Купцы и Вальд подходили к замку, в котором обитал бухан. Сыны Торга шли не спеша, как и идут люди, знающие себе цену. Вальд же, напротив, семенил позади — всем своим видом показывая, что тяготится своим нахождением здесь. Но вчера, после того, как они спешно покинули «радушного» бухана Краусса, и оказались в том самом домике на площади Блохи, в котором проживал ноён, Вальду и Бардему пришлось услышать о себе немало. Закрыв входную дверь, и плотно занавесив окна, ноён Розенпорт взбеленился:

— Молодые люди! Как не стыдно делать из меня глупца! А если бы я хуже владел собой? Я бы мог выдать вас с головой, проговорившись невзначай!

Молодой Пергани немного смутился, даже не пытаясь отпираться:

— Мы не хотели вмешивать вас в наши дела!

— Эх, вы! Вы в своей глуши у Торговища уже совсем разучились разбираться в людях! Вы видели многих купцов, что предают своих? Да и не своих! Я чуть со стыда не сгорел, услышав вашу байку о том, откуда у вас рабом этот юноша. Я смог бы придумать что-то более правдоподобное!

Вальд попытался заступиться за своего товарища:

— Но позвольте! Времена ныне наступили тяжелые, в Крамбаре очень сложная обстановка — ее заметно даже мне, а я в таких вещах не очень-то разбираюсь. А вдруг вы были бы вынуждены играть на руку местным? И мы не осудили бы вас.

— Нет уж, молодой человек! Увольте уж меня от ваших этих оправданий! Чтобы мирянин предал мирянина, Семи на вас нет!

Бардем убрал какую-то ему одно только видимую пушинку с рукава, шумно вздохнул:

— Извините нас, достопочтенный. Мы не имели никакого права сомневаться в вас. Мы лишь хотели сами все сделать. Мы думали, что обезопасим вас тем, что вы только представите нас бухану. А потом предполагали, что вы устранитесь от наших дел. Они слишком опасны.

— Думали они, предполагали они, — ноён еще долго кипятился. — И что за «страшные» такие дела заставляют молодого астронома рядится в образ спинолюба? Хотя надо признать, достаточно правдоподобно, а купца — торговать этим астрономом, как рабом? И учтите, меня на сказку о кочевниках и болезнях не купите!

Вальд решился:

— Хорошо, хорошо. Если вы хотите знать — так слушайте, услышьте всю мою историю. И рассказал все: и о драконах, о разрушенных планах Хрона, о дальнейшей жизни в Мире, о праздновании десятилетия и о похищении матери, о путешествии со Стелой, о семье Пергани, что тоже немало пострадала от козней Хрона. Лучшего слушателя, чем достопочтенный Розенпорт нельзя было и желать — он слушал, не перебивая, не задавая никаких вопросов, чуть подавшись вперед, внимая рассказчику. Дослушав, он предложил перекусить, пока вся эта история будет укладываться в его голове:

— Слуг я отпустил, когда собирался к бухану, поэтому угощу, чем богат.

А богат был нынче ноён отварным мясом пустынных птиц — гагар, что в изобилии гнездятся на Вороньем побережье. Мясо было сварено с пряными травами и приятно на вкус. Еще к птице подал свежие овощи, лепешки, фрукты, вываренные в меду, и большущий чайник ароматного терпкого напитка из местных трав. Вальд и Бардем торопливо насыщались. Достопочтенный Эктор ел неторопливо, маленькими кусочками поглощая пищу, не проронив ни слова во время трапезы.

Потом все так же молча, убрал остатки, махнув рукой на предложение помощи.

— Итак, я услышал вашу историю и решил, что она — правдива.

Молодые люди переглянулись. А ноён продолжил:

— И, исходя из этого, могу предложить свою помощь еще раз. Но теперь, я уже знаю, на что я иду.

