– Сим Мартин от своей должности отстраняется, – сказал Гегель, кивнув в темноту, где скрылся кардинал. – Так что теперь ты, выходит, первосвященник или прелат, братец.

– Эту честь я с радостью приму, – пробулькал Манфрид, не отрываясь от бутылки.

– Риго, Раф, вы теперь два епископа. Черт, да и ты тоже епископ, араб.

Гегель кивнул собственной мудрости и вернувшемуся Аль-Гассуру.

– А почему не кардинал, о, источник веков? – спросил тот.

– Это звание стухло, титул Папы тоже, – икнул Гегель. – По сути, не было на престоле законного Папы со времен Фрумоса.

– Жалко, что он взял и объеретичился, – вздохнул Манфрид. – Мартин был хороший парень, пока ему кардинальство в голову не ударило. А теперь такую гнусь понес, дескать, ты и не святой вовсе.

– Я умер страшной смертью, – согласился Гегель. – А то, что Она решила меня воскресить, показывает Ее решимость позлить небесного насильника и этих его – мучеников. Настоящий святой по доброй воле не пойдет ни на какое мученичество, точно говорю. Блюэ!

В конце этой речи Гегеля вдруг стошнило в костер, да так, что брат даже одобрительно покричал. Никогда прежде ведьмин глаз не находил на Гегеля с такой силой и скоростью, он вел настоящий бой со своим непослушным телом, чтобы предупредить Манфрида. Наконец ему удалось проглотить блевотину, он ахнул, хватая ртом воздух и обводя бешеными глазами небеса и песок вокруг.

– Мы в ловушке! Арабы!

Освобожденные рабы всей толпой ринулись к костру Гроссбартов, по опыту зная, что лучше поторопиться, если их призывает Гегель.

– Это как? – переспросил Манфрид, который уже вскочил и пригнулся, разглядывая чужеземных союзников, столпившихся вокруг их костра.

– Што джелать нашим шобштшным фершонам? – пропыхтел Рафаэль.

– Страдать! – раздался из темноты голос. – Только это я вам и оставил, Гроссбарты!

– Да какой хер… – начал Гегель.

– Кто, кроме вашей погибели?!

В световой круг костра неуклюже ввалился Генрих, которого с обеих сторон прикрывали Паоло и Витторио. Языки молодых итальянцев слишком распухли, чтобы говорить, но они ухмылялись и пускали слюни на свои папские балахоны, увидев добычу. Бесформенной рукой Генрих лениво протянул плетку по своему раздутому животу и груди, так что его грязная ряса и гниющая плоть сошли, точно кожура с жареной репы.

Из внезапно влажного воздуха на них обрушилась такая вонь, что даже Гроссбартов согнуло вдвое рвотными позывами. Рабы взвыли, умоляя ничего не понимавшего святого Гегеля изгнать демонов. Одни бросились бежать, другие начали молиться. Рафаэля и Родриго тошнило от зловония гноя и падали, а у Аль-Гассура в глазу лопнул сосудик от того, как он смотрел на заживо гниющих демониаков. Единственными светлыми пятнами на их почерневшей коже оставались мокрые пустулы, которые блестели гноем, точно луны.

– Генрих? – проговорил Гегель, который не чуял под собой ног от чумных испарений.

Манфрид прищурился:

– Кто?

– Да! – взвыл Генрих. – Это мы!

– Кто?! – повторил Манфрид, который отказывался в это поверить. – Вот и нет!

– Драный ты селюк! – процедил Гегель и шагнул к нему, занося кирку. – Ты что с собой сделал?!

– Мы объединились! – расхохотался Генрих. – С теми, кого вы унизили в горах, как унизили меня!

– Ведьмовство! – заорал Манфрид.

– Да! – согласился Генрих. – Она тоже с нами! Вы убили ее мужа, как убили мою жену, а теперь ее дети прикончат вас, как вы прикончили моих!

– Этот лунатик впустил в себя демона! – воскликнул Гегель, осознав, что значит чудовищная внешность Генриха. – Того, который порешил Эннио, и монахов, и всех остальных в том городе!

– А? – Родриго утер липкую рвоту с губ и обнажил меч. – Это он?

– Вот так, значит, да? – взорвался Гегель. – Кайся, пока мы тебя второй раз не сразили!

