Янина никак не могла решить, в какую сторону им пойти или хотя бы в каком направлении вести поиски тех самых круговин. Она вслушивалась и вглядывалась, ожидая того самого зова, но все тщетно. Вальд и хирдманн уселись неподалеку в тенечке, благо оазис рядом. Дневные светила уже неумолимо клонились к горизонту, когда хирдманн толкнул легонько астронома в бок локтем:

— Слышь, а Симона эта, она же скоро от веревок освободится. Надо бы поторапливаться, ты ей скажи, что ли. Может ей помощь нужна?

Хирдманн уже не бросался на их спутницу с ножом, но и разговаривать напрямую пока не решался, даже по имени ее не называл, только «она», «ведьма», ну, или в самых исключительных случаях «барышня».

Вальд поднялся, отряхиваясь от налипших песчинок:

— Янина, скоро закат. Ты опиши круговины эти, может мы их поможем найти.

— Я точно не знаю, так ли они выглядят — это неровные окружности, в центре самая маленькая.

Нарисованы или, может быть, выложены из камня, середина скорее всего черного цвета. Всего кругов семь и каждый из них больше предыдущего. После черного круга должен быть красный, потом оранжевый, желтый, зеленый, голубой и последний — синий. И, да, они, наверное, все-таки камнями выложены, потому что на песке много не нарисуешь.

— А в какой стороне-то хоть искать?

— Я не знаю. Я точно знаю, что они неподалеку. Ну вот, как, например, ты же можешь сказать, что где-то недалеко костер, если будешь чувствовать дым. Вот я чую этот дым, но направления не вижу.

— Давайте тогда просто тупо пойдем в три стороны. Как только Прим коснется горизонта, возвращаемся и сравниваем, кто что обнаружил. А там решим, что дальше. Ты же можешь почуять, приближаешься или удаляешься.

Янина как-то по-новому, жалобно, что ли, пожала плечами, неуверенно протянула:

— Ну, может быть…

— Тогда пошли. Засиживаться некогда.

Разделились и потопали, воду разделили на троих. Кладь зарыли под теми деревцами, где недавно прохлаждались воин и астроном, все равно же возвращаться придется. Оружие, которого оказалось совсем немного, тоже поделили — мало ли что. Вальд забеспокоился — Янина все-таки молодая девушка, мало ли кого или что можно встретить среди песков, и хотел предложить себя в провожатые. На это хирдманн криво усмехнулся:

— Ага. Провожай, провожай. Барышне ты, может, еще и обузой станешь. Ты же Несущий меч, вот и неси. А не за юбкой топай.

Янина вспыхнула, и гордо задрав к выцветшему небу голову, отправилась восвояси по направлению, которое ей досталось.

Вальд шел навстречу дневным светилам. Дневной зной начал ослабевать, ночной холод еще не опустился на пески, и пустыня преобразилась. Птицы, зверьки, насекомые покидали дневные убежища и отправлялись по своим делам. Пески начали наполняться звуками. Вальд, шедший практически беззвучно, изредка лишь шелестел потревоженный песок, с любопытством оглядывался по сторонам. Зверушки, едва различимые на фоне песка, покидали тайные норки и выходили охотиться на неведомо откуда появившихся в изобилии мух, стрекоз, мошек и жуков.

Деловито расправив жесткие крылья, отливавшие зеркальным блеском, прожужжал какой-то немаленький жук. А через мгновение послышалось чавканье и хруст — кто-то достаточно быстрый и умелый жука схрупал, аппетитно похрустывая крыльями. Впереди ссорились песчаные чайки — скорее всего, не поделили добычу. Бесшумно пропрыгал тушканчик, бесстрашно поглядывая на астронома черными бусинками глаз. Столько зверья Вальд в песках еще не видал, а уж он тут не первый день путешествовал. Хотя, в другое время не было и возможности полюбопытствовать — нужно было или бежать, или догонять, спасать или спасаться. Внезапно раздалось: «Слуууушай!

Слууушай!». Вальд повалился в пески, стараясь спрятаться. Призыв слушать прозвучал совсем неподалеку еще несколько раз. А потом показался и сам «слушатель», или слушательница: жирная птица, грязно-желтое оперение, крылья, волочащиеся по песку окаймлены красным, оранжевый клюв, черные глаза, размером с крупную сливу с изумлением разглядывали невиданное ранее существо на двух ногах, совсем без перьев, без клюва и глаза впереди. Вальд подумал: «Странная птица». Что подумала птица никто не узнал, она удалилась неспешно, презрительно поглядывая на встреченного, даже не потрудившись испугаться. Вальд, пожал плечами и, поглядывая на светила, пошел дальше и дальше, но ничего похожего на описанные ведьмой круговины так и не встретил.