Так что вам нет нужды беспокоиться обо мне. Ваше дело — попасть в Красную башню и найти там то, что вы ищете. А мое дело — подготовить пути отхода. На случай, если у вас что-то не заладится и спешно придется бежать. Олаф шутить не любит — он и по меньшему поводу отправил кучу народа в подвалы. Для него нет большего наслаждения, чем замучить кого-нибудь. Он после таких развлечений становится сильнее. Как-то после особенно удачного для него дня я видел, как он летал над Крамбаром, стремясь внушить своим подданным страх и почтение. Я только не пойму — его еще и вожделеет практически все население города, в надежде лишь на бессмертие, которым он может наградить тех, кто был ему мил. Только нет таких бессмертных. Что он с ними творит, я не знаю. И какое он божество — тоже не имею представления. Нет ни книг, ни записей, в которых описывается реальное происхождение Олафа. Я лишь знаю, что правит он очень давно. И, если ты, Вальд, собираешься попасть к нему — будь готов стать настоящим спинолюбом. Сначала ты попадешь в руки бухана Эрика — а он известный на всю империю любитель молодых людей, и я заметил, как он на тебя смотрел. А потом, когда он посчитает, что ты готов, он уступит тебя своему повелителю. И нет ни одного из тех, кто покинул Красные башни после того, как разделил ложе с Благословенным. Из его постели попадают только в подвалы, божество выжимает своих любовников и любовниц в буквальном смысле досуха. Кроме Всемогущего есть еще и вторая опасность. Сейчас в божественных подругах — фрекен Гудрун из семейства Лунд. А семейка эта издавна известна своей кровожадностью. Ныне они задались целью стать вторыми после императора в Крамбаре, и не брезгуют ничем в достижении ее. Остальные крамсоны тоже не дремлют — каждый норовит вскарабкаться повыше, откушать послаще и не упустит случая урвать кусок такой, что унести тяжело и бросить жалко. А если заметят, что кто-то урвал больше и лучше — доложат куда следует, чтобы избавиться от этого удачливого сотоварища. На всей Зории закон гостеприимства священен — даже ведьмы, которых вы ищете, соблюдают его. Так говорят те, которые встречали их. Поверьте мне, я исколесил немало дорог перед тем, как меня сюда ноёном прислали. Все, абсолютно все, признают гостя — священным. Кроме крамсонов. Им ничего не стоит приютить гостя, накормить, ночлег предоставить — а наутро продать на невольничьем рынке, или выставить предателем, врагом империи, и тогда получить вознаграждение за выполнение гражданского долга. Так что — судите сами, нужна ли вам помощь в здешней паутине отношений от человека, который уже давненько варится в этом котле. Я вам рассказал лишь малую толику того, что скрыто под личиной внешне благополучного и гостеприимного Крамбара.

Гости, не сговариваясь, кивнули. Много слышали о крамсонах нелестного, но чтобы до такой степени… Было о чем задуматься. И помощь знающего человека будет не лишней.

— Я приготовлю для вас лошадей — тех самых, которым ничего не стоит пройти через Крогли, на которых путешествуют хирдманны. Эти лошади быстрее, чем верблюды, и почти такие же выносливые. Они стоят дороже даже, чем верблюды, но для вас я приведу их. Выведу лошадей за пределы города и спрячу в укромном месте. Запасы еды, воды, одежды и денег будут ждать вас там же. Чтобы не попасться, мне придется доверить перевозку кому-нибудь из мирских купцов. Я слишком на виду, чтобы самому все это готовить. Бухан может организовать слежку только потому, что захочет приобрести Вальда за любимую цену — бесплатно. Это вполне можно устроить, если нынешний «владелец» молодого астронома и тот, кто представил его, окажутся врагами империи.

А, кстати, Бардем, ты не сможешь сопровождать своего друга. Тебе придется попрощаться с ним в замке бухана. И если вам суждено встретиться, то — чем тебя не устраивает место, где будут укрыты лошади и припасы? Там ты будешь хоть в какой-то безопасности.

Вальд продолжил:

— Итак, я попадаю к бухану, потом он меня отдает Олафу. Стела должна быть там к этому времени.

Мы с ней выбираем время, забираемся на Красную башню, узнаем то, что нам нужно и быстенько убираемся оттуда. Если нас не будет в течении трех дней, после того, как я попаду к императору, Бардем, ты можешь уезжать без нас. И знаешь, ты свой долг можешь считать отработанным и ехать уже сейчас.

— Я поклялся матери именем Веса и Кодексом, что буду помогать тебе, пока не будет знака от праотцов, так что не тебе меня освобождать от моего обещания.

— Фу ты, ну ты! Какие мы птицы обязательные! Ладно, пусть будет, как будет. А если Торг будет занят и не пришлет тебе знака? Ты за нами и через ведьмины круговины пойдешь?

