Белое безмолвие, куда ни кинь взгляд… Белоснежные поля, от блеска которых глаза сначала слезились, а теперь все плывет. Кто бы мог подумать, что и среди снежной пустыни могут возникнуть миражи… Вальд и хирдманн вышли из поселения син, когда солнце этого мира еще только взошло. На грязно-сером небе сияло лишь одно светило, что было так непривычно. Но светило оно достаточно ярко, и день был довольно теплым, хотя снег не таял. Астроном и хирдманн шли по крепкому насту, по которому идти было легче, чем по почвенной дороге. Холодно им не было. Янину закутали во все теплое, что у них было, и что не могло потревожить ее многочисленных ран и она уснула, убаюканная мерной поступью нового друга. Когда астроном осматривал ведьму, ему показалось, что она выглядит гораздо лучше, но решил, что ему показалось. Солнце было уже в зените, когда наст закончился. Дальше идти стало гораздо труднее — с каждым шагом путники проваливались почти по колено в пушистый снег. А кругом не было ни деревца, из которого можно было бы изготовить хоть какие-нибудь приспособления для ходьбы.

Вскоре они оба, даже не знающий устали хирдманн, выбились из сил. Пыхтя и обливаясь потом, шли еще какое-то время из последних сил. Потом Вальд повалился в снег и взмолился о привале.

Хирдманн как-то нервно хихикнул и рухнул в снег, стараясь падать аккуратно, чтобы не причинить вреда девушке, спавшей у него на руках. Постелили на снег похищенные из хижины верховной плащи, так удачно попавшиеся под руку, и уложили Янину. Она приоткрыла заплывший глаз, пробормотала что-то и снова уснула.

— Вейлин, может тут остановимся? Надо придумать что-нибудь с ночлегом, с костром. Янина нам с этим сейчас не помощница. Придется рассчитывать только на себя. А жечь нам нечего. Тут в этом снегу ни щепочки нет.

— Есть. Только искать надо внизу.

— Как так внизу?

— Здесь все время почти снежит и пуржит — какие дрова могут быть на поверхности? И хижину из этого снега не построить — эта рухлядь на кирпичи не порежется. Надо рыть вниз. Там могут быть дрова. А в яме можно заночевать, — сказал и замолчал, словно стыдясь своей разговорчивости.

— Ага, а если снег пойдет, для нас троих и могилку копать не надо. Из этой ямы сразу премиленькая будет. И глубоконькая.

Хирдманн пожал плечами, мол, я что мог — предложил, а ты думай.

— Ну ладно, рыть так рыть, все равно больше ничего пока не придумаешь.

И они начали рыть. Углубились примерно на половину человеческого роста, снег начал менять окраску — из белоснежного становясь все более и более темно-серым. Пока не стал совершенно черным. Нет, он не стал почвой или чем-то еще, он просто стал черным снегом. Он также таял в руках, становясь водой, но и вода была черной, едва прозрачной. Друзья переглянулись и продолжили. Когда в яме уже мог скрыться хирдманн, наткнулись на какую-то ветку. Тянули ее тянули, но никак не смогли добыть. Рыли еще, войдя в азарт. Янину стаскивали по мере углубления в сугроб, побоявшись оставить ее снаружи, делая для нее что-то наподобие полки. На белой равнине ох как далеко видно.

Ветка оказалась частью дерева, которое становилось все мощнее по мере продвижения к его корням. И дерево было таким крепким, что ни руками, ни ножами добыть дров не удалось. Вальд предложил просто поджечь его, если не будет другого выхода. Янина вздрогнула во сне да так, что выпала из ниши, в которой спала. Одеяла и тряпки свалились с нее. И мужчины в изумлении уставились на нее. То тело, которое они так бережно укутывали и несли, боясь, что каждый вздох может стать последним, истерзанное, избитое и униженное тело — оно исчезло. Вернее, не исчезло, а полностью исцелилось. Янина стояла, слегка пошатываясь, босыми ногами на снегу и под ее ступнями образовывались сначала лужицы, а потом небольшие ямки, она словно погружалась в сугроб. Быстро-быстро бормотала какие-то фразы на незнакомом языке, потом замахала руками в отвращающем жесте, который они уже видели, когда песчаная ведьма боролась с Симоной. Потом, перейдя на мирской язык, попросила не жечь деревья здесь ни в коем случае.

Хирдманн более равнодушный к женской красоте, и поэтому более сосредоточенный, накинул на девушку одеяло, стараясь укрыть ее. Одеяло сначала задымилось, потом появились язычки пламени и в центре образовалась дыра. Путники в изумлении уставились на это новое явление.