– Да! – взвыл Генрих. – Теперь смотрите, что вышло из чресел ведьмы, Гроссбарты, смотрите, что́ вызволили из самой Преисподней себе на погибель! Бреннен! Магнус!

– А ты по-прежнему дурак! – сказал Манфрид. – Кто там у тебя за спиной прячется в балахонах, а? Парочка недолупков из того городка, что мы сожгли на подходе к Венеции? Или взаправду папство подкатило?!

Гегель почувствовал, как его кишки пытаются сбежать на север и на юг одновременно, поскольку лишь он один понимал все тонкости ситуации. Как может взойти урожай, если не было посеяно семя? И, прежде чем он оправился, полдюжины рабов на краю светового круга исчезли: их отдернула к себе тьма, так что не раздалось ни единого крика, но их товарищи, которые увидели, что́ схватило несчастных, подняли вой до небес. Все собравшиеся ощутили дуновение горячего ветра, порывы которого тянули и толкали, точно приливные волны, ветра, рожденного десятками огромных пастей, которые дышали в унисон.

– Рисуйте вокруг себя круги! – закричал Манфрид, прежде чем увидел громадных чудовищ.

– Палите их огнем! – выкрикнул Гегель, резко развернулся и прыгнул на тень, заслонившую ему луну.

Только идиотская, безудержная ярость позволила Гроссбартам действовать. Все остальные одеревенели от ужаса. Генрих и его апостолы затянули песнопение по другую сторону костра, а гигантские близнецы ворвались в круг людей, пожирая по паре рабов одновременно пастями на ногах. Магнус вскинул левую руку навстречу Гегелю, так что крысиная пасть щелкнула у того над головой.

Кирка Гегеля вошла в пах Магнусу с глухим звуком, и, когда он отпрыгнул, в лицо ему брызнула кровь. Тогда чудище ударило ногой: пасть на пятке косматой лапы как раз подходила по размеру, чтобы откусить Гегелю голову. Под впечатлением от героической атаки Гроссбартов оставшиеся люди оживились и начали действовать: сирийский мужеложец прыгнул под вытянутую ногу Магнуса и отбил ее в сторону, прежде чем монстр смог бы обезглавить святого. Зубы щелкнули над головой Гегеля, и чудище потеряло равновесие, а потом неуклюже отступило, чтобы не упасть. Прежде чем педофил успел пошевелиться, челюсти под коленом Магнуса распахнулись и откусили ему лицо. Они пережевывали его торжествующую улыбку, пока сам он умирал на песке.

Бреннен взмахнул рукой в сторону Манфрида, и Гроссбарт парировал три длинных когтя древком своей булавы. Но коготь на мизинце проскользнул под оружием Манфрида, а потом в щель на латах, чтобы пронзить кольчужную рубаху, словно вязаную, а не кованную из железа. От силы удара он покатился кубарем по песку, а булава взлетела куда-то к небу. Прежде чем монстр успел прыгнуть, перед его единственным глазом мелькнула фигура, скрывшаяся во тьме. Заревев всеми пастями разом, Бреннен забыл о Манфриде и бросился догонять труса.

Оглянувшись, Аль-Гассур не успел даже обмочиться, прежде чем громадная рука сомкнулась на его левой ноге, а зубы впились в мясо. Бреннен поднял жертву в воздух, чтобы бросить лакомый кусочек в центральную пасть на своем исполинском лице, но потом мешочек, в котором хранилась реликвия Барусса, выскользнул из разодранных штанов лже-араба и повис на веревке. Аль-Гассур заметил это и, выкрикнув имя капитана, толкнул мешочек в одну из пастей. Челюсти, державшие его ногу, удивленно разжались, и попрошайка упал на песок.

Ведьмин зверь завыл прямо в лицо Аль-Гассуру, десятки пастей изрыгнули на него запах самой его смерти. Попрошайка увидел, как бутылочка вывалилась из разорванного мешка, и крошечный фиал с сердцем его брата вспыхнул бледно-желтым светом, когда стекло разбилось в острых зубах на руке Бреннена. Аль-Гассур прикрыл глаза и не увидел, что петля с горлышка бутылки скользнула по крупному клыку, и шнур врезался в десну, пока чудовище пережевывало стекло и мерцающую реликвию.