Бардем кивнул, укоризненно глядя Вальду в глаза. Астроном прекратил свои нападки.

Разместились на отдых — ночь покажется слишком короткой тому, кто не проводил ее в мягкой постели так давно.

Наступило утро. И вот теперь пришлось вновь играть свои роли. Пересекли призамковый ров, пройдя по солидному разводному мосту. Вальд едва сдержался, чтобы не вздрогнуть, когда за ними опустилась массивная металлическая решетка и закрылись ворота. Не к месту вспомнился плен у драконов — замки хотя были и разными, но звук закрывающихся ворот навеки впечатался в сознание. Замок бухана охраняли дюжие вояки под предводительством пяти хирдманнов. Как рассказывал ноён, это являлось отличительным признаком богатства и значимости бухана в Крамбаре. Войско Олафа состояло полностью из хирдманнов. Императору подчиняются ярлы, которые призваны следить за выполнением законов империи. Под ярлами ходят лендермены — те, кому позволено собирать после штормов и приливов, что выбрасывает океан, и выращивать на отданных им территориях все, что им заблагорассудится, у них в подчинении рыбаки и пахари.

Ярлам формально подчиняются буханы — под этими официально никого нет, но они баснословно богаты. Есть еще суприм, он подчиняется лично Всемогущему.

Бухан Краусс, у которого было аж пять хирдманнов, считался самым богатым среди своего сословия в Крамбаре. И он спешил гостям навстречу, широко раскинув руки, подметая длинными богатыми одеждами камни внутреннего дворика:

— Бухану Эрику здравствовать и процветать! Всевышнему Олафу бесконечности Новолетий! — приветствовал ноён Эктор хозяина башни.

— И достопочтенному здравствовать и процветать! Всевышнему — бесконечности!

Вальду показалось, что он вновь попал в день вчерашний — те же люди, те же слова — только место другое. Глаза не поднимал — а как же, невольник, тяготится своим положением и все такое.

Пока ноён и бухан обменивались приветствиями, Бардем прошептал, едва шевеля губами:

— И ты готов ради матери и кровницы разделить ложе вот с этим?

Бухан, разодетый в утренние одежды, казался похожим на тонконогого паука среди разноцветной паутины. Глазами нет-нет да вперивался сладострастно в лицо Вальда. Астроном внутренне содрогнулся от омерзения, незаметно пожал плечами:

— А у нас есть варианты? Да и теперь поздновато передумать, нас тут всех и положат.

Все пятеро хирдманнов выстроились во дворе — бухан хотел показаться своему новому наперснику во всей красе и богатстве. А вчерашний так тщательно продуманный и выверенный план показался нынешним прохладным утром редкостным бредом, приснившимся в пьяной дреме.

Вальд прошептал, стараясь как можно незаметнее двигать губами:

— Слышь, ты бы мне кинжал или хоть ножик какой оставил?

— Тебя обыщут, и обыщут так тщательно, что ты зубочистку с собой не пронесешь. Особенно будут стараться при обыске укромных местечек — думаешь войско и охрана у бухана не спинолюбы?

Половина из них — уж точно, как хозяин, он тут иногда такие праздники для «своих» закатывает, что ой да ну — это мне Розенпорт рассказывал. Тут в Крамбаре подобное тянется к подобному.

Вальд едва заметно дернул носом, пожал плечами:

— Ну тогда буду обходиться тем, что придется.

Гости и хозяин вошли в жарко натопленные покои. И вновь бухан предложил снять уличные одежды. Приближался сезон ветров и, хотя на побережье он был мягче, все же приходилось кутаться в теплые плащи. Купцы, астроном и бухан — более, чем странная компания — разделили трапезу. Стол был уже накрыт и встречала их Стела, облаченная в странное платье — она выглядела в нем совершенно обнаженной. Ей же пришлось прислуживать за столом. И молчать, приказано же было молчать.

Разговаривали о пустяках, серьезные разговоры оставив на потом. И вот наступило оно, «потом».

Едва слышно ступающие слуги унесли грязную посуду, оставив замысловатый сосуд с дымящимся кафео, бухан предложил опробовать ликеры и вина, которые были собраны со всех частей Зории.

