственное прививание большей частью путем слова и жестов к психической сфере данного лица идей, чувств, эмоций и других физиологических состояний, помимо его активного внимания, т. е. в обход его критикующей личности».

Известный советский психотерапевт Ю. В. Каннабих писал, что о внушении можно говорить лишь в том случае, когда осуществление его при обычных условиях встретило бы сопротивление, будучи подвергнуто критике. Но внушение «осуществляется слепо, благодаря тому, что в нервно-психическом аппарате человека наступила задержка всех противоположных тенденций. Вызвать в человеке такую задержку, заставить его действовать, не рассуждая, — и означает сделать внушение».

Возникает вопрос: на чем основана внушаемость? И. П. Павлов считал, что внушаемость основана на быстром и легком переходе корковых клеток в тормозное состояние. Отсюда «основной механизм внушаемости есть разорванность нормальной, более или менее объединенной работы всей коры». Таким образом, можно считать, что основным физиологическим критерием внушаемости является снижение тонуса больших полушарий головного мозга и легко возникающая при этом функциональная разобщенность корковой деятельности (так считал К. И. Платонов).

Dubois утверждает, что внушаемость «оказывает то или иное влияние на все наши поступки, придает ту или иную окраску нашим ощущениям, служит источником постоянных иллюзий, предохранить себя от которых является крайне трудной задачей, даже при всем возможном для нас напряжении ума».

Forel указывает, что «не следует принимать за внушение воздействие одного человека на другого доводами разума. Впрочем, имеются всевозможные переходные ступени от подобного воздействия до совершенно несознаваемого, настоящего внушения».

А. Г. Иванов-Смоленский и его сотрудники на основе точных экспериментальных исследований

показали, что словесное внушение, слово может вызывать учащение или замедление сердечного ритма, повышение артериального давления, сужение или расширение зрачка в условиях полного бодрствования (наяву), когда словесное внушение произносит эскпериментатор, но также и в том случае, если его произносит сам испытуемый.

Известный психотерапевт М. С. Лебединский, отдавая должное методу гипнотерапии (внушению в гипнотическом состоянии), считал, что нельзя признавать за ним значение единственного, всеобщего, решающего или обязательного для психотерапии метода. Планомерное воздействие на больного в состоянии бодрствования неизбежно и необходимо во всех случаях. «Это воздействие имеет свои задачи и свои преимущества, которые врачу необходимо всячески учитывать. Именно методами этого рода воздействия должен прежде всего владеть врач вообще и специалист-психотерапевт, в частности».

По мнению М. С. Лебединского, психотерапия в состоянии бодрствования ведет к известной перестройке личности больного, некоторых его взглядов и представлений, интересов, тенденций и отношений, и тогда достигается большая устойчивость после окончания курса лечения. Психотерапия, проводимая в форме внушения наяву, имеет, по мнению М. С. Лебединского, наибольший диапазон психотерапевтических задач. Здесь наиболее осуществимо не только успокаивающее, но и активизирующее влияние на личность больного. Важной задачей психотерапии является правильное освещение характера его заболевания, причин возникновения, прогноза, характера предпринимаемого и предстоящего лечения.

Это мнение М. С. Лебединского перекликается с неоднократными высказываниями основоположника рациональной психотерапии Dubois, который писал: «Пациент хочет и должен знать, отчего произошла его болезнь, какое врач дает предсказание. Предпочтительно, чтобы больной ясно видел план лечения, тем более что он должен активно идти навстречу усилиям врача. В таком же обучении нуждаются и родственники больного».

О внушающей силе человеческого слова можно судить по следующему примеру. В большой студенческой аудитории шла лекция. Профессор химии, увидев, что студенты утомлены, решил их «растормошить». Он заявил студентам, что сейчас проведет опыт в целях изучения скорости распространения запаха одного пахучего вещества, попросил студентов поднять руки, как только они ощутят тот или иной запах. После этих слов профессор налил несколько капель темной жидкости на вату перед собой и с видом отвращения отошел в сторону. Вскоре многие студенты почувствовали неприятный запах. Выяснилось, что запахи ощущались разные, но все неприятные. Наконец и на задних рядах амфитеатра стали «ощущать дошедший туда запах», а некоторых студентов, сидящих вблизи «источника запаха», пришлось вывести из аудитории, так как им стало дурно. После опыта студентам открыли правду: «химическая» жидкость была простой водой, подкрашенной чернилами.