Как существуют темные создания, что странствуют по океанским безднам аки посуху, так есть и жуткие твари, что тралят небеса, словно море. Освобождение артефакта из стеклянной темницы привлекло внимание одной из таких тварей, которая в иных обстоятельствах и не заметила бы его с такого расстояния. С божественной скоростью она пикировала с небес, преследуя сверкающую добычу, которой алчут все силы зла. Прежде чем Бреннен успел проглотить обжигающую реликвию, тень, которую даже луна побоялась осветить, подхватила его с легкостью, с которой сокол хватает грызуна. Аль-Гассура окатило кровью, он открыл глаза и увидел, что чудовище исчезло. Но прежде чем первый слог благодарственной молитвы покинул его легкие, моток веревки, которую лжеараб прикрепил к бутылочке, а другим концом – к бедру, вырвался из мешка. Связующая Аль-Гассура и Бреннена веревка натянулась, и попрошайка взмыл в небо. Больше Гроссбарты о нем никогда не слышали.

Прожорливые ноги и правая рука Магнуса разорвали еще двоих узников, но крысомордая левая, не отвлекаясь, пыталась загрызть Гегеля. Монстр восстановил равновесие и теперь напирал: крысиные зубы вцепились в левую руку Гегеля и отдернулись с двумя внешними пальцами и мечом. Гроссбарт в свой черед вогнал кирку в черную морду, но чудище потянуло руку назад, и Гегель выпустил оружие, чтобы его не подтащило ближе к жуткой громадине.

Выхватив лом, он ткнул им в сравнительно обычную, хоть и здоровенную руку, которая целилась ему в лицо. А потом вернулась вторая рука, которая огрела его крысиной головой, будто дубиной. Гегель растянулся на земле от силы удара, но успел откатиться от зубастых ног. Он заметил рядом на земле булаву Манфрида и схватил ее, но это позволило трехглазому чудищу полностью сосредоточиться на нем, забыв от ярости о всех прочих жертвах.

Пробитая киркой крысорука истекала кровью, которая сочилась между защемленных челюстей, но вот они вновь распахнулись, чтобы разодрать беззащитную спину Гегеля. Манфрид взмахнул топором над головой лежащего брата: в стороны полетели крысиные зубы, и лезвие отсекло нижнюю челюсть. Все рты Магнуса зашлись криком, и он бросился на братьев сверху, чтобы раздавить и разгрызть их непокорные кости. Родриго схватил Гегеля, Рафаэль – Манфрида, и оба резко потянули Гроссбартов в разные стороны. Монстр обрушился на пустую землю, а оба врага отлетели так, что едва достанешь.

Пасть на левом локте Магнуса впилась в ногу Родриго и вырвала здоровый кусок мяса. Если бы Рафаэль не потерял уже кисть левой руки, она бы сейчас сгинула в громадной пасти, которая лишь задела его забинтованную культю. Костистое лицо Магнуса повернулось к Манфриду и Рафаэлю: бесформенные ноздри раздувались, пара глаз сверкала черным, а третий глаз – желтым. Два оставшихся узника – закоренелый убийца, который лишь сегодня вечером выяснил, что ищут на его родине Гроссбарты, и молодой аристократ, который никогда не наносил вреда врагу, разом ударили своими клинками по щиколоткам Магнуса. Зубы щелкнули на стопах монстра, когда тот попытался выправиться, а потом ноги толщиной в древесные стволы принялись лупить воздух, а узники продолжали их кромсать.

Четверо возле головы и руки Магнуса поднялись на ноги, но лишь для того, чтобы снова броситься в бой. Вопли ярости сменились воем и стоном, когда меч, топор и булава обрушились на все его конечности. Стопа отыскала грудь аристократа, но последним своим ударом он сумел отсечь лапу, а затем повалился навзничь, ибо клыки на отрубленной ноге продолжали вгрызаться в его тело. В другой ноге с треском разорвались сухожилия – более опытный узник ловко уклонялся от ударов, продолжая рубить чудовище. Измочаленная крысиная голова превратилась в кровавое месиво под булавой Гегеля, а потом и вовсе отвалилась, благодаря усилиям Родриго; правая рука Магнуса оторвалась в локте под натиском Рафаэля и Манфрида.