— А вот ваше, ущельское. Пригубите, каков букет!

Вальд едва коснулся бокала, от тяжелого раздевающего взгляда бухана никуда не деться, не отвернуться, не сбежать. В голове лихорадочно мелькали мысли: то ли сразу резануть будущего хозяина, то ли бежать. Не подходило ни то, ни другое. Вальд решил повременить с решением, Стела здесь, может она придумает что-нибудь. Бухан отозвал ноёна и хриплым от вожделения голосом завел разговор о деньгах:

— Итак, какова цена? За сколько мирские купцы продают сограждан?

Ноён пожал плечами:

— Это не мой товар, я не могу цену назначать. Позвать вам Пергани?

— Зови, зови.

Подошел Бардем. Краусс задал тот же вопрос и ему.

Пергани, хотя был молод, повидал достаточно покупателей, которые хотят приобрести понравившийся товар во что бы то ни стало: жадный блеск в глазах, трясущиеся руки. Особенно легко узнавал он тех, которые любили выпить лишку или курили запретную траву, или бывали жадны до нежных женских прелестей — в кулинарном смысле этогй жадности. Бухан Краусс, как бы ни был он богат и силен здесь, в Крамбаре, подцепил тяжелую болезнь. Его болезнь звалась Вальдом. Бухан твердо решил приобрести астронома, но называть хоть какую-то цену было опасно: занизишь — станет подозревать, завысишь — живым не уйти. Бардем принял решение почти моментально:

— Для вас, достопочтенный бухан, цена этому молодому человеку будет слишком велика: я прошу вашей протекции, когда приеду с караваном в следующее Новолетье. А нынче он обойдется вам в нисколько скипов.

Бухан опешил. Он ожидал, что купцы заломят за столь редкостного невольника несусветную цену.

Ха, а протекцию, да в следующее Новолетье — Краусс мог пообещать таких услуг сколько угодно, хоть всему клану мирских купцов. Он торопливо кивал, подписывая бумаги. Остаток визита прошел скомкано. Хозяин не скрывал своего желания остаться с новым любимчиком наедине.

Стела молчала, глядя куда-то себе под ноги. У Бардем перехватывало дыхание от ее красоты и от ощущения, что их стройный план проваливается куда-то в хронилища. Лишь Розенпорт сохранял спокойствие, изредка потихоньку дергая кровника за одежду, пытаясь привести его в чувство.

Вскоре купцы откланялись. Бухан облегченно вздохнув, предложил заходить, не церемонясь.

Появившийся хирдманн проводил купцов до ворот, и низко поклонившись, покинул их.

Бухан же без долгих разговоров, велел Стеле быть готовой отправиться в Красные башни, как только подготовят экипаж. Стела поняла, что утратила над Крауссом всякую власть в тот момент, когда вошел Вальд. Бухан был убежденным спинолюбом. Он вызвал всех ухаживальщиков и, пока Стела поднималась по лестнице и могла слышать о чем ведется разговор, она слушала распоряжения его о подготовке нового любимца к первой ночи. Голоса Вальда слышно не было.

Стела не успела передохнуть после подъема по достаточно крутой лестнице, лишь только прилегла, примяв покрывало, как появился хирдманн. Девушка до сих пор не отличала их друг от друга, они казались совершенно одинаковыми и она никогда не слышала их голосов. Он знаком показал следовать за собой. Стела накинула плащ и устремилась за провожатым, оставляя позади ненавистную комнатку на вершине башни.

Вальд огорчился, узнав, что Стела уезжает, а он так и не успел с ней перемолвиться даже словечком, и не успел посвятить ее в ту часть плана, которая зависела от нее. Но ее отъезд все же предоставил астроному передышку. А последующие процедуры даже повеселили. Ухаживальщики тщательно удаляли любую поросль на его теле. Особенно развлекло Вальда, когда им пришлось воевать с растительностью на его ногах. Астроном был достаточно волосат, чтобы привести ухаживальщиков в уныние. Но рано или поздно все заканчивается, окончилась и эта процедура, во время которой он смеялся до слез от щекочущих прикосновений. Потом пришли массажисты, мойщики и много еще других, они занялись телом Вальда, позволив тому тщательно обдумать дальнейшие действия. Тихие шепотки ухаживальщиков натолкнули молодого человека на мысль, что бухан до дрожи в коленях боится императора. Впрочем, как понял Вальд, Олафа Всемогущего боятся все без исключения крамсоны. Боятся и любят, и все поголовно желают забраться в его постель, чтобы урвать свою частицу бессмертия, которой, по слухам, божество может наделить любого. И в голове у Вальда сложился план, как можно избежать сегодняшней ночи с буханом, одна лишь мысль о которой вызывала чувство гадливости и отвращения. Потому как Вальд точно знал, что он не спинолюб — любовных приключений с противоположным полом у него было немного, но это лишь укрепляло юношу в мыслях об одной-единственной, которую он, как истый астроном, будет любить долго и счастливо до самых небесных полей.