В этом опыте следует учитывать два момента. Можно считать, что если бы с каждым студентом такой опыт поставить индивидуально, то внушаемых оказалось бы значительно меньше, так как в большой аудитории внушающее воздействие реализуется значительно сильнее из-за взаимовнушения, которое студенты производят друг на друга в порядке взаимоиндукции. Вот почему мы считаем групповое внушение в ряде случаев более целесообразным, чем индивидуальное. Второй момент — это характер внушения. В данном опыте неопределенное внушение запаха реализовалось наиболее сильно, чем, скажем, внушение, направленное на зрительный аппарат. Вряд ли бы более конкретное внушение «Вы видите на этой белой стене такую-то картину!» реализовалось бы так же успешно. Значительно труднее давать более четкое, определенное и конкретное внушение. По-видимому, именно из-за своей известной неопределенности сравнительно легко внушаются различные ощущения со стороны внутренних органов.

Эти же «темные ощущения» легко возникают и на почве самовнушения. С другой стороны, ощущения, возникшие в области внутренних органов, сравнительно легко устраняются внушением в бодром состоянии.

Внушение (suggestio) наяву, при деятельном состоянии коры головного мозга — важный терапевтический фактор, играющий большую роль во всех лечебных мероприятиях врача, действующий независимо от того, применяется ли внушение врачом сознательно или бессознательно. Метод словесного внушения в состоянии бодрствования получил признание в конце прошлого столетия под влиянием трудов В. М. Бехтерева, И. П. Павлова, К. И. Платонова. За рубежом для выяснения сущности внушения чрезвычайно много было сделано Dubois, Bernheim, Braid, Charcot.

Существуют понятия: внушение, или гетеросуггестия, и самовнушение, или аутосуггестия. Если внушение производится, как правило, другим лицом, то самовнушение возникает без прямого внешнего побуждения, по принципу собственной ассоциативной деятельности. Если внушение производится с помощью речи, то говорят о словесном (вербальном) внушении. Различают понятие прямого и косвенного внушения. При прямом словесном внушении мы имеем дело с непосредственным речевым воздействием с помощью словесных формул внушения, в которых содержится смысловое значение и которые произносятся в форме приказа (императивно). При косвенном (опосредованном) внушении на индивидуум действуют не прямо, а организуют суггестивную, внушающую ситуацию (скрытно, через предметно). Так, например, производят внушение другим лицам в присутствии того, на кого направлено косвенное внушение. Иногда косвенное внушение связывают с той или иной процедурой, приемом индифферентного лекарственного средства, инъекцией физиологического раствора (вместо адреналина, наркотика и т. д.), не давая прямого словесного внушения. По мнению К. И. Платонова, в случае косвенного внушения в коре больших полушарий образуется очаг концентрированного возбуждения, который связывается и с внушаемыми словами и с теми — предметами, при «наличии которых внушаемое должно будет реализовываться». При этом в коре полушарий образуются два очага возбуждения: один — от слова, другой — от реального раздражителя (предмета), первый — во второй сигнальной системе, второй — в первой сигнальной системе действительности (А. П. Слободяник, 1963).