И, когда Прим коснулся горизонта, повернул назад.

Янина отправилась в пустыню. Ей нужно было лишь следить, чтобы Прим все время был по левую сторону. Ведьма шла, чутко прислушиваясь к окружающему, стараясь не пропустить никакого знака, если он все-таки будет подан. Ей были ведомы все обитатели песков, поэтому на живность, что выползала навстречу остывающему воздуху, Янина внимания особого не обращала.

Ее путь также, как и путь астронома, прошел без приключений. Ничего не найдя, почувствовала лишь, как ослабевает зов круговин, ведьма повернула назад еще до того, как первое светило приблизилось к горизонту. Смысла идти дальше не было. Она лишь понадеялась, что ее спутникам повезло больше. Или надо было просто разрыть песок возле оазиса — там зов был наиболее силен.

И как она до этого не догадалась с самого начала!

Хирдманну Прим должен был греть правую щеку. Воин шел по пескам тем особенным шагом, который не позволял подкрасться усталости. Отшагав совсем немного — по его меркам — хирдманн почувствовал, что не может поставить ногу, словно мешало что-то незримое. Пошарил впереди руками — по воздуху — стена какая-то, невидимая, но плотная. Попробовал найти границу, прошел по кругу. И тут его осенило: вот она, эта круговина, мать ее! Повернулся, решив поспешить обратно, чтобы успеть подготовиться, пока астроном и «она» вернутся. Поднажал и таки смог наступить на песок круговины, невидимая стена стала податливой, пустив его ногу.

Воздух заискрился, запахло грозой, в ушах появился гулкий шум, хирдманна развернуло спиной, невидимая рука толкнула его вперед и он упал. При падении хирдманн ударился затылком о странный камень синего цвета. Воин замер, раскинув могучие руки, потеряв от удара сознание. От падения могучего тела взвихрился песок, и обнажились остальные камни. Как и говорила Янина — черный, красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой и синий круги. Черный самый маленький, остальные вкруг него, постепенно увеличиваясь по мере приближения к внешнему кругу.

Хирдманн начал приходить в себя, но не мог пошевелить и пальцем, не мог даже захрипеть. Лежал, глядя на первое светило, уже коснувшееся горизонта, с присвистыванием вдыхая и выдыхая быстро остывающий воздух.

Вдалеке послышался невнятный шорох. В поле зрения попали фонтанчики песка от копыт лошадей, тех самых, что могут пройти Крогли без остановки. В голове застучало беспрерывно: нет, нет, нет, нет. Хирдманн догадывался, что его бывшие собратья могут узнать, что он жив, что живы те, кто должен вернуться к Всемогущему. Что его, хирдманна служение Олафу понято им превратно, и он не должен был помогать беглецам. Что нужно было не вступать с ними в сговор, а давно, еще тогда в Красных башнях доложить суприму о заговоре и получить вечную благодарность Всемогущего. Но нет, имперский пес вбил себе в голову, что божество может ошибиться, чужестранцы могут быть полезны Крамбару и не в качестве игрушек. Хирдманн должен был давно убить песчаную ведьму, ту, что осмелилась спасти ему жизнь. Тьфу, хирдманн окончательно запутался и, так как все равно ничего сделать не мог, решил смиренно лежать и дожидаться свершения судьбы. Огорчало, что не сможет убедить бывших собратьев в том, что таким образом он служит Олафу — не сможет даже произнести приветствия. Ждать оставалось совсем недолго — песок, ставший розоватым в свете заката, взлетал под копытами все ближе…