Бухан Краусс вернулся из Красных башен после обеденной трапезы. Вальду принесли еду в комнату на вершине башни — ту самую, которую освободила Стела. Сюда, по-видимому, заселяли особых пленников. Вход охраняли двое хирдманнов — новоявленному любимцу не доверяли. Один из хирдманнов как-то странно поглядывал на Вальда, но астроном списал это на то, что охранник, вероятно, ранее был любимцем хозяина и теперь подозрительно относится к новой игрушке.

Бухану же пришлось откушать с Всемогущим, осторожно пробуя каждое блюдо — божество иногда развлекалось тем, что подсыпало в кушанья сильнодействующие яды. Для императора любая отрава была не опасна, в отличии от его гостей, которым приходилось несладко.

От совместного приема пищи с Всевышним отказаться не было возможности, но и выжить после этого сложновато. Краусс вернулся взвинченный, лишь мысли о сегодняшнем приобретении и предстоящей ночи поддерживали его во время визита в Красные башни. Даже полученный скип вознаграждения не радовал. Итак, долгий утомительный визит закончился, и бухан вернулся в свой замок. Велел приготовить ванну. Со стоном облегчения забрался в теплую воду в купальне, откинул голову, наслаждаясь ароматной пеной, и вдруг напрягся, вспомнив, что яды бывают и медленного действия. Но потом, постаравшись выкинуть эту мысль из головы, приказал позвать Вальда, решив не дожидаться ночи, и познакомиться со своим новым любимцем прямо сейчас.

Астронома сопровождали оба хирдманна, ему подумалось: «Однако и важная я персона, если меня эти два жлоба ведут, или боятся, что сбегу». Вальд переступил порог купальни, в воздухе которой слоился ароматный пар, полускрывая окружающее неясной дымкой. Юноша еще не видел себя в зеркале полностью, после проведенных процедур. Бухан, не в силах больше сдерживаться, дрожащим от страсти голосом приказал раздеваться. Вальду подумал: «Ну вот, началось», но одежду послушно стянул. Переступил через лежащие на полу тряпки и застыл, словно приглашая полюбоваться собой. А полюбоваться было чем: широкие плечи, красивые, в меру мускулистые руки, крепкий пресс, узкие бедра, длинные поджарые ноги — хорош, ох, до чего же хорош. Торнвальд де Аастр, один из последних астрономов Зории, встретил свое двадцатое Новолетье не в худшей форме. А для того, чтобы бухан поддался на его игру, нужно было еще больше увлечь этого завзятого спинолюба. Вальд выставил ногу вперед, заставив мышцы по всему телу заиграть, и томно взглянул на своего хозяина. Потом, продолжая игру, опустил глаза и едва не поперхнулся: в лужице воды, пролитой на каменную плитку, он, наконец, увидал отражение своего лица. Да уж, ухаживальщики постарались, зная вкусы Краусса. То, что не теле не осталось ни одной волосинки, это было совершенно не важно. Но вот что они сотворили с лицом — смех, да и только. Они обвели глаза, и без того яркие, чем-то темным, заставляя зрачки светиться собственным светом в неярком свете факелов в купальне. Начисто выбрили щеки, подвели брови и слегка нарумянили щеки. Вкупе с мускулистым телом смотрелось это так забавно, что Вальд едва не прыснул. Закусил нижнюю губу, пытаясь удержаться от смеха и одновременно придать лицу томное выражение. Бухан задышал чаще. Вальд решил сбавить темп: «А то старикана удар в горячей воде хватит, потом с кем тут разбираться…» Двинулся к скамье, стоявшей возле водоема, в котором распростерся бухан. Благодаря Семерку, что милосердная пена скрывает худые телеса Краусса. Сел на теплый гладкий камень, одну ногу поставил на край скамьи, обнял колено и вновь взглянул на бухана, призвав всю свою выдержку, мечтал солгать так, чтобы бухан поверил — а уж ложь никогда не была сильным оружием в арсенале любого астронома.