Огонь потух сам собой. А на Янине оказалось пончо — пусть не такое красивое, как у мирских купцов, но такое же теплое и практичное. Хирдманн хмыкнул — вот же чудеса-то. Вальд предположил, что син оказались куда слабее и не смогли лишить колдовских сил их спутницу.

Видимо, сила син заключалась в волосах, а у песчаных ведьм были какие-то свои носители магического дара. Вальд вспомнил, что у всех снежных ведьм роскошные длинные волосы, даже у старух.

— Ха! Мы может быть и не останемся без огня.

— Ну и если даже без огня не останемся, то без ужина точно останемся, — буркнул хирдманн.

— Утром ты был рад просто ноги унести из того проклятого поселения, а теперь вместо тебя пузо заговорило? — подмигнул Вальд, — Эх, жаль здесь речки нету, а то мы бы с тобой рыбки наловили.

— Как бы нас самих не наловили.

— Да ладно, не бурчи, уж я-то знаю, что ты совсем не такой угрюмый воин, каким хочешь показаться, а, Сын волка? — после того, как астроном узнал имя попутчика, он все время пытался его произносить. Даже напевал в такт шагам, когда они топали по насту: «Вэйлин, Вейлин, Вейлин…», на разные мотивы и разными голосами, пока хирдманн вежливо не попросил его заткнуться. Но и после этого в мозгу писклявый голосок не перестал напевать ту же песню.

— Слушай, а если мы сейчас Янину разбудим, она нас не отправит куда подальше? К ее «подружкам» син?

— Зачем ребенка будить? Пусть отдыхает. Все равно делать нечего больше. Рыть дальше — незачем.

— Почему это?

— Да просто потому, что нам костер разжечь нечем. У нас ни огнива, ни кресала, ни других каких зажигательных устройств нет.

— А зачем ты тогда рыть согласился?

— Чтобы не стоять и не отсвечивать посреди всей этой белизны, вот зачем. Сейчас мы хоть в яме прячемся, издалека-то нас теперь не видать. И мало ли откуда тут яма взялась, а кто близко подойдет, то мы и сказать можем, что, мол, мы вырыли, а вы зачем интересуетесь? А будут дальше настаивать — можем и поближе познакомиться, на расстояние лезвия моего ножичка…

— Слушай, Вейлин, ты для хирдманна слишком разговорчивый что-то сегодня? — и едва успел уклониться от внушительного снежка, который иначе попал бы прямо в глаз и ходить бы Вальду с разукрашенной физиономией, если бы не его реакция.

— А тебе нравится прежний хирдманн, который только знаками объяснялся?

— Нее, я теперь твое имя знаю, я для тебя почти что ваш этот, как его, Всемогущий ваш. Ты ж мне друг теперь, на всю оставшуюся, — Вальд внезапно стал серьезным, встал, склонился перед опешившим воином так, как кланяются в знак глубочайшего уважения, — И я желаю тебе бесконечности Новолетий!

Хирдманн потупился, он видел эти поклоны мирян, но никогда не мог предполагать, что и ему будут оказывать такое почтение, ему имперской собаке, сотворенному Олафом… Да уж, встреча с астрономом полностью изменила жизнь хирдманна по имени Вейлин.

Вальд, чтобы нарушить затянувшееся неловкое молчание после его поклона посетовал, что им бы хоть снег натопить и попить, надо было, пока одеяло горело, хоть что-нибудь зажечь.

— Ага, твою дурную голову поджечь. Ложись спать, я покараулю пока. Ближе к ночи очнется наша ведьма и сообразит насчет костерка, — предложил хирдманн.

Вальд поворчал еще немного для порядка, а потом завернулся в еще одно утащенное у син одеяло, прилег на сумки, и неожиданно для себя очень быстро уснул. Хирдманн уселся между ними, привалившись к снежной стене и задумался о тех переменах, что случились с ним, после того, как он покинул Крамбар. Даже то, что он об этом задумался, уже само по себе было громадной переменой, которые начались тогда, среди песков, когда они похитили рыжую девчонку, ту, которую стерег Несущий меч, ограбили его и бросили в Крогли. А юнец выжил, выжил и извернулся так, что попал в замок аж к бухану. Вейлину почему-то врезались в память глаза Вальда — когда он увидел, что случилось. В этих глазах плеснулись обида и удивление, но не было ни капельки страха. И не было отвращения, которое испытывали все, с кем только приходилось сталкиваться взглядами. Олаф Всемогущий никогда не смотрел на своих верных псов, слишком много чести — чтобы божество удостоило взгляда свое не самое удачное творение. Только Супримы могли похвастаться, что Всемогущий хоть как-то на них смотрит. А этот мальчишка — мало того, что он спас хирдманну жизнь и честь, сейчас он еще и кланяется хирдманну так, словно тот обычный человек, да еще и говорит, что происхождение особой роли и не играет, если ты сам чего-то стоишь. Было отчего задуматься.