Раскачиваясь из стороны в сторону в лунном свете, Генрих вновь и вновь выкрикивал имя своего сына, но тот сгинул, похищенный тварью, еще более жуткой, чем он сам. Пошатываясь, крестьянин двинулся к Гроссбартам и их последователям, воздел свою плеть и разрыдался от горя – впервые с того часа, как отрекся от всего человеческого. Бедняжка Магнус кричал, а эти ублюдки расчленяли его заживо. Ребенок откатился к одной группе, только чтобы другая набросилась на его беззащитный торс.

Разобравшись с рукой, Манфрид протолкнулся ближе, чтобы раскроить голову монстру, когда шипастая плеть обвилась вокруг его лица и отдернула Гроссбарта от зверя. Вонь Генриха ослепила их, когда тот наотмашь хлестнул Рафаэля, но потом они оба переключили внимание на одержимого крестьянина. Генрих упал на руки своих послушников, когда топор Манфрида врезался ему в плечо, а меч Рафаэля вспорол брюхо. Демониак хихикал, хотя черная слизь сочилась из его ран, а его враги вернулись к своему делу.

– Сжечь! – приказал Гегель двум узникам. – Маслом эту дрань полить!

– Помешайте им! – закричал Генрих Витторио и Паоло, которые до последнего момента держались позади.

Гегель заметил, что раны Магнуса затягиваются быстрее, чем они успевают наносить новые. Отрубленная крысиная рука растаяла в пузырящуюся жижу у них под ногами, а на культе быстро росла в тонкой плаценте новая. Египетский преступник помог аристократу отшвырнуть прочь заднюю лапу, прежде чем она догрызлась до сердца, но потом ступня обратилась прахом, а кривые когти выросли прямо из окровавленной лодыжки Магнуса. Молодой узник ошалел от ужаса, но убийца привел его в чувство пощечиной.

Поскольку они перестали рубить ему ноги, Магнус сумел отпрыгнуть от остальных четырех врагов, и новенькая крысиная голова громко запищала при рождении. Манфрид приметил что-то за клацающими челюстями центральной пасти на животе и рванулся вперед. Гегель и Рафаэль не отставали, а вот Родриго сдал, из раны на его ноге кровь хлестала, как вино из пробитого бурдюка. Кое-как перетянув бедро, юноша поднял свой арбалет и прицелился в лицо Магнусу.

Чудище попыталось встать на задние ноги, но они еще недостаточно отросли и подогнулись, так что Магнус упал на четвереньки, чтобы встретить атаку. Рафаэль наотмашь рассек ему ноздри и выбил глаз рядом с ними, поэтому зверь сосредоточился на нем. Проскочив под ревущими руками, Гегель последовал за братом, который нырнул под брюхо твари. Зверь дернулся вперед.

Бедро врезалось в Гегеля, зубы вцепились в руку Гроссбарта и потянули к боку Магнуса. Новые пасти распахнулись там, где – Гегель мог бы в этом поклясться! – мгновение назад ни одной не было, и бесчисленные зубы принялись гнуть его доспехи, стараясь добраться до тела. Он попытался отбиться булавой, но длинный, сальный язык обвился вокруг нее и подтянул его ближе. Гегель не мог пошевелиться, но заметил, как вокруг раненого Генриха растет облако. Он понимал, что это значит, и начал громко молиться, не прекращая попыток вырваться.

В глубокой тени под брюхом твари Манфрид сжал обеими руками лом и поднялся – прямо внутрь самой большой пасти Магнуса. Влажная, гнилостная вонь его пасти ослепила Манфрида, но он поднял лом так, что, когда челюсти попытались сомкнуться, чтобы перекусить его, железный стержень впился чудищу в десны. С беззвучной молитвой Манфрид отпустил инструмент, который не давал зверю перекусить его пополам, а мускулы чудовища напряглись, пытаясь переломить мерзкую железку. Теплый, кислый как уксус пар клубился в скрытом углублении, куда вели все пасти. Гроссбарт чуть не задохнулся от зловония. Потянувшись наверх, в черноту, Манфрид голыми руками прорвался через плоть и перепонки; ядовитая кровь обожгла ему кожу и глаза, прежде чем монстр двинулся вперед, и Гроссбарт ухватился за мясо, чтобы не упасть. Его сапоги волочились по земле, а Манфрид разрывал заднюю часть кишкоглотки чудища. Потом несколько зубов хрустнули, лом выскользнул, и пасть зверя захлопнулась.