— Ты знаешь, что ты самый красивый юноша из всех, что я видел? А уж поверь мне, видел я не мало. И не только видел. Полезай ко мне — говорил на мирском языке практически без акцента, лишь иногда пришепетывая.

— Господин слишком милостлив ко мне.

— Я к тебе не милостив. Я тебя хочу.

— Господин будет гневаться, если я скажу правду.

— Говори. Что еще за правда?

— Я не предназначен для вас.

Бухан взревел, денек и так был не из легких, а тут еще этот красавчик смеет перечить:

— Я сказал, полезай сюда!

— Нет! Я предупреждал, что вы будете недовольны. Позвольте объяснить.

Бухан не стал бы тем, кем он стал, если бы не имел таланта слушать:

— Говори.

— Я не хотел вас оскорбить, говоря, что не могу вам принадлежать. Среди кровников клана астрономов есть тайное поверье — если девственник или девственница с чистой кровью вступит в связь с божеством, он или она становятся божеством, сменяя небесного праотца. Меня зовут Торнвальд де Аастр. В моих венах течет кровь двух великих кланов — астрономов и пастырей. С тех пор, как я узнал об этом, нет мне покоя. Узнав об Олафе Всемогущем, я устремился в Крамбар.

— А как же история купца, который тебя привез? В ней есть хоть доля правды?

— Он ни в чем не виноват. Я с ним особенно и не разговаривал. А то, что он решил нажиться на моем стремлении попасть сюда — что ж, я его не виню, каждый ведь получил то, что хотел. И подумайте, насколько для вас будет выгоднее иметь меня в друзьях, чем в любовниках. Друг божества — звучит неплохо, да?

Бухан призадумался, потом сообразив что-то:

— Знаешь, это лишь твои слова, я ни разу не слышал об этой вашей астрономовской «тайной» легенде. Поэтому я, пожалуй, откажусь от еще одного божественного друга — мне достаточно Всевышнего Олафа.

— Ну тогда вы тем более должны быть заинтересованы в добром отношении вашего Всемогущего: потому как кровница моя — не девственница (да простит меня Стела, откуда мне знать — ее личная жизнь за семью печатями), но для кровника она многое сделает. Поэтому она отдаст Красных башнях мое сердечное послание для Всемогущего, которому Вы, бухан Эрик Краусс обещали меня. А божества любят, когда им пишут, и пишут о них, умоляя о любви и свиданиях. Так что предлагаю подумать вам: отдавать ли меня в целости (подчеркнул-то как — в ЦЕЛОСТИ) своему божественному другу или? — Вальд замолчал, потом продолжил вкрадчиво: — И я слышал, что император не очень любит тех своих подданных, что не стремятся угодить ему.

Лицо бухана посерело, вместо Вальда привиделся императорский лик с брюзгливо оттопыренной нижней губой, и этот лик хмурился недовольно. Но потом кровь вновь прихлынула к щекам бухана:

— А зачем божеству наделять тебя божественной силой? Зачем ему конкурент? Я лишу тебя девственности — этого хочу я. А потом он получит тебя, астронома, в свои игрушки. Все довольны, всем хорошо. Тебе тоже понравится — никто из моих любовников потом не жаловался, хотя многих поначалу приходилось держать. Мои хирдманны — лучшие помощники для укрощения строптивцев. Я не буду портить твою нежную кожу наказанием, я буду с тобой оочень нежен. Лишь в первый раз мне помогут, а потом ты сам будешь за мной бегать.

Астроном едва не запаниковал, чувствуя близкий проигрыш, но вспомнил, как побледнел от страха бухан. Перед глазами всплыло такое далекое лицо из прошлого — матушка Нарика Изабелла Криста, что пророчила ему великое будущее, и решил, что он сейчас — больше пастырь, чем астроном и, собравшись с силами, продолжил:

— А я не собираюсь быть ему конкурентом. Я буду в его услужении. Красные башни не самое худшее место для проживания. Всевышнему будет радостно, что ему служит сын богов, наследник Аастра и Пастыря небесных.