Стемнело очень быстро и над ямой послышались завывания — то ли ветра, то ли преследователей. И как ни жаль хирдманну было будить своих ребятишек, так он начал их про себя называть — «мои ребятишки», но пришлось. Сначала поднял астронома, который проснулся быстро, едва почувствовал прикосновение. Потом вместе подошли к ведьме. Янина, как оказалось, уже давно не спит. Она лежала с открытыми глазами и вслушивалась в вой, стараясь определить, происхождение звуков. Со своей импровизированной лежанки встала легко, словно и не было у нее тех ужасных ран. Закуталась в одеяло-пончо:

— Холодновато тут, мне бы еще какую одежку, а?

Вальд порылся среди похищенного, нашел штаны, что-то типа теплого белья, и мягкие сапожки:

— Полезно быть полукровкой. Только жаль, что вторая половина моей крови — не от купца, я бы больше утащить смог. Хотя, хотя тогда бы пришлось предлагать им торг, а у нас на тот момент мало, что из нужного для син было, — болтал не переставая, стараясь заглушить безмерное удивление. Вальд думал, что им придется нести ведьму еще много дней, пока она поправится, ан нет. Янина, словно услышав невысказанный вопрос, пробормотала, прилаживая на себе чужую одежду:

— Если бы ведьмы не могли так быстро восстанавливаться, они бы все попередохли. Выжить сложновато после того как родишь, и тебя выставляют за ворота Крамбара — в одних тонких рубашках, и за то спасибо. Так вот те, кто умирал — вот они син и есть, если вы еще не поняли. А я — песчаная ведьма, бар Янина, так что — вот, — и подняла к нему свое лицо.

В лунном свете, который, пробившись сквозь низкие снеговые тучи, внезапно осветил все и вся, что было в их яме, это лицо показалось невыразимо прекрасным, и Вальд почувствовал, как поплыл под ногами Второй круг, и стало все равно, что им предстоит потом, самое важное было сейчас — этот самый миг. Самое главное — это то, что Янина смотрит на него и смотрит с неизбывной нежностью, которую астроном смог разглядеть в эту темную холодную ночь. Она повязала бритую голову темной тряпкой вместо платка, ее глаза казались совершенно бездонными.

Вальд подумал, что в них-то он и утонет, пытаясь достать шаловливую искорку, ту, что на самом дне. Хирдманн кашлянул, привлекая внимание:

— Нам бы поспешить. Вой этот мне не нравится. И он становится ближе.

Вальд вздрогнул, наваждение исчезло. Янина, виновато усмехнувшись уголком рта, опустила глаза.

Засуетились, собирая то немногое, что у них осталось. Выбрались из ямы и огляделись.

Одновременно рухнули в наметенные сугробы, подняв небольшие облачка снежной пыли.

Одинокая луна светила ярко, освещая все вокруг. Уцелевшие охотницы син с чудовищного вида псами шли по их следу. Путники замерли, не зная, что предпринять. В голове у Вальда с бешеной скоростью сновали мысли. И вот, вроде что-то похожее на план промелькнуло в сознании:

— Янина, где круговины?

Ведьма замерла, прислушиваясь к чему-то невидимому для них, потом твердо указала направление — впереди и чуть вправо. Вальд с сомнением разглядывал равнину с предполагаемыми круговинами. Снегу там было столько, что поле выглядело идеально гладким — ни впадинки, ни горки, ни кустика. Эх, была-не была. Другого-то ничего все равно нет.

— Побежали! И бегите так, как никогда не бегали. Нам надо успеть вступить на эту ровнушку до того, как они нас настигнут. Сами знаете, если они нас поймают — мы сами будем умолять, чтобы нас просто убили.

И они рванули, несясь по рыхлому снегу, падая и поднимаясь. Ну, кто рванул, а кто почти поплыл.

Хирдманн с жалостью оглядывался назад, видя жалкое барахтанье ведьмы в сугробах, которые были ей почти по шею. Вейлин сгреб ее в охапку и посадил себе на плечо. Потом догнал Вальда, который хотя и был повыше, но тоже «плыл» в снегу, закинул на другое плечо. Астроном и ведьм, шумно переводя дыхание, пробурчали, что они-мол и сами могли.