Разрядив арбалет, Родриго увидел, как единственный человеческий глаз Магнуса брызгами вылетел в лицо Рафаэлю, прежде чем крысоголовая рука ухватила наемника за плечо и принялась трепать его. Гегель почувствовал, как у него с головы сорвался шлем; услышал, как металл скрипит в пасти рядом с его плечом, а потом другой язык обернулся вокруг его шеи, и зубы принялись жевать бороду, затягивая внутрь голову Гроссбарта, вопреки его отчаянным усилиям вырваться. Затем Магнус упал, увлекая Гегеля на землю, а Рафаэля отбросил так, что тот врезался в Родриго.

В ходе боя они удалились от костров, и луна скрылась за тучами, но глаза преступников в темноте видят отлично. Аристократ и убийца застыли на месте, оружие выскользнуло из их ослабевших пальцев. Зверь лежал неподвижно, но ни один из крестоносцев не шевелился: двое растянулись в дюжине футов, одного не дожевали пасти на боку чудовища, а третьего оно проглотило целиком. Папы поддерживали своего первосвященника, который блевал желчью и дымом, а злотворные миазмы собирались вокруг его фигуры в ужасные образы, плясавшие в свете звезд. Звуки и запахи, которые издавало его тело, вызвали бы рвоту даже у некроманта, но его послушники наслаждались этой мерзостью.

Затем шея Магнуса надулась, и узники воззрились на исполинский труп, гадая, какой кошмар народится из него. Мех разошелся, вся голова внезапно покатилась прочь от тела, и наружу выбралась человекообразная фигура.

– Мария! – прохрипел пурпурный человек, поднимая к небу гигантское сердце Магнуса. – Клянусь Девой, мы это сделали!

Когда Манфрид призвал имя Девы Марии, Гегель отодрал от себя остывающие языки и зубы, а Родриго и Рафаэль начали медленно распутывать свои растянутые и окровавленные руки и ноги, чтобы отцепиться друг от друга. Борода Манфрида напоминала родильный послед, а у Гегеля растительность на лице вообще укоротилась почти до самых щек. Гроссбарты обнялись над телом поверженного врага, выкрикивая амини, которые подхватили остальные выжившие.

Над плечом брата Гегель увидел, как Генрих взорвался кровавым туманом, и рядом с оседающим телом крестьянина на землю приземлилась зловеще знакомая тень.

Генрих уже не увидел, как гротескный демон выпрыгнул из самого крупного бубона, а его краденный гумор – черная желчь – текла в жилах чудовища вместо крови. Крестьянин увидел малютку Бреннена таким, каким тот появился в руках повитухи, – пухлым, ревущим и ужасно расстроенным от того, что попал в такой холодный мир. Его грудь поднималась и опускалась уже не током жизни, а болезненным гноем, но Генрих услышал крики Гроссбартов и понял, что, хоть целую вечность ищи, не отыщешь такого злобного дьявола, как они. Имя сына пузырями всплыло на его растрескавшихся губах, а потом Генрих навсегда ушел разом от боли и радости.

– Круги! – заорал Гегель, ткнул в руки Манфриду булаву и бросился за своей киркой. – Чертите круги вокруг себя! Живо!

– Да что за херня? – простонал Манфрид, увидев, что собрался делать брат. – Снова здорово.

– Гроссбарты! – От пронзительного писка демона у всех свело животы. – Думали, разделались со мной? Думали, прижали меня в горах, в том борове?

Окутанная миазмами, отвратительная тварь десятифутовыми шагами направилась к Гегелю, но тот уже подхватил свою кирку и опустился на колени. Демон понял, что он собирается делать, и ускорил шаг; его торжествующий визг сменился испуганным воем. Замкнув круг в песке, Гегель поднял взгляд и увидел, что его окружила туча чумного, зловонного тумана, а демон подпрыгивает перед ним, стоя на самых задних лапках. Гегель отшатнулся, но сдержался, чтобы не вывалиться за пределы круга.