На протяжении многих столетий не было достаточно ясного и четкого представления о механизме внушения и самовнушения, и только в работах В. М. Бехтерева и особенно И. П. Павлова были даны строго объективные и физиологические основы суггестии. И. П. Павлов спрашивал: «Что есть внушение и самовнушение?» И сам же отвечал: «Это есть концентрированное раздражение определенного пункта или района больших полушарий в форме определенного раздражения, ощущения, или следа его представления, то вызванное эмоцией, т. е. раздражением из подкорки, то произведенное экстренно извне, то произведенное посредством внутренних связей, ассоциаций — раздражение, получившее преобладающее, незаконное и неодолимое значение. Оно существует и действует, т. е. переходит в движение, в тот или иной двигательный акт не потому, что оно поддерживается всяческими ассоциациями, т. е. связями со многими настоящими и давними раздражениями, ощущениями и представлениями, — тогда это твердый и разумный акт, как полагается нормальной и сильной коре, а потому, что при слабой коре, при слабом, низком тонусе оно как концентрированное сопровождается сильной отрицательной индукцией, оторвавшей его, изолировавшей его от всех посторонних необходимых влияний. Это и есть механизм гипнотического внушения… Когда на такую кору в определенный пункт как раздражитель направляется слово, приказ гипнотизера, то этот раздражитель концентрирует раздражительный процесс в соответственном пункте и сейчас же сопровождается отрицательной индукцией, которая благодаря малому сопротивлению распространяется на всю кору, почему слово, приказ является совершенно изолированным от всех влияний и делается абсолютным, неодолимым, роковым образом действующим раздражителем, даже и потом при возвращении субъекта в бодрое состояние».

Явления внушения, самовнушения, взаимовнушения чрезвычайно широко распространены в человеческом обществе и преследуют нас, по мнению В. М. Бехтерева, с детских лет до глубокой старости. Очень интересно высказывание по этому поводу Л. Н. Толстого, который с удивительной прозорливостью писал: «Дети всегда находятся и тем более, чем моложе в том состоянии, которое врачи называют первой степенью гипноза. И учатся и воспитываются дети благодаря этому их состоянию (эта их способность ко внушению отдает их в полную власть старших, и потому нельзя быть недостаточно внимательным к тому, что и как мы внушаем им).

Так что учатся и воспитываются люди всегда только через внушение, совершающееся двояко: сознательно и бессознательно».

Интересно отметить, что Л. Н. Толстой, писатель, и В. М. Бехтерев, ученый-психоневролог, в разное время и разными путями приходят к одной идее о громадном значении внушения в воспитании и общественной жизни своего времени. Несомненно, что хотя понятия внушение, разъяснение и убеждение весьма близки, но по значению между ними есть и достаточное расхождение. Внушение проникает в сознание человека в обход его критики и подчас личным интересам, принимается на «веру». При разъяснении же и убеждении поступающая в мозг информация перерабатывается нашим сознанием, творчески осмысливается, частично принимается или отвергается.

Ученые Dubois, Forel, а также В. М. Бехтерев, И. П. Павлов считали, что убеждение и разъяснение адресуются к рассудку, к критике больного, а внушение действует вопреки им. С другой стороны, Bernheim отождествлял понятия внушения и убеждения, считая, что в самом убеждении и разъяснении уже скрыто внушение. Нам лично весьма импонирует точка зрения К. И. Платонова, который, хотя и считал внушение и убеждение разными понятиями, но видел в них и качественное родство, и общую направленность их на высшую деятельность. И убеждение, и разъяснение, и внушение в конце концов нацелены на сознание больного, на его высшую нервную деятельность, которая включает и рассудок, и критику, и поступки больного.

В настоящее время на основе технических достижений внушение получило новое освещение в работах профессора А. М. Свядоща, который считает, что лечение внушением можно рассматривать как метод лечения информацией. Внушение, с его позиций, — это введение информации, принимаемой больным без критической оценки и оказывающей влияние на нейропсихические процессы. Оно невозможно при отсутствии смыслового содержания вводимой информации. Однако далеко не всякая информация оказывает внушающее действие. В результате исследований ученых было доказано, что в мозгу человека и животных протекают процессы вероятностного прогнозирования. Наблюдения над явлениями внушения и плацебо-эффекта (вместо лекарства — индифферентный порошок) привели к убеждению, что при этом в мозгу протекают и процессы верификации информации, т. е. определение ее достоверности. Большая часть поступающей информации автоматически подвергается неосознаваемой оценке ее достоверности, а также значимости. Благодаря этому организм, не загружая сознание, ограждается от неадекватного реагирования на сигналы, которые не имеют к нему отношения либо несут ложную или незначимую информацию. Особенность внушения кроется в том, что помимо основной информации, определяющей содержание внушения, вводится еще добавочная — верификационная (удостоверяющая) информация, придающая достоверность основной информации. Например, больной говорят: «Руке не больно». В другом случае внушают ей в другой тональности: «Руке не больно!» Во втором случае добавочную информацию несут голос, интонация, мимика, авторитет врача. Если этой добавочной информации не будет, то эффект внушения не наступит.