Бухан оглушительно захохотал:

— А что же, ваша семерка небесная, они спинолюбы? Ты сын Аастра и Пастыря?

— Нет, бухан, они не спинолюбы. Я — действительно редкость на Зории. Моей матерью была одна из последних женщин клана астрономов, а отец — пастырь, что словом мог начинать и заканчивать войны, — Вальд счел за лучшее не упоминать, как закончился мирской путь его родителей.

И вновь задумался бухан. Вода остыла и он велел подать нагретую простыню, в которую его облачила подбежавшая мойщица. Заглянул главный ухаживальщик, вопросительно глянул на хирдманнов, один из них едва заметно отрицательно покачал головой, показывая, что их услуги сегодня вряд ли понадобятся. Возбуждение Краусса схлынуло, он стал рассуждать разумно и решил, что милость одного божества и вероятная дружба другого — даже, если астроном божеством не станет, что наиболее вероятно — это что-то новенькое и может сослужить хорошую службу. Все крамсоны ходят по лезвию, почему бы не притупить это лезвие… тем более, что миряне — люди слова, в этом Краусс убеждался не раз. Если же парень лжет — что же, никогда не поздно позвать двух хирдманнов, чтобы те подержали мальчика и уж тогда потешиться от всей души, да и можно будет не стесняться, наказать лжеца.

— Хорошо, Вальд.

— Что хорошо?

— Ты меня убедил. Но тебе придется какое-то время провести у меня в гостях. Я не могу представить тебя с твоими ужасными манерами, у тебя кожа обветренная и сухая. Мои ухаживальщики сотворят чудо и, когда я представлю тебя божеству, ты будешь совершенно идеален. Такой вариант тебя устраивает?

— Конечно. Ваша щедрость сравнима лишь с вашим великодушием.

— Одевайся, не дразни меня, а то мое великодушие может быстро закончиться. Отправляйся к себе наверх. И как, говоришь тебя зовут полным именем?

— Торнвальд де Аастр.

— Вот это достойное имя. Кто так тебя обозвал — Вальд, мягкое, никчемное имя. Я буду звать тебя Торн — это как раз то, что надо.

Вальд подумал: «Зови хоть как, мне-то что». Но вслух, естественно ничего не сказал, лишь молча поклонился.

Вальда вновь отвели в комнату на вершине башни. Хирдманны оставили его там и исчезли.

Вальд, выждав немного, осторожно выглянул в проем — неужели его никто охранять не будет?

Ниже виднелась узенькая полоска света, пробивающегося из-под закрытой потайной двери — там — то похоже и размещались соглядатаи. Ну, хоть глаза мозолить не будут и над душой стоять. Вальд обшарил всю комнатку, желая побольше узнать о ее предыдущих жильцах. За прикроватным столиком нашел неровные палочки — чьи-то отметины, свидетельствующие о тоскливых днях узника или узницы. В самом низу едва заметно по-мирски написано «Кир». Сердце екнуло — в этой самой комнате жила Стела. Но, похоже, никаких больше потайных знаков ей оставить не удалось. После долгого-долгого обыска всей клетушки удалось лишь найти в щели между спинкой кровати и матрацем разогнутую шпильку с заточенной половинкой. «А вот и кинжальчик» — обрадовался Вальд, старательно перепрятав находку. Конечно, против хирдманновских мечей с их волнообразными клинками не очень-то спасет, но может пригодиться — если станет совсем невмоготу, поможет мигом окончить мучения. Вальд укутался в одеяло, еще хранящее запах Стелы — духи эти он запомнил, когда вошел и увидел ее разряженную, кажущуюся почти голой и сводящую с ума этим самым запахом — словно удар под дых получил, хотелось сорвать скатерть со стола и прикрыть кровницу от чужих плотоядных взглядов. Такое же чувство возникало в далеком детстве, когда матери приходилось плясать на праздниках у Диких, и все племя пялилось на полуобнаженное тело, вызывающее откровенное желание. Терпкий запах напоминал и о Селене и о Стеле — таких одновременно близких и далеких. День был долгим и трудным, но удалось выторговать немного покоя. Вальд не преминул воспользоваться затишьем и крепко уснул.