Без дальнейших колебаний демон развернулся и метнулся к Манфриду, но алый Гроссбарт уже нарисовал собственный круг, очень стараясь не капнуть кровью на тонкую защитную линию. Мерзкая тварь поскакала к Родриго и Рафаэлю, но они окружили себя широким даже для двоих кругом. Узники, хоть и не понимали языка, видели достаточно, чтобы повторить действия крестоносцев, так что и в них демон не нашел добычи.

С последним мучительным визгом он подпрыгнул высоко в ночное небо и пропал. В пустыне воцарилась тишина. Молодой аристократ принялся кричать и подпрыгивать в воздух, славя имя Гроссбартов. Гегель и Манфрид хором заорали на него, чтобы успокоить идиота, но тот не понимал слов, а потом его нога приземлилась на черту в песке, и ему в лицо врезалась зловонная комета.

Аристократ покатился по земле, и они увидели, как значительно уменьшившийся демон протискивается ему в глотку, так что гной сочился по растянутым губам. Второй египтянин отвернулся, убедившись, что его собственный круг в порядке. Родриго и Рафаэль потрясенно смотрели, но только Гроссбарты сразу поняли, что делать в этой опасной ситуации.

– Пристрели его! – заорал Манфрид, когда понял, что потерял арбалет во время битвы с Магнусом. – И быстро!

– Риго! – завопил Гегель, обнаружив, что его арбалет сломался. – Стреляй, Риго, стреляй!

Родриго беспомощно смотрел на одержание, пока Рафаэль неуклюже пытался взвести арбалет. Конструкция оружия явно не позволяла сделать это одной рукой, так что Рафаэль потряс Родриго и заорал ему что-то в лицо. Юноша моргнул, затем его стошнило на них обоих.

– Риго! – заревел Манфрид. – Слушай, недолупок, это произошло с Эннисом!

– Эннио! – выкрикнул Гегель. – Это тот же самый демон, и он то же самое сделал с твоим братом Эннио!

Это привлекло внимание Родриго, и он положил на ложе свой последний болт. Одержимый аристократ поднялся на ноги, под подбородком у него качались густые нити желчи. Хихикающий демониак подхватил меч с земли и бросился к ближайшему Гроссбарту – Манфриду. Когда он взмахнул оружием, чтобы рассечь круг Манфрида, последний болт Родриго пробил аристократу грудь и вошел в сердце. Тот повалился на песок и заверещал, исходя болезненными гуморами из всех телесных отверстий.

– Гроссбарты, – горестно взвыл он, хватая пальцами древко. Затем демон высвободился в сгустке крови, но уменьшился уже до размера кошки. – Ломайте их защиту! Помогите мне, братья, как я помог вам!

Паоло и Витторио выступили из мрака, но и не подумали бежать к Гроссбартам. Мозги обоих молодых людей давно запеклись от лихорадки и пустынной жары, но они все равно шагали вперед, а их гнилостные сердца качали гной и желчь по телам, давно просившимся в могилу.

– Что-то не так? – спросил Паоло.

– Что-то случилось? – спросил Витторио.

– Сотрите круги! – выл демон, пританцовывая вокруг них. – Прошу вас, братья!

– Нет, – сказал Витторио.

– Нет, – вторил ему Паоло.

– Но почему?! – возмутился демон, запрыгнул на плечо Паоло и завыл ему прямо в ухо: – Они вам навредили так же, как и мне!

– Неправда, – сказал Паоло, и почесал демону торакс, прежде чем тот спрыгнул обратно на песок. – Они навредили тебе и нашим коням, но что они сделали нам?

– Что? – спросил Витторио. – Разве только указали на твою слабость? Столько возможностей распространять Дар ты упустил, пока вел нас сюда.

– Что? – спросил Паоло. – Разве только освободили нас от твоей власти? Что они сделали нам?

– Вот что! – выкрикнул Манфрид и с потрясающей меткостью метнул кинжал.

Длинное лезвие скрылось в изношенном балахоне, а рукоять отметила то место, где было сердце Паоло. Сын цирюльника повалился лицом вниз, испуская газы, рыгая и исходя дымом.

– И вот!