Янина, поначалу шедшая не спеша, размышляя о том, где же могут обнаружиться круговины, почувствовала неясную тревогу. Подумала о Вальде — нет, с этим все в порядке, он тоже ничего не найдя, возвращается к оазису. А вот мысли о хирдманне стали путанными, ведьма не смогла увидеть, где он и что с ним происходит. И это незнание заставляло быстрее передвигать ноги. Что-то темное, поднявшись в мыслях, шептало ведьме: «Что тебе этот хирдманн? Зачем торопиться? Чтобы помочь извечному врагу всех ведьм? Он же из тех, кто заставляет рожать им мальчиков, из тех, что прогоняет едва живых рожениц в пустыню, лишая даже прощания с новорожденным? Ты же хотела его смерти, вот и пусть его, пусть сдохнет собака имперская! А Вальд и не узнает, ты же ничего не делала. И твои руки останутся чистенькими, и враг будет повержен. Умерь свой шаг, не беги, пусть судьба сама покарает ненавистного хирдманна…». Но Янина чувствовала, что хирдманн перестал быть ненавистным, перестал быть врагом. Хирдманн стал почти другом пустынной ведьмы? Неисповедимы пути дружбы. Но ведьма знала, что с того момента, как она согласилась помочь кровнику, после того, как перетащила Вальда и полумертвого хирдманна в оазис, после пережитой песчаной бури — она уже перестала быть прежней.

Вспомнились слова бар Катарины: «Если пришлось спасти кому-то жизнь, хоть кому, даже самому презренному человечишке, даже хирдманну — ты станешь навсегда привязана к нему, станешь в ответе за все то, что с ним будет происходить». И Янина побежала. Она бежала так, как бегала только один раз в жизни, тогда, будучи едва живой после затянувшихся родов, когда ее заметила бар Катарина и отправила сестер ей навстречу. Хотя и не было особой необходимости бежать, но Янина бежала падая, скользя по песку из последних сил, чтобы оказаться в кругу тех, кто может помочь, кто может спасти. И не только от физической боли, но и от одиночества, от жизни, что хуже смерти. И сейчас она чувствовала, что хирдманн стал ей почти кровником, и его тоже нужно спасти, иначе его жизнь станет хуже смерти…

Вальд уже подходил к оазису, когда услышал вопль, полный ярости и невыносимой злобы, подходящий какому-нибудь дикому зверю, исходивший из глотки взбешенной женщины. Симона освободилась от пут и жаждала возмездия, жаждала вернуть своё, или хотя бы отомстить похитителям в случае неудачи. Надо было спешить — а ну как Янина вернулась первой. Вальд, вернувшись к оазису, не увидел попутчиков, решил хотя бы подготовиться, достать сумки, чтобы без промедления отправиться в путь. Задачу осложнял неведомо откуда появившийся плотный туман, что клочками оседал на одежде, на песке. Вопль-визг, что доносился из глубины оазиса не смолкал, став лишь немного тише. Симоны не было видно. Пока. Вальд уже отрыл почти всю кладь, как заслышал шорох песка — кто-то бежал, бежал из всех сил. И это была Янина:

— Бери сумки и за мной! — она задыхалась от бега, слова звучали отрывисто. Вальд попытался остановить ее:

— Что случилось? Почему бегом? Куда бежать?

— Симона скоро будет здесь — это раз. Хирдманн в беде — это два. Достаточно веские причины бежать? Хватай сумки и понеслись!

— Отдышись! Я не смогу бежать с сумками и нести тебя.

— А, да, сейчас, — ведьма плюхнулась на влажный песок, туман разорванными клочками вихрился вокруг нее. Она закрыла глаза и затаила дыхание. Вальд с интересом следил за ритуалом, пытаясь понять, что ведьма делает. Через несколько мгновений, Янина открыла глаза. Выглядела она теперь совершенно по-другому: ясный взгляд, отчетливая речь, словно выспалась и плотно перекусила.

Она отпила несколько маленьких глотков из своей бутыли:

— Так лучше?

Опешивший Вальд смог лишь пробормотать в ответ:

— А раньше, почему раньше ты это?

— Ты хочешь спросить, почему я раньше так не делала, когда мне восстановиться надо было? Это работает только после физических нагрузок. А теперь нам в самом деле надо спешить.

Сгребли сумки и быстрым шагом отправились в ту сторону, куда до этого ушел своим особым шагом хирдманн.