А. М. Свядощ записал на студийном магнитофоне одни и те же фразы, произнесенные одним и тем же лицом обычным тоном и тоном внушения, и подверг записанные слова спектральному анализу с помощью интонографа и электронной вычислительной машины. Таким путем удалось получить цифровые физические характеристики, отличающие повествовательную речь от внушающей, и выявить некоторые особенности верификационной информации. Оказалось: чем более уверенным гоном говорит человек, тем большим верифицирующим действием обладает его речь.

В этих опытах явления конформизма, т. е. навязывания явно ложного мнения группой лиц одному из членов этой группы, исчезали, хотя бы два-три человека из группы высказывали это мнение неуверенным тоном.

Ложная верификация информации лежит в основе плацебо-эффекта и в косвенном внушении, больной приписывает терапевтическую силу лекарству, которым оно в действительности не обладает.

Недалеко то время, когда ученые и врачи будут использовать силу словесного внушения, особенно в гипнозе, не только в медицине, но и в других областях: в воспитании и педагогике, в спорте, в космических полетах. Для внушения не существует расстояния: можно внушать и гипнотизировать с помощью средств связи (радио, телевидения). Трудно даже предвидеть возможности внушения в будущем. И убеждением, и разъяснением, и внушением мы можем или стимулировать активность личности, или подавлять ее. Все зависит от содержания (смысла) убеждающей, разъясняющей или внушающей терапии. Метод воздействия в бодрственном состоянии, наяву, осуществляемый с помощью словесного внушения в виде конкретных формул внушения на вторую сигнальную систему действительности, а через нее на первую сигнальную систему и далее на подкорку, приводит в конце концов к устранению тех или иных соматических синдромов и вегетативно-эндокринных расстройств (суггестивная психотерапия).

При рациональной психотерапии врач разъясняет больному его болезненные симптомы, показывает их относительную «безвредность» и безопасность для жизни. Врач может в доступной для данного больного форме разъяснить механизм его заболевания на ярких примерах, подчеркнуть возможность исчезновения патологических рефлексов. Таким образом, метод психотерапии в бодрственном состоянии предусматривает воздействие логических доказательств, диалектику, доводы после соответствующего клинического и лабораторно-инструментального обследования больного, на которые и будет опираться врач, проводящий разъяснительно-убеждающую терапию. По мнению А. П. Слободяника, эта разъяснительная психотерапия (если она проводится умело) может иметь успех лишь в том случае, когда за ней стоит превосходящая в интеллектуальном отношении личность врача, обязательно окруженная суггестивной атмосферой (психотерапевтическая роль внешнего фактора). Этот метод психотерапии особенно показан для тех больных, которые достаточно сознательны и способны к абстрактному мышлению. Если метод суггестивной психотерапии особенно показан лицам, в мышлении которых преобладают яркие конкретные образы (превалирование первой сигнальной системы), то к рациональной (убеждающей) терапии целесообразно прибегать для больных, мыслящих абстрактно, отвлеченно (преобладание второй сигнальной системы).

Таким образом, если суггестивное воздействие выгодно применять к лицам художественного типа, то разъяснительную психотерапию следует применять к лицам мыслительного типа (по И. П. Павлову). Конечно, встречаются в психотерапевтической работе и смешанные типы, и тогда в каждом индивидуальном случае врач будет решать вопрос о той или иной терапии, учитывая конкретные особенности больного.