Кирка Гегеля рассекла воздух, и ее острие врезалось в живот Витторио. Он упал на землю, и еще несколько снарядов от Гроссбартов вонзились в него, прежде чем демониак успел встать. Кинжал, которым воспользовался капитан Барусс, чтобы свести счеты с жизнью, вылетел из пальцев Гегеля и вошел в грудь Дорожного папы.

– Мы не потерпим живых демонов! – крикнул Манфрид трупу.

– И ведьм тоже! – поддержал брата Гегель. – Когда вернетесь в ад, говорите, что святой Гегель вас туда отправил!

Первый демон трясся от хохота, прыгая на трупах, и ругмя ругал своих товарищей, пока они вылезали из бубонов на телах своих носителей. Эти двое оказались чуть меньше, но не менее отвратительными тварями, которые тут же побежали к первому. Их острые коготки, тонкие рожки и загнутые ножки царапали его шкуру и панцирь, под которым текли жирные токи гуморов. Демон, не переставая выговаривать им, легко уклонялся от атак, перебирая более длинными ножками, а орган, венчавший его заднюю часть, испускал в небо один зловонный фонтан за другим.

Ничего не шевелилось в песках на лиги и лиги кругом, кроме защищенных кругами людей. Все живое разбежалось, учуяв зловоние отряда Генриха – даже черви покинули гниющие тела, когда демоны вложили все свое зло в тела человеческих носителей. Демоны подбежали к Гроссбартам, с ними приблизились и зловонные миазмы. Но даже они не могли проникнуть в круги, так что братья осыпали злых духов бранью и плевали на них, пока не поняли, что этим лишь радуют гнусных тварей. Когда тьма начала рассеиваться, а заря разгораться над песками, отношение демонов сильно изменилось. Все трое навалились друг на друга и принялись отчаянно торговаться с Гроссбартами, умоляя их выйти из кругов.

– Я знаю, где лежат бессчетные богатства, – пищал первый демон.

– Я знаю, где их больше, – возразил второй, – и я тебя оставлю целым, как только мы найдем мне другое тело!

– Умоляю, – ныл третий, – если ты сотрешь круги своих товарищей, мы тебя не тронем и расстанемся друзьями!

– Хрен! – фыркнул Гегель. – Рассвет скоро, лучше начинайте молиться. Мне.

– Больно ведь будет, да? – восторженно спросил Манфрид. – Больнее, чем я могу себе представить, будет, когда вас снесет обратно вниз?

Родриго и Рафаэль едва держались на ногах от усталости, но не смели отдохнуть, пока демоны не сгинут. Последний узник переминался с ноги на ногу, безуспешно пытаясь размять ноги. Как и Гроссбарты, он начертил себе слишком узкий круг, в котором не было достаточно места, чтобы безопасно сидеть. Демоны приставали и к нему, а также к Рафаэлю и Родриго, но никто не пожелал с ними договариваться.

Над дюнами вспыхнул солнечный свет, и злые духи застонали, неуклюже попытались убраться подальше от зарева, но слишком ослабли и уже не могли толком прыгать. А потом они перестали стонать и разом повернулись к свету. Гроссбарты оживились, потому что все трое сжали обрамленные антеннами язвы, заменявшие им рты, и заставили себя двигаться навстречу восходящему солнцу.

Потекли гнойные потоки, когда солнце их коснулось. Двое подобрали ножки и прикрыли глаза тоненькими лапками, но первый демон заставил себя идти вперед. Потом лучик коснулся его омерзительного тела посреди прыжка, панцирь покрылся тысячью трещин и разлетелся на куски. Вихрь миазмов превратился в клубы черного дыма, которые покатились дальше, а потом рассеялись над песком, так что лишь опаленный след остался на этом месте. Манфрид почувствовал, как его окутывает солнечный свет, и вышел из круга, чтобы лучше поиздеваться над последними двумя демонами.

Один из них собрался с силами и метнулся к нему, визжа его имя, но вылетел на свет и взорвался, так что зловонная жижа запятнала песок у ног Гроссбарта. Последний демон отчаянно рванулся в тень, но и его настиг свет. Вверх взметнулись чумные испарения, а сам он сдулся и опустился в песок. Люди остались одни в пустыне, поскольку демоны провалились обратно в бездну, чтобы там интриговать, жаловаться и проклинать имя Гроссбартов.