— Сами, сами, только так быстрее. Эти сучки, они-то по снегу бегут, им рыхлость не мешает. Да и собачки у них, похоже, не чета даже нашим крамбарским, которых специально на людей натаскивают. Вальд скомандовал:

— Тогда вот что, я буду считать, а когда скажу «Стоп», ты должен остановиться сразу. Сможешь?

Хирдманн кивнул, продолжая разрезать снежные завалы могучим плечом. Вальд начал считать и дошел уже почти до сотни, когда вой приблизился так, что стало слышным и улюлюканье син, преследовавших их. Янина узнала вопли Морганы, вздрогнула, вот сучка живучая:

— Вальд, если у тебя есть план, самое время ему последовать. Если они нас догонят, пусть лучше Вейлин меня своим ножиком отправит к Аастру, чем снова оказаться у них.

— Рано, рано. Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один, девяносто два, — лай все громче, уже и охотницы визжат от предвкушения, все ближе и ближе. Уже слышны ругательства и проклятия, что изрыгают син, призывая темные силы трех кругов и хронилищ на головы беглецов.

— СТОП! Стой, хирдманн, — вопль Вальда слышен, наверное, во всем Втором круге. Хирдманн резко останавливается, пошатываясь. Преследовательницы летят вперед — к их ногам привязаны снегоступы, у собак — лапы широкие, приспособленные к бегу по любому из видов снега — они не могут так резко остановиться и несутся вперед, обогнав стоящих чужаков. Еще один шаг и что — то впереди словно мягко вздохнуло, громадная масса снега ухнула вниз, увлекая преследователей за собой. Визг, жалобный собачий лай, треск, и это нечто теперь также мягко выдохнуло, сдув вблизи весь рыхлый снег, разметав сугробы. Хирдманн с нескрываемым уважением уставился на Вальда:

— Откуда ты знал?

— Я не знал, я подумал, что как-то тут слишком ровно. Скорее всего, должен здесь быть какой-то овраг, что ли. Ну и оказался прав. Не все же этим син везуха!

— Тьфу, — хирдманн сбросил астронома с плеча.

— Что? Что не так?

— И ты вот поэтому придумал бежать? А если бы не было никакого оврага?

— Я его чувствовал. Подумаешь, у нас все равно никакого другого выхода же не было. Бежать надо было, поэтому какая разница, знал я или нет?! — возмутился Вальд.

— Ребята, ребята, смотрите, — Янина стукнула хирдманна по макушке, — Да смотрите же!

И верно, посмотреть было на что. Обвал обнажил то, что заменяло в этом месте почву. И это были круговины. Везде были только круговины. В отличии от круговин Первого круга эти были полностью черными. Круговина с концентрическими кольцами переплеталась внешним кольцом со следующим, и так — до бесконечности. Весь Второй мир оказался покрытым круговинами.

— Да, да, я вспомнила, это было в той книге, ну в той, которая была у Симоны! Когда она горела, я разобрала на открывшейся странице рисунок — это те самые круговины. Весь Второй круг покрыт снегом, чтобы случайно не оказаться в Третьем круге! Син знали об этом, поэтому и обсмеяли меня, когда я просила их помощи в поисках. Вы готовы?

Хирдманн и Вальд кивнули, не сговариваясь — здесь ловить было нечего, ни воды, ни еды, ни тепла. Безопасность — сомнительна, не вернулись эти охотницы, мстительные и живучие син отправят других. В Третье круге — неизвестность, но хотя бы есть какая-то надежда, что хуже не будет.

— Держитесь! — Янина вскрикнула так, как она кричала, читая заклинания. Сейчас она не колдовала, она лишь могла надеяться, что круговины, распознав в ней ведьму, пропустят ее и спутников, и принесут их именно туда, куда они хотели попасть. Хирдманн взял Янину за одну руку, Вальд — за другую. Они шагнули вперед, в первое кольцо, зажмурившись. И ничего не произошло. Шагнули еще, остановились, Вальд аж плечи приподнял от ожидания очередной пакости от этого круга. Но опять — ничего. Третий раз шагнули широко, стараясь попасть в центр — и провалились в багрово-черное нечто, их подхватил теплый вихрь и понес куда-то. Стараясь не расцеплять руки и держаться вместе, путники зажмурились — когда их куда-то принесет, то на первых порах может и не стоит этого видеть…