Когда их следы уже остыли, а туман успокоился и вновь повис неподвижной кисеей, на тропинку вышла, озираясь Симона. Обшарив окрестности рядом с оазисом, она взвыла вновь: ее враги, ее смертельные враги, девчонка и эти два ее любовничка, ушли. Они ушли, уничтожив то, в чем были все её надежды, вся её жизнь! Как можно отомстить всем недругами, если нет подходящего оружия. Для одинокой ведьмы Симоны этим оружием стала её любимица, Книга Теней. Книга была всем для нее — семьей, которой никогда не будет, друзьями, кровниками — никого теперь, именно теперь она осталась совершенно одна. И Симона решила, раз она не может отомстить всем своим обидчикам, ей остается сосредоточиться на этой троице. Женщина взвизгнула еще раз, вдохновляя и ободряя себя. Вернулась в оазис — надо было теперь составить план, и, не торопясь, отправиться по следам этой троицы. Спешить ей некуда, только глупцы торопятся в пустыне. Песок ей поможет. За время, проведенное в Крогли, Симона научилась читать любые следы, находить все и всех, кто или что прошло, пролетело или проползло перед ней, пусть и давно.

Хирдманн провожал угасающим взглядом багровый синяк заката. Из уголка рта на песок тянулась тонкая ниточка слюны, на щеку налипли песчинки. Конники, добравшись до него, спешились, попинали для верности, удостоверились, что двинуться он не может. Наткнулись случайно на невидимую стену, в последних лучах разглядели круговину, попятились в священном ужасе и заспорили. О чем препирались — непонятно, хирдманн слышал их голоса неясно, словно в уши налилась вода. Спорили достаточно долго. Темнота уже спустилась на пустыню и укрыла пески. День сменила ночь, резко похолодало. Хирдманн почувствовал, как с теплом в песок утекают последние крупицы его жизни, сознание мутилось — затылок до сих пор ломило от удара о камень. Голоса конников то приближались, разрывая слух, как гром, то отдалялись, становясь тише писка комара, что летает ночью над засыпающим, не кусает, но и спать не дает. Когда стало совершенно темно — наступила ночь новолуний и черноту неба разбавлял лишь далекий свет холодных звезд — ведьмина круговина осветилась. Каждый круг сиял своим собственным светом.

Яркие радостные цвета, лишь сердцевина казалась темным шевелящимся провалом. Зрачки хирдманна расширились, он приготовился произнести слова прощания хотя бы мысленно, предчувствуя последний миг… Но что-то странное творилось неподалеку от круговины, на самой черте видимости, какое-то едва заметное шевеление. Всадники решили не спешить, разожгли костер, который воин видел краем глаза, и готовились перекусить. Хирдманн напряг слух, пытаясь определить, кто или что подползло к ним так близко, не всполошив тех, кто по праву считается одними из лучших следопытов Зории. И заслышал женский шепот:

— Ползи, хирдманн, ползи в круговину.

Но ни ответить, ни двинуться не смог. Из темноты вновь раздался едва различимый шепот:

— Ладно, жди тогда. Не смей нас покидать! Я помогу!

Надежда, последняя спутница всех обреченных, согрела хирдманна лучше всякого костра. Он попытался пошевелить хотя бы пальцами, но не удалось. Моргнул и решил покориться. Будь, что будет. Шевеление в темноте возобновилось, но в другом месте, возле лошадей. Чуткие скакуны забеспокоились, один из всадников отправился проверить, что происходит. И остался лежать рядом с лошадьми, неподвижный, хотя и живой. Его окликнули. Тишина, лишь в костре потрескивают едва слышно дрова. Лошади затихли. Хирдманны, что сидели возле костра, отступили за грань видимости, пытаясь разглядеть, что происходит. Но глаза, так долго смотревшие на пламя, не могли быстро адаптироваться к темноте. Поэтому имперские псы вскоре присоединились к своем неподвижному товарищу. Янина взяла поводья, прошептав что-то стреноженным лошадям, потянула их за собой.

— Пойдем, лошадки нам пригодятся. Твой друг не может шевелиться. И тебе придется дотащить его до круговины. Сейчас, со мной, вас пропустят. Хирдманн пытался дотронуться до камней днем, один и без ведьмы.

Вальд с трудом приподнял тяжелое неподвижное тело, несколько раз окликнул своего спутника:

— Эй! Дружище, ты, вообще, жив? Или не стоит тащить твою дохлую тушку с собой? — вгляделся в неподвижные черты лица, и в глазах заметил лукавый отклик на свою шутку, — Я тебя уже который раз на себе тащу. Если еще и с ложки кормить придется, так я самую маленькую возьму, чтобы ты хоть весил поменьше. Раз тебе понравилось на мне ездить, так хоть не так тяжело будет, — Подтянул тело товарища к синему кругу, взял руку, протянутую Яниной, и шагнул в круговину, таща хирдманна за собой.